Автор Незаконченного Рассказа. Часть I. Гл. 15-17

Галина Тен

Форма: Повесть
Жанр: Эзотерика
Объём: 18215 знаков с пробелами
Раздел: "Автор незаконченного рассказа"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

15. Подарок Эммануэль

Латынин все свободное время проводил с супругой. Они много путешествовали, посещали театры и концерты, часто бывали в ресторанах, ездили в гости и принимали гостей у себя. Мир ослепил Александру новыми яркими красками. Единственное, что утомляло - это большое количество людей, которые всегда окружали ее мужа. Латынин был нежен и заботлив во всем, а особенно в сексе. Александра получала настоящее наслаждение от мгновений близости с ним. И эти первые годы супружеской жизни были действительно счастливыми.
Однажды после бурного оргазма, Латынин шепнул жене, что мечтает о дне, когда супруга подарит ему сына или дочь. Почему-то это очень напугало Александру, сразу вспомнилась Елена, умершая в расцвете лет от апоплексического удара, в захолустном хлеву американского ранчо. Что-то вдруг захлопнулось внутри, как стальной капкан, и на следующий день Александра купила в аптеке контрацептивы.

Бабушка умерла в период, когда семейная жизнь Александры еще была счастливой и безмятежной.
- Я ухожу со спокойной душой, Сашенька, - сказала она Александре.
Она отошла на руках у внучки, под ее тихий плач, со счастливой улыбкой на лице - казалось, просто закрыла глаза и уснула спокойным глубоким сном.
Лев Яковлевич – единственный из детей, кого не пережила Сара Абрамовна, - прилетел на похороны. Вокруг полыхала золотом осень, Александра стояла рядом с отцом, глядя, как медленно опускается в могилу гроб с телом бабушки. И только теперь она ощутила всю глубину своей потери. Сейчас она поняла, что ушел единственный любимый и по-настоящему любящий ее человек. Ни отец, которого она не видела пятнадцать лет, ни муж, с которым на самом-то деле ее связывали лишь плотские удовольствия, не в силах были дать ей то, что она потеряла. Александра горько заплакала. Лев Яковлевич молча обнял дочь.

Отец не планировал задерживаться, дома его ждали пациенты.
- Каждый пропущенный день – это в среднем, пять пациентов, - коверкая слова, сказал он Александре. – А это деньги!
Александра не настаивала.
К подъезду подкатило такси. А в прихожей отец с легким чемоданчиком в руке подставил Александре щеку для поцелуя.
- До свидания, дочь.
Александра распахнула перед ним дверь.
- Да, вот еще. Там на тумбочке я оставил шкатулку - тебе подарок от мамы. Она очень дорожила этой вещью.
- От мамы? – глаза у Александры округлились.
С тех пор как Капманы покинули Родину, Елена не звонила дочери и даже у свекрови ни разу не поинтересовалась, как у Александры дела.
- Да. Надо было отдать тебе его сразу после… после…- Лев Яковлевич сник, – Ну, ты понимаешь. Елена настаивала, чтоб я лично в руки передал. Все времени не было выбраться. Извини, дочь.
Ей захотелось сказать отцу какую-нибудь гадость. Бабушка так ждала его, а у него «времени не было выбраться». Но она не стала.
- Спасибо, папа. Счастливого пути! – пожелала Александра и закрыла дверь.

Она вошла в спальню, в которой еще витал запах отцовской туалетной воды. Александра поморщилась и, несмотря на холод, настежь распахнула все окна.
На одной из прикроватных тумбочек стояла, обитая черным бархатом, массивная шкатулка. От времени бархат выгорел, а местами вытерся, обнажая темную древесину. Александра некоторое время изучала странный подарок, потом попыталась открыть, но ничего не вышло. Шкатулка была увесистой. Она повертела ее и увидела сбоку затейливо выполненную из меди замочную скважину - завитушки вокруг потускнели и позеленели, но края ее матово поблескивали. Очевидно, ее часто открывали, но чем?
Александра уселась на кровать и стала внимательно осматривать шкатулку со всех сторон. Маленький медный ключ помещался на деревянной дощечке в вырезанной для него форме. Дощечка задвигалась в основание шкатулки, становясь абсолютно незаметной. Ключик был настоящим произведением искусства, только вкус у неизвестного художника был своеобразным – медный фаллос размером не более трех сантиметров. На нем было видно каждую жилку и складку, но отвращение вызывало тепло исходящее от куска меди. Словно маленький половой член был живой плотью, и, казалось, отнятый от организма все еще продолжал функционировать самостоятельно. Александра брезгливо сунула ключ на место и поспешила вымыть руки.

