Вторник-среда
Юрий Иванов
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 8590 знаков с пробелами Раздел: "Любовь зла..." Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Подбегая к перрону, Оленька услышала гудок электровоза - поезд тронулся. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Девушка устремилась вслед за ним. - Куда ты, девка! Не толкайся! Вот, оглашенная! Опаздывает, что ли? Оля не слышала ничего – она бежала сквозь толпу, уворачиваясь от сумок и локтей, извиваясь в тесноте людских тел на железнодорожной платформе. - Девятый вагон, девятый… Пустите, пустите! Подожди! – она шептала эти слова как заклинание, но поезд шел все быстрее и быстрее. И вот уже последний вагон – злорадное лицо пергидроленной проводницы с флажком, дверь, которая никуда не ведет, и чье-то лицо с растопыренными ладонями за пыльным стеклом … Ольга остановилась тяжело дыша – всё, не успела. Она осталась одна. Оглядевшись, девушка увидела, что люди как-то разом исчезли с перрона. Никого. Лишь пара ментов вдалеке спорила с мужичком в оранжевом жилете. Стайка жирных ворон, выковыривала пирожок из мятого голубого пакета. Блестели рельсы среди мазутного щебня. Размываясь, как миражи, в дрожащем солнечном свете, они уходили куда-то в никуда, в потустороннюю пустоту, в иной мир… От внезапно накатившего ощущения огромной тоски, ей захотелось завыть. Ольга успела почувствовать, как подгибаются ноги, и ухватилась за столб. Не хватало воздуха, во рту была липкая горечь, и в области солнечного сплетения начиналось знакомое жжение. - Боже, да что же я за дура такая? Что же у меня всё вот так-то вот? Все через зад, прости меня, Господи! - понурив голову, она медленно поплелась обратно, проклиная себя под нос, - дура, дура, дура… На привокзальной площади Оля нашла свою машину, села за руль и заплакала. Сегодня был не ее день. Все валилось из рук с самого утра. И на работу она проспала, и хорошего клиента упустила, и еще судья в процессе на нее сорвалась за какую-то мелочь. А теперь вот опоздала из-за пробки – Миша уехал. Уехал на целый месяц, и как прожить этот месяц без привычного ожидания «посетительных» вторников - Оленька не представляла. Они и жила-то только этими вторниками. И если их не будет, зачем ей тогда просыпаться по утрам? Он уехал в командировку - за границу, в Германию, во Франкфурт-на-Майне. Что-то там налаживать – связи или оборудование – Ольга не поняла. Когда Михаил сказал, что должен уехать надолго, все в ее голове взорвалось, глаза перестали видеть, а уши слышать. Слепоглухая, она лишь глупо улыбалась и кивала головой: «Да, да, милый, поезжай, это ведь такая удача! Я буду ждать тебя!». Хорошо, что они были тогда в постели, иначе она бы грохнулась на пол без чувств. Но он тихо целовал ее живот и гладил руки и все что-то говорил, говорил… Его низкий, хрипловатый голос легко успокоил ее, заворожил своим журчанием, убаюкал… И Оленька снова впала в знакомый транс. Ей казалось, что огромный бурый медведь лежит у нее на бедрах и громко мурлычет, как кот. Она знала, что это обман - медведя нет и, вообще, все медведи врут, а этот в особенности, но, загипнотизированная, не могла проявить своих чувств – закричать о своем несогласии, о том, что ей нельзя без него, что это нечестно, больно и страшно... И она совсем не умеет ждать. Она просто не понимает, что это такое! Женские пальцы механически бродили в его волосах, и ей не хотелось открывать глаза. Эти чертовы часы перед кроватью! «Стойте, не стучите, так громко! Еще немного, ну еще чуть-чуть, пусть продлится этот миг счастья, и пусть любимый побудет со мной подольше…». Но Мишка ушел. Как всегда – ровно в восемь тридцать вечера. Встал, поцеловал ее окаменевшее лицо и буднично сказал: «Всё, медвежонок, пора мне». Оля, как всегда, ни о чем не спорила. Всё, что он говорил, она привыкла принимать, как должное. Любимый был гораздо умнее и гораздо старше ее, и она считала, что Михаил знает всё. И как надо жить и что надо делать. При нем она вообще ничего не понимала. От его первого взгляда на пороге квартиры Оленька стремительно глупела и превращалась в послушную и немую рабыню. Все ее принципы, образование, опыт, успешная адвокатская практика – все шло прахом, стоило ему дотронуться до нее хотя бы пальцем. Объяснить, что это было, Оленька не могла, – просто что-то вспыхивало в спине и по телу разливался кипяток. Еще какие-то ежики, иголочки, колючки – всё сразу. Они кололи ее тело извне и изнутри. Начиналась какая-то дрожь, и совершенно сдавливало дыхание. Потом она пыталась трезво анализировать свое состояние, но ничего не получалось – логика просто отсутствовала. Все, что было с ним связано, - все казалось таким ярким, сильным, приятным и радостным, что она снова и снова сваливалась в бездонную яму прощения и оправдания себя за все свои прегрешения. А их было так много! Оленька любила. - Как это могло случиться? – пыталась она вести допрос, сидя верхом на нем в мятой постели. Михаил смеялся и говорил: «Просто я обаятельный, как Буратино!». - Дурак, говори серьезно. Ну, почему? Почему я влюбилась, как идиотка, именно в тебя? Ты же обычный старый трепаный мишка с чужого комода. - Значит, у тебя комплекс. Тянет к классике. Эрзац надоел. Хочется натуральных опилок и настоящего плюша, - он снова издевался, просовывая между делом свою лапу ей под ягодицы . - Куда-а?!! Я тебя сейчас укушу! Ну, за что, скажите, можно любить этот музейный экспонат? Ого! А это что? - Как что? Он и есть – экспонат, который ты так любишь. - Однако! Допросы обычно оканчивались радостной возней. Этот их секс, наполненный нежностью и юмором, был таким естественным, простым и ярким, что в минуты блаженства и после, она никак не могла вспомнить себя в то время, когда его не было рядом. Он был, есть и всегда будет – так ей казалось. - У меня даже верх живота болит, когда ты уходишь! – признавалась она ему после всего. - Медвежуха моя, между нами просто имеется пуповина. Она и ноет, потому что тянет. Когда я с тобой - она сжимается, отхожу далеко - тянется, как резинка, - он широко улыбался. Ему было приятно, что его любит молодая женщина. А ей было приятно оттого, что ему приятно. Его было невозможно не любить. Миша всегда всё очень просто объяснял. После каждого его ухода вверху живота действительно неимоверно жгло. Она смотрела на свой гладкий животик молодой двадцатипятилетней женщины, и ей даже казалось, что кожа в районе солнечного сплетения слегка приподнимается вверх. «Привязал, как же ты меня привязал! Как собачку на веревочку... И водишь за собой уже целый год». Она довольно гладила себя по животу и блаженно улыбалась. У нее были его «вторники». Оленька никогда не видела его жены и детей, а Михаил почти ничего о них не рассказывал. Они казались ей какими-то картонными или нарисованными на холсте образами… Она не верила в то, что они настоящие. Ее герой играл на сцене только для нее, а позади его были выстроены и раскрашены декорации – искусственные дома, деревья, машины, фигуры людей и животных… Они были где-то позади – фоном. Видела и слышала она только лишь его – завороженная прекрасной игрой, силой, красотой и еще черт знает чем…Тем неуловимо мужским, от которого сносит крышу и сами по себе мокнут трусики. И ощущая это в принадлежащем ей мужчине, женщина испытывает неимоверное блаженство и гордость от осознания того, что она есть женщина. «И правда, обаятельный он, что ли такой? Сорок пять лет – а все, как ребенок. И глаза такие наивные и чистые… Мальчишка! Как он там без меня будет?». Оля снова слегка задрожала. Пуповина тянула, натягиваясь все сильнее и сильнее. И казалось, что сейчас ее блузка просто порвется под сильным напором души, стремящейся за убегающим счастьем,и машина сама покатится вслед за поездом, уносящим от нее любимого в неизвестную даль. Покатится, как катится по песочнице игрушечный автомобильчик, буксируемый за веревочку маленьким мальчиком. Этот мальчик есть Бог, это он водит людей, куда ему вздумается, прихватив их за кончики, ожидающих любви, душ. Оленька вытерла слезы, проверила глаза и вышла из машины. Купила у мороженщицы каменно-ледяное эскимо и вернулась обратно. Расстегнула блузку и приложила мороженое к грудине. Холод отрезвил, прижег рану и немного унял боль - дышать стало легче. Все потихоньку отошло на задний план и успокоилось. Пуповина ослабла. Оленька съела мороженное, вытерла губы, повернула ключ и завела машину. «Надо бы в магазин заехать, сегодня, ведь, среда - Лешка придет. Хорошо кушает, котяра». Улыбнувшись, она чуть поежилась от воспоминаний о молодых Лешкиных плечах, бицепсах и ягодицах, уверенно вывернула с парковки и лихо нажала на газ. Среда – Лешкин день и опаздывать ей никак было нельзя. *** © Юрий Иванов, 2011 Дата публикации: 27.10.2011 11:14:39 Просмотров: 3238 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииМила Горина [2015-07-26 20:28:20]
Евгений Пейсахович [2011-10-27 13:55:05]
PS. отменно сделано. традиция чувствуется. начала ХХ в. ну... с поправками, конечно, на время... Беззаветно любимую свою Надежду Тэффи вспомнил (Б-г простит, надеюсь...) PPS. прикинь, как опять совпали... с олями Ответить Юрий Иванов [2011-10-27 15:15:27]
Все учел, а кончики оставил. Кому мы без них нужны? Гы-гы...
А Оли, они из глубин... Сокровенное. |