Хроники села Лукопьянова",( мемуаразмы).-12
Николай Лемкин
Форма: Рассказ
Жанр: Ироническая проза Объём: 8544 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
И ОПЯТЬ НИ О ЧЁМ Середина семидесятых. Бардак уже назревает. Недоучки - заочники заполняют кабинеты. Пьянь и вранье уже не прикрыты. И это бесит. Бесило и моего отца. С конца тридцатых годов он проехал весь СССР - от Мордовии до Хабаровска. Проехал с целым табором - два младших брата, две сестры, родители. Что их гнало, я так и не узнал, но только что-то серьезное могло подвигнуть на это. На Дальнем востоке он семь лет прослужил в армии, после войны всем табором махнули в Москву, жили в Тушинском районе. Я не успел стать москвичом, родился спустя два месяца после переезда уже в Дзержиеске. 1956 год. Барак, комнатенка в шестнадцать квадратных метров, мне шесть лет, и я впервые вижу взрослого человека в состоянии полнейшего шока. Пожарник пришел проверять печку, открыл топку - холодная зола, на холодной печке кипит кастрюлька супа. Еще раз посмотрел- зола, печка ледяная, суп кипит!... Сел, задумался, Опять посмотрел . Не понял. Потрогал - не понял... Родители долго отпаивали его водкой, но ушел он задумавшись. В печку была хитро вмонтирована электроплитка , категорически запрещенная в бараке ( разрешалась лишь одна лампочка). Жизнь принуждала находить выходы. Барачная жизнь с шумом пьяных драк, поножовщиной и вечными обысками была утомительной, и отец решает строить дом. Газа нет и не предвидится. Отец придумывает отопление на дармовой в те времена солярке, появляются первые телевизоры, и полгорода несет их на ремонт к отцу. У отца рождается фантастическая идея, и он собирает антенну и усилители - и вот мы принимает теле картинку из Швеции., Польши, и прочих заграниц. Пусть без звука, но принимаем.! И вечная работа,работа, работа Привезет на тросе машину - трофейный штабной лимузин , через два года мы при колесах - и это во времена редких « Побед»…. И как же он был потрясен поездкой в Грузию в конце шестидесятых. Страна воров и бездельников! Упокой Господи его душу. Не увидел он Россию эпохи Путина.! О ТАЙНОМ И НЕВИДИМОМ Городская жизнь рациональна как автомобильный двигатель, сельская - таинственна и непредсказуема, как жизнь лесной поляны, где гриб под твоими ногами - всего лишь плод невидимой грибницы, живущей под деревьями вдали. . Все пропитано таинственными, невидимыми связями, зависимостями, функциями. Тысячи нитей связывают живущих на природе. Где родился, с кем учился, чей родственник - это определяет жизнь, В селе происходят вещи , немыслимые в городской суете. ................................................................................... Горьковский художник, устав от вечной пьянки и интриг коллег, рванул в самую глушь - на север области. Место нашел идеальное - деревушка в три дома, без электричества и телефона. Идиллия была такой, что хотелось осчастливить всё человечество. Бревна избушек и банек были тепло-серыми, от времени мягкие слои древесины истлели, подчеркнулась фактура дерева. Торцы бревен покрылись радиальными трещинами - и все это так гармонировало с лицами добродушных старушек, испещренных морщинами от слез и улыбок!. На второй день он зашел в лавку за сигаретами, на этом паломничество за трезвостью закончилось. Среди резиновых сапог, пачек соли и банок кильки в томате стояли бутылки коньяка по цене три рубля за штуку.! Плановая экономика творила чудеса, в глухих деревнях на прилавке появлялись спортивные рапиры, скрипки и прочие загадочные для селян вещи. К шестидесятой годовщине Октября в села завезли армянский коньяк. Местные его не ценили, и считали, что свой самогон лучше и не пахнет клопами. Везти назад было накладно, и его стали уценять, ежегодно снижая цену на рубль-два. Художник уехал в Горький уставшим и отекшим. Легенда о селе Мухоедове облетела художественный мир. И долго еще бородатые мужики с этюдниками бродили по северу области, но без результата - то были последние двадцать бутылок.! ................................................................. Первый раз в жизни в деревню я попал уже учась в художественном училище - целый курс впервые в истории ГХУ загнали «на картошку» . Север области- полдня на электричке, три часа на грузовиках и вот он – пленэр.! Четыре домика, между ними – дорога, ни телефона, ни электричества. Время остановилось на наивном