"Я женщина, Господи!"
Владимир Гладышев
|
Форма: Роман
Жанр: Детектив Объём: 609023 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Роман написан более 20-и лет назад. Велогонщик Сергей Филаретов работает в лучшей команде мира "Дельта". Но... наркодельцы используют её для перевозки наркотиков. Босс команды узнаёт об этом, в команду внедряется агент ФБР, которого убивают. Сергей приезжает в подмосковный городок, откуда он родом и где его ждёт невеста. Его друг Андрей - "смотрящий" за городом. В день свадьбы Сергея похищают, чтобы заставить его друга работать на наркоторговцев. Андрей и Володя, школьный друг Сергея, при участии Насти, его невесты, спасают парня. Как? "Там всё написано"  ВЛАДИМИР ГЛАДЫШЕВ “Я ЖЕНЩИНА, ГОСПОДИ...” Наташеньке, но не нынешней, которую я просто не знаю, а той, на которую так сильно похожа Настя. Автор ПРОЛОГ “Я женщина, Господи, дай мне, беспомощной, силы, Чтобы сильным помочь, чтобы посохом стать для того, кто устал торопиться...” Господи, ну откуда в её голосе и душе такая мольба, такой надрыв, такое отчаяние? Откуда?.. Кажется, что в голосе этой поющей женщины слились воедино голоса всех женщин земли, которые, какими бы разными они ни были, хотели и хотят только одного - Счастья. Обычного счастья... Но его, Счастья, в мире почему-то всегда не хватает, никак не хватает его, и поэтому беспомощной женщине просто приходится становиться сильной, по-настоящему сильной, и уже не помогает она этим призрачно “сильным” мужчинам, а спасает их от этой их бессильной “силы”, которая ничего не может до тех пор, пока слабая женщина, осознав, что её Счастье находится под угрозой, не вступает за него в бой. Не против кого-то, неведомого или слишком хорошо ей известного, а ЗА - за своё право на счастье, которое жизнь хочет у неё отобрать... Пластинка была старой и затёртой, поэтому голос певицы, и без того хриплый, казался совсем уж грубым, - и Настя думал о том, что надо бы разыскать хорошую пластинку и переписать на новый лазерный диск или на плёнку все те песни, которые когда-то, ещё до её, Насти, рождения, напела на пластинку Алиса Фрейндлих. ...Спектакль назывался “Интервью в Буэнос-Айресе”, он рассказывал о людях, погибших в те годы, когда в Чили Аугусто Пиночет и его подручные истово отрабатывали полученные от янки деньги, и события эти происходили за семь лет до появления на свет Насти Смирновой, которая пока что не была ни в Чили, ни в Аргентине, ни в прочих заокеанских странах, но которая немало знала о них - и не только из “ящика”, а и от человека, исколесившего на своём велосипеде все континенты и так интересно умеющего рассказывать о том, что происходит на обочинах дорог, по которым проходили гонки... Настя очень любила эту старую пластинку, даже не столько саму пластинку, сколько голос Алисы на ней - никогда более не доводилось девушке слышать в этом голосе такого отчаяния, смешанного с надеждой, хотя песни в исполнении Фрейндлих в семье Смирновых любили, и родители в своё время приобретали всё, что нещедро выпускала “Мелодия”, отечественный монстр-монополист, в своё время бездарно упустивший возможность “раскрутить” многих и многих на самом деле талантливых людей (вспомнить хотя бы одного Высоцкого!..), но тупо штампующий “зеркало души”, отражающее зияющую пустоту... Сегодня Настя позволила себе, как она называла это про себя, “тайм-аут” в университете, потому что сегодня находиться в аудитории она просто не смогла бы: сегодня прилетал Серёжка, они не виделись больше месяца - сначала он был на подготовке, потом ехал многодневку, которую выиграл и после которой нужно было сделать ещё что-то по рекламному контракту, потом ещё что-то... Всё это время они, как обычно, ежедневно (по несколько раз в день) “общались по фону”, как издевательски окрестил это так им обоим необходимое, но так изматывающее их “общение” Сергей, и это “фоновое” присутствие каждого из них в жизни любимого человека становилось с каждым днём всё более и более мучительным: нет и не может быть такой техники, какой бы совершенной она ни была, чтобы она могла заменить ощущение тепла и покоя, возникающее от присутствия рядом с тобой (или не рядом, а в тебе самом?..) человека, который нужен тебе сильнее, чем ты сам себе нужен в этой жизни, потому что без него и ты сам - не ты, а какая-то несуразная часть человека... Поэтому Настя, когда Сергей радостно сообщил ей, что они “отстрелялись, теперь полная свобода!”, стараясь удержать в себе слова, рвущиеся наружу, неловко замолчала. - Насть, а Насть, ты чего молчишь-то? - Серёжка “не просёк” это ей состояние. - Я говорю, что мы теперь на неделю вольные птицы, и поэтому я через два дня дома буду! - Да, - односложно подтвердила Настя его слова. - Ты вроде бы как и не рада этому? Или это мне мерещится? - Пораскинь умишком, - посоветовала Настя, к которой постепенно возвращалась способность внятно выражать свои мысли. - Я сегодня утром кофе пил без сахара, поэтому много думать мне категорически запрещено! - радостно объявил Сергей. - Совсем плохой стал? - Со всем, что во мне есть, - стал плохой! - Ладно, Мальчиш-Плохиш, рада я этому, рада, можешь не бежать за сахаром. Только... - Настя, я буду дома целых ... четыре дня, - заторопился Сергей, - так ты как-то возьми там отгулы, в своём универе... - Не учи учёную, Мистер Спурт (это было прозвище Сергея Филаретова, под которым русский гонщик был более чем известен во всём мире - во всяком случае, в той его части, среди тех обитателей земного шара, которые воспринимали велоспорт как нечто, заслуживающее внимания, а таковых на нашей планете ох как немало!), не учи учёную! На четыре дня у студентки Смирновой возникают “семейные обстоятельства”, и соответствующие университетские инстанции будут об этом уведомлены документально и своевременно... - Семейные обстоятельства? - голос Сергея, казалось, превратился в некую вибрирующую, туго натянутую струну. - Ты... откуда?.. - Что “откуда”? Из дому говорю, ты же сам мой домашний номер набирал, Спуртёныш... - Всё нормально, - Сергей уже овладел собой, и голос его стал таким, как всегда. - Даже при условии употребления кофе без сахара... - Ты что, на сахаре экономишь? Или это Пит тебя на диету посадил? - язвительно поинтересовалась Настя, имея в виду технического директора команды Пита Джефферсона. - А сам он - тоже на диете? - От него дождёшься! Я говорю, что понять, что ты находишься у себя дома, я в состоянии, но... Ты в какой комнате, а? - А тебе зачем? - Ну, я... - А вот этого я тебе никогда не скажу! - пообещала Настя. - Никогда, ни за что не скажу! Сам должен додуматься, не маленький! - А я и додумался! - Сергей собирался доказать свои способности к ясновидению, и Настя приготовилась слушать... ГЛАВА I. Иногда Сергею Филаретову, одному из двух лидеров команды “Дельта”, олимпийскому чемпиону, чемпиону мира среди профессионалов, победителю и призёру многих престижных велогонок, становилось жутко совестно перед теми, кто так никогда и не добился всего того, на что по праву мог претендовать. Ему было совестно перед поколениями советских велогонщиков, которые так и остались на всю свою спортивную жизнь “любителями”, не свершив в велоспорте того, что позволял им свершить их уникальный, Богом данный, талант... Историю велоспорта, как и историю вообще, переписать уже невозможно, каждый из тех, кто мог что-то сделать и сделал в этом виде спорта, занял в этой истории своё место, и это так. Только... Не всегда тот, кто был сильнейшим “де-факто”, становился таковым “де-юре”, далеко не всегда - и чаще всего причины этого крылись не в личности спортсмена... Сергей Филаретов задумывался иногда о том, какой вид имела бы мировая “табель о рангах” велогонщиков, если бы в своё время гонщики из бывших социалистических стран имели возможность гоняться вместе с профессионалами во всех этих многодневных “турах” и “джиро”, если бы не было пресловутого “железного занавеса”, наглухо перегородившего мир велоспорта на “любителей,” которые были на самом деле “профи” самой высокой пробы, и на “профи”, которые, не имея иногда достойной конкуренции, вели себя по-любительски... Удержались бы те, кто в своё время почитался чуть ли не Богом, хотя бы в десятке, если бы все действительно сильнейшие могли выяснять победителя в каждой из великих гонок? Конечно, сейчас об этом можно было только гадать, но Сергей, который сам стал профессионалом в двадцать три года, выиграв до этого в любительском велоспорте всё, что только можно было в нём выиграть, понимал, что он и его сверстники - всё-таки ещё и баловни судьбы, которым просто посчастливилось родиться тогда, когда талантливый человек мог реализовать свой талант полностью, не будучи ограничен идиотскими рамками, способными навсегда искалечить жизнь в спорте. Сколько их, раздавленных СИСТЕМОЙ велосипедных гениев, так и остались навсегда лишь победителями Гонки Мира (была такая игрушка для гонщиков из соцстран), хотя в этом самом “Мире” мало кто мог удержаться у них “на колесе”?.. Другим доставались всемирная слава и большие деньги, а им, действительно сильнейшим, - значки “заслуженных мастеров спорта” и... унижающая человеческое достоинство необходимость заглядывать в рот каждому ничтожеству, чиновнику от спорта, в руках которого находилась твоя, спортсмена, судьба... Они, спортсмены, гробили здоровье ради того, чтобы быть первыми, они спивались от тоски и ужаса перед жизнью, когда “выходили в тираж”, ведь лучшие годы этой жизни были отданы спорту, чиновники от которого безжалостно вышвыривали их из него как отработанную деталь механизма, который обязан работать идеально - и какая разница, кто будет крутить колёса, лишь бы результат был таким, какой нужен руководству и который даст чиновнику возможность безбедно досуществовать до пенсии, получая премии за победы, добытые чужим трудом, чужим потом, чужой кровью и - иногда - чужой жизнью?.. Именно перед ними, гонщиками от Бога, и ощущал свою невольную вину преуспевающий миллионер (личный контракт - полтора миллиона долларов США в год) Сергей Филаретов, который никогда не брал чужого, а в поте лица своего зарабатывал эти миллионы в “свободно конвертируемой валюте” (как говорили у него на родине), которого уважали и боялись соперники, потому что он, Сергей, мог в мире велоспорта такое, что кроме него, мало кто ещё мог... Положение Сергея Филаретова в команде “Дельта” было незыблемым. Собственно, и сама команда-то создавалась “под него”, все остальные гонщики подбирались таким образом, чтобы в нужный момент каждый из них мог внести свой вклад в победу Сергея. При этом были просчитаны абсолютно все возможные варианты. Когда-то советские спортивные журналисты с фальшивым возмущением и сочувствием расписывали якобы бедственное положение “грегари” - гонщиков, которые в ходе гонки должны были помогать лидеру команды выигрывать. Крокодиловые слёзы проливались над судьбами тех, кто якобы вынужден был жертвовать собственными интересами ради того, чтобы “хозяин” мог приехать первым. Это рассматривалось как эксплуатация человека человеком, как унижение личности, как “волчьи нравы” профессионального спорта... Правда, и в спорте “любительском” всё было построено на тех же самых “волчьих законах”, потому что велогонка - она и есть велогонка, и в ней просто невозможно победить в одиночку, здесь любая победа - это громадный труд большого коллектива, когда каждый вносит в эту общую победу то, что может и должен в неё внести. “Побеждает не гонщик - побеждает команда!” - вот основной закон велоспорта. Сергей Филаретов был сильнейшим гонщиком-финишёром современности: ни один из его соперников не мог даже и мечтать о том, чтобы выиграть у него, когда Сергей начинал “работать на финиш”. Но ведь до этого самого финиша ещё нужно было добраться! Доехать, и не в конце где-нибудь, откуда никаких сил человеческих не хватит выбраться, а на такой позиции, чтобы можно было “выстрелить” в нужное мгновение и опередить всех тех, кто хочет победить не меньше, чем ты сам, кто годами работает на тренировках и в гонках ради успеха на этих последних финишных метрах!.. Тех финишёров, которых, как и тебя самого, “везёт” команда, заботливо оберегая от сюрпризов, которые могут преподнести дорога и соперники, погода и люди... Всего в команде “Дельта” насчитывалось двадцать четыре гонщика, и каждый из них твёрдо “знал свой маневр”. С командой работали восемь тренеров, шестнадцать “техничек”, шесть врачей-массажистов и четыре менеджера. Всем этим немалым хозяйством руководил технический директор команды Питер Джефферсон, которому помогал заместитель. Каждый из людей, работавших в “Дельте”, имел персональный контракт, и в этом контракте особо были оговорены премиальные: если гонщик из “Дельты” выигрывал гонку или добивался соответствующего результата (всё было чётко “прописано”), то от этого были в выигрыше абсолютно все, кто был причастен к команде. Поэтому каждый знал, что лично для него любой успех любого гонщика из команды означает улучшение его собственного материального положения, и это делало любого, даже самого последнего из механиков, лично заинтересованным в том, чтобы совершить, если это было необходимо, что-то вроде подвига в интересах команды. Разумеется, подобного рода взаимозависимость, обеспечивающая заинтересованность каждого в достижении командного результата, достаточно давно стала нормой профессионального спорта, и каждый из руководителей команд - соперниц “Дельты” - стремился к тому, чтобы в возглавляемом им коллективе сложились отношения, которыми славилась “Дельта”, имевшая в мире велоспорта почётную репутацию команды-бойца, в которой девиз мушкетёров Дюма - “Один за всех, все - за одного!” - был не пустыми словами, а основой жизни команды. Однако попытки соперников победить её же оружием команду “Дельта” изначально были обречены, потому что у них не было Питера Джефферсона, человека, который буквально на пустом месте создал эту уникальную в мире велоспорта семью (а “Дельта” была именно семьёй!) и заботливо охранял её от внешних и внутренних врагов. В отличие от подавляющего большинства своих коллег, бывших велогонщиков, технический директор команды “Дельта” Питер Джефферсон впервые познакомился с велосипедом (и не только спортивным!) только тогда, когда... занял своё нынешнее место. До этого он вообще ни разу в своей жизни на велосипед не садился!.. Тридцатипятилетний Питер Джефферсон был нетипичным американцем: он не только не вёл здоровый образ жизни, не занимался активно спортом, который считается вернейшим средством для достижения железного здоровья и долголетия, он вообще игнорировал спорт. Это ужасно мешало Питеру и в школе, а после неё - правда, несколько меньше, - в Гарварде, поскольку американская образовательная система рассматривает спорт едва ли не как важнейшую составляющую процесса обучения. Но Питер обладал светлой головой и умением отлично ладить с окружающими, он умел добиваться нужного ему результата в любом деле, которым занимался, поэтому ему удавалось компенсировать несколько настороженное отношение к себе со стороны окружающих, и постепенно он стал тем, кем и хотел стать. Внешне Питер выглядел так, будто он только что с неохотой оторвался от праздничного стола, досконально разобравшись перед этим со всем тем, что на этом столе находилось, - но был бы не прочь прямо сейчас вернуться за этот же стол. У Питера были круглые и румяные щёки, которые, казалось, лоснились от переедания, а его живот можно было, не боясь впасть в преувеличение, назвать брюхом - настолько внушительный вид имела эта часть его тела. Но при этом владелец такого солидного украшения отличался редкой подвижностью: он буквально ни секунды не стоял на месте, и, будь Питер повыше ростом, его можно было бы сравнить с горой, которая находилась в зоне повышенной сейсмической активности, но пять футов и четыре дюйма, на которые “вымахал” Питер, вызывали скорее смешное, нежели устрашающее впечатление от его постоянного движения... Как у любого человека, у него были недостатки. Одним из самых серьёзных можно было считать его неумение и нежелание добиваться настоящего успеха: как только дело, которым он руководил, налаживалось настолько, что руководителю можно было несколько “сбавить обороты”, Питеру становилось скучно, и он бросал им заниматься, начиная подыскивать себе что-то новое. Именно так он оказался в “Дельте”: став управляющим одним из региональных представительств одного из “китов” американской автомобильной промышленности, он три года работал как каторжный, создав коллектив, сумевший за эти три года вдвое увеличить объём продаж, - и... в один прекрасный день всё бросил! “Там уже могут обойтись без меня, значит, мне там делать нечего”, - так объяснил Питер причины своего поступка матери, которая, к слову сказать, не сильно убивалась по этому поводу: она искренно верила в то, что “мой Пит” не пропадёт в этой жизни, что с ним всегда и всё будет в большом порядке. Единственное, что она не уставала требовать от него, никоим образом не было связано с работой: “Ты должен, наконец-то, образумиться и найти себе хорошую девушку, сколько можно работать, Пит!”. Новая работа Питера, которая привлекла его полной неизвестностью (как уже говорилось, спорт для него никогда не стоял даже на двадцать первом месте в жизни), оказалась для него настолько захватывающей, что миссис Джефферсон очень скоро поняла: слава Богу, что Питер был её последним ребёнком, что его старший брат и две сестры давно и благополучно сделали её семикратной бабушкой, иначе, ожидая этого подарка от Пита, она была бы обречена на вечное и бесполезное ожидание... Начиная руководить “Дельтой”, Питер совершенно не разбирался в велосипедных делах, но он был менеджером высочайшего класса, поэтому довольно скоро, хотя и как-то незаметно, выяснилось, что Босс (так его сразу же стали звать в команде) умеет необычайно точно “ухватить” суть проблемы, какой бы сложной и специфической она, эта проблема, ни была. И если сначала бывалые “велогоны” могли иногда себе позволить пренебрежительно отзываться относительно профессиональных познаний Питера, то очень скоро он стал для них непререкаемым авторитетом. Доходило до того, что он мог в мельчайших деталях напомнить человеку, который в своё время принимал участие в той или иной гонке, как именно эта гонка проходила, назвав при этом победителей и призёров каждого этапа и рассказав, как именно эти этапы выигрывали или проигрывали гонщики... “Вспомни, Алекс, как красиво ты от них всех уехал на этом проклятом тягуне!” - говорил Питер, и навсегда загрубевшее, обветренное лицо сорокапятилетнего Алекса расплывалось в широкой мальчишеской улыбке: “Классно мы их сделали, Пит!”. Апофеозом торжества Питера стало его первое публичное появление на велосипеде. Сначала, когда он взгромоздил свой живот на хрупкий “Кольнаго”, который, казалось, застонал не от тяжести, а от такого надругательства над машиной благородных кровей, окружающие постарались деликатно отвернуться, потому что увиденное ими было слишком... сильным зрелищем для людей, которые, как это иногда чудилось тем, кто видел их в гонке, “родились на велосипеде”. Из уважения к Питеру - а к этому времени его уважали по-настоящему - все молчали, мужественно перенося такое вопиющее издевательство над дорогой машиной, но... Этот несуразный ездок, эта вроде бы гора мяса, этот... бурдюк вдруг поехал! Он не просто сдвинул машину с места, он не покатился, он именно что поехал! Люди, собравшиеся вокруг Питера Джефферсона, отлично понимали, что значит “поехать”, и для них было очевидным, что бочкообразный Питер действительно “едет”, то есть на его машине оказался не “чайник”, а самый настоящий гонщик! - Да-а-а, Пит, - ошарашено протянул кто-то из ребят, - жаль, что ты в своё время не сел на машину, я имею в виду в детстве, было бы... занятно с тобой встретиться... в работе... - Сделанного не воротишь, - философски заметил Питер. - Но, парни, я вам скажу: этот ваш “двухколёсный друг” - это да! Повезло вам, парни, можете зарабатывать себе на жизнь именно так, не то, что некоторые, как, например, ваш босс, - и он шутливо ткнул себя кулаком в объёмистый живот. Появление в “Дельте” Сергея Филаретова всецело было заслугой Питера Джефферсона. Дело в том, что Сергея, самого талантливого юниора мира, которого иногда называли “русским гением”, в профессиональном велоспорте знали давно, его даже успели “застолбить” за собой представители команды, попасть в которую, без преувеличения, считал за счастье любой из гонщиков, - “Авенира”. Это была самая богатая из команд, в ней платили столько, что любой гонщик из “Авенира” после одного сезона работы становился миллионером и практически обеспечивал себя на всю жизнь. Поэтому никто не сомневался, что “русский гений” окажется именно в этой команде миллионеров. Никто, кроме Питера Джефферсона. Честолюбивый Питер, давая согласие возглавить “Дельту” и ничего ещё не понимая в кухне профессионального велоспорта, совершенно точно знал, что очень скоро его команда станет лучшей в мире. На меньшее он не соглашался. И был твёрдо уверен, что сумеет сделать всё необходимое для этого превращения гадкого утёнка в белого лебедя, потому что непоколебимо верил в своё умение решить любую проблему - при условии, что эта проблема вообще относилась к разряду решаемых... До прихода в команду Питера “Дельта” работала исключительно на рекламу. Она принадлежала трансконтинентальной корпорации, имевшей свои, очень серьёзные, интересы на всех континентах и тратившей ежегодно на рекламу деньги, которых хватило бы на роскошный (для неё) годовой бюджет одной из жутко независимых стран, которых в Восточной Европе с начала 90-х годов расплодилось, аки собак нерезаных. Велосипедная команда “Дельта” была одним из самых удачных рекламных проектов корпорации: она работала “по нулям,” то есть окупала сама себя, что автоматически делало рекламу бесплатной. Огромная популярность велоспорта в мире, множество гонок в самых разных странах приводили к тому, что с точки зрения эффективности реклама, размещённая в этой сфере бизнеса (или виде спорта?..) была одной из самых успешных и результативных. Поэтому собственно спортивными (весьма незначительными) достижениями “Дельты” были довольны все. Кроме нового технического директора команды Питера Джефферсона. Питер начал с того, что... внимательно изучил историю велоспорта. Это было очень увлекательное и полезное занятие, но ничего принципиально нового для себя Питер не узнал. Как выяснилось, и здесь, как и в любой другой сфере человеческой деятельности, всё определялось масштабом личности конкретных исполнителей, их профессионализмом и самоотдачей. А специфика работы команды, отношения между гонщиками, между гонщиками и всеми теми, от кого зависел результат, - это те же самые отношения, которые возникают в любом бизнесе. Даже в чём-то проще, потому что имеешь дело с достаточно небольшим и стабильным по составу коллективом. Точнее, тебе, руководителю, необходимо создать этот коллектив и обеспечить его жизнедеятельность и стабильность. Почему же Сергей Филаретов, который отнюдь не был бессребренником, отказался от “златых гор”, обещанных “Авениром”, и оказался в очень даже и небогатой на тот момент “Дельте”? Потому что Питер Джефферсон знал людей и умел находить верный подход к ним. “Дельта” предложила достаточно выгодный контракт не только самому Сергею, но и его личным тренеру, механику и врачу-массажисту, которые были совершенно не нужны “Авениру”. Питер играл наверняка. Он - и это можно было сказать без преувеличения - досконально знал русского парня, на которого собирался сделать ставку, он внимательно изучил всё, что можно было, о Сергее Филаретове, и пришёл к выводу, что именно такая “оптовая покупка” станет наиболее эффективной формой воздействия на него и очень выгодной сделкой: команда получит не просто гонщика, а человека, который психологически будет ощущать себя более чем комфортно, потому что та среда, в которой он вырос, к которой привык с детства, не исчезнет, не изменится, а естественно перейдёт вместе с ним из мира любительского велоспорта в мир велоспорта профессионального. Микромир, окружавший парня долгие годы, останется неизменным, и это будет его, Сергея, тылом, это должно будет поддержать гонщика на нелёгком пути становления в новой, профессиональной, жизни. А “Дельта” получит классных тренера, механика и врача - вместе с “русским гением”! Джефферсон оказался прав. Первый же сезон Сергея в “Дельте” вывел команду-середнячка на ведущие позиции в мире, и руководители корпорации с удивлением обнаружили, что на команде можно прилично зарабатывать: финансовый год “Дельта” закончила с прибылью, чего ранее не случалось, и прибыль эта - если учесть размеры вложений - была значительной. Даже весьма значительной. Именно в этот момент во всём блеске проявился коммерческий талант Питера: Джефферсон “забрал” всю прибыль и направил её, во-первых, на повышение заработной платы всем тем, кто работал в “Дельте” - люди должны были увидеть, что хорошая работа оплачивается выше. А во-вторых, и это было самым главным, - прибыль пошла на дорогостоящую и оригинальную “химию”, благодаря чему гонщики “Дельты” уже в следующем сезоне приобрели колоссальное преимущество над своими соперниками. Современный спорт - это борьба не только между спортсменами. Это и борьба, если так можно выразиться, фармакологическая. Выиграть что-нибудь более-менее серьёзное без правильно рассчитанной “медикаментозной подготовки” сейчас просто невозможно. Тренеры совершенствуют методики тренировок, разрабатывают новые подходы к подготовке спортсменов высокого класса, а фармацевты - медицинское обеспечение соответствующих результатов. У медали, которую выигрывает спортсмен, именно эти две стороны. И, самое главное, ребро медали: сам человек, его талант, воля, характер. В циклических видах спорта проблема “подкормки” стоит особенно остро, потому что во многом именно от того, что “жрут” спортсмены, зависят результаты, которые они показывают, занимаемые ими места и зарабатываемые деньги. Началось это не вчера, и профессиональные велогонщики были одними из первых, кто пошёл по этой дорожке. Фармакологические средства, с помощью которых достигается улучшение спортивных результатов, постоянно совершенствуются. И если, на заре туманной юности допинга, “велогоны” лошадиными дозами употребляли противозачаточные гормональные таблетки, то делалось это отнюдь не потому, что они опасались, будто их подруги могли “залететь”: эти таблетки были и остаются эффективнейшим допингом, благодаря которому результаты растут, как на дрожжах. Правда, не остаётся без изменений и система контроля, поэтому тем, кто работает на спорт, причём, заметьте, с обеих сторон! - приходится постоянно искать что-то новое, ещё не известное, что могло бы принести нужный результат, не выходя при этом за жёсткие рамки дозволенного. Заработанные в первый же год после прихода в команду Сергея Филаретова деньги технический директор “Дельты” вложил в “химию”, но это было не совсем обычное в мире велоспорта вложение средств. Питер Джефферсон заказывал стимуляторы, но он требовал, чтобы это были такие стимуляторы, которые, будучи очень и очень дорогостоящими, практически не приносили вреда организму спортсмена. Это был допинг, но с минимальными для организма негативными последствиями от его употребления. Но самым главным было не это. Огромные деньги были вложены в разработку препаратов, с помощью которых организм спортсмена мог бы максимально быстро и эффективно восстанавливаться после сверхнагрузок. Питер справедливо полагал, что создание таких препаратов станет более результативным, чем самый совершенный допинг (хотя и более дорогим), потому что они позволят использовать естественные силы человеческого организма, которому при работе на пределе приходится обрабатывать огромные нагрузки и именно для этого прибегать к стимуляторам - за что позднее экс-спортсмены расплачиваются навсегда подорванным здоровьем. Гонщики “Дельты” очень быстро оценили новаторские идеи своего технического директора и, как было принято в таких случаях раньше выражаться на одной шестой части суши, ответили на них ударным трудом. Как итог - на третий год работы Сергея Филаретова в команде “Дельта” эта команда настолько уверенно “прибила” все остальные коллективы, что теперь уже о ней говорили как о безусловном лидере мирового профессионального велоспорта. А Сергей Филаретов уверенно возглавил мировой рейтинг велосипедистов-профессионалов. Когда соперники спохватились и поняли, что происходит, было уже поздно: “Дельта” уверенно лидировала по всем позициям, а перспективы команды, если учесть возраст её лидера, которому недавно исполнилось двадцать восемь лет, и средний возраст остальных гонщиков, были самыми радужными. Поэтому казалось, что ничто не могло помешать Питеру Джефферсону и его парням хорошо делать своё дело и получать отличный результат. Но, как известно, всё хорошо не бывает... Трудоголик Джефферсон, как уже отмечалось, умел, если это было в интересах дела, отлично ладить с самыми разными людьми. Но по жизни он был довольно одиноким человеком, у которого, как это ни странно, не было друзей, а были лишь приятели. Правда, Питер обожал свою семью, но Том, Лиз и Дороти были значительно старше него, они привыкли воспринимать младшего брата как “малыша”, и это мешало возникновению по-настоящему тёплых отношений между ними и заметно подросшим “малышом”. Настоящее счастье доставляли Питеру его племянники: этот незакомплексованный народ в возрасте от двадцати двух до пяти лет был предан “дяде Питу” и бескорыстно любил его. Или, во всяком случае, почти бескорыстно, потому что Питер щедро тратил свои немалые заработки на племянников, балуя их, как только мог, за что родители и бабушка Салли не раз ругали его. Однако поделать ничего не могли, и племянники с восторгом ожидали очередного появления “дяди Пита”, которого они частенько видели в телевизоре и который был неистощим на такие классные выдумки! ...Неприятности лично для Питера и его команды начались после того, как его разыскал однокурсник по Гарварду Сол Лимэн, который к этому времени, как было известно Питеру, сделал неплохую карьеру в ФБР, в управлении по борьбе с наркотиками. Во время учёбы в Гарварде они были довольно близки, во всяком случае, Питер Джефферсон сошёлся с Солом настолько, насколько он вообще был способен сойтись с человеком, не носящим или не носившим ранее фамилию Джефферсон. Сол разыскал Питера во время одного из этапов “Джиро”, и его звонок был фактором, способным испортить настроение любому техническому директору любой из команд-участниц - ничего в мире не существует для них тогда, когда идёт эта сумасшедшая гонка, в которой всё миллионы раз висит на волоске и грозит оборваться в пропасть... - Я знаю, Пит, что ты чертовски занят, но нам с тобой обязательно нужно увидеться сегодня вечером, и это, дружище, в твоих интересах, - мягкий голос Сола Лимэна в трубке был настолько доброжелательным, что Питер, который собирался вежливо отказаться от встречи, не смог этого сделать. Кроме того, его не могло не насторожить упоминание Сола о том, что сегодняшняя встреча каким-то образом отвечает интересам самого Питера. - Сол, ты прав, я чертовски занят, но, мне кажется, нам с тобой обязательно нужно увидеться сегодня вечером, и это, дружище, в твоих интересах тоже! - парировал Питер, на что Сол только засмеялся в ответ - и они договорились о встрече. Сол Лимэн, среднего роста и средней комплекции подтянутый мужчина с крупными руками, встретился с Питером в баре гостиницы, в номерах которой мёртвым сном спали гонщики “Дельты” и некоторых других команд, до изнеможения “напахавшихеся” сегодня на одном из самых трудных горных этапов и набиравшиеся сил для того, чтобы завтра выйти на старт и проехать не менее сложный и изматывающий этап: “Джиро” есть “Джиро”! - Пит, я благоларен тебе за то, что ты согласился встретиться со мной, я рад тебя видеть, но давай сразу по делу, - начал Сол. - Только после того, как я увижу Мэрион и детей! - безапелляционно заявил Питер, и Сол расплылся в довольной улыбке: чёрная, как смоль, толстушка Мэрион, с которой Питер познакомил его ещё на втором курсе, родившая ему трёх детей и оставшаяся такой же обаятельной и милой, как и пятнадцать лет назад, была его радостью и гордостью, и любое упоминание о ней превращало суховатого Сола в сентиментального отца семейства, который готов был умиляться всему, что с этим семейством было связано. Питер Джефферсон знал, что сказать человеку, который мог бы с известной долей условности называться его другом! После того, как Питер бурно и совершенно искренно восхитился действительно прелестной фотографией семейства Лимэн, он перешёл к делу. - С какого бока ветер дует, Сол? Если ты хочешь рассказать мне кое-что о таблетках, которые глотают мои парни, так я и сам всё о них знаю. Здесь всё чисто, поверь мне. Во всяком случае, чисто настолько, насколько это вообще может быть чисто. Я ведь не враг самому себе и тем людям, с которыми работаю. - Это ты сказал, а не я. О таблетках, - уточнил Сол Лимэн. - Я знаю, что здесь у тебя всё чисто, и вообще у тебя всё чисто, я восхищён тем, как ты ведёшь дело, правда, Пит... А ветер дует... Что ты знаешь о Колумбии? - неожиданно спросил он изрядно удивлённого этим вопросом Питера. - Там есть классные гонщики, но жить там тяжело, поэтому они... стараются как можно меньше бывать на родине и жить от неё как можно дальше, - задумчиво проговорил Питер. - Зато, вероятно, твоя организация занимается этой страной... много и долго, там есть чем заняться человеку, который работает там, где работаешь ты... Только какое отношение всё это имеет к “Дельте” и моим парням? - насторожился Питер. - Ты не можешь не знать, что в “Дельте” - во всяком случае, с тех пор, как я работаю с командой, - колумбийцев нет. Не то, чтобы я как-то специально их стараюсь не брать, как я уже сказал, среди них есть отличные гонщики, просто у нас несколько иная специализация, мы работаем с другими людьми... - Например, с этим русским, Филаретовым, которого зовут Мистер Спурт! - подхватил Сол. - Господи, Сол, причём здесь Фил?! - Питер звал Сергея Филаретова Филом, не ведая, что повторяет тем самым его школьную кличку, от которой когда-то высокий, рыжий, худой - кожа да кости! - Серёга Филаретов буквально зверел, потому что в его школьные годы эта кличка была связана с идолищем советской, а после российской эстрады толстощёким Филиппом Киркоровым, по которому слёзно страдало не одно поколение истеричных девиц... Позже Сергей относился к этой кличке спокойно, он сам предложил, чтобы Питера называл его так - вместо Сержа: “Какой из меня Серж, Пит?!” - Причём здесь Фил, Сол? - настойчиво повторил Питер, поскольку собеседник никак не отреагировал на его предыдущий вопрос. - Я тебе расскажу всё, что имею право рассказать, а ты сам рассудишь, что здесь к чему, идёт? - предложил Сол Лимэн, и Питер, заметно встревоженный, согласно кивнул головой. - Идёт! Давай, рассказывай! - Не стану начинать с того, что наркобизнес представляет собой один из наиболее выгодных способов вложения капитала - потому что приносит баснословные прибыли. Ты это знаешь и без меня. Без меня ты знаешь и то, почему наркотики нужно уничтожать, - у тебя есть племянники, которых ты любишь и будущее которых тебя не может не волновать. Без меня ты знаешь и то, что мы, то есть Соединённые Штаты, фактически возглавляем и координируем борьбу с наркотиками во всём мире, и здесь нам приходится преодолевать множество препятствий, в том числе и деятельность некоторых политических режимов, которые существуют на наркоденьги. В последнее время особенно много хлопот нам доставляют бывшие республики бывшего Советского Союза. В них все, включая и властные структуры, как с цепи сорвались, чего там только нет, в том числе и самых “тяжёлых” наркотиков, причём в таких масштабах! На территории этих стран организованы новые каналы по транспортировке наркотиков, которые работают весьма... активно и, если можно так выразиться, плодотворно... Там же почти поголовная нищета, там за тысячу “баков” можно продать и купить всё на свете! Дикари! - Сол, - счёл нужным вмешаться Питер Джефферсон. - У меня в “Дельте” работает несколько человек русских, и я не узнаю их в нарисованных тобой портретах!.. - У тебя работают те, кто конкурентноспособен! - отрезал Сол Лимэн. - Эти - особого рода профессиональная элита, они уцелеют и будут востребованы при любом режиме, кто бы ни был при власти, потому что они профессионалы высочайшего класса. Таких людей очень мало, и не только у них, в России. У нас таких тоже очень мало. Поэтому они и ценятся так дорого, и речь не о них, а об отребье. Но наше отребье мы можем контролировать, во всяком случае, знаем. как это делать и стараемся... У них же всё рушится, полный хаос, каждый старается выжить как умеет. Мы-то через это давно прошли. И слава Богу, - добавил Сол. - При чём здесь мои люди, Сол? - Питер был очень настойчив, было заметно, что разговор с Солом очень взволновал его. - При том, старина, что в последнее время стали происходить... любопытные вещи. Ты знаешь, на нас работает много народа, и мы стараемся доводить дело до конца. Так вот, примерно четыре года назад в городе, в котором происходили старт-финиш одного из этапов “Тур де Франс”, нашими людьми был задержан наркокурьер. Он переправлял достаточно крупную партию “товара”, она стоила очень дорого и всё такое прочее. Напомню, что это было достаточно давно. В последнее время мы стали работать более организованно, и это сразу же дало свои плоды: у нас есть вполне приличная база данных, в ней отражена информация обо всех, даже минимальных, партиях наркотиков, задержанных в самых разных странах, их подробная характеристика. Словом, это специфика, тебе она ни к чему, здесь проводится анализ по двадцати семи позициям... Так вот, это было сырьё из Колумбии, качественно обработанное здесь, в Европе. Скорее всего, где-то в горах Испании. Заметь, это была первая партия из неизвестной нам до этого лаборатории, которую нам удалось задержать, первая ласточка... - За ней последовали другие? - Последовали, - подтвердил Сол. - И ещё как последовали! Понимаешь, это наркотик, который может просто... угробить огромное количество людей, степень его очистки исключительно высока. И, судя по всему, сама лаборатория очень мощная, высокопроизводительная, уж больно часто мы задерживаем курьеров с “товаром”, отличающимся специфическими параметрами. Понимаешь, очень похоже, что производятся просто огромные партии, а сеть распространения очень обширная, разветвлённая, поэтому так много народу и попадается. Однако, как можно предположить, это никак не отражается на доходности предприятия, так сказать, обычные “издержки производства”. - Сол, при чём тут мы? - напомнил о себе руководитель “Дельты”. - Вы? Да при том, что из восемнадцати задержанных за последние годы курьеров (с “товаром” из этой лаборатории) шестнадцать были задержаны во время проведения крупнейших велогонок, в том числе “Тур де Франс,” “Джиро”, “Вуэльта”... Нравится?.. - Нет! - предельно откровенно откликнулся человек, для которого вышеперечисленные гонки были частью его жизни, и очень важной частью. - Нет. Мне это совершенно не нравится! Тут уж и дурак сообразит, что всё эта... наркодеятельность каким-то образом связана с этими гонками, с их проведением. Кстати, уж не ты ли сумел стать этим самым “дураком”, не тебе ли удалось это обнаружить? - Я, - спокойно признался Сол. - И с твоей, дружище, помощью. - Да я-то тут при чём? - возмутился Питер. - Какая ещё помощь? - Понимаешь, я ведь... слежу за тобой и твоей “Дельтой”. Вроде бы как болею за тебя и твоих ребят, - несколько смущённо признался Сол Лимэн. - И вот, сейчас уже и не вспомню, когда именно, я смотрел программу о гонке, видел в ней твою, прости, пожалуйста, за выражение... личность - это когда твоего парня награждали - и вдруг меня как током ударило: это же был город, в котором утром парни из Европы взяли курьера! Я тогда толком об этом не задумывался, но как-то запомнилось, уж больно у тебя ... лицо было счастливое... - Дальше можешь не продолжать, всё понятно! Ну хорошо, пусть так, пусть кто-то из нас, я имею в виду гонку, как-то связан с этой мерзостью. Пусть так, но при чём тут мы, при чём тут мои парни? - Две недели назад наши коллеги из России задержали одну из самых крупных за этот год партий. Опять - та же самая лаборатория, те же изготовители, очень похожий “почерк” - я о канале доставки: “товар” шёл транзитом через Россию, а дальше ему была прямая дорога в такие края, где вообще никакие законы не действуют, так что если бы русские его пропустили... - И что? При чём тут “Дельта”? - “Дельта”?.. “Товар” этот чёртов был задержан в небезызвестном тебе городе Солнечногорске, - очень буднично сказал Сол Лимэн. - Это родной город Фила и всех тех, кто с ним работает... - упавшим голосом сказал Питер Джефферсон, и ему очень сильно захотелось прямо сейчас провалиться сквозь землю... - Верно. Сергей Филаретов, Геннадий Орлов, Лев Зайчук и Игорь Храпко, - Сол произнёс эти имена по памяти, он не сбился и не заглядывал ни в какие бумажки, - сотрудники команды “Дельта”, проживают в городе Солнечногорске, Российская Федерация. - Подожди-подожди-подожди, Сол! - Питер пытался ухватиться за соломинку, как это делает, если верить русской народной мудрости, утопающий. - Ты говоришь, что это было две недели назад, верно?! Но ведь все они уже два месяца как дома не были! Никто из них не мог попасть в этот свой Солнечногорск в течение последних двух месяцев, у нас же сейчас разгар сезона, ты понимаешь это? - Понимаю, - спокойно отозвался Сол Лимэн. - Да не улыбайся ты так... ехидно!.. - вскипел Питер. - Ты их знаешь только по документам, они для тебя всего лишь “люди из досье”, а я с этими людьми уже почти четыре года работаю вместе, и за эти четыре года мы столько всего прошли... Это ведь, как ты сам сказал, профессионалы высочайшего класса, у них отличная работа, зачем им заниматься этой мерзостью, Сол? - Не горячись, Пит, - примирительно посоветовал Сол. - Ты тоже не новичок в своём деле, всю жизнь работаешь с людьми и не можешь не знать, что человеку, ну, как бы этот помягче выразиться, чаще всего... мало того, что у него уже есть... Сколько бы он ни имел, заметь... А здесь появляется просто фантастическая возможность: сразу срубить такие деньги, которые, к слову сказать, на нашей с тобой родине не многие люди могут заработать. Это если честно зарабатывать, - уточнил он. - Ты не прав Сол! - не вняв совету приятеля, Питер говорил горячо и убеждённо. - Ты не прав! Да ты сам сидишь на своём грошовом жалованье, хотя, не сомневаюсь, тебе не раз предлагали “помощь” за незначительные услуги, которые ты мог бы оказать. Многие люди живут честно, а эти русские... - Я согласен с тобой в том, что пока что они для меня - “люди из досье”, - Сол говорил по-прежнему спокойно. - Ты же знаешь, как у нас любят досье... - невесело улыбнулся он. - Поэтому я и попросил тебя о встрече: ты знаешь этих людей по совместной работе, а работа у них - и у тебя, мой друг! - нелёгкая, поэтому ты можешь многое рассказать мне о них... - А ты, как Дюпен, назовёшь имя преступника? - саркастически продолжил речь Сола Питер. - А ты, как Ворон, будешь повторять и повторять: “Никогда!”, - парировал его выпад Сол. - Я ценю твоё знание прозы и поэзии Эдгара Аллана По, Сол, но мне совершенно не смешно, в этой идиотской ситуации мне не до шуток, и ты не можешь этого не понимать: то, что ты рассказал, ставит под угрозу существование самой команды, в создание которой я вложил столько труда и которая только сейчас становится похожей на ту команду, какой она должна быть... - Именно поэтому я и здесь, Пит, - серьёзно сказал Сол. - Кое-кто из... руководителей хотел устроить нечто вроде показательного процесса, видимо, у этих парней есть какие-то свои интересы в этом деле. Но мне удалось убедить... других руководителей, что твоя “Дельта” - это гордость Соединённых Штатов (как звучит, а?), и было принято решение, что гораздо важнее качественно “вычистить нарыв”, чем устраивать никому не нужное “публичное слушание дела”. А здесь мне нужна твоя помощь. - Да-а-а, это и в самом деле в моих интересах... - после долгого молчания протянул Питер Джефферсон. - Я правильно тебя понял, что вы хотите без особой спешки, но точно, определить того, кто этим занимается, и тихо и спокойно прекратить его деятельность? - Не совсем. Сначала мы возьмём эту деятельность под контроль, отследим каналы, какие, разумеется, удастся отследить, а дальше... Я ведь сейчас просто не знаю, как дальше могут развиваться события, Пит, - откровенно признался Сол Лимэн. - Те, кто этим занимается, от своего “бизнеса” получают такие доходы, что прогнозировать их действия очень трудно, собственно, можно ожидать и... самого худшего... В том числе и для того человека, который работает на них в твоей “Дельте”: если его хозяева поймут, что этот человека как-то “засветился”, то он автоматически становится для них не просто лишним, а и очень опасным “лишним”, и кто здесь станет считаться с такими мелочами, как человеческая жизнь?.. - Значит, тебе нужно знать об этих людях то, что не попало в их досье? Знаешь что, пошли-ка отсюда... ко мне в номер, там нам будет удобнее поговорить спокойно. - Идём, - легко согласился Сол. Он хорошо знал Питера Джефферсона и понимал его состояние: то, что ему пришлось услышать, стало для технического директора “Дельты” ударом ниже пояса, поскольку сам Питер был человеком, честным до щепетильности, свои отношения с окружающими он строил на основе порядочности и взаимного доверия, а такому человеку поверить в то, что один из людей, которых принято называть соратниками, не просто работает на сторону, но и по уши увяз в таком грязном деле, как наркотики, - очень тяжело... - Что именно тебя интересует? - спросил Питер, когда они поднимались в его номер. - Знаешь, во всех учебниках по криминалистике написано, что, к примеру, при квартирной краже, при любом другом преступлении следователь должен выяснить у потерпевшего (если, конечно, он остался в живых...), кого он сам подозревает в совершении преступления. И поскольку ты в этом деле вроде бы потерпевший, я у тебя и спрашивают, как тот следователь: “Кого ты подозреваешь?” Питер глубоко задумался, и Сол не торопил его. - Не могу... - чистосердечно признался Питер Джефферсон после продолжительного раздумья. - Сол, я не могу никого из них подозревать, хотя, теоретически, это может быть любой из трёх русских... - Их четверо, - мягко напомнил Сол Лимэн. - Четверо?.. Ты хочешь сказать, что... ты и твои люди, что вы можете подозревать Фила?! - Питер был изумлён и возмущён одновременно. - Теоретически - как ты высказался! - его нельзя не подозревать, причём наравне со всеми, заметь это! - Никогда! - решительно и воинственно произнёс Питер. - Никогда! Даже если не знать этого парня, я имею в виду как человека не знать его, то ответь мне на вопрос: “Зачем это ему?”. Зачем, Сол? Он зарабатывает столько, сколько не зарабатывает сейчас ни один велогонщик в мире, понимаешь? Ты до пенсии столько не заработаешь, сколько он - в год! Это баснословные деньги, и он их стоит! За три года он стал миллионером, а в этом сезоне его доходы должны удвоиться (Питер суеверно постучал по дереву)... Зачем ему это, Сол? - Пит, ты рассуждаешь как типичный менеджер: если его дела идут в гору, то он имеет много, поэтому ему нет смысла рисковать своим положением, связываться с сомнительными делами. Ты прав, только не забывай, что поступки людей очень часто невозможно объяснить с позиций здравого смысла. Может быть, он просто... очень жадный, этот твой хвалёный Фил? Сол сознательно провоцировал Питера на откровенность: он знал, что Сергей Филаретов не был жадным человеком, что большие деньги, которые этот гонщик честно зарабатывал, тратились им не только на личные, но и, как сказали бы раньше у него на родине, на общественные нужды, причём на это русский гонщик тратил достаточно много. Во всяком случае, мало кто из его соотечественников, добившихся в жизни успеха, был столь же последователен в своей благотворительной деятельности. - Сол, он не жадный! - в голосе Питера была непоколебимая уверенность в своей правоте. - Понимаешь, если бы он был жадным, он бы добился от команды, чтобы мы оплачивали его телефонные разговоры, он ведь очень много наговаривает по мобильному телефону. И мы бы оплачивали, куда бы мы делись... Но он платит за это сам. И вообще, знаешь, он ведь очень много денег тратит на детишек, на эту свою велошколу в Солнечногорске, постоянно отправляет туда машины, снаряжение, форму. При этом, знаешь, он так свирепо торгуется с поставщиками за каждый доллар, что можно подумать, будто это его последние деньги. Я как-то спросил у него, почему он так себя ведёт, а он ответил, что сейчас детишки у него на родине и без того слишком многое от жизни недополучают в детстве, потому что у них в России жизнь сейчас такая, поэтому пусть хоть здесь у них будет всего вдоволь и первосортного... Кроме того, он многим помогает, так сказать, в индивидуальном порядке: бывшим спортсменам, инвалидам, сейчас вот на его деньги в Солнечногорске строят какой-то... (здесь Питер запнулся) дом детского творчества, так, кажется, это у них называется... Он говорит, что в его время были, как он их называет, Дворцы пионеров, там детям можно было заниматься тем, чего душа пожелает, а нынешним детям, кроме улицы, ничего не остаётся... Теперь ты понимаешь, почему я не верю, чтобы Фил был причастен к этому всему? - Это всё очень ... трогательно, Пит, - голос Сола по-прежнему был серьёзен. - Но, это просто гипотеза, может быть, на него “наехали” те, кто живёт рэкетом, и он должен отдавать им большие деньги, такие большие, что у него мало что остаётся, и поэтому ему приходится... прирабатывать? - Ты имеешь в виду Россию? - Конечно! Там же теперь бандиты хозяйничают, строят жизнь по бандитским законам. - Как это ни смешно, Сол, но и здесь всё тоже чисто. Мне не смешно, но это и в самом деле смешно!.. Понимаешь, в этом самом Солнечногорске всеми такими делами заправляет парень, который когда-то учился с Филом в одном классе, такой себе Аль Капоне из молодых да ранних... Они до сих пор остались с Филом друзьями, и этот Эндрю (Питер Джефферсон именно так произнёс имя Андрея Свистунова, “хозяина” Солнечногорска и преданного друга детства Сергея Филаретова, который горой стоял за своего знаменитого кореша и готов был порвать глотку любому, кто “скажет на него горбатое слово”) сейчас вполне легально имеет крупный бизнес, а уж нелегально... Только самоубийца может попробовать “наехать” на друга Эндрю Свистуна, а таких даже в России не так уж и много... - Может быть, женщины?.. - Сол неуверенно посмотрел на Питера, изображая неведение относительно личной жизни Сергея Филаретова. - Что - женщины? - А ты сам не знаешь, что такое женщины в жизни мужчины? - Ты о Филе, что ли? - Не кастрат же он у тебя, в самом деле! Здоровенный парень, конечно, собой не красавец, не Слай, так ведь и не урод же... - Сол, у него не может быть женщин, у него есть Настя! - Это его жена? - Не придуривайся! - рассердился Питер Джефферсон. - Ты не можешь не знать, что он не женат, - он несколько сбавил тон. - Настя - это его девушка. Господи, Сол, я только сейчас понял, на кого она похожа, Настя, - на твою Мэрион! Такая же маленькая, даже очень маленькая рядом с Филом - у него же, каланчи, шесть футов и три дюйма, а она мне по плечо! Такой круглолицый медвежонок с коричневыми глазами и такого же цвета волосами!.. - Настя живёт в России, - отвлёк Питера от описания внешних достоинств Насти Смирновой Сол Лимэн. - А твой Фил колесит по всему белу свету, и мало ли кто ему встречается... - Сол, - Питер смотрел на Лимэна с сожалением и даже с состраданием, - конечно, у меня самого нет семьи, а мои отношения с женщинами, прямо говоря, оставляют желать лучшего, но возьми хотя бы... себя: ты тоже не сидишь всё время на одном месте, работа у тебя тоже связана с разъездами, ты тоже вполне нормальный парень. Вы с Мэрион женаты уже пятнадцать лет, ты ей изменяешь? - Я изменяю Мэрион?! - на лице Сола Лимэна было написано изумление. - Ты крейзи, Пит! Я её люблю, она моя жена, как я могу изменять ей?! - А почему ты так плохо подумал о русском парне? - Питер, казалось, размышлял вслух. - Почему ты думаешь, что он станет искать кого-то, если дома у него есть чудесная девушка, которую он любит так же сильно, как она любит его? Знаешь, Сол, я восхищаюсь людьми, которые умеют любить так, как эти русские парень и девушка... Господи, да если бы ты увидел Настю, у тебя бы язык не повернулся спросить то, что ты спросил, Сол! - Всё, Пит, всё, я сожалею. Понятно, что женщины в жизни твоего героя играют... роль... Словом, это не мотив. Так что же тогда? - Да нет же ничего, Сол! Ну просто ничего нет! Мать его уже двенадцать лет живёт в Израиле, там она вышла замуж, фамилию её я выговорить не в состоянии. Фил помогает ей деньгами, хотя в этом и нет нужды, бывает у неё... Один раз - за то время, что мы работаем вместе - она ездила в Россию, так этот Эндрю Свистун пылинки сдувал с “тёти Розы”, как он её называет, а жизнь и Израиле, как ты сам знаешь, с точки зрения преступности, такая, что нам в Штатах об этом можно только мечтать... - Да уж! - завистливо вздохнул Сол Лимэн, который отнюдь не был мечтателем. - Теперь ты видишь, что ни с какого бока Фил не может быть тем человеком, который связался бы с теми делами, которыми ты занимаешься? - вопреки категоричности тона, Питер смотрел на Сола Лимэна вопросительно. - А остальные? - Подожди-подожди, ты что же, не согласен со мной? - занервничал Питер Джефферсон. - Пока не будет доказано, что это не он, я обязан сомневаться, - Сол Лимэн чувствовал себя неловко. - Мне тоже очень нравится этот твой парень, Пит. Он - отличный парень, только... - Да-а, ты очень своеобразно понимаешь презумпцию невиновности... - протянул Питер Джефферсон. - Очень своеобразно ты её понимаешь, Сол... - Не будем сейчас дискутировать на эту тему, хорошо, Пит? Как-нибудь в другой раз... Что ты можешь сказать о Геннадии Орлове? - Пойми, Сол, ведь Орлов, Зайчук, Игорь Храпко - это всё люди, которые сейчас всем обязаны “Дельте” и Филу. Если бы не мы - я имею в виду команду и парня -, то они остались бы “у разбитого корыта”, как говорят у них в России, после того, как Фил перешёл в профессионалы. Зайчук - это его тренер, он тренер высочайшего класса, но если бы “Дельта” не предложила ему контракт, ему пришлось бы вернуться в детскую школу и работать там за жалкие гроши... Практически Фил подобрал его, обеспечил ему отличную работу и очень пристойную жизнь... - Вот видишь, есть и причина, объясняющая гипотетическую ненависть Зайчука к Сергею Филаретову: ты ведь и сам знаешь, что люди никогда не прощают тех, кто сделал им добро... - Только не Лев, Сол. Конечно, он... выпивает, у него более чем сволочной характер, потому что в своё время он был одним из самых великих гонщиков современности, а его даже близко не подпускали к приличным деньгам: он ведь по матери еврей, поэтому боялись, что он не вернётся из-за границы, вот его дальше так называемых “соцстран” и не отпускали - а в тех гонках он на одном колесе объезжал всю компанию, вот у него комплекс и возник. - Извини, Пит, только всё, что ты говоришь, по-моему, как раз и служит доказательством того, что Лев Зайчук может быть именно тем человеком, которого им ищем: комплекс неполноценности, зависть, пьянство, неуравновешенный характер... - Это всё так, Сол, только Лев никогда не станет заниматься чем-либо... грязным. Он чистоплотен до брезгливости. Именно так. И потом - он как-то странно относится к деньгам. Вообще к деньгам. Вот Фил рассказывал, что ещё раньше, когда он и Генка Орлов были пацанами и занимались в секции у Льва (они называют это секцией, Сол), тот очень часто тратил свои деньги на мальчишек: подкармливал их, одевал, покупал что-то нужное из инвентаря. Понимаешь, он ведь действительно фанат велосипеда, тренер от Бога, и если бы не контракт с “Дельтой”, он бы вернулся домой для того, чтобы снова набрать мальчишек и начать всё сначала. И, между прочим, Фил свято верит, что через несколько лет Лев подготовил бы гонщика ещё более классного, чем он сам, он так верит в тренерский талант Льва! Наверное, так оно и было бы... Я даже подумываю, чтобы со временем сделать что-то вроде “детской” “Дельты”, и тогда этим должен будет заниматься именно Лев. - Он у тебя просто идеал... - Лев - идеал?! Да это бочка с порохом, которая взрывается сама по себе, делает это по тысячу раз на день и сама не знает, что с ней будет происходить через... секунду! Он ухитряется постоянно конфликтовать со всеми в команде, кроме того - он... выпивает... Запоями... Тогда он может наговорить любому человеку кучу гадостей, и каких гадостей!.. Сколько раз он, я сам слышал, буквально изводил Фила: вы все дерьмо, а не гонщики, вы не стоите и гроша ломаного, вам всем просто повезло, что вы живёте в такое время, когда можно зарабатывать, вы получаете наши деньги, которые нам зарабатывать не давали! Знаешь, когда он... выпьет, то ему на глаза лучше не попадаться, он тогда может такое наговорить, любому... - Тебе, никак, от него тоже доставалось? - голос Сола Лимэна был спокойным и серьёзным. - Было, и не раз, - подтвердил Питер. - Когда это произошло в первый раз, я сразу же решил, что Льва нужно уволить. И уволил бы, на следующее же утро, если бы... - видно было, что Питер Джефферсон снова переживает происходившее когда-то, - но... Понимаешь, мы отмечали первую победу Фила, и Лев как-то мгновенно накачался... Это, поверь мне, вспоминать... нелегко: он учинил такой скандал, дым коромыслом, чуть до драки дело не дошло. Филу еле-еле удалось увести его в номер: “Лев Львович, прошу Вас, идёмте...” Знаешь, как оно бывает, когда сын ведёт домой пьяного отца, которого обожает? Так вот, Фил отвёл Льва к нему в номер, уложил его и сидел с ним, пока тот не заснул, а потом вернулся, посидел ещё со всеми... Когда всё закончилось, а ты можешь себе представить наше настроение после... выступления Льва, я пошёл к себе, уже лечь хотел, а тут постучался Фил. “Мистер Джефферсон, - сказал он мне (мы тогда только притирались друг к другу, отношения были официальными), - я думаю, что после сегодняшнего вы захотите уволить Льва Львовича, так я вас очень прошу: не делайте этого...” - А почему? - я был по-настоящему зол: только-только что-то стало получаться, пошли результаты, команда стала похожа на команду - и вот на тебе! - Потому что... словом, не нужно этого делать. Понимаете, он просто такой человек, и другим он уже не может стать, поздно, он всегда будет таким... Завтра он проспится и сам будет переживать то, что произошло... И он остаток ночи рассказывал мне о том, что за человек Лев Зайчук, и это, Сол, был рассказ сына об отце. Хотелось бы мне, чтобы когда-нибудь мой сын относился ко мне так, как Фил относится к Льву, - задумчиво сказал Питер Джефферсон. - Ты его, сына, сначала роди да на ноги поставь, а потом думай о том, как он к тебе относиться будет!.. - не удержался Сол. - Не стану спорить, - согласился Питер. - Но теперь ты понял, почему Лев Зайчук не может заниматься тем, что тебя интересует? - Знаешь, Пит, - помолчав, начал Сол Лимэн, - всё это очень романтично, я даже удивляюсь, что ты стал таким романтиком, это, извини, как-то не вяжется с тем, каким я тебя помню... - Я не романтик, Сол, я прагматик! - перебил его Питер. - Просто эти ребята, русские, они... какие-то другие: у них ещё осталось то, что мы, кажется, утеряли безвозвратно... Понимаешь, они любят друг друга... по-человечески, а не потому, что так принято или от этого может быть какая-то выгода... Да я и сам запутался в этом, Сол... Просто я их хорошо знаю, и как-то в голове не укладывается, чтобы кто-то из них мог быть связан с наркотиками... - Давай дальше, Пит. Итак, что ты можешь сказать о Геннадии Орлове, механике? - Как механик он - заместитель Господа Бога на земле! Генка чувствует машину нервами, он способен каким-то невероятным образом предвосхищать события, может не спать ночь, но подготовить всё, что необходимо, за две минуты до того, как это будет нужно... Фил ему доверяет больше, чем себе: если Генка сказал, что всё нормально, то так оно и есть; если Генка сказал, что это нужно сделать, значит, это обязательно нужно делать... - А как человек он... как? - Отличный парень! - Питер ответил не задумываясь. - У нас, в Штатах, он мог бы сделать отличную карьеру, потому что умеет великолепно разрядить любую ситуацию, всегда умеет мгновенно найти правильное решение, коммуникабелен и открыт. “Тридцать два зуба - и все напоказ!” - говорят о таких ребятах. Правда, из его тридцати двух зубов добрая половина сработана дантистом: после аварии парня буквально собирали по кусочкам. Понимаешь, они, Фил и Геннадий, вместе тренировались у Льва с самого детства, и Лев мне говорил, что как гонщик Генка (его, кстати, в команде все именно так зовут) был намного талантливей Фила. Кстати, и сам Фил тоже об этом говорил неоднократно, но тут ведь ещё и то нужно помнить, что с командой Льва вышла кошмарная история на каких-то юношеских соревнованиях... Ты знаешь, что у меня в “Дельте” два лидера: Фил и Хуан Гонсалес, испанец. У них идёт своеобразное “разделение труда”: Фил “закрывает” “Тур де Франс” и “Джиро”, а Хуан - “Вуэльту”. Так происходит не только потому, что в мире, вероятно, не найдётся гонщика, способного в один год выиграть эти три великих гонки, даже Филу это... почти не под силу... - здесь голос Пита Джефферсона стал мечтательным. - Так вот, когда мы только договаривались с Филом обо всём, он честно предупредил меня, чтобы я не рассчитывал на него в плане выигрыша “Вуэльты”. Сказал, что на остальных гонках готов отдать всё, и обязательно сделает это, но “Вуэльта”... Тогда он не стал вдаваться в детали, просто предупредил меня, что первого октября каждого года он, Лев и Генка напиваются... как сапожники, где бы они ни находились, собираются вместе и напиваются... Понимаешь, Сол, они на самом деле напиваются до беспамятства, и так происходит первого октября каждого года! - Почему? - Тогда Фил сказал мне только, что это очень важный для всех для них день, что так будет всегда, поэтому, если я не готов согласиться на это условие, то он не сможет работать со мной. Спросил, согласен ли я сотрудничать с ним и его “командой” на таких условиях, если нет - то... Знаешь, Сол, я подумал, что он... шутит: мы следили за ним уже давно, в том смысле, что собирали о нём информацию, поэтому отлично знали, что сам он почти не пьёт, Генка - не пьёт вообще, остаётся Лев... Мне тогда очень хотелось спросить, в чём тут дело, но я сдержался, сказал, что, конечно же, согласен, а насчёт “Вуэльты” - так я и сам думал, что для неё лучше взять в команду испанца, всё-таки это их, испанцев, гонка, это их горы. Кстати, тогда же Фил и предложил взять в команду Хуана, я хотел брать другого парня, ведь Хуан на то время был практически никто. Но Фил так спокойно мне объяснил: “Мистер Джефферсон, если всё пойдёт нормально, то Хуан сможет забрать уже следующую “Вуэльту”, это феноменально талантливый парень, ему просто нужно дать шанс”. Мы взяли парня, и произошло так, как сказал Фил: в следующем году “Дельта” имела две гонки из трёх, Фил взял “Джиро”, и Хуан - свою “Вуэльту”... - И Филаретов с друзьями выполнили своё обещание насчёт того, что они первого октября напьются? - Так и произошло. Понимаешь, после того, как он выиграл “Джиро”, все соперники следили только за ним, это понятно. А он с первого же этапа “Вуэльты” стал работать на Хуана, но так незаметно, так хитро, что это окончательно сбило всех с толку, он их всех запутал. Даже в “разделке” (это гонка с раздельным стартом), где он король, он так хитро ехал... Когда все спохватились, оказалось, что ничего изменить уже невозможно, Хуан-то и в самом деле классный гонщик, а кроме того - на него так эффективно работала вся команда! Правда, этап, который был второго октября, Фил проехал... плохо. - После пьянки он проехал этап? - Нельзя было не ехать: открывать карты было ещё рано, нужно было темнить, так он из этого выжал максимум возможного, запутал всех до такой степени, что после финиша основные конкуренты Хуана на ногах не стояли - так наработались... - Пит, ты меня заинтриговал, - признался Сол. - Что это за такая таинственная пьянка, проведение которой чуть ли не условиями контракта оговаривают? - Да что тут таинственного... - поморщился Питер Джефферсон. - Просто в этот день у Льва погибла половина команды, много лет назад в этом их Союзе была юношеская командная гонка, и в команду Льва въехал грузовик... А может, какая-то другая машина, нет, точно, они её как-то по-другому называли, но разница невелика... Фил и Генка ехали в этой команде, но по раскладу они ехали последними, Генка впереди, а Фил за ним... Ну, первые двое погибли на месте, их чуть ли по асфальту не размазало, Генку в больнице сшивали и склеивали по кусочкам из того, что осталось, а Фил, четвёртый гонщик в команде, отделался ушибами, переломами и содранной кожей... Так судьба распорядилась: он перед этим только что отработал как лидер свой кусок, отвалился отдыхать, вот и был последним... Если бы машина появилась чуть раньше, Фил был бы первым, а Генка - четвёртым... Вот такая, Сол, арифметика... - Да, - поёжился Сол Лимэн, - мрачноватый праздник получается... - Поминки - и одновременно второй день рождения... Генка после этого очень долго... болел, так они его всей командой на ноги ставили, а потом Лев сделал из парня отличного механика и дал ему работу в своей команде, откуда они все вместе и пришли. Ну скажи сам, Сол, может такой парень быть связан с наркотиками? - Если бы ты только знал Пит, кто может быть связан с наркотиками, ты бы не стал этого спрашивать, - мрачно отозвался Сол. - Если принимать во внимание только то, что ты рассказал, то, конечно, нет, но ведь откуда-то же этот трижды проклятый порошок всё-таки попал в Солнечногорск! Я, кстати, не знал, что в этом городе “главный парень” - друг твоего Филаретова, но, согласись, эта информация никак не развеивает наши подозрения, скорее уж наоборот: ведь там, где криминал, там практически невозможно обойтись без наркотиков, это друг от друга неотделимо... И, заметь, всё очень просто и удобно укладывается в такую себе простенькую же схему: спортсмены обеспечивают всего лишь доставку товара, обо всём остальном у них голова не болит, и исправно получают за работу немалые деньги. Так сказать, дополнительный приработок, скрытый от департамента налогов и налоговой полиции, у них теперь тоже есть такая... - Не надо так шутить, Сол, - попросил Питер. - Это очень... нехорошая шутка... - А если это не совсем шутка?.. - Сол! - Ладно, идём дальше. У нас остаётся ещё Игорь Храпко, доктор и массажист одновременно, который, как и все остальные, имеет возможность провозить наркотики. Даже, если учесть род его занятий в команде, возможность более предпочтительную, чем остальные: ведь врач есть врач, кто может достоверно разобраться в его кухне, мало ли что он может и должен возить с собой... Особенно если учесть, что технический директор “Дельты”, - здесь Сол Лимэн искоса посмотрел на Питера, - мистер Джефферсон является большим поклонником спортивной фармакологии и трогательно заботится о том, чтобы его подопечные были сполна обеспечены всем необходимым... - Тебе не следует иронизировать, Сол, - насупился мистер Джефферсон. - “Дельта” и в самом деле тратит очень много денег на “химию”, только ведь это не совсем обычная для мира велоспорта “химия”. Понимаешь, сейчас без “химии” результатов быть просто не может, её используют все, и никуда от этого не деться. И гонщики знают, на что они идут. Допинговые скандалы, которые время от времени вспыхивают, - это всего лишь вершина айсберга. По сути, любой парень, который приходит в команду, отлично знает, что он обязан есть всё, что даёт ему доктор, что любые инъекции, которые ему делают, он должен воспринимать как часть контракта. Всё это производственная необходимость. Когда я начал работать, я подумал о том, что это не совсем правильно. Понимаешь, если уж без этого нельзя - а без этого нельзя, поверь мне, Сол! -, то вред для здоровья необходимо свести к минимуму. Это стоит дорого, но это стоит того, чтобы вкладывать в это деньги, потому что мои парни уверены: “Дельта” сделает всё, чтобы после окончания работы, я имею в виду завершение спортивной карьеры, они могли оставаться нормальными людьми. Чтобы их здоровье полностью не осталось на трассах... Поэтому парни и работают так, как они работают, они прекрасно понимают, что “Дельта”... - Скажи лучше: Питер Джефферсон! - энергично посоветовал Сол Лимэн. - Да нет же, Сол! Именно “Дельта”, - твёрдо возразил Питер. - Питер Джефферсон всего лишь один из многих. Я согласен, что от него немало зависит, только сам он ничего не сумел бы добиться. Без каждого, кто работает вместе с ним на победу “Дельты”. Хотя, - тут Питер широко улыбнулся, - я не стану кривить душой: мне чертовски приятно, что от Питера Джефферсона многое зависит и что пока что он неплохо справляется с тем, с чем должен справляться. Мне это чертовски приятно, Сол... - Как поклонник “Дельты” с немалым стажем, должен отметить, что он не просто неплохо справляется, он отлично справляется со своим делом, - добавил человек, которого можно было считать другом юности Питера Джефферсона. - Сейчас я не об этом, Сол. Ты спрашивал об Игоре Храпко. Тебе известно, какая репутация у этого человека в мире спортивной медицины? - Чрезвычайно высокая. - Верно. Игорь Храпко окончил два института, дома, в России, защитил диссертацию, он кандидат медицинских наук по их классификации и доктор медицины по нашей. Кроме того, у него больше десятка патентов на созданные им препараты и свыше двух дюжин статей в специальных изданиях... К его слову прислушиваются все, кто имеет отношение к спортивной медицине, а “Дельта” платит ему столько, сколько он стоит, так что здесь тоже всё без проблем. - А его отношения с женщинами?.. - Ну до всего вы докопаетесь! - с неодобрением, но близким к восхищению неодобрением, отозвался Питер. - Сол, ты должен был видеть его фотографии как минимум... - Я его и живьём видел... - Так чему ты удивляешься, чёрт бы тебя побрал, не подсмеивайся! - возмутился Питер. - Ты иронизировал насчёт внешности Фила, но уж Игоря Храпко смело можно отправлять в Голливуд, и он там быстренько станет одним из лучших специалистов по “дамским сердцам”: красавец парень, фигуре позавидует сам Арни, а улыбка сражает наповал любую особь женского пола от трёх до семидесяти трёх лет! - А почему именно в этом возрастном диапазоне? - заинтересовался Сол. - Самый возраст! - Ага! И почти постоянно этот твой красавец замешан в скандалах, связанных с женщинами, - невинно добавил Сол Лимэн, как бы продолжая описание достоинств Игоря Храпко. - Так уж и постоянно! - не согласился с собеседником Питер Джефферсон. - Конечно, Игорь мог бы быть и... более сдержанным, это так, но ведь, с другой стороны, ему же приходится буквально постоянно отбиваться! Знаешь, у них в России был когда-то такой поэт Маяковский, такой крупный парень с громким голосом, он и у нас в Штатах бывал... Вот этот парень, когда его достали, написал слова, которые всё время повторяет Игорь: “Устаёшь отбиваться и огрызаться...” Говорит, что это написано о нём, о его отношениях с женским полом... - Женщины требуют денег, Питер! - вернул его к предмету разговора Сол. - Ты, дорогой мой, сильно отстал от жизни: сейчас денег требуют мужчины! У них в России есть такая не то пословица, не то анекдот. Якобы любая женщина в своей жизни краснеет три раза: в первый раз, потом - когда она в первый раз получает за ЭТО деньги, и, наконец, в третий раз - это когда она в первый раз платит деньги сама. Игорь - не жиголо, у него не было и нет такого, чтобы его содержали, хотя при желании он мог бы обеспечить себе роскошную - без преувеличения! - жизнь, многие мечтают о таком супруге и готовы за это платить. Только он зарабатывает себе на жизнь сам!.. - Может, и на транспортировке наркотиков тоже? - Да нет же, Сол! Ну почему ты так упорно стараешься убедить меня в том, что кто-то из моих людей причастен к этому и совсем не слушаешь то, что я тебе говорю? - Я понимаю, тебя, Пит, - негромко проговорил Сол Лимэн, - я тебя отлично понимаю и на твоём месте я вёл бы себя точно так же - кому хочется соглашаться с тем, что он по уши в дерьме?.. Сейчас я не имею права рассказать тебе всё, но прошу тебя поверить мне: у нас, к сожалению, есть очень веские основания предполагать, что именно один из этой четвёрки связан с интересующим нас делом. К сожалению, Пит, это так... А может, и не один, может, они все как-то в это дело втянуты... - медленно закончил он. - Сол!!! - Пит, не нужно: я на твоей стороне. Как-то так вышло, - - жёсткий голос Сола Лимэна стал очень мягким, по-детски беззащитным и недоумевающим, - что у меня, оказывается, как и у тебя, нет друзей. Есть приятели, коллеги, но главное в моей жизни - Мэрион и дети. Как-то так получилось, что они стали... всем в моей жизни... Единственный человек, которого я мог бы назвать своим другом, - это ты, Пит... Ты, дурень, сам того не понимая, сделал меня счастливым на всю жизнь - это я о Мэрион... В общем, я очень сильно... привязан к тебе, Пит, поэтому твоя проблема - это моя проблема! Я рад, что оказался в нужном месте и что в моих силах помочь тебе. Это мой долг, Питер, и это не высокие слова: я обязан помочь тебе... Сегодня я понял, что люди, о которых ты мне рассказывал, тебе... небезразличны. Да что там, они ведь тебе дороги! Только среди них есть один - как я хочу, чтобы только один, Пит! - который тебя обманывает... - Спасибо тебе, Сол, за твои слова... - Питер Джефферсон не знал, что сказать, потому что услышанное поразило его. - Я, право, Сол... - Не нужно сейчас об этом, Пит, - мягко попросил его Сол Лимэн. - Когда-нибудь на досуге, когда ты приедешь к нам домой... - Обязательно, Сол! Спасибо за приглашение! - Питер заметно воодушевился. - Только... - что же нам сейчас делать?.. - Сейчас? Сейчас я хочу тебе предложить, чтобы ты взял на работу нового механика. Можешь не сомневаться: этот человек - действительно первоклассный механик, у него есть все необходимые документы, рекомендации, всё, что тебе необходимо. Очень ценный специалист, - добавил Сол. - Это твой человек, и ты хочешь, чтобы он... изнутри во всём разобрался? - Он знает, чем ему нужно заниматься, - ушёл от ответа Сол Лимэн. - Хорошо. Как его зовут? - Он твой тёзка, Пит. Его зовут Питер Симмонс, ему тридцать восемь лет, холост, умеет всё, что ему необходимо уметь по роду его деятельности. - Когда он появится? - Он уже здесь, сегодня мы вместе приехали из... - Понятно. Нужно подумать, как ввести его в команду так, чтобы это не вызвало подозрений, если, конечно, ... - “Конечно”, - перебил Питера Сол Лимэн, - это и в самом деле необходимо! Ты же не страус, Пит, не нужно прятать голову под крыло... И нет необходимости начинать всё сначала, ведь нам уже всё ясно! - Извини, - буркнул Питер Джефферсон. - Я согласен с тобой: Питера нужно ввести в команду так, чтобы это не вызвало подозрений, и тут тебе нужно что-то придумать... - Да что тут думать-то! Проедем “Вуэльту”, потом начнётся межсезонье, а в межсезонье в любой команде не обходится без кадровых изменений, люди приходят и уходят, обычное дело - тогда и “найдём” твоего Питера Симмонса. И у тебя время будет, может, ... окажется как-то, что всё это дело и не наше совсем, может, “Дельта” тут, как говорят мои русские, “сбоку припёку”... Последние слова Питер Джефферсон произнёс по-русски, и Сол Лимэн удивлённо вытаращил на него свои маловыразительные глаза. - Это на английский невозможно перевести, - невозмутимо пояснил Питер. - Но в данном случае - очень точное выражение. - Мне ведь и самому очень хочется, чтобы я ошибся, Пит, - после долгого молчания сказал Сол. - Никогда ещё я так сильно не хотел ошибиться, Пит... Так в команде “Дельта” появился высокий, крупный, медлительный блондин Питер Симмонс. Его сразу же окрестили “Золотые Руки”, потому что этими огромными руками Питер Симмонс мог творить настоящие чудеса. Очень скоро Питер стал “своим” в “Дельте”, так что казалось, будто он был в команде всегда. Питер Джефферсон был глубоко признателен Солу за такой щедрый подарок: даже в “Дельте” мало кто из механиков мог тягаться с его тёзкой, который в совершенстве владел своим мастерством, возводя его в ранг искусства. Как ни странно, но Симмонс, который твёрдо “держал дистанцию” в отношениях со всеми, близко сошёлся с Генкой Орловым. Это сближение двух столь непохожих людей ещё раз подтвердило известный закон физики, который гласит, что “плюс” и “минус” - притягиваются... Полная противоположность друг другу - начиная от внешности и заканчивая темпераментом (Питер был флегматиком, а Генка - холериком), - эти люди настолько привязались друг к другу, что, казалось, просто не могли существовать “по-отдельности”. “Заводной” Генка постоянно искал, как бы ему выплеснуть излишек энергии, и очень часто это приводило к розыгрышам - и далеко не всегда безобидным, и тогда медлительный, обстоятельный Питер спокойно и уверенно “ставил на место” своего экспансивного друга, сглаживая углы и одним присутствием своим создавая атмосферу покоя и доверия. Питер Джефферсон не спрашивал у Сола, как продвигается расследование, а сам Лимэн об этом ему не говорил. Когда Питер, впервые за долгие годы, встречал Рождество не с матерью и племянниками, а с Солом и его семьёй, им было о чём поговорить, и щекотливых тем они не касались. После Рождества они с Солом только перезванивались, а по телефону особо не разговоришься... Сейчас технический директор команды “Дельта” Питер Джефферсон сидел за рабочим столом в своём кабинете, расположенном в европейском офисе команды, и не мог заставить себя сделать очень, в общем-то, простую вещь: набрать номер телефона Сола Лимэна. Конечно, об этом можно было попросить секретаря, но это нельзя было делать, потому что набрать номер телефона Сола именно сейчас Питер должен был сам. И... не мог этого сделать... Он не мог сейчас набрать номер телефона Сола Лимэна потому, что десять минут назад, вернувшись их аэропорта, куда он ездил провожать “русский десант” команды “Дельта”, отправлявшийся на долгожданные кратковременные каникулы в свой Солнечногорск, Питер Джефферсон обнаружил в одном из боксов ещё тёплое тело мёртвого Питера Симмонса. На лице убитого застыло выражение удивления и досады, а из спины лежавшего ничком Питера торчала ручка медицинского скальпеля... ГЛАВА II. Они сидели рядом, в одном ряду кресел, и остальные пассажиры новенького “Аэробуса” в начале полёта незаметно поглядывали на этих дочерна загорелых людей, которых в аэропорту провожала, без преувеличения можно было сказать, свита из спортивных журналистов: уже в вечерних номерах большинства газет появится сообщение о том, что “Мистер Спурт” сегодня утром отбыл на родину в сопровождении личного тренера, личного механика и личного врача-массажиста. Новость эта завтра будет обсуждаться в крупнейших спортивных газетах мира, а самые “жёлтые” из спортивных изданий начнут туманно намекать на некие обстоятельства, связанные с допингом или чем-то похлеще... А уже послезавтра на полосах этих же, “желтых” и “нежёлтых”, газет окажется кто-то другой, кого вездесущие журналисты вытащат на свет Божий и кому они с неменьшим старанием будут перемывать косточки... Сергей Филаретов привык к такому, по большей части назойливому, вниманию к собственной персоне, потому что оно, внимание это, окружало его уже лет десять или около того. Собственно, с того самого дня, когда он “в одни ворота завалил” первенство мира среди юниоров, его жизнь перестала полностью принадлежать только ему и стала частью того мира, который носил название велоспорта. Сначала Сергей пробовал возмущаться, когда о нём в газетах появлялись совсем уж невероятные вещи (как ни странно, но телевизионщики в этом отношение вели себя намного приличнее, чем акулы пера...), но потом понял, что ему не удастся переделать мир, в котором он живёт, поэтому нужно просто махнуть на это рукой. Сейчас Сергей Филаретов практически не читал того, что о нём писалось, он старался не обращать внимания на тех, кто зарабатывал себе на жизнь... печатным словом. По-настоящему он разозлился на беспардонных тружеников пера один раз: относительно недавно на обложке одного из журналов, который издавался и на русском языке, была помещена фотография, на которой он, Сергей, дежурно обнимая одну из дежурных красавиц, без которых не обходится ни одно награждение, держал свою здоровенную руку на высокой и красивой груди этой бесстыжей девки. Она, эта длинноногая стерва, сама поймала левую руку Сергея и двумя своими руками крепко прижала её к своей по-настоящему красивой груди, а измотанный гонкой Сергей, плохо соображая, на каком он находится свете, не смог свою руку убрать: он еле-еле держался на ногах, поэтому две “живые подпорки” были ему ох как кстати!.. - Спасибо, паренёк! - небрежно бросила девица после того, как Филаретов сошёл с пьедестала, и не совсем ещё пришедший в себя Сергей не смог понять, за что это она его благодарит. Позже, и довольно скоро, он понял это и от души проклял наглую девку, потому что в его жизни к этому времени уже была Настя, а фотография, ставшая чем-то вроде хита недели в спортивных изданиях, оказалась на обложке того самого, очень популярного в России, журнала, и Сергею на мобильник звонили многие из его друзей, сообщая о том, что “мы тебя купили”... - Ты неотразим! - вместо приветствия сказала ему по телефону Настя, и Сергей, который никогда до этого не слышал такого её голоса, озадаченно и даже испуганно пробормотал: “Насть, да что случилось-то?..” - Я говорю, что ты совершенно неотразим на этой фотографии... на той, где ты так вожделенно лапаешь эту... пегую мочалку! - в голосе Насти звенели сдерживаемые слёзы, и это окончательно испугало Сергея. - Да о чём ты, Настёныш?.. - Ты что, не видел эту проклятую фотографию?! Зачем она тебе, эта... даже не знаю, как её назвать, эта... - Насть, да ты что?! Ты что, в самом деле это восприняла как... ну, я не знаю, как!.. Это же я после этапа, это же просто... “подпорка”, так положено у нас... - А тискать её тоже тебе положено? После этапа? - обиженно спросила Настя. - Да не тискал я её! - только что не заорал Сергей. - Это она сама меня за руку схватила и не отпускала, я пока допёр - готово, нас уже щёлкнули! - Правда?.. - Ну конечно! Правда, глупенькая, зачем она мне, эта... ты сама подумай! Настя, мне эта девушка ни к чему, у меня ты есть! - Она не девушка, она мочалка, которая сама вешается на шею... мужчине, который не очень твёрдо стоит на ногах и нуждается в подпорке! - рассмеялась Настя, и у Сергея отлегло от сердца. К слову сказать, “мочалка” оказалась девицей расчётливой и оборотистой, с помощью фотожурналистов она очень быстро вошла в мир порнокино и стала там одной из звёзд, ведь там её действительно замечательные формы вкупе с полнейшим бесстыдством (она сама говорила о себе просто и скромно: “Я - девушка без комплексов!”) пришлись очень кстати и обеспечили ей вполне безбедную жизнь. Так что, как ни крути, а ей было за что благодарить Сергея Филаретова... Каждый из четырёх русских, возвращавшихся домой после достаточно длительного отсутствия, испытывал по случаю этого возвращения определённое волнение. У каждого из них дома было очень много дел, на каждом из них лежала ответственность не только за себя самого, но и за многих людей, а времени у них было очень мало - четыре дня, что за них можно успеть? Поэтому каждый из них был погружён в себя, не слишком обращая при этом внимание на соседей. Эти люди проводили вместе слишком много времени, они были связаны между собой слишком крепко, поэтому им необходимо было иногда, как называл это врач Игорь Храпко, “отдыхать друг от друга”, и сейчас каждый из них, погрузившись в свой мир, был занят только собой. Один из этих четырёх мужчин волновался больше других, потому что это возвращение должно было изменить его жизнь, он твёрдо надеялся, что в этот раз ему удастся разрешить проблему, которая последние годы тяготила его и не давала возможности жить так, как он хотел и мог жить. Ему казалось, что в этот раз у него хватит силы воли для того, чтобы разорвать этот порочный круг, куда он, в общем-то, сам себя загнал и где ощущал себя связанным по рукам и ногам. Для него, человека решительного и даже, можно сказать, жёсткого, такое положение дел было невыносимым, однако какое-то время он с ним мирился, не спешил с решительными действиями, потому что не был уверен в их правильности и результативности. Слишком многое здесь зависело не только от него, а разве можно быть уверенным в результате, если многое зависит не от тебя самого? Ведь даже ты сам, разумеется, не желая этого, можешь иногда подложить себе та-а-кую свинью, что Господь помоги! Поэтому другим людям, которые относятся к тебе далеко не доброжелательно, сам Бог велел подставлять тебе подножки, что они старательно и делают, так что нечего обижаться... Да и на кого обижаться-то? Нужно просто самому шевелить мозгами, подготовить всё так, чтобы осечки быть не могло - и все дела! Человеку казалось, что он всё подготовил так, как надо, что он сделал всё, чтобы обеспечить успех. Сегодня он вёз в Россию очень дорогостоящие аргументы, с помощью которых, как он надеялся, ему удастся убедить в своей правоте тех, кого в ней надо убедить. Лишь бы только ничего не сорвалось, лишь бы всё прошло хорошо... ***** Солнечногорск территориально относился к Московской области, и от столицы до него было час с небольшим езды. Всё зависело от того вида транспорта, с помощью которого человек собирался преодолевать расстояние от Третьего Рима до Первого Солнечногорска. Сергея и его товарищей в Москве должен был встречать Андрей Свистунов, “Свистун”, одноклассник Сергея и Генки Орлова, который сейчас был в Солнечногорске человеком известным и многими уважаемым. Это несмотря на свою явную молодость, если иметь в виду то положение, которое он занимал в городской иерархии. Андрей Свистунов не был вором в законе, потому что ему было всего лишь двадцать восемь лет, и “короновать” таких “юных пионеров” было никак невозможно. Фактически же он контролировал город Солнечногорск и по статусу имел полное право на то, чтобы стать вором в законе уже сейчас. Свистунов оказался за решёткой, когда ему было шестнадцать с половиной лет, и попал он туда потому, что с детства отличался неуступчивым характером и великолепно умел постоять за себя даже в схватках с превосходящими силами противника. Конец восьмидесятых годов был характерен для Солнечногорска тем, что в него, провинциальный российский город (несмотря на близость к столице, это всё-таки была дремучая провинция...), проникли чахлые ростки того, что полуидиот с пятном на лбу, казавшийся, впрочем, многим воплощением народных чаяний о мудром правителе, называл перестройкой, а умнейший человек, философ Александр Зиновьев, - “КАТАСТРОЙКОЙ”. История показала, что прав был философ с мировым именем, а не недоучка генсек... “Катастройка” в Солнечногорске, как, вероятно, и везде, нашла выражение в том, что местное партийное и советское начальство стало вначале робко, а потом всё более и более уверенно строить себе особняки и особнячки, решительно, без особой оглядки и зазрения совести (откуда совесть-то?) разворовывать государственное и партийное имущество. Именно тогда стало понятно, что совести у этих людей просто не могло быть: ведь если бы это чувство сохранилось в человеке даже в зачаточном состоянии, он никогда не стал бы начальником... Андрюха Свистун не был партийным или советским ребёнком, он не мог бы похвастаться даже отдалённым родством с сильными мира сего, но именно с представителями “золотой молодёжи” Солнечногорска (один из спившихся солнечногорских интеллигентов метко называл этих начальственных отпрысков “потомственными детьми потомственных родителей”) свела его злодейка-судьба холодным зимним вечером на самой престижной из городских дискотек, которая в силу своей престижности находилась под неусыпным оком райкома комсомола. Комсомольские вожаки организовали эту дискотеку по личному указанию “первого”, то есть первого секретаря райкома партии, у которого для такого указания была более чем веская причина: его сын-десятиклассник повадился вечерами “уходить к друзьям”, и папе хотелось, чтобы хорошие мальчики из хороших семей культурно проводили время в приличной обстановке. Благодаря этому желанию и возможностям “первого” молодёжь Солнечногорска получила достаточно приличный по тем временам “очаг культуры”, что глубоко радовало тех, кто окультуривался в этом самом очаге... Круг “потомственный детей” был небольшим, но держались они сплочённо. Понятно, что комсомольское руководство обеспечивало этим достойным молодым людям не только условия для отдыха, но и заботу о том, чтобы они не отравились пойлом, которое употребляло подавляющее большинство рядовых членов ВЛКСМ. Кроме того, приходилось обеспечивать и безопасность “детишек”, которые, как на подбор, были задиристыми и норовили саморучно рассчитаться с теми, кто, как они полагали, их обидел словом или делом. Не нужно, наверное, говорить о том, что в число обидчиков “дети” заносили любого, кто имел наглость “сказать горбатое слово” или просто косо посмотреть в их сторону... ...Позднее ни подсудимый Андрей Анатольевич Свистунов, ни потерпевшие так и не сумели вспомнить, с чего же, собственно, начался короткий, но выразительный разговор, окончившийся больничной палатой для четырёх потерпевших и протоколом, а затем и судом для гражданина Свистунова. Как-то так, по-простому, по-народному, слово за слово завелись... Когда же Андрею предложил “выйти, поговорить” наглый разодетый тип, Андрей посоветовал ему отправиться в ж... и там поискать своего счастья, потому что драться ему не хотелось. Однако, когда на него накинулась толпа, он не стал раздумывать, а просто взял и от души отметелил всех тех, кто подвернулся ему под руку. Вернее, подлез под руку: на суде Андрей неоднократно повторял фразу, которая хорошо запомнилась всем присутствующим: “А пусть они не лезут!” Суд над Свистуновым был образцово-показательным, потому что в стране в то время проходила очередная кампания по укреплению социалистической законности, и упустить такую возможность было просто невозможно. Соответственно, образцово-показательным был и приговор, который сам осуждённый встретил без малейших признаков раскаяния, жизнерадостно пообещав, что в родной город он ещё обязательно вернётся... Если процесс отправки Андрея Анатольевича Свистунова в места не столь отдалённые находился под неусыпным контролем городской власти, то возвращение Андрюхи Свистуна в родной город прошло почти незамеченным. Однако те, кто должен был узнать, что он вернулся, узнали и, самое главное, очень хорошо почувствовали на собственной шкуре, что значат обещания, данные на суде. К моменту возвращения Андрея многое изменилось в Солнечногорске: пришли новые люди, кое-кто из прежних “хозяев” отправился к праотцам, кое-кто - на повышение... Так получилось, что бывших “детей”, которые уже стали по жизни вполне “взрослыми”, в городе не осталось: четверо из пяти, пытавшихся избить и унизить Андрея, теперь учились в Москве, кто в более, кто в менее престижных вузах, а пятый был гражданином “земли обетованной”. Изрядно набравший за годы отсидки вес Свистун быстро и аккуратно выяснил всё, что ему нужно было знать, и принялся методично возобновлять старые знакомства... Сын бывшего “первого”, ставшего к этому времени одним из самых видных демократов и борцов за светлое будущее народа, проживал вместе с родителями в пятикомнатной квартире на Кутузовском проспекте, но молодому человеку хотелось самостоятельности, и папа-демократ, разделяя его стремление к свободе, раздобыл любимому сыну очень даже неслабую квартирку на Тверской, в которую тот благополучно переехал как раз накануне возвращения Андрея Свистунова из холодной Воркуты. Когда молодой хозяин открывал двери своего нового жилья, настроение у него было в высшей степени безоблачное: он рассчитывал вызвонить кого-нибудь из “боевых подруг”, которых у него было несколько, и расслабиться по полной программе. Однако настроение это непоправимо испортилось, когда он обнаружил, что в большом кожаном кресле, вытащенном на самую середину гостиной, вальяжно развалился незнакомый крупный парень, внешний вид которого не оставлял сомнений относительно его принадлежности к преступному миру. “Сын” соображал быстро и правильно: едва увидев незваного гостя, он крутнулся вокруг своей оси, намереваясь дать дёру из собственной квартиры, но уткнулся во что-то очень большое и неподвижное. Это “что-то” оказалось одетым во всё чёрное огромным “качком” с совершенно лысой и круглой головой, который обхватил обезумевшего от страха хозяина так, что, казалось, ему уже не удастся просто вздохнуть, не говоря уже о каких-то более активных действиях верхними или нижними конечностями. - Если попробуешь кричать, я тебе закрою рот вот этим, - пообещал “качок”, по-прежнему обнимавший “сына”, и тот с удивлением посмотрел на огромнейший кулак: он как-то и не подумал даже, что можно было бы закричать, и теперь, после спокойно произнесённых слов, понял, что будет нем, как рыба. - Иди в комнату и поговори с дядей! - посоветовал ему “качок”. - И веди себя хорошо, не заставляй меня переживать из-за твоего плохого поведения... - Я... да... конечно... я, - пытался объясниться хозяин дома, но “качок” без видимого раздражения, внешне даже добродушно, подтолкнул его: “Иди-иди...” “Сын” от такого ласкового подталкивания пролетел прихожую и вкатился в гостиную, просторную и светлую комнату, ярко освещённую (“А кто же свет зажёг?” - удивлённо подумал он) и очень уютную. Лицо сидевшего в кресле парня было ему абсолютно незнакомо, поэтому он пытался сообразить, как вести себя с этими грабителями, чтобы ему не сделали слишком больно и чтобы отдать им как можно меньше из того, что можно было отдать - а в квартире было что отдать! Андрей внимательно разглядывал человека, из-за папы которого он оказался за решёткой, пытаясь увидеть на его лице... Он и сам не знал, что же он хотел увидеть на этом лице... Сейчас тот, кто когда-то испортил ему жизнь, находился в его руках, в его власти, и он знал, что именно он с ним сделает. Это было мерзко, но только это могло оплатить всё то, через что пришлось пройти Андрею из-за этого холёного, красивого, но сейчас такого жалкого в своём испуге парня... - А ведь ты, Гребень, меня даже и не узнаёшь? - полувопросительно сказал Андрей, и Антон (так звали “сына”) затрясся от страха: этот голос он не мог бы забыть, даже если бы ему отшибло память, потому что ни разу за всю его жизнь ему не было так больно, как тогда, когда этот парень, перехватив его руку после размашистого и неточного удара, заехал ему локтем в нос, из которого мгновенно забила фонтаном испугавшая его до икоты ярко-красная кровь... - А вот теперь узнал, - констатировал Андрей. - Теперь я вижу, что ты меня узнал... Почему же ты не здороваешься? Нехорошо... Ты будь как дома, это я здесь в гостях... - Прости! - Антон упал на колени. - Бери всё, что хочешь, только меня не трогай, не нужно!.. - А, Гребень, ты, наверное, думаешь, что мы тебя сейчас опускать будем? - поинтересовался Андрей, и стоящий на коленях Антон обречённо и испуганно замотал головой в знак согласия. - Я об этом не думал, а стоило бы, - признался Андрей. - Но я человек благодарный. Я пришёл поблагодарить тебя за то, что во многом благодаря тебе я познакомился с хорошими людьми... Кстати, Алик, - он указал на закрывавшего своим телом дверной проём “качка”, которого, оказывается, звали детским именем Алик, - один из них... Антон перевёл затравленный взгляд на ощерившегося в ухмылке Алика. - Ты вот в университете учишься, молодец, - продолжал Андрей. - А я так сразу академию закончил, тебе и твоим друзьям за это спасибо. Ну, до них очередь дойдёт, ты сегодня за себя отвечаешь. За себя, - Андрей помолчал. - Знаешь, что там, где я был, плохо? Слишком уж там высокая плата за учёбу: конечно, учат там хорошо, но и стоит такая учёба тоже... хорошо!.. Пока выучишься - столько дерьма сожрать нужно... - пожаловался Андрей. - Просто ужас. Вот я и решил с тобой поделиться... наукой. Сейчас мы тебя накормим, и это будет тебе благодарность за то, что вы меня “закрыли”... Алик подошёл к Антону, и у него в руках были неизвестно откуда появившиеся коробка от торта и столовая ложка. Он протянул ложку смотрящему на него “квадратными глазами” мгновенно вспотевшему хозяину квартиры и открыл коробку. - Это тебе в знак благодарности, - сообщил Антону Андрей. - Что так смотришь, не нравится? Ложка грязная?.. Сам виноват, это мы, между прочим, у тебя на кухне взяли, посуду мыть надо... А торт с собой принесли... Ешь, - ласково посоветовал Андрей трясущемуся от страха упитанному парню. - Ешь, дорогой... Свистун поднимался круто и неуклонно: спустя три года после того, как он “откинулся”, у него уже было несколько фирм и ворочал он очень большими деньгами. Секрет его успеха был прост, но мало кто мог бы повторить путь, пройденный Андреем Свистуновым, потому что на этом пути было слишком много подводных рифов, на которых в тот исторический период развития России разбивали себе лбы очень и очень многие крепкие, заматеревшие мужики. А вот мальчишка Свистун уцелел! Да не просто уцелел, а вырос и окреп. Андрей Свистунов сделал свои деньги на двух самых ходовых в России вещах: на водке и нефти, только это были не его водка и не его нефть. Свистун занимался посреднической деятельностью, но в её рамках он предоставлял заинтересованным лицам широкий спектр специфических услуг, которые в то смутное для российского бизнеса время стоили чрезвычайно дорого, а качество этих услуг было гарантировано безупречной деловой репутацией фирмы “Подъём” - ничего оригинальнее выдумать для названия своего любимого детища Свистунов не сумел. Сильной стороной деятельности Андрея была его способность аналитически мыслить, его мыслительный аппарат был настолько мощным от природы, что вначале недостаток образования не мешал новоявленному бизнесмену добиваться внушительных успехов. Но наступил момент, когда Свистунов понял: “три класса и колидор” себя уже исчерпали, нужно серьёзно учиться. И он стал... студентом. Заочником. В отличие от подавляющего большинства заочников, которых в народе метко прозвали “заушниками”, Свистунова интересовали не оценки, а знания, и он находил любую возможность для того, чтобы пополнить их, эти свои знания. Реформирование системы высшего образования в России оказалось для Андрея Свистунова весьма кстати, и он, сдавая экзамены экстерном, за два года вышел на защиту диплома, каковой диплом и был защищён им на “отлично”. На радостях Свистунов закатил роскошный выпускной вечер для группы, с которой защищался, и только на этом вечере преподаватели узнали, кем на самом деле был этот старательный, безупречно вежливый и очень настырный студент... С Сергеем Филаретовым Андрей Свистунов не просто учился в одном классе. Они по-настоящему дружили с детства, и Сергей был одним из немногих людей, кто не остался равнодушным к случившемуся с Андреем несчастью: он ходил в райком комсомола, на суде выступал общественным защитником, а позднее, когда Андрей был в колонии, переписывался с “узником совести” (так он шутя и не совсем шутя звал Андрея) и помогал ему деньгами. Когда Андрей вернулся в Солнечногорск, он долгое время жил в квартире Сергея, который к тому времени почти не бывал дома из-за постоянных сборов и соревнований, но с радостью делил свой кров с Андреем на недолгих своих “побывках”. И позднее, когда Свистунов поселился, как ему и полагалось по статусу, в роскошном особняке со всеми необходимыми и бесполезными удобствами, друзья, когда Сергей оказывался в Солнечногорске, ехали сначала не в этот “Дворец Снежной Королевы”, как назвала позже особняк Андрея Свистунова Настя, а в старенькую, но такую уютную и любимую обоими двухкомнатную “хрущобу”, оставленную Сергею уехавшей в Израиль матерью. Появление Насти в жизни Сергея Свистун встретил настороженно и ревниво: он по-детски ревновал друга к окружающим, ему казалось, что только он, Андрей Свистунов, по-настоящему способен понять Сергея, только он может считаться его настоящим другом, а все остальные, нормальные, в общем-то, люди, крадут у него его единственного друга. Тем более, что в самом начале Андрей, хотя и постаравшийся сделать всё от него зависящее, чтобы Сергей и Настя не “потерялись” друг для друга, не совсем правильно понял их отношения: он не понял, что в жизни его друга появилась женщина, отношения с которой - это совсем другое, чем всё, что было в жизни Сергея “до Насти”. Сергей Филаретов не был монахом, он хорошо понимал, что отношения мужчины и женщины могут быть... разными, что они складываются из многих факторов, в том числе не последнюю роль в них играют близкие отношения. До появления Насти женщины в его жизни тоже были... разные: с одними его связывали отношения, близкие к дружеским, к другим он испытывал настоящую страсть, были и такие, кого Андрюха Свистун называл “проходными дворами”... Теперь же в жизнь Сергея вошло чувство, которое Свистун определил ёмким словечком “попал”, и очень скоро это “попадание” Сергея только радовало его лучшего друга: Настя была настолько светлым человеком, она так самозабвенно любила Сергея, а их отношения были такими гармоничными, что Андрей Анатольевич Свистунов, преуспевающий бизнесмен и очень перспективный молодой человек, иногда признавался себе, что лично он с радостью отдал бы всё, что у него есть, если бы это могло помочь ему встретить такую вот Настю, которую посчастливилось встретить Серёге... А потом бы он достиг всего, чего только душа пожелает, потому что было бы, для кого всё это достигать!.. Кроме дружеских отношений, Сергея и Андрея связывал и совместный бизнес. Вернее, Андрей занимался тем, чтобы деньги, заработанные Филаретовым, не лежали мёртвым грузом в банке или не перекочевали бы в карманы к каким-нибудь ушлым делягам, которых в последние годы расплодилось вокруг мира спорта видимо-невидимо, а приносили бы приличный доход и укрепляли бы благосостояние того, кому они доставались таким тяжёлым трудом. Сергей сам предложил Андрею воспользоваться его финансовыми ресурсами, когда у того возникла “напряжёнка”, и потом, когда долг, с процентами, на которых настоял Свистунов, был возвращён, благодарный экс-должник предложил свои безвозмездные услуги по “наращиванию денежной массы”. При этом он объяснил: - Понимаешь, Серёга, у меня теперь все деньги спокойно - насколько это у нас вообще возможно! - крутятся в легальном бизнесе. Твои деньги в нём погоду не сделают, но и лишними там не будут. Тебе от этого только польза, сейчас на проценты не очень-то и проживёшь, а всю жизнь ж... бить в седле ты не будешь, жизнь в спорте коротка! - с пафосом закончил Андрей Свистунов, и Сергей посмотрел на него с удивлением. - Жизнь, как умные люди говорят, вообще штука не очень длинная, - заметил тогда Сергей. - А чего это ты прямо как председатель Спорткомитета заговорил? - А чёрт меня знает! - сам удивился Андрей. - Занесло - сам не пойму... Но я вот о чём, Серёга: пока я могу, я тебе деньги не просто сохраню, но и немножко - а может и множко! - увеличу “дебет-кредет”... А когда я - лет через двадцать, а может, и раньше, стану премьер-министром России, я сделаю тебя министром спорта, и тогда-то мы послушаем, как ты сам заговоришь! - Согласен быть министром спорта! - шутливо отрапортовал Сергей и протянул руку, которую Андрей крепко пожал. - А ты не смейся, я дело говорю. Конечно, ещё... рановато, нам ещё работать и работать, но мы с тобой, Серёга, ещё устроим шорох на всю Ивановскую! ***** Сейчас Андрей Свистунов выглядывал Сергея и его товарищей, стоя возле хищного серого автомобиля “Лексус”, который он водил сам и на котором собирался ехать в Солнечногорск вместе с другом. Остальные члены команды “Дельта” должны были ехать в родные пенаты в “навороченном” джипе “Опель-Фронтера”, который аккуратно пристроился рядом с “Лексусом”. На таможне “Дельту” знали как облупленную, а Зайчук ещё при выходе из самолёта достал из сумки большую бутылку шотландского виски. Это был ритуал, который не позволяли себе нарушать обе стороны: тренер, а когда-то спортсмен, Лёвка Зайчук и когда-то рядовой инспектор, а ныне начальник смены Виталий Филиппов. Ритуал зародился более двадцати лет назад, когда только начинавший службу Филиппов и полувыездной Зайчук, жившие в Солнечногорске чуть ли не в одном доме, познакомились... на таможне... Зайчук из каждой поездки привозил бутылку “пойла”, как он выражался, хотя, справедливости ради нужно сказать, что это было спиртное довольно высокого качества, а Филиппов торжественно “конфисковывал” это самое “пойло” у проходившего таможенный контроль контрабандиста-любителя. Раньше, когда Филиппов ещё жил в Солнечногорске, добытое честным трудом “пойло” уничтожалось обоими в первый же вечер, потом, когда Виталий Витальевич стал москвичом, процесс уничтожения приурочивался к визитам Зайчука в Москву или Филиппова в Солнечногорск... - Гражданин Верещагин! - Зайчук называл друга именем полюбившегося поколениям телезрителей героя кинофильма “Белое солнце пустыни”. - Чтобы вам, ваше благородие, не было обидно за державу, вручаю вам контрабандное изъятие! Прошу! - Я на работе взяток не беру! - Филиппов, насупив брови, старательно изображал “их благородие”. - Я только дома беру, так никто не даёт! - он не выдержал и рассмеялся. - Привет, Лёвка, чёрт старый, давно вас не было, герои спорта... - От старого слышу! Привет, Вить, держи, - и Зайчук передал другу бутылку. - Ты как? - Всё путём! Сегодня вечерком заскочу к своим, так тогда и разберёмся с твоим “контрабандным изъятием”... - Отлично! Ты его только, того... дома не оставь, а то что нам тогда делать вечером? - Ты только мне не рассказывай, что у тебя дома нет заначки! - рассмеялся Филиппов. - У тебя-то... Четверо мужчин быстро прошли таможенный контроль: их особо и не досматривали, как уже говорилось, этих людей на таможне знали хорошо. Только Сергей Филаретов несколько задержался, он что-то смущённо объяснял Филиппову. Виталий Витальевич слушал внимательно, после слов Сергея он так же внимательно изучил какую-то бумагу и, засмеявшись, крепко пожал руку покрасневшему под слоем загара Сергею. - ... сишь? - донеслось до ожидавших Сергея. - Это зимой, а пока... - Сергей уже подходил к своим, на ходу полуобернувшись к Филиппову и продолжая разговор с ним. - Я подожду! - успокоил его Виталий Витальевич. - Счастливо, Серёга! Андрей Свистунов обнялся с Сергеем и Генкой Орловым, тоже одноклассником, с которым тоже был в отличных отношениях, пожал руку Льву Львовичу Зайчуку и Игорю Храпко. Зайчука Андрей глубоко уважал, а вот Игоря... недолюбливал... Причём сам понять не мог, откуда взялась эта неприязнь к корректному и располагающему к себе в общении Игорю. Когда-то Настя, читавшая Фрейда и в оригинале, и в переводах, пыталась объяснить Андрею, что красивые мужчина вообще не могут пользоваться симпатией у представителей своего пола (кроме специфических случаев симпатии...), поскольку, якобы, каждый мужчина воспринимает такого красавца как потенциального претендента на свою женщину и подсознательно ревнует её к нему. “Но у меня же нет женщины!” - удивлялся Андрей, а Настя в ответ на это только загадочно улыбалась... - Ну что, по машинам? - на правах хозяина Андрей сделал приглашающий жест, и все стали рассаживаться. Поскольку Андрей встречал “дельтоников” (он как-то назвал так Сергея и всех, кто с ним работал в “Дельте”, да так оно и прижилось, это имя...) неоднократно, то все быстро расселись по машинам, которые обычно менялись раз в два-три месяца. В последнюю встречу сам Андрей приезжал в тёмно-вишнёвом “Мерседесе-600”, а “дельтоников” забирал “Ниссан-Патрол”... Как правило, в Солнечногорск Андрей ехал неспешно, он наслаждался по дороге первыми минутами общения с другом, когда им так много нужно было сказать друг другу. Вторая же машина ехала как обычно, поэтому была договорённость: встречались в городе, возле офиса “Подъёма”, а оттуда уже разъезжались по домам. - Ну, брат, рад видеть тебя, как говорится, целым и невредимым! - Андрей сиял. - Мой спутник ловил гонку, так мне даже страшно стало от того, как ты там рубился, еле ноги унёс, молодец! - Нормально, - спокойно отозвался Сергей. - Тебе видней, хотя я чуть было под кресло не залез, когда тебя на финише зажали трое, грешным делом, показалось, что они тебя по асфальту размажут... - Ишь ты... Мне и самому так показалось... на минуту, а потом работать нужно было, вот и выбрался... - Молоток! Тёлок больше за... груди не хватаешь, а? А то, глядишь, опубликуют ещё один компромат, и уж тогда-то Настенька тебя точно съест! В разговорах с Сергеем Андрей называл Настю только так: “Настенька”. Это не было иронией или чем-то близким к ней, просто именно так он выражал всю... нежность, которую испытывал Андрей Свистунов по отношению к девушке, без которой жизнь его друга не имела смысла. - Короче, так, - продолжал Андрей, - я тебе сейчас всё быстренько доложу, какими темпами растёт твоё личное благосостояние, а потом мы поедем домой, и я тебя там оставлю... Настеньке на съедение... Слушай, Серёга, она в последнее время кроме библиотеки своей нигде не бывает, сидит и сидит себе допоздна, каждый вечер там сидит... - И что? - встревожился Сергей. - Да ничего, нормально, - пожал плечами Андрей. - Мы её аккуратно и культурно провожаем домой, чтобы, значит, она не обнаружила, что её сопровождают - всё-таки у нас, в нашей районной столице, всякое бывает, хотя вроде бы отморозков мы уже отправили куда следует... - Тогда хорошо, - успокоился Сергей. - Меня сейчас вот что больше всего волнует, Андрюха... - Сергей замялся и даже вроде бы не мог найти нужных слов, чего за ним раньше Андреем не замечалось. - ? - Я не знаю, как тебе об этом сказать, тут... такое дело, что я и сам не знаю, как за него взяться... - Да что ты, в самом деле, как девочка: взяться как - не знаешь, сказать как - тоже не знаешь? Давай, Серёга, как знаешь! Сергей принялся объяснять другу суть проблемы, которая его так сильно волновала, и Андрей Свистунов по мере этого объяснения сбрасывал скорость, пока его красавец-”Лексус” не остановился вовсе. - И это всё, что тебя волнует?! - Всё... - признался Сергей. - Серёга, ну ты дебил! - “дебил” было их любимым словечком ещё со школьных времён: как-то на уроке русской литературы дотошная Марья Семёновна заставила их найти в тексте пьесы Горького “На дне” фамилию Барона (был там такой, как теперь бы его назвали, бомж), и оказалось, что эта фамилия была Дебиль - после этого весь десятый класс неделю был “дебилами”, так дразнили друг дружку не только пацаны, но и, что самое странное, девчонки... Было это за месяц до того, как Андрей Свистунов пошёл на ту злосчастную дискотеку... - Серёга, ну ты дебил! - повторил Андрей, видя, что друг никак не отреагировал на его слова. - Конечно, дебил... - печально согласился Сергей. - И ещё какой... - Не-е, ты дебил потому, что тебя это волнует. Это же... это же даже не проблема, понимаешь, завтра всё будет сделано! - Завтра?! - Ты против того, чтобы это было завтра? - возмутился Андрей. - Как я могу быть против? Только ты пойми, Андрюха, это же не просто так, здесь всё должно быть... ну, я не знаю, как... - Не печи копчёного, в смысле, не учи учёного! - расхохотался Андрей. - Как положено, так и будет. Ты лучше вот что скажи: а ты нашёл для этого дела людей? - А зачем... ещё людей? - Такие дела в одиночку не делаются! - отрезал Андрей. - Тебе нужен как минимум ещё один человек. Подельник! - веско добавил он. - А ты? - А что я? Я, что ли, искать кого-то тебе должен, да? - Нет, я думал, что ты... ну, будешь тем самым вторым человеком, тем, кто... - Да понял я, понял, - Андрей откровенно дурачился, но Сергей, занятый своей проблемой, похоже, принимал всё за чистую монету. - Только как же это ты, кто же так делает: предлагаешь человеку такую, можно сказать, смертельную работу, и даже не уговариваешь меня? Да ты меня уговаривать должен!.. - Считай, что я тебя и уговариваю... - Считаю. Ладно, брат, всё я понял, и всё принято к исполнению. Сделаем идеальнейшим образом. Только тут вот какая беда на завтра: мне звонил наш “ме-е-естный м-е-е-р”, живо интересовался, когда ты изволишь быть в родных пенатах. У них завтра открывается сессия райсовета, так перед началом этого исторического события они желают поздравить от имени депутатского корпуса - Серый, не смотри на меня так, это я его слова повторяю! - спортивную гордость города Солнечногорска Сергея Филаретова... - С чем поздравить-то? - А им не один хрен? Найдут, с чем поздравить, не переживай! У них выборы скоро, так нужно, чтобы электорат видел, как наши “ЧП районного масштаба” доблестно руководят спортом и прочими радостями жизни... Ты что, приезд свой специально к этой сессии подгадал? - Ага, только о них и думал... Слава Богу, что хоть вообще вырваться удалось! Только ты вот что, Андрюха, ты им так скажи: если они хотят поздравить, пусть поздравляют, только тогда пусть они на эту свою секцию приглашают всю команду, один я не приеду... - Слушай, давай - для прикола! - скажем, что ты хочешь, чтобы они наградили и твой велик, а? И ведь наградят... - со вздохом сказал Андрей. - Сам знаешь, мне по барабану, а Львович на такие вещи ведётся, он от них получает эстетическое наслаждение, как Настя говорит... - Слышь, Серёга, так она точно ничего не знает?.. - Нет... - Ну приколист! - Ты думаешь, что она... - встревожено начал Сергей. - Серёга, Настенька у тебя... человек, - Андрей долго подбирал последнее слово. - Ладно, подождём до завтра, я напьюсь и всё тебе скажу, выскажу тебе всё, что давно мечтал тебе высказать, сукин ты сын... Ой, тётя Роза!.. Остаток пути был посвящён обсуждению планов на завтрашний день, и здесь Андрей Свистунов показал себя очень капризным “подельником”, изводя Сергея своими ехидными замечаниями и, как он называл это, новаторскими предложениями. Когда они подъезжали к офису “Подъёма”, Сергею казалось, что он только что проехал один из самых сложных горных этапов “Вуэльты”, хотя салон “Лексуса” был необыкновенно комфортабельным и ехать в этой роскошной машине было легко и приятно... ***** Возле офиса уже стоял “Опель”, когда “Лексус”, плавно и бесшумно подкатив к охраняемой стоянке перед зданием, привёз Андрея и Сергея. - Значит так, граждане спортсмены, - официальным тоном начал Андрей Свистунов, - сегодня, часиков эдак в шесть, вы всей командой просто обязаны быть у меня в “Арбалете” (“Арбалет” считался самым фешенебельным рестораном Солнечногорска, это была новостройка, стилизованная под рыцарский замок, заведение с умопомрачительными ценами, которое, однако, никогда не пустовало; Андрей Свистунов его очень любил и по-детски гордился им), понимаете? - Андрюха, только не сегодня! - буквально взмолился Генка Орлов. - Давай завтра, сегодня, ты понимаешь... - Действительно, Андрей, давай перенесём это дело на завтра, - поддержал Генку Лев Львович Зайчук. - Сегодня нужно кое с кем повидаться, да и мало ли что может быть сегодня, в день приезда?.. - Полностью солидарен с товарищами, - Игорь Храпко был подчёркнуто вежлив и спокоен. - Конечно, “Арбалет” от нас и так никуда не денется, кто же из порядочных людей нашего дорогого города там не бывает хотя бы раз в неделю? - он иронично усмехнулся, и от этого его картинно-красивое лицо стало ещё красивее. - Но нам, варягам, так сказать, не следует, я полагаю, начинать вдыхать дым отечества именно там и именно сегодня... На мой взгляд, следует малость отдышаться. - Так что, договорились на завтра? - подвёл итоги обмена мнениями Зайчук. Андрей вопросительно посмотрел на Сергея, и тот разрешающе кивнул головой. - Завтра вы и так там окажетесь, можно сказать, что завтра вы из “Арбалета” не вылезете, простите за грубость. Это после того, как вы с утра посетите нашу мэрию... - А это ещё нам зачем нужно? - всполошился Лев Львович Зайчук. - Что мы там забыли, в мэрии этой? - Они там завтра будут чествовать спортсменов, а кого у нас в городе чествовать, кроме Серёги и его команды? - сыронизировал Андрей. - Так что завтра прямо с утра вы будете заняты в мэрии, а после этого - во сколько - я и сам ещё не знаю, но как можно раньше, уж я постараюсь! - мы с вами этого молодого человека, - он небрежно показал рукой на Сергея, - должны женить! Как и ожидал Андрей, первой реакцией его собеседников на услышанное было не то чтобы удивление, а какое-то труднообъяснимое настороженное чувство, похожее на... недоверие: Андрей был известным шутником, как он сам себя называл, “приколистом”, от него можно было и не такое услышать. Поэтому все внимательно и недоверчиво смотрели на Сергея, который виновато покачивал головой, как бы сокрушаясь. - Ну что же, - на правах старшего прервал изрядно затянувшееся молчание Лев Львович, - это, женитьба то есть, дело хорошее, конечно... Женитьба - это... хорошо... да, Настя у тебя, конечно, это... Настя твоя... молодец, что надумал!.. - Серёга, я тебе свои услуги в качестве шафера не предлагаю, я у этого оглоеда завтра невесту украду и выкуп потребую! И ещё какой выкуп! - Генка Орлов вожделенно потёр руки. - Готовься, Свистун, завтра ты у меня попляшешь! - Давай-давай, мечтать не вредно! - парировал Андрей. - Я тебя поздравляю, Сергей, и желаю вам с Настей счастья! - Игорь Храпко стиснул руку Сергея железным рукопожатием. Он казался взволнованным и чем-то выбитым из колеи, и Сергей неожиданно вспомнил, что красавец Игорь когда-то давно, чуть ли не сразу же после школы, был женат на женщине, которая была старше его на десять или даже больше лет, что он очень быстро сбежал от жены и что Храпко вообще терпеть не мог разговоров о семьях и свадьбах... - Короче, мы его завтра женим, поэтому сегодня вечером нужно устроить этот, да как же его называют?.. Мальчишник, вот! Поэтому сегодня мы все будем без своих вторых или третьих половин, а завтра, конечно же, соберёмся как люди, по-семейному, при полном параде и всех делах! Как видите, никто ничего плохого сделать не хотел, просто оно само так получилось! - балагурил Андрей. - Тогда, Андрюха, давай не в шесть, а попозже, часиков так в восемь, - предложил Генка. Остальные его поддержали, и Андрею пришлось согласиться. - В восемь так в восемь, - покладисто сказал он. - Маленькая просьба: не принимать на грудь и не опаздывать. Насчёт формы одежды и всего остального - тут каждый решает сам... - Подожди-ка, Сергей! - спохватился выбитый сообщением о завтрашнем торжественном событии в жизни Филаретова Игорь Храпко. - Сегодня-то понятно: сейчас заедем ко мне, я тебя шпигану сегодняшней твоей дозой, и все дела... А завтра как? Как же тебя завтра-то колоть? Может, я просто дам Насте шприц, пусть она тебя и... того?.. - Игорь, ну ты совсем! - вмешался Генка Орлов. - Ты думай над тем, что предлагаешь! Что же это получается: девушка завтра замуж выходит, а ты хочешь, чтобы она семейную жизнь начинала с того, что супругу в ж... иголку втыкала? Все расхохотались. - Хорошенькое начало семейной жизни для обоих! - захлёбывался от хохота Андрей. - Да они после этого сразу же обратно в загс побегут - разводиться! - Юмор у тебя, Андрюха, пещерный... - обиженно пробормотал себе под нос Сергей. - Тут ещё жениться не успел, а ты сразу о разводе... - Ну извини, лады? Это же не я, это Игорь предложил, чтобы Настя тебя в день свадьбы... - и Андрей снова зашёлся в хохоте. - Слушай, Игорь, а может, мы сразу же после этой самой встречи в мэрии заедем к тебе, ты же там рядом живёшь, ты меня шпиганёшь, и потом поедем дальше? - предложил Сергей. - А время будет? - спросил Храпко. - Кто его знает... я ведь и сам ещё не знаю, в какое время свадьба-то... - Как не знаешь?! Так это что, всё-таки прикол ваш?! - грозно спросил Зайчук. - Нет-нет-нет, всё правильно! - заторопился Андрей. - Просто я сейчас по этим всяким конторам поеду, договорюсь обо всём, а потом вам скажу. - Ну смотри... - Зайчук смотрел недоверчиво. - Тогда решаем так: сейчас Андрей завезёт Игоря и Серёгу к Игорю домой, там Серёга “отметится”, потом - по домам! Настя, поди, уже ждёт? - Сергей не ответил. - А вечером, когда мы в “Арбалете” соберёмся, Андрей нам всё расскажет, и мы договоримся на завтрашний день. Просто и красиво. Что же ты раньше-то не сказал, конспиратор, - обратился он Сергею, - где ж теперь подарок нормальный отыщешь, не деньги же тебе в конвертике дарить... - Лев Львович, ребята, никаких подарков! - заторопился Сергей. - По-настоящему мы всё это будем отмечать ближе к Новому году, когда отработаем сезон. Тогда всё будет как надо, тогда можете и о подарках говорить, а сейчас просто... посидим, отметим... Да, вот что: если кто-то притащит подарок дороже полтинника, я его - вместе с этим подарком! - отправлю... далеко... - пообещал Сергей. - Вот вам задание к Новому году, - он засмеялся, - отыскать подарок, чтобы стоил не больше полтинника, но был памятью на всю жизнь! Нормально, а? - Об этом мы ещё успеем поговорить, - мудро решил Зайчук. - А пока... Вроде бы обо всём договорились? Тогда до вечера и по машинам! Сергей, Игорь и Андрей разместились в “Лексусе”, где нашлось место и вещам Игоря, а Генка с Зайчуком снова забрались в просторное нутро “Опеля” - и красивые, ухоженные иномарки плавно разъехались в разные стороны. ***** Настя никогда не ездила в аэропорт встречать Сергея, хотя ей хотелось как можно скорее оказаться рядом с ним, желательно - в то же самое мгновение, когда он ступал на родную землю. Но, хотя Андрей был бы счастлив, если бы в аэропорт с ним ехала Настя, о чём он ей неоднократно говорил, она неизменно отказывалась от самого простого и естественного способа как можно быстрее увидеть любимого, и, если бы её спросили, почему она ведёт себя именно так, девушка не смогла бы ответить на этот вопрос. Просто в тот день, когда должен был прилететь Сергей, Настя отправлялась с самого утра к нему домой, в его квартиру, и начинала делать там генеральную уборку. Как-то так получалось, что эта уборка неизменно заканчивалась за полчаса до того, как Сергей переступал порог квартиры, и к этому времени Настя уже успевала принять душ и приготовить поесть. Чаще всего они готовила любимые Сергеем отбивные, и на пороге квартиры они, Сергей и Настя, бросались друг другу в объятия, а потом Настя тащила его на кухню, где он должен был с волчьим аппетитом (а иначе она могла обидеться до слёз!) уплетать необыкновенно вкусные отбивные и пить кофе... Сначала Сергей, у которого при виде Насти в голове раздавался барабанный бой, пытался протестовать против такой последовательности, утверждая, что он просто не в состоянии есть тогда, когда самое вкусное блюдо в этом доме для него недосягаемо, но Настя раз и навсегда объяснила ему: “Я хочу, дорогой, чтобы ты хотел только меня, никакой другой голод ты не должен испытывать - а то, глядишь, меня вместо бутерброда слопаешь...” ***** Сергей и Настя познакомились в университете, в котором долго и мучительно учился прославленный к моменту окончания вуза гонщик. Конечно, учиться он мог только тогда, когда не был занят на работе, поэтому... учился он долго! Но высшее учебное заведение было в высшей степени заинтересовано, чтобы среди его студентов был знаменитый на весь мир Сергей Филаретов, поэтому Сергея “учили” по особому графику и под личным контролем ректора. Студент Филаретов учился восемь лет, за эти годы он трижды оказывался в академическом отпуске, сдавал и пересдавал всё, что нужно было сдавать, но, с грехом пополам, сумел наконец-то завершить эту многострадальную эпопею получением диплома, который и был ему вручен в торжественной обстановке в актовом зале университета. Сергей оказался в приятной компании: дипломы вручали отличникам учёбы, собранным со всех факультетов. К слову сказать, истфак, который закончил Филаретов, в том году “выдал” самое большое количество так называемых “красных”, то есть с отличием, дипломов... Как заслуженному мастеру спорта и заслуженному студенту Сергею предоставили слово, и он невнятно пробормотал в микрофон слова благодарности за полученные знания и доброе к себе отношение... Сергей и Андрей, который не мог отказать себе в удовольствии лично убедиться в том, что “этот неуч” стал образованным человеком, спускались по лестнице в густой толпе выпускников, студентов, преподавателей, родственников и знакомых, когда они невольно услышали оживлённый разговор двух девчонок, по виду школьниц или первокурсниц, которые шли чуть впереди них. - Чемпион растрогались и пролили слезу! - ехидно пропела высокая блондинка с длинными прямыми волосами и отличной фигурой. - Они благодарны нашей бурсе за то, что их здесь просветили, ихнюю персону здесь тепло встречали и облагодетельствовали познаниями! Недоучка на колёсах! - Ну чего ты на него взъелась? - миролюбиво спросила у неё подружка, маленького роста плотная девушка с коричневыми вьющимися волосами, которые торчали во все стороны и смешно топорщились на ходу. - Нормальный парень, получил диплом, радуется этому и хочет поблагодарить тех, кто ему помог... - Ага, хочет! Да он уже давно им всем по “Мерседесу” подарил за этот диплом! Или определённую сумму в СКВ! - И всё-то ты, Инка, знаешь... - Знаю! - отрезала блондинка. - Эти спортсмены - те же самые “новые русские”: денег туча, а мозгов и совести нет совсем! - в её голосе друзья услышали настоящую злость, и Сергею даже не по себе стало: столько злости было в голосе этой симпатичной, в общем-то, девчонки. - Ты знаешь всех “новых русских” и всех спортсменов, Инка? Зачем ты так? По-моему, ни тем, ни другим деньги с неба просто так не падают, блюдечко с голубой каёмочкой им тоже не приносят, они, наверное, свои деньги должны зарабатывать. Не думаю, чтобы спортсменам это было так уж легко, - толстушка говорила негромко и задумчиво, как бы размышляя вслух, и Сергею вдруг захотелось увидеть её лицо, посмотреть ей в глаза... Они вышли во двор, и Андрей решительно направился к девушкам, которые уже выходили в ворота университетского городка. - Девушки, можно вас на пару минут? - в голосе Андрея звучал металл, и девчонки, на сообразившие вначале, что он обращается к ним, настороженно оглянулись на этот резкий звук. - Меня Андреем зовут, а это мой друг Серёга! - рядом с группой уже “нарисовались” два охранника Андрея, но он жестом отослал их. - Вот он, Серёга, о котором ты только что говорила... плохо! - он обвиняюще наставил указательный палец на невозмутимо взирающую на молодых людей блондинку, которая, мгновение помедлив, лениво прошипела: “Да пош-ш-ёл ты...” Андрей Анатольевич Свистунов, давно отвыкший от такого отношения к собственной персоне, вспылил, и неизвестно, что именно он сделал бы в ответ на такое оскорбление, если бы толстушка, приветливо и чуть виновато посмотрев на него своими шоколадными глазами, не улыбнулась так, как взрослые улыбаются несмышлёным детям, негромко и мягко попросив подругу: “Не хами, Инка”. После этого она спокойно обратилась к набычившимся Андрею и Сергею. - Мою подругу зовут Инна, а меня - Настя, - приветливо сказала она. - Я готова допустить, что вас и вашего друга могли оскорбить слова Инны, но это её мнение, и она имеет право его высказать. Я её мнение не разделяю, но это не означает, что людям, которые подслушивают чужие разговоры, - здесь она лукаво улыбнулась своим собеседникам, - можно и нужно указывать мне или ей, какой точки зрения нам следует придерживаться... Сергей, пока она говорила, не отводил глаз от этого лица, такого вроде бы обычного и такого удивительного, на котором так быстро сменяли друг друга самые разные выражения, на котором постоянно мелькала улыбка, делавшая эту, в общем-то, заурядной внешности, девушку не просто красавицей (уж их-то, красавиц, Сергей Филаретов на своём спортивном веку повидал огромное количество, после каждой победы, почитай, по две штуки сразу - одна справа, а другая слева...), а доброй феей из доброй сказки... “Ну и сравнения у тебя!” - мысленно удивился он сам себе, не в силах оторвать взгляд от девушки. Молчал и Андрей Свистунов: его обида и злость подевались неизвестно куда, он ощущал, что сердиться на эту славную малышку может только полный отморозок, у которого вместо сердца - холодная жаба... Да и потом, ведь не она же “крошила батон” на Серёгу, а эта длинная, подружка её... - У вас, Андрей, и у вас, Сергей, есть ещё к нам претензии? - вежливо спросила малышка, и друзья, не сговариваясь, отрицательно замотали головами. - Значит, как говорил поэт Маяковский, “инцидент исперчен”? Вот и хорошо... - на щеках у Насти появились ямочки. - Тогда до свидания!.. Она взяла за руку свою подругу, пытавшуюся что-то сказать, и буквально потащила упирающуюся блондинку за собой, оставив парней стоять возле ворот университетского городка. - Андрюха, она сейчас уйдёт! - с отчаянием проговорил пришедший в себя Сергей. - Она же сейчас уйдёт, Андрюха! - Не уйдёт! - быстро бросил Андрей и решительно сорвался с места. - Настя! Настя! Настя, которой очень не хотелось уходить, потому что вблизи этот знаменитый Филаретов, о котором она много читала в местной газете и которого частенько видела по телевизору, оказался таким... домашним, симпатичным парнем, уводила подальше свою подругу: Инна была девицей взрывной, и если ей “шлея под хвост попадала”, теряла над собой контроль, идя до конца в своём глупом (сама ведь понимала!) упрямстве. Поэтому Настя знала, что Инку сейчас обязательно - пока она не очнулась и не “понеслась душа в рай”, как называла её подруга такое своё состояние, нужно было увести как можно дальше от этих, явно обиженных её словами, парней, иначе эта красивая девушка разразится потоком ругательств, от которых она сама заводилась ещё больше, а те, кого она ругала, просто зверели... Охранники, отвечавшие за безопасность Андрея Свистунова собственными головами, увидели, что их “хозяин” неожиданно сорвался с места и выбежал в ворота университетского городка, и это заставило их броситься вслед за ним. Крупные парни перемещались с грохотом, который заставил девушек испуганно обернуться: им показалось, что за ними гонится стадо каких-то обезумевших диких животных. Обернулся и Андрей, бросив короткое “Назад!”. Грохот прекратился, и Настя удивлённо посмотрела на Андрея. - Опять кого-то обидели?.. - невинным голосом поинтересовалась она. - Настя... Сегодня у моего друга, у нас, на самом деле очень большой праздник, поверьте мне, он его честно заработал, этот диплом, нам есть что отмечать... Мы вас просим... составить нам компанию... Ох, как не хотелось Насте расставаться с этими симпатичными парнями, которые были так интересны ей! Но Инка?.. Настя искоса посмотрела на подругу: похоже, что Инка уже малость “отошла”, она уже может соображать, поэтому, наверное, не станет особенно сильно брыкаться?.. Но согласиться просто так? Ну уж нет! - Извините, что вы имеете в виду, когда говорите о том, что просите нас составить вам компанию? - Настя говорила спокойно и доброжелательно, но в голосе явно слышалась издёвка. - Это что, как говорят в народе, “сообразить на троих”? Так это у нас с вами не получится, нас набралось несколько больше, понимаете ли... К этому времени Сергей оказался возле разговаривающих, он шёл, не отводя взгляда от Насти, и теперь смотрел только на неё. Ему было всё равно, что именно она говорила, какие именно слова произносила, ему хотелось только, чтобы этот голос звучал и звучал, ему хотелось слушать и слушать этот голос... - Настя, ну зачем же вы так? - неожиданно мягко спросил Андрей, и Настя смутилась: она и не подозревала, что этот, чрезвычайно дорого “прикинутый”, парень, который, если судить по его внешности и поведению, должен был быть толстокожим и туго соображающим, так остро воспринимает малейшие оттенки интонации. - Мы ведь... не очень-то и заслужили такое к себе отношение, правда? Неожиданно в разговор вмешалась Инна, до сих пор молчавшая. - Ладно, ребята, замнём для полной ясности, кто чего сегодня заслужил! И мы хороши, вернее, я, и вы, наверное, тоже не подарок в коробочке с бантиком... Кстати, как именно вы намереваетесь отмечать получение диплома? Поделитесь опытом, потому что нам-то с Настькой до такой радости ещё - как до Москвы пешочком, если двигаться при этом по методе “шаг вперёд - два назад”!.. Андрей и Инна стали оживлённо обсуждать, каким же образом можно отметить столь выдающееся в жизни Сергея Филаретова событие, а Сергей и Настя стояли и смотрели друг на друга, безуспешно пытаясь найти хоть какую-то тему для разговора. - Настька, они хотят поехать в “Арбалет”, - сообщила подруге Инна, - и нас с тобой туда же приглашают... Ты была в “Арбалете”? - В “Арбалете”? - рассеянно переспросила Настя. - Это такая избушка на курьих ножках недалеко отсюда? - Какая ещё избушка? - взвился Андрей Свистунов, оскорблённый до глубины души таким пренебрежительным отношением к любимому детищу. - Это “Арбалет” - избушка?! Да такое ещё и в Москве не строят, а ты обзываешься... - Прости, пожалуйста, Андрей, - виновато сказала Настя, не заметив, что обратилась к парню на “ты”, но Сергей это подметил и, совершенно для себя неожиданно, позавидовал Свистуну... - Мы в “Арбалете” не были, но девчонки говорили, что там и в самом деле классно, - сказала Инна. - Может, и в самом деле пойти с ними в этот “Арбалет”, а, Настька? В общем-то, Настя была согласна идти или ехать куда угодно, лишь бы не расставаться с этим долговязым рыжим парнем, худое лицо которого было покрыто таким сильным загаром, что, казалось, было намазано каким-то коричневым кремом. Обычно ей было трудно общаться с такими высокими людьми, потому что для этого приходилось задирать голову - иначе она не могла увидеть лица таких Гулливеров, - но лицо Сергея она почему-то видела прямо перед собой... Но тут она вспомнила, что этот самый “Арбалет”- по словам девчонок, которые там бывали, - штука чрезвычайно дорогая, и хотя было понятно, что их новые знакомые вполне могут позволить себе такие расходы, ей вдруг почему-то стало неловко. - Может, что-нибудь попроще отыщется? - Настя, - наконец-то подал голос Сергей, - я не виноват, что зарабатываю деньги в СКВ, как говорила Инна... И... приличные деньги, так что “Арбалет” нас не разорит, а там, действительно, очень... уютно, мне хотелось бы, чтобы сегодняшний день стал... настоящим праздником, и дело тут... не только в дипломе. Пойдёмте с нами в “Арбалет”, пожалуйста... Вечер в этом дорогом ресторане и в самом деле получился запоминающимся. От греха подальше (Андрей Свистунов рассудил, что сегодня можно и нужно все дела пустить побоку) они забрались самый-самый “засекреченный” кабинет, куда никто, кроме официанта, не имел права входить. Андрей никак не показывал, что в этом ресторане он не просто посетитель, но хитрая Инна каким-то образом это поняла, поэтому весь вечер едко подкалывала болезненно воспринимающего любой упрёк в адрес любимого детища хозяина “Арбалета”. Что же касается Сергея и Насти, то их сегодня мало интересовало, кто где хозяин, кто есть кто или тому подобные мелочи: они были просто счастливы тем, что они вместе, что можно видеть перед собой лицо, которое, казалось, вмещает в себя всё, что тебе в этой жизни нужно... ***** - Настя, давай с тобой встретимся... - и Сергей назвал день, до которого оставалось чуть меньше полутора месяцев. - А почему так долго? - испуганно спросила Настя. - Это же так долго... - Завтра, нет, уже сегодня, - Сергей посмотрел на часы, - в шесть часов сорок восемь минут мой самолёт улетает... Я ведь прилетел только на один день, чтобы получить этот диплом, у меня работа. Освобожусь только к этому дню... Мы встретимся, да? - Конечно, встретимся!.. Этот разговор состоялся возле подъезда Настиного дома, куда они добрались после часового хождения по центру Солнечногорска: из “Арбалета” они ушли около одиннадцати часов вечера, и перед уходом Сергей с удивлением посмотрел на Андрея, который предложил отвезти их на машине, да так и ходили по городу, взявшись за руки и разговаривая... Наверное, в жизни каждого человека бывает такая встреча, когда ты забываешь самого себя, потому что тот, с кем свела тебя судьба, оказывается самым необходимым и дорогим тебе человеком, и единственное, во что хочешь и боишься поверить, - так это в то, что познакомились вы совсем недавно... Потому что так не может быть, чтобы ещё несколько часов назад незнакомый тебе человек так хорошо понимал тебя, знал тебя лучше, чем ты сам, оказывается, знаешь себя... А если всё же и бывает, то это, наверное, означает, что Господь послал тебе ту самую, одну-единственную, счастливую любовную встречу, ради которой человек, собственно, и живёт и о которой так трепетно написал великий русский писатель Иван Алексеевич Бунин: “Да, из году в год, изо дня в день, втайне ждёшь только одного, - счастливой любовной встречи, живёшь, в сущности, только надеждой на эту встречу...” Когда Сергей и Настя отмечали годовщину своей счастливой встречи, девушка протянула любимому синий том собрания сочинений Бунина и указала на эти, подчёркнутые ею когда-то, слова: “Это было давно, Серёжка, когда я подчеркнула, только я тогда не знала, что так оно и есть... Понимаешь, я сейчас пробую вспомнить, как я жила тогда, когда тебя... не было - и не получается... Ничего не могу вспомнить, кажется, что жизнь началась только тогда, когда ты появился...” ***** Полтора месяца, в течение которых Сергей отсутствовал, стали самыми тяжёлыми днями - а она считала каждый день! - в жизни Насти Смирновой. Если бы когда-нибудь кто-то сказал ей, что такое может произойти с ней, она, скорее всего, не поверила бы, но сейчас, без этого рыжего Серёжки, ей было так плохо, что, казалось, хуже уже и быть не может... Конечно, он звонил ей каждый день из этих долгих-предолгих сорока четырёх дней, но это были телефонные разговоры, которые не могли заменить ощущение его руки и не давали возможности заглянуть ему в глаза... Пару раз Настя видела Сергея Филаретова... на экране телевизора, в выпусках спортивных новостей, когда равнодушный голос диктора с деланным воодушевлением сообщал о том, что наш знаменитый соотечественник в очередной раз выиграл не то этап какой-то из гонок, не то саму гонку. Лицо стоявшего на пьедестале почёта Сергея казалось Насте чужим из-за приклеенной улыбки и выражало такую страшную усталость, что Настя заплакала: ей хотелось положить руку на эти до безумия уставшие глаза, заслонить их от света и тихо целовать запёкшиеся губы, растянутые в дежурной чемпионской улыбке... А ещё она до ненависти ревновала к длинноногим красавицам, которые по-хозяйски положили руки на плечи Сергея: какое они имеют право, это только она, Настя, может быть такой близкой этому парню - ведь это только её - только её! - Серёжка!.. В эти тяжёлые для неё дни рядом с Настей был Андрей Свистунов, которому Сергей перед отлётом сказал коротко и ясно: “Андрюха, всё! Это она!..”. Будучи самым близким другом Сергея, Андрей, как уже говорилось вначале, воспринял появление в его жизни Насти болезненно-ревниво, если не враждебно, но куда ему было деться от обаяния этой девчушки?.. И уже через неделю после отлёта Сергея Андрей считал Настю “своей”, удивляясь тому, что раньше Насти вроде бы в его жизни не было, и, придумывая, как бы развлечь эту милую хохотушку, задаривал её мелочами и не-мелочами... Но для самой Насти главным было не это, а то, что рядом с ней был человек, с которым можно было говорить и говорить о Серёжке, потому что этот человек знал его с детства и сам стал частью Серёжкиного детства, да и не только детства... ***** ...Сергею не удалось сообщить о том, что он приедет на день раньше, всё получилось слишком неожиданно: он узнал, что долгожданные три дня каникул начнутся раньше уже в самолёте, а мобильник, как назло, стал превращаться в “самую телефонную связь в мире”, как называла Настя телефоны-автоматы на улицах Солнечногорска. Поэтому Настя, поднявшая трубку телефона и услышавшая родной голос, сразу же, не здороваясь, спросила: “Серёжка, ты завтра приедешь?”. - Я... Я уже... здесь, Настя... - Где здесь?! - Ну, здесь, внизу... Настя, ты что, Настя?! - закричал Сергей в замолчавшую трубку. - Настя! На ходу засовывая в карман мобильник, он бросился в подъезд и в дверях столкнулся с летящей ему навстречу Настей. - Ты!.. - Ты!.. Сергей осторожно подхватил на руки Настю, осторожно и бережно поддерживал он её своими жилистыми, сильными руками, и ему казалось, что она парит в воздухе, невесомо покачиваясь перед его сияющими от счастья глазами. - Поставь меня, - попросила Настя. - Поставь меня, Серёжка, пожалуйста... - Не хочу, - жмурясь от удовольствия, сказал Сергей. - Не хочу, не хочу... - Поставь, пожалуйста, - опять попросила Настя. - Серёжка, - чуть помолчав, сказала она, - я хочу тебя о чём-то попросить... - Конечно, - торопливо пробормотал Сергей и, бережно и нежно, медленно, растягивая удовольствие, он поставил Настю на ноги. Оказавшись на ногах, Настя всем телом прильнула к нему и посмотрела ему прямо в глаза. - Серёжка, мы сейчас... поедем к тебе, потому что я... я хочу, чтобы мы... были вместе... Вот! - Настя... - Молчи!.. Я знать ничего не хочу, потому что больше я... без тебя не выдержу, понимаешь? Тебя так долго не было, Серёжка, так долго не было... Только знаешь, Серёженька, я ведь... ну, у меня это первый раз... такое, чтобы я... хотела быть с... тобой, понимаешь? Ты что смеёшься?! - Настенька, ну как же я могу смеяться, родная? Это я... радуюсь, поэтому... улыбаюсь... Понимаешь: радуется человек!.. - Эгоист! - притворно сердито сказала Настя. - Я боюсь, Серёжка, - жалобно сказала она, - я так боюсь и так хочу быть с тобой... - Так, может... - Ничего не “может”! - сердито сверкнула глазами Настя. - Как дам тебе сейчас за это твоё “может”! Поехали к тебе, Серёженька... В этот вечер Сергей Филаретов понял, что те, кто утверждает, будто в близких отношениях между мужчиной и женщиной всё зависит от того, какие чувства ты испытываешь по отношению к человеку, с которым ты оказался в постели, глубоко правы. Потому что его первая ночь с Настей стала ночью неизведанной им доселе нежности, и в этом огромном, всепоглощающем чувстве, он забыл и нашёл самого себя, нашёл Настю, обрёл понимание того, что только с этой, одной-единственной на свете, женщиной, он может быть счастлив в своей жизни. Настя открыла для себя новый, неизведанный ранее мир, и в этом оглушающем счастьем мире было легко, спокойно и нестрашно, потому что Настя ощущала огромную защищённость от всего того, что могло бы помешать им быть счастливыми: лежащий рядом мужчина, огромный и сильный, был нежен и ласков с ней, его сильное тело было нежным и добрым, оно дарило радость и наслаждение, укрывало от опасности и превращалось в часть самой Насти... Сергей впервые увидел свою квартиру такой, какой она была на самом деле: “хрущоба”, две небольшие смежные комнаты, маленькая кухня и низкие потолки... Конечно, чисто и аккуратно, ничего не скажешь, но ему казалось, что этот спартанский уют должен оттолкнуть Настю. - Настя, Андрюха, я его попрошу, купит нам квартиру или дом, будем жить там, хорошо? - спросил он уютно пристроившуюся на его плече Настю. - Зачем? - удивилась она. - Как зачем? Мы же теперь с тобой поженимся, нам нужно будет иметь свой угол! - Угол у нас уже и так есть, мне здесь очень нравится! А пожениться?.. Серёж, давай сейчас об этом не будем, ладно? Ты прямо как маленький - поженимся... Что это изменит, поженимся мы или нет? Для тебя имеет какое-то значение, женаты мы или не женаты? - Для меня? - удивился в свою очередь Сергей. - Причём здесь я, Настя? Я думал, что тебе... - Думатель ты мой, - Настя нежно поцеловала его в уголок рта. - Да не думай ты ни о чём, Серёжка! Мы счастливы, понимаешь, и это самое главное, кому какое дело до всего остального?.. Главное - чтобы мы с тобой были счастливы, Серёжка... ***** Вот почему Настя Смирнова продолжала жить в квартире родителей, но каждый раз оказывалась в их с Сергеем “углу” в тот день, когда хозяин квартиры возвращался из дальних или не очень-то и дальних странствий. До сих пор такое положение дел худо-бедно, но устраивало Сергея Филаретова, но сейчас, поднимаясь к себе на этаж, он мысленно готовил речь, с помощью которой собирался доказать Насте, что такое их существование должно быть изменено самым решительным образом, что им пора, наконец-то, пожениться. Собственно, эту свою речь он подготовил уже давно, сейчас он просто освежал её в памяти, это было ему совершенно необходимо: совсем недавно, меньше чем пятнадцать минут назад, Игорь Храпко в одной из комнат своей роскошной трёхкомнатной квартиры всадил ему в некую часть его тренированного тела шприц, в котором находились два кубика жидкости непонятного цвета. Это была доза ежедневной фармакологической “подкормки” Сергея Филаретова, и нужно сказать, что укол этот, несмотря на поистине волшебную лёгкость руки кандидата медицинских наук Игоря Вениаминовича Храпко, был настолько болезненным, что даже практически не обращающий внимания на боль гонщик не мог сдержать слёз, регулярно появлявшихся на его глазах после такой необходимой для его работы процедуры. Ежедневно Игорь “шпиговал” Сергея этим своим изобретением, и ежедневно Сергей проливал слёзы (как издевательски называл их Эскулап - кличка Игоря Храпко в команде -, “слёзы радости”), и это тоже была работа гонщика Сергея Филаретова. Конечно, не самая лёгкая и не самая приятная часть его профессиональной деятельности... Сёйчас Сергей крепко сжимал в руках маленькую изящную коробочку, в ней находился тот решающий, на его взгляд, аргумент, с помощью которого он намеревался убедить Настю в своей правоте. ГЛАВА III. К возвращению Сергея Филаретова, вернее, к его “краткосрочному визиту” на родную землю, разные люди в Солнечногорске и за его пределами готовились по-разному. Но очень тщательно. ***** Настя Смирнова, ожидавшая появления Сергея, наверное, сильнее всех, осуществляла генеральную уборку их квартиры, ставшей заметно комфортабельнее, нежели она была три года назад, когда Настя впервые переступила её, квартиры этой, порог. Вернее, порог-то она не переступала: Сергей внёс её в квартиру на руках... В своей работе Настя использовала новейшей конструкции пылесос “Филлипс”, который несколько дней назад притащил Андрей Свистунов, ревностно следивший за тем, чтобы “Настенька” не переутруждалась и имела дело только с наиболее современной домашней техникой, потому что та всё умеет делать сама и не требует от человека практически никаких усилий... ***** К приезду Сергея Филаретова готовился “микромэр,” как его называли в Солнечногорске, официальный хозяин города Владимир Гаврилович Шарашкин, хитрющий мужичонка, которому удалось вот уже два срока подряд оставаться в своём руководящем кресле - и это несмотря на то, что его недруги постоянно предупреждали горожан, что его, Шарашкина, дни сочтены, что скоро он точно “слетит”... Но нет, не “летел” и не “пролетал” Шарашкин, только сильнее и хитрее становился, прочнее врастал в своё место, приобретая смешную при его плюгавой внешности солидность... Владимир Гаврилович, которому через полтора месяца предстояли третьи выборы, решил, что дополнительные голоса избирателей может завоевать его, Шарашкина, неустанная забота о спорте, доказательством чего должно было послужить планировавшееся на завтрашней сессии горсовета чествование известных солнечногорских спортсменов, которые в своих выступлениях выразили бы... благодарность дорогому Владимиру Гавриловичу за его напряжённую трудовую деятельность во благо российского (в масштабе Солнечногорска) спорта. Для того, чтобы эти выступления произвели должное впечатление на электорат, которому в массе своей спорт был до лампочки, нужно было отыскать спортсменов поизвестнее и речи их благодарственные оформить покрасивее. Этим занимался помощник Владимира Гавриловича по вопросам науки, образования, культуры и спорта, туповатый малый дебиловатого вида, работавший до своего высокого назначения директором школы и прорвавшийся на провинциальный властный Олимп благодаря личной преданности мэру. Разумеется, заполучить живого Сергея Филаретова на сессию горсовета ни мэр, ни его заместитель не надеялись, поэтому информация Андрея Свистунова о возможном появлении Сергея в Солнечногорске стала для них приятным сюрпризом. Андрей, который не так чтобы и шутил в разговоре с другом, намекая на кресло премьер-министра, вёл себя в Солнечногорске, на исторической, так сказать, родине тихо-скромно, насколько, конечно, это ему удавалось, но для себя он определил чётко и конкретно: следующие выборы мэра выиграет он, и именно этот пост - мэр родного города - станет для Андрея Анатольевича Свистунова одновременно и пробой сил, и его стартовой площадкой. Где, на какой высоте закончатся его притязания на власть, Андрей пока что и сам не знал, потому что здесь многое зависело уже не от него... Андрей Анатольевич Свистунов общался непосредственно с мэром, минуя его заместителя, что очень огорчало последнего. Но по-другому Андрей просто не мог: выдержать общение с этим руководящим работником мог только человек, у которого чувство собственного достоинство было уничтожено в зародыше. Даже когда заместитель мэра общался с кем-то, от кого он зависел, слушая собеседника внимательно и даже подобострастно, изображая почтительность, его самоварная морда выражала такое откровенное хамство, что хотелось въехать в эту самую хамскую рожу каким-нибудь тяжёлым и твёрдым предметом - кирпичом, что ли... Андрей очень боялся, что не совладает с собой, поддастся искушению и непоправимо испортит облицовку городскому чиновнику, государственному служащему, заботливому отцу двух детей и любящему мужу законной супруги... Сейчас, после того, как он отвёз Игоря и Сергея домой к Эскулапу, Андрей приехал в мэрию, вежливо поздоровался с секретаршей Шарашкина и прошёл в кабинет Владимира Гавриловича, который, по случаю его появления, мгновенно отменил на время все свои дела. Андрей скромно и аккуратно пристроился в любезно предложенном хозяином кресле. - Он согласен, Владимир Гаврилович, - ответив на приветствие хозяина кабинета, начал Андрей. - Завтра в десять, в зале заседаний, так? - Совершенно верно, уважаемый Андрей Анатольевич: в десять ноль-ноль, в зале, так сказать, заседаний, - подтвердил мэр. - Но только, понимаете ли, уважаемый Владимир Гаврилович, Сергей Филаретов не может понять, почему вы приглашаете на заседание... - Извините, Андрей Анатольевич, что перебиваю вас, но это не заседание, это, извините, сессия горсовета, - быстро вставил Шарашкин. - Тем более! Почему на эту сессию не приглашены вместе с Филаретовым те люди, вместе с которыми он куёт победы в профессиональном велоспорте? - с пафосом поинтересовался Андрей. - Кто это, простите? - Это его тренер, механик и врач! - отрезал Свистунов. - Это целая команда профессионалов высокого класса, и такое нельзя не учитывать!.. - Спасибо вам, дорогой Андрей Анатольевич! - радостно воскликнул Владимир Гаврилович Шарашкин. - Спасибо, что вовремя нас поправили! Это и в самом деле возмутительно, забыть о таких, можно сказать, заслуженных людях! Как вы полагаете, Андрей Анатольевич, - голос его стал деловито-серьёзным, - лично мне нужно что-либо предпринять в этом направлении? Я готов сделать всё, что только от меня зависит, чтобы как можно скорее исправить это... назовём его досадным недоразумением. Вы не против? - Конечно-конечно, Владимир Гаврилович! Я так думаю, что лучше всего будет, если вы лично позвоните Льву Львовичу Зайчуку, это тренер, он всё поймёт правильно и свяжется с остальными героями спорта. - Очень хорошо, большое вам спасибо, Андрей Анатольевич! У вас случайно нет его номера телефона? Номер телефона Зайчука, конечно же, случайно оказался в электронной записной книжке Андрея Анатольевича Свистунова, и номер этот был собственноручно записан мэром Солнечногорска на жёлтом квадратике шведской бумаги, после чего благодарный Владимир Гаврилович стал собственноручно же набирать только что записанный им номер, а Андрей Свистунов, вежливо раскланявшись, направился в учреждение, ведавшее регистрацией браков и прочими подобного рода вещами: ему предстояло “утрясти детали” завтрашнего бракосочетания гражданина Филаретова и гражданки Смирновой. Если учесть, что вышеозначенные граждане не известили заблаговременно данное учреждение о своих намерениях, то можно с полным основанием предположить: миссия Андрея Свистунова не могла быть лёгкой и не была таковой. Однако сам он нисколько не сомневался в том, что ему удастся разрешить все проблемы самым благоприятным для “высоких договаривающихся сторон” образом! ***** Появления Сергея Филаретова в Солнечногорске с нетерпением ожидали и люди, которых никоим образом нельзя было считать друзьями знаменитого велогонщика. Правда, они не были и его, Сергея, личными врагами, просто Филаретов и команда “Дельта” оказались втянуты в сферу их деловых интересов, и это означало, что их внимание к персоне гонщика давно уже было повышенным. Внимательно изучив сложившуюся в настоящий момент ситуацию, эти люди разработали план, в котором Сергею Филаретову отводилась некая, причём отнюдь не главная, роль - но именно он на каком-то из этапов воплощения этого плана в жизнь должен был стать главным действующим лицом в тех событиях, которые очень скоро должны были разворачиваться и в Солнечногорске, и в других, достаточно от Подмосковья далёких, местах. По замыслу тех, кто разрабатывал план, то, что должно было произойти с Сергеем Филаретовым, никоим образом не должно было негативно сказаться на устоявшемся порядке вещей в команде “Дельта”. Наоборот: они полагали, что грядущие события смогут ещё более утвердить этот порядок вещей, что, в свою очередь, должно было обеспечить более успешную реализацию их собственных замыслов. Просто иногда, решили они, необходима некая небольшая встряска, кардинально ситуацию не изменяющая, но активизирующая процесс принятия решений теми людьми, которых эта встряска затрагивает как напрямую, так и опосредованно. Необходим своего рода катализатор, ускоряющий ход уже начавшейся реакции. Люди, ожидавшие появления Сергея Филаретова в Солнечногорске, абсолютно точно знали, что сам гонщик ни при каких обстоятельствах не станет помогать осуществлению их замыслов, поэтому нужно было поставить его в по-настоящему безвыходное положение - а затем указать тот единственный выход, который ими рассматривался как цель проводимой операции. Сначала эти люди, зная отношение Сергея к Насте Смирновой, хотели просто-напросто похитить девушку, что, на их взгляд, сделало бы парня если не шёлковым, то более сговорчивым. Эта идея на первый взгляд могла показаться очень продуктивной, если бы потенциально не грозила большими неприятностями: после возвращения девушки (а не вернуть её было нельзя, тогда и похищать её незачем!) те, кто её похитил, неизбежно оказывались “под колпаком” спецслужб... Такая перспектива - даже в насквозь коррумпированной России - обеспечивала “опеку”, от которой избавиться практически невозможно, и даже большие деньги, немалые усилия и крепкие связи здесь мало что могли дать... Словом, овчинка не стоила выделки, потому что всё, что сумеешь на этом деле заработать, нужно будет отдать за “крышу”, без которой сгоришь ярким пламенем и которую всё время придётся “чинить” - опять же не бесплатно... Тогда в чьей-то голове возник новый, ещё более дерзкий, план, претворение которого в жизнь, казалось, должно было полностью снять проблему “крыши”, поскольку никто из тех, кто в этой ситуации потенциально мог бы ощущать себя пострадавшим, и не подумал бы обратиться к помощи правоохранительных органов: себе дороже вышло бы! Этот новый план было до того простым и, вместе с тем, до того дерзким, что отыскать какие-либо факторы, способные стать препятствием в его реализации, было практически невозможно. Он был обречён на успех, потому что обещал необходимый результат. Нужно было только точно и аккуратно претворить его в жизнь. ***** ...