Глазами Ангела
Владимир Опёнок
Форма: Повесть
Жанр: Фантастика Объём: 213780 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
– Тебе следует принять как данность трудноразрешимый парадокс, – подводя итог беседе, заметил Распорядитель, – в настоящее время на Земле сложилась противоречивая ситуация. Только вдумайся, многие, встречая людей с излишним весом, им сочувствуют. Видя, как тяжко передвигаются, кто по разным причинам, в силу болезни либо чего ещё, набрал излишний вес. Но мало кто сочувствует тому, кто нахватал избыточных ресурсов. Напротив! Ему втайне завидуют, мечтая оказаться на месте толстосума. А тот, не понимая природы невесть откуда взявшегося богатства, загоняет себя в гроб... Где-то очень далеко... Говорят, у каждого рождённого на планете есть Ангел-Хранитель. Личный и безропотный, кто денно и нощно заботится о подопечном. Вплоть до ухода в мир иной. Так ли это? Возможно, и нет. Вот только очень уж часто случается в жизни такое, что ни одному писателю ни за что не выдумать, каким бы маститым он не был. И в подтверждение сказанного – чудесные случаи спасения от неминуемой гибели и счастливое избавление от губительной напасти не редкие в наши дни. Достаточно приглядеться к окружающему миру, и многое, многое станет очевидным. С другой стороны, к чему излишнее напряжение? Так полагают многие и будут совершенно правы. Чего ради куда-то вглядываться, к чему-то присматриваться? Достаточно, что, повинуясь инерции жизни, мы покорно сгибаемся под бременем обыденности, до крови натирая натруженную шею. И так изо дня в день. До самой своей кончины. Вероятно, по этой причине многие стремятся поскорее завершить рабочий день и отдохнуть от трудов праведных. Вместо того чтобы, озираясь по сторонам, выискивать нечто волшебное. Авось случайно обнаружишь! Впрочем, когда нет желания напрягаться в поисках нового, а привычнее влачить ярмо повседневности, воля ваша. В этой связи остаётся упомянуть лишь одно, оное формулируется ставшим устойчивым выражением: «Каждому будет дано по его вере». Так рассуждал известный литературный персонаж, и, памятуя его высказывание, оставим разглагольствования на эту тему. Вместе с тем, невзирая на всеобщее безразличие к обозначенной проблеме, не теряет актуальности вопрос, как распознать голос Ангела среди будничного многоголосья, разумеется, если допустить его существование. Вряд-ли он громогласно вострубит в суетной толчее посреди несмолкающего рёва, громкой музыки да людских воплей и криков, чем глушат тщетно скрываемые усталость и разочарование. Увы, подобная какофония не позволит его расслышать. А несовершенство земной круговерти, как твердят пресыщенные теоретики-лоботрясы, всё вернёт на круги своя. Но, дабы не испытывать терпение читателя, приступим к повествованию. Итак... Эта история произошла во время подведения итогов за прошедший период, проходившего в труднодоступном для обитателей планеты месте. Что нисколько не удивляет, и многим свойственно осмысливать происходящее, изредка отчитываясь пред вышестоящими. Без того немыслима их жизнь. Правда, для других, не утруждающих себя думами о повседневности – подобное времяпрепровождение представляется ненужным и хлопотным. Предполагая ощутимую трату времени на бессмысленное, в чём искренне убеждены - занятие, не приносящее реальной пользы. По этой причине многие с удовольствием цитируют обезьянку, на предложение подумать ответствовавшую: «чего думать, прыгать надо». И самое время с ней согласиться! Прыгать действительно нужно, особенно если требуется одолеть преграду, внезапно возникшую на пути. Впрочем, оставим обезьянам их пальмы и вернёмся к подведению итогов. В этой связи следует заметить, что один весьма не глупый юноша, в недалёком прошлом выпускник прелюбопытного заведения, посвятил себя странной, с точки зрения обывателя, профессии. Всё дело в том, что по окончании выпускных экзаменов он устроился на работу, где в обязанности входило наблюдать за происходящим на планете. После чего, систематизируя полученную информацию, докладывать об увиденном. Что он и делал с небывалыми рвением и тщательностью. А поднабравшись таким образом опыта, своевременно выполнял поставленные перед ним задачи и нынче докладывал высокому руководству о сложившейся на Земле ситуации. Более того, отразил ключевые моменты в отчёте, лежавшем тут же на столе на расстоянии вытянутой руки. На что начальство, к слову сказать, весьма своеобразное, как будет ясно далее, молча слушало, изредка поглядывая на помощника, выполнявшего роль секретаря. Приземистого и плечистого, как и подобает в подобных случаях, изобразившего на лице озабоченность и сурово хмурившего брови, особенно когда буравил глазками докладчика. Вероятно, рассчитывая произвести впечатление. Именно он сидел за столом, на котором лежала вышеупомянутая папка с докладом. Однако докладчик, нимало не смущаясь присутствием высокопоставленной особы в лице руководителя, без тени робости и стеснения размеренным тоном сообщал всё, вплоть до мельчайших деталей. Правда, по завершении обстоятельного доклада, неожиданно приуныл. Причём, смена его настроения отразилась на лице и была не то следствием усталости, не то иной мыслью, омрачившей чело. Сие никому неизвестно. Тем не менее, факт остаётся фактом, и он тотчас был подмечен руководством и «взят на карандаш». Так, на всякий случай. С другой стороны, начальство не могло не отметить возросшую опытность докладчика, а также безукоризненность выполненной им работы, ввиду того, что во время прошедшего периода тот не допустил ни единого промаха. В результате всё выполнил в соответствии с графиком, без задержек и нареканий. Само собой разумеется, подобная исполнительность требовала поощрения, что начальство и предполагало сделать, если б не смущение, омрачившее чело докладчика. В причине которого требовалось разобраться и выяснить, всё ли он сообщил, и нет ли чего, вольно либо невольно утаённого. По этой причине тот, кому адресован доклад, внимательно наблюдал за подчинённым, ожидая разъяснений либо иной развязки. Сам же докладчик, сообщив, как обстоят дела на вверенном участке, рассеянно переводил взор с предмета на предмет. Что не позволило ему заметить пристальное внимание руководства. Но к чему держать читателя в неведении, пора открыть имена тех, кто, невзирая на столь поздний час, собрался для беседы и вместо отдыха посвящал время обсуждению злободневных задач. А начать следует с юного докладчика, его именовали по-простому, без изысков – Ангел. Такое вот редкое и удивительное имя. Но не тот Ангел, о которых повествуют Писания. Нет. Нечто иное. Далее упомянем помощника и определим сего ничем непримечательного участника беседы в соответствии с занимаемой им должностью – Секретарём. Почётному и обязывающему званию в иерархической лестнице. Ну и, наконец, высокое руководство значилось в особых списках как Распорядитель. К кому без нужды запрещено обращаться, по этой причине многие, ненароком его побеспокоив, испытывали волнующий трепет, как и положено пред вышестоящим. А пока по завершении доклада никто не произнёс ни слова, молчание, по обыкновению, стало густеть. Твердеть, и невидимая глазу тяжесть навалилась на докладчика и Секретаря. Такое нередко бывает, ведь большинству свойственно испытывать неловкость в присутствии вышестоящих, словно совершили непристойное. Вот и Ангел с Секретарём косились друг на друга, но молчали. Терпеливо ожидали, что скажет Распорядитель, однако тот задумался, и долго так продолжаться не могло. Не каждому по силам выдержать паузу, особенно, когда суетные мысли так и норовят выплеснуться, выдавая не предназначенное для чужих ушей. Что скрывает всяк, до поры молчащий. И подобная болтливость приводит к тяжёлым последствиям! Может выставить в ненужном свете или поставить в неловкое положение. А после попробуй, объясни, дескать, не желая, сморозил глупость. Вот только поздно, слово не воробей. Потому и верят руководству, ему виднее, когда прерывать паузу, и Распорядитель, глядя на докладчика, произнёс: – Ты чем-то расстроен? Услышав властный голос, Ангел вздрогнул, будто пробудился. Он тряхнул русоволосой головой и задумчиво ответил: – Возможно... – но, спохватившись, тут же добавил, – до конца не разобрался. Распорядитель понимающе кивнул и, повернувшись к Секретарю, приказал: – Не заноси это в протокол. Секретарь, скрывая удивление, склонил голову. Распорядитель снова обратился к докладчику и на сей раз насмешливо поинтересовался: – Когда соизволишь разобраться? Чувствуя, что вопрос таит подвох, Ангел осторожно произнёс: – Трудно сказать, но меня огорчает то, что жители планеты, лишь будучи совсем малыми, проживают жизнь такими, какими сотворил Всевышний. А по мере взросления меняются и редко в лучшую сторону. Это меня расстраивает, не даёт покоя. Он замолчал и задумался. Распорядитель улыбнулся, а Секретарь, услышав ответ, оживился. Его глаза уставились на Ангела и буравили так, будто хотели докопаться до истины. Ангел тем временем собрался с мыслями и молвил: – Странно всё это. Конечно, я многого не понимаю и более всего того, почему, попав под влияние обстоятельств, человек не способен выбраться из привычной колеи. При том, сознавая убожество проживаемой жизни, обречён множить неврозы, но ничего не в силах изменить! Почему? А главное, по какой причине мы равнодушно наблюдаем как некто, с трудом дотянувшись до крупиц истины, продолжает страдать, не в силах противиться череде обывательских интересов. Досужих разговоров, изматывающей души тоски и прочего, что люди привычно называют жизнью. И только на смертном одре кому-то откроется, что бренность бытия, измотав и выпотрошив до донышка, не более, нежели подготовка. Главное – впереди! А что проку от позднего прозрения? Жизнь упущена, её не воротишь. Всё это время Секретарь молча слушал, не сводя с Ангела пристального взгляда. И, дождавшись когда тот умолк, удивлённо воскликнул: – Тебе то что? Живёшь, радуйся! Так нет, нужно сомневаться... Ангел собрался было ответить, но вмешался Распорядитель. Обращаясь к Секретарю, он мягко сказал: – Ты не сможешь его понять, пока не испытаешь, о чём говорит. Всё дело в том, что, когда прибываем на Землю, наши рецепторы обнажаются, и мы поневоле чувствуем чужую боль. По этой причине обречены сопереживать, а это – эмоциональная уязвимость. Пожалуйста, будь снисходителен, наберись терпения. При этих словах глаза Распорядителя наполнились печалью. Какие-то воспоминания ожили, встревожив память, и лёгкая тень промелькнула по лицу. Но усилием воли он подавил порыв и вернул бесстрастный вид, к какому все давно привыкли. После чего, стараясь не обидеть докладчика, негромко произнёс: – Я вижу, ты разочарован и втайне досадуешь на собственное прозрение. Поверь, такая перемена неудивительна, этот этап проходят все. Однако, когда постигаешь истину, трудно смириться с инерцией обстоятельств. Она не просто возмущает, иногда приводит в бешенство! Но, – Распорядитель улыбнулся, – главное, держать себя в руках, иначе натворишь бед. К тому же не стоит забывать, у медали две стороны и, если кое-что узнал, будь доволен. Теперь от этого не отмахнуться. Так что смирись, инерция жизни - ни много ни мало частица божественного промысла. Внимательно слушая руководителя, Ангел молчал. Не в его привычках перечить старшим, и нутром он понимал, инерция жизни – необходима! Она формирует стереотипы, управляя поведением. Привычка – не вторая натура, как полагают многие, а первая и единственная. Когда на шее хомут проблем, а впереди доступные удовольствия, обыватель покорно бредёт, растрачивая силы, в надежде обрести крылья. А это на каждом шагу предлагают самозванцы, присвоившие право поучать. Особенно тех, кто отдаёт последнее, лишь бы вдохнуть свободу от набившей оскомину рутины. Эту вечную иллюзию, предлагаемую проходимцами за деньги... С другой стороны, смущало непонимание, отчего с течением времени человек, обрастая пристрастиями, сокращает без того недолгую жизнь. При этом с лёгкостью забывая присущие от рождения: любовь и доброту. А жажда наживы всё затмевает. Он поднял голову, посмотрел Распорядителю в глаза и негромко сказал: – В таком случае мои сомнения тоже частица промысла. Иначе их бы не было. А раз уж они терзают, значит, необходимы. Распорядитель расхохотался. – Так и есть! – смеясь, согласился и добавил: – Всё же хотелось бы узнать, что ты намерен делать. Полагаю, коль уж сомнения возникли, то явно не беспочвенно. А ты не из тех, кто готов сидеть и ждать. Признавайся, чего удумал? Ангел осторожно пошевелил крыльями. – Разве мне что-то дозволено? – возразил он. – В мои обязанности входит наблюдать. Не более. Распорядитель удовлетворённо кивнул: – Это верно. Но зная твою неуёмность, я не собираюсь ждать сюрприз, а сам предложу эксперимент. Возможно, он тебя успокоит, и ты осознаешь, инерция жизни – благо! Не будь её, на Земле царил бы хаос, а так, полная предсказуемость, и можно не тратить усилий для поддержания порядка. Во взоре Ангела мелькнул интерес. – Да-да, – утвердительно произнёс Распорядитель. – Другое дело, готов ли ты к таким испытаниям. Ведь в полной мере ощутишь, что выпадает на долю смертных. – Я готов, – ответ Ангела прозвучал незамедлительно и твёрдо. – Уверен? – уточнил Распорядитель. И судя по встревоженному тону, речь шла о чём-то серьёзном. Чего собеседник мог и не знать. Ангел задумался, лишь лёгкое колыхание оперенья выдавало волнение. В это время в разговор встрял Секретарь: – Ну так что? – негромко буркнул он. – Так и запишем? Однако вместо Ангела ответил Распорядитель: – Не спеши... – прервал он Секретаря. – Нашему другу предстоит принять решение. Никому не дозволено играть с судьбой. Тем более, чужой. И если не справится, на время оставит крылья и поселится среди землян. Отбывать наказание за упрямство. Ангел недоверчиво изучал руководителя. Он знал его не первое столетие, и всё время пребывал в восхищении, ведь Распорядитель непредсказуем! Но сегодня он превзошёл себя. Сразу понял причину смущения и разрешил эксперимент. Как такое возможно? Впрочем, быть может это проверка? И Распорядитель смеётся над его доверчивостью? Сомнения пробежали по юному лицу. Наблюдавший за ним Распорядитель улыбнулся: – У тебя есть подопечные на планете, выбери из них того, в ком едва теплится жизнь. Безвольного и раздавленного обстоятельствами. Такого, кто опутан неурядицами, и осторожно приоткрой завесу. Ту, что скрывает от него подлинную жизнь. Пускай немного встряхнётся, а ты оцени результат. Вернётся ли он в привычный круговорот или достанет мужества пойти в неведомое. Так сможешь убедиться, что инерция неодолима. За редким, редчайшим исключением. Ангел внимательно выслушал, вздохнул и на секунду закрыл глаза. Но тут же распахнул их и кивнул. Распорядитель негромко продолжил: – Тебя ждёт трудная задача. Твой проводник в мир ощущений всего лишь смертный. Едва окажешься рядом, подвергнешь его колоссальной нагрузке. Такой, какую ранее он не испытал. Смотри, не сокруши его психику, на этом эксперимент завершится. Ты думаешь, всё просто? Нет! Готовься подвергнуться давлению привычек, они не заставят ждать, сразу навалятся, разрывая на части. Скажу больше, возникнет соблазн от них освободиться, чего ни в коем случае делать нельзя! Не следует забывать, жизнь обывателя соткана из привычек и, обнулив их, ты поневоле убьёшь проводника. Приобретённые за долгие годы привычки укоренились, лишившись их в одночасье, проводник станет беспомощным. Такова реальность, и многие, с кем столкнёшься, давно мертвы. Ими движет инерция, пожалуйста, помни об этом. Распорядитель смолк, давая Ангелу усвоить сказанное. Как ни крути, тому предстояло испытание, вот почему важно указать на детали, зная которые, не натворит бед. По этой причине старался оградить подчинённого от необдуманных шагов. Всё это время Секретарь что-то записывал. Он относился к происходящему буднично, будто речь шла о пустяке. Его интересовало одно, когда завершится беседа и сможет вернуться к семье. Завтра рано вставать, и так продолжается изо дня в день. Испокон веку. А пока каждый из присутствующих размышлял, прошло несколько минут. В их продолжении Распорядитель пребывал в задумчивости. Ангел и Секретарь привычно хранили молчание. Каждый из них давно усвоил, ежели спросят, отвечай, нет, молча слушай. Ни при каких обстоятельствах не нужно суетиться. Когда начальство соблаговолит, сообщит всё так или иначе важное. Оно и случилось, и Распорядитель, прервав размышления, заговорил, обращаясь к докладчику: – Не знаю, обрадует ли тебя, но многие навыки на время эксперимента окажутся недоступны. Да они и не к чему! На Земле свои правила, их нужно соблюдать. Ангел удивлённо поднял брови. – Именно, – как ни в чём не бывало, продолжал Распорядитель, – большинство твоих умений на планете обременительны. К чему, скажем, перемещение в пространстве? Едва им воспользуешься, проводника разорвёт на куски. Или чтение мыслей? Зачем оно? Достаточно, что будешь сознавать себя, ведь дело придётся иметь с теми, кто пребывает во сне. Так что, главное, не усни, – Распорядитель улыбнулся – сохрани бодрость... Он жестом отпустил Секретаря, и тот с радостью удалился. Оставшись вдвоём с докладчиком, неторопливо сообщил: – Теперь хорошенько усвой, что скажу. Если запомнишь – это станет путеводной звездой, и не уподобишься спящим. Ну а если забудешь, на долгие годы погрузишься в сон. Так что впору подумать, может не стоит рисковать? Произнося эти слова, Распорядитель улыбнулся, но Ангел упрямо мотнул головой. Он всё решил. Ему не терпелось приступить, и потом, что о нём подумают, если откажется? Сочтут малахольным? Нет, такого мнения о себе не мог допустить. Ангел глубоко вдохнул, выдохнул и обратил лицо к руководству. – Что ж, – улыбаясь, произнёс Распорядитель, – решил, значит решил! Так тому и быть. Осталось вызубрить, что все блага на планете, какие только возможны, даруются людям из пространства. Больше им взяться неоткуда. Тем не менее, многие думают иначе и приписывают достаток исключительно усердию и труду. В этом есть крупица истины, но нравится кому-то или нет, блага даруют, чтобы разделить с другими. Себе оставив необходимое. Так задумано изначально, и это норма бытия. Ангел не отводил взор от собеседника, он был сосредоточен. – К сожалению, – продолжал Распорядитель, – приобретаемая в течение жизни жадность подавляет щедрость, поэтому всяк гребёт под себя. За редким исключением. Но удивительно другое, мало кто, в принципе, способен осознать, что накопление – путь в никуда! Об этом твердят Писания, указуя на ошибочность гонки за богатством. Ангел улыбнулся, наблюдение за жизнью подтверждало услышанное. Но как это поможет, не догадывался. Впрочем, начальству виднее, сказано запомнить, значит нужно сохранить всё в памяти. Видимо, когда начнёт общение с проводником, возникнут обстоятельства, с чем ранее не сталкивался. Вероятно, причина в бесконтрольном мышлении землян, их неспособности управлять мыслительным процессом. Этому его долго обучали, и отсутствие подобных навыков неоднократно встречал на планете. Возможно, не случайно на этом заострено внимание, значит нужно крепко всё запомнить. Будучи много старше и опытнее, Распорядитель понимал, что творится в голове подчинённого. Без труда читал его мысли, только виду не подавал. Ангелу предстояло много узнать, а лучше учиться на Земле, где подвергнется давлению окружающих. В тщетных попытках навязать своё. От этого сильно устаёшь, и Распорядитель помнил собственный опыт. Так что лучше подготовить, прежде чем окунётся в мир чувств и ощущений. С другой стороны, если сдюжит, обретёт полезный навык. Сможет без труда общаться с теми, за кем наблюдает, будучи уверен, будто знает их повадки. Вот пусть и разочаруется, тем скорее получит нужный опыт. И Распорядитель медленно изрёк: – К сожалению, за весь период жизни на планете мало кто удосужился разобраться в механизме распределения благ. Правда, справедливости ради следует заметить, немногие о том задумываются. Что для меня удивительно, ведь обладание праведно нажитым изобилием – краеугольный камень долгой и счастливой жизни! Но тебе, гостю в подлунном мире, необходимо знать об этом досконально. Ангел кивнул, он впитывал всё, что слышал. – Итак, – возвысил голос Распорядитель, – для начала рассмотрим обретение благ с точки зрения здоровья и наносимого ему вреда излишествами. Для того оставим в стороне вредные привычки и коснёмся пищи. Обычных продуктов. Полагаю, ты со мной согласишься, нужный организму объём еды – невелик. Как показывает опыт, люди весьма неприхотливы, при необходимости довольствуются малым. Редко кто увеличивает съеденное кратно, даже имея возможность. Разумеется, мы говорим о здоровом отношении к питанию, а не об отклонениях. Он прервался, Ангел, не мигая, смотрел ему в глаза. Распорядитель улыбнулся. – Человек сотворён таким, – медленно проговорил он, – что ему нет надобности потреблять излишнее. Ведь, едва превысит норму, организм тут же накапливает жир, а это проблемы. Отсюда вывод – для плодотворной жизни важно потреблять не более, нежели достаточно. Что легко расходуется организмом в режиме обычной жизнедеятельности. Ангел кивнул, это очевидно! Но Распорядитель покачал головой, не спеши. Словно раздумывая над решением задачи, предложил: – А теперь, учитывая сказанное, сопоставь с тем, как живут люди. Полагаю, твои наблюдения не прошли даром, и легко вспомнишь их склонность к избыточному потреблению. Причём, во многих сферах, начиная пищей, заканчивая самолётами. Эти примеры наглядно иллюстрируют гордыню, дескать, моя персона не желает перемещаться как все. Мне нужна яхта, персональный самолёт и прочее! Но, самое удивительное, такой подход не осуждается, напротив, его считают нормой! Он явно доминирует, и многие, независимо от цвета кожи, желают его. Юный Ангел задумался. Ранее ему не приходило в голову взглянуть на жизнь с такой точки зрения. Теперь же выходит излишества – показатель болезни, а вовсе не здоровья. А если это так, значит... – Обрати внимание на другое, – прервал размышления Распорядитель, – В то самое мгновенье, как человек накопил, всё меняется! Не только форма его тела, заметная глазу, но и отношения с другими. За редким исключением, они портятся. Доказательство тому, поговорки, одна из них гласит: «Хочешь потерять друга, одолжи ему денег». Правда, есть и другие вариации. Ангел улыбнулся, услышав выражение, смысла которого до сего дня не понимал. Его частенько пускали в ход те, кто не желал расставаться с деньгами. Ангелу была удивительна их привязанность, ему эта страсть к накопительству виделась бессмыслицей! Зачем такое количество денег, если в посмертном существовании им нет места? Там иное в чести, иная шкала ценностей. Вместе с тем, люди нередко шутят: «В гробу карманов нет», при этом лихорадочно копя «на чёрный день». И столь явное противоречие видится лишь немногим. Он задумался... – Будь добр, не отвлекайся, – привлёк внимание голос Распорядителя. Юный представитель ангельского семейства опустил глаза. Такое с ним не впервые, трудно контролировать мысли. Едва завибрировав, они привлекают внимание. Ему стало неловко за допущенный промах, и по лицу скользнуло раскаяние. Сделав замечание, Распорядитель доброжелательно улыбнулся: – Когда окажешься в теле проводника, тут же почувствуешь противоречия! Тебя окружит рой из мыслей и постарается усыпить. Будь бдителен! Это заманчиво и легко, вокруг все сладко дремлют. Огромные массы грезят наяву, их не легко разбудить. Но есть одно средство, им можно достучаться. Не логика и здравый смысл, под этим на Земле всяк понимает своё, а чувства. Эмоции! Всегда, возникая спонтанно, они способны вызвать порыв. Твой проводник сердцем прочувствует правоту, ощутит на вкус! Даже не пытайся переубедить его. Люди весьма преуспели в фантазиях, а их мыслители не то в шутку, не то всерьёз нарекли мир иллюзорным. Ангел слушал, не отвлекаясь. По мере того как погружался глубже, пыл угасал. Это отнюдь не значило, что решимость улетучилась. Вовсе нет! Однако в процессе разговора кое-что изменилось. Теперь не всё выглядело привлекательно, нежели, когда воспринималось шалостью. Подумаешь, пожить в теле обывателя, чем не забава? Вот только после услышанного трудность стоящей перед ним задачи обрела иные очертания. Более того, настораживал голос Распорядителя. Кто знает, справится ли? Сумеет обуздать натуру? Ангел тряхнул головой и сосредоточился. – Едва на планете кому-либо даруется достаток, – негромко произнёс Распорядитель, – он сразу становится должен, и ради собственного благополучия лучше поделиться. Накормить, напоить обездоленных. Кто пытается, но не в силах выбраться из неурядиц. Иначе не вынести груз благосостояния, а тот начнёт испытывать на прочность. В первую очередь отношения. По этой причине немногим дано выдержать бремя успеха. Трудно одолеть свалившееся на голову благополучие. Распорядитель замолчал, он изучал подчинённого, кого всё время смущали случайные мысли. Благодаря опытности, ему частенько доводилось наблюдать подобное, особенно, когда делился знанием. В том знании таилось многое и открывалось лишь со временем. По мере обретения опыта. Иначе оно не вписывалось в привычный способ рассуждений, и Ангел здесь не исключение. Его смущение предсказуемо, на Земле он видел одно, нынче услышал другое и теперь пытается всё соотнести. Правда, пока лишь мысленно. С другой стороны, куда ему спешить? Едва окажется на планете, придётся день за днём убеждать проводника, торить тропку посреди бетонных автострад заблуждений, исполосовавших мировоззрение обывателя. С которых трудно съехать, ведь их движущая сила – инерция! Та самая инерция жизни, целесообразность которой поставил под сомнение. В результате вынужден проверять, так ли это на самом деле. А пока длилась беседа, Распорядитель с интересом замечал то и дело мелькавшие на юном лице следы внутренней борьбы. Но отказа от задуманного не наблюдалось! Что он с удовлетворением отметил и вернулся к теме. – Впрочем, – произнёс, улыбаясь, – бывает, что отношения сохранились, в этом случае страдает другое. К примеру, здоровье, кто-то из близких заболеет и, возможно, умрёт, а всё потому, что долги нужно отдавать. Это – незыблемое правило, и получаемое из пространства – не подарок. Даже если кажется, будто заработано собственными руками. Однако помнят ли о том люди? Но тебе, в отличие от них, нужно держать в уме: выход там, где вход! Это значит, если жизнь трещит по швам, пора бить тревогу. Иными словами, определить величину долга и поскорее отдать, потому что долги всё равно будут взысканы. Они и взыскиваются, если нужно решить проблему, возникшую вслед за получением прибытка. Ангел кивнул и пожал плечами, словно в оправданье тем, кто по собственному недомыслию нарушает неписанные правила. – С другой стороны, не стоит уповать, что расходы всё компенсируют, – добавил Распорядитель, – Это только проценты! Основной долг остаётся. Даже со смертью близких. Не иначе как с собственной кончиной. Он умолк. Распорядитель понимал, Ангел вряд ли с ходу всё усвоит. Но он должен сообщить максимум, по крайней мере, кое-что отложится в памяти. Разумеется, если юнца не убаюкает жизненный водоворот. – Тебе следует принять как данность трудноразрешимый парадокс, – подводя итог беседе, заметил Распорядитель, – в настоящее время на Земле сложилась противоречивая ситуация. Только вдумайся, многие, встречая людей с излишним весом, им сочувствуют. Видя, как тяжко передвигаются, кто по разным причинам, в силу болезни либо чего ещё, набрал излишний вес. Но мало кто сочувствует тому, кто нахватал избыточных ресурсов. Напротив! Ему втайне завидуют, мечтая оказаться на месте толстосума. А тот, не понимая природы невесть откуда взявшегося богатства, загоняет себя в гроб. Неосознанно убивая родных, близких, друзей. Учитывая сказанное, легко прийти к парадоксальному выводу: жить на Земле, подчиняясь порыву, когда, не задумываясь, отдаёшь – самый рациональный способ! Иными словами, делиться достатком, быть в прибытке. Природа благодарности – материальна. Она невидима глазу, но весьма действенна, её влияние распространяется далеко. На этом разговор завершился, Ангел склонил голову в знак признательности. После чего взмахнул крыльями и взмыл к голубой планете. Его полёт провожал усталый взгляд. Распорядитель долго смотрел вслед тому, кто по доброй воле отправился постигать жизнь. Подземный мир Вечерняя Москва по обыкновению немного суетлива. Раздражена накопившейся за день усталостью, выплёскиваемой на тех, кто оказался рядом. Густой осенний воздух разрывали гудки, и кто-то, не в силах удержаться, поносил неумелых всадников, оседлавших современных боевых коней. В суетном потоке не прощают даже незначительной оплошности. Тут же громогласный взрыв негодования обрушится на ездока, совершившего не тот манёвр. Утомлённым и пресыщенным владельцам авто не ведома пощада. Они мнят себя хозяевами жизни и срываются на любого, кто малость зазевался. Рулевое колесо в руках иных превращается в штурвал, и берегись, кто встретится такому асу. Впрочем, рабочий день позади, и обыватели спешат по домам. Не все в роскошных салонах авто, иные на общественном транспорте, а есть и такие, кому не лень совершить пешую прогулку в погожий осенний вечерок, степенно вышагивая ухоженными улицами. Местами присыпанными опавшей листвой, её трудолюбивые дворники сметут рано поутру. И, на первый взгляд, всё, как обычно. Но нет! Внимательный наблюдатель без труда заметит, что любой, на ком остановит взор, движим укоренившейся привычкой. Той самой, что незаметно им управляет. А всецело ей доверившись, типичный обыватель размахивает руками, механически передвигая ноги. Он погружён в глубокий сон, ему грезится, будто управляет послушным телом, направляя в ту или иную сторону. Его поработил автоматизм, и бесконечная карусель однообразных движений вызывает к жизни одни и те же мысли. Словно гончие псы вцепились они и, сменяя друг друга, заслоняют реальность. В результате он смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. И это люди называют жизнью... Тем не менее, вряд ли кто с готовностью признает происходящее не тем, чем оно является. И тому есть объяснение. Немногие смирятся с мыслью, будто живут во сне. Ни на что не влияя, не будучи в силах что-либо изменить. Напротив, иные возмутятся и выплеснут недовольство, а нередко и гнев на посмевшего высказать столь странное суждение. Но не нужно никого разубеждать! Разбудить спящих не получится, только крепче уснут. Напрасны попытки узнать у любого, кто обласкан и убаюкан грёзами, не заметил ли нечто, прогуливаясь вечерними улицами. Вопрос застигнет врасплох, ибо погружённый в сновидения лишён возможности жить. Вряд ли вспомнит проходящих мимо, за исключением, пожалуй, девицы, чьё лицо врезалось в память улыбкой. С какой общалась по телефону, называя незримую собеседницу Аней. И так во всём. Едва стоит нам задуматься, как с лёгкостью забываем окружающую действительность. До тех самых пор, пока не ударимся обо что-либо, в кровь разбивая нос. Таким образом, погружённый в размышления ум наш всегда чем-то занят, и мы крепко спим. Словно дитя малое пребываем в объятиях Морфея. Сладко дремлем, не обращая внимания на реальность. А она – единственное, что доступно, иного нет! Это суровая данность, с ней надобно считаться, ведь только действительность существует, остальное – плод воображения. Мы же всё время путаемся в мыслях и при первой возможности мчим в бесконечное, воспоминая и программируя будущее. Но самое удивительное, как, невзирая на трудности, зрим на тех, кто рядом. И на основе поверхностных наблюдений приходим к ошибочным выводам, полагая, будто в силах извлечь из них практическую пользу. Правда, вскоре обо всём забываем, увлекаемые грядущей фантазией, пока её новизна не утомит. После чего вновь обращаем взор на собратьев. Кто привлёк внимание незаурядностью, либо чем-то иным. А особенно занятно такое изучение в толчее метро. Где, в тайне разглядывая пассажиров, пополняем коллекцию выражений их лиц, поз, неловких, нелепых движений. Характеризующих всякого, волею судьбы ставшего объектом для наблюдений в подземелье. Где протекает сокрытая от дневного света жизнь. Итак, самое время спуститься по эскалатору туда, где всё случается мимоходом. Где люди на бешеной скорости несутся, вытаращив глаза, не обращая внимание на соседей. А те, законопатив уши наушниками, всецело отданы во власть «вещунов». Тех самых, кто травит уморительные байки, с ленцой повествует о печальном, а бывает, поёт на разных языках, пленяя население в метро. Того, кто оказался в метро. К слову сказать, весьма полезном изобретении, чьи подземные тоннели опутали города. Не только столицу. Здесь оно раскинуло щупальца и на Подмосковье. Удобства ради длинными перегонами, связав всё воедино. И теперь в обычный будничный вечер вагоны заполнены публикой. Знать не знающей о безмолвных наблюдателях, смиренно изучающих женщин и мужчин для каких-то своих, вероятно, особых целей. Вот и сегодня во чреве длинного подземного червя, в самом конце вагона сложилась обыденная картина. Таких изобилие в будни, когда на скамье пышнотелая матрона с сумками около ног. Доверху наполненными невероятно вкусным, и аромат испечённой сдобы щекочет ноздри, привлекая к сумкам любопытствующие взоры. Сама же хозяйка изобилия погружена в раздумье, её мысли далеко. В неведомой дали, куда нет входа по вполне понятной причине. Одета женщина неприхотливо, по погоде: в куртку нежно голубого цвета и жёлто-оранжевые спортивные штаны. На ногах рубенсовской красавицы разношенные, стоптанные кроссовки. Из под распахнутой куртки выглядывал видавший виды свитер, а роскошную гриву стянул на затылке тугой хвост. Её натруженные руки с потускневшим маникюром покоились на коленях. Грустные глаза изучали разводы на полу под мерное перестукивание колёс. И благодаря привычной монотонности веки женщины опустились, она погрузилась в полудрёму. Судя по всему, ехать до конечной, отчего не отдохнуть? Слева, на расстоянии вытянутой руки от неё, возвышался мужчина. Типичный московский обыватель, чью долговязую фигуру скрывал серый плащ, под ним деловой костюм. На ногах сверкали ухоженные, почти новые ботинки. Рукой мужчина держался за поручень, в другой был портфель. Его усталое лицо с зачёсанными назад волосами не привлекало внимание. Пытливый взор скользил поверх голов и вдруг остановился на уснувшей. Она явно заинтересовала, но чем, ответить на это мужчина не мог. Однако скучающее лицо преобразилось, он вмиг оценил пассажирку, затем огляделся, не слишком ли беззастенчив и, убедившись, что никто не смотрит, продолжил исследование. Вероятно, с целью узнать нечто новое, а может просто скоротать время. И пока проявлял любопытство, хозяйка сумок безмятежно спала. Чему способствовал гул, сопровождая поездки в метрополитене. Прямо напротив женщины, почти вплотную ворковали влюблённые. Юноша и девушка при первой возможности ненароком прижимались друг к дружке. Они излучали трепетную нежность, но едва соприкоснувшись, возвращали приличную дистанцию. Пара мило щебетала на одном им понятном языке, понимая друг друга с полуслова. Едва юноша открывал рот, девушка сразу с ним соглашалась. Она энергично кивала, при этом глаза лучились от смеха. И, возможно, не всё доносилось, но, не желая огорчать любимого, смешливая особа делала вид, будто расслышала. Со стороны было забавно наблюдать, как с трудом сдерживаемые, пара блюла нормы приличия. Когда вокруг незнакомцы и не все благожелательны, незачем вызывать раздражение. Справа от задремавшей женщины, приосанившись, стоял военный. Его выправка выдавала отличника боевой и, скажем, иной подготовки. Он нисколько не смущался званием ефрейтора и, судя по улыбке, предвкушал встречу с родными. Вероятно, бойца поощрили отпуском, уж больно выделялся на фоне измождённых ненастьем москвичей. А, судя по загару, службу он нёс под палящими солнечными лучами. Где-то на окраине державы охраняя мирный сон окружавших его обывателей. Что же касалось остальных, заполнивших вагон, их предостаточно. Обычное для московского метро дело. Правда, кое-кто, недовольные толчеёй, злобно шипели, толкались. Другие, напротив, спокойно сносили давку, уступая место. А желающих втиснуться хватало! Были среди них и такие, кто, проникнув внутрь, пытался протиснуться дальше, и кому-то это удавалось, несмотря на то, что вагон «не резиновый». Однако, по счастью, двери закрывались и, набирая скорость, подземный поезд мчался в сумрак. По ходу движения утрамбовывая тех, кто в нём находился. Возвращаясь к мужчине, изучавшему хозяйку сумок, не лишним упомянуть, именовали его Егором. Или Егорушкой, как в детстве кликала маманя, а теперь называла жена. Впрочем, иной раз подзывали Егоркой, так насмешливо выговаривала главный бухгалтер. Молодая взбалмошная девица на совещаниях, где Егор, будучи её заместителем, отчитывался. Одному Богу известно, чем заслужила она эту должность, но девицу нимало не заботило, что о ней подумают, и, не смущаясь разницей в возрасте, из её уст неслись вздорные распоряжения взрослому мужчине. К слову сказать, годящемуся ей в отцы. Вот и сегодня, чуть более часа назад она ввалилась в бухгалтерию и мямлила нечто нечленораздельное. Изо всех сил пытаясь донести какую-то мысль. Но её старания прервал нетрезвый ухарь, вошедший следом. Генеральный директор предприятия, он и увёл главного бухгалтера, у кого заплетались не только язык, но и ноги. Генеральный директор слыл баловнем судьбы и нередко напивался. Он частенько приходил на работу в непотребном виде, не вникал в дела и выказывал полное пренебрежение коллективу. Что вполне объяснимо, не его трудом создавалось предприятие. Это всецело заслуга папаши, скоропостижно скончавшегося, он и оставил бизнес наследнику. На что баловень судьбы, исполнив положенный ритуал, не стал дожидаться сорока дней, а пустился «во все тяжкие». Пуская «по ветру» сколоченное отцом состояние. Именно его лёгкой рукой назначена девица управлять бухгалтерией. Потеснив Егора с позиции исполняющего обязанности. С другой стороны, Егор сам поспособствовал её продвижению, когда взял под крыло. Однако девица, почуяв его бесхребетность, с успехом продемонстрировала иные, не связанные с учётом достоинства. А оных оказалось в избытке! В почётный список вошли: точёная фигурка, волнующая грудь, длинные, до пояса волосы. И надо признать, такими качествами обладает не каждая. По этой причине Егор не имел шансов ей противостоять. Он стал жертвой девичьего кокетства, попав в плен её очарования. А оное выплёскивалось через край, едва дело касалось сильного пола. В особенности Егора, исполнявшего на тот момент обязанности главбуха. Именно сноровистость в обхождении сыграла с ним злую шутку, хотя началось всё вполне безобидно. С обычных задержек после работы. Но недаром говорится – Дьявол кроется в деталях, и девица тут же напросилась в помощницы, желая многому выучиться. На что польщённый служебным рвением Егор позволил с ним остаться. Чего ранее не практиковалось, и что немедля вызвало пересуды. А девица, воспользовавшись возможностью, с удовольствием варила кофе, не умолкая, неся милую чепуху. Она сетовала про то, как несчастна, не везёт с подругами, на дороговизну съёмного жилья, и сумела разжалобить. Её откровения нашли отклик в сердце Егора, он освободил подчинённую от работы, взвалив её обязанности на свои плечи. И всё бы ничего, но едва отношения переросли в обыденность, и красавица поняла, что под защитой, она переключилась на руководство повыше. С успехом используя весь арсенал подручных средств. В этой связи очарованный её напором директор стал задерживаться после работы, а далее, как по маслу. Само собой разумеется, Егор по-прежнему трудился за двоих, в то время как из соседнего кабинета доносились не свойственные рабочему процессу звуки. А буквально через неделю коллективу сообщили о назначении на должность главного бухгалтера новой фаворитки. Кто тут же забыла о добром к ней отношении и при каждом удобном случае давала понять, я здесь главная, и лучше со мной не ссориться. Что же касалось Егора, он стерпел и, как говорят в народе, «утёрся». Должность, какой был достоин, уплыла, освободится ли в ближайшее время, неизвестно. Не иначе с пресыщенностью генерального, когда утомлённый любовной негой уволит фаворитку. А такой исход представлялся вероятным, но когда это случится? К тому же не приучен Егор желать кому-либо зла, и неважно, будь то директор либо кто-то ещё. В данном же случае их некомпетентность сыграет за него, достаточно написать заявление. Вот только рискнёт ли пуститься в неведомое? Искать работу, подрабатывать не по специальности... Такие мысли частенько посещали, подпитывая уязвлённое самолюбие, в итоге – неимоверная усталость укоренилась. Всё глубже прорастая, она пронизала, и вот – предельное изнеможение, что гнёт чугун и крошит сталь! Трудно сдюжить напряжение, не наговорить лишнего, льстить и подстраиваться, а наградою – опустошённость! Выжженная дотла пустыня. Непереносимый жар, сменяющийся холодом, и всё это испытывает на прочность. С другой стороны, только так закаляют характер, и либо ломается внутренний стержень, либо становится твёрже. Попутно смиряя чехарду случайных мыслей, порождая лёгкость в постижении того, что пред глазами. Правда, не для всех! Особняком здесь так называемые интеллектуалы. Они сами вписали себя в особую когорту и угодили в ловушку, созданную самими. Отныне, в их жизни полно вопросов, и обременённые интеллектом мнят себя предъявляющими спрос. Хотя сегодня мало кто осведомлён, что спрашивать возможно лишь тому, кому дано на это право. Любой другой проявит интерес. И это обстоятельство сродни неразберихе, когда утрачены различия, и тот, кто должен задавать вопрос, молчит. Но прыткие мыслители отстаивают рубежи! Нередко ревностно и оголтело, меняя заблуждения на истину. Такое их отличие от остальных. Не в лучшую, конечно, сторону, но оное присуще. Как и желание, любой ценой познать и уточнить. А им для счастья требуется ясность, предельная определяемость. И обладатели ума настроены враждебно, не знают полумер. Во всём решительны, желая прояснений, стремятся задавать вопросы, всё время, провоцируя и уточняя. Тем окончательно запутав собеседника, пускают в ход высокомерие, удерживая мнимое сомнительное превосходство. Внушительное сонмище вопросов – суть их сути. Одно не ведомо высоколобым, такая одержимость изнуряет, крушит дотошностью и въедливость сродни болезни. Они впадают в беспокойство, страдают от хронической усталости, и страх таится в каждом взоре. Увы, всё это ум, его не прояснённое пугает, и, по обычаю страшась неведомого, он жаждет в вечности контроля. Иллюзии, стремления во всём увидеть истину и навязать другим. Об этом знает ближний круг и молча зрит на неуживчивых, ведь оные всегда правы. По крайней мере, хотят такими быть. А это странно, нелогично! Всевластие и правота подвластны лишь Творцу. Ему Единому известно, в чём нужду мы терпим. Обычный смертный не осилит бремя власти, он потакает деспотизму и полного контроля ожидает... Вот и Егор, послушен словно маятник, раскачиваемый размеренным движением вагона, по-прежнему во власти дум. Они прокручивают раз за разом варианты, превознося незримое. Порой назойливо, порой ненужное. И всё бы ничего, на то и жизнь – извечный поиск и борьба, и неудачи. Всё есть в наличии! И даже страх, коварный, незаметный. Он зарождён в далёком детстве, когда безоблачное небо и неимение забот. Когда смешной, нелепый повод вдруг станет камнем преткновенья, и вкруг сбирается тревожность. Та самая, что множит страх остаться без работы, не выплатить кредит, да мало ли? Опутав липкими присосками, ползущая тревога – не подспорье. С улыбкою Иуды она ввергает в панику. И многие бегут. Уносят ноги, совершая множество ошибок. А первыми – бойцы мыслители! У них таится страх внутри. Выпестывая, потакая своему вместилищу, пугливое воображение возводит трудности, оправдывая лень и слабость. Ему подвластно всё! Мечтательная ложь себе любимому – излюбленный приём обвиноватить невиновного. И дело здесь, конечно, в воспитание! Когда в младенчестве, отринув недостойное, в незрелый ум вмещается лишь нужное, и юноша мужает. Он дерзок и учтив одновременно. Таким мужам неведом страх. Они не ропщут, и стенания не их стезя. Для них вся жизнь сплошное испытание. Не сломленным, не покорённым быть мужчине. Но так ли это в суетной реальности? Вопрос логичен, а ответа нет. Увы, впитавшие изнеженное женское, погрязли в мелочах. Им не дано мечтой возвыситься до синевы небес! Подобно скопищу червей с восторгом ползают на брюхе, предел мечтаний – жирная похлёбка. Горячая и сытная. Так и Егор воспитан женщиной. Он начисто лишён мужского понимания, решимости, неодолимой твёрдости. Ему не повезло зреть возвратившегося однажды вечером отца, кого с любовию встречает мать, усталою ладонью треплющего сына по макушке. При этом, ласково бурча, тот достаёт трудом и улицею пахнувший подарок. И не дано ему, впитав благоговенье, не страх, не подлое вертлявое унынье, желать во всём быть схожим на родителя. Страшится порицания отцовского, стремится стать достойным продолжателем фамилии. Увы, воспитан был он женщиной; сначала мамою, потом в детсаде милой воспитательницей, затем учительница в школе – дальше институт. Где также женщине обязан знанием. И речь здесь не о том, что женщина неважный педагог, она – иная, нежели мужчина! Биологически, ментально, как угодно. Иная в базовой программе и при всём желании не в силах поделиться навыками мужа. Не суждено ей быть успешной там, где исстари мужчина правит бал. В семье, в кругу себе подобных... Меж тем отличными от мыслящих слывут натуры творческие. Им не присущи рассуждения грядущего, они всецело в настоящем. Легки и скоры на подъём, такие проживают быстротечно. Подобно бабочкам, являясь баловнем судьбы, и часто забывают благодарность. Сказать спасибо тем, кто оказал поддержку. Одно им скучно и докучно, общение с носителями интеллекта. В такую долгую беседу непросто удержать зевоту. Вот почему всего скорее бегут от монотонности брюзжаний. И взбалмошной девице, случайно ставшей на стезю главбуха, свезло немало. Она не с первой попытки ускользнула, оставив позади унылые советы, что нужно каждый день трудиться. Усердие явить и прочее. Чем с радостью делился наш Егор, когда вдвоём общались. И вроде бы, всё верно, не придраться, но скукой смертною, могилою сырой несло от умных слов, высокопарных выражений, где не бывает места жизни. Её игривости и озорству. Однако не пора ли нам вернуться под тесный свод подземного тоннеля, в то самое мгновенье, как Егор, случайно выбрав пассажирку, остановил на ней усталый взор. И в тот же миг свершилось чудо! Бурлящий, неостановимый мыслей увлекательный поток исчез. Пропал в небытие, как растворился. Неведомое ранее молчание наполнило, и, глядя на дремавшую особу, он очевидцем стал. Всё обрело понятие и смысл. Егор узрел достойную сочувствия беспечно дремлющей девицы унылую безрадостную жизнь. Что было в прошлом, настоящем. Чего желала и страшилась она, сомкнувши веки. Такое откровение возможно с лёгкостью, присущей всякому, едва смолкает грёз привычных водопад. И оказалось, нет преград, их ничего не разделяет, ни слово, действие и даже мысль. Теперь он сочетал своё внимание с дремавшим до поры объектом без помех. Легко проник в её нутро и растерялся! Пред ним сидела, окунувшись в сон судьбины тяжкой, женское созданье. Её унылые года, в мгновенье ока промелькнув, оставили обиды послевкусье. Без близких, без родителей росла в детдоме, а лучшая товарка, кто слыла сестрой, ушла скоропостижно. Но боль потери, как бывает, сменила ноющая рана. Такие часто в сердце оставляют безвременных утрат следы. А тут ещё несчастная любовь, когда пленилась физруком женатым и лысеющем, и тот, использовав невинность, бросил, наигравшись всласть. С тех пор исчезла вера, растворилась угаром прежних дней. Исчезла, унеся мечты о счастье, о любви. Теперь она боялась обмануться, замкнулась в собственном мирке, уютной небольшой клетушке в общежитье. И не напрасно, опасаясь вновь испытать обиду, ни с кем решила не общаться. Так и жила в уединенье, найдя нежданную отраду. Её отдушиной случайной стал кулинарный труд. Туда прикладывала силы, старательность и нежность нерастраченной любви. Пекла безмерно, отдаваясь делу, и дело вдруг пошло! Труд рук её – ватрушки и иная сдоба скупали нарасхват, хоть вечером, хоть утром. Тем обрела надёжный способ пропитанья. Хотя, конечно, и сама, бывало, увлекаясь, съедала вкусную продукцию без меры. Но что с того? Она себе хозяйка. Иль нет, такое невозможно... Но главная зияющая рана, с младенчества вселившись в сердце, немым болезненным укором напоминала о себе. Она была ничья! Ни рода, ни знакомых. Подобна уличной собаке, кто в каждом ищет властелина, и мордой боязливо тычет в протянутую руку. Но нет руки той. Нет в округе. Никто не приголубит, не поддержит. Ни словом, что уж про дела. Вокруг такие же ничьи, такое же ничьё! А это лишь на первый взгляд не так уж важно принадлежать сообществу, кругу друзей, семье, и странно не спросить: а есть ли в мире счастье? Наверно, нет, ведь прав поэт: «на свете счастья нет, но есть покой и воля». И суетный мирок в Егора голове не осознал обыденности факта. Он осознал другое: пред ним дремала не измордованная жизнью тётка, каких с лихвою на Руси, а маленькая девочка. Затравленная одиночеством, не зная ласки, с улыбкой спит под стук колёс. А социум воинственный и буйный не распростёр объятий. Тут каждый – за себя, и к ближнему не требуют любви. Царит здесь дух несокрушимого успеха! Зловредный, лицемерный вирус жаждущих преуспеванья... Внезапно затормозив, поезд остановился! Пассажиры повалились друг на друга, и только немногие, кто держался за поручни, устояли. К ним относился Егор. Резкое торможение вывело из полусна, и суматошный хоровод праздных дум наводнил. Он тут же позабыл о наблюдениях, оно и немудрено, в каждом из нас, как минимум, двое. Во всём противоположны, с разным характером. Их величают многогранностью личности, когда меняем маски на потребу толпы, услаждая её непритязательный вкус. Но целостности в этом нет! Гордиться особо нечем. И достаточно изменить привычную позу, жест или мимику, как вослед грядут изменения в мышлении. В полной мере отражая внешнее, ибо невольной жестикуляцией оживляем вполне конкретные мысли. Соответствуя позе, жесту, выражению лица. По этой причине человек не властен над внутренним миром, и, вероятно, фраза «мой внутренний мир» придумана в насмешку! Кто-то старательно изощрился, ведь едва изменится поза, как, владевшая умом, мысль улетает, уступая другой. Такой же привычной, но на время забытой. Однако, невзирая на очевидное, не желаем понять, что процесс осмысления имеет внешнее обличье. Но так ли это? Споры тут ни к чему. В жизни полно чудес, а большинству доступно лишь малое – от силы три, четыре выверенные годами позы. Благодаря чему узнаёт и принимает окружение. И только попробуй что-либо измени! Тут же лицемерная забота возопит: а всё ли у тебя в порядке? Особенно, когда изменения к лучшему и тем вызывают беспокойство. Нет, скорее зависть... Что же касается поз, машинально меняемых в суете, первой является та, что используем дома. Когда посреди домочадцев явим заботу. Чаще искренне, но бывает и на показ. Тут много во власти привычек. И недаром твердят: что посеешь, то пожнёшь. А в корне измениться, когда накоплено всякого, трудно. Верней, невозможно. Набранную инерцию не погасить, тем паче в одиночку. Касаемо же следующей из имеющихся в арсенале, самое время вспомнить о позе, что используем для заработка. Она незаменима и внушает уважение. Как ни крути, хлеб насущный надобно добывать, и, невзирая на лень, мы общаемся с такими же. Кто движим привычкой, но не желает того замечать. А состоит эта поза из двух, непостижимо сочетаемых в неуживчивом характере. Ибо одну её половину спешно несём руководству, другую – небрежно жалуем подневольным. Сей лицемерный обычай придуман не нами, но мы его строго блюдём, смиряя строптивость пред вышестоящим, являя несокрушимую твёрдость, отдавая приказ. Далее следует удивительный образ! Его припасём для приятелей, он сгодится во время досужих бесед и праздного словоблудия. Благодаря его вычурной таинственности, легко сойти за всезнайку, главное – не обнаружить невежество. Непозволительная роскошь для знатока обсуждаемой темы, чьё веское замечание добавит пикантности. А бывает и по-другому! Едва услышав знакомое слово, несём всякий вздор. Болтая без умолку, как правило, ни о чём. Ненужным многословием утомляя собеседников. Такой образ – визитная карточка для тщеславия. Не спрашивая разрешения, он чёртиком из табакерки является, стоит изменчивой ситуации вызвать его. Особенно при общении с доверчивыми, когда обнажается маска вещуна без особой на то надобности. Впрочем, такой навык бывает полезен, удивлять многословием, не сказав вразумительного. А завершает сей перечень неведомый образ. И речь о непреднамеренном. Такую позу не часто встретишь, тем не менее, изредка она проявляется. Правда, нежданно-негаданно, ибо весьма органична, проникая в суть, возникает, когда безысходность ведёт к тупику. А загадка неразрешима. Зато вместо хаоса и сумбура в голове наступает затишье. Ни единой мысли не дано выплеснуться на поверхность тишайшего океана, каким вдруг становится ум. Только в такой отрешённости можно постичь наблюдаемое. Будь то предмет, либо нечто живое. Вот, пожалуй, и всё. К сказанному добавить нечего. Большинство так и живёт и, в общем то, довольно. Но именно здесь затаилась ловушка! Одна из коварных и незаметных, ведь привычка укоренилась, и это – навеки. А стоит кому-либо выйти из зоны комфорта, как изо всех сил он стремится обратно. В эту самую позу, привычную жестикуляцию, знакомые слова и выражения. И вновь формируемый образ, если вдруг возникнет нужда, потребует времени. Невероятных трудных усилий одолеть инерцию. А неспособность меняться сообразно пожеланию – тому порукой... От резкого торможения хозяйка сумок с вкусным содержимым придавила соседа, и тот ойкнул! Грузная женщина качнулась на место и смущённо извинилась. Изрядно помятый сосед что-то буркнул. Она украдкой огляделась и подняла глаза. По губам скользнула виноватая улыбка. Бывший свидетелем невинной неуклюжести, Егор кивнул и покинул вагон. Двери лениво захлопнулись, поезд увлёк пассажиров во мрак. Егор медленно брёл к эскалатору. Его подхватила толпа... Чердак А пока окружённый пассажирами он шёл к эскалатору, в голове царил хаос. Никчёмные мысли гонялись одна за другой, но не было среди них главной. На чём впору остановиться. И ясно почему! Вокруг бурлил водоворот, не давая сосредоточиться. Каждый шаг в гудящей толпе давался с трудом, близость тел затрудняла дыхание, теснота сдавила, а стремление выбраться овладело. Но даже в этом скоплении таились желающие схватить пальму первенства и, опережая прочих, первыми выбраться на свободу. Где яркий фонарный свет, красочная подсветка зданий и много свежего воздуха. Где не давит толща земли, а гул метро сменит шум автострад. Но не тут то было! Протиснуться сквозь толпу не резон. Разве по головам, и длинная, будто змея, человечья масса вползала на эскалатор. То замедляясь, то ускоряясь, заполнила вестибюль и сводила на нет любые попытки выбраться. Единым монолитом слаженно двигалась, и, казалось, нет в мире силы, способной её расчленить. Тем не менее, сила имелась, она поджидала на улице, куда устремилась толпа. Той силой предстала столица! Невероятных просторов проспекты, огромные площади, парки зелёные да лабиринты бульваров. Здесь всякий отыщет, что нравится. Лишь бы скорей оказаться снаружи. Всё это время попавший в объятья массы Егор о чём-то раздумывал. Как вдруг ощутил неприятный толчок! – Простите, – донеслось откуда-то сбоку, – я ненароком... Привычно сдерживаемый гнев в мгновенье ока улетучился. Егор милостиво кивнул, он и сам нередко тыкался в тех, кто брёл впереди. Трудно сдержать инерцию скопившихся, особенно когда спешат покинуть подземелье. А стоит кому-либо замешкаться, сзади тут же подожмут недовольные. Нервные и немножечко желчные они устали и в мыслях давно по домам. Где ждёт сытный ужин и домочадцы. И каждый о чём-то задумался. Впрочем, так было не всегда. В своё время всяк побывал в роли младенца, грудью кормился, улыбался беззубо. Чуть позже учился ходить, и вот она - школа. В дальнейшем упёртый подросток. Всегда обо всём извещён, он спешит возразить и поспорить. Но это не скоро! А ныне детишкам положен нетронутый, девственный ум. Словно светлый чердак свежесрубленного дома. Вместителен и объёмен, там пахнет стружкой да морозной свежестью. Там эхо гулкое ответит, едва словцо произнесёшь. И всё ж он полон тишины. Готовности к работе, с нетерпеньем ожидает нетленной мудрости крупицы, божественные откровения пророков, страниц лирических романов и музыку. В блаженство уносящую. Ту самую, что создали в давно минувшие века. Такой чердак просторен, светел. В нём нет ненужного, он пуст и в то же время полон. В нём всё продумано до мелочей, тут главное – взрастить и обучить. Узреть и выявить сокрытый интерес ребёнка. Открыть в нём до поры дремавшее уменье. Ну а пока здесь тишь да гладь. Безмолвие, беззвучие переполняют. Его ещё зовут младенческим умом не так давно рождённого на свет. Наивного и трепетного человечка. Того, кто вскоре гордо зазвучит и всюду следует порыву. Сердечной прелести очарованью. А чему ж ещё? Ума в том возрасте немного, его набраться предстоит. Но самое диковинное, что в безоблачное время ребёнок не познал печали. Он радуется всякий раз! Ему неинтересно знать грядущее, нет повода для страха и волнений, и всё, что дорого – бесценные секунды. Они продлятся вечно. Наверное, поэтому детишек кличут – Ангелы! Они и есть посланники Небес. Живут, ведомы сердцем, передвигаются вприпрыжку, всё время норовя взмыть в Небеса. Да и зачем им огорчаться? Какой в том прок? Всего хватает, во дворе все делятся друг с другом. А стоит выйти из подъезда, держа в руке ломоть лепёшки, куда заботливая мама положила масло, как вкруг возьмёт весёлая ватага. И каждый понемногу откусив, останется доволен. Чего ещё желать? Все сыты, можно продолжать веселье. И только в нынешнее время когда-то бывший ангелочком понуро брёл в безликой массе, утративши порыв и крылья. Давно опустошённый безнадёгой. Его ведут противоречия, заполнившие весь чердак. И, кажется, откуда что взялось... Но вот долгожданные ступени эскалатора. На одну из них, подчиняясь инерции массы, ступил Егор. Нервно вздрагивая от перегруженности, послушный механизм возносил пассажиров. Всё вокруг успокоилось, стихло. Там, на платформе по-прежнему толпились, но здесь, на подвижной ленте выстроилась очередь. Теснота и духота отступили, прохладный ветер наполнил лёгкие. Егор поднял голову и глянул вверх. Туда, куда эскалатор поднимал пассажиров. Тусклый свет в конце тоннеля подарил надежду, и он услышал позади негромкий голос. Доброжелательно и буднично говоривший, обращаясь к кому-то: – Милая, не называй меня «мой муж». Я – не «твой муж». Я – тебе муж! Ты же, любимая, моя жена... – Хорошо, хорошо, – прощебетал приятный женский голосок. – Прости, отовсюду только и слышно «мой муж», «мой супруг». Впредь постараюсь не ошибаться. – Сделай одолжение, постарайся, – пророкотал мужчина. – Экий старообрядец, – мимоходом мысленно окрестил его Егор, – ишь чего удумал! – продолжая удивляться, он оглянулся, рассчитывая увидеть здоровенного бородатого детину. Едва ли не в лаптях. И каково же было изумление, когда вместо окладистой бороды узрел он обычного парня! Одетого в превосходно сшитое по немецкому образцу платье. Упорно называемое мужским костюмом. В руке тот держал пальто, а дорогие часы вкупе с инкрустированной печаткой выдавали обеспеченного современного горожанина. Встретившись с незнакомцем взглядом, Егор оробел, будучи сражён уверенностью, с какой тот разговаривал со своею спутницей. Она же доверчиво глядела на мужа, преисполнена молчаливой влюблённости. Готовности принять на веру, что скажет возлюбленный. Егор с досадой отвернулся, и до него донеслось: – Ты б поменьше смотрела телевизор, – негромко продолжал мужчина. – Там одни неудовлетворённые тётки. Чему они научат? – Ты это о ком? – переспросила девушка. – Да обо всех, кто пудрит мозги таким, как ты. Ладно б дело говорили, так нет, жизни учат. Сами брошенные, никому не нужные, а туда же... Возникла пауза. Егор старательно вслушивался, но разговор затих. Не надеясь на продолжение, чуть было не расстроился, как сзади прощебетало: – А почему неудовлетворённые? Молодой муж, кому адресован вопрос, вздохнул. Егор кого мимолётный разговор чрезвычайно заинтересовал, обратился в слух. – Это же очевидно, – раздалось через секунду. – Ходят полуголые, всё напоказ. А когда баба при муже, ей незачем выпячиваться. У неё иные заботы. А эти словно милостыню выпрашивают: ну возьмите хоть кто-нибудь... Заливистый смех рассыпался по эскалатору! Многие обернулись, а ехавшие ниже стали вглядываться, пытаясь узнать, кто так заразительно смеётся. Егор улыбнулся, давненько не доводилось слышать, как образно и ёмко описывают происходящее. Само собой разумеется, сказанное не ко всем применимо, но суть подмечена верно. По-прежнему усмехаясь, он покачал головой. Однако стоявший позади участник беседы не одобрил игривость жены. В ответ на её смех он недовольно пробурчал: – Ничего смешного. Этим несчастным нужно выживать. Вот и несут околесицу. А ты слушаешь, разинув рот. Лучше б книги читала. Женский смех прервался. Егор начал было сетовать, что не дослушает, подъём на эскалаторе скоро завершится. Напрасно волновался, девушка откликнулась на упрёк: – Я и так много читаю! – с жаром возразила она. – И кого? – иронично спросил тот, кто был ей мужем. Судя по насмешливому тону, вопрос обсуждался не единожды. Оно и неудивительно: на вкус и цвет образца нет. Один взращён литературой, другая – чем-то иным. Жизнь каждому подарит своё, содержимое чердака не исключение. А пока Егор размышлял, девушка оправдывалась: – Как кого? В тумбочке полно литературы. На этот раз рассмеялся муж и, отсмеявшись, добавил: – Это не литература... – А что же? – не на шутку обиделась жена. По всему чувствовалось, её задела ирония, видимо, по этому поводу в семье не было единодушия. – Литература, – мечтательно произнёс мужской голос, – нечто особенное! Как часто ты перечитываешь книгу? – Зачем? – раздалось удивлённое, – прочла, беру следующую. Вон их сколько... Громкий хохот был ей ответом! Егор машинально повернулся в то самое мгновенье, когда муж привлёк жену и чмокнул в щёку. – Какая же ты наивная, – не отпуская зардевшуюся супругу, сказал он. Та сделала вид, будто вырывается. Но, скорее, для видимости. Сама же так и льнула. Егор, дабы не смущать, отвернулся. – Почему наивная? – несильно вырываясь, вопрошала жена. – Да потому, что книги не читают. Их перечитывают! Классика – вне времени. Стоит открыть страницу, обязательно узнаешь что-то новое. Но не огорчайся, теперь всего хватает, ошибиться не трудно: пластиковая посуда, разовые отношения, вот и до «повелителей слов» дело дошло... Егор опустил голову, скрывая улыбку. Настроение улучшилось, он, было, повеселел, как вдруг случайная догадка обожгла, проникла в сердце, медленно затлела! Подобна брошенным углям, туристом безрассудным позабытым, что, в пожар оборотясь, дотла сжигают лес, она испепеляла всё, чего касалась. В чём обрела пристанище и кров. И кровь необходимую для жизни. Он замер, вмиг сковало знакомое до боли ощущенье. В такой раздвоенности ненавистной немногие отыщут радость. Но удалить её не мог. Егор не раз, не два пытался, напрасен труд. Уж лучше всё оставить, само когда-то рассосётся. Забудется и перестанет ныть. И, в общем то, он прав, всё время лечит. Оно одно творит чудесное. Забвение ему под силу, но мало, кто способен это оценить. К тому же многое осталось скрыто тайной, Егор ни разу не пытал удачу узнать, когда возникла эта двойственность. А, главное, зачем? Он ясно помнил детство, юность, иной порядок им владел. Он жил единой мысли подчиняясь, обласкан ощущеньем, неделим. Он цельным был, и это окрыляло! Вершителем судьбы, всё прежде, и увы. Теперь же сильно изменились его безрадостные дни, а дальше будет хуже. Всякий знает, незыблем их круговорот, а ветреное время позади, остались горести, пришёл и их черёд. Они твердят: всё мрачно, скучно, грустно, всему предел настал иль настаёт. Всё нынче утекло в безвременье, и вскоре Судьбины рок к ответу призовёт. Ан нет! Ещё немного, саму малость, он гонит мысли прочь, в душе отринув страх. Былое, прежних грёз желая возвернуть, всё силится. Напрасные попытки наивное в печальном отыскать. Безжалостное время предаёт забвению те дни, когда сомнений нет. Когда в далёком прошлом спит унынье, а всякая минута к радости зовёт, даруя ощущение блаженства... Но нынче лишь враждебность отравы ядом угощает и берёт, что ей положено по праву. Что заслужил, утратив детства пыл, и каждый вдох исполнен горечи. Всё в прошлом, един лишь миг в распоряжении, но не властен, не в силах справиться с реальным он. Тому виной мышленья разобщённость, сомнений тяжкий груз, что давит, будто сон. Их не желал развеять, как и всякий, кто мнит себя живым, а пробуждаясь, засыпает вечным сном. И возмущённых нет, не видно, сладко дремлют. Меж тем к чему таить неведомое ото всех, постылое безмолвие храня. Пора открыть природу тех сомнений и прочего, сковавшие Егора. Узнать, что и почём. А дело в том, что к мужеской уверенности всё живое мчится в надежде обрести защиту от обрыдлости унылой, она в объятья скользкие смыкает. Вот почему, подобное заметив, стремимся оказаться по соседству. Егор не исключенье, влекомый мистикой забытых ощущений, знакомству был бы рад. Так покорили беспорочность и любовь, такие непохожие на всё, что окружает. И в вольного невольника оборотясь, готов он подчиниться твёрдости брутальной. И восхититься нежной робостью, её порой в избытке. Они так дружно меж собою уживались, маня несчастных, одиноких, утративших надежду и покой. Но вместе с тем шутейная размолвка, догадку мрачну породив, необоримости оставив послевкусье, в его нутро проникла. Не смев противиться, Егор страшился панике поддаться. Увы, сие избегнуть не случилось. Назойливая, будто мошкара, догадка очертила внятный контур, и с глаз сползала пелена. Стыдливо неведения покров срывая, обнажено и хладно оказалось откровенье. То, что таилось на задворках, гонимо прочь. Его Егор принять не мог. К тому же трудно осознать, что собственное женщин ощущение иное! Ошибочно, отлично от услышанного здесь. Так и стоял, пытаясь разобраться, в привычном споре потонув, влекомый доводами тяжкими на дно. Меж тем в его сознании мятежном пылала схватка! Вконец опустошив, лишила смелости, отваги, необходимых для принятия решений. Когда ответственности бремя обретя, мужчина явит мужество. При том, взвалив обязанностей груз, не сожалеет о былом. Но наш Егор, желая обернуться, представиться тому, кто мужем был, а не казался, остался недвижим. Им овладел порыв и сразу же погас. Не в силах был противиться иному мненью, родившему уныние и страх. Не смел порыв осуществить, хоть и старался, собрав остатки мужества в кулак. Увы, та битва мнений ни к чему не приводила. Нет результата, и не жди... Когда Егор вышел из метро, со стороны казалось, будто усталый обыватель возвращается с работы. И только. Но что творилось у него в душе, скрываясь от взоров, осталось тайной. Как, впрочем, у многих, чьи мысли скачут, увлекая за собой считающих себя хозяевами мыслительного процесса. В то время как, подобно бычьему хвосту, ими привычно машут, отгоняя назойливых слепней, случайно возникшие мысли. Именно беспокойный рой, неустанно волнуя, уносит в призрачное, не давая сфокусироваться. Узреть мир таким, каков есть. И Егор, как другие, не подозревал, что рождённые в голове мысли не его. За исключением, пожалуй, немногих. Привычно устоявшихся, пустивших корни. Все же остальные – суетливый калейдоскоп, сонмище всевозможных доводов, аргументов, легко укладываемых в логические цепочки. Причём противоположные по смыслу, поскольку некоторые выражали мужественность; следовать порыву, идти вперёд, не боясь ответственности. Другие не во всём с ними соглашались, в них укоренилось женственное. Осторожное и неспешное, чьей сутью являлось: не торопись, обдумай хорошенько, прежде чем сделать. Что, в общем то, неплохо, за малым исключением, а оное фундаментально, ибо, заполняя пустующий чердак, ныне враждебные мысли в прошлом дополняли друг друга. И каждая занимала своё природой отведённое место. Тому доказательство – счастливое время, когда мальчики и девочки следуют инстинкту, изначальным, базовым настройкам. Теперь же после многих лет, обретя житейскую опытность, женственность оказалась более живучей. Она легко приспособилась готовностью к схватке за выживание в социуме, где созидание подменили торговлей, а вместо творцов – в почёте торговцы. Такова действительность, в ней мужчины, созидатели по природе, ведут несвойственный им образ жизни. Вместо творчества – пресмыкаются, учитывая обстоятельства. Благодаря чему женственность набрала вес и сравнялась по значимости с мужественностью. Причём в самих же мужчинах! В их мышлении, поведении, вкусе. И отныне мужское право первородства забыто, а Егор, подобно иным, застыл в нерешительности. Это наглядно доказал случай в офисе, когда вместо заявления об уходе он безропотно тянет лямку, выполняя чужую работу. При том не получая вознаграждения и даже обычной благодарности. Иное дело, что удивляться не приходится, жизнь не стоит на месте, это он утратил волю. Отныне страх главенствовал, подчиняя помыслы, связав по рукам и ногам, без устали твердил: не спеши, как бы чего не вышло! Едва пытался вырваться из замкнутого круга. Это и служило основанием, что, желая познакомиться с ехавшим позади, Егор не смог обуздать в себе женское. Оно твёрдо стояло на ногах! И не то чтоб доминировало, скорее на равных. А это и есть проигрыш, так он оказался в западне. Две равные противоборствующие силы уживались, не давая выйти за рамки, ими определённые. По этой причине Ангела ждала трудная задача, навести порядок на чердаке утратившего волю. Подчинить его содержимое сердцу, этому вместилищу любви. А пока внутри всё клокотало, Егор медленно передвигал ноги, ни на кого не глядя. Он давно утратил интерес к жизни и способность противиться невзгодам. Не идти у них на поводу, а гнуть своё. Вместе с тем, невзирая на проигрыш, мужское и женское в нём всё время спорили. Изматывая, выжимая последние силы рождённого мальчиком. И даже теперь какая-то мысль больно кусала, не желая отвязаться. – Какая разница? – обходя осенние лужи, размышлял Егор. – Какая разница: «мой муж», «тебе муж»? – безостановочно вертелось в голове. Не понимая причин назойливой мысли, решил от неё отмахнуться. Но как бы не так! Мысль, что занозой впилась, не отпускала. Подобно цунами, наливаясь силой, она обернулась в чувство. Такое привычное и ненавидимое. Ненавистное – в силу могущества и тайной мистической власти, когда, круша и калеча, обрекают на одиночество. Чувство же это – зависть! Обычная зависть к уверенности, с какой незнакомец управлялся, именно управлялся, иное слово не уместно, со своею спутницей. Кто безропотно и с любовью внимала всему, что он говорил. Егор, наливаясь ядом, позеленел. Он давно не чувствовал себя так озлобленно, как в этот осенний вечер. Подойдя к двери квартиры, где проживал, нажал кнопку звонка и с трудом натянул дежурную улыбку. Дверь легко отворилась, жена предстала в своём не лишённом очарованья обличье. Она была хороша! Ладная фигура, красивое ухоженное лицо. Приветливая улыбка обнажала жемчужные зубки. Маленькие изящные руки украшены кольцами испанских ювелиров. В общем, как и полагалось у не утруждавшей себя работой столичной барышне. Егор поневоле залюбовался, и только скользнувшее сомненье «моею ли» слегка омрачило. Но он его отбросил, решив ни о чём боле не думать. Довольно, в родных стенах время предаться покою. Так полагал, снимая намокшую обувь, идя в кабинет – пристроить портфель с документами. И пока влачился по коридору, конвоируемый властным взором, несколько слов о жене. Она занимала особое место в его жизни. Кому, как не ей, во многом обязан унынию, в каком пребывал. Впрочем, радости также хватало, но обо всём по порядку. Красивая привлекающая внимание женщина производила неоднозначное впечатление на тех, кто видел её впервые. Взыскательный наблюдатель, прилежно изучая женский типаж, подметил бы массу интересного. Судите сами, яркая броская внешность, обворожительность манер, под их обаянием непросто хранить равнодушие. И причина обожания мужем легко объяснима, тут нет никакого секрета. Жена без труда очаровывала, кого пожелает. Как некогда завлекла в сети его, посулив райские кущи. К слову сказать, Егор оказался на редкость покладистым, нетребовательным в быту. С другой стороны, впору отметить её не вполне однозначное отношение. А причина – привычное раздражение, что накатывало безо всякого повода. По крайней мере, в том убеждена. Особенно в моменты, если муж отвечал невпопад и задумывался. При том, погружаясь в себя, сохраняя недвижность. Однако, не обращая внимания на недовольство, предусмотрительная особа шептала о любви. Всякий раз перед тем, как Егор позабудется сном. Меж тем отметит опытный глаз, всё в ней выдавало воительницу! Не колеблясь крушившую судьбы людские. Не только мужские, порой попадались и женские. Иными словами, лишённый какой бы то ни было жалости механизм, едва дело касалось её интересов. В такие минуты спасайся, кто может! Кто лишь посягнул на святое, и женщина с внешностью ангела всё сокрушала. По этой причине знакомцы Егора, не раз испытавшие ярость гневливой особы, исчезли с радаров. Как водится, наперёд сговорившись, прервали общение. И только из вежливости, дабы не слишком обидеть, звонили, желая всего наилучшего. Непросто явить своеволие, идя супротив властной женщины. Такое простить невозможно – любой механизм обделён, не даны ему чувства. Его смысл – результат! Ему важно добиться желаемого, невзирая на преграды. Всё же не след горячиться, её осуждая. Таков удел многих, и пол не при чём. Виною тому воспитанье, да советы подруг и друзей одиноких, несчастных. И все они жаждут напутствовать, перстом указать, что да как. Им важно уверовать в собственный опыт, свою правоту и, желая сберечь от ошибок, всё время свершают иные. Нимало о том не заботясь. Увы, тем, кто в скорби живёт, неймётся скорей поделиться обидою с близким. Отравою сердце наполнив. По этой причине давно позабыли известную истину, делиться возможно, избыток имея. Делиться добром и любовью. Где нечего взять, там одна пустота... А так живут многие, не в силах жениться, либо выйти замуж, охотно принимают участие в судьбах других. Нередко требуя взамен предельной откровенности и полного, безоговорочного подчинения, им лучше ведомо, как обустроить чью-то жизнь. При том стыдливо умолкают про собственную неприкаянность. Не в силах одолеть инерцию обыденности, всё время наступают на одни и те же грабли. Ни разу не задав вопрос: зачем унынье прикрывать успехом, невзгоды множа? По силам ли несчастному посеять радость? Кого б то ни было довольством одарить. Навряд ли. Давнишние травмы из детства по-прежнему живы, и всяк, кто хлебнул нелюбовь, всё время боится. Во власти он страха. Озябла душа, она жаждет тепла. Поэтому тянет к чужому костру надеждой обманутых, жмутся, желая хоть где-то считаться своими. В отличье от тех, кто, взрастая в любви, заботу познал. А это возможно лишь в полной семье. Где папа и мама, да куча детишек. У них отношенье к мужчинам иное. Но речь не о них... Когда Егор вышел из кабинета и с угрюмым видом объявился в кухне, жена крутилась у плиты. Заметив мужа, улыбнулась и по обыкновению засыпала вопросами: – Как дела? Что новенького? Проголодался? Она изрядно готовила и, признаться, мастерица по части кулинарии. В этом вопросе многим могла дать фору. Тем не менее, невзирая на чувство голода, Егор не ответил, а, нахмурившись, сел за стол. Но отмолчаться не получилось. Жена не поощряла игры в молчанку, ей хотелось выговориться, узнать, что да как. Она и так целый день в неведении, а тут, возможно, неприятности. Вон какой смурной вернулся с работы. Нужно немедленно разобраться, в чём дело, и дать дельный совет. Иначе не справится, он такой безобидный. Женщина поставила кастрюлю на конфорку, деловито вытерла руки о полотенце и подошла. Она погладила мужа по голове и, взъерошив волосы, чмокнула в макушку. Затем нежно прижала голову к груди. Выждав мгновенье, ласково произнесла: – Егорушка, мальчик мой, тебя кто-то обидел? Странное чувство овладело Егором, он кожей ощутил нестерпимую досаду от вопросов, днём ранее не раздражавших. Вероятно, виною тому зависть, пронзившая сердце, после того, как услышал разговор в метро. – В чём дело? – недоумевал он, – чего я завёлся? Вроде, всё как обычно... Нужно признать отменную женскую интуицию, жена, чувствуя скрытое недовольство, словно читая мысли, пыталась отыскать причину раздражения мужа. Её искренне удивила неприязнь всегда покладистого, хоть и уставшего под вечер супруга. Но, не подавая виду, она ожидала ответ. Стоп! Егора будто ударило током, он вздрогнул и внезапно постиг, что фраза «мой муж», без того взволновавшая, проявлялась во всём! Куда бы ни бросил взгляд. В её заботе, в докучливых, как насекомые, вопросах, требующих немедленных ответов. В её отношении к нему – как к ребёнку, недорослю. Неспособному принимать решения, и всё это, невзирая на то, что ни дня своей жизни не работала. Жена и понятия не имела, что это добытчиком был муж! Егор поёжился, словно окатило из фонтана. Воображаемый столб водяных брызг освежил. С невиданной доселе ясностью пришло осознание, спрашивает лишь то, что сверху! Кто имеет на это право. Кому это право дано. Спрашивает с подчинённых, младших по возрасту, чину, положению. Он обомлел! Кисти рук инстинктивно сжались, а что проку? Кулаками здесь не поможешь, не лупить же себя по башке. Тут другое, беда похлеще, её с наскоку не осилить. Да и может ли он изменить ситуацию? Столько лет прозябал в неведении, и на тебе – откровение! Впрочем, от него ни капельки не легче, потому как, привычно отчитываясь, посвящая жену в дела, он смотрел на неё снизу вверх. Так смотрят подчинённые на сурового начальника. Так смотрели сотрудники бухгалтерии на него, когда ругал нерадивого юриста, не подготовившего договор. Кого давно пора принести в жертву, проще говоря, уволить. Егор резко отстранился! Не ожидая подобного, брови жены взметнулись, но достало сил не вспылить. Чутьё прошептало: «не сотвори глупость. В жизни всякое случается, муж успокоится, и всё образуется. Ты замужем, пора бы привыкнуть». Что же касалось Егора, он сник. Стихийный порыв опалил и мгновенно отхлынул. Такое случалось, когда, полыхнув, решимость стихала. Угасла, а в уме кавардак, одна половина противилась, другая взирала на всё безразлично. Подумаешь, с кем не бывает? Немногим в подарок такая жена. И, в принципе, можно кивнуть. Ведь, если взглянуть без эмоций, куда ему деться? Умчать от себя не получится. Тяжёлые мысли настигнут, а нужно жить дальше. Так рассуждала она и в чём-то права. Однако тревога не унималась! Углём неприметным всё тлела. Не мог согласиться Егор, чтобы им верховодили. Эту мысль отвергал! Чердак без того переполнен, протиснуться трудно, а мысль не сдаётся. Прилагая усилий немало, всё жаждет проникнуть и обосноваться. Иная забота похлеще неволи, Егора сомкнули надёжны объятья, удавом обвили, нет мочи вздохнуть. Нежданно-негаданно вдруг выяснилось, всю жизнь пребывал в подчинении. Причём, того не желая, и фраза «мой муж» вполне полновесна: мой личный, персональный муж. Моя частная собственность. Моё и более ничьё. Внезапно почувствовал себя сыном! Старшим сыном той, кто сильно моложе. Сыном, о котором всё время заботились. Цепенея от беспомощности, ощутил, как дрогнул под ногами пол. Как зашатались стены, и рухнул воображаемый мир, созидаемый долгое время. По всему выходило, он с детства желал быть собственностью. И ради этого явился на свет. А как по-другому? Реальность – она осязаема, и, если жена верховодит, как с этим жить? Оно не вчера так случилось, задолго до этого дня. Егор вздохнул и закрыл глаза: мысли путались, воспоминания ожили, вспомнил свадьбу, церковь, венчание по полному чину... Итак, он собственность! Ресурс, что транжирят, как заблагорассудится. Он лишь резервуар, и жене известно, куда привинчен краник, умело пользуясь которым достаёт, что хранится внутри. А самое обидное, она не его! Ведь сам по доброй воле стал имуществом, приобретённым с молчаливого согласия, безропотного принятия им правил социальной игры, где мужчины вместо ресурсов. Беззастенчиво используемые теми, кто их присвоил. «Спрашивает то, что сверху» – эта мысль крутилась безостановочно, будто колесо. Егора бросало то в жар, то в холод! Осознание уязвимости томило. Обнажилось странное нелогичное, выяснилось – всё это время он принадлежал женщине. Но принадлежать возможно лишь тому, что не твоё. Твоим не является, следовательно, пребывал в иллюзиях, и они развеялись. Сказка обернулась явью, царевна превратилась в лягушку. Осталось найти стрелу, что держала она во рту. Медленно с ресниц соскользнуло неведение, и реальность ожгла! Боль от ожога нестерпима, словно раскалёнными клещами сдирали кожу! Она шелушилась и ошмётками сползала в помойное ведро. Неожиданно столкнулся со взором хозяйки! С прищуром, как целят в мишень. Ему показалось, жена улыбнулась, но жутью пронизал знакомый оскал. По влажной спине прокатился озноб, Егорка смекнул: его выдала слабость, так мудрые змеи, тепло ощущая, добычу преследуют. Так молча, недвижно глядела она. И вовсе уж стыдно, вела себя здраво, удавом бесстрастно взирая. Её проницательный взор обрушил былое величье. Егор ощутил себя с содранной кожей, беспомощным, жалким средь массы людской. Толпа оживлённо гудела и тыкала пальцем, уйти было не в силах, утрачен покой. А следом исчезла уверенность напрочь, и взор боязливо теперь отводил. Ознобом крутило всё тело, то в пекло бросало, а кисти в узел тугой заплелись. Сводила их корча, что спазмом зовётся, однако не в силах понять, что стряслось, он фактам противился, достало бы мочи. Но, впрочем, привычке покорный в душе лебезя, согбен оказался пред девочкой властной. Так много мужчин прозябает, всегда раболепны в угоду любовницам, жёнам, подругам. Сословию женщин внимают любя, тем теша у них самолюбие. Невидимый глазу позор пригнул его шею, безвольно повисла меж плеч голова. А в каждую клетку проникла никчёмность, сурова реальность вступила в права. Затих наш Егорка и загнанный в угол печальной картиною в доме своём не знал, что сказать он. Всё вмиг изменилось, и древом Анчара взросло сожаление в нём. О том, как бессмысленно время растратил, не в купе с природой мужчиной-творцом, а сейфом, хранилищем, кассой, распахнуты настежь, и жаль, что так поздно прозрел... Но в прозрении том таилась опасность, вокруг лишь чужое, враждебно, и, взглядом смиренным в пол оборотясь, молча застыл, словно камень недвижим, в огромную глыбу тотчас обратясь. Меж тем всё затихло в округе, и влажная мгла опустилась на мир. Похожа на ком чернозёма, безлика, громоздка, безмолвным покровом дома схоронив... Когда перевалило за полночь, Егор с трудом поднялся и, пошатываясь, добрёл до спальни. Там, не раздеваясь, опасливо приткнулся рядом с супругой. Забытьё услужливо приняло в объятия, и сладостный обман погрузил во дрёму. Егор провалился в небытие, словно Алиса в кроличью нору. Само собой разумеется, не может не заинтересовать, что обнаружилось во сне. Что потрясло и взбудоражило! Стало отправной точкой, чертой и мостиком, соединившим, разъединяя жизнь Егора на «до» и «после» злополучного осеннего вечера. А увиденное во сне было необычайно интересным, поскольку, провалившись в забытьё, Егор очутился в белоснежной комнате. Где всё сверкало белизной, словно в операционной, и странные силуэты, облачённые в халаты, занимались чрезвычайно любопытным делом. Судя по скальпелям в руках, то были хирурги, проводившие операции. Несчётное количество операций одномоментно. Само же помещение делил на две половины конвейер, из параллельных лент, двигавшихся навстречу друг другу. Шириной не более полметра каждая. Что же касалось хирургов, те стояли по обе его стороны, почти полностью загораживая от посторонних, что лежало на конвейере. За исключением небольших просветов, позволявших обнаружить сокрытое. А оно было невероятным, на лентах покоились человеческие головы! Обычные головы мужские, женские, детские. Разных возрастов, рас и национальностей. С открытыми осмысленными глазами и отвинченными сверху крышками, откидывавшимися влево. Эти крышки были гладко выбриты, и только лёгкий пушок, кое-где пробиваясь, мог прикрыть места соединения. Но вряд ли, ему это удавалось, понадобится время, чтобы много позже густые локоны сокрыли шрамы, таившиеся на голове. В первую очередь в местах соединения. Егор не поверил глазам! Несколько раз моргнул и зажмурился, чтобы проснуться. Но это не помогло. Конвейер никуда не исчез, силуэты по-прежнему занимались делом. Их работа состояла в следующем: всякий раз, когда перед хирургом появлялась голова, подаваемая смышлёным конвейером, он выскабливал оттуда лишнее и доставал из ящика, стоявшего на полу, будто игрушечных, но живых мальчика и девочку. После чего церемонно, с учтивым поклоном представлял лежащей напротив голове. Та, опуская веки, подтверждала, что знакомство состоялось, и засыпала. Силуэт же, дождавшись, когда голова погрузится в сон, осторожно, стараясь не поранить, помещал внутрь черепа мальчика и девочку. Удобно устраивая их в новом жилище. После чего, убедившись, что парочка не испытывает неудобств, захлопывал крышку. Брал отвёртку, что-то завинчивал и готовился к следующей операции. Самым же поразительным было то, что размером игрушечные, но живые мальчик и девочка не возражали! Напротив, радовались обретённому дому. Правда, выражая восторг по-разному. Мальчик был спокоен и миролюбив, девочка всё время задиралась! Тем самым, пробуя навязать главенство. Из-за чего мальчик изредка вступал с ней в перепалку, которая во всех случаях завершалась плачевно. Его поражением! Иными словами, пока не обращал внимания на попытки досадить, был для девочки недосягаем. Но стоило вступить в перепалку, как она одерживала быструю и лёгкую победу. Впрочем, как и в жизни, или в жизни, как в головах? Егору, с нескрываемым изумлением наблюдавшему, вспомнились слова одного знакомого. Тот как-то заметил, что все без исключения писания построены по принципу инструкций, как угомонить страсти. Обуздать девочку в голове. Теперь, после наглядного урока, ему ничего не осталось, кроме как согласиться. А пока пребывал во сне, Ангел парил в безвоздушном пространстве. Он выбрал объект, но, памятуя предостережение, не спешил приближаться. Дабы не разрушить психику и не сломать Егору жизнь. Он решил не вдруг появиться рядом, вначале проникнуть в мысли. Заглянуть, что делается на чердаке. Где царил беспорядок, где любая идея всплывала из небытия, занимая главенствующее положение, увлекая за собой ничего не подозревавшего Егора. Так начался эксперимент. Пробуждение Сколько длилось забытьё, история умалчивает. Но проснулся Егор другим. Прежний навсегда остался в дымке полусна-полуяви, где обнаружил сокрытое от остальных. Что находится внутри черепов жителей планеты. Потрясённый, он долго не мог понять, то был сон, проступающий сквозь пелену реальности, или явь. Реальности, ставшей таковой из-за обилия эмоций, переполнявших обитателей Земли. Сыплющихся порой через край, застилающих глаза и уши. Когда сон завершился, Егор проснулся разбитым. Ещё более усталым, нежели накануне. Его ожидала дневная круговерть, в неё предстояло окунуться, и отдых не предвиделся. Ничего не поделать, время бежит, утекает сквозь пальцы, и неважно, что привиделось ночью. В реальности иные правила, иные законы, и с трудом поднявшись с кровати, он принял душ и почистил зубы. Спешно оделся, вместо завтрака осушил стакан воды и, не глядя на жену, выскочил из дома. Егор никуда не торопился, но желание поскорее покинуть жильё подгоняло. А пока гренадёрским шагом приближался к метро, вспомнил случай, не так давно рассказанный приятелем. Беззлобным бездельником, регулярно меняющим места работы. А дело обстояло так, один знакомый рассказчика, подающий большие надежды, устроился в престижную компанию. И всё бы ничего, продолжая давиться смехом, говорил приятель, но парню не повезло. В начальницах оказалась одинокая властная дама, много старше, но по-прежнему охочая до плотских утех. Что поделать, многозначительно поднял он палец, когда женщина выбирает карьеру, ничем не гнушается, а если не родила лет эдак до двадцати, организм ускоренно вырабатывает мужские гормоны. Тем самым меняя её биологию. То же самое у мужчин, ведущих не свойственную полу жизнь, они уподобятся женщинам. Сначала наступят едва заметные изменения, чуть позже изменится внешний облик. А оный уже не проходит незамеченным. Так вот, как выяснилось в процессе рассказа, эта властная матрона положила на юношу глаз. Стала откровенно домогаться, выяснила, где живёт, кто родители, в общем, всю подноготную. Короче, завершил он повествование, не прошло и месяца, как юноша перебрался к ней, и его карьера резво пошла в гору! Правда, с грустинкой добавил рассказчик, парень с тех пор будто не в себе. Словно в воду опущенный. Однако уже в феврале начальница зачала ребёнка. Егору, не привыкшему копаться в грязном белье, история не понравилась. Потому и промолчал, просто пожал плечами. Но теперь всё воспринималось по-иному! Он живо представил, как молодой человек с волевым подбородком, с трудом скрывая брезгливость, выполняет негласную часть обязанностей, и выражение «как в воду опущенный» уже не казалось фигурой речи. Более того, сон разложил всё по полочкам, и предстала картина, где главные лица – пожилая женщина, в чьей голове управлялся мальчик и юный любовник, у него под черепной коробкой хозяйничала девочка. Никем не сдерживаемые, они крушили, коверкали природную заданность начальницы и подчинённого. Её биологическое естество – быть женой, его – самцом, хозяином прайда. Егор вздохнул, стало жалко обоих. Или обеих? И тут же припомнил беседу, в ней говорилось о женщинах-предпринимателях, успешнее строивших бизнес, нежели мужчины. Стоп! Внезапно поймал себя, что назвал женщин предпринимателями. Подумал о них в мужском роде. Егор опешил, и, действительно, по неизвестной ему причине женщин давно величают секретарями и адвокатами, вместо секретарш и адвокатесс. Его удивление вылилось в замешательство: зачем вынуждать бедных девочек думать, будто они – мужчины? Это, как минимум, странно! И потом, как корабль назовёшь, так он и поплывёт... Совершенно неожиданно незнакомый голос назидательно произнёс: – Хватит переливать из пустого в порожнее! Тебе что, проблем мало? Не далее как вчера еле добрался до кровати, а теперь рассуждаешь о посторонних. Заняться нечем? Егор резко остановился! Шедший позади едва не налетел на него и, отшатнувшись, что-то проворчал. Егор тем временем озирался по сторонам, показалось, кто-то из прохожих произнёс фразу. Но нет! Рядом никого, а те, кто шёл по делам, продолжили следовать в заданном направлении. Он ещё раз опасливо осмотрелся. Странно, голос был реальным, трудно спутать. Неужто показалось? Решив продолжить движение, зачем-то глянул под ноги, но едва сделал шаг, как мысли взяли в плен, и одна вильнула хвостиком – что есть основа характера? И вкруг чего теснятся привычки. А это было странно, ведь ранее такая тема не возникала, повода не было. Теперь же повод налицо – унылая безропотная жизнь! Сплошная череда случайных обстоятельств и беспрекословная подневольность. Егор покачал головой, словно сетуя на позднее прозрение, и удручённость проявилась. Не спрашивая разрешения, она проникла в тело. Не сразу, постепенно, но вот и кулаки сжались, а дыхание участилось! Он машинально ускорил шаг и, стремительно преодолев турникет, проник в метро... Очнулся в кабинете, за компьютером – память будто стёрли! По крайней мере, как не пытался, не мог припомнить, чем был занят последние пару часов. А судя по смущению коллег, они не раз к нему обращались, пока пребывал в прострации. Вот и теперь в ответ на прозвучавший вопрос растерянно моргал, будто только что проснулся. – Вам нехорошо? – от зычного голоса барабанные перепонки едва не лопнули! Егор зажал ладонями уши, желая защититься от всепроникающих звуков. Он не понимал, что происходит, казалось, к нему обратился великан – громко, гулко, протяжно! Внутри поднялась буря, всё противилось происходящему, мужчина едва сдерживался, лишь бы не нагрубить, не обидеть.... В это время подошла сотрудница, пожилая женщина с огромным опытом. В одной руке она держала бутерброд, в другой, чашку кофе. Егор, не отнимая ладоней от ушей, покачал головой. Женщина вздохнула и вернулась на место. Остальные переглянулись, в кабинете повисло молчание. Егор осторожно отнял ладони от головы и положил на стол. Странное ощущение им владело, он настороженно изучал подчинённых, точно видел впервые! И, в принципе, так и было. Недаром говорят – большое видится издалека, а многое из окружающей обыденности примелькалось. Порой нужна внушительная встряска, дабы оценить реальность. Что, в принципе, и случилось, и, к немалому удивлению, он вдруг выяснил, в бухгалтерии кроме него трудились одни женщины. Причём до сего момента это не беспокоило, но теперь вызвало непонятную тревогу! Егору вспомнились сотрудники мужчины, оказалось, большая их часть – одиноки. А ведь многим далеко за тридцать. Так почему великовозрастные обалдуи не спешат обзавестись потомством? И это при том, что даже в их малочисленном коллективе немало девиц на выданье. В самом соку. Медленно вглядываясь в привычную, в то же время малознакомую обстановку, Егор обнаружил – девиц, желающих замуж, куда больше, нежели мужчин, готовых к женитьбе. Это открытие обескуражило... – Опять за своё? – в этот раз голос был резок. – Ну сколько можно? В жизни полно интересного... Егор ссутулился и зажмурил глаза. Не отрывая ладоней от стола, силился понять, откуда звук. Безрезультатно. Внезапно вскочил и, прихватив портфель, двинулся к выходу! Он шёл, как во сне, подчиняясь неведомой воле, направлявшей к дверному проёму. – Вас просил зайти директор, – донеслось откуда-то сзади. Егор вздрогнул, но не ответил и, подойдя к двери, взялся за ручку, намереваясь выйти. – Сказать, что зайдёте позже? – не унималась сотрудница. И судя по тревоге в голосе, искренне переживала, старательно донося просьбу руководства. Её забота вполне объяснима, после появления в коллективе прыткой девицы, многие заметили, как досталось Егору. Как непросто далось ему её повышение. Как прятал глаза после случившегося. Потому и пытались проявить деликатность, сгладить углы. А меж тем его реакция удивила! Дело в том, что вопреки обыкновению, прежде мягкий и стеснительный Егор сурово обвёл сотрудниц взором и прорычал: – Да пошёл он! Ваш генеральный. Так и передайте... И вышел вон! Женщины оторопели и уткнулись в мониторы. Гулкие шаги затихли, рабочий день вошёл в колею. Среди отсутствующих – заместитель главного бухгалтера. О чём тотчас было доложено, но, к удивлению соглядатая, генеральный не отреагировал. Он был крепко выпивши и не вник в суть сообщения. В ответ на звонок промямлил невразумительное и бросил трубку. Вот так и свершаются поступки, о которых втайне мечтаешь. Внезапно и неожиданно. Оказавшись на улице, Егор вдохнул полной грудью и направился, куда глаза глядят. Давно забытая решимость освежила, кровь в жилах забурлила, вызывая волнение! Даже походка изменилась, стала бодрой и упругой, как во времена влюблённости, когда страсть окрыляет, а мысль о любимой уносит ввысь... Сколько времени прогуливался он по обласканной солнцем столице, неведомо. Но, проголодавшись, с присущей дотошностью стал изучать вывески ресторанов. Его придирчивый взор задержался на трактире, открывшемся не так давно. По крайней мере, ранее его тут не наблюдалось. А судя по названию: «По щучьему велению», там изрядно готовили рыбу. Вот только трактир находился на другой стороне улицы, а пешеходного перехода вблизи не было. Несмотря на это, Егор воровато огляделся и махом преодолел ограждение! Он стремглав помчался промеж машин, нарушая все мыслимые правила! Благо водители замедлили ход, и под укоризненные гудки нарушитель скрылся за дверью трактира. Едва он исчез, движение возобновилось, дорожная река забурлила как ни в чём не бывало. Когда влетел вовнутрь, рассмеялся от собственной лихости и осмотрелся. В заведении – превосходный интерьер! Это сразу бросалось в глаза, а Егор умел оценить обстановку. Вероятно, дизайнер, придумавший эту идею, большой оригинал. Он превзошёл себя, соорудив в центре зала огромную печь. Натуральную русскую печку, выбеленную, как и положено, кистью. С закопчёнными чугунками, кастрюлями, сковородками и прочей утварью. Всё подобрано со знанием дела: глиняные горшки, деревянные миски и блюда, ложки, прихват и кочерга. Чуть поодаль, пугая неказистым, но грозным видом, лежал острый тесак. В то же время Емели на печи не было, лежанка пустовала. И не успел Егор отдышаться, как к нему подлетел половой с рушником на сгибе локтя. Он услужливо улыбался, предлагая выбрать место. Егор, не раздумывая, уселся напротив печи. Половой, привычно смахнув со стола крошки, коих не было, упорхнул. Егор тем временем читал надпись над дверью: «Кто хорошо ест, хорошо работает!» Он улыбнулся и, чувствуя голод, погрузился в изучение меню. Его принёс половой и учтиво подал. Сам же проворно достал ручку, блокнот и смиренно, с достоинством ожидал. Егор не стал мелочиться, он заказал рюмку водки, соленья, тарелку ухи и жареного осетра. Чай с баранками и вареньем в трактире подавали бесплатно. Половой прилежно записал заказ, почтительно повторил и растворился. Егор в ожидании еды занялся привычным – изучать лица посетителей. Но уже через минуту с удовольствием выпил водочки, закусил огурчиком и попросил повторить. Половой скрылся из виду, а гость, исполненный благодушия, развалился в кресле. Он разомлел и вспомнил бабулю. Старушка вкусно готовила, попутно разъясняя внукам устройство семьи. Для чего использовала старенький обруч для наглядности. Бабуля располагала обруч на столе, в центре ставила тарелку с пирожками. Угощая налетевшую детвору, обращалась к девичьей половине: – Перво-наперво запомните, – и жестом обводила обруч, показывая на тарелку с пирожками, – для девочки семья – это весь мир! Потому как всю жизнь проведёте здесь. Здесь народите деток, здесь заведёте хозяйство. Сюда после работы вернётся хозяин. У Егора от мысли о пирожках в животе заворчало – «хозяин»! Действительно, бабуля произносила именно это, но никто не обращал внимания. Возможно, считая слово пережитком. Но она ни разу не назвала деда: «Мой муж». Такого Егор не припомнил. Он вернулся в воспоминания, где, обращаясь к мальчикам, бабушка завершала урок: – А вы, добытчики и защитники, знайте, – тут широко разводила руки, пытаясь заключить детвору в объятия, – для мужчины весь мир – семья! И сиднем сидеть на печи негоже. Но об этом поведают отцы. Мужчину дано воспитать только мужчине. Егор поднял глаза на пустующую лежанку и улыбнулся: весь мир – семья! Как просто и незамысловато. А пока пребывал в ожидании, жизнь шла своим чередом. Планеты вращались вкруг Солнца, кто-то рождался, иные покинули мир. Всё, как всегда. Мгновения мчали как резвые кони! Не удержать. И Егор отпустил удила, без страха помчался в неведомое. Его прыть не стреножили, об ином не думал. Будет день, будет и пища. А пока жив и здоров, и слава Богу... В таком благостном настроении прошло несколько дней. Всё это время он не ходил на работу. На звонок главного бухгалтера, случайно оказавшейся на должности девице, сообщил, что увольняется. На расчёт не претендует, главное, оставьте в покое! И вежливо распрощался не без оснований полагая, что ничего не должен предприятию. Тогда позвонил генеральный и предложил встретиться. Но Егор отказался, не до того, тем не менее, обещал подумать и позже дать знать. Нынче нуждался в отдыхе, внутри всё выгорело, и генеральный согласился обождать. К слову сказать, он был трезв и, на удивление, чётко излагал мысли. По всей видимости, возникли проблемы с учётом, нет главного бухгалтера. Увлечённость красоткой не вынесла испытаний, корысть одержала верх, и девицу уволили. Как и следовало ожидать, безо всякой на то жалости. Впрочем, и с Егором не всё радужно, как показалось вначале. С одной стороны, радовала новизна, ощущения переполняли, даруя воодушевление! С другой, внутри что-то произрастало. А что именно, разобраться не мог. Он чувствовал, в жизнь вошло нечто и крепнет день ото дня. И так продолжалось какое-то время, но всё завершается. Пробил час определённости, и многое изменилось. Но об этом речь позже. А как же супруга? Будет наивностью полагать, будто всё это время она не принимала участия в жизни Егора. Принимала и весьма активно. Регулярно готовила завтрак, провожала, если выходил из дома, и от неё не ускользнули перемены, отдалявшие мужа. Просто поначалу не придала им значения, самонадеянно полагая, это возрастное. Увы, никто не молодеет, возможно, сбои в организме, вот и меняется настроение. Да мало ли? Так утешала себя, а меж тем, после череды однообразно молчаливых дней, забила тревогу! А что оставалось, когда муж, ранее кроткий и покорный, замкнулся. Не подпускал, а лишь раздражался, едва что-либо спрашивала. И, действительно, Егор перестал отвечать на вопросы. Если нужны были деньги, не отказывал, молча выкладывал нужную сумму и погружался в себя. Так постепенно красивая женщина и осознала, им не о чем разговаривать. Егор, погружённый в раздумья, умолк. Супруги в безмолвии завтракали, в молчании смотрели телевизор, не проронив ни звука, ложились спать. И никто не знал, что делать в такой ситуации. Нужно заметить, близость в постели, что есть норма для любящих, обходила их дом стороной. Не то чтоб исчезло желание, просто не случалась, а вот почему – это жена понять не могла. Чувствуя, что находится в тупике, решила объясниться. Выяснить, что не так, и не стала откладывать. Уже на следующий день она проснулась пораньше, испекла блинов и спокойно дожидалась пробуждения супруга. Знай, что творится с Егором, возможно, повременила бы. Но пути Господни неисповедимы, остаётся уповать на его милость. А пока в кухне готовилось генеральное сражение, в спальне ото сна пробудился мужчина. По крайней мере, выглядело всё именно так. На самом же деле, это Ангел открыл глаза, отметив, как непривычно лежать на спине. И едва промелькнула мысль, тут же вскочил, рассмеялся и хлопнул себя по лбу! Надо же, умудрился забыть, крылья не присущи человеку. Это в его мире не спят, здесь, на Земле нужен отдых. Иначе организму не сдюжить. Он неспешно повернулся к зеркалу и занялся изучением тела. В нём теперь находился, а сколько пробудет, неведомо. Ангел осторожно поднял правую, затем левую руку, оборотился кругом и, заметив сложенные вещи, решил одеваться. Он хотел начать с брюк, недоумённо повертел их в руках и попытался всунуть ногу в штанину. Но не тут то было! Попробовал ещё раз. Его размашистые движения, поначалу не слишком умелые, всё же позволили облачиться. К слову сказать, одежда была по фигуре, немного заужена и стесняла при ходьбе. Невзирая на это, придётся привыкнуть к земному обличью: отсутствию крыльев, наличию вещей - в них кутают тело и прочему. Всему, что отличает мир, откуда прибыл, от Земного. И не без труда надев сорочку и брюки, он направился в кухню. Оттуда доносился аппетитный аромат. А пока неуверенно брёл, то и дело придерживаясь за стены, подвергся атаке назойливых мыслей. Те сразу набросились, не давая сосредоточиться при ходьбе. На что Ангел, забавно наморщив нос, будто собрался чихнуть, тряхнул головой. И не раз! В результате воздействия мысли притихли, и без происшествий он добрался до кухни. Когда вошёл, первое, что увидел – внушительную тарелку с блинами, стоявшую посреди стола. А также изящную розетку сметаны, застывшую рядом. Ангел улыбнулся! Красивая женщина у плиты по-своему истолковала улыбку и смущённо опустила глаза. Он шумно вдохнул благоухание ванили и неуклюже уселся, при этом шаркнув стулом по полу. Жена удивлённо взглянула, как муж неумело гнездился, но промолчала. Она протянула чашу с восхитительным напитком. Благодарно кивнув, Ангел приступил к трапезе. Супруга села напротив и с интересом смотрела, как он поглощает блины. Слегка необычно, словно видит впервые. Она терпеливо ждала насыщения, дабы приступить к тому главному, чему решила посвятить утро. Возможно, самому трудному разговору, чего, разумеется, не знала, и о чём не догадывалась. Прошло минут десять. Аппетитная горка блинов весомо умялась, и над столом воцарилось затишье. Однако назвать его тягостным, будет неверно. Оно таковым не являлось. Причиной тому – благодушие Ангела и смятение женщины, утратившей воинственный настрой поставить точки над «i». Её решимость испарилась, она молча глядела на мужа, а тот не обращал ни на что внимания. Смотрел сквозь неё, словно жена – пустое место! Ангел баловался чайком, и, казалось, ему ни до чего нет дела. По-прежнему пребывая в нерешительности, жена не знала, с чего начать. При том сознавая, что пауза мешает, решилась и пробормотала: – Милый, поговори со мной... Ангел в это время молча наслаждался чаем. Оказалось, напиток хорош, и, обитая в теле, оценишь его по достоинству. А всё благодаря вкусовым рецепторам, они уловили оттенки. Вот и старался вобрать ощущения, какими насыщена жизнь. Вместо ответа, устремил взор в окно, там величественное светило выглянуло из-за крыш домов. Его безразличие огорчило и без того растерянную женщину, но поднабравшись храбрости, она негромко произнесла: – Пожалуйста, давай поговорим. Ангел взглянул на жену и осторожно, стараясь не расплескать, поставил чашку на стол. Как ни крути, понадобится время привыкнуть к «скафандру». Так окрестил тело Егора. После чего изрёк: – Я тебя слушаю, женщина. Жена вздрогнула, он не сказал «любимая» и потом, что за обращение, «женщина»? Но тут же взяла себя в руки и, заранее предчувствуя недовольство, смягчила вопрос: – Милый, возможно, я делаю что-то не то, ты всё время раздражён. Даже перестал отвечать. Пожалуйста, помоги, я не знаю, как мне быть... Заданный в странной манере полувопрос-полуутверждение озадачил. Ангел почувствовал неловкость и неожиданно жалость! К девочке, робко сидящей перед ним. К девочке, на чьи плечи свалилось то, с чем ему предстоит разобраться. К девочке, ни сном ни духом не ведавшей, как вести себя с мужем. И трепетная нежность запульсировала... Практически то же ощутила жена! Вначале внутренне, затем и внешне. Её роскошное тело наполнило тепло, воображение унесло в далёкое детство. Туда, где девчонкой сидит на коленях отца. Где уют и спокойствие. Где светит солнышко, и ничто не тревожит. Женщина подняла глаза, в её лице что-то дрогнуло, вот-вот заплачет. Ангел слегка приподнялся со стула, хотел успокоить, но ворох сомнений тотчас осадил! Буквально пригвоздил к месту! Его охватила досада, откуда взялась нерешительность? И почему так легко одолела? Он замер в недоумении, но тут же обнаружил причину – Егор! Тот в чьём теле находился, чьи привычки на мгновенье взяли верх, и на чердаке началось брожение: что женщина – венец творения, и преклонение пред ней, естественно. Что всюду равноправие, и негоже обижать жену невниманием. Что смирение пред женским полом – в порядке вещей, оно – признак силы и так далее, и тому подобное. Иными словами, лукавое словоблудие взбаламутило чердак. Ангел привычно тряхнул головой, упорядочивая весь этот бред, и обратился к жене: – Дорогая, – произнёс негромко, – я люблю тебя! Оставь дурные мысли... Его голос вернул из воспоминаний. Красивая женщина вновь оказалась за столом, но не понимала, что происходит. С удивлением глядела на мужа и не узнавала. Пред нею всё тот же Егор, но разговаривал кто-то иной. Совершенно на него не похожий. Прежний говорил уверенно, только уверенность не убеждала, то была маска, за ней пустота. А женщина чувствует слабость! Её не прикрыть, не старайся. Каждая самка чует самца, её сердце – начеку! Ибо видит лишь им, но виду не подаёт. А зачем? Мужчины робеют в присутствии сильных. Не многих заводят успешные и самодостаточные. Впрочем, теперь всё изменилось, Егор преобразился! Его спокойствие излучало уверенность, ранее не свойственную. Правда, движения немного неловки, зато без суеты. И голос всё так же негромок, меж тем изменились интонации. Куда-то девалась робость и нерешительность, муж сообщал лишь то, что считал необходимым. Вместе с тем, нежно и заботливо. – Девочка моя, – продолжил Ангел после паузы, – не задавай мне вопросы. Всё, что нужно, скажу сам. Жена, у кого перехватило дыхание, не могла понять, что втолковывал муж. Видя её недоумение, Ангел терпеливо, словно ребёнку, разъяснил: – Всякий мужчина, когда призывают в армию, присягает на верность Отечеству. С этого момента он несёт ответственность. Потому что спрашивать, может лишь то, чему присягаешь. Отчего-то его слова вызвали протест! Причём протест неодолимый. Жена внезапно ощутила, ей навязывают неприемлемое. Ещё бы! С какой стати лишаться того, кто безропотно служит верой и правдой? Подумаешь, Егору вожжа под хвост попала, и что с того? Зачем менять устоявшийся порядок? Нет, не выйдет. Мало ли чего себе надумал. Она не робкого десятка и сумеет постоять за себя. За положение верховной самки... Такие мысли вмиг вскружили женскую головку, как следствие, спинка горделиво изогнулась, глазки заблестели, и жена принялась заплетать косу. То был верный признак подготовки к бою. Иными словами, устроить перепалку с тем, кто пошёл наперекор. Пересёк черту. А чертой являлось личное пространство утратившей инстинкт самосохранения обыкновенной русской женщины. Наблюдая за её приготовлениями, Ангел вздохнул. Попытка что-либо разъяснить, успеха не имела. Напротив, жена разозлилась! Вон как лихорадочно заплетает косу, того и гляди в руках окажется острый предмет. Он улыбнулся, видать, не уразуметь ей словес проникновенность. Придётся поступить иначе, но как, покамест не решил. В ответ на ту усмешку, жена гневливо взором одарила! Ей явно не по нраву игривый пыл супруга. Но, что она могла? Восстать, поднять мятеж? А проку? За это время они безмерно отдалились, и муж стал безразличен. Он и сейчас блинов её стараниями испечённых отведал, а отношение ничуть не изменил. Всё так же холоден и равнодушен, она столкнулась с чем-то непонятным, неодолимым, странным и чужим. Вернее, с кем-то. Но разве так возможно? Пока не понимала и даже не пыталась разобраться, что к чему. А в это время тот, кто пребывал в Егора теле, перебирая варианты, что возможны, решил прибегнуть к способу. Проверен он веками. Использовать один пригодный метод, который понимает племя женщин. Пуская в дело безотказный ключ, тот способ отмыкает все замочки, их немало в женском теле. И ключ сей – чудный инструмент, что вмиг избавит от гордыни, стервозность гонит прочь и прочую напасть. Какими трудно в муках давно болеет общество, калеча тех, кому зачать, вынашивать и разродиться. И вдохновлённое частичкой неземного Егора тело, наперевес с копьём, вступило в схватку. Всё так же сохраняя хладнокровие, он встал и женщину к себе привлёк. Их жаркие тела соприкоснулись, разрядом молния разъединила и сочетала вновь! Тогда, вконец осатаневшая от наглости, как ей казалось, жена не сразу сообразила, что к чему. Она растаяла в объятиях мужчины, какого помнила и в то же время ей чужого. А этот незнакомец, её протест не слушая, уверенно проник во мрак таинственной ложбины! Упруго погрузился в её лоно, ключом горячим, пламенея, возжёг всё тело сладострастия огнём! И раз за разом совершая любви желанные движенья, природе подчинил строптивость женскую. Ушла язвительность, стервозность, что отличает милое созданье от лютой самки, власти вкус познавшей. Исчезла маска, сгинула личина, которая у всякого своя. Как водится, корява и нескладна. Та самая, что оцарапает легко вблизи живущих. Её смахнул волшебный ключ, он детородным органом зовётся и избавляет от коросты. От накипи очистит, но на время. Пока порыву страсти подчинена покорно и не в силах кому-то злобой отплатить. Поэтому, касаясь масками, царапаем друг друга, а часто ненароком, просто походя и в мыслях не имея, каким страданиям подвергли тех, кто рядом. Они страдают первыми. Подобная личина есть у многих, она обезображивает внешность. Достаточно взглянуть по сторонам, и тут же окружат озлобленные хари, высокомерной жадностью тревогу сея. А ненависть и злоба, чаще зависть, всё тыкаются мордой, оголтело ища, за счёт кого бы поживиться. Расплескивая неприязни яд. Но парадокс в другом, совсем не так давно любой из взрослых, ныне возмужавших, наивным обладал лицом младенца. Подобно лику Ангелу, сошедшего с Небес. Куда ж всё подевалось? После того как жена достигла наивысшего пика блаженства и не раз, любовная схватка измотала, женщина обмякла. Полностью утратила силы. Тогда Ангел поднял её на руки и как пушинку бережно отнёс в спальню. А пока укладывал на постель, она едва слышно прошептала: – Что это было? В ответ он нежно поцеловал и произнёс: – Любовь... Таков урок любви земной. Блажен, учившийся прилежно, кто сей урок усвоил и постиг. Несчастлив тот, кто не сумел его познать. Ему не суждено жить в радости. Тоскливо и полно уныния его существование... Будни А пока жена Егора приходила в себя, Ангел решил действовать, хоть у него и не было чёткого плана. Руководством служила жизнь, её нужды. Согласитесь, трудно спорить с тем, что нужно навести порядок дома. Определить приоритеты, и первое поставить на первое место, остальное выстроиться само. Что он и продемонстрировал, овладев красивой женщиной вместо скучного и унылого препирательства. Когда сварливо переливают из пустого в порожнее по поводу или по привычке. Увы, таковы в нынешнее время семейные будни, и мало кто может похвастать интересным досугом. Разве что жена Егора после сладостного восторга, томительного блаженства, изнеможения от ласк узнала, что значит покориться мужу. Овладевшему внезапно, сумевшему доставить неизведанное ранее удовольствие... В то же время предстоит заняться трудоустройством. Как ни крути, Егор поддался порыву, когда уволился. При этом нагрубил руководителю. Навряд ли он бы совершил такой поступок злонамеренно, но так случилось, и причина тому – Ангел! Следовательно, ответственность возлежит на нём, ввиду того, что выбор кандидата и последующее к нему приближение послужили поводом утраты Егором контроля. А такое положение дел, как не покажется странным, норма! Иными словами, едва объект попадает под влияние того, кто массивнее во всех смыслах, а не только в весе, он теряет прежнюю траекторию и притягивается к новому центру масс, что влечёт за собой сбой привычных настроек. Причём, без вариантов! Остаётся лишь база, всё прочее, когда-либо приобретённое, валяется хламом на чердаке, ожидая свой час. Возможно, со временем понадобится. А такой вариант исключать нельзя, вновь стать во главу угла и, как прежде, управлять человеком. Инерцию жизни никто не отменял. Разумеется, если объект покинет орбиту, где оказался по воле случая и вернётся к прежнему центру масс. Понимая это, Ангелу следует вмешаться, благо генеральный сам позвонил, предлагая встречу. Спрашивается, зачем откладывать? Необходимо с ним повидаться и, судя по всему, предложит возглавить бухгалтерию. Ангел мимоходом заглянул в спальню, где женщина забылась сном и, улыбнувшись, вышел. Уже на улице включил автопилот, маршрут от дома до работы, за долгие годы въевшийся в память. А пока перемещался обычным для людей способом, старательно впитывал как можно больше ощущений, какие дарила жизнь. Какими щедро одаривала рождённых на планете. Одно лишь удивляло, немногие это ценили. Так размышлял он, двигаясь к метро, вглядываясь в озабоченные, нередко озлобленные лица прохожих. Как вдруг почувствовал затишье наверху, на чердаке! Он словно кожей ощутил невероятное спокойствие там, где обычно шум и гвалт. И тут же с удивленьем узнал, в уме всё замерло! Ничто не шелохнётся, не встревожит, не взволнует. То, что считалось личностью Егора, весь опыт жизни в растерянности пребывало. Тем, что случилось между самкой и самцом. Тем самым, что при кажущейся обыденности стало верным отношением к любимой женщине. При этом потеснив всё остальное. Оказалось, венец творения, как их часто называют, вполне послушен может быть. И мягок, кроток. Жена Егора обратилась в девочку наивную и добрую. Магические чары улетучились, волшебное соитие вернуло Богом данное обличье. То самое, какое иногда теряет женщина, став легковерной жертвою обмана. Но чудный орган начеку, он львицу гордую в игривого котёнка обратит. Воистину мудры слова: не убежит та кошка, что сыта. Её бы приласкать. Вот так, нехитрым дедовским способом Ангел наводил порядок на чердаке Егора. Неспешно, вдумчиво замещал ненужное тем, без чего немыслимо существование. Тем, чему ребёнка учат в детстве, что не меняется ни при каких обстоятельствах – любовью ко всему живому! Иначе и быть не может, любая божья тварь желает ласки. Заботы и тепла. Принадлежать тому, кто пожалеет, вниманьем окружит. Уютом и покоем одарит. Так содержимое ума освобождалось от ненужного, что беспокоит и мешает жить. А вместо этого формировался стержень. Тот самый, что не сокрушить, единый твёрдый. В его ядре – основа мироздания, любовь и трепетное созидание... Тем не менее, многое по-прежнему скрывалось под сенью воображения, таилось в закоулках ума и время от времени будет отвлекать внимание. По этой причине Ангел погрузился в изучение особо значимых воспоминаний. Они – словно вехи на жизненном пути регулярно пополняют память ничем не примечательного обывателя. Вот и одно из таких воспоминаний, что держалось особняком, привлекло его интерес. Правда, поначалу вознамерился оставить его на потом, но затем передумал. Об этом воспоминании следует сказать особо, оно крепко вросло в память и уходить не собиралось. А дело обстояло так, в то беззаботное время, когда Егор ходил в школу, его часто отвозили на каникулы в небольшой городок погостить у родственников. Там в стареньком бараке, по соседству с их домом росли два мальчугана Пашка да Петька. Оба родились в один и тот же год, в один и тот же месяц. Где-то в середине июня. А когда барак снесли, обитателей расселили по разным районам городка. Но мальчишкам повезло, вместе с родителями они переехали в недавно построенный дом. Совсем неподалёку от прежнего места жительства. Именно поэтому Егор по-прежнему общался с ними во дворе, где играли в футбол и другие игры. Так и росли два друга, вместе учились, вместе бегали по крышам сараев и амбаров. Шли годы, мальчуганы выросли и превратились в стройных юношей. Один всё время рвался в столицу, желал покорить её. Другой не хватал звёзд с неба, а устроился на работу. Он остался в городке помогать матери и вскоре обзавёлся домочадцами. Взял в жёны девушку из многодетной семьи, и она нарожала ему ребятишек. Так что, несмотря на небольшой доход, жили они дружно и весело. Его старенькая мама проводила дни в окружении внуков, посреди детского щебета и смеха, продлевавших ей жизнь. В то время как мать друга его давнишнего прозябала в одиночестве. Наблюдая сквозь потемневшие стёкла, как счастливая товарка хлопочет по хозяйству, едва поспевая за весело галдящим выводком. Так и отдала Богу душу, не дождавшись внуков. Её столичный отпрыск приехал на похороны в собственном авто. Кабриолет был таким пафосным, что местный градоначальник едва не подошёл к нему с докладом. Но осёкся, увидев существо, выпорхнувшее из салона. Впрочем, оторопели все! Даже Егор, навещавший в ту пору родных и видавший всякое в стольном граде. А удивиться было чему, ведь взору местной публики предстало нечто, не так давно обладавшее признаками маскулинности. При этом едва напоминавшее мужчину, поскольку было осунувшимся, с нелепо длинным телом, будто иссохшая оглобля, выброшенная за ненадобностью. Модная худоба странного существа бросалась в глаза. То ли из-за высокого роста, то ли из-за торчащего кадыка. И только рано облысевшее темя выдавало весьма взрослого дяденьку. На ком из одежды болтались зауженные джинсы, грязно потёртые на ягодицах, а сверху фиолетовая майка в сеточку. Такую мелкую, что пробивавшиеся сквозь неё редкие волосики одиноко торчали в этих сиротских дырочках. Существо окинуло взором соседей и, надменно оттопырив нижнюю губу, полунасмешливо-полупрезрительно полупоклонилось. По толпе прошелестело: «Ба, да это ж Петька! Во даёт!» Существо, опознанное как Петя, достав из салона сумку с блёстками, натянуло её до локтя и походкой подвыпившей манекенщицы двинулось к дому. Где прошло время детства и отрочества. Правда, приближаясь к родным пенатам, оно теряло уверенность, что не замедлило сказаться нетвёрдым шагом. На этой ноте обрывались воспоминания, вызывая изумление Ангела: с каких пор сношаться неестественным способом на Земле стало нормой? Когда это началось, а главное, когда закончится? Он тряхнул головой, пора сосредоточиться на предстоящей встрече. И пока неспешно двигался к особняку, где размещался офис, вокруг пульсировала жизнь, и всяк живой о чём-то размышлял. Совсем не полагаясь на сородичей. Зачем-то пыжился, изображая нечто значимое. Тому виной воображение, оно завесой застит настоящее, уводит прочь подальше от реальности и так неймётся большинству. Но что касается Егора, его чердак затих. Похоже, что надолго. Воспоминания скользнули прочь, укрывшись до поры, когда возможно о себе напомнить. Как, впрочем, и любая мысль, едва проникнув в ум, корнями прорастает и крепнет час от часу. Она посеяна всеядности привычкой, что жизнь ей подарила... Ангел подошёл к величественному зданию с белоснежными колоннами и потянул за ручку массивную дверь. Та со скрипом подалась, и он проник внутрь. Прохладный воздух вестибюля заключил в объятия. Ангел улыбнулся, все офисы похожи друг на друга, немного в них различий. Вот профиль милой девушки, в её обязанности входит улыбаться, она работает администраторшей при входе. И судя по уверенным движениям, вполне успешно. Он пожелал ей здравия, девица улыбнулась и тут же позвонила. Скорей всего в приёмную, докладывая о визите. Но Ангел, приглашения не ожидая, по лестнице поднялся туда, где кабинет руководителя. Легко преодолев пролётов несколько, достиг вершины офиса, там встретил генерального. Мужчина мялся у дверей и жестом предложил войти. В ответ, войдя в просторный кабинет, гость замер, ожидая указаний. Однако генеральный не заставил долго ждать и указал на кресло, что стояло у дивана. И погрузившись в кресло, Ангел улыбнулся. Он ожидал начала разговора, и тут же прозвучал вопрос, но как то бодро, даже нарочито: – Как отдохнул? – генеральный обратился на «ты», хотя прежде говорил сотрудникам «вы». Ангел посмотрел ему в глаза. Чувствуя, что пошло не как планировал, тот стушевался и поправил себя: – Вам удалось отдохнуть? – генеральный был встревожен. – Нормально. – улыбнулся Ангел. Судя по всему, собеседник с утра принял на грудь, и долгий разговор не входил в его планы. Тем не менее, главный бухгалтер нужен предприятию, придётся потерпеть. Как выяснилось, без него не справиться, бухгалтерия пошла вразнос. Мужчина вздохнул и на нетвёрдых ногах побрёл к столу, к графину с водой. Трясущимися руками наполнил стакан и жадно осушил. С облегчением выдохнув, тыльной стороной ладони вытер лоб и разместился на диване. Чуть поодаль, дабы не дышать в сторону визитёра. Правда, его организм настолько пропитался спиртным, что это не помогло. Прерывистое дыхание говорило о многом. Ангел внимательно наблюдал, необходимый вывод уже сделал и терпеливо ждал, о чём пойдёт речь. А там, как кривая вывезет. Словно догадавшись о его размышлениях, генеральный глухо произнёс: – Признаюсь, недооценил вас. Думал, обычный сотрудник, а оказалось, некем заменить. Он умолк, со стороны могло показаться, будто собирается с мыслями. На самом же деле ему было трудно не только разговаривать, даже дышать! Вот и делал паузы, дабы наполнить лёгкие. – Не скрою, буду признателен, если вернётесь и возглавите бухгалтерию. – Тщательно выговаривая слова, продолжил после небольшой паузы. Лицо Ангела оставалось непроницаемо. Собеседник по-своему истолковал молчание и спешно добавил: – Разумеется, вам положена премия за доставленное неудобство. Кроме того, готов обсудить условия. Ангел молчал. Видя это, генеральный смутился ещё больше и робко вымолвил: – Странно, вроде раньше мы общались, но у меня впечатление, будто видимся впервые.... – Лицом к лицу, лица не увидеть. – Улыбнувшись, заметил Ангел. – Наверное. – Согласился генеральный, ему хотелось завершить разговор и выпить. В это время Ангел вежливо, стараясь не обидеть, ответил: – Зачем возвращаться, если собственник не планирует развивать предприятие? А напротив, ускоряет разорение. Генеральный удивился: – На основании чего такой вывод? Ангел неторопливо пояснил: – Несколько дней назад вы уволили отдел продаж, об этом шепчутся сотрудники. А склад забит продукцией, значит, в скором времени выручка снизится, начнутся задержки выплат. Многие побегут искать работу, людям нужно на что-то жить. Оно и понятно, незачем тратить время на то, что обречено. Генеральный задумался, такого поворота не ожидал! По правде сказать, с самого начала чувствовал себя неважно, нужно было отложить разговор. А теперь – безупречный отказ! Причём, не поспоришь. И зачем уволил работников по пьяни? Что там произошло, даже не вспомнить. Наверняка уже нашли работу, вряд ли вернутся обратно... Ангел тем временем изучал собеседника, и в какой-то момент ему стало его жаль! Неоперившийся несмышлёныш, кому всё досталось без усилий, едва похоронив отца, утратил равновесие. Пьянки, дебош, всё, чем пытаются заполнить душевную пустоту. Но что он мог? Этому верзиле за сорок, а ни жены, ни детей. Даже на предприятии относятся как к необходимому злу, без чего не обойтись. Таково было неутешительное заключение, оставалось попрощаться и уйти. Незачем терять время, и он было приподнялся с кресла, но остановил затравленный взгляд генерального. В его взоре немая мольба! Ну не мог баловень судьбы жить иначе! Не получалось. Он так воспитан. Что же теперь, в петлю? Ангел опустился в кресло и задумался, пред ним воочию инерция жизни, та самая, чему удивлялся и поэтому спустился с Небес. Чтобы общаясь с людьми, узнать, каково это быть рабом привычек. Тех самых, что сформированы в детстве. И лучшего примера не сыскать. Генеральный во всей красе явил, каким бывает человек, когда в него не вложено мужское. Отличное от женского мышление. Что позволяет быть мужчиной, учитывая все природные закономерности, тогда он раскрывается Творцом. Посланник Неба опечалился, а собеседник, кому и без того не по себе, а тут сотрудник несговорчивый, внезапно обратился с просьбой. С трудом превозмогая стыд, он еле слышно прошептал: – Согласен, не гожусь я в управленцы. Впрочем, даже не стремился. Пожалуйста, останьтесь, помогите. Когда уйти решите, воля ваша. Но обещаю впредь исполнить всё, что так необходимо... Он смолк и через мгновенье добавил: – Мне не на кого рассчитывать... Ангел опустил голову, планы стремительно менялись! Не суждено ему пройти мимо того, кто взывает о помощи. Так уж устроен! К тому же вполне очевидна причина невзгод, все беды из детства. И вовсе не трудно понять, что усопший папаша, вожак с несгибаемой волей, был сыном расстроен. Увы, не наследовал качества лидера и отдал мальца на забаву жене. А та постаралась! Без меры дарила подарки, любые капризы исполнить готова. Здесь важно заметить, увязнув в достатке, ребёнок не этого жаждал. Он много читал, дни и ночи был с книжкой в руке. Но папа молчал, он уверен, отсутствие воли – беда! По этой причине считал баловством увлечения сына и даже предпринял попытку отвлечь, позже взял на работу. Но власть не прельщала юнца, тот жаждал наук. И так получилось, что вместо поддержки опутан был сетью насмешек. Что он никуда не годится, а нужно быть смелым, умелым. А папа бездушен и сух и того не скрывает. В итоге, погасли мечты, и в знакомстве случайном он встретил зелёного змия. С тех пор неразлучными стали и дружат поныне. Ангел помолчал минуту-другую и задумчиво произнёс: – Хорошо, договорились. Что касается рекомендаций, нужен отдел продаж. Причём срочно, это сейчас главное. Генеральный поднялся и направился к шкафу. Молча достал оттуда бутылку с мутным содержимым и стакан. Жестом предложил Ангелу, тот отказался. Тогда налил себе и залпом выпил. После чего убрал всё в шкаф и вернулся на диван. – Да, – осторожно поинтересовался гость, – куда девалась девушка из бухгалтерии? – Уволил, – вытирая губы, буркнул генеральный. – Если не секрет, за что? – допытывался Ангел. – Не секрет, – ответил тот, – она меня обманула. Обещала, что справится, а работу завалила. Ангел улыбнулся: – Ну вы не в накладе, а девушку придётся вернуть. – В бухгалтерию? – удивился генеральный, – хотите отомстить? Он многозначительно хмыкнул, а Ангел с досадой подумал: «Странная привычка всех мерить по себе», и возразил: – Подумаешь, не справилась с работой. С кем не бывает? А вернуть нужно в отдел продаж, у неё получится. – Уверены? – выразил сомнение генеральный. Ангел пожал плечами: – Это очевидно, она умеет продавать. – В смысле? – руководитель по-прежнему не понимал. – В прямом, – тихо сказал Ангел. – Кто на выгодных условиях продал свою некомпетентность? Генеральный понял, о чём речь и кивнул. Мужчины пожали руки в знак согласия, после чего гость покинул кабинет. Баловень судьбы остался в одиночестве, но не бросился к бутылке. Ощущая странное послевкусие от беседы, он пытался разобраться в чувствах, а они не были однозначны: надо же, с ним на равных разговаривал тот, кого считал рангом ниже. При этом выяснилось любопытное, именно к нему обратился за помощью. Что за наваждение! Впрочем, финансы теперь в надёжный руках, можно и выпить... На следующий день Ангел, как и обещал, вышел на работу. Земная круговерть завертела, не пощадила представителя иной формы жизни. Но он лихо справлялся, к тому же работа доставляла удовольствие! В ней не было ничего сложного, по крайней мере, для того, кто всё выполнял на совесть. Кто любил и умел работать. Кто погрузился в жизнь, исследуя её нюансы, и не считал малозначимыми обстоятельства, с чем пришлось столкнуться. Вместе с тем многое делал не как Егор, по-своему. И уже в первый день он накупил конфет, пирожные и выбрал несколько букетов для сотрудниц бухгалтерии. После чего объявил изумлённым дамам, что отныне в конце каждой недели обязательное чаепитие и подведение итогов. А также награждение отличившихся и порицание, хоть и незлобное, провинившихся. Женщины заулыбались! – Но это не всё, – продолжал Ангел. – С этого дня каждой девушке, кто не замужем, вменяется найти избранника. Возможно, ему найдётся место в нашем дружном коллективе. А подспорьем послужат мои наблюдения, что да как сделать, дабы обрести семью. Судя по довольным лицам тружениц учёта, сказанное пришлось по нраву. А когда об этом стало известно всем сотрудникам предприятия, начальники других отделов ввели нечто похожее. На всякий случай, чтоб никому не было обидно. Не обошлось и без генерального, едва до него докатились слухи, он живо поинтересовался, к чему такие сложности? И Ангелу пришлось объяснять – для слаженной работы необходим баланс! А это значит принимать в расчёт половозрастную структуру коллектива. На недоумённый взгляд хозяина предприятия пояснил, женщин и мужчин должно быть поровну. Более того, когда большинство семейные, служебные романы маловероятны и склок удастся избежать. А производительность труда напротив, только возрастёт. Генеральный молча выслушал, кивнул, и Ангел преступил к работе. Ни на мгновение не забывая, что блага дарованы Небом, дабы разделить с собратьями. Так и поступил, истратив большую часть премии на цветы и сладости. Что же касалось жены Егора, ей букет вручит вечером, посетив прелестный цветочный магазинчик около метро. Прошла без малого неделя, отдел продаж с его лёгкого крыла заработал, и предприятие вошло в привычный ритм. Продукцию исправно производили, бойко продавали, а сотрудники обрели уверенность. Правда, кое-кто не удержался и злословил по поводу Егора, мол, какой-то странный, не в себе после отпуска. На что большинство, состоявшее из женщин, единогласно одобрило нововведения. Вдобавок генеральный предпочёл не вмешиваться, во всём соглашаясь с главным бухгалтером, и в кабинетах воцарилось согласие. Его не могли отравить даже зависть и затаённая злоба оставшихся в меньшинстве одиноких женщин и озлобленных мужчин. Впрочем, возможно в этом скрыт секрет их неприязненного отношения к жизни и тому, кто ставит её во главу угла. Именно этот принцип провозгласил руководитель финансового блока. И как то в один из будничных дней рабочую тишину нарушил звонок телефона. Едва Ангел поднял трубку, услышал бас приятеля Егора, влиятельного чиновника, получившего новое назначение. С этим представителем власти Егор был знаком лет семь. Они не то чтоб дружили, так, изредка общались. Невзирая на то, что чиновник был скользкий, как рак и такой же пресный. Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. Не лучший, но и не худший вид чиновника, одним словом. Так вот, когда Ангел ответил, голос в трубке радостно сообщил, что приглашает к себе, отказа не примет и уже отправил водителя. Понимая, что отвертеться не удастся, уж больно напорист звонивший, Ангел согласился. Придётся поддерживать отношения, Егору предстоит общение с чиновником в дальнейшем. И уже через час он сидел в кабинете с высоким потолком и слушал рассказ о том, как в стране станет лучше и краше. Как приятель сдвинет горы и всё наладится. Правда, кому станет лучше, тот не уточнил. Тут надобно отметить, чай им подавала девушка небесной красоты! Её фотографию впору печатать на обложках журналов. Обворожительной улыбкой она легко могла вскружить голову. При этом числилась секретаршей и, судя по плотоядному взгляду хозяина кабинета, их что-то связывало. Чему вовсе не мешало обручальное кольцо, украшавшее безымянный пальчик её правой руки. Когда девушка оставила их вдвоём, Ангел упрекнул приятеля Егора: – Зачем морочишь ей голову? Тот самодовольно улыбнулся: – А что, завидно? Гость покачал головой: – Она замужем. Чиновник удивлённо уставился, вот ещё поборник нравственности, и бодро ответил: – Не поверишь, она не против! – он расплылся в улыбке. – Представляешь, держит мужа в узде, а чуть что посылает подальше. Мол, ни на что не годен, это не может, то не по карману. В общем, я здесь не при чём. Ангел сухо произнёс: – Смотри, не окажись на его месте... – Мне это не грозит. – Легкомысленно отмахнулся тот. По прошествии получаса ни к чему необязывающей болтовни, чай был выпит, пирожные съедены. Темы для разговоров исчерпаны. Ангел собрался было прощаться, но напоследок решил подшутить над вальяжно развалившимся в кресле вельможей. Со всей серьёзностью, на какую был способен, он поинтересовался: – На каком фундаменте будет крепнуть государство? Идеи то нет... Вопрос озадачил матёрого аппаратчика. Тот задумался, глянул Ангелу в глаза и, ни чуточки не смущаясь, отрапортовал: – Идея брат у нас одна – коррупция! Вот основная скрепа государства. Вынь её – развалится страна! Потому, – продолжал без страха быть услышанным, – всяк норовит схватить побольше да спрятать подальше. – Ты тоже? – усмехнулся Ангел. Приятель, не ожидая колкости, насупился и, что греха таить, он не привык к подобному, но вынужден сдержаться. Давно не виделись, к тому же Егор какой-то странный. Наверное, устал, пора бы ему в отпуск. Понимая что беседа затянулась, Ангел поднялся и, не прощаясь, двинулся к выходу. Озадаченный таким исходом чиновник почёсывал затылок, в это время зазвонил телефон. Уже у двери Ангел обернулся и взглянул на властного вельможу. Тот, привстав с кресла, услужливо склонился над столом и что-то быстрым почерком строчил. При этом виновато повторяя: – Да, зайка... не ругайся... не мог ответить... занят был... Ангел не узнал приятеля Егора, до того тот переменился! Ещё мгновение назад то был осанистый вельможа, теперь же в кабинете над столом зависла груда не пойми чего. Она пыталась оправдаться пред женой! Пред женщиной, кому одетый в дорогой костюм мешок с костями принадлежал всецело... Его размышления прервал хозяин кабинета. Завершив неприятный разговор, он рухнул в спасительные объятия кресла и, достав пачку, с трудом выудил из неё сигарету. Нервно прикурил и стал жаловаться: – Как же она достала! То не так, это не эдак. И чего не хватает? Ангел молча глядел на облачённого властью, не наученного главному – не зариться на чужое! Затем отвернулся и произнёс: – Бывай... После чего закрыл за собой дверь. Чуть позже, когда оказался на улице, невольно задумался: кто из двух счастливее, генеральный или чиновник? Вроде одного поля ягоды, но нет! Первому власть досталась без усилий, вырос в обеспеченной семье. Теперь ни дня не просыхает и судьба предрешена. Другой – родился у родителей с зарплатою скромнее, но нынче резво тянется наверх. И никому из них не стукнет в голову – за всё придётся отвечать! Да, инерция неодолима, как воспитали человека, так и проживёт. Недаром говорят: «Горбатого могила исправит». Он поднял глаза на монументальное здание, заполненное суетливыми дельцами при власти. Теми, в чьих головах привычно рулит девочка. Усевшись посреди атрибутов государственности – играет ими, словно игрушками. Интересно, чем в это время занят мальчик? Неужто, дремлет... Ангел развернулся и направился к метро, с каждым шагом удаляясь от средоточия изобретательности, как опустошить казну. Он шёл, а мысли поторапливали: скорее, прочь из душных кабинетов власти! Где душит всё – регалии, чины, убогие и жалкие приказы корысти, ложной святости полны. Где всяк безмозглый свищ вдруг возомнил себя причастным к высшу свету, как сам Наполеон. Притом совсем не знает, чем закончил самовластный недомерок, когда на острове святом был заточён. Но Ангелу пора туда, где жизнь играет теми, кто, риска не страшась, проснулся для игры, в которой победителей не судят. Впрочем, как и проигравших, все здесь в почёте, ибо принципу верны. А он гласит: не важен победитель, участие важней и будет так вовек. Покамест здравый смысл гуляет по планете, пока – не оскотинится сам человек. Так завещали боги олимпийцев, они с Олимпа вечного сойдя, оставили завет – жить в мире, дружбе и в согласьи, войны искусство в игры обратя. Однако хватит, слишком много чести упоминать глупцов, пробравшихся во власть. Бог им судья, пора другим заняться – каркас из мышц Егору намотать. Он слишком долго заточён в ума унылую темницу, пора размяться и, забыв про век, предаться свежести, порыву и движенью, да вспомнить – сильным должен быть рождённый человек. Для этого ума не много надо, была бы воля и стремленье, всё сойдёт, достаточно решиться, и награда сама героя вскоре обретёт. А той наградою вполне довольны, улыбкой лучезарною слепя, спортсмены всякий раз вершат победы, с почётных пьедесталов взоры потупя. И Ангел приступил к решению задачи – сформировать привычку заниматься по утрам. Но коль уж выдалась свободная минута, умело ей воспользовался сам. Теперь на тесном чердаке Егора ещё один полезный навык место обретёт. Отныне тело будет в надлежащей форме, и дух спортивный в теле оживёт. Так, предвкушая свежесть ощущений, уехал он исполнить тот завет, что боги в назиданье подарили, что должен выполнять, пока отпущен век... Уже дома переоделся и провожаемый недоумением жены выскочил на пробежку. Ангел перебежал дорогу и устремился в городской парк, где вдали от шума автострады располагалась заброшенная спортивная площадка. Со старым, ещё советским инвентарём, – не ухоженная, проржавевшая, но от этого не менее притягательная. Она непостижимой магией влекла тех, кто много повидал на своём веку. Причём кому-то было за семьдесят, правда, попадался и молодняк. К последнему относился Егор, как представит его Ангел заслуженным седым львам. А они на удивление поджарые и подтянутые, вероятно, в том немалая заслуга самой площадки, она редко пустовала. Разве что в ночное время, когда кроме звёзд и луны мало кто составит компанию. Как выяснилось много позже, особая группа физкультурников с завидным упорством посещала сей «спортивный клуб», как в шутку называли они место сбора. А учитывая контингент, в группу входили люди весомые и влиятельные, площадка напоминала Высшую партийную школу. Как однажды пошутил генерал в отставке, ныне руководитель службы безопасности крупной корпорации. Он был почётным старостой почтенного собрания, и к нему нередко обращались за советом. Но особенно приятно находиться здесь в конце августа! Когда лето идёт на убыль, а небо всё чаще затягивают тучи. В это время вовсю гремят грозы, настаёт черёд отпусков, и притихшее место сбора подобно опустевшему ристалищу, где отдыхают от баталий, споров и всего ненужного. И только немногие по-прежнему старательно приседают, отжимаются и подтягиваются. В тиши природы укрепляя мускулы, тренируя волю. Ангел добежал до площадки, где его дружелюбно встретили. Он представился, уважительно поклонился ветеранам и приступил к разминке, став частью размахивающего руками и ногами многоликого организма. Ему понравились ощущения, когда лёгкие активно насыщает кислород, а сердце питает организм полезными веществами. Одного недоставало – чувства полёта, о чём успел истосковаться, но делать нечего. Пребывая в теле человека, остаётся лишь мечтать. В каждом мире свои правила, своя правда. Вероятно, ветераны ощущали нечто похожее, они не отвлекались на разговоры. И только дождавшись всеобщего перерыва, с жаром приступили к обсуждению злободневной повестки. А она всякий раз была разная. Вот и сегодня огромный улыбчивый великан делился, как в былые годы посещал Италию. Какова тамошняя кухня и какие итальянки красавицы. Куда ж без них? Его слова вызвали одобрительные улыбки, а когда оратор умолк, началось словоизвержение Везувия. На что Ангел лишь диву давался, поскольку великана обступили имевшие собственное мнение и поочерёдно его излагавшие. В то же время нужно отдать им должное. Глубокомысленные рассуждения имели веские основания, как-никак люди бывалые, по этой причине кто-то утверждал одно, кто-то другое, иные склонялись к совершенно неожиданной точке зрения. А были среди них и такие, кто не желал вникать в суть беседы. И они оказались правы! Незачем тратить время, если пришли тренироваться. Но всё же что-то интригующее было в их манере общения. Эту особенность Ангел не мог распознать, когда острое словцо оживляло дискуссию, никого не обижая. По всей видимости, жизненный опыт служил сдерживающим фактором, и разговор мирно протекал, невзирая на разность во взглядах. Всё это время он с интересом наблюдал, Ангел давно усвоил: истина не рождается в споре, и был немало удивлён, обнаружив в спорщиках усталость! Ту самую, когда таинственной природы отрешенье накладывает отпечаток на чело. Притом бессмысленны и бесполезны все потуги, тая печаль, в угоду щеголять бравурными словами, находчивостью, остроумием. Ничто не в силах одолеть звериную тоску, что плещется во взорах. Тогда он пригляделся с большим интересом и мигом уяснил, облюбовавшие площадку ветераны, не выглядят счастливыми! Для большинства излюбленное место сбора – лишь повод улизнуть, на волю вырваться из душной атмосферы. И соблюдая очерёдность, он изучал усталых и понурых, узрев мальчишек в них, готовых мчаться на футбол, хоккей, куда угодно. Хоть к чёрту, лишь бы воздуха пьянящего вдохнуть! Подальше от упрёков и забот, какие ежедневно, еженощно окружают. Покоя не дают. Ведь многие находят там приют, где можно всласть наговориться с проигравшим. Поведать тайные обиды на детей, начальство, жён. Увы, он не испытывал блаженства, наблюдая за реальным, желал бы видеть мир иначе, но не мог позволить заблуждений, видел всё, как есть. Как вдруг пред ним во всей красе предстала жизни ясная картина, когда накаченные торсы – просто мишура! Что этот антураж – одежда напоказ, как шкуры тигра мятые лохмотья и, оказавшись дома, снимают их, цепляя на крючок. А милая хозяйка, радость не скрывая, протягивает тапочки в комплекте с мышьей шкуркой. В неё муж превращается, едва переступив порог. Меж тем внезапная догадка осенила, и Ангел осознал природу пасмурной тоски, что одолела ветеранов. Выдавливая мужественность по крупицам, взамен дарила кроткий нрав. А проще говоря, огромнейший запас мужицкой силы, чему в постели должно проявиться, той, что присущ им изначально – растрачен был на пустяки! Такому поведенью нет прощенья, и горек одинокой жизни путь, когда неудержимой страстной силой владеет хладный ум. В своих стараниях её расходуя, уводит прочь от неги пылкой, ласк любовных и иных безумств. Чему так несказанно рад мужчина, в цвете лет даруя женщине блаженство. А лучше двум и третья лишнею не будет, пока силёнок хватит, всех любовью одарит. Ему не привыкать плодиться, размножаться – его создал Господь и заповедью одарил. И повелел блюсти. А если кто намерен супротив пойти, того плачевная ждёт участь. Исчезнет, вычеркнут из жизни будет праведной рукой, что сотворила мир. И вы, седые ветераны, кто жизнь познал, плодитесь, невзирая на года! На возраст, что посеребрил виски и гриву. Покамест дышите, плодитесь, так Бог велел и дал способность, что всякий муж до поздней старости хранит, тайком желая девы телеса. Не смея возроптать и отстоять права природы. А вы плодитесь, размножайтесь, да умело, что б души женщин возносились в Небеса! Понежились и возвращались в тело, красою неземной слепя глаза. Чтоб возлюбив их хрупкую натуру, ответственности бремя обретя, суровый муж не обманул – защитой, лаской и заботой одарил рождённое дитя... Ангел завершил тренировку и направился домой. Он неспешно брёл, невзирая на дождик, что моросил украдкой. Хотелось привести мысли в порядок. А их громадьё! Да, есть над чем подумать, к тому же всё яснее вырисовывалось поражение мужчин, да женщин тихая неудовлетворённость не доставляла радости. Её лишь подтверждали откровенностью кричащие наряды, измены, частые разводы. Увы, чем меньше женщина довольна близостью с любимым, тем откровенней одевается она. «Странная ситуация, – подумал Ангел, – при всеобщей доступности некогда запретных тем, число разочарованных жизнью только возрастает». Его внимание привлекла свора, обитавшая в парке. Два здоровенных разномастных кобеля и несколько сук, почтительно державшихся на расстоянии. Сколько числом, не разглядел из-за ограды строения, куда свора сбегалась к вечеру. Ангел поневоле задумался об иронии, заключённой в слове «кобель», нередко употребляемом в отношении мужчин. То же самое подумалось о другом слове, каким девушки частенько припечатывают друг друга. Однако – сука, слово литературное! Нельзя обидеть кого бы то ни было, называя так. Как трудно оскорбить мужчину, заявив, что он кобель. По-прежнему, глядя на собак, шутливо трепавших друг друга, он улыбнулся. Его улыбка растворилась в отблесках вечерней зари. Ощущение незыблемости Мироздания – укрепило, придало сил. Усталое солнце закатывалось за горизонт, наступал новый день, новое время. Другой Шло время, Ангел с каждым днём ловчее приноравливался к жизни. Он лихо справился с бесхитростною ролью, и радость ощущал! О чём не смел мечтать, ведь будучи в живом и неказистом теле, думал, как привыкли думать люди, и испытал все чувства, им присущие. Иначе говоря, вошёл во вкус, хоть до сих пор не нравилось пешком передвигаться. Однако неудобство не мешало и, не имея права взмахом крыльев оказаться, где желал, смирился Ангел, терпеливо ожидая, когда домой вернётся. Везде и всюду есть нюансы, и пребыванье на Земле имеет их. Что делать, коль уж взялся за топор – руби, не нужно сомневаться! На плахе выбора виновны все, и все равны. Один палач – вне подозрений. Другое дело, неспособность мысли прочитать, о чём предупреждал Распорядитель, обнажилась. Утрата навыка болезненна, но ей на смену вдруг явилась интуиция, отточена как острый нож, она пронзала всё! Отныне ничего не преграждало путь свободной мысли вкупе с чувством, ощущеньем. Теперь преграды не было, и Ангел обомлел! Минуя логику, всё понимал и сокрушался лабиринтам, где плутали смертные. Они погрязли в собственных мечтах, не смея выйти на свободу. Узрев и осознав их положение, посланник Неба, не подвластный слабости людской, творил задуманное, не смущаясь чьим-то словом. Случайно ль обронённым либо с умыслом, его не волновало. Ведомый безошибочным чутьём навёл порядок он на чердаке, планируя дать шанс Егору проявить те навыки, какие спали. Что соответствуют отцу и мужу. Иначе говоря, тропою жизни, как задумано Природой, пройти оставшиеся дни. В те сумерки Егор как организм по-прежнему дышал и жил. Всё также созерцал закаты, не подозревая, как изменилось всё. Его терпенье стойко выносило перемены, опознавая их не свойственным обычным людям способом, и остро ощущались те моменты, когда во внешнем мире что-то шло не так. Тогда безмолвно покорялся охватившему желанию, ломавшему привычки и пристрастия. А после, не сумев понять, что повлияло на него, безропотно сносил укоры. Он не случайно слыл разумным человеком, смиренно вынося невзгоды, их в жизни, как всегда, хватает. На то он и разумный человек, опутан бесполезною надеждой Жизнь встроить в незамысловатые шаблоны. И что из этого выходит, наблюдать легко – то явлено палитрою неврозов, ведь невозможно встроить Бытиё в убогие модели, чем до предела полон ум, когда ничем не сдерживаемый уносит в облака. Увы, немногие свободны от оков, несущих вдаль, туда, где весело, порою грустно, и всё, что нам доступно, если повезёт – быть рядом с теми, кто сокровенное шепнёт на ушко. В том случае, конечно, если заслужили. Наивно полагать себя ядром Вселенной, считая, что она вращается вокруг, услужливо и терпеливо выжидая не проглядеть бы потаённое желание того, кто мнит себя гораздо лучшим, нежели другие. Ан нет, не так устроен мир! Не стоит тратить время попусту, не нужно мчаться за умом, он в будущее устремлён, ему не терпится, неймётся. Гораздо лучше встроиться в течение бегущих дней, авось нам повезёт, и не окажемся на свалке или на задворках... Вот упомянут мимоходом сам разумный человек, куда же без него? Теперь придётся прояснить его природу. По крайней мере, попытаться. А как иначе? Пожалуй, с самого начала и начнём: кто он таков, где проживал и что поделывал? И существует ли на самом деле? А, может, в прежние века существовал, да вымер за ненадобностью. Поди теперь узнай, как и зачем он жил. О чём подумывал, за что боролся, обретаясь в бренном мире. Кто ж разберёт? Нам остаются лишь догадки да предположения. Непросто разобраться в непосильном каверзном вопросе, но все ответы есть, и в наше время проживает умный человек. И он, наверняка, в чести у современников. Итак, разумный человек... Возможно, кто-то удивится, кто-то возразит, но будучи разумными и обретая опыт, мы многое теряем. И вовсе нелегко решить, насколько обретённое важнее и нужней утраченного. А поучительным примером служит жизнь, ведь трудно в одночасье стать разумным, миновав удел младенца, кто с девственным и неиспорченным умом. И всё же при отсутствии привычно понимаемого разума, в нём кладезь прозорливости, глубокого приятия той самой жизни, что вокруг, оно руководит поступками ребёнка. А он, едва лишь научившись лепетать, вдруг явит миру проницательность, как будто бы случайно, давно утерянную седовласыми маститыми учёными, годами не покинувшими душных кабинетов. И вот обычное дитё, кто не подозревает о конечности земного Бытия, понятия о смерти не имея – высказывает столь глубокое суждение о жизни, о судьбе и прочем таком же занимательном, но не для этих лет. В итоге, те, кто слушают, от изумления разинув рот – смолкают, внутренне оторопев! Они подавлены ростками мудрости житейской и, не найдя, чего сказать, уходят восвояси, в душе смятенье породив... А между тем рождённое дитя свой путь неспешно продолжает. Взрослеет, набираясь опыта. Ему нелёгкая задача предстоит – из прошлого добраться в будущее, что охотно и самозабвенно проделывает ум. В мгновенье ока увлекая за собой и управляя нашей жизнью. Меж тем невольный парадокс в ином, ни у кого нет права забывать, что в жизни есть особый промежуток, зовётся настоящим, а многие его минуют. Ведомые воображением, не берегут. При этом только настоящее имеет цену, оно – незыблемо и непоколебимо! А мы летим стремглав к вершине дня, она на горизонте, не подозревая – что невозможно оказаться там, как и остаться в прошлом. Жизнь происходит здесь и именно сейчас, в моменте – это истинное счастье! И не случайно зрелый муж так чтит реальное, оно смертельно для лукавого ума. Лишь в нём, а значит здесь, сейчас всё важное стоит, имеет цену, стоит. Ни прошлое, ни будущее не важны, одно лишь настоящее, когда есть жизни ось – природой неспроста сотворена. Таков удел всего живого, имея ось – вокруг вертится жизнь! И так задумано не нами... Но, несмотря на это, незряче большинство мужчин и не живёт, а прозябает. Они в реанимации и не спешат её покинуть. Там кормят, есть режим, уход, чего ещё? Никто не раздражён, согласны все, и все покорны. Другой вопрос, что многим невдомёк, что жить в противоречиях – несвойственно мужчине, к счастью не приблизит, и трудно обрести мужскую самость, когда в ином убеждены. Причём с рождения до самой смерти. А так везде, куда ни посмотри, кругом несчастные самцы, раздавлены и лишены задора. Как и Егор до встречи с Ангелом метался, раздираемый желаньем быть самцом и чувством собственной вины. О том, что виноват, родившись мальчиком, и должен всем: сначала матери, потом жене, затем любовнице. О ней особо скажем, не зря с времён древнейших этих женщин жрицами любви зовут. Они – прямое доказательство, что для мужчины недостаточно одной! Ему недостаёт любовных ласк, утех, когда красавиц много. Когда они его, ему рожают деток, при этом ладят меж собой. И всё же, возвращаясь к обездоленным самцам, кого Творец вооружил копьём могучим, они повально в рабстве! У жён и матерей, любовниц и детей. Таков разумный человек. Он позабыл порыв страстей, его сгубила логика и омут мыслей, куда с разбега погрузился. Теперь не выплывет, оставь надежду всяк, рождённый мальчиком, тебе прощенья нет. А тем временем Ангел, разгребая завалы на чердаке, извлёк из памяти Егора занятное воспоминание. Чем-то оно привлекло, и он внимательно изучил этот случай. Правда, поначалу не понял, что именно заинтересовало, чем так озадачился. А дело обстояло следующим образом... В ту поездку Егор отправился поздним вечером навестить приятеля. Он регулярно наведывался в это Богом забытое село с говорящим названием – Могильцы. Подъехав к дому за номером, впрочем, здесь неразборчиво, потому как цифра «один» выделялась на табличке, другую же, облупившуюся вместе с краской, приходилось угадывать. Однако Егор не стал утруждаться догадками, а набрал номер приятеля и попросил отворить ворота. Прошла минута или две. Наконец, немного ссутулившись, из калитки показался силуэт и, недолго провозившись с замком, в сердцах пнул по нему, да так, что выгнулись створки ворот! Затем виновато пожал плечами, дескать, с замком справиться не удалось, и Егору пришлось оставить машину на улице. Для верности заехав в огромный сугроб, чтоб никому не мешать. После чего он недовольно заглушил двигатель, с трудом выбрался из салона и достал из багажника пакет с продуктами, ими снабжал затворника. Они обнялись, приятель звался Пётр Горюнов. Горыныч, как обращались к нему и стар и млад. Своё прозвище он получил в детстве, с юных лет проявляя изворотливость. Нужно отметить, что по призванию Горыныч был авантюристом, возможно, по этой причине выбрал профессию репортёра – стрелка-охотника за новостями. Он долго проработал в газете и исколесил весь свет в поисках сенсаций. Правда, спустя время женился на дочери владельца издания и от поездок решительно отказался. Что послужило тому причиной? Никому не известно, Горыныч не любил болтать на сей счёт, вот и решили, дело тёмное, и оставили его в покое. Впрочем, семейная жизнь не задалась, бродяжий дух одолел и, отослав жену по известному адресу, он укатил в Америку. Стоит ли говорить, что, вернувшись, лишился как жены, так и работы. Недолго помыкавшись в поисках трудоустройства, Горыныч приобрёл старенькую избушку в небольшой деревне, где жил в уединении, предаваясь размышлениям. К слову сказать, соседи не жаловали нового жильца – за нелюдимость, в остальном претензий не было. Так и жили – здоровались, а в гости ни ногой. В этой деревне его навещал Егор. Гость и хозяин вошли в натопленную избу. Егор снял куртку и стал прилаживаться к очагу. Огонь дружелюбно, потрескивая, играл языками пламени, будто повествуя о чём-то. Горыныч накрывал колченогий столик, негромко напевая. Он водрузил на него хлебницу, банку солёных огурцов, тарелки и ложки. Вилки гостеприимным хозяином не использовались. Затем поставил на огонь сковороду, плотно накрытую крышкой, и уселся в видавшее виды кресло. Оно недовольно скрипнуло и затихло. – Как настроение? – поинтересовался Егор, когда с сервировкой было закончено. Горыныч, поёрзав в кресле, всем видом показал, что всё в норме. – Что с нами, Пётр? – Егор впервые за долгое время обратился к нему по имени. Горыныч, подивившись такому обстоятельству, уточнил: – Ты о чём? – Как получилось, что всё изменилось? Помнишь, в детстве мы были счастливы, а теперь я всё время не в духе. И вокруг, только с виду довольные, но едва копнёшь – усталость и разочарование. – Вот оно что, – нараспев ответил Горыныч. – Эк куда тебя занесло! Знаешь братец, если лягушку бросить в кипяток, она выпрыгнет и убежит... Егор в недоумении взглянул на приятеля, тот разместил на маленьком столике шипящую сковороду и снял крышку. Аппетитный запах жареной картошки разнёсся по комнате, щекоча ноздри. – Но если засунуть её в холодную воду и поставить на огонь, – завершил мысль Горыныч, – бедолага сварится, не сумеет выскочить. То же самое с нами. Когда кругом полно забот – это изматывает, и мы постепенно угасаем. Гость внимательно изучал Горыныча, чьё небрежно выбритое лицо озаряло пламя очага, и обнаружил, как сильно тот постарел! Судя по всему, одиночество не шло ему на пользу. Один, без женской заботы отшельник напоминал строение, чья крыша прохудилась, а фундамент треснул. Егору стало жаль приятеля, тем не менее, сказанным удовлетворён не был. Горыныч заметил, как он хмурит брови, и складку около губ. Она появлялась всякий раз, когда Егор был недоволен, но, верный привычке, молчал, дабы не наговорить чего. И всё же хозяин догадался, слишком долго знакомы. Он улыбнулся, словно приглашая разделить трапезу, как вдруг улыбка исчезла! Отшельника увлекло воспоминание, и на лице застыла отчуждённость. Та холодность, когда походишь на усопшего, никак не на живого. Горыныч опустил голову, его пальцы забарабанили по подлокотнику кресла. От Егора не ускользнула перемена, но он не стал тревожить радушного хозяина, а терпеливо ждал, когда вернётся в реальность. Что и случилось, и уже буквально через минуту Горыныч к нему обратился. Правда, его голос изменился, будто кто-то другой вещал вместо мягкого и неторопливого говора старинного приятеля. – Помнишь мой неудавшийся брак? – он сухо посмотрел Егору в глаза, отчего тот поёжился. – Конечно, – поспешно ответил гость, – хорошо тогда погуляли. Маска на лице отшельника шевельнулась. – Да, – задумчиво продолжил Горыныч, – нужно отдать должное тестю, свадьбу отгрохал, денег не пожалел, а проку? Его дочь по-прежнему одна, а я вот совсем закис. А ведь могло быть по-другому... Он закашлялся, Егор обратился в слух. Показалось, сейчас узнает нечто, от чего судьба приятеля переменилась. Так и вышло и, прокашлявшись, Горыныч осторожно произнёс: – Знаешь, почему мы разбежались? Егор отрицательно мотнул головой. – Я человека убил. – медленно произнёс Горыныч. Услышав признание, Егор едва не воскликнул! У него перехватило дух, и что теперь? Какой ждёт ответ? Отшельник, тем временем, не отводил от него глаз. – Да, – негромко подтвердил он. – Убил ребёнка, сына. Егор изо всех сил пытался понять, о чём говорит приятель. Он поверить не мог, что тот, кого знали как добрейшего, всегда готового прийти на помощь, мог совершить преступление. В это время бывший репортёр нервно вытирал выступившую на лбу испарину. Он был взволнован и не понимал, зачем поведал то, о чём никому неизвестно. Теперь придётся договаривать. – Женитьба не входила в мои планы, но любимая залетела, – негромко вымолвил Горыныч, намеренно не произнося имя бывшей жены. – Это уже потом, когда заказывали платье, они с тёщей решили что живот мешает. Что поделать, невеста должна быть ослепительна! После чего сообщили тестю, а тот уговорил меня: дескать, вы молодые, наделаете ещё. Давай не будем портить праздник, пусть девочка покрасуется в подвенечном наряде. А я с дуру согласился, теперь не могу себе простить. Он замолчал, Егор не проронил ни звука. Зная Горыныча, слова поддержки, какими утешал других, тут не годились. Здесь всё гораздо серьёзнее! Теперь понятно, почему отрёкся от прошлого, там – любимая работа, друзья, жена, весёлые да буйные компании. Одни радужные перспективы! А нынче стал затворником, и только Егор наведывается по старой памяти. – Я потому и уехал в Штаты, не мог её больше видеть. – прервал молчание Горыныч. – А когда вернулся, развод уже оформили. Её папаша расстарался, хлопоты взял на себя. И только оказавшись здесь, я понял, она не при чём! То полностью моя вина. Вот тут и началось... Он засмеялся и добавил: – Как видишь, отовсюду зеркала убрал, до сих пор боюсь отражение. Никогда не думал, что себя можно возненавидеть. Даже бриться научился на ощупь. Горыныч неуверенно провёл рукой по щетине, словно демонстрируя, и умолк. Молчал и Егор, лишь огонь в очаге еле слышно потрескивал, да в комнате зрело предчувствие общей вины. Приятели молча сидели, Егор стал жалеть, что заехал к отшельнику. Так уж устроен, не мог не понять, Горыныч ответа желает. Хоть парою слов поделиться, но их не нашёл. Похоже, всё ясно... – Кстати, ты видел, как разросся полигон с отходами? – негромко поинтересовался приятель. – Того и гляди, утонем в собственных нечистотах. Егор по-прежнему молчал, он был в раздумьях, но кивнул. Скорей из вежливости, однако разговор не клеился, они поужинали, гость уехал. Горыныч, стоя у ворот, глядел ему вослед. Затем исчез в проёме старенькой калитки, как заживо себя замуровав. На ту деревню темень навалилась, и многие заснули, лишь бы отоспаться... После того как воспоминание, изученное Ангелом, отправилось на полку для хранения, посланник Неба призадумался. Такое с ним случалось и не раз. Предмет привычных для Егора дум всё время возникал внезапно, не спрашивая разрешения. Вот и на этот раз болезненная мысль, вибрируя и досаждая, явилась вновь. Она не собиралась отступать, в её задачу не входило бегство с поля боя, она полезное в себе несла. Возможно, не для всякого, но Ангел не желал её спугнуть. Он находился в теле человека, имевшего пристрастия, а также опыт жизни, и каждой мыслью, порождаемой Егором, не смущался. Как раз наоборот! К тому же в этой был посыл, казалось бы, не своевременный: в ней содержались страх, досада и вина. Причём не за проступок, нет! Совсем не за свершённое, хоть долженствующее быть. Вина пред бесконечной вереницей предков, что не продолжил род, сынишку не зачав, лишь дочку воспитал. А семя рода суждено нести мальцу, юнцу и мужу, о том прекрасно знал. Так вот в чём дело! Вот та самая печаль, из-за чего Егора так корёжило, скрутило, понесло вразнос. Он не продолжил род, возникший с самого начала, с мгновенья, как земная твердь сотворена. Когда Вселенная дыханьем одарила и ожила планета, зацвела Земля! А те, кто был вначале, славя сил творенье и потакая прихоти людской, с усердием детишек зачинали, за что им благодарность и покой. Меж тем застывший в бесконечном сне в темнице, прилежно сотканной из дум, видений, перспектив – очнулся русский муж, стряхнул с себя рутину, суровый взор вокруг себя оборотив! Он встал могучий, крепкий, верный, властный, он пробудился ото сна и грёз. В его руке сверкает меч бесстрастный, готовый разрубить пронзить насквозь. Его таким природа сотворила – непокорённым, дерзким и живым. Давно ему пора проснуться и исполнить силой того, чего хотел, но не осмелился явить. Глубокий сон теперь остался в прошлом, как сонное пустынное шоссе. Бескрайние просторы возлюбив, водитель осторожный желает дрёмы чары одолеть. Его сковала тяжесть век и рук усталость, но он привычен, он в пути не спит. Ему осталось километров малость, и скоро финиш – дом, где ждут и где огонь горит. А днём та самая дорога, живой артерией питая города, становится связующим звеном, и жизнь ютится вдоль обочин, и деловито мчатся кто куда. Ну а едва настанет полночь, рекою мёртвых вмиг оборотясь, она в безвременье заманивает одиноких, их на закланье обрекая не скупясь. Затем поправив деловито столбы, разметку, кой чего ещё – пронизывает судьбы человеков неумолима как палач. И всё ж, в ней жизнь заключена, ведь в самом деле, каким ещё примером можно показать, что двойственность природы неизменна, а жизнь – едина, нечего пенять. На То, что неустанно создаёт другие, прекрасные и новые миры. А нам уловок Дьявола избегнуть, дороги жизни, как всегда полны – обмана, искушения, досады, вершит их нечисть, и таков её удел. Но каждый день печаль и радость вместе шагают не спеша рука в руке. Не разлучить их, разве смерть улыбкой нежданно грянет и возьмёт своё. И только солнца луч рассеет мрак, и смерть бессильна, пока пребудет вера, и ещё, пришла пора понять без предисловий, без экивоков и иных сует – разумный человек не приговор, а только маска, долой её, и да пребудет свет! Увы, всем нам дано узнать час смерти, все там окажемся – заслуженный финал! Но есть одно лекарство для бессмертья, его давно Всевышний даровал. Он милостью своей решил задачу, един ответ на все вопросы тех, кто плачется в жилетку, озадачен, как дни свои продлить, и вот совет: едино средство обрести бессмертье – родить детишек, и тогда, авось, нам повезёт, когда дождёмся внуков, став дедами, давно так повелось. И так, с улыбкой размышляя, подвёл итог на поприще земном Небес посланник, или проще – Рая, Егора подготовив для трудов. Невзгоды жизни для мужей есть норма. Они судьбой недаром рождены, чтоб одолев их, вдаль взирали твёрдо, без страха и сомнений, как должны. Должны Незримому, что реет гордо, как знамя Родины над головой бойца, а он в атаке не сгибает шею, Отчизне долг исполнив до конца! Тут Ангел посмотрел в окно, там лик луны в дозоре, не спит она, на страже, как всегда. Ей суждено безмолвно поневоле глядеть на мир – ох, вечная страда! Её удел, стыдливо улыбаясь, на Землю мягким светом ниспадать. В ней пульс и первозданность жизни, от смертных много ей чего скрывать. Она – неразрешимая загадка, как тьма ночная, как лучистый свет. Проникла прямо в спальню, на любовно ложе, где гимн соитию звучит уж много лет. Искру зачатия, со стоном высекая, куётся жизнь, ей это не впервой. Здесь Ангел опустил глаза, отныне вестник Рая незримый стал свидетель, на покой. Отправится, едва заря улыбкой поманит всё живое на труды, в те дни, когда Егор семью возглавит, вот только сдюжит, справится ль? Увы, того не знал наставник бестелесный, теперь покажет время, что да как. От этого зависит возвращение, иль крылья с плеч долой, всё так, и всё не так... Равноправие Проснувшись поутру, Егор почувствовал необычайную свежесть! Невероятный прилив сил, какой бывает в детстве, когда день, подобно вечности, тянется нестерпимо долго. Когда ни в чём не испытываешь нужды, а из желаний – скорее выскочить во двор, где заждались друзья. И так с утра до поздней ночи, если не нужно в школу, либо делать уроки. Именно в этом состоянии подёрнутого дымкой воспоминаний отрочества, он сел на кровать, взял с тумбочки графин, предусмотрительно оставленный с вечера, и стал жадно поглощать живительную влагу. Утолив жажду, тыльной стороной ладони отёр рот, поднялся и, пружиня, направился в ванную. Где с удовольствием почистил зубы, принял душ, взбодривший до чрезвычайности, и вскоре сидел за столом, напротив жены. Она о чём-то задумалась, подперев подбородок кистями рук. – Доброе утро малышка, что-то случилось? – поинтересовался Егор, пригубив только что заваренный чай. Вместо ответа женщина подняла глаза. Нужно отметить, происходящие в семье перемены повлияли на неё довольно странно, и поначалу враждебно отнеслась к тому, с чем столкнулась. Оно и неудивительно, усугубляли ситуацию невиданная решимость мужа и его умелость в любовной науке. Чего прежде не замечала, по этой причине ей было трудно принять как должное новый порядок и смириться с мужчиной, в кого вдруг превратился Егор. И на кого с недавних пор смотрела с недоверием, уж не разыгрывает ли? Впрочем, в её характере лелеять надежду, полагая, что всё вернётся на круги своя, и муж вновь обратится в того, кто безропотно выполнит любую прихоть. Но дни текли, а Егор и не думал меняться. Напротив, отдалялся всё дальше, если оценивать ситуацию придирчиво. Взором полным суровости, какой отличал надменную женщину, до недавнего времени владевшую мужем и всеми добытыми им ресурсами. А кроме того – помыслами дочери, с недавних пор жившей отдельно. С другой стороны, её сердце таило благоприятную среду, взрастившую влечение, какого ранее не знала. И хотя по-прежнему желала вернуть бразды правления, тем не менее, всё больше отдавала предпочтение положению любимой, хоть и подчинённой воле супруга. Оно с каждым днём привлекало всё больше, невзирая на то, что поначалу тому противилась. А такое противоречие, решительной во всех случаях особе, вынести нелегко. Из-за чего ненадолго переехала к маме, желая образумить мужа, дескать, пускай всё взвесит и обязательно приползёт. В том ни минуты не сомневалась. Но время шло, а к старому возврата не намечалось. Егор равнодушно воспринял отъезд и жил по собственному разумению, будто жены и не было вовсе. Он получил повышение, с удовольствием делал зарядку, на удивление был подтянут и свеж, а прежняя замкнутость сошла как утренняя роса. Муж изменил отношение к окружающим, отчего каждое его слово теперь воспринималось иначе. В результате, так не дождавшись извинений, женщина робко вернулась, решительно не понимая, как жить дальше. И вдруг ни с того ни с сего её наполнило умиротворение, всецело завладело и не выпускало из мягких, обволакивающих объятий! С того дня даже поездки к маме утратили привлекательность. Жена нутром ощутила – здесь её дом! Её убежище и кров. А Егор – всевластный хозяин, и ей это по душе. Правда, не сразу всё сладилось, как водится с обременёнными опытом женщинами. Понадобилось время, дабы примирение с реальным перестало будоражить не смиренную женскую натуру. И постепенно изменился взгляд на мужа. Теперь ей самой приходилось испытывать робость и причина отнюдь не в злобе Егора. Он и раньше не повышал голос, вместе с тем поменялся тон, характер и поведение, именно это вызвало смущение. Откуда ни возьмись явилась уверенность, особого рода качество, от чего её возражения вмиг растворялись. И, невзирая на непростой период, супруги сумели сохранить общение. А оное дорогого стоит, ведь крах в отношениях – не тогда, когда спят раздельно, а когда перестают разговаривать. – Светка разводится с Никитой, – задумчиво произнесла жена. Света была её одноклассницей. Ветреная бабёнка, кому не везло с мужиками, как думала она, и её в том поддерживало окружение, сплошь из одиноких подруг. Видимо, это служило причиной их неприязненного отношения к мужчинам, что не мешало искать женское счастье. Вот и Светлана, в который раз сочетавшись браком, мечтала о крепкой семье. Ан нет, не вышло! – Почему у неё всё наперекосяк? – вслух размышляла жена. – Чего мужикам недостаёт? Светка хорошо зарабатывает, квартира и машина есть. Живи да радуйся! Так нет, подберёт с улицы, отмоет, на работу устроит, а тот встретит «пушистую заиньку», и – прости-прощай Света! Почему? Выражая мнение женского коллектива, которое не раз обсуждалось и, вероятно, было единодушным, она взглянула на мужа. Егор задумался, в самом деле, почему? – Знаешь милая, – заговорил он после паузы, – Света – очень сильная! Сама зарабатывает, от мужиков не зависит. Жена кивнула. – Но, – продолжал Егор, – выйти замуж, значит – быть замужем! А если жена принимает решения, муж превращается в старшего сына, и чуть позже обязательно уйдёт. Судя по недоумению, отразившемуся на её лице, женщина не поняла, о чём ей втолковывают. Видя это, Егор пояснил: – Что делает сын, когда подрастёт? Он женится, обзаводится семьёй! Разумеется, та, кого бросили, начнёт жаловаться, мол, одела, обула, а он ушёл к молодой. Поэтому пока Света не встретит того, кто скрутит её в «бараний рог», толку не будет. От удивления жена приоткрыла ротик, Егор подошёл и нежно её обнял. Затем чмокнул и направился в коридор. Благоверная поднялась проводить мужа. По-прежнему ощущая пряность поцелуя, он медленно ехал в заторе. Новая машина, приобретённая недавно, доставляла удовольствие. Этот способ передвижения наверняка одобрил бы Ангел, страсть не любивший пешие прогулки. И пока Егор оглядывался по сторонам, вокруг фыркали под капотами табуны лошадей, а в салонах зевали. Такие же горожане, кто-то спешил на работу, кто-то куда-то ещё. Затрудняя и без того плотное движение на столичных магистралях. Егор решил сократить путь и свернул за гаражи, минуя которые оставляешь позади часть дорожной пробки. Он хорошо знал район и легко ориентировался, но когда съехал с дороги взор омрачила ссора между мужем и беременной женой. Они что-то бурно выясняли и будущая мамочка вовсю распекала супруга. Тот в ответ что-то бормотал и виновато разводил руками. Егору пришлось объехать сердитое семейство, он миновал два поворота, на третьем вырулил на трассу. Ловко встроившись в поток, улыбнулся, увы, улыбка держалась недолго. Врасплох застал предмет привычных дум. И ссора, свидетелем чего случайно оказался, заставила иначе посмотреть на жизнь и вспомнить, как жилось в повиновении у всякого, кто требовал того. Как до сих пор живут другие. И отчего-то вознамерился предположить, за что судьба так круто изменилась? Кому обязан он, но это смертному не по зубам. Такое не постичь с наскоку, нужно время, оно одно сумеет исцелить, загладить, усмирить. А между тем покоя нет в душе, пока не разрешишь сомнений – всё мучают в бессильной злобе! Им незнакомы тяготы людские и боль утрат, они питают неуверенных, не до конца уверовавших в собственные силы. Егор и сам таким недавно был, теперь в почётный список занесён меж тех, кто не страшится озадачиться вопросом – зачем наука и культура, как по команде разум потеряв, – природу отрицают? Всё спорят яростно, пытаясь подменить нормальное – уродом! И чем внимательнее взор, тем крепче убеждение – состряпанная наспех, на авось модель – ущербна! В ней нет того, кто победил. Всем впору маски проигравших. Итог невесел, радостно ликуя и в упоении топча мужское, безрадостному прозябанью бабы обреклись. Остались в одиночестве в компании питомцев: птиц в клетках, кошечек, собак... Об этом думал, навестив приятеля, тот день рожденья отмечал. Почти что юбилей, без малого шестой десяток вот-вот грянет. Егор решил с утра нагрянуть, чтоб не тащиться вечером, и прибыл вовремя, когда другие собрались. В тот день они спешили угодить всеобщему любимцу, попить вина да чрево ублажить. На что дородный именинник гостей принять был рад, с улыбкой каждого в объятья заключая. Сей дружеский порыв сопровождали хруст костей, подобен был медведю, силищи несметной, но добрый и отзывчивый, как малое дитя. Ему вручил подарок гость, от ласк медвежьих ёжась и кряхтя. Вокруг звучали тосты, поздравленья – восторги не смолкали, каждый выражал свою любовь! Тому, кто во главе стола взирал на пир и подливал вина сидящим рядом. Всем, окромя Егора, тот накрыл бокал рукой. Не стоит потакать желающему услужить бутылкой, без меры докучая, любого можно совратить. В ответ матёрый именинник попросил дать гостю чая. Егор лукаво улыбнулся – все довольны, всех сумел уговорить. Огромный стол, накрытый с толком, гостей принять был рад! Здесь всем хватало места, среди прочих – две приятные особы. Две милые смешливые подруги – обе замужем, но почему-то без мужей. Одна из них его прилежно изучала, её тугая грудь волнением дышала, с таким в постель нырнуть с девичьих лет мечтала и, позабыв про мужа – отдохнуть! В то время как Егор всё ждал, когда утихнут здравицы, чтоб незаметно ускользнуть. Не вышло, потому пришлось сидеть в застолье шумном, успеется покинуть хлебосольный дом. Негоже обижать гостеприимного товарища, не каждый день они бок о бок за столом. Его соседку по застолью звали Ника. Она как будто вскользь задела, желая раззадорить и расшевелить. В ответ Егор поворотился и оценил красотку, понравился парфюм и тонкий стан, но безымянный пальчик скован был кольцом венчальным. Как, впрочем, у иных таков обычай, и сего достаточно для всякого не возжелающего жён других. И улыбнувшись трепетной особе, отворотился, будто невзначай, и вежливо затих. Увы, красотка опечалилась без меры, но виду не подав, решила отомстить! Чтоб неповадно носом воротить от женской красоты, и тем замыслила худое. В то время как Егор и бровью не повёл, что не снискало снисхождения в её глазах. Ещё узнает добрый молодец, на что она способна, когда в отвергнутого превратится. Тогда её черёд придёт торжествовать и, мстительной усмешки не скрывая, вынашивала план, желая преклонить Егора пред красой. Желательно согбенно, на коленях, тогда увидят многие, как жалок и унижен сей герой. Как выяснилось чуточку позднее, ей не знакомо безразличие мужское и вовсе не обделена вниманьем. Однако холодность соседа не по нраву, и возжелав с ним поквитаться, заветный номер между делом обрела. Тому виною добродушный именинник, шутливо представляя гостя, всех заверил – Егор в проблемах знает толк! Всегда нежданно и бесповоротно решает всякую задачу. Вот и нашёлся повод номер испросить, случайность в свою пользу обратить, при этом выказав характер, обретённый за года. В замужестве, где пали смертью храбрых помыслы и чаянья супруга. Он в подкаблучники записан – этим горд, как никогда! Увы, так многие живут, им не претит, что ими вертят жёны и в скором времени других себе найдут. А этих бросят как ненужный хлам на радость всем старьёвщицам в обличье женском. Они охотно подберут и лаской наградят, чтобы чуть позже обогретый птенчик смог вывалится из гнезда. Как бывшие мужья Светланы, и будет так всегда. Пока не воцарятся на Руси такие нравы, что сделали её великой. Как было встарь, теперь лишь иногда... А между тем Наставник бестелесный с усмешкой наблюдал, как подопечного пытались соблазнить. В распутные объятья заключить, чтоб жажду страсти утолив, хоть на мгновение забыться! Забыть отчаянье, что в сердце поселилось и теснит младую грудь. Забыть о муже, весь изнежен, и мочи нет волочь уж за собой. Про быт забыть в объятьях ласковых и нежных, как дуновенье ветра и морской прибой. Как водится с времён тех давних и забытых, когда мечтать о муже велено судьбой. Вот так, успеха не добившись, в мечтах пленительных по-прежнему витая, желала Ника горя и невзгод тому, кто волей случая привлёк её вниманье – Егору милому, ему. Теперь узнает суженый, на что способна дива, сполна получит и отсчёт пошёл. Так повелось лет сто назад, а может чуть побольше, когда в России к власти большевик пришёл. Он первым делом церкви запретил и прав дал женщинам забитым. Наверно, думал, что так лучше, но прошли года, и гулкий благовеста звон на всю округу, а женщин жаль, солгали им тогда. Когда взревело, что есть мочи, не смолкая, для всех измученных, истерзанных судьбой, диковинное слово – равноправие! И вмиг смутили девичьи умы, утрачен был покой. К чему лукавить, у мужчин и женщин права равны пред Господом одним. И сходство есть, но есть одно отличье, равны они, и разные они. К примеру, женщине дано рождать младенцев, мужчине – нет, так издревле велось. Его права - заботиться о семьях – работать, защищать, чтоб ни стряслось. Никто из мужиков не претендует право, на женские права рожать детей. У них забот и без того в достатке, не нужно лишнего, и обольстительных речей не станут понапрасну лить в чужие уши. Им не пристало лгать, злословить и юлить. Они – суровые мужья, им семьи прокормить и обиходить нужно, на том мужская суть стояла и стоит. И вот Егор, мужчина видный, ладный, особой статью выделяясь средь гостей, совсем не пил вина, всем мило улыбался, чем женское вниманье привлекал ещё сильней. Он необычной особью казался, в нём нечто странное, и как его понять? Постичь природы дар не в состоянии Ника, она привыкла грациозным штурмом брать того, в ком, буйным цветом распускаясь, характер женственный взлелеян и шумит. А тут мужик, нисколько не скрывая, в другую сторону рассеянно глядит. Она ему не приглянулась, ни насколько, о ужас, о беда для женского ума! Тому вина в обмане равноправия, оно лишает силы, что с рождения дана. И сила эта женской слабостью зовётся, её обычный невзыскательный мужик в мгновенье ока узнаёт, и уж ему неймётся, он интерес явить свой поспешит. В его настройках, базовых, природных естественно принять под свой покров ту девочку, в ком от младых ногтей до самой смерти живут надежда, вера и любовь... Мужчины и женщины – разные Прошло недели три, они условились о встрече. Ника отправила сообщение, в котором обратилась с просьбой, что нуждается в совете, и раз уж именинник столь лестно отрекомендовал Егора, решила написать. Если же её просьба неуместна, ни в коем случае не обидится. В конце концов, шапочное знакомство ни к чему не обязывает. И тут же получила ответ – Егор прибудет к означенному времени в кафе, неподалёку от станции метро Тургеневская, предложенном ею как место встречи. И вот настал час свидания, так мысленно окрестила Ника распогодившийся денёк, какой с нетерпением ожидала в салоне красоты, где умелые руки мастеров приводили её внешность в надлежащий вид. Порхали над ней, словно бабочки, спеша усладить притязательный вкус капризной клиентки чудодейственным массажем, не оставляющим морщинкам ни единого шанса, а также другими, весьма полезными, с их точки зрения, процедурами. Как правило, дорогостоящими и болезненными, о чём мужчины не догадываются, ибо, введённые в заблуждение женской красой, не могут представить, на что способны дамы, желая отодвинуть старение. И недаром говорят – недолог бабий век, по этой причине Ника с усердием готовилась произвести впечатление, дабы со второй попытки завлечь Егора в свои сети. Она мечтательно улыбалась во время процедур и провела в салоне красоты без малого сутки. Увы, её надеждам не суждено оправдаться. Егор равнодушно воспринял появление ухоженной особы, потратившей уйму средств, лишь бы понравиться тому, кто выбран ей в качестве жертвы. Дабы быть распятым на алтаре женского тщеславия. Однако не тут то было! Он вежливо поздоровался, а его дыхание осталось ровным. Зато у Ники усилилось сердцебиение, и женщина ощутила, как запылали щёки! Впервые в жизни у неё вскружило голову, и всё, чего хотела – оказаться в его объятиях! О другом не могла и помыслить. В сладостном предвкушении вдохновенно разглагольствуя, она вдруг почувствовала – собеседник всё понял! Его взор проник прямо в душу, в бездну, куда не каждый осмеливался заглянуть, и выяснилось, нет никакой проблемы, иначе разговор начала бы с просьбы. А так, пустая болтовня самовлюблённой кокетки, рассыпающей направо и налево словеса в надежде скрыть истинные намерения. Да она просто хотела повидаться, предстать во всём великолепии, дабы оценил, с кем имеет дело. Не зря же, в самом деле, старалась, потратив немало сил и средств. Егор опустил голову, скрывая улыбку. Он обо всём догадался, но как поведёт себя, осталось загадкой. Внимательно наблюдая за его реакцией, Ника растерялась, её обуяло предчувствие, и вот-вот предательски обнажится, едва заметит снисходительность, но нет! Ничего похожего не случилось, ей не в чем было упрекнуть Егора. Мужчина ни словом, ни жестом не выказал хоть что-то напоминавшее снисхождение. Он внимательно слушал её болтовню, но отчуждения не было. Это успокоило Нику, и опасения развеялись. Вместе с тем, мужское равнодушие не предвещало хорошего. Ситуация повторилась, Егор не проявил заинтересованности. Невольно мелькнула мысль, может бросить затею? Зачем терпеть унижение? И уже намереваясь встать, дабы горделиво удалиться, она вдруг почувствовала, как что-то вжало в кресло! Невероятной силы мужское обаяние разбудило инстинкты! Сами собой опустились веки, плечи обмякли, а ноздри жадно ловили его запах. Природа подчинила тело, и женщина боялась шевельнуться, спугнуть мгновенье! Вся прежняя жизнь с опостылевшим мужем осталась в прошлом. Отныне мысли заняты Егором, только он в этом странном кафе, где она желает ему подчиниться. Впрочем, не только она, её внимание привлекла официантка, безо всякой причины подходившая к столику, за которым сидели. Она словно случайно касалась Егора, тут же просила прощения и ускользала. Неожиданно Ника испытала ревность, ранее ей не свойственную! Чему была несказанно удивлена, ревность оказалась холодной, как отколовшийся от глыбы осколок льда. Тот самый, что ранит, едва к нему прикоснёшься. Всё это время Егор, понимая, что никакой проблемы нет, наблюдал, как Ника играет привычную роль. Местами фальшивит, но с выводом не спешил. Нужно проявить терпение, возможно всё и разъяснится. Признаться, он и сам не ожидал, что будет равнодушен к даме, назначившей встречу. Это было в диковинку! Ведь ещё недавно сторонился решительных особ и робел, стоило кому-либо обратить на него внимание. Как случилось с сотрудницей, возглавившей бухгалтерию, чуть позже её уволили. И только вмешательство Ангела вернуло девушку на предприятие. Впрочем, теперь всё иначе! Он спокоен и доброжелателен, вместе с тем решительно не приемлет поведение Ники. Она – замужем! Принадлежит другому и не представляет для него интерес, правда, ведёт себя, словно ей решать, замужем она или нет. Иначе, как объяснить неприкрытый флирт с посторонним мужчиной? Тем не менее, чтобы себе не надумала, содержимое чердака не позволит пуститься во все тяжкие. Об этом позаботился Ангел, старательно вычищая ненужное, и Егор решил завершить встречу. Незачем тратить ни своё, ни её время. Он попросил счёт, расплатился с зардевшейся официанткой и, простившись с Никой, ушёл. Не преминув уточнить, что в любое время может к нему обратиться. Тем самым оставив в недоумении, мгновенно перешедшем в ярость! Что тут же выплеснулось едким замечанием в адрес официантки, и, цокая каблучками, Ника покинула заведение. Едва села в машину, разрыдалась от бессилия, как в далёком детстве. Когда не получила желанный подарок, но успела похвастать подружкам... После того как оказался на свежем воздухе, Егор вдохнул полной грудью и двинулся в сторону Лубянской площади. Хотелось прогуляться, привести в порядок мысли. Ему не часто доводилось общаться с привлекательными особами, и не то, чтобы это польстило, в то же время утверждать, будто в тягость, неверно. Общение с Никой обогатило, он на собственном опыте прочувствовал, каково быть мишенью, вместе с тем расстроил её планы. Тому помогли базовые настройки, ими Ангел заполнил чердак, своевременно вычистив ненужное. А одна из настроек гласила: не твоё, не смей трогать! Егор и не тронул, напротив, самой мысли о замужестве хватило, чтобы включились запреты. Осталось надёжно закрепить навык, и полный порядок. Он в полной мере ощутит себя самцом. Эта мысль показалась не лишённой приятности и вызвала улыбку, покуда шагал к цели, наблюдая, что творится вокруг. А пока прогуливался по извилистой улочке, наслаждаясь распахнутой настежь синевой, всюду бурлила жизнь! Москва вдыхала и выдыхала, одним ей свойственным могучим ритмом. Её лёгкие – парки и скверы, поражали воображение! До последнего вдоха хранит сердце царственный облик, исполненный величия. Как жаль попусту растративших дни, не посетивших центр древней цивилизации. Им не суждено ощутить его дыхание, увидеть грозные башни Кремля, золото куполов и место, где нулевой меридиан пересекает... На этом мысль оборвалась, внимание Егора привлекли симпатичные сёстры-близняшки. Они стояли у антикварной лавки, рядом с журнальным столиком ручной работы. Его вынесли наружу, дабы привлечь покупателей, для наглядности разложив на поверхности брошюры невесть каких годов издания, журналы и редкие книги. Многие без обложек, потрёпанные, но по-прежнему вызывающие живой интерес. Егор остановился рядом с девицами, дивясь странным, порой вычурным названиям полузабытых манускриптов. По ту сторону антикварного стола находился не совсем обычный продавец. То был мужчина лет шестидесяти в запахнутом наглухо одеянии из добротного сукна, чем-то напоминавшем рясу. Добавляли сходства со священником убранные в косичку волосы, борода и только массивный крест отсутствовал. Его весёлые, чрезвычайно умные глаза поочерёдно глядели на сестёр. Егора заинтересовал их разговор, и, продолжая разглядывать книги, он услышал, как одна из девиц упрекнула продавца: – Как же так? У вас ничего нет по развитию личности! Это сейчас в тренде, разве не знаете? Егор скосил на неё взгляд, девица казалась искренне возмущённой! Она не могла да и не желала понять, почему при всеобщей доступности чего угодно в антикварной лавке нет книг по интересующему её предмету. На что мужчина с косичкой дружелюбно ответствовал: – Прошу простить сударыня, во времена, когда писали эти книги, вопрос развития личности не был, как вы изволили выразиться, в тренде. В ту далёкую пору мыслителей занимали иные проблемы. К примеру: всеобщее благоденствие или сколько ангелов могут уместиться на кончике иглы... Услышав витиеватый, непонятный ответ, девица рассердилась! Она схватила сестру за руку и увлекла продолжить маршрут, которым следовали. Егор бросил взгляд им вослед, убедился, что близняшки скорым шагом удаляются, и посмотрел на Букиниста. Так про себя окрестил продавца диковинных изданий. А тем временем тот, кого обозначил как Букинист, поправляя брошюры негромко бурчал: – Дожили, молоко на губах не обсохло, а туда же, личность ей подавай! – он покачал головой и добавил – рожать то кто будет? Личность что ли? Егор не смог сдержать улыбку, заметив это, Букинист смутился: – Виноват, – негромко проговорил необычный продавец – ворчу по-стариковски, всё время забываю – покупатель всегда прав! Так кажется? Он поднял глаза, в его прищуре таилась усмешка. Настал черёд смутится Егору, и, чтобы скрыть неловкость, ему пришлось взять в руки первую попавшуюся книжицу. Она не имела обложки и, судя по истрёпанному виду, хранилась небрежно, не представляя особой ценности. Осторожно перелистывая страницы, Егор остановился на закладке, что-то в тексте привлекло... ...Бескрайнее поле, что совсем недавно кутал белоснежный покров, озарили робкие лучи восходившего из-за горизонта солнца. Весенняя земля, не успевая прогреться, хлюпала и чавкала под ногами. В ней по щиколотку вязли сапоги да конские копыта. Они месили её, будто глиняное тесто. Солнечные блики, отражаясь от шлемов, скользили по поверхности щитов, приникая, липли к кольчугам, местами залитые кровью, раскрашивая доспехи всеми цветами радуги. А мелькавшие в руках витязей мечи яркими вспышками озаряли исколотое, изрубленное месиво. Месиво, когда наступила беспощадная жатва, что снопами валила трупы под ноги лошадей, так и норовивших выбраться из человечьей свалки. Туда, где солнце озаряет мирные, не затронутые войной поля. Схватившиеся на поле битвы воины, сражались не на жизнь, а на смерть! Их ненависть горящими взорами прожигала доспехи, круша всё, что попадалось на пути: людей, коней, повозки. Опьянев от боя, ратники наносили удары, пока, истёкшие кровью, не падали замертво. Затрудняя и без того непростое передвижение боевых колонн, делая их менее манёвренными. Потому как, несмотря на раннее утро, поле брани усеяло множество тел, оглашавших стонами этот сотканный из живых мертвецов ковёр. На небольшой возвышенности, располагавшейся справа, стоял видавший виды шатёр. Рядом с ним верхом на коне восседал всадник. То был могучий воин, чья ладно скроенная фигура таила огромную силу, угадывавшуюся под наброшенным плащом. Его окладистую бороду окрашивала седина, подчёркивая степенность прожитых лет. Выбившиеся из-под шлема волосы курчавились на ветру. Синие глаза воеводы изучали обстановку, а войско, которым командовал, стройными рядами теснило супостата. Впрочем, да разве это супостат? Взбунтовавшееся племя, что вышло из подчинения, поддавшись на уговоры молодого, незрелого вождя, кто решил всё переиначить и навлёк на сородичей гнев, вылившийся в беспощадную сечу. Так как с незапамятных времён племя находилось под защитой Империи, чья политика не допускала бесчинств воинственных кочевников. Бесчисленных племён, малых размером, но свирепых и кровожадных. И не раз с ними сталкиваясь, боевые дружины, истребляли всех, кто рискнул обидеть исправно платящих дань. В назидание за неблагодарность всё мужское население врага выкорчёвывалось с мясом, оставались только женщины, старики да малолетние дети, распределявшиеся по соседям, дабы не умерли с голоду. Порой преследование кочевников длилось неделями, но, настигнув и обезглавив противника, войско возвращалось в пределы государства. Эти пределы простирались так широко, что над ними никогда не заходило солнце… Егор оторвался от книжицы и вопросительно глянув на Букиниста, негромко поинтересовался: – Кто это написал? Тот пожал плечами, дескать, не помню. Егор пролистал несколько страниц и продолжил чтение... ...Давным-давно из седой древности повелось, что на всякой территории, называемой государство, полагается быть месту, откуда вершится сакральная власть. Именно такой властью назначался Правитель огромной Империи, которой некогда подчинялось всё. А посему упомянутые, пред кем воеводе предстояло ответствовать, относились к редкому типу людей, которые знали, для чего делать одно и воздерживаться от другого. Хранили они обычаи и традиции, без чего общность, именуемая нацией, превращается в Иванов, не помнящих родства. Или манкуртов, потерявших память и выброшенных на свалку истории посредством талантливо написанной сказки. Что же касалось Империи, в чьи пределы вернулось войско, она существовала с зарождения жизни и была первой в череде ныне действующих «государств», которым сама подарила независимость. Её внутреннее устройство было простым, так как стержнем служила иерархия, согласно которой Правитель подчинялся сакральной власти. Сам же распоряжался мужиками, а у тех по домам сидел целый выводок, галдящая ребятня да жёны, кто, воспитывая деток, хлопотал по хозяйству. Так и жила Империя единым организмом, и ничто не нарушало спокойствие. Правда, в семье не без урода, и случались злодеяния, но справедливое возмездие всегда настигало тех, кто творил беззаконие. Другое дело, что разнилось наказание, и самым суровым было изгнание за пределы. Стоит ли говорить, какой ненавистью пылали сердца провинившихся, навеки покидая благословенный край? Для тех же, чья вина не столь значительна, применялась иная кара. Их заковывали в ошейники, и они становились общественной собственностью. Позже, когда ошейники снимали, избывших вину отпускали домой. Тем не менее, позора с лихвой хватало, дабы впредь подобные мысли не приходили в голову. Кольцо на шее называлось «печатью манкурта». Это обидное прозвище закреплялось за провинившимися на весь период искупления ими вины. Но со временем каторжан, кого высылали, становилось всё больше. Суды неумолимо блюли закон, в результате чего вокруг Империи образовались поселения, где обустраивались бывшие сограждане. Эти поселения разрастались, изгои осваивали ремёсла, развивали кустарное производство, образовывали союзы и гильдии. Натуральный обмен правил бал, так как, кроме Империи, надёжных покупщиков не было. Кочевые племена, совершая набеги, не торговались, они силой забирали, что приглянулось. Вот и пришлось изгнанникам бить челом бывшей Родине и просить защиты от лихих разбойников. И снарядили каторжане послов с челобитной, но на всякий случай простились с ними. Их отправляли туда, куда запрещено возвращаться, и кто знает, чем обернётся встреча. Тем не менее, просители достигли границ Империи и пересекли их живыми и здоровыми. Под конвоем смельчаков доставили в столицу. Как прошла встреча, о том история умалчивает, но дело сладилось! Метрополия согласилась взять под крыло поселения ссыльных, определив необременительную дань. Им разрешили торговать на приграничных кордонах, а в крупных населённых пунктах разместили экспедиционные войска. Повсюду ввели имперские денежные знаки, а устои и уложения, переименованные в законы, приняли форму нормативных актов. Согласно им и по сей день организована жизнь на периферии. После того как поселения ссыльных стали европейскими городами, местные племена разбавили эту аморфную массу, и последовавшая за этим сумятица вынудила прибегнуть к следующему: Метрополия создала языки общения для каждой теперь уже смешанной этнической группы. Так без войн и насилия скрепили территорию: защитой; сводом правил и едиными языками. На деле воплощая древний принцип: «Объединяй и царствуй!»... Прервавшись в очередной раз, Егор задумался. Прочитанное вызвало двоякое ощущение, он будто знал о чём идёт речь, тем не менее, многое казалось спорным, не отражало официальную версию. Тогда решил адресовать сомнения Букинисту и вежливо полюбопытствовал: – Может, подскажите, о каком государстве идёт речь? Букинист закашлялся, вынул из кармана платок и произнёс как само собой разумеющееся: – Конечно, о России. Книг с другим содержанием не держу. Егор удивился: – Как о России? Он принялся рассматривать лежавшее на столике. Действительно, названия на русском языке и везде упоминаются: Русь, Россия, Российская Империя. Тем не менее, это не прояснило ситуацию, напротив, усложнило! Впрочем, возможно старик пошутил, у всякого книгочея особенное чувство юмора. Вот и этот, заметив его интерес, видимо решил подшутить. Ему, наверное, скучно, отчего не развлечься? Придя к такому заключению, Егор решил прочесть ещё отрывок и уже на основе прочитанного сделать вывод. Он перевернул несколько страниц... ...территорию Империи поразил вирус. И вирус этот – рабский дух! Человека, позабывшего, кто он, откуда и куда направляется. Индивида, напрочь лишённого памяти. Вот почему невозможно передать словами злорадство, наполнившее сердца изгнанных за тяжкие преступления. Ведь, едва до них докатилась весть о переменах, в тот же час строго организованная по тюремным законам жизнь периферии заполнила вакханалией территорию самой большой державы мира. Меж тем на первый взгляд ничего особенного не произошло, Империя существовала в прежних границах, но ослабли сдерживающие скрепы. В результате контроль отбора годных для государевой службы упразднился, и проникли во властные институты те, для кого нажива – самый почитаемый бог. Красиво упакованная в идеологию вседозволенности жажда наживы провозгласила превосходство индивидуального! И не выдержали традиции, на которых стояла Империя. Треснули кирпичики, осколками разлетаясь от давления, что обрушилось на них с приходом новой отравленной морали отверженных. Кирпичиками были обычные семьи, где сызмальства закладывалось: «что такое хорошо, а что плохо». И на глазах подрастающего поколения всё перевернулось с ног на голову. Бывшее хорошим, стало плохим, а за что раньше наказывали, превратилось в норму. Изменения коснулись всего. Мораль и нравственность, экономика и образование – всё подвергли ревизии. Откуда ни возьмись, появились новые апостолы, и с упоением насаждали непозволительное. Гнойными язвами расплодились секты, кружки, где «промывали» мозги, поскольку проникая во власть, представители нового мышления крушили всё, что не встраивалось в их систему ценностей. Как итог, различные точки зрения, бывшие под запретом, обрели сторонников, а некоторые претендовали на истину высшей инстанции. Взвинченность в обществе достигла такого накала, что стоило предложить любую идею, как оратор-безумец тут же обрастал толпой поклонников, объявлявшей идола кумиром. Кумир не мог ошибаться! Это вбивали в головы, и таких пробитоголовых с избытком, так как традиции и устои, державшие население в узде, «почили в бозе». Их сменило торжество новой морали, в которой бесхребетность мужеского полу отражала образ жизни тех, кто населяет периферию. От кого наши предки избавлялись, вычищая земли от порока. И со временем, вместо неделимого монолита, чем когда-то являлась Империя, на обширной территории заколосилась вольница центробежных сил. А пока в центре устанавливали новые порядки, приграничные племена наблюдали. Правда, видя, как вседозволенность обрела очертания нормативных актов, многие призадумались. Желание обрести самостоятельность захватило умы, и началось расползание на отдельные анклавы. Другое дело, что племена разделились! Старейшины не желали менять привычный уклад, однако молодёжь считала иначе. В итоге дошло до рукоприкладства, и пролилась первая кровь. А там, где она оросила землю, разговоры смолкают. И заполыхали очаги этнических конфликтов, ведь те, кто веками жили дружно, остервенело уничтожали друг друга. Жестокость и беззаконие захлестнули благодатный край. Империя затрещала и распалась… Такое безрадостное положение на долгие века погрузило Империю в сон. И чтобы поколения сладко спали, им «промыли» мозги, да так, что многие позабыли историю. Вот почему беспамятство – наша главная национальная черта, и лукаво написанная хронология подорвала веру в прошлое. Она выкорчевала память, надругалась над укладом, превратив русских в не помнящих родства двуногих. Единым, пожалуй, осталось чувство вины. Происходящее сказалось и на облике населения. Изменились мода, манеры, стиль поведения. Вспененная волна нововведений выбросила на поверхность то, что похватали праздно шатающиеся. После чего, вырядившись, вышли в обновках в свет. Этими обновками оказался наспех состряпанный нигилизм, и поначалу, как водится, он привлёк внимание. Модным становилось всё: иностранные словечки, нелепая одежда, обезьяньи ужимки, даже татуировки, которыми клеймили рабов и проституток. И хуже всего это сказалось на женщинах, ведь многие стали вести себя развязно. В итоге, превратились в манкуртов, не понимая, что пустые мечты – верная дорога в страдание. И удел манкурта – печаль! Не способен он на счастье, его грёзы – в нереальном. Так и живёт, не имея возможности пробудиться. Его дневной сон сменяет ночная полудрёма, и продолжится всё, пока не наступит вечный покой. Увы, манкурты расплодились неимоверно. Вы можете подойти к зеркалу и увидеть его. Манкурта легко узнать, визитная карточка – фальшивая улыбка и застывшие глаза. Таких девиц легко опознать, у них печаль запечатлена на челе, и женщина, съедаемая манкуртом, сравнима с горбушей, отметавшей икру. Старея, она обзаводится горбом и клыками, а также заживо сгнившим телом. Когда берёшь в руки такую рыбину, одна её половина видится здоровой. Но стоит развернуть, как взору предстанет жуткое зрелище. Обнажённые рёбра у всё ещё живой трепещущей рыбы. Так и те, чей манкурт разросся до небывалых размеров, производят впечатление живых. Однако они давно мертвы… Егор вернул книжицу на столик. Прочитанный текст не отражал общепринятой истории и всё же с выводами не спешил. По правде сказать, его сомнения оправданы, сегодня многие спорят по любому поводу, Интернет творит чудеса! А ярые последователи нового, либо хорошо забытого – яростно отстаивают собственную точку зрения. Нисколько не смущаясь званием «городских сумасшедших», каким их спешат наградить. Его размышления были прерваны Букинистом. Ни на кого не обращая внимания, старик рассуждал вслух, и Егор поневоле прислушался. – На самом деле, всё просто! – бурчал под нос Букинист. – Девочка рождена, чтобы стать богиней. А для этого нужно выйти замуж, быть подле бога. Иначе ничего не выйдет. Он посмотрел Егору в глаза, тот молчал. Букинист вздохнул и, сетуя, буркнул: – Задурили бабам голову, вы достойны лучшего! Даёшь равноправие! Да кто ж спорит? Только равноправие здесь при чём? Нет и не может быть равноправия между мужиком и бабой. Жизнь по другому устроена. Старик пожевал губами и подытожил: – Мужик счастлив в своей ипостаси, баба в своей. Всё прочее, от лукавого. Ну получили бабы права мужиков, взялись за их работу и что? Стали счастливее? Как бы не так! Рожать всё равно им. Вот и получается баба и мужик в одном лице. А это против природы. Эх! Любви вам недостаёт, поэтому жить не в радость. Егор задумчиво кивнул и, простившись со странным продавцом, удалился. Он медленно шёл, глядя себе под ноги, и никак не мог понять, каким образом Букинисту удалось так просто и доходчиво всё разъяснить? Его вдруг охватило неудержимое веселье, будто решил задачу, над которой долго ломал голову. Ответ же оказался на поверхности: – Любите женщин мужики, что мочи есть любите! Любите ночью, утром, днём едва любить приспичит. Любите их, когда не ждут и ждут, когда любите. Гоните прочь сонливость, лень – в объятья заключите. В объятьях обретут покой, так велено судьбою. И твёрдый буй, как маков цвет, одарит теплотою. Он радость женщинам сулит, восторг его призванье, когда восстанет – сон бежит, грядёт в любви признанье! Чтоб укротить любимых нрав, на ложе возложите. Проникнув нежно, не спеша им лоно усладите. В тот миг, отринув бытиё, дух бабий ввысь взметнётся! Там, обретя покой Небес, с любовью к вам вернётся... Жизнь всё расставит... Шло время. Земля по-прежнему вращалась вокруг Солнца, дни сменяли ночи, люди рождались, умирали и вновь появлялись на свет. Всё, как обычно, за редким исключением, когда волею Судеб в жизнь обывателя врывается чудо! Тогда меняется бытиё, и, в отличие от собратьев, уныло тянувших хомут однообразия, каждое проживаемое ими мгновенье дарит свежесть и новизну! Человек пробуждается для новой пульсирующей жизни, а прожитый день невероятно щедр на ощущения, какие немногим дано вкусить за долгую, долгую жизнь. А между тем, в невероятной космической дали разворачивалось привычное для бескрайних просторов действо. Каких с избытком с начала времён, вопрос лишь: знают ли о том люди? Хотя, навряд ли, им есть до этого дело, и многие не видят дальше «собственного носа», как образно выражается русский язык. Да и зачем? Хлеб наш насущный даждь нам днесь... И сего вполне достаточно. Не стоит забивать голову, пускай учёные астрономы изучают небесные светила. Обывателю довольно земного, инерция жизни – неодолима! Об этом размышлял Ангел, оглядывая место, где век за веком держал ответ. За то, что происходит на планете, за многое другое и, наконец, ему дозволено вернуться. Он с честью разрешил стоявшую перед ним задачу и выбрал того, в ком едва теплилась жизнь. Безвольного и раздавленного обстоятельствами, затем приоткрыл завесу, скрывавшую от него реальность. В результате мужчина переменился, и ему достало мужества отправиться в неведомое. Тем самым, сбросив бремя унылого круговорота дней. Иными словами, он стал редчайшим исключением, о котором упоминал Распорядитель. И теперь Ангел вернулся и терпеливо ждёт, когда позволят заговорить. Однако молчание затянулось, и пока оно длилось, Распорядитель изучал подчинённого. Тем же был занят Секретарь, не без ехидства отметивший, как устало выглядит Ангел. Как осунулось его лицо, каким тяжёлым становился взгляд, стоило ему о чём-то задуматься. Но вот Распорядитель ознакомился с мыслями прибывшего и улыбнулся, он не собирался дотошно его выспрашивать. В отличие от Секретаря, кому страсть как не терпелось что-либо выведать! Как ни крути, Ангел усвоил урок и, судя по возвращению, приобрёл бесценный опыт. По этой причине Секретарь желал из первых уст узнать, как можно больше, к тому же не умел читать мысли. Распорядитель, тем временем, решил прервать паузу и благожелательно молвил: – С возвращением! Рад тебя видеть. Полагаю, нуждаешься в отдыхе, поэтому ступай. Когда будешь готов, обсудим, чем займёшься. Дел невпроворот. Он замолчал, давая понять – аудиенция завершена. Но в дело встрял Секретарь! Не ожидая скорого исхода, молящим тоном он обратился к Распорядителю: – Прошу простить! Можно в двух словах узнать, как обстояло дело? Распорядитель засмеялся и кивнул Ангелу. Тот равнодушно произнёс: – Ничего особенного. Мне пришлось сделать то, что обычно делают в детстве. Укрепить в характере Егора мужскую самость. Разумеется, убрав всё лишнее. Секретарь внимательно выслушал и, едва Ангел умолк, разочаровано уточнил: – И это всё? Ангел удивился, разве мало? Ах да! Трудно передать словами глубину той пропасти, куда ухнул Егор, лишённый навыков самца. Способного постоять не только за семью, но и за территорию, где покоятся предки. Взращённый женщиной, он не имел перед глазами должного примера. И если вдаваться в подробности, потребуется время, а нужно отдохнуть. Пребывание на планете было изнурительным, измотало до предела. С другой стороны, вряд ли сможет в полной мере поделиться тем, что испытал. Когда докучливые мысли не дают покоя и большинство – всевозможные страхи. Так подумал Ангел и собрался удалиться. Вместо этого случайное предположение изменило намерение. Невольно задался вопросом: возможно, Секретарь не из праздного любопытства проявляет интерес. В самом деле, кто ему поведает о жизни на голубой планете? Ангелу стало неловко за собственный эгоизм и, подбирая слова, он постарался вкратце передать то, чем занимался. – Дело в том, – заговорил после недолгого раздумья – что в нынешнее время на Земле в почёте странная теория. Её тлетворное влияние уже отравило многих. Проводники этой точки зрения, в большей массе невежественны, но весьма поднаторели, навязывая обывателю лживые постулаты. Более того, набравшись бесстыдства, нагло утверждают, будто мальчики и девочки сами могут выбрать себе пол! Услышав последнюю фразу, Распорядитель улыбнулся. Секретарь замер, он ловил каждое слово. Ободрённый молчанием, Ангел продолжил: – Но самое удивительное, жители Земли не ценят опыт прошлого! А в истории немало примеров, когда могущественные цивилизации приходили в упадок. И причина во всех случаях одна – смена мужского приоритета на не пойми чего. Иными словами, империи рушатся, едва мальчики уподобятся девочкам. Не говоря уже о том, что не дано обрести счастье вне своей природы. Мой подопечный, прекрасный тому пример. Стоило возродить мужскую самость, тут же проявилась решимость брать ответственность! Теперь вокруг вьются женщины, нутром чуя самца... Он замолчал и взглянул на Секретаря. Разумеется, Секретарь понимал – всё, о чём говорил Ангел, так и есть. И спорить не имело смысла. Вместе с тем, что-то в нём противилось! Странной природы неприятие стремилось возразить. Желание поспорить овладело! И это несогласие проявлялось только к Ангелу. Ни к кому другому не было ползучей неприязни. Секретарь и сам не мог понять, что так раздражает. За долгие века ему не раз доводилось наблюдать, как в ущерб себе, Ангел отстаивал интересы других. Это было неразрешимой загадкой! Секретарь ни за какие коврижки так бы не поступил и уж тем более не отправился бы на Землю. Незачем вмешиваться в чужую жизнь, особенно, когда не просят. К слову сказать, это мнение он не раз выражал и теперь едва сдерживался от навязчивого желания. Но не в силах одолеть соблазн, негромко пробормотал: – Хоть убей, не пойму твоей неуёмности. Ну зачем подвергаться риску? Тебе что, нечем заняться? И потом, что значит мальчики уподобятся девочкам? И при чём здесь крушение империй? Пусть делают что хотят, у них свобода выбора. Возможно, всему причина – божественный промысел! Довольный собой он бросил взгляд на Распорядителя, кто не раз приводил этот довод. Распорядитель улыбнулся. В это время Ангел начал сожалеть, зачем не ушёл, когда была возможность? Неужели придётся ввязаться в ненужную дискуссию, как правило, возникающую, едва дело касалось Секретаря. Ни разу не упустившего случай высказать своё мнение. Правда, на сей раз осечка! Ангел не был расположен спорить. Он посмотрел на Распорядителя, затем на Секретаря и без тени ангельской кротости сухо произнёс: – Ты безнадёжно глуп, если думаешь, что противное Природе – божественный промысел! Творец создал людей по образу и подобию. Это его воля, остальное – неважно. Он умолк, но ненадолго: – Тебе известно, что я многие века наблюдал за планетой и обо всём докладывал, всякий раз предоставляя письменный отчёт. Ангел взглянул на Распорядителя, тот кивнул. Тогда он продолжил мысль: – Если действительно интересуешься, потрудись изучить отчёты. В этом случае убедишься – все могущественные державы созданы отцами основателями, а разрушены... Наблюдавший за ними Распорядитель жестом остановил спор! Ему было очевидно намерение Секретаря, и он примирительно сказал: – Незачем ломать копья, Бог – мужского рода! И уж, если родился мальчиком, будь добр, стань мужем и отцом. Появилась на свет девочкой – женой и матерью. Секретарь покорно опустил голову, Распорядитель решительно произнёс: – Наивны потуги изменить природу. Никому не дано занимать не своё место. Как ни пытайся женщина, ей не сравнится с мужчиной. Равно как и муж не приучен копить и хранить. Он – добытчик, жена – хранительница! Такими их сотворил Господь, так было, есть и так будет. Он поочерёдно взглянул на Ангела и Секретаря, и, поводя итог беседе, завершил: – Каждое существо создано по особой программе. Тем оно вписано в нечто, частью чего является. По этой причине невозможно изменить биологическую заданность, не разрушая целостность человека. Вселенная ни при каких условиях не допустит нарушения порядка, ведь каждая жизнь связана с окружающим миром. Этим выполняет сугубо ей предназначенную задачу. А в случае насильственного вмешательства в природу, происходит разрыв связи, и организм гибнет. Глубоко несчастны, кто желает изменить себя на неугодное Богу. Они не понимают, что бросают ему вызов. – Распорядитель вздохнул. – Разве у них есть шансы? На этом встреча подошла к завершению. По её окончании Ангел отправился на отдых, после чего его ждал водоворот дел. А их в любой целостной системе с избытком. Распорядитель попросил Секретаря задержаться и долго о чём-то говорил. Вероятно, готовил к путешествию на планету, куда отправляли тех, кто засиделся на месте. В продолжение разговора Секретарь отнекивался, объясняя нежелание покинуть дом. Впрочем, его возражения напрасны, на все уловки Распорядитель лишь улыбался, он читал мысли, словно открытую книгу. Кому, как ни ему, было очевидно, Секретарь подвергнется трудному испытанию, как и всё, что приходится делать без особого на то желания. А пока шла беседа, ход времён не менялся. Вселенная стремительно расширялась, кто-то зажигал звёзды, позже они угасали. В это время люди на Земле подчинялись инерции жизни, не в силах изменить обыденность. Всё шло, как задумано Мирозданием, оно неслышной поступью вершило историю и не терпело вмешательств в собственное устроение. Пресекая на корню вольности в трактовании бытия, вознаграждало тех, кто чтит законы природы. На протяжении жизни являясь здоровой клеткой Мироустройства... Послесловие И ты, читатель благосклонный, привычно скукой утомлённый, тупым киём вооружённый – очнись, отринь оковы сна! Твой кий, что посох, жезл, дубина, едва навалится кручина – не поддавайся, не робей! Могучей дланью поухватистей схвати и в обольстительную лузу шар забей! И так воспрянешь духом... © Владимир Опёнок, 2025 Дата публикации: 10.04.2025 07:47:52 Просмотров: 92 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |