Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Квадратура одиночества

Марина Черномаз

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 16420 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Квадратура одиночества

«...Ты одна как всегда, пульсом в кране вода,
и молчит телефон, убивая надежду.
За окном тишина, и уснула весна,
а ты веришь, что знакомый мотив зазвучит, как и прежде.
Сто лет одиночества, не повод для творчества,
но кто-то же должен быть, что бы сказать ему, как хорошо быть одному»... ("Сто лет одиночества", автор Дмитрий Чернуха, группа "Ноль три")


- Брак объявляется расторгнутым...
Занавес.
Тяжелый, бархатный, с кистями по краю. «Финита ля комедия», проскрипел румяный клоун, и захихикал. Комедия окончена. Совершенно несмешная, даже глупая. Комедия под названием «жизнь».
- Тебя подвезти? – спросил Олег.
Как странно: он все тот же, что и час назад. Зеленые глаза, волосы «ежиком», родимое пятнышко на виске. От него пахнет все тем же терпким лосьоном. Час назад Алина еще могла называть его «мой». Теперь это посторонний мужчина. Вежливый и корректный. Сдержанно-равнодушно предлагает подвезти чужую женщину куда-нибудь.

«Подвези меня в прошлое, - хочет сказать ему посторонняя женщина. – На высокий днепровский берег, где горит костер, пищат в кустах комары, зеленоглазый мужчина поет песни своей любимой».

Помнишь?
« Ты у меня одна...»

Алина разбила его гитару. Дорогую, известной фирмы, подарок на тридцатилетие.
Олег пытался отнять, орал: дура! Психопатка! При чем тут гитара!
Она с размаху грохнула гитарой по столу: Не отдам наши песни! Пусть они умрут! Ты не будешь петь своей шлюхе наши песни!
- И-и-и - всхлипнули струны.
Олег залепил ей по щеке.

«Спасибо, доберусь сама», - ответила чужая женщина постороннему мужчине. От здания суда рукой подать до их дома. Нет, не так. Рукой подать до дома, где когда-то жили Он и Она. И еще Юлька. Юлька-смешинка. Юлька- веснушка.

Зареванная девушка, которая, не прячась, курит у здания суда, на Юльку-веснушку нисколько не похожа. В семнадцать лет уже не думаешь, что всю жизнь пройдешь, держа одной рукой папу, а другой - маму. Как в пять лет. Они шли тогда вместе по этой самой улице, возвращаясь с рынка. Юлька держалась одной рукой за папину руку, а другой - за мамину. Папа нес кошелку, в которой спал черный щенок – Юлькин подарок на день рождения. Странное совпадение: в конце этой зимы, незадолго до тех самых слов, после которых у них вдруг не стало «завтра» и «мы», ее пес умер. Тихо, мирно, от старости.
Взрослая Юлька горько плакала, и мама плакала, и даже папа громко сморкался в ванной, вернувшись с лопатой с берега их речушки, где он похоронил старину Бакса.
А через неделю пришло восьмое марта, тренькнула мобилка, и именно Юлька машинально (у нее тоже Сименс) взяла телефон и прочла ту самую СМСку. «Любимый, радость моя, ты самый дорогой мой подарок. Жду. Целую. Скучаю.»
Она подумала, что какая-то женщина ошиблась номером, что надо ей отзвониться или отписаться. А то ведь женщина не знает об ошибке, а ее любимый ждет ответа. Юлька уже почти написала ответ, но вдруг поняла, что это не ее, а папин телефон, и тут вошел папа, и побледнел, и закричал на Юльку: зачем трогаешь мои вещи!
И мама вошла следом с блюдом, на котором лежала запеченная курица – они как раз накрывали на стол. Папа замолчал, и только сверлил Юльку глазами, и умолял взглядом: молчи.
Юлька подумала, что эта, чужая, которая лезет в их жизнь, должна быть наказана. И не смолчала. И не стало в их доме «завтра». Осталось только «вчера». Не стало «мы». Остались трое – каждый сам по себе.

Алина равнодушно прошла мимо зареваной девушки у здания суда. Ну и что, что дочь? Ну и что, что одна-единственная? Если бы не ее любопытство, никто бы и не узнал о той, другой. Олег погулял бы, погулял, да и успокоился. С кем не бывает? Если уж совсем честно, перед самой собой, то и она, Алина, не святая, бывали увлечения. Подумаешь! В жизни всякое случается. А семью от сквозняков надо беречь.

Восьмое марта они так и не отпраздновали.

Алина смотрела на происходящее словно со стороны. Значит, вот как оно бывает. Не в кино – с тобой. Вот как произносят эти самые слова. Не соседке, не героине сериала – тебе.
- Я люблю другую женщину. И ухожу к ней.
В книгах или в кино героини обычно гордо презирают неверных любимых. В жизни Алина хватается руками за чемодан, тащит из него скомканные рубашки, книжки. Еще какие-то вещи.
- Олежек, не уходи, как же я? Я люблю тебя, родной, пожалуйста, пожалуйста… Солнышко, радость моя… - она пытается обнять его ноги.
В кино актрисы в такие минуты красиво роняют горькие слезы, и они, как бриллиантики, катятся по щекам. Алина плачет безобразно, вцепившись в щеки ногтями : А-а-а…
Она в квартире одна. Олег ушел. Брезгливо переступил через разорванные рубашки, разбитую посуду, щепки от гитары. Бросил на эту кучу свои ключи.
- Только с ней я понял, что значит любовь…
Надо убрать в комнате. Нет, лучше завтра. А сейчас – спать, ужасно хочется спать. Она не вспоминает о Юльке. Ей все равно. Злая девченка, всегда ревновала отца к ней. Алина закрывает глаза. Спать. Во сне все станет на свои места. Как раньше. У нее опять будет завтра.

А во сне тучи засыпают землю белыми конфетти, громоздят друг на друга острые льдинки. Слепые глаза Алины не видят дороги, слепые глаза превратились в кусочки льда. Слепые ноги бредут наугад по бесконечной дороге. У нее больше нет сердца, оно обуглилось и рассыпалось на мелки крошки. У нее больше нет крови в сосудах, сосуды забиты черным льдом. Ее легкие наполнены космическим холодом, плотным и неподвижным. Невдыхаемым. Недышащим.

Откуда снег в марте?

Утро.
Как странно, тихо. И кофе не пахнет. Их утро всегда пахло свежесваренным кофе. И мужским лосьоном. Олег любит дорогие лосьоны, это его слабость. Любил?

Алина открывает глаза, поднимается со своего ложа. Фотографии. Она лежит на фотографиях. Горы фотографий. Двадцать лет фотографий. Черно-белые и цветные. Лица. Двадцать лет лиц. Он и Она. И Юлька. Двадцать лет улыбок. Двадцать лет дорог. Двадцать лет рассветов с запахом кофе и терпкого лосьона.

- Это все было ошибкой. Я тебя никогда не любил.

Она воет в опустевшей квартире, трясет головой в желании отогнать удушающий кошмар. Слепые руки рвут фотографии на мелкие кусочки. Двадцать лет, разорванных в клочья, летят в разные стороны. Кружатся, покрывают пол, покрывают землю. Белые, разноцветные, глянцевые, матовые конфетти…

«Сама доберусь», - сказала Олегу посторонняя женщина. И прошла мимо приветливо открытой машины. Она очень старалась идти легкой и независимой походкой. Но получалось тяжело и неуклюже: сказывалась давняя травма – несчастный случай. Олег некстати вспомнил, как после многомесячного лежания Алина впервые поднялась на ноги, неловко опираясь на костыли. Они медленно продвигались по квартире, она с трудом переваливаясь на костылях, он – рядом, чтобы поддержать, подхватить, если что... Он тряхнул головой, отгоняя непрошенные картины, а они возникали в горячем майском воздухе: запрокинутое лицо Алины, полотняные ремни накрепко привязывающие ее к доске – чтобы, не дай Бог, не пошевелилась во сне: лежать неподвижно и только на спине. Голос врача: «Вы родились в сорочке, голубушка, потерпите пару месяцев – и будете прыгать, как воробей. Паралич вам не грозит, обойдется».
Олег выносил за ней судно и лечил пролежни. Варил бульончики, кормил с ложечки. Нежно целовал ладошку: «Крепись, Алешка, мы прорвемся!»
Чтобы однажды сказать:
- Это все было ошибкой. Я тебя никогда не любил. Только с ней я понял, что значит любовь…

Юлька сидит на берегу речушки. Сюда они иногда приходили втроем по вечерам: прогуляться, искупать старину Бакса. Папа забрасывал удочку: вдруг какая рыбешка по недоразумению уцепится: кошке Марфушке на ужин будет. Это было вчера. За миллион лет до тренькания мобилки. Старина Бакс спит вечным сном вот под этим камнем. Во рту у Юльки горько от выкуренных сигарет: пачка, две? Она не заметила. В пустой голове нет ни одной мысли. Главное, не пустить в голову воспоминания, тогда получится жить. И можно представить, что дома все по-старому, что у нее все еще есть дом, а не жилплощадь в совместном пользовании, которую надо продать и разделить поровну вырученные деньги.
Юлька поднялась с земли, отряхнулась: пора. Ее ждут. Не родной и единственный, а просто мужчина. Он сказал: живи со мной. Она согласилась. Не имеет значения, что он старше ее собственного отца. Не важно, что она его не любит. Она постарается, очень пострается его полюбить. Гладить ему рубашки и выполнять все прихоти. Постарается быть нежной. Она устала ночевать на вокзале. Она больше не может вытирать слезы матери, отнимать у нее бутылку, и прятать острые предметы и лекарства. Выслушивать невнятные папины объяснения «о сложностях жизни». Ей тоже хочется немного тепла. Она не виновата, что у нее был такой же телефон, что и у папы... И ее рука невольно потянулась к СМСке.

Тата налила кофе в любимую чашечку, добавила каплю сливок. Удобно устроилась в кресле на эркере, включила тихую музыку. Простые рутинные движения – как соломинка, за которую хваталась, чтобы не утонуть в тоске и отчаяньи: она ведь счастлива – уверяла сама себя, ее любимый мужчина с нею, навсегда! У них столько планов, столько надежд. Нужно всего лишь забыть, что ночью, в момент самых горячих ласк, он часто называет ее Алькой... Алешкой... Потом просит прощенья... Она прощает, она слишком долго воевала за него, медленно и ласково вбивая клин между ним и той, которая по недоразумению была его женой. Тата делала Олегу дорогие подарки, интересовалась рабочими проблемами, выслушивала жалобы на вспыльчивую супругу, но никогда не говорила о ней ни одного плохого слова! Говорила то, что он хотел слышать, и само собой получалось, что Алина – это нелепая ошибка, а судьба – это она, Тата!
И теперь, просыпаясь, она видит рядом его лицо, и в ее паспорте красуется долгожданный штамп. Она готовит ему горячие бутерброды на завтрак и повязывает галстуки...
Наступает ночь, и во сне Олег зовет: «Алька. Алешка»... Неосознанные проявления глубинной памяти. И утром снова он попросит прощенья...
Умная, уравновешенная Тата проглотит горький комок, и простит.

- Олег Андреевич, а это что за папка? Тоже выбросить? – спросила секретарша. Сегодня в его кабинете проводится «генеральная чистка завалов». Олег взял толстую папку: песни. Он любовно собирал их долгие годы, красиво распечатывал, каждую размещал в отдельный файлик. Разучивал, подбирал мелодии. К некоторым – сочинял сам. Алина, не дыша, сидела в уголке, слушала. С приходом теплых дней они почти каждый выходной отправлялись на высокий днепровский берег: ловить рыбу, загорать и петь вечерами у костра.
Олег скрипнул зубами: до сих пор не может простить дуре-Альке разбитую гитару. Психопатка! Была бы гитара, он был все так же пел бы по вечерам. Возможно, и Тата бы поняла эти простые песни. Перестала бы деликатно отводить глаза, когда он спрашивал: тебе нравится? Вообще-то, он купил себе новую гитару, попроще, но вполне достойную. Звал Тату: послушай. Она нежно ерошила его волосы, как-то так незаметно получалось, что он откладывал инструмент в сторону, и они занимались другими, более важными делами, слушали другую музыку, а потом толстая папка и вовсе перебралась в оффис, на нижнюю полку, к старым документам. Гитара прочно обосновалась на антресолях на балконе. Отдыхали они с Татой на хороших курортах, без комаров и костерной романтики.
Перевернутая страница. Пройденная дорога. Забытая история.
Сегодня с Татой они идут на вечеринку по случаю пятилетия издания модного толстого журнала. Тата будет блистать, как всегда, Олег - гордиться своей супругой. Все замечательно, и они счастливы и благополучны.

- Пусть лежит, - отдал Олег Андреевич папку секретарше. – спрячь туда, на нижнюю полку. Ему показалось, что с глянцевых страничек глянули на него синие Алькины глаза, и где-то в глубине сознания ее тонкий голос несмело (она всегда стеснялась при нем петь!) запел: «Ты у меня одна»... Острая игла заколола под левой лопаткой...

Алина посмотрела в зеркало: волосы нуждаются в подкрашивании. Кофточка висит, как на вешалке – похудела за последнее время. Говорят, ей идет. Олегу бы понравилось. Алина отмахнулась от непрошенной мысли, как от мухи: все давно перегорело. Слез не осталось. На месте боли вырос грубый мозоль. Она наслаждается своей свободой: никому ничего не должна, никуда не спешит, ни под кого не подстраивается. Она – птица вольная! Хочет – спит, не хочет, не гладит белье! Можно не варить обед, не печь дурацкие пироги, не изобретать десерты. Можно не пылесосить квартиру, или купить себе целый килограмм бананов и слопать их на ходу! Зависать ночами в Интернете, хоть каждый день устраивать посиделки с подружками....

Слушать и слушать одну и ту же песню, автора которой она не помнит :

«...Сто лет одиночества, пустые пророчества,
но кто-то же должен быть,
что бы сказать ему как хорошо быть одному.
Не согреет луна, как она холодна,
лишь тепло отношений охраняет надежда.
И пускай тишина, пусть уснула весна -
нас согреет знакомый мотив, зазвучавший как прежде....»

Белый потолок, белые стены. Незнакомые люди в белом. Их много, и они суетятся. Бледное лицо секретарши Ларисы. Бледное лицо Таты. Что она делает в его оффисе, - думает Олег. Белый слепящий свет заливает комнату. Зачем? – хочет спросить Олег. Что-то тонко ноет на высокой ноте. Наверное, комар на днепровском берегу. Только очень громко. Острая игла пронизывающей болью входит ему под левую лопатку, проходит свозь него и выходит из груди. Тонкая, блестящая, она уходит куда-то высоко, в белый потолок , в яркий свет, в никуда...

- Здесь свободно? Можно присесть?
Алина равнодушно кивнула: «Пожалуйста».
А что делать? Можно, конечно, сказать – жду подругу или что-нибудь в таком роде. Не сообразила.
Плотненький мужичок основательно устраивается напротив. Лысоватый, круглоголовый, поблескивают красивые очки без оправы. Улыбается. Задумчиво помешивает кофе, ложечка нежно звенит о стенки чашки.
- О чем задумалась?
Подобной фамильярности Алина не любит. Это девченкам дозволено разводить легкомысленный флирт в кафешках.
- Не припомню, чтобы мы были знакомы, – ледяным тоном роняет она. А сама уже берет сумку, чтобы уйти.
- Алька, ты что? Не узнала? Да и то... Сколько лет прошло? Двадцать? Нет, кажется, двадцать два. Ну, присмотрись же!
Алина всматривается в загорелое полноватое лицо. Мужчина ждет. Он все еще улыбается, но улыбка становится напряженной, в глазах растерянность: не узнала.
Он расстроенно вздыхает: - Эх, что с нами годы сделали.
- Шурка! – радостно вскрикнула Алина. Двадцать два года захлопали крыльями и умчались в небеса. – Шурка... – прошептала Алька изумленно. – Где же твои кудри? Ой, прости...
- Да ладно, - засмеялся Шура, провел ладонью по почти голой голове. – Не жарко. Алька, с ума сойти! Ты же совсем не изменилась, все та же. Синие глазищи...
- Льстец ты беззастенчивый, дамский угодник, - отшутилась Алина. И неожиданно подумала, что ей хорошо. Покойно. Уютно. Впервые за долгие тягучие одинокие дни «после»... Как когда-то. Тогда Шурка был рядом, носил портфель, бегал за мороженым на перерыве. Сидел через проход за соседней партой, нахально списывал у нее домашние задания. Ревностно следил, чтобы никто ее не обижал, провожал домой после школьных вечеров, но сам ни разу не осмелился пригласить на танец. Выслушивал ее стенания, когда в десятом классе она влюбилась в Олега из паралелльного класса. На свадьбу почему-то не пришел.
Шурка осторожно, кончиком пальцев прикоснулся к ее руке.
Все еще будет?

- Девушка, такси! Девушка, недорого! Вам куда?
Юлька пожала плечами: куда–нибудь. Неужели в этом огромном городе она не найдет для себя уголка? С тем, «солидным», не получилось, встретится другой. Родной и единственный. Она верит, что ее где-то ждут, обязательно будут любить. Она еще будет украшать окна своего дома мещанскими вазончиками с цветущими геранями и печь по выходным пирожки. Обсуждать с Любимым мировые проблемы и личные дела, и засыпать, прижавшись головой к его плечу. Когда-нибудь они втроем поедут на птичий рынок, чтобы купить маленькому человечку в подарок черного щенка.
И на мобильник ее мужчины никогда не придет СМСка от чужой женщины.

«...Сто лет одиночества, не повод для творчества,
но кто-то же должен быть, что бы сказать ему, как хорошо быть одному.
Сто лет одиночества, пустые пророчества,
но кто-то же должен быть, что бы сказать ему, как хорошо быть одному.
Ты одна, как всегда...»




© Copyright: Марина Черномаз, 2007
Свидетельство о публикации №2706040314

© Марина Черномаз, 2007
Дата публикации: 27.12.2007 16:17:12
Просмотров: 3036

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 47 число 45:

    

Рецензии

Ирина Курамшина [2007-12-27 23:15:06]
Грустно-то как стало после прочтения :(
И у меня с одной героиней была похожая история, связанная с СМСкой. Я эту историю записала. Как-нибудь выложу здесь.
Хорошо пишите, легко читается.

С теплом,
Ирина

Ответить