девятнадцатом веке. Даже ходики на стене дома, где нас разместили, молчали, запутавшись в пыли и паутине. Говорить хотелось шепотом, в голову лезли слова-«.. Иже еси, аз воздам….» и прочие. В деревушку мы въехали под дождь. Часа через полтора дорога превратилась в бурную речку. Шум дождя навевал два желания -сходить в туалет по - малому и любить всю Вселенную -тихую и уютную. Мир был прекрасен.! С крыльца избушки я следил за странными действиями двух сокурсников-оформителей. По колени в грязи они шли по берегу дороги, по другому, кувыркаясь и хохоча, пробирался абориген. Часа через два оформоны уныло вернулись. Они не нашли в поселении ни магазина, ни самогонщиков. Десяток местных жителей не знали ни того, ни другого. Тут-то их и заинтересовал пьяный крестьянин, вернее даже не он, а вопрос –« где выпил?» Пьяный был счастлив, пел песни, и не отвечал на вопросы. Подойти к нему удалось километра через два по крыше утонувшего в дороге грузовика. Ответ был обескураживающим - напился в райцентре За сорок километров отсюда …. Какой дурак засадил картошкой безлюдное место было неясно, но убрать ее было нереально …. От горизонта до горизонта были поля, и на них фигуры с открытыми этюдниками . Барбизон одним словом! За неделю я может и набрал бы мешок картошки, но на пятый день примчался шеф, бледный как смерть; -Коля, беда! В общем слушай - с Мишей Зусманом плохо - сердце. Берешь его, везешь домой в Горький , сдаешь родителям, понял? Назад не возвращайся. Ради Бога, довези! Миша лежал на полу, лицо пылало юношеским румянцем, но в больших семитских глазах уже была тоска по непрожитым годам. Он умирал…. Трактор Беларусь пробивался по грязи, и это не было простым движением вперед - это был подвиг, борьба за жизнь ! Его кидало из стороны в сторону, он падал в ямы, нас в прицепе били фляги с молоком, мотор кашлял черным дымом, рычал и визжал. На вокзале райцентра Тоншаево мы были как избитые - голова кружилась, ноги дрожали, мерещился тракторный вой. Вдруг как в обмороке все пропало... Шёл Колеватов! Был только он и пустота вокруг него… Как я мечтал об этой встрече! Три года назад он - сержант издевался надо мной в учебке, я спал и видел как порву его на свободе. Я знал -он из -Тоншаево. Да это -Тоншаево! Да, это он! Ну точно он… По вокзальной площади плелся небритый парень в заношенном пальтишке, в райцентровской кепке из мохера. И вдруг стало легко. Я не просто понял…-да ну его! - это свалилось откуда-то сверху -«Чёрт чай с ним!» Это не был лощеный сержант с наглой мордой - это был сельский неудачник с единственным светлым пятном в жизни -памятью о службе в Москве… Оп-па! А где Миша Зусман? За минуты моего счастливого полуобморока он пропал! За углом вокзала Миша продавал икону, добытую в деревне, продавал энергично, напористо, убедительно…. Милиционеру!… Опоздай я на минуту, он бы сплавил находку старшине, или просто обменял бы на табельный пистолет! Наутро я собирал хронологию прошедшего. Пили всю дорогу-помню! Поил Миша . Коньяком из солдатской фляжки – помню. …Икону он продал в электричке старому узбеку в ватном халате и резиновых галошах-помню. Продал по цене цветного телевизора-помню, сдал я Мишу родителям? Не помню! Был он здоров и счастлив, как и его папа Моисей Борисович и мама - Соня. Меня встретили как родного,пытались заговорить на «идиш», но я разочаровал их своим морзянским происхождением, (-ну просто фамилия такая-странная!) Банкет был дан для меня в зале четырех комнатной квартиры сталинской постройки. Мама показала свой зубной кабинет(она имела надомную практику), и даже пообещала поставить пломбу на любой зуб всего рублей за двести-триста. Она была счастлива, что я вывез ее сына из деревни. ....................................................................................... А деревушка помнится до сих пор. Пятистенок, жара от русской печки, запах мочалок-хозяйка плела какие-то веревочки из лыка по пять копеек за километр. В углу бронзовый рукомойник эпохи Стеньки Разина, по стенам фотографи бородатых дедов , детей и похорон, и невысказанное ощущение - как бы власть на этих людях ни каталась, в дураках будет власть, человек-же поплачет, утретсяи и победит! В своем углу, в своем доме, среди своих живых и своих мертвых…. © Николай Лемкин, 2013 Дата публикации: 13.08.2013 04:59:59 Просмотров: 2762 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |