Райские кущи в прозе В. Эстрайха

Евгений Пейсахович

Форма: Рассказ
Жанр: Литературная критика
Объём: 16253 знаков с пробелами
Раздел: "Литературная критика"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Длинное предисловие

Диву даёшься (устар.; совр. – ваще х****ь), сколько можно просидеть, пялясь в пустой лист виртуальной бумаги и не будучи в состоянии хоть что-нибудь промычать связно, хотя бы начать заикаться.
Мысли разбредаются овцами по бесконечному, ограниченному только горизонтами смерти, вытоптанному лугу с чахлыми пучками пыльной пожухлой травы, которую предыдущие стада почему-то докушать не изволили. Почему-то – это только так говорится, чтобы не вдаваться в детали. На самом-то деле, очень даже хорошо известно почему. Пастухи, овчарки, райкомы, горкомы, инженеры человеческих душ, дело ленина живёт и побеждает, и прочая лабуда. Это – гражданам на стол, а это вытоптать.
Теперь весь этот сраный луг просто забросили, и нужно время, чтоб на бесплодной утрамбованной почве заколосилось бы хоть что-то. Хоть что-нибудь плодоносящее. Злачное. Тут уж не до райского сада – древо познания давно на дрова пустили, ещё на той, на нашей, на Гражданской. Много времени надо, чтоб новое выросло.
С другой стороны, дураку понятно: скоро перестанет отсвечивать сиятельная плешь, рано или поздно (хотя, скорее всего, не сразу) пригреет солнце, и чего-нибудь зазеленеет, попрёт. Тогда птички защебечут, куры заквохчут: ой, как здорово выперло!
Такое случалось неоднократно, но, покрав слова у Ярослава Гашека, цена этому – дерьмо. Вот скажите честно: кто-нибудь, не считая кладезя мудрости в виде интернетных энциклопедий, помнит Михаила Анчарова? Он когда-то взвился в бодрой прозе шестидесятых прошлого века (Этот синий апрель, Теория невероятности) – и чего? Кто-то меня про него недавно спросил, и я ответил рассеянно: он рано умер. Физически-то, он вполне себе пожилым умер, и нельзя, как это ни цинично, исключить, что привычно, по-бардовски жизнерадостным. Но в нетях. А как прозаик – да, рано умер. Весна быстро кончилась потому что, и райский сад опять остался скрытым пыльными книжными полками.
Не, не поймите неправильно – сорняки как раз сейчас растут вполне себе пышно, чересчур даже, но будь я самым паршивым из баранов, их же жевать невозможно, это ж говно, а не еда.
Помню, наша школьная словесница, беззаветная беспартийная большевичка, моим сочинениям делала такой сомнительный комплимент: на безрыбье и рак рыба. Математичка выражалась цветастей: чего это ты тут понаписал? С тех, вероятно, пор я математики не касаюсь, разве что обхожусь при подсчётах без калькулятора. А в литературе предпочитаю, помавая и щёлкая клешнями, пятиться назад – о нынешнем-то безрыбье даже совсем уже тупые головастики (в основном пенсионного и предпенсионного возраста) сокрушаются неустанно.
