Странники в ночи

Ариадна Радосаф

Форма: Рассказ
Жанр: Любовно-сентиментальная проза
Объём: 15740 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Осень, с которой все началось, была стремительной, яркой, сумбурной. Она ворвалась, как выстрелившее в потолок шампанское, затопила город немыслимым апельсиновым цветом, ударила в голову, опьянила новыми чувствами.
Юра был еще школьником, когда увидел ее впервые. Это было даже не смешно: десятый класс, первое сентября, урок литературы и новая учительница. Слишком тривиально, но абсолютно сокрушительно. Конечно, любовь встрепенулась с первого взгляда, хотя имелась и предыстория.
Приходилось ли вам замечать, как пробует кисть Судьба, делая мимолетные наброски самых важных событий задолго до того, как они становятся явью? Словно странные отражения будущего заранее отыскивают нас, еще незрелых и смешных, чтобы предупредить, подготовить, протянуть невидимый луч к тому, чего не дано избежать...
Он учился, кажется, в третьем классе, когда в музыкальной школе появилась новая учительница с таким странным и завораживающим именем: Рэна Клементьевна. Густые блестящие волосы, стрижка "паж", карие глаза-вишни. Ей было лет тридцать, но хрупкость и юность души превращали ее в молоденькую девушку, которой можно было любоваться и любоваться, посещая уроки игры на фортепьяно. Потом уже Юра хорошо понял выражение "предчувствие любви", а еще позже задумался и о странном смысле этой встречи, загодя отразившей будущее. Однако все это не имеет прямого отношения к нашей истории, лишь так, предчувствия, химеры, мимолетные касания ангелов...
Новая учительница литературы Полина Сергеевна была рыжеватой шатенкой с блестящими, густыми, очень красивыми волосами и стрижкой… Ну конечно. Это была та самая стрижка. "Паж". На сей раз глаза оказались янтарными, светло-карими. И опять он любовался. Глядел и глядел на уроках, слушал голос, ловил интонации, пропуская смысл мимо ушей. Однажды Юра решился дождаться ее после занятий и проводить до дому, выдумав историю о живущих по соседству друзьях. Потом стал изредка помогать носить книги и пачки тетрадей, после это стало регулярным. Ему было тогда шестнадцать, а ей - тридцать шесть. Та же непреодолимая пропасть, которая отделяла его в свое время от Рэны Клементьевны, те же долгие двадцать лет.
Но Судьба никогда не считается с тем, кто мы, где и с кем проживаем, как выглядим и когда изволили родиться. Она плюет на такие мелочи и открывает дверь пинком, не интересуясь, готовы ли мы, ждем ли визитов; летит на нас, словно лыжник с горы, сбивает с ног и с интересом наблюдает за попытками подняться. А может быть, наблюдает без интереса.

...Нас повело неведомо куда,
Пред нами расступались, как миражи,
Воздвигнутые чудом города... - на уроках Полина Сергеевна читала Тарковского, стараясь не смотреть в Юрину сторону.

...И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне...
И, Боже правый, ты была моя... - думал ученик и глядел на нее, не в силах отвести глаз от золотистых веснушек, светящейся изнутри кожи и мягких, почему-то тоже золотистых губ...
Осень гуляла по городу, устраивая тут и там маленькие оранжевые цунами, подымая волны опавших листьев и гоня их туда, к старому парку, через который пролегал ежедневный маршрут от школы до ее дома. Она осыпала своих протеже сухими листьями вместо лепестков роз и была вполне довольна содеянным, когда они шли в нужном направлении, то есть неведомо куда и неизвестно зачем...

* * *

Саксофон стонал от любви. На экране компьютера металась одинокая фиолетовая волна. Она извивалась синими и зелеными отсветами, падала и взлетала, растекаясь сонными брызгами и подчиняясь тихому очарованию джаза, лившегося из маленького светящегося окна, за которым не было ничего, и был этот невероятный, божественный мир.
Не выключая музыки, Юрий Борисович привычным движением щелкнул мышью, набрал пароль. Замелькали знакомые картинки любимого литературного портала, на который он набрел месяца два назад, блуждая в сети. Из ноутбука потекла новая мелодия. "Strangers in the ni-i-i-ight, - подпел он, закуривая и покачивая ногой, - та-ра-ру-ри-и-и-и-ра-а-а… Strangers in the night…"
-И впрямь, стрейнджеры… - пробурчал с усмешкой. - Странники в ночи… Блуждаем ночами, странно встречаемся, странно расходимся…
"Stranger. Моя страничка. Мои читатели - 541."
-Так… Посмотрим, посмотрим, - он улыбнулся, довольно поглядывая на свой новый псевдоним. Имена тех, кто заходил читать его стихи и рассказы, были хорошо знакомы Юрию Борисовичу. Кроме одного, отозвавшегося странной тревогой.
- Новенькая? - пробормотал он, раздумывая, щелкнуть ли по незнакомому нику, заглянуть, проявить любопытство или проигнорировать. Пальцы решили все за него, почти непроизвольно он щелкнул по имени "Аполлинария Чуднова".
-Посмотрим, посмотрим, что за Аполлинария такая… та-ра-ру-ри-и-и-ра… Ах ты, черт!
Вместо фотографии со странички неизвестной писательницы на него смотрел хорошо знакомый портрет. Почти забытый, ушедший в глубины памяти, стертый с обновленной поверхности жизни. Портрет принадлежал кисти неизвестного художника девятнадцатого века и назывался неопределенно: "Уездная барышня". Никаких следов личностей, имен, отзвуков пролетевших жизней, кроме этого изображения, на которое он когда-то случайно наткнулся в школьной бибилиотеке, а потом показал Полине. Они тогда упоительно долго рассматривали его, Юре казалось, что барышня удивительно, удивительно похожа на Полину Сергеевну, а она смеялась и говорила, что это идеализированный образ, недостижимая мечта, "Прекрасная Дама", словом, химера… Он даже вырвал тогда страницу из библиотечной книжки и ведь хранил, держал потом под стеклом на своем письменном столе…
Юрий Борисович резко приподнял стекло и вытащил из-под него календарь с красивым пейзажем. Под календарем лежало несколько пожелтевших картинок, и среди них - "Уездная барышня" со смешливыми янтарными глазами. Он разгладил книжную страничку, положил обратно, но поверх календаря, сравнил с изображением на экране.
-Все же вылитая Полина, - прошептал он, неизвестно чему улыбаясь. - Да-а… Встретить бы ее сейчас… Ту, прежнюю…
Он стал изучать страничку Аполлинарии Чудновой, прочел все стихи, миниатюры, рассказы, восхитился легкостью и остроумием ее прозы, яркостью и изяществом стихов. "Автору лет тридцать, - думал он, читая, - не больше. А то и меньше. Наивная и непосредственная… И как похожа, как, все-таки, похожа…"
Самому Юрию Борисовичу недавно исполнилось пятьдесят. Он часто думал, как быстро и глупо пролетела жизнь, предложив ему, как хитрый торговец, залежалый товар в виде нелюбимой работы и такой же нелюбимой жены. А он и купился, взял первое попавшееся, не сделав даже попыток поискать счастья.
Он глядел и глядел на портрет, представлял себе, как вновь встречается с Полиной, той Полиной, какой она когда-то была… В ту ночь ему даже приснился эротический сон, и проснувшись от его кульминации, он мысленно хохотал над собой, ибо в последнее время настолько охладел к жене, да и прочим женщинам, что оставалось теперь только удивляться. Через неделю он написал ей письмо. Ответ не заставил себя ждать.
"Уважаемый Stranger. Благодарю вас за отзывы о стихах и рассказах. Мне кажется, вы чересчур снисходительны. С уважением, Аполлинария."
-С уважением, Аполлинария, - с улыбкой повторил он. - Молодая. Застенчивая, наивная. Один псевдоним чего стоит. Чуднова! М-да.
Около месяца они перебрасывались сообщениями, обсуждали свои и чужие произведения, болтали о том о сем. Через месяц он заметил, что бежит к компьютеру, едва открыв утром глаза, и заходит на сайт несколько раз в течение дня. Он заметил также, что мысленно называет эту, почти незнакомую женщину Полиной и представляет ее себе… Ну, излишне, наверное, и описывать… Рыжие волосы, янтарные глаза, стрижка "паж"… Да, что-то такое приключилось с Юрием Борисовичем, какое-то затмение, что ли, на него нашло, но представлял он себе именно Полину Сергеевну, причем, тридцати шести лет от роду, такой представлял, какой в последний раз видел ее, какой любил и запомнил на всю свою весьма уже продолжительную жизнь… Они не обменивались телефонами, фотографиями, адресами. Он не знал, в каком городе она живет, да что там, не знал даже, в какой стране. Единственное, что у них было - болтовня ни о чем. Без подробностей, мелочей, которые могли бы их выдать. Осторожная и одновременно бесшабашная…

