"Инок". Отрывки.

Андрей Ларченко

Форма: Роман
Жанр: Просто о жизни
Объём: 250460 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Сказать хотелось бы немного.
Чужую душу не понять:
Ведь жизнь, что дальняя дорога -
Свой путь, тебе лишь выбирать.

Если вокруг стоит глухая стена, не стоит биться об неё головой, даже если ничего другого просто не остаётся.

События, изложенные в данной книге, вымышлены, а все совпадения с реальными людьми, случайны.

Андрей Ларченко-Солонин. Книга 1.
Инок

Пролог

Недобрый свет луны,
И путь их был не лёгок.
Немая пыль дорог
Души не пощадит.

Не думай ни о чём,
Не страшен мрак и холод,
Неведомая боль
Не дремлет, не молчит.

Не верил, не кричал,
Не слушал, не боялся,
Несбыточной мечтой
Себя не искушал.

Недавний друг, предал,
Сквозь слёзы, не смеялся,
Не проклят был судьбой,
Себе не изменял.

Удачи не узнал,
А горя не измерил.
В опасный поворот
Входил, не тормозя.

И лишь надежды луч
Заметив, вдруг поверил:
Коль солнце светит вновь,
Жизнь прожита не зря.

Вдоль старого высохшего русла ручья по каменной россыпи пробирался невысокий пожилой человек. Колючий осенний ветер бил ему в лицо, раздувая в разные стороны седые, давно не стриженные волосы, выступающие из-под шляпы, которая каким-то неимоверным образом все-таки умудрялась удерживаться на голове. Двигался уверенно. По всему было видно, что ходить по этой «дороге» ему уже не впервой. Следом, чуть прихрамывая, старался не отстать другой, немного повыше ростом, определить возраст которого возможности не представлялось из-за бороды, закрывающей всю нижнюю часть лица. А замыкала процессию собака. Хотя нет. Животное, скорее всего, вовсе не было собакой. Огромных размеров волк мирно плелся позади людей. И эту странную картину, увидев единожды, забыть совсем невозможно, наверное, уже никогда. Что за обстоятельства могли соединить воедино серого, безжалостного хищника и этих двоих людей? И лишь глаза могли, пожалуй, многое рассказать. Леденящий душу взгляд зверя, который забывает даже про собственную жизнь, вступая в схватку с противником, намного превосходящим его по силе, и холодный взгляд человека, поставившего все на карту во имя достижения одной-единственной, так нужной ему цели. Человека, который, не задумываясь, вступит в бой с более сильным соперником, не размышляя об исходе поединка. И тот, и другой будут драться до конца, до последнего вздоха, даже если враг уже нанес удар ножом в спину, вслед за которым неминуемо последует смерть. Ибо зло не должно победить. Оно может убить правду, но уничтожить ее совсем - никогда.

Ч.1, Гл.1.

Я этот край люблю. Ему я благодарен
За то, что он, спокоен, величав,
Всегда был добр ко мне и был всегда печален,
Когда судьба ударит, накричав.

В глаза векам смотрел с улыбкой горделивой.
Сомненья прочь. Идти вперёд позвал.
И вновь своей поддержкой молчаливой
В тяжелый час вновь к мудрости воззвал.

Коль в горы путь – нелёгкая дорога,
Без отдыха и сна идти давно устал.
Взглянув в глаза озер, увидел очень много,
Сказал: «Я никогда тебя не предавал».

Родной Урал, как величаво – строга
Седых вершин таежная краса!
Тропой невзгод до милого порога
Через твои ущелья и леса.

И может быть, тогда, в ту пору роковую
Чужую жизнь на смерть не променял,
А для меня, в годину эту злую,
В душе отца родного заменял.

Сквозь дым пожарищ, стон и боль сомнений
Прошел - и вот уже родной причал.
Небесный свет, пророк и мудрый гений,
Тропу во мраке ночью освещал.

Люди шли молча длинной цепочкой, стараясь шагать след в след. Так легче и безопаснее. С неба сплошной стеной сыпал мокрый снег. Тонким покрывалом ложился он на тропинку, петляющую вдоль обрыва, и предательски прикрывал землю, грязь, камни. Ту самую землю, которая служила путникам опорой и помогала удержаться на краю пропасти.
Внизу глухо рокотала река. Шедший почти месяц дождь сделал своё дело. Небольшая горная речка превратилась в мутный бурлящий поток, что нёсся с огромной скоростью одному ему известной дорогой, сметая всё на своём пути. Казалось, какая-то неведомая сила толкает его вперёд, заставляя переворачивать огромные валуны, бурлить и пениться. Иногда тропа проходила по самой кромке скалы. Тогда не было слышно уже ничего: ни звука шагов, ни звонкого лая бегающей рядом собачонки, неизвестно зачем взятой в экспедицию. В эти минуты рокот реки начинал представляться идущим каким-то зловещим хохотом, от которого мурашки начинали бегать по коже. В нём не было ни угрозы, ни оскорбления, но была какая-то страшная насмешка над их бессилием и ничтожеством против могучей силы природы, которая сочеталась с предупреждением о том, что ждать пощады и рассчитывать на милость победителя, пожалуй, не стоит.
Сергей шёл в середине колонны. В экспедиции он оказался впервые. Сегодня пошли уже вторые сутки пути, но всё происходящее вокруг представлялось пока только игрой. Игрой во что-то неизвестное, и чрезвычайно интересное. Возглавлял шествие Александрыч, таёжник опытный и много повидавший на своём веку. На вид ему лет сорок. Сам родом откуда-то из-под Екатеринбурга, из далёкой глухой деревеньки. Среди людей, Александрыч слыл человеком честным, прямым, но в то же время угрюмым и неразговорчивым. На все вопросы отвечал коротко: «Угу», «А я почём знаю» или «Не твоего ума дело». Больше про него ни - кто ничего не знал. За исключением, пожалуй, Толика, который являлся, по всей видимости, если и не родственником, то просто копией этого человека, только лет на двадцать моложе. Даже в дороге они всегда ходили на пару. Следом за Александрычем занимали своё место Пашка и Лёлик. Два друга, два разговорчивых и общительных паренька, что готовы прийти на помощь в любую минуту, по крайней мере, так казалось со стороны. Про них Александрыч, состоявший начальником в экспедиции, однажды, сурово сдвинув брови, заметил: «Таких тайга не любит». И больше из него вытянуть
уже ничего не удалось, а о смысле сказанного оставалось только догадываться. Замыкали колонну Сашок и дядя Гриша. «Старый да малый»- так шутливо называли их ребята. Оба казались людьми довольно замкнутыми в себе, но в то же время обладали каким-то особенным чувством юмора, что делало ребят душой компании и позволяло поддерживать разговор практически на любую тему. Дав друзьям свою оценку, Александрыч сказал однажды: «Такие люди нам нужны».
Двигались медленно. Тропинка, по которой уже давно никто не ходил, петляла по склону скалистой гряды. Внизу всё так же шумела разбушевавшаяся речка. А на другом берегу подымал свои могучие плечи огромный горный хребет. Казалось, он был гораздо выше того, по которому пробиралась экспедиция. Место это пользовалось в народе недоброй славой. Названия говорили здесь сами за себя. Узкая межгорная котловина носила имя Долины смерти. Охотники обходили ее стороной. Наверное, именно поэтому тропой давно никто не пользовался. Старожилы рассказывали, что время от времени здесь происходят странные вещи, часто теряются люди. Их искали. Сотни опытных таежников днем и ночью прочесывали каждую пядь местности. Правда, никогда еще никого не находили. Возможно, что это была простая случайность, странное стечение обстоятельств. Но, как любил повторять Александрыч, цепь случайностей всегда порождает закономерность. Нерадостное название мест, по которым проходил маршрут, наводило на довольно определенные мысли. Может, по- этому, а может быть, и по какой-либо другой причине люди шли молча, напряженно вслушиваясь в рокот реки и опасливо озираясь по сторонам. Неожиданно для всех идущий впереди Александрыч вдруг остановился.
- Чувствуешь? - спросил он у Лелика. В нос Сергею ударил резкий запах дыма.
- А что я, собственно, должен чувствовать? - спросил Лелик, с интересом глядя на товарища.
- Дым, дурила.
- А-а. Нет, не чувствую. У меня насморк.
Запах дыма непривычно резал ноздри.
- Но кто это может быть? Охотники в эти места не заходят, а уж устраивать здесь привал они бы и тем более не стали. Грибники и ягодники? Но они и летом-то сюда не заглядывают. До ближайшего жилья километров пятьдесят, не меньше. А в лесу поздней осенью, кроме рябины и шиповника, пожалуй, и ягод-то не сыскать. Нужно все выяснить. В подобных обстоятельствах мелочей быть не может.
Легкий ветерок дул с юго-запада. Человеку сведущему это говорило о том, что костер находится за той огромной скалой, что с невозмутимым видом преграждала путь реке, заставляя ее делать лишний крюк и вызывая тем самым на себя потоки брани и бессильной злобы со стороны разбушевавшейся речушки.
- Со мной пойдет Сергей. Остальные ждите в расщелине скалы. Если до утра не вернемся, поворачивайте обратно и доложите о случившемся нашему начальству, - и добавил, хмыкнув:
- Ну, это я так, на всякий случай. Группа людей медленно пробиралась по самому дну глубокого оврага к той самой скале, у подножия которой, собственно, и брал свое начало небольшой ручеек, что весело журчал сейчас у них под ногами.
- Весной здесь бушует горный поток. Рождаясь где-то на вершине, он разрезает утес на две почти равные части, образуя внутри просторное помещение в виде грота. Вот тут и остановитесь.
Говорил спокойно, вернув лицу обычное, мрачновато-угрюмое выражение.
- Костер не жечь! Пошли, Сергей.
Они молча двинулись дальше в глубь леса, осторожно пробираясь вдоль почти отвесной каменной стены.
Ребята провожали друзей тревожными взглядами. В глазах одних виделось облегчение оттого, что не нужно идти дальше и подвергать себя лишней опасности. Во взгляде же других, напротив, присутствовало сожаление, ведь, повинуясь приказу старшего, они вынуждены отпустить дальше товарищей одних и тем самым лишиться возможности прийти им на помощь, если она вдруг понадобится.
- Сергей, будь внимателен, - вновь негромко повторил старик. Единственное оружие, имеющееся в отряде, семизарядный карабин, он наготове держал в руках.
- Вон за тем распадком начнем подниматься вверх. Южный склон более пологий, к тому же порос лесом и крупным кустарником, что поможет нам остаться незамеченными.
Дальше двигались молча. Слова в сложившейся ситуации, пожалуй, просто не уместны. Они могли понять друг друга с полужеста, полувзгляда. Страховочная веревка метров десяти длиной связывала двух людей в единое целое. Первым отрезок пути проходил Александрыч. Затем он останавливался, цепляясь за какую-нибудь кривую сосенку, и Сергей поднимался к нему. А пройти предстояло метров 500-600. Но, только увидев этот склон, что чередовался с почти отвесными стенами, можно понять, что это были за метры.
Сергей - молодой парень, неплохо подготовленный физически, крепкого телосложения и, кроме всего прочего, имеющий определенную альпинистскую подготовку. Но Александрыч - тот творил что-то невероятное. Словно обезьяна, он прыгал с камня на камень, с ветки на ветку. Порою, пробираясь вперед, полз на четвереньках или даже на животе. Серега едва успевал за товарищем. Ему было стыдно сознаться старику в своей слабости. Но чтобы не упасть, он (всего один раз!) попросил у него передышку. На лице у напарника не возникло ни усмешки, ни ехидства - ничего такого, что могло бы хоть как-то унизить или оскорбить. Он лишь молча присел на корточки и, чтобы не терять времени даром, еще раз проверил свой карабин, висевший до этого за плечами.
Сделав по глотку крепкого чая из фляжки, двинулись дальше. Но этот глоток – он, видимо, сблизил двоих, людей, намного сильнее, чем самое шумное застолье. Только разделив с другом последнее и повиснув при этом над пропастью, начинаешь понимать цену истинной мужской дружбы. Начинаешь понимать, что эта цена не может быть измерена, пожалуй, ни- какими деньгами и стоит даже больше, чем жизнь. Но говорить об этом вслух, конечно же, не нужно, ибо нет таких слов, которые бы могли выразить человеческую душу.
До вершины оставалось уже совсем немного. Оба изнемогали от усталости. Вновь останавливаться для отдыха нельзя. Во-первых, нет времени, ну, а во-вторых, если остановиться сейчас, то заставить себя двигаться дальше потом было бы уже почти невозможно.
И вновь два путника отчаянно карабкались вверх по склону, пытаясь не сорваться с сырых и скользких камней. Первым на вершину выбрался Александрыч. Он волоком вытащил Сергея за собой. И откуда только брались силы у этого пожилого человека!
Верхушка утеса представляла собой небольшое и относительно ровное плато, состоящее из сплошных каменных завалов, поросшее невысокими кривыми деревцами и мелким кустарником. Это была просто идеальная площадка для наблюдения. Расположившись примерно в ста метрах друг от друга, стали ждать. Те люди, что жгли костер, вряд ли станут ночевать у западной, голой части скалы. Там нет воды, мало дров, а кроме всего прочего, это место, как говорится, открыто всем ветрам.
Александрыч рассуждал вслух: «Если же они все-таки останутся там, ночью мы подберемся поближе к лагерю, чтобы, наконец, выяснить, кто эти бродяги. Но, скорее всего, неизвестные гости уйдут отсюда, чтобы подыскать другое, более подходящее для ночлега место. И тогда они неминуемо окажутся у нас в поле зрения».
Погода менялась быстро. Еще накануне днем старик предупреждал, что к вечеру снег перестанет, так как ветер сменился, и на ночь нужно одеться потеплее: могут быть заморозки. И действительно, подул резкий, порою пробирающий до самых костей северный ветер. Небо начинало постепенно проясняться. Солнце пряталось за скалистую гряду, расположенную на западе. Горные хребты, словно огромные исполины, вытянули свои могучие каменные спины, нежась в последних, таких скудных на тепло и вместе с тем таких долгожданных лучах вдруг появившегося осеннего светила.
Все вокруг сделалось ярко-красным. Даже снег искрился и переливался каким-то особенным, красноватым отливом.
Внизу петляла и извивалась речка. Отсюда она казалась маленькой и слабой, а ее шум тихим и неестественным. А кругом - одни горы, скалы и тайга, тайга тайга до самого горизонта.
Что таила она в своих далях? Есть ли какая-то хотя бы малая доля правды в тех легендах, что сложены про эти места? Какие секреты скрывают от нас эти горы? Выпустят ли они людей живыми отсюда, или им всем суждено, как и многим другим, остаться здесь навсегда? Что за незнакомцы пришли нам навстречу давно не хоженой тропой в этой угрюмой долине?
Эти и еще многие другие вопросы вертелись в голове у Сергея. Но в ответ горы лишь угрюмо молчали. Что для них ничтожный человек? Вся его жизнь - лишь краткий миг по сравнению с нескончаемым веком древних гигантов. Быть может, они и испытывали где-то в самой глубине души смутную симпатию к некоторым из людей, но, наверное, даже сами себе в этом боялись признаться. Человек улыбнулся. Странно, но ему стало необыкновенно хорошо и тепло среди завалов из холодных камней и сплошной стены мрачного и непроходимого леса.
«А может быть, они действительно нам помогут?» - неожиданно для самого себя подумал Серега и на мгновение замер. Александрыч поднял руку и напряженно стал всматриваться в даль, поднеся к глазам бинокль. В стремительно наступающих сумерках на белом фоне снежного поля отчетливо виднелось несколько человеческих фигурок. Незнакомцы шли быстро, видимо, спеша поскорее устроиться на ночлег.
- Наверно, охотники, - неуверенно проговорил Серёга. Старик усмехнулся:
- Хорошо бы, но у охотников, как правило, не бывает автоматов Калашникова за плечами. Мы пришли сюда длинной дорогой. Двигались вдоль реки и отклонились от маршрута, оказавшись на месте на сутки позже, чем были должны. Возможно, что странные люди планировали выйти на наш след, но зачем?! Об изменении маршрута я не говорил никому. То, что эти четверо оказались в долине примерно в одно и то же время с нами, само по себе еще ни о чем не говорит, хотя это немного странно, если учесть то, как безлюдны и непроходимы здешние места. Да и цель похода у нас, скорее всего, одна и та же. Тропа может привести только в одно место, в Урочище дьявола. Всего лишь небольшой кусок земли, зажатый со всех сторон горами, про который в народе сложено огромное количество самых что ни на есть небылиц. Видно, что-то есть в этом странном месте такое, что, словно магнит, притягивает к себе людей. Ну что ж, пойдем за ними. Главное - постараться остаться незамеченными. В конце концов за то нам и заплатили, чтобы пролить хоть какой-то свет на кромешную тьму, покрывающую сплошной завесой эти места.
- Заплатить-то заплатили, но пока только половину, да и оружия маловато – один карабин на всех. А может быть, тот, кто снарядил сюда экспедицию, не особо-то и верил в возвращение отряда, - проговорил Сергей.
- Ну, всё, - Александрыч прервал его на полуслове. - Хватит лирики. Пора спускаться. Уже совсем темнеет. Переночуем внизу, в пещере. Места там достаточно, да и костер не так заметно. А завтра с утра в путь. Ни с кем пока в откровение не вступай. Скажем, что охотники, наверное, забрели. Бояться, я думаю, нечего.
Двигаться вниз оказалось гораздо легче. Быстро спустившись по веревкам, резвым шагом направились обратно к лагерю. Ребята обрадовались возвращению друзей, все много шутили и смеялись. Видимо, людям стало хорошо еще и оттого, что не придется коротать ночь на холоде, без огня.
Убежище представляло собой небольшое помещение, грот, вымытый в скале талыми водами. Вода трудилась здесь сотни, а может быть, и тысячи лет, постепенно побеждая камень. Дым уходил вверх, словно в трубу, а каменные стены не давали теплу быстро улетучиваться. Сквозь узкий проход в потолке уже виднелись отдельные звезды. Ночь быстро вступала в свои права. Ребята молча сидели у огня, и каждый думал о своем. Казалось, что даже река немножко приутихла, повинуясь безудержному, поглощающему все на своем пути дыханию морозной уральской ночи. Летучие мыши беспорядочно хлопали крыльями над головами, несмотря на холод и неподходящее время года. В лесу прокричала какая-то птица. Но все это не нарушало всеобщей тишины и гармонии.
Вдруг ночную тишину прорезал протяжный и унылый волчий вой. Все вздрогнули. От этого леденящего душу звука мурашки забегали по коже. И только Александрыч остался невозмутим.
- Что-то серый расплакался, - невнятно промямлил он себе под нос. -Можно понять бродягу. Тоже нелегко ему одному-то, поди, в лесу живется. Эти слова сразу разрядили обстановку, и новый дом вдруг показался его обитателям необыкновенно уютным. И хотя здесь не было электрического света, а из крана не бежала горячая вода, зато присутствовал какой-то особенный уют, недоступный для просторных городских квартир, где стены гладкие и ровные, где теплей и светлей, но где зачастую нет того света и того тепла, которое может согреть человеческую душу.
Спали здесь же, возле костра, прямо на еловых ветках. Постелив на них палатку и бросив несколько спальных мешков, сгрудились в одну большую кучу. Накрылись кто чем мог. Возле костра решили дежурить по одному, по очереди поддерживая огонь.
Сергей шепотом спросил у Александрыча:
- Послушай, дед, а почему ты называешь Урочище дьявола страшным местом?
Исходя из того, что он узнал об этом человеке за последние несколько дней, стало ясно, что причиной таких слов не могут быть только басни, сложенные народом про эти места. Наверное, есть какая-то другая, более веская причина, идущая из самой глубины души. Причина, которая заставила старика самого поверить во что-то из ряда вон выходящее. Возможно, что именно этим и объяснялась «излишняя», по мнению многих, осторожность старого поводыря.
Александрыч ответил тихо, уже засыпая:
- Молчи ужо! Нечего всякими баснями на ночь глядя голову забивать. Но Серёга понял, что этот человек проникся к нему доверием и все равно когда-нибудь расскажет обо всем.
- Ну что ж, пусть все идет своим чередом, - подумал он и перевернулся на другой бок.
Ночью его растолкал Анатолий. Пора становиться на вахту. Очередь подошла. Сергей вылез из-под одеяла, подбросил в костер охапку дров и, зябко поежившись, уселся возле огня.
Утро выдалось морозным. От речки потянуло какой-то особенной, ни с чем не сравнимой свежестью с примесью запаха свежей рыбы и водорослей. Вскоре проснулись и все остальные. Согревшись чаем, быстро собрались и двинулись в путь. Впереди простирался дикий край. Нескончаемые массивы леса сменялись нагромождениями скал и каменных россыпей. В небе одиноко кружил, широко расставив крылья, ястреб. На минуту, застыв над их головами, он, видимо, потерял к людям всяческий интерес и, отлетев немного в сторону, вновь застыл на месте. На нижних ветвях кривой сосны, выросшей прямо из скал, шныряла туда - сюда белка. Она отыскивала шишку, старательно вытаскивала из неё все семечки, а потом выбрасывала и, весело поглядывая на не виданных ею никогда ранее живых существ, принималась искать новую. Вскоре спустились в ложбину, поросшую мелким ольховником. Здесь тропу пересекал совсем ещё свежий волчий след. Матёрый хищник переплыл через речку и ушёл вверх по каменистому склону.
- Здоровый, собака, - крякнув то ли от восторга, то ли просто от удовольствия, полученного от понятной только ему, Александрычу, причины, сказал старик.
- Нас не тронет: во-первых – один, а во-вторых, всегда сможет найти более лёгкую добычу.
Проговорив это, он снова резво двинулся вперёд. Никто, конечно, не испугался при виде волчьего следа. В экспедиции не было новичков, и ребята не в первый раз встречались один - на - один с дикой природой, но всё равно от этих слов почему-то стало легче на душе.
Тропа проходила по верхней границе леса. Здесь идти оказалось гораздо легче, чем пробираться по бурелому. Хотя пожалуй, и само слово «тропа», в данном случае являлось названием весьма и весьма условным. Это была всего лишь та самая тонкая, невидимая ниточка, которую угадывал между камнями проводник, и которая должна была помочь людям добраться до одной - единственной цели – Урочища дьявола.
- А вот и наши гости, - приостановившись, негромко произнес старик. На земле отчетливо вырисовывался человеческий след. Несомненно, это были те самые люди, которых Сергей видел со скалы. Все шли по одному и тому же маршруту, в одно и то же место.
- Дальше будем двигаться двумя группами. Я, Паша и Лёлик пойдем впереди. Остальные – отстанете метров на двести. Оружие возьмёте с собой.
С этими словами он отдал свой карабин Толику.
- Сергей во главе колонны. Старайся не терять идущих впереди из виду, но и слишком близко не подходи. Ваша задача, в случае засады, суметь прийти товарищам на помощь.
Но все и без слов уже всё поняли. Они двинулись вперёд, внимательно осматривая местность и прислушиваясь к каждому шороху.
Так прошли километров пять, пока тропинка не ушла в лес, состоящий из редких, одиноко стоящих елей вперемешку с молодой берёзовой порослью, что образовывала довольно густые заросли. Дистанцию сократили метров до пятидесяти. Но, несмотря на это, Серёга всё равно время от времени терял из виду спину идущего впереди Александрыча, который отчего-то вдруг резко остановился. Старик махнул остальным, чтобы те подошли. Люди собрались, и странное зрелище предстало перед их глазами.
Отчётливый протектор резаной каучуковой подошвы высоких кожаных боти¬нок, что носили идущие впереди незнакомцы, вдруг исчез. Снег в этом месте был довольно сильно истоптан. То, что здесь произошло, казалось в высшей степени загадочным. На снегу появились следы, чем-то напоминающие отпечатки индейских мокасин. Продолговатые углубления, в которых прослеживался размытый отпечаток человеческой ступни. От тропинки перпендикулярно в гору уходил точно такой же след, один- единственный, но очень глубокий и отчётливый. Было понятно, что здесь прошли, след в след, несколько человек.
- Предположим, что они просто решили переобуться и свернуть с тропы. Но зачем топтать снег сначала ботинками, а потом мокасинами? След мокасин намного меньше следа ботинок и принадлежит, несомненно, разным путникам. А это что за непонятные углубления в снегу? Такое ощущение, что здесь кто-то лежал. Допустим, что на них напали?
Но эта версия ещё меньше поддавалась объяснению.
- У людей, идущих впереди, есть оружие, но не было слышно ни единого выстрела. А на снегу нет ни следов крови, ни следов борьбы. Казалось, что стоявшие здесь просто мирно курили, обсуждая какие - то житейские проблемы, а потом вдруг исчезли в никуда. Да и откуда они вообще взялись, эти незнакомцы с маленькими ногами и в странной обуви? Ведь не с неба же, в конце концов, свалились? Вокруг не видно никаких следов, кроме следов экспедиции, а уходит в чащу леса – один- единственный отпечаток маленьких ног.
Начинать преследование таинственных пришельцев не возникало ни малейшего желания. Перед отрядом стояли сейчас совсем другие задачи.
- Дальше пойдём вместе, - подвел итог Александрыч. Толик отдал ему ружье, и они двинулись вперёд, даже сами, наверное, не понимая, куда именно может вывести их эта дорога.
Произошедшее не укладывалось в голове. Что за таинственные события развернулись на поляне совсем недавно? Какие ещё сюрпризы готовили незваным гостям здешние суровые места? Лес кончился, и тропа вновь петляла между огромных камней. Солнце уже поднялось довольно высоко и весёлым светом освещало первый, только что выпавший снег, заставляя его искриться и переливаться в своих лучах волшебным и ни с чем не сравнимым сиянием. Горы дремали, греясь и нежась в этих лучах, таких скудных на тепло, но, несмотря на это, таких ласковых и долгожданных. Впереди предстоял переход километров в двенадцать. Недавние события постепенно забывались и отходили на второй план. Не хотелось думать о том, чему не находилось логического объяснения. Пусть уж лучше время само всё рассудит.
Они вновь молча шли вперёд. Да и куда можно было ещё идти? Не могли же люди вернуться назад из-за того, что увидели, а если сказать вернее, то из-за того, чего не успели увидеть на поляне. Всё равно в произошедшее никто бы не поверил. Есть лишь одна цель, достойная внимания, - это Урочище дьявола, и нужно попасть туда во что бы то ни стало.

Ч.1 Гл. 2.

В январской ночи, в тьме кромешной,
Прохожих лиц не замечая,
Брёл человек в пустыне снежной,
Судьбу и небо умоляя

Не дать погибнуть. Вдруг, упал он.
И выжить, было шансов мало.
Он вспомнил имя - почему-то
Теплее на душе не стало.

А то что было, то сгорело.
Развеял ветер серый пепел.
И никогда уже не станет
Лицо ласкать он, свеж и светел.

Припав щекой к земле родимой,
Ее мольбу он вдруг услышал.
Вставай, иди, и чтобы вновь ты
Из тьмы кромешной этой вышел.

И вот пред битвою великой,
И мглу, и бурю побеждая,
Шел человек в пустыне дикой,
Ни сна, ни отдыха не зная.

… - Один раз живём, и я ещё не старуха, - любила она повторять, обращаясь к мужу.
- А быть может, я действительно никчемный и не приспособленный к нынешней жизни человек, - подумал Серега, в задумчивости почёсывая ушибленный недавно затылок.
- Ну что ж, ничего тут не поделаешь. Буду жить такой, какой есть. Украсть – значило пойти в разрез со своими принципами, и этого он сделать не мог, проявляя тем самым свою, быть может, слабость, а быть может, и совсем наоборот, - силу. Здесь, у каждого своё мнение, и окончательную черту под человеческим поступком может подвести лишь только самый высокий судья.
Торопливый стук в дверь прервал его размышления.
- Кто бы это мог быть? - Сергей встал и пошёл открывать.
На пороге стоял Игорь.
- Здорово, дядь Серёж, - радостно воскликнул парень. Лучезарная улыбка, не сходившая с его лица, могла подтвердить то, что это была вовсе не поддельная радость.
- Дядя Серёжа, а меня ведь в армию забирают. Отправка через три дня.
- Игорь, не стой на пороге, проходи. Ты знаешь, я многое хотел бы сейчас тебе сказать, да вот только слов нужных не найду. Скажу одно: мне будет плохо без тебя. Ну, в общем, будь человеком.
За последние полгода племянник сильно возмужал. И странно, что он заметил это только сейчас. Под два метра ростом, косая сажень в плечах, большие мужские руки, привыкшие к любой работе. Судьба никогда особо не выказывала подростку своего расположения. Он рано стал взрослым, и в жизни привык надеяться только на себя. Серега порою заменял мальчишке отца. В глазах у Игоря стояли слёзы. Непрошеный комок вдруг подступил к горлу.
- Ну ладно, это что еще за сентиментальность? Давай располагайся. Сейчас будем чай пить. Служи как надо, ну, а когда придешь, мы ещё повоюем с тобой.
Никому из мужчин и в голову прийти не могло, что повоевать им придется гораздо раньше, ещё до возвращения Игоря из армии, и причём, в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.
Действительно, какому нормальному человеку могла прийти в голову мысль, что за столь короткий промежуток времени судьба может сделать такой крутой вираж, и всё переставить с ног на голову.
- Будь человеком Игорь, хотя сделать это гораздо труднее, чем может показаться на первый взгляд. Но ты справишься, я знаю. И пусть жадность и жажда наживы никогда не затуманят тебе разум и не закроют твоих глаз.
Игорь принял эти слова за наставления отца и прошёл с ними через всю жизнь. Они просидели до ночи. Говорили много, вспоминали прошлое. Два неразговорчивых человека здесь, видимо, дали волю своим чувствам. После чего гость ушёл, а Сергей сразу завалился спать. Таня так и не пришла.
- Наверное, у матери заночевала, - подумал он. Раньше иногда такое случалось. В голове проплывали сцены из их прошлой жизни. …

… Сейчас и в голову не могло прийти, что хотя Вадим не считал Таню проституткой, но, тем не менее, хотел лишь использовать какое-то время, и его совершенно не интересовало её на это согласие, а всё подаренное не стоило для этого человека вообще ничего.
У каждого – свой взгляд на мир. Каждый даёт свою цену вещам и поступкам. И каждый получит именно то, к чему стремится. Но далеко не каждый становится от этого счастливым.
Всё так, но сейчас ей, конечно же, не могло прийти в голову, что в этих серёжках есть и часть зарплаты мужа, незаконно у него отнятой. Ведь закон силы для многих «сильных мира сего» стал самым главным законом в жизни, но почему-то только до тех пор, пока сила на их стороне. …

… - Тань, откуда у тебя серьги?
- Да мать подарила, - ответила то, что первое пришло в голову.
В том, что его жена ночевала у матери, он был почти уверен, но вот то, что та могла сделать такой дорогой подарок, походило скорее на сказку. Старуха жила на одну пенсию и, умудряясь ещё помогать детям, всем понемногу, еле сводя концы с концами.
Женщина весело улыбнулась.
- Да вот любовник подарил, от тебя-то не дождешься.
Видимо, говорящая имела какую-то особенную способность, убеждать людей в своей невинности и правоте. И эта шутка заставила мужчину поверить в то, что ничего страшного не произошло. Он и представить себе не мог, что всё только что сказанное - правда. А впрочем, если бы даже о чем-то и догадывался, то всё равно вряд ли смог что-либо доказать. А спорить попросту бесполезно. Как говорится, не пойман - не вор, а наглость – второе счастье.
Хотя, если подумать, то оба эти суждения являются понятиями весьма и весьма спорными и, безусловно, имеют двойной смысл. Ловить воров тоже можно по-разному, а к обнаглевшему человеку счастье обычно поворачивается совсем не той стороной, какой бы ему хотелось.
Конечно же, тогда он сделал бы для себя определённые выводы, и тогда дорога жизни, возможно, не показалась бы впоследствии такой тяжёлой и ухабистой. …
- Послушай, Вадик, у меня к тебе просьба, не знаю только, удобно ли.
- Да говори ты, говори же, не стесняйся, - его голос звучал весело и непринужденно.
- Ведь мы друзья, верно? И должны помогать друг другу? Помоги, если сможешь, подыскать работу мужу, а то ведь сейчас зарплату-то вообще платить перестали, да ты и сам знаешь, что тебе объяснять.
Он, конечно же был готов к такой просьбе и всё продумал заранее. Но, сделав вид, что вопрос застал врасплох, вслух проговорил:
- Нет проблем, милая, до завтра что-нибудь придумаем.
«Какой же Вадик всё-таки хороший», - подумала Таня, положив телефонную трубку. В тот момент она не могла себе даже в страшном сне предположить то, какие последствия будет иметь их сегодняшний такой безобидный, на первый взгляд, телефонный разговор. Не ведала она и того, что, позвонив Вадиму, станет вместе с ним невольной причиной гибели очень многих людей. И их невинная кровь, что прольётся на родную землю, будет, в том числе, и на её совести, заставляя порою ни с того ни с сего вздрагивать и просыпаться по ночам.
Люди простят, но земля – вряд ли.
Сергей воспринял известие жены о возможной скорой смене места работы спокойно. Он давно уже этого ждал.