Человек, который одновременно работал в команде “Дельта” и занимался транспортировкой наркотических веществ, очень обрадовался тому, что “мальчишник” удалось перенести на более позднее время. Потому что на шестнадцать ноль-ноль была назначена его встреча с теми людьми, которые когда-то (а ему казалось, что это было много-много лет назад, в какой-то другой, свободной и счастливой жизни...) разыскали его и с помощью шантажа потребовали выполнения им определённых обязанностей - в обмен на их молчание... Обстоятельства дела, в которое он оказался замешанным, были настолько серьёзными, что шантажисты знали наверняка: иных выходов, кроме как принять их условия, у него - кроме самоубийства - не было. Отказ же от сотрудничества с ними для этого человека также был фактически равносилен самоубийству, потому что в этом случае они обнародовали бы материалы, которые не просто погубили бы его как специалиста, они бы уничтожили его, обеспечив солидный срок по статье, которая практически не оставляла надежды вернуться живым из мест заключения... Сейчас этот человек ощущал некий дискомфорт: его обязанности по транспортировке наркотиков, к которым он за четыре года работы привык и которые он выполнял добросовестно и аккуратно, тяготили его только в начале этого пути, а затем они стали обыденной работой, он даже перестал воспринимать их как преступление, обычная работа, приносящая регулярный дополнительный - и очень высокий! - доход, - эти обязанности теперь стали несколько иными, его втянули в нечто, с чем ему было очень трудно согласиться. Когда он передавал курьеру очередную партию наркотиков, он не видел и не мог видеть, как именно действует это дьявольское снадобье, он не видел искалеченных людей, которые теряли человеческий облик, если вовремя не получали очередную дозу, он не видел высохших тел, поражённых страшным недугом, - он всего лишь передавал “товар”... Теперь же от него требовали, чтобы он принял участие в действиях, которые должны были принести конкретный вред конкретному человеку, а человек этот был ему знаком очень и очень давно, целую жизнь, с этим человеком было связано очень много личного, они с этим человеком чисто по-человечески были очень близки, как говорят в таких случаях, пуд соли вместе съели - и вот теперь... Кроме того, он не мог не понимать, что предстоящие события могут резко осложнить и его собственное положение в той игре, в которую он был втянут. Анализируя ход развития событий, он понимал, что стремление его “хозяев” форсировать ситуацию может окончиться для них (а значит, и для него!) если и не крахом, то серьёзными осложнениями, которые иногда бывают опаснее, чем сама болезнь. Сколько раз так бывало: вроде бы переболеет себе человек, начинает выздоравливать, жизнь продолжается, всё в порядке - а через какое-то время та, уже полузабытая, болезнь возвращается тяжелейшими последствиями, осложнениями, от которых и умереть можно... Поэтому он решил, что настало время для того, чтобы он тоже сыграл в свою игру. То есть реализовал те меры предосторожности, которые он исподволь подготавливал почти с самого начала своей вынужденной работы на наркодельцов. Когда прошёл шок, вызванный осознанием того факта, что его, такого умного и битого жизнью мужика, поймали как пацана малого на деле, из которого он, хотя и был замешан в нём по уши, вроде бы выбрался целым и невредимым, он решил, что ему необходима страховка, и сразу же сообразил, как и чем он может перестраховаться в сложившейся ситуации. Сейчас люди, которые когда-то унизили его, захватив врасплох и заставив работать на себя, зависели от него не меньше, чем он от них: слишком многое успел узнать этот человек об их делах, слишком многое за эти четыре года стало ему известно. И не просто стало известно, нет, он тщательно подготавливал почву для того, чтобы в один - по-настоящему прекрасный для себя - день заявить о своих “познаниях”, сначала насладиться унижением тех, кто когда-то унижал его, а потом... Потом он хотел немного поторговаться с ними, поиграть, как кошка играет с полузадушенной мышью, после чего можно было жёстко ставить свои условия - и заставить их принять эти, унизительные для них, условия! По сути, эти игры должны были стать компенсацией за страх, испытанный им в тот момент, когда ему предъявляли компромат на него самого, за этот липкий, вползающий в душу и обволакивающий её страх, когда он узнал то, что ему показывали, узнавал себя и вновь проживал тот кошмар... Сейчас, готовясь к встрече, он ещё раз перебирал в памяти всё то, что собирался сегодня предъявить своим непрошенным работодателям, готовился к возможному развитию этого трудного для себя разговора, настойчиво искал слабые места в своём плане, стараясь заранее предугадать, когда, в какой именно момент разговора, ему понадобится обращение к “силовым приёмам”. Его преимущество было в том, что, помимо огромного пласта информации, собранной им по крупицам, в этой игре он работал первым номером, то есть нападал и мог заранее продумать стратегию и тактику своего поведения, тогда как его противникам нужно было на ходу искать ответы на его удары, которые, как он небезосновательно рассчитывал, будут очень чувствительными. Поэтому он знал, что сегодня он поквитается с ними за свой страх, и радовался этому. Однако, как бы он ни был уверен в успехе, ему всё же было и немного не по себе: как ни крути, а то, что собирались проделать с Сергеем Филаретовым, было и в его интересах тоже. Можно сказать, что операция, которую её организаторы назвали “Фил”, также и ускорила принятие его собственного решения о переводе своих отношений с теми, от кого он так долго зависел, в совершенно новую плоскость. Однако сообщение Сергея о том, что завтра он собирается жениться, заметно выбило этого человека из себя, потому что он до боли остро прочувствовал, какие именно переживания предстоит испытать Насте завтра, когда выяснится, что с её любимым случилась беда... Сейчас же, трезво взвешивая все “за” и “против”, он решил, что Сергею и Насте просто не повезло: надо же, надумали “создавать молодую семью” (он издевательски усмехнулся при этой мысли) как раз тогда, когда получилась такая свистопляска... Впрочем, он поспешил успокоить себя тем, что ничего особо страшного с Сергеем случиться не должно, какое-то время “отдохнёт” - и всё будет нормальненько! “Крепче любить друг друга будут!”, - усмехнулся он про себя, окончательно успокоившись, и в очередной раз принялся перебирать в уме детали будущего разговора с теми, кого именно сегодня он собирался окончательно поставить на место... ***** Сергей Филаретов никогда не возвращался домой с цветами. Настя обожала цветы, причём цветы любые, лишь бы они были жёлтого цвета - такой был странный вкус у неё, не хотела они считаться с тем, что жёлтые цветы якобы сулят разлуку... Он буквально задаривал её цветами, когда они были вместе, но, возвращаясь домой, никогда не приносил ей цветов... Собственно, Настя всё равно не обратила бы внимания на самые-самые распрекрасные цветы, когда на пороге возникала долговязая и, казалось, абсолютно не спортивная, нескладная фигура Сергея, она бы их всё равно не увидела, потому что главным для неё в эти мгновения было лицо Сергея, его огромные зелёные глаза и то, как эти огромные глаза смотрели на неё, Настю... ...Сейчас Сергей самую малость помедлил перед тем, как открыть дверь квартиры. Боль от укола куда-то исчезла, а всё то, что он продумывал долгими днями и ночами - и усталость не брала, на засыпалось ему после тяжелейших этапов, пока он не “сотворит молитву”, как он называл эти мысленные разговоры с Настей, пока не вспомнит, что именно он скажет любимой в эту из встречу, - всё, что, как он был уверен, так аккуратно и точно улеглось в голове, готовое к “репродукции”, вдруг опять превратилось в какую-то кашу... Вот и получалось, что, стоя под дверью, он снова не знал, как сказать Насте то, что он должен был ей сказать... Сергей растерянно потоптался перед дверью, которая вдруг сама стремительно распахнулась, и появившаяся на пороге Настя испуганно воззрилась на него своими огромными коричневыми глазами, радостно-встревоженными и сияющими от счастья.... - Ты чего, Серёжка?! - она уже висела у него на шее. - Ты чего под дверью-то стоишь, случилось что?.. Ответить Сергей не успел, да Настя, похоже, и не ждала ответа, потому что прильнула губами к его губам, и, даже если бы он очень постарался, всё равно не сумел бы ничего сказать. Только он не старался, он просто слился в поцелуе с Настей, и поцелуй этот был таким же долгим, как и те бесконечные дни разлуки, которые наконец-то закончились. - Идём в дом, Серёженька... - тихо проговорила Настя. - Идём в дом, что ж на пороге стоять?.. - добавила она, и Сергею показалось, что это были слова одной из песен, которые любила напевать Настя. Они вошли в квартиру, и здесь Сергей сразу же нарушил так тщательно выстроенный им план предстоящего разговора с Настей. Вместо того, чтобы плавно и аккуратно “подвести” её к сообщению о завтрашнем событии, он протянул ей маленькую изящную коробочку, в которой находился тот решающий аргумент, который, как ему представлялось, объяснит Насте всё... - Это... тебе... - пробормотал Сергей. ...У Сергея не было и не могло быть никаких сомнений в том, что они с Настей любят друг друга, он ни на минуту не сомневался, что в жизни они всегда будут вместе, хотя, вообще-то, умные люди советуют не зарекаться с такими вещами, ведь мало ли что в этой самой жизни может случиться... Однако Сергей совершенно точно знал, что он и Настя созданы Господом Богом друг для друга, поэтому расстаться они просто не смогут. Потому что просто не проживут поодиночке - он без Насти, а Настя без него... Вместе с тем, Настя проявляла необъяснимую для Сергея твёрдость в том, что касалось замужества. Она не колебалась тогда, когда захотела, чтобы они с Сергеем были вместе, хотя до этого её отношения с мужчинами были полуплатоническими: она ограничивалась торопливыми поцелуями, и большего ей не хотелось. Сергея же она хотела как мужчину, и они познали друг друга, потому что она, Настя, этого хотела... Подобно большинству нормальных мужчин, Сергей Филаретов считал, что отношения с любимой женщиной должны закончиться браком, - и, опять же подобно большинству нормальных мужчин, он старался всячески оттянуть тот момент, когда его отношения с женщиной могли бы закончиться маршем Мендельсона. Свадебным маршем Мендельсона. Современный человек вообще не очень-то и торопится связывать себя какими-либо обязательствами, тем более - столь обременительными, как брачные узы. Всегда находится что-то, что кажется более важным: учёба, работа, карьера, да мало ли что может стать на пути брака, если люди, которые собираются вступить в него, выполняют формальность? “Кто хочет сделать - тот ищет средства, а кто не хочет - ищет причину”, - с этой истиной спорить бесполезно. Когда Сергей начинал “доставать” (Настино словечко!) Настю разговорами о том, что им давно пора идти в загс, девушка, которая не возражала бы, если бы он предложил ей поселиться на Луне, всегда задавала ему один и тот же короткий вопрос: “Зачем?”. В качестве ответа на этот вопрос Сергей представлял Насте массу, как он полагал, неотразимых аргументов, и это были, действительно, очень серьёзные аргументы, но все они разбивались, как морская волна о мол, об очень простой вопрос, который неизменно задавала ему Настя: “Если я не выйду за тебя замуж, ты перестанешь меня любить?”. Услышав этот вопрос впервые, Сергей ощутил, что у него перехватило дыхание, потому что вдруг он вообразил себе свою жизнь - без Насти... Не представил, а именно вообразил, потому что сейчас ему казалось, будто Настя была в его жизни всегда, просто раньше он не знал ещё, что Настя - это Настя, он всю жизнь искал её, не зная, кто она и какая она, но, как только нашёл, сразу же всё понял... В дальнейшем обсуждение проблемы брака превратилось для Сергея если и не в пытку, то в хождение по кругу с явно выраженным стремлением к превращению этого бессмысленного занятия в форму существования: он тысячу раз зарекался не говорить об этом с Настей, но обязательно срывался, и всё начиналось сначала... Наверное, так могло бы продолжаться до бесконечности, если бы две недели назад Сергей Филаретов, лёжа без сна и без сил на жесткой гостиничной кровати, “восстанавливая силы” после очередного этапа многодневки, вдруг не вскочил посреди ночи со своего неуютного ложа и не пустился в пляс по просторному гостиничному номеру: он вдруг понял, что именно он ответит Насте тогда, когда она в очередной раз задаст ему свой дурацкий - теперь-то он точно знал, что это был дурацкий! - вопрос... Сейчас Сергей с волнением смотрел на Настю, которая, неловко открыв коробочку, внимательно изучала её содержимое. В коробочке было обручальное кольцо редкой красоты, оно было отделано бриллиантовой пылью и украшено небольшими камнями, игравшими отблесками проникавшего сквозь окна солнечного света. Настя молчала так долго, что Сергею казалось, будто молчание это было всегда, будто они так и встретились с ней в беззвучном пространстве, которое плотно обволокло их и грозило поглотить. - Настя... - осторожно позвал он, но Настя молчала. - Настенька... Наконец Настя оторвала глаза от кольца и подняла их на Сергея, который не смог понять её взгляда, но почему-то испугался и приготовился к самому худшему. Однако он и представить себе не мог, что ему предстояло услышать. - А где твоё? - Что?.. - растерянно спросил он. - Где твоё кольцо? - дрогнувшим голосом спросила Настя. - Где... моё кольцо? - тупо переспросил Сергей. - Их же два должно быть, Серёжка, одно для тебя, другое для меня. Моё вот оно, а твоё где? И только сейчас Сергей осознал, что, в самом деле, он купил только одно кольцо... Ему и в голову не приходило, что, действительно, колец-то должно быть больше, чем одно, он был слишком занят тем, как уговорить Настю, и поэтому забыл про второе кольцо... - Я... я забыл... - упавшим голосом пробормотал Сергей. - Дурачок ты мой, - как-то совсем по-бабьи вздохнула Настя. - Как же мы без второго кольца-то? Пошли, будем покупать тебе кольцо тоже... - Подожди-подожди, Настя, так значит, ты... согласна? - Конечно, согласна... - Настя, я... - Ты, ты, знаю я, что это ты, - ворчливо сказала Настя. - Идём на кухню, я тебя покормлю, а потом пойдём, выберу тебе кольцо! Прелесть какая! - восхитилась она кольцом, которое держала в руке. - Серёжка, просто чудо, какое красивое! Я примерю? - Давай, я тебе помогу! - Вот ещё! Сама справлюсь, не маленькая!.. Серёжка, а когда жениться-то? - Что?! - Ну, когда мы с тобой женимся? - Настя... завтра... - Как завтра?! Как же завтра-то?! У меня же и платья нет, и всего остального... - Настенька, - заторопился Сергей, - мы с тобой завтра пойдём в загс, всё оформим как положено, а настоящую свадьбу и всё остальное сделаем перед Новым годом, когда я в отпуск пойду... А завтра просто распишемся... - Ну ладно, - вздохнула Настя. - Завтра - так завтра. А чего же тогда спешка-то? Горит? - Может, и горит... - задумчиво сказал Сергей. - Просто я понял, что мне нужно ответить на твой знаменитый вопрос. - На какой это ещё вопрос? - “Зачем?” - Ну, ты на него столько уже наотвечал, что вряд ли сможешь изобрести что-то, чего бы я раньше от тебя не слышала... - рассмеялась Настя. - Я не изобретаю, я просто понял, почему я хочу, чтобы ты стала моей женой, - очень серьёзно сказал Сергей. - Я хочу, Настенька, чтобы у нас с тобой была маленькая девочка, очень похожая на тебя, и чтобы она звала тебя мамой, а меня папой... При этих словах Сергея в уголках глаз Насти появились слезинки, и девушка смахнула их кончиками пальцев. Она двумя руками взяла большую, жилистую, в шрамах и ссадинах руку Сергея, нежно и осторожно прижала ей к своему лицу, лаская эту грубую мужскую руку своей атласно-нежной щекой. Так продолжалось несколько минут, и оба наслаждались этой лаской, не отводя глаз друг от друга. - Серёженька, - сказала Настя, отпустив руку Сергея и крепко прижимаясь к нему всем телом, - ты сам не знаешь, как я рада, что... ты сказал это. Понимаешь, когда я тебя только увидела, не на сцене, когда ты был такой далёкий-далёкий, а тогда, понимаешь?.. Я тогда сразу решила, что я очень хочу, чтобы мы с тобой когда-нибудь стали... близкими, и чтобы у нас был такой же, как ты, мальчишка с рыжими волосами и зелёными глазами, и чтобы он звал тебя папой, а меня - мамой... Я уже думала, что никогда не дождусь от тебя этих слов, понимаешь? Ты мне всё так разумно и правильно объяснял, а главное сказал только сегодня... Понимаешь? - Настя... - Пойдём, Серёженька... - и они впервые отправились не на кухню, а в спальню, и красивая коробочка с кольцом так и осталась лежать на зеркале в тесной прихожей - там, где Настя положила её... ***** Лев Львович Зайчук проживал вместе со своей семидесятитрёхлетней матерью Саррой Соломоновной в трёхкомнатной квартире, напоминавшей одновременно музей спортивной славы, велосипедную мастерскую и комнату курсисток начала ХХ века - всё зависело от того, в какой именно из комнат квартиры вы находились... Разумеется, комната Сарры Соломоновны была комнатой курсистки: она, эта комната, сохранив простоту и изящество, отличавшие квартиры небогатых российских интеллигентов той поры, когда интеллигентный человек был “выбрит до синевы, слегка пьян и знал всё от Баха до Фейербаха” (а не “пьян до синевы, слегка выбрит и знал всё от Эдиты Пьехи до “иди ты на...” - это о советской “образованщине”...), органично приняла в себя и последние достижения научно-технического прогресса в виде огромного телевизора “Панасоник”, музыкального центра этой же фирмы и суперсовременного персонального компьютера, приобретённого Саррой Соломоновной чуть больше месяца назад вместо того, который, как она вполне обоснованно полагала, уже устарел. Сарра Соломоновна Зайчук не была простым “чайником”, каких в России хватает (а где их не хватает?..): она профессионально разбиралась в компьютерной технике, начинала она с громоздких электронно-вычислительных машин первого поколения, поэтому “навороченный” персональный компьютер последней модели нужен был ей не для преферанса. Нужно сказать, что это чудо техники у неё работало с полной нагрузкой: посредством компьютера Сарра Соломоновна вела оживлённую переписку с самыми разными людьми из самых разных стран мира (английский, немецкий и французский языки она знала почти в совершенстве), в том числе и с собственным сыном, который месяцами “пропадал на работе”, как она называла отлучки Льва Львовича; посредством компьютера она зарабатывала немалые деньги, поскольку цена программного продукта определяется не возрастом того, кто его изготовил, а качеством самого продукта - а здесь у Сарры Соломоновны всё было в большом порядке... Для своих семидесяти трёх лет Сарра Соломоновна выглядела великолепно, она всегда была одета по моде, но по моде, которая соответствовала её, как она шутила, “возрастной категории”, а её умение пользоваться косметикой было почти совершенным. Поэтому и внешний вид этой дамы в возрасте был прямо противоположен внешнему виду её великовозрастного сына, который из всех видов, моделей и фасонов одежды предпочитал спортивный костюм в его летнем и зимнем вариантах... Гостиная квартиры Зайчуков напоминала музей спортивной славы, потому что Сарра Соломоновна была человеком педантичным, она добросовестно собирала всё то, что могло быть связано с сыном и его “работой”, начиная с первой заметки из “Пионерской правды” о победе шестиклассника Лёвы Зайчука и заканчивая интересующими её материалами с интернет-страницы команды “Дельта”... И, конечно же, велосипедная мастерская, комната, в которой во время своих непродолжительных “побывок” обитал Лев Львович. В эту комнату Сарра Соломоновна старалась заходить тогда, когда избежать этого было невозможно, убирать там она не отваживалась, потому что сын мог устроить в полном смысле слова истерику из-за оказавшейся не на месте втулки (или вилки? - это же всё-таки не компьютер...), а разобраться в том, что и где в этой комнате должно лежать, она, несмотря на свой высокоорганизованный инженерный ум, не могла - так что же ей было делать в этой комнате-мастерской?.. К приезду сына, как это было у них заведено, Сарра Соломоновна приготовила отличный обед со своим коронным блюдом - она непревзойдённо запекала утку в тесте, и все многочисленные ученики и немногочисленные друзья её сына, зная об этом чуде, оторваться от которого - сколько бы ты ни съел! - было невозможно, старались попасть к ним в дом к такому празднику. Но сегодня Лев Львович был один. Зайчук, торопливо прожёвывая огромные куски утки, сообщил матери о завтрашнем бракосочетании Сергея Филаретова, и Сарра Соломоновна, хорошо знавшая всех - знаменитых и не очень - учеников своего знаменитого сына и деятельно “принимавшая участие” (так она старомодно выражалась) в них, взволновалась. - Левушка, - при посторонних сын был исключительно “Львом”, но наедине она называла его этим детским именем, и Лев Львович Зайчук просто млел, когда мать обращалась к нему так - он даже объяснял свое неумение создать семью тем, что не нашёл женщины, которая сказала бы ему “Лёвушка” так, как это делала Сарра Соломоновна, - но... когда и где это будет? Можно ли мне будет, - здесь она покраснела, - пойти посмотреть на Серёжу и Настеньку?.. - Я, мама, и сам пока что толком не знаю, где и когда это всё дело будет, узнаю только вечером, но Серёга пригласил нас с тобой завтра в “Арбалет”, потому что отмечать они будут там, только пока... - Чудесно! “Арбалет” - это очень мило, и мне очень хочется побывать там - по такому-то поводу! - Я сегодня вечером иду туда на “мальчишник”, - сообщил матери Лев Львович как бы спрашивая у неё таким образом разрешения, на что Сарра Соломоновна великодушно кивнула головой. - Серёга нас приглашает, так что надо идти. - Это уж непременно, Лёвушка, как же иначе? Без “мальчишника” накануне свадьбы женитьба... неполная, что ли... Только ты, Лёвушка, уж постарайся, пожалуйста, там не особенно увлекаться... проводами холостяцкой жизни Серёжи... - Мама!.. - Лёвушка! - голос Сарры Соломоновны стал строже. - Я желаю тебе только добра! - Так я же и не спорю... - с отчаянием пробормотал Лев Львович. - Я же не спорю, мама... - В котором часу “мальчишник”? - поинтересовалась Сарра Соломоновна. - В восемь. Но ухожу я прямо сейчас... - поспешно добавил Зайчук. - Очень важное дело. Сарра Соломоновна Зайчук хорошо знала, что её сын почти никогда не обманывает мать без особой необходимости. Поэтому она была уверена, что сегодня, около четырёх часов дня, у него на самом деле было запланировано какое-то очень важное дело: торопливо доев остатки утки, Лев Львович пригладил перед зеркалом остатки своих непокорных волос, прихватил объёмистую спортивную сумку и отбыл из дома-музея-мастерской... ***** В отличие от Льва Львовича Зайчука, которому, чтобы не опоздать на очень важную для него встречу, приходилось поторапливаться, Игорь Храпко мог чувствовать себя совершенно спокойно: ему не нужно было никуда идти. Он сидел на кухне своей собственной трёхкомнатной квартиры и ждал, когда к нему пожалуют люди, о встрече с которыми он, как и Зайчук, договорился заранее. Квартиру Игоря Храпко можно было назвать роскошной, и это была бы просто констатация факта, поскольку в ремонт помещения были вложены очень большие деньги, и это вложение обеспечило разительное преображение типовой “чешки”, коих немало было понастроено в Солнечногорске. Сейчас это было жилище, которое могло бы находиться в любом европейском городе, причём именно что европейском: здесь не было вызывающей роскоши домов и квартир “новых русских”, не было ничего, нарушающего ансамбль, в котором и дверные ручки, и мебель, и осветительные приборы находились на своём, для них предназначенном, месте и имели свой неповторимый вид. ...Кандидат медицинских наук Игорь Храпко был в своё время одним из самых талантливых молодых учёных необъятного Советского Союза, он даже успел получить премию имени Ленинского комсомола за исследования, ставшие основой его кандидатской диссертации. Так был отмечен личный вклад Игоря Храпко в, без преувеличения можно сказать, триумфальное выступление спортсменов бывшего СССР на Олимпиаде в Сеуле. После распада некогда всемогущей спортивной империи (а Советский Союз был именно что всемогущей спортивной империей!) спортсмены и люди, работавшие в области спорта, на какое-то время оказались как бы в... вакууме: прежние источники финансирования спорта уже исчезли, а новые ещё не появились. Конечно, великие спортсмены всегда были под надёжным крылом тех, кто, зная, что на их именах и достижениях можно делать большие деньги, заботливо опекал их... Только их, великих, в любой стране не так-то уж и много, и для того, чтобы эти великие появились, необходимо создание своего рода “питательной среды” - нужен массовый спорт, нужна жёсткая конкуренция, которая и определяет окончательно масштаб личности и дарования любого спортсмена. Существовавшая во времена империи система была жестокой, её можно, наверное, даже назвать безжалостной, но она идеально выполняла свои функции. Если в условиях “советского спорта” человек пробивался наверх, значит, это был подлинно великий спортсмен, потому что на пути к вершине он продирался сквозь такие тернии, что уже этим заслужил право называться звездой первой величины... Игорь Храпко был человеком успешным, и терять то, для достижения чего приложил огромные усилия, не собирался. Поэтому он очень быстро оказался в одной из команд профессиональных велогонщиков, где, собственно, продолжал заниматься тем же, чем занимался в сборной Советского Союза по велоспорту: он обеспечивал медикаментозную поддержку спортсменов, продолжая при этом свои научные исследования. Конечно, такая жизнь была беспокойнее “совкового периода” его карьеры, но Игорь отлично адаптировался в любой ситуации, он умел так поставить себя в любом коллективе, что его уважали и ценили те, кто занимал более высокое положение и от кого он вроде бы зависел. Принять предложение Питера Джефферсона и перейти в “Дельту” Игорю пришлось и под давлением обстоятельств: его исследования становились всё более дорогостоящими, а команда, в которой он оказался в начале своей карьеры в профессиональном велоспорте, точнее, её технический директор, не особо горели желанием тратить большие суммы на обеспечение здоровья спортсменов, которые за свои выступления получали большие деньги и должны были сами о себе позаботиться. Босс той команды полагал, что заработанного за профессиональную карьеру гонщикам вполне должно было хватить на лекарства после её, карьеры, завершения - так причём тут команда и зачем ей лишние траты? Работать в “Дельте” Игорю было интересно, и сам он был в высшей степени полезен команде, потому что разработанная им “подкормка” создавалась специально для каждого из гонщиков команды - а это, в свою очередь, повышало спортивные результаты как отдельных спортсменов, так и команды “Дельта” в целом. Сейчас Игорь Храпко ожидал появления людей, с которыми он сотрудничал уже давно, с самого начала своей работы в “Дельте”, и которых интересовали его обширные познания в одной из самых деликатных сфер профессионального велоспорта. Нельзя сказать, чтобы это сотрудничество было тем, о чём Игорь Храпко мечтал, но он был реалистом и прагматиком, отдавая себе отчёт в том, что в тех случаях, когда ты не способен кардинально изменить ход событий, необходимо смириться с обстоятельствами и довольствоваться тем, что ты реально можешь взять от жизни. Сейчас он оказался именно в такой ситуации, но надеялся скоро изменить её. Кардинальным образом изменить. ***** ...После аварии, в которую Генка Орлов попал совсем мальчишкой, его лицо стало асимметричным: правая половина его лица была настоящей, а левая - “сделанной”. Машина, которая въехала в команду велогонщиков, юношескую сборную СССР, двигалась слева от гонщиков, поэтому левая половина отлично тренированного тела мастера спорта Геннадия Орлова оказалась изуродованной, а лицо так вообще пришлось собирать по кусочкам... Вероятно, самым большим везением Генки в этой ситуации было то, что трагическая гонка происходила в окрестностях столиц одной из братских тогда среднеазиатских республик, поэтому пострадавших мальчишек (Геннадия Орлова и Сергея Филаретова) мгновенно доставили в больницу, которая обслуживала ЦК компартии этой республики. Больница, как ей и полагалось по рангу, была оборудована новейшим по тем временам медицинской аппаратурой, на которой работали лучшие в республике, наиболее квалифицированные медицинские кадры. Как растолковали потом тренеру Зайчуку, тамошний “первый” лично контролировал ход лечения мальчишек, потому что панически боялся неприятностей, связанных с этим делом. А неприятности были бы обязательно, если бы в больнице умерли оставшиеся в живых спортсмены, надежда советского велоспорта. Кроме того, обкуренный водитель, чёрная “двадцатьчетвёрка” которого протаранила мальчишек, находился в далёком, но всё же родстве с ним, “первым,” поэтому крупному партийному руководителю было крайне важно, чтобы об этой некрасивой истории как можно скорее забыли наверху, что, кстати сказать, и произошло почти мгновенно... Но запущенный один раз механизм продолжал работать, и Генку Орлова, буквально собрав по кусочкам, лечили долго и тщательно, сделав всё, что тогда могла сделать советская медицина. Генка был по-настоящему талантливым гонщиком, хотя и не отличался способностью финишировать так, как Сергей Филаретов. Он не был финишёром. Зато он был не по годам мудр в гонке, умел отлично просчитывать варианты, чувствовал гонку нервами и умел идеальнейшим образом использовать свои козыри. Вероятно, если бы не авария, то сейчас он имел бы контракт, который ни в чём не уступал бы контракту Сергея, потому что в любой команде гонщиков “с головой” ценили в самом прямом значении этих слов на вес золота: их, таких гонщиков, во всём мире было очень и очень немного... Став исключительно высококлассным механиком, Геннадий Орлов вернулся в этом своём новом качестве в мир велоспорта, и место, которое он занял в этом привычном ему мире, было весьма достойным: от него лично многое зависело в достижении командного результата, с ним и его мнением считались, он зарабатывал приличные деньги, сама жизнь была интересной и почти во всём отвечала тому, к чему он стремился. Но в глубине души Генка Орлов ощущал горечь и иногда - не так уж редко!.. - отчаяние: он был и оставался гонщиком, поэтому спокойно смотреть на гонку не мог, он проживал каждую из гонок, изматывая себя тем, что старался вновь оказаться в недоступном его искалеченному телу мире высоких скоростей и больших страстей... Если бы он, как Игорь Храпко, не знал, что такое гонка, ему было бы намного легче, ему вполне хватало бы того, что происходило с ним тогда, когда он сопровождал гонку в “техничке”, но душа того, кто хотя бы один раз по-настоящему прожил гонку, навсегда останется раненной ею, её, душу, не обманешь... Иногда Генка бешено завидовал Сергею Филаретову. Не деньгам его огромным, не славе всемирной, не победам, а именно этому: Серёга мог ехать гонку! Он мог жить этой удивительной жизнью, которая была недоступна ему, Генке Орлову, гонщику от Бога, навсегда лишённому того, что делало его жизнь - ЖИЗНЬЮ... Генка был человеком справедливым, и поэтому он ни в чём не обвинял Сергея, понимая, что так распорядилась судьба: сложись всё по-другому, и он, Генка Орлов, мог бы оказаться на месте Сергея, а тот - на его месте... Или каждый из них мог оказаться на месте тех двух ребят, которые ехали тогда первыми, и тогда бы вообще ничего не было.. Так что им, Сергею и Генке, ещё и повезло… Да, повезло, только каждому из них повезло по-своему... Сейчас Генка очень торопился, потому что ему необходимо было встретиться с человеком, который вошёл в его жизнь уже давно, более четырёх лет назад, но до сих пор во многом оставался для него загадкой. Так ведь бывает в жизни, иногда так бывает: чем больше ты общаешься с человеком, чем большее место занимает он в твоей жизни, тем большей загадкой для тебя он оказывается... После сегодняшнего сообщения о завтрашней свадьбе Сергея эта встреча приобретала особое значение, Генка ощущал какую-то неловкость, хотя и раньше подобные встречи давались ему нелегко, эта, предстоящая, казалось ему особенно трудной. О встрече была предварительная договорённость, поэтому Генка и старался перенести начало “мальчишника” на более позднее время - он предполагал, что встреча будет достаточно продолжительной, и ему не хотелось нервничать, украдкой поглядывая на часы. Ему казалось, что он неплохо, даже отлично подготовился к этой важнейшей для себя встрече, он начал готовиться к разговору ещё в самолёте, а сейчас перебирал в уме все те детали, которые нужно было держать в памяти и не упускать из виду, чтобы результат был таким, на который он рассчитывал. Нет, ну чёрт дёрнул Серёгу, надумал жениться! ***** Сергей лежал на спине, вытянувшись во весь свой немалый рост и плотно сдвинув похожие на тумбы, невероятно “раскачанные” длинные ноги. Обеими руками он бережно поддерживал уютно устроившуюся на его большом теле Настю. Оба очень любили такие мгновения: когда страсть уже не поднимается неукротимым фонтаном из глубин естества и не бросает тебя в жаркие объятия любимого человека; она, страсть, уже утолена, и на время не она, а нежность и благодарность переполняют тебя. “Какие чувства рождают любовь? - Напряжение и страсть... Какие чувства рождает любовь? - Облегчение и нежность...” Голова Насти лежала на груди у Сергея, совсем близко от его глаз были её удивительного цвета, ни у кого таких не было! шоколадные волосы, а за ними - краешек лица, утомлённого и счастливого, полуприкрытые глаза и растянутые в счастливой полуулыбке губы... - Серёжка, не подглядывай!.. Сергей послушно закрыл глаза, и Настя, слегка изменив позу, стала нежно водить пальцем по его лицу. - Этого не было, - сказала она. - ? - Этого не было, - повторила Настя, и её палец остановился на небольшом шраме на левой стороне подбородка. Сергей молчал. - Откуда это, Серёжка? - Я не помню, где-то заработал... - Больно было? - и Настя поцеловала шрам. - Насть, я, честно, не помню... Наверное, больно... - неуверенно протянул он. - Какой-то ты у меня совсем бесчувственный, - пожаловалась Настя. - Ему лицо разбили, а он не помнит, больно или нет... - А если... А если я скажу, что было больно? - тоном заговорщика спросил Сергей. - А если ты скажешь, что тебе было больно, то я начну тебя... лечить, - пообещала Настя. - Настя, больно было, ещё как больно! - радостно завопил Сергей, и Настя снова стала целовать шрам на его подбородке... - Серёжка, мы же кольцо не купим! - всполошилась она. - Одевайся быстро, идём-идём-идём! Ну опоздаем же, Серёженька... ***** Высокая, красивая девушка, стильно и дорого одетая, работавшая в отделе ювелирных изделий лучшего в Солнечногорске универсального магазина, с заученной улыбкой обратилась к вошедшей в отдел паре: - Я могу вам чем-нибудь помочь? Девушка работала в этом отделе уже три года, и за это время она повидала всякое - начиная от покупки обычных обручальных колец и заканчивая приобретением гарнитуров, специально для этого привезённых из Москвы или из-за границы. Соответственно, и людей она успела повидать всяких и разных, поэтому вошедшая пара привлекла её профессиональный интерес лишь на мгновение: к какой категории посетителей следует отнести этого высокого парня и его малышку? Парень, высокий, худой и жилистый, просто одетый, и так же просто одетая невысокая полноватая девушка могли быть только потенциальными молодожёнами, которые зашли посмотреть или даже уже приобрести обручальные кольца, на большее они не тянули. “Посмотрят и уйдут”, - решила про себя девушка. И действительно, вежливо поблагодарив её, парень и девушка подошли к витрине с обручальными кольцами и остановились возле неё. Парню пришлось наклониться над витриной, и девушка сразу же стала ему что-то показывать, на что парень послушно кивал рыжей головой. За вошедшими с большим интересом наблюдал охранник в красивой униформе, занимавший в отделе такое место, что его практически никто не видел, зато он мог уверенно контролировать всё пространство. Охранником был огромный парень, от которого исходило ощущение уверенной в себе силы, не нуждающейся в дополнительных доказательствах собственной мощи в виде внешних атрибутов. - Покажите, пожалуйста, вот это, - попросила девушка, и продавщица достала кольцо, на которое она ей указала. При этом она обратила внимание на то, какие огромные руки у этого высокого парня: это были настоящие мужские руки, они могли показаться грубыми, но, наверное, каждая женщина втайне мечтает о таких грубых и сильных руках... Продавщица - теперь уже внимательно - посмотрела на ничем на первый взгляд не примечательную пару, и вдруг увидела, что они, эти парень и девушка, - счастливые люди!.. Разные люди покупали у неё обручальные кольца, и по-разному относились друг к другу будущие супруги, но нечасто доводилось ей видеть столько счастья, которое, казалось, распространялось в воздухе от внешне не очень красивых, но бесконечно прекрасных лиц по-настоящему дорогих друг для друга людей... И самая обычная девчушка, озарённая этим счастьем, становилась прекраснее королевы, а парень казался сказочным богатырём, готовым на любые подвиги ради этой красавицы... - Смотри, Серёжка, по-моему, тебе подойдёт. Тебе нравится? - и парень счастливо кивнул головой: он не смотрел на кольцо, которое девушка неумело надевала на его палец, он смотрел на сосредоточенное лицо любимой, и широченная - от уха до уха! - счастливая улыбка растягивала его обветренные губы и играла в зелёных глазах. - Серёга! - из своего угла к ним торопливо походил охранник: он, так же, как и парень, широко улыбался, и девушка-продавец была поражена этим, потому что охранник этот слыл нелюдимым и мрачным типом, слова - и те ронял скупо, а чтобы он ещё и улыбнулся... - Вовка! - обернувшись на голос охранника, парень перевёл на его сияющий взгляд. - Привет, Вовка! Настенька, - обернулся Сергей к Насте, - это Вовка, я тебе о нём рассказывал, а это Настя! Моя... жена, - твёрдо сказал он. - Конечно, рассказывал! - девушка радостно пританцовывала возле радостно хлопавших один одного по плечам - казалось, мешки с мукой падают... - друзей. - Конечно, рассказывал, Серёжка, дай с человеком поздороваться, сколько можно драться... Настя протянула Владимиру руку, и здоровенный парень, в совершенстве владевший своим огромным и тренированным телом, бережно пожал её маленькую, но крепкую ладонь. - Здорово, что я тебя встретил, понимаешь, вырвался всего на четыре дня, завтра расписываемся, Насте-то кольцо купил, а себе забыл, вот прикол, а? Вовка, ты завтра обязательно приходи к нам! - Приходи, Вова, - попросила и Настя, и охранник послушно кивнул головой. - Куда и когда? - Я тебе позвоню сегодня вечером, - пообещал Сергей. - Мы пока и сами не знаем, куда и когда, - брови Володи чуть приподнялись. - Андрюха Свистун сейчас это дело решает, - при имени Андрея на лицо Володи опустилась лёгкая тень, но Сергей этого не заметил. - Только я теперь... у жены живу. Телефон другой. - Так давай! Пока Володя записывал телефон, Сергей достал из кармана бумажник и протянул его Насте: “Настенька, купи, пожалуйста, кольцо”. Девушка стала расплачиваться, а Сергей внимательно следил за цифрами, появлявшимися на страничке из блокнота, над которой колдовал Володя. Красавица-продавщица оформила всё быстро и аккуратно, Настя передала Сергею маленькую коробочку с кольцом и сказала негромко и прочувствованно: “Если я когда-нибудь увижу это кольцо на груди у какой-нибудь мочалки, кому-то очень сильно не поздоровится!”. В ответ Сергей взмолился: “Настя, ну сколько можно, ну что ты, в самом-то деле...” - Ладно-ладно, я только предупредила... Владимир проводил Сергея и Настю до выхода из отдела, где они тепло попрощались, и молча возвратился на своё место, когда к нему обратилась продавщица, которая, как и большинство здешних красавиц, была девицей надменной, наивно полагавшей, что уж она-то себе цену знает. - Владимир Иванович, кто это? Обычно красавица, которую, кстати, тоже звали Настей, не снисходила до внеслужебных разговоров с “обслугой”, к которой она причисляла и охранников с уборщицами, поэтому её вопрос стал для немногословного Володи неожиданностью. - Настю я сам только что увидел, - медленно начал он, - а Серёга - мой друг. Вместе в школе учились. Это же Серёга Филаретов, - добавил он, - знаменитый велогонщик, он сейчас где-то за границей работает. Вот... - Этот парень - знаменитый велогонщик?.. - Настя выглядела озадаченной. - Он что, наверное, ещё и миллионер? - Наверное... - равнодушно подтвердил Володя. - Счастливые... - задумчиво, что было ей несвойственно, проговорила девушка, которая сегодня впервые за свою двадцатичетырёхлетнюю жизнь поняла, почему у народа, к которому она принадлежала, давно сложилось стойкое убеждение в том, что “Не родись красивой, а родись счастливой”: долговязый парень с громадными натруженными руками и его толстушка-невеста были счастливы не потому, что парень был мировой знаменитостью и миллионером, а потому что они любили друг друга, и это было такое счастье, которое невозможно купить ни за какие миллионы и которое делает человека по-настоящему красивым... ***** Трое мужчин внимательно рассматривали лежащие на столе фотографии, изредка обмениваясь мнением по поводу того или иного снимка. Эти мужчины не были друзьями, но они занимались одним и тем же, не совсем приятным, делом, и их можно было рассматривать как деловых партнёров, которые до недавнего времени были партнёрами... неравноправными. Но сейчас человек из команды “Дельта” собирался предложить своим коллегам-оппонентам новые условия их совместной деятельности. Эти условия предусматривали новые отношения между партнёрами, более того, в какой-то мере именно он, этот человек, приобретал больший вес в их совместных делах, поэтому он рассчитывал на естественное сопротивление собеседников, к которому подготовился заранее. Очень тщательно подготовился. - Как вы их получили? - поинтересовался человек из “Дельты” у своих собеседников. - Ведь это случилось в то время, когда мы были в аэропорту, а отпечатки сделаны с негативов, это не “Поляроид” и прочие технические штучки. - Они прилетели следующим бортом, с интервалом в час. Наши американские друзья не меньше, чем мы с вами, заинтересованы в том, чтобы осложнений больше не возникало. Как вы полагаете, этот... Симмонс, он успел сообщить что-то конкретное? Я имею в виду, успел ли он назвать ваше имя? - Вас волнует, насколько я сейчас опасен для вас? - человек из “Дельты” очень сильно нервничал, но держался, как обычно, уверенно и с апломбом, потому что хорошо знал себе цену и умел настоять на своём тогда, когда в этом возникала необходимость. Сейчас был именно такой случай. - Мы этого не говорили... - возразил один из собеседников человека из “Дельты”. - А об этом обязательно нужно говорить? В этом вопросе было столько сарказма, что его собеседники не нашлись, что сказать в ответ. - Я всю свою сознательную жизнь провёл в тех или иных спортивных коллективах, - продолжал человек из “Дельты”, довольный молчанием собеседников. - Точно знаю, что они в общем и в целом не сильно отличаются один от другого и практически не отличаются от того мира, в котором всю жизнь провели вы, - здесь он учтиво кивнул головой в сторону настороженно смотревших на него собеседников. - И в спортивной жизни, и в вашей жизни действует один простой, но очень эффективный универсальный закон, который можно сформулировать так: человек нужен до тех пор, пока он может быть полезен. Как только он оказывается не способным приносить какой-либо практический результат, от него приходится избавляться. В интересах дела. Каким образом это происходит, насколько, так сказать, способ избавления гуманен или нет - это зависит от многих факторов. От очень многих факторов... Знаете, легче всего отчислить из секции мальчишку, который ещё только начинает: он не успел ещё сделать в спорте что-то такое, что могло бы накрепко привязать его, ну, к примеру, к тому же велосипеду, поэтому и расставание происходит практически безболезненно... Собеседники молчали, поэтому он, незаметно для них переведя дух, продолжал. - У нас с вами так, увы, не получится. Я не начинающий игрок в вашей игре, не мальчишка с улицы, от меня многое зависит. Вы, боюсь, сами пока что не понимаете, сколь многое в нашем деле зависит от меня... А может, наоборот, вы это слишком хорошо понимаете? И это определило ваше решение избавиться от меня? И момент очень удобный, вместе с Серёгой вы - за компанию! - будете прессовать и меня, мы же с ним практически неразлучны - так сказать, ошибочка вышла, товарищи-граждане! - Простите, что перебиваю вас, но нам совершенно непонятно, о чём именно в данном конкретном случае идёт речь, - вмешался в его хорошо продуманный и даже отрепетированный монолог один из его собеседников, человек с невыразительным лицом, которое было настолько незапоминающимся, что любая попытка составить “словесный портрет” данного господина с самого начала была бы обречена на провал. - Речь идёт о том, - повысил голос человек из “Дельты”, - что у нас в последнее время было слишком много проколов! Может быть, в этом были виноваты вы, может - ваши американские друзья, это не имеет решающего значение, потому что вы посчитали, будто в этих проколах виновен я! А раз так, то меня нужно “поправить”, и способ “исправления”, вероятнее всего, вы выбрали, ориентируясь на собственные представления о том, что такое хорошо, а что такое плохо... - Это не в наших интересах, - быстро возразил молодой человек атлетического телосложения и очень симпатичной наружности. - Это абсолютно, совершенно не в наших интересах, это не входит в наши планы, потому что количество провалов - по сравнению с удачными операциями - невелико, а терять с таким трудом найденный и такой перспективный канал не в наших интересах! - Я ведь не говорил, что понимаю под словом “исправление”, - чуть улыбнулся человек из “Дельты”. - А вы, тем не менее, убрали Питера Симмонса, привлекли этим своим поступком внимание к команде... Теперь вам остаётся только убрать меня, обнародовать после моей смерти те документы, с помощью которых вам удалось меня... завербовать, и всё в ажуре! Вы предоставляете решающие доказательства того, что во всём был виновен именно я, следовательно, мою... смерть можно будет рассматривать как торжество справедливости!.. - Я готов допустить, что гибель этого человека... несколько выбила вас из колеи, поэтому вы так... бурно реагируете на происходящее, - негромко проговорил старший из его собеседников. - Поверьте мне, вариант с использованием команды далеко ещё не исчерпал себя, отнюдь не исчерпал... Это просто временная трудность, которые бывают очень часто и в любом деле... Знаете, просто что-то где-то не состыковывается. Понимаете, люди, которые работают против нас, - это большей частью настоящие профессионалы, и они представляют очень мощную организацию, имеющую огромный опыт работы, практически ничем не ограниченные человеческие и материальные ресурсы. Нам же приходится брать, как Суворову, не числом, а уменьем. Умением опережать события, умением навязывать свои, для них невыгодные, правила игры. Поэтому идея с использованием команды... - Скажите лучше - меня! - перебил его человек, работающий в команде “Дельта”. - Нет, именно команды! - настоял на своём собеседник. - Вы - член команды “Дельта”, очень важное звено в общем успехе, но, не будь “Дельта” командой, ничего бы не было. Так вот, идея с использованием команды была очень удачной, но всякая, даже самая замечательная, идея не может работать вечно, оставаясь неизменной: изменяется жизнь, изменяются обстоятельства, и мы обязаны принимать это в расчёт. - И мы учитываем эти факторы! - уверил он своего собеседника, который слушал его очень внимательно. - Потому-то сейчас нам и нужен новый маневр, который отвлёк бы всех от нас с вами и заставил сильно волноваться всех заинтересованных лиц, поскольку команде “Дельта” угрожает исчезновение - что за команда без лидера? Значит, должно произойти что-то... непредвиденное с лидером команды Сергеем Филаретовым... - Будем считать, что я вас понял и даже... поверил вам! Только теперь я прошу вас очень внимательно выслушать то, что я собираюсь вам сказать. Внимательно выслушать и правильно понять! - человек из “Дельты” пошёл ва-банк. - Мы вас внимательно слушаем. - Прекрасно! Вы заставили меня работать на вас потому, что имеете компромат на меня. За это я на вас не в претензии, каждый старается получше устроить свои дела. Я долго был на крючке у вас, так долго, что мне это надоело! Вы должны согласиться с тем, что быть на крючке - это не самое приятное состояние, не так ли? Он напрасно ждал ответа от своих собеседников: они настороженно молчали, лихорадочно пытаясь сообразить, с какой стороны должна появиться опасность. - Вы пытаетесь сообразить, что же я могу сделать? - дружелюбно поинтересовался человек из “Дельты” ходом мыслей своих, ставших безмолвными, собеседников. - Полагаю, что вы близки к правильным выводам! - Понимаете, - он широко улыбнулся, от чего заметно помолодел, - вы с самого начала не учли того, что я... буду защищаться. Вам казалось, что я полностью подавлен и деморализован. Должен вас успокоить: так оно и было. Сначала. То есть примерно первые полтора месяца, когда я был просто не в силах сообразить очень простую вещь: благодаря тем делам, которыми я занимался для вас, вы, в свою очередь, оказались зависимы от меня, и даже больше, чем я от вас! Я, ребята, слишком много знал и знаю про вашу лавочку! Вот, смотрите! - и он протянул им толстую пачку листов, которые, очевидно, были компьютерной распечаткой: листы белой бумаги были покрыты столбиками цифр, какими-то именами и названиями, знаками и значками. Мужчины лихорадочно рассматривали листы, передавали их из рук в руки, а человек из “Дельты” с наслаждением наблюдал за выражением лиц тех, кто когда-то (в другой жизни, он верил в это!) помыкал им. На лицах своих врагов он видел страх, может быть, это был даже ужас... Собственно, он предполагал, что реакцией этих людей на то, что он заботливо готовил для них в течение почти что четырёх лет, и должен стать страх, но не надеялся, что этот страх будет таким сильным, размывающим резкие черты лиц, горбившим плечи... - Вам понравилось? - невинным голосом поинтересовался он, когда собеседники в общих чертах ознакомились с тем, что он им передал. - Вы должны согласиться с тем, что я проделал большую, сложную и кропотливую работу! - он откровенно издевался над полностью деморализованными собеседниками, которые в начале разговора казались людьми, твёрдо державшими в руках нити управления не только разговором, но и их отношениями. - И результаты этой работы впечатляют! Вы согласны со мной? Собеседники не отвечали, но он, похоже, и не ждал ответа: ему нужна была пауза для того, чтобы перевести дыхание. Если бы он не сделал этого, то, скорее всего, он сорвался бы, стал материться или, что ещё хуже, заплакал бы, потому что только сейчас, впервые за четыре года, он почувствовал себя свободным. Он был свободен, а эти..., эта мразь - они были в его руках, они зависели от него, а не наоборот, как это было все эти кошмарные годы!.. - Думаю, что вы всё-таки со мной согласитесь... только попозже. Когда к вам, господа, вернётся способность соображать. Хоть немножко... А я пока продолжу, вы не против? - он издевательски изогнулся в кресле. - Вы позволите, господа? Ответа не было. - Молчание – это, как известно, знак согласия, - к месту вспомнил он народную мудрость. - Поэтому, с вашего согласия, я продолжаю, господа! - Вы правы, в нашей работе было гораздо больше... достижений, чем провалов, и эти успехи зафиксированы в документах, с которыми вы только что ознакомились. Впечатляет, не правда ли? Как вы понимаете, я собирал это досье не для того, чтобы просто подарить его вам, не оставив себе даже памяти о таком славном трудовом пути! Наоборот - оно, это досье, моё... Вам-то, разумеется, я оставлю то, что у вас в руках... на память... Только, как вы понимаете, всё это не в единственном экземпляре существует! И я позаботился о том, чтобы в случае моей... кончины, причём, подчеркну это, неважно, что именно станет причиной этой кончины - простите за каламбур, всё это попало туда, куда... да зачем вам, чтобы оно попадало туда?! Если совсем просто, дело обстоит так: вы должны беречь меня как зеницу ока, потому что - даже если я случайно умру от воспаления лёгких или пальчик порежу и от заражения крови преставлюсь - вы всё равно летите, ребята! И ваши заокеанские друзья вместе с вами! И спасти вас в этом случае уже никто не сумеет!.. Меня больше нечем держать, вы поняли это?! Похоже, его собеседники стали потихоньку приходить в себя, первым признаком этого стало возвращение к ним дара речи, нашедшее выражение в виртуозном мате. Они стали выражать свои переживания с помощью именно этой части необъятного русского языка. Человек из “Дельты” слушал их с видимым интересом: сейчас его это забавляло. - Ну, хватит! - скомандовал он, когда красноречие собеседников стало слишком уж... дальнородственным, и они послушно замолчали. - Надеюсь, вы меня поняли правильно? Поэтому мне бы хотелось выслушать ваши соображения по поводу перспектив наших с вами дальнейших отношений. Какими вам видятся эти перспективы? - Что вы хотите? - угрюмо спросил человек с незапоминающимся лицом. - А вы как думаете? - вопросом на вопрос ответил человек из “Дельты”. - Вам нужны деньги? - подал голос другой из собеседников. - И деньги тоже, - не стал разубеждать его человек из “Дельты”. - А что вас интересует в первую очередь? - “Покоя сердце просит”, - прозвучала в ответ цитата из великого русского поэта. - Тебя бы, суку, успокоить! - взорвался молодой, и собеседники посмотрели на него с неодобрением. - Он у вас всегда такой... эмоциональный? - не очень искренно удивился человек из “Дельты”. - Засохни! - кратко порекомендовал коллеге мужчина с незапоминающейся внешностью. - Я думаю, что всем нам нужно более ответственно отнестись к завтрашнему мероприятию, - предложил человек из “Дельты”. - Полагаю также, что ваше согласие изменить жизнь к лучшему следует скрепить, то есть обмыть, говоря по-простому, качественно новый уровень наших отношений! Ему давно уже невыносимо хотелось выпить, даже внутри всё свело от этого желания, но показать эту свою слабость собеседникам раньше он не имел права, а сейчас, как он решил, наступил удобный момент. Он достал привезённую с собой из-за границы для этого случая бутылку и показал её собеседникам, снисходительно объяснив: “Это очень дорогой и хороший коньяк, в самый раз будет!”. Неторопливо открывая бутылку и разливая в серебряные с позолотой рюмки янтарную жидкость, которая пахла божественно, один запах сводил с ума!, он ждал, скажут ли что-нибудь его собеседники. Но те молчали. И он понял, что победил. Он их “сделал”! - За удачу, господа! Прошу вас внимательно выслушать мои соображения... ГЛАВА IY. День был тяжёлым, смерть Питера Симмонса повлекла за собой выполнение необходимых формальностей с местными властями, и Питеру Джефферсону пришлось весь день заниматься этими неприятными вещами, которые были неприятны как сами по себе, так и потому, что за ними Питеру виделись более крупные проблемы. Ведь чаще всего так оно и получается: большие неприятности начинаются с вроде бы мелочей, только в жизни мелочей не бывает... Гибель Питера Симмонса была крупной неприятностью, так что же могло следовать за ней, если обычно беды идут по нарастающей?.. Европейский офис команды “Дельта” располагался в маленькой деревушке поблизости от Милана. Место это было выбрано самим Питером Джефферсоном, и, как всегда, рассчитал он всё правильно: север Италии, отличное сообщение практически с любой точкой земного шара, возможность пользоваться различными видами транспорта, идеальные климатические условия для тренировок и возможность проводить их в любом режиме, включая и горные этапы. А на самой, небольшой и уютной, базе было всё, что необходимо для “жизни и творчества”, как любил выражаться Игорь Храпко, творческая личность, фармацевт-профессионал... Об Игоре в этот день Питер Джефферсон вспоминал частенько, потому что медицинский скальпель, торчавший в спине убитого Питера Симмонса, невольно наталкивал на мысль, будто это убийство каким-то образом связано с самой благородной на свете профессией... Конечно, в “Дельте,” помимо Игоря Храпко, работали и другие врачи, но личным врачом лидера команды Сергея Филаретова был именно Игорь... Сейчас Питер поглядывал на расположившегося напротив него Сола Лимэна, не решаясь задать ему вопрос, который волновал его больше всего, буквально не давал ему покоя. Понимая его состояние, Сол пришёл к нему на помощь. - Тебя беспокоит орудие убийства? - негромко спросил он. - Именно, - Питер благодарно посмотрел на друга. - Понимаешь, Сол, ведь Питера убили тогда, когда вся команда Фила была в аэропорту. Я сам их провожал, всё видел: никто из них не успел бы убить Питера и успеть на этот рейс. Кроме того, я хорошо помню, как перед тем, как садиться в машину, Орлов о чём-то разговаривал с Питером, они же друзья... были друзьями, - поправил себя Питер. - А ещё кто-нибудь из них разговаривал с Питом? - Думаю, что все они перекинулись с ним парой слов, - Питер отвечал не задумываясь, потому что в течение дня он неоднократно мысленно возвращался к этой картине, и она стояла перед его глазами отчётливо, во всех деталях. - Он..., его очень уважали в команде, все уважали... - ему было нелегко говорить в прошедшем времени о Питере Симмонсе. - Значит, в этом убийстве никто из русских непосредственно не замешан, - подвёл итог Сол Лимэн. - Как бы мне хотелось сказать, что и во всём остальном тоже! - Тогда почему Питера убили именно скальпелем? Вроде бы специально указывая этим на Игоря Храпко? Или на кого-нибудь из врачей? - Знаешь, Сол, мне кажется, что таким способом стараются отвлечь внимание от настоящего преступника. Тот, кого ты ищешь, не может работать в одиночку, за ним стоят большие деньги и мощная организация. Каким-то образом они узнали, кто такой Питер и для чего он оказался в команде, и это заставило их принять меры, - здесь Питер Джефферсон болезненно поморщился, - действенные, надо сказать, меры... Но, будучи людьми предусмотрительными, они решили одновременно использовать смерть Питера и в целях... прикрытия своего человека. Поэтому услужливо подсунули нам скальпель, недвусмысленно указав тем самым на Игоря Храпко. Или, как ты сказал, на кого-то из врачей вообще. Словом, на людей, причастных к медицине. - Я согласен с тобой, Пит, но пока что эти соображения нам мало что дают. Так, общие рассуждения. К разгадке мы не приблизились, наоборот, мне кажется, что наши противники очень умело запутывают нас, создавая впечатление, что смерть Питера... В общем, нужно ждать возвращения русских и начинать всё сначала... - Не знаю, хорошо это или нет, что они сейчас в России... - задумчиво сказал Питер Джефферсон. - С одной стороны, они вроде бы далеко от всего того, что происходит здесь, а с другой... Это очень грязное дело, Сол, очень грязное! - горячо сказал Питер. - Понять не могу, почему именно моя команда оказалась втянутой в него, но это нужно как можно скорее... прекратить! Нельзя рисковать жизнью людей, ты же видишь, с кем вы имеете дело! - С убийцами, - спокойно сказал Сол Лимэн. - Мы имеем дело с убийцами, Пит. Они убивают миллионы людей наркотиками, но это не так заметно... А если им надо, то они убирают любого, кто хочет помешать им делать это, совершать массовые медленные убийства... Поэтому их нужно остановить как можно скорее, и мы их остановим. Обязательно остановим, Пит. Но пока нужно очень внимательно следить за тем, чтобы с твоими русскими всё было о`кей... - Понимаешь, Сол, - Питер Джефферсон был смущён, - Фил поехал домой для того, чтобы жениться на своей девушке, на Насте, мы вместе выбирали для неё обручальное кольцо... Он так давно мечтал об этом, он так волновался, будет ли всё хорошо, согласится ли она... Ну как мне теперь сказать ему о том, что произошло с Питером?.. Как сказать об этом... всем остальным?.. - Не думай сейчас об этом, Пит. Это всё придёт само собой, как-нибудь всё образуется. Иди спать, Пит, у тебя сегодня был очень тяжёлый день, а завтра, подозреваю, будет не легче. Иди спать. Когда Сол Лимэн говорил своему другу о том, что завтра его ожидает тяжёлый день, он полагал, что завтрашние проблемы Питера Джефферсона будут связаны с сегодняшним происшествием. Однако он и предположить не мог, что его слова окажутся пророческими, что с завтрашнего дня в жизни Питера начнётся самая чёрная полоса из всех, какие только были за тридцать пять лет этой непростой жизни... ***** Купив Сергею обручальное кольцо, Настя сразу же успокоилась: главное дело она сделала, завтра всё должно пройти хорошо, она даже в магазине успела попробовать, каково это, надевать кольцо на руку Серёжке, и ей понравилось, что рука его, которую она так любила целовать, чего сам Серёжка жутко стеснялся (“Поп я, что ли?”), была такой послушной и так легко отдавала себя в её, Насти, власть... Из магазина она отправилась домой к родителям, договорившись с Сергеем, что он появится там минут эдак через пятнадцать после неё. Настя, если говорить честно, сильно опасалась того, как воспримут её домашние сообщение о завтрашнем... событии. Дело было не в Сергее и не в самом факте бракосочетания, её родители к их с Сергеем отношениям относились очень хорошо и не сомневались, что “дети” обязательно поженятся. Просто если для самой Насти известие о том, что она завтра выходит замуж, было нормальным, как она сейчас понимала, ей, в общем-то, было всё равно, когда и как это произойдёт, то родители давно уже просили их, чтобы “дети” своевременно проинформировали старшее поколение о том, когда именно это произойдёт. К такому важному для себя событию, как замужество единственного ребёнка, родители Насти относились очень серьёзно, им хотелось, чтобы всё было “как у людей”, тем более, что дочь собиралась выйти замуж за хорошего человека, известного спортсмена. Родители Насти не были “новыми русскими”, не были снобами или хапугами. Это были обычные совслужащие, которых в смутные годы экономических преобразований-потрясений умудрились обзавестись собственным, не очень большим, но вполне прибыльным и стабильным делом. В материальном плане они достаточно твёрдо стояли на ногах, а возраст не позволял надеяться на то, что у Насти могут появиться младшие браться или сёстры... Поэтому свадьба дочери и была для них таким важным событием в жизни. Когда Настя и Сергей стали, в приезды Сергея, жить вместе, мать девушки хотела было воспрепятствовать этому, настаивая на регистрации отношений, но муж напомнил ей их собственную молодость, напомнил, что их единственная дочь появилась на свет несколько раньше официально для этого дела установленного срока, но в полном соответствии с законами природы, что не помешало и не мешает им самим быть счастливыми. На это, естественно, возражений не последовало. Мать смирилась: пусть так, пусть живут вместе, но уж свадьба будет как у людей! - Мам, я вас с папой приглашаю на наше с Серёжкой бракосочетание! - едва переступив порог квартиры, выпалила Настя, с тревогой наблюдая за изменением цвета лица матери. - Мама, что с тобой? - Поздравляю, доченька! - справилась с волнением мать. - И когда же это должно произойти? Она с удовлетворением смотрела на дочь, ещё не подозревая, каким будет ответ на этот её, естественный в данных обстоятельствах, вопрос. - Завтра... Но ты не пугайся, время я пока что не знаю, но это будет только... роспись, а сама свадьба будет потом, когда Серёжка в отпуск пойдёт, вы успеете с папой всех-всех пригласить, всё будет так, как ты хотела... Мама!.. - Объясни, пожалуйста, что всё это значит... - очень слабым голосом попросила дочь Ирина Александровна Смирнова. Настя принялась объяснять, волнуясь и путаясь в словах, и пока она это делала, её мать, женщина в высшей степени практичная и трезвомыслящая, сообразила, что, в сущности, всё складывается очень хорошо, потому что они с отцом действительно, как сказала Настя, успевают сделать всё, что они собирались сделать, чтобы всё получилось “как у людей,” до отпуска Сергея, до настоящей, так сказать, свадьбы. Ирине Александровне вдруг стало жалко дочь, которая так сильно боялась того, что мать станет ругать её за якобы самоуправство и неуважение к просьбе родителей, и поэтому частила, подыскивая всё новые и новые аргументы в пользу необходимости завтрашнего события... - Настенька, - перебила она раскрасневшуюся дочь, - я всё поняла, всё хорошо, девочка, это прекрасно, что вы с Серёжей так решили... А где же он? - Он сейчас придёт, мама! - Настя обрадовалась так, что у неё даже слёзы на глазах выступили. - Просто мы так давно... - Не объясняй, всё и так понятно, Настенька. Сейчас я позвоню папе, пусть он тоже порадуется.. Это, наверное, Серёженька! Сергей принёс будущей тёще большой букет любимых ею гладиолусов, и Ирина Александровна была полностью счастлива... ***** К восьми часам, как и было условлено, в “Арбалете” собрались все участники “мальчишника”, и настроение у них было... разным было настроение собравшихся в ресторане мужчин... Сергей Филаретов, несколько оглушённый круговертью событий, слегка оторопевший от уразумения того, насколько сложным является задуманное им предприятие, казавшееся ему вначале таким простым, был рад возможности остановиться и осмотреться по сторонам, посидеть спокойно после беготни и бесконечных разговоров, поздравлений и проблем, которые ему приходилось разрешать. Он устало пристроился на угловом диванчике в отдельном кабинете “Арбалета” и с несвойственной ему жадностью поглощал всё, что подворачивалось ему под руку, а этого “всего” на богато убранном столе хватало... Таким же измочаленным ощущал себя и Андрей Свистунов, которому также пришлось изрядно покрутиться для того, чтобы завтра в двенадцать часов дня по московскому времени в городском загсе были готовы зарегистрировать брак гражданина Филаретова и гражданки Смирновой. Конечно, Андрею Анатольевичу Свистунову отказывать в его просьбе никто не собирался, но каждый, к кому обращался Андрей, считал своим долгом набить цену себе и своему поступку, рассчитывая в дальнейшем напомнить всесильному в Солнечногорске человеку о том, что когда-то - исключительно из уважения к просьбе такого человека, как Свистунов! - ему пришлось нарушить инструкции, и это... могло бы быть соответствующим образом оценено “уважаемым Андреем Анатольевичем”... У Андрея буквально отваливался язык, который, как известно, у всех у нас без костей, но способен болеть - от усталости... Лев Львович Зайчук появился в “Арбалете” уже на заметном подпитии, от него ощутимо несло хорошим коньяком, но хорошего настроения это ему, похоже, не добавило. Зайчук был мрачен, у него был вид усталого человека, который недавно закончил сложную работу или освободился от мучавшей его проблемы, каковая проблема наконец-то разрешилась вроде бы и благополучно, но так человека измордовала, что и это благополучное разрешение уже не радует... Пока что не радует, хотя, конечно, со временем к человеку вернётся способность радоваться, но не сейчас, когда ещё предельно свежо ощущение безнадежности от невозможности что-то изменить, с которым ты жил так долго, что, кажется, успел к нему привыкнуть... Игорь Храпко держался как всегда, то есть ровно, спокойно и вежливо, почти не пил и искренно радовался за Сергея. Если само сообщение о завтрашнем событии несколько выбило его из себя, что было заметно, то сейчас он был самым спокойным, уравновешенным и весёлым из собравшихся за столом мужчин, на его скульптурно-красивом лице было выражение умиротворённости, а сам он, это тоже было заметно, получал огромное удовольствие от изысканных яств и дорогих напитков, которые смаковал, как настоящий гурман, и от общения со своими сотрапезниками, к которым испытывал дружеское расположение. Генка Орлов весь вечер сидел как на иголках, он немного опоздал и возникла даже мысль начинать без него, но Сергей настоял на том, чтобы Генку дождались. Казалось, что мыслями Генка был где-то далеко, казалось, что он вновь и вновь переживает какие-то события, предшествовавшие его появлению в “Арбалете”. Иногда создавалось впечатление, что ему хочется вскочить из-за стола и куда-то бежать, но усилием воли он заставлял себя остаться. А может, это было и не усилие воли, а просто сознание того, что любые попытки что-то изменить уже бесполезны и не приведут ни к чему хорошему? Во всяком случае, иногда на лице Генки, на той его половине, которая была “настоящей”, появлялось выражение безнадежности, покорности обстоятельствам, и оно сильно контрастировало с идеально спокойным выражением второй, “сделанной”, половины его лица... Сначала, когда большая часть присутствующих за столом просто утоляла голод, им было не до разговоров, но постепенно мужчины оживились и завязался общий разговор. - Лев Львович, вам не звонил наш местный “меринос”? - поинтересовался Андрей. - Они сегодня лично попросили у меня ваш телефон, собирались пригласить вас всех завтра на открытие сессии... Андрей знал, что Шарашкин не мог не звонить Зайчуку, видел, как мэр набирал номер телефона тренера, но спросил именно так, чтобы Зайчук мог подать новость своим товарищам так, как он сочтёт нужным это сделать. - Владимир Гаврилович мне звонил? - забеспокоился Лев Львович Зайчук. - Когда же это было, Андрей? - Думаю, где-то около четырёх, примерно в это время... - Дома меня не было, - с сожалением сказал Зайчук, - наверное, с мамой он говорил... - Как я понял, завтра у них открытие сессии горсовета, на которое вы, господа, - он сделал жест, как бы охватывая рукой всех сидящий за столом, - приглашены. Если можно так выразиться, народные избранники будут приветствовать народных же героев!.. - Ирония твоя, Андрей... - начал было Зайчук, но Андрей Свистунов перебил его, покаянно прижав к груди сложенные как бы для молитвы ладони. - Лев Львович, ирония моя относится только к народным избранникам! Согласитесь, что они вспоминают о народных героях только тогда, когда это может принести им дивиденды? Разве не так? - Да ну их к монахам, избранников этих! - вмешался Игорь Храпко. - Нашли о чём говорить! Конечно, мы придём, нам же здесь жить, куда мы денемся... Ты лучше скажи, бодяга эта надолго? Нам же завтра Серёгу женить в двенадцать... - На кой чёрт вы им там надолго нужны? Так, покажут свою заботу и внимание - и начнут глотки друг другу драть из-за бабок и льгот, как оно у нас обычно и бывает на сессиях: тому место под заправку, тому льготную приватизацию, тому ещё что-то... “Мальчишник” получился не очень-то и весёлым, потому что у каждого из его участников были свои причины, чтобы не увлекаться возлияниями, а без этого какое же веселье?.. Только Лев Львович Зайчук, как обычно, не удержался и, выпив лишку, свернул на свою излюбленную тему: он стал вспоминать прошлое и доказывать, что в его время гонщики были гонщиками, что нынешние чемпионы им не чета, потому что они, нынешние, катят на “химии” и зарабатывают огромные деньги просто потому, что им такая возможность предоставлена самими обстоятельствами, которых не было и быть не могло тогда, когда он, Зайчук, бил ж... в седле... - Мы, Серёга, на здоровье ехали, не на подкормке, как вы! К тебе лично у меня претензий нет, ты парень нормальный, всё путём с тобой, но сколько сейчас таких, которые только благодаря “химии” бабки лопатой гребут, сколько? Сам знаешь... И я знаю! Эти... чемпионы! Не гонщик, а так, недоразумение в седле, а контракт такой, что мне и не снился в моё время, даже если бы и возможность была... А её не было! Ты знаешь, как я ехал?! - он требовательно смотрел на Сергея злыми пьяными глазами. - Знаешь?! - Конечно, Лев Львович, - покорно отвечал Филаретов. - И куда я приехал? Живу твоей милостью, как тренер великого гонщика, - Зайчук замотал головой. - А ты, Серёга, и в самом деле - великий, да... А я, Лев Зайчук, работаю в команде только потому, что я личный тренер... вот тебя! - он ткнул пальцем в сторону Сергея. - Не только потому, Лев Львович, вы великий тренер, и без вас “Дельта” очень многое потеряла бы... Не было бы команды! - Да, это так, - подтвердил Зайчук после долгого раздумья. - Ты и в самом деле так считаешь, Серёга? - он подозрительно уставился на Сергея. - И я, и все, и Питер тоже, - как можно убедительнее сказал Сергей, зная, что сейчас успокоить Зайчука можно только такими словами. - Это все знают, Лев Львович... - Ну, спасибо тебе, Серёга, - пьяно растрогался Зайчук. - Давай за неё, за “Дельту”, за команду нашу, за “команду молодости нашей”, давай выпьем за “Дельту”! Ребята, все пьём за “Дельту”! Гусары пьют стоя! Сидевшие за столом мужчины послушно поднялись и, чокнувшись, так же послушно осушили свои рюмки. При этом коньяк пил один Зайчук, остальные пили минеральную воду. ***** Ирина Александровна Смирнова решительно настояла на том, чтобы сегодняшнюю ночь Настя провела не у Сергея, а дома. Она была уверена, что Сергей вернётся с “мальчишника” поздно, и поэтому ни к чему дочери ждать его одной в пустой квартире. А завтра пусть заберёт её из родительского дома, как положено! Вечером Настя пыталась дозвониться к Сергею, но его телефон был всё время занят: вернувшись из “Арбалета”, Сергей принялся обзванивать всех, кого нужно было предупредить о том, что торжественное событие состоится завтра, в двенадцать часов. Он так увлёкся этим занятием, что чуть было не проворонил звонок мобильника, который был требовательным и привлёк всё-таки его внимание своей настойчивостью. Быстро положив трубку стоявшего на прикроватной тумбочке телефона, он схватил мобильник. - Алло! - У вас, молодой человек, говорят, завтра бракосочетание имеет место быть? - услышал он безупречно вежливый голос Насти. - Настенька! - обрадовался он. - Как я рад, что ты позвонила! - Да будет мне позволено узнать, в котором часу и где должно произойти это знаменательное для вас событие? - продолжала, словно не услышав его слов, Настя, и Сергей сообразил, что, оказывается, он так и не сообщил любимой, в котором же часу им завтра предстоит стать мужем и женой... - Настя, я хотел тебе позвонить потом, чтобы мы могли нормально с тобой поговорить, я сейчас обзваниваю всех, надо же людям сказать, когда и где!.. - единым духом выпалил Сергей, но Настя никак не отозвалась на эту его тираду. - Настя?.. - Серёжка, ну как же ты так можешь, мне же тоже нужно... всем сказать, ты что, не понимаешь? - в голосе Насти была обида, и Сергей почувствовал, что девушка обижена по-настоящему. - Прости мне, пожалуйста, мою глупость, Настенька... Я тебя очень люблю, девочка моя, радость моя, прости, пожалуйста... - Серёжка, я... хорошо... Сейчас я тоже буду звонить всем, а ты потом мне обязательно позвони... перед сном... Хорошо?.. - Конечно! Я люблю тебя, Настя! - Люби, но обязательно позвони, а то забудешь! - к Насте вернулась её обычная шутливая манера вести разговор, и Сергей понял, что она уже не сердится на него. ***** Народным избранникам, которые заполнили зал заседания мэрии, проблемы велоспорта, как и спорта вообще, были нужны примерно так же, как рыбке зонтик, но они понимали, что народ, который, как подразумевалось, выражает свою волю фактом избрания их туда, куда им желательно быть избранными, не слишком сильно изменился с тех времён, когда были предельно точно определены его, народа, основные жизненные интересы: хлеба и зрелищ! Никто не спорит, что и “хлеб”, и “зрелища” с тех пор, как впервые прозвучала эта крылатая фраза, очень сильно изменились, заметно расширился ассортимент и “хлеба”, и “зрелищ”, но принципиальное отношение народа к ним осталось тем же, что и было всегда, более того, умные люди говорят, что оно никогда иным и не будет... Отмеченное выше обстоятельство приводит к тому, что политику, какого бы масштаба политиком он ни был, приходится - хотя бы внешне - уважать интересы своих избирателей и проявлять заинтересованность и внимание в первую очередь к людям, которые в сознании народа ассоциируются с понятием “зрелища”, потому что зрелища ближе к сердцу человека - это если иметь в виду простого человека и столь же незамысловатые “зрелища”... Именно поэтому приглашение мэром Шарашкиным на открытие сессии известных не только в городе, но и в мире спортсменов было воспринято депутатским корпусом с воодушевлением, и это воодушевление нашло выражение в бурных и продолжительных аплодисментах, которыми было встречено появление этих самых спортсменов. Конечно, на скромной сцене стояли люди, которые в своей жизни знавали аплодисменты и покруче, признание и на более высоком уровне - то же Сергей Филаретов после победы на Олимпиаде получал орден из медвежьих рук тогдашнего президента России..., - но и властная элита родного города расстаралась ради выражения своей благодарности людям, прославляющих этот самый город на всех континентах... Последние слова - о континентах - принадлежали Владимиру Гавриловичу Шарашкину, который на правах первого лица и, стало быть, хозяина, приветствовал от имени депутатского корпуса дорогих гостей-земляков. Члены команды “Дельта” были одеты в высшей степени нарядно, и народные избранники полагали, что такая форма одежды отражает то глубокое почтение, которое приглашённые спортсмены испытывают по отношению к высокому собранию. Здесь, как и в большинстве случаев своей напряжённой трудовой деятельности, они ошибались, всё объяснялось гораздо более прозаическими причинами: сессия, как известно, открывалась в десять часов утра, поэтому приглашённые на бракосочетание решили не рисковать (мало ли сколько времени эти придурки будут их чествовать!) и заранее одеться так, как того требовала значительность момента - то есть бракосочетания. Полагающийся жениху цветочек в петлицу, униформа жениха, лежал в машине Игоря Храпко и ждал своего часа, потому что после “обязаловки” жених и его личный врач в упомянутой машине должны были проследовать домой к последнему для получения первым очередной дозы лекарства в ту часть тела, на которой сидят. После этого, как глубокомысленно высказался Игорь, любая свадьба Сергею будет нипочём... - М..., мы благодарим вас за заботу и внимание, тронуты им и обещаем, что и дальше будем высоко нести знамя... (тут Лев Львович Зайчук чуть было не брякнул по привычке “советского спорта”, но вовремя прикусил язык) знамя... нашего родного города! Последнее обещание было достаточно сомнительным с точки зрения возможности его выполнения, потому что славный город Солнечногорск ещё не успел обзавестись собственным знаменем, мэрия всего лишь объявила открытый конкурс на его создание, поэтому вопрос о том, что именно собирался высоко нести Лев Львович Зайчук, оставался, как говорят бюрократы, открытым.... Но депутаты не заметили этого небольшого недоразумения, они снова активно задвигали руками, и в зале заседаний снова зазвучали бурные аплодисменты. Приглашённые получили причитавшиеся им Почётные грамоты, а Зайчука так даже отметили денежной премией, которую Лев Львович тут же передал директору велоцентра, пообещав, что то, что привёз, занесёт завтра с утра. Спортсмены и тренеры покинули зал заседаний, на прощание они сфотографировались вместе с мэром и рядом видных представителей депутатского корпуса, а сессия продолжила (или начала?) свою работу... - Отмаялись, слава Тебе, Господи!.. - с облегчением пробормотал Лев Львович Зайчук, когда приглашённые покинули зал, и сразу же, прямо за дверью, стал снимать с шеи дорогой английский галстук, который абсолютно, как-то вопиюще абсолютно, не подходил к столь же дорогому, купленному в Париже, модному костюму. - Ну что, кто куда? - продолжил он. - Ты, жених, езжай за своей дозой ,ты своё получишь! Игорь, ты его сильно не коли, а то он не сможет в загсе “да” сказать, будет орать: “Нет-нет-нет!”... Я поехал за мамой, она уже купила для Насти такие цветы-ы! Увидишь, Серёга! Генка? - Что “Генка”? - отозвался Геннадий Орлов. - Генка будет на месте за пятнадцать минут до начала основного действия! - А дополнительного? - меланхолично произнёс Игорь Храпко. - Какого ещё дополнительного? - подозрительно уставился на него Генка. - Если есть основное действие, то предполагается, что за ним последует и дополнительное, - философски заметил Игорь. - Ладно вам, - недовольно проворчал Зайчук, - нашлись тут игроки словами... Дополнительное - это когда в “Арбалете” будем, только мне после вчерашнего “мальчишника” на это дополнительное и смотреть не хочется! - Это дело поправимое, - успокоил его Генка Орлов. - Главное - начать... - Хватит трезвонить! - рассердился Зайчук. - Встречаемся через... - он бросил взгляд на часы, - час возле загса! ***** В квартире Смирновых собралась родня Насти, которая собиралась продавать невесту долго и весело, для чего заранее были продуманы самые разные варианты торга. Если же учесть, что шафером должен был быть Андрей Свистунов, то торги намечались нешуточные. Андрея хлебом не корми, дай поприкалываться, а закончится всё тем, что он вытащит из карманов кипу “баксов” и отдаст её за невесту. Поэтому главным было сделать так, чтобы шафер не просто выкупил невесту (куда он денется!), а по полной программе уважил всех присутствующих, без чего, как известно, русскому человеку даже самая удачная сделка не может принести полного душевного удовлетворения. Настя очень просила Андрея и Сергея, чтобы они приехали пораньше, чтобы время не поджимало и можно было всласть поиграть в игру, в которую, в идеале, каждая семейная пара должна играть раз в жизни. Это в качестве жениха и невесты раз в жизни, а дальше уж - как Бог даст, ведь и друзья есть, да и со временем собственные отпрыски тоже решат обзаводиться семьями... Андрей пообещал, поэтому сейчас, сидя в кожаном салоне огромного белоснежного “Линкольна”, стоявшего возле офиса “Подъёма”, куда должны были подъехать после “возлияния” Сергей и Игорь, он с нетерпением поглядывал на часы. Он пока ещё не нервничал, но уже задумывался о том, куда же они, Серёга и Игорь, могли подеваться. Не найдя ответа на этот вопрос, он достал мобильник и набрал номер мобильного телефона Сергея Филаретова, но в ответ услышал только длинные гудки. Только длинные гудки. И именно это встревожило Андрея Свистунова. Очень сильно встревожило... ***** - Скажи честно, Инка, ты тогда, когда мы познакомились, могла подумать, что всё это так закончится? Настя, одетая в лимонного цвета платье, сидела в своей комнате и задумчиво рассматривала... собственную руку, как будто пыталась отыскать на ней ответ на какой-то очень важный для себя вопрос, который она пока что и сама не очень хорошо понимала. Вместе с ней была её лучшая подруга Инна, та самая сердитая девушка, которая так хорошо знала всех “новых русских” и всех знаменитых спортсменов, и во многом благодаря злому языку которой произошло знакомство, завершающееся сейчас самым естественным для таких случаев образом... - О таких вещах не думаешь, они тебя сами находят! - авторитетно высказала своё мнение Инна. - Как написал когда-то поэт Симонов: “Все романы на свадьбах обычно кончают недаром, Потому что не знают, что делать с героем потом”! Вот, Настька, ваш роман и заканчивается, дальше начинаются суровые будни и становится неинтересно. - Для кого неинтересно? - Для всех неинтересно! И самое главное - для тех, кто затеял эту самую свадьбу! - Ох, Инка, и злюка же ты... Почему всё должно закончиться обязательно так - суровыми буднями? Всё-то ты знаешь... - повторила Настя фразу, которую ей в той или иной вариации приходилось, общаясь с Инной, произносить очень часто. - Всё - не всё, а кое-что точно знаю! - азартно начала Инна. - Во-первых, и это сейчас для вас самое главное... Но в этот раз Насте так и не удалось узнать, что же - с точки зрение её лучшей подруги - для неё и Сергея является сейчас самым главным, потому что в дверь комнаты, деликатно постучав, заглянула Ирина Александровна. - Доченька, тебя Андрей к телефону... - Андрей? - переспросила Настя и прошла к телефону. - В очередной раз здравствуй, невеста! - бодро приветствовал её Андрей Свистунов. - Как вы там, ждёте нас? - Ждём, и ещё как ждём! Ты... готовься, Инка тут такое обещает из тебя сделать, что мне уже сейчас тебя жалко, Андрюша! - Ничего, прорвёмся! - пообещал Андрей. - Ждите! - скомандовал он, и Настя, вернувшись в комнату, сообщила Инне: “Они скоро приедут”. ***** Андрей позвонил Насте для того, чтобы узнать, не заскочил ли к ней случайно Сергей, мало ли что могло случиться... Теперь он понял, что Сергей и Насти не появлялся, и это могло означать только одно: случилось что-то непредвиденное, что никак не должно было случиться в этот день, но... Нужно было искать Сергея, который мог оказаться... - да где же он мог оказаться-то?! Андрей прыгнул на переднее сиденье “Линкольна” и бросил вопросительно посмотревшему на него водителю: “Давай прямо, а потом налево... Дальше скажу”... ***** Первыми возле загса появились Лев Львович и Сарра Соломоновна Зайчуки, в руках у матери был потрясающей красоты букет лилий белого и розового цвета. Одета же Сарра Соломоновна была настолько изящно, что её пребывание возле данного учреждения вполне могло навести постороннего наблюдателя на мысль о том, что... она сама решила каким-то образом изменить своё семейное положение. А если бы появилась возможность сравнить, то выяснилось бы, что Сарра Соломоновна с точки зрения вкуса, элегантности и даже красоты могла бы дать сто очков вперёд многим из юных невест, которые зачастую бывают одеты в дорогие, но удивительно безвкусные - потому что не идут им! - свадебные наряды. Но возможности сравнить не было, потому что сегодня в загсе не регистрировали ни браки, ни прочие изменения семейного положения граждан, исключение было сделано для уважаемого Андрея Анатольевича, появления которого ожидали с минуты на минуту. Без четверти двенадцать возле загса собрались практически все те, кого молодожёны желали видеть в этот торжественный для себя день. Поскольку мать жениха уже давно была гражданкой государства Израиль, она отсутствовала, зато обширно была представлена довольно многочисленная родня невесты (кроме, разумеется, самых близких родственников, занятых, как считалось, торговыми операциями в квартире Смирновых и собиравшихся в загс сразу же после окончания сделки). Немало было также и университетских подруг Настиной матери, друзей и знакомых Ирины Александровны. Эти люди лишь накануне узнали о предстоящем событии, причём некоторым звонили после одиннадцати часов ночи, когда каждый телефонный звонок вызывает даже у готового к нему человека психологический дискомфорт. Однако все они успели достойно подготовиться к предстоящему событию, вид у них был и в самом деле праздничный, а цветы, которые они хотели преподнести молодым в нужное время, были самыми лучшими из тех, какие можно было раздобыть в Солнечногорске в это время года. Охранник Володя и его жена Лида чисто внешне очень сильно были похожи на пару, ради которой все собрались: такой же высокий, сильный парень (правда, в отличие от долговязого и жилистого Сергея Володя был широким, плотным и даже кряжистым) и такая же маленькая, чуть полноватая девушка с чёрными волосами и живым, подвижным и милым лицом. Володя, которому вчера вечером пришлось выслушать нотацию от тёщи из-за позднего звонка Сергея, не мог не прийти потому, что Серёга был одним из немногих его школьных друзей, и встретить его сейчас, после того, как они на долгое время потеряли друг друга из вида, было просто здорово! Да ещё в такой день, который бывает нечасто, точнее, должен быть всего лишь раз в жизни... Сам Володя очень сильно любил свою Лиду, которая также обожала мужа, и единственное, что омрачало их семейную жизнь, - так это отсутствие собственного жилья и невозможность приобрести или снимать его. Володя должен был ежемесячно помогать матери, которая жила в другом городе и, конечно же, не могла просуществовать на жалкую пенсию, поэтому выкроить что-то на собственное жильё никак не удавалось. Правда, в последнее время Володя нашёл приработку, и они с Лидой надеялись, что уже в следующем месяце они смогут жить отдельно... Сейчас, ожидая приезда молодых, Володя негромко разговаривал о чём-то с Зайчуком и Генкой Орловым, ещё одним своим одноклассником, с которым тоже не виделся уже давно. Хотя Сергей, разумеется, пригласил его и Лиду в “Арбалет”, Володя собирался всего лишь поприсутствовать на церемонии, поздравить молодожёнов и аккуратно испариться вместе с женой: тёща припахала дорогого зятя по хозяйству, и он не хотел, чтобы эта злющая баба, мать его жены, потом изводила Лидочку тем, что “твой ничего по дому не делает, дармоед!”... ***** О том, что белый “Линкольн” должен сегодня принимать участие в обряде бракосочетания, говорили огромные обручальные кольца на крыше автомобиля и нарядная кукла, гордо восседавшая на капоте. Прохожие провожали нарядную машину по преимуществу недоумевающими взглядами: увидеть такую в пятницу или субботу, дни свадеб, традиционно считалось к удаче, но как понимать такую... встречу во вторник? К суперудаче? Или наоборот? “Линкольн” подкатывал к дому, в котором находилась роскошная квартира Игоря Храпко, когда Андрей заметил аккуратно припаркованную возле подъезда тёмно-вишнёвую “девятку”, “навороченную” так, как только российские умельцы способны преобразить автомобиль, это средство передвижения, превращаемое ими в некое подобие роскоши. Увидев машину Игоря, которой тот очень гордился и на которую тратил большие деньги (“Мог бы на эти деньги давно себе новьё купить!” - неоднократно говорили Игорю Храпко самые разные люди), Андрей сразу же успокоился и мысленно похвалил себя за то, что не стал выяснять у Насти, был ли у неё Серёга. Конечно, Серёга и Игорь сейчас наверху, в квартире у Игоря, а мобильник Серёга отключил потому, что после укола ему очень больно, не рычать же на всех, кому “посчастливилось” позвонить в это время?.. Андрей знал, что лекарства, которые должен был принимать Сергей и в виде таблеток, и в виде инъекций, обеспечивали достижение нужного спортивного результата, знал, что Игорь Храпко является выдающимся специалистом в области спортивной медицины и различных снадобий, “подкормок”, как называли это “дельтоники”, знал, что всё это делается в интересах Сергея, но видеть, как твоего друга буквально корчит после того, как ему вкалывают эти самые лекарства?.. Ничего удивительного нет в том, что сейчас, наверное, Серёга пластом лежит наверху и сдержать слёзы не может даже он, как-то фантастически не чувствительный к боли... Андрей посидел немного в “Линкольне”, надеясь, что вот-вот из дверей подъезда выйдут Сергей с Игорем, потом, бросив взгляд на часы, сокрушённо покачал головой, выбрался из машины и пошёл к подъезду, намереваясь подняться к Игорю, выяснить обстановку и, в случае необходимости, перезвонить Насте и объяснить, что они задерживаются по технически причинам, не портить же ей настроение в день свадьбы! Святая ложь... Войдя в подъезд, Андрей хотел было сразу же вызвать лифт, но его внимание привлекло какое-то красное пятно возле двери, небольшое такое красное пятнышко, как будто капнула откуда-то сверху какая-то жидкость красного цвета, вот и осталось после этого пятно... Оглядевшись по сторонам, Андрей заметил ещё одно, такое же, пятнышко, оно как-то матово выделялось на грязной бетонной ступеньке лестницы, которая вела в подвал... Машинально Андрей потянулся к собственному карману, но вспомнив, что на нём была не привычная в это время года лёгкая кожаная куртка, а парадный костюм шафера, выругался от досады. Дверь в подвал была чуть-чуть приоткрыта, ступеньки лестницы косо уходили вниз, во тьму, так что если бы красное пятнышко не было на верхней ступеньке и если бы Андрей, чуть выбитый из колеи всем происходящим сегодня и красным пятном, столь похожим на кровь, возле самого входа в подъезд, не искал, он бы и не увидел его, это второе пятно... Вот когда Андрей Свистунов по-настоящему пожалел, что он не курил и не носил с собой зажигалку. Почему-то вспомнилась подружка Насти Инна, которая сегодня, как уверяла Настя, приготовила ему какую-то особенную каверзу: в тот день, когда они все познакомились, у Инны закончился газ в зажигалке, а остальные - из вагона для некурящих - ничем не могли ей помочь, поэтому Инна и высказалась в том смысле, что сам-то ты можешь курить или нет, это твоё глубоко личное дело, но, если ты джентльмен, то для дам ты просто обязан всегда носить с собой зажигалку! Как они тогда все смеялись этому выводу... Неожиданно чуткий слух Андрея уловил звук, который сразу же заставил его забыть об осторожности, темноте, возможной опасности и прочих второстепенных вещах и ринуться вниз: из подвала донёсся негромкий стон. Кубарем скатившись по лестнице, Андрей едва не споткнулся о тело человека, лежащего на сыром, отдающем плесенью цементном полу подвала. В темноте разглядеть его лицо было невозможно, кроме того, человек лежал ничком, неестественно вывернув шею и поджав ноги. Когда Андрей дотронулся до его головы, ладонь стала мокрой и липкой... ...Игорь Вениаминович Храпко лежал в подвале дома, в котором он жил, в котором находилась его роскошная квартира и возле которого стояла его жутко навороченная “девятка”. Он лежал с разбитой головой, возле которой натекла лужа крови, и тихо стонал... Андрей как можно бережнее попытался подхватить Игоря на руки и вынести его из подвала на свет, но тренированное тело атлета было тяжёлым и непослушным, Андрей боялся сделать что-то не так, поэтому он пулей взлетел по лестнице и подбежал к лениво листающему газету водителю “Линкольна”: “Скорее, помоги!” Вдвоём с водителем они осторожно вынесли из подвала до отвращения грязного Игоря, щегольской костюм которого с тщательно, с большим вкусом, подобранным галстуком был измазан в пыли, грязи и крови, и положили его на лавочку возле подъезда, куда уже стал подтягиваться контингент дворовых бабушек, ещё раньше привлечённых видом ослепительно белого “Линкольна”, но до поры до времени благоразумно державшихся подальше. Сейчас же они радостно засуетились, почувствовав себя в своей стихии: “Человека убили!” - Звони, вызывай “Скорую”! - Андрей сунул водителю свой мобильник. - У тебя фонарик есть? - Сейчас дам, - водитель был спокоен и деловит (он что, каждый раз вместо свадьбы человека в больницу возит?..), и Андрей был благодарен ему за это. - Вот, - протянул водитель ему фонарь, и Андрей скрылся в подъезде, дверь в который теперь была широко распахнута. - “Скорая” уже выехала, у них тут подстанция рядом, так что скоро будет, - встретил его водитель, когда Андрей, сам измазавшись в подвале по уши, выбрался наверх. - А что там? Нашли... кого-нибудь ещё?.. - Нет, - коротко и угрюмо ответил Андрей. - Никого нет. Игорь лежал у самого входа, а дальше, похоже, вообще никто не ходил... как он? - Вроде как без сознания... Думаю, его по голове ударили, сзади, а потом в подвал затащили, бросили там. Зачем?.. - Где же Серёга-то? - еле слышно вырвалось из сжатых губ Андрея. Он подошёл поближе к лавочке и всмотрелся в лицо Игоря Храпко, и вдруг - не к месту и не ко времени - подумал о том, до чего же идеально красиво это лицо, сейчас бледное, даже отдающее в синеву, но скульптурно-точное, каждая черта которого была прорисована именно так, как это должно быть на совершенных произведениях искусства. И ещё Андрей подумал, что синюшная бледность сделала это лицо похожим на безжизненно-неподвижные лица мраморных статуй... Было похоже, что раненый, оказавшись на свежем воздухе, испытал его благотворное влияние, отчего состояние его начало улучшаться. Несколько раз его веки почти открылись, но потом они опять прикрывали глаза, пока, наконец, в Андрея не упёрся пристальный взгляд Игоря. - Как? - прерывающимся голосом спросил Игорь и закрыл глаза. - Игорь, это я, Андрей... Ты узнаёшь меня, Игорь?.. настойчиво спросил Андрей, но глаза Игоря оставались закрытыми. Сирена и мигалка “Скорой помощи” были слышны и видны издалека, поэтому к её приезду все были готовы: Андрей и водитель оттеснили любопытных, среди которых теперь были не только старушки, подальше от лавки, и выскочивший из машины врач мог достаточно свободно приблизиться к лежавшему неподвижно Игорю - Доктор, моя фамилия Свистунов, я очень прошу вас сделать всё необходимое! - обратился Андрей к представительному молодому мужчине с холёными усиками и бородкой, одетому в ослепительно белый накрахмаленный халат. - Моя фамилия Сретенский, Альберт Иннокентьевич, но я не доктор, - приятным баритоном ответил тот. - Доктор - вот, Елена Игоревна, - и он указал рукой на маленькую, очень изящную женщину, хрупкую и грациозную, которая по-хозяйски уверенно распоряжалась возле скамейки. Андрей собрался было подойти к ней, но Елена Игоревна, не оборачиваясь, негромко попросила: “Господин Свистунов, не мешайте, пожалуйста, работать...” И громче добавила: “Носилки!” Пока Альберт Иннокентьевич Сретенский с помощью водителей обеих машин укладывал Игоря на носилки, Елена Игоревна успела приладить к левой руке Храпко систему для переливания крови, которая была присоединена к какой-то большой прозрачной бутылке, и эту бутылку высоко подняла над головой молоденькая медсестра, оказавшаяся рядом с носилками. - Это капельница, - пояснила доктор Андрею, и его поразило чувство собственного достоинства, звучавшее в голосе этой хрупкой женщины. - Не нужно нас толкать в шею, хорошо? - Простите, пожалуйста, - виновато сказал Андрей, пытаясь заглянуть ей в глаза, но Елена Игоревна отвела взгляд, - просто сегодня у нас такой сумасшедший день, если бы вы только знали... - Я знаю, - устало сказала женщина. - Нас ведь не вызывают, если всё хорошо, а беда... Она, беда, у каждого своя, но разве человеку может быть легче оттого, что кому-то ещё хуже, чем ему самому?.. У каждого своё горе, своя - самая большая - беда... - Елена Игоревна, мне очень нужно знать всё, что он, Игорь, скажет, когда... сможет говорить, понимаете? - Понимаю, - по-прежнему устало согласилась с ним врач. - Если хотите, можете поехать с нами, хотя... - она с сомнением посмотрела на костюм Андрея, - простите, но больно уж у вас вид... антисанитарный. - У нас сегодня свадьба... - обречённо махнул рукой Андрей. - Господи, у бедного парня сегодня ещё и свадьба!.. - Это не у Игоря, а у моего друга. Игорь... хоть здесь, а где Серёга - один Бог знает, пропал... Игорь мог бы, наверное, что-то рассказать, но ведь он... - и Андрей Свистунов беспомощно развёл руки в стороны. - Очень красивый мужчина, Игорь ваш, - медленно сказала врач. - Думаю, что скоро с ним всё будет в полном порядке. Конечно, нужен ещё снимок, но, по-моему, повреждение средней тяжести, конечно, у него значительная кровопотеря, но сейчас такие вещи легко поправимы. К этому времени носилки оказались внутри машины “Скорой помощи”, а Елена Игоревна открыла дверь кабины. Андрей чуть придержал эту дверь, протягивая доктору свою визитную карточку. - Вот, пожалуйста, Елена Игоревна, это мои координаты. Очень вас прошу: как только с Игорем можно будет разговаривать, сообщите об этом мне, пожалуйста. Вы его куда повезёте? - В БСМП - больницу скорой медицинской помощи, куда же ещё? - Хорошо. Вас там встретят, пусть его положат к отдельную палату, всё нужно сделать как положено... - Не учите меня, господин Свистунов, - перебила его врач, - что и как мне нужно делать, пожалуйста! Сама уж как-нибудь разберусь... - Ещё раз простите, Елена Игоревна, - попробовал примирительно улыбнуться Андрей, но врач не ответила на его улыбку. - Всего хорошего, - сухо бросила она, и “Скорая помощь” включила сирену и мигалку... Сокрушённо пожав плечами, Андрей постоял несколько мгновений, глядя вслед быстро удалявшейся машине, потом медленно подошёл к “Линкольну” и устало сел рядом с водителем. - А теперь куда... ехать? - К Насте, - машинально ответил Андрей Свистунов. - К Насте так к Насте, - не стал спорить водитель. - А к Насте - это куда? ***** В квартире Смирновых к окнам прилипли все, кроме самой Насти и Инны, по-прежнему сидевших в Настиной комнате и оживлённо рассуждавших о том, что новая замдекана, конечно, мымра из мымр, но благодаря ей жизнь на факультете стала лучше, жизнь стала веселее. Ирина Александровна первой увидела выворачивающую из-за угла дома куклу на белом сверкающем капоте и оповестила об этом остальных собравшихся лаконичной фразой: “Они едут!”. Это сообщение вызвало подобие броуновского движения в просторной, но не безразмерной квартире, поскольку выяснилось, что каждый из присутствующих давно собирался что-то сделать, что-то взять, или, в самом крайнем случае, сообщить невесте о том, что за ней, наконец-то, прибыли те, кто увезёт её из родного дома... Настя и Инна, стоя рядом у окна, наблюдали за тем, как “Линкольн” красиво подкатил к подъезду, остановился возле него и постоял несколько мгновений без всяких признаков жизни. - А где же покупатели? - обиженно протянула Инна. - Они собираются за тобой подниматься, или, может быть, ждут, что я тебя им на руках вниз отнесу, лентяи? Как бы в ответ на эти её слова передняя правая дверь огромной машины нерешительно открылась, и из неё столь же нерешительно, неуверенно выбрался Андрей Свистунов. Он сразу же поднял голову и быстро отыскал глазами окна Настиной квартиры. Насте показалось, что взгляд у Андрея какой-то необычный, но она не успела ничего понять, потому что Инна буквально оттащила её от окна. - Настька, чтоб я тебя возле окна не видела! Пусть этот... покупатель увидит тебя только тогда, когда он хорошенько заплатит за это право. Нет, ну ты посмотри, Серёжка даже не появляется, сидит себе в машине, лентяюга такой! Ну хорошо, мальчики, вы у меня сейчас попляшете... оба! О, смотри, Андрей пошёл наверх, всё, я тоже пошла! Настька, умри и не подавай признаков жизни, пока я тебя не позову! “Держитесь, гады!” - кровожадно пропела Инна и вышла из комнаты. ***** По дороге к дому Насти Андрей не отрывался от мобильника: он звонил в офис, отдавал распоряжения начальнику службы безопасности, перезвонил от отчаяния Сергею домой, ему же на мобильник, узнал номер телефона главного врача БСМП и попросил этого человека, чтобы он разрешил организовать охрану возле палаты, в которую должны были поместить Игоря Храпко. Он делал всё, что нужно было делать, делал правильно, толково и быстро, с радостью занимаясь этими проблемами, казавшимися ему такими простыми и легкоразрешимыми... Эта работа отвлекала Андрея Свистунова от главного, от того, что волновало его сейчас больше всего и что страшило его так, как не страшила в своё время его, мальчишку, зона, куда его направил самый гуманный суд в мире... Именно этот страх сковал Андрея, когда “Линкольн” остановился у подъезда дома, в котором жила Настя и в который Андрею нужно было войти. Войти, подняться по лестнице и позвонить в дверь, хотя, конечно же, дверь наверняка будет открыта, и сказать Насте о том, что произошло... Сидя в машине, Андрей беспомощно посмотрел на совершенно бесполезный теперь мобильник, как бы надеясь, что сейчас эта умная игрушка оживёт и сообщение, которое поступит, снимет напряжение, и окажется, что всё произошедшее - это нелепая случайность или даже дурной сон, окажется, что на самом-то деле у них всё хорошо, и совсем скоро нужно будет кричать “Горько!”... Чуда не случилось, и Андрей медленно выбрался из машины, машинально посмотрел вверх, и ему показалось, что он различил счастливое лицо Насти, которое сразу же отпрянуло от окна. Андрей хотел что-то сказать водителю, но вместо этого обречённо махнул рукой и вошёл в подъезд. Как он и предполагал, дверь в квартиру Смирновых не была заперта, она была слегка приоткрыта, словно приглашала войти, но честно предупреждала, что на особое гостеприимство здесь пока что рассчитывать не следует. Дескать, войти-то ты входи, а дальше будем смотреть на твоё поведение... ***** Оставшись одна в комнате, Настя рассеянно прислушивалась ко всему тому, что доносилось до неё сквозь довольно плотно прикрытую (Инка постаралась!) дверь. Сначала к ней в комнату проник довольно дружный весёлый гул, которым, как она решила, было встречено появление Серёжки и Андрея, он сразу же сменился почти полной тишиной, и Настя с удовольствием ожидала того соло, с которым сейчас должна была выступить Инка. Однако ожидания её не оправдались, раздался приглушенный голос Андрея, потом - вроде бы - негромкий вскрик мамы, потом ещё чьи-то голоса, но Серёжка молчал. Настя не слышала его голоса, и это было сейчас самым удивительным, интригующим... Он-то почему молчит как неизвестно кто? Впрочем, неважно, сейчас всё должно было выясниться, сейчас Настя узнает, почему продажа невесты началась не так, как это было запланировано алчной и безжалостной Инкой... Дверь Настиной комнаты как-то несмело приоткрылась, после чего в неё боком протиснулась Ирина Александровна, за ней, распахнув дверь, вошёл совершенно белый Андрей Свистунов, и Настя испуганно смотрела на них... - А где Серёжка? Серёжка! Где он, мама?.. - Настенька... - Ирина Александровна быстро подошла к дочери и стала совсем рядом с ней. - Ты только не волнуйся, всё будет хорошо, ты только не волнуйся, Настенька... - Андрюша... Где... где Серёжка?... - Он... Настя, с ним всё... будет нормально, только сейчас он... он пропал сейчас... Настя не упала, она медленно сползла на пол, но Ирина Александровна не успела подхватить её, хотя Настя сползала очень медленно, а мать стояла совсем рядом... Ирина Александровна с ужасом смотрела на мгновенно побелевшее лицо дочери, и вид этого лица, казалось, парализовал её, лишил воли и возможности двигаться. Она пришла в себя только тогда, когда Андрей, мягко отстранив её, бережно поднял Настю и осторожно положил её на узкий диван. - Воды надо, что ли? - негромко спросил он. Тут уже засуетились все, кто находился в квартире Смирновых, и опять началось это броуновское движение, только теперь оно было не радостно-оживлённым, а тревожным, пугающим... Окончательно пришедшая в себя, взявшая себя в руки Ирина Александровна решительно закрыла дверь в комнату Насти, отправила Андрея на кухню за водой, а сама присела на диван - рядом с неподвижным телом дочери. Андрей принёс эмалированную кружку с водой очень быстро, по пути он расплескал половину жидкости и поставил кружку со стекающими с неё потёками на письменный стол, возле Настиной головы. - Спасибо, Андрюша, - поблагодарила его Ирина Александровна. - Подожди меня, пожалуйста, вместе во всеми... Андрей покорно кивнул головой и тихонько вышел из комнаты Насти, которая, испуганно открыв глаза, пыталась понять, что с ней произошло и почему она лежит на диване. - Мама... - донеслось до выходившего из комнаты Андрея. ***** Собравшиеся возле загса гости в массе своей были людьми терпеливыми и дисциплинированными. Сами они явились вовремя и поэтому были вправе рассчитывать на такую же вежливость королей со стороны тех, кто пригласил их на своё торжество в таком спешном порядке. Поэтому некоторое опоздание виновников торжества частью гостей воспринималось несколько... болезненно: могли бы и приехать вовремя! Впрочем, никто из гостей не проявлял особого недовольства, потому что, во-первых, собравшиеся были очень расположены к молодожёнам, часть больше к жениху, часть - больше к невесте, и это была значительно большая часть собравшихся; во-вторых, народ у загса собрался неглупый, неплохо знакомый с фокусами и выкрутасами, которые может преподнести жизнь любому из нас, как бы человек ни старался предусмотреть всё, что, как ему кажется, он в силах предусмотреть. Если же учесть, что ещё позавчера все, выключая и невесту, знать не знали о том, какое событие должно было произойти сегодня в двенадцать часов дня по опять же московскому времени, то нельзя было расценить как нечто невероятное то, что в процесс бракосочетания могли вмешаться самые разные потусторонние силы, в том числе и не совсем приятные... Те, кто предполагал появление в вышеупомянутом процессе неприятных неожиданностей, оказались правы, но даже самое пылкое воображение и самые пессимистические предположения (“Они меняют все четыре колеса, потому что поймали гвозди, а где на эту американскую дуру найдёшь столько запасок?” - высказал предположение отчаянный оптимист Лев Львович Зайчук) оказались чем-то вроде доброй рождественской сказки по сравнению с тем, что пришлось услышать собравшимся возле загса приглашённым на свадьбу Сергея Филаретова и Насти Смирновой гостям после того, как они радостным гулом приветствовали появившийся наконец-то белый “Линкольн”, украшенный огромными блестящими кольцами и большой красивой куклой... Конечно, появление такой долгожданной свадебной машины было встречено с большим энтузиазмом, поэтому она сразу же оказалась в плотном кольце встречающих, нарядных и оживлённых, каждый из которых норовил оказаться поближе к задним дверцам, именно там, где должны были находиться виновники торжества. Как и положено шаферу, первым вместительный салон “Линкольна” покинул Андрей Свистунов, но лицо его было настолько безрадостным, что складывалось впечатление, будто ему перед приездом сюда пришлось вытерпеть изрядную головомойку, отнявшую его последние душевные и физические силы. Впрочем, все взгляды были прикованы к задним дверцам, поэтому на выражение лица Андрея никто не обратил внимание. Андрей открыл заднюю дверцу, и вместо Сергея, который должен был выйти первым и помочь выбраться невесте и дружке, все увидели Ирину Александровну Смирнову, и она стала энергично перемещаться по сиденью в сторону открытой двери. Андрей вежливо протянул руку Настиной матери и помог ей оказаться на улице. Какое-то время все собравшиеся возле загса были настолько... огорошены, что абсолютно у всех отнялся дар речи. Только Лев Львович Зайчук пытался, что-то бормоча себе под нос, заглянуть в нутро дорогой и огромной машины, как бы рассчитывая, что все остальные действующие лица свадебного процесса, те, кого собравшиеся ждали так долго и ради кого, собственно, они и собрались, всё-таки находятся там, в этом просторном, приятно пахнущем дорогой кожей салоне, только они - неизвестно почему, может, хотят разыграть тех, кто их так долго ждал здесь? - притаились до времени и пока что не хотят появляться, но совсем скоро... - Ирочка, но... что же это такое? - более чем растерянно выдавила из себя пожилая строгая дама, подруга Настиной бабушки, которая всю свою жизнь иначе чем Ирочкой Ирину Александровну и не называла. - Где же Настенька и... - пожилая дама замешкалась всего на мгновение, - Сергей? - Настя дома, - сказала Ирина Александровна, обрадовавшись тому, что первые слова, которых она так боялась, уже сказаны, если, конечно, к создавшейся ситуации вообще можно применить слово “обрадоваться”... - У неё был... обморок, но сейчас уже всё хорошо... - А Серёга где? - и без того хриплый голос Зайчука превратился в какое-то сипение. - Серёга... пропал... - произнёс Андрей, и собравшиеся откликнулись на это сообщение сдержанным гулом. - Как это пропал?! Андрей, в чём дело, где Серёга?! - В подъезде дома, где живёт Игорь, на них, наверное, напали... - Что значит “наверное напали”? - перебил Андрея Лев Львович Зайчук. - Кто напал? - Точно сказать сейчас нельзя, Лев Львович, - Андрей разговаривал с Зайчуком, но их слова с обострённым вниманием воспринимали все собравшиеся. - Игорю разбили голову, он сейчас в больнице, а Серёги... нигде нет... Игорь пока что ничего рассказать не может, так что спросить не у кого... - И ты хочешь сказать, - медленно проговорил Зайчук, - что Сергея могли... похитить, так, что ли? - Я не знаю, Лев Львович, - ответил Андрей Свистунов, и его лицо затвердело, стало сосредоточенным, как будто только что он услышал нечто, что нуждалось в немедленном осмыслении. - Почему вы сказали, что Серёгу... могли похитить? - А что ж ещё? Игорю голову разбивают, а Серёга стоит и спокойно на это смотрит, да? А потом отправляется выпивать вместе с теми, кто это сделал, бросив Игоря на улице с разбитой головой? - Игоря я нашёл в подвале... - Не в этом дело, Андрей! Раз на них кто-то напал, то этот “кто-то” собирался похитить Серёгу, а Игорь ему просто-напросто мешал, вот он от него и избавился... Хотя, я думаю, там было несколько человек, ведь и Серёга, и Игорь - здоровые мужики, с ними так просто не справиться... - Вы нас извините, - обратилась к гостям Ирина Александровна, - сами видите, что сейчас творится... Никто ничего путного не знает и сказать не может... Господи, лишь бы с Серёженькой всё было хорошо! Вы нас извините, - повторила она, - как только всё это закончится, - она суеверно оглянулась и легонько постучала по стволу клёна, рядом с которым примостился “Линкольн”, - мы всех вас ждём... опять в гости, уж не откажите тогда... - в голосе у Настиной матери дрожали слёзы. Её стали утешать, и она оказалась в кругу близких людей, каждый из которых старался выразить ей своё сочувствие и поддержку. И как-то нелепо выглядели роскошные цветы, старательно выбранные для такого торжественного случая, как свадьба единственной дочери близкого человека, в руках у людей, окружавших Ирину Александровну: гармония, красота, совершенство, нежнейшие запахи - и еле сдерживаемые слёзы, растерянность и испуг, которые никак не удавалось спрятать за слишком настойчиво подчёркиваемой уверенностью в том, что всё обязательно будет хорошо... Вокруг Андрея Свистунова стояли другие люди: оставшаяся часть команды “Дельта”, то есть Лев Львович Зайчук и Генка Орлов, причём последний, со своим лицом, состоящим из двух половинок, выглядел как привидение, потому что на этом лице застыл ужас. Рядом с сыном стояла Сарра Соломоновна, а чуть поодаль были Володя с Лидой, которые, слегка помешкав, подошли к этой группе. - Привет, Вовка! - Андрей был настолько выбит из колеи, что не проявил никаких эмоций по поводу встречи с одноклассником, а не виделись они уже давно. - Привет, Андрюха! - Володя протянул Андрею руку, и они обменялись крепким рукопожатием. - Это Лида, моя жена, знакомься. - Молодец, Вовка! - невольно вырвалось. - Красивая у тебя жена... и на Настю очень похожая... - Что ещё известно про Серёгу? - деловито спросил Володя. - Да это, в общем, и всё... - признался Андрей. - Мне должны позвонить, когда Игорь придёт в себя, может, тогда... - Тогда давайте отсюда по-быстрому исчезнем, - предложил Володя. - Нужно куда-то поехать, где можно было бы спокойно всё обсудить и решить, что дальше делать, где и как нам теперь Серёгу искать. - Тогда, может, поехали ко мне в “Подъём”? - отозвался Андрей. - Не в “Арбалет” не теперь ехать! - неизвестно на кого разозлился он. - Не шуми, - попросил Володя. - В “Подъём” так в “Подъём”. У тебя там спокойно поговорить можно? - А то нет! В этот момент подал признаки жизни мобильник Андрея, и Свистунов, отойдя в сторону, коротко переговорил с невидимым собеседником, после чего вернулся к товарищам, встретившим его внимательными и вопросительными взглядами. - Игорь, кажется, начинает помаленьку приходить в себя, я тогда сейчас поеду к нему, послушаю, что он скажет, а потом приеду в офис. Вы пока езжайте в “Подъём”, подождите меня там... Как раз во время этих слов Андрея из-за угла вырулили ехавшие гуськом “Лексус” и “Опель-Фронтера”, которые мягко притормозили возле хозяина. Вместе с внушительным “Линкольном” зрелище получилось впечатляющее, и случайные прохожие с видимым интересом поглядывали на кортеж дорогих иномарок и две группы встревоженных нарядных людей рядом с ними. - Ирина Александровна, - подошёл Андрей к матери Насти, которая в кругу родных и близких слегка отошла от первого шока, - вас сейчас отвезут домой. Да сними ты эти кольца идиотские! - неожиданно крикнул Свистунов водителю, удивлённо посмотревшему на него. - И куклу тоже сними, пожалуйста... Вместе с Ириной Александровной в “Линкольн” сели несколько женщин, и Андрей, проследив взглядом за отъезжающим красавцем, вернулся к своим. - Я в больницу, - сообщил он. - Погоди, я с тобой, - быстро сказал Володя. Андрей хотел что-то спросить, но передумал. - Маленькая, - мягко сказал Володя, виновато посмотрев на жену, и его огромная рука невесомо опустилась на её плечо, - ты, пожалуйста, езжай домой одна, мне тут нужно остаться, сама видишь, какая тут свистопляска получилась... Маме скажи, - Володя звал свою мымру-тёщу только так - “мамой”, - что меня неожиданно выдернули на работу, но я всё сделаю, как только освобожусь!.. - Конечно, Вовочка, - согласилась Лида, которая и в самом деле была очень маленькой, да ещё на фоне мужа, - раз надо - значит, надо... А я домой, - и она, приподнявшись на цыпочках, поцеловала мужа в щёку. - Ты звони... Все быстро расселись по машинам, и иномарки разъехались в разные стороны. ГЛАВА Y. Гибель Питера Симмонса произвела самое тягостное впечатление на всех, кто находился в тренировочном лагере команды “Дельта”, и атмосфера страха, недоумения, сожаления и раздражения воцарилась в этом лагере. На следующий после гибели Питера день всё началось как обычно, внешне команда продолжала работать как хорошо отлаженный механизм, в котором каждая деталь - то есть каждый человек - подобрана точно и профессионально, поэтому сбоев в работе этого механизма быть не может. И вместе с тем, было видно, что сейчас эта почти совершенная командная работа - всего лишь механическое явление, а люди, которые квалифицированно делают своё дело, мыслями далеки от того, чем они занимаются, их совершенно не интересуют ни сам процесс, ни конечный результат. Питера Джефферсона пугало это нескрываемое равнодушие: он слишком много сил отдал для того, чтобы у каждого, кто работал на успех “Дельты”, блестели глаза во время этой работы, какой бы трудной она ни была, а сейчас... У него было ощущение, что всё рушится, и это ощущение становилось всё сильнее... Но Питер Джефферсон был не таким человеком, чтобы позволить обстоятельствам, пусть и столь неблагоприятным, взять над собой верх, поэтому в обеденный перерыв, когда гонщики и тренеры отдыхали после утренней тренировки, а механики возились со своим мудрёным хозяйством, он заперся у себя в кабинете, соображая, что и как он должен сделать для того, чтобы переломить ситуацию, что и как он должен вечером сказать своим людям, чтобы разогнать это всеобщее оцепенение, снять с души каждого эту липкую паутину, сплетённую из страха, сожаления, раздражения и недоумения... Питеру казалось, что он сумел найти верные слова, и он лихорадочно делал заметки в своём рабочем блокноте, когда в кабинет постучали. Стук этот вызвал раздражение Питера, он ведь просил не отвлекать его! Однако этот стук означал, что произошло что-то неординарное, ведь из-за мелочей его сейчас бы не побеспокоили. Искренне надеясь на то, что все неприятности для “Дельты” и него уже закончились, Питер разрешил секретарю войти. - Сэр, - с порога начал секретарь, торопясь объяснить свои действия, - здесь в высшей степени странный факс из города Солнечногорска, из России... - Чем же он странный, Дик? - раздражённо спросил Питер и мысленно выругал себя за это раздражение. - Вот текст, сэр, - и секретарь протянул Питеру лист бумаги. На стандартном листе бумаги была аккуратно напечатана всего лишь одна строчка на английском языке: “Вы будете говорить с друзьями?” Озадаченный Питер внимательно рассматривал лист, но на нём больше ничего не было. - Откуда именно из Солнечногорска был отправлен этот факс? - спросил Питер. - Этого я не знаю, сэр, но могу попытаться узнать, - секретарь готов был вернуться к себе, но Питер его остановил. - Они что, не оставили адрес, по которому им нужно сообщить, готов ли я разговаривать с... друзьями? - Нет, сэр. - Зачем же тогда задавать такой вопрос? - Питер спрашивал не секретаря, а самого себя. - Зачем задавать вопрос, если человек, который потенциально готов на него ответить, на знает, как это сделать? - Простите, сэр, - и секретарь быстро вышел из кабинета. Питер озабоченно размышлял над тем, что бы мог означать этот идиотский вопрос и о каких друзьях может идти речь, когда секретарь вошёл в кабинет, неся в руках новый листок бумаги. - Прошу вас, сэр. На этот раз текст был несколько иным: “Вы будете говорить с друзьями! Подождите пятнадцать минут”. - Вот что, Дик, - сказал Питер Джефферсон после продолжительного молчания. - Будьте у себя и сразу же принесите мне факс, который должен прийти через пятнадцать минут. Или соедините с теми, кто позвонит. Но, - он печально кивнул головой, отвечая на невысказанные вопросы секретаря, - сдаётся мне, что это опять будет факс, а не телефонный разговор... с друзьями... ***** В салоне “Лексуса” Андрей, по просьбе Володи, рассказывал ему всё, что сам знал об Игоре Храпко. Володя попросил его рассказать ему о людях, с которыми работал Сергей, и он начал с Игоря, к которому они сейчас ехали. В больницу ехали, где Игорь Храпко лежал с разбитой головой, уже, вероятно, слегка “починенной” врачом Еленой Игоревной или её коллегами. - Серьёзный парень этот Игорь, - подвёл итог услышанному Володя. - Специалист экстра-класса, здоровенный и красивый мужик, всё у него в жизни нормально, одно только сейчас плохо: не повезло, что оказался вместе с Серёгой, когда на Серёгу напали... - Получается, что так, - согласился с Володей Андрей. - А за что могли наехать на Серёгу? - спросил Володя, и этот вопрос надолго заставил задуматься Андрея. - Вовка, я и предположить не могу, - сказал он. - Здесь на него вообще никто не может зуб иметь, он же дома почти не бывает, он же всё время за границей работает. А когда появляется, так ни с кем, кроме Насти и меня, не водится, живёт чуть ли не отшельником... Кстати, Вовка, я же тебя чуть ли не сто лет не видел, чёрт знает сколько времени, ты где был? Где ты, как ты, что ты? Лиду твою видел, она у тебя, по-моему, не только красавица (при этих словах Андрея Володя смущённо засопел), но и очень славная девушка, то есть... жена... Я же про тебя больше ничего не знаю... - Я домой недавно из Чусового вернулся, - начал Володя, - есть такой городишко в Пермской области, мать там осталась. Мы квартиру поменяли, сестра у неё там, у матери, тётка моя, ну, вот я и не выдержал в этом центре Урала... Приехал сюда, устроился на работу в “Пассаж”, в отдел охраны, обычно дежурю в отделе ювелирных изделий, там вчера и Серёгу с Настей встретил. Они кольцо ему покупали. Сперва приглядывался, думал, он или нет, потом... разговорились, они меня на свадьбу и пригласили... Серёга с Настей... - Что же ты меня-то не нашёл, когда из Чусового своего приехал? - с долей обиды спросил Андрей. - Тебя-то? - задумчиво переспросил Володя. - А я и сам не знаю. Я ведь хотел тебя отыскать, сразу же, как приехал. Тем более, что тебя и искать-то особенно не надо, ты у нас на виду... Не знаю, Свистун, ей-Богу - не знаю... Просто я как-то увидел тебя на улице, ты из машины - у тебя тогда “шестисотый” был - вывалился да в этот свой “Арбалет” пошёл, и расхотелось мне к тебе подходить... Помнишь, как любимый нами Остап Шуре Балаганову с достоинством отвечает, что он “забурел”? В книжке об этом смешно читать, а по жизни... Очень мне не хотелось тогда от тебя что-то подобное услышать, вот и не подошёл! Андрей Свистунов молчал, потому что слова Володи стали для него полной неожиданностью, громом среди ясного неба. Сам он считал, что нисколько не изменился, став “большим человеком” в родном городе, наоборот, втайне гордился тем, что остаётся, как ему казалось, тем же компанейским, нормальным парнем, с которым охотно общаются друзья-приятели... Но это он сам так считал, а если со стороны посмотреть - вон оно как получается... А ведь со стороны виднее, как ни уговаривай себя, а народная мудрость, против которой не попрёшь... - Да не бери ты дурное в голову, Андрюха! - хлопнул его по плечу Володя, и правая рука Андрея непроизвольно дёрнулась: уж очень мощным парнем был Володя. - Всё у тебя нормально, это у меня такое... преувеличенное самомнение, Лидочка иногда говорит, что у меня наличествует (её слова!) гипертрофированное самолюбие в сочетании с патологическим неумением называть чёрное белым и наоборот. - Наверное, в чём-то ты с этим своим... гипертрофированным самолюбием прав, Вовка, - выдавил из себя Андрей. - Только, знаешь, давай всё-таки больше не будем терять друг друга, лады? Ни у тебя, ни у меня в жизни уже не будет ни новой школы, ни новых школьных друзей, поэтому грех нам теряться... - А разве я против? - Володя с удивлением смотрел на Андрея. - Вот вытащим Серёгу из этой свистопляски, женим его - а ведь славная у него Настя, да, Андрюха? - и будем дружить семьями! Нормально? Домами дружить пока что не получится - если ты попадёшь ко мне домой и познакомишься с... Лидочкиной мамой... ***** Как и было указано в письме, следующий факс поступил ровно через пятнадцать минут, и секретарь Питера Джефферсона внёс в кабинет к боссу несколько листков. Факс был отправлен с главпочтамта города Солнечногорска Московской области. Два листа были покрыты убористым шрифтом, а ещё два представляли собой фотографии, которые, создавалось впечатление, жгли руки секретарю по имени Дик... Питер нетерпеливее, чем ему хотелось бы, схватил фотографии и почему-то поднёс их самым глазам, хотя зрение у него было отличным. На первой из фотографий он увидел лежащего ничком Питера Симмонса, который, казалось, только что упал, и в спине Питера торчал злополучный скальпель. Фотография была ужасна тем, что она напомнила Питеру то, что он старался забыть, она напомнила ему мёртвого Питера Симмонса, которого он, Питер Джефферсон, видел только вчера, и всё это было точно так же, как и на фотографии... Вторая фотография была сделана в каком-то незнакомом Питеру полутёмном помещении, вспышка фотоаппарата выхватывала из темноты угол комнаты, в котором стоял вроде бы диван, рядом с ним расположился журнальный столик, кроме этой мебели в кадре оказалась ещё ручка кресла. Но для Питера Джефферсона главным было не это. Питер не отрываясь смотрел на человека, который лежал на диване, вытянувшись во весь свой немалый рост, закрыв глаза и бессильно вытянув вдоль тела длинные руки с огромными ладонями. Волосы человека были спутаны, а закрытые глаза делали его и без того худое лицо совсем уж истончившимся, и выражение этого лица было страдальческим. Питер Джефферсон не мог не узнать этого человека, потому что слишком многое их, его и этого парня, связывало. На диване в неизвестной Питеру комнате, которая была запечатлена на только что полученной по факсу из Солнечногорска фотографии, лежал - живой или мёртвый?.. - один из двух лидеров команды “Дельта” Сергей Филаретов, которого Питер Джефферсон звал Филом, а весь велосипедный мир уважительно именовал Мистер Спурт... Переведя дыхание, Питер вспомнил, что, кроме ужасных фотографий, он держит в руках и два листа бумаги с текстом, которые, в этом не приходилось сомневаться, должны объяснить всё то, что произошло с таким трудом созданной им командой за последние сутки. Глаза Питера жадно впились в ровные строчки текста на английском (“Хороший слог, чёрт бы их побрал!” - машинально отметил выпускник Гарварда Джефферсон) языке. “Дорогой мистер Джефферсон! - начиналось письмо. - Мы решили познакомить вас с двумя фотодокументами, которые должны помочь вам освежить в памяти некие события, свидетелем и участником которых вы были вчера, и убедить вас в том, что дальнейший ход развития событий должен быть таким, каким мы хотим его видеть. Вы бизнесмен, мистер Джефферсон, причём бизнесмен успешный и талантливый, поэтому вы не можете не понимать, что каждый человек, который делает свой бизнес, должен отстаивать свои интересы с помощью тех средств, которые в данной конкретной ситуации могут принести наибольший эффект. Так уж получилось, мистер Джефферсон, что ваш бизнес оказался связан с нашим, и в течение нескольких лет это сотрудничество (о котором вы не знали...) было исключительно полезным - несмотря на некие, неизбежные, накладные расходы, о чём вас, без сомнения, проинформировал ваш друг мистер Лимэн. Но деятельность мистера Симмонса оказалась слишком успешной и результативной - в негативном для нас смысле -, поэтому, отстаивая собственные деловые интересы, мы были вынуждены принять соответствующие радикальные меры. К сожалению, мы не имеем достаточной уверенности в том, что в дальнейшем вы лично (скорее всего, по просьбе мистера Лимэна) не попытаетесь вновь помешать нам работать так, как нам необходимо работать для успешного развития нашего бизнеса. Поэтому мы вынуждены заручиться вашим согласием сотрудничать с нами, и согласие это, как мы надеемся, будет вполне искренним. И конфиденциальным! Мы знаем, как сильно вы привязаны к господину Филаретову, и согласны с тем, что его профессиональные и человеческие качества дают все основания для такой привязанности. Более того, мы разделяем ваши чувства по отношению к господину Филаретову, и нам он тоже глубоко симпатичен. Поэтому нам бы очень не хотелось, чтобы у этого молодого, симпатичного человека, талантливого велогонщика, гордости России, возникли какие-либо проблемы, связанные в первую очередь со здоровьем. Ведь специфика профессиональной деятельности господина Филаретова такова, что даже незначительные с точки зрения общего состояния здоровья повреждения, за нанесение которых ни один суд в мире никогда не сможет привлечь к ответственности того, кто их нанёс, могут, к сожалению, поставить крест на карьере велогонщика... Это было бы большой потерей лично для господина Филаретова, для команды “Дельта”, созданию которой вы, господин Джефферсон, отдали так много сил и в чём вы так преуспели, для российского спорта... Нет необходимости говорить о том, насколько нежелателен для всех, в том числе и для нас, такой, подчеркнём это, пока что гипотетический вариант дальнейшей судьбы господина Филаретова. Полагаем, наши с вами интересы совпадают, поэтому рассчитываем на полное взаимопонимание...” Далее в таком же издевательски-вежливом тоне Питеру Джефферсону предлагалось подготовить определённую сумму денег, которую, по особому распоряжению, необходимо будет перевести на указанный ему позднее счёт. Кроме этого, выдвигался и ряд требований относительно кадровой политики команды “Дельта”, оговаривалось, что в дальнейшем те люди, которые похитили Сергея Филаретова, будут периодически, как они это назвали, напоминать о себе для того, чтобы Питер Джефферсон не мог игнорировать их бизнес-интересы... Питер перечитал письмо несколько раз, и каждый раз его охватывал гнев, когда он как бы слышал наяву этот наглый, уверенный в своём превосходстве голос, диктующий ему, Питеру Джефферсону, правила игры, которые отныне, как полагали авторы письма, Питер будет неукоснительно выполнять. Он сразу же решил для себя, что никогда не согласится на роль бесправной пешки в чужой и грязной игре, и не только потому, что против этого выступало его самолюбие: Питер отлично понимал, что любые противозаконные действия рано или поздно, а скорее всего, рано обязательно приведут к гибели и его самого, и то дело, которому он отдал лучшие, как он сейчас это понял, годы своей жизни. Имея все основания для того, чтобы считать себя прагматиком, Питер Джефферсон всё-таки несколько преувеличивал свой прагматизм. Во всяком случае, тогда, когда речь шла о “Дельте”: созданная им команды была не просто высокодоходным коммерческим предприятием, он по-настоящему любил и этих людей, таких разных, но объединённых стремлением к общей цели, и эту суматошную жизнь на колёсах, которая становится твоей собственной жизнью, и этот суровый, в чём-то жестокий, но справедливый мир велоспорта... И сейчас над всем этим нависла опасность, всему этому грозила гибель, и он, Питер Джефферсон, обязан был спасти то, что когда-то начал создавать практически на пустом месте. Люди, которые намеревались шантажировать Питера Джефферсона, не были идиотами и все свои действия рассчитали, как они полагали, правильно. Но они имели совершенно неверное представление о том, каким человеком является тот, кем они намеревались манипулировать, и именно поэтому они стали действовать так, как действовали. Но они ошиблись. Увалень Питер был отличным игроком с молниеносной реакцией, и теперь, когда на карте стояла судьба Сергея Филаретова и команды “Дельта”, он полностью мобилизовал свой мощный интеллект, большой жизненный опыт и деловую хватку, подчинив всё это разрешению одной-единственной задачи: как спасти Сергея и команду? При этом он отдавал себе отчёт, что для спасения необходимо не просто вырвать Сергея из рук похитителей, но и уничтожить, выжечь калёным железом этот рассадник насилия, уничтожить этих нелюдей, для которых грязные деньги значили больше, чем жизнь - жизнь и одного человека, и миллионов людей, которых они безжалостно уничтожали посредством белой смерти... Питер понимал, что в одиночку он бессилен перед этим коварным и невидимым врагом, он понимал также, что до тех пор, пока Сергей Филаретов находится в руках тех, кто ставил ему условия, все его действия должны быть предельно осторожными и никоим образом не должны спровоцировать тех, кто похитил Фила, на насильственные действия в отношении гонщика. Следовательно, пока что он должен играть с ними в ту игру, которую они навязывают, одновременно разыгрывая свою партию, а в нужный момент перехватить инициативу, нанести решающий удар тогда, когда противник будет полностью уверен в своём преимуществе, в том, что он контролирует ход событий и определяет его. Но этот момент наступит только тогда, когда здоровье и жизнь Сергея Филаретова окажутся в полной безопасности, а пока что нужно срочно связываться с Солом Лимэном и старательно изображать готовность к сотрудничеству с теми, кто называл себя его, Питера Джефферсона, друзьями... ***** Возле выхода на этаж, на котором находилась одиночная палата, где лежал Игорь Храпко, стояли два плечистых парня, внимательно оглядывавшие всех, кто направлялся к белой двери, ведущей в коридор. Парни ростом были пониже Володи, но их комплекция и профессиональное внимание, которое они уделяли рукам и карманам проходивших мимо людей, не оставляли сомнений в том, какого рода деятельностью эти молодые люди зарабатывают себе на жизнь. Когда в поле их зрения оказались Андрей с Володей, парни насторожились: конечно, Свистунова они знали прекрасно, но внушительная фигура рядом с ним была им неизвестна, поэтому один из парней вопросительно посмотрел на Андрея, и тот дал понять, что идущий рядом с ним человек опасности не представляет. По обе стороны двери в палату Игоря стояли стулья, на которых расположились если и не близнецы стоявших у входа в коридор парней, то уж точно, что их близкие родственники - по роду занятий родственники: те же широкие плечи, тот же внимательный взгляд, тот же невысказанный вопрос по поводу спутника босса, который им незнаком, та же правильная реакция на чуть заметный кивок Андрея... Густые, чёрные и вьющиеся волосы Игоря Храпко, которые так красиво обрамляли его скульптурной лепки лицо, были обриты, от этого и без того резкие черты этого лица приобрели рельефную прорисовку, а большие чёрные же глаза с длиннющими ресницами, ставшими, казалось, ещё длиннее, резко выделялись на фоне бледного лица и белоснежной повязки. Когда Андрей и Володя вошли в палату, взгляд Игоря был устремлён в пространство прямо перед кроватью, на которой лежало его сильное тело. Взгляд этот был пристальным, немигающим, и, если бы не открытые глаза, можно было бы сказать, что Игорь спит. Но он не спал. Услышав звук открываемой двери, Игорь медленно скосил глаза в её сторону (вероятно, поворачивать голову он пока что или не мог, или не хотел, чтобы не было больно), пытаясь разглядеть того, кто вошёл в палату. Узнав Андрея, он оживился и, морщась, повернул голову в сторону двери. - Андрей, а где Серёга? - было похоже, что этот вопрос давно мучил Игоря Храпко, и он явно обрадовался возможности задать его человеку, который, как ему казалось, мог дать ответ на него. - Мы... - смешался Андрей: он рассчитывал узнать у Игоря то, что Храпко спросил у него самого. - С ним что, тоже поздоровались так, как со мной? - продолжал спрашивать Игорь, и Андрей понял, что ему придётся начинать разговор с “аза”... - Серёги нет... - сказал он, и только после того, как эти слова прозвучали, он сообразил, что именно он сказал: Игорь, и без того бледный, как мел, стал синюшно-белым, а его глаза испуганно заметались по палате. - Как это “нет”? Что это значит? Андрей, что с ним случилось? - настойчиво, хотя и очень слабым голосом спросил Игорь. - Его что... убили? - Да нет, что ты, Игорь! - заспешил Андрей. - Что ты! Просто тебя мы нашли в подъезде, в подвале, точнее, у тебя дома, а Серёги нигде не было, ни там, ни ещё где-то... Игорь прикрыл глаза, и Андрею на миг показалось, что он потерял сознание. Он хотел было что-то сделать, может, сестру вызвать или ещё что-то, но Игорь, не открывая глаз, негромко сказал: “Всё нормально, Андрей, я сейчас, ты садись пока...” Андрей и Володя взяли стулья, поставили их рядом с кроватью и тихо присели на мягкие сиденья. Они переглянулись, но оба не решились нарушить молчание, и в это мгновение Игорь Храпко открыл глаза. - Мы подъехали к дому, - медленно, как бы вспоминая, начал он, - и там стоял джип “Киа”, синий “металлик”, чужая машина, у нас ни у кого такой нет. Я на неё внимание не обратил бы, если бы она не стояла на моём месте, там, где я обычно стою... Ну, место ведь я не купил, хотя соседи все знают, что это моё место... - Номер не запомнил? - нетерпеливо перебил его Андрей. - Какой там номер! Нет, конечно... Стоит себе и пусть стоит, - продолжил Игорь. - Так вот, мы выскочили, я ещё всё Серёгу подначивал, что он обычно не торопится получать своё в филей, а тут как на крыльях летит, и вошли в подъезд... - Кто шёл первым? - мягко спросил Володя. Игорь вопросительно посмотрел на Андрея, и тот, спохватившись, представил Володю. - Извини, Игорь, забыл, это Вовка, наш с Серёгой одноклассник, тоже сегодня собирался на свадьбе гулять... - А-а, понятно, а то я смотрю - человек незнакомый, на комиссара Мегрэ вроде бы не похож... Я первый в подъезд вошёл, хозяин дома всё-таки, хотел, как обычно, лифт вызвать, и тут меня кто-то сзади... угадал... - Вы его не видели? - так же мягко спросил Володя, и Игорь, поморщившись от боли, покачал головой. - Я даже на звук обернуться не успел, хотя что-то вроде шороха за спиной услышал, но там же Серёга шёл... Володя, может, эти все “вы” оставим... до лучших времён, а? - Я не против, - согласился Володя. - Игорь, ты как думаешь, если вас в подъезде ожидали, то, во-первых, откуда они могли знать, что вы из мэрии поедете прямо к тебе? А во-вторых, где именно в подъезде они могли спрятаться, пока вас ждали? - Они могли стоять на площадке между этажами и следить в окна за тем, как мы подъехали, - задумчиво сказал Игорь Храпко. - Оттуда спуститься и меня... сделать, а что с Серёгой - не знаю... Может, кто-то вошёл за нами следом, может, в подвале сидел, и они рассчитали, что тогда, когда я возле лифта буду, Серёгу можно... устранить как-то?.. А что касается того, что мы с ним из мэрии поедем ко мне - так об этом же все знали, я ж ещё вчера Серёге предлагал, чтобы он взял у меня шприц, а Настя его уколола... Только... этого не может быть! - убеждённо сказал Игорь и даже попробовал подняться, но это ему не удалось, и он со стоном опустился на подушку. - Ребята, этого не может быть! Трое мужчин в больничной палате переглядывались, и двоим из них хотелось, чтобы эта мысль, которая стала очевидной после слов Игоря, оказалась неудачной выдумкой, от которой можно было бы - и нужно даже! - отмахнуться именно как от неудачной выдумки, а третий, спокойно поглядывая на этих двух, думал о том, что же ему делать дальше. - Это значит... - медленно проговорил Игорь Храпко, - что кто-то из... нас навёл на Серёгу тех людей, которые ждали нас у меня дома? Так получается! Конечно, кто-то случайно в “Арбалете” мог услышать наш разговор, только это уже случайность - из разряда невероятных, поэтому её нужно отбросить... Словом, получается, что это... кто-то из своих... - закончил он. - Вовка, ты чего замолчал? Это ведь твоя была идея! - Андрей воинственно смотрел на Володю. - Это не моя идея, - спокойно ответил тот. - Это вообще не идея, это... только мысль, на которую натолкнул нас ход развития событий. Серёга с Игорем едут к Игорю домой, и там их ждут, причём работают так квалифицированно, чисто и аккуратно, что два совсем даже неслабых мужика даже сообразить не успели, что же произошло. Никаких тебе “Дай закурить!” и прочих штучек. Вот увидишь, когда мы найдём Серёгу, он тоже скажет, что ничего не успел понять... На ходу такое не придумаешь, любая импровизация всегда чревата осложнениями... Значит, люди точно знали, кто куда должен поехать и успели подготовиться. И что же нам остаётся? Спокойный голос Володи, его неторопливая речь и убийственная логика, которая цементировала его рассуждения, произвели завораживающее впечатление на Андрея Свистунова и Игоря Храпко: оба слушали Володю так, как прилежные студенты слушают талантливого преподавателя, лекции которого посещаются ими не потому, что пропуски грозят неприятностями, а в первую очередь потому, что они, эти лекции, им необыкновенно интересны. - Ты прав, - нехотя согласился Андрей. - С тобой, Володя, нельзя не согласиться, уж больно ты логичен и точен в выводах, - несколько высокопарно, но абсолютно искренно сказал кандидат медицинских наук Игорь Вениаминович Храпко, который в своё время сам прочитал немало блестящих лекций благодарным студентам и студенткам. - Сейчас это нам ничего не даст, - продолжил Володя. - Я имею в виду, если мы начнём ковыряться в том, кто, что и как вчера сказал и кто на кого как посмотрел. Сейчас нужно думать о том, где искать Серёгу. Ну что, Андрюха, мы поехали? - он повернулся к Свистунову, который приготовился что-то возразить. - А Игорь пусть пока выздоравливает, если что новое вспомнит или надумает, так здесь, наверное, со связью всё в порядке? - Без проблем, - подтвердил Андрей. - Игорь, если тебе что-то нужно, так ты скажи... - Всё нормально, - успокоил его Игорь. - Здесь, кстати, работают мои бывшие студенты, так что обращение со мной... на самом высшем уровне! - он сделал попытку засмеяться. - Ты только, пожалуйста, Андрей, присмотри за моей “малышкой” (так Игорь называл свою машину, и это не было придурью или оригинальничаньем - в отличие от бесчисленных “ласточек”, его “девятка” была, действительно, настолько домашней, обжитой и уютной, что... и в самом деле, “малышка”...). Ключи от неё и гаража в тумбочке, пусть её отгонят в гараж, ты знаешь, где он? - Конечно! - Андрей подошёл к тумбочке и достал ключи. - Об этом не переживай, сейчас кого-нибудь пошлю. - Если бы это было самой большой нашей проблемой! - в голосе Игоря Храпко появилась мечтательная интонация. - Разберёмся! - пообещал Володя. - Выздоравливай, Игорь! Пока! - Будь здоров, не кашляй! - попрощался Андрей. - Удачи, ребята! Если что - так вы меня... информируйте... Игорь Храпко задумчиво смотрел на дверь палаты, за которой скрылись Андрей Свистунов и этот его одноклассник Володя. Похоже, что этот парень - серьёзный парень, и это значит, что к поискам Сергея подключился настоящий специалист. Хорошо это или плохо? Даст ли это нужный результат? ***** Сол Лимэн внимательно изучал бумаги, которые совсем недавно столь же внимательно исследовал его друг Питер Джефферсон. Последний сейчас пытался по выражению лица друга угадать, какое впечатление произвели данные документы на многоопытного сотрудника Федерального бюро расследований Соединённых Штатов Америки. На достаточно высокопоставленного и многоопытного сотрудника. Закончив изучать бумаги, Сол Лимэн неторопливо спрятал их в лежащую на столе папку и внимательно посмотрел на Питера Джефферсона. - Что ты можешь сказать об этом, Сол? - поинтересовался хозяин кабинета. - Я мог бы многое рассказать тебе, Пит, и, надеюсь, когда-нибудь я смогу это сделать, - отозвался Сол Лимэн. - Когда-нибудь, но, как ты понимаешь, это “когда-нибудь” ещё не наступило... - он помолчал. - Пока же... Пока же, к сожалению, должен сказать тебе единственное: то, как развиваются события, - это едва ли не самый неблагоприятный вариант их развития из всех, какие мы могли спрогнозировать... - Куда уж хуже!.. - Самый плохой - если сейчас твой парень уже покойник, - спокойно сказал сотрудник ФБР. - Сол, ну как ты можешь так говорить? - возмутился Питер. - Я отвечаю на твой вопрос, Пит, - возразил Сол. - Такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов. Но, к счастью, этим людям тоже нужен живой и здоровый Сергей Филаретов, который мог бы работать в знаменитой команде “Дельта” и без которого, кстати, этой знаменитой “Дельты” практически нет - не обижайся, Пит! Им нужно, чтобы Филаретов и команда колесили по всему белому свету. Его могут убрать, - Питер при этих словах друга дёрнулся так, будто сквозь него пропустили электрический ток, - только в том случае, если он станет слишком опасен - то есть узнает что-то такое, чего ему нельзя знать ни под каким видом. Например, кто именно из его “друзей” работает на наркомафию, - добавил сотрудник ФБР. - Ты думаешь, что эти люди на этом остановятся? - в устах выпускника Гарварда два местоимения подряд выглядели нонсенсом. - Кажется, они достаточно определённо дали понять, что их интересует моя команда как таковая, не исключаю, что они вообще планируют сделать её таким себе передвижным центром, внедрить ко мне в команду несколько человек, которые только и будут заниматься, что их делами. - Возможно, и это тоже входит в их планы, - согласился Сол Лимэн после непродолжительных раздумий. - Но сразу они не станут поступать именно так, это всё-таки слишком большой риск, сначала нужно прощупать почву... Я думаю, что принципиально важным для них сейчас является другое: они должны сломать тебя, Пит. То есть, условно говоря, они хотят - для начала - отобрать у тебя всего лишь один доллар, но этот доллар ты должен будешь сам принести им и попросить, чтобы они его у тебя взяли... Понимаешь, Пит, речь идёт о моральной победе, о подавлении твоей воли к сопротивлению, о подчинении тебя их воле. - Это я понял сразу же, - сказал Питер Джефферсон, - уж слишком настойчиво они подчёркивали мою личную заинтересованность в их... делах. - И что же ты намерен делать? - вроде бы незаинтересованно спросил Сол Лимэн. - А ты сам не знаешь? - мрачно ответил вопросом на вопрос Питер Джефферсон. - Думаю, что знаю. Потому-то я и остался в Европе, что хорошо знаю тебя, Пит, и так же хорошо знаю, на что - в принципе - способны люди, которые сейчас настойчиво набиваются тебе в “друзья”... - Сейчас для меня самое главное - это вытащить Фила! - честно признался Питер Джефферсон. - Я знаю это, Пит, - кивнул головой Сол Лимэн. - И они, эти твои злейшие “друзья”, тоже это знают... Из этого нам с тобой и нужно исходить в своих рассуждениях и действиях. Сначала, я думаю, тебе следует... сильно испугаться. - Испугаться?! - Именно что испугаться! От тебя ведь ждут именно этого - чтобы ты испугался! Вот и пойди навстречу этим их ожиданиям, сделай то, к чему тебя принуждают... Такое твоё поведение должно показать твоим “друзьям”, что они проводят правильную политику в отношении тебя, что ты якобы подавлен и деморализован, что тобой можно манипулировать! Не кривись, Пит, пусть они так думают и ведут себя соответственно. То, что ты поведёшь себя именно так, как они рассчитывали, заставит их, с одной стороны, открыть карты и сделать следующий ход, а с другой - успех вскружит им голову, Пит, предположительно, они расслабятся, потеряют бдительность и обязательно сделают несколько ошибок. А им, Пит, может оказаться достаточно и одной-единственной ошибки, чтобы мы получили возможность поступить с ними так, как они того заслуживают... - Ты хочешь, чтобы я блефовал? - Нет. Блеф - это позиция наступательная, а ты займи… ты займи позицию оборонительную. Покорно выполняй всё, что от тебя потребуют, нервничай, требуй гарантий, изображай полностью деморализованного человека... Пусть они воспринимают тебя как слабого, раздавленного человека, Пит, как слабого и растерянного... А в нужный момент ты станешь самим собой - и всё изменится! - Я понял тебя, Сол. Но... Как я могу быть уверенным в том, что они ничего не сделают с Филом? - Об уверенности в нашем положении говорить... трудно... Но я думаю, что твоё такое поведение должно убедить их в том, что на тебя нет необходимости дополнительно давить, поэтому они не станут трогать твоего парня. Не забывай, Пит, мы об этом говорили, что он нужен и им тоже... - Об этом-то я помню, - буркнул Питер Джефферсон. - Ты не связывался с теми, кто сейчас находится в Солнечногорске? - Питера удивило, как точно и правильно выговорил Сол Лимэн название далёкого российского города. - Пока нет. - Это очень хорошо, Пит. Подождём, пока они сами не разыщут тебя, и, знаешь, не исключено, что с тобой свяжется именно тот человек, которого мы ищем... - ?! - Не смотри на меня так, Пит. Конечно, раскрываться он не будет, но, скорее всего, тот, кто позвонит тебе из России, и есть... перевёртыш... ***** В роскошном кабинете генерального директора фирмы “Подъём” господина Свистунова Андрея Анатольевича (так гласила табличка на двери в этот кабинет), в настоящий момент отсутствовавшего, находились Лев Львович Зайчук и Геннадий Орлов, ожидавшие возвращения вышеупомянутого господина директора и Володи из больницы. По дороге в офис “Подъёма”, сидя в уже привычном для них салоне “Опеля”, Зайчук и Генка ни о чём не говорили, каждый размышлял о своём, но, несомненно, их мысли были связаны с пугающим своей неожиданностью исчезновением