16. Супружеская измена

Латынин отпустил водителя и легко взбежал по широким ступеням парадного – этот дом он построил специально для них с Александрой. Здесь он провел лучшие моменты своей жизни. Десятидневная командировка и воздержание остались позади. «Устрою себе сексуальный день, - решил коммерсант. – Только я и моя девственница!» В доме было тихо и холодно. «Странно, - подумал Латынин. – А где жена? Неужели все дуется».
Накануне поездки Сара Абрамовна захворала, но Латынин решил, что это старческая причуда и не посчитал нужным откладывать командировку, хотя Александра очень просила об этом. В гостиной в вазах на столах, тумбах и даже на полу стояли букеты, которые по его заказу регулярно, в период отсутствия поставляла крупная цветочная компания «Цветы Мира». Он поднялся в комнаты Александры, походил, даже зачем-то заглянул в кладовку, но супруги не было.
- Наташа! – наугад позвал он.
В комнату вошла Марина – прислуга менялась, и он никак не мог запомнить график.
- Здравствуйте, Валерий Аркадьевич, с приездом.
- Здравствуйте, Наташенька. Спасибо.
- Я Марина, - поправила девушка.
- Извините, думал Наташа сегодня.
- Наташа будет завтра. Вам завтрак подавать?
- Нет. Лучше кофе, черный. Мариночка, а Александра Львовна уехала?
Марина погрустнела.
- Сара Абрамовна скончалась, - сообщила она.
- Когда? – удивился Валерий. – Почему мне не сообщили?
- На следующий день после вашего отъезда или через день. Александра Львовна велела не беспокоить вас. Она сказала, что у вас важные переговоры, и вам это ни к чему. Лев Яковлевич прилетал, - с легким укором добавила девушка.
Латынину стало немного неловко. Прислуга в курсе практически всего, что происходит в семье. Наверняка, вездесущие девушки слышали их с Александрой разговор накануне его отъезда. Хозяйку уважали и любили, и в нечастых семейных конфликтах слуги всегда становились на ее сторону и, в общем-то, не находили неприличным не скрывать свою позицию. В такие моменты Латынину казалось, что весь мир ополчился против него. Это раздражало. Он считал прислугу людьми второго сорта, которые не должны иметь чувств, эмоций, мнения. Латынин часто говорил жене, что дело слуг выполнять обязанности по дому, а не философствовать, и что она слишком их распустила.
- Это не ваше дело, - разозлился он. - Где Александра?
- Извините, - вспыхнула девушка. – Она не возвращалась. Она позвонила и сказала, что ее не будет долго, распорядилась убавить отопление в доме. Больше ничего не сообщила.
- Черный кофе мне в гостиную и все можете быть свободны до новых распоряжений. И впредь не суйте нос не в свое дело.
- Слушаюсь, - Марина присела в легком реверансе и оставила его.

На столе остывал недопитый кофе. Латынин, оставшись один, метался по комнате. Телефон на квартире Сары Абрамовны не отвечал, не отвечал и сотовый Александры.
- Ну и черт с тобой, дура! – разозлился он.
Вновь достал трубку и, порывшись в памяти, набрал номер.
- Служба досуга, - раздался слащавый голос девушки-оператора.
- Девочку хочу, - раздраженно рявкнул Латынин.
- Каких предпочитаете? – осведомился голос, не изменив интонации.
Латынину стало немного стыдно за грубость.
- Извините, день выдался тяжелый, - сообщил он. – А что, разные есть?
- Все в порядке, - успокоила его оператор. – Блондинки, брюнетки, шатенки…
- Длинноволосая длинноногая брюнетка, с пышным бюстом и бедрами, тонкой талией…
- У нас есть несколько подходящих кандидатур, вы можете посетить наш сайт в Интернете и выбрать…
- Подберите на свой вкус с учетом моих пожеланий, - перебил ее Латынин. – И побыстрее, пожалуйста.
- Оплата составляет пятьсот долларов за час, принимаются только наличные…
- Все устраивает, - опять не дослушал девушку Латынин.
- Хорошо, диктуйте адрес. Через сорок минут девочка будет у вас.

- Здравствуй, мой дорогой, - запела шлюха с порога.
Бюст был не таким уж пышным, а талия не такой уж тонкой – Латынину было с чем сравнивать. «Ладно, сойдет», - решил он.
- Тебя как зовут?
- А как тебе хочется? – вопросом на вопрос ответила женщина.
- Ладно. У меня есть фишечка – люблю молчаливых женщин.
- Эт как? – удивилась путана.
- Не открывай свой рот, пока двери этого дома не закроются за тобой. Все поняла?
Шлюха попалась понятливая. Она молча кивнула.
- Вот и хорошо, - подытожил Латынин. – Сейчас идем в бар, молча напиваемся, а потом также молча перемещаемся в спальню. План понятен?
Она вновь кивнула.
Латынин направился в гостиную. Гостья молча посеменила за ним.

17. Два сна (в сокращении – прим. автора)

Нехитрое дело сапожника Иван осваивал недолго. Он часами стучал молоточком, точил набойки, клеил, вшивал замки. Работа ему нравилась. Рассматривая стертые каблуки в пропахшей клеями и кожей мастерской, Иван представлял хозяина или хозяйку той или иной пары - какие они, чем живут, о чем мечтают, что их беспокоит.

- Что-то неважно выглядишь. Не заболел часом? – спросил мастер Петр Никифорович.
Ивану была приятна грубоватая забота старика. Чувствовал он себя действительно неважно.
- Знобит что-то, - промямлил он.
- Ты вот что, ступай-ка домой. Да отлежись. Заказов немного, сам справлюсь. Да выздоравливай поскорее. Ты мне тут нужен живой и здоровый. Иди-иди…
Зима уже перевалила середину. Морозный воздух щипал ноздри и бодрил. До дому было добрых два часа ходу, но Иван решил пойти пешком. Прогулка подействовала благотворно, но сухое тепло дома вновь налило члены свинцом. Иван с трудом взобрался в свою каморку, которая после смерти матери, стала единственным местом его обитания, кроме кухни – туда тоже приходилось изредка заглядывать, - и повалился на жесткий диван. Вскоре беспокойная горячечная дрема одолела его.

Вечерело. Иван стоял на берегу мутной бурно цветущей речки. Он огляделся – местность унылая и незнакомая, с противоположного берега черными глазницами-окнами пялились мертвые, вросшие в землю, срубы. «Дышла! - догадался Иван. – Но как я здесь оказался?» Впереди, всего в нескольких шагах он увидел покосившийся частокол, который опоясывал большой деревянный дом, построенный у самой речки. Частокол криво нырял с холма, на котором стоял дом и, окончательно завалившись, тонул в зеленой почти стоячей воде. Во дворе Иван заметил старый бревенчатый сарай, единственное оконце было забито дырявой дощечкой, и из отверстий пробивался слабый свет. Иван легко перемахнул хлипкий заборчик и заглянул в окно. За грубым деревянным столом сидело четверо мужиков в грязных ватных фуфайках и из железных кружек распивали какую-то сомнительную жидкость. Сивушный запах ударил Ивану в нос. «Самогон», - догадался. Иван.

- Петровна! – выкрикнул один.
- Она старая, - сказал Колька, с хрустом откусывая кусок сырой репы.
Тот, что постарше, грязной пятерней поскреб бороду.
- Ну, немолода, - согласился он. – Зато баба в самом соку, все при всем. Хоть одна, а крутится, и птицу держит, и коровенка имеется. У такой не забалуешь. А что старая, - тебе чего варить ее?
Мужики дружно загоготали.
- Да ну вас, - обиделся Колька.
- Ты подожди, - продолжил тот. – Васька дело говорит. Ей мужик нужон, будешь по хозяйству помогать – где воды принести, где траву покосить. Как сыр в масле валяться будешь! Опять же и при деле, и баба всегда под боком.
- Старая, - упрямился Колька.
- Тьфу, - плюнул оппонент. – Баба, как вино, с годами только крепче.
- Иваныч, не смогу я ее.
- И где ж тебе молодух-то набрать, - ворчливо заметил Иваныч.
- К Алке сходи, - предложил самый молчаливый из них. – Она молодая.
В сарае воцарилась тишина.
- Петро, это ты брось, над больной девкой глумиться, - наконец, сурово сказал Иваныч.
- Ничего я не глумлюсь, - взвился Петро. – Я дело говорю. Девка хороша – все при всем, даром, что дурочка. Дурочкам тоже мужики нужны… Она может только об этом и мечтает. Организм - он же свое требует.
- Глупости говоришь, - стукнул массивным кулаком по столу Иваныч так, что кружки жалобно звякнули. – Не слушай его, Колька. Грех это!
- Да ну вас, - снова обиделся Колька.
- Пора к своему порогу, - сказал Василий и стал выбираться из-за стола.
Расходились молча, разговор оставил неприятный осадок.

Колька, не раздеваясь, забрался в большую дубовую кровать – подарок Иваныча. Мало у кого в деревне была такая кровать.
- Эх! Бросила стерва! – вспомнил Колька свою блондинку и расстроено хлопнул ладонью по дубовому ангелочку.
Через минуту он захрапел, и ему приснился сон.

Старательно отворачиваясь от Вихли, Колька как дикий кот крался на другой конец деревни. Псы не лаяли, они его знали. Ручеек – иванычев кобель радостно заскулил и завилял хвостом.
- Цыц, - шыкнул на него Колька, - всех перебудишь.
Ручеек обижено полез в будку. Будка была мала, и кобель с трудом протискивался в нее. «Все у Иваныча руки не доходят новую сделать», - не к месту подумалось Кольке.
Алла жила в маленькой аккуратной избе на другом конце деревни. Иваныч чем мог, помогал сиротке, даже кровать срубил, правда, не такую огромную, как Кольке. Несмотря на поздний час, простенькие ситцевые занавески пропускали слабый свет. «Не спит что ли», - немного растерялся мужик. Он заглянул в окошко, но ситец был задернут плотно. Он обошел сруб вокруг и остановился у двери, не решаясь постучать. «Как бы не напугать дурочку. Что я ей скажу?» - подумал Колька.
Втайне он давно заглядывался на Аллу. Девушка действительно была хороша, Петро абсолютно прав. Даже свободный грубый сарафан не мог скрыть аппетитных форм. Колька вспомнил лицо Аллы - тонкая бледная кожа, черные глаза, опушенные длинными густыми ресницами, маленькие полные розовые губы, даже нос у нее был красивый – не картохой, как у других деревенских баб, - а тонкий и прямой, длинная черная туго заплетенная коса почти до пояса. Алла всегда выглядела чисто и опрятно, что тоже отличало ее от других деревенских жителей. «Даром, что дурочка», - вспомнились ему слова приятеля. Он представил выпуклости ее грудей под грубой шерстяной тканью, и тут же почувствовал напряжение в паху.
- Совсем невмоготу, - пробормотал Колька и левой рукой потер пах, а правой легонько стукнул в дверь.
Неожиданно дверь медленно отворилась. «Не заперто! – удивился он. – Как будто ждет кого». Он, стараясь не стучать огромными сапожищами, вошел в сенцы, потихоньку отворил вторую дверь и, пройдя внутрь, оказался в просторной чистой комнате. В центре стоял круглый стол, покрытый вышитой узорной скатертью, на столе дымила лучина, разбрасывая тусклый желтый свет. На полу лежали плетеные из соломы коврики с затейливым рисунком, на которых колькины сапоги оставили грязные следы. В углу стояла кровать, на которой лежала Алла. Копна черных волос разметалась по подушке, ворот ночной рубахи был расстегнут, и открывал взгляду нежную шею. В слабом свете лучины Колька не видел ее глаз, он прислушался. «Дыхание ровное. Спит Алка и не знает, какое ее ждет счастье», - подумал он и приосанился.
- Алла, - хрипло позвал он.
Девушка открыла глаза и, увидев Кольку, испугано натянула покрывало до самого подбородка.
- Алла, я это… к тебе пришел, - сказал Колька как можно мягче, приближаясь к кровати.
Алла вжалась в матрац, продолжая держать покрывало у самого подбородка, и со страхом смотрела на мужчину. Колька осторожно присел на край и погладил ее оголившуюся ниже локтя руку.
- Ну чего, ты, дурочка. Я тебя не обижу. Тебе хорошо будет и мне тоже.
Он опустил ее напряженно прижатые к подбородку кулачки и погладил по щеке. Алла зажмурилась. Потом робко провел ладонью по шее и опустил руку ниже, туда, где частое дыхание опускало и поднимало ее грудь.
- Теплая, - удовлетворенно констатировал Колька.
Потом, уже не стесняясь, погладил ее плечи, рывком разорвал рубаху и взял в жесткие грубые ладони ее упругие трепещущие груди. Ему показалось, что его изголодавшийся половой орган сейчас взорвется. Заставив себя оторваться, Колька стал быстро скидывать одежду. Алла по-прежнему молчала, глядя на него, в широко распахнутых глазах читались мольба и страх.
- Это хорошо, что ты не говоришь, - рывком сдергивая рубаху, рассуждал Колька, стараясь не встречаться взглядом с ее испуганными глазами. – Это очень хорошо… Наконец, он разделся.
- Тебе это тоже ни к чему, - горячо шептал он, торопливо, сдирая с нее растерзанную ночную рубашку.
Колька едва владел собой. Он поспешно лег рядом, прижавшись к девушке. Алла не сопротивлялась, ощущая, как его грубые руки по-хозяйски шарят, царапая тонкую кожу.
Люди никогда не причиняли ей вреда, и она верила всем. Сейчас Алла не понимала, что нужно от нее этому грубому, дурно пахнущему человеку, но помнила, что все вокруг всегда были добры и внимательны к ней. Она покорно терпела, думая, что так надо. Ей лишь хотелось, чтобы все быстрее закончилось. Мужик приподнялся. «Уходит», - обрадовалась Алла. Но он навалился сверху…

Невыносимая боль пронзила Аллу, а Колька испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Тело девушки вытянулось и напряглось как струна. В порыве безумной боли Алла впилась зубами в его мясистое предплечье и с силой сжала их. Совершив по инерции еще несколько фрикций, Колька страшно закричал от боли…
…и проснулся. Над Дышлами рождался новый рассвет.
- Сон, - выдохнул Колька. – Слава Богу, это был сон.
Он повозился немного, но заснуть больше не смог. Колька сполз с кровати и снял драную фуфайку и только тут заметил, что левый рукав холщовой рубахи насквозь пропитан кровью и намертво прилип к ране на предплечье.

Иван проснулся от того, что бледное январское солнце стеснительно заглядывало в окно, неоднозначно намекая, что уже никак не раньше полудня.
- Вот это я спал, - удивился Иван.
- А какой мне приснился сон! – удивился он еще раз, вспомнив события, произошедшие в Дышлах. – Жаль, что это был всего лишь сон…
Он медленно подошел к столу с намерением выглянуть в окно и замер – на столе лежала аккуратная стопка отпечатанных листов.
- «…рубахи насквозь пропитан кровью и намертво прилип к ране на предплечье», - прочитал Иван последнюю строчку рукописи.

© 22.11-05.12.2008 Г. ТЕН

© Галина Тен, 2008
Дата публикации: 08.12.2008 09:41:58
Просмотров: 2539

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.