Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





О друге и танатософии

Денис Требушников

Форма: Эссе
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 11438 знаков с пробелами
Раздел: "Современность"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Памяти девочки, известной в сети под ником "Эфа", умершей 25-го апреля, в возресте 17-ти лет, не дожив до совершеннолетия всего-то 78 дней.
Мы будем тебя помнить.


Алексей «Папай» Мамаев родился 15-го декабря 1985 года. Могу сказать, что это был один из немногих моих друзей, не знакомых, которых полно, а был именно другом, как о них пишут, идеализируя. Этот человек, любящий жизнь во всей ее красе и мерзости, научил меня многому. Он вывел меня на улицу, познакомил с хорошими людьми, и даже взялся обучать меня игре на гитаре (мы и еще один знакомый, втроем организовали группу «Пираты» и записали два домашних альбома). Он пел, его голос был удивительно чувственным; я писал тексты песен.

Никто не знал, что после дембеля случится это. Он пришел из Армии здоровым, нормальным, веселым… но через четыре месяца обнаружилась странная болезнь, которая переросла в рак спинного мозга. Весь декабрь он пролежал в больнице, пока 31 декабря 2006 года в 22:59 по Московскому времени он не умер. Неожиданно, на первое января была намечена очередная операция. Но он не дожил.

Лишь 3-го числа об этом узнал я. Ко мне зашли его друзья, безмолвно они стояли на пороге. Но бледные лица, изменившиеся. В них что-то появилось, или что-то исчезло, точно определить не могу. Я сказал одно слово: «Папай…» - без эмоций, словно констатировал. Они в ответ: «Собирайся, ждем у подъезда». Далее все знакомые и друзья собрались в гаражах у местных байкеров и начали проводы…

Как же противно наблюдать за людьми, которые утешают себя. Я до этого не сильно любил людей, но после этого, когда убедился воочию, как противно они себя ведут, я возненавидел тех, кто заботится о себе больше, кто через смерть одного хочет блеснуть компанейскими качествами. Правильно говорил святой Аурелий Августин: «Заботы о погребении, устройстве гробницы, пышность похорон – всё это скорее утешение для живых, чем облегчение участи мертвых. Мне стыдно было находиться среди животного стада, пьющего за упокой хорошего человека. Может быть, я слишком привержен стоическому учению, ведь стоикам воспрещалось, как говорит Мишель Монтень, предаваться чувству скорби.

Я люблю смерть, изучаю ее с 9-ти лет, и жизнь поступила со мной двояко; и, следуя двоякости человеческой сущности, могу сделать два противоположных вывода.

Первый, и самый распространенный, который подтвердит большинство: это был мне урок того, что смерть мерзка, ее любить невозможно, она лишает нас друзей, ввергает душу в смятение и депрессию, навязывает стрессовую ситуацию, поэтому забота о мертвых – первостепенная необходимость собственного душевного восстановления. Жизнь продолжается…

Объясните это отцу Алексея. Я видел, как он говорил с могилой и с крестом, на которой висит фотография, улыбающегося сына. Он плакал, он не мог находиться рядом с ним. Говорил, что сыну там, в могиле, холодно, сыну там, в земле, плохо. Спустя год отец не может унять слез, это, как мне кажется, из-за того, что отец не мог ничего сделать, он подсознательно винит себя за немощность, не способность помочь сыну. Отрицание смерти лишь ее подтверждает.

В этом мне видится противоречие православия: человеку необходимо отпустить душу в мир, где ему будет лучше, в рай, но вместо этого люди, следуя некоей привязанности, не хотят отпускать душу, привязывая ее к физическому телу.

Второй вывод близок мне, надеюсь, человеку разума, кто считает, что «разумение – величайшее из благ» (Эпикур). Жизнь преподнесла мне урок, что смерть мерзка, и не стоит ее облагораживать, как это до сих пор делаю я. Но чтобы указать мне на мою ошибку, Смерть, словно насмехаясь над моими попытками понять непознаваемое, решила забрать моего друга. Она, Смерть, не знала, что это лишь укрепит меня в верности пути, заверит в том, что Смерть несет Жизнь, ибо «конец обусловлен началом» (Манилий). Со смерти друга началась моя жизнь, посвященная тому, как я однажды написал в романе «Некромант: Медальоны Всецарствия»: «Господь для нас оставил вечной только память», - этой памяти друга я посвятил свою жизнь. В любом крупном сочинении (в котором у героев никогда не будет имени Алексей), имеющем целью показать смерть, как благую, так и ужасную – находится посвящение другу, тому, кто даже смертью своей продолжил мое обучение. Может, Смерть знала, и решила проверить меня на твердость.