Сергея Филаретова. Так же молча проследовали они и в кабинет, так же молча уселись в удобные кресла в углу кабинета... После этого молчать было уже невозможно, и разговор начал Зайчук. - Что ты обо всём этом думаешь, Генка? - Чертовщина какая-то! - сразу же откликнулся Орлов. - Просто какой-то идиотизм, как будто в поганых американских боевиках - человека крадут в день его собственной свадьбы!.. - Почему именно крадут? - Да что же он, сам сбежал, что ли? Передумал жениться и сбежал, а Игорю, чтобы его не удерживал, а заодно и чтобы следы замести, по черепушке врезал? - Мало ли что могло быть... - Могло быть всё, что угодно! - отрезал Генка Орлов. - Только я вам, Львович, точно говорю, что Серёгу кто-то украл! - Зачем его красть и кому? Слов нет, он мировая знаменитость, миллионер, но неужели это может стать причиной того, чтобы его украли? Выкуп за него хотят, что ли? - Сначала понять нужно, кто именно всё это провернул, и тогда станет понятно, зачем он это сделал, - сказал Генка. - Ну кто мог украсть Серёгу, кто?! - Смотри, Генка, что получается... Врагов у него нет, это ясно. Нет, есть куча народу, которая его не любит, потому что он слишком уверенно идёт первым вот уже несколько лет подряд, никого не выпускает. Только ведь это всё - люди из-за границы, они не станут связываться с похищением, потому что это по любым законам - одно из самых тяжких преступлений, и наказание за него тоже предусмотрено соответствующее, - Зайчук размышлял вслух, и Генка ему не мешал. - Здесь же он вообще почти не бывает, кроме Насти и Андрея почти ни с кем не видится... Может, это как-то связано с матерью? - А как это может быть связано с тётей Розой? - удивился Генка. - И представить себе не могу, как... - ответил Зайчук. - Ответа на вопрос “Кто?” у нас нет, значит, нет и ответа на вопрос “Зачем?”, - безрадостно подвёл итог дедуктивных изысканий Генка Орлов. - Но ведь должны же они быть, ответы эти? - Тут, Львович, - если ученики обращались к Льву Львовичу Зайчуку именно так - по отчеству, это означало, что разговор требовал особой доверительности, - может быть, что-то другое... Вообще с Серёгой... не связанное, понимаете?.. - Ничего не понимаю, - честно признался Зайчук, - ты мне растолкуй это дело конкретно, чтобы я... - А конкретно, Львович, я и сам не знаю... - виновато сказал Генка. - Просто вы же знаете, мы с Питом кореша, он же классный парень, Пит, и вот он перед тем, как мы улетали, как-то... непонятно говорил со мной. Он и раньше иногда... ну, как вроде хотел что-то узнать у меня, так вроде... Это было видно, что он хочет что-то узнать, только, думаю, мало ли что он хочет узнать... - Генка, ты можешь говорить понятнее? - перебил его Зайчук. - А то я пока что за твоими мыслями как-то не в состоянии уследить... - Да я и так стараюсь! Говорю же вам, просто Пит иногда меня расспрашивал обо всех, кто с Серёгой работает, ну, обо всех нас. Говорил, что никак не может понять, как это при таком бардаке, который у нас в стране был десятилетиями, в ней постоянно появляются выдающиеся гонщики типа Серёги, тренеры вроде вас, врачи, как Игорь, ну и... механики, такие, как я... Говорил, что такого быть не может, чтобы мы сами по себе были такие выдающиеся, не иначе, как нас КГБ готовит специально для каких-то тайных целей!.. - Генка засмеялся. - Я ему всё время доказывал, что у нас в Союзе (Генка так и не привык к тому, что живёт теперь в России...) может быть всё, что угодно, что если бы ихнего среднего американа поселить на месяц в наши условия, то он бы, бедолага, месяц не протянул, откинул бы копыта через неделю! - Так это ихняя обычная американская заклёпка: дескать, талантливый русский народ, который страдает под игом КГБ, - разочарованно протянул Зайчук. - Ничего тут особенного нет. Меня и Пит-старший (после появления в команде Питера Симмонса Лев Львович стал называть технического директора Питом-старшим), поначалу всё время этим же самым доставал, когда мы в команду пришли, с полгода примерно... - Да нет, Львович, тут другое. Пит мне перед тем, как мы уезжали, сказал так негромко, чтобы я был... поосторожнее, потому что... всякое может случиться, нужно держать ухо востро. Я его переспросил, о чём конкретно идёт речь, а он ответил, что пока сказать ничего не может, но надеется на то, что всё обойдётся... - Что обойдётся? - Львович, ну не сказал он! - А раньше он с тобой об этом говорил когда-нибудь? - Так, конкретно, нет, иногда намекал... - На что намекал, Генка?! - Львович, не орите, пожалуйста, - попросил Генка. - Вы что, сами Пита не знаете? Он же из молчунов молчун, у него и слово может быть намёком на многое. - Знаю, конечно, - согласился Зайчук. - Ничего, я с ним сам, когда приедем, сам переговорю конкретно. - Я тоже, - поддержал его Генка. - Нам бы сейчас только Серёгу найти, чтобы знать, что всё путём! - Скоро Андрей приедет, узнаем, что и как там было, - сказал Лев Львович. - А этот ваш Володя - он что за человек? - Вовка-то? - заметно оживился Генка Орлов. - Он классный парень, Львович! Он ещё со школы был таким... серьёзным очень, много внимания уделял своей физической форме, сами видите, какой он здоровый... - Заметно... - Ну! Так он ещё, плюс к этому, и подготовлен капитально, всякие там приёмы... Знаете, он ещё в школе мог головой кирпич сломать, и рукой тоже! Потом где-то там, пацаны говорили, служил в каких-то спецвойсках, точно я не знаю, а потом мы его никто не видели, пропал куда-то. Я сам его только сегодня увидел! - Загадочная личность!.. - Да нет, Львович, он классный парень! - повторил Генка. - Он может здорово помочь, это я о том, как Серёгу искать, у него и котелок всегда классно варил! - Подождём этого твоего классного супермена, потом позвоним Питу-старшему, - сказал Зайчук. - Надо ему тоже сообщить, он ведь за команду отвечает... - Может, пусть он Пита раскрутит, чтобы тот раскололся, на что он мне намекал? - предложил Генка, но Зайчук только рукой махнул. - Никто никого раскручивать не станет, Гена, - наставительно произнёс он. - Уж можешь мне поверить. Самим надо Серёгу вытаскивать! - Узнать бы только, где он, а там уж и вытаскивать... - То-то и оно! ***** Между тем, Сергей Филаретов находился совсем недалеко от офиса фирмы “Подъём”, и полукилометра (это если о расстоянии) не было между этими двумя зданиями, каждое из которых было прилично отремонтировано и оснащено всем необходимым для того, чтобы люди, в нём работающие, комфортно и эффективно могли выполнять свои профессиональные обязанности. Пожалуй, помещение, в котором находился Сергей, отделано было ещё более роскошно, чем офис “Подъёма”, но эта роскошь была обусловлена производственной необходимостью, а не прихотью владельцев помещения, роскошь эта входила в стоимость услуг, предоставляемых заведением тем из клиентов, кто был в состоянии за эти услуги заплатить. Сергей Филаретов был совершенно здоров, и здоровью этому ничего не угрожало. Несмотря на то, что его похитили и, казалось бы, он должен был протестовать против такого с собой обращения, он был всем доволен, ему было чрезвычайно хорошо, и ничто его не угнетало. Он спал и видел прекрасные сны, и сны его были лёгкими, а сон - крепким... Сергея Филаретова не охраняла банда головорезов, вооружённых до зубов и готовых смести с лица земли всех, кто покусился бы на охраняемый ими объект. Его - персонально - вообще никто не охранял, потому что в этом не было никакой необходимости. Потому что Сергей мог проснуться только тогда, когда закончится действие введённого ему лекарства, а это время должно было наступить очень нескоро. Но и тогда охранять Сергея тоже не было бы необходимости. И не потому, что действие лекарства каким-то образом отразилось бы на его умственных способностях или физических кондициях, превратив его в идиота или калеку, ничего подобного! Дело было в том, что Сергею просто не удалось бы проснуться. За пятнадцать минут до того, как должно было закончиться действие препарата, сидевший в кресле рядом с диваном, на котором лежал Сергей, человек должен был сделать ему ещё одну инъекцию, и эта процедура обеспечила бы такой же глубокий и спокойный сон, как и тот, в который был погружён Сергей сейчас, в течение последующих восьми часов. Человек, сидевший рядом с Сергеем, был дипломированным врачом, он успел довольно прилично окончить медицинский институт, дать клятву Гиппократа, поработать пару лет врачом на “Скорой помощи” и понять, что в России наличие диплома, мозгов, желание работать, умение честно и профессионально делать своё дело и прочие похвальные качества и свойства ровным счётом ничего не значат в глазах тех, кто по роду занятий должен обеспечивать разумное устройство жизни обновлённого общества. Если же говорить предельно просто, то ему стало понятно, что его профессиональная деятельность на избранном поприще может привести его к полнейшей - в материальном плане - нищете, а в не столь отдалённой перспективе - к профессиональной деградации, поскольку именно представители самой гуманной в мире профессии в первую очередь спивались в стране, в которой интеллектуальная деятельность обеспечивается по остаточному принципу и не гарантирует даже прожиточного минимума... Столь безрадостный вывод мог бы, скорее всего, стать первым шагом на пути к тому, чтобы человек начал спиваться, но оказалось, что в той же России есть виды предпринимательской деятельности, в рамках которых медицинские познания котировались не просто высоко, а очень высоко. Случайная встреча с авторитетным человеком закончилась разговором по душам и интересным предложением, которое бывший врач “Скорой” считал одной из самых больших удач в своей жизни. Новая работа стала не только источником невиданного прежде материального достатка, она дала возможность целенаправленно трудиться над научным исследованием некоторых специфических проблем, интересовавших молодого человека ещё со студенческой скамьи, более того, эти исследования поддерживались и поощрялись его новыми работодателями. Сейчас тот, кто бдительно присматривал за Сергеем Филаретовым, не просто сидел в кресле, он проводил наблюдения над тем, каким образом действовал препарат, о котором до сих пор ему доводилось только читать в специальной медицинской литературе. Несколько шприцев, лежавших в специальном футляре, хранившемся в недрах его “дипломата” с кодовым замком, были заполнены лекарством, и эта комбинация должны была обеспечить как раз тот эффект, которого нужно было достичь в работе с Сергеем. До сего дня в практике работы “исследователя” таких сложных задач не было, он, в основном, работал с “сывороткой правды” и её различными вариантами, которые разрабатывал самостоятельно. Правда, в тех случаях риск был минимальным, строго говоря, его не было вовсе, потому что те, кого обрабатывали с помощью данных препаратов, как правило, были людьми... приговорёнными, их дальнейшая судьба была предрешена... Они были нужны всего лишь в качестве источников информации, ценность которых после получения от них этой информации становилась нулевой... Ввиду новизны и сложности задачи наблюдение велось очень тщательно: на журнальном столике лежала толстая тетрадь, в которую человек заносил интересующие его сведения, старательно хронометрируя всё происходящее. Эти данные потом должны были быть перенесены в компьютер и системно обработаны с помощью специальных программ, и эта обработка давала возможность выявить результативность применения комбинации препаратов, что, в свою очередь, могло - в случае подтверждения гипотезы - стать важным этапом научного исследования, проводимого человеком, сидящим в кресле, помочь ему в его творческой деятельности, которую он осуществлял по указанию людей, спасших его когда-то от прозябания и открывших перед ним врата новой, счастливой жизни. ГЛАВА YI. “Господи, как больно! Как больно, Господи!!!” Казалось, всё, во что превратилась Настя, - всё стало огромным сгустком боли, и из всех слов русского и немецкого языков - а Настя Смирнова знала эти языки практически на одном уровне - в её памяти остались только эти три слова... Настя лежала в своей комнате на старой кушетке, которую в доме называли почему-то “лотербэд”, эта кушетка примостилась в углу комнаты, рядом в хорошим новым диваном от модного мебельного гарнитура, появившимся в доме в те времена, когда родители только-только начали “подниматься”... Когда-то Настя читала, что человек, если ему становится очень плохо или страшно, инстинктивно принимает ту самую позу, в которой он находился в утробе матери, и объяснялось это тем, что он, человек, хочет вернуться в то время своей жизни, когда он был наиболее защищённым и спокойным; генетическая память подсказывает ему эту позу, и человек сворачивается клубочком, подтягивая согнутые в коленях ноги к подбородку и блаженно замирает, как бы вновь ощущая себя под защитой матери... Сейчас Настя лежала именно так, и её новое платье красивого лимонного цвета, платье отличного покроя, сшитое из дорогой и модной ткани, треснуло на спине, потому что боль была нестерпимой, и Настя пыталась унять её, сворачиваясь всё плотнее и плотнее, становясь чуть ли не улиткой и не обращая при этом внимания на то, что происходит с платьем. Насте казалось, что прошла целая вечность, прежде чем к ней вернулась способность ощущать что-то, кроме боли, и эти новые чувства испугали её своей силой и отчаянной безнадежностью: она почему-то решила, что она уже умерла, и поэтому всё, что происходит, происходит не с ней, а с кем-то другим, потому что она, Настя, уже исчезла из земной жизни, лишь дух её продолжает витать над теми, кто остался на земле... Она как бы увидела себя сверху, с какой-то огромной высоты. Она лежала на старенькой кушетке в своей комнаты, и её новое платье, которое ей так нравилось, было изорвано в клочья, разбросанные по комнате, и эти клочья поднимал с пола и разносил по комнате смерч, который вот-вот должен был подхватить и унести куда-то и саму Настю... - Доченька... - рука Ирины Александровны осторожно касалась Настиного плеча. - Доця... - Мама... - Настя медленно возвращалась к реальной жизни (а может, просто просыпалась?..), выбираясь из обрывков кошмара и пытаясь сообразить, что именно в увиденном ею было реальностью. - Мама, где Серёжка? - она быстро села на кушетке и требовательно, не отводя глаз, смотрела на мать. - Где он? - Пока что никто не знает, где он, Настенька, - осторожно начала Ирина Александровна и испуганно воскликнула “Настенька!”, увидев, как глаза Насти закатываются, а сама она снова безвольно опускается на кушетку. В этот раз обморок длился буквально мгновение, Насте удалось справиться с ним самостоятельно, и она опять села на кушетке, пристально глядя на совершенно убитую произошедшим Ирину Александровну. - Мама, мне нужно пойти туда! - убеждённо проговорила Настя. - Куда, Настенька? - спросила сбитая с толку этой убеждённостью мать. - Туда! - повторила Настя и, как взрослая на маленького ребёнка, посмотрела на мать. - Мама, я не сошла с ума, не смотри на меня так, пожалуйста... Мама, я должна пойти туда... - снова повторила она. - Они же ищут Серёжку, мама, они же не могут не искать его, и я должна быть там. С ними... - Ты говоришь об Андрее и других друзьях Серёжи! - догадалась Ирина Александровна. - Конечно, Настенька, они его ищут, но... Зачем же ты туда пойдёшь, доця? Чем же ты им сможешь помочь, это же... мужское дело, спасать друга... - Мама-а-а... - укоризненно сказала Настя, - ты... Ты же всё понимаешь, мама, просто ты боишься за меня, да? Ты не бойся, мама, всё... всё будет хорошо, мы найдём Серёжку... Мы обязательно найдём его, мама... Говоря это, Настя медленно поднималась с кушетки, и, подойдя к матери, она приобняла её и погладила по голове. Ирине Александровне стало жутко, ей хотелось заплакать... - Со мной ничего не случится, мама, потому что самое плохое со мной уже случилось: у меня отобрали Серёжку... Он ведь мой, понимаешь, только мой, а они взяли и отобрали его у меня... Только это... ненадолго, это совсем ненадолго, скоро мы опять будем вместе, потому что мы уже не можем друг без друга... Совсем не можем... - и Настя виновато улыбнулась. - Настенька... - дрожащим голосом сказала Ирина Александровна и, не в силах удержаться, тихо заплакала. - Доченька моя... - Мама, ты только не плачь, пожалуйста, - негромко попросила её Настя. - Не нужно плакать, скоро всё будет хорошо!.. Настя стянула через голову треснувшее на спине платье и осталась в ажурном белье телесного цвета. Она купила это бельё после первой встречи с Сергеем, когда ждала его эти трудные для неё полтора месяца. Купила для того, чтобы надеть его в тот день, когда они с Сергеем должны будут стать мужем и женой, и не показывала его никому: ни Сергею, на матери, ни подруге Инне. - Это для него, мама, - сказала Настя неловким жестом показала на свою грудь, - это для Серёжки... Настя бережно сняла с себя невесомые изящные одежды, аккуратно сложила их в пакет, который достала из ящика стола, после чего пакет вновь оказался в нижнем ящике её письменного стола. А Настя, нагая стоя перед матерью, доверчиво объяснила ей: - Оно подождёт, мама... Подождёт Серёжку. Это же для него... Это были последние слова, которые Настя произнесла как бы в трансе. Повернувшись к шкафу, она быстро достала новое бельё, деловито облачилась в него и стала так же деловито перебирать одежду, отыскивая то, что было бы для неё сейчас самым удобным. ***** Андрей и Володя быстро шли по больничному двору к “Лексусу”, когда Андрей, неловко обернувшись, поймал взглядом того самого врача, Елену Игоревну, которая оказывала первую помощь раненому Игорю Храпко и с которой он так неловко расстался совсем недавно. Обрадовавшись тому, что, кажется, представилась возможность загладить эту неловкость, Андрей передал ключи Володе, а сам быстро догнал устало шедшую женщину в белом халате. - Елена Игоревна! Простите, пожалуйста, это опять я... - Господин Свистунов? - врач, казалось, ничуть не удивилась. - Вы... проведывали Игоря Вениаминовича? - Вы с ним знакомы? - почему-то обрадовался Андрей. - Заочно. Он у нас ничего не читал, а вот моя подруга, она теперь тоже работает в БСМП, знает его очень даже и хорошо... В последних словах врача отчётливо промелькнула некая двусмысленность, но Андрей не обратил на неё внимания. - Как вам, как специалисту, его состояние? - озабоченно спросил он. - А вы ещё... ни с кем не говорили? А то ведь вы, оказывается, человек... влиятельный, вашего знакомого окружили таким серьёзным вниманием, что где уж тут нам, простым докторам... Елена Игоревна говорила как бы шутя, но в её голосе Андрею почудилась скрытая неприязнь, и неприязнь эта была ему неприятна: не хотелось ему, чтобы эта маленькая женщина говорила о нём таким тоном... - Елена Игоревна, я очень сильно переживаю из-за того, что случилось с Игорем! - искренно сказал он, и эта искренность растопила лёд в голосе женщины. - Простите, господин Свистунов... - Меня Андреем зовут! - быстро проговорил он. - Простите, Андрей, просто у нас тут иногда такого насмотришься... Как будто те люди, у которых много денег, склеены Господом Богом как-то по-другому, чем все остальные... Как будто сами деньги могут сделать человека другим, особенным, отличным от остальных людей... Как будто деньги могут... отменить законы жизни, по которым она, жизнь, устроена... - похоже, что Елена Игоревна разговаривала с собой, почти не обращая внимания не собеседника, но Андрея это не обижало, он просто ощущал какую-то неловкость... - Это вы меня простите, Елена Игоревна, - так же быстро сказал он. - Мы с вами прямо как дипломаты на приёме! - рассмеялась врач, и этот смех преобразил её утомлённое лицо, а Андрей понял, наконец, чем так привлекала его эта женщина: изяществом, умом, лукавством, женственностью, которыми дышала её фигура и блестели огромные глаза. - Можно сказать, что состояние Игоря Вениаминовича не вызывает абсолютно никаких опасений, - вернулась она к вопросу, который задал её Андрей в самом начале разговора. - Конечно, как я уже говорила, большая потеря крови, слабость, но всё это довольно быстро придёт в норму. Можно сказать, что ему очень повезло, потому что удар был очень, если можно так сказать, аккуратный, скользящий, хотя, опять же, потеря крови... Могу предположить, что в последний момент он успел слегка повернуть голову, и это как раз повлияло. - Спасибо, Елена Игоревна, вы меня извините, только сейчас нам нужно ехать, у нас ведь ещё и мой друг пропал... - Что-нибудь стало известно? - с неподдельной заинтересованностью спросила она и, всё поняв по выражению лица Андрея, продолжила: - И... никаких следов? - Мы будем искать, Елена Игоревна... - Пусть вам Бог помогает! - с силой сказала женщина, и эта сила казалась невероятной для её хрупкой внешности. - Спасибо вам! - горячо сказал Андрей Свистунов. - Спасибо, - повторил он, - и... когда всё закончится, я хотел бы, если можно, конечно, ... увидеть вас снова, Елена Игоревна... - Ну уж нет! - шутливо запротестовала врач. - Хватит нам несчастных случаев с вашими друзьями! - и она суеверно постучала три раза по стволу огромного дуба, невесть как сохранившегося рядом со сравнительно недавно построенной больницей. - А без... несчастных случаев нельзя?.. - Андрей, - мягко попросила Елена Игоревна, - давайте решать проблемы по мере их возникновения, вы не против? Сейчас самое главное - это ваш друг, ведь так? При этих её словах “Лексус” музыкально пропел несколько красивых рулад: это Володя таким образом напоминал Андрею, что у них не так уж много времени, и проигнорировать это напоминание Андрей не мог. - Я разыщу вас, Елена Игоревна! - пообещал он. - Спасибо! И Андрей Свистунов бросился к своей красавице-машине, которая уже тихо шелестела двигателем, готовая сорваться с места и везти его... Но куда ему нужно ехать в первую очередь? ***** - Она говорит, что состояние Игоря очень хорошее, потому что ему повезло, успел как-то увернуться от удара, и поэтому тот получился скользящим, - быстро сообщил Андрей Володе, ловко пересевшему при его появлении на место рядом с водителем. - Молодец, что завёлся, теперь едем! “Лексус” осторожно выбирался с больничного двора, по которому сновали больные, двигались машины “Скорой”, санитары катили какие-то тачки и высокие тележки. Поэтому Андрей всецело сосредоточился на управлении машиной, а Володя, складывалось впечатление, мысленно перебирал какие-то варианты, не решаясь, похоже, остановиться на чём-то определённом. Когда породистая длинная иномарка миновала больничные ворота, Володя отвлёкся от своих размышлений и обратился к Андрею. - Слышь, Андрюха, нам надо заехать ко мне на работу, в “Пассаж”, а там ты должен употребить всё своё влияние для вот какого дела: разрешение на ношение оружия у меня есть, но само это оружие находится в сейфе у начальника службы безопасности нашей милой организации, и получить его... для внеслужебного употребления я не могу. Думается, что иметь его мне было бы очень даже и нелишне, так что тебе предстоит добиться от моего босса решительного указания, чтобы мне выдали мою пушку. - Без проблем, - отозвался Свистунов, - получишь всё в белых штанах и на блюдечке с голубой каёмочкой! Твой, как бы его называешь, босс, хозяин “Пассажа”, вряд ли откажет мне в такой пустяковой просьбе. Ещё что-то нужно? - Ещё мне нужно переодеться, но для этого нет необходимости обращаться к таким большим людям, как мой босс и господин Свистунов: у меня на работе есть вполне приличный джинсовый костюм, а рубашка и эта подойдёт... - Вовка, ну какая муха тебя время от времени кусает? - удивление в голосе Андрея было искренним. - Никак нельзя не проехаться насчёт “господина Свистунова”? - “Сильные мира сего”! - шутливо отозвался Володя. - Не бери дурное в голову, Андрюха, это не вековая ненависть богача к грабителю, а тяжёлое наследие пролетарского происхождения и мрачных времён социализма... - Вот-вот, родимые пятна социализма! - подхватил Андрей. - Вас понял! Так едем в “Пассаж”? - Угу. - Как тебе рассказ Игоря? - чуть помолчав, спросил Андрей. - Интересный. - Чем именно интересный? - Многим. Понимаешь, их с Серёгой слепили тёпленькими, взяли - как маленьких, чисто и красиво. Значит, работали профессионалы, которые имели конкретную задачу: выхватить Серёгу. Поэтому и “повезло” Игорю. Если бы его нужно было убрать, то никакого бы “везения” не было и в помине - убрали бы! Значит, это не мясники какие-то, которые крошат всех подряд, а серьёзные и спокойные люди, знающие, что они делают и чего они хотят. - Ты хочешь сказать, что... похищение Серёги - это только начало какой-то большой игры, в которой эти люди будут сдавать карты и диктовать условия? - Знаешь, Андрюха, - вздохнул Володя, - в карты я не играю и поэтому насчёт всех этих сдаваний-сдач карт ничего сказать не могу, но, думаю, нам сейчас нужно ждать, когда те, кто украл Серёгу, выдвинут... какие-то условия. Они же его не просто из любви к велоспорту утащили!.. - А может, попробуем сначала вычислить, кто сдал Серёгу, чтобы этот человек, мы его, гада, прижмём!, сказал нам, где его прячут? - Этот человек может и сам не знать, что он Серёгу сдал? - ? - Его могли просто использовать втёмную, чтобы получать информацию. Вас вчера сколько народу было на “мальчишнике”? - Пять человек... - Ну, можешь считать, что любой из вас мог стать источником информации. - Ты что, и меня тоже подозреваешь? И Серёгу? - возмущению Андрей не было предела, но Володя оставался спокойным. - Конечно. И ты, и он сам и могли и не знать, что сообщаете важную для тех, кто Серёгу выкрал, информацию. Мало ли что, посмеялся вместе с любимой девушкой над женихом, которому завтра предстоят бракосочетание и укол в филейную часть почти в одно и то же время... - Нет у меня никакой... любимой девушки… - пробурчал Андрей. - Ну и дурак, - неожиданно сменил тему разговора Володя. - Ты что, до сих пор не догнал, что все наши, как об этом красиво говорят писатели, взлёты и достижения только тогда имеют какой-то смысл, если нам есть ради кого рыпаться в этой жизни? - Сейчас не об этом речь, - Андрей явно избегал разговора на больную для себя тему. Во всяком случае, сейчас ему не хотелось об этом говорить. - Как нам себя вести, когда мы ко мне приедем? - Нормально вести. Расскажем о том, что с Игорем произошло, без лишних, конечно, деталей. Не будем задавать глупых вопросов - это для того, чтобы не получать на них глупых же ответов. Просто попробуем ненавязчиво выяснить, может, и в самом деле, кто-то вчера случайно рассказал где-то о сегодняшних планах, ну, и всё остальное... Да, ты, пока едем, позвони к себе, пусть они там поставят на запись все телефонные разговоры, выставят в автомат все факсы и почаще снимают электронку. Чтобы мы были готовы: они же как-то тебя должны найти и сообщить свои условия. Андрей, не отрываясь от дороги, достал мобильник и принялся привычно набирать номер телефона. ***** - Хоть что-то сегодня хорошо! - с облегчением вздохнул Лев Львович Зайчук, узнав о том, что состояние здоровья Игоря Храпко не вызывает у врачей никаких опасений. - Знаешь, Андрей, мы тут с Геной посоветовались и решили, что обязательно нужно сообщить о... происшествии с Серёгой нашему техническому директору Питеру Джефферсону. Всё-таки он отвечает за команду и должен об этом знать, это и его головная боль тоже. - А чем он сможет нам помочь? - Ничем, разумеется, только знать об этом он должен, поэтому мы ему сейчас позвоним, сообщим... - Коли так - звоните, Лев Львович. - не стал спорить Андрей Свистунов. - Только... пусть он... не дёргается раньше времени, нам сейчас только... международного скандала не хватало - для полного счастья!.. Сейчас в кабинете директора “Подъёма” находились три человека: сам господин Свистунов, Лев Львович Зайчук и Генка Орлов. Они по-прежнему были одеты в праздничные костюмы, и это заметно мешало им, даже выбивало из колеи. Володи в кабинете не было, потому что ещё в машине он договорился с Андреем, что тот даст ему возможность сначала побеседовать с человеком, отвечавшим в фирме “Подъём” за вопросы безопасности. Поэтому в настоящий момент Володя сидел в другом кабинете, и там собеседники, которые с первых же фраз разговора прониклись друг к другу уважением, основанным на высокой оценке профессиональных качеств своего визави, вели специальную беседу, в которой посторонний человек, скорее всего, мало что сумел бы понять. Лев Львович вытащил из кармана потёртый старый бумажник, долго ковырялся в нём (именно что ковырялся!), наконец, извлёк из его вместительных недр визитную карточку, украшенную надписью на английском языке. Убедившись, что он обнаружил именно то, что ему было нужно, Зайчук долго изучал визитку, после чего громко объявил, что полностью готов к беседе с технических директором команды “Дельта”. Приготовившись к ожиданию момента соединения с Питером Джефферсоном, Зайчук несколько растерялся, когда после первого же гудка в трубке телефона возник голос Дика, секретаря Питера, поэтому брякнул: “Привет, Дик!”. Дальнейший разговор шёл на английском языке, и это сильно раздражало Андрея Анатольевича Свистунова, который в этом самом языке международного общения был именно что “в зуб - ногой!”. Нет, Андрей, конечно, изучал английский язык в школе, но его отношение к этому изучению было, мягко сказать, не совсем серьёзным, что не могло не сказаться на конечном результате, а позднее к изучению английского возвращаться не было необходимости. Даже в университете - это был единственный предмет, оценку на экзамене по которому студент Свистунов откровенно купил, подобно тому, как его сокурсники, не колеблясь, покупали зачёты, экзамены, курсовые и дипломные работы. - Пит, это я, Лев, - начал Зайчук, и Джефферсон сразу же откликнулся непривычным для него усталым голосом. - Хеллоу, Лев, у нас неприятности, да? - Откуда ты знаешь? - удивление Льва Львовича Зайчука было беспредельным. - Мне сообщили об этом люди, которые... называют себя моими друзьями, - сказал Питер. - Они сообщили, что Фил находится в их руках и потребовали... Словом, что с Филом, Лев? - Этого пока никто не знает, Пит, - осторожно говорил Зайчук. - Он пропал - вот что нам известно достоверно. Это случилось тогда, когда мы ждали его и Настю возле... вы где регистрируете браки? - Что-что-что?! - Они должны были пожениться, и... Серёгу похитили по дороге, - Лев Львович решил не вдаваться в ненужные, на его взгляд, детали. - Бедная девочка... - сочувственно сказал Питер Джефферсон после долгого молчания. - Как она держится, Лев? Зайчук покраснел: занятый судьбой Сергея, он совершенно не думал о том, каково сейчас Насте, а Питер Джефферсон сразу же подумал именно о ней, о Насте... - Вместе с Серёгой был Игорь, ему разбили голову, сейчас он находится в больнице, - сердясь на себя, сообщил он Питеру. - Как он? - Врачи говорят, что уже нормально. В этот момент в кабинет Андрея Свистунова вошёл Володя, который успел обо всём договориться с Сан Санычем (именно это незатейливое имя носил начальник службы безопасности “Подъёма”) и поспешил присоединиться к собравшимся в кабинете. - Пит, нам нужно узнать у тебя кое-что, - Лев Львович подвёл разговор к тому, что интересовало собравшихся в кабинете мужчин больше всего. - Как именно тебе сообщили о... происшествии с Серёгой, когда это было и чего они от тебя хотят? - Сначала мне пришёл факс, - обстоятельно начал Питер Джефферсон, - в котором был идиотский вопрос, потом я получил, опять же по факсу, две фотографии... - Какие фотографии? - перебил его Зайчук. - Понимаешь, Лев, у нас тут... тоже случилось... очень неприятное происшествие... Вчера, когда вы улетели, то есть, тогда, когда я провожал вас в аэропорту, убили Пита... - Как убили Пита?! Как убили Пита?! - закричал Зайчук. - Извини, Питер, но как это могло случиться? - чуть спокойнее продолжал он. - Извини, Пит, подожди, пожалуйста, минутку, - он прикрыл трубку рукой и сказал с отчаянием: “Там убили Питера Симмонса”. Собственно, эта информация была новостью только для Андрея с его “совершенным” владением английским языком: остальные всё поняли ещё тогда, когда Зайчук, не сдержавшись, кричал в трубку. Если для Володи, который не знал, кто такой этот убитый Питер, это была всего лишь информация, которую следовало принять к сведению, уточнить и расположить на нужном месте в общей картине всего того, что произошло, то Генка Орлов казался совершенно уничтоженным услышанным. Он непрерывно и монотонно повторял “Ну, суки! Ну, суки! Ну, суки!”, и было непонятно, к кому относятся эти его слова. - Питер - это наш механик, из “Дельты”, он у нас недавно появился, очень толковый и хороший парень... был, - сказал Зайчук, обращаясь к Андрею и Володе и стараясь не смотреть на по-прежнему бормотавшего ругательства Генку. - Пит, мы тут пытаемся... понять, что же случилось с Серёгой, - Зайчук опять говорил в трубку телефона. - Давай попробуем помочь друг другу, может, мы знаем что-то такое, что поможет понять, почему... убили Пита?.. Об этом что-то известно? В далёкой деревушке под Миланом Сол Лимэн, слушавший разговор по параллельному телефону, отрицательно замотал головой, и Питер Джефферсон его понял правильно. - Полиция, то есть местные власти, сделали всё необходимое, но нам пока что ничего не сообщили, - Питер говорил чистую правду, поскольку так оно и было: официальное расследование просто обречено было остаться безрезультатным. - Ты говорил о двух фотография, Пит. Что это за фотографии? - На одной - убитый Питер. На другой - Фил... - Живой?! - Похоже, что живой, - Питер говорил спокойно. - Мне сообщили, что с ним пока всё в порядке. И будет всё в порядке, если я стану... Лев, я не могу говорить об этом по телефону, который к тому же могут прослушивать... Ты меня понимаешь, Лев? - Понимаю... - Зайчук пробовал сообразить, что нужно говорить дальше, но придумать ничего не мог. - Пит, ты погоди маленько, я тут расскажу... Серёгиным друзьям о том, что ты мне рассказал, нам нужно малость покумекать... - Жду. Положив трубку себе на колени и прикрыв её ладонью, Лев Львович коротко пересказал услышанное от босса “Дельты” и вопросительно посмотрел на собравшихся в кабинете. Володя заметно обрадовался, услышав о том, что Питеру Джефферсону по факсу была отправлена фотография Сергея. - Ну, тьфу-тьфу-тьфу, но нам, кажется, Бог помогает... - он осторожно постучал по ножке стола. - Лев Львович, вы можете его попросить, чтобы он нам по факсу перегнал эти фото, оба? Андрюха, дай номер факса. И обязательно узнайте, в какое точно время он их получил, обязательно! Вернувшись к трубке, Зайчук передал Питеру Джефферсону всё то, что сказал Володя, продиктовал номер, написанный на листе бумаги Андреем Свистуновым, и замер в ожидании ответа собеседника. - Сейчас вы всё получите, Лев, - Питер Джефферсон говорил по-прежнему спокойно. - Вы заявили в полицию? - У нас ментовка, а не полиция! - сердито буркнул Зайчук. - Им заявлять - себе дороже... Нет, Пит, мы этого не делали, и так будет лучше! - Почему? - Потому что от них толку - как от козла молока! - последние слова Зайчук сердито прокричал по-русски, но, похоже, его собеседник ориентировался на интонацию, с которой они прозвучали. - Ты хочешь сказать, - тщательно подбирая слова, начал он, - что действия... вашей правоохранительной службы... недостаточно эффективны? - Они козлы. Без них обойдёмся! - решительно отрубил Зайчук. - Тут собрались Серёгины друзья, и мы... - Лев, я очень вас прошу, - Питеру изменило его спокойствие, - не делать ничего такого, что могло бы... повредить Филу... - Ты что думаешь, мы сами этого хотим? - Зайчук начинал заводиться, и от этого голос его становился всё более и более брюзгливым. - Этого я не думаю, - успокоил собеседника Питер Джефферсон. - Знаешь, Лев, ведь похищение людей - это самое сложное, что только может быть в работе правоохранительных органов, у нас этим занимается... - У нас этим занимаемся мы! - отрезал Зайчук. -Извини, Пит, но я должен сообщить ребятам всё, что узнал от тебя, а ты позаботься пока о фотографиях. Как только что-нибудь станет известно, я тут же сообщу тебе об этом, Пит, тут же... Пока, Пит! - Пока, Лев! Удачи и обязательно поддержите Настю! Привет Игорю, пусть быстрее выздоравливает, и Геннадию! ***** Окончив разговор с Россией, Питер Джефферсон вопросительно посмотрел на Сола, и тот ответил ему бесстрастным взглядом. - Вот и позвонил человек из России, Сол, - начал Питер. - Ты говорил, что это будет... тот человек?.. - Я говорил, что, скорее всего, это может быть он... - уточнил Сол Лимэн. - Ты в этом не уверен? - Моя уверенность здесь мало что может решить, Пит. Очень уж сложные обстоятельства этого дела. Но одно я знаю точно: там, в России, оказывается, тоже идёт какая-то своя большая игра! Хорошо хоть, что теперь исчезновением твоего парня занимается профессионал. Кстати, позаботься о факсе. - Да, конечно! - Питер вызвал секретаря и отдал ему соответствующие распоряжения, после чего вернулся к прерванному разговору. - Почему ты полагаешь, что сейчас исчезновением Фила занимается настоящий профессионал? - Слишком быстрая и точная реакция на полученную информацию... - Если можно, не говори загадками, Сол... - Этот факс из России, эта фотография... Она может стать очень важным источником информации для того, кто будет искать похищенного. Ты не очень внимательно отнёсся к ней, а ведь это очень интересная фотография, Пит... Очень интересная... Для того, кто умеет работать головой и хочет найти парня. И особенно важно - это то, когда ты получил её, эту фотографию, фактор времени. - Сол, объясни мне, пожалуйста, так, чтобы я тебя понял, - попросил Питер Джефферсон, и Сол Лимэн коротко объяснил ему, почему эти факторы столь важны, после чего Питер не мог не согласиться с другом относительно ценности оказавшегося у него фотодокумента. ***** Генеральный директор фирмы “Подъём” Андрей Анатольевич Свистунов не привык экономить там, где речь шла об обеспечении трудового процесса, поэтому оргтехника, установленная в офисе “Подъёма”, была дорогостоящей и высококачественной. Это, в свою очередь, обеспечивало её отличную работу, и фотография, переданная из Италии, получилась очень чёткой, все детали её можно было отлично распознать, и именно на них, на этих деталях, сосредоточил сейчас своё внимание Володя, изучающий фотографию после того, как все присутствующие в кабинете рассмотрели её и увидели лежавшего в глубоком сне (как же им хотелось верить в то, что это был именно сон!) Сергея Филаретова. Ознакомление с фотографией произвело на всех, исключая Володю, самое удручающее впечатление: сам факт её существования неоспоримо свидетельствовал о том, что Сергея всё-таки похитили, что никакая случайность из разряда счастливых теперь не поможет, что нужно незамедлительно действовать... А как? Как действовать, если не знаешь - даже приблизительно! -, в каком направлении нужно искать?.. - Отличное фото! - радостно объявил Володя, и остальные посмотрели на него с подозрением, потому что ничего отличного каждый из них в увиденной фотографии обнаружить не сумел, а время для шуток было не совсем подходящим. - И что же в нём отличного? - с пол-оборота завёлся Лев Львович Зайчук. - Качество хорошее, и попало оно к нам очень даже и вовремя, - спокойно отозвался Володя, оглядывая присутствующих, которые, как он понял, ещё не понимали, что судьба подбросила им шанс отыскать Сергея. Шанс в виде присланной из Италии фотографии. - Вовка, не играй на нервах... - тихо попросил Андрей, и его так же негромко поддержал Генка Орлов: “Вовка...” - Ребята, не смотрите на меня, как Ленин на буржуазию!- попросил, в свою очередь, и Володя. - Просто я подумал, что всем всё сразу станет ясно, ведь это... - он пытался подобрать нужные слова. - Объясняй! - Секите, - Володя машинально употребил слово из далековатого уже школьного детства, - они, те, кто выкрал Серёгу, отправляют его начальнику фотографию - чуть ли не через полчаса после того, как Серый исчез! За полчаса можно увезти человека далеко? - Ни за что! - ответил Андрей. - Ни за что!.. - То-то и оно... - задумчиво сказал Володя. - Это значит, что Серёга где-то здесь, в городе, значит. И нам его нужно здесь искать! - Ага, и город у нас совсем маленький, всего каких-то пятьсот с мелочью тысяч человек! - сердито бросил Зайчук. - Город у нас не такой уж маленький, - не стал спорить Володя. - Но вот мест, где можно спрятать человека, даже квартир, всё-таки не так много, как может показаться на первый взгляд. Вот тут-то нам и поможет эта фотография, - он погладил громадной рукой лежащий перед ним на столе лист бумаги. - Как она нам поможет? - подал голос пришибленный последними событиями Генка, утративший свою обычную весёлость и превратившийся от этого в кого-то наподобие незнакомца - другой, незнакомый всем человек, сидел сейчас в кресле, только лицо его, лицо двуликого Януса, было лицом Генки Орлова, ювелирно склеенным когда-то золотыми руками среднеазиатских хирургов, которые теперь числились подданными другого государства... - Понимаете, те, кто отправил эту фотку в Италию, рассчитывал, что о ней здесь никто не будет знать, их расчёт психологически был очень сильным: вот тебе фото покойника, а вот живого, который тоже обязательно станет покойником, если ты не сделаешь то, что тебе сказали!.. Они, наверное, запретили её кому-то показывать, поэтому и не предполагали, что она окажется здесь, да ещё и так быстро. Теперь, у нас, это совсем другая информация. Мебель! - торжествующе сказал Володя, но его опять никто не понял. - Что мебель-то? - туповато поинтересовался Андрей. - Где именно сфотографировали Серёгу? - задал вопрос Володя. - Если б мы это знали? - вопрос Зайчука был риторическим. - Понимаете, ведь это не квартира, это точно, потому что таких квартир не бывает, даже наши... нувориши всё-таки имеют какие-то остатки мозгов и не позволяют себе столь явно превращать квартиру, жилое помещение, в бордель... - Понял! - Андрей не мог сдержать себя. - Ты хочешь сказать, что мы можем узнать, где прячут Серёгу, если внимательно изучим, ну, мебель, интерьер там?.. - Вот именно, - Володя оставался спокойным. - Очень похоже на то, что Серёгу прячут в одном из “заведений”, как иногда называют, а таковых в нашем не маленьком городе всё же не так и много... - Но и не так мало, - подал голос Зайчук. - Мы же не пойдём по всем этим барам-саунам с автоматами, рейд, как говорится, устраивать! - Конечно, не пойдём, - согласился с тренером Володя. - Сначала нужно подумать, куда предположительно стоит идти, а уж потом что-то предпринимать. Тут, Андрюха, ты должен владеть ситуацией, как-никак, а это... твой город... Андрей насупился, но промолчал. - Часть этих... как ты их назвал, “заведений”, действительно, мои, - помолчав, сказал он. - И поэтому в них искать нет никакого смысла, потому что... - Искать надо везде! - перебил его Володя. - Оно как раз может очень даже и интересно получиться, с выдумкой: спрятать твоего друга в одной из... твоих же увеселительных точек, чтобы ты и подумать не мог об этом! Хорошо придумано! Нам, как говорил товарищ Ульянов-Ленин, нужно идти другим путём и танцевать от мебели. Андрей, у нас в городе разделение труда существует? - ? - Кто занимается оформлением такого рода помещений? - Несколько фирм должны быть, но сразу я тебе не скажу... - Узнать можешь? - В принципе да. Сейчас мне нужно человека вызвать, который у нас этим, ремонтом и всем таким, занимается... - Так вызывай! Андрей собрался было нажать кнопку вызова секретаря, но тут в дверь торопливо постучали, и, не дожидаясь разрешения, в дверь быстро вошёл его секретарь-референт. - Андрей Анатольевич, извините, но тут какой-то очень странный телефонный звонок, было сказано, что, если я сейчас же вас не подам (так сказали!), то какому-то вашему другу... будет очень плохо... Матом сказали, поэтому я вас обязан предупредить, что я уже соединил... В тишине, которая, казалось, звенела тревогой и ожиданием чего-то ужасного, наступившей в кабинете мгновенно, Андрей Свистунов поднял трубку телефона и услышал когда-то, вероятно, интеллигентный голос, принадлежавший явно опустившемуся сейчас человеку. - Алё, это Андрей Анатольевич Свистунов? - телефонный собеседник, казалось, с трудом подбирал слова или же читал по бумажке, и при в этом случае ему мешало плохое зрение. - Это Свистунов? - Это я. С кем я говорю? - Не твоё дело! Если это ты, то дрочи ж..., Свистун! Готовь бабки, или твоего кореша мы наладим в Сочи отдыхать! Готовь бабки и жди, когда тебя найдут! Будь здоров, не кашляй! Положив трубку, Андрей включил устройство, которое записывало разговор, и собравшиеся услышали всё то, что несколько мгновений назад слышал лишь он один. - Феликс, - обратился он к секретарю, - немедленно номер и сразу же ко мне Сан Саныча! Что делать будем? - обратился он к остальным. - Узнавать адрес и ехать туда! - Зайчук даже вскочил. - И там найдём Серёгу! - Львович прав, Андрюха, надо быстро туда ехать! - поддержал тренера Генка Орлов. - Давайте сначала подождём Сан Саныча, а потом решим, что нам дальше делать, - спокойно, как обычно, предложил Володя. И тут же, как бы отвечая на его слова, в кабинет, коротко постучав, быстро вошёл Сан Саныч, державший в левой руке листок бумаги. - Вот, Андрей Анатольевич, номер телефона и адрес, по которому телефон этот зарегистрирован, - он передал листок Свистунову. - Здорово! - восхитился Зайчук. - Ну что, рванули? - Это очень плохо, - медленно сказал Володя. - Что... плохо? - не поверив своим ушам, Зайчук изумлённо уставился на Володю. - Плохо, что мы адрес узнали, где Серёгу прячут? - Плохо то, что нам так легко, чуть ли не даром, отдали номер телефона и адрес, - пояснил Володя. - Потому что люди, которые похитили Серёгу, как уже много раз говорилось - и с этим все согласны! -, сделали это в высшей степени профессионально. Они всё правильно просчитали, всё аккуратно сделали - и вдруг так... по-детски подставиться? На могли они так... Значит, это им зачем-то нужно, и мы должны понять, зачем они это сделали. - Ты тут... понимать будешь, а они там... Серёгу... мало ли что они ему сделать могут... - Правильно. Они на это и рассчитывают, что мы сейчас же рванём туда очертя голову. Сан Саныч? - обратился Володя к специалисту, и тот согласно кивнул головой. - Деталей пока не знаю, но схема вполне жизнеспособная. Значит, они нас там будут ждать? - Думаю, что уже ждут, - усмехнулся Володя. - Давай по-быстрому пораскинем мозгами, как нам лучше всего поступить... Андрей, - обратился он к молчавшему Свистунову, - у тебя здесь ещё какие-то машины, кроме “джипа” и твоей красавицы есть? ***** Сергей Сергеевич Гамрыкин был человеком, самоуважение которого было развито до чрезвычайно высокого уровня, и, нельзя не признать, имел определённые основания для того, чтобы уважать себя именно так, как он это делал, - истово, поклоняясь собственной персоне. Высокий, худой, благообразной внешности, слегка похожий на актёра и певца Игоря Талькова, пятидесятипятилетний Сергей Сергеевич обеспечивал удовлетворение своих физиологических потребностей безыскусно простым, но очень результативным видом трудовой деятельности: он собирал бутылки. Вырученных средств хватало на скромную жизнь спившегося интеллигента, окончившего когда-то - теперь уже в незапамятные времена - с отличием филфак местного университета и много лет преподававшего русский язык и литературу в школах Солнечногорска. Венцом просветительской деятельности Гамрыкина была должность ассистента кафедры истории русского литературного языка в университете, которую ему пришлось оставить после громкого скандала, вызванного не то попыткой совращения ассистентом не по годам зрелой студентки, не то не в меру активной самозащитой свободолюбивого ассистента от её, студентки, неправомерных посягательств... Отличительной чертой Гамрыкина всегда было умение изъясняться красивым русским литературным языком, каковое умение, впрочем, сейчас становилось доступно ему лишь по достижении определённой стадии опьянения, до и после которой речь Сергея Сергеевича была весьма сбивчивой и трудной для понимания. Сергей Сергеевич обладал несомненным шармом, что являлось следствием повергающего женскую душу в трепет взгляда глаз удивительной голубизны и прозрачности. В сочетании с иссиня-чёрной в молодости и красиво поседевшей с годами шевелюрой этот взгляд неотразимо действовал на женщин любого возраста, образовательного уровня и даже религиозной принадлежности. Перечисленные выше личностные особенности господина Гамрыкина были тем фундаментом, на котором базировалось его самоуважение, но поистине краеугольным камнем этого чувства являлось наличие собственной однокомнатной квартиры, своего дома, в котором он и только он был полновластным хозяином. Не следует обращать внимания на такие мелочи, как то, что в этом “доме” годами не убиралось, что Гамрыкин забыл, что такое квартплата, что человеку с ослабленной нервной системой пребывание во владениях Сергея Сергеевича могло стоить сердечного приступа - это всё мелочи! Главное то, что он, Сергей Сергеевич Гамрыкин, - не бомж, а респектабельный, имеющий свой дом, порядочный человек! Уже три дня Сергею Сергеевичу не нужно было обходить по утрам окрестные мусорники, разыскивая бутылки, служившие основой его хлипкого благосостояния: молодой человек, который назвался его бывшим учеником и посему трогательно благодарил его за науку, якобы полученную им в годы школьной юности от великого педагога, каждое утро приносил в “дом” Гамрыкина пакет, в котором находились дневная доза спиртного и немудрёная закуска. Этого приношения Гамрыкину хватало на целый день, проходивший теперь радостно и беззаботно. А следующий день тоже начинался с визита щедрого любителя русской словесности, и поэтому проходил столь же радостно и легко... Сегодня благодарный наследник, обращавшийся к бывшему педагогу по имени, на чём настоял сам демократ Гамрыкин, принеся очередную дозу, не оставил пакет на столе, как обычно, а подошёл вместе с припасами к возлежащему на неком подобии дивана интеллигенту. - Как дела, Серёга? - Витёк, всё... класс, - нетвёрдым голосом отозвался тот, соображая, не наступил ли момент для утреннего возлияния. - Я рад тому, что у тебя всё хорошо, - чуть высокопарно произнёс благодарный ученик. - Слышь, Серёга, у меня до тебя есть просьба. Сделаешь дело? - Для тебя, Витёк? Всё на свете! - искренно пообещал Сергей Сергеевич. - Нормалёк! Слышь, Серёга, в натуре, я помню, ты клёво стихи читал в школе... - Конечно! - обрадовался благодарной памяти и такой оценке своих способностей бывший учитель. - Я очень... выразительно читаю стихи! Ты хочешь, чтобы я тебе прочитал стихи Есенина про любовь? - он с умилением смотрел на своего чувствительного ученика и был готов прослезиться. - Вот эти: “Отговорила роща золотая...” - Не-не, не сейчас! - слегка испугался излияния чувств тот. - Потом... Мне, в натуре, нужно одного перца наколоть, чтоб у него, суки, очко в копеечку стало, так я ему от тебя позвоню, дам тебе бумажку, а ты так выразительно, как ты умеешь, прочитаешь то, что там написано. Нормалёк? - Выразительно - это я... могу! - согласился Гамрыкин. - Запросто! - Добазарились! Вот тебе на опохмел, а днём я забегу, принесу водяры, мы перца наколем и вмажем на радостях! Гамрыкин жадно схватил протянутую ему банку пива и рванул на себя кольцо, вожделенно направляя в рот струю светлой, золотистой жидкости... - Эй, Серёга! - довольно грубо растолкал благодарный ученик любимого учителя. - Хорош кемарить, я тебе водяру притаранил! - Где? - услышав дорогое душе слово, сразу же проснулся бывший учитель словесности. - Во, зырь! - перед его глазами очутилась литровая бутылка какой-то - якобы импортной - отравы. - Давай! - грязная и трясущаяся рука потянулась к вожделенному сосуду. - Потом получишь, сначала дело, - и благодетель вытащил из кармана листок бумаги, на котором крупным шрифтом были напечатаны несколько строк. - Ты пока почитай, типа прорепетируй, а когда будешь готов, я тебе номер наберу, и ты в трубку прочитаешь... С глубоким чувством собственного достоинства Сергей Сергеевич Гамрыкин принялся глубокомысленно изучать текст. Он морщил лоб и шевелил губами, не исключено, что сам себе он казался если и не великим актёром, на которого, не дыша, смотрит заворожённый его игрой зрительный зал, то уж точно любимым учителем, каждое слово которого благодарные ученики ловят на лету. - Ну шо? - прервал творческий процесс один из этих учеников. - Витёк, я готов! - торжественно изрёк Гамрыкин, и, отставив руку с текстом подальше от глаз, чтобы развившаяся у него в последние годы дальнозоркость не мешала ему лучше видеть слова, протянул вторую руку к услужливо поданной ему ценителем выразительного чтения телефонной трубке. Сергей Сергеевич старательно и с чувством проговорил всё, что ему нужно было проговорить, и Витёк, положив трубку телефона, восторженно уставился на довольного собой отставного педагога. - Серёга! - в его голосе было наигранное восхищение, и Гамрыкин млел от этой оценки своего таланта. - Ты гений! Так сыграть - это надо быть гением, я слушал тебя и чуть не плакал, я всё время вспоминал школу и твои уроки! Давай за твой гений, Серёга! Он сорвал пробку с бутылки, налил растроганному и счастливому Гамрыкину полный стакан водки, плеснул себе на донышко и повторил: “За твой гений, Серёга!” Сергей Сергеевич Гамрыкин медленно, “с чувством, с толком, с расстановкой” выцедил свой стакан, и, придурковато улыбнувшись, так же медленно опустился головой на грязный стол, возле которого сидел: в жидкости, которая и в самом деле была скверной, дешёвой водкой, содержалась необходимая доза препарата, заботливо подобранная человеком, который находился сейчас возле Сергея Филаретова, и этой дозы было достаточно для того, чтобы обеспечить бывшему учителю словесности спокойный восьмичасовой сон, и этот сон, по замыслу тех, кто направил к учителю благодарного ученика, должен был плавно перейти в вечное успокоение... Любимый ученик Гамрыкина брезгливо посмотрел на бесформенное тело учителя, примостившееся частично на столе, частично на табурете, выплеснул водку из своего стакана и аккуратно поставил его в грязную кухонную раковину. Проделав эту несложную манипуляцию, он открыл все вентили на старой и грязной, как и всё в квартире Гамрыкина, газовой плите, плотно закрыл форточку, положил на стол небольшую чёрную коробочку из пластмассы и вышел из квартиры, которой незадачливый педагог так гордился. ***** Офис фирмы “Подъём” был просторным, но в сложившихся обстоятельствах главным достоинством его оказалось наличие внутреннего двора, въезд в который перекрывали внушительные ворота, открывавшиеся только тогда, когда этого хотели охранники. В этом внутреннем дворе были расположены гаражи, в которых находился почти весь автопарк “Подъёма”, там же стояли и личные автомобили Андрея Анатольевича Свистунова. Поэтому никто из наблюдателей (если таковые имелись, а господин Свистунов имел веские основания для того, чтобы быть убеждённым в их наличии) не мог видеть, кто именно садился в салоны хозяйского “Лескуса” и “Опеля”, в котором вчера и сегодня перемещались оставшиеся в строю члены команды “Дельта”. Зато то, что оба эти автомобиля пулей вылетели из-за ворот, было видно невооружённым глазом. “Лексус” и “Опель” рванулись в сторону района, застроенного пятиэтажными “хрущобами”, то есть как раз туда, куда они и должны были направляться - если принять во внимание указанные на полученной Андреем от Сан Саныча бумаге данные. Поэтому два молодых человека, сидевшие в неприметном “Опель-Кадетте” грязно-зелёного цвета и явно ожидавшие их появления, удовлетворённо переглянулись, после чего один из них, тот, что сидел за рулём, удостоверившись, что расстояние между умчавшимися вперёд красавцами и их инвалидом не внушает опасения с точки зрения возможного обнаружения преследования, аккуратно стронул инвалида с места, а второй, достав из кармана мобильник, набрал номер и что-то негромко сказал, внимательно выслушал то, что ему сказали, коротко бросил “Есть!” и спрятал мобильник в карман. Молодые люди были уверены в том, что они отлично справятся с поставленной перед ними задачей, и имели для этой уверенности все основания: всё шло именно так, как и должно было идти, действия тех, за кем они следили, были такими, какими и должны были быть, - поэтому и закончиться всё должно было так, как это было намечено. Намечено не ними, здесь они были всего лишь исполнителями, но сейчас от них зависело очень многое. Сначала к “хрущобе”, в которой располагалась квартира Сергея Сергеевича Гамрыкина, подъехал “джип”, и из него быстро выбрались четыре крепких парня в кожаных куртках. Парни внимательно осматривались по сторонам цепкими профессиональными взглядами, а их правые руки были в карманах кожанок. Поскольку малоприметный “Кадетт” остановился достаточно далеко и ничем не выделялся среди средств передвижения, типичных для этого, населённого малоимущим людом, района города, молодые люди не восприняли его как нечто угрожающее, и один из них сделал разрешающий знак тем, кто находился во второй иномарке, после чего длинный кузов “Лексуса” стал медленно втискиваться между “Опелем” и стеной “хрущобы”. Сидевшие в “Опель-Кадетте” молодые люди сосредоточенно фиксировали перемещения “Лексуса” и поэтому пропустили тот момент, когда возле их автомобиля возникли парни в кожанках - не те, которые находились возле “Опеля” и “Лексуса”, а другие, но, очень похоже, из той же самой команды. Эти близнецы-братья мгновенно скрутили двух молодых людей и так же мгновенно затолкали их в неизвестно откуда взявшуюся “ГАЗель” с затемнёнными стёклами, которая быстро скрылась с глаз. А один из тех, кто так невежливо обошёлся с хозяевами “Опель-Кадетта”, осторожно поднял с сиденья осиротевшей машины маленькую чёрную коробочку, на крышке которой мигала вишнёво-красная лампочка, подержал её какое-то время на крупной ладони, достал другой рукой “Моторолу” и что-то спросил у невидимого собеседника. Выслушав ответ, он положил коробочку на сиденье, быстро сел в “Опель-Кадетт” и уехал. Ещё на лестнице, на подходе к обители гражданина Гамрыкина, Андрей и Володя (они приехали после того, как Сан Саныч, осуществлявший общее руководство операцией, сообщил им, что “дорога чистая”) учуяли запах газа, и запах этот становился всё сильнее и сильнее по мере их приближения к искомой квартире, дверь в которую была плотно прикрыта, но на замок, по всей видимости, не закрывалась уже давно. Решительно отодвинув Андрея, Володя быстро прошёл на кухню, где беззаботно спал хозяин, столь же быстро завернул вентили на газовой плите и открыл окно, что создало сквозняк, выветривающий из кухни накопившийся в ней (да и в комнате тоже) газ. Стоя в дверях кухни, Андрей увидел, как Володя осторожно взял со стола маленькую черную коробочку, оставленную любимым учеником спящего Гамрыкина, повертел её в руках, чем-то щёлкнул и, кивнув головой в сторону выхода из квартиры, подтолкнул к этому выходу Андрея. Будить спящего Сергея Сергеевича Володя не стал. Оказавшись на улице, друзья сели в ожидавший их “Лексус”, Андрей завёл двигатель, и только после этого Володя, продолжавший вертеть в руках обнаруженную им в квартире Гамрыкина коробочку, лаконично спросил: “Всё понял?” - Насчёт “всего” - не уверен... - честно признался Андрей Свистунов. - Что непонятного? - поинтересовался Володя. - Я понял, - начал Андрей, - что, как только бы мы вошли в этот сарай, нас бы... сразу отправили на седьмое небо: взорвался бы газ, и мы... - А ведь отлично придумано! - перебив Андрея, Володя с восхищением покрутил головой. - Алкаш забыл по пьяни закрыть газ, мы вошли в дом, мало ли что там могло быть, может, кто-то курил или просто свет включили - и “летите, голуби, летите!” Голуби - это мы, - пояснил он, - от нас бы даже мокрого места не осталось, так рвануло бы! - Чем ты восхищаешься?.. - Идеей! “Враг по плечу - долгожданнее брата”! - процитировал Володя не известного Андрею поэта. - Ты это о чём, Вовка? - Это не я. Это поэт один современный, Лидочке нравится... Те ребята в “Опеле” нажали бы себе на кнопочку... А восхищаюсь я, Андрюха, тем, что мы с тобой в этот раз живы остались, хотя всё было очень профессионально подготовлено для того, чтобы мы отправились в мир иной. - Сейчас Саныч у этих херовых подрывников узнает, на кого они работают, и тогда мы можем к Серёге добраться, - перевёл разговор на другое Андрей. - Да ничего он у них не узнает! - убеждённо сказал Володя. - Почему ты так думаешь? - Потому что они о Серёге сами ничего не знают. Люди это не местные, им тебя заказали, они взялись выполнить работу, они простые исполнители! В этих случаях концов не найдёшь, они-то расскажут всё, что знают, но знают они ровно столько, сколько им положено знать... - Откуда ты знаешь, что они - не местные? - Уж извини, Свистун, но убирать тебя ни один местный не подпишется, ты в городе личность известная, это будет сильно смахивать на самоубийство! Значит, нужны гастролёры, которые сегодня здесь - завтра там, механика простая, что я тебе объясняю!.. - Понимаешь, Вовка, - Андрей замялся, - я уже... довольно давно от всего такого... нелегального, что ли, стал отходить. Задумка есть такая, чтобы через какое-то время я стал... совсем чистеньким и занимался... большими делами, ну, в политике там, в экономике... Понимаешь, у нас, там... ну, наверху, сейчас тоже что-то вроде... реорганизации, переориентации деятельности, - Андрей засмеялся, - процесс идёт! А в эти... мокрушные дела я вообще никогда не лез, потому что для этого... у нас специальные люди есть. Я ведь держу город, это моё дело, и здесь у меня всё нормально, у нас же в городе обстановка сам знаешь какая: всё тихо и спокойно, как и задумывалось. - Что-то подобное я и предполагал, - задумчиво проговорил Володя. - Но кому-то это не нравится, так? Настолько сильно не нравится, что этот человек набирается сил и духа для того, чтобы наехать на тебя, рассчитывая, что у нас - да и не только у нас! - победителей не судят, потому что сами победители и устанавливают законы, по которым все живут... Получается, что главная мишень - это не Серёга, а ты? Похищение Серёги оказывается всего лишь акцией прикрытия и способом вытащить тебя... на бомбу? Хотя... У тебя в делах Серёгины деньги есть? - Есть. - И, наверное, немало, - Володя махнул рукой. - Да не надо мне чужие деньги считать! Значит, тебя убирают, твои дела прибирают к рукам, а Серёгины деньги идут вместе с твоими... Сам же Серёга - после того, что происходит, очень хочет послать подальше нашу великую родину и просто мечтает стать... янки, что ли? Или гражданином Израиля?.. - Добавь сюда десяток стран, любая из которых за счастье посчитает, если он примет её гражданство... - Только этого мало, Андрюха! - Володя был сама убеждённость. - Этого мало для того, чтобы убивать ещё и этого парня, Пита. Он ведь к нашим делам никаким боком не касается... Должно быть ещё что-то, о чём я не знаю, и это “что-то” должно быть очень и очень серьёзным. - Оно и есть серьёзное... - пробурчал после долгого молчания Андрей Свистунов. - Наркота... - Наркота? - переспросил Володя, и Андрею очень не понравился его брошенный искоса взгляд. - Ты чего, Вовка?.. - Да я-то что?.. Наркота - это да, тут такие деньги крутятся, что жизнь человека мало что стоит, причём жизнь... любого человека... - похоже, что Володя чего-то не договаривал, и Андрей понял, что должен объяснить ситуацию. - Дело всё в том, что я оказался в положении великого героя великого романа о мафии - дона Корлеоне. Может, помнишь, к нему приходит человек и предлагает зарабатывать огромные деньги на наркотиках? Огромные деньги - а он отказывается... Потому что - на наркотиках! При этом он и сам понимает, что поступает... недальновидно, и советник ему об этом говорит - но он отказывается... Чем для него всё это заканчивается - ты тоже помнишь... Город наш для тех, кто промышляет наркотиками, место очень выгодное: почти Москва, такие возможности в плане транспортировки и реализации! Транзитный коридор, ведь там, где всё это производится, народ живёт настолько бедно, что там ничего заработать нельзя, а в Европу, в Штаты наркотики стараются не пропускать, хотя и там бывает всякое... Поэтому наше направление кое-кто считает необыкновенно... перспективным в плане наркобизнеса, и его уже... начали разрабатывать. Я тебе только что сказал, что у нас меня готовят для больших и абсолютно легальных дел, поэтому наркотики в нашем городе ни под каким видом светиться не должны: такой компромат обязательно появится в самый... нужный момент, и он убьёт кого угодно, все подготовительные мероприятия в вложенные в них деньги полетят псу под хвост. Мы себе такого позволить не можем. Короче, наш город объявили чистым от наркоты, но... Совсем недавно здесь повязали типа с кучей... всего на свете. Повязали плотно, тип, естественно, оказался залётным, только ведь не на крыльях же и не благодаря попутному ветру он сюда залетел! Стало понятно, что кто-то у нас в городе решил... играть самостоятельно. Люди наверху... встревожились и стали искать, но пока что ничего не смогли найти. Учти, что и там, наверху, тоже всё... не так гладко, там тоже идёт... борьба за власть. Большинству эти бесконечные разборки уже осточертели, люди хотят просто жить спокойно, но... Каждый раз находится... какая-то сволочь, которая заваривает всю кашу по-новой... Вот я теперь и думаю, что те, кому я... мешаю, решили подобраться ко мне через Серёгу, свалить меня и дальше делать всё по-своему. - Всё логично, - кивнул внимательно слушавший Андрея Володя. - Нового во всём этом ничего нет, всё старо как мир, но жизнь у каждого из нас одна, и с этим нельзя не считаться!.. - он невесело усмехнулся. - Но тогда ты должен - хотя бы примерно - знать, кто в городе способен такое сотворить. Просто - кто может быть способен на такое? - Я, может, и знаю, - рот Андрея был жёстко сжат, и Свистунов цедил слова сквозь зубы, - но, как ты понимаешь, прямых доказательств у меня нет, и поэтому... предъявить им я ничего не могу. - А эти люди могут... убить Серёгу? - вопрос дался Володе нелегко. - Ты же видишь, что они только что пробовали убить меня! И... почти успешно... Спасибо тебе, Вовка, если бы не ты, я, скорее всего, попался бы в эту их ловушку, ты же мне жизнь спас... - Тебя бы Саныч остановил! - Володя не сомневался в своих словах. - Он у тебя мужик толковый, дело знает! - Вовка, спасибо тебе! - с нажимом повторил Андрей Свистунов. - Ладно, спасибо так спасибо. Давай лучше о другом думать: нам сейчас нужно постараться по фотографии определить, где она сделана. По мебели там, интерьеру... Позвони и узнай, нам успели подобрать всё, что нужно? Андрей стал нажимать на кнопки мобильника, а Володя устало откинулся на сиденье, прикрыв глаза и пытаясь вытянуть ноги, но последнее ему не удалось: “Лексус”, конечно, изначально создаётся как машина комфортабельная, но не безразмерная же, уж слишком крупным парнем был этот пассажир... - Нас уже ждёт сотрудник, который отвечает за ремонты и прочие хозяйственные проблемы, - сказал Андрей. - Приедем - он будет в твоём распоряжении. Слушай, Вовка! - оживился Свистунов. - Так это значит, что никто из тех, кто вчера был на “мальчишнике”, с этим делом не связан! Здорово! - Почему ты так решил? - удивился Володя. - Ну... Ведь если хотят прищемить меня, то, получается, Серёга здесь оказывается случайно, значит, и они... - Наоборот. Если хотят прищемить тебя, то это означает, что кто-то из них уже давно должен работать на тех, кто связан с торговлей наркотиками. Вот, кстати, и объяснение того, что у них там парня убили: парень этот мог что-то узнать и поэтому стал опасен. Ты вот говорил о транспортировке наркотиков, так ведь люди, которые работают в велосипедных командах, - это просто идеальные наркокурьеры: они же за год наматывают десятки тысяч километров по всему свету, их знают во всём мире, практически ни одна таможня их по-настоящему не досматривает. А даже если их и начнут шмонать, так они же с собой столько всего возят, что там припрятать наркотики - проще простого! Соображаешь, Андрюха? Тогда и Серёгу им нужно было выкрасть для того, чтобы убить двух зайцев сразу: и тебя в руках держать, чтобы в нужный момент... устранить, и этого их... менеджера или кто он там есть? - Технического директора. - Ага. Его. - Слушай, мы с тобой такие умные-разумные, аж страшно становится! - рассмеялся Андрей, хотя ему было совсем не весело. - Давай сейчас так же легко вычислим, где нам Серёгу искать, а? - Не получится. Это мы с тобой так же легко не вычислим, потому что здесь мы практически ничего не знаем. Давай лучше по-другому сделаем. Как приедем, то Генку и тренера этого по домам отправим, скажем, что сейчас от них пользы никакой быть не может, пусть идут себе и будут, так сказать, в резерве. Если они как-то с этим делом связаны, я имею в виду похищение Серёги, то кто-то из них пойдёт, наверное, прямо к этим... друзьям твоим. Или как-то с ними свяжется. У тебя есть люди, которые могли бы присмотреть за ними, культурно так присмотреть? - У меня всё есть, - пробормотал Андрей Свистунов. - Сейчас позвоню Санычу и озадачу его. А ведь это ты хорошо придумал! - восхитился он предложением Володи. - Придумано всё плохо, - поморщился тот, - но ничего лучше у нас сейчас всё равно нет. Для нас сейчас главное - поиски Серёги. Андрей снова принялся названивать, а Володя опять попытался задремать. Они не знали и знать не могли, что ожидает их в офисе фирмы “Подъём”, куда их быстро несла комфортабельная иномарка. ГЛАВА YII. Ирина Александровна Смирнова очень сильно боялась за дочь, её тревожило не столько само состояние Насти, сколько убеждённость девушки в том, что она и только она должна спасти Сергея. Зная характер дочери, Ирина Александровна была уверена в том, что Настя на остановится на полпути и обязательно отправится в офис “Подъёма”, поэтому, пока дочь одевалась, мать торопливо набрала номер телефона, который оставил ей Андрей Свистунов, но здесь её ожидало разочарование: приятный мужской голос сообщил ей, что Андрей Анатольевич недавно уехал, будет неизвестно когда и поинтересовался, чем он может помочь. Ирина Александровна поблагодарила вежливого молодого человека и попросила, чтобы он передал Андрею Анатольевичу, что его просила перезвонить Ирина Адександровна Смирнова. Молодой человек пообещал сделать это сразу же, как только Андрей Анатольевич появится в офисе, и телефонные собеседники расстались, довольные друг другом. Настя, одетая в джинсы, футболку и лёгкую ветровку с символикой команды “Дельта” (“Пит, мне нужен именно этот размер!” - убеждал Питера Джефферсона Сергей Филаретов...) вышла из своей комнаты и, присев на маленький удобный пуфик, стала обуваться. Она молча шнуровала кроссовки “Адидас” (ещё со времён юности Сергей Филаретов отдавал предпочтение этой, столь популярной в Советском Союзе, фирме), и мать ждала, когда она прервёт молчание. Обувшись, Настя молча поднялась и пошла к двери. - Настенька... - Мама, я в полном порядке, - спокойный, несколько отстранённый голос не был голосом её дочери, нет! - Не пугайся, мама, всё хорошо... со мной. Я иду к Андрею. - Андрея нет в офисе! - не понимая, что она делает, крикнула Ирина Александровна. - Ты ему звонила? - Да... - А где он? - Секретарь сказал, что он не знает, когда появится Андрей. - Я подожду, мама. Ирина Александровна хотела что-то сказать, но не успела этого сделать: Настя быстро открыла дверь и так же быстро выскользнула на лестничную площадку. Дверь квартиры Смирновых аккуратно закрылась, и стоявшая в прихожей Ирина Александровна потерянно смотрела на эту закрывшуюся дверь. ***** Настя подходила к офису “Подъёма”, когда на неё внезапно опять накатила эта липкая волна страха, парализовавшая её волю. Вероятно, причина этого была в том, что сам офис вызвал у неё бурю воспоминаний, с ним было связано очень многое в их с Сергеем жизни, и она настолько к нему привыкла, что ей иногда казалось, будто квартира Сергея и офис его друга - это нечто единое, лишь слегка разделённое пространством... Странно, что роскошный особняк Андрея Свистунова она совершенно не воспринимала, не любила бывать там, а вот офис... Охваченная ужасом, Настя беспомощно оглянулась по сторонам, и, не видя рядом родных лиц, бросилась бежать по улице, как бы пытаясь убежать от кого-то, кто её преследует, но кого она сама не видит. Андрей и Володя подъезжали к офису “Подъёма”, когда чуть ли не под колёса “Лексуса” бросилась невысокая женская фигурка в джинсах и ветровке, и Андрей, едва успевший затормозить и вывернуть машину, чтобы избежать наезда, с ужасом узнал в этой обезумевшей от страха девушке Настю, которую, пожалуй, спасло только то, что, подъезжая к воротам офиса, он уже сбросил скорость... - Настенька... - он выскочил из-за руля и обхватил обеими руками уткнувшуюся ему в грудь и прятавшую на этой груди своё лицо Настю. Мгновением позже выбравшихся из машины Володя стоял рядом и профессионально осматривался, пытаясь определить, что именно могло так сильно испугать Настю. - Настенька, что с тобой? - спросил Андрей, и Настя, подняв голову, посмотрела ему в глаза. Она не плакала, но в её взгляде было столько страха и отчаяния, что Андрею стало тошно и стыдно за самого себя, за то, что он не может ничего сделать... - Андрюша, я... шла к тебе, и вдруг испугалась, понимаешь?.. Почему-то испугалась, а почему - и сама не знаю, вот как... Трусиха, правда? Шла - и вдруг испугалась... - Идём в машину, Настя, - мягко, как он говорил с женой или даже ещё мягче, попросил Володя. - Там поговорим. - Вова! - обрадовалась Настя. - Конечно, идёмте в машину... - и она дала возможность Володе усадить себя в “Лексус”, который тронулся с места так осторожно, словно на крыше автомобиля стояли хрустальные бокалы, до краёв наполненные шампанским, и расплескать это золотистое вино было никак невозможно... ***** Лев Львович Зайчук несколько раз звонил домой, и каждый раз Сарра Соломоновна добросовестно информировала его о том, кто ему звонил и что этот звонивший сказал. Собственно, Льва Львовича интересовал один-единственный звонок, и матери о нём знать было не обязательно, даже более того - противопоказано, поэтому Зайчук заранее договорился с человеком, от которого он ждал звонка, что, если его не будет, тот назовётся фамилией Гаврилюк и попросит передать, если всё развивается так, как они рассчитывали, привет от Святослава. После получения этого привета Лев Львович должен был действовать, как они договорились и к чему он с надеждой и тайным страхом готовился. Генка Орлов тоже звонил из офиса “Подъёма”, но не домой, где никого не могло быть, а по какому-то непонятному номеру, похожему на межгород (или мини-АТС?), говорил буквально минуту и из его реплик уяснить суть разговора было невозможно, даже если бы Зайчук и пробовал это сделать. Но Лев Львович не пробовал: у него и собственных забот было выше головы, поэтому он был сосредоточен на них и мало внимания уделял окружающей действительности. Когда на пороге кабинета появились Настя и Володя (Андрей, выйдя из машины, объяснил Насте, что придёт в кабинет чуть позже), Лев Львович и Генка увидели только девушку, и оба нашли возможность выразить ей своё сочувствие, каждый по-своему. Зайчук подошёл к Насте и слегка приобнял её за плечи, а Генка неловко потрепал рукой по плечу. - Тебе Пит привет передавал, просил, чтобы ты держалась, он сказал, что всё обязательно закончится хорошо, - на одном дыхании выговорил Лев Львович, и Настя, пришедшая в себя ещё в машине, благодарно кивнула ему. - Спасибо, Лев Львович, спасибо, Гена. Володя коротко рассказал о том, что произошло возле дома филолога Гамрыкина, сообщив, что ничего нового о судьбе Сергея им узнать не удалось. - Вы, Лев Львович, и ты, Генка, идите пока домой, - заботливо сказал вошедший в кабинет Андрей Свистунов, - если что, мы вам обо всём сообщим. Нет никакой необходимости вам здесь торчать, сейчас мы с Вовкой поработаем со специалистами, которые... ремонтами занимаются... Дело это, наверное, долгое, так что вы пока идите... - Хорошо, - с видимым облегчением согласился Зайчук. - Мне тут кое-куда надо... наведаться, подойти надо, так я... Хорошо, ребята, держите меня в курсе событий, я и сам звонить буду... - Добро, - коротко сказал Генка. - Я буду звонить. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Зайчук с Орловым покинули кабинет, а Андрей, как радушный хозяин, вышел их проводить. В кабинете остались только Настя и Володя. - Вова, а вы с Лидой давно женаты? - вдруг спросила Настя, и Володя, который, в принципе, ожидал от неё какого угодно вопроса, растерялся, не сразу сообразив, о чём она его спрашивает. - Мы?.. Не-е-ет... - Она у тебя хорошая, и вы любите друг друга... Не смейся!.. - сказала Настя, хотя Володя и не думал смеяться. - Я знаю. Понимаешь, если люди... любят друг друга, то это сразу видно, сколько бы лет они ни прожили вместе, даже если миллион, хотя, наверное, так и не бывает, чтоб миллион, - с сожалением сказала девушка. - Когда люди друг друга любят, то они... они другие, понимаешь? Они тогда настоящие. Они живут... по-настоящему. Помнишь, это как у другого Володи: “Потому что, если не любил, значит, и не жил, и не дышал”? Так ведь не бывает, чтобы человек не дышал, но, если не любишь, то вроде бы и в самом деле не дышишь... Я думаю, что все люди, которые пока что не любят, обязательно найдут тех, кого они смогут полюбить, и тогда всё будет хорошо... У всех будет хорошо. Володя был серьёзным, ответственным парнем, человеком действия, в меру рационалистом и немножко романтиком, немножко потому, что в наше время романтики просто не выживают. Он очень любил свою жену и старался сделать всё от него зависящее, чтобы Лидочка была счастлива. К людям он старался относиться ровно, оценивать человека реально, и в своей оценке людей он ошибался редко. Сейчас ему было очень плохо, потому что он видел страдания Насти, понимал, что жена Серёги (а про себя он называл Настю именно так - “жена Серёги”) - удивительный человек, которому сейчас очень плохо и который держится из последних сил. Он, Володя, вроде бы не сидел сложа руки, он делал всё, что мог, чтобы найти Серёгу, ему не в чем было себя упрекнуть, но... Настя страдала... - Спасибо тебе, Настя, - растроганно сказал Володя. - За Лидочку и... вообще спасибо... ***** Человек, деятельность которого одновременно обеспечивала и высокие спортивные результаты Сергея Филаретова (а значит, и команды “Дельта” в целом), и потенциальную гибель тысяч и тысяч людей от “белой смерти”, наконец-то получил возможность остаться наедине с самим собой. И теперь ему не нужно было постоянно следить за выражением собственного лица, опасаясь, что это выражение каким-то образом выдаст его тайные мысли, он мог стать самим собой и относительно спокойно поразмыслить о сложившейся на настоящий момент ситуации. Итак, всё прошло более чем успешно, намеченное было пунктуально воплощено в действительность, поэтому оставалось только спокойно ждать, когда наступит время предпринять следующие шаги, которые ещё сильнее упрочат его положение в этом нестабильном мире. Приятно, чёрт возьми, ощущать себя если и не Богом, то хозяином положения, когда только ты один знаешь, что, как и когда должно произойти, а то, что для остальных предстаёт как невероятное, тебя радует только потому, что оно, это “невероятное”, - всего лишь часть разработанного тобой великолепного плана! Конечно, самый замечательный план - это всего только... план, и идиоты-исполнители способны угробить (и гробят, дебилы чёртовы!) любую гениальную идею, это так, он сам в этом убеждался не раз и не два, но сейчас даже полчище идиотов было не в состоянии изменить общий ход событий - а детали всегда будут в чём-то не соответствовать задумке... Но общую картину это изменить не может! Мысли этого человека плавно перешли к Насте, для которой сегодняшний день должен был стать днём величайшего счастья в жизни, а стал, наверное, самым горьким днём этой недолгой пока жизни... Ну что же... В принципе, он не имел ничего против Насти как таковой, а её отношения с Сергеем Филаретовым были, как он понимал, по-настоящему красивыми и одухотворёнными. Иногда он даже... умилялся этому чувству, потому что его собственный жизненный опыт вроде бы однозначно убеждал в том, что в отношениях между мужчиной и женщиной намного больше грязи и мерзости, чем красоты и одухотворённости. Впрочем, это ещё неизвестно, как бы они, Настя и Сергей, относились бы друг к другу, будь они мужем и женой, вон сколько пылких влюблённых собачатся из-за чего угодно и бьют друг другу физиономии! Он решил, что для Насти сегодняшние события могут стать хорошей проверкой на подлинность её чувства к Сергею Филаретову. “Великих любить легко, их окружает ореол величия, который не даёт разглядеть их подлинное лицо, поэтому их и “любят”... Эти... нынешние чемпионы, которые без подкормки мало что умеют, индюки надутые, получают всё сразу и готовенькое, в том числе и “возвышенные чувства”... “Вот вам, достопочтенные господа Ромео и Джульетта, испытание, и попробуйте его выдержать!” - думал он злорадно. ***** - Мы договорились, что они будет звонить, - сказал Андрей Свистунов, входя в кабинет. - Теперь можно спокойно заняться мебелью. - Какой мебелью, Андрюша? - спросила Настя. Андрей замялся: он не знал, нужно ли показывать Насте фотографию Сергея, он просто не думал о том, что Настя может появиться у него в офисе. Ну не думал он о такой возможности, и всё, хорошо хоть, что фотография на столе не лежала! - Понимаешь, Настя, тут возникла одна идея, её обязательно нужно проверить, поэтому сейчас мы с Андреем должны побеседовать с человеком, который в этом деле разбирается, - спокойно сказал Володя, и Андрей незаметно, как ему показалось, перевёл дух. - Вова, - негромко попросила Настя, - не надо мне врать, пожалуйста. Не обижайся, но... не нужно. Если мне что-то... не нужно знать, то так и скажите мне об этом. Только не ври. Всё равно не получается, - виновато улыбнулась она, - у тебя ведь совершенно не получается врать... - Я... я не вру, Настя, просто... Просто я тебе не говорю... всей правды - потому что... рано тебе её говорить: мы и сами ни в чём пока не уверены. - Это тоже враньё, Вова! - непреклонно сказала Настя. - Давай договоримся так: если что, то ты мне просто скажешь, что... Скажешь: “После”... И я всё пойму правильно. Хорошо? - Хорошо... - с облегчением выдохнул Володя. - Тогда я сейчас пойду в больницу к Игорю, - решила Настя. - У него кто был-то? - Мы оба ездили к нему, Настя, - вступил в разговор Андрей, - но он и сам ничего не знает про Серёгу, его сзади ударили... - Вы что, только за этим к нему и ездили, чтобы узнать? - голосом, который очень не понравился Андрею Свистунову, спросила Настя. - Н-да... - подтвердил он предположения девушки. - Эх вы! - с презрением сказала Настя. - Мужики-чурбаны! Человеку голову разбили, его же чуть не убили, а вас интересовало только то, что он рассказать может о нападении!.. Деловые люди! - Настя, ну что, в самом деле, случилось? - обиженно спросил Андрей. - Он лежит в отличной палате, там делают всё, что нужно делать, уход и всё такое там на высшем уровне, охрана есть... - Андрюша, - голос Насти стал подозрительно ласковым, - не говори, пожалуйста, о том, в чём ты ничего не понимаешь... Не нужно, а то я тебе сейчас такого наговорю... Где эта больница? - Тебя отвезут... - Сама дорогу найду! - Настя, - рассудительно сказал Володя, - я согласен с тобой, что мы с Андрюхой, наверное, что-то не так сделали, но ты не спорь, пожалуйста. Лучше будет, если тебя отвезут туда и привезут назад. Кроме того, Андрюха же сказал, что на этаже и у палаты стоит охрана, тебя могут просто не пустить к Игорю. - Хорошо, - согласилась Настя, - я поеду. - Пойдём, - обрадовался Андрей, - я скажу водителю! - Мне нужно будет ещё в магазин заехать, - предупредила его Настя, - купить кое-что. - Хорошо-хорошо, заедешь! Идём! В дверях они столкнулись с Алексеем Ивановичем Коптевым, который отвечал в фирме “Подъём” за строительные и ремонтные работы любой сложности, в том числе и за оформление интерьеров принадлежащих фирме увеселительных заведений, доход от которых был одной из главных составляющих устойчивого материального положения Андрея Анатольевича Свистунова. Алексей Иванович отдал строительству более тридцати пяти лет жизни, начав работать подручным каменщика в возрасте четырнадцати лет. Последняя же должность, которую он занимал в советской системе, называлась сложно и заковыристо: “Исполняющий обязанности начальника постоянно действующего строительного поезда №8 треста “Северэлеваторстрой”. Начальником данного строительного подразделения он не стал в связи с расформированием вышеупомянутого треста. В новой жизни самым тяжёлым для Коптева была необходимость привыкнуть к тому, что воровать нельзя: в Советском Союзе воровали даже не вагонами, а железнодорожными составами, каждый - и не только начальник - тащил всё, что только мог утащить... Коптев отвыкал трудно, но быстро, и теперь на своей должности ответственного за строительство и ремонт был честнейшим человеком. Как он сам говорил, он на собственной шкуре понял, что дороже всего стоит спокойный сон, потому что его купить невозможно... - Коптев, Алексей Иванович, - представился он. - Володя. Мужчины обменялись рукопожатием, и Володя предложил Коптеву занять место за большим полированным столом. - Алексей Иванович, - начал он, - вам ведь Андрей Анатольевич объяснил, на какую помощь с вашей стороны мы рассчитываем? - В общих чертах, - осторожно ответил Коптев. - Вот фотография, - Володя осторожно протянул ему фото, которое Алексей Иванович столь же осторожно взял и положил на стол рядом с собой. Затем он достал из кармана футляр с очками, аккуратно протёр их белоснежным носовым платком и пристроил оптическое приспособление на своём крупном носу. - Что именно вас интересует? - Коптев не выпускал фотографию из рук, искоса глядя на Володю. Тут появился Андрей, отправивший Настю в больницу и давший подробные инструкции водителю и охраннику относительно их действий в этой поездке. - Посмотрели, Алексей Иванович? - оживлённо спросил он. - Так точно. - И где бы это могли сфотографировать? - Вас интересует, так сказать, тип помещения или что-то более конкретное? - уточнил Коптев. - Где именно это помещение находится? - Чем больше - тем лучше, - улыбнулся Андрей. - Против адреса я бы тоже не возражал. - Адрес сказать не могу. Это что-то наподобие отдельного кабинета. Может, в ресторане, может, в массажном салоне или какой-нибудь... сауне, как их сейчас называют, - Алексей Иванович как бы рассуждал вслух. - Конечно, это однозначно не частный дом, не квартира, это именно... помещение, вы понимаете, что я хочу сказать? - Конечно-конечно, Алексей Иванович... Это, часом, не... наши ли владения? - за шутливым тоном Андрея Свистунова скрывалась обеспокоенность, и строитель, почувствовав её, но неверно истолковав её причины, поспешил успокоить хозяина. - Что вы, Андрей Анатольевич, у нас такого нет и быть не может! Это же, вы меня извините, халтура, да ещё какая! Сделано наподобие приличной вещи, а само через полгода - много через год и развалится. Ежели б я такие вещи пропускал, вам бы, извините за выражение, меня нужно было бы гнать с работы драной метлой! - А кто такие вещи у нас в городе пропускает? - подал голос Володя. - Да кто угодно, сейчас же все хозяева себя великими специалистами считают, стены двигают, надстраивают что-то, перестраивают и всё такое... А вот кто именно такое... художество делает - это я сказать могу. Они же и ко мне подкатывались, так я их, конечно, сразу же наладил, дал от ворот поворот, с ихним-то какчеством, вы меня извините... - И кто же это такие, Алексей Иванович? - без особого вроде бы интереса спросил Андрей. Коптев порылся в своём вместительном бумажнике жёлтой кожи, нашёл какую-то пёструю визитную карточку и протянул её Свистунову. - Вот, Андрей Анатольевич, и обратите внимание на название: “Уют”! Ежели такое безобразие уютом считать, так я согласен жить в каменном, извините, веке... - Ну, зачем же так, Алексей Иванович, категорически отказываться?.. Может, и от “Уюта” какая-нибудь польза будет. Сейчас мы их директора сюда вытребуем, он нам всё конкретно расскажет о своих сверхуютных возможностях... Володя хотел что-то сказать, но Коптев опередил его. - Ежели вам, Андрей Анатольевич, что-то узнать нужно, так для этого лучше туда самим подъехать, в “Уют” этот. Потому что директор - он директор и есть, приехать сюда он приедет, только что они, директора-то нынешние, о производстве знают? А там переговорите с непосредственными, так сказать, исполнителями, они-то вам всё нужное и доложат. - А вы бы не могли с нами поехать, Алексей Иванович? - спросил Володя. - Может, он-то, директор, в своём деле и ничего не понимает, а исполнители смогут нам всё объяснить, только и мы ведь директора не лучше... А вы специалист... Коптев вопросительно посмотрел на Андрея, и Свистунов засмеялся. - Мы без вас, Алексей Иванович, в этом “Уюте” месяц торчать будем, пока хоть что-то понимать начнём! ***** Офис фирмы “Уют” размещался в старом одноэтажном здании, которое было отделано “под шубу”, и эта внешне замысловатая штукатурка, представляющая собой неравномерно разбрызганный цемент, перемешанный с мелким щебнем, кое-где успела уже отвалиться, обнажив старую кладку. Офис был претенциозный, но, похоже, сама фирма не относилась к разряду респектабельных и процветающих предприятий, поэтому Андрей ещё раз порадовался, что Коптев приехал с ними, иначе им бы здесь быстренько втёрли очки, потому что ни он сам, ни Володя ни бельмеса не понимали в строительных вопросах. Приезд Андрея Анатольевича Свистунова был для директора “Уюта” событием, равным визиту Папы Римского в какую-нибудь из независимых стран Восточной Европы, ставшую таковой, то есть независимой страной, совсем недавно и жутко гордящуюся своим новым статусом. Осип Осипович Дымшиц рассчитывал, что господин Свистунов предложат ему выполнить какую-нибудь работу и был готов пообещать выстроить дворец на Луне, если господин Свистунов изъявят желание такой дворец иметь, поэтому он и был предупредителен до омерзения. Но другого директора в фирме “Уют” не было, поэтому Андрею пришлось терпеть приторную услужливость господина Дымшица. Отказавшись от предложенного “дорогим гостям” кофе, Андрей сразу же предъявил директору фотографию. - Господин Дымшиц, этот интерьер выполнялся вашей фирмой? Услышав такой вопрос своего хозяина, Алексей Иванович Коптев дипломатично промолчал, но весь его вид выражал молчаливый протест против столь безграмотной с точки зрения строителя формулировки... Господин Дымшиц взял фотографию и, значительно сдвинув брови, долго рассматривал её. Он с удовольствием ответил бы на поставленный столь недвусмысленно вопрос, но... он просто не знал, какие именно работы может выполнять и выполняет фирма “Уют”, которую возглавлял, потому что абсолютно ничего не понимал в строительстве... Дымшиц был ловким делягой-финансистом, он вёл легальную и нелегальную бухгалтерии, а в производственные вопросы не вникал по принципиальным соображениям: гордо называя себя “менеджером новой волны”, он утверждал, что менеджер отличается от технолога тем, что умеет делать деньги, не зная деталей процесса, на основе которого эти деньги создаются, а технолог детальнейшим образом знает, как сделать вещь, но никогда не научится делать деньги. - Мне необходимо проконсультироваться с соответствующими специалистами, - обтекаемо начал свою речь Осип Осипович, но Андрей Свистунов не дал ему её закончить: “Так зовите их сюда, и поживее!”. Вероятно, он сказал это чрезвычайно убедительно, потому что господин Дымшиц пулей выскочили из-за стола и помчались искать “соответствующих специалистов”, каковые и отыскались в лице пожилого, обтёрханного мужичонки, одетого в неизменный строительный ватник, брезентовые брюки и лаковые чёрные туфли. - Это наш Иван Иванович, - представил столь колоритно одетого “специалиста” господин Дымшиц, решив, по всей видимости, что подобное представление обеспечивает исчерпывающую характеристику деловых качеств вновь прибывшего сотрудника “Уюта”. - Привет, Лёха! - жизнерадостно улыбнулся мужичонка Коптеву, показав при этом все тридцать два золотых зуба и радостно протягивая грязную руку Алексею Ивановичу, который, в свою очередь так же радостно отозвался: “Здорово, Ванька, чёрт старый!”. - Андрей Анатольевич, - обратился заметно обрадованный таким поворотом событий Коптев к Свистунову, - вы тут пока с... господином директором... посидите, а я у Ваньки всё для вас узнаю. Только мне бы фотографию, с вашего позволения... Андрей передал ему фотографию, и Коптев, подхватив под руку Ивана Ивановича, вышел из кабинета директора “Уюта”, весьма озадаченного произошедшим, но постаравшегося завести светскую беседу. - Господин Дымшиц, - Андрей говорил отрывисто, слова его падали на плешивую голову директора и, казалось, вбивали её в сутулые плечи, - наш интерес носит... приватный характер, вам, думаю, не следует объяснять, что это означает... Вам, я так думаю, дорога работа в нашем городе? Господин Дымшиц согласно кивнул головой, не отводя взгляда от господина Свистунова. - Поэтому, - тем же тоном продолжал Андрей, - вы должны забыть о том, что мы вас навещали и чем-то интересовались у вашего Ивана Ивановича. Забыть навсегда. - Я уже забыл об этом! - пылко уверил его господин Дымшиц. - Очень рад за вас и вашу превосходную память! - расплылся в улыбке Андрей Свистунов. Больше им говорить было не о чем, поэтому трое мужчин сидели молча, только господин Дымшиц время от времени как бы порывался что-то сказать, но, натыкаясь на отстранённый взгляд господина Свистунова, благоразумно отказывался от этого своего намерения. - Андрей Анатольевич, - заглянул в кабинет директора “Уюта” раскрасневшийся Коптев, который, похоже, не только занимался строительными проблемами, но и успел отметить с Иваном Ивановичем неожиданную, но, очевидно, весьма приятную для обоих встречу, - можно ехать, всё в порядке... Господин Дымшиц засуетился, провожая дорогих гостей, которые, впрочем, не нуждались в подобных знаках внимания и поэтому сухо попрощались с огорчённым этой сухостью хозяином. - Не знал я, что Ванька, сукин сын, здесь окопался! - оживлённо говорил в машине “принявший на грудь” Коптев. - Теперь, я извиняюсь, этому ихнему директору хана, потому что Ванька его как пить дать по миру пустит, со всеми его потрохами: Ванька же не может не тащить, и ухе сейчас такие дела тут крутит - ого-го! Произнося эту тираду, Алексей Иванович достал из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, на котором были написаны какие-то названия, даты, цифры и даже нарисована какая-то схема, и отдал этот лист Андрею Свистунову. - Вот тут, Андрей Анатольевич, всё то, что вас может интересовать: именно такая работа, те самые материалы и время, когда они эту работу выполняли. Есть ещё и цена, та, что по бумагам прошла, и левая, Ванька мне всё сдал по дружбе... Андрей собирался просмотреть этот лист прямо в машине, но Володя зачем-то попросил у него этот документ, принялся его внимательно рассматривать, и Андрей понял, что изучение добытого Алексеем Ивановичем свидетельства об активной трудовой деятельности фирмы “Уют” придётся отложить. Ехать до офиса “Подъёма” было всего-ничего, поэтому “Лексус” совсем скоро оказался на своём привычном месте во внутреннем дворике, а Андрей и Володя, поблагодарив Алексея Ивановича, который, если судить по его поведению, весьма активно (и когда только успел, сколько у него времени-то было?!) отметил встречу с “сукиным сыном”: Коптева стало развозить, его обычная сдержанность таяла на глазах, и рот строителя на закрывался. - Почему ты не хотел, чтобы я посмотрел список в машине? - спросил Андрей у Володи, когда оба расположились на диване в кабинете. - Чтобы ты, Андрюха, не дёргался за рулём и не въехал в фонарный столб, - флегматично ответил тот, - или не выехал на полосу встречного движения. У меня есть серьёзные опасения, что данный список мог тебя... шокировать неожиданными открытиями, прости за возвышенный слог... - Ну уж за колесо-то я удержусь... - недовольно пробурчал Андрей. - “Крепче на баранку держись, шофёр”! - наставительно произнёс Володя. - А если серьёзно, то... Сейчас нам нужно узнать, куда отсюда пошли Генка и тренер, потому что... фирмы, которые заказывали отделочные работы в этом Богом забытом “Уюте,” ты и без списка должен идеальнейшим образом знать! Можно было просто пораскинуть мозгами, и всё стало бы на свои места... Хотя, конечно, точные данные всегда более надёжны. - Так что же время-то терять! Серёгу же искать надо! - Надо. И мы, между прочим, ищем... Только теперь тот, кто всё это придумал и начал осуществлять, должен что-то менять в своих плана, понимаешь? Ведь, как это для них ни прискорбно, а ты остался жив, поэтому им теперь запаску надо включать. А у них должен быть в запасе какой-то вариант, - задумчиво сказал Володя, - без этого нельзя, хотя, похоже, уж очень сильно они верили в то, что им удастся тебя сразу же убрать... Пока Володя неторопливо излагал всё это, Андрей успел несколько раз пробежать глазами добытую Коптевым информацию, после чего сомнений у него уже не оставалось. - Ты так на меня не смотри, Андрюха, - попросил его Володя. - Сам видишь, это только одна-единственная фирма может быть: “Викинг”. Все остальные такую работу заказывали как... единичный вариант, а у “Викинга” четыре точки, и все они отделаны в одном... стиле. Эстеты! Кроме того, только они таким образом отделывали... места для увеселения граждан, так что четыре сбоку - ваших нет! - Эти “Викинги” появились у нас в городе сравнительно недавно, - медленно, с ненавистью начал Андрей, - и не пустить их сюда было невозможно. Крыша у них отличная, Обвал, хозяин, бегает под Большим, а это в нашем мире достаточно серьёзный, уважаемый человек... Поэтому они ведут себя вполне самостоятельно, но на ноги мне до сих пор не наступали: они знают, что - по понятиям - меня трогать нельзя, любой, кто решится на такое, должен будет объясняться... на самом верху. То есть он уже почти покойник, потому что пойдёт не против меня лично, а против Системы. Только Большой уже давно хочет подняться повыше, он для этого и с наркотой связался, такие слухи давно ходили... Но ничего конкретного пока не было, хотя Большой и разбросал по Подмосковью нескольких своих корешей типа этого Обвала. Ну, теперь понятно, зачем он это делал! Да, у него, у Большого, есть концы за бугром - и в Штатах, и в Европе, - Андрей Свистунов лихорадочно соображал, отсюда и космос может к нам попадать... - Андрей, - осторожно сказал Володя, - ты бы не заводился, а? Нам сейчас нужно не разборки ваши устраивать, а Серёгу вытаскивать. Насколько я понял, этот твой Большой-Великий кое-что уже успел напортачить, так что на душе у него не так уж спокойно и весело, тоже, поди, кошки скребут... Он тоже рискует, он ведь против всех пошёл, и ему - по вашим понятиям - за это придётся... как-то отвечать, так что ты сейчас... стратегией не занимайся, это потом... - Всё нормально, Вовка! - Андрей Свистунов и в самом деле успел взять себя в руки. - Ты прав. - Позови Саныча, - предложил Володя, - нужно узнать, как там наши... А-а, чтоб тебе! Ну не мог Генка Серёгу подставить, никак не мог, не верю я в это! - Остаётся тогда тренер, Львович? А ему зачем это делать?.. Андрей взял трубку телефона офисной АТС и сразу же услышал голос Сан Саныча, как всегда, спокойный и невыразительный. - Сан Саныч, зайдите ко мне. Сан Саныч появился почти мгновенно, он вошёл в кабинет быстро, и Андрей, привыкший к неторопливости его движений, встревожился. - Что-то идёт не так, как мы наметили? - спросил он. - Мы упустили Геннадия Орлова, - сразу же доложил о главном Сан Саныч. - Где он сейчас - я не могу точно сказать. - Как это произошло, Саня? - спросил Володя. - Он что, вас засёк? - Как мне доложили, он очень грамотно ушёл из-под наблюдения в районе почтамта. - Значит, засёк тех, кто его вёл?.. - Они уверяют, что нет, и я склонен им верить... Уверяют, что он вёл себя очень спокойно, сразу же, как вышел от нас, кому-то позвонил, после чего спокойно отправился на почтамт, вошёл в главный зал, там же, вы знаете, всегда туча народу, покрутился там - и исчез! - Какие есть предположения? Соображения? - Никаких... Ребята запросили подмогу, подъехали ещё люди, вроде бы и обшарили всё там - и ничего!.. - Домой ему не звонили? - Звонили. Автоответчик. Оставили на всякий случай сообщение, чтобы он перезвонил Андрею Анатольевичу. - Так... - вмешался в разговор Андрей Свистунов. - И... что бы это значило? - Пока что это значит одно: мы его упустили... - безрадостно констатировал Сан Саныч. - А тренер? Его мы... ещё не упустили?.. - Нет. С ним всё под контролем. Он тоже кому-то позвонил, как от нас вышел, и после звонка... чему-то очень обрадовался. Знаете, стал прямо таким весёлым, даже можно сказать, счастливым. А сейчас сидит в кафе рядом с больницей. - С какой больницей?! - в один голос спросили Андрей и Володя. - Онкологической, - спокойно отозвался Сан Саныч. - Он пришёл в кафе рядом с больницей, заказал хороший стол, дорогой коньяк, сначала, пока был один, выпил рюмку, а сейчас с ним сидит какой-то человек, которого мы пока не установили, но он, как ребята уверяют, появился с больничного двора, и... они сидят... - Хорошо сидят? - иронически усмехнулся Андрей. - Ребята говорят, что неплохо. Несколько раз пили за удачу, причём каждый раз этот тост произносил Зайчук. - И какие соображения? - Ребята говорят, что на друзей они не похожи, скорее, что-то вроде делового сотрудничества, причём Зайчук, как они уверяют, ведёт себя... зависимо, что ли? Они говорят, что похоже на это... Он как бы заискивает перед этим мужчиной, которого называет исключительно по имени-отчеству. - ? - Святослав Николаевич. - Даже так... Нужно, Сан Саныч, побыстрее устанавливать этого Святослава Николаевича, понимаете, побыстрее! И обязательно найти... Орлова. Как только о нём станет что-нибудь известно, сразу же сообщайте мне. И ещё, сейчас это самое важное... У нас есть что-то по “Викингу”? - Кое-что, - не удивившись, ответил начальник службы безопасности. - Соберите мне все материалы, какие у нас есть, абсолютно все, понимаете? Вплоть до планов зданий, которые им принадлежат. Найдите это где угодно! Особое внимание: сколько у них (предположительно) стволов и какие есть резервы, то есть - на что они могут рассчитывать при полной мобилизации всех своих ресурсов. Это нужно сделать как можно скорее, немедленно! А всех, кого можем собрать мы, нужно начинать собирать. Ребята должны быть готовы ко всему, поэтому необходимо позаботиться об оружии и прочих вещах, не мне вас учить. Вопросы есть? - Пока что один: как быть с охраной в больнице? - Обязательно оставить! Усиливать пока что не нужно, но не снимать ни под каким видом: не хватает нам только ещё одного похищения... ***** Лев Львович Зайчук сидел за богато накрытым столиком в кафе “Мечта” и влюблёно разглядывал сидящего напротив него и с аппетитом уничтожающего заливную осетрину Святослава Николаевича, бога, мага и кудесника, который буквально оживил его, Льва Зайчука, тем, что сообщил ему в самом начале их встречи. Если бы Зайчуку сказали, что он может быть так счастлив при сложившихся обстоятельствах, он, вероятно, отнёсся бы к такому утверждению с более чем изрядной долей скепсиса, но оказалось, что человек и в самом деле существо... поразительное: Зайчук был счастлив! То бремя, которое он молчаливо нёс последние месяцы, спало с его измученной этой непосильной ношей души, и Лев Львович ощущал себя молодым, полным сил и уверенности в завтрашнем дне человеком. Совсем как когда-то, теперь уже очень и очень давно, когда Лёвка Зайчук выходил на старт каждой гонки с весёлой злостью и желанием доказать всем, и в первую очередь себе самому, что именно он сегодня - и всегда! - самый сильный. И доказывал, да ещё как доказывал! Всем. И себе. Жизнь сильно потрепала Льва Зайчука, она заставила его разочароваться во многом и многих, в том числе и в себе, но сегодня он как бы вернулся в то счастливое время, когда человеку кажется, будто весь мир - огромный, непонятный и всё-таки прекрасный! - создан именно для него, для человека, потому что в душе его столько сил и надежды!.. Святослав Николаевич, этот на вид самый обычный, ничем не примечательный мужчина с незапоминающейся внешностью и каким-то невыразительно-скрипучим голосом, сам того не желая, вернул Льва Зайчука в счастливое время его молодости, вернул ему почти утраченную веру в будущее, вернул это незабываемое ощущение полноты жизни и радости бытия, которое присуще только молодости... Теперь Лев Зайчук, приближающийся к полувековому юбилею велосипедный тренер, точно знал, что всё страшное в его жизни позади, он знал, что его жизнь имеет смысл не только там, где он был непререкаемым авторитетом - на трассе, в гонке, но и... в обыденной человеческой жизни, потому что судьба его только сейчас становится более-менее нормальной... Зайчук не мог забыть того, что произошло с Сергеем Филаретовым, но даже это не могло сейчас омрачить его полного счастья, и он радовался жизни так, как радуется ей влюблённый юноша или... человек, чудом избежавший смерти, которая, казалось, уже занесла над ним свою до блеска отточенную косу... ***** Настя медленно бродила по супермаркету, она искала, что бы такое вкусное купить лежащему в больнице Игорю Храпко, и хотя супермаркет полностью отвечал своему названию, потому что в нём можно было купить всё, чего душа пожелает, Настя была недовольна. Конечно, всякие заморские фрукты-овощи, названия которых она и выговорить не могла, - это хорошо, только, когда идёшь в больницу к человеку, который чудом избежал смерти, ему нужно принести что-то такое, что дало бы ему возможность... сполна ощутить радость жизни, а не просто “набор витаминов”... Вот только что же ему принести-то? Настя хорошо помнила один из парадоксов великого насмешника Бернарда Шоу, который настоятельно рекомендовал ни в коем случае не относиться к другим людям так, как ты хотел бы, чтобы они, эти другие люди, относились к тебе. Шоу объяснял такое своё решение тем, что у разных людей, как правило, и вкусы тоже разные, поэтому то, что несказанно обрадует одного, может... мягко сказать, не вызвать такой же радости у другого... К Игорю Храпко Настя относилась с большим уважением, она вообще ценила и уважала умных людей, а уж в уме Игорю не могли отказать даже те, кто его по каким-то причинам недолюбливал. Кроме уважения, она испытывала к Игорю и чувство, близкое к восхищению: как уже отмечалось, он был не только исключительно красив особой мужской красотой, он являл собой крайне редко встречающийся пример гармонии формы и содержания. Его физическое совершенство гармонировало с интеллектуальной мощью, что в глазах среднестатистической (и не только...) женщины делало Игоря Храпко идеалом мужчины. Конечно, Настя не была влюблена в Игоря, но кому запретишь любоваться совершенством (и зачем это делать?!), особенно если у тебя есть любимый человек, самый лучший и самый красивый на свете? В конце концов, не закрывать же музеи из-за того, что их посетители не Венеры и не Аполлоны? Рассеянно оглядывая длинные полки, уставленные, увешанные и усыпанные всем на свете, Настя остановилась взглядом на нижней, где неприметно примостились... огромные груши, такие огромные, что Настя сначала и не поверила, что они, груши эти, настоящие! Она никогда не видела таких огромных груш и подумала, что ошиблась, но, приглядевшись, поняла, что ей не померещилось: это и в самом деле были любимые с детства груши... И рядом с ними - иссиня-чёрный виноград, такой же огромный виноград, каждая ягодка которого, казалось, просила: “Съешь меня!”. Теперь Настя точно знала, что может обрадовать так неожиданно оказавшегося в больнице Игоря Храпко: груши и виноград! Огромные, спелые, сочные, такие, о которых мечтает каждый ребёнок... Ведь человек, который оказывается в больнице, всегда в чём-то беззащитен, каким бы умным, сильным, самостоятельным он ни был... Просто признаться в этом трудно, даже самому себе трудно в этом признаться, но как же хочется снова оказаться в детстве, когда ты чувствовал себя таким защищённым, а весь мир был таким добрым и счастливым... Получив большой пакет с фруктами-ягодами, Настя уверенно и быстро пошла к выходу, радуясь тому, что ей есть чем порадовать Игоря. И уже при выходе из супермаркета, в отделе детских игрушек, она купила, сама не зная, почему это делает, большого зелёного шёлкового зайца с огромными добрыми глазами - тоже для Игоря Храпко... ***** Генка Орлов смотрел на человека, от которого зависела его дальнейшая жизнь, взглядом подсудимого, который ожидает приговора суда, надеясь на благоприятный для себя исход, но, если совсем честно, не сильно и надеясь на него... Так, скорее, оптимист по привычке... История эта началась давно, Генке казалось, что давным-давно, и было в ней всякое, были и взлёты, были и падения, такое себе “тепло-холодно”... Как-то незаметно всё это стало жизнью Генки, может быть, даже главным содержанием его жизни. Но сейчас всё дошло до такого состояния, когда только окончательная, стопроцентная ясность могла удовлетворить Геннадия Николаевич Орлова, русского, двадцати восьми лет от роду, механика команды “Дельта” в настоящем и одного из самых талантливых гонщиков-юношей мира в прошлом... Волнение, которое испытывал Генка, усугублялось всем тем, что произошло сегодня, известием о смерти Питера Симмонса и похищением Сергея Филаретова. Генка вдруг поймал себя на мысли, что эти события он расставил именно в такой последовательности, и это его сильно удивило: Серёга был его другом детства, с ним вместе он попал в ту жуткую аварию, которая навсегда лишила Генку возможности быть гонщиком, жить той каторжной и счастливой жизнью, которой он жил до этого... А с Питером они были знакомы - если сравнить с Серёгой - самую малость, можно сказать, знакомство только начиналось... “Вероятно, - думал про себя Генка, - всё дело в том, что с Серёгой всё будет нормально, уж я-то точно это знаю, не сомневаюсь в этом ни секунды, а Питера уже нет и никогда не будет, это как с теми двумя пацанами, Игорьком и Олежкой, которые ехали тогда впереди нас с Серёгой и которых... растерзала машина... С Серёгой всё будет нормально!”. ... Человек, от которого зависела дальнейшая судьба Геннадия Орлова, был человеком неординарным, это была яркая личность, привыкшая трезво рассчитывать свои действия, отдавать себе отчёт в содеянном и полагаться в жизни только на себя. Эти, без сомнения положительные, качества характера очень помогали ему в жизни, и человек уверовал в то, что только такая модель поведения является в настоящее время единственно верной, продуктивной, как было принято выражаться в среде его обитания. Собственно, так оно и было в его жизни до тех пор, пока не появился в этой налаженной и комфортной жизни двуликий Генка Орлов... Поначалу казалось, что привычный “силовой” вариант поведения безупречно сработает и в отношениях с этим, таким необычным, парнем, но Генка оказался слишком уж необычен и непонятен. Вся система ценностей, которую человек, от которого зависела Генкина судьба, старательно культивировал долгие годы, для его нового знакомого оказалась настолько несущественной, что сначала это не то чтобы поражало, а просто-напросто оскорбляло. Так, Генка мог совершенно спокойно отдать все деньги, которые у него на этот момент были в кармане, тому, кто его об этом попросил, и при этом у него был такой вид, как будто он всего лишь сигареткой ссудил случайного знакомого. Вообще, материальные ценности были для Генки если уж и не на последнем месте, то уж точно где-то в конце первой сотни... Самым простым объяснением этого можно было бы считать огромные по российским меркам зарплаты всех тех, кто работал в “Дельте”, но очень скоро стало понятно, что точно так же Генка вёл бы себя и тогда, если бы он зарабатывал копейки. Когда Генку Орлова слишком сильно доставали укорами, что он “не умеет жить” и считать деньги, то он обычно приводил в доказательство своего права поступать именно так известную народную мудрость, высказанную в бессмертном “Золотом телёнке”: “Как пожелаем - так и сделаем!”. И только этому человеку, который занимал в его жизни такое большое место, от которого он так сильно зависел, он объяснил - спокойно и как-то отстранённо: “Я уже был там... на той стороне... Туда с собой ничего не возьмёшь, и деньги там... ни к чему...”. От этих его слов, а главное, от того, как они были сказаны, у говорящего с ним человека, далеко не слабонервного, по коже побежали мурашки. Сейчас человек, на которого смотрел Генка, в миллионный, наверное, раз проверял принятое решение, его правильность. Он делал это потому, что после того, как Генка узнает об этом решении, отыграть назад будет уже невозможно, дальше всё будет так, как должно быть, потому что есть такая порода людей, которые называются максималистами, и эти люди - просто потому, что они такие, как они есть! - никогда не согласятся не то чтобы на половину, но и на девяносто девять процентов того, что они хотят получить целиком. Они согласны только на всё. Только на всё, и готовы за это платить столько, сколько нужно... Или на ничего - и тоже готовы платить за попытку достичь всего... Одним из таких максималистов был Генка Орлов, который сейчас должен был узнать, какой будет дальше его жизнь... ***** Пока не пришёл Сан Саныч с необходимыми документами, Андрей Свистунов не слезал с телефона, он разговаривал с разными людьми и о разном, но самым важным для него был разговор с Москвой, с тем человеком, от которого он зависел и решения которого выполнял. Сейчас Андрей докладывал ему о том, какие события произошли на подконтрольной ему территории и предлагал свой вариант исправления нештатной ситуации. Человек, который всячески продвигал Андрея Свистунова наверх, был человеком могущественнейшим. Это был, без преувеличения можно сказать, один из столпов преступного мира, один из монстров, имевших в этом мире огромный, массой неправедных дел заработанный, авторитет, и поэтому его слово в этом мире ценилось необыкновенно высоко. Будучи человеком весьма пожилого возраста, он частенько задумывался об уходе на заслуженный отдых, и - как один из вариантов оного - смерть его не пугала: он с высокой степенью достоверности знал, что бессмертных людей не бывает, следовательно, нет смысла бояться того, что обязательно должно произойти. Кроме того, он столько раз в своей жизни видел и свою, пока что всё время оказывающуюся с пустыми руками, смерть, и смерть других людей, что воспринимал её гипотетическое появление философски-спокойно, дескать, что тут такого, опять появилась старая с косой... По-настоящему его заботило то, что будет с начатым им делом после его неизбежного ухода, и для того, чтобы всё было нормально, он готовил себе преемника, но делал это весьма неординарно, как и всё, чем занимался. Про себя он называл эту подготовку “забегом на длинную дистанцию”. Ещё несколько лет назад он выделил и определённым образом приблизил к себе нескольких молодых людей, очень молодых и очень, как он считал, перспективных, каждый из которых получил возможность доказать реальность своих притязаний на место под солнцем деятельностью на отведённом ему участке работы. Человек этот был известен под именем Михеича, он прожил трудную и суровую жизнь, которая убедила его в том, что именно метод естественного отбора является наиболее эффективным для определения истинных возможностей человека - поэтому он и определил нескольких человек из молодняка для этого “забега”, победитель которого должен был получить если и не всё, то очень и очень многое. Михеич отлично знал, что его ставка на молодняк не всем пришлась по вкусу, что многие очень уважаемые люди сочли себя... обойдёнными, полагая, что они далеко ещё на вышли в тираж и способны быть лидерами. Поскольку открыто выразить своё недовольство решением Михеича никто из них не мог, формально он имел право поступать так, как считал нужным, а переть буром на такого человека, как он, мог только умственно неполноценный, эти обойдённые уважаемые люди стали, где это было возможно, щемить его, Михеича, ставленников. Здесь у Михеича не было права вмешиваться, особенно если учесть, что всё делалось предельно аккуратно, что давало надежду на своего рода реванш, при удачном раскладе можно было взять кое в чём верх и над самим Михеичем... Как это ни парадоксально, но такой расклад был Михеичу выгоден: вреда лично ему такие действия всё-таки принести не могли, а молодняку такое противодействие было полезно, молодняк получал отличную возможность показать, на что реально способен каждый из них, потому что схватка с людьми типа Большого - это схватка смертельная, и вышедший из неё победителем стоит немало... Андрей Свистунов был симпатичен Михеичу больше остальных отобранных им “бегунов”, и это означало, что к этому человеку мэтр предъявлял повышенные требования. Михеич был человеком справедливым, Богом себя не считал и резонно полагал, что малейшее послабление обязательно идёт тому, кому оно оказано, во вред, потому что разлагает человека, приучает его пользоваться чужим, тем, что лично им не заработано. Внимательно выслушав всё, что доложил ему Андрей Свистунов, Михеич ненадолго задумался, сопоставляя услышанное с тем, что было известно ему, и решая, что именно из известных ему данных следует сообщить собеседнику. - Что ты думаешь делать дальше? - спросил он, и Андрей детально изложил ему подготовленный им план предполагаемых действий. Слушая его, Михеич решил, что с Большим однозначно нужно кончать, потому что тот в погоне за деньгами и властью свернул на такую дорогу, которая в любом случае приводит только в один конец... Наркотики всегда пугали Михеича тем, во что они превращали человека, особенно страшило его то, что всё это происходило мгновенно, иногда бывало достаточно и одной-единственной дозы для того, чтобы человек превратился в раба, которого ломка выворачивает наизнанку и превращает в нелюдя... Хотя, конечно, нужно подходить к таким вещам реально, в последнее время такие вещи научились с умом использовать те, кому это было нужно: конченые нарики готовы были за ширь идти на что угодно, и многие нехорошие люди были случайно убиты этими сумасшедшими, попадавшими затем в психушки или сразу крякавшими от передозировки... Сам Михеич мог при случае пыхнуть, но в последнее время делал это нечасто и всегда умел вовремя остановиться. - Какая тебе нужна поддержка? - заботливо спросил он. Андрей про себя усмехнулся: заботливость Михеича не могла его обмануть, он прекрасно знал, что предложение помочь - это неплохо замаскированная ловушка, в которую легко угодить в том случае, если ты хоть немного сомневаешься в себе с собственных возможностях. Тот, кто в трудной ситуации спешит обратиться за помощью, опасен тем, что не способен самостоятельно принять решение и провести его в жизнь - поэтому в критический момент он обязательно проявит эту свою ненадёжность, которая может стоить головы тому, кто рассчитывает на него как партнёра или подчинённого... - Благодарю, - с достоинством сказал Андрей Свистунов, - за помощь спасибо, только я рассчитываю справиться самостоятельно. - Ты меня не совсем правильно понял, Свистун. То, что ты отказываешься, - это правильно, ничего другого я от тебя и не ждал. Но в этот раз помощь тебе действительно может понадобиться. Потому что Большой и этот Обвал, что под ним бегает, всё-таки люди... серьёзные, хотя у них иногда и бывают проблемы с маслом. Это я о космосе. Только недооценивать их я тебе не советую, поэтому ты меня информируй обо всём, что собираешься делать, и информируй загодя! Понял? Тогда всё, удачи! ***** После разговора с Михеичем Андрей занялся непосредственной подготовкой к сегодняшнему вечеру, сделал несколько телефонных звонков, просмотрел кое-какие документы. Володя в это время спал в одном из многочисленных кабинетов, невероятным образом умостив своё крупное тело на шатком на вид диванчике на тонких ножках, который был гораздо крепче, чем это казалось на вид, но был готов развалиться под тяжестью центнера с лишком тренированных мышц. Когда Сан Саныч принёс в кабинет к Андрею тщательно подобранные документы, в которых были представлены самые разные аспекты деятельности общества с ограниченной ответственностью “Викинг”, хозяин кабинета не стал их просматривать в гордом одиночестве, а отправился будить Володю, проснувшегося после первого же лёгкого прикосновения к плечу и сразу же отправившегося умываться в комнату отдыха, примыкающую к кабинету Андрея Анатольевича Свистунова. - Вот практически вся их подноготная, - довольно сообщил Сан Саныч после того, как Володя привёл себя в порядок. - Хорошо, что я заранее про всё, что у нас в городе более или менее шевелится, начинают... собирать информацию, вот и пригодилось... - Значит, у них офис и три точки? Неслабо, прямо скажем, неслабо... Где же они могут держать Серёгу? - Дай мне ещё раз тот листок, что Алексей Иванович раздобыл, - попросил Андрея Володя, и тот протянул ему искомую бумагу. - Ты посмотри на суммы, - показал Володя. - Этот “Уют” специализируется на оформлении... специфических помещений, назовём их так, а в офисе, если судить по тому, сколько уплачено за работу, было сделано совсем немного, не то что в ресторане, гостинице или кафе. Наверное, у них там есть какая-то комната для... релаксакции, сейчас ведь без таких комнат и офис не офис... Это я не о тебе! - успокоил он Андрея. - Экий ты впечатлительный... Это я о них: после трудов праведных им крайне необходима... релаксация... - Ты хочешь сказать, что в офисе они Серёгу прятать не станут? - с видимым сомнением спросил Андрей. - А может, как раз и наоборот: именно там, куда никто не полезет, и чтобы всегда был под рукой? - Андрей Анатольевич, в офисе очень опасно, - подал голос Сан Саныч. - Там могут оказаться случайные люди, уборщицы там есть и прочее... Ведь “Викинг” занимается разнообразными легальными операциями, круг их партнёров весьма широк, офис у них должен быть оживлённым, тут всего не предусмотришь... Даже подвалы и те не совсем надёжны для того, чтобы спрятать там человека. - Зато в случае чего отбивать Серёгу труднее, у них же там охраны хватает! - упрямо стоял на своём Андрей. - Но ведь они же не рассчитывают на то, что кто-то узнает о них как о похитителях Серёги, поэтому и не рассматривают возможность его... освобождения с применением силы, - терпеливо объяснил Володя. - Им нужно изначально тихое бардачное место - тихое в том смысле, что там никто ни на кого не обращает внимания, где люди постоянно появляются и исчезают. Что-то вроде вокзала... - Или гостиницы...- продолжил Андрей. - Или ресторана... - в тон Свистунову подхватил Сан Саныч. - Хорошо, что хоть кафе отпадает, - вздохнул Андрей. - Кафе пока что не отпадает, - успокоил его Володя. - В кафе тоже, если судить по ценам за работу, интересующих нас интерьеров должно хватать, но... Похоже, что у них там это... ну, кабинки такие, знаете, как это делается в зале, когда все сидят рядом, но как бы отдельно от друга?.. - Это мы сейчас выясним, - пообещал Сан Саныч. - Сейчас туда отправится человек, пусть он у них кофе попьёт, а заодно всё это дело и посмотрит. Это недолго, оно ведь рядом, кафе это, - и он вышел из кабинета. Андрей и Володя решили дождаться его возвращения, и через несколько минут все опять оказались в сборе. - Будем считать, что остаются ресторан и гостиница, - сказал Андрей. - Оба места почти идеально подходят для того, чтобы спрятать там человека, не привлекая ничьего внимания: в ресторане это могут быть отдельные кабинеты, а в гостинице - номера. Стоп-стоп-стоп! - вдруг оживился он и потянулся к телефону. - Да где же он?.. - Хочешь позвонить в ресторан и узнать, можно ли заказать на сегодня отдельный кабинет? - проявил сообразительность Володя. - Если так, то я пас, мне твой “Арбалет” больше нравится... - И мне самому он тоже больше нравится... - пробормотал Андрей, роясь в лежавшем перед этим на столе справочнике. - Никуда он от нас не денется, “Арбалет” наш, он от нас не уйдёт, всему своё время... Пока Андрей разговаривал по телефону, старательно изображая из себя разгулявшегося нувориша, Володя негромко переговаривался с Сан Санычем, показывая ему что-то в принесённых им документах. - Они к нашим услугам! - сообщил Андрей. - И даже... интерьеры у них оформлены московской фирмой “Суперлюкс”, которая отделывала загородный дом Аллы Пугачёвой... - А Алла Пугачёва об этом знает? - серьёзно спросил Володя. - Предлагаешь позвонить к ней и поинтересоваться? Отличная мысль!.. Итак, у них там отдельные кабинеты, как мне намекнули, полностью изолированные и с самой разнообразной начинкой... Значит, кафе, ресторан и гостиница? Тут запищал мобильник Сан Саныча, и, выслушав сказанное, тот довольно кивнул, улыбнулся и спрятал телефон в карман. - Как ты и говорил, Володя: зал разделён на кабинки, примерно метр с четвертью высотой перегородки, сделаны из того материала, что на фотографии. И стены такие же... Да, парень жалуется, что кофе у них плохой! - Итак, остаются гостиница или ресторан? - вернулся к рассуждениям Андрей. - В ресторане кабинеты... - мечтательно сказал Володя. - А в гостинице номера... - продолжил Сан Саныч. - Что больше подходит для того, чтобы спрятать там человека? - недовольно спросил Андрей. - Я бы сказал, что гостиница, - первым откликнулся Володя. - Полностью согласен с коллегой, - поддержал его Сан Саныч. - Хватит дурака валять! - рассердился Андрей. - Тоже мне, Тарапунька и Штепсель нашлись... Не до шуток сейчас! - Какие тут шутки? - Володя искренно недоумевал. - Мы без шуток: для того, чтобы спрятать человека, гостиница подходит намного больше, чем ресторан. Их и сравнивать нельзя! Разве что - отделаны одинаково... - В ресторане... всякое может случиться, - сказал Сан Саныч. - Вломится кто-нибудь по пьяному делу, ошибётся дверью, да мало ли что в кабаке может быть? Глядишь, кто-то и мордобой устроит с приездом милиции, стрельбу или что-то похожее - и куда тогда человека девать? - А гостиница-то у них большая? - Володя рылся в бумагах. - Саня, что-то я не могу найти её план, гостиницы этой... - Четыре этажа, семьдесят шесть номеров, - по памяти назвал Сан Саныч. - Ресторан с подсобными помещениями, есть даже два “люкса”. - Ну, в “люксе” его точно быть не может! - твёрдо сказал Володя. - Его должны прятать в маленьком одноместном номере, неприметном таком, самом заурядном, на который никто и внимания никогда не обратит. - Это должны, а где он на самом деле... И потом, всё же нет никакой гарантии, что он в этой гостинице, а не в офисе или ресторане, - Андрей не спорил, а пытался размышлять вслух. - Опять всё сначала! - недовольно сказал Володя. - Андрюха, он в гостинице, и надо соображать, как его там отыскать, чтобы это было в первую очередь безопасно для него. - Если так, то неплохо было бы сначала отвлечь их внимание от этой гостиницы, сделать им такую весёлую жизнь, чтобы они сосредоточились исключительно на собственных проблемах, а о Серёге забыли - насколько это вообще для них возможно, - заявил Андрей. - Тогда, под шумок, мы его и вытащим оттуда. - Ты что, хочешь их офис взорвать, как они тебя сегодня попробовали? - невинно поинтересовался Володя. - Око за око? - Хорошо было бы, да нельзя пока! - с сожалением сказал Андрей Свистунов. - Я по-другому к ним подберусь, с другого бока... - Не иначе, как стрелку забьёшь? - Ну, Вовка!.. - Что-то не так сказал? - Володя улыбнулся. - Андрюха, в жизни не так уж много ситуаций, которые где-то когда-то с кем-то каким-то образом уже не случались бы, поэтому, соответственно, и безвыходных ситуаций может существовать не так уж и много... - Намудрил! - хохотнул Сан Саныч. - Я не хотел... - Ты, Вовка, прав полностью, - сказал Андрей. - Я уже советовался с человеком, который..., ну, он мой план в общих чертах одобрил, так что мы сейчас готовимся к его претворению в жизнь, - Володя чуть приподнял бровь, услышав столь цветистый оборот речи. - Назначаем этим валетам стрелку, они всей кодлой едут на место, а мы тем временем вытаскиваем Серёгу, после чего с этими обмороженными можно спокойно разбираться! - В общем, прощай, спокойная жизнь в нашем городе? - подвёл итог Володя, который совершенно спокойно отнёсся к тому, что Андрей, волнуясь, стал сбиваться на жаргон, и понял сказанное им точно и правильно. - Начнутся разборки, и эти разборки надолго сделают наш город местом, в котором всякая журналистская сволочь будет снимать кровавые сюжеты и проводить свои, как они это называют, журналистские расследования... - Конечно, разборки будут, - согласился Андрей. - Всё-таки эти... деятели не на пустом месте появились, за ними тоже люди стоят, значит, придётся разбираться и с ними, только мне сказали, что это не моё дело, там, наверху, разберутся и без меня, а мои проблемы здесь... - Твои, говоришь, проблемы... А нам здесь жить, всем жить, и тебе, между прочим, тоже, это когда ещё ты... наверх пойдёшь... Если пойдёшь... А пока - здесь жить надо, только какая это будет жизнь? Так что ты хорошо подумай, а стоит ли тебе лишний шорох устраивать, к себе и к городу внимание привлекать, светиться во всероссийском масштабе - как одному из новых центров криминальных разборок? Может, Андрюха, эти твои... конкуренты затеяли всё это ещё и для того, чтобы тебя полностью... дискредитировать? Взорвать не удастся - так это как запасной вариант... Обвал этот - он ведь человек пришлый, перекати-поле, а ты здешний, у тебя здесь - корни. - В ёлочку! - как-то по-блатному гнусавя прошипел Андрей Свистунов. - Ты прав, Вовка, - продолжал он уже обычным своим голосом, - так оно и есть. Расклад у них - лучше не придумаешь, всё железно! Как бы там всё это ни закончилось, а меня уже почти нет! Если я сделаю так, как придумал, значит, получается, что я разборки затеял. Как бы там оно ни было, а вина тогда на мне тоже есть, и никуда мне от неё не деться. Пиррова победа! Если промолчу - значит, меня можно пинать ногами, что они и сделают обязательно. О Серёге я и не говорю: человек, который своего кореша вытащить не может, - это... Всё понятно. Красиво придумали, но не учли того, что не только у них масло в башке имеется, хотя, Вовка, - он признательно посмотрел на Володю, - если бы не ты... Сам бы я до всего этого, пожалуй, мог бы допереть только тогда, когда могло быть уже... поздно. Опять спасибо тебе, Вовка! - Будь на здоровье! - попытался сострить Володя. - Может, подумаем теперь о том, как в этой игре Серёгу не потерять и тебя не опустить... ГЛАВА YIII. Настроение Михеича после телефонного разговора с Андреем Свистуновым было испорчено, и он опасался, что испорчено надолго: очень уж сильно огорчил его Свистун, ну просто очень сильно! Собственно, особо огорчаться Михеичу вроде бы и не следовало: то, как намеревался поступить Андрей, было правильным, и сам он, Михеич, случись ему действовать в сложившихся обстоятельствах, скорее всего, поступил бы точно так же. Пацан всё рассчитал верно, и всё же Михеич был огорчён донельзя. Делая ставку на молодняк, Михеич предполагал, что они, молодые, окажутся людьми, способными преодолеть косность и ограниченность созданного его предшественниками и во многом им же самим мира, смогут не приспосабливать ход окружающей жизни к давным-давно выработанным и потому изначально отстающим от круто изменившейся жизни законам, и двигаться чуть впереди, улавливая, как говорят учёные люди, “тенденции развития” жизни и за счёт этого опережать своё время. Михеич понимал, что только тот, кто умеет работать на опережение, способен не просто выжить, а занять достойное место в нормальной жизни, которая рано или поздно, но обязательно установится в этой истерзанной революциями и постоянными катаклизмами стране с фантастическими возможностями и с невероятно живучим народом, который не удалось уничтожить всем тем, кто столетиями пытался это сделать. Когда в Россию широким потоком хлынули “прелести свободного мира”, от которых до этого новая историческая общность людей - советский народ - была ограждена “железным занавесом”, Михеич с немалым удивлением убедился в том, что он, полуграмотный российский вор (“два класса и коридор”!), сын слесаря и учётчицы, прекрасно ориентируется в сложнейших вопросах, в которых “плавают” специалисты, ранее руководившие районами и областями... Ему стало понятно, что дело здесь не в нём лично, а в СИСТЕМЕ, которая нивелировала всех. А он и ему подобные всегда жили по другим законам, законам нормального мира, в котором господствуют конкуренция и жестокая борьба за существование, тогда как административно-командная система лишь имитировала эти - основополагающие для жизненного развития - формы самореализации человеческой личности. Михеич смолоду был хитрым, а с годами стал по-настоящему мудрым человеком, поэтому сейчас его злило, что он мог так бездарно обмануться в Андрее Свистунове. Верный своей привычке додумывать до конца любую мысль, к каким бы неприятным выводам это ни приводило, Михеич набрёл и на вовсе неутешительный для себя вывод: объективно, хочешь ты этого или нет, но Свистун был, действительно, лучший из известных ему представителей молодняка, и это означало, что даже лучшие из них всё-таки зашорены, уже привыкли бегать только в рамках указанного пространства... И чего же тогда от них ждать?.. На кого же тогда можно положиться, на кого оставить то, что строил всю свою жизнь? Страшноватый этот вывод стал для Михеича потрясением, потому что нечто подобное - зашоренность - он и раньше видел в людях своего поколения и несколько моложе себя, но всегда успокаивал себя тем, что уж молодняк-то!.. И вот он, молодняк, наследнички, мать их за ногу! ... Когда Михеич посмотрел знаменитый фильм “Крёстный отец”, он глубоко разочаровался в том, что приобрело в России название “жизнь за бугром”: то, что он увидел, было полудебильной полусказкой для полуидиотов, и если такими были люди, правившие бал на остальных пяти шестых земного шара, то пусть они себе там и горят огнём огненным, а мы будем жить по-своему! Так решил для себя Михеич. Это было уже очень давно, с тех пор Михеич неоднократно встречался с людьми “оттуда” и успел понять, что и там есть ребята, которые не лыком шиты и которым палец в рот лучше не класть во избежание проблем с этим самым пальцем, но, как ему казалось, по-настоящему он сумел понять тамошнюю жизненную философию только после того, как прочитал тот самый роман, экранизация которого так сильно его разочаровала. Роман “Крёстный отец”. Вообще, было бы чрезвычайно интересно проследить за тем, какую роль в становлении организованной преступности в новой России сыграло это произведение, “Крёстный отец” недавно почившего в бозе Марио Пьюзо... Какая-то часть бандитов воспринимала и воспринимает эту книгу чуть ли не как Евангелие, в котором можно найти ответы на все вопросы, и “производственные”, так сказать, и весьма далёкие от них. Есть люди, которые старательно лепят собственный имидж, беря при этом пример с понравившихся героев из бестселлера, и, как правило, такие вещи неплохо получаются, потому что характеры созданы (или списаны из жизни?) очень убедительные, запоминающиеся, с чётко и конкретно прорисованными чертами - чем не блестящий пример для подражания?! Кое-кто пробует спорить, доказывая при этом, что они сами, новые люди новой страны, способны отыскать и новые же пути разрешения старых, как мир, проблем, и эти спорщики, люди, чаще всего, азартные, оказываются в конечном итоге жертвами своего азарта и упрямого нежелания принимать обстоятельства такими, каковы они есть на самом деле... ... Михеича поразил дон Корлеоне, но поразил не тем, что видели в нём все, кто читал роман, не поверхностными чертами характера, а глубинным стремлением к тому, чтобы жизнь его потомков обязательно была очищена от той грязи, в которой волею обстоятельств пришлось прожить ему самому и в которую - как он ни сопротивлялся - пришлось окунуться его детям. Самому Михеичу иметь семью было “не положено”, а тому времени, когда на такие вещи стали смотреть по-иному, он был уже слишком стар для того, чтобы его могла прельстить мысль о семейной жизни. Нет, конечно, можно было бы купить какую-нибудь длинноногую красавицу, которая родила бы ему ребёнка, стала бы законной супругой, но... Михеич трезво отдавал себе отчёт в том, что поставить на ноги сына или дочь он уже не успеет - время вышло, а оставлять единственного родного тебе человека без защиты в этом волчьем мире?.. Может, именно поэтому он и сделал ставку на молодых? Тех самых, которые - в особе Свистуна! - так разочаровали его... Михеич предавался этим безрадостным мыслям, когда в его роскошно отделанную гостиную, где он одиноко сидел с большой чашкой крепкого чая, деликатно постучав, вошёл его секретарь-телохранитель и негромко, но очень отчётливо, сообщил, что с ним хочет говорить Свистун из Солнечногорска. - Лёгок на помине! - недовольно проворчал Михеич. - Говорить он со мной хочет... Хочет - пусть говорит, наследничек... В руках у секретаря появилась, возникнув вроде как бы из ничего, трубка радиотелефона, он почтительно протянул её хозяину, и чуть глуховатый Михеич рявкнул: “Говори!”. Невидимый собеседник заговорил, и чем дольше слушал его хмурый поначалу Михеич, тем веселее становилось его лицо, тем моложе и бодрее он себя ощущал. Казалось, что слова его невидимого собеседника были чудотворным бальзамом, превращавшим очень пожилого человека если и не в юношу (чудес не бывает...), то уж точно в крепкого такого мужичка, радующегося жизни и умеющего взять своё от этой жизни. Очевидно, собеседник замолчал и теперь ждал ответа на то, что было им сказано, но Михеич с ответом не спешил. Лишь убедившись, что он вполне овладел своим голосом, он лениво бросил в трубку: “Это всё?”. После чего опять стал слушать, но в этот раз совсем недолго. - Ну да, это должно быть... покрасивше, чем раньше, ничего не скажешь... Значит, так и действуй! Мне звони каждый час, а перед тем, как начнёшь всё это, - обязательно. Всё, удачи, - отрывисто бросал он в трубку. Говорят, что счастливые люди... глупеют, и это якобы особенно заметно со стороны. Если бы кто-нибудь заглянул сейчас в громадную гостиную Михеича, он обнаружил бы в ней хозяина, на лице которого застыла счастливая улыбка, делавшая это лицо настолько непохожим на известного тем, кто его знал, Михеича, что, вероятно, эти, знавшие его люди, усомнились бы: а Михеич ли это? Это был Михеич. Счастливый Михеич. ***** Игорь Храпко отлично выспался и теперь откровенно скучал в своей комфортабельной больничной палате, похожей, скорее, на номер гостиницы, который оборудовали с некими потугами на роскошь, не зная при этом, каким образом эти потуги могут быть материализованы в действительность. От незнания остановились на дорогих обоях, дорогих же шторах, средней руки деревянной кровати и неплохом по российским жизненным стандартам телевизоре “Самсунг”, примостившемся на оставшейся, очевидно, от прошлой больничной жизни обшарпанной тумбочке из белого пластика. Сейчас на экране этого телевизора безостановочно носились Том и Джерри, продолжая свою вечную гонку друг за другом, и Игорю было просто лень сгонять их с экрана, ведь для этого нужно было брать в руки пульт и делать какие-то движения... Чуткий слух Игоря отреагировал на звук открываемой двери, и Храпко стал осторожно поворачивать голову, намереваясь выяснить, кто это нарушает его покой. Игорь полагал, что это кто-нибудь из медперсонала: либо какие-то процедуры, либо кто-то из его бывших студентов, а таковых в больнице оказалось не так уж мало, зашёл выказать своё почтение одному из самых любимых преподавателей. Доцент Игорь Вениаминович Храпко был именно любимым преподавателем, из тех, кого запоминают надолго. Оказалось, что Игорь ошибся в своих предположениях: на пороге стояла Настя, на плечи её был накинут белый халат, в правой руке она держала какой-то большой пакет, а левой неловко прижимала к груди большого шёлкового зайца зелёного цвета, огромные уши которого торчали в разные стороны, а большие добрые глаза удивлённо взирали на помещение, в котором он оказался. У самой же Насти вид почему-то был слегка виноватый... - Настя, ты?.. - спросил Игорь Храпко и от неожиданности попробовал сесть на кровати. - Ох ты чёрт!.. - схватился он за голову, медленно опускаясь на подушку. - Игорь... - пакет остался на полу возле дверей, рядом с ним оказался и удивлённый, если не возмущённый, своим падением заяц, а Настя уже поддерживала обеими руками забинтованную голову Игоря. - Сейчас-сейчас, Игорь... Потерпи немножко, сейчас... Настя бережно уложила тяжёлую голову на белоснежную подушку, провела своей рукой по лицу Игоря, и... Храпко вдруг почувствовал, что эта лёгкая рука как бы забирает в себя его боль, освобождает его от этой боли и одновременно вливает в его тело бодрость и силу. Это была явная мистика, такого просто не могло быть, кандидат медицинских наук Игорь Вениаминович Храпко с большим недоверием относился к экстрасенсам, может быть, потому, что на него лично их ухищрения совершенно не действовали, он был сильной личностью... Да и не была Настя никаким экстрасенсом! Но и ошибиться в своих ощущениях он не мог... - Я тебе тут что-то та-а-кое принесла! - говорила между тем Настя, успевшая вернуться к дверям и уже подобравшая пакет и зайца. - Вот, смотри! - и она, радостно улыбаясь, протянула Игорю зверушку. “Человек человеку... человек”, - вот как можно было бы сформулировать жизненную философию Игоря Храпко, и она его почти никогда не подводила. Главным было не возлагать особых надежд на человечество вообще и конкретных представителей рода человеческого в частности - и всё было в порядке... Сейчас человек по имени Настя Смирнова протягивал человеку по имени Игорь Храпко чударашного игрушечного зайца, это происходило в больничной палате, в которой один из людей, а именно, Игорь Храпко, оказался потому, что получил сегодня около полудня чрезвычайно болезненный, хотя, к счастью, вполне безопасный удар по голове, а другой... Как другой человек оказался здесь?! - Настя, ты... зачем? - спросил Игорь. - Что “зачем”? Если зачем зайца купила, так ты посмотри на него, как же его можно было не купить, такого доброго и хорошего?! Настоящее чудо! И это тоже чудо, - засмеялась Настя, извлекая из пакета преогромнейшие груши и таких же размеров виноград, от присутствия которых в палате исчезли запахи больницы и воцарился упоительный аромат, - ты когда-нибудь такое чудо видел? - Нет, - забыв, о чём именно он хотел спросить, заворожёно глядя не на эти удивительные творения природы, а на Настю, ответил Игорь Храпко. - Никогда такого не видел, - добавил он, и было не совсем понятно, к чему именно относятся эти его слова. - Неправда ваша, дяденька, - продолжала смеяться Настя, - вы это уже видели, потому что сейчас на это смотрите, вот как! Что, нет? - Точно! - засмеялся и Игорь. - Сейчас я тебе их помою, - засуетилась Настя. - У тебя тут вода где-нибудь есть? Игорь машинально кивнул головой в сторону изящно прикрытого шторкой санузла, и Настя, подхватив пакет, скрылась за дверью, продолжая говорить. - Сейчас я тебе их помою, и груши помою, и виноград, а потом мы с тобой их попробуем, хорошо? Я хотела ещё по дороге попробовать, но потом решила, что мы с тобой их вместе... Ты не против? Нет, смешно: принесла человеку витамины, и сама же их есть стану... Смешно, Игорь? - Это очень хорошо! - подумав, объявил Игорь Храпко. - Ну и спасибо, раз так! Нам всё равно здесь обоим хватит! - пообещала Настя, появляясь в палате с уже вымытыми, влажно блестящими грушами и виноградом, на которых остались капли дождя. - Ты садись, Настя, - пригласил Игорь, - садись, ешь и рассказывай, как оно там... Обо всём рассказывай. Последние его слова, казалось, мгновенно изменили душевное состояние Насти, и она, сдерживаясь, чтобы не заплакать, несколько раз быстро кивнула головой. - Хорошо, спасибо, Игорь... - она присела на краешек кровати, держа в руках грушу. - Ты... ешь, пожалуйста... - и она протянула эту грушу Игорю, - ешь... В её, только что весёлом, голосе было столько боли и отчаяния, что Игорь, не зная, чем и как он может помочь ей, торопливо схватил протянутую ему грушу и сразу же откусил огромный кусок. - Вкусно? - тут же спросила его Настя, и он быстро кивнул головой. - Ты ешь, Игорь, - повторила Настя. - Серёжу... ещё не нашли, пока не нашли... Его все ищут, но пока... Мы обязательно его найдём, Игорь, обязательно найдём... Ты ешь, ешь грушу, она ведь очень вкусная, да? Игорю Храпко стало страшно от этого безжизненного голоса, так не похожего на привычный Настин “звоночек” (как говорил Андрей Свистунов), от отчаяния в этом голосе, от тусклого и отстранённого взгляда девушки, и он ещё активнее заработал челюстями. - Я знала, что тебе понравится груша! - расплылась в улыбке Настя. - Сейчас ещё дам. И винограда тоже дам, он тоже вкусный, вот попробуешь... - Ты тоже... ешь, - попросил Настю Игорь. - Ну конечно! - она взяла со столика грушу и виноград для Игоря и грушу для себя. - Сейчас мы с тобой их похрумкаем! Давай, дружок, похрумкаем, похрумкаем, похрумкаем, - пропела она, и Игорь с удовольствием подхватил незамысловатую песенку... Какое-то время они молча ели груши, Игорь лёжа в кровати, а Настя - сидя рядом с ним, и это занятие доставляло им огромное удовольствие - и не только потому, что огромные и красивые плоды были необыкновенно вкусными. Просто было что-то невыразимо приятное в этом совместном “поедании”, как назвала это их занятие Настя, может, именно то, что оно было совместным, что люди понимали друг друга... Настя пробыла в палате у Игоря Храпко немногим более получаса, и это было чудесное время, когда больной (или раненый?) ощущал себя более чем здоровым человеком, потому что жизненная энергия девушки как бы становилась его, больного, жизненной энергией, а общение между двумя людьми было не роскошью, а счастьем. - Тебе, Настя, нужно не филологом, а врачом быть, потому что одно твоё присутствие исцеляет болезного лучше, чем все лекарства, которые ему могут предложить медики, вместе взятые. Это я тебе как кандидат медицинских наук и даже светило спортивной медицины в высшей степени конкретно заявляю! - сказал на прощание Игорь Храпко. - Ну, спасибо тебе на добром слове, светило медицинских наук! - засмеялась в ответ Настя. - Нетушки, хватит с меня и моего немецкого, пусть людей излечивают те, у кого на это права и обязанности есть. С меня и того, что есть, вполне хватает. - Ты ещё зайдёшь как-нибудь? - спросил Игорь. - Ты вообще-то выздоравливай, а то мы к тебе с Серёжкой завтра в гости нагрянем, - Настя хотела засмеяться, но неожиданно расплакалась, и Игорь не знал, что ему делать. - Не обращай на меня внимания, - жалобно попросила она, - я сейчас отревусь, и всё будет в порядке... Отвернись! - приказала Настя, и Игорь покорно отвернулся, а девушка стала приводить себя в порядок. - Можешь смотреть... - разрешила она. - Я ухожу, Игорь, а ты хрумкай витамины и не забывай играть с Зайкой, он хороший и добрый, он тебя любит! - сказала Настя, чмокая Игоря в твёрдую щёку, на которой уже заметно выделялась жёсткая щетина иссиня-чёрного цвета. - До встречи! - попрощался Игорь и долго смотрел вслед Насте, на закрывшуюся за ней дверь палаты. Неожиданно его лицо исказилось гримасой боли: он вспомнил об исчезновении Сергея Филаретова и обо всём, что было связано с этим исчезновением... ***** До того момента, когда Сергей Филаретов должен был проснуться, оставалось примерно пятнадцать минут времени, и наблюдавший за ним отставной медик достал одноразовый шприц с дозой лекарства, которая должна была обеспечить продолжение спокойного сна спящего в течение последующих восьми часов. Первые восемь часов наблюдаемый вёл себя именно так, как он и должен был себя вести, и этот факт радовал любознательного исследователя, поскольку такое поведение Сергея подтверждало правильность предлагаемых им действий и, соответственно, его собственный высокий профессиональный уровень. Сейчас наступала вторая фаза эксперимента, и относительно этой фазы у экспериментатора были определённые сомнения, поскольку он до сих пор не работал в таких длительных временных промежутках, хотя теоретически программа была рассчитана и на более длительные сроки. Экспериментатор радовался тому, что у него наконец-то появилась возможность проверить все те изыскания, которые казались ему достаточно обоснованными, но пока что не получили подтверждения в ходе эксперимента. Разумеется, можно было бы ещё раньше проверить всё это на каком-нибудь подопытном кролике из расплодившихся теперь бомжар, но это нарушило бы чистоту эксперимента: бомжара он и есть бомжара, чаще всего это уже не организм, а что-то до такой степени измордованное жизнью, что экспериментировать с таким... материалом просто непрофессионально. Профессиональная этика не позволяет. Сейчас же в распоряжении любознательного исследователя имелся практически идеальный организм, который долгие годы успешно обрабатывал огромные нагрузки и оставался при этом в идеальном с точки зрения функциональной готовности состоянии. Постоянная медицинская “подкормка” этому организму не нисколько не вредила, наоборот, она только помогала ему поддерживать оптимальную форму. О таких условиях для наблюдений можно было только мечтать, поэтому эти наблюдения велись тщательно и всесторонне, насколько, естественно, это было возможно в тех полевых условиях, в которых находились подопытный кролик и его опекун. Исследователь глубоко сожалел о том, что всё это происходит не в его отлично оборудованной лаборатории, находившейся в просторном полуподвальном помещении в офисе “Викинга”, где он проводил большую часть своего рабочего и нерабочего времени и где имелась вся необходимая для качественного наблюдения аппаратура, но руководство распорядилось, чтобы всё было именно так, и спорить с этим распоряжением не имело смысла. Сергей Филаретов, до сих пор лежавший почти неподвижно, начал шевелиться, и человек посмотрел на часы. “С точностью до секунды!” - удовлетворённо пробормотал он себе под нос застрявший в голове слоган из надоевшей телерекламы и снял колпачок с иглы шприца. “Будем надеяться, что вторая фаза наблюдений окажется такой же содержательной, как и первая!” - подумал он, профессионально точно вводя препарат в организм Сергея Филаретова, после чего мысленно ещё раз проверил последовательность своих действий на ближайшие восемь часов, которые, как он рассчитывал, принесут ему немало интересных мгновений. Забегая вперёд, можно сказать, что в своих ожиданиях он не обманулся. С ним произошли очень интересные вещи... ***** - Ну хорошо, с этим у нас всё менее-более ясно, тут мы вроде основное решили, - сказал Андрей Свистунов после того, как он, Володя и Сан Саныч детально обсудили, как именно будет претворяться в жизнь план, столь понравившийся многоопытному Михеичу своей оригинальностью. - Сейчас Саныч пойдёт готовиться, запустим механизм, потом буду звонить этим... викингам, назначу им стрелку и всё путём будет... Как Серёгу вытаскивать? - И когда именно это делать? - поднял вверх указательный палец Сан Саныч. - Чтобы гарантировать ему полную безопасность и не испортить красивую картинку... - Звонить в гостиницу и узнавать, есть ли у них свободные номера под предлогом, что мы намерены поселить там почвоведов? - Володя засмеялся, и присоединившийся к нему Андрей пояснил удивлённо смотревшему на них собеседнику: “Это, Сан Саныч, из “Золотого телёнка”: “Почвоведы, встаньте!”. - Нет смысла этого делать, всё равно ничего не узнаем, они только насторожатся, - продолжал Володя. - Устраивать в гостинице ночные обыски тоже... неинтеллигентно и неэффективно, там же люди живут... Остаётся одно: нужно заслать человека в гостиницу, чтобы он всё тихо и спокойно разузнал. - Кого туда зашлёшь? - спросил Андрей. - Нужен кто-то не местный, чтобы его в городе не знали, ведь они за мной должны были следить, так что... Пока мы такого человека найдём, это же время... Может, лучше, когда мы им хвост подпалим, просто послать в гостиницу людей побольше и по-быстрому вычислить, где так Серёгу прячут? - По-быстрому такое не получится, а кто его знает, как его охраняют и какие инструкции эти охранники получили? Может, они при первой же опасности должны его убирать и смываться по заранее подготовленному пути... Мы же этого не знаем... - Володя прав, - поддержал Сан Саныч. - Наша главная проблема сейчас в том, что мы не знаем, в каком именно из номеров гостиницы искать Сергея. Сейчас у меня сидит специалист, колдует над планом гостиницы, я ему такое задание дал: определить, где там всего удобнее человека спрятать так, чтобы в случае чего его по-быстрому убрать, а самим спокойненько скрыться. - И что это реально нам даст? - спросил Андрей. - Это ограничит территорию поисков и поможет человеку, который будет действовать в гостинице, искать Сергея. Должно помочь. - У нас что, есть этот человек? - Андрей устало смотрел на собеседников. - И кто же это? - Да я, конечно, - спокойно сказал Володя. - Ты?! - А почему нет? - Так ты же... Ты ж... со мной целый день ездишь, тебя же все, кто это затеял, знают!.. - Вряд ли они меня так уж и хорошо за это время успели узнать и запомнить. А до этого я возле тебя и не появлялся, так что сразу им сориентироваться будет трудно, кто это да что это... И потом, я же переодевался сегодня: то при параде был, сейчас вот в джинсухе. - Ну ладно, - после долгого раздумья согласился Андрей. - Но ты же местный, как ты, не привлекая ненужного внимания, можешь оказаться в гостинице? - Для этого мне нужна женщина, и лучше всего, если это будет квалифицированная специалистка... - Вова, для чего тебе нужна женщина-специалистка? И в чём это она должна быть квалифицированной специалисткой? - сидевшие в кабинете мужчины не заметили неслышно появившуюся там Настю, которая и задала эти вопросы негромким, мелодичным голосом. - Ёлки-палки!