Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Эпилог "Черного дома" 3

Юрий Леж

Форма: Роман
Жанр: Фантастика
Объём: 18420 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Окончание романа.


38
………………………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………………………
39
– Ваше превосходительство…
В дверях показалась прилизанная, аккуратно постриженная темноволосая головка референта, и Голицын с непонятной для самого себя тоской вспомнил Машу. Жаль, конечно, что пришлось перевести девушку с секретарской должности, но должна и простая секретарша продвигаться по карьерной лестнице, а вот взамен… ничего не поделаешь, не положено генералам иметь в личных секретарях женщин, тем более таких молодых. Да и вообще, секретарша генералу не положена, а положен референт мужского пола в чине не меньше поручика. А на должности начальника Департамента, каковую князь Голицын занимал уже не первый год, положен был не простой референт, а целых три: старший и два младших, – да еще и секретариат, в котором как раз девчонки по возрасту под руководством матроны, годившейся им в бабушки, и захлебывались в безбрежном бюрократическом море входящих-исходящих, ДСП, секретно, совершенно секретно, абсолют и прочих многозначительных грифах на бумагах.
– …разрешите?.. – продолжил от дверей референт.
– Входите, Пал Аркадьич, докладывайте, – кивнул Голицын, даже не замечая, что кивок у него получается генеральский, милостивый.
Впрочем, бывший подполковник, а нынешний генерал-майор Жандармского Корпуса никогда не относился к подчиненным, да и вообще к обслуживающему его персоналу, а так же людям простого звания свысока или снисходительно. Еще в ранней молодости, взяв себе за пример одного из персонажей известного романа графа Толстого, он с годами оказался «в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были».
– Поручик Синельников ждет приема… – едва только не выдав шипящее «с-с-с» после глагола, излишне, казалось бы, подобострастно доложился референт. – По вашему предварительному вызову…
«Менять этого поддакивающего надо, – неприязненно подумал генерал. – Ведь мог бы и попросту сказать: «Ждет «нарк», которого я же и просил зайти…» так нет, разводит форменную китайскую церемонию с многозначительным докладом…»
– .. пять минут ему выделено… – закончил референт.
– Почему же так мало? – удивился Голицын. – Для своих-то можно и без этого… лимита?..
– Дисциплина, – склонил голову, чтобы спрятать глаза, референт. – Должен укладываться.
– Приглашай, – кивнул генерал, хотя по всем канонам канцелярского общения он просто обязан был спросить: « А что после того?» и хоть немного порассуждать на тему, как трудно бывает четко распланировать все мероприятия в течение дня, и как он ценит своего референта, обладающего таким умением.
Но Голицыну не хотелось придерживаться негласного этикета с этим прилизанным референтом, внушающим антипатию.
Слегка обиженный референт нарочито не торопясь покинул кабинет, чтобы через пару секунд вместо него объявился поручик Синельников, по первому же взгляду на которого можно было сказать, что этот человек пьет горькую едва ли не с собственного рождения. И дело тут не только в красновато-сизом носе, слезящихся глазах и набрякших мешках под ними. Вместе с Синельниковым в кабинете жандармского генерала объявился стойкий, многолетний запах перегара, пропитанного спиртом и никотином тела и свежего, едва ли не часовой давности, похмеления. Да и одет поручик был с той небрежностью, которая легко позволяет угадать сильно пьющего, либо пребывающего в запое человека: помятый, когда-то бывший модным, костюм, потрепанные манжеты рубашки, заляпанный чем-то жирный и подвергшийся небрежной чистке галстук.
– Здравствуйте, ваше превосходительство! – старательно шмыгая носом, поприветствовал генерала Синельников. – Просили зайти?
– Присаживайтесь, Сергей Петрович, – Голицын указал на гостевой стул возле своего стола, но подыматься навстречу и уж тем более подавать в знак приветствия руку не стал.
С первого же шага в генеральском кабинете Синельников повел себя так, будто ему совершенно и глубоко безразлична собственная судьба и для её, судьбы, хотя бы частичного улучшения он не будет предпринимать никаких шагов, особенно в выказывании особого почтения начальству. Впрочем, откровенным фрондерством это пока назвать было также трудновато, пожалуй, больше смахивало на легкое нахальное бахвальство, основанное на народной мудрости: «После смерти не убьют, дальше Сибири не пошлют». Видимо, сам Синельников в своем Департаменте как раз и прибывал в «Сибири». Во всяком случае, никакого «священного» трепета перед лицом начальства, так ярко подчеркиваемого генеральским референтом, в поведении оперативника из Департамента наркоконтроля не было заметно, и вряд ли это было вызвано отсутствием прямого подчинения, ведь все же прекрасно понимают, что любой начальник в любой момент может оказаться и твоим непосредственным…
– Давайте по порядку, но без излишних подробностей, – старательно не обращая внимания на вольготную позу присевшего Синельникова, попросил генерал. – Понадобятся подробности, я переспрошу…
– Слушаюсь, – кивнул поручик. – Значит, это дело началось с полгода назад. Засекли через агентуру нового распространителя опия. Причем, по сравнению с другими, ничем иным он не торговал, только опием. А поскольку объем продажи был небольшой, да и что такое опий в сравнении с героином и кокаином, который стараются протащить через наши губернии дальше, в Европу, то и разрабатывали торговца ни шатко, ни валко…
Были, конечно, с самого начала определенные странности, но – как бы в рамках все. А потом – случилось убийство, вы-то, ваше превосходительство, думаю, наслышаны, весь Корпус об этом деле знает, про двух блондинок. Но суть-то в том, что убийство случилось бытовое, на почве, так сказать, ревности, а убили того самого наркоторговца, которого мы пасли. И убили-то, как на грех, перед самым получением очередной партии опия. Схема там была простая. Кто-то закладывал в камеру хранения на вокзале рюкзачок с отравой, а этот Глаголев забирал, продавал и позже расплачивался с поставщиком.
Повторюсь еще разок, что объемы были маленькие, особо сам продавец нигде не светился, вот и вели дело не то, чтобы с ленцой, но без особой спешки, пока, значит, убийства не случилось. Из-за него-то и активизировались все. Выяснили: поставщика опия из агентуры никто не знает. Ну, да ладно, не в первый, небось, раз, тем более, товар в закладке, надо брать и ждать контакта с требованием оплаты.
Пока разбирались с этими блондинками, сами, наверное, помните, какая замороченная история получилась, успели выяснить интересную деталь: закладки товара поставщик делал на разных вокзалах, и нигде, ни один кладовщик в камерах хранения не запомнил того, кто сдавал всегда однотипные рюкзачки с опием. Вот самого покойного Глаголева запомнили шестеро из одиннадцати человек, опознавали уверенно. А поставщика… половина кладовщиков даже не вспомнила, мужчина это был или женщина.
С этого, пожалуй, все и началось. А потом, дернула же меня нелегкая отдать на экспертизу кусочек того самого опия, из закладки. Причем, не просто в общую лабораторию, там оказалось долго результатов ждать, какая-то запарка была, а – в экспериментальную, особую. У меня, надо сказать, там знакомец старинный работает, он и пособил, а так бы ни в жизнь туда не пробиться.
Вообщем, через пару дней позвонил мне сам начальник их, химик известный, да вот, может, и вы, ваше превосходительство, слышали про Варенцова, так вот, позвонил и обругал по-всяческому, чтобы, дескать, перестал валять дурака. А я и не понял – почему? Ну, отругался он и затребовал меня к себе со всем, значит, грузом. Почти три дня они с этим опием в лаборатории возились, даже кое-кто там и ночевать оставался, самолично видел, а Варенцов так загорелся – за свой счет реактивы какие-то ценные покупал, потому как – лимит на них квартальный вышел. Я тогда еще подумал, что всё это не к добру.
Вот, значит, результаты и все формулы с обоснованиями я вам принес, здесь они…» – поручик похлопал по выложенной на краешек стола папочке неряшливого вида. Похоже было, что, использовать папку, как поднос, раскладывая на ней бутерброды к чаю, Синельников не стеснялся. И совершенно его не смутило, что в такой вот затрапезной обложке он передает документы высокому начальству.
– Поручик, а ты горькую не пить – пробовал? – неожиданно спросил Голицын, лишь слегка покосившись на папочку с бумагами.
Если и рассчитывал генерал выбить из колеи, растормошить или взбудоражить сидящего перед ним поручика, то внешне это никак не удалось. Синельников только рассмеялся, прилично и интеллигентно, едва приоткрывая рот, да еще и чуток отвернувшись от собеседника.
– Ох, как еще пробовал, ваше превосходительство, – не таясь, признал он. – И к врачам всяким ходил, и к бабкам деревенским, даже на богомолье пробовал… зароки всякие в церкви давал… ничего не помогает, однако. Вот только стоит увидеть своих-то подопечных, на последнем издыхании которые, кому еще две-три дозы остались в этой жизни… сразу душа непременно так возрадуется, что миновала меня чаша сия… и про всякое лечение и зароки забывается тут же…
Было в этом смешливом признании что-то этакое… заученное, нарочито бодрое и – одновременно искреннее, идущее от души. Голицын уловил и то, и другое… покачал головой, подыскивая, чтобы такое сказать в ответ, но так и не нашел нужных слов, кивнул вновь на папочку и спросил:
– А своими словами результаты химического анализа можно изложить?
–Своими словами совсем уж просто выходит, ваше превосходительство, – серьезно сказал Синельников. – Синтетический опий, практически не отличающийся от натурального. С различными примесями…
Поручик замолчал, выдерживая паузу, дожидаясь очередного вопроса от генерала, который, ясное дело, был не вполне в курсе наркотических тонкостей, но – Голицын промолчал, вызывая «нарка» на дальнейшую откровенность.
– Не делают такого у нас… Конечно, вон, кокаин наловчились синтетический гнать, – продолжил Синельников. – Но – опий… в лабораторных условиях делали, конечно, но все-таки ж не опий, а морфий и героин. Опий-сырец, как, к примеру, железную руду, смысла-то нет синтезировать. Если делать, то уж конечный продукт – чугун, сталь. Ну, или вот по нашим делам – морфий, героин. Вот только удовольствие это оказалось шибко затратным, ну, дороговато выходит, если в лаборатории. Просто мак вырастить, перегнать в опиум и дальше в морфий, героин… при всех затратах на транспортировку, при всех полицейских рисках… дешевле в сотни раз выходит.
А тут – синтетический сырец, да еще и не в лаборатории, в граммах, а, как оказалось, на рынке, десятками кило. Нонсенс. Вот потому и ругался на меня господин Варенцов, что решил сперва, мол, розыгрыш это какой-то неудачный. Да, и еще… там, в пробе, среди примесей огромный процент иридия оказался. Ну, то есть, процента там десятые доли, но металл такой, что его на Земле поискать еще… а тут – в простом, казалось бы, опии, такое количество… То ли при синтезе этот иридий использовался, как катализатор, то ли еще каким образом он в наркоту попал – непонятно».
– Ваш вывод? – неожиданно вновь перешел на «вы» Голицын, понявший, что говорить о своем неожиданном открытии поручик может часами вовсе не потому, что по природе такой он человек говорливый, а из простого желания ввести постороннего человека в курс дела получше, посвящая в конкретные детали.
– Ох, лучше бы вы не спрашивали, – недовольно поморщился Синельников, открыто уже пренебрегая жандармским этикетом. – Вот я своему начальству выводы сказал, а меня – к вам отправили…
И снова поручик попытался взять паузу и опять ему не удалось перемолчать Голицына. Генерал категорически не желал задавать ненужных, наводящих или риторических вопросов, которые так любит задавать всякое начальство.
– Неземной это опий, – пожав плечами, все-таки высказался поручик. – Кто и как его делал – сказать не берусь, но не на Земле. Или, во всяком случае, не люди. По всему так выходит. И химсостав опия – последняя, можно сказать, капля в подтверждение.
– Значит, неопознанный никем поставщик, небольшой объем наркотиков, их синтетичность…
Голицын так же, как перед этим делал его собеседник, взял паузу, пользуясь своим генеральским положением, ведь не отвечать высокому начальству нельзя.
– …конечно, надо бы проработать потребителей, конечную, так сказать, станцию, – продолжил Синельников. – У нашего Департамента на такое ни сил, ни времени не найдется, а главное, желания с такими людишками разбираться, разве что – ну очень высокие чины среди них будут. Но – сомневаюсь я. А вот в том, что среди потребителей людишки очень и очень странные найдутся – уверен. Ну, это, если, конечно, как следует покопать…
– Значит, мысли о дальнейшем расследовании у тебя есть, остается только набросать план оперативных мероприятий и приступить к выполнению? – пытливо глянул на заерзавшего после таких слов на своем месте поручика Голицын.
– Это… вы меня что ж, к себе в Департамент вербуете? – все-таки решился спросить Синельников после минутного раздумья. – Так я не подхожу к вам… по моральному облику…
Генерал засмеялся, понимая, что хочет сказать жандарм. Среди прочих функций Особый Департамент занимался и внутренней контрразведкой, приглядывая за всеми работниками Жандармского Корпуса. И брать из другого Департамента на службу не раз и не два проштрафившегося по пьяному делу, засидевшегося в поручиках простого оперативника выглядело бы нонсенсом.
– Меня твой моральный облик не волнует, – твердо ответил Голицын. – И тебя я не вербую, и шпионить за своими товарищами не заставляю. Всего лишь – временно прикомандировываю, на период расследования дела о синтетическом опии. Я, поручик, без малого десяток лет в оперативниках прослужил, понимаю, что тебе сейчас легче всех работать по этому делу будет. И – плодотворнее.
Не сдержался все-таки генерал, похвастался перед низшим чином своими заслугами, но получилось, как бы, и по делу.