На труды двух авторов (или, скорее того, писарчуков) глянул в последнее время. Один нудно правил правильное на неправильное у победителя неведомого конкурса (с денежным, я так понимаю, вознаграждением), другой метал громы (и, соответственно тому, пускал газы) в получателя какой-то премии и в издателей. Оба, каждый по-своему, но неразличимо одинаково, возмущены были отсутствием монетизации своих писарчуковых усилий. Возмущение их (имён писарчуковых я даже под пыткой не выдам, потому что напрочь не помню) понять можно: поле вытоптано, но вон же там какой пышный пучок зелёной травы рос, аж на пятьдесят тыщ рублей денег, а его, сука, на глазах бесстыжая, бездарная, неправильная овца сжевала. А я? А мне?
На соседнем, между прочим, лугу, на журналистском, трава растёт по пояс, плодовых деревьев там непроходимые джунгли, лианы с них свисают, обезьяны скачут, и только совсем уж ленивый не протянет руку, чтоб сорвать спелое манго. Корзину спелых манго набрать. Три корзины. Почему корзины такие маленькие? Несите большие. Тракторную тележку подгоните.
Это понятно: на крови, на разлагающейся плоти бабло растет пышно. Грех моментом не воспользоваться.
Я, к слову сказать, не про тех уродов, которые в российском телевизоре резвятся. Я их, во-первых, не смотрел никогда, и, во-вторых, им только кажется, что они ещё живы. Столько сил приложили, чтобы узаконить убийства – чего им теперь ждать? Бог есть импликация.
Не, я про вполне себе правильных мурзилок – на абсолютное большинство из них у меня тоже идиосинкразия. Их гонорары, зарплаты, донаты (что ещё там есть, не знаю) тоже испачканы кровью и пахнут разлагающимися трупами. И никто из них, потеющих от софитов и популярности, не видит пятен крови на крупных купюрах и трупного запаха не чувствует, как при коронавирусе.
Кем они, ****ь, себя считают – хз. Гуру, наверно. «А кто-то, - один из правильных мурзилок грудной клеткой вибрирует, порицает - котиков постит». Сам этот поц мало чем рискует. Но поучает – чего надо постить, а чего не. Может, кто-то этих самых котиков (****ь, слово-то какое, пренебрежительное) постит, чтоб его, урода этого, не видеть и не слышать. Он же, сука, не на своей крови урожай гонораров выращивает. Максимум, чем сам рискует, - в бомбоубежище спуститься и там покрасоваться. И уверен, ублюдок, что несёт правду, справедливость и прочий хлам, хотя тащит наверх самого себя и только собой упивается.
Он при всём при том даже и не виноват, кстати. Как последний правитель прошлой (пока ещё не позапрошлой) державы говаривал: так исторически сложилось. Он, ****ь, действительно хочет как лучше. Работа такая. Не для себя, для братвы старается. Но идиосинкразия, однако же, ни его наивностью, ни гражданской девственностью не лечится.
Ну вот. А теперь скажите, куда крестьянину податься, если все кругом сплошь уроды? «Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья».