* * *
"Доброе утро, Аполлинария! Как сегодня солнечно и морозно! В такие утра хочется быть чуточку счастливее, чем на самом деле, чтобы соответствовать природе… Как продвигается ваш роман? Мои рассказы отчаянно буксуют, настроение не то…"

"Уважаемый Stranger! Соответствовать природе можно и в малом. Я давно не ищу глобального. Письмо в ящике - уже радость и маленькое соответствие гармонии… Роман продвигается с вашей помощью. Вы дали мне столько плодотворных идей…"

"…Вы преувеличиваете мое участие. Я только подсказал один из возможных поворотов… А вы, как и подобает мастеру, сразу же ухватили мыслишку и сделали из нее конфетку… Когда я смогу прочитать следующую главу?"

"…Посылаю третью главу. Посмотрите, нет ли небрежностей, неувязок. Я уже привыкла получать все ваши новые стихи. К хорошему привыкаешь быстро. Нет ли опять чего-нибудь новенького? Последнее было чудо как хорошо…"

"Не могу писать прозу. Не могу. Нет мыслей, нет терпения довести сюжет до логического завершения. Сколько раз пробовал браться за крупные вещи - нет, не идут. Одни эмоции фонтанируют… А стихи - что ж… Есть и новенькие. Посылаю.

Весенний лес звенел и щебетал,
Шептал и пел. Апрельскими ночами
Мы снились. Тихо вздрагивал плечами
Ваш призрак из Морфеевых зеркал.

Мы снились. Мы друг другу в Рождество
Подарки приносили к изголовью,
А осенью, крещенные любовью,
Кружились с облетающей листвой.

Мы снились летом. Пели соловьи,
Настоем колдовским дышали травы,
И все, уже хлебнувшие отравы,
Варили зелья сонные свои.

Мы жгли костры, и на Купалу в них
Земные страсти ведьмами горели,
Мы разбегались, прыгали, летели…
Нас нет, давно уж нет среди живых."

"…Stranger… Стихотворение ваше произвело на меня грустное впечатление. Последней строкой, и еще одним моментом, который, может, и завуалирован… "Мы снились…" - предполагает отсутствие реальности, жизнь, промелькнувшую в иллюзиях… Скажите мне, что я неправа."

"…К сожалению, вы правы, и скрывать это бессмысленно. Скажите, Аполлинария… Скажите мне хоть что-нибудь."

"…Что вы хотите знать? Мы с вами говорим о таких вещах, которые рассказывают нам друг о друге больше, чем любые биографические факты…"

"…Что вы думаете о виртуальной любви? Миф это или реальность? Обман, фальшивка, которой просто не может быть?"

"…Почему не может быть? Я вполне допускаю, что внутреннее содержание, то, что мы называем душой, способно вызвать сильные чувства… Конечно, для нас, земных и телесных, внешнее тоже значимо, очень значимо. И все же… Самыми сильными эмоциями мы обязаны именно душе…"

"…Иногда мне кажется, что вы гораздо старше и умнее меня, иногда представляетесь совсем девочкой. Один приятель рассказал мне случай из жизни. Он наш с вами коллега, и случай этот описан в одной из книжек. Так вот, он познакомился в вирте с одним пожилым англичанином. Переписывался, сохраняя инкогнито, но позволяя себе значительную откровенность в беседах… Через несколько месяцев англичанин стал настаивать на встрече, а потом - объясняться в любви. Самым примечательным в этой истории было то, что узнав, с кем имеет дело, этот умный, адекватный и зрелый человек лишь горестно воскликнул: - Даже пол уже не имеет значения. Я вынужден признать, что люблю это существо…"

"…Ваш приятель, по меньшей мере, странный человек. Он вполне мог сломать чью-то жизнь."

"…У нас стоят страшные холода. Мороз - минус тридцать, давненько такого не бывало. А какая погода у вас? Может быть, пальмы, кокосы и жара? Те же тридцать, но с плюсом?"

"…У нас скорее зима, чем лето. Вы мало пишете в последнее время. Почему?"

"…Вы знаете, Аполлинария… Моя жизнь течет очень странно… Мне пятьдесят лет, я давно уже взрослый и тоже вполне адекватен… Я считаюсь состоявшимся человеком, имею семью… И тем не менее, я могу сказать, что моей рациональной и разумной жизнью управляет химера…"

"…Посылаю вам восьмую главу. Может быть, она отвлечет вас от грустных мыслей… Прошу вас, кстати, черкнуть мне потом пару-тройку замечаний по стилю… Ваши советы всегда полезны и своевременны. Я все больше думаю об эпиграфе. Помните, мы говорили о стихотворении? Может, подумаете? Мне было бы приятно, если б эпиграфом стало ваше стихотворение…"

"…Всю жизнь я ищу ее, начиная с раннего детства. В первый раз ее звали Рэной. Потом… Не важно, как… Важно, что она была очень, очень похожа на этот портрет…"

"…Химера, Stranger, химера…Перестаньте гоняться за призраками, я уже говорила вам, что это невозможно…"

"…Аполлинария, кто вы?"

"…Не смешите меня. Мне не хотелось бы прерывать такую интересную и плодотворную переписку. Мы никогда ранее не встречались и не встретимся впредь…"

"…Простите мне мои глупые фантазии. Обещаю завтра же, нет, сегодня же засесть за ваш проклятый эпиграф!"

"…Стихотворение чудесно, но это опять слишком грустно для эпиграфа!"

"…Все же я расскажу вам историю, которая терзает меня много лет…"

"…Вы спрашиваете, почему именно этот портрет? Мне близок стиль художника и этот романтический флер…"

"…Умоляю вас встретиться со мной! Пусть я нахожусь в плену у собственных невероятных фантазий, но ведь и избавиться от них можно только одним способом!"

"…Не терзайте меня. Я не могу. И прошу вас, не пытайтесь доискаться причин…"

"…Зато я твердо знаю теперь, виртуальная любовь - не выдумки отчаявшихся старых дев…"

"…Да, вы правы, не выдумки. И я тоже это знаю."

"…Аполлинария. Химера выросла и превратилась в дракона, который терроризирует целое королевство. Я должен это прекратить, и мне нужна хотя бы капля реальности. Я хочу с вами познакомиться и посылаю несколько своих фотографий: в детстве, в молодости, сейчас. Лучше разочарование, чем продолжение кошмара."

"…Аполлинария, не молчите.Что, так сильно испугались?"

"…Аполлинария, что случилось?"

"…Что случилось, почему молчите? Аполлинария, где вы?"

"…Господи, что я натворил?"

"…Простите меня! Слышите? Я никогда более не попрошу о встрече! Откликнитесь только!"

"…Вы не можете просто так уйти!"

"…Аполлинария, вы меня убиваете. Умоляю, вернитесь…"

"…Неужели это вы?"

"… Полина!"

"…Да, это я. Прощай, Юра. Посчитай на досуге, сколько мне лет. Оказывается, любовь не подчиняется даже этому. Старости. Я дарю тебе роман, который мы написали вместе. В нем - твои мысли, твои стихи. Моя - только обработка. Трудно поверить, но я тоже любила тебя, несмотря на эту кошмарную разницу… Злобная химера должна быть довольна: две жизни она сожрала, подчинила, получила в полное свое распоряжение…"

* * *

- Strangers in the ni-i-i-i-ight, та-ра-ру-ри-ра-а-а-а-а… Strangers in the ni-i-i-i-i-ight… - сигарета в пепельнице по-прежнему дымилась, ноутбук светился и пел… - Strangers in the ni-i-i-i-i-ight…

* * *

-Алло! Да, милиция. Что? Выбросился из окна? С какого этажа? С восьмого… Да, записываю. Продиктуйте ваши данные. Пострадавшего знаете? Так, Лисицкий Юрий Борисович. Вы - сосед? А где были в тот момент? Есть свидетели? "Скорую" вызвали? Констатировали смерть… Родственники на даче… Адрес… Да, спасибо. Ждите, направляем опергруппу…

© Ариадна Радосаф, 2009
Дата публикации: 11.01.2009 14:50:03
Просмотров: 3554

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.