Ч.1 Гл.3

В краю лесном, в глуши таёжной,
Пощады от судьбы не зная,

Ты жил один у края бездны,
Старуху смерть не умоляя

И не прося её. Вдруг понял:
Не сможет сердце неживое

Родной земли услышать голос.
Оно - что поле ледяное.

Там холод.
И прощальный возглас его

Души уж не согреет.
Не сможет вечный лед растаять.

И даже ветер не посмеет
Раздуть огонь, что угасает.

Ко лжи и лести не приучен,
В лицо смотрел, глаза не пряча.

И может, от того злодейка
Вновь пожалела, а удача,

Живым сиянием сверкая,
К тебе лицом вдруг повернулась.

А то, что сделано для друга,
Добром и верностью вернулось,

Согрело душу в мертвом поле,
Где только тьма да смерть витали.

Они, что призраки ночные,
Кружились, но не забирали.

Не в силах этих духов ночи
К теплу и свету прикоснуться.

И, может быть, ещё удастся
В родной свой дом тебе вернуться.

На берегу весёлой лесной речки под корнем огромной, сваленной когда-то то ли ветром, то ли паводком сосны лежал зверь. Это был волк. Матёрый хищник внушительных размеров жил в этих местах уже очень давно. Ещё будучи волчонком, он потерял мать и всех братьев. Волчица вместе с выводком попала в облаву. Не захотев бросать детей под пули охотников, она упала на щенка, закрыв того собственным телом. Это и спасло ему жизнь. Братьев разорвали собаки. У молодых волчат и их матери охотники отрезали зачем-то головы, а тела так и остались валяться на снегу.
Так пролежал двое суток, пока, уже коченея и теряя сознание, не услышал вдруг над собой злое воронье карканье и не почувствовал сильный удар в голову. Кровь залила глаза. Это была первая в его жизни схватка. Щенок оказался гораздо меньше огромного черного ворона и, кроме того, сильно ослаб от голода и холода за те двое суток, что пролежал на снегу без движения. Но тем не менее он, не раздумывая, сразу бросился в атаку.
Птица такого поворота событий явно не ожидала. Она считала зверька давно уже мёртвым и в удивлении отскочив в сторону, уселась на нижней ветке стоящей неподалеку сосны. Остальные вороны тоже взлетели на дерево. Им было любопытно посмотреть на маленького героя, что еле стоял на тоненьких ножках и зло скалил не успевшие ещё вырасти зубы.
Помощь пришла неожиданно. К поляне приближался человек на лыжах. Он шёл быстрым и уверенным шагом, что сразу выдавало в идущем старожила здешних мест. Посадив несчастного в сумку, не обращая внимания на истошные крики воронья, человек быстро зашагал дальше. Так дядя Фёдор в первый раз спас волку жизнь.

…Приняв решение, поднялся немного выше своего старого следа и пошёл навстречу собакам. Выбрав большой камень, занял исходную позицию так, что собственный след проходил внизу, на расстоянии в несколько метров.
«Одержимая жаждой крови, свора идёт по следу, особо не обращая внимания на посторонние запахи».
И собаки не заставили себя долго ждать. Их было штук семь или восемь. Сбившись в плотную кучу и заливаясь злобным лаем, псы уверенно шли вперед.
«Медлить некогда». Широко расставив передние ноги, приготовился к прыжку, а через секунду уже оказался в самой гуще собачей стаи. Мгновение, и три пса бились в предсмертных судорогах, валяясь на снегу с разодранными в клочья глотками. Они получили именно то, чего так желали.
Убивать ради удовольствия или для того, чтобы угодить кому-то, чуждо серого отшельника, что убивал лишь тогда, когда нужно выжить, оставшись верен себе и на этот раз.
Оставшиеся в живых, оставляя на снегу кровавые следы, с визгом бросились в разные стороны. После этого хотел было сразу кинуться бежать обратно, подальше от страшного места, но что-то как будто удержало. И именно это что-то спасло зверю жизнь. Замешкавшись, осторожно вышел из-за камня. Воздух прорезали оружейные выстрелы. Снег вздыбился фонтанчиками от пуль. Одна из них попала в ногу. За собаками шли люди. В пылу схватки он не обратил внимания на приближающихся охотников.

…А вот то, что произошло дальше, он запомнил хорошо на всю оставшуюся жизнь. Когда эти трое поравнялись с огромной сосной, что стояла прямо на тропе, им на голову, словно камни, упали три каких-то зверя. Оказалось, что это люди. Незнакомцы, одетые в медвежьи шкуры и в сапогах, сшитых из точно таких же шкур, в течение нескольких секунд обезоружили путников и связали их по рукам и ногам. Сверху слезли еще трое и развернули приготовленные заранее носилки. Погрузив на них пленников, нападавшие быстро удалились в чащу леса.
«Ну и дела. Успели как раз вовремя. Не зря спешили-то, видно».
Отойдя подальше от тропы, странные люди переложили свою ношу на спрятанные в овраге сани.
Увиденное сильно озадачило. До сих пор зверь считал, что двуногие существа охотятся только на него или ему подобных. То, что сейчас они начали охоту друг на друга, попросту не укладывалось в голове.
«Разве я, матерый хищник, стану охотиться на других волков, даже если буду очень голоден? В лесу всегда можно найти другую пищу, так зачем же есть себе подобных? Понять то, что произошло на этой поляне, сложно, пожалуй, даже слишком». Серый не мог знать о том, что странные создания, которые выступили в роли нападавших, на самом деле лишь защищались, а об окончательном исходе этого поединка вряд ли кто-либо когда узнает.

…Грохот выстрела и собачий лай разозлили гостя не на шутку. Стало видно, что он сильно нервничает. И тут случилось то, чего даже матерый серый хищник ожидать не мог. Медведь вдруг бросился прямо на человека. Старик вскинул ружье и выстрелил. Пуля прошла вскользь по гладкому мохнатому лбу, рассекла при этом кожу не причинив никакого вреда. Одним стремительным прыжком волк оказался между человеком и зверем.
Мишка на секунду опешил и остановился. Собака, которая вдруг перед ним выросла, словно из-под земли, казалась совсем не похожей на тех двух, что бегали вокруг. Она не лаяла и не кидалась на него, а просто стояла и смотрела в глаза, не моргая. Но в ее взгляде, пожалуй, была та холодная и непоколебимая уверенность в себе и своей правоте, сочетавшаяся с такой неистовой злобой, что даже у бывалого вояки неприятный холодок пробежал по всему телу. Он понял, что противника, наверное, можно будет убить, но заставить отступить вряд ли удастся.
Той секунды, на которую от неожиданности застыл косолапый бандит, оказалось вполне достаточно для того, чтобы сделать тот один-единственный точный бросок и вцепиться врагу в горло. Но мишка тоже оказался бойцом опытным и приемам борьбы с волками обучался с детства. Сильным ударом лапы по голове он стряхнул серого со своей шеи. Но тот так и не разжал челюсти, оставив у себя в зубах клок медвежьего горла. Упав на снег, потерял сознание от сильного удара. Но, повинуясь давно выработанному рефлексу - никогда не лежать перед наступающим врагом и не просить милости у победителя, даже находясь в бессознательном состоянии, все же сумел вновь подняться на ноги. На его морде застыла такая свирепая улыбка, с куском медвежьей шеи в зубах, что враг вновь на мгновение опешил. Он нанес этой собаке весом не более пятидесяти килограммов удар, которым валил с ног лося, содрав когтями шкуру со спины так, что она свисала лохмотьями по бокам, а окровавленные лопатки, уродливо торчали наружу. В этот момент мишка, наверное, уже понял, что перед ним не простая собака.
«Но почему? Почему волк заступается за человека»? Силы оставалось еще очень много, и бандит хотел уже броситься вновь в атаку и смять под собой обоих своих противников, но не успел. Пользуясь данной ему передышкой, дядя Федор перезарядил ружье и, приставив его к огромной мохнатой голове, выстрелил.
Больше уже ничего не помнил. Сознание окончательно улетучилось. Очнулся только дня через три в избе у старика.

Ч.1. Гл.4.

А люди ль вы, асфальта дети,
Взрослея, выросли так рано.

Готовы были все на свете
Продать, ступив на путь обмана.

Накинув на судьбу уздечку,
Смеясь, вонзали в ребра шпоры.

Считая, что гнедая лошадь
Помчит вас через реки, горы

К мечте, единственно так нужной,
Залившей очи ярким светом.

И лошадь в бешеном галопе
Вперед неслась, круша при этом

Все, что дорогу преграждало,
К сиянью идола слепого.

Там пустота, его начало,
Жестокого, и неземного.

Не знали вы: судьбой коварной
Узда, давно уже не правит.

Она летит своей дорогой,
Внимания не обращает

Уж ни на что вокруг. Лишь только
Свистит в ушах свирепый ветер.

Тот, что совсем еще недавно
Лицо ласкал, и свеж, и светел.

Конца пути вдали не зрея,
Не знали, что же будет дальше.

Разжались пальцы вдруг, слабея,
Во взгляде не было уж фальши.

И на скаку с коня сорвавшись,
Упав на землю в чистом поле,

Подумайте о том, как дальше
Прожить, греха не зная боле.

…Отправляя в тайгу Сергея, он «убивал» при этом сразу «двух зайцев»: во-первых, тот мог принести пользу как опытный специалист (Серёга в свое время закончил геологоразведочный факультет), а во-вторых, после его смерти Таня становится совершенно свободной, и больше никто не станет мешать ему вдоволь с ней позабавиться. Убить ради этого человека и вовсе ничего не стоило.

…- Сережа, я хотела с тобой поговорить, - неожиданно для самой себя обратилась она к мужу таким тоном, каким никогда раньше с ним не разговаривала. Сердце человека неприятно защемило. Супруга отчего-то сильно хотела его заранее утешить. Он прекрасно это понимал и, пожалуй, даже догадывался отчего.
- Сережа, ты знаешь, я решила сделать аборт. - Над комнатой повисла не предвещающая ничего хорошего тишина. Лицо мужчины внешне никак не изменилось, и только он один знал то, что творилось в тот момент у него на душе. Сказав то, что хотела сказать, просто уставилась в телевизор, всем своим видом показывая, что вовсе не собирается спрашивать ни у кого совета. Она сама для себя давно уже все решила и сообщила сейчас о своём решении лишь для того, чтобы потом это не было для мужа неожиданностью.
В ответ ожидала услышать крик, ругань, мат, - ну, в общем, все, что угодно, но только не молчание. От этого стало как-то не по себе, и Таня украдкой, искоса взглянула на супруга. А то, что увидела, заставило вдруг вздрогнуть. Мертво-бледное лицо и безразличный, ничего не выражающий взгляд отдавали леденящим душу холодом.
- Ты знаешь, - наконец, проговорил он, - ты хочешь убить ребенка, не спросив на то моего мнения? Но ты забыла, что у тебя тоже есть сын. И если ты убьешь самое дорогое, то, - он на секунду замолчал, - я не знаю, что я тогда сделаю.
То, каким тоном это было произнесено, заставило мамашу поверить его словам. Она поняла, что прежде, чем исполнить замысел, нужно будет прикончить и этого человека, что лежит напротив неё на диване, а поскольку он завтра уже уезжает и приедет неизвестно когда, то затее, по всей видимости, сбыться не суждено. Осталось слишком мало времени.
Заснуть не могла. В ушах стояли слова Сергея, слова Вадима. Только сейчас, она, кажется, начинала понемногу понимать, что та забота, которую проявлял Вадик к ее семье, была какой-то наигранной и неестественной. Если бы он действительно искренне любил ее, то должен был бы вести себя по-другому. Как именно, не знала. Наверное, это вновь что-то подсказывало ей женское “чутьё.

…Закрыв за Сергеем дверь, Таня еще долго стояла возле окна и разглядывала снующих туда-сюда по тротуару людей. Неприятное предчувствие грызло душу. Она вдруг стала понимать, что этот человек, который только что уехал в кузове скрывшегося за поворотом грузовика, был бесконечно дорог и, несмотря на то, что они все время ссорились и ругались, казался сейчас гораздо надежнее и ближе всех остальных. Что-то подсказывало женщине, что она долго не встретится теперь со своим мужем. Стоявшая гнала эти мысли прочь, но они возвращались вновь и вновь и, казалось, вовсе не собирались спрашивать ни у кого на это разрешения.
«Тьфу ты, - разозлилась вдруг на саму себя, - ерунда какая-то», - и, отойдя от окна, пошла на кухню греть кофе. Скоро должен прийти из школы сын.
Стук в дверь отвлек от мрачных мыслей. На пороге стоял Артем. Мать поцеловала школьника в щеку.

Ч. 1 Гл. 5

Край живописный, но суровый
Душой познал отшельник старый,
Что жил в глуши лесов сосновых.
Он, словно путник запоздалый

У горной речки насладиться
Струею чистой и прохладной
Всегда был рад. Был рад напиться
Ее водой, такой приятной.

С народом пришлым и неновым
Горячей дружбы не водил он.
И потому, наверно, лишним был
В поселке - там не жил он.

В миру не мог с людьми ужиться,
Где правят нравы лжи и лести.
Душою с ними не смириться -
Там нет ни совести, ни чести.

И лишь когда судьба лихая
Берет за горло хваткой мертвой,
На помощь, хоть его не звали,
Придет всегда. Злодейке подлой

В лицо все выскажет. И видно,
Не сможет жить уже иначе.
Поддержит, твёрдою рукою
В несчастье, горе, неудаче.

Слова слащавые не ведал,
На лесть, способен был едва ли.
И видно оттого в народе
Его, отшельником прозвали.

…Ярко-красное солнце склонялось к закату, освещая своим чудесным светом окрестные леса. Оно, как бы давало еще один шанс всему живому в последний раз насладиться своим тёплым и нежным сиянием перед стремительно приближающимися осенними сумерками. Еще минута – и светило спряталось в ветвях огромной липы, одиноко стоящей на самой вершине скалы. Казалось, что оно резвилось и играло в ее развесистой кроне, искрясь и переливаясь порою самыми неожиданными цветами. Но прошло еще несколько минут, и вся эта волшебная радуга скрылось за горизонтом. На вершине дерева одиноко сидел коршун. Для него закат еще не наступил. Он в последний раз спокойным взглядом окидывал близлежащую окрестность. Вдруг птица сорвалась с дерева и, расправив крылья, стремительно понеслась вниз, едва не цепляясь за верхушки деревьев. Но на сей раз, ничего видимо не получилось, добыча ускользнула. Неудачливый охотник круто взмыл вверх, сильно взмахнув крыльями, а потом исчез где-то под кронами огромных сосен.
Прямо у подножья совершенно отвесной скалы бил из-под земли ключ со студеной и прозрачной, словно слеза, водой. Ручей, весело журча и прыгая по мелкой гальке, нес холодную и свежую ключевую воду вниз, даря влагу и жизнь всему живому вокруг.
Ниже скалы, на вырубках, прямо на берегу речушки, стоял небольшой свежесрубленный домик. Если сказать точнее, то срубили его лет пять назад. Но за это время огромные лиственницы толщиной не меньше метра время тронуть еще не успело, они лишь слегка изменили свой цвет, чтобы пролежать здесь еще не один десяток лет.

…Одиноким, однако, он себя в этой глуши никогда не считал и мог часами просиживать на берегу ручья, разговаривая с лесом, землей, водой. Старик видел их, безусловно, предметами одушевленными, преклонялся и уважал. Со стороны могло показаться, что он сошел с ума от одиночества, а в народе вообще рассказывали самые невероятные истории. И хотя можно без преувеличения сказать, что этот человек с людьми не общался, а, совсем напротив, старался вести как можно более уединенный и даже скрытный образ жизни, в деревне про него знали все. Говаривали даже, будто бы водит странный «отшельник» дружбу с самим лешим.
Однажды два охотника встретили Федора в лесу со сломанной ногой. Перелом был открытый, и кость торчала наружу прямо из бедра. Они ему не помогли. Просто развернулись и ушли восвояси.
«Пусть подыхает. Собаке - собачья смерть». По всем правилам медицинской науки, человек с подобной травмой должен потерять сознание от болевого шока и уж во всяком случае никак не смог бы самостоятельно передвигаться. Случилось так, что через месяц те двое вновь попали в эти места. Идя берегом ручья, они увидели незнакомца и сразу узнали его. Мурашки забегали по спине, а лоб покрылся мелкой испариной. Старик поднялся на ноги и скрылся в зарослях черемухи, не проронив ни слова.

…И мишка, в свою очередь, долго ждать себя не заставил. Ночную тишину нарушил треск ломающейся изгороди. Федор взял ружье и вышел на крыльцо. Выстрелив в сторону непрошенного гостя, видимо, надеялся испугать зверя. Но не тут-то было. Голодный шатун лишь рассвирепел еще сильнее и бросился прямо на человека. Выстрелив второй раз, в голову, старик взял чуть выше, и пуля лишь вскользь задела широкий мохнатый лоб, не причинив его хозяину никакого вреда. Этот поединок, по всей видимости, оказался бы для человека уже самым последним, но помощь пришла неожиданно. Между ними вдруг, словно из-под земли, вырос огромный волк. Взгляды двух зверей на секунду встретились, но силы оказались не равны, и после короткого поединка серый остался лежать на снегу в луже собственной крови. Однако этих нескольких секунд хватило человеку для того, чтобы перезарядить ружье. Он вновь выстрелил два раза в упор, и огромное тело косолапого разбойника рухнуло на снег без малейших признаков жизни.
Победителей не судят, а о мертвых плохо не говорят. И поэтому дискуссия о том, кто прав, а кто виноват в сложившейся ситуации, не стоила бы, пожалуй, и выеденного яйца. Каждый пытается выжить, как может, однако, почти каждый может гораздо больше, чем то, что он делает для того, чтобы выжить.
Встав на колени, склонился над несчастным. Тот еще дышал. Осторожно взяв беднягу на руки, понес в дом, стараясь не спотыкаться и не делать резких движений.

…Фёдор уже давно предполагал, что где-то за Урочищем дьявола живут люди. Он часто видел их следы. Это были очень маленькие следы странных незнакомцев, гуляющих по лесу в такой обуви, в какой никто из деревенских никогда не ходил. Но что это за люди, и чем они там занимаются? Старик всегда старался гнать прочь от себя ненужные мысли. И лишь когда откуда-то из-за голой сопки начинал подниматься в небо рыжий дым, мысли о чем-то неведомом и загадочном вновь посещали его.

…- Здравствуй, - проговорил вошедший. Остальные также кивнули в знак приветствия головами. Далее наступила минутная пауза. Федор понял, что они пришли, чтобы сообщить ему нечто важное.
- Ну, здравствуй, - наконец, ответил старик.
- Когда я лежал у тебя больной, то поведал некоторые из тех знаний нашего племени, про которые никто из людей знать не должен.
От этих слов на лбу выступил холодный пот. Было ясно, куда тот клонит.
«Хотя, с другой стороны, если бы пришедшие хотели меня убить, то сделали бы это незамедлительно и без лишних разговоров. Штрафовать тоже наверняка не станут, не в их правилах. Но что же гостям тогда нужно?
Леко продолжил:
- Тайну живой воды ты знал еще до встречи со мной, но никому ее не поведал. Это хорошо, значит, ты не болтливый. Кроме того, я рассказал тебе тайну мертвой воды и тайну дерева жизни. Ты должен в присутствии всех жителей племени дать клятву, что об этих знаниях не узнает больше никто из людей, и они умрут вместе с тобой. Ибо передавать учение другим может лишь совет племени. Согласен ли ты, человек, дать слово и поклясться на крови?
- Дак уж понятно, не откажешься, - подумал про себя, а вслух спокойно произнес:
- Да, я согласен.
- Ну, что же, тогда нужно двигаться в путь. Идти придется целый день, - закончил Леко.
- Давайте выйдем завтра, пораньше утром. Нужно дать лошадям корма на трое суток. За это время я успею вернуться?
- Да, за трое суток ты вернешься. Давайте выйдем завтра утром, - согласились гости.
Серый разбойник лежал, развалившись возле пока еще холодной печки. Во время разговора он, не отрываясь, напряженно наблюдал за вошедшими, и что именно было у него на уме, пожалуй, никто в доме даже не догадывался.
На следующий день рано утром, когда небо на востоке еще лишь едва-едва начинало светлеть, двинулись в путь. Дорога в «пещерный город», как называли это место спутники дяди Федора, проходила по местам хорошо знакомым. Тропа виляла между оврагов и завалов из камней. Иногда она была видна, а местами совсем терялась, и Леко определял ее месторасположение по одним лишь ему известным ориентирам. Когда солнце уже клонилось к закату, путники подошли к центральному входу в пещеру. Протиснувшись в узкий проход, оказались в довольно просторном помещении, посредине которого горел огонь и сидели два человека.
- Садись и жди, - тихо проговорил Леко.
После этого все трое провожатых словно провалились сквозь землю. Он сел на свободное место у огня. Два новых собеседника оказались людьми, совершенно не умеющими разговаривать, по крайней мере, в том смысле, в каком это принято у обычных людей. Они сидели так в полном молчании минута за минутой час за часом, лишь изредка подбрасывая дрова в огонь, и это, пожалуй, было единственным отличием их от тех каменных изваяний, что плотным рядом так же уселись вдоль стен пещеры. Так постепенно прошла вся ночь. А утром двое, те, что сидели у огня, ушли, и их места заняли другие.
Спустя некоторое время в помещение вошли ещё человек десять, одетых более чем странно. Вошедшие сильно отличались от тех людей, что сопровождали старика в лесу, и тех, что просидели рядом с ним возле костра всю ночь. Одежда их казалась более изысканной, а кроме того, лицо и руки каким – то особым образом покрывала угрожающая ритуальная окраска.
В центре стоял абориген, в котором без труда можно было узнать самого главного. Сердце бешено колотилось в груди. Впечатлений накопилось уже более чем достаточно для одного вечера. Одинокий лесной отшельник и представить себе не мог, что практически совсем рядом с цивилизацией живет полудикий пещерный народ. Живет по своим не- писаным законам, которые, естественно, считает самыми правильными и справедливыми.
Люди расселись полукругом вокруг костра. Главный расположился посредине и оказался как раз напротив. Только сейчас Федор заметил, что стены и потолки помещения, в котором они находились, расписаны с низа и до самого верха. Это были сцены обрядов, жертвоприношений и просто жизни этих людей. От выражений некоторых лиц, пристально смотрящих с каменных сводов грота, мурашки начинали быстро бегать по коже, как, впрочем, они бегали и от выражений лиц тех угрюмых воинов, что только что вошли в этот не менее угрюмый зал. Сейчас пожилой человек, кажется, понял, что его судьба находится целиком и полностью в руках вот этих самых “дикарей”, что сидели и просто молчали, тупо уставившись куда-то в темноту, и от этого на душе становилось еще хуже.
Но снаружи, он испуганным отнюдь не выглядел. Ни тени страха не было на суровом, прожженном ветрами и пропахшем дымом лице.

Ч.1 Гл.6

Уйдя от шума тесных улиц,
Могли ль мы знать, куда попали.
Шагая твердо в неизвестность,
Ничьей мы милости не ждали.

Но приговор, спокойно смертный,
Уж был заранее подписан.
И наш убийца неизвестный
Доволен был и независим.

Ломая жизнь, судьба лихая
Со вздохом руки утирала.
А то, что сделала, злодейка
Сама тогда не понимала.

…Полоска ровной земли в этой горной стране являлась не чем иным, как долиной небольшой речушки, что протянулась на несколько десятков километров по окрестным лесам. Речка неимоверно радовалась предоставленной ей свободе и выделывала немыслимые зигзаги среди причудливых нагромождений камней, создавая при этом девственный и ни с чем не сравнимый пейзаж. Александрыч оказался, по всей видимости, единственным в экспедиции человеком, кто не особенно восхищался от того, что люди, наконец, увидели это ущелье, в которое с таким трудом пробирались последние несколько дней. И на то у него, видимо, имелись достаточно веские причины. Пройдя еще с километр по мелкому галечнику, оказались возле небольшой избушки, обнесенной высоким частоколом. Ребята стали готовиться к ночлегу.
Солнце уже клонилось к горизонту. Дикая природа, пока еще не тронутая цивилизацией, покоряла необыкновенным спокойствием и непревзойденным великолепием. Здесь все жило своей особенной, размеренной жизнью. Неудержимо неслась в даль неугомонная речка. Ветер слегка трепал верхушки сосен, которые в ответ лишь устало шелестели кронами. Заухал где-то вдалеке филин, недовольный причиненным ему беспокойством. Высоко в небе застыл, широко расставив крылья, коршун, внимательно высматривая свою добычу. Тайга вовсе не была такой мрачной и безжизненной, какой могла показаться на первый взгляд.

...- Когда я был еще совсем ребенком, то жил на хуторе, в двадцати километрах отсюда. Поселение состояло из семи домов. Семь больших семей. Держали много скотины и пчел. Тем и жили. Однажды у нас на ночевку остановились два геолога. Оказалось, что они собирались идти именно сюда, в эти самые места, и выяснить, есть ли все-таки здесь на самом деле золото. Мы их отговаривали, но все рассказы про лешего незнакомцы называли сказками. Уговоры не подействовали. Люди ушли и обратно уже никогда не вернулись. Через месяц все мужики, взяв с собой ружья и топоры, отправились на поиски. Никого, конечно же, не нашли, но обнаружили два обглоданных черепа на камнях. Один из них мой отец узнал сразу по железным зубам на верхней челюсти. Это были те самые геологи, что так упорно не желали верить в сказки про лешего. С тех пор никто из наших сюда не ходил. И лишь один человек до сих пор живет неподалеку, по другую сторону хребта. Это мой старый знакомый, бывший сторож с леспромхозовских вырубок. Все зовут его просто: Федор. Отчества и фамилии никто не знает. С людьми не общается, лишь при крайней необходимости. Говорят, также, что отшельник водит знакомство с самим лешим, и поэтому тот его никогда не трогает. Наверное, это все сказки, по крайней мере, я не верю.

…До избы дошли быстро. Усталости не чувствовалось. Физическую усталость с лихвой восполнял невероятный душевный подъем. Драгоценный металл оказался неплохим лекарством, хотя нет, наверное, это был всего лишь наркотик, что позволял на какое – то время отвлечься от проблем, не решая, а, совсем напротив, ещё более усугубляя их впоследствии.
Сашок и дядя Гриша тоже вернулись не с пустыми руками. На горе они обнаружили пещеру. Внимательно обследовав ее, нашли там зеленые камни, взглянув на которые Александрыч сразу узнал малахит. А два неказистых «булыжника», что Григорий небрежно сунул себе в карман, оказались алмазами. Не особо крупными, но, тем не менее, очень драгоценными и дорогими камнями.

…- Ну, что, Пашка, пора, пожалуй, кончать весь этот концерт. Что там у нас на сегодняшний день в ящике-то накопилось? - Лелик достал из нагрудного кармана записную книжку.
- На вчерашний день было четыре крупных самородка и золотой песок весом где-то около пяти килограммов, два алмаза, восемь изумрудов и целая куча малахита под кроватью. И это за три дня работы наобум, без всякой подготовки.
- Вот это да! Не слабо! - воскликнул, тараща на товарища от удивления глаза, Пашка.
- Да уж хозяин будет доволен. Действительно, пора закругляться. Сейчас грохнем Толика, и концы в воду.
- Да ты что! С ума сошел, что ли? Убивать Толика не станем. Нам за это не платят, и лишняя мокруха ни к чему. Забрать драгоценности и смыться, как ты понимаешь, тоже не сможем. У шефа руки длинные. Он нас из-под земли достанет. Пусть уж лучше все идет по плану, как задумал хозяин. Те парни, что сейчас поджидают нас в ущелье, все сделают как надо.
- Давай по порядку.
- Сейчас идем в избушку, якобы сломалась кирка, и мы вернулись, чтобы взять новую, - с этими словами Паша сломал совсем еще новый черен у кирки, - Толик ничего не заподозрит. Я его отвлеку, а ты стукнешь не- сильно по голове. Смотри только, не переборщи, не помер чтобы. Потом быстро вяжем по рукам и ногам. Забираем только самое ценное, ровно столько, сколько сможем унести. Я вот тут вчера бумажку у Александрыча из кармана вытащил. Здесь карта долины. Как видишь, все правильно. Где сколько нашли мы и сколько находили до нас. А вот эта карта для хозяина. Здесь все с точностью до наоборот. Так что пусть они еще порыщут в поисках золотишка-то. А мы с тобой отчитаемся перед шефом и вновь вернемся сюда, чтобы взять столько, сколько нам будет нужно. Когда придем домой, отдадим начальнику только золотой песок и ложную карту, скажем: больше ничего не было. Алмазы, самородки и настоящую карту припрячем где-нибудь по дороге в надежном месте.

…Хлесткий оружейный выстрел, нарушивший сказочную тишину уже погрузившегося было в глубокий сон зимнего леса, вдруг прервал его рассуждения. Казалось, что тайга встрепенулась и обратила, наконец, внимание на тех людей, что ради своих рутинных и мелочных делишек посмели нарушить ее величественно - неприкосновенное безмолвие.
- Нет, Серега, сейчас им, пожалуй, не до нас.
Спустившись вниз по склону, вышли на берег речки, и то, что предстало перед глазами удивленных геологов, заставило двоих опытных, видавших виды таежников задуматься над тем, с кем же все-таки они имеют дело. Паша тащил безжизненное тело Лелика к воде. Он бросил его в мутную стремнину, и тот беззаботно поплыл вниз по течению, наверное, разыскивать то призрачное счастье, к которому так стремился всю свою короткую жизнь, ставя при этом на кон все, что у него было, а зачастую и то, чего не было никогда и никогда ему не принадлежало.
- Как жил, так и умер, - со вздохом проговорил старик, снимая шапку. Сергей молчал. Наверное, просто не было слов.
- Делиться не захотел, - угрюмо добавил он наконец.

…- Ловушка захлопнулась, - только и смог выдавить из себя Сергей. Они поднялись по крутому склону горы, спрятавшись наверху так, что палатки находились прямо под ними, и можно было отчетливо расслышать все голоса. Паша разговаривал со старшим отряда.
- Они спохватятся только вечером, когда придут с работы. Карта и золото у меня.
- Я дам тебе одного провожатого – пойдешь к шефу и всё ему расскажешь. С экспедицией покончим сегодня же. Так и передай. Через полтора часа выступаем и подождем этих идиотов в их уютной избушке.
Все стало на свои места.

Ч.1 Гл.7

В суете и круговерти
Шумных улиц жизнь проходит.
Безвозвратно в неизвестность,
Словно тень, она уходит.

Отличить врага от друга
В этой гонке невозможно.
И лицо родное вьюге
Навсегда отнять не сложно.

Крик, о помощи молящий,
Лай взбесившейся собаки
Ничего в душе не тронут,
Не блеснет искра во мраке.

Зверь двуногий беспощаден
К тем, кто лучше и добрее,
Но заискивает подло
Перед теми, кто сильнее.

…Ей стало неприятно, и, оттолкнув своего ухажера, хозяйка уже хотела было пройти в ванную, чтобы умыться, но тот грубо схватил ее сзади за шею.
- Отпусти, а то я закричу.
- Что, сука, кричать будешь?! А чего же ты не кричала, когда я тебе побрякушки золотые дарил? Несчастная попробовала вырваться, но Вадик схватил и грубо швырнул её на пол. Падая, ударилась головой об угол стола и больше уже ничего не помнила. Очнулась лежа на диване. Рядом валялось изорванное нижнее белье.
«А ведь совсем еще новое», - подумала вдруг и только теперь поняла, что гость ее насилует. Голова закружилась, а в глазах вновь все помутнело. Но Таня вспомнила, что скоро должен прийти сын, и нечеловеческим усилием воли все-таки смогла удержать себя в руках, не потеряв в эту секунду сознание. Сколько бы эта пытка не продолжалась, но в конце концов она всё таки кончилась.
- Ну, вот и все. Он похлопал ее по голым ягодицам жирной ладошкой и уже почти весело добавил:
- Смотри у меня, больше так не брыкайся, а то в следующий раз я с друзьями приду.