1
Вот поэтому.

2
Претензий к прозе В. Эстрайха может быть много – как к любой хорошей прозе. Да, собственно, и к поэзии, которую я вообще-то не читаю, но поэзию В. Эстрайха всем давно и настоятельно рекомендую, хоть и без особого успеха, но да бог с ним, с читателем. У многих напрочь забытых авторов в своё время было читателей хоть отбавляй. У многих теперешних полуграмотных полудурков в Ю-Тьюбе поклонников примерно столько, сколько было у Мухаммада Али или у Пеле. Чуть поменьше. Пройдёт. Забудется. М. Анчарова кто-нибудь помнит, нет? Или я уже спрашивал?
В конце-то концов, что бы человек ни оценивал, он оценивает первым делом самого себя. Один из рецензентов поэзии В. Эстрайха, заметивший, что слово «дрочит» у него (у рецензента) почему-то никак не отозвалось (вот ведь странность какая), сообщил о самом себе много, ёмко и не о потенции. Хотя кто его знает. Может, и взволновало, раз говорит, что не отозвалось. Вариантов полно, и все они плохие.
Претензий к прозе В. Эстрайха может быть много, и это в назидание тем писарчукам, которые бесплодно устремляются к монетизации своих жалких усилий. Они заведомо ориентируют труды свои на какого-то барина, который должен оценить их старания и одобрить, и сердятся, когда не получилось. Человек, стремящийся угодить чьим-то требованиям, ублажить слух и зрение членов жюри, а при неизбежной неудаче впадающий в гнев… Ну, он просто холоп. У него нет свободы. Он не хочет свободу. Он хочет монетизацию, пучок сочных зеленых рублей, тарелку вчерашних щей на барской кухне, а если получится, то и любви кухарки.
В. Эстрайх ориентируется на себя. У каждого хорошего писателя есть этот элемент мастурбации: текст должен доставить удовольствие его автору, а не лысеющему пенсионеру-рецензенту, не какому-то там ещё жюри и не издателю. Пора бы уже срамным писарчукам привыкнуть к мысли, что никаких братьев Сабашниковых больше не будет, ни (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить) никаких государственных издательств для наёмных инженеров человеческих душ. Писатель должен быть свободен и ни на кого не оглядываться, иначе эрекция души (чего бы эта самая душа ни значила) пропадает, замещается возбуждённым угодничеством, а потом влечёт за собой холопский гнев.
Но вот что интересно. Мотив свободы навязчиво (как организующая функция сюжета, да и стиля, пожалуй) связывается в прозе В. Эстрайха с мотивом смерти. Free at last, Free at last, Thank God almighty we are free at last. Это не суицид, заметьте. Надо, чтоб кто-то другой тебя убил, не ты сам, и тогда это «день твоего счастья» (Убить Милоша Прековича). Если для этого придётся тебе кого-нибудь уконтрапупить, стало быть, уконтрапупь, не тяни, доставь человеку удовольствие быть убитым. Получается в итоге всё ж таки своего рода суицид, заметьте.
Это удивительно перекликается с дурацким утверждением известного плешивца, видного государственного деятеля, о том, что «они все сдохнут, а мы попадём в рай». И с насильственным набором желающих попасть в рай в качестве убитых убийц. И, пожалуй, на контрапункте, с нежеланием многих упрямых холопов попадать в рай преждевременно.
Написан текст, по теперешним-то меркам стремительного течения времени, довольно давно, но вот поди ж ты, резонирует. И не с вечным, а прям-таки утром в газете, вечером в куплете. Иногда вечное совпадает с временным, и тогда получается бесконечность в моменте. Как смерть.
Я вообще-то даже рад, что читателей у текстов В. Эстрайха не запредельно много. Они бы, думаю, такого напонимали, что представить себе страшно.
Авторская свобода, в частности, в том, что он, автор, об этом не задумывается. У него и некрофилия – дело обыденное (Убить Милоша Прековича), и вирусная плешивцева «резиновая попа» (Когда мёртвые восстанут). Прокурору пора начинать гнуть пальцы, а судье загибать: пропаганда некрофилии, призыв к восстанию [мёртвых], оскорбление должностного лица. Короче, если гуманно подойти, лет на пятнадцать строгого режима потянет.
Тут такое дело, азбучное. Ребёночку в нежном пятилетнем возрасте надо показывать буквы и о каждой говорить правду: «Сказки всё это».
Увы, русская культура (от которой после 1917 года оставались одни ошмётки) была сосредоточена на орудийности слова. На правде, которая с неизбежностью смерти перетекает в свою противоположность и там торжествует, будто в раю оказалась. От «глаголом жечь сердца людей» до «я хочу, чтоб к штыку приравняли перо» - прямая дорога.
Буратино в России, кажется, ещё не запретили? Не должны бы. Персонаж очень русский, бревно бревном. Обменял азбуку на луковицу, в погоне за наживой просрал все денежки, а в финале открыл вход в райские кущи за очагом Папы Карло.
Да не, вы почитайте «Когда мёртвые восстанут» - там и райские кущи за книжной полкой (культурный очаг, корреляция с древом познания), и своего рода Мальвина (хоть и лишенная номинации), и с полем там всё в порядке, и с чудесами. Мальвина (в первоисточнике), между прочим, кукла. И нигде у А. Н. Толстого не сказано, что она тряпичная, не резиновая, не из каучука сделанная, по задницу включительно. Не считая условной безликой жены, добычи Михельсона, в тексте В. Эстрайха ещё две куклы. Что, А. Н. Толстому было можно, а В. Эстрайху нельзя?
В общем, надо или Буратино запретить, или скостить срок обвиняемому. Хорошо бы вообще оправдать, но это нынче не модно.

3
Но и ещё один аргумент у адвоката найдётся. В текстах В. Эстрайха нет ни Серёги, ни Витюши, ни Саньки хотя бы завалящего – всё сплошь какие-то Конрады, Клаусы, Михельсоны. Михельсон, конечно, навевает, но безродному космополиту всё равно где быть, и нигде не написано, что он сало русское ест. Отечественный автопром тоже никак не представлен. И ни тебе берёзовой рощи, ни кокошника, ни сарафана. Какие претензии? Всё с беспощадной правдивостью написано о загнивающем Западе. Защита ходатайствует о замене наказания награждением.
Зал гремит овациями, адвокат низко кланяется, прижимая руки к накрахмаленной белой манишке, узкие фалды его чёрного фрака задираются, топорщатся, напоминают рога чёрта. Матрос-партизан Железняк опирается локтем на приклад воткнутой штыком в пол винтовки и устало зевает.
Извиняюсь. Не удержался.
Есть у В. Эстрайха и герои вообще безымянные, как неизвестные солдаты. Когда мёртвые восстанут, они с изумлением обнаружат, что из женщин праматерь всего человечества Ева - единственная счастливая обладательница имени. В «Авокадо», где калечат и убивают не чтобы быть убитыми, а чтобы жить счастливо, не выходя при этом за пределы реальности, имен нет вообще. Как, исключая скупые оценочные эпитеты, и внешности нет. Только функция.
Уверен быть не могу, но предполагаю, что в случае с Конрадом – Клаусом – Михельсоном отсутствие внешних, извиняюсь ещё раз, параметров оправдывается их триединством. Функции у них разные, но суть, которую как будто бы должны отражать внешность, одна.
Бог знает, и уж всяко не мне судить, но и такая вероятность есть, что авторская стилистика со всеми плюсами и минусами как-то связана с его (автора) профессией. Тексты разворачиваются, развиваются как программы. Не могу быть уверен. Только предполагаю. Но вижу, и каждый желающий может сам убедиться, что там, где есть элементы описания, они как минимум не ординарные, точности и краткости поэтической. Почитайте «Убить Милоша Прековича» - там отменная описательная часть. И попробуйте обратить внимание на то, чего не (репетирую: не) описано. Явно, голая функциональность персонажей проистекает не из неумения рисовать.
Функциональность голая – а персонажи? В достигнутом раю – они одеты? Ева срам, он же сад наслаждений, прикрывает или нет? Марки автомобилей в тексте «Когда мёртвые восстанут» есть, а детали одежды? Ну ладно, Клаус и Конрад в засаде по необходимости должны быть одинаково одеты. А Михельсон? Хотя б с одним и крохотным, но всё-таки бриллиантом, должна же быть у него заколка в галстуке. Ну, или перстень какой-никакой, с рубинами.
Социализация начинается не с жёлтого Порше, а с пышного листа, чтоб срам прикрыть. В канонических текстах вопрос (или, вернее, ответ) стыдливо опускают, но пытливому уму интересно, какие были эти самые пра-пра-пра-трусы, какого размера. То, что на картинах рисовали, это ж враньё, домыслы, ложь, п***ёж и провокация.
Ладно, до правды о нижнем белье первочеловеков всё равно не добраться. Но то, что из всей гаммы мифов (см. Джеймс Джордж Фрэзер. Фольклор в Ветхом Завете) для канона выбран именно момент одевания как начало социализации, как знак ее и одновременно символ, это ж не просто так. В раю надо быть голым и не знать об этом. Узнал, оделся – всё, раю конец. С надевания трусов (с ударением на –о) начинается маскарад социальной жизни.
Оно, вроде, и верно, и даже безусловно верно, но тут есть ловушка, catch-22. Предъявлять подобные претензии – о несоответствии литературного текста чему-то внеположенному – означает соглашаться с концепцией орудийности слова. А делать этого совсем неохота. Литература не изменяет наличную реальность, она создаёт свою. Читатель может втянуться в неё или нет – его дело. Не хочет – как хочет.
На орудийность претендуют публицистика и пропаганда. Литература если и претендует, то получается какой-нибудь в лучшем случае Н. А. Некрасов, которого читают либо по школьной необходимости, либо по причине тяжелого нервного расстройства.
Одно время известный в прошлом публицист, бывший, в советские времена, корреспондент "Известий" в Соединенных Штатах, снимал квартиру в том доме, где я физически пребываю. Жизнь это или нет, я, подобно героям В. Эстрайха, не в курсе. Этого самого корреспондента (бывшего) я даже обругал один раз, потому что его жена говорила с какой-то Олечкой по скайпу через колонки, услаждая слух всем в округе (раздражение заставляло считать ударным первый слог).
Впрочем, не об Олечке речь и не о жене этого самого соседа, которая, вынужден признать, осталась для меня безымянной, прямо как в текстах В. Эстрайха. Речь о журналисте. О публицисте (в последние годы жизни он занимался публицистикой). Речь о том, что он умер, и его никто (кроме вдовы, если та ещё жива) не помнит. Публицисты – они как мотыльки, летящие на огонь. Сгорел – и всё, Митькой звали. Кажется. Ну, как-то, в общем, звали.
С другой стороны, сохранение литературных трудов и имён их авторов в наличной реальности тоже не гарантировано. Эпос о Гильгамеше, Слово о пълку Иго́реве – самые известные из текстов, не сохранивших имён их создателей; о Танахе на всякий случай помалкиваю, от греха подальше. И, сказать с последней прямотой: не гарантировано – и хрен бы с ним.
В конец-то концов, наше место в Раю. Не думаю, что В. Эстрайх и там продолжит заниматься писательством, скорее уж прекратит ещё при жизни. Но зато там рыбу можно будет ловить. В тамошних водоёмах отменный клёв. Иначе зачем нужен Рай?

© Евгений Пейсахович, 2022
Дата публикации: 17.10.2022 16:51:13
Просмотров: 432

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.