- вскочил Володя. - Настенька... - простонал Андрей, а Сан Саныч мудро промолчал... - Это нужно для того, чтобы мы могли спасти Серёжу? - продолжала спрашивать Настя, и всем очень не понравилось употребление ею местоимения “мы”. - Это мы так, намечаем... планы, понимаешь ли, ищем некоторые... варианты... - окончательно запутался в словах Андрей, ища взглядом помощи у Володи, но тот мрачно посмотрел на него таким же обречённым взглядом. - Вова, ты же обещал мне, что не будешь врать, - напомнила Настя. - Я не буду, - пообещал Володя. - Да, это так. Ты всё правильно поняла. А профессионалкой она должна быть... в серьёзных делах. - Конкретно ты мне рассказать ничего не можешь, я тебя правильно поняла? - Пока нет. - А когда сможешь? - Когда всё закончится, тогда и расскажу. - Ты меня не понял, Вова. Мне нужно знать, к чему именно мне нужно быть готовой, потому что, куда бы ты ни пошёл, но с тобой пойду я - и это не обсуждается! - Хорошо! - быстро сказал Володя. - Пойдёшь! Тогда быстренько езжай домой, одевайся так, чтобы можно было пойти в плохой кабак, и приезжай сюда. Только побыстрее! Пока он говорил это, Андрей Свистунов смотрел на него так, как смотрели бы на буйно-помешанных, оказавшихся вдруг на церемонии вручения Нобелевских премий в усмирительных рубашках, а во взгляде Сан Саныча появилось восхищение. - Я буду через... пятнадцать минут! - радостно пообещала Настя, чмокнула Володю в подбородок и вихрем вырвалась из кабинета. - У тебя крыша поехала!!! - заорал Андрей на Володю, как только Настя скрылась за дверью, но дверь снова распахнулась, и Настя, просунув в образовавшееся отверстие голову, весело прокричала, обращаясь неизвестно к кому: “Сам дурак!”. После чего дверь снова захлопнулась. В этот раз Андрей предусмотрительно выждал некоторое время, опасливо косясь на дверь, и, убедившись, что Настя, похоже, не появится, уже спокойнее сказал Володе: “Вовка, у тебя поехала крыша, это верняк”... - Ты мою крышу не трогай, она мне самому нужна. Куда нам лучше пойти? - спросил он у Сан Саныча. - В “Жасмин”, это совсем рядом, - мгновенно отозвался тот. - На кой чёрт вам нужен “Жасмин”?! Объяснить можете?! - терпение Андрея было на пределе. - Сейчас, Андрюха. Сань, ты поищи девушку, подготовь мне все, что может понадобиться. Особо - связь. Жилет мне подбери, девушке тоже жилет помощнее. А я пока твоему начальнику растолкую, в чём дело, не то он меня сейчас испепелит взглядом, - сказал Володя. Сан Саныч был уже в дверях, когда Володя остановил его, и в голосе у него было смущение. - Сань... Ты приготовь мне... денег. Ну, зелени, у меня же её должно быть столько, чтобы всем рты позатыкать, а... Андрюха, мне для дела нужны... президенты американские... - видно было, что говорить об этом Володе было неприятно, но это были проблемы профессионального характера, тут своё самолюбие нужно было спрятать подальше. - Сан Саныч, возьмите, пожалуйста, - Андрей Свистунов был очень спокоен, - всего, что нужно, в нужном количестве. Хорошо бы иметь и запас. Вы меня поняли? - Так точно, Андрей Анатольевич! - Ну, всё понял? - спросил Володя, когда Сан Саныч вышел. - Думаю, что почти, но будет лучше, если ты мне всё-таки объяснишь, - честно сказал Андрей. - Лучше один раз услышать, чем пять раз догадаться. - Тоже верно. Раз Настя услышала то, о чём мы говорили, то она от нас не отстанет. Конечно, идти в гостиницу с ней - это идиотизм, её-то точно все, кто связан с похищением Серёги, не могут не знать, поэтому и любой, кто появится с ней... Словом, идиотизм. Поэтому мы сейчас пойдём с ней в “Жасмин”... Кстати, что это такое? - Одна из наших точек. - Отлично. Пойдём с ней туда, посидим там малость, я буду изображать из себя великого сыщика, потом вернёмся сюда. Я скажу ей спасибо, а ты отправишь её домой. Саныч к этому времени подберёт девушку, с которой я и отправлюсь... любовь крутить в эту самую гостиницу. Перед этим я побеседую со специалистом по планам зданий, пусть подскажет, где лучше Серёгу искать. Просто и со вкусом. - Не говори... А я пока буду с Обвалом и Большим разбираться! - Довольно оригинальным способом разбираться, надо честно сказать... А что касается денег... В этом заведении мне нужно будет изображать из себя... широкую натуру, а без зелёных это невозможно, поскольку в наше время именно они являются самым убедительным подтверждением ценности человеческой личности... В прямом значении слова - ценности!.. - Вовка, ну давай не будем об этом, прошу тебя! Ведь о Серёге же речь идёт, а ты всё время на деньги сворачиваешь... - У бедных свои причуды, Андрюха. Если бы у меня было столько денег, сколько... нужно для нормальной жизни, я бы спокойно взял у тебя или у Серёги - без проблем. А так... Мы с Лидочкой живём у... её мамы, а она, надо сказать, женщина... властная. В материальном плане я как зять, ты можешь сам догадаться, не находка, и она любит... объяснять это Лидочке, понимаешь? Я и сам знаю, что мог бы зарабатывать побольше, только... Честно почему-то не получается, а нечестно я уже пробовал, это... мне это не подходит! Сам-то я могу прожить... скромно, но Лидочка, она моя жена, и я должен сделать так, чтобы она жила спокойно... в материальном плане. Пока что это... не очень-то и удаётся, мне же ещё и матери нужно помогать, она живёт в этом своём Чусовом, рядом с сестрой своей, моей тёткой, за всю жизнь так и не наругались, каждый день грызутся - и день друг без дружки прожить не могут! Чудеса... Володя говорил спокойно и неторопливо, он просто объяснял другу мотивы своего поведения, но Андрею Свистунову было очень стыдно за себя самого, такого удачливого и обеспеченного, бросающегося деньгами и не привыкшего ценить многие дорогие и удобные вещи, которые у него были и к которым он привык. Сейчас он понял, почему болезненно честный Володя не подошёл к нему когда-то, увидев его выходящим из дорогой иномарки. Володя, который, ни секунды не колеблясь, пойдёт сейчас к чёрту в зубы для того, чтобы спасти Серёгу. Своего школьного друга Серёгу, а не великого гонщика Сергея Филаретова, миллионера и прочее... ...Андрей очень обрадовался, когда раздался телефонный звонок - это означало, что можно было переключиться с трудного для Володи и неприятного для него самого разговора на что-то, что можно было бы назвать делом... - Андрей Анатольевич, - громкий голос в трубке принадлежал старшему смены охранников офиса, рабочее место которого находилось возле парадного входа в “Подъём”. - Андрей Анатольевич, тут такое дело, что... - голос был растерянным, и эта растерянность была так не похожа на обычное поведение степенного и спокойного Анатолия Серафимовича, что Андрей насторожился. - В общем, тут какая-то, извините за слово, шалава, бикса, припёрлась и требует, чтобы её немедленно проводили к вам в кабинет. Обещает нам всем глаз на ж... натянуть, если мы этого не сделаем. И ещё... много чего обещает, такая вредная девка, я её уже гнать хотел, но, думаю, доложить всё-таки стоит... - Пьяная? - Скорее всего, нет. Запаха нет, это точно. Сказал бы, что она... обдолбанная, как все малолетки эти... - Обдолбанная? - Андрей что-то быстро соображал. - Вот что, Анатолий Серафимович, вы её доставьте, пожалуйста, ко мне, только аккуратненько, чтобы она без присмотра по офису не шлялась - сейчас хоть и не самое горячее время, но у нас ведь приличные люди бывают, что же их пугать-то!.. - Есть, Андрей Анатольевич! - Анатолий Серафимович заметно обрадовался тому, что на какое-то время ответственность за, судя по всему, на редкость противную посетительницу с него снимается. - Сейчас приведут какую-то девицу, похоже, наркоманку, и она зачем-то хочет меня видеть. Может, это как-то связано с Серёгой, - быстро сказал Андрей Володе, объясняя причины своей заинтересованности. Раздался стук в дверь, после чего состоялось... явление. Следом за плечистым и необыкновенно солидным Анатолием Серафимовичем в комнату ввалилось... существо женского пола, одетое в нечто, слегка напоминающее не то мини-юбку, не то макси-пояс, как говорит кто-то из сатириков, ядовито-зелёные колготки, щедро прошитые серебряными нитями, босоножки на высоченной платформе и непонятного цвета грязный балахон а-ля Алла Пугачёва из не самых лучших для примадонны отечественной эстрады времён. Грязно-рыжие лохмы существа (назвать это волосами язык не поворачивался), похоже, последний раз взаимодействовали с расчёской никак не раньше, чем неделю назад, а круглое лицо было до такой степени обезображено косметикой, что напоминало или африканскую маску, или лицо трупа, пробывшего в воде длительное время и, как это и должно быть в соответствии с законами природы, активно разлагающегося в чуждой человеческому организму среде. Существо, таким образом появившееся в кабинете господина Свистунова, издало жизнеутверждающий вопль и, широко раскинув руки, стало приближаться к хозяину кабинета, изумлённо взирающему на это устрашающее явление и не знающему, как вести себя в этой, угрожающей для него, ситуации. - Андрюшенька, любимый мой! - сиплым голосом прорычало существо, добравшись до Андрея и совершенно явно готовясь его поцеловать. - Ты что, козёл, не радый меня видеть, блин? - оскорбилось существо отсутствием встречного желания у оторопевшего Андрея. - В натуре? - Ты... вы... ты... кто такая? - Андрей пятился от наступающей на него обольстительницы, стараясь избежать прикосновения её грязноватых рук, и взглядом искал поддержки у Анатолия Серафимовича и Володи, но начальник смены, уже настрадавшийся от агрессивной посетительницы, придал лицу подчёркнуто официальное выражение, а Володя выглядел настолько озадаченным, что ему самому не лишней была бы чья-то помощь. - Ну ты, в натуре, гонишь! - оскорбилось, и, похоже, оскорбилось до глубины своей забубённой души, существо. - Значит, как трипаком меня подогреть, так “любимая Анжелика”, а когда я к тебе, козлище, в гости пришла, ты меня не узнаёшь?! - Чего-о?! - Ого-о! - с потугами на юмор попыталось передразнить Андрея существо, которое, очевидно, чувствовало себя в роскошном кабинете всё более свободно. - А хаза у тебя клёвая! - с явным одобрением отозвалась о помещении малость успокоившаяся “любимая Анжелика”. - Диванчик есть... Ну что, ляжем, в натуре? - и она двинулась к дивану, на котором сейчас лежал покатывающийся от хохота Володя, которого всё происходящее уже не озадачивало, а только забавляло. - Это что за козёл тут у тебя разлёгся, Андрюша? Ты же меня знаешь, я девочка... культурная и... нежная, меня групповуха никогда не соз-соб-соблазняля! - гордо выговорила та, которая носила гордое же имя знаменитой киногероини. - Гони их всех, в натуре, а я тебя так подогрею! Это - во всех отношениях соблазнительное - обещание оказало странное воздействие на Андрея Свистунова: он начал шипеть, как делают это закипающий чайник или медленно выпускающая воздух велосипедная камера, и отчаянно жестикулировать. Вероятно, не надеясь на слова, он с помощью жестов старался объяснить Анатолию Серафимовичу, что тому следует сделать с наглой девицей, и тот, правильно поняв своего хозяина, уже подступал к той с совершенно очевидными намерениями... - Вы что, козлы?! - истошно завопила мало похожая на экранную красавицу её тёзка. - Я вам сейчас... Что произошло бы далее - это ещё вопрос, но Володя, продолжая смеяться, выдавил из себя в промежутках между взрывами хохота: “Настя, хватит, их же сейчас кондратий хватанёт, а я от смеха... лопну...”. - Настя?.. - это было всё, что смог спросить Андрей Свистунов. Теперь уже засмеялась и Настя, засмеялась своим обычным, весёлым и чистым, смехом, не узнать который было невозможно. Андрей Свистунов изумлённо всматривался в стоящее перед ним... да нет, чёрт его знает, что стояло перед ним: шалава шалавой, но ведь... Настя же... - Настя, - насмеявшись вволю, Володя обрёл, наконец, способность более или менее связно выражаться, - ты что сделала? Тебе же было сказано: одеться так, чтобы можно было идти в плохой кабак! А ты оделась... для плохого борделя! - Ну ты даёшь! - дар речи вернулся и к господину Свистунову. - Да тебя и мать родная в таком виде не узнает, куда уж нам! - Так и было задумано, - жизнерадостно кивнула головой Настя. - Я же не совсем дура, ребята, и хорошо понимаю, что там, куда мы с Володей пойдём, меня, скорее всего, хорошо знают. Как и всех, кто Серёжку... окружает... Пока она говорила, Володя, не сводивший с неё взгляда, становился всё мрачнее и мрачнее, и Настя это заметила. - Ты не хмурься, Вова, - попросила она, - не надо. Ты как-то очень быстро согласился, чтобы я пошла с тобой, подозрительно быстро... Вот я и решила, что тут что-то не то. Если ты думаешь... втереть мне очки, то у тебя ничего не получится, от меня так просто не отделаешься... Мы с тобой пойдём вместе, а если тебе найдут профессионалку, то она... будет третьей! Как я понимаю, ты должен будешь изображать из себя любвеобильного гражданина, а здесь две барышни вместо одной только на пользу! Теперь уже и Андрей Свистунов смотрел на Настю так же мрачно, как и Володя, и девушку, похоже, это забавляло. - Ну что вы оба смотрите, как сычи надутые? - засмеялась она. - Не вы одни умные... - Настя... - осторожно, подбирая слова, начал Володя, - я признаюсь, что хотел тебя... ну, хотел немного пошутить... Только тебе со мной идти нельзя, даже в таком виде, хоть я и согласен, что сейчас тебя узнать никак невозможно... Просто там, куда я пойду... - Куда мы пойдём, - поправила его Настя. - Настенька, - вмешался Андрей, - там может быть... Честное слово тебе даю: лучше будет, если ты туда не пойдёшь! - Я лучше знаю, что будет лучше! - в устах филолога такая фраза звучала по меньшей мере... непрофессионально, но сейчас Насте было не до красот стиля. Напряжение несколько разрядило появление в кабинете Сан Саныча, который зашёл для того, чтобы доложить Андрею о своих действиях. Попутно он поинтересовался у Анатолия Серафимовича, что за шум был недавно на вахте, и тот указал ему на Настю-Анжелику, приветливо улыбнувшуюся начальнику службы охраны. - Здорово замаскировалась! - профессионально оценил Сан Саныч внешний вид Насти. - Ты, Серафимыч, иди пока к себе, и, Бога ради, больше к Андрею Анатольевичу дам такого пошиба не приводи! - Как же, такую не приведёшь! - Анатолий Серафимович не мог не оценить мастерства перевоплощения: ведь он знал Настю очень хорошо, а вот попался же на розыгрыш, который вовсе и не был розыгрышем... - Относительно тренера... - начал было Сан Саныч, поглядывая в сторону Насти, и Андрей, жестом остановив его, попросил девушку: “Настенька, ты пока... побудь в кабинете рядом, хорошо?”. - Вас понял! - безропотно согласилась она. - Так вот, о тренере, - продолжил Сан Саныч после того, как Настя быстро вышла. - Он по-прежнему сидит в кафе с этим Святославом, они уже... здорово набрались, обнимаются и целуются... Ну, в общем, как обычно ведут себя пьяные. Святослав этот, как из их разговоров ребята поняли, работает в больнице, в какой именно, что он за врач - неясно. Но, вроде бы, он как-то помог тренеру, и тот ему за это благодарен. - Он кому-нибудь звонил? - Да. Один раз звонил домой, говорил с матерью, обещал, что долго не задержится. - А... Орлов? - спросил Андрей. - Дома не появлялся, отыскать не можем. - И не звонил? - Нет. - Ясненько... ***** Лев Львович Зайчук находился если и не на вершине блаженства, то уж точно совсем недалеко от неё: то, что сообщил ему маг, кудесник, гений, волшебник Святослав Николаевич вкупе с обильными возлияниями - а они приканчивали уже третью бутылку отличного коньяка на двоих - и вкусной закуской создавало потрясающее ощущение лёгкости, едва ли не невесомости, он ощущал себя парящим в воздухе и наслаждающимся этим полётом беспечным, беззаботным человеком, жизнь которого светла и прекрасна, как будущее из прославленного когда-то романа с простым до безобразия вопросом в заглавии. Чувство освобождения было настолько острым, что Зайчук даже удивился тому, что он вообще способен так остро воспринимать что бы то ни было: ему казалось, что он давно уже перестал быть... чувствительным человеком, но, оказывается, сами себя мы знаем настолько хорошо, насколько обстоятельства жизни позволяют нам узнать себя... Зайчук думал о том, что в последние несколько месяцев он просто зациклился на одном и том же, и эта зацикленность сыграла с ним злую шутку, превратила его в выжатого, как лимон, ожиданием постоянной опасности человека, а ведь в ней, жизни, есть ещё, кроме изматывающего душу страха, и много других, по-настоящему прекрасных, чувств, о существовании которых он почти забыл за последние месяцы. Для Святослава Николаевича Лев Зайчук был одним из очень многих людей, с которыми сводили его в жизни судьба и профессия, и происходящее он воспринимал совсем по-другому, не так, как счастливый тренер. Он не был чёрствым человеком, но, когда всю жизнь имеешь дело с чужим горем, поневоле необходимо надевать на себя... некую защитную маску, потому что невозможно врачу умирать вместе с каждым умершим пациентом и оживать вместе с каждым, кого тебе удалось вытащить с того света, - для этого просто не хватит никакого сердца... У врачей ведь тоже самое обычное человеческое сердце, которое тоже может болеть и которое тоже нужно беречь... Единственное, что омрачало сейчас счастье Льва Львовича Зайчука, - это мысль о Сергее Филаретове, о его исчезновении, но даже она не могла сейчас помешать Зайчуку быть по-настоящему счастливым. С Серёгой всё будет класс, он, Лев Зайчук, знает это совершенно точно, на все сто пятьдесят процентов, поэтому сегодня можно просто радоваться, праздновать своё освобождение от страха! ***** Ну вот и всё! Вот, наконец, и закончились эти годы, дни, часы и минуты ожидания, и он, Генка Орлов, получил то, что приготовила ему жестокая, но всё-таки справедливая жизнь! Генка смотрел на человека, несколько слов которого только что определили его, Генки, судьбу, и не испытывал никаких эмоций, абсолютно никаких эмоций... Полное опустошение... Ему даже страшно стало от того, что он такой бесчувственный, он даже испугался этого, и это чувство - испуг - было первым осознанным ощущением после того, как прозвучали слова, произнесённые спокойным, может быть, даже чересчур спокойным (если учесть их роль в судьбе двух людей - того, кто говорил, и того, кто слушал...) голосом, слова, подсознательно ожидаемые им, но всё же упавшие на него так неожиданно... Этот спокойный тон и сопутствующая ему внешняя бесстрастность нелегко дались человеку, с которым разговаривал Геннадий Орлов. Нелегко потому, что они слишком круто должны были изменить жизнь этого человека, обязывали его на многие вещи в его жизни взглянуть по-новому, вынуждали отказываться от многих, таких привычных и удобных, воззрений на жизнь и людей. И хотя человек этот сделал свой выбор не сейчас, а намного раньше, то есть его решение не было решением последней секунды, оно было многократно выверено и обосновано весьма убедительными доводами, как каждый, кто перешагнул наконец-то некий важный рубеж, этот человек волновался. И его волнение усиливалось от того, что его слова были такими долгожданными для Генки, этого двуликого Генки, который сейчас, создавалось впечатление, боялся пошевелиться... - Я позвоню? - спросил Генка и, не дожидаясь ответа, потянулся к стоявшему на письменном столе телефонному аппарату с инвентарным номером. - Как там Серёга? - голос Генка был полон заботы и тревоги, и человек, сидевший напротив него в небольшом кабинете на почтамте города Солнечногорска, испытал совершенно необычное для себя ощущение: в его сердце отчётливо возникла ревность к этим заботе и тревоге и к этому Серёге, которого он отлично знал по рассказам Генки Орлова... ***** Буквально сразу же после ухода Насти у Игоря Храпко отчаянно разболелась голова, не рана на ней, а вся голова, превратившаяся в какой-то огромный гудящий котёл, пульсирующий болью. Игорь сразу же принял таблетку, но отличное американское лекарство не только не успокоило боль, как это должно было произойти, а, казалось, сделало её ещё сильнее. Боль становилась невыносимой, и Игорь, скрипя зубами и матерясь, катался по кровати, надеясь унять её двигательной активностью, но это ему почти не удалось. Он хотел было уже вызвать сестру и попросить её, чтобы она вколола ему что-нибудь успокаивающее, чтобы он мог заснуть и тем самым обмануть разрывающую голову боль, но решил ещё немного потерпеть, потому что сегодняшний вечер был очень важным вечером в его жизни, и он не хотел рисковать, оказываясь на какое-то время вне игры. Мобильник Игоря лежал рядом с ним, рукой подать, и Храпко поглядывал на него с нетерпением и надеждой, потому что именно эта маленькая игрушка должна была сообщить ему такие желанные новости. Впрочем, до этого времени всё же было ещё достаточно далеко, но ведь каждому из нас хочется, чтобы то, что мы особенно сильно ждём, произошло как можно скорее?.. Вероятно, именно боль, терзавшая его, стала причиной того, что Игорь Храпко вдруг вспомнил Настю, её удивительную руку, так легко и просто унявшую его боль. Как это ни странно, но уже это воспоминание принесло ему облегчение. Настя, такая весёлая и добрая, казалось, и на расстоянии могла облегчать чужие страдания - не будучи ни врачом, ни экстрасенсом (Игорь называл их “экстрасексами”), своим участием, своей добротой, своим желанием помочь человеку. Любому человеку, которому плохо... Воспоминания о Насте помогли Игорю избавиться от головной боли, но заставили его задуматься о том, о чём ему сейчас никак не хотелось думать: о похищении Сергея Филаретова. Снова и снова перебирая варианты, Игорь вынужден был признать, что такой ход развития событий был оптимальным, что, строго говоря, всё произошедшее в конечном итоге окажется к лучшему и даст ожидаемый всеми позитивный результат, но Настя... Одно дело - теоретические рассуждения, которые абстрагируются от конкретного человека, и совсем другое - когда ты видишь, сколько страданий приносят эти - вроде бы правильные и целесообразные - действия живому человеку, который не в состоянии защитить себя просто потому, что не знает, от чего и кого ему нужно защищаться. Да, это - совсем другое дело... Думая об этих вещах, Игорь Вениаминович Храпко вдруг понял, что сегодня ему не удастся дождаться тех новостей, которые ещё несколько минут назад казались ему такими важными и безусловно позитивными. Их не будет, потому что он, Игорь Храпко, ошибся. Он ошибся не сегодня и не сейчас, не несколько месяцев назад. Он ошибся уже очень давно, просто сейчас наступило время, когда ему нужно платить за эту его ошибку. За ошибку, которая ещё совсем недавно казалась ему победой. Игорь лихорадочно схватился за мобильник и стал набирать номер хорошо известного ему телефона, но, набрав три цифры, зло дал отбой и обречённо взмахнул рукой, как бы собираясь выбросить телефон в окно палаты. Поздно. Уже ничего нельзя изменить, и обманывать себя нечего. Нужно идти до конца, потому что он сам лишил себя права выбора другой дороги в этой жизни. Чем? Если бы так просто можно было ответить на этот вопрос... ***** ...Сейчас Сергею Филаретову снился его давнишний сон-кошмар, который вовсе не был сном: это были до озноба яркие воспоминания о том страшном дне первого октября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, когда в одно мгновение перестала существовать юношеская сборная СССР по шоссейным гонкам, потому что из четырёх человек, составляющих команду, двое погибли на месте, а остальные оказались в больнице, из которой выбрались очень нескоро... ... Он, Сергей, только что отработал свой “кусок”, отработал, как и положено, на пределе возможностей, потому что именно в этом и заключается принцип командной гонки, её основной смысл: каждый из гонщиков должен лидировать определённый участок дистанции, отдавая этому все силы, ведя за собой остальных, после чего можно “отвалиться” и отсиживаться за спинами товарищей, набираясь сил для последующего “куска”, в то время как команду “тащит” на себе другой гонщик... Таким образом, постоянно сменяя друг друга на позиции лидера, они поддерживали высокую командную скорость. ...Он отработал свой “кусок” и бессильно “отвалился”, пропуская команду, и мимо него промчались три одинаковые фигуры, слившиеся с машинами, и сам он тоже был частью машины, но... Этот последний “кусок” дался ему слишком тяжело, и поэтому он чуть упустил момент, когда нужно было “сесть на колесо” идущему сейчас третьим Генке Орлову, и очень испугался, потому что эта его ошибка могла нарушить синхронность работы команды и выбить её из нужного темпа... Но он очень устал, отрабатывая свой “кусок”, и поэтому слегка отстал от команды... Эта его усталость и вызванная ею ошибка и оказались в итоге его счастливым случаем, потому что, окажись он вовремя “на колесе” у Генки Орлова, его, скорее всего, ожидала бы судьба Генки, ну, разве что чуть-чуть слабее был бы удар, всё-таки тело Генки защитило бы как-то Сергея... А так... Пока он догонял уходившую вперёд команду, сокращая расстояние между собой и Генкой, в ребят, которые ехали первыми, уже впечаталась на полной своей скорости эта злосчастная “двадцатьчетвёрка”, размазав их по асфальту, и неожиданно Генку бросило на него, Сергея, и они покатились по ставшему наждаком асфальту... Каждый раз, когда Сергею снился этот сон, он мечтал поскорее проснуться, но каждый раз он просыпался только после того, как оказывался в этом своём сне на обочине шоссе, в невысокой, рыжеватой и колючей среднеазиатской траве, которая забивалась в нос и в рот, мешая дышать, и немилосердно сдирала кожу на лице и руках. В жизни всё было по-другому. Именно эта трава стала последним воспоминанием Сергея перед тем, как он потерял сознание, а следующим его воспоминанием были белые больничные стены и сухое, бесстрастное лицо пожилой медсестры, которая сидела возле его кровати и внимательно следила за ним узкими чёрными глазами... Сейчас, ощутив щекой жёсткость травы, Сергей ожидал привычного пробуждения, но его не последовало, и не могло последовать привычного же облегчения. Наоборот, кошмар продолжался, и Сергей Филаретов впервые заглянул туда, куда раньше - ни в жизни, ни в снах - ему заглядывать не приходилось. Очевидно, там, где он впервые оказался, было очень страшно, потому что спокойно лежавший до этого Сергей вдруг беспокойно задвигался, напрягся, зашевелился, создалось даже впечатление, что он может проснуться. Наблюдавший за ним исследователь оживился, с интересом ожидая дальнейшего развития событий, и на всякий случай приготовил шприц с новой дозой препарата - не драться же ему с этим рыжим громилой, если он и в самом деле прочухается... Человеку, наблюдавшему за Сергеем, было чрезвычайно интересно, чем была вызвана такая бурная реакция организма исследуемого, ведь до сих пор всё шло так, как и должно было идти, отклонений не было ни в чём. Он стал очень осторожен, но, видимо, эта осторожность была уже ненужной: Сергей, немного повертевшись на кровати, снова вытянулся во весь рост и замер неподвижно. Медик, с сожалением подумав о том, что у него не будет возможности расспросить подопытного кролика о том, что именно ему снилось и так его взволновало, аккуратно зафиксировал в тетради наблюдений сам факт и его точное время. Кто его знает, может быть, компьютер, когда будет обрабатывать данные, и ответит на этот, безусловно интересный с научной точки зрения, вопрос, ведь эта техника и в самом деле иногда способна творить чудеса. Добраться бы поскорее до компьютера! ГЛАВА IX. Вечером этого же, оказавшегося таким длинным и тревожным, дня Питер Джефферсон и Сол Лимэн сидели в низких креслах возле такого же низкого столика в апартаментах технического директора команды “Дельта” и пили виски. Собственно, апартаментами эти две комнаты, прихожую и санузел назвать было сложно, но в тренировочном лагере “Дельты” это было наиболее представительское помещение: все остальные жили по двое в комфортабельных небольших номерах, причём проблема выбора соседа по номеру в некоторых случаях действительно превращалась в проблему, потому что люди, которые почти весь год проводят бок о бок, переезжая с гонки на гонку и переселяясь из гостиницы в гостиницу, изрядно друг другу надоедают, какими бы прекрасными ни были отношения между ними, и ничего тут не сделаешь - психология... Прошедшие два дня настолько измотали Питера Джефферсона, что он решил сегодня вечером напиться и таким образом снять то чудовищное напряжение, в котором он жил после гибели Питера Симмонса и похищения Сергея Филаретова, его Фила. Правда, и это нужно сказать откровенно, опыта подобного рода избавления от стрессовых ситуаций у него не было, потому что спиртные напитки сами по себе его никогда не привлекали, пил он вообще очень редко и помалу, а виски никогда не был тем напитком, которому Питер Джефферсон отдавал предпочтение, если ему случалось выпивать. Отношение к спиртному Сола Лимэна проявлялось в том, как Сол цедил и цедил себе один и тот же дринк, тогда как его друг успел уже торопливо и неумело расправиться с четырьмя - и, конечно же, сразу же “поплыл”. - Сол, я их всех люблю, моих парней! - горячо убеждал Питер согласно кивавшего Сола Лимэна. - Это всё моя семья, Сол. И вот... Такое происходит с моей семьёй! Ты считаешь, что я вёл себя... правильно, Сол? - он с пьяной подозрительностью уставился на друга. - Сол? - Разумеется, Пит, - успокоил его Сол Лимэн, сопровождая свои слова энергичным кивком головой. - Спасибо тебе за эти слова, Сол, - с большим чувством проговорил Питер. - Это моя семья, и в ней сейчас... беда... Может, мне нужно было полететь в Россию? А, Сол? - Зачем? - Помочь Филу! - Чем ты можешь ему помочь? Питер задумался, но, очевидно, подходящий ответ не приходил в его подогретую парами виски умную голову, и он, огорчённо покачав ею, задумчиво пообещал: “Я могу...” - Ты всё сделал правильно, Пит, - продолжал успокаивать его Сол Лимэн. - В той ситуации, которая сложилась, ты вёл себя безупречно. Те, кто хотел видеть тебя слабым и беспомощным, видели тебя именно таким, Пит. Я горжусь тобой! Теперь нам нужно только ждать, только ждать и ничего больше. Как только мы получаем известие, что твой парень в безопасности, мы сразу же, мгновенно начинаем действовать, и тогда твои “друзья” очень сильно пожалеют о том, что они сделали. Ты знаешь, что мы всё подготовили, но у нас связаны руки... Никто не имеет права рисковать, если под угрозой находится жизнь человека. - Сол, его, Фила, жизнь под угрозой, а я сижу здесь и... пью, - упавшим голосом сказал Питер Джефферсон с видом человека, только сейчас обнаружившего бокал в собственной руке. - Это ничего не решает, - терпеливо продолжил сеанс психотерапии Сол. - Ты можешь пить или не пить, но это ничего не решает, Пит... - Значит, нужно пить... за удачу! - вдохновенно сказал Питер Джефферсон и, страдальчески сморщившись, совсем по-русски - одним глотком - отправил в желудок содержимое своего бокала. Сол Лимэн предусмотрительно отодвинул бутылку подальше от Питера и задумчиво проговорил: “Самое мерзкое во всём этом деле заключается в том, Пит, что никому и никогда не удастся убедить людей: зло остаётся злом независимо от того, как его могут называть... Что нет никакой принципиальной разницы между тем, кто приносит зло одному человеку, и тем, кто несёт зло миллионам. Понимаешь ли ты это, Пит? Его, зло, невозможно искоренить, потому что это - сам человек, и уничтожить зло можно только тогда, когда уничтожишь человечество как его носителя, а ведь это грешно, мы ведь не можем ставить себя на место Бога, понимаешь, Пит?”. Переведя глаза на друга, он убедился в том, что, если Питер Джефферсон его и понимал, то понимание это осуществлялось на подсознательном уровне: технический директор команды “Дельта” сладко спал, уронив свою крупную голову на внушительную грудь... ***** - Обвал, это ты? - грубый голос Андрея Свистунова был таким оскорбительным, что вызывал в ответ немедленное желание обматерить его обладателя. - Свистун? - голос Фёдора Михайловича Обвалова, напротив, был мягким, обманчиво мягким, и вроде бы доброжелательным. - Ты у нас пока что за глухомань не проканываешь, чего косишь, не узнал, в натуре? - Узнал, конечно... Чем обязан? - Ты меня не лечи, у меня тут сидят два твоих сраных киллера, которым ты меня разменять поручил, поэтому мне с тобой базарить вроде бы как и без надобности. Тебя, суку, просто сразу мочить нужно! - Я не вкуриваю, Свистун, о чём это ты? - Не лепи горбатого, я тебе не фрайер! Ты, козёл мутный, мне за всё и ответишь... - Свистун! - не сумел сдержаться Фёдор Михайлович. - Придержи язык-то, забыл, на кого буром прёшь? За базар отвечать придётся... - У тебя, сука ржавая, совсем шифер съехал, ты что, забыл, где живёшь и почему тебе дышать позволено? Всё, хватит базарить! Короче, сегодня в три часа чтобы был на обычном месте, где стрелки всегда забиваем. Что, кто - мне по барабану, чтобы был! Если не появишься, то я тебя со всем, что у тебя за душой есть, туда отправлю, куда эти твои говнюки меня должны были... Врубился? - Ты сам начал, Свистун... - Не гони, отмороженный, это всё тогда началось, когда ты на свет нарисовался, ты уже тогда губы на чужое раскатал, а теперь за это отвечать придётся! Как косяки пороть - тут ты первый, а ответ держать кто будет? Так-то, Обвал... И Андрей Свистунов, не прощаясь, бросил трубку. - Нормально поговорил, - сказал ему Володя. - Молодец, что про Серёгу не упоминал, пусть он теперь подумает, с чего бы это. То ли потому, что тебе на кореша... наплевать, то ли потому, что ты уже знаешь, как его вытащить, и поэтому решил сначала разобраться с ним. В любом случае, он сейчас должен додуматься до того, к чему мы его так старательно подталкивали. ***** Фёдор Михайлович Обвалов и был тем самым человеком с незапоминающейся внешностью и тихим голосом, который беседовал с человеком из “Дельты” и который по приказу Большого занимался наркотиками. Он всецело зависел от Большого, был полностью подавлен его сильной волей и помыслить не смел о том, чтобы ослушаться своего хозяина. Когда деятельность с наркотиками только начиналась, Обвалов питал надежды на то, что работа с космосом - это всего лишь один из эпизодов, но очень скоро понял, что Большой играет по-крупному, и это его испугало. Он отлично знал, что любой, кто свяжется с космосом, рискует всем, нужно быть очень могущественным человеком, чтобы этот - сверхприбыльный и потому сверхрискованный - бизнес не закончился переходом в мир иной намного раньше установленного Господом Богом срока. Космос ведь и есть космос. Обвалов понимал также, что ему лично никуда не деться от того дела, которым он поставлен заниматься, потому что Большой его просто так отпустить не может. Ежели чего, то его, Обвалова, скорее всего, отправят полетать, и станет от унесённым ветром... Или ещё какая-нибудь случайность из разряда неприятных оборвёт его жизнь, и об этом никто не пожалеет... Словом, он вляпался, и вляпался плотно. Правда, сначала всё шло тихо, спокойно и гладко: то, что ему регулярно доставлял человек из “Дельты”, Обвалов столь же регулярно переправлял дальше, и это напоминало работу хорошо отлаженного механизма. Но, как известно, любой механизм потенциально склонен к выходу из строя, и этот выход не всегда является следствием ошибок обслуживающего персонала, которые можно предусмотреть. Иногда бывает и просто неблагоприятное стечение обстоятельств. Так сказать, фатум . Сначала неприятности, которые происходили, Обвалова не касались, потому что это были проколы, случавшиеся далеко за пределами матушки-России. Но все они так или иначе могли привести к “Дельте”, поэтому Большой и его заграничные партнёры рассудили, что им необходимо перестраховаться, для чего нужно нанести упреждающий удар: игра от обороны, как показывает жизнь, почти всегда приводит к проигрышу. Большой, который и разработал план атаки, согласовал его с партнёрами, высокие договаривающиеся стороны распределили обязанности, и “зарубежники” аккуратно отработали свою часть мероприятий. Теперь в дело должны были вступить россияне, но тут человек из “Дельты” показал такие зубы, какие никто не предполагал у него увидеть. Самое страшное для компаньонов заключалось в том, что этот мерзавец на самом деле знал столько, что этого с лихвой хватило бы для того, чтобы утопить всех - и ваших, и наших... Попади эта информация в руки тех, к кому она ни под каким видом не должна была попасть, и песенка Большого, Обвала, их российских и заграничных друзей была бы спета очень быстро, и на припев не осталось бы времени... Этот сукин сын так распорядился с собранной им информацией, что дотянуться до неё не было никакой возможности. Более того, теперь уже кровным делом для Большого и Обвала стало обеспечение безопасности этого человека, потому что при современной технике возможно всё, а этот подлец позаботился о том, чтобы его кончина ознаменовала собой начало краха для многих людей... Сейчас в кабинете у Обвалова сидел Большой. Он ещё утром примчался из Москвы для того, чтобы, после физического устранения Андрея Свистунова, начать оперативно прибирать к рукам всё то, что могло представлять для него интерес, обозначив тем самым рост своего влияния в Подмосковье. “Пиротехники”, задачей который было обеспечение полёта Андрея Свистунова в поднебесную высоту, действительно, прибыли из Москвы вместе с ним, а любимый ученик филолога Гамрыкина был человеком Обвала, которому заранее были поручены поиск соответствующего человечка и подготовка несчастного случая в его квартире. Большой внимательно выслушал разговор Обвала и Андрея Свистунова, анализируя не только произнесённые собеседниками слова, их смысл, но и те интонации, которые отражали настрой и душевное состояние обоих говоривших. - Базарил ты правильно! - властно успокоил он Обвала, встревожено посмотревшего на хозяина после окончания разговора. - Свистун сам по себе - это Свистун, но за ним Михеич стоит, потому этот сопляк и борзеет так. Почему он про кореша своего ничего не сказал? - Может, он этого кореша отдать решил? - выдвинул предположение достаточно молодой, красивый мужчина, тоже находившийся сейчас в кабинете Фёдора Михайловича Обвалова. Это был Юрист, приставленный к Обвалу Большим для контроля и создания психологического давления своим постоянным присутствием - чтобы “Обвал хозяина не забывал!”, как любил повторять Большой. - Ты думаешь? - с сомнением спросил Большой. - Отдать кореша - это западло, тут как ни крути, а западло получается. - Может, он просто... не догнал ешё? - неуверенно сказал Обвал. - Свистун - не лох, - с сожалением признал Большой, - недаром Михеич к нему неровно дышит. Всё он просёк, значит, он что-то придумал. А что он мог придумать? - Он может не знать наверняка, где его кореш, иначе он уже давно его оттуда доставать бы стал, - сказал Фёдор Михайлович Обвалов. - Может, он хочет сначала нас придавить, чтобы мы сами к нему на брюхе приползли и кореша отдали? - Похоже, что так оно в натуре и есть, - Большой раздумывал долго, и вывод представился ему почти бесспорным. - Он, сука, ждёт, что ты у него в ногах валяться станешь, потому что у тебя и людей, и стволов намного меньше, чем у него, получается, что тебе на стрелку ехать не в масть. И он прав, так оно и есть, мы против него не выстоим... Вот поэтому сейчас он, сука, сидит и ждёт, что ты его лечить будешь тем, что кореша отдашь и под него ляжешь! Пусть ждёт... А сделаем мы вот как: перед тем, как на стрелку ехать, этого его кореша в тачку кинем, пусть он на него посмотрит! Тогда и посмотрим, кто под кого ляжет! Вкурил, Обвал? - Так, может, прямо сейчас за этим корешем тачку и послать, чтоб под рукой был? - Не-а, не надо... Он, Свистун, нас сейчас выпасает, это без базара, он же хитрожопый, блин!.. Точка отъехать не успеет, как ей на хвост упадут. А вот когда мы всей толпой двинемся, одна тачка и свалит за корешем... За всеми-то он не уследит! Да, ты людишек отправь, пусть за его хазой присмотрят, не иначе, как это сука что-то тёмное готовит... И туда, где стрелка будет, тоже пацанов пошли, пусть обнюхают там всё кругом... Обвал споро подхватился, чтобы начать исполнять руководящие указания хозяина, но Большой остановил его властным движением огромной руки. - Не мельтеши. Ещё не всё. Этому докторишке давно звонил? Как там чемпион поживает? - Он сам мне недавно звонил, докладывал: вколол ему вторую дозу, и всё идёт так, как он и запланировал. - Планировщик херов! Начальник планового отдела! - ухмыльнулся Большой. - Ну, тогда всё клёво... ***** Настя сидела на диване и слушала Андрея и Володю, которые - в два голоса - в очередной раз убеждали её отказаться от похода в гостиницу. И тот, и тот полностью исчерпали свою аргументацию, и сейчас, малость передохнув, готовились начать по второму кругу, но Настя их опередила. - А сейчас буду говорить я! - спокойно сказала она, поднялась с дивана и быстро заходила по кабинету, и, нужно признаться, её кошмарный внешний вид, эта оторва-девка, которую она изображала, резко контрастировал с теми словами, которые она произносила. - Как я поняла, и это главное, что вы упорно стараетесь вдолбить мне в голову, мне нельзя идти туда потому, что там может быть опасно? Верно? Считается, что это главная причина, по которой мне там делать нечего... Я вас правильно поняла? Андрей и Володя угрюмо кивнули головами. - А в том, что там может быть опасно, я и не сомневаюсь, я с этим даже спорить не буду! Но почему мне нужно сидеть там, где сухо и светло, когда Серёжка находится... там, где опасно, вы мне не объяснили... Так? - Потому что ты женщина, и это не женское дело! Если бы мне не нужно было прикрытие, я бы вообще туда сам пошёл, - не выдержал Володя и тоже поднялся. - Сядь, пожалуйста, Вова... сам ты будешь там... как не знаю кто, если ты будешь сам, то тебя даже идиот... раскроет, это понятно... Поэтому я и пойду с тобой! Всё! Всё, я сказала!.. Я на вас Серёжке пожалуюсь, паразиты... - заплакала Настя. Володя подошёл к ней и протянул ей большой белый платок. - Вот, возьми... И... не реви, пожалуйста... Хорошо, ты пойдёшь со мной, пойдёшь... Но что бы я ни сказал, ты мгновенно и точно должна будешь это исполнить, поняла? Абсолютно всё... - Вова... - прошептала Настя. - Я всё поняла, Вова... Я всё поняла! - крикнула она и продолжала кричать: “Мальчишки, какие вы... хорошие... оба!”. - Лучше некуда... - мрачно отозвался Андрей Свистунов. - Андрей, - обернулся к нему Володя, - пусть Настя сейчас пойдёт... куда-нибудь тут, чтобы она поспать могла... Есть какая-то комната? - Ну? - Баранки гну! Отведи её туда, пусть поспит, а я пока всё подготовлю... Мрачный Андрей и сияющая Настя вышли из кабинета, а Володя подошёл к столу и стал внимательно изучать какие-то документы. За этим занятием и застал его вернувшийся Андрей. - Чего молчишь? - поинтересовался он, видя, что Володя не горит желанием вступать в беседу. - А? - оторвался от своего занятия Володя. - Бэ! - вспылил Андрей. - Ты хоть сам понял, что ты натворил своим... согласием? - Понял, не дурак... - помедлив с ответом, произнёс Володя. - А что ещё оставалось? Это лучший выход, пойми... Не то она такое может натворить, спаси Бог! Нам сейчас только не хватало, чтобы ещё и с Настей что-то случилось... - И самое лучшее место, где с ней ничего случиться не может, - это тот бордель, куда ты с ней пойдёшь! - съязвил Андрей. - Какое там самое лучшее! - со вздохом вынужден был признать Володя. - Но если всё пройдёт так, как мы наметили, то это будет не так уж и страшно, как оно может показаться на первый взгляд? - Ты у меня спрашиваешь? - Нет, размышляю вслух... - Угу... Слушай, а может, в самом деле там... ну, хоть... ментовскую облаву устроить? Всё-таки менты - какая-никакая, а законная власть... - Не смеши людей! Мы, кстати, до сих пор точно не знаем, там ли Серёга... Сейчас-то за их офисом следят, любую машину, которая туда будет въезжать или оттуда выезжать, мы, в принципе, сумеем перехватить. Правда, они могут и позвонить, чтобы Серёгу доставили прямо сейчас, но они должны догадываться, что за ними следят, поэтому, думаю, когда они все на стрелку выедут, одна из машин по дороге завернёт туда, где Серёга, чтобы отвезти его туда. Они должны на стрелке повязать тебя по рукам и ногам. Тут-то я точно и узнаю, где они его прячут. Ты пока занимайся своими делами, а я пока с Саней потолкую. - Сейчас он к тебе придёт, - сказал Андрей, выходя из кабинета. Володя сидел за столом, когда вошёл Сан Саныч, неся большой развёрнутый лист ватмана - это был план гостиницы. - Что он говорит? - Вот, смотри, - Сан Саныч расстелил лист на столе и придавил его края лежавшими на столе стопками бумаг. - Он говорит, что самые удобные места для того, чтобы спрятать человека, имея приличный вариант отхода, - это запасной выход на первом этаже и второй этаж этого же крыла. Там есть пожарная лестница, так что уйти можно достаточно просто. Но всё-таки он думает, что лучше всего - это первый этаж... - А почему не пожарная лестница? Если... убирают того, кого прячут, то сами могут уйти быстро? - Так-то оно так! Только ведь пожарная лестница - это всё-таки риск: на ней человек как на ладони, прямо мишень в тире, и уходить значительно дольше. А так - первый этаж, рядом будет стоять машина, времени на то, чтобы покинуть помещение, нужно очень мало... - Логично, - согласился Володя. - И что же мы имеем? - В крыле, в котором расположен запасной выход, всего находятся четыре одноместных номера и один двухместный. Алексей Иванович перезвонил этому своему... Ивану, и тот клятвенно уверяет, что все номера в гостинице, на всех этажах, отделаны так, как это на фотографии видно... - Значит, пять номеров, - протянул Володя. - Почти как пять вечеров... Это уже легче, всё-таки не семьдесят с чем-то там, а всего лишь пять... Всего лишь пять... Что там у нас с жилетами? - Подобрали и тебе, и девочке. Конечно, “калаш” они не выдержат, но всё то, с чем контингент Обвала может бегать, - свободно... Мощнее у нас просто нет, должны быть у людей в Москве, но сразу я достать не могу, нужно время. - Нормально, думаю, и этих вполне должно хватить. Как со связью? - Тут всё отлично, подготовили, получишь перед выходом. Вещь качественная, мы её в деле проверяли. Грех жаловаться. - Парня в машине оставите где-то за пару кварталов от гостиницы, так, чтобы он мог по моему сигналу подскочить к запасному выходу, подобрать нас и сразу ходу. Машину подбери помощней, но и попроще, чтобы в глаза не бросалась. - “Алеко” с форсированным движком? - Подойдёт. У парня в нём пусть будет ещё один “калаш” с приличным боезапасом, это для меня. - А с собой ты что берёшь? Володя достал из наплечной кобуры пистолет и показал его Сан Санычу. - Табельное оружие. Так сказать, на законных основаниях! - Дай-ка... А глушителя на это табельное оружие у тебя нет? - А нам по службе не положено, - поскромничал Володя. - Возьмёшь глушитель, идём, проверишь, как он соответствует... И Володя с Сан Санычем отправились за глушителем для “табельного оружия”. ***** Для того, чтобы убедить Обвала и Большого в серьёзности своих намерений и тем самым дезориентировать их, Андрей Свистунов развернул бурную деятельность, причём эта деятельность проходила буквально на виду у всего города, чуть ли не демонстративно. Когда Андрей, поступивший так по совету Володи, выразил сомнение в целесообразности такого поведения, опасаясь, что эта - как бы подчёркнутая - демонстративность может быть расценена противником как блеф, тот с ним не согласился. - Перед дракой очень неплохо, если противника удаётся сломить морально, - объяснил он сдержанно. - Это к тому, что боксёры начинают играть мышцами или там оскорблять друг друга. Ты в городе - сила. И то, что ты так открыто готовишься к стрелке, будет твоими противниками восприниматься именно как попытка задавить их морально. Они будут над тобой подсмеиваться, потому что уверены, что их главный козырь - Серёга. Но чем больше с твоей стороны будет шума, тем больше они будут убеждаться в том, что все свои силы ты собираешь для стрелки, ставишь на неё. Так что можешь не стесняться. Если хочешь, можешь послать людей, чтобы они в этом их кафе стёкла побили - только аккуратно, чтобы никто не пострадал. - Внаглую наехать на одну из их точек? И они, по-твоему, должны будет смолчать? - Им раньше срока нет смысла оповещать о своих преимуществах - сперва смолчат, чтобы потом всё чохом тебе припомнить! - Соблазнительно... - Ну, соблазняйся... Как у тебя с документацией? Всё оформили? - Почти. Сейчас юристы дорабатывают, скоро будет у меня. - Там всё... в порядке? - У меня, Вовка, юристы дорогостоящие! Сделаем всё чисто, комар носа не подточит, а утречком, я так думаю, начнём по полной программе! - Ну... Тогда вроде бы... всё? - Чуть не забыл! - хлопнул себя ладонью по лбу Андрей. - Генка звонил! - ? - Спросил, что с Серёгой, и сказал, что у него есть какая-то сногсшибательная новость, но сообщить её он сможет только завтра и не по телефону. Сказал, что утром приедет прямо ко мне. - Домой или в офис? - Я как-то не понял... - А тренер? - Он, как Санычу доложили, упился с этим своим Святославом до положения риз, поэтому Саныч распорядился развезти их по домам от греха подальше. - Ещё одно доброе дело сделали! - рассмеялся Володя. - Настя спит... - недовольно сказал Андрей. - Очень хорошо, что спит, - откликнулся Володя, не реагируя на это недовольство. - Вовка... - Всё, Андрюха, кончено с этим. Мне тоже надо бы часок перекемарить, я опять туда же пойду? - Пошли. - Растолкаешь меня, - Володя посмотрел на часы, - через сорок пять минут. - Растолкаю, растолкаю, - ворчливо пообещал Андрей Свистунов, - и ещё как я тебя растолкаю... ***** Это было удивительно. Насте казалось, что уж заснуть-то сейчас она точно не сможет, ни за какие коврижки, как бы она ни старалась, но, наверное, в словах или голосе Володи была какая-то магическая сила убеждения, потому что... Настя заснула мгновенно, лишь только голова её коснулась мягкого диванного валика в одном из кабинетов, расположенных в тихом крыле здания фирмы “Подъём”. Ещё более удивительным было то, что Настин сон был абсолютно лишён каких бы то ни было снов, ей ничего не снилось, с ней такого почти не бывало, она была девушкой впечатлительной, и сны ей снились всякие, а тут... Настя спала, и этот её “сон без снов” был лёгким и приятным. Она отлично осознавала, что спит, ей очень хотелось увидеть во сне Серёжку, она просила его, чтобы он пришёл в её сон и сердилась оттого, что он не хочет выполнить её, такую простую, просьбу, убеждала его, невидимого, что он просто эгоист и свинья, если не хочет взять и появиться в её, таком пустом без него, хотя и лёгком, приятном, сне... Настя спала и шевелила во сне губами, словно разговаривала с кем-то, убеждала кого-то в чём-то, и лицо её, по-прежнему изуродованное гримом, было во сне сердито-обиженным, хотя и не было оно, лицо это, страдающим - скорее, напротив, в нём были какие-то странные лёгкость и открытость... Заглянувший на минуту в кабинет, где спала Настя, Андрей Свистунов медленно и осторожно подошёл к дивану и так же - медленно и осторожно - опустился на корточки, заглядывая Насте в лицо. Андрей Анатольевич Свистунов медленно опустился на не совсем чистый пол кабинета и, подперев голову руками, некоторое время сидел так, глядя в сосредоточенно-сердитое лицо девушки, которая как бы продолжала ругаться с кем-то в своём сне... ***** Любознательный последователь великого Гиппократа был сильно огорчён разговором по мобильному телефону со своим непосредственным руководителем господином Обваловым, поскольку данный господин приказал ему приготовить вверенного его попечению Сергея Филаретова к транспортировке. Проще говоря, ночью, ближе к половине третьего, в гостиницу должны были приехать люди Обвала, Сергея должны были увезти, а медик обязан был сопровождать подопечного туда, куда его повезут курьеры Обвала. Исследователь был огорчён тем, что его опыт, который начался так блистательно и уже дал необыкновенно ценные результаты, промежуточные результаты, нужно будет прервать едва ли не на самом интересном месте - как настоящий учёный, он искренно увлекался процессом познания, и это приводило к тому, что он был убеждён, что любой момент этого волнующего процесса постижения истины - самый интересный... Конечно, он был слишком предусмотрительным человеком для того, чтобы высказать своему хозяину-работодателю даже тень недовольства, которое испытывал, ибо отлично понимал, что кусок белого хлеба с толстыми слоями масла и икры, который приносит ему работа на Обвала, стоит того, чтобы ради него была нарушена чистота эксперимента. Кроме того, он знал, что спорить с хозяином было бессмысленно, потому что Фёдор Михайлович Обвалов в отношениях с теми, кто был от него зависим, отличался редкостным упрямством и нежеланием утруждать себя мыслительной деятельностью (“Я начальник - ты дурак!”, что там думать?!), и такое сочетание не позволяло надеяться на возможность убедить его в чём бы то ни было, тем более, если речь шла о такой с его точки зрения мелочи, как научные изыскания. Посмотрев на часы, наблюдатель решил, что до приезда курьеров - тридцати пяти тысяч одних курьеров, на меньшее Россия не согласна! - времени ещё более чем достаточно, поэтому он сумеет плодотворно поработать в это оставшееся время. Правда, останутся не использованными те шприцы, которые были предназначены на последующие промежутки времени, но тут ничего уже не сделаешь, судьба... Кроме того, о дальнейших перспективах Сергея Филаретова, о том, что ожидает его в конце их совместного с исследователем пути Фёдор Михайлович Обвалов говорил как-то туманно, и это вселяло надежду на то, что, возможно, после поездки эксперимент будет продолжен. Исследователь очень сильно надеялся на такой вариант развития событий. ***** Володя давно, ещё со школьных времён, приучил себя засыпать мгновенно и в любых условиях, максимально эффективно использовать время сна и так же мгновенно просыпаться тогда, когда он себе это наметил. Когда кто-то удивлялся тому, как легко и просто это ему удаётся, Володя, в свою очередь, не мог понять, что же в этом особенного, потому что сейчас, наверное, это стало для него уже даже не привычкой, а безусловным рефлексом, срабатывающим в любой обстановке. Он научил себя с высокой точностью “брать интервалы”, как он это называл, то есть спать именно столько минут или часов, сколько он сам себе наметил, поэтому, когда он просил Андрея, чтобы тот разбудил его через сорок пять минут, делалось это скорее для очистки совести: он знал, что ровно через сорок пять минут он проснётся сам, проснётся отдохнувшим, отлично восстановившим силы и готовым к тому, что он должен был сделать сегодня ночью. Сорок пять минут - это много времени, этого вполне достаточно для того, чтобы отлично отдохнуть... Когда Андрей подошёл к Володе, чтобы разбудить его, тот встретил его спокойным, внимательным взглядом широко открытых глаз, в которых не было и следа сна. - Тс-с, не шуми, всё хорошо, спасибо, - прошептал Володя. - Ты что, совсем не спал? - заинтересовался Андрей. - Да нет, отлично отдохнул. Всё нормально. Можно идти. - Идём тогда Настю будить, - вздохнул Андрей. - Я сам, - остановил его Володя. Перед тем, как разбудить Настю, он ополоснул лицо холодной водой и смачно вытер его рукавом своей белой рубашки, которой скоро предстояло стать совсем даже и не белой... ***** По совершенно необъяснимой иронии судьбы находившаяся в центре подмосковного Солнечногорска, всего в нескольких кварталах от офиса “Подъёма”, гостиница, принадлежавшая фирме “Викинг”, носила название “Валдай”. Откуда в Подмосковье взялось это название, почему новые хозяева заведения не переименовали его, - вот два вопроса, ответы на которые в новой и новейшей истории Солнечногорска пока что отсутствуют. Сейчас гостиница “Валдай” была высокорентабельным предприятием, которое приносило своим хозяевам стабильный и высокий доход и обеспечивало обширные возможности для противоправной деятельности в самых разных сферах. Явная и тайная жизнь “Валдая” была бурной, и если явную каким-то образом пытались регулировать - чаще всего с помощью контролирующих организаций, имевших свой доход от гостиничного бизнеса, то тайная весьма сильно напоминала стихию, трудно поддающуюся внешнему регулированию. Конечно, Фёдор Михайлович Обвалов, как ему представлялось, держал гостиницу достаточно жёстко, но вся эта жёсткость была сплошной видимостью: так получилось, что каждый человечек на своём рабочем месте умело старался урвать свой кусок, и делал это талантливо и изобретательно, не считаясь с хозяйскими интересами. Горничные “Валдая” прирабатывали тем, что оказывали клиентам самые разнообразные услуги, чаще всего специфического характера (возраст здесь не играл никакого значения, главным было умение!), и они считали эти свои дохода вполне законными, а посягательства на них - ущемлением освящённого Конституцией права человека на труд. Обвал попробовал было контролировать этот вид индивидуальной трудовой деятельности, справедливо полагая, что часть доходов от него должна принадлежать ему, но труженицы совка и метлы были настолько квалифицированными исполнительницами, что поймать их на горячем ему не удавалось... В ресторане при гостинице существовали свои, не менее прибыльные, отхожие промыслы, портье и швейцары имели свои личные трудовые интересы, и все эти люди работали слаженно и аккуратно, стараясь не наступать друг другу на ноги. Вот и получалось, что тайная жизнь “Валдая”, отлаженная до автоматизма, вышла из-под контроля хозяев гостиницы, получавших лишь жалкие крохи от того, что на самом деле приносило это Эльдорадо в центре Солнечногорска. В этот вечер жизнь в “Валдае” шла своим чередом, приходили и уходили люди, получая за свои деньги то, что хотели получить за свои деньги, в ресторане вполне музыкально звучала “живая музыка”, трудолюбиво сновали по этажам горничные - ничего необычного, вечер как вечер. И даже то, что в небольшом одноместном номере возле запасного выхода лежал человек, который спал уже очень давно и должен был проспать ещё неизвестно сколько, тоже было нормальным для гостиницы “Валдай” явлением, потому что и этот, и другие её номера не единожды использовались хозяевами “Викинга” для того, чтобы поместить в них несговорчивых людей и убедить в том, что они должны стать более сговорчивыми... В вестибюле “Валдая,” как и обычно в это время суток, было очень оживлённо, народ тусовался разный, но появление этой сладкой парочки не могло пройти незамеченным при любых обстоятельствах. В дверь вломился, едва не высадив стекло, огромный растерзанный парнище, от которого разило трёхдневным по меньшей мере перегаром, заросший щетиной, одетый в грязные джинсы, грязно-серую, бывшую, скорее всего, когда-то белой рубашку, опускавшуюся на джинсы неким подобием халата. На плечи парня был наброшен необъятный, очень дорогой кашемировый пиджак, левый рукав которого было почти оторван. Если судить по этому пиджаку, то его хозяин сегодня валялся в какой-то грязной канаве, после чего угодил под дождь из остатков пищи в виде отбросов... Парень, скорее всего, упал бы прямо посредине вестибюля, если бы его мужественно не поддерживала размалёванная девица, которую можно было лицезреть в офисе господина Свистунова. Если тогда девица казалась... обкуренной, то сейчас она соответствовала своему спутнику, только запах, который исходил от неё, был тоньше и деликатнее, можно было предположить, что он формировался на основе чего-то наподобие абрикосового ликёра... Девица пряталась у парня под мышкой и разглядывала оттуда окружающий мир наглыми огромными глазищами. Парочка с трудом добралась до стойки портье, который скучающим взглядом встретил их появление - удивить этого человека было практически невозможно, он тут всякое успел повидать за годы перестройки и ускоренного строительства новой, демократической России... Сейчас он лениво соображал, как ему лучше поступить: сразу же приказать вышибалам вышвырнуть прибывших или же попробовать снять с них свою пенку? Поведение новоприбывших убедило его в перспективности второго направления. - Добрый вечер! - неожиданно вежливо сказала девица и отрыгнула, схватившись рукой за кроваво-красный от помады рот. - Здорово, братуха! - приветствовал его парень. Портье продолжал подчёркнуто равнодушно смотреть на парня и девушку, не отвечая на их приветствия, и парня такое к ним отношение, похоже, обидело. - Ты что, в натуре, за баклана меня держишь? - угрожающе поинтересовался он. - С тобой люди поздоровались! - и он поднёс к лицу портье свою огромную ручищу, которая была синей от татуировок. Портье бросил взгляд на наколки, и, человек бывалый, увидел по ним, что с гостем лучше не спорить. Поэтому он вежливо поздоровался. - Держи клешню! - и ему пришлось пожать грязную, но очень сильную, прямо железную, руку парня. - Уважаю. Ты здесь за Ивана? - Я чем-нибудь могу вам помочь? - очень вежливо спросил портье. - У меня с хазой облом вышел! - пожаловался гость. - Всё вроде бы классно было - и облом... Вкурил? - он воинственно посмотрел на портье, ожидая его реакции на это своё откровение. - Это плохо, - изобразил сочувствие портье. - Сечёшь поляну! - восхитился сообразительностью труженика гостиничного хозяйства человек, у которого сегодня вышел облом с хазой. - А у меня тут... есть, - он показал глазами на державшуюся двумя руками за его мощный торс девицу. - Въезжаешь? - Документы у вас есть? - Ксивы? - удивлению парня не было предела. - А на фига мне ксивы... вот с ней? - У меня есть студенческий билет! - обрадовано вмешалась в разговор мужчин девица. - Но зачётной книжки... нет... Невозмутимый до этого портье не смог сдержать смех. - Ты ещё характеристику от комсомольского бюро факультета принеси, - видимо, он вспомнил своё студенческое прошлое, - с рекомендацией в члены КПСС... Парень, услышав его последние слова, заржал так, что перекрыл своим “смехом” все звуки, которые раздавались в этот момент в вестибюле. - Ей... харакетристику в члены... и СС, - ржал парень. - Вам нужно... место, где вы могли бы... культурно провести время? - догадливо спросил портье. - Во! - И документов у вас, кроме, - тут он улыбнулся уголками тонких губ, - кроме студенческого билета на двоих, нет? - В цвет! - подтвердил довольный его мыслительными способностями парень. - Я могу вам помочь... - осторожно начал портье, но парень шумно перебил его. - Ты человек! Благодарю, брат! - Только... - Ты возьми, сколько нужно, - парень выгреб из кармана джинсов комок денег зеленоватого цвета, с которых самодовольно и потому глуповато таращились президенты самой могущественной державы в мире. - Здесь хватит? - впервые в голосе парня возникла озабоченность. - А? Было похоже на то, что эти банкноты побывали в чём-то липком и сладком, может быть, в вине или сиропе. Во всяком случае, у портье был такой вид, словно ему очень хочется их облизать, и к его руке они прилипли мгновенно. - Здесь хватит! - успокоил он парня. - Я могу вам помочь. Вам ведь всего лишь одну ночь нужно отдохнуть? - А куда же я ночью денусь... вот с ней? - Я понял. Вот вам ключ. Ваш номер на первом этаже. - Спасибо, брат! - расплылся в широченной улыбке парень. - Я... на первом этаже... Это класс, в натуре... Только ты... Ты ключ - ей дай... Цыплёнок, - обратился он к девице, - скажи братухе спасибо, бери ключик и идём... бай-бай! А с хазой у меня облом вышел! - снова сокрушённо сказал он. - Но ты, брат, ты человек, благодарю... Он продолжал бормотать что-то себе под нос, иногда требуя подтверждения своих слов от спутницы, всё время, пока они добирались до отведённого им портье плохонького номера в конце коридора, возле запасного выхода. Оказавшись перед дверью номера, парень вдруг изъявил желание саморучно открыть её, стал отбирать ключ у не желавшей его отдавать девицы, которую он чуть не прибил за такое неповиновение. Наконец, после близких к нецензурным энергичных препирательств, они оказались в номере, интерьер которого был хорошо знаком им по фотографии. Здесь с гуляками произошло разительное превращение: они перестали изображать из себя прожигателей жизни и стали обычными серьёзными людьми, занятыми своей проблемой. - Видишь, на шум из соседних номеров никто не появился, - сказал Володя. - Или они пустые, или там такие же граждане, как мы с тобой, - он негромко засмеялся, - любители острых ощущений... - Что я должна делать? - Пока ничего. Повезло нам, что этот деятель при входе выдал нам номер как раз там, где надо. Значит, осталось три одноместных номера и двухместный. Ну что же, начнём с соседями знакомиться... Володя достал из карманов пиджака, которые, похоже, были бездонными, какое-то хитрое приспособление, какой-то прибор, напоминающий врачебный фонендоскоп, приладил на своей крупной, разлохмаченной сейчас голове небольшие, кажущиеся игрушечными, наушники и стал прослушивать стены номера. Насте показалось, что она даже перестала дышать, она так сильно боялась ему помешать... Володя заметил это и ободряюще улыбнулся девушке. - Ты не мешаешь, всё нормально. Он прослушал стены, в нескольких местах приложив к ним чёрные присоски, снял с головы наушники и спрятал приспособление в тот же карман, откуда оно было извлечено им на свет Божий. - Здесь, - он показал на стену направо, - если кто и есть, то эти люди занимаются тем, чем нам с тобой следовало бы заниматься, если бы мы были теми, за кого себя выдаём: какие-то... звуки... - он покрутил рукой в воздухе. - А здесь, - он указал на противоположную стену, - тихо, но явно кто-то есть... Какие-то такие невнятные, осторожные звуки, непонятно... Это одноместные номера, чуть попозже я выйду в коридор и послушаю двухместный и последний из одноместных... - Ты думаешь... что Серёжка?.. - Давай не будем спешить, времени ещё более чем достаточно. Всё узнаем, - пообещал Володя. Он достал из того же кармана пиджака миниатюрный мобильник, нажал кнопку, что сразу же соединило его с теми, кто следил за всеми их действиями. - Мы уже в номере... - начал Володя своё первое сообщение. ***** Именно с Солнечногорска Большой собирался начать своё наступление на позиции Михеича, доказывать своё право на лидерство в преступном мире. От первого шага зависело чрезвычайно много, поэтому именно здесь были сосредоточены его основные силы. Но всё-таки его реальные возможности в настоящий момент сильно уступали тому, что мог противопоставить его попыткам перераспределения властных полномочий Андрей Свистунов, и поэтому он был абсолютно прав, когда говорил Обвалу о том, что их положение на стрелке изначально будет проигрышным. Поэтому, кроме того, что он собирался давить на Свистуна тем, что судьба Сергея Филаретова была в его руках, Большой намеревался тщательно отследить всё, что предшествовало стрелке, знать о противнике всё, что только можно узнать, чтобы за счёт этого создать ему - где только это возможно -дополнительные трудности. Для этого были направлены наблюдатели, в обязанности которых входила слежка за офисом “Подъёма”, и эта слежка велась, как считали сами наблюдатели, весьма и весьма квалифицированно. Конечно, Большой не мог знать, что сотрудники Сан Саныча вычислили его лазутчиков практически сразу же, чуть ли не в момент их появления, контролировали их поведение и заботились, чтобы тем удалось увидеть только то, что им положено было видеть. Наблюдатели сообщали, что Свистун затеял большой аврал, потому что в его офис постоянно прибывали всё новые и новые силы, из него постоянно выезжали разные автомобили, которые разъезжались затем по городу и за его пределы. Возле офиса “Подъёма” было очень оживлённо, были также приняты дополнительные меры безопасности, настолько неуклюже замаскированные, что создавалось впечатление, будто всё это делается нарочно, для демонстрации собственной силы. Из сведений, поступавших к Большому (а он окопался в офисе “Викинга”, заняв своё место фактического хозяина и отстранив даже не на второй, вторым был Юрист, а на третий план Фёдора Михайловича Обвалова), складывалась впечатляющая картина подготовки Свистуна к стрелке, и многоопытный Большой не мог не отдать должное своему молодому, но, оказывается, такому зубастому и грамотному противнику. Свистун всё делал правильно, он толково использовал все свои преимущества, усиливая свои позиции там, где они нуждались в усилении. Впервые конкретно столкнувшись с работой Свистуна, Большой стал понимать, почему битый жизнью Михеич так внимательно относился к этому сопляку, у которого и в самом деле с маслом в башке всё было в большом порядке. И это служило для Большого лучшим доказательством того, что он сам поступил правильно, решив сейчас остановить этого зарвавшегося салабона, потому что, если не сделать это сейчас, то через пару-тройку лет это будет уже очень и очень трудно. Если не невозможно. Большого несколько смущало то, что, недооценив соперника, он сам в этой ситуации был не совсем хорошо подготовлен к жёсткому и быстрому варианту развития событий. Ему пришлось форсировать события, потому что участившиеся в последнее время провалы привели к потере значительных денежных сумм, и это требовало немедленной компенсации. Его заграничные партнёры тоже несли значительные убытки, и это также не способствовало улучшению самочувствия и обретению уверенности в себе. В совокупности изложенные выше соображения и привели к тому, что Большой решил устранить Свистуна сейчас, а не через год-полтора, как планировал раньше. Кроме того, что в его руках находился Сергей, Большой рассчитывал на своё непосредственное участие в стрелке. Он считал, что его неожиданное появление на месте событий должно будет стать для мальчишки Свистуна деморализующим фактором, а уж он-то своим весом, авторитетом и опытом сможет повернуть стрелку в нужном ему направлении и в конце концов “опустить” Свистуна перед его кодлой, что и станет крахом для зарвавшегося выскочки. А кодла, вожак которой на её глазах превращён в сявку, - это стадо баранов, которые ищут нового хозяина... Глядишь, может ему и удастся повернуть базар так, что кто-то из бывших подручных Свистуна прямо на стрелке и разменяет потерявшего лицо бывшего Ивана... ***** То, что делал сейчас Андрей Свистунов, было мерой вынужденной, ему нужно было отстаивать своё жизненное пространство и доказывать своё право на то место, которое он занимал в мире, в котором жил. Конечно, больше всего ему хотелось бы, чтобы не было необходимости заниматься тем, чем он был вынужден сейчас заниматься, тем более, что за последние годы жизнь в Солнечногорске стала вполне спокойной, предсказуемой, бесконфликтной, а те залётные, которые время от времени пытались, не разобравшись в ситуации, вести себя неправильно, быстро оказывались либо выдворенными за пределы Солнечногорска, либо ненавязчиво убеждёнными в том, что вести себя нужно так, как положено, памятуя древнюю мудрость о нецелесообразности попыток навязать свой устав тому монастырю, который и без тебя справно живёт по собственному уставу. Несмотря на молодость, Свистунов был человеком дальновидным и предусмотрительным, он умел просчитывать ситуации и хорошо помнил, что тот, кто хочет мира, просто обязан готовиться к войне. Строго говоря, он знал совершенно точно, что однажды наступит такой момент, когда случится нечто подобное произошедшему, и ему придётся доказывать свою силу с помощью силы же. Мир, в котором он жил и в котором занимал далеко не последнее место, был построен именно на этом - на праве сильного, поэтому окончательно утвердиться в нём мог только тот, кто сумеет свою силу показать и за кем её признают. Огромным преимуществом Андрея Свистунова перед его конкурентами было то, что несколько лет назад, только-только становясь на ноги, он, по совету Михеича, открыл на подставное лицо частное детективное агентство, ставшее со временем одной из самых крупных московских охранных структур. Как оказалось, это была и в самом деле его козырная карта, потому что люди, которые руководили этой фирмой, бывшие высокопоставленные сотрудники спецслужб, профессионалы высочайшего уровня, при тех финансовых вливаниях в дело, которые мог себе позволить Свистунов, создали крупную, отлично оснащённую и укомплектованную весьма квалифицированными сотрудниками организацию, которая очень быстро заняла достойное место на рынке услуг, предоставляемых такого рода структурами. Практически это означало, что у Андрея Свистунова была своя армия, которая имела официальное право применять оружие и репутация которой была исключительно высокой, что автоматически работало на разрешение спорных ситуаций в её пользу. О том, что Андрей контролирует эту охранную фирму, названную просто и со вкусом “Щитом”, знал, кроме директора агентства, только Михеич, её крёстный отец, и это тоже было козырем Свистуна в борьбе с конкурентами. Андрей хотел обратиться в “Щит” сразу же, когда пропал Сергей, но события развивались столь стремительно, что он просто не успел сделать это. Зато сейчас наступило время для использования этой своей козырной карты, и он это сделал. ...А пока вокруг офиса “Подъёма” была суета, которая недвусмысленно говорила наблюдателям Большого о том, что противник готовится к предстоящему ему сегодня ночью свиданию со всей серьёзностью... ***** Медбрат, наблюдавший за ходом поставленного им эксперимента, услышал какие-то непонятные звуки, раздававшиеся из коридора, и поморщился: они могли помешать ходу исследования. Прислушавшись, он понял, что в соседний номер пытается попасть “влюблённая пара”, которую, очевидно, за наличную зелень пропустил в гостиницу шустряк-портье. “Они тут все крутятся, - думал медик, - крутятся, как белки в колесе, и имеют своё... Никуда не денешься: хочешь жить - умей крутиться! Хреново только то, что сейчас эти соседи начнут... совокупляться, и это будет такой бардак, что только держись, мёртвого на ноги поднимут... Ну ничего, мы-то спим спокойно, да и вообще скоро отсюда свалим”. Проработав врачом совсем немного, этот человек усвоил идиотскую привычку некоторых из людей в белых халатах говорить “мы”, обращаясь при этом к пациентам, и сейчас он имел в виду не себя, а того, кто был поручен его попечению. Занятый своим делом, он перестал думать о соседях за стеной, но через какое-то время опять вернулся к ним мыслями. “Вот ведь скот безрогий, ему же было сказано, чтобы сегодня никого не пускал в это крыло! - думал он о портье. - А тут, к тому идёт, скоро полный бордельеро начнётся... Хотя нет, как-то слишком уж тихо они себя ведут, эти любовнички... Стоп! А может, тут что-то не то, а? Что-то не то? Может, это вовсе не “кобелирующие личности”, а кто-то другой? Кто? Кто это может быть?!”. Он очень встревожился и схватил мобильник, собираясь звонить Обвалову и сообщать о подозрительных соседях, но тут до его ушей донёсся истошный вопль девицы: “А-а-а! Осторожнее, скотина! На пятаки порублю, бугай чёртовый!”. Исследователь человеческой природы нервно хохотнул, сконфузился и, обругав себя за склонность к паникёрству (эта склонность была его грешком, и он знал его за собой), всё ещё нервничая положил мобильник на стол. “Скажу Обвалу об этом скоте-портье, пусть он его построит на подоконнике с тумбочкой в зубах!” - решил он, почти спокойно возвращаясь к прерванным занятиям. ***** Володя лежал на кровати и рычал от восторга, наблюдая за тем, как Настя вдохновенно создаёт “шумовой фон” их присутствия в номере, который должен был убедить окружающих в том, что они с Настей занимаются именно тем, ради чего “сладкая парочка” забрела в “Валдай” и рассталась с немалой суммой денег в свободно конвертируемой валюте. Переговорив по телефону, Володя какое-то время сидел молча, и Настя не решалась прервать молчание, помня о своём обещании вести себя так, как он скажет ей себя вести. - Слушай, тебе не кажется, что мы себя подозрительно тихо ведём? - произнёс Володя, когда Настя сама уже было готова нарушить молчание. - Нам нужно... как-то более активно проявлять свои пылкие чувства, так что ты изобрази что-нибудь такое... - не в силах найти нужное слово, он покрутил в воздухе руками, - попривлекательнее и погромче... Настя немного подумала, потом вскочила на ноги и забегала по номеру, обращаясь к “партнёру” с конкретной оценкой его мужских, человеческих и прочих качеств, старательно изображая страстную натуру, наконец-то получившую возможность проявить себя в полной мере. Следствием этой активности было падение Володи на мучительно крякнувшую под его огромным телом кровать и его же рычание и повизгивание, которыми он пытался подавить рвущийся из груди хохот. От этого больше всего пострадала кровать, на которой он лежал... - Хватит, милая, я больше не могу! - фальшиво-страстным голосом громко сказал он, рассчитывая на гипотетических любознательных соседей, и уже еле слышно попросил: “Настя, ей-Богу, хватит, а то и в самом деле лопну...”. - Я рада, Котик, что ты остался доволен, - томно проворковала Настя. - Отдыхай пока, милый, у нас с тобой всё впереди! ***** - Ну так что, будем посуду бить? - Сан Саныч деловито смотрел на Андрей Свистунова, ожидая его решения. - Вы об этом их кафе убогом, в котором кофе плохой? - вспомнил Андрей отзыв о принадлежащем “Викингу” заведении, данный одним из людей Сан Саныча. - Предлагаете наказать их за то, что они подрывают авторитет местного, как сказали бы при коммунистах, общепита своим некачественным кофием? - Если да, то люди готовы, что делать нужно - знают, осталось только дать отмашку - и на старт! - попробовал пошутить Сан Саныч. - Давайте, Сан Саныч, перед таким... ответственным мероприятием проконсультируемся с Господом Богом, а стоит ли нам это делать? - очень серьёзно предложил Андрей. - Проконсультируемся... с Господом Богом?.. - Так точно. - Виноват, не понял... - Ну, как-нибудь разыграем в “да” - “нет”... - Это в орлянку, что ли? - Неинтеллигентно и несовременно. Пережитки прошлого. А давайте мы используем возможности, которые открывает перед нами эпоха научно-технической революции, а, Сан Саныч? В орлянку ещё наши деды и прадеды проблемы пробовали решать - и решали! А мы с вами люди современные, подкованные и оснащённые... Вот, например, - Андрей указал кивком головы на стоящий на столе калькулятор, - вполне современно. Вы, Сан Саныч, сейчас закроете глаза и будете нажимать на клавиши. Прошу! - предложил он, и Сан Саныч неуверенно положил свои сильные руки на клавиши калькулятора. - Глаза закрыли? Тогда нажимайте! Нажимайте, нажимайте, не бойтесь... Стоп! Сан Саныч открыл глаза и увидел на экране калькулятора длинный ряд цифр, появление которого стало следствием произведённых его пальцами манипуляций. - И как же... дальше? - уже заинтересованно спросил он. - Дальше? Дальше всё очень просто, - объяснил Андрей Анатольевич Свистунов. - Дальше нам нужно только договориться с вами о том, какие числа - чётные или нечётные - нам больше нравятся. Только и всего. Так какие? - Допустим, чётные... - напряжённо улыбаясь, предложил Сан Саныч. - Вот и прекрасно! Стало быть, чётные. Сейчас мы с вами нажмём на вот эту клавишу, - он указал пальцем на клавишу, посредством нажатия на которую извлекается квадратный корень из числа, - и узнаем квадратный корень из набранного вами числа. Мы не Чапаев, нам для этого деревья выкапывать не надо! Если полученная цифирь заканчивается на любимую нами чётную - едем бить стёкла, если нет - то наше начинание богоугодным делом не является, и “Викинг” получает временную отсрочку. Как видите, ничего сложного. Нажимайте, Сан Саныч... Секундное колебание - и палец Сан Саныча утопил клавишу. В ответ на это на экране молниеносно появилась новая колонка цифр, последней из которых красовалась “семёрка”... - Значит, Бог их любит и не хочет, чтобы раньше времени им причиняли огорчения и неприятности! - констатировал Андрей Свистунов. - Мы люди послушные, против высшей воли не пойдём, да, Сан Саныч? Сан Саныч поглядывал на своего хозяина с удивлением, которое старался, но так и не мог скрыть: слишком уж непохожим на самого себя - каким он его знал - был сейчас Андрей Анатольевич Свистунов. Вероятно, это было особого рода нервная реакция организма на всё то, что пришлось пережить Андрею за последние двенадцать часов, скорее всего, таким образом организм брал небольшую передышку, ведь сегодняшняя ночь должна была стать для Андрея Свистунова очень и очень тяжёлой. - Вы не удивляйтесь, Сан Саныч, - как бы отвечая на эти его размышления, попросил Андрей. - У вас на лице написано такое глубокое удивление... Это у меня... нечто вроде разминки перед игрой, знаете, как иногда бывает? - Так точно, - несколько невпопад согласился с ним Сан Саныч. - Так значит, трогать их пока не будем? - Вы же сами видели... - Андрей развёл руками. - Как можно... - Я тогда пойду, буду у себя, - коротко сказал начальник службы безопасности фирмы “Подъём”, оставляя Свистунова одного в его кабинете. После ухода Сан Саныча Андрей Свистунов бросил взгляд на цифры, оставшиеся на экране калькулятора, немного подумав, убрал их, оставив ноль, и, закрыв глаза, стал быстро нажимать клавиши. Открыв глаза и убедившись, что на экране теперь заполнены все возможные клетки, он нажал на клавишу, которая не так давно ощущала на себе мощную длань Сан Саныча, и тут же вновь закрыл глаза. Посидев какое-то время с закрытыми глазами, он осторожно открыл их и искоса взглянул на калькулятор. Андрей Свистунов долго смотрел на последнюю в длинном ряду цифр “восьмёрку”, и на его лице блуждала улыбка. Счастливая улыбка. ***** Посланные на место стрелки люди сообщили Большому, что ничего тёмного ими не обнаружено, вроде бы не похоже, чтобы противники готовили им какой-то головняк заранее, до стрелки. Это была хорошая новость, она заметно подняла настроение всем, кто присутствовал в кабинете Фёдора Михайловича Обвалова, и особенно - самому Фёдору Михайловичу. Такая перемена настроения хозяина не укрылась от Большого, и он решил, что в воспитательных целях нелишне было бы ещё выше поднять настроение своему, склонному к меланхолии, подчинённому-партнёру. - Ты, Обвал, не ссы! - успокоил он Фёдора Михайловича. - На стрелке базарить буду я, ты только рядом нарисуешься, от этого тебя не убудет. Гадом буду, но сегодня стрелка будет нашей! Юрик? - так звали Юриста. - Пыхнуть надо, Большой, - солидно сказал Юрист. - Масло от этого дела в башке закипит, и всё будет ништяк! Фёдору Павловичу Обвалову очень хотелось разделить оптимизм своих соратников, но он лучше, чем кто-либо из присутствующих, знал деловые качества Андрея Свистунова, и это знание не давало ему оснований для оптимизма, даже осторожного. Недаром говорится, что тот, кого зовут оптимистом, - это всего лишь плохо информированный пессимист, не владеющий нужной информацией для того, чтобы понять безнадежность любой попытки плевать против ветра в надежде остаться при этом сухим. Эти невесёлые мысли промелькнули в голове у Фёдора Михайловича, когда он принимал заботливо протянутую Юристом папиросу. Большой, получивший папиросу первым, уже успел прикурить её, и по кабинету стал распространяться характерный сладковатый запах... ГЛАВА Х. Что такое вечер? Вопрос может показаться если и не идиотским, то очень близким к идиотскому, потому что всё вроде бы и так понятно: вечер он вечер и есть, вечер он и в Африке вечер, чего тут думать? Что такое вечер? Толковый словарь уверяет, что это слово имеет как минимум два значения. Первое из них - прямое: “Время суток от окончания дня до наступления ночи” Второе значение - переносное: “Вечернее собрание приглашённых гостей”. Но здесь уважаемые авторы словаря несколько... дали маху, потому что объяснять, что такое вечер, стали с помощью... прилагательного “вечерний”... Впрочем, это ведь переносное значение, а мало ли что, кого, куда и зачем можно - при известном желании и соответствующих возможностях- перенести?.. Так что же это за такое странное, переходное, время суток? Когда начинается вечер? Когда заканчивается день, тогда? А когда же в таком случае день заканчивается? Наверное, для каждого по-своему он и заканчивается, значит, получается, что и вечер тоже - начинается для каждого в своё время?.. Или вечер начинается тогда, когда темнеет? Так ведь это, опять же, дело... индивидуальное, если говорить о наступлении темноты для человека... У кого такого в жизни не бывало, что раннее утро кажется темнее самой тёмной ночи, смотреть на белый свет не хочется... Так что же это получается, вечер может и утром наступить? И когда он заканчивается, вечер? С наступлением ночи, уверяет нас всё тот же многомудрый и всезнающий толковый словарь! Но если так, то чем же она, ночь эта самая, от вечера отличается? И ночью темно, и вечер - это тоже... уже темно... Так может, ночи-то никакой и нет вовсе, а есть один длинный-предлинный вечер, который заканчивается на рассвете? Утром? Может, и в самом деле, есть только день и вечер, без ночи? ... Какие только дурацкие мысли не приходят в голову, когда наступает вечер, а? Он наступает, а ты думаешь, а есть ли он? Вот ведь как несправедливо устроено: день, какой ни есть, а всё-таки день, а ночь с вечером перепутались так, что и не разобрать, кто из них есть кто, кто из них когда, и кто из них зачем - тоже не разобрать... Достоверно, не вдаваясь в спор о природе ночи и вечера, можно, наверное, сказать только одно: заканчивается день, и тогда, когда он почти закончился, наступает тьма. Была ли это тьма вечером, была ли она ночью - не в этом дело, а в том, что она была тьмой. И несла она в себе темень и зло, которые не боялись больше света, ибо ушёл свет вместе с днём, и должна была наступить тьма, и была наступившая тьма тьмой - и делалось это для того, чтобы в урочный час опять пришёл свет и наступил день... Время тьмы было временем для всего тёмного, и тёмное царство входило на время в жизнь людей. Время тьмы было временем для радости обладания друг другом, для счастья любви, и люди обладали друг другом и любили друг друга. ...Так что же такое вечер?.. ***** Уходящий день был трудным и неприятным для очень многих людей, многим людям он принёс крушение надежд, боль и страдания, но день уходил, и наступала ночь, и эта ночь могла либо усугубить эти боль и страдания, либо избавить людей от них. Но не в людской власти остановить приход ночи, хотя люди и могут сделать её либо временем ужасов, либо временем счастья. Между этими двумя полюсами и лежит человеческая жизнь, между ужасом и счастьем, и чего только в ней не бывает... Наступающая ночь должна была стать временем испытаний для многих людей, и испытания эти обещали стать суровыми. И может быть, поэтому эта ночь должна была стать последней для некоторых из людей, и уход этих людей из жизни мог бы стать мучительным, если бы не было на свете счастья мгновенной смерти и умных лекарств, способных безболезненно поставить точку в жизненном пути любого человека - хорошего или плохого... Лёгкая смерть - о чём ещё можно мечтать в жизни?.. А ещё эта ночь должна была стать временем ошибок, которые приводят к самым непредсказуемым последствиям, временем надежд и разочарований, успехов и неудач, слёз радости и слёз горя, спокойных снов и бессонных мучений, взлётов и падений, да мало ли что может поместиться в человеческой жизни между ужасом и счастьем... А ещё эта ночь должна была обязательно закончиться, потому что никакая тьма не вечна, на смену тьме обязательно должен прийти свет: “Жизнь, конечно, не сахар, и пусть нас она По ухабам своим и бросает, За зимой всё равно наступает весна, А за ночью рассвет наступает”... Рассвет обязательно наступает, главное - верить в то, что он наступит, ждать его и... суметь до него дожить... ***** Всё, что происходило этой ночью в Солнечногорске и его окрестностях, было настолько стремительным, что калейдоскопическая смена событий, их причудливое переплетение и взаимовлияние могли бы запутать стороннего наблюдателя и окончательно дезориентировать его в том, что происходит, если бы... в этих событиях могли быть сторонние наблюдатели. Но их не было, посторонних: каждый, кто хоть каким-то боком оказывался втянут в происходящее, имел в этом происходящем свой интерес, а значит, вынужден был занять позицию не над схваткой, а в схватке, кто в самой её гуще, кто на своём вроде бы (с точки зрения общей картины) окраинном, но лично для себя самом важном её участке... ***** До места проведения встречи на высшем уровне, которая именовалась стрелкой, средняя машина должна была ехать примерно полчаса, при этом учитывалось и то, что время было ночное. Поэтому примерно в два часа двадцать пять минут из офиса “Подъёма” выкатился “Лексус” Андрея Свистунова, перед которым сразу же нарисовалась вполне приличная “БМВ” - во избежание недоразумений. Остальные выехавшие из внутреннего дворика автомобили, вместе с присоединившимися к ним многочисленными средствами передвижения, запрудившими подъезды к офису, образовали собой длинную колонну, которая и направилась к месту предстоящего выяснения отношений. К этому месту встречи, которое изменить было нельзя, вели две дороги, и, во избежание дорожно-транспортных происшествий, которые могли случиться ещё до начала основного действия, враждующие стороны заранее договорились, кто какой дорогой добирается до “заветного камня”. Поскольку стрелку забивал Андрей Свистунов, его войско ехало более длинной дорогой, и сейчас кавалькада машин, по возможности неслышно проехав по городу, выбралась на свою дорогу. Как только возле офиса “Подъёма” началось движение автомобилей, наблюдатели Большого проинформировали его об этом и направились в сторону офиса “Викинга”, как им и было заранее указано. Сообщение наблюдателей стало сигналом для Большого и всех тех, кого ему удалось собрать под свои знамёна на сегодняшнюю ночь. От офиса “Викинга” также отъехала, хотя и не столь внушительная, как у конкурентов, но весьма представительная колонна автомобилей, и этот отъезд также был зафиксирован наблюдателями, однако, как нетрудно догадаться, эти наблюдатели сообщили данную информацию не Большому... В офисе “Подъёма”остался отлично вооружённый наряд охраны, а офис “Викинга” охраняли два человека, вооружённые обычными “макаровыми”, потому что каждый человек из числа способных носить оружие был у Большого на счету. Одна из машин, отъехавших от офиса “Викинга”, отделилась от общей колонны и направилась в сторону гостиницы “Валдай”. Это был крепенький и даже щеголеватый “Опель-Кадетт-Караван” тёмно-синего цвета, ехал он быстро и аккуратно, и именно эта машина больше всего интересовала водителя и пассажиров франтоватого вишнёвого “Пежо”, который находился довольно далеко от офиса “Викинга”, но стоял на той единственной дороге, которая вела от этого офиса к гостинице “Валдай”. Получив сообщение о том, что “Опель” движется в нужном направлении, водитель “Пежо” сразу же включил двигатель, а пассажиры приступили к выполнению своих обязанностей. ***** К тому времени, когда высокие договаривающиеся стороны выезжали на стрелку, Володя уже точно знал, в каком именно из соседних номеров находится Сергей: он прослушал остальные номера, в которых вообще никого не было, удостоверился, что в номере справа расположился некий Резо с женщиной, которую этот сын гор называл нежным именем “Таракашка”, и что занимаются они тем, чем и положено заниматься людям, оказавшимся в гостинице типа “Валдая”; кроме этой бесполезной для него информации он успел также услышать и фрагмент телефонного разговора, в котором человек, занимавший номер слева, во всяком случае, подававший признаки жизни в этом номере, докладывал о том, что он “всё исполнит в лучшем виде”. У Володи появился соблазн не ждать до двух или трёх часов ночи, а прямо сейчас, когда ему стало известно, где находится Серёга, вытащить его из номера и по-английски, не прощаясь, покинуть гостеприимный кров “Валдая”. Он поделился этим своим желанием с Андреем Свистуновым, добавив, что технически подобное мероприятие не представляет ни малейшей сложности, и Андрей тоже загорелся было, но выяснилось, что проделать это всё грамотно, то есть так, чтобы Большой и его кодла всё-таки выехали на стрелку, у них никак не получается из-за дефицита времени, подготовить такой вариант развития событий они уже не успевали... Поэтому существовала опасность, что преждевременное освобождение Сергея сорвёт все остальные планы и потому станет, нет, конечно, не бесполезным, но... единственным результатом столь тщательно спланированной и потребовавшей таких значительных усилий операции. А самое главное - не будет раз и навсегда решена проблема Большого, он и его прихвостни получали отсрочку - и, наверное, не преминули бы ею воспользоваться для того, чтобы и дальше пакостить Андрею, превращая жизнь в Солнечногорске во что-то вроде ночёвки на бочке с порохом... - Ты уверен, что... ничего плохого не случится, если ты сейчас не вытащишь Серёгу? - спросил Андрей у Володи по телефону. - С ним в номере всего один человек, я его не видел, но, думаю, с ним справиться не составит особого труда - он сам с собой разговаривает от страха, - обстоятельно ответил неутомимый прожигатель жизни. - Больше здесь из охраны вообще никого нет. Нам нужно, чтобы те, кто приедет за Серёгой, успели сообщить своим хозяевам, что у них всё нормально - и сразу же после этого можно забирать Серёгу. Такой вот расклад. Ты понял? - Всё правильно. - Большой знает, что за ним присматривают твои люди, значит, он не пошлёт сюда кучу народу, чтобы не привлекать внимания... Будет, я так думаю, всего одна машина с водителем и помощником. Следовательно, три человека. У Большого, как Саныч говорил, толковых профессионалов нет... - Вот-вот, шушваль, где ему толковых взять... - Но вооружённая, заметь, шушваль. Впрочем, дилетанты они и есть дилетанты. Значит, как только они выезжают, мне об этом сообщают, и я готовлюсь их встречать. Конечно, их должны сопровождать, а меня... да Саныч всё знает! - Как там Настя? - Секс-бомба, творит такое, что скоро все соседи сбегутся меня спасать! Или её, это кому как... - Вы там не увлекайтесь! - тоном школьного учителя сказал Андрей Свистунов. - Моральный облик строителя коммунизма, береги макинтош со-снову, и честь смолоду и всё такое прочее... - “И клялся, что он сам почвовед!” - бодро подхватил Володя. - Учтём! ***** Агентство “Щит” имело свой автопарк, но это были в основном легковые автомобили, хотя для особо масштабных операций имелись и два микроавтобуса “Форд-Транзит”, которые служили не только средством передвижения, но и оборудованными командными пунктами, при которых были оружейные комнаты, носилки, аккуратно пристроенные под потолком, и многие нужные и полезные для достижения требуемых результатов приспособления. Имеющийся в распоряжении сотрудников агентства автопарк обычно полностью удовлетворял их потребности во время выполнения ими разнообразных служебных обязанностей, а несколько наиболее престижных иномарок верой и правдой служили ещё и тогда, когда нужно было (то ли в интересах дела, то ли в личных интересах...) произвести соответствующее впечатление на представительниц слабого пола, которые, как известно, неровно дышат к иномаркам и всему, что с этим украшением жизни (или головной болью - здесь всё зависит от отношения человека к средству передвижения) связано. Операция, которую проводило сегодня в Солнечногорске агентство “Щит”, требовала доставки из Москвы, где, собственно, оно и располагалось, большого количества сотрудников, поэтому обычных средств передвижения было явно недостаточно. Руководство “Щита” в срочном порядке арендовало для такого случая огромный автобус “Мерседес”, который и принял в своё вместительное нутро основную часть сотрудников, а остальные с комфортом расположились в привычном и обжитом “Форде”. Перемещение от Москвы до Солнечногорска по практически пустой ночной трассе заняло точно рассчитанное время, поэтому так получилось, что почти одновременно из Солнечногорска выехали две колонны отправляющихся на стрелку автомобилей, а в город въехали “Мерседес” и “Форд”, доставившие сотрудников агентства “Щит”. Последним предстояло осуществить предельно простую, если не сказать примитивную (учитывая, разумеется, их высокую квалификацию!) операцию, которая должна была принести великолепные результаты и надолго отучить Большого, Обвала и Юриста от попыток навязать свою волю Андрею Анатольевичу Свистунову. Собственно, господин Свистунов полагал, и имел для таких предположений веские основания, что эффективное выполнение сотрудниками “Щита” своих служебных обязанностей обеспечит полное уничтожение вышеуказанных господ в глазах тех, от кого зависело их положение в мире, в котором они вращались. Руководивший операцией директор “Щита” (хотя сама операция, как отмечалось, была... несложной, но Андрей Свистунов предупредил его о своей личной заинтересованности в благополучном её исходе, и этого было достаточно...) связался с ехавшим в “Лексусе” Андреем и сообщил ему, что его люди уже прибыли на место. Поинтересовавшись, не произошло ли каких-нибудь изменений в планах и удостоверившись, что изменений не произошло, он приказал водителям “Мерседеса” и “Форда” ехать к офису “Викинга”. ***** ... Андрей Анатольевич Свистунов отдал приказ об остановке колонны машин, ехавшей на стрелку. Машины остановились прямо на дороге, и Андрей, сидя в кожаном салоне своего “Лексуса”, достал из кармана мобильник и положил его себе на колени. Он напряжённо смотрел на мобильный телефон, потому что дальнейшие его, Андрея Свистунова, и его людей действия зависели сейчас только от того, какие новости будут сообщены ему посредством этого, такого удобного, средства связи... ***** Большой, Обвал и Юрист ехали на стрелку в “джипе”. Это был неуклюжий, огромный внедорожник “Тойота-Лендкраузэр”, занимавший добрую половину дороги, но, как ни странно, вопреки своей кажущейся огромности, оказавшийся несколько тесноватым внутри. Во всяком случае, Большой, получивший своё погоняло по причине выдающихся габаритов и лишь потом начавший приводить в соответствие форму и содержание, “набирать вес”, чувствовал себя в салоне не совсем комфортно, ему было тесновато на заднем сиденье, на котором, кроме него, расположился Юрист. Фёдор Михайлович Обвалов сидел рядом с водителем. Юрист, который сейчас чувствовал себя спокойнее, чем его старшие товарищи, и в машине продолжал “пыхтеть”, благо, недостатка в набитых собственноручно папиросах он не испытывал, и настойчиво предлагал остальным “пыхнуть для тонуса”. Но Большой отмахивался от радушных предложений, он предпочитал сохранить ясную голову, рассчитывая оттянуться по полной программе после удачно проведённой стрелки. Обвалов же вообще был человеком, образ жизни которого можно было бы назвать почти аскетическим, если бы не его пристрастие к совсем юным мальчикам, но оно было мало кому известно. Однако Большой о нём хорошо знал, и именно этим он крепко держал на крючке Фёдора Михайловича Обвалова: у этого человек имелись грешки, которые в прошлые времена должны были бы закончиться тем, что ему - по решению суда - намазали бы лоб зелёнкой, а в нынешней гуманной России ха свои прегрешения пришлось бы Обвалову доживать отпущенные ему Творцом годы на пожизненной... Колонна автомобилей ехала достаточно быстро, потому что Большой хотел несколько затемниться и ждал сообщения от тех, кто поехал в гостиницу “Валдай” забирать Сергея Филаретова. Они должны были сразу же позвонить ему тогда, когда Сергей будет готов к транспортировке, затем очень быстро везти его к месту общего сбора, обязательно прихватив с собой этого долбанного медика, потому что Большой хотел, чтобы к моменту базара Сергей уже проснулся и был “совсем живым”, то есть мог говорить и кричать от боли. Из своего богатого опыта Большой знал, что убеждать человека, который может оказаться... несговорчивым, лучше всего тогда, когда есть возможность причинить боль или увечье (по обстоятельствам) тому, кто дорог этому человеку, - на таком и самые крутые мужики ломаются... Для того, чтобы Сергей Филаретов обрёл чувствительность, стал способен чувствовать боль и реагировать на неё, Большому и был нужен этот докторишка... ***** Примерно в то же самое время, когда две кавалькады автомобилей выехали из Солнечногорска, а два более внушительных средства передвижения - автобус и микроавтобус - въехали в него, Геннадий Орлов проснулся в чужом доме, на чужой постели и... Он проснулся счастливым, потому что теперь этот дом, хотя и был формально для него чужим, не мог быть таковым, ибо в этом доме жил самый дорогой для Генки Орлова человек на свете! И постель эта, формально тоже чужая, не его домашняя жёсткая постель (после аварии он должен был спать только на жёсткой постели, так нужно было для позвоночника), тоже никогда уже не могла быть для него чужой, потому что сейчас рядом с ним спал родной ему человек, женщина, о которой Генка Орлов мечтал очень давно, но которая только сегодня согласилась стать его женой... Не было ничего удивительного в том, что Генку упустили на почтамте, потому что Зоя, его будущая жена, работала там, и Генка просто прошёл к ней в кабинет, где они и объяснились, наконец, чётко и конкретно, как любила говорить несколько жестковатая и подходившая к разрешению любой проблемы предельно рационально Зоя. Она долго колебалась, прежде чем приняла решение, потому что сам Генка и его образ жизни слишком сильно отличались от того, как жила она: Генка был слишком мягким и добрым, а Зоя была женщиной целеустремлённой, волевой, умеющей настоять на своём и доказать окружающим свою правоту. Они видели это своё несходство, поэтому Зоя опасалась, что оно может стать причиной осложнений в их совместной жизни. Вместе с тем, трезво отдавая себе отчёт в своих чувствах, Зоя понимала, что она по-настоящему любит Генку, и осознание этого иногда делало её счастливой, а иногда - очень несчастной. Несчастной она чувствовала себя тогда, когда понимала, что её жизнь без Генки будет жизнью... неполноценной; ей становилось страшно, ибо эта непреодолимая зависимость от другого человека пугала её - пугала тем, что она не имела сил сопротивляться ей, что она, как ей казалось, теряла свою индивидуальность и становилась, как она полупрезрительно говорила о таком своём состоянии, просто “бабой”. Именно поэтому отношения Зои и Генки напоминали качели: туда-сюда, хорошо-плохо и так далее... Вероятно, так продолжалось бы ещё неизвестно сколько времени, потому что Генка, отчаявшись, был согласен и на это, лишь бы не терять её, если бы однажды ночью, проснувшись от какого-то непонятного ей самой сосущего чувства, Зоя не поняла, что дальше так продолжаться не может. Она поняла, что ей нужен Генка, что без него ей будет очень плохо, и это понимание впервые не испугало её, а успокоило. “Так тому и быть!” - решила она в тот раз и спокойно заснула. Она понимала, что теперь её жизнь должна будет круто измениться, что ей придётся от многого отказаться, на многое смотреть по-другому, что такая перемена в её жизни не может быть только лёгкой и радостной, но она была готова ко всему этому, потому что у неё был Генка и они были счастливы вместе... ***** Настя очень хотела хоть чем-нибудь помочь Володе, но не знала, как и чем она может помочь человеку, который быстро и без суеты делал своё дело. Сейчас Володя аккуратно раскладывал на столике всё то, что могло ему понадобиться для предстоящего вмешательства в действия тех, кто ехал сейчас в “Валдай” с вполне определённой целью. Действия Володи были настолько продуманны и даже изящны, что Настя невольно залюбовалась тем, с какой лёгкостью эти огромные руки управляются с игрушечными вроде бы деталями аппарата, мгновенно, как ей показалось, собранного Володей. - Что это, Вова? - Техника, - коротко бросил он. - Понятно... - виновато шмыгнула носом Настя. Подготовив всё необходимое, Володя присел рядом с девушкой и негромким, но очень отчётливым голосом стал объяснять ей, как она должна себя вести в ближайшее время. - Они сейчас войдут в номер, через несколько минут. Я послушаю, что они будут говорить, для этого мне и нужна техника, а потом... Ты будешь тихо сидеть здесь и ждать, когда я тебя позову. Вот... браслеты, возьмёшь из с собой, как только я управлюсь, мы забираем Серёгу и уходим. Вопросы есть? - Всё понятно, хотя... Пока ты будешь... управляться, мне что делать? - Я же сказал: сидеть здесь и ждать, пока я тебя не позову, - удивился Володя, подозрительно посмотрев на Настю. - Что здесь непонятного? - Прости, пожалуйста... - Настя, я тебя предупреждаю: если ты, не дай Бог, затеешь какую-нибудь ер... самодеятельность, то это может окончиться плохо для всех нас, и для Серёги в первую очередь... Поняла? - Я... понимаю... - пробормотала Настя. - Значит, договорились. А теперь сиди и не дыши... ***** В номере за стеной недовольный медработник складывал свои немудрёные пожитки, готовясь к отъезду. Недовольство его было вызвано, как уже говорилось, невозможностью завершить наблюдения хотя бы в рамках двух восьмичасовых циклов, необходимостью организовать пробуждение Сергея Филаретова в ближайшие полчаса. Конечно, так сказать, технически в этом не было никакой проблемы, ампула с необходимым препаратом лежала в нужном отделении его мини-аптечки, но не иметь возможности подождать каких-то несчастных час-полтора! От этого добросовестный исследователь ощущал сильнейший дискомфорт. Он с вожделением поглядывал на заполненный записями, фиксировавшими наблюдения, большой блокнот, надеясь, что предстоящая ему работа окажется непродолжительной и он сможет поскорее добраться до компьютера, перенесёт в него данные и получит объективную картину результатов проведённого, пусть и не в полном объёме, эксперимента. Наверное, это было самое сильное желание из всех, которые мог сейчас испытывать этот человек: поскорее оказаться возле компьютера. Он ругал себя за несообразительность, ведь нужно было просто-напросто потребовать у своих работодателей ноутбук, и тогда можно было бы фиксировать результаты наблюдения непосредственно с помощью техники, сразу загонять их в программу! Впрочем, после драки размахивать кулаками просто смешно, а компьютер от него никуда не денется... Но ведь хочется скорее! ***** Сон любого человека представляет собой более чем загадочное явление. Несмотря на огромное количество самых разных толкований снов, постигнуть до конца феномен сна, наверное, никогда и никому не удастся. Сон есть сон, и этим всё сказано! Если же поверить в то, что, как было замечено уже очень давно, “жизнь есть сон”, то нормальному человеку ничего не остаётся, как время от времени пытаться проснуться... от своей жизни для того, чтобы... снова заснуть! Сон же человека, который накануне употреблял - и в немалых количествах, между прочим! - спиртные напитки, - это вообще что-то совершенно невероятное, и если бы удалось зафиксировать его полностью, после чего предложить истолковать хоть самому Зигмунду Фрейду, то крупнейший знаток бессознательного вынужден был бы признать свою полнейшую неспособность установить причинно-следственные связи между происходящими в обычном сне обычного пьяного человека событиями... Как говорится, матушка-природа оказывается намного разумнее самого умного из своих творений. Или Бог, это как кому нравится... Лев Львович Зайчук и Питер Джефферсон были очень разными людьми, они находились за тысячи километров друг от друга, наконец, пили они совершенно разные напитки - Питер виски, а Лев Львович коньяк, а ведь это и в самом деле совершенно разные напитки! -, но этой ночью оба они спали сном пьяного человека, а значит, это были сны, в которых могло быть всё, что угодно. И оно, это “всё, что угодно”, было в этих снах! Но если сон Питера был очень тревожным, он постоянно видел в своём сне Фила, который почему-то играл на саксофоне вместе с президентом США Биллом Клинтоном и боксёром Майком Тайсоном, и это трио играло какую-то грустную мелодию, с детства нагонявшую на Питера меланхолию, то сон Льва Львовича Зайчука, не менее причудливый, был весёлым и радостным. В этом весёлом и радостном сне всё было прекрасно, в нём тоже присутствовал Сергей Филаретов, только здесь он не играл на саксофоне, а танцевал вальс с матерью Льва Львовича Саррой Соломоновной, одетой в роскошное бальное платье с воланом и огромную белую шляпу. Её удивительной красоты наряд несколько... контрастировал с внешним видом её кавалера: Сергей был в обычном одеянии гонщика, на нём был фирменный комбинезон команды “Дельта” и жёлтая майка лидера “Тур де Франс”, а шея была украшена ярко-зелёным галстуком-бабочкой в крупный красный горошек... Пожалуй, толковый психоаналитик сумел бы всё-таки более или менее точно разъяснить сон Льва Львовича Зайчука, если бы знал одну вещь: накануне вечером Святослав Николаевич, человек с незапоминающейся внешностью, сидя в кафе, ещё до того, как они с тренером начали конкретно расслабляться, сообщил Зайчуку, что проведённые им анализы с высокой степенью достоверности показывают отсутствие онкозаболевания у Сарры Соломоновны Зайчук, единственного близкого Льву Львовичу человека... ***** Как и предполагал Андрей Анатольевич Свистунов, операция, для проведения которой из Москвы прибыли сотрудники агентства “Щит”, закончилась мгновенно и была осуществлена на высочайшем профессиональном уровне. Этому немало поспособствовала и та кропотливая подготовительная работа, которая ей предшествовала, благодаря чему выполнение задачи было максимально облегчено. Как только всё было закончено, руководитель операции проинформировал о её завершении господина Свистунова, и это означало, что колонна автомобилей могла бы возобновить своё движение, но уже в сторону Солнечногорска, если бы... Если бы господин Свистунов знал, что и вторая часть его плана уже выполнена - так же добросовестно и тщательно, как и первая... Но... этого пока не произошло... ...Паршивая всё-таки эта штука, часы! Какими бы они ни были: песочными, механическими, электронными, атомными или Бог ещё знает какими - всё равно паршивая!.. Потому что показывают они вроде бы просто время, но сколько же всего может быть связано для человека с этим скольжением песчинок, движением стрелок или скачками цифр - и передать нельзя... Конечно, как когда-то пела примадонна, “Время ни на миг не остановишь!”, с этим никто и спорить не будет, но ведь и не заставишь же ты его, время, двигаться быстрее, никакая теория вероятностей или невероятностей тебе здесь не поможет, сиди и жди!.. Примерно такие беспорядочные мысли сновали сейчас в голове Андрея Свистунова, дрожавшего от озноба в тёплом салоне своей дорогущей иномарки. И хотя небольшой запас времени у него ещё был, он сильно нервничал, потому что ожидаемый им второй звонок значил лично для него несопоставимо больше, чем звонок от руководителя операции из агентства “Щит”. Значение этих звонков для него было абсолютно несопоставимо. Потому что, какими бы они ни были важными, дела остаются всего лишь делами, работой, так сказать, трудовой деятельностью, которая может быть разной, в которой могут быть приливы и отливы, которую, наконец, человек при желании всегда может сменить, занявшись более интересным или более выгодным делом, хотя иногда и более интересные дела могут быть более выгодными, всякое ведь бывает в этой трудовой деятельности. На то она и трудовая... Сейчас же Андрей Свистунов ждал звонка, который - как он верил в это! - известит его о том, что с Серёгой всё в порядке, что жизни друга ничего не угрожает, что Сергей Филаретов находится в безопасном месте. Вот что было сейчас главным для Андрея Анатольевича Свистунова! Он запоздало подумал о том, что нужно было, как только Вовка сообщил, что может вытаскивать Серёгу, послать всё к чёрту, никуда эти Большие и Обвалы от него не делись бы! Нужно было сразу вытаскивать Серёгу, сразу же! Сейчас Андрей ругал себя последними словами за то, что поступил по-другому, ему казалось, что этим он предал Серёгу, и чувствовать себя предателем было мучительно больно, как любили когда-то повторять в целях коммунистического воспитания советского народа партийные идеологи всех рангов... Неожиданно из самых глубин подсознания вынырнул ужасный вопрос: “А вдруг?...”, но он был таким страшным, что Андрей сразу же отогнал его от себя крепким ругательством: “Заткнись, не каркай, д... х...!”. ... В жизни Андрея Свистунова было немало минут, когда его раздражали часы, но никогда ещё он так сильно не ненавидел их... ***** Сидевшие в “Опеле” люди были “быками” Обвала, которые мало что умели, но обладали большой физической силой, упрямством и были даже - по-своему - преданы кормившему их хозяину - преданы ровно настолько, насколько вкусной и калорийной была их кормёжка. Им и раньше приходилось привозить тех, кого им приказывали привезти, туда, куда это было нужно, они умели сделать так, чтобы порученный их вниманию человек не сопротивлялся и выполнял то, что ему приказано выполнять. Сейчас работы была - с их точки зрения - более чем примитивной, потому что нужно было везти человека, который спит, поэтому его и убеждать ни в чём не нужно, просто, если можно так выразиться, транспортировать из точки А в точку Б... “Опель” припакрковался на тихой улочке, прямо возле запасного выхода из гостиницы “Валдай”, от которого у сидевших в машине “быков” были ключи. Выбравшись из машины, они даже не стали доставать аккуратно пристроенные под мышками “волыны”, потому что улица в это время суток была пустынной, опасности не было никакой, а зачем таскать в руках пушку просто так? Мешать будет, тем более, что из номера нужно тащить полужмурика, который сам ногами передвигать не может, тащить придётся падлюку! Следивший за “Опелем” франтоватый “Пежо” “быки” Обвала видеть не могли, потому что сидевшие в нём люди, хорошо зная маршрут движения своих подопечных, в нужном месте отстали от них, чтобы не привлекать к себе внимания, и сейчас “навороченный” француз стоял в квартале отсюда, увидеть его от запасного выхода из “Валдая” не представлялось возможным. Два широкоплечих шкафообразных парня с выпирающими из-под кожаных курток животами вальяжно подошли к запасному выходу, поднялись на крыльцо, где один из них, шедший впереди, достал ключи и чуть-чуть повозился возле двери, после чего оба скрылись в здании гостиницы. Дверь интересующего их номера находилась почти возле выхода, далеко идти не было необходимости, и шедший впереди специалист по открыванию дверей легонько постучал по ней толстыми пальцами. За дверью раздались шаги, которые почему-то были осторожными, крадущимися, и негромкий голос, который мог принадлежать очень нервному человеку, поинтересовался - совсем как в известном мультике: “Кто там?”. Очевидно, у ночных визитёров, помимо их прочих достоинств, имелось нечто, похожее на чувство юмора, потому что они синхронно, не сговариваясь, хрюкнули (очевидно, этот звук означал, что они засмеялись) и столь же синхронно ответили: “Почтальон Печкин!”. После этого один из них лениво добавил: “Да свои это, давай, отчиняй, козлина...”. Нисколько не обидевшийся на “козлину” пролетарий умственного труда радостно открыл дверь, и ночные гости по-хозяйски пошли в сразу же ставший тесным одноместный номер... ***** Как только дверь соседнего номера открылась, Володя надел на голову какие-то не совсем обычного вида наушники и подошёл к “технике”, как он аттестовал Насте собранный им из нескольких блоков небольшой чёрный аппарат. Это было устройство, с помощью которого можно было прослушивать разговоры по мобильным телефонам при условии, что оно находилось в радиусе ста пятидесяти метров от одного из телефонов, и стоила эта “техника” примерно столько, сколько могла стоить вожделенная Володей однокомнатная квартира, отсутствие которой сильно осложняло отношения любящего зятя с любимой тёщей... Володя быстро подкрутил какой-то регулятор, очевидно, слегка подстроив аппарат, и замер, прислушиваясь к разговору в соседнем номере. Конечно, волноваться ему было не из-за чего, умная “техника” всё делала сама и разговор записывался, но ему было важно не пропустить тот момент, когда его вмешательство в ход развития событий могло стать наиболее результативным. ***** Музыкальный сигнал мобильника прозвучал в пропахшем анашой салоне “Тойоты” как-то даже... интимно, и слегка прибалдевшие пассажиры не сразу отреагировали на него должным образом. Только после второго звонка Большой властно прорычал: “Обвал, в натуре!”, и Фёдор Михайлович Обвалов взял в руки телефон. - Ну? - Это мы, - раздался голос одного из “быков”. - Мы уже на месте, сейчас его пакуют, скоро можем ехать. - Всё тихо? - Полный ажур! Молчит в тряпочку, тише не бывает! - Лекарь где? - Шуршит! - Дай его! - Ага! Эй, ты, трубку возьми! - властно бросил “бык” суетившемуся медработнику. - Слушаю вас, - подобострастно произнёс тот в телефон. - Ты готов? - В лучшем виде... - суетливо засмеялся исследователь. - А этот? - Естественно! - Смотри мне... Чтобы всё было без бодяги, мне нужно, чтобы он чирикал как соловей! - Всё будет исполнено согласно указаниям! - до отвращения подобострастно уверил основательно перетрусивший медик, который с самого начала их сотрудничества боялся Фёдора Михайловича Обвалова до дрожи в коленях. - Хохла давай! - последовал приказ, и обрадованный окончанием разговора, интеллигентного вида медик протянул мобильник звероватому “быку”. - Это... прошу! - Я! - Поторопи этого мудака, рвите когти! - Угу. Прослушав эту содержательную беседу, Володя быстро снял наушники и мгновенно оказался возле двери. Обернувшись к заворожёно наблюдавшей за ним Насте, он приложил к губам указательный палец, усмехнулся и скрылся за беззвучно закрывшейся за ним дверью. ***** Сан Саныч сидел в салоне автомобиля с романтическим названием “Алеко”, который был припаркован достаточно близко к “Валдаю” для того, чтобы успеть туда точно в указанное Володей время, и ждал, когда же звонок мобильника заставит его сорвать с места это вроде бы непрезентабельное на вид изделие отечественного производства, имевшее форсированный двигатель, который сейчас бесшумно работал на холостых оборотах, и способное без видимого напряжения “делать” очень и очень даже “навороченные” иномарки. Под рукой у Сан Саныча был десантный “калашников” с укороченным стволом, снятый с предохранителя, а ещё одно такое же грозное оружие лежало рядом с ним на переднем сиденье и предназначалось для Володи. Сан Саныч был профессионалом высокого класса, он отлично знал, что именно, когда и как ему необходимо делать, был уверен в себе, и поэтому ему было не до предчувствий и прочей лирики: он просто ждал сигнала мобильника и был готов к тому, чтобы начать работать по плану... ***** Андрей Свистунов знал, что Володя или Сан Саныч позвонят только тогда, когда Володя с Сергеем и Настей окажутся в машине Сан Саныча, и этот звонок будет означать, что всё прошло успешно, что Серёгу удалось вытащить - и теперь он, Андрей, может разбираться с теми, кто всё это сотворил... Звонить раньше Володя не должен был, поскольку в этом случае он ничего принципиально нового сообщить сообщить Андрею не мог... И Володя не звонил... ***** Оказавшись в коридоре, Володя распластался по стене, став вследствие этого почти невидимым, и осторожно переместился в сторону открытой двери соседнего номер. Чутко прислушиваясь к доносившимся оттуда звукам, он осторожно заглянул в щель между дверью и дверной коробкой. Он увидел два мясистых загривка над кожаными куртками, широкие спины и толстые, тумбообразные ноги, расставленные на ширину плеч: “быки”стояли спинами к нему и смотрели в сторону дивана, на котором должен был лежать Серёга и возле которого, очевидно, суетился “козлина”. Рассмотреть Серёгу из-за естественных помех Володя не мог, но ему показалось, что над кожаным плечом мелькнули на миг рыжие волосы... Володя спрятал пистолет, который достал, чтобы не пугать Настю, лишь в коридоре, куда-то под свою широкую грязно-белую рубашку, расслабленно опустил руки и слегка потряс кистями, после чего бесшумно и молниеносно выскользнул из-за двери и похожим на звериный прыжком бросился на по-прежнему сосредоточенных на созерцании дивана “быков”. Его, такое большое и на первый взгляд неуклюжее, тело оказалось невероятно ловким, точным и стремительным, он как бы вытянулся в полёте, и его, мгновение назад расслабленные, кисти, налившиеся тяжёлой силой, кувалдами врезались в жирные затылки “быков”, которые, очевидно, так и не успев ничего сообразить, мягко опустились на колени и ткнулись лбами в пол номера, до полусмерти испугав этим представителя самой гуманной профессии в мире. Надо отметить, что “быки” упали в высшей степени синхронно и были одинаково неподвижны. - Настя, - негромко позвал Володя, - иди сюда с вещами. А ты пока помолчи, - так же негромко посоветовал он пытавшемуся что-то сказать медбрату, губы которого отказывались ему повиноваться. На пороге номера быстро возникла Настя, она несла в руках несколько пар наручников, но, казалось, ничего не видела, кроме лежащего на диване Сергея, который спокойно спал и никак не отреагировал на произошедшие события. - Серёженька... - Настя, не отводя глаз от спящего Сергея, сделала несколько шагов по направлению к нему, - Серёженька... - Дай мне браслеты, - попросил Володя, но Настя, очнувшись, сердито сверкнула на него глазами. - Я сама! - Зако... Надень на них наручники, а я пока побеседую с этим... деятелем, - Володя подошёл к по-прежнему безуспешно пытавшемуся высказаться медику. - Ты кто? - Я... здесь... да!.. - Звать тебя как? - Владимир... Георгиевич... - Надо же, тёзка... Что с ним? - Володя кивнул головой в сторону Сергея. - Он спит, - щедро поделился информацией исследователь. - Это я понял, - Володя старался быть терпеливым. - У меня мало времени... - Он скоро проснётся, и всё будет хорошо, - зачастил медбрат, - Ему абсолютно ничего не угрожает, все показатели полностью соответствуют расчётным прогнозам, абсолютно все показатели... - Каким прогнозам, мразь?! - не выдержал Володя. - Расчётные, я же сказал, расчётные... - пролепетал испуганный звучащим в его голосе бешенством медик, не знающий, чем и как он может услужить этому страшному человеку, который в его глазах являл воплощение какой-то высшей силы... - Я... - Когда он проснётся? - Скоро... очень скоро! Я могу вам сказать, когда он должен проснуться, теоретически, понимаете, согласно прогнозам, но они очень точные, прогнозы... Вот все наблюдения, можете сами посмотреть, он ведёт себя очень хорошо! Вот, пожалуйста... - он дрожащей рукой протянул Володе блокнот. - Хорошо! - успокоил его Володя. - Я всё посмотрю, спасибо... - и он почти без замаха ткнул медика кулаком в лицо, от чего тот мгновенно уподобился лежащим на полу громилам, которых Настя уже сковала наручниками друг с другом, как ей и сказал это сделать раньше Володя. - Молодец! - одобрил результаты её деятельности Володя и приковал их обоих к батарее. - Сейчас мы их попросим замолчать! - он сноровисто заклеил рты громил пластырем. - Не умрут, дышать будет, - пообещал он. Проделав подобную же операцию с бездыханным медиком, он легко поднял его щуплое тело и переместил его к той же батарее, возле которой лежали громилы. - Пусть рядком полежат... - Три банана, три банана! - дурашливо пропел он песенку из какого-то мультфильма. Проделывая всё, что он делал, Володя старался не смотреть в сторону дивана: Настя, опустившись рядом с ним на пол, держала двумя руками руку Сергея, смотрела на неё так, как, наверное, глубоко верующий человек смотрит на икону, и нежно целовала её. Она ничего не говорила, и вроде бы не плакала, но в её огромных глазах стыли слёзы радости, и эти слёзы делали эти и без того огромные глаза необозримо-бездонными... Достав мобильник, Володя коротко бросил: “Саня, мы выходим!” и очень осторожно прикоснулся рукой к плечу Насти. - Настенька, нам пора, - мягко сказал он. - Возьми это, - он протянул Насте блокнот медбрата, по-прежнему отдыхавшего в приятной компании. Настя взяла блокнот и вопросительно посмотрела на Володю. Это далось ей с трудом, она хотела видеть только Сергея... - Ты пойдёшь за мной и будешь идти так, чтобы ничего, кроме моей спины, не видеть, - сказал ей Володя. - Ты должна видеть только мою спину, поняла? Настя послушно кивнула головой. Володя подошёл к дивану, наклонился над ним и вдруг, что-то вспомнив, обернулся к Насте: “Настенька, принеси ту штучку, что осталась на столе, пожалуйста...”. Когда Настя вернулась в номер, она удивлённо застыла на пороге: Володя держал длинного и тяжёлого, несмотря на худобу, Сергея правой рукой, так, как взрослые держат на руках детей, и Сергей обнимал его рукой за шею, а в левой руке у Володи был чёрный пистолет с каким-то длиннющим стволом... - Взяла? Спасибо. Теперь становись за мной и... Я тебе уже говорил о том, что ты должна видеть перед собой... Володя осторожно пошёл к выходу, а Настя пристроилась за ним, она видела только его широченную спину в грязной белой рубашке, под которой сейчас стал заметен бронежилет, но главное - она видела перед собой лицо Серёжки, голова которого лежала на широком плече Володи, и это было по-настоящему чудесно! То ли потому, что всё шло слишком хорошо, то ли потому, что он очень спешил увести отсюда Настю и унести Серёгу, но Володя не принял необходимых мер предосторожности, выходя из здания гостиницы. Он допустил две небольшие ошибки, но, как известно, настоящий профессионал не имеет права на ошибку, потому что достаточно даже не двух, а одной-единственной, маленькой и на первый взгляд не очень серьёзной ошибочки, и всё, что достигается с таким трудом, может пойти насмарку, и хорошо ещё, если эту ошибку каким-то образом всё же можно исправить... Вот только цена, которую приходится платить за такие “работы над ошибками”, чаще всего оказывается слишком высокой... ***** Вид стоящей возле запасного выхода из гостиницы “Валдай” машины насторожил Сан Саныча, “Алеко” которого подкатил почти беззвучно, и сейчас человек, отвечавший за систему безопасности фирмы “Подъём”, пытался понять, чем же именно эта машина ему так не нравится. ...Дверь запасного выхода приоткрылась, и из неё показалась рука, державшая пистолет с глушителем. Рука принадлежала Володе, который, неся на правой руке безжизненное тело Сергея, медленно появился на крыльце запасного выхода. Увидев это, Сан Саныч совершенно бесшумно открыл дверцу своего “Алеко” и скользнул под её прикрытием на чуть влажный асфальт. В руках он держал “калаш” и страховал Володю, который из-за своей ноши был малоподвижным и потому представлял отличную мишень для того, кто хотел бы в этот момент выстрелить в него. ...“Опель” недаром так не нравился Сан Санычу. Пока Володя крутил головой, отыскивая “Алеко”, с заднего сиденья “Опеля” (заднее стекло было опущено, и этот факт на уровне подсознания отметил Сан Саныч, не успев осмыслить его...) раздался выстрел, и пуля впилась в дверной косяк над головой Володи... ***** Кортеж Большого приближался к месту стрелки, и сидевшие в автомобилях бойцы начали готовить оружие, нервно проверяя всё, что могло вызвать сомнение и требовало проверки. Правда, это были, скорее всего, действия, направленные на то, чтобы унять дрожь в руках, а не осознанные и целенаправленные поступки: почти все они впервые участвовали в такой серьёзной стрелке, до сих пор им доводилось скопом налетать на тех, кто не мог себя защитить, что и приучило бойцов к безнаказанности - но одновременно же и порождало страх перед настоящей схваткой, которая, как предполагалось, ожидала их совсем скоро. Есть от чего нервничать и без нужды хвататься за оружие... Такое же нервозное настроение царило и в салоне “Тойоты”, только Большой умел скрыть его под маской напускного равнодушия, Юристу было всё по барабану, а Фёдор Михайлович Обвалов, заранее себя похоронивший, скалился оскалом отчаяния. Самым спокойным и счастливым человеком в кодле Большого был как паук обкуренный Юрик-Юрист... ***** За несколько секунд до того, как из “Опеля” раздался выстрел, Андрей Свистунов, не выдержав, набрал номер мобильника Сан Саныча, рассчитывая узнать хоть какие-то новости с места самых для него сейчас главных событий, поэтому трель мобильника и звук выстрела раздались почти одновременно. Сан Саныч, перекинув в правую руку “калаш”, левой выхватил из кармана мобильник, молнииеносно нажал на кнопку, блокирующую сигнал вызова, и бросил телефон в машину. Сам он в это время осторожно, но очень быстро перемещался в сторону “Опеля”, держа на прицеле его заднюю дверь, и в тот момент, когда в этой двери появились перепуганное лицо и рука с большим пистолетом, Сан Саныч вскинул свой “калаш” и выпустил экономную короткую очередь, целясь в пистолет. Услышав первый выстрел, Володя инстинктивно отпрянул назад, грубо втолкнув Настю в коридор гостиницы и прикрывая своим телом Сергея, а левая его рука стволом искала, откуда же был сделан этот, такой неожиданный, выстрел. То, что Володя вышел из помещения, не убедившись в безопасности пути, было самой серьёзной его ошибкой, и ошибкой не вынужденной. То, что он, правша, взял пистолет в левую руку, тоже было его ошибкой, но это была вынужденная ошибка: Серёга был слишком тяжёлым, и он не был уверен, что сумеет удержать его левой рукой. Сейчас эти две ошибки играли свою роль, и Володя, помня, что на нём надет хороший, достаточно мощный бронежилет, что его должны страховать, в первую очередь позаботился о безопасности Сергея и Насти... ***** ...Когда “Опель” остановился возле гостиницы, на его заднем сиденье находилось полулежащее в отключке тело Додика-Грека, законченного нарика и валета из валетов, который в кодле Обвала был чем-то вроде пугала огородного и которого сунули в машину и повезли на стрелку просто от отчаяния, для количества. Додик, организм которого был ослаблен неумеренным употреблением наркотических веществ, прикемарил в тёплом салоне “Опеля”, а когда продрал глаза и посмотрел в окно, то увидел руку с пистолетом, появившуюся из двери. Эта рука принадлежала неизвестному типу устрашающего вида, у которого, как померещилось Додику, было две головы, и такая картина стала причиной сбоя, который произошёл в и без таких нервных потрясений не отличающейся стабильностью нервной системе Додика. У него, как говорят в таких случаях в некоторых кругах, “гуси улетели”, и Додик бабахнул в сторону испугавшего его привидения. Грохот собственного выстрела так испугал Додика, что он рухнул плашмя на сиденье машины и на мгновение замер. Затем шустро подхватился, высунул в окно руку с пистолетом, за которой последовала и голова: Додику было интересно, что стало с кошмаром, так испугавшим его. Парень, в которого он стрелял, пытался скрыться в двери, из которой вышел, и Додик, плохо соображая, что же он делает и не видя, куда направлен ствол его пистолета, выстрелил два раза и тут же дико взвыл: руку с пистолетом обожгло огнём, казалось, что по ней хлестнули раскалённым полотенцем. Пистолет вылетел из разжавшихся пальцев Додика-Грека и, отскочив от кузова “Опеля”, упал на асфальт рядом с машиной. Полудурка Додика спасло только то, что Сан Саныч был отличным стрелком, и поэтому короткая очередь из “калашникова” оказалась направлена не в придурковатую голову наркомана, а в его руку... Кляня себя последними словами за опоздание, Сан Саныч подбежал к “Опелю”, из которого с воем выскочил обезумевший от боли Додик, и одним тяжёлым и грубым ударом в лицо положил бандита на асфальт, причём Додик рухнул, как будто ему подрубили ноги, и было непохоже, чтобы в ближайшее время он смог найти в себе силы подняться. Удар в челюсть не только вырубил его, но и стал очень действенной анестезией... ...Володя стоял, привалившись к стене, и удивлённо смотрел на подбегавшего к нему Сан Саныча. Левое плечо его грязно-белой рубашки быстро становилось ярко-красным, а левую ногу он как-то по-детски подтягивал к правой, которая твёрдо упиралась в землю и держала на себе и тело самого Володи, и Сергея, которого Володя крепко обхватил правой рукой. - Вовка!.. - Серёгу возьми, - хрипло сказал Володя. - Настя, быстро с Саней в машину! Быстрее... - попросил он с ужасом смотревшую на его плечо Настю. Сан Саныч подхватил Сергея и перебросил его тело себе через плечо. Обернувшись к Насте, он сделал приглашающий жест рукой, в которой был зажат “калашников”, и быстро побежал к своему “Алеко”. В это время к месту действия подлетел и “Пежо”, сидевшие в котором люди не дождались сигнала от Сан Саныча и решили действовать по обстановке: они услышали звук выстрела... Володя, увидев “Пежо”, быстро нагнулся и подхватил выпавший у него из руки пистолет, собираясь, очевидно, с его помощью встретить новых, не известных ему, действующих лиц. Сан Саныч, бегущий к “Алеко”, каким-то шестым чувством уловил это его движение и, обернувшись, торопливо крикнул: “Вовка, это наши! Не стреляй, Вовка!”. Вероятно, опасаясь, что Володя из-за боли может не понять или даже не услышать его, он заорал в сторону “Пежо”: “Не выходить! Сидеть!”. Сан Саныч мягко сбросил Сергея Филаретова на заднее сиденье своей машины, туда же - тоже очень мягко, даже нежно - втолкнул Настю, а сам, круто развернувшись на месте, побежал к начавшему сползать по стене гостиницы Володе. Володя сползал медленно, и там, где было его левое плечо, на стене оставался кроваво-красный след, а возле левой ноги уже натекла лужа казавшейся чёрной крови. Подбежав к почти осевшему на крыльцо Володе, Сан Саныч осторожно вынул из его судорожно сжатой правой руки пистолет, сунул его себе в карман и услышал слабый полустон: “Саня, с Серёгой... всё нормально... Саня...”. После этих слов Володя потерял сознание. Почти одновременно с Сан Санычем, чуть-чуть позже, чем он, на крыльце оказались сидевшие до этого в “Пежо” расторопные крепкие парни, они аккуратно подняли на руки большое тело Володи и быстро понесли его к своей франтоватой машине. Сан Саныч шёл рядом и поддерживал крупную голову Володи. - Кровь остановить сейчас же, раны, если получится, обработать. Срочно везти в больницу БСМП! - отрывисто говорил он, и парни послушно кивали. - Самое главное - остановить кровотечение, и без того из него льёт... Отправив “Пежо”, Сан Саныч быстро вернулся к своему “Алеко”, на заднем сиденье которого Настя, положив на колени голову по-прежнему крепко спящего Сергея, аккуратно вытирала Володину кровь с лица и рук любимого. Она делала это аккуратно и сосредоточенно, с таким отстранённым видом, что у Сан Саныча снова заныло под ложечкой. - С Серёжей всё хорошо, - отвечая на его взгляд, сказала Настя. - Что с Вовой? - В больницу повезли. Всё будет нормально. Сейчас мы поедем домой к Андрею Анатольевичу... Сан Саныч сел в машину, завёл двигатель и сразу же рванул “Алеко” с места. Отыскав взглядом мобильник, он поднял его с пола, включил и быстро соединился с Андреем Свистуновым. - Серёга у нас, Вовка в больнице, - невыразительным голосом сказал он. - Большая потеря крови, но всё должно быть хорошо... - Вас понял! Спасибо, Саныч... ***** Услышав сообщение, которое было для него сейчас самым желанным, Андрей Анатольевич Свистунов испытал громадное облегчение, но это облегчение было минутным, хотя и необыкновенно острым, счастливым чувством. Оно быстро прошло, потому что сегодня ночью ему нужно было ещё многое сделать. Очень многое, но это было уже не страшно, потому что главное было позади: им удалось вытащить Серёгу! Ранен Вовка, и это очень плохо, но ведь ранен - это жив! Андрей не сомневался, что Вовка выживет, с ним ничего не случится, потому что с ними со всеми больше ничего уже не должно случиться! Плохого... Где-то в подсознании у Андрея вдруг мелькнул образ врача Елены Игоревны, казалось, что он видел её давным-давно, и вот опять больница... Теперь, когда у него были развязаны руки, Андрей собирался жестоко отомстить тем, кто похитил одного его друга и стрелял в другого. И он отдал приказ своим людям: “Поехали!”. Длинная колонна автомобилей медленно тронулась в путь. В обратный путь. В Солнечногорск. ***** Большой, Обвал и их люди стояли на месте стрелки и внимательно вглядывались в освещённое автомобильными фарами пространство. Те, кто забил им стрелку, до сих пор не появились, мобильник Хохла не отвечал, и было похоже, что всё складывается хуже некуда. Было похоже на то, что сукин сын Свистун каким-то образом сумел их кинуть, хотя неявка на стрелку... Тревожные размышления были прерваны звонком мобильника, Обвалов отозвался на него и позеленел. “Большой, тебя...” - прошептал он, передавая телефон тому, кого хотели услышать звонившие. - Здорово, Большой! - услышал он жизнерадостный голос Андрея Свистунова, ненавистного ему сопляка Свистуна. - Ты плохо держишь своих людей! Знаешь, что твой Обвал учудил? - Ты... падла!.. - Пасть закрой! Я сейчас сижу в кабинете Обвала, и, прикинь, читаю такую интересную ксиву! У меня в руках документ, обрати внимание, официальный документ с печатью “Викинга” и подписью Обвала, утверждающий, что он просит - Обвал просит! - чтобы некое охранное агентство “Щит” срочно взяло под охрану его офис! Прикидываешь? Поскольку это мероприятие им уже оплачено, то агентство уже выполнило пожелание господина Обвалова... Они уже здесь, и у них много всякого такого, что... стреляет... Короче, если вы, суки, сегодня в город вернётесь, то вас расшмаляют на кусочки, и за это никто ответ держать не будет! Сам виноват: тебя в город пустили как человека, а ты оборзел! Понял - нет? - Свистун, ты не забыл, с кем говоришь? - Я-то? Помню: с тобой, сявка! - очень спокойно сказал Андрей Свистунов. - Тебя уже нет, и если ты этого еще не догнал, то можешь ехать обратно, тебя и твою кодлу здесь так хорошо встретят! Ты лучше пока свали подальше, хоть поживёшь пока, я ведь тебя всё равно за моего друга достану! - Это не по понятиям, Свистун, - попробовал было заикнуться окончательно деморализованный Большой. - Понятия - это для людей, а ты падаль! Тебя уже нет, Большой, ты что, в натуре не вкурил? Сваливай, я сказал! - на этом Андрей прекратил разговор, который не доставил ему никакого удовольствия. Вот ведь как получается: думал, в кайф будет растоптать Большого, а получилось... как таракана раздавил... Не это было сейчас главным для Андрея Свистунова... ***** Юрист безмятежно кайфовал, ему было хорошо, а Фёдор Михайлович Обвалов уныло смотрел на Большого, который коротко сказал ему после разговора с Андреем: “Хана!”. - В Москву едем, - после долгого раздумья, признавая своё поражение, сказал Большой. - Этот п***р что-то там нахимичил с бумагами, так что нам сейчас лучше у тебя... не рисоваться. - Надо этого... предупредить, чтобы он с пересеру нас не сдал. - Звони. Обвалов набрал номер и на удивление спокойно сказал: “Всё изменилось. К худшему. Мы пока исчезаем, выздоравливайте. Постарайтесь не делать глупостей. Мы вас потом найдём. Сами”. Очевидно, собеседник что-то долго говорил ему, потому что Фёдор Михайлович внимательно слушал, и на лице его было написано, что он покоряется обстоятельствам. Он не спорил. - Он сказал, что устал и уходит, - со спокойным отчаянием сообщил он Большому. - После этого все его данные... попадают туда, куда... Нам п... ц!.. Он говорил спокойно и отстранённо, как будто речь шла не о его собственной судьбе, а о посторонних людях. И Большой, который считал Обвала дебилом и на этом основании никогда не прислушивался к тому, что тот говорил, в первый раз в жизни безоговорочно согласился с ним. ***** Игорь Храпко хотел всё-таки разбить мобильный телефон о стенку, и даже руку занёс для того, чтобы сделать это, но рука сама безвольно опустилась... Ну расколотит он его, а дальше-то что? Он-то, телефон, в чём виноват? ...Он вспомнил, как появились в его жизни Фёдор Михайлович Обвалов и этот дегенерат Юрист, которых тогда ещё не было в Солнечногорске, они специально приезжали из Москвы для того, чтобы устроить ему ловушку... Надо честно признаться, что он попался в расставленные ими сети легко и просто, уж больно привлекательной была эта внешне невинная девушка... Не обойдённый женским вниманием Игорь Храпко познакомился с этой девушкой, как он вначале считал, случайно, хотя позднее понял, что Обвал и Юрист просто подложили ему в постель это чудо природы. Игоря поразило сочетание ненасытной страстности и внешнего вида пай-девочки из хорошей семьи, которое сначала обмануло даже его, многоопытного и немало повидавшего в жизни мужика. Она назвала себя Стеллой, но Игорю было всё равно, как называть её: с ней он забывал обо всём на свете, чувствуя себя только самцом, которого эта неутомимая самка нещадно терзает всё новыми и новыми фантазиями... ...Её нашли рядом с домом, в котором она снимала квартиру и где происходили их оргии. Нашли её избитое и окровавленное тело. Типичное изнасилование, когда обезумевший нелюдь жестоко убивает свою жертву... В то время, когда следователь и судебные медики занимались своим делом на месте происшествия, дома у Игоря сидели Обвал и Юрист, и все трое просматривали принесённую незваными гостями видеокассету... - В ванну она не ходила, ей так было сказано, так что любая экспертиза сразу же... Вам, как медику, такие простые вещи объяснять не надо, не так ли? - Фёдор Михайлович Обвалов оскалился, и Игорь Храпко машинально отметил, что этот человек похож на сексуального маньяка. - Я не буду повторять вам то, что пишут во всех этих газетёнках... Я имею в виду то, как относятся в... местах не столь отдалённых к людям, которые попали туда по... соответствующим статьям - их называют “мохнатыми”... Всякие, знаете ли, раскалённые проволоки, которые... им в органы вводят, тому подобные жестокости... Могу только вас уверить, что в газетах всего не пишут, люди на зоне могут быть... очень изобретательными... - И что вы от меня хотите? - угрюмо спросил сломленный Игорь. - Мы с вами можем договориться вполне интеллигентно, - успокоил его Фёдор Михайлович Обвалов... И эти страшные годы, когда он постоянно ощущал удавку на шее... И чувство освобождения, освобождения, которого не было: куда денешься от кошмара, который живёт в тебе самом? Вещи Игоря Храпко лежали в прикроватной тумбочке, и среди этих вещей была маленькая таблетка, которую он всегда носил с собой. Это был его выход из любого тупика, и он понял, что наступило время воспользоваться этим выходом. Ему было стыдно перед Настей. Господи, какой же светлой может быть жизнь человека, если в этой жизни Ты посылаешь ему чудо любви!.. На листке бумаги Игорь Храпко написал всего два слова: “Настя, прости!”. Свою таблетку он проглотил, не запивая её водой. ***** Андрей Анатольевич Свистунов ехал домой. Он позвонил в больницу, и ему доложили, что состояние раненого Володи врачи оценили как средней тяжести, что всё необходимое уже сделано, и Володя сейчас спит. Спал, как ему доложили, и Игорь Храпко. “И Серый тоже спит. Все спят, - размышлял Андрей Свистунов. - Прямо “Любимый город может спать спокойно”! А ты сам?..”. Он почувствовал огромное желание заснуть, но усилием воли подавил его: если бы он сейчас заснул за рулём “Лексуса”, то этот сон мог бы оказаться та-а-аким долгим... Сергей лежал на кровати в спальне Андрея, а Настя, смывшая свой ужасный грим и снявшая парик, тихо сидела рядом с ним, по-прежнему держа его за руку. Она по-прежнему была в своём умопомрачительном одеянии, и вошедший в спальню Андрей невольно вздрогнул. - Как он? - Ещё спит... Этот... в гостинице, сказал, что он должен проснуться совсем скоро. Вот, посмотри, - и она протянула Андрею “журнал наблюдений”, старательно заполненный дотошным исследователем. Внимание Андрея привлёк лежавший между страницами блокнота лист бумаги, на котором была компьютерная распечатка какого-то, скорее всего, графика, снабжённого комментариями, написанными от руки угловатым характерным почерком. Он посмотрел на этот листок, на почерк, что-то вспоминая, но так и не смог узнать руку Игоря Храпко... - Почерк знакомый, - пробормотал он. - Настенька, ты бы переоделась? На всякий случай, чтобы людей не пугать... Ночь ведь... - Не во что... - Что-нибудь найдём! - пообещал Андрей. - Хуже не будет, куда уж хуже... - и он открыл шкаф-купе, занимавший целую стену спальни. Он долго рылся в шкафу, и наконец нерешительно протянул Насте шорты и футболку: “Может, это?.. А всё остальное... совсем утонешь...”. Настя вышла в соседнюю комнату, а Андрей, присев на краешек кровати, наверное, задремал, потому что вдруг осознал, что уже переодевшаяся Настя, гладя его по голове, окликает его: “Андрюша...”. - Вид у тебя... как у невесты! - рассмеялся он, глядя на девушку. - Настя! Где платье?! - раздался вдруг возмущённый голос Сергея Филаретова, который, как и обещал исследователь, проснулся мгновенно. Андрей и Настя смотрели на вскочившего с кровати Сергея с таким изумлением, что он слегка испугался. - Что вытаращились? У нас же свадьба сегодня! Андрюха... Стоп, а почему мы у тебя? Опоздаем же!.. Андрюха, где кольца? Ой, ребята, извините... - Сергей вдруг схватился обеими руками за живот и неуклюже, но очень быстро выбежал из спальни. - Куда это он... опять? - еле выдавила из себя оторопевшая Настя. - Андрюша?.. - Может, у него... живот болит? - серьёзно, хотя ему хотелось расхохотаться, ответил вопросом на вопрос Андрей, лихорадочно вспоминая, куда же, и в самом-то деле, он подевал кольца, которые ему - как шаферу - поручено было хранить до момента их использования... ЭПИЛОГ. Если кто-нибудь станет вам говорит о том, что в России не умеют строить быстро, качественно и красиво, постарайтесь не иметь дела с этим человеком вообще, потому что он берётся рассуждать о том, о чём не имеет ни малейшего понятия. В России всегда умели строить, и строили - если хотели - так, что душа радовалась, а сейчас это вообще - как о строительстве - настоящая Страна Чудес! Настя Филаретова знала это абсолютно точно, потому что сейчас, в конце мая, она сидела в большом и красивом зале их с Сергеем дома, в который они въехали 31-го декабря прошлого года, на другой день после свадьбы. Свадьба состоялась тридцатого декабря, и дата эта была выбрана не случайно: это был новогодний подарок всем тем, кто за два с половиной месяца до этого пережил настоящий шок, узнав о похищении жениха как раз тогда, когда в последний раз репетировалась поздравительная речь... Дом начали строить буквально на следующий день после того, как закончились описанные выше события, и Андрей Анатольевич Свистунов лично контролировал ход строительства, обеспечив его окончание к 25-му декабря - чтобы молодые могли меблировать дом по своему желанию. Это был ответ Андрея Свистунова Питеру Джефферсону, который требовал, чтобы Фил и Настя бросали к чёртовой матери эту “бандитскую Россию” и становились сначала жителями, а потом и гражданами... другой, в высшей степени демократической и свободной, страны. Кстати, “бандитская Россия” очень понравилась прилетевшему на свадьбу Питеру, но он... не рассчитал свои возможности, и из “Арбалета”, где происходило застолье, в особняк Андрея, в котором его приютили во избежание гипотетических осложнений, он ехал в очень воинственном настроении, громогласно обещая, что он “им всем покажет... маму Кузьки”. Кому это “всем” - осталось загадкой, потому что на следующий день Питер был очень тих, смущён и пил только минеральную воду. В очень большом количестве. На свадьбе было очень много гостей, и всем было очень весело. Кульминацией всеобщего веселья можно было считать момент, когда украли невесту, и шафер, а им, конечно, был Андрей Свистунов, носился по “Арбалету”, уверяя всех, что он отлично знает, что нужно делать, когда крадут жениха, но когда крадут невесту... Когда же невеста всё-таки нашлась и не сумевший её устеречь шафер в наказание выпил из её обуви положенную дозу шампанского, выяснилось, что в её похищении самое деятельное участие принимала молодая, необыкновенно изящная женщина, которая при ближайшем рассмотрении оказалась врачом “скорой помощи” Еленой Игоревной - и это стало для Андрея ударом в самое сердце, от которого он, впрочем, очень быстро оправился. Живуч человек! Присутствовавшие на свадьбе гости отмечали, что молодые, которые выглядели слегка уставшими, но очень счастливыми, очень часто чокались и пили за здоровье с парой, сидевшей рядом с ними со стороны жениха. Наиболее внимательные из гостей могли бы заметить, что пьётся минеральная вода, а сами пары, несомненно, похожи между собой. Особенно были похожи прекрасные половины: невысокие, чуть полноватые молодые женщины, неуловимо напоминающие медвежат своими шоколадного цвета волосами и круглыми лицами с шоколадными же глазами. Сергей же и Володя были похожи, так сказать, на уровне более общего сходства: высокие, сильные, спокойные парни, один - огненно-рыжий, другой - чёрный, с красиво и романтически выделяющейся небольшой седой прядью... Ко дню свадьбы всё прошедшее стало зарастать быльём, в жизни было слишком много такого, что не оставляло времени для ковыряния в прошлом. ...Большой, Обвал и Юрист... умерли. Их нашли в московской квартире Большого мёртвыми, и экспертиза установила, что причиной смерти является передозировка наркотиков... Игоря Храпко похоронили по-человечески, без лишних, никому уже не нужных, разоблачений. На похоронах было очень много людей, немало бывших студенток доцента Храпко искренно оплакивали его безвременную кончину. Генка Орлов женился под старый Новый год, сейчас все считают, что он находится под каблуком у своей властной и безумно ревнивой Зои, но сами они убеждены, что они самые счастливые люди на свете. Лев Львович Зайчук по-прежнему регулярно привозит из-за границы взятки “господину Верещагину”, и всё в его жизни идёт по-старому. Сарра Соломоновна, слава Богу, жива и здорова. Сейчас Настя думала о том, что осенью ей придётся брать у себя в университете академический отпуск. Её заметно округлившийся живот объяснял причину этого поступка. В последнее время она очень сильно подружилась с Володиной женой Лидой, которая тоже готовилась стать матерью. Собственно, их дружба началась ещё в больнице, откуда Настя практически не уходила до тех пор, пока Володя не поднял её, морщась, левой рукой и не пообещал посадить на люстру, если она не прекратит эти свои “больничные бдения”. На люстру Насте не хотелось. Сейчас Володя и Лидочка живут в бывшей квартире Сергея, и это было единственное, на что согласился Володя, хотя Андрей и Сергей хотели помочь ему купить дом или квартиру. Но нынешнее жильё Володи и Лиды можно считать временным, поскольку должность руководителя солнечногорского отделения агентства “Щит”, которую после выздоровления занимает Володя, даёт основания надеяться на скорое улучшение жилищных условий. Настя очень хотела бы, чтобы они построили себе дом по соседству. В новом доме семьи Филаретовых три детских комнаты, и Настя очень рада этому. Родители настаивают, чтобы они заранее узнали, кто у них родится, мальчик или девочка, но Настя и Сергей против. У каждого из них свой резон: Настя надеется, что первенцем будет мальчик, рыжеволосый и с зелёными глазами, а Сергей почти убеждён, что это будет девочка, и она будет похожа на Настю, такой же медвежонок... В настоящий момент Настя испытывает огорчение только от одного: она так и не сумела переписать на плёнку с новой пластинки по-прежнему хрипло звучащую сейчас песню: “Я женщина, Господи...” P.S. Окончив рассказ о событиях, произошедших с Сергеем Филаретовым, автор считает нужным заметить, что в мире велоспорта, в котором последние годы постоянно, можно сказать, регулярно происходят более или менее громкие скандалы, связанные с допингом, проблема фармакологии стоит как никогда остро, и здесь мы постоянно становимся свидетелями применения “двойного стандарта”: команды и гонщики умело разделяются на “чистых” и “нечистых”, при этом, естественно, одних (“нечистых”) жесточайшим образом преследуют, других - чуть ли не оберегают... Разумеется, такое положение дел сложилось не случайно и не само по себе, здесь, как и везде в мире спорта, бал правят деньги... Поэтому автор сознательно не обращается к “работе” своего героя, его интересует проблема сохранения человеческого в человеке, проблема влияния возможности больших заработков на то, что называется СЧАСТЬЕМ, - ведь жизнь любого человека только тогда имеет какой-то смысл, если человек в ней - счастлив... Автор очень рад, что Сергей и Настя любят друг друга, что они счастливы. Да хранит их Бог! КОНЕЦ. 9.12.2000. - 7.01.2001. НИКОЛАЕВ. © Владимир Гладышев, 2021 Дата публикации: 31.01.2021 13:29:45 Просмотров: 627 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|