…На прошлой неделе Артем убил из рогатки точно такого же воробья. Он был безумно рад, почти что счастлив. Кошки долго таскали по двору безжизненное тело птицы. А Тане вдруг отчего-то сейчас стало ее жаль. Наверное, эта убитая птичка чем-то напомнила ей самою себя. До сознания, только сейчас стали доходить те прописные истины и каноны нехитрого человеческого счастья, которые, казалось, понятны даже ребенку. И только сейчас стало ясно, что золотые серьги в ушах - они всего лишь оттягивают уши, а душу согреть может только доброта и простое человеческое участие.
Теперь она это поняла, но, наверное, уже слишком поздно. Поняла и вдруг вспомнила Серёгу. Когда было плохо, женщина почему-то всегда вспоминала именно его. Поймав себя на этой мысли, сама пока ещё не понимала, приятно ей это или нет. Из всего того, что было между ними, ничего плохого на ум почему-то не приходило. И от этого становилось еще больнее.
«Сейчас в тайге выжить нелегко ни человеку, ни зверю. Хотя в наше время и в городе, пожалуй, не легче». Действительно, люди порою бывают еще более жестоки и равнодушны, чем безжалостная, но справедливая стихия. Всё это ясно стало только сейчас.

…Дни потянулись один за другим, серые и похожие друг на друга. На пятый день пребывания в больнице её вызвали в комнату для свиданий. Санитар сказал, что пришел мужчина с ребенком. Сердце в груди бешено заколотилось. Но, войдя, она чуть было не потеряла дар речи. Там стояли, словно два заправских друга, Вадим с Артемом. Ставшие вдруг непослушными ноги кое-как дотащили до кушетки. Присев, уставилась ничего не понимающими глазами в стену.
- Мам, как у тебя дела? - весело заговорил Артем. - А мы тут с дядей Вадимом гостинцев тебе принесли. Ты, кушай давай и поправляйся поскорей.
- Артем, ты почему пришел с этим человеком? - только и смогла выдавить из себя несчастная.
- Да ты чего, мам? Испугалась, что ли? Я иногда ночую у дяди Вадима. У него дома так классно! Он вон мне и костюм новый недавно купил. На, я тебе газетку принес почитать.
С этими словами, улыбаясь, мальчик протянул матери свежий номер местной газеты.
- Ты знаешь, дядя Сережа, кажись, уже никогда не вернется. Пишут, что какой-то там несчастный случай в горах произошел. Он без вести пропал. Тело до сих пор найти не могут. Остальных сегодня будут хоронить. А его, его волки прямо там и слопали. Их в тех лесах полно, говорят.

…Главврач больницы оказался приятным мужчиной на вид лет сорока – сорока пяти.
Вошедшая, вкратце рассказала свою историю. Внимательно выслушав рассказ, человек улыбнулся и, глянув на непрошеную гостью поверх красивых очков в золотой оправе, и тихо проговорил:
- Ну, это еще ничего, милочка. У нас здесь и Шерлок Холмс есть, и доктор Ватсон, и даже этот, как его, кажись, Элькюль Пуарро. Уж они-то наверняка мигом распутают твое запутанное дело.
- Да Вы, да Вы что, Вы что, мне не верите? Ее душили гнев, обида и жалость к самой себе одновременно. Все это сплелось в один клубок, засевший далеко внутри.
- И не переживайте так сильно. Мы Вас вылечим. Случаются случаи и потяжелее.
Таня с трудом могла стоять на ногах. Голова сильно кружилась.
- Помоги женщине, проводи до палаты, - уже совершенно другим тоном произнес сидевший, обращаясь к санитару.
- Сейчас все сделаю, Алексеич, - живо отозвался детина из-за двери и вывел её в коридор.
- Ну, катись быстро отсюда, пока в памяти, - зло бросил он на- последок.
Несчастная поняла, что попала в западню.

Ч.2 Гл.1

Тайга, стихия тьмы и света,
Жестока, зла, но справедлива.
И для нее порой утехой
Бывает смерть. Она красива.

Но к слабым, жалости не знает.
Погибнуть в дебрях мало проку.
Вороны тело растерзают
И разлетятся. Без умолку

Крича, смеясь и наслаждаясь,
Кровавой жизни смысл знали.
И вновь, над жертвой измываясь,
Злодейки, пиршество собрали.

Сложнее выжить, не погибнуть,
Собрав в кулак остаток воли,
Идти, ползти, дышать, не сникнуть
Перед своею злою долей.

И лишь тогда, в борьбе со страхом
Ты обретешь лицо и имя.
И лишь тогда, не станешь прахом,
Пройдя рубеж неодолимый.

…Уходить решили, разделившись на две группы. Толик, Сашок и дядя Гриша - через хребет, а оттуда по лесовозным дорогам к человеческому жилью. Григорий знал эту дорогу достаточно для того, чтобы не сбиться с пути. По крайней мере, так казалось ему самому. Александрыч и Сергей пошли обратно по той же самой тропе, по которой экспедиция пришла в долину. Этим они отвлекут внимание бандитов на себя, что, возможно, поможет спастись товарищам.
- Выступаем прямо сейчас. Свернем с дороги в километре от избы. Остаётся надеяться, что наши преследователи клюнут на эту удочку и пойдут по следу. Ну, Серега, двинули, что ли, - закончил Александрыч свои рассуждения. Сергей ничего ему не ответил, но все, что нужно, старик прочитал в его глазах.
В голове у парня за эти несколько секунд промелькнуло очень многое. Но сейчас, достаточно ясно ощущая на своем затылке холодное дыхание смерти, уже ни о чём не жалел, ни в чем не раскаивался.
«Возможно, в жизни было совершено немало ошибок, но божьих заповедей я старался не нарушать». Нельзя сказать, что смерть была ему совсем безразлична. Просто слишком много пришлось испытать за последние несколько лет. Слишком много для того, чтобы ее испугаться. Боль и обман, обиды и унижения и еще очень многое, что вообще нельзя выразить никакими словами. Хотя, с другой стороны, он прекрасно понимал, что «там» - есть люди, которые хотели бы видеть его именно живым, есть дела, которые нужно во что бы то ни стало закончить. И именно поэтому человек решил вступить со смертью в тот последний и решающий поединок, и именно во имя жизни на земле.
Наверное, это была одна из первых жизненных истин, которую поведали странному незнакомцу эти горы. Тех истин, что невозможно постигнуть, сидя в уютной городской квартире, где порою даже самые мелочные и никчемные события могут показаться весьма значимыми и весомыми. И только сейчас мужчина, кажется, начинал понимать настоящую цену вещам, событиям да, пожалуй и людям, вовсе не жалея, что для того, чтобы осмыслить это, ему пришлось заглянуть в стеклянные глаза старухи с косой. Ибо, только постигнув самую главную истину, душа обретает то необыкновенное состояние покоя, когда человек начинает смотреть на окружающий его мир уже совершенно по-другому.

…Казалось, что вьюга попросту сошла с ума. Она бесилась, верещала, кричала, стонала, приходя в неистовую ярость от того, что упрямые люди до сих пор еще не умерли, несмотря на все её неимоверные усилия. Так продолжалось часа четыре, пока идущий впереди Толик вдруг не повалился лицом в снег и не заявил, что никуда дальше не пойдет:
- Лучше уж здесь умереть.
- Ну что же, пожалуй, я тоже останусь, - спокойно произнёс дядя Гриша, - Я стар, а ты, Сашок, иди, авось выберешься.
- Да вы что, я вас не брошу. А может быть, нас никто уже и не преследует. Они-то, небось, тоже люди, устали поди, да в избе отдыхают, чай пьют. Давайте костерок разведем, обогреемся, перекусим чего, а там можно и в путь тронуться.

…Сергей вдруг негромко начал бормотать себе под нос:
- Человек вынул нож. Серый, ты не шути. Хочешь крови – ну, что ж, я такой же, как ты.
Александрыч оборвал его на полуслове.
- Слушай, ты, Серый, помолчал бы лучше. Переохладился, видать. В планы этого зверюги явно не входит то, чтобы пустить нас на мясо сейчас, иначе бы он вел себя совсем по-другому, уж ты мне поверь. А вот что ему нужно, я и сам пока понять не могу. Ведь не заблудился же, в конце-то концов.
Старик хихикнул.
- И какой-то взгляд странный. Я бы сказал даже, почти человеческий.
Вновь посмотрев на пригорок, говорящий даже рот открыл от удивления. Там никого не было.

…Небо на востоке начинало постепенно светлеть. Пурга отчего-то вдруг стихла. Над головой, насколько мог охватить глаз, простиралось завораживающее своей красотой бездонное небо морозной зимней ночи, усеянное бесчисленным количеством загадочно мерцающих звезд, которые, казалось, специально очаровывали людей своим неземным сиянием, маня и зовя их в прекрасные и такие загадочные дали. Идущий с восторгом время от времени поднимал голову и всматривался в пугающее своей необозримой бесконечностью небо. В голове не укладывалось то, как рядом с такой неописуемой красотой и величием может твориться столько зла, насилия и несправедливости. И почему тот ничтожно малый отрезок времени, который отвел для жизни человеку создатель, нельзя прожить достойно, не гоняясь за призрачной «синей птицей». Мы падаем, расшибаем себе лоб, а когда, наконец, начинаем понимать свое истинное предназначение, то это, как правило, бывает слишком поздно. Жизнь прожита, и на то, чтобы начать все сначала, времени уже не осталось.
Мороз крепчал. «Останавливаться нельзя ни на секунду». Вымокшая до нитки одежда моментально застывала, превращаясь в несгибаемый ледяной панцирь. Силы таяли с каждой минутой. Человек понимал, что долго так продолжаться не может, и если только чуда не случится, то, скорее всего, ему придётся умереть вот под этими самыми прекрасными звёздами. Мысль о смерти не пугала. Напротив, в ней было какое-то успокоение. Но мириться с такой участью упрямец вовсе не собирался. Об этом не могло быть и речи. Он, несмотря ни на что, продолжал снова шагать вперёд, вновь и вновь прокладывая себе дорогу в скрытом пока ещё предрассветными сумерками лесу. Он шел вперёд, отвоёвывая у смерти каждую минуту своей собственной жизни и вот, наконец, вышел к речке.
Воду у берегов уже сковал первый ледок, который успел, пожалуй, достаточно окрепнуть. Речушка сейчас совсем не походила на тот ревущий и бурлящий поток, что предстал пред глазами путников всего неделю назад. Берег в этом месте оказался обрывистым, и спуститься к воде можно только пройдя немного вниз по течению. Сергей на минуту остановился, чтобы перевести дух. А когда случайно обернулся назад, то сердце замерло в груди, но лишь на секунду. Он был готов к этой встрече, готов к тому, чтобы спокойно встретить смерть, глядя ей в лицо.
«Ну, вот, кажется, и всё».
На опушке леса стояли двое. Дула автоматов тупо уставились прямо на него. То, что происходило дальше, помнил уже весьма смутно. Огромная серая тень вдруг сорвалась с того самого валуна, под которым стоял человек, и в буквальном смысле этого слова сшибла его с ног, прямо под откос.
Разинутая волчья пасть, треск автоматной очереди – вот, пожалуй, и всё, что осталось в памяти. Падая, сильно ударился головой об лёд и на какое-то время потерял сознание. А единственный свидетель, который мог бы обо всём поведать, разговаривать, к сожалению, не умел.

Ч.2 Гл.2

Луч солнечный прозрачным светом
Пронзает ветер, шелестящий
По кронам сосен горделивых,
Который век уже стоящих

У скал прибрежных, края бездны,
В ущелье, диком и глубоком.
И вновь с небес в ручей сорвавшись,
Он рассказать об одиноком

Хотел утесе. Том, что вечно
Стоял. И в зеркале хрустальном
Увидел злую правду жизни.
Он знает все о том, печальном

И низком, что людей сближает
И делает друзей врагами.
Он книгу истины читает,
Коль столько лет под облаками

Живет один, на землю глядя
Своими ясными глазами
И лишь великой правды ради,
Светил, ниспослан небесами.

…Дядя Федор, наконец, начал наконец потихоньку разбираться в том, что же все-таки вокруг него происходит. Он находится на совете племени. А эти люди, наверное, хотят, чтобы он забыл, где находится целебная вода. Возражений конечно же нет, но каким образом сбудутся эти желания, пока неясно. И совсем не исключено, что жизнь его очень даже скоро закончится именно в этом самом мрачном подземелье. Нет, смерть не страшна.
«Я свое отжил». Но умирать все-таки не хотелось.
«Туда-то мы всегда успеем, здесь бы еще немного задержаться», - бормотал старик вслух.
«Так пусть они не увидят даже тени страха в моих глазах. Наверное, все разрешится само собой и уже очень скоро».
Блики пламени мерцали на стенах каменного грота неясными тенями. Первым заговорил человек, что сидел посередине зала и казался самым старшим среди вошедших.
- Знаешь ли ты, старик, зачем ты здесь? - спросил он.
- Я догадываюсь, - ответил Федор в ответ.
- Ты узнал одну из наших великих тайн – тайну живой и мертвой воды. Готов ли ты хранить эту тайну в себе до конца дней своих, готов ли ты дать священную клятву никогда и ни с кем не делиться знанием, никогда не пускать его во вред людям.
- Я готов, - коротко ответил старый отшельник. Собственно, другого варианта ответа попросту не было, если только, конечно, он хотел еще хоть немного пожить на этом свете.

…- Вчера ты прошел свое главное испытание, старик, - заговорил, наконец, сидевший. - Твои помыслы чисты. Ты дал клятву, и теперь ты один из нас. Ты можешь жить с нами, а можешь уйти к себе и жить, как жил раньше. Мы не станем тебя неволить. Но ты всегда должен помнить данное тобой слово. Мы давно живем в этой долине. Раньше люди бывали здесь редко. Сейчас тут появилось очень много людей. Это плохо. Мы не хотим жить рядом с ними. В мире этих людей правит ложь и лицемерие. Больше человеческой жизни они ценят блеск золота и драгоценных камней, не уважают храбрость и честность, а хитрость и лесть, напротив, является нормой их жизни. Это неправильно. Если люди приходят сюда за золотом, они должны умереть. Вчера в овраге у глухого ручья разыгралась настоящая бойня. Несколько вооруженных бандитов, словно волки, преследовали троих безоружных. Они загнали и убили их. Оказывается, люди бывают хуже зверей. По нашим законам, вооруженный мужчина не должен поднимать руки ни на ребенка, ни на женщину, ни на безоружного. Одного из расстрелянных, по имени Александр, истекающего кровью, принесли сюда. Мы вылечим и отпустим его. Он хороший человек. Те, кто стрелял, все умерли, потому что пришли сюда за золотом. Сейчас что-то подобное происходит у Лысой горы. Если будешь возвращаться домой той дорогой, будь осторожен.
Федор понял, что нужно отвечать, но пока ещё не мог сообразить, что именно. Однако, быстро взяв себя в руки, неторопливо начал.
- Я хочу жить так, как жил раньше. Я стар, и менять жизнь уже поздно. Я буду осторожен, когда пойду домой мимо Лысой горы. Если я вдруг вам понадоблюсь, вы знаете, где меня искать.
Наступила томительная минута молчания, которую первым нарушил человек со шрамом.
- Выход вон там. Ты можешь идти, но если захочешь когда-нибудь вернуться, то всегда сможешь это сделать. Приходи сам или приводи своего сына. Даже если он не похож на тебя, пусть лишь его душа окажется похожей на твою. Вы будете нам как братья.

…Порыв ветра стих, а в ноздри ударил все тот же, уже хорошо знакомый запах смерти. Следом шли охотники, которые вовсе не казались такими безобидными и миролюбивыми. И хотя охота шла сейчас вовсе не на него, а на тех самых бедняг, которые только что прошли мимо, от этого бандиты вовсе не становились симпатичнее. Некоторые человеческие качества зверь ценил, другие, напротив, ненавидел. Эти чувства порою становились сильнее голоса разума. Но он ничего не мог с собой поделать, иногда попадая из-за своего природного “благородства” в довольно неприятные истории. Такая охота, непонятно почему, становилась словно ножом по сердцу. Кровь ударила в голову, в которой отчетливо вырисовывались картины из прошлой жизни. Отметины от пуль на спине неприятно заныли. «А ведь раньше меня тоже не раз загоняли в угол, стреляли в спину, травили собаками. Та гонка на выживание чем-то сильно напоминает сейчас то, что происходит в тайге». Вспомнив глаза людей, что лишь на секунду встретились с ним взглядом, уже окончательно утвердился в своей правоте.
«Приговор вынесен окончательный и обжалованию не подлежит». Серый всегда ненавидел охотников. А всё происходящее, несомненно, являлось охотой. Только здесь одни люди охотились за другими. Одни, безоружные и ослабевшие, уходили, а другие, напротив, прекрасно экипированные, шли по следу.
«Судьба беглецов, уже наполовину предрешена. Преследователи идут по проторенной тропе и потому двигаются гораздо быстрее». Судьба волка в тот день, когда он угодил в западню, тоже была предрешена, а спасти могло лишь чудо. И это чудо, несомненно, свершилось, а он являлся живым тому свидетельством. За него заступился человек. Точно такой же, как и те, что стреляли. Этот человек рисковал жизнью, когда встал на пути у уродов, разогретых погоней и запахом крови. Он сделал это, так как считал, что поступает правильно. И старику было совершенно наплевать на то, что большинство из людей посмеялись бы над ним, посчитав за идиота.
«Другие живут по другому закону, руководствуясь звоном монет и сохранностью собственной шкуры. Они поступают, как все, и мирно плывут по течению, не испытывая при этом особых неудобств». Его друг жил один и всегда поступал так, как считал нужным и как подсказывала совесть, никогда не идя в разрез со своими принципами. Не задумываясь, он закрыл собой истекающего кровью дикого зверя, рискуя жизнью, хотя прекрасно понимал, что ждать помощи неоткуда, а рассчитывать на то, что волк с ним впоследствии «рассчитается», было бы, по меньшей мере, глупостью.
Серому вдруг показалось, что эти охотники с автоматами - и есть те самые люди, что в молодости оставили на нем отметины от пуль.
«Во всяком случае, они похожи на них, как две капли воды, и живут по тем же самым правилам. А в эти минуты так увлечены погоней, что, казалось, забыли про все на свете. Их воодушевляют лишь жажда наживы и запах теплой человеческой крови. Несомненно, люди тоже бывают разными».

Остановившись на обрывистом берегу, незнакомец на секунду задумался. Спуститься вниз прямо здесь он не мог. Но в это время на опушке уже показались его преследователи. Увидев свою жертву, они сразу же начали стрелять.
«Надо что-то делать». Зверь спрыгнул с валуна прямо на стоявшего под ним, и они вместе кубарем свалились с обрыва. Сергей, падая, ударился головой об лед и на какое-то время потерял сознание. А вот его спасителю мешкать было нельзя ни секунды.
«Нужно встретить тех двоих наверху, а иначе они, не задумываясь, прикончат обоих». В два прыжка взобравшись на верх, залег за поваленным деревом в ожидании “гостей”. Со стороны поляны послышалось вдруг странное шевеление, а затем враз все стихло.
«Людей не видно». Он осторожно выбрался из своего укрытия. Запах свежей крови резко ударил в ноздри. На снегу лежало несколько мертвых тел. В них без труда узнал тех, с кем только что собирался вступить в схватку. Рядом стояли еще трое. Без сомнения, это те люди, что не пахнут железом и порохом. Они никогда его не трогали, хотя были гораздо сильнее. Волк тоже не пытался напасть.
Увидев “старого знакомого”, все трое удовлетворенно закивали головами, видимо, считая, что зверь убил последнего из оставшихся в живых.
«Что ж, это, пожалуй, даже к лучшему».

Ч.2 Гл.3

Людей я видел в жизни многих,
Но лишь немногие смогли бы
Прожить, жалея тех убогих,
Что ждали помощи. Они бы

Могли шагать по жизни гордо,
Главы пред бурей не склоняя.
Без плача, в правду веря твердо,
Себе и другу доверяя,

То сокровенное, родное,
Что путь во мраке указало,
И сердце доброе, живое,
Что в зимней стуже согревало,

Не струсит, не предаст, не бросит:
Оно маяк в пучине жизни.
Отдаст все силы и не спросит,
Куда ведет дорога в жизни

Тебя. Зачем оно так билось,
Себя в той схватке не жалея?
Наверное, ему дано
Добрей быть, выше и сильнее

Всех подлых замыслов и сплетен,
Что душу отравить способны.
И от того тернист, но светел
Наш путь в пустыне этой злобной.

В девять часов утра Вадим, по обыкновению, сидел в своем рабочем кабинете и разбирал какие-то бумаги. Дела в последнее время не клеились, и мужчина немного нервничал.
«Ты посмотри-ка, какие все грамотные стали. Ну, уж я научу вас уму-разуму, будьте спокойны», - зло шипел он себе под нос. Отшвырнув лежащую рядом пачку квитанций в сторону, сидящий раскурил сигарету и крикнул секретарше:
- Женечка, сделай мне чашечку кофе, пожалуйста.
- Минуточку, я сейчас, Вадим Валерьевич, - сразу же пропела в ответ миловидная девушка. А через минуту, войдя в кабинет своего начальника уже с чашкой горячего кофе в руках, вновь заговорила с ним:
- Вадим Валерьевич, к Вам там человек какой-то пришел. Говорит, что Вы ждете его. Фамилию не сказал, а зовут Павел. Она поставила кофе на стол.
…- Пусть заходит,- негромко произнёс сидящий и откинулся на спинку кресла, тупо глядя перед собой на стол.
В кабинет вошел человек лет тридцати-тридцати пяти. Лицо его было гладко выбрито. Старательно начищенные ботинки и свежая стрелка на брюках говорили о том, что вошедший аккуратен, тщательно следит за своей внешностью и, кроме всего прочего, предстоящая встреча для него чрезвычайно важна. Но одновременно с внешним блеском во всем облике незнакомца угадывалась какая-то скрытая усталость, которая накапливалась в нем, наверное, уже не один день. В холеном лице опытный глаз безошибочно смог бы определить, что душу гостя грызет спрятавшаяся далеко внутри страшная тайна, о которой он никогда и никому не сможет рассказать до самой смерти. Она не даст ему покоя ни днем, ни ночью, заставляя постоянно раскаиваться в содеянном ранее, будет давить до тех пор, пока бьется его сердце, а возможно, и после того. И от этого становилось страшно даже постороннему.
Вошедший присел на стул напротив своего “хозяина”, заложил ногу за ногу и не торопясь начал говорить.
- Все в порядке, Вадим Валерьевич. Вот карта. Здесь есть все, что нужно. Лелик погиб. Пошел к реке за водой, там его рысь и приговорила. Я на шум подбежал, но только уже поздно было. Чертовка скрылась в кустах. В тайге его и похоронил, значит. - Пашин мозг начал лихорадочно прорабатывать дальнейшие варианты развития разговора.
«Наверное, не стоило произносить последнюю фразу. А вдруг он захочет посмотреть на могилу. Хотя нет, это вряд ли. Но нужно было на всякий случай хоть холмик крестом обозначить. Ничего, скажу, что копал у самого берега, и, наверное, всё смыла вода».
Но Паша зря волновался. Такая мелочь, как смерть Лелика, Вадима нимало не интересовала. Он внимательно разглядывал карту.
- Так, условные обозначения есть. Речка, хребет - все вроде бы на месте, все понятно. Откуда карта? - спросил, глядя в упор на своего собеседника.
- У старика вытащил, перед тем как уходить.
- Должно быть, все верно. Старик свое дело знал. Или знает?
- Мы уходили, ребята уже стояли на месте. Все как надо сделают, не сомневайтесь. Скоро, я думаю, все здесь объявятся, сами и расскажут.
- Ты карту никому не показывал?
- Нет, никому ничего не показывал, никому ни про что не рассказывал. Я что, дурак, что ли?
- Ладно, тогда, вроде, все в порядке. Иди, отдыхай, я тебя найду, когда понадобишься.
Паша и не подозревал, что последними словами сам только что подписал себе смертный приговор. Вадим по своей натуре оказался очень похож на него, и никого из свидетелей в живых оставлять не собирался. Прятать “концы в воду” было одним из главных правил его работы, да и жизни пожалуй тоже.

Ч.2 Гл.4.

Взмахнув крылом, сорвался в бездну
Орёл, крылатый неба странник.
Путь неизвестный и далёкий,
Пройти не просто. Он, изгнанник,

У бури милости не просит,
Под небесами нет укрытий.
Но не сдаётся, и уносит
Стихия в даль. И путь открытий

Не будет страшен птице сильной,
Коль страха нет в душе. Взлетая,
Она кричит, и тьме бессильной
Тот жизни крик в лицо бросая.

…Жирная грязь размеренно чавкала под ногами. Автомат бил по спине, а боекомплект постоянно тянул книзу. Со всем этим бежать невыносимо тяжело. А порою, когда приходилось надевать ещё и противогаз, становилось уже совсем невмоготу. Сняв в очередной раз маску с лица, Васька вылил воду на землю и, задыхаясь, проговорил:
- Ты посмотри-ка, целый стакан, никак не меньше. И откуда столько берётся?
- Ты бы лучше поменьше разговаривал, силы поберёг. А то сдохнем прямо здесь, посреди поля, в этой противной вонючей жиже, и поминай, как звали – большой привет родственникам.
Игорь говорил вполне искренне. Для людей, совсем недавно пришедших в армию, всё происходящее, пожалуй, являлось гранью их человеческих возможностей. Многие такого испытания не выдерживали и попросту сходили с дистанции. Возможно, что последовать их примеру стало бы гораздо разумнее, чем заставлять свой организм сделать то, чего он в принципе сделать не в состоянии. Но насмешки товарищей, с молчаливого согласия отцов-командиров, в армейском коллективе значили очень много, и поэтому каждый держался до последнего.

…Старлей хохотнул в густые усы.
- Да, вроде, привык. Первое время, правда, тяжеловато приходилось. А в общем- то у нас здесь всё нормально.
Жаловаться Игорь не любил, к тому же с детства ненавидел, когда его жалеют, и потому разговор на подобную тему не клеился.
- Сам-то родом откуда?
- С Урала.
- Что, неужели правда, с Урала?
- Да, правда, а что, не похож, что ли?
- Да нет, я про другое говорю. Урал – опорный край державы, её добытчик и кузнец.
Сделав минутную паузу, он продолжил:
- А служить на Урал хочешь поехать?
Сердце в груди радостно заколотилось. И хотя приглашали не к тёще на блины, но служить на милой и близкой сердцу земле, без сомнения, гораздо приятнее, чем ехать куда-то к чёрту на кулички. В родном доме, как известно, и стены помогают. Эту простую истину он уяснил для себя наверняка и поэтому предложению был рад, хотя вида старался не показывать.
- Я бы хотел, товарищ старший лейтенант. Но солдату не приходится выбирать, где именно служить. Офицер улыбнулся. Они присели на лавочку возле входа в штаб.
- Скажу сразу: служба не простая. Часть находится далеко в горах. Людей немного, и поэтому особое внимание мы уделяем кадрам. Сам понимаешь: если в небольшом коллективе нет дружбы и взаимопонимания, сложно добиться хороших результатов в любой работе, а уж в нашей - и тем более.
Говоривший закурил.
- Нужен ещё один человек. У тебя есть на примете кто-нибудь?
- Да есть вообще-то друг. Парень хороший, честный, общительный. В беде не оставит, это уж точно. Зовут Васькой, фамилия – Белов. За него я смог бы поручиться.
- Хорошо, я подумаю, а сейчас иди и собирайся. Сегодня вечером мы уезжаем.

…- Привет, “лысый”!
- Привет, ну что, готов?
- К чему готов-то?
- Ты дураком не прикидывайся. Понятно, к чему. Уходить, конечно.
- Так вы ж позже, вроде, собирались. Хотели вначале в разведку сходить, продумать всё.
- Мы передумали. Время не терпит.
- ”Лысый”, послушай, мы никуда не идём.
- Как это так, никуда не идём? Ты что, спятил, что ли?
- Да вы сами сдурели, видно, идиоты. Вам что, жить надоело, под пули лезете? Сходили бы посмотрели сначала, куда собираетесь.
“Лысый” перебил его на полуслове:
- Ну, так ты идёшь с нами, или нет?
- Нет, я не иду, да и вы никуда не пойдёте.
- Чего-чего? Ты слышал, “немец'', этот мальчик нам угрожает?!
Они оба зло рассмеялись. Вдруг один из ребят сильно пнул Ваську ногой в живот. Тот согнулся от боли, но на ногах устоял.
«Ждать больше нельзя ни минуты». Игорь бросился на помощь другу.
- Ах ты, стукач, ещё и этого придурка с собой приволок! Ну, держитесь. Лысый бросился на Игоря и с разгона заехал ему кулаком. По лицу потекла кровь. Парень схватил своего обидчика за грудь и со всего маху стукнул об дерево, а затем, пользуясь минутным замешательством врага, два раза ударил коленом в живот. Лысый “скрючился” и осел на землю. Обернувшись назад, он заметил, что Ваську, лежащего на асфальтовой дорожке, словно футбольный мяч, пинает “немец”. Вот он уже в очередной раз отошёл немного назад, чтобы как следует разогнаться для удара.
- Перестань, сволочь, - почти закричал Игорь и бросился на выручку к другу.
В конце аллеи послышался топот сапог. Бежали привлечённые шумом дежурный по части и ещё несколько солдат. Наверное, дневальный услышал крики через открытое окно и доложил начальству.
- Всем оставаться на своих местах. Стреляю без предупреждения, - громко кричал, отчётливо выговаривая каждое слово и размахивая перед собой пистолетом, лейтенант Карабанов. Но никто никуда бежать уже не собирался.
- Этого на губу. Этих сначала в лазарет, пусть перевяжут, а потом тоже на губу. Завтра разберёмся, что к чему. Дневального снять с наряда за то, что выпустил их на улицу и не доложил сразу. Вот записка дежурному по гауптвахте.- Он достал из нагрудного кармана ручку и блокнот.
В холодной, сырой камере было темно и неуютно. Сон не приходил. Сейчас стоило хорошо подумать над сложившейся ситуацией.
«”Лысый'' и “Немец”- люди бесчестные и способные на любую подлость. Как они выставят нас перед товарищами, остаётся только догадываться. И как смотреть теперь в глаза командиру, который совсем недавно хвалил и крепко жал руку. Не расскажешь ведь ему всей правды, а если и расскажешь, то всё равно вряд ли поверит. Но теперь уже ничего не изменить. Что будет, то будет».
Игорь навалился на бетонную стену и ещё долго неподвижно сидел с широко открытыми глазами, глядя куда-то в темноту.

Ч.2 Гл.5

Стезя, над пропастью бездонной,
На краю света путь неблизкий
Владыкой мира был проложен
В тот край неведомый. И низкий,

Полёт, замедлит ворон черный,
Свернёт обратно, в бездну взглянув,
Где камень, в омут унесённый,
Сорвавшись ниц, вдруг громом грянув,

С лавиною камней сорвётся,
В немую тьму бесследно канет.
В дорогу вновь, коль сердце бьется,
Пусть холодно в груди, пусть станет

Вдруг тяжело. Не зная броду,
Идти вперёд, в душе лелея,
Всю землю русскую, родную,
Не жалуясь, и не жалея.

Немалый куш получит сильный,
Он вправе жить. Пусть буря скачет,
Бросая в ярости бессильной
Всю пыль дорог. А это значит:

Ты понял, истину простую.
Вперёд смотри, глаза не пряча,
В веселья час, в годину злую,
И пусть, придёт к тебе удача!

…Когда до того осталось метров пятьдесят, странный путник с трудом приподнялся на руках и как бы нехотя осмотрелся вокруг. В его глазах не было испуга. Наверное, человек уже слишком устал и приготовился к любой развязке, в том числе и к смерти. Ну, а если бы даже и не приготовился, то всё равно не смог бы ничего изменить. Силы окончательно иссякли, и несчастный с трудом шевелил отказывающимися слушаться конечностями. И именно поэтому он сейчас так равнодушно наблюдал за всем происходящим.
Сергею и в голову не могло прийти, что подошедший к нему старик не что иное, как один-единственный шанс выжить, одна-единственная возможность вырваться из когтей этого не знающего жалости и пощады царства холода, готового проглотить свою очередную жертву в любую минуту.

…«Или я схожу с ума, или здесь что-то не так», - чуть слышно бормотал, еле шевеля губами, после чего вновь обратился к неразговорчивому собеседнику.
- Послушай, старик, чего-то я здесь точно не понимаю. Что это за зверюга, который всё время трётся вокруг нас? Он что, выходит, мне жизнь спас, хотя мог бы преспокойно слопать? Что за странные люди! Они прыгают с деревьев и мочат здесь всех подряд. Кто были те люди, что остались лежать там, на поляне, и зачем им понадобилось меня убивать?
- Погоди, погоди, опять затараторил. Тебе не кажется, что это слишком много вопросов для первого раза? Время придёт, сам всё поймёшь, а сейчас для нас главное - домой вернуться засветло

…Сергей призадумался. Да, пожалуй, и было над чем.
- К жене ехать нельзя. Еще не известно, как она меня примет. Сестру подвергать опасности, пожалуй, не стоит. А больше и идти, в общем-то, некуда. Ты знаешь, Александрыч, я пока, наверное, с тобой не поеду. Нужно подумать, что делать и как жить дальше, а то как бы снова жалеть потом не пришлось. Мне и так, знаешь, в последнее время слишком о многом жалеть приходится.
- Это ты правильно решил.
Сергей пододвинулся вплотную к камину и, задумавшись, не отрываясь, смотрел на прыгающие в печке языки пламени. Ему почему-то вдруг стало ясно, даже более того, появилась какая-то странная уверенность в том, что именно в этот момент его жизнь совершает тот крутой вираж, который принято называть переломным моментом. И дальнейший ее ход сейчас предугадать попросту невозможно, как невозможно предугадать движение вот этих самых языков пламени в камине, лишенное какого-либо смысла, не подчиняющееся никаким законам природы, кроме одного- единственного, но самого главного и справедливого его величества случая, исходящего, наверное, от самого создателя.

…- Ты парень, вот что. Не бери так все близко к сердцу. Мы тут с Александрычем потолковали кое о чем. Завтра я его в деревню отвезу, а потом и с тобой определимся. И запомни раз и навсегда. Из каждого положения всегда есть три выхода. И самое главное заключается именно в том, чтобы сделать правильный выбор.
И в этих словах пожилого человека звучала такая непоколебимая уверенность в сказанном, что сидящий, казалось, смог почерпнуть из них именно то, чего ему так не хватало в эти трудные минуты. В них чувствовалась та сила, та, несгибаемая воля, тот, наконец, стержень, которые не дают людям прийти в отчаяние и упасть даже в самые тяжелые моменты их жизни, когда кажется, что все уже кончено, а выхода нет да и быть-то, пожалуй, вообще не может. И лишь много-много позже начинаешь понимать, что главное - это не бросать весел и продолжать грести даже тогда, когда в этом уже, кажется, нет ни- какого смысла.
- Жизнь - штука сложная. Нужно будет еще во многом разобраться, и мне придется это сделать самому.

…- Несколько лет не срок, когда на карте стоит целая жизнь.
- Хорошо, я понял тебя. Когда придет время, мы пойдем к тем людям, что живут в долине и которых ты видел там, возле реки. Ты станешь моим названым сыном. Будешь жить у них. Они научат тебя всему, что знают сами. Научат сражаться и выживать там, где нормальному человеку это сделать невозможно. Переступив далеко за порог человеческих возможностей, ты сможешь победить даже в неравной схватке. Но подумай еще раз как следует, прежде чем принять окончательное решение. Если ты согласишься, то назад дороги уже нет. Порою будет трудно, очень трудно. Иногда, наверное, придется попросту балансировать на остром лезвии грани между жизнью и смертью. Но никогда, ты слышишь, никогда не оглядывайся назад и не ищи пути к отступлению. Будь честен, смел, и люди станут тебя уважать. И тогда, года через три, вернешься оттуда совсем другим человеком, если, конечно, вообще захочешь вернуться. Ну, а если убежишь, то всё равно поймают и, возможно, даже убьют, а на моем имени, останется несмываемое пятно позора.

…В руках у Серёги оказался лишь маленький кухонный ножик, который он пока еще не успел убрать в рюкзак. Собрав всю волю в один- единственный удар, всадил нехитрое оружие зверю между ребер. Как именно смог это сделать, наверно, даже сам себе впоследствии объяснить бы не сумел. Ведь рысь гораздо сильнее и опытнее. Убивать - это ее профессия. Почувствовав в себе холодное лезвие, зверюга даже не подумала отпустить свою жертву, а лишь сильнее стиснула зубы. И тогда ударил еще раз. Спина стала липкой от крови. Где именно его кровь, а где кровь зверя, умирающего на спине, различить невозможно. Ведь кровь, точно так же, как и боль, совершенно одинакова для всех.
Дикая кошка не выпускала человека из своих цепких объятий, но силы её таяли. Вместе с теплой жидкостью красного цвета из тела уходила жизнь, и постепенно оно остывало. А подоспевший на помощь Федор одним точным ударом своего охотничьего ножа перерезал звериное горло:
- Пусть не мучается.
Как доехали до дома, Сергей не помнил. Он, еле живой, лежал в санях рядом с убитым им животным.
Очнулся лишь на следующее утро, лежа в кровати, от голоса хозяина.
- Ну, хватит уже притворяться больным. Вставай давай.
Старик смеялся.
- А ты молодец. Я думал, уже все, кранты. Зверюга бешеная, я тебе скажу. И как ты совладал только с ней? Так и держись.
И эта похвала для него, была сейчас, пожалуй, ценнее многих и многих наград. Человек вновь начал верить в свои силы и твердо уяснил для себя одну из самых важных и вечных истин:
«За свою жизнь и за жизнь своих близких нужно бороться, бороться до конца, даже тогда, когда надежды уже не остается». И он пронесет это впоследствии через весь свой жизненный путь.

Ч.2 Гл.6

Едва лучом земли коснувшись,
Добро посеяв, зло стерев,
Водою вешней обернувшись,
И все живое обогрев,

Вставая, солнышко светило,
Даря земле тепло и хлеб.
Своим сияньем озарило
И оживило белый свет.

Прогнав зимы покой суровый,
Желанье к жизни пробудило.
Кокетки-вербы плащ махровый
Волшебным светом одарило.

А на проталинке подснежник,
На слабом стебельке качаясь,
Под щебет птиц на солнце нежась,
Воскликнул, к небу обращаясь.

«Взойди, о дивное светило,
И обогрей лучами землю,
Где все живое сердцу мило.
Хвала тебе! И песне внемлю

Я той, что стайка птиц, собравшись
На старой липе надо мною,
Щебечет, весело играя,
В твоих лучах, дыша весною».

И радостно свободной птице,
Под солнцем нежась, знать, что снова
Взойдешь ты завтра. Лишь синица,
Что в клетке бьется, и готова

Отдать всю жизнь в тюрьме постылой
За краткий миг шальной свободы.
Ей снится голубь сизокрылый.
Проходят дни, недели, годы.

Он улетел и сам не знает,
Как нужен ей в годину злую.
И лишь бродяга ветер ведал,
Про ту тоску ее слепую.

…При появлении так ненавистного ей человека с женщиной чуть было не случилась истерика. Она закрыла лицо руками и уткнулась себе в колени. Вадим, довольный собой, стоял, расплывшись в улыбке до ушей.
И тут произошло то, чего Таня ожидать ну никак не могла. Огромного роста санитар, взявшийся неизвестно откуда, взял стоявшего за шиворот и выкинул на улицу, словно дворовую собаку. Вылетая из узкого коридора, Вадим зацепился ногой за порог и плюхнулся в лужу прямо на толстый живот, ударившись головой о колесо своей же машины. Моментально вскочив на ноги и потирая ушибленный затылок, он начал что было силы кричать. Свидание на этом закончилось.
Оставшись одна в пустой комнате, женщина вдруг безудержно разрыдалась. Ей было жаль себя, она боялась за сына, который сейчас оказался предоставлен самому себе и так легко попался на удочку изувера и насильника.

…Вошел через открытую калитку соседнего домика. Затем перемахнул невысокий заборчик и, пройдя мимо огромных теплиц, подошел сзади, со стороны веранды.
«Что ж, милый, сейчас я буду тебя лечить», - подумал человек, растирая занывший почему-то, шрам от пули в правом боку. Дверь оказалась запертой изнутри. Он припёр её стоявшей рядом лопатой ещё и снаружи.
«Ишь ты, какой предусмотрительный, кого-то, видно, побаивается».
Без особого труда выставив стекло, осторожно влез на веранду и бесшумно поднялся по лестнице. Парадный вход на кухню оказался открыт, и Саня беспрепятственно вошёл внутрь.
«Ну, вот, доктор, ну как же вы так могли опростоволоситься, не закрыв входную дверь? А теперь я к вам иду, так что уж не обессудьте». Хмыкнув ещё что-то себе под нос, надел приготовленную заранее маску.
На стене громко тикали ходики. Со стоящей справа кровати слышалось легкое посапывание. Супруга разместилась на диване у противоположной стены. Гость неслышно подошел к врачу и накинул ему на шею удавку. Тот, попытался было встать, но тонкая и прочная нить больно врезалась в горло. Вместо крика с губ сорвался лишь негромкий хрип.
- Лежать тихо, тогда, может, еще и поживешь немного, - он говорил спокойным, но уверенным голосом прямо на ухо лежащему перед ним человеку. А тот, в свою очередь, наверное, и сам уже все понял, потому что сразу притих на кровати. Умирать ему не хотелось.
- Вот и хорошо, что ты такой лекарь понятливый. А теперь слушай меня внимательно, Егоров Алексей Михайлович, да смотри, не перепутай ничего, ведь от этого будет зависеть твое дальнейшее существование, а так- же судьба близких тебе людей. Как ты, наверное, уже понял, это вопрос жизни и смерти. Так вот, завтра, придя на работу, первое, что ты сделаешь, это выпишешь из своего лазарета или просто так отпустишь, это уж тебе виднее, Николаеву Татьяну Михайловну, а в руки ей отдашь справку о том, что она совершенно здорова.
Врач попытался было что-то сказать, но Саня прервал его:
- Молчать! Говорить сейчас буду я. Я скажу, а ты послушаешь меня, и если сделаешь что-то не так, то умрешь сам и погубишь всю свою семью. С Вадимом я сам разберусь. Так ему и передашь. Пусть себе другую подружку подыщет. Он со мной прекрасно знаком и, думаю, что возражать не станет. Запомни главное: если ровно в восемь Таня не выйдет за ворота лечебницы, смерть твоя будет страшной, уж ты мне поверь. Ну, а сейчас отдыхай пока. Завтра тебе нужно рано вставать. И я тоже пойду, пожалуй.

…Мужчина повернулся и быстро зашагал прочь. Она осталась одна на голом асфальте, в чужом, враждебном ей сейчас городе. Наконец, придя в себя, решила последовать совету своего спасителя и направилась в сторону местного отделения милиции. И хотя в торжество справедливости верилось с трудом, но ничего другого в сложившейся ситуации в голову не приходило. Это был хоть какой-то, но все-таки шанс.
А мимо, проносились вереницы блестящих автомобилей. Все они безудержно летели куда-то вдаль, стремясь к своей, так нужной им цели. Машинам не было никакого дела до маленького человека, что без остановки топал по мокрому тротуару. Они лишь обдавали его клубами копоти и грязи. Серые кирпичные здания, словно огромные каменные изваяния, высеченные, как будто под копирку, всемогущей рукой мрачного исполина, молчаливо, насмешливо и совершенно равнодушно наблюдали за ней разрезами узких окон. Город жил своей, особенной, спокойной на первый взгляд, но кипящей и бурлящей где-то далеко внутри его каменных недр жизнью. Он перемалывал и истирал в порошок все то, что не подходило под жесткий стандарт этой самой понятной только ему жизни, не обращая внимания ни на весеннюю капель, ни на веселый щебет воробьев на крыше. Все то, что так радует порою душу простого человека, ему было просто не нужно. Он молча проживал свою неприступную жизнь холодного каменного гиганта.

…Вадим был в бешенстве. Казалось, он попросту готов проглотить телефонную трубку.
- Идиот, выписал бабу из психушки! Но я же еще не закончил. Ты что натворил! Вдобавок ещё и выдал ей справку, что она совершенно здорова? Кричать, видимо, уже не мог. Дикая злоба душила в самом прямом смысле этого слова.
- Послушай, придурок, ты хоть понимаешь, что наделал?
- Я прекрасно Вас понимаю, Вадим Валерьевич. Но и Вы меня поймите тоже. Я ведь живой человек. У меня семья. А он ни перед чем не остановится. Тип-то отмороженный. По всему видать. Он сказал, что Вы его знаете и возражать не станете.
- Вот скотина. Ты че разговорился-то? Человек ты, конечно же, пока еще живой, но довольно скоро можешь стать мертвым. Запомни это. Я его знаю и возражать не стану, - издевательским тоном передразнивал Вадим.- Но почему ты мне сразу не позвонил?
- Да если бы я не выписал ее в восемь ноль-ноль, мне даже страшно представить то, что бы тогда случилось. Вы бы сами с ним и поговорили тогда, зачем он так сделал-то.
- Да с кем с ним-то?!
- Так он же сказал...
- Сказал, сказал. Откуда я могу знать, чего он там тебе наговорил, придурок? Похоже на то, что скоро тебе действительно станет страшно, но только уже по-настоящему. Хотя это, пожалуй, уже не телефонный разговор. Мы с тобой после обо всём потолкуем, и я думаю, что все выясним до конца. Но вот баба. Она наверняка уже побывала в милиции. И возможно, что минут через десять ты будешь давать показания у следователя. Так вот слушай меня внимательно и запоминай. Женщина проходила у тебя обычный профилактический осмотр по просьбе ее подруги. Вероника ведь просила об этом?
- Да, просила, это чистая правда. Просила закрыть ее в психушку.
- Ну, вот и отлично, так и говори на допросе. И постарайся найти эту самую подругу до того, как до нее доберется милиция, и все доходчиво объяснить. Мол, стала замечать в последнее время определенные странности в поведении Тани, а поскольку позаботиться о ней больше некому, муж-то в командировке, решила помочь.
И он со вздохом добавил:
- Ну, а об остальном придется думать, как всегда, самому. И еще раз – запомни самое главное: если хоть что-то сделаешь не так, тогда тебе уже точно никто не поможет. Во всяком случае, на суде свидетелем выступить не придётся, это я обещаю. Все понял?
- Все понял, Вадим Валерьевич. Чего ж не понять?
- Тогда действуй, - человек на другом конце провода зло бросил трубку.
В серьезности намерений Вадима врач не сомневался. Он прекрасно знал, что тот способен на всё и ни перед чем не остановится. Нужно как можно скорее найти Веронику. С бешеной скоростью перелистывая телефонный справочник, довольно быстро нашел нужный номер.
«Ага. Вот он. Есть. Наконец-то». Набрав, сразу же услышал в трубке знакомый голос.
- Алло, слушаю, Никифорова.
- Вероника, это Егоров тебя беспокоит. Будь на месте, я сейчас приеду. Дело очень срочное. Разговор не по телефону.
Положив трубку, человек стремглав бросился на улицу, на ходу доставая из кармана ключи от машины.

Ч. 2 Гл. 7

Старуха-мать, сказала сыну:
«Сынок, взрослеть не торопись».
А он, как в мутную стремнину,
Шагнул в реку с названьем жизнь.

Порою, силы не хватало
В борьбе с теченьем слишком сильным.
И пусть надежды было мало,
Всё плыл вперед, где берег синий,

В дали, маячил кромкой смутной,
Зовя, но шансов не оставив.
Вдруг, глас земли позвал как будто,
И плыть вперед, и жить заставив.

…- А что допрыгались-то, что допрыгались?
- А то, что командир как узнает, что мы бежать хотели, так сразу же отправит служить туда, где Макар телят не пас. Объект здесь секретный, и нарушителей держать не станут. Стройбат, крайний Север, Магаданский край – романтика.
Он невесело рассмеялся.
- Послушай, ты чего мандражишь раньше времени?
“Немец” был спокоен. Перестав смеяться, “Лысый” с удивлением посмотрел на своего товарища.
- Ты что, недопонимаешь, что ли чего, или как? У тебя план какой-то есть?
- И план есть. И выход есть. Понимай, как хочешь. Но главное, слушай и запоминай. Не дай Бог, что-нибудь перепутаешь. У следователя расскажем все как было, но только с точностью до наоборот. Не мы с тобой, а Игорь с Васькой бежать хотели – понял? Мы решили их остановить, ну, и они, в общем, бить нас стали. Все ясно?
“Лысый'' аж рот от удивления раскрыл. Все сказанное ''Немцем'' оказалось просто до гениальности. И как это ему самому в голову не пришло?

…После развода, когда все собрались в курилке, к “Лысому” подошел сержант Иванцов. До увольнения ему оставалось всего несколько месяцев, и завёл он этот разговор, скорее всего, просто так, из праздного любопытства. Возможно, что парень и без того уже был прекрасно обо всем осведомлен.
- Послушай, “Лысый”, чего у вас там получилось-то, колитесь давайте.
- А че получилось, сдали нас Васька с Игорем, вот че. Мы же рассказывали уже.
- Ну, прям так уж и сдали? Послушайте, бойцы, а вы знаете, что там, на КСП, стреляют без предупреждения? А если всплывет наружу хотя бы попытка побега из этой части, то здесь устроят такой комендантский час, что мало не покажется. Из-за вашей дурости могло пострадать немало людей.
- Да не знали мы, честное слово, не знали. А если бы знали, разве побежали бы? От испуга “Лысый” немного заикался.
- Ну, положим даже, что не знали. Но только вот дежурный по штабу интересные вещи рассказывает. Говорит, что Васька с Игорем вовсе и не сдавали никого, а вы на допросе рассказывали следователю то же самое, что и мне, но только все в ярких красках и с точностью до наоборот.
- Да брешет, брешет дежурный. Он что, с ума сошел что ли? От волнения “Лысый” начал заикаться еще больше. Ребята в курилке уже с любопытством наблюдали за разговором.
- Ну, положим, что дежурный и брешет. Но тогда третий вопрос, - в голосе Иванцова слышалось ехидство, смешанное с усмешкой. Наверное, ему действительно уже стало все понятно, и теперь он просто решил немного поиздеваться над своим собеседником, пытаясь объяснить всем остальным истинное положение вещей. - А скажите вы мне тогда, уважаемые товарищи бойцы, почему Игорь с Васькой в камере, а вы здесь? Они, значит, вас сдали, и их же в камеру закрыли, а через недельку-другую вообще из части сошлют?
- Да ты чего пристал-то, Иванцов? - вступился за друга “Немец”. - Они же специально все так подстроили, чтобы не сдавать своих стукачей. Всегда же так делают. Ты что, первый день на свете живешь что ли?
Иванцов насмешливо прищурился:
- Я в этой части живу не первый день и потому знаю, что таких стукачей здесь на губе обычно не держат. Их и в роте, пожалуй, никто не тронет, потому как побеги не поощряются. И вы, ребята, к тому же, наверное, забыли, что завтра с утра вам к командиру идти? Вот там все и прояснится. Он разговаривать с нашим братом умеет, это уж вы мне поверьте, я на своей шкуре испытал. А пока оставим разговор без продолжения.

Ч.3 Гл.1

Страницы прошлых лет листая,
Тебе припомнится вдруг сразу
Прошедших дней рутина злая.
А ветер, что не виден глазу,

Своим дыханием согреет
И теплотой сердец любимых
В ненастье душу обогреет.
Он чередою лиц незримых,

Но близких и родных до боли
Вонзится острою стрелою,
Вмиг, сердце вдребезги разбивши,
Вновь улетит. А став золою,

Вдруг седины оставит метку,
Исчезнув снова за горами.
И лишь слепая неизвестность
Останется кружить над нами.

Из года в год скользить по краю,
Но сердце, биться не устало.
И если ты кому-то нужен,
Поверь, не так уж это мало,

Чтоб дальше жить и вновь сражаться,
Дырявой шкуры не жалея.
И лишь одну мечту большую
В душе хранить, теплом лелея.

… Люди казались похожими один на другого, словно две капли воды. Одежда грубого пошива, довольно крепкая на вид. Из какого материала она сделана, Сергей пока определить не мог. Дядя Фёдор заговорил первым:
- Вы мои братья, - произнёс он твёрдым и решительным голосом, обращаясь к толпе, что стояла немного поодаль. - Это мой сын, - он указал на Сергея. - Так будьте с ним братьями.
Человек, что выглядел старше всех, а скорее всего, и являлся самым главным среди стоявших, добавил:
- Пусть будет так, и пусть он пройдёт весь свой путь до конца.
В знак согласия оба лишь слегка кивнули головами.
Фёдор повернулся и зашагал прочь. Сергей машинально хотел, было, идти за ним, но вовремя остановил себя.
Теперь его дом здесь, и идти некуда. Придётся прожить в этих странных местах несколько лет, и уже потом вступить в свой последний и решающий поединок. Что именно означают слова «пройти весь свой путь до конца», он пока ещё представлял себе весьма смутно, но надеялся в самом скором времени во всём разобраться.

…После часа непрерывной работы силы начали постепенно покидать слабеющее и не привыкшее к такой нагрузке тело. Но он отчего-то постоянно смотрел на своего напарника, “лилипута”, похожего на скелет, по которому дети в школе изучают анатомию, и понимал, что сдаться - значит подвести его, значит, признать себя слабаком. А ведь учитель заикался о каком-то там испытании. В голове вдруг наступило помутнение. Человек уже практически перестал понимать, ощущать и чувствовать всё, что творится вокруг. Он как будто находился в каком-то взвешенном состоянии, когда, ничего не понимая, ни о чём не думая и ничего не замечая вокруг себя, словно запрограммированный робот, продолжал совершать одни и те же движения, независимо от своих желаний и возможностей, а если сказать точнее, то просто повторял то, что делал идущий впереди. Крепко вцепившись обеими руками в носилки, Серёга передвигал ноги, поворачивал голову и даже дышал точно так, как странный незнакомец, которому усталость, была чужда вообще.
Запущенную чьей-то невидимой рукой и так размеренно работающую машину остановить, наверное, не могло уже ничто. Хотя, конечно же, на самом деле это было не так.
Часа через три наступил короткий отдых. Невероятно, но «железный» человек вдруг заговорил. До сих пор, за всё время работы, он не произнёс ни единого слова, и казалось, вообще не умеет разговаривать.

…Впоследствии в своей полной трудностей и лишений жизни он никогда не уходил в сторону от опасности, порою даже заглядывая холодное в лицо самой смерти. Нельзя сказать, что рискуя собой, во имя спасения жизней других людей, человек не боялся. Нет. Но, несмотря на это, всегда был совершенно твёрд в своих намерениях. А страх - всего лишь минутная слабость, с которой нужно уметь справляться. Ибо чувства никогда не должны брать власть над разумом, в котором один раз и на всю оставшуюся жизнь чётко отпечаталось: «Иногда, жизнью приходится рисковать».
Вечером еле добрался до кровати. Руки и ноги дрожали от усталости, а голова кружилась так, что, сев, уже попросту невозможно было больше подняться на ноги.
Кроме всего прочего, из носа и ушей вдруг пошла кровь. Но боли не чувствовалось, и Серёга старался не обращать на это внимания.
Весь следующий день как две капли воды оказался похож на предыдущий. Хотя люди в подземелье работали уже другие. Наверное, больше, чем один день, здесь никто не находился. И сейчас, проснувшись рано утром, перед тем как вновь спуститься в пещеру, человек, кажется, начал понимать причину тех сочувственных взглядов, что подземные рабочие то и дело бросали в его сторону.
«Испытание продлится три месяца. Срок почти нереальный. Но нужно постараться выжить. Выжить во что бы то ни стало и несмотря ни на что. Выжить во имя, наверное, уже родившегося ребёнка. Выжить назло врагам, которые так сильно желают моей смерти. Никогда и ни при каких обстоятельствах не изменять себе». А это значило лишь то, что нужно жить и бороться до конца.

…Человек вздохнул с облегчением. И вовсе не оттого, что избежал смерти. В некоторых случаях она, возможно, является даже избавлением. Ему стало легче потому, что он не потерял друга. Человека, которому верил. Предательство близких людей, наверное, гораздо хуже смерти.
«Нет, людям, несмотря ни на что, нужно верить, и не стоит спешить со скоропалительными выводами».
И это впоследствии оказалось следующей истиной, которую он усвоил один раз, но на всю оставшуюся жизнь.
«Теперь, наверное, всё позади. Хотя, если должно случиться что-то ещё, что же, чему быть, тому не миновать. Отступать всё равно некуда. Я буду готов ко всему, в том числе и к смерти, если только она станет неизбежной, либо необходимой».
Спустившись вниз, принялись за свою обычную работу. Серега усталости не чувствовал. Наверное, уже успел привыкнуть, а возможно, сознание того, что всё скоро закончится, придава¬ло столько сил, что работа казалась вовсе не в тягость. И даже та противная вода, что тоненькой струйкой текла в дальнем углу пещеры и столько раз спасала его от гибели, даря новые силы в самый тяжёлый момент, сейчас оказалась попросту не- нужной.
Обычный и размеренный ритм работы подземного цеха прервал пронзительный крик человека: «Спасай¬тесь»!
Оглушительный грохот обваливающегося свода и падающих сверху камней поглотил в себе призывы о помощи гибнущих людей. Мир вокруг превратился в самый настоящий ад, в котором трудно стало вообще что-либо разобрать.
А всего через несколько минут всё стихло. Факела, горящие по стенам, погасли. Стояла такая кромешная тьма, что даже на расстоянии в несколько метров уже нельзя было ничего разглядеть. И лишь человеческие стоны могли указать на присутствие здесь пока еще живых людей. После обвала в воздухе стоял плотный столб пыли, которая забивала нос, горло и, оседая где-то внутри, делала дыхание попросту невозможным.
Картина помещения с обрушившимися каменными стенами и потолком вновь четко вырисовывалась перед глазами, несмотря на полную темноту. Он увидел вдруг прямо перед собой огромные завалы и погребённых в них заживо людей. Видел их искалеченные и изуродованные тела. Видел также и то, что многие пока ещё живы. Они звали и молили о помощи, либо смерти.
«Нужно срочно отсюда выбираться. А иначе умереть придется всем. В таких условиях человеческий организм долго существовать не сможет. Недостаток кислорода, плотная стена пыли и ещё какой-то вонючий газ, что быстро наполнил все помещения подземного грота после обвала, сделают своё дело. Один-единственный выход завален камнями, по меньшей мере, метров на сто. Разобрать завал – затея пустая. Ни малейшего шанса на спасение. Ждать помощи снару¬жи тоже, пожалуй, бессмысленно. Ждать - значит погибнуть. Завал раскопают не раньше чем через сутки, даже если будут работать все 24 часа без отдыха и сна. А всего через час здесь никого в живых уже не останется».
Но жить хотелось безумно. Хотелось вновь увидеть те леса и реки, те горы и тех людей, что остались там, наверху. Хотелось увидеть всё то, на что неоднократно уже смотрел раньше, но, наверное, так и не смог по достоинству оценить. Хотелось просто жить. И только сейчас, в минуту смертельной опасности, Сергей смог понять истинную цену человеческой жизни.
«Наверное, сейчас я в ответе за этих людей, потому что один из всех находящихся здесь всё-таки способен найти дорогу к свету».
Человек не боялся смерти. Он просто не хотел её принимать потому, что, несмотря ни на что, должен выйти отсюда сам и вывести остальных. Должен для того, чтобы увидеть своего, уже, наверное, родившегося сына. Должен сделать в жизни ещё многое, о чём сейчас не мог даже догадываться.
Собрав волю в один-единственный кулак, метр за метром обследовал захлопнувшуюся подземную ловушку в поисках, возможно, даже не су¬ществующего выхода. Сохранять самообладание в сложившейся ситуации оказалось чрезвычайно сложно.
«Так, спокойно, из каждого положения всегда есть три выхода». Словно заклинание, без устали твердя про себя одну-единственную фразу, наконец, нашёл, что искал.
Источник, который столько раз придавал людям силы во время их каторжного труда в подземелье, вытекая из-под камня в противоположном углу пещеры, тоненькой струйкой бежал вдоль стены и вырывался на свет через узкое отверстие в скале, совсем рядом.
Узким проход оказался только в самом начале. Далее, с каждым метром, он делался всё шире и шире. Осторож¬но спустившись к тому месту, где ручей должен выходить наружу, Серёга действительно обнаружил там отверстие.
Схватив валявшуюся неподалёку кирку, без промедления принялся за дело. После пяти минут непрерывной работы лаз оказался пригодным для того, чтобы через него с трудом, но всё-таки мог протиснуться человек. Заглянув внутрь проёма, чуть было не вскрикнул от радости. Где-то далеко, в самом конце тоннеля, брезжил едва различимый лучик света. Сознание не обмануло. Сам не помня себя от радости, он вдруг заорал что было сил: - Скорее! Скорее все сюда! Здесь выход! Вода укажет нам путь к свету и спасёт в очередной раз!
С трудом протиснувшись в узкий проход между камней, пополз наружу. С каждым вновь пройденным метром ползти становилось всё легче, а дышать всё свободнее. Тоннель делался шире, а воздух чище.
Минут через десять, когда узник выбрался на свет, он увидел бегущих навстречу людей и понял, что это спасение.
«Уже совсем скоро, они вытащат оттуда всех живых, а затем и мёртвых. Да. Сейчас я, пожалуй, прошёл своё первое испытание до конца». Больше Серёга уже ничего не помнил.

Ч.3 Гл..2

Порою мне бывает грустно.
Вокруг, людей косые тени.
Они то плачут, то смеются,
Кто с жиру бесится, кто с лени.

Куда девать себя не зная,
От жизни счастья не изведав,
Краюху хлеба в грязь вминая,
Плоды любви сполна отведав,

Следят, не ведая о многих,
Что словно звезды в небе тают.
Их, неумытых и убогих,
Живя, они не замечают.

Порой не зная, что злодейка,
Судьба, крутой вираж отмерив,
На жизни дно людей бросает,
Вины их точно не измерив,

Хохочет, жалости не зная,
Над теми, кто ещё недавно,
Краюху хлеба в грязь вминая,
Вперёд шагал, забыв о главном.

Коль сердце каменное бьётся,
Остыв навек, в груди злодея,
Оно не плачет, не смеётся,
Стальной клинок в душе лелея,

Расплаты час наступит скоро.
В молитве, истину познаешь,
Когда собачья, злая свора
Настигнет, только где, не знаешь.

Вадим негодовал. Он готов был просто лопнуть от злости. Птичка выскользнула из его клетки.
«Как?! Почему?! Кто это был?!» Эти и ещё многие вопросы не давали покоя ни днём, ни ночью.
«Неужели Сергей остался в живых? А возможно, и ещё кто-то. Нет, не может быть». Сидевший в кресле человек гнал прочь от себя так ненавистные мысли.
«Нужно срочно во всём разобраться и расставить, наконец, все точки над “и”, пока дело не зашло слишком далеко. Для начала как следует поработать с его бабой. Пугать, наверно не стоит. Всё равно бес толку. Пугана уже предостаточно. Вот чёрт. Что же делать? Стоп. Кажется, есть выход».
В лаборатории, где работала Таня, у Вадика была подружка. И сейчас он быстро набирал по памяти номер её телефона.

…Войдя в подъезд, Таня по обыкновению вытащила почту из ящика. Дома, бросив газетный свёрток на журнальный столик, была немало удивлена, когда на пол упало письмо. Разорвав конверт, женщина начала читать предназначенное ей послание.
« Слушай, ты, сучка. В следующий раз, когда пойдёшь к следователю, отказывайся от всего, что наговорила. Скажи, что не в себе была или ещё что-нибудь там придумай. Не долечилась, мол, немного. Не было ничего, и все тут. Да и вообще мы друзья с тобой. А иначе - ты меня знаешь. Я два раза повторять не стану».

…Возле окна стоял Александр. И это наполняло измученную тревогами душу радостью и страхом одновременно.
- Здравствуйте, - так же тихо ответил ей человек.
- Ну что? Как дела? Вы узнали что-нибудь о Сергее?
- Да, узнал.
- Жив?
- Сам я его не видел, но говорят, что жив. История, прямо скажем, невероятная. Живёт в тайге в каком-то странном подземном городе. Обратно не возвращается. Вернётся ли вообще, никто не знает.
- Да как же так?! Жив, и не возвращается! Этого не может быть.
- Значит, может. То, что жив, точно. Верный человек сказал. А вот почему не возвращается, я сказать не могу. На этот вопрос ты, наверное, сама себе должна ответить.