–… так что – иди сразу во второе отделение, это третья комната по коридору направо, представишься капитану Яшину, он пока там исполняет обязанности начальника. У них сейчас парочка столов свободных найдется. Посидишь до вечера, напишешь план мероприятий, а с утра – снова сюда, решим, что и кто конкретно будет делать по этому плану. Понятно?
– Так точно, ваше превосходительство! – вскочил со своего места уже по-военному и без всякой нарочитости Синельников. – Разрешите исполнять?
– Действуй, поручик, и – особо так ни с кем не советуйся и подробностями дела не делись… у нас это не принято.
«Вот дела-то… из огня, да в полымя, – подумал бывший теперь уже «нарк», шагая через генеральскую приемную на выход. – Эх, не зря говорят по Корпусу, что Голицын – штучка еще та, моментально во всем разбирается… Жаль только, ребята в Департаменте могут не так понять… да это уж не от меня зависит, как поймут, так и поймут… а вот у меня теперь руки-то совсем развязаны, что захочу по делу этому – всё возможно будет, хоть Патриарха допрашивай. Правда, в таких вот случаях говорят не «допрашивай», а «побеседуй», но суть не меняется от названия… Хоть в этом повезло».
И выпроводивший поручика из своего кабинета Голицын размышлял в том же направлении: «Удачно день начался, однако. С хорошего. Синельников этот, если б не пил горькую, давно в майорах ходил бы, есть у него и хватка, и ум. Как он сумел разобраться с опием… вот пусть теперь этот ум на пользу Особого Департамента потрудится…»
– Ваше превосходительство! Дневная почта, – в дверях кабинета вновь возник референт, но в этот раз не задержался надолго.
Мимо него, решительно оттесняя чуть замешкавшегося мужчину, в кабинет прошла совсем молоденькая девчушка лет двадцати, не более, стройненькая, курносая и улыбчивая. Одна из младших секретарей по имени Катерина всё чаще и чаще носила генералу скапливающиеся трижды в день бумаги: шифрограммы, докладные записки, распоряжения руководства, сводки происшествий, обзоры прессы. Чем уж она так влияла на генерала, никто не мог понять, но подружки-сослуживицы, и не только они, приметили, что у Голицына, после появления в его кабинете Катерины, всегда улучшается настроение, и с недавних пор использовали природное обаяние девушки в собственных, не всегда бескорыстных целях.
– Немного сегодня, – сообщила Катерина, выкладывая перед вставшим при её появлении Голицыным папочку с документами.
– И верно… – ответил генерал, рассеянно подхватив бумаги и делая вид, что тут же просматривает их.
Сам же Голицын искоса любовался девушкой, не очень-то хорошо понимая, что же такое на него нашло и почему так приятен каждый визит её в этот кабинет?
– Ваше превосходительство, – скороговоркой выпалила Катерина. – Я с вами посоветоваться хотела…
– Вот как? – сказать, что Голицын удивлен, значило бы не сказать ничего, ведь невольно пользуясь своим обаянием все больше для общественных целей, Катерина ни разу не переступала ту тонкую грань, что отделяла простую работницу секретариата от высокопоставленного чина Жандармского Корпуса, одного из полусотни жандармских генералов. – О чем же?
Вообще-то, Голицыну очень хотелось сразу, без раздумий, пообещать, что он с удовольствием примет участие в судьбе Катерины и постарается решить возникшие у девушки проблемы, даже личные, но… многолетняя привычка к сдержанности сыграла свою роль. Видимо, Катерина правильно поняла заминку генерала. Немного помолчав, будто собираясь с духом, она решительно выпалила:
– Странная история сегодня утром приключилась… Шла я на службу, как всегда заблаговременно, не торопилась, тут ко мне неожиданно подошел совсем мальчишка, лет может восемь-десять, одетый вполне прилично, на попрошаек беспризорных или хулиганье какое вовсе не похож. И говорит так серьезно: «Передай, кому следует…» и тут же разворачивается и убегает, будто бомбу мне подсунул, я даже испугалась немножко сначала-то… Вот только не бомба это была, а вот…
Девушка ловко извлекла из карманчика форменного френча только что упомянутую передачку, протянула её на ладони Голицыну и, заметив некое смущение и волнение, все-таки отразившееся на лице генерала, добавила:
– Я подумала, что сперва следует посоветоваться с вами… все-таки, я служу не в простом присутствии, и даже не районном или губернском отделении Жандармского Корпуса… мало ли, что это значит…
На ладони Катерины, занимая всего лишь её половинку, лежала отлично исполненная куколка, задорная фигурка деревянного мальчика, появившегося на свет из полена силой фантазии еще одного графа Толстого.

© Юрий Леж, 2011
Дата публикации: 30.06.2011 13:12:04
Просмотров: 2362

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 41 число 51: