Обсессия

Евгений Пейсахович

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 7666 знаков с пробелами
Раздел: "Фебеллистика"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Было время, когда я гонялся за персонажами. И в реальности, и на каких-то немыслимых сайтах, куда приличный человек заходить не станет, разве что по ошибке заглянет, но тут же сбежит.
Я не религиозен, исповедаться в грехах мне негде, да и какой исповедник выдержал бы, расскажи я ему всё в деталях. Но каяться – да. Раскаялся в содеянном неоднократно. И что проку? Во-первых, что-то из содеянного я могу просто не помнить. Во-вторых, никакого приговора мне никто не оглашал.
В общем, хотелось бы узнать, куда сказать «Горшочек, не вари!». Ну, потому что персонажи теперь гоняются за мной. Издалека узнают, будто родню увидели. Надоели смертельно.
Вчерашнего санитара леса я встретил (верней, он встретил меня) второй раз. Я и в первый раз никакого дружелюбия не проявил, ни даже любопытства, ни малейшего. А ну и чо – он же персонаж, ему обязательно надо всё рассказать, хоть я ни о чём не спрашивал.
По ночам (днём, во всей видимости, неудобно, или тара хуже клюёт) он путешествует с огромной магазинной телегой и собирает пластиковые бутылки из-под воды и банки из-под пива. И под утро, когда я выхожу из дома со спиннингом, возвращается в свой коттедж (коттедж!) с телегой, нагруженной тарой под завязку. С верхом.
Тут в тексте нецензурная брань, так что я её опускаю.
Он мог бы просто идти себе и помалкивать, я бы не стал его догонять, прошёл бы по другой стороне улицы. Но нет. Я даже дорогу не успел перейти, как он заорал:
- Ты поймал бури?
Бури – это кефаль, на иврите. Я ему ещё в первый раз объяснил, что кефаль не ловлю. Она не хищник, у берега вообще какая-то вялая, нет никакого интереса ловить её. У меня, по крайней мере. И на вкус она излишне диетическая, то есть безвкусная. Кто-то из наших говорил мне, что с приправами она вполне себе вкусна. Но в этом случае можно съесть приправы и без неё – вкус будет тот же. На хлеб эти приправы насыпать, в крайности, благо он тут тоже в основном безвкусный.
Но неустанный охотник на тару почему-то хочет, чтобы я поймал кефаль.
Лица его я не разглядел, описать не могу, да и кому может быть нужна эта постылая морда (кроме, конечно, самого санитара леса). Темно было. Выхожу я, самое позднее, за полчаса до того, как начинает светать. Фонари, конечно, горят, но не останавливать же изможденного сбором тары сукина сына под фонарём, чтобы разглядеть поподробней. Роста и комплекции он примерного таких же, как я. И тоже слегка сгорбленный – наверное, низкопоклонство, неизбежное при сборе бутылок и банок, влияет. Да и толкать полную телегу, особенно если в гору, тоже приходится слегка согнувшись. Издержки профессии, короче. Хотя у него это больше, чем профессия, это призвание. Или, как он сам говорит, обсессия.
До обсессий он дошёл потом. Сначала осудил меня за сумку-холодильник, с которой я хожу на море (на тот почти невероятный случай, что поймаю рыбу).
- Сумка маленькая, - сказал. – Рыба в один килограмм в неё не влезет.
И стал разводить руками, как Трамп, показывая, какого размера бывает рыба весом в один килограмм, а какая весом в полкило. И так же врать, как Трамп.
Вообще-то, я никого теплокровного никогда не убивал. Но они меня доведут.
Люди, похоже, ещё в древности принесли страшную клятву никогда не говорить правду о том, какого размера рыба сколько весит.
- Прежде, чем начинать врать, - сказал я санитару леса, - я проверяю вес. Прибор такой есть, который вес показывает.
Наличие у меня такого прибора его, кажется, огорчило. Он как будто даже не поверил и уточнил:
- У тебя такой прибор есть?
В магазине он не стал бы спрашивать, для чего нужен прибор, мешающий врать.
Экстремально нецензурная брань должна была бы быть тут, но ладно, пропущу.
И вот в этом месте он к обсессиям и перешёл. «Я, - говорит, - собираю бутылки, это обсессия. Ты ходишь на рыбалку – это обсессия. Кто-то читает Талмуд – обсессия. Кто-то читает Ницше – обсессия. Ницше – это такой философ был».
Уж не знаю. Наверно, не объясни он мне всё так толково, я бы решил, что Ницше – это такая балерина была. Может, она дневник вела, как князь Пётр Вяземский, и теперь кто-нибудь обсессивный этот дневник каждый день перечитывает.
«Ницше» звучит у него скорее как «Низше». Может, просто зубов не хватает. Банки-то собирать – на вставные зубы не напасёшься.
- У всех, - говорит, - какая-нибудь обсессия. Шигаон.
Шигаон – это сумасшествие, на иврите. В русском это длинное слово, неуклюжее, не приспособленное для употребления на каждом шагу. В иврите оно короче и вполне может заменять в каких-то случаях звонкий русский п****ц, который по смыслу намного объёмнее и короче.
- Какой же это шигаон, - я слегка удивился, - утром ходить на море?
- Ты же там всю ночь, - говорит уверенно.
- Я там не всю ночь, - отвечаю.
И, как выясняется, на высоком иврите отвечаю. Он, вероятно, не сабр, иначе не стал бы вспоминать высокий иврит, а тем более удивляться, что кто-то может на нём что-то сказать.
Не могу объяснить, почему, но мысль о том, что он не сабр, как-то утешает. Примиряет с реальностью. Вселяет надежду. Хоть, конечно, надежды с такой же лёгкостью вселяются, с какой потом выселяются. Один Трамп чего стоит.
Угомониться и помолчать неустанный собиратель тары не может.
- Кто-то, - говорит он, - в фэйсбуке фотографии вешает. Это обсессия. Девушки свои фото вешают. Красивые девушки. Без одежды… Видел в фэйсбуке?
Я не отвечаю, а он не замечает в студенистом свете фонарей, как я багровею рылом. Не видел я вообще никогда девушек без одежды, вот те маген-давид.
Ещё он добавляет, что им, девушкам, нравится, когда их фотографиями любуются, и что это обсессия.
Одно утешение: сабр не сказал бы про голых девушек «без одежды». Сказал бы – голые. Почему это утешительно, я, ещё раз, понятия не имею.
- На сколько тут? – я киваю на заваленную тарой телегу.
Мне это не особо интересно, но если не отвлечь санитара леса от «девушек без одежды» он плешь проест своими обсессиями.
- Шекелей на пятьдесят – шестьдесят, - делится он сокровенным.
Моя родина – СССР. Сдав десять бутылок по двенадцать копеек за штуку, в блаженные времена застоя можно было купить бутылку бормотухи (она же чернила, она же плодово-выгодное) за рупь двенадцать, пирожок с повидлом на закуску, и ещё три копейки на трамвай оставалось. Сдав тут десять бутылок, получишь три шекеля, которые никуда не пристроить. Надо всю ночь неустанно трудиться, и потом ещё полдня уйдёт на то, чтобы куда-то сдать содержимое полной телеги и стать счастливым обладателем пятидесяти шекелей.
Грустно, конечно. Но грусть моя светла. Санитар леса ещё раз (в первую нашу безрадостную встречу он уже говорил про это) объяснил, что у него коттедж и что бутылки ему, в сущности, не нужны. Хотя и без объяснений понятно, что голые девушки ему нужнее пустой тары. А он им, видимо, даже вместе с коттеджем совсем ни к чему.
Мы общались (хотя общался в основном он) всего минут десять, но изнурить меня он успел капитально. У поворота на парк я вздохнул с облегчением. Выдержал. Не убил. Даже по морде не дал. Добрейший я всё-таки человек.
Через парк, где никого нет, приду к морю, где никого нет. Там никто не будет ***ть мозги своими и чужими обсессиями. Правда, по дороге пристанут две кошки, которым надо будет дать их кошачью еду, потому что они хотят жрать. Такая у них обсессия, она же шигаон, она же п****ц.
На берегу, где никого нет, можно даже сердито заорать: Горшочек, не вари! Не надо мне больше грёбаных персонажей! Не на-до! Не!
Рыбу этим не распугаешь, её там всё равно не имеет места быть. Зато, может, мне скостят наказание. Сколько уже можно раскаиваться. Но может, и не скостят.
Ну, хоть попробовать. Забросить в море крючки с наживкой. Надежды, конечно, никакой, но что делать – обсессия…

© Евгений Пейсахович, 2025
Дата публикации: 07.03.2025 21:36:42
Просмотров: 54

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.