…Кровь ударила в голову. Стук сердца глухо отдавался в висках нестерпимой болью. Взяв «ватными» руками протянутые документы, уже практически ничего не соображая, тупо повертела их перед глазами и сразу же отдала обратно.
- Сговорились. Все сговорились. Кругом непробиваемая стена. Куда ни кинься. Вот так подруга. И она, значит, с ними заодно.
- Вы делайте, что хотите, и поступайте, как знаете. Только отстаньте все от меня ради Бога!
Несчастная в отчаянии уткнулась лицом в подушку.
- Что ж, Татьяна Владимировна, извините, как говорится, за вторжение. Будем работать дальше. Но послушайте, пожалуйста, моего совета. Не нужно Вам ссориться с этим человеком. Это страшный человек, поверьте мне.

…Но гость уходить, похоже, не собирался.
- Да. А живёшь ты, я смотрю, небогато. Придётся ссудить немного.
- Мне ничего от тебя не нужно. Уходи, а то я закричу.
Таня стояла возле дверей, не закрывая их за непрошеным гостем. Сердце готово было выскочить наружу в любую секунду.
«Как он смеет? Как он смеет сюда приходить?! И это после всего того, что со мной сделал. Вот подонок!»
Она боялась этого человека простым животным страхом. Но в эту минуту жгучая ненависть затмила все остальные чувства. Хозяйка еле сдерживала себя от того, чтобы не наброситься на своего врага прямо с кухонным ножом в руках или просто-напросто не вцепиться ему зубами в горло, сжимая челюсти до тех пор, пока мучитель не сдохнет. Сумев всё-таки удержать себя в руках, поняла, что такая задача, конечно же, ей явно не по силам.
«Вадим гораздо сильнее. Он будет защищаться и, ни секунды не раздумывая, прикончит бывшую подругу при первой возможности».
- Что же, я уйду. Но тебе стоит послушать меня внимательно. Сегодня ты пойдёшь в прокуратуру к тому самому следователю, с которым уже неоднократно разговаривала, и откажешься от всех своих предыдущих показаний, если, конечно, тебе дорога твоя собственная жизнь и жизнь твоих детей.
Это было уже чересчур. Неожиданно для самой себя вдруг закричала во весь голос:
- Пошёл вот отсюда, скотина! Видеть тебя не могу, подонок!
Вадим всё с той же издевательской гримасой на лице не спеша вышел за дверь.
После такого разговора успокоиться оказалось очень непросто обоим.
«За маленьким Славиком присмотреть ещё можно. Но Артем. Его к себе не привяжешь. Мальчик целыми днями пропадает на улице и находится в хороших отношениях с Вадимом. Тому не составит большого труда заманить его в ловушку».
А гость, в свою очередь, выйдя на лестничную площадку, тоже сразу перестал улыбаться. Его лицо приняло какое-то странное, озлобленно-озадаченное выражение.
- Вот сука упрямая. Ну, я тебе устрою жизнь весёлую. Ты у меня навсегда память-то потеряешь.
Быстро спустившись по лестнице, с силой хлопнул дверцей своего “Вольво”, и упав в мягкое кожаное кресло, уже на ходу бросил водителю:
- Давай в офис.

Ч.3 Гл.3

В синем небе - ворон чёрный
Землю молча созерцает.
Путник, к смерти обречённый,
След кровавый оставляет

На стене отвесной кручи,
На камнях, содравши кожу.
Вот уже немеют руки,
Удержаться он не сможет.

Пятна крови привлекают
Алой краской птицу смерти.
Голос муки развлекает.
В суете и круговерти,

Где играет ветер вольный,
Слышен жаворонка голос,
Зеленеет луг раздольный,
Золотистый хлебный колос

Силой жизни наливаясь,
Не склоняется от ветра.
Человек, за жизнь цепляясь,
Шаг за шагом, метр за метром,

До крови кусая губы,
К цели, близкой и далёкой,
К солнцу полз, сжимая зубы,
ЧЕЛОВЕК - из тьмы глубокой.

…Игорь вертел в руках передатчик.
«Не работает. А ведь классная штука. Схема проверена тысячу раз. Интересно, где он сейчас. Навер¬ное, уже и в живых-то нет давно».
- Ты что, Игорь, сегодня угрюмый такой? Случилось чего?
Голос Северцева вновь вернул к реальности.
- Все нормально, товарищ капитан, - машинально повторил сказанные полчаса назад слова, так как ничего нового на ум почему-то не пришло да попросту и не могло прийти потому, что голова была занята совсем другим. Он кисло улыбнулся.
- Я тебе вот что скажу. Не нравится мне людям в душу лезть, но сейчас, пожалуй, не тот случай. Ты летаешь в моём экипаже. А в воздухе то же самое, что и под водой, по крайней мере, если идешь на высоте в несколько сот метров. Здесь либо все погибают, либо все остаются в живых, и ошибка одного может стоить жизни его товарищам. Так что давай на- чистоту. Выговоришься - легче станет.
- Дом вспомнил, товарищ капитан.
- Случилось, что ли, чего?
- Дядька ушёл в геологоразведочную экспедицию. Давно ушёл и уже давно должен вернуться. Но до сих пор ни слуху ни духу. Без вести пропал. По-моему, где-то в наших краях. Вот так вот – просто ушёл и не вернулся. Сейчас уж нет в живых, наверное, - вздохнул Игорь.
- Я и сам - то толком не знаю, что и как там у них приключилось. Тётке не пишу, она меня с детства недолюбливала. А дядя Серёжа - он вместо отца.
Парень замолчал.
- Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла. Такая уж поговорка у командира была.
- Знаешь, кто сказал?
- Вроде, Симонов?
- Ну, вот видишь. И я тебе скажу то же самое. Вёсла бросать нельзя ни в коем случае. Только тогда куда-нибудь да выплывёшь. Он похлопал солдата по плечу и вновь полез под вертолёт. Северцев любил свою машину, и та, в свою очередь, платила ему тем же.
- Бог даст - всё наладится. Надежда должна умирать последней. Запомни это, сынок, и духом не падай никогда. Я сам-то из детдома. Родителей и в лицо не видел.
Он замолчал, словно осёкся, но, выдержав паузу, добавил:
- Пожалуй, хватит об этом.
Странно, но как может простой набор звуков, доносящийся из-под брюха огромной железной птицы, оказать такое влияние на человеческую душу.
Через несколько минут, вытирая капающий с рук мазут, капитан вновь обратился к своему подопечному:
- Сегодня поговорю с командиром. Думаю, он против не будет. Приказ состряпаем. Поедешь домой, в отпуск. Две недели – срок, конечно, неболь¬шой, но хватит, я думаю, чтобы прояснить ситуацию хотя бы настолько, насколько её возможно прояснить в настоящий момент. Новых боевых вылетов пока больше не предвидится. Командир о тебе мнения неплохого.

Ч.3 Гл.4

Кровавый след уходит в горы,
Зверь раненый не ждёт пощады.
Седых вершин немые своды
Ему помочь бы были рады.

Но смерти шёпот сладковатый
Усталый слух не покидает.
Тот вечный зов в краю безбрежном,
Живой души не приласкает.

Закон суров - в жестокой схватке,
В неравной битве - только чудо
Способно провести по кромке
Над пропастью веков. Откуда,

Возврата нет. И зная это,
Он всё же полз, сжимая зубы.
Жестокий враг уж близко где-то.
Облизывая жадно губы,

Вдыхает запах свежей крови.
Взгляд леденящий – ненасытен.
Вот он идёт и хмурит брови.
Вдали на гребне уже виден,

Размытый силуэт, вдруг снова
Исчезнет, канет в неизвестность.
Не так-то просто взять такого.
Он, видно знает ту окрестность,

Где жил, и кровью истекая,
В жестоком игрище без правил
Порою, смерть превозмогая,
“0хотников”, отстать заставил.

…Человек держал в руках меч. С виду этот обыкновенный самурайский клинок не был ничем примечателен. Но внешнее сходство сильно о6манчиво. Оружие оказалось сделанным из довольно странного материала, который по своим свойствам чем-то напоминал сталь - блеск, гибкость, упругость. Но по твёрдости сплав стоял, пожалуй, ближе к алмазу. Скорее всего, саблю сделали из особого вида булатной стали, секретом изготовления которой владели всего несколько человек в племени. Кто именно? Не знал никто. Эти люди умели хранить свои секреты. Ударом такого меча без особого труда можно разрубить на две части метровую гранитную глыбу. В дерево же он входил, словно нож в сливочное масло. Из подобного материала делались также все боевые дро¬тики и звёзды. Мишень для их метания попросту рисовали на скале.
Глаза Сергею завязали плотной чёрной повязкой. Это был первый в его жизни серьёзный бой. Первый бой, где ставкой могла стать собственная жизнь. Из головы не выходили слова учителя: «Контролируй свой разум. Он сильнее твоей плоти. Помни это всегда». И человек с завязанными глазами вновь, как это было уже не раз, наблюдал самого себя, поляну и всё, что на ней происходило, не открывая глаз. Он видел также и своих воору¬жённых противников, что готовы напасть и разорвать его на куски в любую секунду.
«Пусть в твоё тело вселится дух рыси. Ты станешь ловким и сильным, словно та дикая кошка, и тогда с лёгкостью сможешь справиться со своими врагами».
Сердце бешено коло¬тилось в груди. Прошедшие несколько минут уже казались вечностью. От чего-то вдруг вспомнил убитое на вырубках животное.
«Что же, неужели всё, неужели сейчас смерть? А умирать так не хочется. Противников двое. Они зрячие. Это отнюдь не дворовые мальчишки, и пришли они сюда совсем не для игр. В памяти навсегда остались глаза. Предсмертный взгляд её был пронизан неистовой злобой и сожалением. Да, именно сожалением, и не более того. Она жалела о своей смерти. Ни капли страха, ни малейшего намёка на испуг. Клянусь, я тогда не хотел тебя убивать. Выбора ты мне не оставила. Бред какой-то. Я что, перед ней оправдываюсь?»
Сергей только теперь понял, отчего завёл весь этот разговор. Животное стояло прямо перед ним, отделяя от воинов, которые уже начали расходиться в разные стороны для последнего и решающего удара.
«Что же, пусть будет так». Нечеловеческим усилием воли открыл зверю дорогу, и тот, казалось, вошёл в него.
«Не по душе мне вся эта чертовщина. Хотя лучше уж так, но живым, чем по-другому, но мёртвым».
Волосы отчего-то вдруг зашевелились на голове. Серёга неподвижно стоял на одном месте, словно застыв, ощущая себя хищником настолько, что захотелось даже пустить в ход зубы. Стоявший с трудом вновь сумел справиться с этим душевным порывом.
Сейчас он был абсолютно убеждён в том, что сможет убить этих людей в любую минуту. Это делало лицо спокойным, а движения уверенными. Воин чувствовал своё превосходство так, как зверь чувствует превосходство над противником, или, напротив, превосходство противника над собой, едва увидев того. Походка, взгляд, жесты позволяли легко прочитать эту нехитрую азбуку жизни.
Но человек не торопился, так как вовсе не был голоден. Ради забавы убивать не хотелось. Он слегка наклонил голову, и клинок одного из нападавших, со свистом рассекая воздух, пронёсся чуть выше затылка.
Враги тоже почувствовали перемену в своём сопернике. И эта пере¬мена им явно не понравилась. Возможно, что именно из-за этого они так сильно нервничали. К ним присоединился и третий их товарищ, до этого наблюдавший за ходом поединка, стоя немного поодаль. Раскинув огромную железную сеть, все трое попытались было накинуть её сзади. Но паутина оказалась разрубленной, и несостоявшийся пленник свободно прошёл сквозь неё.
Ощущение, более чем странное, не покидало ни на секунду. Наблюдая за схваткой со стороны, или даже, вернее сказать, откуда-то сверху, воин прекрасно мог владеть своим телом. Более того, в него, казалось, вселился дух той самой дикой кошки, которая только что стояла совсем рядом, в ярких красках нарисованная услужливым воображением, и смотрела прямо в глаза диким и необузданным звериным взглядом, выставляя напоказ красивый, но вместе с тем жестокий и беспощадный оскал острых, словно лезвие бритвы, зубов.
Сергею вновь захотелось выпустить когти и оскалить клыки, чтобы вцепиться в горло своим врагам.
В тот момент к своей внешности он не присматривался, и это, пожалуй, к лучшему. Произошедшие изменения могли самым неадекватным образом подействовать на неподготовленную психику обычного человека. Хотя возможно, что его нельзя было уже назвать обычным человеком – в прямом смысле этого слова, а психика вовсе не была такой уж не- подготовленной.
Глаза заметно сузились и приобрели не характерный для людей, странный зелёноватый оттенок. Нет, это не были глаза обыкновенного работяги - слесаря. Скорее, это были глаза пятнистой воительницы, сильного и безжалостного хищника, что будоражит наше воображение своими кровавыми подвигами, вселяя страх в души даже самых смелых таёжников. Их холод¬ный блеск мог о многом рассказать посвящённому, если бы только не скрывался за плотной повязкой чёрного цвета. В них не было страха смерти и слепой жажды крови. А был лишь холодный расчёт и уверенность в своих силах. А ещё, ещё, наверное, презрение или даже ненависть к той подлости и ничем не оправданной жестокости, повинуясь которой одни люди порою убивают других, испытывая при этом удовлетворение от проли¬той ими невинной крови. И всё это, несомненно, исходило из самой глубины души.
Нападавшие заметно нервничали. Это стало видно по их поведению. Из-за чего незнакомые ему люди вдруг пришли сюда и приняли этот бой, этого Серёга не знал.
«Возможно, просто из-за того, что я чужестранец и не похож на них. А может быть потому, что меня больше других любят женщины? А может, есть и ещё какая-то скрытая причина. А может, её нет совсем. Сейчас это уже не важно. В таких схватках друзья, как правило, не встречаются, ибо исход у поединка всегда бывает один и тот же. И эти трое - они сами вызвались на бой. А для меня это лишь часть второго испытания. Так пусть всё произойдёт здесь и сейчас, в открытой схватке, под чистым и безоблачным небом, на глазах у всего племени. Это лучше, чем получить нож в спи¬ну и кормить вороньё где-нибудь на дне оврага».
Несмотря на всё нарастающее напряжение, некоторые косметические изменения в себе он всё-таки успел ощутить. Клыки заметно удлинились и выступали наружу из-под нижней губы, а изо рта вместе с прерывистым дыханием вырыва¬лось глухое звериное урчание. К тому же, кроме всего прочего, на пальцах вместо обыкновенных человеческих ногтей вдруг появились острые звериные когти.
«Мистика какая-то». Но времени на размышления уже не оставалось.
«На подобные мелочи сейчас лучше просто не обращать внимания». Весь дух и вся плоть были отданы лишь той, одной-единственной смертельной схватке, в которой он во что бы то ни стало должен победить. Победить во имя того, чтобы выжить и отомстить. Победить, чтобы увидеть своего сына, чтобы не заставлять плакать своих друзей и не дать лишний повод для насмешек своим врагам.
В отличие от Серёги, его соперники достаточно хорошо уже успели заметить и оценить произошедшие в нём перемены. Что-то дрогнуло в их сознании. Все эти превращения были им явно не по вкусу. Воин с чёрной повязкой на глазах это понял, хотя вида не подал.
В следующую секунду напали все сразу. Повинуясь инстинкту самосохране¬ния, человек, подобно той самой дикой кошке, что сидела где-то далеко внутри него, извиваясь всем телом, отбил несколько ударов и, интуитивно угадывая единственно-верный путь к жизни, выскочил из кольца. Левая щека его при этом оказалась рассечённой. По плечу стекала липкая жидкость красного цвета. Он прекрасно понимал, что это его собственная кровь.
Боли не чувствовалось, а в голову вновь и вновь закрадывалась гадкая мыслишка: «А стоит ли губить эти три совсем ещё молодые жизни ради одной-единственной, своей. Опять вспомнил дом. Боль невосполнимой утраты оставит на душе близких и родных людей незаживающую рану. Довольное лицо Вадима. А другие – они, наверное, тоже плакать не станут. Быть может, кто-то будет даже рад чужому горю. А вслух лишь произнесут с напущенным сожалением: «Придурок, чего он туда полез-то? Жил бы как все и горя бы не знал».
Судьба предстала сейчас в виде огромного роста женщины с кнутом в руках, что силой заставляла его идти за собой.
«Ну, нет уж. На вот, выкуси, родная. Я пойду своей дорогой, причём, до самого конца. И попробуй мне помешать, если сможешь, конечно».
Он вдруг понял, что это станет одним из постулатов всей его будущей жизни, и следующей истиной, которую постиг, живя в этом затерянном подземном городе. А женщина-судьба, что стояла у него перед глазами, начала вдруг недоумённо и вместе с тем уважительно хлопать ресницами, по-видимому, согласившись с доводами странного человека. Лишние скандалы ей, наверное, были тоже ни к чему.
А во взбудораженном сознании всё ещё звучали ехидные усмешки друзей Тани.
«Да чего ты с ним возишься? Он просто не хочет работать. Брось, найди себе мужика нормального. Ты посмотри, как твой ребёнок к нему относится. Он же его ни во что не ставит».
«Ну что же, мужика нормального она, кажется, себе уже нашла. И ребёнок к нему относится нормально. А мне деньги, испачканные кровью, не нужны, и перешагивать через головы или даже трупы невинных людей, идя к своей цели, не стану, пусть буду ими же за это и высмеян. Странная шту¬ка, оказывается, жизнь. Странные мысли приходят в голову, когда нахо¬дишься у самого её края. Жить ради близких тебе людей, ради своего, сов¬сем недавно родившегося ребёнка, чтобы он мог, когда-нибудь опереться о надёжное плечо своего отца. Наверное, это и есть счастье.
В конце концов, ни в коем случае нельзя позволить злу обрести ничем не ограниченную власть в мире людей».
И это стало окончательной точкой в раз¬говоре с самим собой. Все мысли пронеслись в голове всего за несколько секунд.
По поведению врагов Сергей понял, кто имен¬но из них сейчас готовится нанести удар.
«Что же, я не заставлял тебя заносить этот меч над моей головой. Ты сам захотел этого».
Стоящие вокруг зеваки даже не успели понять, что произошло. Всем показалось, будто никто даже не пошевелился. Нападавший, вдруг начал как-то неестественно размахивать руками, и странно подгибая колени, казалось, бросился наутёк. А ещё через секунду его голова от¬делилась от туловища и, словно мяч, покатилась по мокрой от утренней росы, траве. Возможно, что Серега и сам до конца не был уверен в том, он ли сделал это или та самая дикая кошка, что сидела внутри и время от времени выпускала наружу весь свой необузданный, звериный нрав. Наверное, она ещё только-только начинала входить во вкус сражения, жаждя крови и мести.
Зеваки раскрыли от удивления рты. Однако, они раскрыли их ещё шире, когда тела двух оставшихся в живых воинов, развалились на куски прямо у них на глазах. То, что сделал этот слепой человек с тремя сильными мужчинами, смахивало на мистику.
А тот, в свою очередь, продолжал просто стоять без движения. Перед ним лежала куча изуродованного и окровавленного мяса, на которую нельзя было смотреть без содрогания. Но в душе не осталось места для чувств и эмоций. Он просто ждал. Ждал, что же будет дальше.
Из толпы вышел старик и обратился к стоявшему. Конечно же, это был учитель. Подняв руку вверх, он произнёс лишь одну короткую фразу:
«Твой бой окончен». Слова произвели поистине магическое действие. Руки и ноги обмякли и стали словно ватные. Голова кру¬жилась. Его тошнило от груды изрубленных тел, лежащих в луже крови. Сергей потерял сознание.

Ч.3 Гл..5

Старик седой в лохмотьях грязных,
Сидел, у вечного истока.
Он ведал жизнь и много разных
Людей, встречал в краю далёком.

В краю, где птица трелью звонкой
Усталый слух не услаждает.
В краю, где свесившись над кромкой,
В бездонный мрак слезу роняет

Плакучей ивы стан бессильный.
Не сможет, справиться он с бурей,
В краю, где правит мрак всесильный.
Старик сидел, и брови хмуря,

Сжимал дрожащими руками
Засохшую краюху хлеба.
Шепча ослабшими устами
Молитву, старую, как небо.

Он истины венец терновый
Познав за годы жизни долгой,
Не смог понять порядок новый.
И в глубь души убрал надолго,

Заветы предков и молитву,
Что даже в стужу согревала.
Он верил, что большую битву
Родная Русь не проиграла.

Воспрянет духом край суровый,
Встряхнёт, могучей головою
И будет справедливым новый
Порядок, где и нам с тобою

Растить детей и жить, а это
Венец, создателя творенья.
А коль душа не примет это,
Не будет ей в пути спасенья.

…- Ты, отец, пойми меня правильно. Мне долго разговаривать с тобой резона нету. Нам сын твой не нужен. Мы ищем совсем другого человека. И Александр должен помочь найти его. А иначе..., ну сам понимаешь. В общем, много крови может пролиться.
- А у меня, ребята, для разговоров с вами тоже нет ни времени, ни желания. Я жизнь прожил. Крови немало повидал, и этим меня не напугаешь. А что сына касается, так он не должен вам ничего. А сейчас в долину пошёл, здесь тайны нет. И попробуйте его там взять, если сможете. Да и Серёгу поищете заодно. Но скоро, я думаю, он сам появится в городе. И вам же будет лучше подождать его здесь, на своей территории. А иначе действительно может пролиться очень много крови. Там его дом, его стихия. А в родном доме, как известно, и стены помогают. Я вам это говорю только для того, чтобы не губить зря невинные души. Уж лучше тебе разобраться во всём самому. Всё равно встречи не избежать.
- Ты, старик, я смотрю, что-то уже слишком разговорился. Что мне лучше, я и сам разберусь.
Вадим выругался и, сильно хлопнув дверью, вышел прочь из квартиры. Человек лишь улыбнулся ему вслед.
«На вас не угодишь. То рассказывай, а то разговорился слишком. Давайте, давайте, ищите иголку в стоге сена. Это вам не с бабами воевать».
Выйдя из подъезда, махнул рукой Михею, сидевшему неподалёку.
- Всё, осаду снимаем. Придётся в тайгу идти, вслед за этим уродом. Он
должен вывести нас на объект. Похоже, что маугли действительно жив, но
прячется в лесу.

…Надвигались сумерки. Беспристрастный хронометр всемогущего светила неутомимо отсчитывал минуту за минутой, ни на секунду не замедляя свой ход. Он просто не мог сбиться с тысячелетиями отлаженного ритма, заставляя всё живое и неживое на земле жить по своим законам. Одним новый день нёс счастье и радость, другим, напротив, горе и разочарование, проверяя тем самым на крепость. А Вадима он с каждой секун¬дой неумолимо приближал к неминуемой развязке. Какой именно, оставалось пока загадкой. Но человек нутром чувствовал, что ждать осталось не так уж долго.
Пожалуй, сложно сказать, какое именно испытание человеческой душе пройти сложнее, горем и бедностью или богатством и роскошью. Пройти так, чтобы не уронить своего человеческого достоинства, чтобы не испачкать лицо грязью, а руки кровью. Пройти так, чтобы в конце жизни, оглядываясь на пройден¬ный путь, не кричать от боли, которая железной хваткой сдавит горло и не позволит вырваться оттуда даже слабому шёпоту, в последний раз напом¬нив о том, что время уже ушло, а повернуть его вспять выше человеческих сил. Вадим понял это только сейчас. Понял, но уже, наверное, слишком поздно.

Ч.3 Гл.6

Суровый край – немая вечность,
Дорога – в обруче столетий.
Лишь пыль веков, да бесконечность,
Немые спутники соцветий

Далёких звёзд, и близких вёсен.
Луны, сиянье неземное.
Пройдут века, но неизменным
Останется одно, святое.

Земли тепло и свет небесный,
Дарящий жизнь, согревший душу.
Густая кровь. Цветок прелестный
В глаза смотрел, твердя: «Не струшу».

Зверь, в угол загнанный погоней,
Молитва жизни уходящей.
Был диким бой в глухом загоне
С толпой охотников кричащей.

Флажков кроваво-красных пятна
Для них – игра и наслажденье.
Его мученье им приятно.
Но, это злое наважденье

Конечно, кончится когда-то.
Жестоких правил злая метка
Придёт и к ним. И вот тогда-то,
Получит каждый. А отметку,

Коварству, подлости и лести,
Жестокости и беспределу
Воздаст рука, добра и мести,
Земле любви, и тьмы уделу.

Через густые заросли ивняка пробирался человек. Он шёл по успевшей уже исчезнуть тропе, прокладывая глазом маршрут по тому узкому прогалу в стоящих сплошной стеной деревьях, где она когда-то была проложена. Здешние места летом обычно совершенно не проходимы, и именно поэтому в это время люди сюда почти никогда не заходят. Но человек шаг за шагом продолжал упрямо пробираться вперёд, несмотря на проливной дождь, вымокшую до нитки одежду, а также пронизывающий до самых костей ветер, налетающий порою неизвестно откуда и с бешеным остервенением срывающий с деревьев первые жёлтые листья.
Жирная болотная жижа противно чавкала под ногами, готовая в любую секунду расступиться и проглотить упрямого путника навсегда, став его могилой. Для этого стоило лишь слегка оступиться. Трясина с радостью примет в свои объятия новую жертву. Человек остановился и перевёл дыхание. Стерев стекающие со лба дождевые капли, достал из кармана аккуратно завёрнутую в старую газету краюху хлеба.

…Огромных размеров волк неподвижно лежал у самой кромки обрыва, положив голову на передние лапы и зажмурив глаза. Зверь не спал и даже не дремал. Сквозь узкие щели чуть-чуть приоткрытых век он внимательно следил за людьми, что, выстроившись ровной цепочкой, медленно, но всё-таки двигались в сторону болота. Чуткий слух улавливал каждый шорох, а нос постоянно вздрагивал от слишком хорошо знакомого запаха пороха и железа.
«Около часа назад здесь проходил другой человек. Странно, что он пришёл сюда один, и, кроме того, его запах отчего-то показался вдруг знакомым. Возможно, что мы уже встречались». Но где и при каких обстоятельствах, серый вспомнить не мог. Те люди, что упрямо плелись сейчас по его следу у самого подножия скалы, наверное, впервые попали в здешние места и потому опрометчиво полезли на ночь глядя прямо в трясину, в которую после таких дождей и днём-то, пожалуй, не стоит соваться. Но бедняги не знали, на что шли, и потому, странным образом подбадривая друг друга, продолжали двигаться вперёд. Впрочем, сейчас волку уже не было до них дела. Точнее сказать, он не боялся.
«Собак нет. Значит, не охотники, а если и охотники, то, во всяком случае, не за моей шкурой. Возможно, им нужен тот человек, что совсем недавно проходил по этой же самой тропе. Что за дело мне до людских разборок?» И, пожалуй, лишь праздное любопытство заставило вновь продолжить наблюдение за незваными гостями. Хотя, возможно, присутствовало ещё какое-то непонятное, но очень нехорошее предчувствие. «Зачем они вновь пришли сюда? Что нужно людям на этот раз?» За всю свою короткую волчью жизнь серый успел твёрдо усвоить одно-единственное, но самое главное правило. «Появление в долине двуногих созданий никогда не сулит ничего хорошего».
Гости быстро удалялись, растворяясь в густом, словно топлёное молоко, тумане постепенно надвигающихся сумерек. Они покинули свои тёплые городские квартиры и отправились на поиски приключений и лёгкого заработка в совсем не знакомые места, сами не понимая ещё, как сильно ошиблись.
Отчего-то вдруг вновь вспомнилось прошлое. Заныла старая рана под лопаткой.
«Наверное, к непогоде». Это было давно. Время постепенно начинало стирать кровавые сцены из памяти. Сейчас зверь стал опытнее и умнее. Он уже не лез под пули охотников, всегда успевая вовремя уйти от преследования. Но те случаи, когда жизнь висела на волоске в буквальном смысле этого слова, оставили неизгладимый след в беспокойной душе лесного скитальца. А ведь однажды, именно человек спас ему жизнь.
«Наверное, они тоже бывают разными. Но почему плохих всегда больше, чем хороших? Почему люди стараются прикончить тех, кто лучше и сильнее их? Вот и сейчас до зубов вооружённый отряд преследует того беднягу, что прошёл здесь час назад. Если они его настигнут, то, наверное, чай вместе пить не станут. Хотя, судя по тому, как шёл тот человек, его не так-то просто будет взять голыми руками». Уж в чём-чём, а в этом серый разбирался прекрасно.
«Наверное, такова жизнь. Стая убивает чужака. Хотя это не- справедливо, даже, может быть, слишком». Так размышлял хищник, вид крови у которого никогда не вызывал лишних эмоций. Ведь, собственно, так и проходила вся его жизнь. Впрочем, наверное, это не совсем так. Он убивал лишь старых, больных, и только тогда, когда было необходимо для сохранения собственной жизни или жизни своих детей, всегда вступая в честную схватку. Видимо, годы дикой жизни всё-таки не смогли уничтожить в нём до конца то живое и доброе, что закладывается изначально в каждое вновь появляющееся на свет существо.
Зверь встал и встряхнул головой, которую стали посещать отчего-то вдруг мысли самые, что ни на есть, удивительные.
Он не спеша поплёлся в сторону топей. Хотелось посмотреть, куда направляются эти люди, раз уж они ступили на его территорию.

…Сумерки быстро опускались на землю. Темнело прямо на глазах. Михей шёл первым.
- Не отставать, идти след в след. Скоро выберемся из этой грязи и устроимся на ночлег.
Он, как мог, успокаивал людей. Но сейчас всем уже стало ясно, что на ночь сюда соваться, пожалуй, не стоило. Раздавшийся в конце колонны странный всплеск и последовавший за ним истошный крик сразу перекрыли все остальные звуки леса.
- Лёха, держись, я иду.
- Куда? Стоять, никому ни с места.
Но было уже поздно. В трясину угодили ещё двое.
- Всем оставаться на местах, - вновь бешеным голосом заорал Михей, багровея от натуги.
- Все сдохнем к чёртовой матери. Места предостаточно.
Но дальнейших пояснений никому не понадобилось. Желающих прыгать в болото больше не нашлось. Они просто стояли и смотрели, как жирная, грязная и вонючая жижа неумолимо проглатывает их товарищей.
- Помогите! Да помогите же кто-нибудь! Мама, мамочка! Как страшно-то…
Голос затих. За ним оборвались на полуслове и два остальных. Они исчезли раз и навсегда.
- Нужно выбираться, пока совсем не стемнело. Идём дальше. Ещё раз повторяю. Осторожно, след в след.
Он вытащил из рюкзака верёвку и бросил её стоящим за ним людям.
- Держитесь крепче. Верёвку не бросать. Ошибка одного может стоить жизни всем. Почва под ногами ходуном ходит. Если кто-нибудь сорвётся, остальные пойдут следом.

…- Что же. Пробовать, так пробовать. Это можно.
Пахомыч скинул с плеч рюкзак и с опаской приблизился к нависшему над пропастью совсем ненадёжному переходу. Встав на четвереньки, он медленно начал пробираться к противоположному берегу. Мост угрожающе похрустывал и кренился под его весом всё больше и больше.
А когда человек добрался уже до середины, Михей вдруг заметил то, что должен был увидеть с самого начала. С другого берега брёвна оказались подрубленными, и всё строение уже начало постепенно сползать в пропасть.
- Пахомыч, давай обратно!!! - заорал он изо всех сил. Но было уже слишком поздно. Настил с грохотом и треском рухнул. Несчастный с диким криком полетел вниз, следом за огромными брёвнами. Ещё несколько секунд горное эхо повторяло нечеловеческий вопль обречённого на смерть пожилого геолога. А затем всё разом стихло. И лишь несколько обломков гнилых брёвен, застрявших в расщелине скалы, могли напомнить людям о случившемся.
Михей стоял в нерешительности, раскрыв рот от такого неожиданного поворота событий. И вдруг его словно прорвало. Чувства с потоком грубой брани бесконтрольно вырывались наружу, совсем не оставляя места для разума. Он вскинул оружие, и автоматная очередь вновь нарушила тишину горного ущелья.
- Сука! Тебе не уйти! На куски порежу! Козёл, мразь!
Далее следовала череда ещё более грубых и изощрённых ругательств. Опешившие товарищи держали его за руки. Они, как могли, успокаивали шефа.

Ч.3 Гл.7

Шагами меряет пространство
И знает точно путь к успеху.
Сверкает дорогим убранством,
Давая волю лжи и смеху.

Сияя, дивной красотою,
Ступает твёрдыми шагами
Та женщина, что звать ценою.
Посмотрит карими глазами

И назовёт спокойно цену,
Добру и свету, злу и мести.
Оценит, радость и измену,
Назначит куш коварной лести.

Оценит, жизнь друзей и близких,
Оценит жаворонка голос.
Рукой холодной и спокойной,
Оценит дивный хлебный колос.

И даже собственную душу
Вдруг, на монеты разменяет.
И сбросит, как пустую ношу,
И к слабым, жалости не знает.

…«Странная всё-таки штука жизнь. Крутит, вертит человеческими судьба¬ми так, как ей вздумается. Однако, если присмотреться повнимательнее, то, пожалуй, её действия не лишены определённого смысла и подчинены како¬му-то тайному и недоступному для понимания людей закону создателя. Какие ещё она готовит сюрпризы?» Ответа на этот вопрос, конечно же, не было. Сергей даже пред¬ставить себе не мог то, какие именно сюрпризы уготовила для него судь¬ба в самом ближайшем будущем.
На противоположном берегу к воде не торопясь подошёл огромный лось. Животное, осмот¬ревшись вокруг и потрясая могучей головой, увенчанной ветвистыми рогами, принялось с жадностью пить воду. Человека зверь не боялся. Он встречался с ним каждое утро и знал, что тот не причинит зла.

…Умывшись прохладной водой из ручья, Серёга вышел на середину поляны. Он аккуратно снял с шеи амулет с изображением оскаленной звериной мор¬ды и положил его на огромный плоский валун, невесть откуда здесь появившийся и как будто бы специально приготовленный для совершения обряда. По словам учителя, этим действием человек дал знать духам леса, что именно сейчас он начинает своё первое самостоятельное занятие, бой с тенью.
Схватка со сто¬роны могла показаться несведущему человеку зрелищем довольно странным. Тень представляла собой зеркальное отражение воина, в самом прямом смысле этого слова, и точно повторяла все его движения. Нападавший на¬носил удары, его соперница легко их отражала.
Но дух жестокой дикой кошки оказался гораздо сильнее и выносливее человеческой плоти и просто-напросто играл с ней. А Серёге между тем с каждой минутой продолжать эту игру становилось все тяжелее и тяжелее. Отражать удары приходилось теперь уже ему. Гостья не из мира сего двигалась гораздо быстрее. Её движения делались всё стремительнее и стремительнее с каждой секундой, пока не достигли той критической планки, после которой человеческий мозг уже не был в состоянии реагировать на удары.
И вот здесь наступал самый тяжёлый и ответственный момент, когда для того чтобы выжить, нужно попросту предугадывать движения своего противника, определять то, куда именно и каким образом он нанесёт удар в следующую секунду. Этим даром в полной мере обладали лишь очень немногие великие воины. Сергей, конечно же, не относил себя к их числу, но тем не менее ничего другого не оставалось.
А соперница из преисподней тем временем разошлась не на шутку, и допусти сражающийся хотя бы малейшую оплошность, могла запросто срубить ему голову. По крайней мере, так казалось со стороны. Проверять правильность этих сужде¬ний не возникало ни малейшего желания. Пока человек всё ещё успевал каким-то чудом справляться с её стремительным натиском. Но долго так продолжаться не могло. Силы кончались.
«Надеть амулет», - мелькнула в голове совершенно, казалось бы, не- вероятная на первый взгляд мысль. Но по-другому остановить разбушевавшуюся воительницу не представлялось совершенно никакой возможности.
«Сейчас или никогда».
Выбрав удобное мгновение, он все-таки сумел схватить амулет и в последний момент накинуть его себе на шею. Острый, словно лезвие бритвы, и сверкающий на солнце, словно молния, клинок растворился в воздухе на полпути к голове за сотые доли секунды до того, как должен был отделить её от тела. Хотя возможно, что именно этого она сделать вовсе и не собиралась. Ведь наверное, если захотела, то смогла бы наверняка.
А через секунду Серёга уже рухнул без чувств на мокрую от утренней росы траву. И отчётливо помнил потом лишь то, как до боли сжимал в ладонях тот спасительный талисман, что висел у него на шее. Да, пожалуй, ещё без страха смотрящий на мир жёсткий оскал звериной морды с широко раскрытыми глазами, что не ведал страха, не знал лжи и подлости, был чужд жалости и милосердия к своим врагам, но тем не менее сложил оружие и склонил голову именно перед силой духа лежащего на траве воина, в душе которого и был заключен именно тот железный стержень не нужной никому честности и упрямства, благодаря ко¬торому именно он стал её избранником.

…Взобравшись на самую вершину скалы, старик указал рукой на запад. Там, зажатая с двух сторон массивными горными хребтами, простиралась совсем узкая на севере и постепенно расширяющаяся к югу межгорная котловина.
- Вот она, во всей своей красе. Знаменитое и небезызвестное урочище. Тайны там скрыты разные и богатства немалые. Но только вот мы с тобой про них не ведаем. Может, так оно и к лучшему. Твой друг знает чуть больше. Лесные люди доверили ему многие свои тайны. Он сильно изменился, но остался жив, и это самое главное. Немало людей нашло здесь свою могилу. И вряд ли это была простая случайность или стечение обстоятельств. Но они, приходили сюда совсем не за тем, чтобы любоваться кра¬сотами природы. Их погубили алчность и жажда наживы. Хотя, пожалуй, это не совсем так. Тайга не делит ладей на плохих и хороших. Она забирает всех подряд, без разбора. И основным критерием для существования здесь является уровень выживаемости. Я думаю, что ты и сам успел уже не раз в этом убедиться. Так пусть урочище пощадит тебя и на этот раз. А я пошёл обратно. Надо за твоими друзьями присмотреть, а то кабы они чего лишнего не натворили. По тропе дойдёшь до речки, а дальше вверх по течению. В дороге заночуешь. До темна не добраться. Если пройдёшь без за¬держек, завтра к обеду увидишь землянку прямо на берегу. Там и найдёшь своего товарища. Он поди уж одичал один в лесу. Чай, и не узнаете друг друга. Ну, будь здоров.

…Пройдя километров десять вверх по течению, завернул за очередную излучину и вышел на большую поляну. То, что здесь предстало перед глазами, заставило сердце биться в два раза быстрее. На высоком берегу примостилась небольшая землянка. Перед входом горел огонь и си¬дел человек, которого узнал сразу. Оступившись на камне, присел на сваленную ветром осину. Голова слегка кружилась.
«Нужно идти»,- подумал он и с криком: «Серёга, Серёга!!!», - бросился к другу, который, широко раскинув руки, тоже бежал навстречу.
Через минуту они обнялись. Скупые мужские слёзы, появившиеся вдруг неизвестно откуда, катились по щекам, не обращая вни¬мания на то, что два человека, стоявшие на самом краю обрывистого берега, вовсе не пла¬кали.

Ч.4 Гл.1

Сырой земли завет суровый,
Сорвав, кровавую одежду,
Поведал истине не новой
Цену любви, и дал надежду.

Весы судьбы укажут точно,
В сравненьи, суть постигнуть трудно.
И человек, заблудший ночью,
Поверит в жизнь: спасенье чудно.

В его душе, лишь холод ночи.
Пустое прошлое безлико.
Никто не ждёт. Родные очи
Не станут вслед смотреть. Гляди-ка,

Родной очаг исчез бесследно,
А значит - некуда вернуться.
Вдали, растаял образ бледный,
Нельзя упасть, нельзя споткнуться.

Другой, слащавый и холёный,
Усыпан с детства лаской нежной.
Идёт, румяный и пригожий,
Живёт мечтой, живёт надеждой.

Но быстро музыка сыграла,
Недолго ром рекою лился.
Судьба не мать - ласкать не стала.
Прекрасный образ вмиг разбился,

Не выдержав лихих скитаний.
По жизни путь тернист и труден,
Тропой невзгод и испытаний
Сквозь дымки дней - туманы буден.

…Человек шёл быстрым шагом по еле заметной тропе, в окружении лишь вековых елей, которые, казалось, с каждой минутой всё плотней и плот¬ней подступали к петляющей между камней и расщелин тропинке. Он прекрасно осознавал сейчас ту опасность, что нависла над ним и его другом. С теми отморозками, что ждали по другую сторону хребта, шутки плохи. Они пришли сюда с совершенно определённой целью. Но страха не было. После того, что произошло за последние несколько месяцев, возможная смерть не могла заставить повернуть обратно. Ему просто хотелось как можно скорее встретиться с близкими людьми, со своим маленьким сыном, которому сейчас, как никогда, нужна помощь.
Постоянное присутствие опасности заметно уве¬личило приток адреналина в кровь. Какой-то особенный дух сражения уже полностью завладел пробирающимся между огромных валунов путником, не оставив даже намёка на страх в его душе, а поместив туда лишь ненависть да волю к победе, которые и помогали не замечать усталости, забыть про всё, что мешает в достижении одной-единственной цели.
«Во что бы то ни стало преодолеть перевал и добраться до города». Только эта мысль постоянно крутилась в голове.
Сумерки надвигались незаметно. Человек торопился, чтобы до наступления темноты успеть подняться на верх.
«Там стоит подыскать более-менее безопасное место для ночлега. Хотя возможно, что придётся идти и ночью. Перевалив на другую сто¬рону, можно спускаться вниз по берегу жёлтого ручья. Это поможет не сбиться с пути даже в полной темноте, идти, не оставляя за собой следов, хотя и придётся немного подмочить ноги. Но на подобные мелочи сейчас внимания обращать не стоит».
На тайгу опускался туман. Он, белый, словно парное молоко, был как будто специально кем-то разлит по земле. В его густой пелене с трудом различались даже стоящие поблизости силуэты деревьев.
Серега остановился, чтобы осмотреться вокруг. Непрошеный комок от чего - то вдруг подступил к самому горлу.
«Куда я иду и за¬чем? Из-за чего вообще здесь оказался? Кого должен спасти, подвергая себя смертельной опасности? Хотя вот с этим как раз всё ясно. Там сын, близкие люди, которым сейчас, как никогда, требуется помощь».
А вот что касается остального, то оно по-прежнему оставалось скрытым под густой пеленой тумана, ещё более плотного и непроглядного, чем тот, что укрывал сейчас белым покрывалом землю. И в той новой жизни, в которую человек так торопился, найти правильную дорогу будет ещё сложнее, чем в этом диком, глухом таёжном безмолвии.
«Одиночество. Это станет нормой. Один против всех во имя добра и справедливости. ОНИ будут смеяться. В НИХ нет жалости. Но именно поэтому, именно сейчас и именно я должен идти вперёд. Идти, чтобы сражаться, чтобы доказать свою правоту и отстоять право на жизнь».

…С цветка на цветок торопливо перелетал мохнатый шмель. Он занимался самым важным, по его мнению, делом. Большая черная змея неподвижно лежала на огром¬ном валуне. Она нежилась в солнечных лучах, стараясь впитать в себя как можно больше тепла перед быстро приближающимися осенними холодами и ненастьем. И только маленькая пушистая белка с неподдельным интересом разглядывала странное двуногое существо, что с трудом пробиралось сквозь непроходимую поросль молодого осинни¬ка. Но природная осторожность, как всегда, брала верх над любопытством, и зверёк предпочитал вести наблюдение с безопасного расстояния.

…Утром, выйдя на улицу, человек обнаружил совсем ещё свежий волчий след, принадлежавший, без сомнения, довольно крупному хищнику. Проходя мимо, зверь прошёлся вокруг землянки и, убедившись в чём-то, наверное, очень важном для себя, не торопясь побрёл своей дорогой.
А человек, в свою очередь, наскоро умыв лицо холодной и чистой, словно слеза, родниковой водой, тоже сразу двинулся дальше в свой не- лёгкий путь дорогой, известной и понятной только ему. Мельком взглянув на примятую траву, где на остывшей за ночь земле отчётливо различались следы продолговатых волчьих лап, он отчего-то вдруг улыбнулся и, устремив взгляд к горизонту, быстрыми шагами двинулся вверх по склону.
Он шёл туда, куда ушёл вчера его друг, туда, куда ушёл ночью этот серый лесной бродяга. Каждый из них, конечно же, ступал по жизни своей дорогой. Но эти самые дороги сплетались именно сейчас и именно здесь, в тот неразделимый узел, благодаря которому можно тащить по жизни да¬же самое тяжёлое бремя, что взваливает на человеческие плечи безжалост¬ная и не всегда справедливая судьба. Быть может, и злодейка, которая сейчас просто ради забавы свела воедино эти три жизни в суровых и не- человеческих условиях дикой природы, стирая различия между человеком и зверем, и тем самым открывая нам глаза на ту самую жизнь, по которой мы идём каждый своей, особенной дорогой. Ведь именно при отсутствии всех и всяческих границ, оценивая и сравнивая поступки друг друга, мы начинаем понимать, что зверь зачастую поступает честнее и благороднее, чем многие из окружающих нас людей. Он не умеет лгать, его действия всегда предсказуемы, а главное, в его глазах нет места подлости и лицемерию. Хотя, наверное, в них есть что-то другое, что пугает и одновременно манит к себе людей, заставляя искать ответы на вопросы о вечном и неизведанном.
И, наверное, это была не просто забава старухи – судьбы, а может быть, её очередная попытка объяснить всем живущим их истинный смысл прихода на землю, показать настоящую цену свету солнца, пению птиц и шелесту зелёной листвы на деревьях, настоящую цену всему тому, к чему мы давно привыкли. Быть может, она просто хотела научить нас смотреть на всё это широко открытыми от восхищения глазами. Научить, радоваться и любить по настоящему.

Ч.4 Гл.2

Серый день в печальном свете.
Время - ход неудержимый.
Человек на этом свете
Просто гость, отцом хранимый.

Пусть порою, стиснув зубы,
Тяжело ползти по краю.
Пусть задует ветер в трубы,
Ветер вольный, я играю.

Не обласкан тишиною,
Кон сыграв, с притворной маской
Ты поймёшь: нельзя порою
Разглядеть за лживой лаской

Звонкий жаворонка голос,
Листьев свежих тихий шелест,
И любви, прощальный возглас,
И берёзки, чистой прелесть.

…Пожилой лысоватый человек нервно курил, сидя в машине. Не прекращающийся ни на минуту уже целые сутки дождь всё лил и лил с неба нескончаемый поток холодной воды, которая заполняла собой, казалось, всё вокруг, бесчисленными каплями стекая по стёклам лимузина и приходя в неистовую ярость оттого, что не может прорваться вовнутрь.
Сидящий в автомобиле всего этого не замечал. Он думал о чём-то своём, очень важном, но, по всей видимости, не совсем приятном для него. С каждым новым днём непрошеные мысли, словно незваные гости, подступали всё ближе и ближе, невыносимым грузом оседая на душе и железной хваткой без жалости всё сильнее сжимая горло.
«Почему до сих пор нет вестей от Михея? Если всё прошло гладко, то должны уже вернуться. Неужели опять что-то случилось? Нет, нет. Не может быть. Его обмануть не так просто. Этот человек слишком опытен, чтобы попасть на какую-нибудь дешевую удочку».
И это было правдой. Михею приходилось попадать в самые разные передряги, и всегда он умудрялся выходить сухим из воды. Опытный следопыт мог месяцами жить в лесу и не умереть при этом от голода, питаясь чем придёт¬ся.
«Что же могло случиться? А может быть, этого самого Сергея и в живых-то уже нет давным-давно? Мажет быть, выродок подох где-нибудь в тайге? Хотя – тоже вряд ли. Раз уж он сумел выбраться из прошлой мясорубки, то сам по себе вряд ли дух испустит. Видно, пошла коса на камень. Ещё не известно, чем всё это закончится». От таких мыслей Вадиму становилось ещё хуже.

…Войдя в кабинет, Вадим достал из сейфа бутылку водки. Облегчения не чувствовалось. Записку, конечно же, оставил, но смешно было бы надеяться на то, что клочок бумаги сможет что-либо изменить.
«После всего, что произошло, вряд ли можно так просто запугать эту бабу». Мужчина сильно нервничал. Он попросту не находил себе места.
«Нужно действовать, причём незамедлительно. Но что делать?» Впервые в жизни у этого человека не было чёткого плана действий, и это приводило его в бешенство.
«Ах ты, сука. Так, тихо, спокойно. Взять себя в руки. Так и с ума сойти недолго. Ну уж, нет. Не из того теста слеплен».
Вадик вытащил из стола пистолет и трясущимися от напряжения паль¬цами начал заполнять обойму патронами.
«Что же, приезжай, путешественник ты наш дорогой. Уж мы тебе устроим встречу, как полагается, по всем правилам. Сука! Сволочь! Убью! На куски порежу! В землю зарою. Покажись только на глаза мне!»
Нервы не выдержали. Сидящий сорвался в диком истерическом крике. В эти секунды он уже совершенно себя не контролировал и, схватив револьвер, начал вдруг беспорядочно палить в разные стороны. Со звоном вылетело оконное стекло. Посыпалась со стен штукатурка. Ещё совсем новые, пахнущие лаком, а кроме всего прочего, еще и безумно дорогие дубовые двери превратились в буквальном смысле слова в решето. Последнее обстоятельство послужило впоследствии поводом для немалого сожаления. Когда в последний раз, уже вхолостую, щёлкнул затвор, вояка, совершенно обессиливший, вновь опустился в кресло. На его лице было написано полное безразличие.

…Разыгравшийся не на шутку ветер, резвясь, гонял по тротуару только что сорванные им же с деревьев листья. Осень потихоньку вступала в свои права. Не обращая внимания на все усилия развеселившегося забияки, природа постепенно погружалась в какое-то особенное состояние, пока еще не зимнего, но уже – покоя. А жизнь, тем не менее, вовсе не собиралась умирать даже в сбросивших свои летние наряды деревьях.
-Не рубите деревья, они ложатся спать,
-Чтобы с новою силой весною для жизни проснуться опять.
(Слова из песни.)
Странные слова из забытой песни в голову пришли неожиданно.
Тане нравилось просто сидеть возле окна небольшой кухни своей маленькой, но уютной квартирки и просто смотреть сквозь запотевшие стёкла, как идёт дождь вперемешку с мокрым и тающим при первом прикосновении к зем¬ле снегом. Смотреть, как разбойник ветер налетает на мокрые и стонущие под его порывами тополя. Хотя, наверное, слово нравилось было здесь не сов¬сем уместно. Взгляд со стороны не всегда объективен. Он вряд ли может проникнуть в глубину человеческой души.
Не отрываясь глядя на оконное стекло, женщина не думала ни об осени, ни о дожде. Её голова в эти минуты была занята совсем другими мыслями. До боли в глазах Татьяна всматривалась в мокрый асфальт, надеясь, что там вдруг появится тот единственный, так нужный ей сейчас мужчина. Тот, кто смог бы помочь и стал так дорог в эти минуты. Но мужчина не появлялся. Вместо него на тротуаре мелькали совсем другие силуэты. Много, и самые разные, но совсем не те. Лицам с улицы не было до неё никакого дела. А Таня, надежды не теряла. Она ждала его и думала о нём просто потому, что больше уже не могла думать ни о чём другом.
«Дождь не перестаёт ни на минуту. В тайге сейчас, наверно, и сыро, и холодно. В такую погоду там долго не выдержать». Сердце ныло, а душа тщетно пыталась вырваться на волю.
«Надо же, столько разных людей, и все они так не похожи и вместе с тем так похожи друг на друга. У каждого - своя судьба. Кому-то легче, кому-то тяжелее. Но какой бы ни была дорога, тяжёлой или лёгкой, далёкой или близкой, каждому нужно пройти её до конца и постараться сделать это достойно. Странно, но почему все люди вдруг стали так равнодушны друг к другу? Хотя, наверное, это вовсе не удивительно. Ведь и сама была ничем не лучше».
Ей, почему-то только сейчас вдруг стала понятна цена истинной человеческой дружбы и любви. Той дружбы и той любви, которые нельзя купить за деньги или поменять на модные шмотки. Лишь тогда, когда ставкой становится жизнь, начинаешь по-настоящему понимать, как важно, чтобы в трудную минуту рядом находилось надёжное плечо любимого человека, на которое всегда можно рассчитывать. Плечо человека, которому не нужно будет платить за то, чтобы он пришёл на помощь. Сейчас, она это поняла, но, пожалуй, уже слишком поздно.
«Я не вправе осуждать, даже если он не вернётся. Осуждать не буду, но ждать не перестану никогда». Встав от окна, прошлась по комнате. Ветер на улице, казалось, и вовсе взбесился. Он неистово дул, с остервенением раскачивая огромные деревья, грозя в любой момент свалить их на землю, срывал сухие ветки и швырял в прохожих. Люди разбегались в разные стороны, прятались в подъездах домов. Но самые упрямые всё-таки медленно пробирались вперёд, стараясь не упасть под натиском
особенно сильных порывов бури, хватаясь за голову и ловя сорванные шапки.
Со стороны смотреть было смешно. А прохожим в эти минуты наверняка смеяться вовсе не хотелось. И лишь один человек продолжал спокойно сидеть посреди двора. Он не обращал внима¬ния на взбесившийся ветер, на сплошной поток льющейся с неба воды, на палки и сучья, падающие где-то совсем неподалёку. Что именно творилось у него на душе в тот момент, о чём размышлял странный незнакомец, и какие обстоятельства могли заставить седовласого старца отдыхать посреди двора в такую дикую непогоду, для постороннего человека навсег¬да так и останется загадкой.
Наконец, он встал и не торопясь побрёл прочь. А через несколько секунд, уже вообще скрылся из виду. Но в глазах еще долго стоял странный ссутулившийся силуэт. Неизвестно откуда появившийся и не¬известно куда исчезнувший человек словно растворился в мутных каплях холодного осеннего дождя.

…- Я всё сделаю.
- Хорошо. Тогда начнём с того, что посидишь в детском, на приёме. Да чего ты испугался. Главное - не принимай всё близко к сердцу. Смотри в карточке, что раньше назначали, и делай то же самое. Большого ума не нужно, честно тебе скажу. Один раз в месяц она обязательно приходит на осмотр с ребёнком. Вот фотография. Так что дерзай давай, студент.
В кабинете участкового терапевта детского отделения городской больницы Лёша сразу же почувствовал себя, словно рыба в воде.
- Что же, неплохо, неплохо, - бубнил он себе под нос. - И деньжат можно подзаработать, и удовольствие получить. А заодно и начальни¬ком не- большим побыть, хотя и недолго совсем. То-то сейчас дежур¬ные сестры ходят, слюну глотают. А если точнее, то просто-напросто завидуют. Пусть походят, побесятся. Чихал я на них. У меня дела поважнее сейчас, да и друзья посолиднее, пожалуй. Пропасть не дадут и в беде не бросят. Да да, войдите, не заперто.
В дверях показалась полная женщина, с вида лет тридцати-тридцати пяти. Лёха взглянул на лежащую перед ним фотографию.
«Так, ну это уж точно не она. Вот, чёрт побери, навязалась ты на мою голову, свинья жирная», - думал он про себя.
- Ну, что, мамаша, на что жалуемся?
Женщина подняла глаза и с удивлением посмотрела на новоиспечённого врача.
- Как это понять - на что я жалуюсь?
Теперь уже доктор - такой приятный и симпатичный с виду, в недоумении смотрел на неё поверх толстых очков.
- Ты чего пришла – то? - вновь проговорил он, и еле слышно прибавил, - морда поросячья?
- Дак, я вот ребёнка привела, температурит чего-то.
- А-а-а. Ребёнка, говоришь, привела? Ну, это хорошо. Это мы сейчас живо изладим.
Он весело прищурился на один глаз и начал быстро листать толстую медицинскую карточку, ту, что первая попалась под руку.
- Обслужим, как говорится, по первому классу, мамаша, не извольте беспокоиться.
Алексей был слиш¬ком занят делом для того, чтобы отдавать отчёт своим словам. Человек разговаривал лишь для того, чтобы заполнить тишину и не дать пришедшей прийти в себя.
- Сервис - прежде всего.
Удивлённая посетительница продолжала в недоумении хлопать глазами.
А человек в белом халате, не обращая на неё внимания, по-прежнему полностью был поглощён чтением чьей-то медицинской карты.
- Так и есть. Вот оно. Свинка! Точно!
С гордым видом и чувством испол¬ненного долга, тоном, не терпящим возражений, врач, наконец, произнёс:
- Пенициллин, по полкубика три раза в день.
Последнюю фразу он прочитал уже в другом месте.
Внимательно слушая, женщина и не подозревала, что у сидящего перед ней доктора даже нет специального медицинского образования, а санитаром в этой больнице он работает совсем недавно. Но, несмотря на это, нужно признать, что по-латыни читать Лёша мог, хотя и с трудом. Тяга к языкам, как, впрочем, и невостребованный талант, присутствовали с детства. А потому, всё только что сказанное было для него лишь пустым звуком. Казанова наблюдал за реакцией мамаши. Та же, по всей видимости, уже заподозрила что-то неладное.
- Доктор, а Вы что же, ребёнка-то смотреть не будете?
- А-а, ребёнка-то, ребёнка-то можно и посмотреть. Ну, давай, подходи сюда, богатырь ты наш. Так, живот в порядке, спина, вроде, тоже. Всё нормально, можете идти. Милая моя, я же вам по-русски сказал! Идите, идите! По¬шевеливайтесь! Там, за дверями, очередь, люди ждут.
Женщина с ребён¬ком вышла за дверь. Здесь по-прежнему не было ни одного человека. Расстро¬енная, чуть не плача, она тащила за руку маленького сынишку, который, чувствуя настроение матери, пищал и упирался изо всех сил.
Подойдя к двери кабинета заведующей поликлиникой, осторожно постучала. Ответа не последовало. Там не было никого. Всхлипнув, мамаша понуро поплелась к выходу.

Ч.4 Гл.3

Не стоит, в череде событий
Искать следы извечной сути.
Не стоит свет луны безликой
Пролитой крови, криков муки.

Бумаги шелест, звон монеты
Не стоят, жизни уходящей.
Нет сил, чтоб оценить мгновенье
И крик, о помощи молящий.

Не стоит, вырвавшись из круга,
Лететь, сорвавшись в неизвестность.
Не стоит! Лишь метель да вьюга.
Не стоит! Лишь буран да вечность.

… Вадим предложил большие деньги и пригрозил расправой в случае, если счастливчик отка¬жется идти во второй раз. Выбора не оставалось. Собственно, поэтому мужчина и оказался здесь, но теперь, кажется, сильно жалел об этом.
Первым на необычное поведение замыкающего обратил внимание Михей. 0н постоянно и внимательно следил за каждым. В горах всякое случается. Под действием постоянно гнетущей опасности люди часто срываются и теряют разум. Прихлопнуть человека здесь, а потом сказать, что он ненароком сорвался со скалы, не стоило ни¬чего.
- Витёк, ты почему грустный такой, случилось чего?
- Да так, о своём задумался.
Витёк явно не был настроен на откровенный разговор.
- Ну, дак и поделись с нами. Мы ведь сейчас в одной упряжке идем. Один за всех, все за одного. Или не так? Как ты думаешь?
- Поделиться-то можно, да вот только интересно ли слушать будет?
- Давай, давай, Витюха, рассказывай! Нечего на душе камень держать. А то, может, он у тебя за пазухой припрятан?
- Нету у меня за пазухой никакого камня. Хотите знать, так знайте. Наша сегодняшняя охота - занятие бесполезное и очень опасное. Убить этого самого урода, по следу которого мы тащимся уже почитай три часа
кряду, - занятие безнадёжное. Всё дело в том, что это вообще и не человек даже. Думайте, что хотите, считайте, как знаете, но вы идёте по следу оборотня.
Среди людей прокатилась волна едких насмешек, вперемешку с удивлёнными возгласами.
- Не кривляйтесь. Я дело говорю. И вовсе не для того, чтобы напугать кого-то, а просто предупредить чтобы. В прошлый раз я вот так же по¬зади всех плёлся. И жизнь мне спасло только то, что Ванька, покойничек, царство ему небесное, по нужде сходить решил и отстал маленько. Так вот он отстал, значит, чтобы нужду справить, ну, и я приостановился. Подожду, ду¬маю, парня, мало ли чего в тайге может случиться. Кореш всё-таки. Вдруг слышу - шум за кустами. А потом - разом всё стихло, как оборвало. Я к кустам-то подкрался и между веток выглядываю. И как только посмотрел, так дара речи чуть сразу же и не лишился. Стоит он, значит, над ним, ноги расставил, пасть свою разинул. А кровь с нижней челюсти так капает, капает. И прямо Ваньке на лицо. И на меня вражина смотрит, смотрит, значит, исподлобья, не отрываясь, глазищами-то своими. Я уж и не помню, как ноги уносил оттуда.
- Да кто смотрит-то, кто смотрит?!
- Вы чё, ей-богу как маленькие, зверюга, конечно, этот самый. С телёнка, не меньше, и челюсти, словно жернова мельничные, кого хочешь, в муку перемелют.
После последних слов вновь послышались смешки.
- Чего ржёте, словно лошади? Может, найдётся кто смелый и пой¬дёт вместо меня замыкающим?
Голоса сразу стихли. Но молчание вновь нарушил Михей:
- Ладно, достаточно с нас россказней. Кто бы он ни был, зверь или человек, неважно. Мы должны его прикончить, и мы это сделаем. Если кто увидит, сразу стрелять. Разговоры вести ни к чему. А сейчас идти пора. И так уже столько времени потеряли на пустую болтовню. А каждая минута нынче на дорогом счету.

…Солнце уже склонялось к горизонту. Его нежно-розовый свет, словно волшебный эликсир, струился над лесистыми склонами гор, над их скалистыми гребнями, над узенькими ленточками речушек, что, причудливо изви¬ваясь, сломя голову неслись куда-то вдаль. Не важно куда, лишь бы по¬дальше от этой земли кроваво-красного цвета. Казалось, они кричали: «Люди, посмотрите на этот волшебный свет. Он окрасил землю в цвет крови неспроста. Он умоляет вас лишь об одном: остановитесь».
Неожиданно праздничную тишину ясного августовского вечера прорезал протяжный вой волка. Зверь находился где-то совсем рядом и, казалось, наполнял своим жалобным голосом всё окружающеё его пространство.
Это не был вой голодного хищника. Скорее всего, сказочную идиллию тайги прорезал крик тоски и сожаления о чём-то бесконечно дорогом и умершем безвозвратно. Над верхушками красавиц елей разнёсся крик души, которая уже не в силах больше выносить ту боль, что непосильной ношей взвалила на её плечи чья-то черная рука, по самый локоть выпачканная тёплой кровью невинных жертв. И тот крик был смешан со страхом, но только не за собственную жизнь. Смерть страшна, наверное, лишь своей неизвестностью. Быть может, иногда она бывает даже избавлением. Это был страх за то, что эта самая рука вовсе не ведала того, что творит. А получая каждую новую порцию страданий за то, что уже совершила, даже нё осознавала причины своих бед, а лишь ещё больше озлоблялась, творя всё новые злодеяния и причиняя новую боль людям. Ну, а в итоге ей, конечно, предстояло ответить за всё сполна. И вот это было уже действительно страшно, но, наверное, всё-таки справедливо.
Зверь замолчал так же неожиданно, как и начал выть. Серёга продолжал сидеть неподвижно. Странно, но ему вдруг показалось, что вот именно сейчас он хотел бы петь ту же самую песню. По щеке скатилась не- прошеная слеза. В эти минуты человек стал сильно похож на загнан¬ного в угол и скалящего клыки зверя, у которого когда-то было прошлое, но нет и, наверное, уже никогда не будет будущего.
-Я был так же как зверь,
-В угол загнан людьми.
(Слова из песни.)
Слова из песни на ум пришли сами собой. А ему сейчас больше всего на свете хотелось просто жить, просто растить детей, просто лю¬бить. Но жизнь, как всегда, диктовала совсем другие правила. А спорить с ней оказалось неимоверно трудно.
Игра на выживание шла, как обычно, не на равных.
«Видимо, предстоит смертельная схватка. Но я не стану наносить удар в спину». Быть может, кто-то посчитает такие суждения глупостью или ханжеством. Но, наверно, именно в этом и заключена высшая истина жизни. Сохранить свой человеческий облик даже в не- человеческих условиях. На такое способен далеко не каждый. И возможно, что именно это помогало Серёге до сих пор оставаться в живых даже там где человеку выжить попросту невозможно.

…Игорь с товарищем просто сгорали от нетерпения.
- Ну, что я, я ему объясняю, спокойно и по-русски, конечно. Забирай, говорю, все свои подарки побыстрее да уезжай отсюда поскорее и никогда больше не возвращайся, соответственно. А тот - опять за своё. Нет, мол, не уеду, в гости к однокласснице приехал. Ну, раз не хочешь, не надо. Оставайся здесь тогда. Вот я обойму и разрядил евошнему "мэрсу" по колёсам и торты по машине заодно размазал. «Дорогие, - кричит, - торты-то, ну дак ведь и машина тоже, соответственно, недешевая, согласись». Моя орёт: «Караул, убивают», - ну, и к командиру бегом. А комбат – мужик, сами знаете, с понятиями. Сразу патруль на место. Те его обшманали, ствол без документов отмели. Пистолет-автомат, не знаю какой, но точно, что иностранного производства и дорогущий до ужаса. Боевик - то этот, наверно, до сих пор ещё по милициям бегает, объясняет, откуда у него такой самопал появился. Хотя, возможно, с его деньгами это ула¬дить не так уж и сложно. Главное, что здесь больше не появляется. Наверно, дорогу подза¬был.

…На опушке леса послышался хруст ветвей. Сергей прижался к скале. Уди¬вительно, но холодный камень отчего-то вдруг показался ему тёплым и ласковым. Наверное, всё-таки есть в нём скрытая, никому доселе неведомая жизненная сила, которую он и пытался сейчас отдать человеку.
А человек, в свою очередь, был попросту уверен в том, что пулям его здесь не достать. Почему - этого он объяснить не мог. Быть может, виной всему служил всё тот же странный монолит. Прижимаясь к нему, Серёга обнаружил у себя в кармане твёрдый предмет. Достав его, улыбнулся. - - Телефон - подарок Игоря. Единственная память о доме. На трубке вдруг заморгала крас¬ная лампочка так, как будто проходил вызов.
- Этого не может быть. Прошло уже больше года. Аппарат не раз падал в воду, ударялся о камни, да и батарейки давным-давно сели. Но, не- смотря ни на что, она продолжала мигать. Сергей включил клавишу приёма. В трубе послышалось шипение.
А между тем колонна охотников уже вышла из леса. Шли быстро, почти бежали. Когда бандиты поравнялись с одиноко стоящим на вершине скалы воином, тот вы¬прямился во весь рост и спокойно заговорил:
- Кто вы, куда и зачем идёте?
Люди внизу сразу остановились. Послышались злые выкрики. Защёлкали затворы автоматов. Треск очередей в один миг нарушил красочную идиллию сол¬нечного августовского вечера. Стоявший спрятался за камень. Пули со свистом резали воздух вокруг. Внизу продолжали орать: «Вот сука! В натуре оборотень. Я же в упор стрелял. Никак не мог промазать. А ему хоть бы что! А выл-то как, ну, прямо за душу берёт».
Он стоял, при¬жавшись к огромной гранитной глыбе. А бездушный камень лишь молча принимал в себя маленькие кусочки свинца, загораживая своим телом укрывшегося за ним человека.
Долго так продолжаться не могло. Ничего не предпринять – значит, подписать себе смертный приговор. Действовать нужно немедленно, пока враги ещё не успели опомниться.
Выхватив из-за пояса чехол со звездочками, бросил сразу две, и через секунду двое охотников уже валялись на земле с пробитыми головами.
Крики внизу начали приобретать истерический оттенок.
- Спасайся, кто может! Оборотень! Не взять его нам!
Но из общего гвалта и шума вдруг ясно выделился го¬лос Михея.
- Слушай мою команду. Обходим скалу с двух сторон.
- Михей, а что это ещё за шелест такой странный?
- Мать моя! Вертушка! Военный! Откуда она взялась-то? Этого только не хватало! Мочи её! Бей по хвосту и кабине! Сейчас мы тебя завалим! Держи, сука!

- Товарищ капитан, по нам же стреляют! Что делать будем?!
- Давай радиограмму на КП: «Атакован бандитами с земли. Принял бой. Ну, сволочи, сейчас я вам устрою».
Вертолёт круто взмыл вверх, за секунду до этого выпустив из-под себя четыре реактивных снаряда, которые легли в ровный ряд прямо у подножия скалы.
Внизу земля превратилась в кро¬мешный ад, выжить в огненном месиве которого было попросту невозможно. Странным казалось лишь то, как смогла выстоять скала. Гигантский и непокорный утёс, не склоняя головы, по-прежнему гордо возвышался над сплош¬ным морем смерти и огня.
Игорь закрыл лицо руками.
- Ну, кажется всё. Сигнал прекратился. Неужели он был там? Не может этого быть. Он не бандит. Товарищ капитан. Спустите меня вниз. Если нет в живых, так хоть тело земле предать. Человек ведь всё-таки.
Командир не сказал ни слова. Вертушка зависла над самой землёй, и Игорь легко спрыгнул вниз, непроизвольно наклоняясь под тяжестью воздуха, что держал на своих плечах винтокрылую машину.
Осторожно ступая по камням, парень потихоньку пробирался между скал, рискуя в любой момент быть заваленным остатками уже наполовину разрушенного утёса.
Едва взглянув вниз, он с отвращением отвернул голову, стараясь не видеть изуродованные человеческие тела, разбросанные и размазанные но скалам, остатки их внутренностей. На это нельзя было смотреть без содрогания.
И лишь тайга равнодушно и совершенно безучастно наблюдала за всем происходящим. Стройные ели снисходительно и свысока поглядывали на людей. А для огромных гранитных глыб людская жизнь вообще казалась не более чем мгновение. Они просто не могли снизойти до того, чтобы обратить хоть какое-то внимание на столь суетные и мелкие события. И лишь бродяга-ветер зловеще и немного жалобно завывал в густых ветвях растущих прямо на скалах деревьев. Он вечно вёл с ними свою нескончаемую войну. На смену старым и гибнущим стволам на голых камнях вырастали новые, молодое и сильные. Они не искали примирения и не просили пощады, а лишь молча сносили на себе все причуды и издевательства лесного разбойника, изо всех сил цепляясь корнями за почти отвесные склоны.
Игорь осторожно пробирался вперёд, внимательно осматривая окружающую его местность, что было не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Услышав голос позади себя, не испугался, но почему-то вздрогнул. Ему показалось вдруг, что раньше уже не раз встречался с разговаривающим человеком, и хотя никого поблизости не было видно, сразу понял, с кем говорит.
- Дядя Серёжа! Это я, Игорь!
Тот возник, казалось, из ни¬откуда. Одет в брезентовый костюм. На ногах красовались сшитые точно по размеру кожаные сапоги. Густые волосы на голове прижимало широкое бондано с какой-то замысловатой татуировкой с левой стороны. Но всё равно это был он, и Игорь узнал его сразу.
- Дядя Серёжа, ты?! Как ты здесь?!
Через несколько секунд мальчишка в солдатской форме уже повис на шее у странного человека, неизвестно откуда вдруг появившегося перед ним.
Приняв на борт нового пассажира, вертушка круто взмыла в воздух и взяла курс на юг. Внизу проплывало бескрайнее море непроходимых лесов и гор. Сейчас Серёгу уже не удивляло то, что эта картина казалась ему давно и хорошо знакомой.
- Всё происходило там, у святой воды, что падала с самой вершины скалы. Ещё одно подтверждение того, что «полёты» не являлись одной лишь игрой воображения. Чушь какая-то.
Он и сам ни за что бы не поверил в то, что приключилось, если бы только всё это не произошло именно с ним. На груди да¬вал о себе знать приятным теплом амулет с изображением оскаленной звериной морды.
В том, что талисман действительно обладает волшебной силой, человек успел убедиться в полной мере. Стоило лишь перевернуть медальон на обратную сторону, и бой с тенью, но только уже против общего врага, продолжится.
«Учитель говорил, что я обладаю лишь малень¬кой частичкой знаний, и потому, предстоит познать ещё очень многое. Дикие люди, но в чём-то они шагнули гораздо дальше нас. Чего стоит один только клинок, что висит у меня за поясом. В их отношениях нет лжи и фальши. А может быть, они сами ушли от цивилизации, как тот ста¬рик-отшельник, что живёт один в лесу, по другую сторону хребта. Раз в год по зимнику он ездит в деревню, запасается продуктами, после чего, перевозит их в лес на своей лошадке. И на этом его общение с людьми ограничивается». Размышления прервал голос Игоря:
- Дядя Серёжа, ты куда, домой?
- Нет, Игорь, я вылезу где-нибудь на окраине. И у меня просьба одна будет к тебе и к ребятам. Обо мне никому ни слова. Потом всё объясню.
- Всё понятно. А что, проблемы есть?
- Проблемы есть, но сейчас их стало пожалуй на одну меньше. Ведь этих людей послал человек, который живёт в этом городе и сильно желает моей смерти.
- Так, может, помочь?
- Нет, это моё дело. Сначала нужно во всём разобраться. Тебе тётка ничего не писала разве?
- Я с матерью разговаривал. Она, что знала, то сказала. Только тёмная, сдаётся мне, это история и в одиночку здесь вряд ли справиться.
Сергей похлопал пле¬мянника по плечу.
- Ничего, Игорь, я попробую.
- Ты уж поосторожнее там, дядь Серёж. Не хочется, чтобы эта встреча была у нас с тобой последней.
- Ладно, ребята, мне пора. Здесь я и вылезу.
Плавно коснувшись земли, вертушка вновь быстро набрала высоту, оставив внизу под собой странного пассажира в белом «бондано», о тайном смысле загадочных символов на котором оставалось только догадываться. Взглянув на этого человека, даже непосвящённому стало бы понятно, что он попал в чуждый для него мир, но намерен идти до конца.

Ч.4 Гл.4

Край, нехоженый и дикий,
Год за годом чередою.
Свет луны, туман безликий,
Лес, пропитан тишиною.

Тишина, стихия смерти,
И коварна, и жестока.
В суете и круговерти
Неизменна, одинока.

А напившись свежей крови,
Тихо, жизнью наслаждаясь,
Над тобою сдвинет брови,
Молча, буре улыбаясь.

В час расплаты меч пророка
Занесён над головою.
Неизбежен суд порока.
Он, свершится над тобою,

Коль звериные законы
Для тебя дороже чести,
Если стала просто "зоной"
Предков Родина, и место,

Где отцы, пахали землю,
Где смеялись звонко дети,
Где счастливо и свободно
Мог ты жить, на этом свете.

…На долину плотной и густой, словно парное молоко, стеной опускался туман. Принимая в свои объятия окрестные леса, он ни на секунду не задумывался над тем, понравится ли это их обитателям, был гораздо выше и сильнее тайги. Казалось, что белая и непроглядная пелена снизошла до земли лишь для выполнения своей, очень важной и недоступной для постороннего глаза миссии.
А жизнь между тем шла своим чередом, не останавливаясь ни на секунду, несмот¬ря ни на что. Тайга, признавала лишь свои законы. Каждую минуту перед её глазами происходили сотни смертей и сотни вновь поя¬вляющихся на свет жизней. Кругом: на земле, под землёй, на воде и под водой, в воздухе, на деревьях и под ними - повсюду одни умирали, а другие, вновь появлялись на свет. Так было, так есть и так будет всегда.
А могучие гор¬ные хребты, что брали долину в плотное кольцо своих богатырских объятий, просто молчали, позволяя тем самым всей этой стихии какое-то время существовать на своих исполинских плечах. Ни тайга, ни эта белая пелена тумана им пока не мешали.
Небольшая горная речушка описывала неимоверные зигзаги среди огромных каменных глыб, с трудом прокладывая себе дорогу. Порою начинало даже казаться, что это громадный и всемогущий великан, удовлетворяя свои странные прихоти, разбра¬сывал по земле все эти валуны, заставляя непослушную воду при¬нять именно ту форму, которая ему почему-то понравилась. С трудом верилось, что весной разбушевавшаяся речка сама строила себе все преграды. А затем, слегка поутихомирившись, начинала прокладывать новое русло.

…А быть может, тайга просто из-за чего-то сильно сердилась. То, что она может стать ласковой и доброй матерью, точно так же, как беспощадной и злой мачехой, серый знал не понаслышке. Он прекрасно помнил, как весной чуть не утонул в мутной воде взбесившейся речки, как спасался от пуль охотников и медве¬жьих когтей в тех же мутных водах.
Неприятный озноб пробежал по телу.
«Стонет. Видно, душу твою тоже чем-то растревожили». Одинокий скиталец стоял, прислонившись к шершавому стволу огромного старого дерева и слушал его больное, прерывистое дыхание. Больше всего на свете он хотел бы сейчас что-то сказать и этим деревьям, и этим людям, но не знал таких слов, не мог произнести тех звуков, которыми можно было бы выразить то, что творилось внутри в эти минуты. Если только слова вообще стали бы уместны.
«Если нечего сказать, то лучше молчать».
«Если некуда идти, то лучше сидеть на месте».
«Если не собираешься нанести удар, то лучше не доставать оружие».
«Если нет цели в конце пути, то и дорога теряет всякий смысл».
«Эти двуногие существа гораздо умнее меня. Но как они не могут понять таких прописных истин? Не могут наслаждаться светом солнца и журчанием ручья, не слышат музыку леса, не видят его простых и в то же время непревзойдённых пейза¬жей, несомненно, достойных пера художника. Они видят свет лишь через призму сво¬их корыстных побуждений. Их влечёт вперёд лишь жажда наживы и ненависть. Что же, скорее всего они получат именно то, чего заслуживают. Чело¬век, по следу которого идут незнакомцы, гораздо сильнее и быстрее своих преследователей. Но он, благороден, наверное, даже слишком, как и большин¬ство по-настоящему сильных телом и духом людей, и, несмотря на грязную одежду, принадлежит к особой касте самых лучших из двуногих существ».
Таково было мнение зверя. И он мог его обосновать. Ведь такие как этот, спасали ему жизнь, тогда как остальные всегда пытались её отобрать.
Совсем несложно распознать человека по взгляду, полному ненависти и злобы, либо, напротив, состра¬дания и теплоты. И вот именно в таких ласковых и добрых глазах посто¬ронний никогда не увидит боль и отчаяние. Такие люди, не вы¬носят жалости и порою беспощадны даже по отношению к самим себе.

…«Ну и дела!!! Какая страшная машина смерти». Перед глазами стояли
размытые тени деревьев. Голова сильно кружилась и болела. Сквозь едва приоткрытые веки он всё-таки успел заметить того, одного – единственного оставшегося в живых, человека, что скрылся в огромном брюхе стальной стрекозы.
«Я так и знал. Этот сильнее остальных, и потому остался жив». Зверь не мог понять пока, что именно это может означать для счастливчика. Спасение или смерть, встречу, или, быть может, расставание навсегда. Хотя, пожалуй, сейчас это было не так уж важно.
«Нужно подумать о том, как спасти свою собственную шкуру».

…«Странная всё-таки штука жизнь. У меня есть дети, но они растут не¬известно где. У меня есть волчица, но я не могу быть рядом с ней. Она найдёт другого, более сильного и опытного хищника, который сможет принести в её логово много мяса. И для неё совершенно не важно, что при этом будет загублено немало невинных душ, а половина из при¬несённой добычи испортится, и её станут растаскивать вороны. Нестерпимая вонь заполнит всю округу, собирая полчища мух, которые, в свою очередь, принесут с собой новые болезни и новую смерть. Но волчица в это время будет есть уже новое свежее мясо, а её друг вновь убивать».
Наверное, они не понимают, что очень скоро настанет день, когда убивать станет уже некого. Они считают, что на их век хватит, даже не подо¬зревая, как сильно ошибаются. Что же, наверное, именно так и устроена жизнь. Она сама их накажет за совершённые ошибки, но только гораздо позже. И ничего здесь не поделаешь. Каждый сам выбирает свою дорогу».
Серый вышел на опушку леса. Дом, стоявший посреди вырубок, был хорошо ему знаком. Старик ко¬лол дрова. Незваный гость лёг неподалёку и положил голову на передние лапы.
«А ведь раньше я так никогда не делал».
Человек заметил его сразу, но заговорил лишь через несколько минут.
- Ну что, бродяга, нагулялся? О-о, брат, да я вижу, порядочно тебя потрепало. Шрамы-то свежие совсем. Но ты не переживай сильно. Обошлось ведь, слава богу. Осторожней нужно быть. Места у нас нын¬че шумные стали. Народу много всякого ходит. Всё больше жу¬лики да проходимцы. Спасу от них никакого. Но мы-то с тобой не отступим, не на тех напали. Ведь правда? Ну, чего ты так смотришь на меня? Жрать, небось, захотел? Сейчас что-нибудь принесу. С голоду не помрём, уж будь спокоен. Слава богу, сила пока есть, а значит, на кусок хлеба всегда можно заработать. Скоро вот зима придёт, снег ляжет. Как зимник установится, так сразу в деревню поеду. Бог даст, зиму и переживём. И не смотри на меня так тоскли¬во. Чего не жрёшь-то?
Человек подошёл непривычно близко и неожиданно потрепал его по упругому мохнатому загривку, словно обыкновенную дворовую собачонку. Тот не пошеве¬лился. От прикосновения тёплой человеческом руки по телу пробежала приятная дрожь, а постоянная нудная боль в левом боку вдруг куда-то исчезла.
- Ты не думай, я ведь всё понимаю. Тайга, брат, она слишком жестокая женщина. А где её нынче найдёшь, добрую-то? Эта хоть, по крайней мере, скажет всё сразу и в лицо. Не станет лгать и заискивать. Её отношение к тебе не изменится ни через год, ни через пятнадцать лет, если только ты сам не изменишь своё отношение к ней. Такой уж характер, понимаешь? Никогда не станет хитрить и не ударит сзади. Главное, относись к красавице с должным уважением, и она тебя не обидит. Ты по¬смотри вокруг-то, люди словно сдурели. Повсюду кровожадные идолы, звенящие золотом, и равнодушные истуканы, равномерно поедающие пищу в течение дней, месяцев, лет. И никому нет до чужой беды совершенно ника¬кого дела, пока их лично это не коснётся. Люди становятся похожими на слепых котят, которые да¬же не подозревают, откуда нужно ждать следующего удара. А он, будь спокоен, по¬следует незамедлительно и как раз оттуда, откуда его меньше всего ожидаешь. Ну, да ничего. Ты нос не вешай. Всегда смотри судьбе в лицо и иди до конца. Но тебя этому, я вижу, учить не нужно. Одна из основных жизненных истин доволь¬но хорошо расписана на изорванной шкуре. Умереть ведь всегда легче, и на это ума много не нужно. Вот так-то, брат.
Человек ещё раз потре¬пал его шею и не торопясь пошёл в дом. А волк так и остался лежать, даже не шелохнувшись, возле тарелки с мясом. Дяде Фё¬дору вдруг показалось, что он прекрасно его понял и даже приоткрыл пасть, чтобы сказать что-то в ответ, но, передумал, лишь слегка кивнув головой в знак согласия.
- Ну, вот и хорошо, - проговорил старик, закрыв за собой дверь.
А серый опять остался лежать наедине с самим собой и со своими мыслями. В эти минуты перед глазами вновь и вновь прокручивалась вся прошлая жизнь.
Мать свою он не помнил, а отца и тем более. У него никогда не было друга, который мог бы вот так ласково положить руку на голову. У него никогда не было да, пожалуй, уже никогда и не будет также очень многого из того, что всегда было, есть и будет у других. Но зверь, как ни странно, стал сейчас совершенно равнодушен ко всем благам цивилизации и даже к той тарелке с едой, что стояла у него перед самым носом. В душе царил покой. Ведь рядом есть друг. Друг, вдвоём с которым будет легче остаться в живых в этом безумно, бессмысленно жестоком и диком мире.

Ч.4 Гл.5

Далёкая звезда, прекрасна и печальна,
Обманом и мечтой, любовь не сохранить.
Её холодный свет и мёртвое молчанье -
Лишь память о былом, а жизнь не изменить.

Безумно и грешно, трагично и не ново.
Не стоит лишь судьбу в коварстве упрекать.
Невиданная боль, несказанное слово
И страшно, и смешно, а душу не узнать.

Не стоит землю грызть, и воздух сотрясая,
Одним лишь криком вновь, надежду не вернуть.
Не стоит умолять, себя превозмогая,
Что было, то прошло, и вновь лишь дальний путь.

В невидимый кулак, собрав остаток воли,
Невиданный порог стремись перешагнуть,
Надменная мечта, ты чья-то злая доля?
Издёвка ль ты судьбы? Иль богом данный путь?

…«Что-то этот новый врач, как-то не естественно вежлив со мной. Симпатичный такой молодой человек. Приветлив и доброжелателен. Но почему он решил сам прийти на дом. И не лень ведь. Наверное, всегда так заботится о своих паци¬ентах, и детей любит. Вот уж, воистину правда, что не все лю¬ди одинаковы в своей чёрствости и равнодушии».
И вот тут, Татьяна точно не ошиблась. Люди, конечно же, не все одинаково злы и бездушны. Не учла она, совсем другое. Под блестящей чешуёй змеи, почти всегда скрывается смертельный яд, а уродливая раковина, порою таит в себе прелестную жемчужину. Прекрасный камень на драгоценном ожерелье, не сразу приобретает свой первоначальный облик. Этому пред¬шествует кропотливый труд заботливых человеческих рук. Но женщина, в эти минуты, даже не пыталась задумываться над подобными мелочами.
«Не стоит быть занудой, и ломать голову над тем, от чего она, впоследствии, может сильно разболеться. Возможно, что это счастье, так зачем же отбиваться от него руками и ногами». Хотя, особым женским «чутьём», Таня всё-таки понимала, что делает что-то не так. Но что именно, и как правильно следует поступить в той или иной ситуации, не знала, и это, наверно, была не её вина. Не каждый может разглядеть истин¬ные ценности, среди бескрайнего моря развлечений и удовольствий со¬временного мира. А потому, порою не избежать ошибок, за которые, впоследствии, приходится платить слишком высокую цену.
Но главное, даже не это. Главное, совершив проступок, суметь вовремя сделать правильные выводы, и извлечь очередной урок, а иначе, в следующий раз, придётся заплатить ещё больше. Такова, к сожалению, горькая и безжалостная правда жизни, и ничего здесь нельзя изменить.

…«Слышь, шеф. Чёта мне кажется, далековато мы уже заехали. Километров сто пятьдесят по лесу отмахали, ни как не меньше, и ни одной деревни. Странно даже, что здесь ещё есть какая-то дорога. А едем-то мы хоть правильно»?
«Ты чего, лысый?! Я сколько раз повторять буду?! А то может в рыло тебе заехать, понятнее станет. На вот карту и сам посмотри, если мне не веришь!»
«Да ладно ты Валерьич, не пыли. Дай газетку лучше почитать. Она у тебя с собой»?
«На, смотри».
«Так. Вот она, заметочка. Уничтожена банда. Военные вступают в схват¬ку с преступниками. Вот сволочи. И как они могли фотографировать такое. С землёй - ведь перемешали ребят, суки поганые. Ну, мы вам ещё устроим».
«Ты помолчи-ка лучше, Лысый».
«Валерич, я чё, чёта опять не так сказал, что ли?»
«А ты веди себя по тихому, да за ствол не хватайся. Чай не в детский дом едем».
«Шеф, а на хрена мы вообще туда едем?»
«Дурак ты. Во-первых, узнать нужно, не остался ли кто-нибудь в живых. Во-вторых, документики бы не мешало изъять. Не дай бог, догадаются, что это наши люди. Неприятностей тогда не оберёшься».
«Ладно, ладно шеф. Всё понял, молчу». Минут через десять, машина подкатила к невысоким, но широким воротам, с двумя красными звёздами на створках. Вышедший навстречу солдат, поздоровался, и вежливо спросил: «Вы к кому?»
«Мы к командиру. Нам нужно срочно поговорить с ним, по поводу вчерашнего происшествия».
«Какого ещё происшествия?»
«Да ты че, служивый, в натуре ни чего не знаешь что ли».
«Хорошо, подождите минутку, сейчас я доложу о вас». Солдат скрылся за воротами "КПП”, но вскоре вышел, и вновь обратился к лю¬дям, сидевшим в роскошном автомобиле.
«Извините, но командир не сможет вас сейчас принять».
«Да ты чего, пацан, так и не въехал что ли. Нам срочно надо, понимаешь ты это или нет?!»
«Я прекрасно вас понимаю, но ни чем помочь не могу».
«Слышь, Валерич, чё с ним долго базарить. Всё равно бес толку. Поехали давай к штабу. Там на месте и разберёмся». Взвизгнули колёса, и "крузёр", распахнув настежь немного приоткрытые ворота, стремительно въехал на территорию части.
«Давай, гони, не останавливайся».
«Ну, всё, кажись, проскочили». Но позади, вдруг, раздалась автоматная очередь. Стекла посыпались, а машина заглохла, врезавшись в бордюр. Завыла сирена, а через минуту, на место прибыл поднятый по тре¬воге караул.
«Суки, волки позорные, не прикасайтесь ко мне, всех порежу в натуре».
Ва¬дим так орал, что от натуги его лицо сделалось багряно-красным и сморщившимся до неузнаваемости, а на лбу, выступили мелкие капельки пота.
Через несколько минут, их запихнули в тесную и сырую камеру гарнизон¬ной гауптвахты. Массивная железная дверь захлопнулась, погрузив нахо¬дящихся внутри людей в темноту, и дав им время, как следует поразмыслить над тем, что же все-таки только что произошло.

…«Да-а, в натуре попадалово. Ладно, хоть живы остались. Ребят жал¬ко».
«Это что же, значит их всех что ли?»
«Это значит - что всех до единого». Вадим приоткрыл мешок, что стоял у него под ногами, и вытащил оттуда новенькую кожаную кепку.
«Вот, гляди-ка, например, от Михея что осталось. Новенькая ещё совсем».
Он нахлобучил фуражку на голову водителя и удовлетворённо прогово¬рил: «Во-о. Тебе идёт. Ну, Михей ты и есть, вылитый Михей. Совсем как жи¬вой перед глазами у меня сидишь». Водитель, слегка рыжеватый детина огромного роста, стучал зубами от холода, и напряжённо всматривался в бегущую впереди машины узкую полоску дороги, стараясь не прозевать, хотя бы самые крупные ухабы и рытвины. Шутки шефа он не понял, а если сказать точнее, то в эти минуты ему вообще было не до шуток. То, что с продырявленной кепкой на голове, он стал похож на покойника, “лысому" сильно не понравилось, и, сорвав шапку, он вышвырнул её за окно, зло, процедив сквозь зубы: «Ты слышь, кончай Валерич. Не до шуток сейчас».
Но Вадим, шутить вовсе не собирался. Наверное, он и сам не мог понять, к чему всё это сказал.

…Алексей обнял женщину за плечи. «Ну, иди, иди ко мне, не бойся. Ты чего дрожишь вся. Ничего, я тебя со¬грею». Обхватив стройную талию, мужчина прижал её к себе, давая понять, что сопротивление бесполезно. Но Таня и не думала сопротив¬ляться. Долгие месяцы одиночества, сделали своё дело. Их губы слились в единое целое. А через несколько минут, он взял свою новую подругу на руки, уже совершенно раздетую, и аккуратно перенёс на кровать. Татьяна даже зажмурилась от удовольствия. Но в эти минуты, в замочной скважине по¬слышался щелчок ключа, и дверь приоткрылась.
В кроватке мирно посапывал маленький Славик. И лишь первые звёзды, что уже успели зажечься на потемневшем небосклоне, стали свидетелями всего произошедшего. Но это были немые свидетели, и они вряд ли когда-нибудь и кому-нибудь смогут поведать свою тайну. Во дворе громко залаяла со¬бака. Та самая собака, которая в детстве загоняла Игоря на крышу.
Люди, порою бывают слишком жестокими и безжалостными не только по отношению друг к другу. Не малая часть зла, остаётся на "братьях наших меньших", которые не могут сами вы¬бирать себе хозяев. Встретив в жизни человека лишь один раз, четвероногий друг будет верен ему всегда. Он не способен на ложь и измену, ни¬когда не предаст и не станет лицемерить, покупая или наоборот, про¬давая свою любовь. Человек же, порою, вовсе не отличается столь завидным посто¬янством, и в течение своей, зачастую никчёмной жизни, не раз меняет себе друзей и спутников, всегда, стараясь найти, как можно бо¬лее выгодную партию.
Так пусть, каждый поступает так, как считает нужным. Ведь отвечать за свои поступки, придётся, тоже каждому. Это одна из тех истин, что человек не в силах изменить. Мы можем лишь высказать о ней своё мнение, пытаясь, тем самым, себя успокоить. Но от этого, ничего не изменится.
Мохнатый сторож, что сейчас от чего-то отчаянно лаял во дворе, тоже являл собой жертву человеческого не постоянства. Хозяйке, просто надоело возиться с огромным животным, и она, не нашла ни чего лучшего, как вышвырнуть того на улицу. Он так и жил возле дома, надеясь, что женщина изменит своё решение. Но "люди", не меняют своих решений в подобных вопросах. Наверное, чувства порою бывают им чужды.
Соседские ребята сколотили маломальскую конуру, и кормили собаку, кто чем мог. А “царская особа”, проходя по двору, старалась даже не приближаться к своему бывшему любимчику, чтобы не травить тому душу. Как говорится, из «благих соображений». Жить одной, женщине было гораздо “удобнее”, и она не каялась в том, что поддавшись на уговоры многочисленных родственников, которым псина, несомненно, мешала, вышвырнула бывшего друга на улицу.
А мешал, в том "доме", он действительно многим. И это была, абсолютная правда. Ведь едва взглянув в глаза человеку, зверь бес труда мог разглядеть его душу. К тому же, он не умел врать, и поэтому никогда не вилял хвостом перед гостем, в душе которого таились подлость и лицемерие, скрывавшиеся порою, под маской благодушия и милой улыбки.
А ещё, ещё пёс не умел вставать на колени. Не то, чтобы не хотел этого делать. Просто, бог вложил в сильное тело, вместо рабской покорности, тот самый железный стержень, сломить который не смогла бы, наверное, даже смерть. Смерти он не боялся. Сейчас, отчего-то, она уже вовсе не казалась такой страшной, как раньше.
В последнее время, собака сильно изменилась. Днём, вообще не пода¬вала признаков жизни, не обращая внимания на предлагаемую еду. Но ночью, если к дому приближался кто-то чужой, мохнатый сторож сразу поднимался, принимая угрожающую позу, и злобно рычал. Наверное, это оттого, что не смотря ни на что, соба¬чьи инстинкты и чувство долга, брали верх даже над голодом, а ответственность перед не существующим хозяином, не позволяла принять ту сухую корку, что бросал случайный прохожий.
Он никогда ни кому не жаловался. Выть и скулить, значило проявить слабость и малодушие. Правда, дворовые ребята рассказывали, что по ночам, когда пёс мирно дремал, зажмурив глаза, по его мор¬де скатывались на мокрую землю, огромные, словно жемчужины, слёзы, такие же прозрачные и кристально чистые.
Быть может, он вспоминал в эти минуты о чём-то своём, а может быть, это просто ребячьи россказни, и жемчуг, это вовсе не жемчуг, а мутные капли дождя, что, не переставая, лил с верху, пытаясь вымыть прошлое из собачьей души.
А пёс, в это время просто продолжал молча лежать, мокрый и грязный. Но стоило лишь заглянуть в его широко открытые глаза, и сразу становилось ясно, что сделать этого, уже никогда не удастся.
Открытый и чистый взгляд, без обиняков говорил о том, что вырвать прош¬лое, можно только вместе с душой, а мокрая и грязная шкура, это всего лишь издержки окружающих животное людей, и она, ни как не может повлиять на душевную чистоту.
Возможно, что дворовые ребята и приукрасили не много свои рассказы. Но это, наверное, не так уж страшно. Гораздо страшнее будет, если их душа, с годами очер¬ствеет, став холодной и твёрдой словно камень. И вот тогда, они уже никогда - никогда, не смогут разглядеть эти крупные и горячие капли, что словно прекрасные драгоценные камни, по ночам, скатывались на землю, по покрытым жесткой щетиной, "собачьим" щекам.

Ч.4 Гл.6

Было, и не было ночью бессонной,
Призраков света, добра, и печали.
Было, наверное в юности звонкой,
Или же не было. Только звучали

Странные песни в суровом ущелье.
Было, и кровь и немая утрата.
Не было света, тепла и веселья,
Не было слов, а была, лишь расплата.

Плата за верность, любовь и надежду,
Грязью в лицо или выстрелом в спину.
Плата за жизнь, всю в лохмотьях одежду,
Плата за честность, потока стремнину.

Ту - что уносит в далёкие дали,
Ту - что кружит, и не даст оглянуться.
Но человек, тот что “Иноком” звали,
Буре назло, был обязан вернуться.

…«Слушай сюда внимательно». Голос Вадима слегка дрожал, хотя он и старался не выдавать своего волнения.
«Закройся изнутри. Никого не впускай и не выпускай, пока не придут мои ребята. За бабу головой отвечаешь. Если что – звони». Вадим отключил телефон.
«Ну что же, вот и наш гость пожаловал. Надобно встретить, как полагается. Боря – дуй к Лёхе. Постучишься, скажешь, что от меня. Берёшь её вместе с ребёнком, и ждёшь дальнейших указаний. Лысый - усилишь охрану на моей старой квартире. Если появится - не пробуйте брать живьём. Мёртвый, этот урод мне гораздо больше нравится. Стрелять сразу, на поражение».
Вадим уже с трудом мог справляться со своими нервами, и это становилось всё заметнее для окружающих. Про новую квартиру не знал никто. И всё же, он боялся.
Убивать самому, этому человеку в жизни не приходилось ни¬когда. Хотя, он не раз, простым движением руки, подписывал смертный приговор очень многим людям. Наверное, именно поэтому Вадик никогда раньше не задумывался над тем, что же всё-таки такое смерть, и страшно ли на самом деле умирать.
«Ничего, ничего. Всё будет нормально. Мы сумеем прикончить его. Ещё не¬много, и он труп».
` Мужчина нервно ходил взад-вперёд по комнате, и был близок к очередной истерике. Где-то в самой глубине души, он прекрасно понимал, что убить на этот раз, не так просто, как может пока¬заться на первый взгляд.

…Он шагнул в кромешную тьму подъезда, ни секунды не сомневаясь в необходимости и правильности этого первого шага. Нацеленное в голову дуло пистолета, не увидел, а скорее почувствовал, сделав резкий выпад в сторону как раз во время.
Несколько выстрелов хлопнули почти одновременно.
«Размышлять некогда». В два больших прыжка, Серёга оказался на лестничной площад¬ке, рядом со стрелявшими. В темноте, уже отчётливо различались человеческие си¬луэты. Он видел всех сразу, и контролировал действия каждого в отдельности.
В наступившей на несколько секунд паузе, вдруг, послышался зловещий шепот: «Ты смотри-ка, и вправду оборотень. Не берёт пуля его».
«Нужно было серебряную за¬рядить, я же говорил».
Стоявший в двух метрах незнакомец, уже поднял руку, с зажатым в ней пистолетом, чтобы выстрелить вновь, в упор. Но ру¬ка отделилась от тела, и упала на лестницу. У бандита стоящего сзади, слетела с плеч голова, и с шумом покатилась вниз по ступеням.
Двое оставшихся в живых, с диким криком - «Спасайся! Оборотень!», бросились бежать. Сергей не стал их догонять.
«Зачем убивать людей, которые уже не смогут причи¬нить вреда». Сильным ударом меча, полоснул по двери. Пяти миллимет¬ровая сталь, а вместе с ней и деревянная обшивка, разошлись под его натиском, словно масло, под лезвием кухонного ножа. Замок, так же оказал¬ся разрубленным напополам. Дверь открылась, и человек вошёл внутрь. Свет включать не стал. И без того стало ясно, что произошла ошибка.
«Хозяина до¬ма нет. Квартира пуста. Что же, Вадим опытный и сильный противник. К тому – же, видимо ждал меня». Если сказать чест¬но, то Серега понял это ещё там, на лестничной площадке, судя по тому «тёплому» приёму, который ему оказали.
Вслух, человек, стоящий посреди комнаты, не произнёс ни слова. Он лишь ещё сильнее сжал в руках своё оружие, и до боли стиснув зубы, взглянул в темноту. Туда, где мог скрываться его враг, кото¬рого, во что бы то ни стало, нужно найти и уничтожить.
«Ну, сволочь, ничего. Всё равно я до тебя доберусь. Никуда не денешь¬ся. Слышишь?! Никуда!»
В квартире зазвонил телефон. Серёга взял трубку. На другом конце провода послышалось тяжёлое прерывистое дыхание. Первым заговорил Вадим. Его голос дрожал, хотя, он изо всех сил, пытался говорить спокойно. После нескольких фраз, стало ясно, что говорящий прикладывает неимоверные усилия для того, чтобы не сорваться в истерике прямо в телефонную трубку.
«Слушай меня внимательно. Твоя жена и сын, у меня. Если хочешь, чтобы они остались в живых, то сделаешь всё, как я скажу. Ты меня слышишь?!»
«Да, я тебя слышу, и сделаю всё, что ты скажешь. Но от этого, всё равно ничего не изменится».
«Всё! Хватит! Сначала пройдёшь два квартала в сторону ресторана, по про¬спекту. Затем, свернёшь в парк, что напротив. Там тебя будет ждать мой человек. Я устрою вам поединок. Пусть всё будет по честному. Если побе¬дишь ты, то я исчезну. Если победит он, ты умрёшь, но твои родные оста¬нутся в живых». Сергей улыбнулся. В “честности” Вадима он не сомневался. Но выбора не оставалось.
«Что же, давай сделаем так, но учти, что убить меня будет не просто. В любом случае, твоим людям придётся заплатить дорогую цену за мою смерть».
«Хотя, умирать, пожалуй - что не стоит. Пока я жив, он не посмеет тро¬нуть ребёнка и жену».
Вадим, наверное, в свою очередь, тоже прекрасно понимал, что Серёга догады¬вается о его истинных намерениях, и поэтому решил прикончить его, ещё по дороге к «месту встречи».
В трубке, всё ещё стояло напряжённое молчание. Человек на другом конце провода, чего-то ждал.
«Я иду». Спокойно проговорил Сергей.
«Но если с Таней или с сыном что-нибудь случится, то умрёшь ты, и умрут все твои родственники. Думай о них, прежде чем что-либо пред¬принять». Сказав, сразу положил трубку. А его собеседник, просто-напросто “взревел” при этих словах, и от дикого приступа злобы, чуть было не начал биться головой о стену, в самом, что ни на есть прямом смысле этого слова.

…«Странно, кто бы это мог быть. Может быть он? Ну что же, пусть посмотрит на своих боевиков. И до тебя я сволочь доберусь ещё. Далеко не уедешь. А сейчас, пока извини, нам не по пути». И человек побежал в противоположную сторону. Туда, где собранные со всего города "силы зла", уже поджидали его, потирая руки от не терпения. Вооружённый до зубов отряд бандитов, под прикрытием местных "стражей правопорядка", был готов на все сто для того, чтобы как полагается встретить одинокого воина, что должен стать, вестником новой эпохи на земле, обозначающей, безоговорочный и окончательный конец их “тёмного царствования”. Конец эпохи зла и ненависти, насилия и лицемерия. Компромисса быть не могло. Они хотели лишь его смерти, но безумно боялись своей.
И вот, Инок пришёл, и он был готов на всё.

Ч.4 Гл.7

Дорога длинна,
Но жизнь, скоротечна.
Прелестна звезда,
А истина, вечна.

Свидетелей нет,
Но суть, не изменишь.
За давностью лет,
Ни фактов, ни зрелищ.

Холодная истина,
Будет жива.
Бесследно не канет,
И вечно права.

…Городской парк, представлял собой довольно обширный участок земли, почти сплошь засаженный липой и клёном. Летом, когда деревья начинали цвес¬ти, сладковатый дурман, распространялся даже на соседние улицы, перекрывая собой запах бензина и отработанных газов, проносящихся мимо авто¬мобилей. А сами деревья, в буквальном смысле этого слова, просто “гудели”, облепленные сверху до низу, десятками тысяч непрерывно копошащихся на них насекомых.
В это время, их пушистые ветви сильно напоминали собой ветви облепихи, но только вместо ягод на них, непрерывно сновали туда-сюда мохнатые, и не знающие покоя, труженицы. Картина, нужно признаться, воистину жизнеутверждающая. Гимн природе и красоте. Благоухание цветов, и пение птиц.
Порою, в такие минуты, когда Сергей сидел зажмурившись на одной из лавочек сквера, ему вдруг начинало казаться, что находится в самом настоящем райском саду. Но человек, сразу же одёргивал себя на этой мысли. До райского сада, конечно же, очень и очень да¬леко, так далеко, что и представить даже не возможно. Идущий усмехнулся.
«Не такой уж я безгрешный. Хотя, раньше вроде бы и не нарушал заветных заповедей. Но это было тогда, давно. А сейчас? Сейчас нарушил. Убил. И не одного, а целых семь. Пока семь. И на сколько продол¬жительным станет этот чёрный список, не ясно. Но зависит, уж точно не от меня. Пожалуй, нужно поскорее кончать со всем этим. Ведь назад, дороги всё равно уже нет. Вековые деревья, что с ра¬достным трепетом совсем недавно наблюдали цветение жизни, сейчас, станут свидетелями смерти и ужаса. Но луч¬ше уж принять смерть здесь, встретив её «лицом к лицу», чем бежать без оглядки, наложив на своё имя, не смываемое клеймо позора. Сыну, не будет стыдно. Убийца, рано или поздно, всё равно своё получит».

…Волк, всегда сильнее собаки. Хотя, не опытному взгляду, это определить сложно. Грызть кости, добытые долгим и упорным трудом, всегда тяжелее, чем глотать мягкий, размоченный в мяс¬ном бульоне, дармовой хлеб, лёжа на тёплой подстилке. От такой жизни, выпадают зубы.
Уроки, которые преподнесла жизнь, не прошли для Серёги даром. Воля и дух, окрепли от постоянной борьбы и лишений. Уверенность в своих силах, накладывала на душу отпечаток спокойствия и невозмутимости. Ни один мускул не дрогнул на лице одинокого воина, спокойно стоявшего, под пристальным взглядом десяти пар озлоб¬ленных глаз. Совсем напротив, сейчас, ему было их даже жаль.
Точно так¬, как хищный зверь по походке и поведению может безошибочно определить всё, на что способен его противник, человек, правильно оценил верхнюю планку возможностей своих врагов, которые, были, безусловно, людьми сильными и тренированными. Но их воля, не была так же крепка, а в душе, уже успел поселиться страх.
«К смертельной схватке не готовы. Боязнь смерти - сковывает движения и мысли, не давая покоя, не давая возможности думать ни о чем другом».
Он стоял сейчас, словно загнанный в угол зверь. Ему, нечего было терять. Взглянув в глаза, увидел лишь отведённые в сто¬рону трусливые взгляды. Хотя, возможно просто показалось.
«Врагов слишком много, и схватка обещает стать не лёгкой. Нельзя расслабляться ни на секунду. В конечном итоге, это может стоить жизни».
Пауза, длинной в секунду, наконец, закончилась. Ждать дольше нельзя. Нож, демонстративно отбросил в сторону, приведя тем самым своих противников, в ещё большее замешательство, воспользовавшись которым, стоявший в самой середине своеобразного "кру¬га смерти" человек, выхватил из-за пояса две звезды, и сразу же бросил.
На влажную, от чистых, словно слеза, капелек росы, траву, упали ещё двое, а оставшиеся в жи¬вых, бросились в атаку все сразу, и со всех сторон.
Моментально оценив сложившуюся обстановку, выбрал небольшую прореху в сплошной стене с диким криком несущихся на него людей. После чего, последовал не человеческий прыжок, в несколько метров длиной, длившийся всего мгновение.
Упав на землю, не ударился, а лишь мягко перевернулся через голову, и вновь сразу же встал на ноги, на секунду застыв на месте. После этого, неясный силуэт исчез за одним из деревьев так же внезапно, как появился.
Лезвие ножа полосонуло по куртке, разрезав её, и слегка задев кожу. Из раны, вниз по телу, стекала тоненькая струйка крови. Но боли не было. Он лишь молил бога о том, чтобы хватило сил. Ведь вместе с кровью, из тела постепенно уходила жизнь.
Нападавшие, в свою очередь, тоже казались несколько обескураженными. Они явно не ожидали такого поворота событий. Развернувшись, бандиты пошли цепью в обратную сторону.
«Чертовщина какая-то. Он словно рысь прыгает. Я его ножом, а ему хоть бы что. В натуре оборотень. Куда мог деться-то. Сматываться надо, не то не жить нам».
«Заткнись, придурок! Иди, если хочешь. Но тогда, тебе уж точно долго не прожить, по крайней мере, на этом свете. Ты поверь мне на слово».
«Должен быть вон за тем клёном, айда туда».
Но они вновь ошиблись. Встав за дерево, Серёга немного присел, и сразу же, бесшумно как кошка, перескочил метра на два в сторону, спрятавшись за корявой липой, которая могла бы стать ему надёжным укрытием. Но, прятаться, на этот раз человек вовсе не собирался.
«Чёрт побери, его здесь нет. Как сквозь землю провалился». Бандиты остановились в нерешительности. Этого оказалось вполне достаточно.
Сделав резкий выпад, ударил локтем с разворота, стоящего к нему спиной бандита, где-то в районе шейного отдела позвоночника. Кость хрустнула, и несчастный, с криком упал на землю. Двигаться он уже не мог, да и вряд ли вообще когда-нибудь сможет. После этого, набросились сразу двое. Тот, что был справа, оказался чуть проворнее. Он уже замахнул¬ся своим ножом над жертвой, но ударить так и не успел. Кисть, вместе с зажатым в ней оружием, как-то не естественно изогнулась в обратную сторону.
Нападавший, не успел даже ничего сказать, а лишь слегка приоткрыл рот, и затих навеки. Прижав его к себе, Сергей укрылся от второго «воина» человеком, словно живым щитом. Не успев во время сообразить, что произошло, тот ударил своего - же товарища, угодив прямо в сердце.
Первым, вытащив нож из обмявшего тела, сразу воткнул его в шею, вытаращившему до удивления глаза, убийце. Люди упали. Быстро достав острые, словно бритва, кинжалы из уже мёртвых тел, бросил оба сразу. В живых, оставалось ещё четверо.
А человек, в белом бондано со странными символами чёрного цвета, вновь застыл на месте. Он лишь исподлобья, не моргая, смотрел на них, взглядом, в котором не было даже намёка на не решительность или страх. Люди стояли вплотную друг к другу.
Те, что совсем ещё недавно считали себя “центром вселенной”, сейчас “трястись", в буквальном смысле этого слова, словно дворовые собачонки. От былого "героизма" и самоуверенности, не осталось и следа.
«Когда душу целиком поглотил ужас, нельзя сражаться, а тем более побеждать. Сейчас, наверно бросятся все сразу. Прикончить их не составит труда. Ведь эти люди, одержимы лишь страхом и ненавистью, они ничего не видят дальше собственного но¬са».
Пожалуй, именно так всё и произошло. Кинулись в бой, словно стая голодных и обезумевших псов. Спокойно стоявший перед ними человек, лишь не много отклонился в сто¬рону, и тот, что бежал первым, сделав последний прыжок, с криком “умри собака", пролетел мимо. А потом, словно мешок с дерьмом грохнулся на землю. Руку второго, с уже занесённым ножом, Серёга успел перехватить, а затем, отточенным до автоматизма движением, завёл за спину в вытянутом положении. Когда нападавший, почти упёрся лицом в землю, резко ударил тыльной стороной ладони по локтевому суставу. Кость хрустнула. Рука согнулась в обратную сторону. «Боец» дико заорал, и выпустил своё оружие. Ещё двое, отлетели, получив ногой в пах.
Когда враги вновь поднялись на ноги, они уже отнюдь не горели желанием вновь вступать в схватку, и дико крича: «Спа¬сите! Оборотень!», в ужасе кинулись бежать в разные стороны.
«Что же, бегите бегите. Поскорее расскажите своему хозяину, что здесь произошло. Пусть порадуется. Да возвращайтесь поскорее с подкрепле¬нием».
«Что скажет он мне сейчас. Кто придёт, на сей раз, “менты”, или бан¬диты. Что же, не буду гадать. Тем более что конец у этой истории, ско¬рее всего, будет один и тот же».
Ждать пришлось не долго. К месту недавней схватки, шёл человек. Шо¬рох листвы и треск сломанных веток, издалека слышны в мёртвой тишине, поистине “глухой” ночи.
В холодном сиянии лунного света, силуэт подошедшего, виднелся довольно отчётливо. Он небрежно поставил ногу на один из трупов, и заговорил, а вернее, закричал, так как ближе подходить, наверное, попросту боялся.
«Эй ты. Ты слышишь меня! Я знаю, ты побе¬дил. Никто тебя убивать не станет. Сдайся властям, и мы отпустим твою жену и ребёнка. Там, на дороге, стоит милицейский УАЗик».
Вадим, оказался умнее, чем можно было предположить. Он сумел справиться с эмоциями. Поняв, что одолеть этого человека в честном поединке, не смажет никогда, даже собрав всю свою “гвардию”, изворотливый выродок решил, больше не губить по¬пусту своих людей, тем более что многие из них были преданы ему “до моз¬га и костей”.
«Для достижения цели, лучше воспользоваться “чу¬жими руками”. Более организованными, многочисленными, и менее ему близкими, силами правопорядка».
«Послушай, ты, придурок! Прикрой-ка ты лучше свою пасть, да перестань орать как недорезанный». Последнее замечание, незнакомцу явно не понравилось.
«После всего того, что здесь произошло, я охотно верю, что вы сра¬зу меня полюбили и передумали убивать. В милицию я сдамся только после того, как моя семья будет в безопасности. А тем «прихвостням», что сейчас сидят в УАЗике на дороге, и ждут момента, чтобы со мной разделаться, скажи, пусть уезжают. Я сам приду к прокурору. Но если, не дай бог, с близкими мне людьми что-нибудь случится, если хоть один волосок упадёт с их головы, я сделаю то, что обещал твоему шефу по те¬лефону, а возможно, даже чуть больше. Как ты понимаешь - мне терять нечего. Исполнить задуманное смогу, и в этом, вы наверно успели убедиться. Иди, и передай всё, как я сказал».
Человек ушёл, а Серёга, так и остал¬ся сидеть на прежнем месте.
«Пора уходить и мне. Через пол часа, здесь будет вся милиция го¬рода. Они ни за что не поверят, что всё это сделал один человек. Будут требовать, чтобы раскаялся, назвал сообщников, написал чистосердечное признание. Знаю я, их методы. Убийство с особой жестокостью. Смертную казнь отменили. Значит - пожизненное, и это в лучшем случае. А в худшем? А в худшем, Вадим просто-напросто купит ”ментов”, которые подсадят в камеру своего человека. А ночью, когда все будут, ничего не подозревая, крепко спать, он перережет мне горло.
На этом, печальная история, скорее всего, закончится. Хотя - наверно вряд ли всё так просто. Я сумею постоять за себя. Но ведь могут пристрелить и при «попытке к бегству». Ска¬жут, что совершил нападение на часового с целью захвата оружия, и был убит на месте. Да мало ли что можно придумать.
Что же, пусть будет так, но, только не сейчас. Сейчас, нужно сделать всё возможное, чтобы вывести этого убийцу на "чистую воду". Сделать это, очень и очень не просто. У него везде свои люди. Деньги могут многое, и вовсе не исключено, что я вообще, не смогу что-либо изменить. Но сегодняшнюю схватку эти выродки, наверняка, запомнят надолго. Умру я не зря, ведь тревожно переворачиваясь в своей кровати, Вадим ещё долго будет просыпать¬ся посреди ночи, покрывшись испариной холодного пота, и в будущем, уже вряд ли станет вести себя так дерзко и вызывающе, не будучи уверенным, в своей безнаказанности. Сейчас, как можно скорее попасть в областную прокуратуру, и рассказать обо всём прокурору лично. Начну, "стучать, словно швейная машинка", на него, "не в пад¬лу"».
Сергей улыбнулся, встал, и не торопливо зашагал прочь. Подальше, от этой залитой кровью земли, которую он так любил, на которой, хотел бы растить детей и выращивать цветы. Земли, на которой ни за что на свете не стал - бы убивать, когда - б "старуха с косой", так откровенно не угрожала близким людям. Тем людям, жизнь которых, гораздо дороже даже собственной жизни.
Он шёл вперёд, с не поддельной любовью поглаживая по шершавой коре развесистые и кривые деревья. Их непоколебимая уверенность в своих силах, а так же постоянная готовность прийти на помощь, действовали на душу успокаивающе, помогали прийти в себя, после всего того, что только что произошло. Деревья, никогда не отступали. Они, всегда стояли до конца, а когда стоять уже не могли, то просто падали на землю. И спорить с ними о смысле такой жизни не стоило, ибо это была их единственная, и самая главная правда.

…Дальше шёл не спеша. Ясная, звёздная ночь, не шелохнувшись, стояла над городом. Ни малейшего дуновения ветерка, ни самого тихого шороха. В пред¬утренние часы, пустынные улицы погрузились в сладкую дремоту. Но одинокому путнику, сейчас вовсе не было дела до всей этой красоты и тишины. В его мозгу, с фотографической точностью отпечаталась лишь одна единственная картина, которая останется там, весь отведённый ему остаток жизни, приходя, порою, даже ночью, и не давая погибнуть там, где выжить, попросту невозможно.
Это образ ребенка, что тянет к нему свои маленькие ручонки. Ребён¬ка, который обнял отца за шею, и вдруг замер, успокоившись на надёжной и сильной груди, желая лишь того, чтобы это продолжалось, как можно дольше. И ещё, чтобы грязные, равнодушные и вонючие руки, больше не тянулись к ним, пытаясь разрушить эту созданную богом идиллию.
Разделить неразделимое. Вечный парадокс жизни, который мы сами же себе и создаём. И лишь потом, попав в жестокое огненное чистилище, начинаем понимать, всю никчёмность и суетность тех продажных идеалов, на которые, собственно, и была потрачена жизнь.
Неужели, сын больше никогда не увидит своего отца. Никогда - никогда. Это безумно больно. Разлука. Разлука навсегда. Абсолютная, если люди уже не встретятся вновь, или относительная, если возможность встречаться, у них всё-таки время от времени будет. Добровольная, если они сами разрывают свои отношения, или насильственная, если их при¬нуждают к этому другие “люди”, или сложившиеся обстоятельства.
Пожалуй, не стоит спорить о том, что лучше, а что хуже, где добро, а где зло. Ведь по настоящему радоваться солнечному свету, мы, к сожалению, можем лишь после холодного сумрака ночи. Но разве можно разорвать душу на части. Разве можно «разрезать на куски» то, что было создано всевышним как единое целое?!
Что это - вечный закон жизни, или проявление слабости, в борьбе с нашими собственными противоречиями, которые запрятаны где-то далеко внутри каждого человека, но с которыми, далеко не каждый способен сов¬ладать.
Сергей шёл вперёд по тротуару, навстречу своей, пока ещё не известной судьбе. Сейчас, для него было уже не важно, что ждёт впереди. Важно то, что детям, будет не в чем упрекнуть своего отца, по крайней мере, он постарается, чтобы всё было именно так.
Небо на западе уже начинало светиться приятным нежно-розовым светом.
«Нужно поторапливаться, чтобы успеть покинуть город засветло. Совсем не хочется попасть в лапы местного правосудия. И вовсе не потому, что страшно. Просто, местные стражи правопорядка, и пальцем не пошевелят, чтобы вывести злодея, “на чистую воду”. Совсем напротив, они сделают всё, чтобы замести следы преступлений этого изверга. И тогда, его похождения уже никогда не станут достоянием гласности, и будут продолжаться, наверное, ещё очень долго».
Но, Сергей даже представить себе не мог, на сколько порою сильна и вездесуща, может быть власть денег. Хотя, наверное, это было вовсе и ни к чему. Ведь в любом случае, и несмотря ни на что, человек готов был отдать все силы без остатка, и у него ни на секунду, не возникало даже тени сомнения, в правильности своего поступка.

На дворе, с каждым днём всё отчётливее и отчётливее чувствовалось хо¬лодное дыхание осени. Деревья, постепенно начинали сбрасывать на землю свой пёстрый наряд, а некоторые из них, и вовсе стояли уже совершенно раздетые, стыдясь своей, непривычной для глаза, серой наготы. И даже вода в речке, казалось, приобрела какой-то особенный, сероватый оттенок.
И лишь только вековые сосны, не взирая на все капризы погоды, гордо зеленели, бережно храня свой летний наряд. Наверное, им вообще не было никакого дела до смены времён года. Они, жили понятной только им одним жизнью, не замечая суетного бега времени.
Но, на самом деле, это было, конечно же, не так. Время, властно над всем. Оно, выше и сильнее всего. Земля, небо, горы, всё подвластно ему, и живёт по его законам. Все вещи и все события, имеют своё начало и свой конец, своё рождение, и свою смерть. Бесконечность и вечность, понятия, безусловно, абстрактные. Бесконечной, дорога может быть лишь на отдельно взятом участке пути, а вечным, событие станет только тогда, когда мы будем рассматривать его на опре¬делённом отрезке времени. А дальше? А дальше, всё равно, что-то обязатель¬но изменится. Что-то закончится, а что-то, наоборот, начнётся сначала.
Для старика, что неподвижно сидел у самого подножья огромной скалы, это были прописные истины. Думал он сейчас совсем не об этом. Ветер с завидной настойчивостью трепал его седые волосы, но старец, казалось, этого не замечал. Он смотрел, полными восхищения, словно у мальчишки, глазами, на окружающий его мир. Со стороны казалось, что человек попал сюда впервые, после долгих и долгих лет разлуки. Сидящий, не торопясь, разговаривал с двумя совсем ещё молодыми во¬инами.

«Вы оба, его прекрасно знаете. Все звали его Иннокентий. Для вас, он был
просто Инок. Тогда, в пещере, этот человек спас много людей, а при жизни с на¬ми, был честен и трудолюбив. Сейчас, он ушёл в город, чтобы спасти свою семью. Семья, это самое святое из того, что есть в жизни у человека. Но Инок, пока ещё не воин. Ему не хватило времени, чтобы пройти свой путь до конца. Сейчас, ему грозит смертельная опасность. И именно потому, что не покривил душой, и в трудный момент поступил так, как полагается мужчине, приняв “огонь на себя”. Вы сами вызвались. Я вас не заставлял. Так идите, и сделайте это».
Старик замолчал. Его собеседники, лишь слегка кивнули головами в знак согласия. Они, по очереди, обнялись с седовласым старцем, спокойно произнеся при этом: «Хорошо учитель. Мы всё сделаем».
А через минуту, два человека быстрым шагом уже уходили прочь, слегка придерживая левой рукой клинок, что был подвешен каким-то особенным образом за полу пиджака. Да, именно, самого обычного пиджака, невесть откуда появившегося у этих людей, по случаю, который они, возможно, посчитали самым важным в своей жизни.
А старик, он ещё долго стоял на холодном осеннем ветру, устремив свой взгляд куда-то в даль, не ощущая холода, и только что начавшегося, нудного дождика. Сейчас, перед ним пронеслась, вдруг, вся его жизнь. На глазах выросло много опытных воинов, настоящих и честных людей, которые всегда, в любую минуту могли прийти на помощь другу, даже не помышляя ни о какой награде. И сегодняшний день, стал очередным тому подтверждением. Наверное, именно в том, чтобы такие люди были на земле, и заключался смысл его собственного существования здесь. Пожалуй, это не мало. А значит, и жизнь прожита не зря.

ЭПИЛОГ

Не видимый огонь, не сказанное слово,
Не радостный удел, не новая печаль.
Не длинный жизни путь. Не просто, и не ново.
Железная узда, не даст умчаться в даль.

Железная рука, железной хваткой горло,
В железные тиски, зажала навсегда.
В железных кандалах, ступай на землю твёрдо.
Себе не изменяй, вовек и никогда.

Вовек уж не дойти, вовек уж не добраться.
Вовек не рассказать, вовек не получить.
И лишь врагам назло, не плакать, а смеяться.
И лишь судьбе назло, надежду сохранить.

По полутёмному коридору, КПЗ вели человека. Лицо его, разбитое, и всё перепачканное запекшейся кровью, сохранило, тем не менее, кра¬сивые, мужественные очертания. Открытый, и не сломленный, выпавшими на его долю испытаниями, взгляд, внушал уважение. Руки идущего, были застёгнуты за спиной наручниками.
Один из конвоиров, снял с Сергея «браслеты», и втолкнул в тесную и сырую камеру, захлопнув дверь. Он, со скрипом провернул ключ в замочной скважине, и не торопясь, поплёлся обратно. Другой охранник, казался го¬раздо моложе своего спутника, и наблюдал за тем, с не скрываемым любопытством.
«Ты чего вздыхаешь, Алексеич. Это же головорез, конченный. Ты хоть знаешь, сколько он людей положил».
«Тебя это не касается. Молод ещё, судить. Те люди, которых он “укладывал”, бра¬та моего убили. А вздохнул оттого, что жить бедняге, не много совсем осталось. Если “стукачи” в камере не прикончат, так “хозяин” поможет».
«Да? И откуда такая уверенность».
«Ты сколько здесь работаешь, и не понял до сих пор. В 666, просто так не сажают. Здесь, сидят только сильно не угодные. Дорога им, почти всегда заказана одна и та же». Он вдруг замолчал, и до боли наморщив лоб, быстро зашагал прочь.
«Да ты чего заладил то? Не слышал что ли, как «батя», вчера с начальником ругался. Мне говорит, в общем “до фени”, ваши криминальные раз¬борки. Против своих принципов, не пойду. Парня, говорит, пока он здесь, не тронете, и мало волнует, кто там и кому звонил и про что рассказывал. Жить мне уже не много осталось. Договоров с бандитами заключать не стану. Ни к чему совсем, к концу жизни грех на душу брать».
Сергей слышал разговор только до этой фразы. Люди ушли, и речь оборвалась на полуслове.
Он, даже представить себе не мог, что останется в живых, только благодаря этому самому человеку, про которого только что, разговаривали сейчас эти два, до сего времени не очень-то разговорчи¬вых «дубака». Благодаря человеку, который всегда поступал так, как подсказывала ему совесть, порою, сильно страдая от этого, но, никогда не изменяя своим принципам. Человеку, который был, в общем-то, совершенно нищим, но, даже умирая от голода, не стал бы пачкать руки кровью. Сейчас, Серёга не знал и не понимал, ещё очень и очень многого. Хотя, наверно самое главное, он всё-таки понял. Понял то, что тот самый мир, в котором мы все живём, пока ещё не продался злу «с потрохами», а потому, за него стоит бороться.
Лишь спустя годы, время само расставит все точки над “и”, произведя отчетливую “разметку”, прямо на людских судьбах. Только спустя многие годы, оно сделает это, но, как всегда, уже слишком поздно. Слишком поздно для того, чтобы можно было что-либо изменить в человеческой судьбе. Ушедших лет не вернуть, а гор¬ную речку не повернуть вспять.
Но ведь на то оно и время, чтобы назначать каждому событию свой, с его точки зрения самый правильный, час. И потому, остаётся, - остаётся, пожалуй, только со¬жалеть о том, чего сделать не смог, о том, перед чем, не смог устоять. Сожалеть, но лишь для того, чтобы в будущем, никогда уже не повторять своих ошибок, сумев правильно разобраться в истинной сути вещей.
Суметь преодолеть себя – это одна из самых важных и жестоких жизненных истин, что позволяет человеку сохранить своё человеческое лицо, даже в не человеческих условиях.
Узник, всё ещё неподвижно стоял посреди камеры. Кто-то подошёл к железной двери с наружной стороны. Это был ОН. Сергей, узнал его сразу. Пришедший, заговорил первым.
«Кто ты, и как тебя зовут». Голос Вадима слегка дрожал.
«Я Инок, воин света, и Я, объявляю тебе войну».
Человек за дверью пошатнулся. Ему, от чего-то, стало не хорошо.
«Каменные стены и железные двери, не преграда для ненависти и возмездия. Я выйду отсюда, живым. Ты слышишь меня. Я дал клятву, и сдержу данное слово. Кровожадный, жестокий и бесчеловечный выродок, будет наказан. И нет тебе места на земле. И не будет тебе пощады»!

Умчись, в неведомую даль,
Где много солнца, много света.
Там есть любовь, и есть печаль,
Там есть вопросы, нет ответа.

Только познавший истинную суть нашего пребывания на земле, может понять всю важность и значимость сказанного, и от того, ищет до конца дней своих, «неизвестные острова», порою рискуя всем, даже жизнью. А они, такие далёкие, зачастую, оказываются так близко.

До встречи.

Андрей Николаевич Ларченко-Солонин

© Андрей Ларченко, 2009
Дата публикации: 04.01.2009 20:10:30
Просмотров: 2359

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.