Корни этого, не скрою, детского любопытства нужно искать в то время, когда мне было около года: умерла моя бабушка, чью фотографию я видел каждый день. После долгих мучений, я все-таки смог вспомнить, с какой теплотой она качала меня на руках, обучала жизни. Третий внук. В ноябре 86-го года ее стало. Затем (когда мне было 6 лет) умер двоюродный дедушка; мне лишь мельком удалось увидеть мертвенно-бледное лицо человека, лежащего в гробу. Я видел, я запомнил. Потом (мне было 7 лет) повесился мой дед, мне так и не дали проститься с ним, сказали: я слишком мал. Каким бы дед не был жестоким человеком, тираном, из одного случая с ним я всё-таки извлек урок. Я что-то сказал деду, он приказал не повторять этого. Я ослушался, в итоге полетел носом в стену (мне было 4 года). Все женщины ополчились, а дед просто сказал им: «за дело». Именно, это был самый запоминающийся урок в моей жизни. Я просто не мог не простить с ним; отдать честь его храбрости – лишить себя жизни: «Мы смотри на смерть… как на злейшего врага. Но кто же знает, что на самом деле смерть… для других единственно… высшее благо, источник… свободы, как одни в страхе и трепете ожидают ее приближения, другие видят в ней больше радости, нежели в жизни» (Мишель Монтень). Следом спустя полтора года, умер троюродный дед – мягкий и добрый человек. Весь наш жизненный путь – путь приготовления к смерти, чего же этого страшиться, когда все люди, которые ныне мертвы, находятся в памяти людей, их чтят, их помнят, некоторые им даже завидуют.

Осмысливая смерть Алексея, я начал понимать фразу: «и стар, и млад одинаково сходят в могилу»; но при этом нельзя примешивать к собственному страху перед смертью Фатум. Судьба здесь не причем: «легче верить в басни о богах, ибо их можно умилостивить почитанием, чем верить в то, что от тебя ничего не зависит в этой жизни» (Эпикур).

Алексей, пожертвовав собой, дал мне пищу для ума, к моему собственному «искусству умирать». Я, как дед, подвержен расстройствам личности, поэтому готовился к самоубийству; у меня не было цели, теперь она есть. И это тот величайший дар, который я получил от Алексея, от Смерти; от них я получил возможность жить. Хотя другие назовут это испугом, я этого не отрицаю. Я ничего не имею права отрицать. Я заявляю, что смерть никогда не бывает бессмысленной. Я нашел смысл в смерти Алексея, это его величайшее дело из всего того доброго и веселого, что он привносил в людей. Алексей был тем человеком, о котором действительно нечего сказать плохого, но и молчать о нем невозможно.

Однажды (на сороковины) он пришел ко мне во сне, точнее я отправился к нему в астральном путешествии. Я не могу забыть его слова: «Иди, я попал туда, где мне хорошо. Будь спокоен». Он улыбался, как всегда…
За выше сказанное, меня тоже можно назвать эгоистом, одним из людского стада зверей. Но меня отличает то, что я страшнее и ужаснее их: я прекрасно понимаю, какую боль причиняю, и как мои слова действуют на окружающих, какие эмоции я у них вызываю, следуя стезей понимания смерти. Однако точно знаю одно, чтобы побороть Смерть, необходимо не только о ней размышлять, к чему призывали Эпикур, Лукреций, Сенека и святой Августин с Мишелем Монтенем, необходимо помнить всех, кто умер на вашей памяти (простите за мрачный каламбур), особенно тех, кто был с вами близко знаком. Памятью о мертвых, мы лишаем Смерть одного из множества приготовленных для нас «сюрпризов».

Спасибо тебе, Алексей «Папай» Мамаев, за последний урок. Память о тебе, в моей голове, увы, безумной.




Танатософия: О единстве, двойственности и многоликости безмолвной мудрости

1 Как ослепительно сияние солнца, так притягателен свет луны.
2 Как проникает свет луны сквозь окна, так лучи солнца проникают сквозь листву и освещают землю, над которой возвышается крест.
3 О тополь, как ты, равнодушный к людям, дерзнул заслонить собой сияние солнца?
4 Безмолвен тополь к людским словам, но человек привык.
5 Привыкание вызывает дерзость, ибо человеку неймется умереть.
6 Нельзя дерзнуть смирением, но можно смириться с дерзостью, ибо нет в смирении дерзости, ибо в дерзости нет смирения,
7 Как нет в жизни нежизни и смерти, так нет в смерти несмерти и жизни.
8 Природа едина, двойственна и многолика, так человек в личности один, за душой двойственен, а человечество в себе многолико.
9 О тополь, как ты, дерзнувший заслонить свет солнца, смирился с людскими словами?
10 Кричит воронье на ветвях тополя, вознесшегося над крестом, как вознесся крест над могилой.
11 Кладбище – многолюдное место, двойственное для живых и мертвецов, и единое для многих.
12 О тополь, как ты, вознесшийся над крестом, дерзнул скрыть людей в сени, приходящих от суетных мыслей на кладбище;
13 Как ты, заслонивший свет солнца, закрываешь от взора могилы;
14 Как ты, равнодушный к людям, остаешься безучастным к их слезам;
15 Как ты, попускающий воронье, осмелился возвыситься над крестом человека?
16 В молчании мудрость. Так ли мертвец мудр, какими кажутся его остекленелые глаза?
17 Так ли просто определить мудрость при жизни человека, как легко определить мертвеца?
18 Мертвец не страшен, лежащий в могиле - ужасна мысль, что человек не познает истину, сойдя в могилу.
19 Как мудрец скажет, что в нем есть мудрость? Молчанием.
20 Как мертвец скажет, что он мудрее мудреца, если не вечным молчанием?
21 Как в безмолвии притягателен тополь, так мудрость ослепительна молчанием.
22 Смерть не есть бездна пустоты. Смерть – это врата Истины.
23 Нельзя познать Бога разумом, не познав разумом смерть, ибо Истина – безмолвная мудрость.
24 Слово едино, двойственно и многолико.
25 Слово есть единение всех слов, и с тем оно многолико. Двойственность слова есть выражение вербального и безмолвного.
26 Вербальное слово дано для мудрости и глупости. Безмолвие хранит истину.
27 Как тень скрывает свет, так свет обнажает тень.
28 Для человека на Земле сутки едины, двойственны днем и ночью и многолики погодой и сезонами, от которых среди света солнца и луны и тьмы сумерек и затмений появляются тени.
29 Как мать ждет первого слова ребенка, так дети ждут последнего слова родителей.
30 Жизнь едина для всех, двойственна приходом смерти и многолика в каждом живом существе.
31 Смерть едина для всех, двойственна чертой предшествующего ей и последующего за ней, и многолика в способах пришествия ее.
32 Готовясь к смерти, человек готовит свой разум к познанию истины, скрытой за безмолвием мудрости.
33 Меньше труда представится тому, кто знает время прихода смерти, ибо только с осознанием смертности, человек начинает жить жизнью, полной бессмертных ценностей.
34 Благо есть не благ приумноженье.
35 Пишущий о смерти глуп, читающий о ней – мудр. Мудрецы назовут глупцом того, кто дерзнул превозносить всуе смерть.
36 Повторяющий вслух о смерти дважды глуп.
37 Однако глупость нередко является спутницей мудрости.
38 Мудрость зачастую является признаком юродивости.
39 Юродивость не благосостояние, это состояние духовного блага.
40 Пишущий о смерти единожды мудр и дважды глуп и множественно безумен, ибо нет ничего безумнее осознавать и мудрость, и глупость одновременно.


© Денис Требушников, 2008
Дата публикации: 03.05.2008 01:09:26
Просмотров: 2726

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 36 число 53: