Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Александр Самулевич



Современная литература




Анатолий Агарков [2019-07-21 09:02:10]
Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"
Вы знакомы с литературным жанром нон-фикшен? Когда нет классического построения сюжета – завязка, кульминация, эпилог – а идет практически документальное повествование о жизни. В таком жанре написан сборник рассказов и повестей «Рахит». О чем он?
В двадцать лет силы нет, её и не будет.
В сорок лет ума нет, его и не будет.
В шестьдесят лет денег нет, их и не будет.
/народная мудрость/
Пробовал пристроить его в издательства с гонораром – не взяли.
Пробовал продавать в электронных издательствах-магазинах – никудышный навар.
Но это не упрек качеству материала, а просто имени у автора нет. Так я подумал и решил – а почему бы в поисках известности не обратиться напрямую к читателям, минуя издательства; они и рассудят – стоит моя книга чего-нибудь или нет?
Подумал и сделал – и вот я с вами. Читайте, оценивайте, буду рад знакомству…

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

Анатолий Агарков [2021-02-15 08:23:46]
- Я всё думал раньше - для чего появился на свет. Ведь была же какая-то цель родиться мне именно в это время и для этой эпохи. Вот рыба мечет икру на тёплых отмелях, птица кладёт яйца в свитое гнездо, вода течёт, камыш колышется, солнце светит.… Все знают, чем им заниматься, только я всё мучился неприкаянный. Годы идут, только соль на душу отлагая. Столько дорог по земле нарезано – где ж моя? Друзья утешают: успокойся – дана тебе судьба такая, а не иная, ну и пользуйся, не рви душу. Не утешили меня их слова. Что делать? И только здесь понял - надо просто жить и видеть оттенки, которые не губят главных цветов, чувствовать многообразие жизни. Я понятен?
Старик с душевной тревогой в глазах посмотрел мне в лицо. Я лишь плечами пожал - чудак! А что? Одичал на своём необитаемом и теперь чешет язык обо что попало.
Видимо, мысли эти читались на моём лице. Старик глубоко вздохнул, оставил утице хлеб, выпрямился.
- Пойдём, я покажу тебе свой огород. Это не то, что ты видел раньше. Люди цивилизации как привыкли - там, где растут овощи, не должны расти цветы – и выпалывают их. А у меня смотри.… Всю свою жизнь я был сельским учителем, а теперь стал плантатором. А произошло это потому, что выращивать овощи было для меня призванием, а учительство лишь долгой и крупной ошибкой. Так, впрочем, чаще всего и бывает в нашей жизни. Целых сорок лет человек занимается каким-нибудь делом, например, припадаёт химию и биологию, а на сорок первом – вдруг оказывается, что профессия не причём, что он даже тяготится ей и не любит, а на самом деле он замечательный садовод и преисполнен любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального строя, при котором люди сплошь и рядом попадают на своё место только к концу жизни. Я попал на седьмом десятке. А до тех пор был плохим учителем, скучным и нудным. Теперь же смотри, как моментально растут здесь овощи…
И я действительно увидел в густой траве весёлые завитки, и зелёными шишками в них выглядывали огурцы. Ух, ты! А у нас на грядках только цветочки проклюнулись.
На моё удивлённое восклицание откликнулась серая цапля. Она прошествовала поодаль, величественно ступая и кося белком глаза на меня и мои ноги.
- Не поклюёт?
- Неее…
Я вздохнул побольше воздуха, зная, что этот день не закончится как обычно, и пожелал, чтобы у меня хватило выдержки не удивляться чудесам. В следующую фразу вложил весь свой сарказм, всё ехидство души. По натуре я не злой, но эта цапля… Ей-бо, достала!
- Как тут у вас… разумно. Чувствуется – опытный огородник.
- Опыт, мой юный друг, это не что иное, как мудрость дураков, – по его лицу скользнула улыбка, загадочная, как мираж. – Иногда мечты, хоть они, в конце концов, и исчезнут, гораздо важнее опыта – ведь для тебя они какое-то время существуют как реальность.
Он задумчиво смотрел перед собой:
- Без мечты и иллюзии человек не смог бы жить. Они защищают его, помогают выстоять. Даже если ты знаешь, что они абсолютно недостижимы или недоступны для тебя лично, ты всё равно втайне можешь их лелеять. И тогда ты как будто всё-таки добиваешься того, о чём мечтал, и чудо словно бы происходит. Мечтать о чём-то – это всё равно, что верить в это. Я думаю, тот, кто никогда не мечтает, не способен верить ни во что и никому… Я вижу, ты Матрёны боишься?
На мой вопросительный взгляд он пояснил:


Ответить
Анатолий Агарков [2021-02-18 07:47:34]
- Это цапля. Она любопытна, но безобидна. Все свои страхи оставь там – в стране людей. Со дня сотворения мира известно - человек человеку волк, и этот зверь с яростью терзает свою добычу. Никто не может противостоять его ненасытной злобе и устрашающей жестокости. Все люди – эгоисты, свихнувшиеся на своём непрерывном стремлении к власти и каждодневной борьбе за собственность. Люди язвительны и беспощадны, возможно, сами того не сознавая. Ведь они вовлечены в непрерывную борьбу друг с другом, войну одного против всех. В жестокую игру, в которой каждый хочет победить, а если удастся, то и безжалостно смести с лица земли всех остальных. Что же это за сила, которая столь часто побуждает человека к дурным поступкам? Быть может, на многие жестокие деяния его толкает лишь одно – страх? Страх, порождённый тем, что в обществе никто не чувствует себя уверенно и в безопасности. А ещё неизбежный страх смерти, которая ждёт каждого в конце пути. Жизнь, в сущности, всего лишь сложная арифметическая задача с нелогичным и переменным ответом. Проверить решение невозможно. Каждый раз получается новый результат, и предсказать его, не дано никому. С одной стороны, пожалуй, именно это и предаёт ей некоторый интерес, хоть как-то оправдывает все усилия и тяготы. С другой стороны, в этом – неиссякаемый источник тревог и разочарований. Жалобы людей, ожесточённых собственным страхом, висят в воздухе, словно заклинание и проклятие. Непреложный смертный приговор покрывает всё окружающее серым налётом, подобным тонкому слою пыли. Эта завеса скрывает от глаз приближающуюся беду. Неправы те, кто сравнивает жизнь с мирной суетой муравейника. Время и неудачи исподволь превращают людей в уродливые неодушевлённые предметы, взлёты и падения которых определяются нелепыми случайностями и коварными капризами судьбы. И от этого никуда не уйти, все выходы тщательно перекрыты. Там… на земле людей. Здесь – иное дело. Здесь разумно властвует природа, и никто не обидит тебя только потому, что ты слабее…
Я напряг весь свой интеллект, чтобы сказать что-нибудь более-менее достойное моему сверхграмотному собеседнику:
- Вы, наверное, все её законы постигли и проникли в основы мироздания?
- Нет, - ответил он с улыбкой. – Нет, всё не так-то просто. Чем старше я становлюсь, тем меньше знаю. В конце концов, я не буду знать ничего. И тогда придёт время умирать.
- И от этой жизни совсем ничего не останется? – спросил я.
- Человек приходит в мир ни с чем и уходит, не оставляя после себя ничего. Просто на время ему даётся кое-что взаймы. Здоровье, разум, работа, оптимизм или пессимизм, счастье, любовь.… Этот список можно было бы продолжить. И всё это он должен вернуть. Да ещё заплатить проценты, чаще всего грабительские, если учесть, что он получил. Слишком короткий срок, материал с брачком, и к тому же не всякому удаётся им как следует воспользоваться.
- Можно сказать, что нас обманули при рождении.
- Обманывают нас всегда. Если не жизнь, так ближние, которые не щадят ничего и никого. Всегда помни об этом, тогда ты прочнее будешь держаться на коварной отмели жизни.
Он поднял указательный палец вверх, склонил голову и глубокомысленно вздохнул, завершая урок, такой контрастный.
В этот момент к своему удивлению, на краю лабазы, в том месте, где к ней плотной стеной подступал камыш, я увидел некое строение – нечто вроде лесного шалаша или садовой беседки. Подошёл к входу и с любопытством заглянул внутрь. Посреди беседки-шалаша стоял круглый, с причудливо изогнутыми ножками столик из заржавелого железа. Деревянная скамейка с облупившейся краской, застеленная старым тулупом – должно быть, кровать Робинзона. Плетёное кресло, из которого во все стороны, как перья торчала солома. На столе стоял термос и алюминиевая кружка. Лежала толстая тетрадь и сверху шариковая ручка. И больше ничего. Но ведь и это надо было откуда-то притащить!
- Тому, кто однажды ступил сюда, обратный путь заказан, - сказал за моей спиной старик. – Я имею ввиду первозданность рая. Заходи.
Страх, словно железный осколок, царапнул сердце – а старик-то не того, не чокнутый?


Ответить
Анатолий Агарков [2021-02-24 06:56:02]
Хозяин налил из термоса в кружку ещё горячий кофе.
- Хочешь перекусить?
- Нет, я не голоден, - сказал больше из скромности.
Он так и понял. Извлек из-под тулупа на скамье свёрток, развернул на столе. Беляши. Чёрт! Выглядят и пахнут аппетитно. Разом подступивший голод вогнал мои руки в дрожь.
- Ешь на здоровье, мой юный друг.
Он говорил приветливо, от души. Запах горелого масла щекотал мои ноздри. Тёрпкий, острый запах, больше подходивший для яств далёких, чужих стран. Я хлебнул горячий кофе и закашлялся. Со стуком поставил кружку на стол.
- Ешь, ешь, - улыбнулся хозяин. - Плоды цивилизации - никуда не уйдёшь.
Я уплетал беляши, прихлёбывал кофе, а мысли мои уносились в заоблачную даль. Тропический остров. Благоуханные плоды красной земли. Цветущие фруктовые деревья. Река с кристально чистой и прохладной водой. Взмахи птичьих крыл. Белые паруса вдали на широкой глади океана. Голубое небо. Золотое солнце. Полевые цветы раскрыли свои чашечки посреди болота, напоили воздух ароматом. Уставшее в борьбе за жизнь тело наливается новой молодой силой. Как хорошо, Господи!
- Я рад, что ты побывал у меня в гостях. Но сейчас ты уйдёшь и больше никогда не вернёшься сюда. Так надо. Обещаешь?
- Почему я это должен делать и обещать?
- Остров – моя собственность. Я его первый открыл и обустроил, засадил. Если мне нужно будет твоё общество, я найду тебя в посёлке. Ведь ты живёшь в Увелке?
Я молчал, поражённый его горестным тоном.
- Мы не сможем здесь жить, как добрые товарищи, - убеждал он. – У каждого свой мир, свои понятия о счастье и комфорте. Вряд ли мы найдём общие интересы. Я привык тут жить один. Мне надо думать, много думать – жизни так осталось мало. Ты мне будешь мешать. Это мой собственный, недоступный ни для кого мир. Один древний мудрец сказал: «Когда блюда пустеют, исчезают друзья».
В этот момент я дожевал последний беляш и сказал:
- Это, какие друзья.
- Здесь я построил жизнь по собственному вкусу, привык к свободе и одиночеству. В самом деле, в том, что ты один, есть и свои преимущества. Например, ты можешь делать, что хочешь, и не делать того, чего не хочешь. Я здесь вполне доволен жизнью.
- Радость свободного человека?
- Вернее, человека, который построил и заслужил свою свободу.
- А почему мне хоть изредка нельзя появляться здесь? Мне здесь нравится.
Я вдруг с необычайной остротой почувствовал, что никогда не забуду этой встречи. Всё происходящее неощутимо, но ясно запечатлевалось в моём сознании – словно фотоаппарат щёлкал у меня в голове, и снимки тщательно проявлялись в тёмной комнате моей памяти. А слова врезались в сердце.
- Обычно люди полны страха, отчаяния и подозрительности. Некоторые доживают до седых волос, так и не узнав жизни, и не стыдятся этого. Скорый поезд мчит их навстречу смерти, а у них не было и дня жизни. Насколько же прекраснее наслаждаться чудесными мгновениями и не терзаться мыслями о неведомом будущем. Судьба – стремительная река, и человеку не дано изменить её течение. Ты меня понимаешь? Вот это всё – моё. Я заслужил его, выстрадал, построил. А своё ты ищи сам.
Я пожал плечами – к чему спорить: я не знаю, нужно ли оно мне – своё, такое? Когда некому рассказать – и знания не нужны. Спросил, о чём подумал:
- Наверное, здесь рыбалка отменная?
- Не знаю. Я не люблю убивать и не делаю этого. Я считаю, всякое существо имеет право на жизнь. И поэтому у меня нет никаких снастей.
Старик сказал это, но холодок страха, угнездившегося у меня в душе при входе в его жилище, не растаял. Что же он всё-таки за фрукт, и как его понимать? Блажит, смеётся, зубы заговаривает? Вдруг, как нападёт исподтишка. Сплошные сомнения и неуверенность…


Ответить
Анатолий Агарков [2021-02-27 08:49:08]
Робинзон продолжал:
- Отвечаю на твой вопрос. В каждой отдельной личности зреет плесень обесчеловеченного общества. Мы не сможем здесь жить вдвоем, как бы нам хотелось – без условностей, вольно, раскованно. Ты обречён на поиск в силу своего возраста. Ты будешь постоянно спрашивать и сомневаться, пробовать своё. А я устал наставничать, мне нужны лишь мои думы, уют и покой.
На руку мне села муха, как вестник далёкой земли, и меня неудержимо потянуло домой – к отцу, друзьям, на мою крышу. Зверь, попавший в капкан, отгрызает себе лапу – инстинкт свободы. А меня здесь никто не держит, напротив – гонят взашей, хотя и с ласковой улыбкой.
- А здесь у вас не плохо - тень, вода, камыш как прибой шумит.
- Это действительно самое лучшее место, - старик усмехнулся, – сидеть, дремать, размышлять и умереть.
- Так мне пора?
Робинзон утвердительно кивнул головой. А может быть, нервно передёрнул шеей. Старый чудак! Сбежал из книжки Даниэля Дефо, а мнит себя.... Не хочет пускать в свою сказку, делится радостью. И пусть! Я придумаю что-нибудь похлеще. Своё. С друзьями. А этот старик совсем свихнётся от одиночества. Как пить дать. И сейчас в нём есть что-то ненормальное, непостижимое что ли, не как у всех людей. Впрочем, кажется, он и сам говорил, что все мы по-своему безумны.
- А здесь что? - я кивнул на тетрадь.
- Мои записи - наблюдения, размышления….
- Можно посмотреть.
Старик покачал головой:
- Когда-нибудь да, даже нужно, но не сейчас…. Когда настанет время, я позову тебя и всё покажу, передам в твои руки, если к тому времени в тебе возобладает жажда познания.
Ко мне вновь вернулись мысли о сумасшествии собеседника, и стало неприютно.
- Мне пора – дело к вечеру. День пролетел…
- Время проходит само собой, - сказал он. – Ему не надо помогать.
- Засиделся, - тянул время, поглядывая на старика, надеясь, что ему известен более безопасный путь на берег, нежели тот, которым прибыл я сюда.
Тот видимо весь выговорился и утомился - отвечал коротко, односложно:
- Безделье – тоже занятие.
И голос у него стал хрипучим, скриплым. Надсадил, бедолага.
Я и сам, глядя на облупленную краску скамьи, вспомнил о своём резиновом ложе и пуховой подушке, с которой, лишь только закроешь глаза, птицы грёз беспрепятственно устремляются в дальние страны, чудесные края. Отец мой тоже говорит, что дух человека бодрствует, когда его тело расслабленно погружается в сон. Освобождённый дух ищет свой путь в пространстве. В мечте, наконец, находит он себе пристанище, и тогда исполняются его дневные желания, и счастье гнездится в душе, вытесняя неведомый страх. Мечта – это бегство пленного духа.
Мне не пришлось топтать камыши - Робинзон перевёз меня к твёрдой земле на узкой плоскодонке. Только это был противоположный от посёлка берег Займища - дикий, необжитый. Земля тихо отдыхала после утомительно знойного и беспокойного дня. Оранжевый диск солнца покоился на сосновых кронах.
- Доберёшься?
- Да тут рукой подать.
Расстались друзьями. Он улыбался - из глаз струилась доброта. Мне за что на него дуться? Практически, он спас мне жизнь. Ну, может, не лично он. Но его лабаза, его лодка, беляши, наконец. Чего уж там, будь здоров, Робинзон!
Старик развернул лодку. Долго смотрел ему вслед, а когда и шест потерялся средь камышовых джунглей, тронулся в свой неблизкий путь.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-02 08:20:41]
6

Эта встреча с чудаковатым стариком перетряхнула моё нутро.
Друзья:
- Толян, ты как вчера спасся? Как выбрался из болота?
Ожидали красочного рассказа об удивительнейших приключениях.
А я:
- Сам не знаю. Повезло.
И всё, замолкал, задумавшись. Ничего не рассказал о Робинзоне, его чудесной лабазе. Вброд перебравшись через лиман, шатался в одиночестве по Острову, тщетно пытаясь отыскать следы, где причаливала его лодка. Надеялся дождаться его там и ещё поговорить.
Для чего мне это было надо? А знать бы!
Мне казалось, старик ждёт меня. Старик знает, зачем живёт и мне расскажет. Ведь я вдруг потерял жизненную цель - не интересны стали праздные купания, пустые разговоры. Лето яркое, манящее, долгожданное лето разом утратило все свои прелести. О школе стал задумываться - даже вроде как бы заскучал.
Скажи такое вслух – ребята лоб пощупают. Не заболел? Нет, не заболел. Если хандра это не болезнь, то значит, здоров, как бык, который не знает, как быть.
Однажды понял, отчего душа томится – ей дела не хватает. Другие, вон, цапель приручают, труды научные строчат под шелест камышей. А мне что – день-деньской в песочке на спине сидеть да облака на небе пересчитывать? Словом, готов был к любым авантюрам, не хватало только темы.
А тема, между тем (за тавтологию простите), сама брела берегом Займища мимо Песка, где изнывали мы – друзья от скуки, не зная, чем себя занять, а я от душевного томления бесполезности самого существования на этом свете.
То был Кока Жвакин. Тащил он в руках двух лысух, за шею ухватив, а куриные их лапы царапали осоку. Лысухи, понятно, были дохлыми.
- Откуда, Кока? Трофеи, говорю, откуда? – окликнул его Пашка Сребродольский.
Жвачковский, перехватив ношу в одну руку, другой махнул куда-то за спину:
- А… из лимана. Их там, потравленных, полно.
- Зачем они тебе?
- Сварю да и сожру.
- Да они ж, наверно, с запашком.
- Сам не сьем, отдам Полкану.
Полкана знали мы давно. Он достался Жвакиным вместе с купленным домом – огромная лохматая кавказская овчарка. Прежние его хозяева были хлебосольны – могли всю улицу на праздник пригласить. Полкан выходных не знал – лаял на пришедших, рвался с цепи и однажды её порвал. В ту минуту по двору шли отец мой с дядей Сашей Вильтрисом. Полкан прыгнул на того, который был поближе. Батяня, защищаясь, выставил перед собою руку, и она глубоко вошла в огромную собачью пасть. Овчарка так и повисла на ней – будто в капкан попала. Тут хозяева подоспели, пса оттащили. Поохали, поахали – вот ведь как бывает. Собаку привязали, отца за стол зовут.
Тут дядя Саша Вильтрис голос подаёт:
- Меня снимите.
Как хромой инвалид оказался верхом на коньке ворот – уму непостижимо. Он и сам объяснить не мог, да и слезть без посторонней помощи.
Полкана Кока брал с собой, когда ходили в поле сусликов из норок выливать. И портила же праздник псина! Нам что – побегать, покричать: «Суслик! Суслик!», когда этот бедолага, досыта нахлебавшись воды, выскакивал из норы. У него даже шанс был спастись, спрятавшись в другой - у нас ведь могли кончиться вода, азарт иль подкатить усталость. Вот чего не было никогда – так это жалости. Ну, это я так, к слову. Приходит время, и начинаешь понимать, как всё-таки жестоки бывают дети. Мы - в детстве. Подступают жалость, раскаяние…. Да только загубленным зверькам от этого не легче.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-05 07:45:07]
Так вот, этот самый Полкан портил всю суслиную охоту. Только тот мордочку из норки, заполненную водой, высунет, собака его - цап! – и задница суслячья торчит из её пасти. Потом - хрюм! – и, поминай, как звали грызуна. Десять сусликов из норок выльем – десять сожрёт. Никакого азарта. Никаких шансов грызунам. Короче, знали мы этого Полкана – ему две лысухи на один лишь зуб. Да если ещё Кока пособит….
Всё это с ленивой бранью вперемешку обсуждали мои друзья, глядя в удаляющуюся спину. А я…. В моё сознание медленно входила, набухала, побуждала к действиям полученная информация – в лимане полным полно погибших птиц. От чего погибших? Кто их потравил? Чем?
Я встал и, не говоря ни слова, потопал, куда Кока показал. Шёл, не оглядываясь, так как знал, что за спиной идут друзья, которым тоже осточертело пляжное лежание.
Это был мазут. Чёрным жирным пятном разлившись, окрасил пол лимана. На чистой воде радовал глаз радужными разводьями, а за камыши цеплялся траурными лентами. Лысухи, здесь гнездившиеся, были обречены. И уже несколько чаек погибли, неосторожно окунувшись в зловредное пятно.
Я вышел на берег - голые ноги мои были в мазуте до самых колен. В ладонях – маленький чёрный комочек погибшего лысёнка. Он был ещё тёплым – то ли от солнца нагрелся его чёрный пушок, то ли жизнь пульсировала в маленьком тельце до последней минуты. До слёз было жалко это крошечное, быть может, пару дней назад явившееся на свет Божий существо. И я их не стеснялся.
- Вот сволочи! Да кто же это? – Вовка горькую сглотнул слюну.
- Надо разобраться и наказать, - нахмурил брови Гошка строго.
- Найдём и накажем, - Пашка желваками поиграл.

7

Займище широко и вольно раскинулось в пологих берегах на северной окраине посёлка. А внутри поселения озеро Минеево. Весной в половодье или от летних проливных дождей оно, выходя из берегов, немало обывателям доставляло беспокойство, неся ущерб домам, садам, дворам и огородам, и дорогам тоже. Додумались прорыть канал, чтобы избыток вод сливался в Займище. Он прошёлся по посёлку, а в двух местах обрядился в трубы, нырнув под дороги. Во время таяния снегов и после хорошего дождя в канале бурлила, пробиваясь на простор, вода. Отшумев, она оставляла в русле лужи, в которых ребятишки ловили сачками мальков и головастиков. С некоторых пор ручей в канале перестал пересыхать. Вода пульсировала в нём круглый год, укрываясь льдом в зимнюю стужу. Наверное, в Минеево источники открылись, судачили мы, заглядывая с тротуара в канаву, по пути в школу и обратно.
Мазутный след из лимана этим каналом привёл нас к озеру.
Что за чёрт? Неужто нефть под Минеево таится? И пузырится, всплывая чёрными баррелями. Да мы, братцы, если это так, рокфеллерами станем в один миг.
- Давайте ещё раз проверим – что-то здесь не то.
Перебрались на другой берег и пошли обратно. Нам бы, дуракам, сразу поделиться и обшарить оба склона канавы. Но, как говорится, век живи – век учись, а помрёшь обязательно дураком. Зато теперь мы более тщательно осматривали все подступы к искусственному водоводу – каждый кустик обшаривали, каждую рытвинку. И нашли.
Мазут протёк в канал из огромной бочки с территории комхоза – коммунального хозяйства посёлкового. Там, за высокой металлической решёткой забора баня, прачка, гаражи и контора. Мазут использовался топливом в котельной. То ли эта бочка прохудилась, то ли кран её кто открыл по неосторожности, а, может, с умыслом…. Сейчас мазут в канаву не бежал – или весь стёк, или закрыли кран. Но дело чёрное свершилось – загажена среда, погибли птицы и птенцы. И нам не стать рокфеллерами.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-12 07:51:03]
Кроме мазутной утечки открыли мы и тайну минеевских родников. Из-под стальной решётки, прикрытая камышом, труба торчала, из которой бежала и пенилась мутная вода.
Пашка раздул ноздри индейского носа:
- Фу, помои….
Повертел головой:
- Должно – из прачки….
- А в банные дни – из бани, - догадался Вовка и был прав.
- Надо поджечь мазут, - предложил Пашка. – И бочка ка-ак рванёт….
- Надо в газету идти, - Нуждасик был осторожнее. – Или лучше сразу в райком. За такие дела должны взгреть.
- А могут и не взгреть, - Сребродоля не сдавался. - И потом, ходить, стучать…. Лучше взорвать.
Они заспорили. Гошка, их слушая, снисходительно кривился. А у меня в голове постепенно начал складываться план жестокой мести. Разулся и, пересилив брезгливость, ступил в мазутно-помойную жижу. Заглянул в трубу канала, пересекающую улицу Октябрьскую. Ну что ж, Анатолий Егорович, вашей наблюдательности стоит отдать должное. Ещё в поисках мазутного истока обратил внимание на разность диаметров этой трубы. Так вот, заглянул и убедился - две трубы под дорогой состыкованы, причём, та, которая выходит в лиман, поменьше. Всё сходится. Замерил оба бетонных отверстия камышинками. Не спеша помыл ноги под колонкой, обулся и позвал друзей обсудить мой коварный план. Был он прост, как всё великое.
У дороги росли когда-то огромные тополя. Росли себе и росли - шумели листвой, пускали пух. При случае можно было укрыться под ними от дождя. Потом кому-то помешали - их сначала лишили коры, а когда засохли, свалили, распилили да и бросили. Теперь они лежали у обочины, как черепа доисторических животных.
Я подставил к срезу камышинки. Всё сходится – этот обрезок тоньше большой трубы и толще малой. Теперь задача – перетащить его через дорогу, загнать пробкой в трубу и навсегда закрыть помойным стокам путь.
Легко сказать – сделать невозможно. Мы и не пробовали поднимать – верхом сидели и прикидывали.
- Может, катки подсунуть?
- А как на дорогу поднимать?
- Рычагами нужно. Как Архимед учил: «Дайте мне точку опоры….»
- Знаем, знаем. Лучше поставить на попа, и как аборигены с острова Пасхи, раскачивать туда-сюда.
- Нет, на дорогу не поднять.
Вовка сказал просто:
- У отца лебёдка есть. Зацепим вон за тот столб, и не напрягаясь….
Идея понравилась. Для её осуществления до вторых петухов жгли костёр на берегу лимана. Потом пошли. Час глухой - все спали, никто нам не мешал. Ствол легко подался – столб недовольно гудел проводами, но стоял, как вкопанный. Вот в трубу пошёл не охотно. Ствол, конечно, а не столб. Мал был уровень воды – вроде бы и наплаву, а шкрябает, цепляется за дно и стенки. Да и не влезть в трубу вдвоём – по одному толкали, карабкаясь на четвереньках. Испачкались и провоняли…. Мама дорогая! И эту дрянь они сливали на нас. Ну, сволочи, теперь держитесь - обида прибавляла сил. Закончили работу, искупались на Песке, и на рассвете побрели домой.
Ждём результатов день, другой…. Помои льются, ручей течёт – что-то не сработало. Полез в вонючую трубу. Щепку бросил – она до пробки доплыла, а потом пропала неведомо куда. Всё ясно – не доделана работа.
Тем же днём штыковой лопатой отрубили от лабазы пару кусков, отбуксировали их до лимана. Туда на лодке, а по нему вброд почти до самой трубы. Адская, скажу, работа. Потом ночью через дорогу перетащили на носилках и запихнули в чёрный зёв трубы.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-15 07:51:21]
Ждём результатов. А тут гроза, да с ливнем, да с таким…. Минеево как от цунами вздулось и хлынуло в канал. Бурный поток нашу пробку протащил большой трубой и намертво вбил в меньшую. А ил законопатил щели. Сработало! Вода, не найдя проход в трубе, хлынула за берега канала, затопила комхоз и близлежащие усадьбы.
Когда после грозы мы прибыли на место событий, коммунальщики пускали со двора ручьи, откачивали из гаражей воду. А у ворот стоял народ, ругая нерадивых. Подъехала «Волга». Сам председатель райисполкома, изогнув необъятный стан, пытался заглянуть в трубу, нацеленную на Займище.
- Что ж ты, зараза, воду не пускаешь?
Ужасно довольные собой мы пошлёпали по лужам в сторону дома.

8

Эта проделка – а мы считали: подвиг – вдохновила нас на следующий шаг.
- Займище нуждается в защите, - судачили мои друзья. – Это последнее пристанище команчей - и чтобы сюда собаки бледнолицые ходили с ружьями или сетями мы не допустим. Клянёмся Великому Маниту!
И я подлил в огонь маслица:
- Вы спрашиваете, где я был и как выбрался из топей? Был я у Займища в гостях. Вы слышали, как оно стонет? Оно защиты просит от безжалостных людей.
И парни:
- Мы ему поможем. Клянёмся Великому Маниту!
Уток постреливали на болоте с весны до осени. Ондатр били круглый год. Вон у Губана батя шапками торгуют – откуда шкурки? А в сетях сколько гибнет водоплавающей птицы, не вставших на крыло птенцов? Пора с этим кончать, и навести порядок на болоте. Такая была цель. Легко сказать, но как это сделать?
- Есть план, - говорю. – Но пока это секрет.
Хотел друзьям сюрприз преподнести, и на них первых испытать болотную страшилку. Не удалось. Для осуществления идеи нужен был художник, а лучше Пашки рисовать никто не мог. Когда объяснил ему суть своего замысла, выяснилось, что без Нуждасика не обойтись - у него есть несмывающиеся, светоотражающие краски. Потом, посовещавшись, рассказали задумку и Гошке – сюрприз не получился.
С миру по нитке – я футбольную камеру, Нуждин люминесцентные краски, Пашка руку свою, высокохудожественную, приложил, Гошка бечеву принёс и утюг старинный – получилось чудо-юдо, страшилище болотное, Великий Изгонитель Браконьеров.

9

Солнце плавилось в тёплой воде Первого плёса. Светило, оно ведь тоже когда-то было пацаном - тоже, небось, шалить любило. То играло с рыбками в пятнашки, а потом к ондатре привязалось. Отстань – воротит нос хвостатый папашка – семья растёт, избушку надо расширять. И камышовую будыль волокёт сквозь ряску. Солнечные зайчики не унимаются, скачут по атласной шёрстке. Их звонкие смешки сливаются с шелестом стрекозиных крыльев. Болотный строитель плюнул в сердцах, оставил будыль на поверхности и нырнул.
Потом прилетел звук. Глухой стук шеста о борт лодки и плеск стекаемой воды. Говор. Сначала невнятный, а потом, когда лодка вышла из прохода на простор, очень даже понятный.
Губан:
- Вон видишь в ряске след – точно к хатке приведёт.
Вторым в лодке был его приятель Сергей Катков:
- И что? Ткнул штырём в ондатровую кучку – и попал?
- Их там пять-шесть штук сидит – хоть в одного-то точно попаду.
- Кучку раскидал, одного достал – остальные, где жить будут?


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-18 07:34:59]
- Тебе что за забота?
- Да мне-то никакой.
Вдруг впереди и немного сбоку от лодки браконьеров вода разверзлась, и из пучин её всплыла ужасная башка с огромными глазами и ртом оскаленным. Тяжкий стон над плёсом прокатился. Для этого Гошка сунул широкий раструб рупора, когда-то им украденного в школе из пионерской комнаты, в воду и прорычал в него. Эффект неподражаем – звук нёсся будто из сумрачной глубины
- Ой! – Катков попятился и кувыркнулся за борт.
Губан замер в лодке, балансируя шестом, глаз не спуская с болотного чудовища. В этот миг Катков вырвался из холодных объятий водяного, тянувшего его на дно, и с душераздирающим воплем вперемешку с захлёбывающимся кашлем обрушился на борт плоскодонки. Губан, потеряв неустойчивое равновесие, ухнул в воду, умудрившись концом шеста стукнуть приятеля по мокрой макушке.
Через рукоятку утюга на дне, потянув бечёвку, я увлёк чудище под воду.
Через минуту.
- Что, что это было?
- А чёрт его знает – если не показалось, то что-то было.
- Враз двоим почудиться не может.
- Ну, значит, было….
Браконьеры, держась за перевёрнутую лодку, отчаянно вертели головами.
- А вдруг….
Словно по команде кинулись карабкаться на днище. Я отпустил бечёвку – голова всплыла, и Гошка дунул в рупор:
- У-у-ох-хох-хох…!
Октябрьские пацаны сиганули в воду и вразмашку наперегонки метнулись к Острову – здесь ближе берег. Нам их лодка в трофей осталась, и двумя браконьерами стало меньше.

10

Для благородных целей пошли на воровство – упёрли с крыши кинотеатра «Мир» звуковую сирену. Она там издавна стояла, изредка народ пугала, что может случиться война. А мы решили, что войны не будет, и больше пользы от сирены на болоте.
Она с двигателем электрическим была, но он нам ни к чему. Его мы деду Калмыку отдали, а тот через редуктор присобачил к сирене велосипедную педаль. Крутишь, и сирена воет не хуже, чем с электродвигателем. Опустишь её раструб в воду, и страшный вой, будто рождаясь в глубине болотных недр, разносится в воде из края в край. Жил бы на Займище пёсик Баскервилей – концы б от страху отдал. И выпи разом голос потеряли – нашлась замена.
Слух, что в болоте завелось Чудище Поганое, быстро разнёсся по окрестности. Дело в том, что с помощью размалеванной футбольной камеры, бечёвки, протянутой через ручку утопленного утюга, и рупора мы сыграли злую шутку не только с Губаном, а навели тоску и тревогу на многих лодочных владельцев. Я только рассказал о том случае, как месть за прошлое. А так…. Мы забирались на лодке в камыши, таились там, выжидая очередную жертву, и пугали всех без разбору.
С некоторых пор желающих пуститься в плавание по Займищу очень поубавилось. Вечерами, управившись с делами, собирались обыватели на берегу – те, кто видел и пострадал, стращали ещё непосвященных. Разговоров было….
Вот тогда Гошке и пришла эта мысль с сиреной.
Первый раз они поплыли с Пашкой безобразничать, а мы с Нуждасиком затесались в толпу – засвидетельствовать результат. Всё шло как всегда – одни доказывали и горячились, другие ухмылялись и не верили. Вдруг из глубин болота родился протяжный вой, поднялся над камышами, пронёсся из края в край, отразился от далёкого бора и вдруг обрушился на окраину посёлка. Люди заохали, заахали, засуетились.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-21 08:18:58]
- Вы слышали? Слышали? Вот что это такое?
- Нет, надо милицию вызывать или учёных.
- Ага, болотоведов.
- Да выпь это, наверное. Неужто не слыхали раньше?
В этот самый момент выпи – огромные отвратительные птицы с зобами бакланов – закружились вдруг над камышами.
- О, Господи, - прошелестел чей-то всхлип, и народ обмер от страха.
Только-только птицы успокоились, расселись по своим гнёздам и кочкам, ужасный вой родился вновь и на этот раз взбудоражил всё Займище. Утки с тревожным кряканьем стригли камыши. Чайки учинили свистопляску. Хор чибисов на бис исполнил арию «Чи-вы, чи-вы, сан?». А кулики со страху жалобно трясли крылышками.
Насмерть перепуганы были их извечные враги – люди. Я видел, как крестились коммунисты.
Наверное, осудите – вот, стервецы, ремня им мало. А я, поверите ли, до сих пор ни грамма не раскаиваюсь. И Гошка, до потери человеческого облика спившийся приятель мой, в минуты (что редко с ним бывает) протрезвления ностальгически вздыхает:
- А ты помнишь…?

11

Восточный гороскоп характеризовал меня, родившегося в год Деревянной Лошади, как человека с болезненным чувством справедливости. И он прав даже в этой истории с чудо-юдом болота Займище. Борьба была честной: кто не хотел – тот не боялся. Например, Борис Петрович Могилёв (однако ж, фамилия!) сказал:
- Ерунда всё это.
Сел в лодку, поплыл на плёс и поставил сети. Вернулся целёхонький. Да это и понятно - исполнители и создатели Чудища Поганого в это время всей гурьбой глазели на храбреца с берега.
- Погоди, - вещали прозорливые. – Уж как Оно возьмётся за тебя, тогда попляшешь.
Мы головы сломали, строя планы мести зарвавшемуся соседу – только серены и морды из пучины теперь казалось мало. Тут нужен был индивидуальный подход. И, кажется, мы его нашли.
Вы когда-нибудь видели, как ведут себя животные в лодке? Они замирают в испуге, если вовремя не успели сигануть на берег, потому что вода - это не их стихия. Нет, коровы, те достаточно глубоко забираются в прибрежные камыши – и полакомиться есть чем, и от оводов спасение. А вот мелкорогатые - тем кровососущие не страшны – помочат бороду с бережка и дальше ни шагу.
Козёл у соседей был – большой, старый, злой. Раньше мы воевали с ним - он на нас с рогами, мы на него с рогатками. А тут мириться вдруг пришли – с хлебом, солью, огурцами свежими, морковкой да капустными листами. Дары он съел и косится чёрным глазом. А мы его погладили – по морде, за ушами. Принесли ещё, маним. Он за нами до берега бежал, в лодку забрался – а там целый ворох капустных листьев. Пока он хрумкал, лодка в плавание пустилась (ну, не сама, конечно – я ею правил) и добралась до одной из лабаз Первого плёса. Тут монопольно растянулись поплавки Могилёвских сетей. Тут и должна была разыграться задуманная трагикомедия.
Лодку мы на лабазу втащили, и бородатого с неё сманили. Плавсредство отвалило. Козёл, управившись с угощением, начал метаться по лабазе, жалуясь и протестуя – бе-е-е! В воду он боялся, но лихо сиганул в причалившую лодку.
Понятной стала задумка наша?
Добавлю ещё, что делались эти приготовления тайком. Лодки мы прятали далеко от общего прикола. Их было две – наша (отцова) и Губана, доставшаяся нам в трофей. Отца в описываемые дни вообще не было в Увелке. Инвалид войны, он дважды в год уезжал по бесплатным путёвкам в санаторий. И это избавило нас от противостояния в борьбе за Займище. Согласитесь, с родным отцом воевать – как-то ни того.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-24 07:31:37]
Прыжок козла с лабазы в лодку мы репетировали два дня. Всё обещало успех задуманного. И поначалу так и развивалось. Мы все (включая старого козла) были на исходных позициях, когда бесстрашный Могилёв вывел свою плоскодонку на плёс. Он подрулил к дальним камышам, положил шест поперёк лодки, отвязал кончик сети и начал выбирать её, петля за петлёй. До лабазы, за которую был привязан второй конец сети, оставалось меньше метра, и в этот момент Гошка врубил свою сирену. Всех ужасающий рёв родился где-то в глубине, вырвался на простор и со скоростью звука понёсся над водой. Я отпустил верёвку, и морда Чудища Поганого всплыла на расстоянии вытянутого шеста. В этот момент Вовка с Пашкой отпустили козла. Он в два мгновения пересёк лабазу и прыгнул к Могилёву в лодку.
Ну, что рассказывать! Разыграно было как по нотам – не зря же репетировали. Концовку, конечно, трудно было предсказать – да мы о ней и не задумывались. Нам так хотелось Могилёва запугать, что и думать не думалось – а что из этого может получиться.
Бесстрашный рыбак визжал как девица и наверняка в штаны наложил. На пару с козлом они опрокинули лодку. Вынырнули нос к носу, и орали каждый о своём. Причём, безграмотный козел, только блеял, ну, а Могиль прошёлся по всей известной человечеству лингвистики – от поросячьего: - И-и-и-и-и…! до утробно-бычьего: - У-у-у-у-у…! Кинулся прочь. Мне показалось, не вплавь, а бегом по дну, потому что голова его, увенчанная тиной то исчезала в воде, то появлялась вновь, но уже чуть дальше. Так он добрался до прибрежных камышей у Острова и скрылся с глаз наших долой.
Козлу повезло меньше - он запутался в сетях и начал тонуть. Пашка прыгнул к нему с лабазы, но получил сильнейший удар острым копытом в бок, и кандидатов в утопленники стало двое. Когда мы с Гошкой подогнали лодки к месту трагедии, они уже изрядно нахлебались воды. Но – слава Богу! – обошлось без жертв. Козла мы так и доставили на берег – спелёнатого могилёвской сетью. Его отпустили - спасибо, друг! – а сеть выбросили, ни на что теперь не годную. Лодку конфисковали.
Могилёв несколько дней лежал дома больной, а потом явился на берег пьяный, злой, с ружьём. Чью-то лодку отомкнул, отчалил.
Народ на берегу напутствует:
- Прибей его, Петрович! Давно пора. Ну, держись, Поганище Болотное!
У кромки камышей из-под носа лодки шумно взлетела утка. Могиль весло бросил, ружьё схватил. Но не выстрелил – замер на несколько мгновений в нелепой позе, а потом рухнул за борт. Вынырнул, ругаясь и отплёвываясь:
- Падла, напугала!
На берегу потешались:
- Возвращайся, Аника-воин. Где тебе с нечестью управиться.

12

Ещё один сюжет из той же серии борьбы за Займище. Был у отца друг – Иван Иванович Митрофанов. На болоте он косил траву на лабазах, жал камыши серпом, ставил сети и всё лето стрелял уток. Ружьё у него было двадцать восьмого калибра - патроны длинные, тонкие. Звук от выстрела, как от мелкашки - его почти не слышно. Вот Митрофанов и приловчился. На болото сплавает, домой на загривке сноп камышовый несёт – а в снопе утка, а то и две.
Я однажды его прямо спросил:
- Дядя Ваня, зачем вы браконьерствуете?
Он мне на глаза кепку натянул:
- Семью кормить, Толька, надо.
Семья у него большая – шесть дочерей, сам да жена.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-27 08:16:06]
Когда начались известные события, Митрофанов в толпе не судачил, Чудище Поганое не клял и не боялся - тихонько лодку перегнал на Остров, спрятал в прибрежных камышах и продолжал свой незаконный промысел.
Долго я противился желанию ребят избавить Займище от последнего браконьера - дядя Ваня был добр ко мне, частенько зимними вечерами сражались с ним в шахматы. Приходили с отцом и играли навылет. Хозяин постоянно сиживал в очередниках, а хозяйка нос совала в дела мужские:
- За прокат с них бери, Ваня, за прокат.
Не хотелось мне лишать мясного к столу многодетную семью, но разве этим «краснокожим мстителям» что-нибудь докажешь!
Началась подготовка к операции как всегда с изучения повадок объекта.
На Займище было четыре плёса – по крайней мере, мне известных. Про Первый и Вы теперь знаете. Второй плёс ещё называли Кругленьким. Был и Третий, о существовании которого знали только мы с отцом, да Иван Иваныч. Там лабазы были хороши – отец с приятелем выкашивали их наперегонки. Там сети были в безопасности. Где-то здесь и прятал своё знаменитое ружьё браконьер Митрофанов Иван Иванович.
Я предлагал:
- Давайте выследим и украдём ружьё.
Мне возражали:
- Другое притащит.
- Таких ружей на свете больше нет.
- Нет, гнать его надо с треском, чтобы дорогу сюда забыл.
Большим любителем «тресков» был у нас Вовка – пиротехник хренов. Он накачал ацетиленом резиновое чучело утки. Газ, по его задумки, должен от выстрела взорваться. Ну, а потом вся последующая какофония звуков и морд всплывающих.
Иван Иванович прибыл на плёс, как на репетицию. Камыша сноп нажал, сети собрал, к лабазе причалил, пошарил где-то в камышах, вернулся с ружьём. Сел в лодку, поджидать добычу и закурил. Мы на своих плавсредствах таились в камышах и молили Бога, чтобы какая-нибудь водоплавающая дура не навела в нашу сторону митрофановский «оленебой».
Вовка потянул за верёвочку, и резиновый муляж отправился в последний путь. Дядя Ваня его не видел, продолжая неподвижно горбиться в своей лодке. Тогда Нуждасик дунул в манок. Друг моего отца, повертев головой, заметил утку - лёг на дно, ствол на борт. Долго целился. Потом выстрел, взрыв. Митрофанов как ошпаренный вскочил. Тут концерт по заявленной программе – ужасная морда из пучин, вой на всю округу.
Дядя Ваня в воду не упал, только ружьё уронил - оно чиркнуло по краю лабазы и в пучине скрылось – лодку с лабазы столкнул и так шест размотал, что только мы его и видели. Вообщем, получилось, как нельзя лучше – и лодка у него осталась, и сети целые. Вот ружьё…. Уж как за ним мы не ныряли, воды болотной наглотавшись до тошноты – всё напрасно. Наверное, скользнуло под лабазу, а там и чёрт сломает ногу – ил, мрак, корней переплетенье.
- Ну, и чего добились? – ехидничал я над друзьями.
Они согласно кивали головами и руки разводили – ну, кто бы мог подумать. Действительно, кто – самим надо шевелить мозгами.

13

Приступаю к самым печальным страницам повествования.
Не знаю, что подтолкнуло событие – может требования возмущённых граждан, насмерть запуганных болотным Чудищем, может деньги замороженные (по выражению отца) оттаяли вдруг и заработали, а может всё шло по плану – государственному плану осушения заболоченных площадей. В том месте, где закончился, не дотянув до береговой черты, давным-давно вырытый канал, появился огромный экскаватор.
- Ну, теперь капец Поганищу Болотному, - судачил народ.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-03-30 07:43:53]
Мы туда. Стоит огромный экскаватор с огромным ковшом на широченных гусеницах. Такому Займище в реку спустить – плёвое дело. Два машиниста работали на нём. Один, который помоложе, приветливо помахал рукой. Мы отмолчались.
- Сожгу, подлюгу, - пообещал Пашка.
Экскаваторщики до пяти поработали, закрыли все дверцы на замки, сели на велосипеды и укатили по дороге в город. И мы побрели. Что можно противопоставить мощи стали, напору детища цивилизации – украденную сирену или, быть может, соседского козла? Поняли, что мы обречены на поражение, и обречено на гибель наше Займище.
Среди ночи всколыхнулась окраина. Пожар! Пожар! Сверкая огнями, разрывая ночь сиренами, по направлению к лесу промчались две пожарные машины. На его опушке горел экскаватор. Хорошо это было видно с околицы – как на картинке.
Чьих рук дело? Точно знаю – не наших. Может, Робинзон постарался – ведь для него гибель Займища личная трагедия. Хотя куда ему – затюканный школьный учитель, пенсионер. Может, сам загорелся. Ну, тогда с нами Бог!
Мы воспряли духом. И, когда увезли сгоревший экскаватор, а на его место сгрузили новый, нанесли землероям визит. Их уже было четверо. Работали до потёмок и на ночь никуда не уезжали. Рядом стояла будка с печной трубой – в ней они и отдыхали. Варили себе обед, а вечерами пекли картошку на костре. Нас пригласили. Была цель – запугать их баснями о Займище. И мы старались. Мужики слушали, качали головами и переглядывались.
На следующий вечер пришли к экскаваторщикам с Нуждасиком – полмешка картошки принесли. Угощайтесь, товарищи! Они нам руки жмут, как старым знакомым. Гошка с Пашей в это время перегоняли лодку с сиреной поближе к каналу. Лишь стемнело, врубили её. Тоскливый протяжный вой пронёсся над Займищем, отразился от стены бора и рассеялся по камышам. Встрепенулись лягушки, свист утиных крыльев над головой.
Нет, не ударились командировочные в панику, не бросились в бега. Тревожно лишь переглянулись:
- Оно и есть?
Мы с Вовкой:
- Да! Да!
И драпать приготовились, чтобы посеять панику. Но тут один встал и принёс из будки ружьё.
- Пусть только сунется.
Ружьё на его коленях было аргументом. Мы поняли, что зря старались, что их не запугать. А Пашка с Гошкой долго надрывались, не давая уткам спать.
Вода ушла разом. Утром пришли к берегу, а его нет – до самых камышей блестит чёрным илом обезвоженная твердь. Лодки жмутся испуганно к приколу – что произошло? Где гладь родной стихии? Над болотом птицы носятся в тревоге – как теперь жить?
Жваки к берегу топают втроём, в руках обрезки досок с завязками – болотоступы. На плечах мешки, сачки. Эти времени зря терять не будут! Ушли по проходу на Первый плёс – вернулись с полными мешками. Теперь с рыбой так – бери её голыми руками.
А мы пошли к новым друзьям. Один кашеварил у костра, другой пошёл за хворостом. Двое на экскаваторе далеко в болото вгрызлись. Мы пошли по его следу – широкой канаве, до краёв заполненной взбаламученной водой. Шли в кедах там, куда только на лодке раньше добирались. Восторгов не было, печаль была, и реквием звучал в сознании.
Прощай, родное Займище! Прощай навсегда! Мы хоть что-то имели от тебя, а следующее поколение пацанов жутко будет завидовать собирателям кокосов.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-04-02 02:34:31]
Секрет великого рассказчика

Мир прекрасно обошелся бы без литературы;
еще лучше он обошелся бы без человека.
(Ж. П. Сартр)

1

А секрета никакого нет. Просто люблю я это дело, с самого детства практикую и совершенствую. Бывало, прочитает мне, дошкольнику безграмотному сестра сказку, бегу стремглав пересказывать маме. Да с такой правкой сюжета, что сестра за спиной удивлялась - откуда что берёт?
Потом в нашем доме появился Телевизор. Голубой Волшебник не только создал благодатную почву для расцвета воображения, но и укрепил авторитет рассказчика.
- А вот вчера по телику…, - начинал я, и не находилось оппонентов в кругу слушателей, осмелившихся заявить:
- Да врёшь ты всё!
К тому времени, когда все окна нашей улицы засветились голубым огнём в вечернюю пору, я уже научился отличать в толпе благодарных слушателей от тех, кто слышит только самого себя. Вот Валерка Журавлёв (по уличному – Халва), он мне сразу предложил – давай фильмы сочинять:
- Посмотрим телик, подумаем, а завтра расскажем – ты мне свой, а я свой.
Знаете, как в домашнем задании по литературе:
- Придумайте, ребята, сочинение на тему – ну, например, «Как я провёл лето».
Валерка старше, а стало быть, хитрее – у них телевизора ещё не было тогда, он решил сыграть на моей слабости к умственному творчеству. Так-то оно так, только его предложение дало толчок к развитию реалистического воображения. То есть, сочиняя не снятую картину, мы брали за неё ответственность – и сюжет должен более-менее быть правдоподобным и придуманные трюки выполнимы.
Кстати, Валерка был прекрасным рассказчиком, и слушать хорошо умел. Обычно мы забирались в какое-нибудь укромное место, где никто не мог нам помешать, подразумевалась команда: «Камера! Мотор!» - и кино начиналось. Мы действительно начинали рассказ с описания места событий – «…. остов затонувшего корабля покоился на дне моря. Если прыгнуть со скалы с большущим камнем в руках, то можно коснуться ногами его палубы….» и т. д.
Герои наших фильмов доставали сокровища с морского дна, дрались с пиратами и сами становились морскими разбойниками. Замечательный сюжет был о подводной лодке, на которой мальчишки мстили корсарам Третьего Рейха. Валерка придумал приключения на почтовой машине, перевозившей деньги – за ней гонялись бандиты, и юным храбрецам надо было не только умело водить автомобиль, но и метко стрелять из пистолета. В его фильмах звучала и лиричная струна – как правило, это были взрослые девушки, пионервожатые или даже учителя, влюблявшиеся в главного героя.
Публикация в «Пионерской правде» «Комендант Каменного острова» дала почву для создания целого сериала. Нашим с Валеркой воображением пацаны обосновались на речном острове и объявили войну миру всему – они дрались с другими пацанами, пакостили взрослым, зашугали мусоров.
А «Ночной орёл» из той же газеты…. Человек, летающий силой своего воображения и несущий смерть гнилой фашистской нечисти, родился задолго до голливудского Супермена. Вообще, тема партизанского детства была самой популярной у сценаристов «Увелка Интертеймен». Мы даже немцев до Южного Урала допустили, чтобы максимально использовать наше знание местности в борьбе с оккупантами.
- Мы, наверное, с тобой, - я так приятелю и заявил, - когда вырастим, в кино пойдём работать сценаристами.
- Не-а, - Валерка не воодушевлялся, - я буду артистом.
Толстый, круглолицый, улыбчивый, с живыми глазами, он очень смахивал на Бывалого из «Самогонщиков».


Ответить
Анатолий Агарков [2021-04-05 02:39:23]
Однако год проработав, «Увелка Интертеймен» закрылась – Журавлёвы купили телевизор. А Валерка, к сожалению, артистом не стал – вырос и насмерть замёрз по пьяной лавочке.

2

Не помню, как сложилось наше трио. Ну, может быть, что так – жгли мы за горкою костёр (мы – это Гошка Балуев, я и Сергей Грицай), я, как всегда, рассказывал….
…. а потом он…. ну-ка, встань-ка, встань…. ка-ак вот так вот даст!
Гошка поднялся, я махнул у его скулы кулаком, и мой приятель картинно рухнул на траву.
Грицай:
- Ну, вы даёте. Прям как в кино.
Я продолжал:
- А потом на него двое…. и ты вставай…. Он этому р-раз! Этому р-раз!
Приятели в траве, а я стою героем. Наверное, вот так и началось. Главное, что всем понравилось. Я сочинял приключения трёх друзей, и мы тут же исполняли пьесу в лицах.
Прелюдия была. Будто трое парней, стоя на ЖД мосту увидели очкарика студента. Без денег и голодный сидел он на перроне, оседлав огромный чемодан. Что за тип? От поезда отстал? Мы подошли. Познакомились. Оказалось – ему негде жить да и не на что, как, впрочем, и ехать. Но летом разве пропадёшь у нас? Взяли с собой, поселили в брошенный сарай, хавчиком снабдили. А он поведал – в чемодане чертежи машины времени. Если мы поможем её собрать, то первыми и испробуем. Натаскали запчастей, и пока он собирал, мы по рукописи из его чемодана изучали приёмы древнеиндейской борьбы «Сагу-сагу» - в путешествиях по времени быть ко всему должны готовы.
Я надеялся, что так и будет - мы поможем спартанцам Леонида, гладиаторам Капуи, на рыцарском турнире отличимся. Но ребятам, оказалось, милей Увелки места нет. Короче, мы удрали от очкарика и, вооружённые приёмами удивительной борьбы, отличались на улицах посёлка.
У наших героев были имена: я – Зико (Зимин Коля), Гошка – Хапа (Харламенко Паша), Сергей – Шуба (Шура Баринов). И характеры: Зико – выдержанный и справедливый, Хапа – задиристый и хвастливый, Шуба – толстый паникёр.
Ну, вот вам акт многосерийного спектакля.
ДК п. Увельского «Горняк». Суббота. Танцы. В фойе меж раздевалкой и окошком «касса» суетится молодёжь – девчонки прихорашиваются у зеркал, парни кучкуются. Входят трое.
Хапа:
- Как говорится, с корабля на бал.
Шуба:
- Попал бы на бал – да денег кот наплакал.
Хапа:
- Да брось ты – с нашими талантами….
Надевает солнцезащитные очки, протискивается через очередь к билетной кассе.
Хапа:
- Шерше ля фам…. Мон плезир….
Проталкивает голову в окошечко.
Хапа:
- Артистов вызывали? Нам бы контрамарочки на вход….
Голос из окошечка:
- Каких артистов? Ничего не знаю. Вон подойдите к контролёру.
Хапа протискивается через очередь:
- Шерше ля фам…. Мон плезир….


Ответить
Анатолий Агарков [2021-04-08 03:00:04]
Хапа беседует с контролёром у входа в зал. Тот подзывает оркестранта. Хапа договаривается с ним и машет приятелям рукой. Троица проходит в зал, где играет ВИА и танцует молодёжь. Перерыв.
Конферансье подходит к микрофону:
- У нас в гостях солисты «Челябинского Диксиленда» - попросим на сцену.
Зал хлопает в ладоши. Друзья поднимаются к инструментам. Зико берёт соло-гитару, Шуба садится за ударные, Хапа пристраивается к синтезатору. Звучит сирена пикирующего бомбардировщика.
Зико поёт:
- Я иду по выжженной земле, гермошлём застёгнут на ходу
Мой «Фантом» как птица быстрый в небе голубом и чистом
С рёвом набирает высоту….
В зале беснуется молодёжь.
Спустя полчаса, в курилку входит группа подвыпивших парней, видит неразлучную троицу и начинает задираться.
- Все артисты педики.
- А эти что тут делают?
- А не пойти ли вам в бабскую уборную?
- Если они ешё вас туда пустят – для таких, как вы, туалет на улице.
Хапа снимает солнцезащитные очки:
- Скажи, Тулупчик, здесь кто-то что-то вякает, или ты слух мне подсадил своим барабанным боем?
Шуба:
- Ша, ребята, пришли пописать – туалет за дверью. Да поспешите, а то, не дай Бог, в штаны….
Один из вошедших:
- Ну, толстый, ты достал…!
Кулак летит в лицо Шубе и попадает в стекло зарешёченного окна - нападавший ломает руку, воет и скачет. Вспыхивает потасовка – подвыпившие парни бросаются на Шубу, бестолково машут кулаками, не причиняя ему ни малейшего вреда. Зико преспокойненько сидит на подоконнике, болтая ногами. Хапа хлопает в ладоши и подзадоривает нападающих:
- А ну, дай! А ну, дай! Эх, не так надо.
Наконец, избив друг друга, пьяные парни успокаиваются на полу курилки.
Шуба:
- Ну вот, описались – а я им говорил.
Ребята выходят в танцевальный зал. В курилку спешат два милиционера.
Шуба:
- Запахло жареным – пора смываться.
Через фойе выходят на крыльцо ДК. Прямо у ступеней стоит служебный «бобик», сверкая проблесковым маячком. Три милиционера с дубинками выстроились в ряд. В дверях шум и давка – мужская половина завсегдатаев ДК ударилась в погоню, артистов наказать.
Шуба:
- Кажется, влипли.
Прыгает через перила на клумбу, убегает в темноту. Следом три милиционера и часть парней. Две другие (части) оттесняют в разные крылья парадного крыльца Зико и Хапу, пытаются избить. Только это им плохо удаётся. Вооружённые приёмами сагу-сагу, герои легко уклоняются от любых ударов. Из темноты выбегают три милиционера, за ними гонится Шуба, а за ним толпа озлобленных парней. Снова исчезают в темноте, наматывая круги вокруг здания.
Когда рассказ идёт о Хапе, мы с Серёгой в роли нападающих – бестолково мажем по его лицу, удачнее попадаем по своим и неуклюже падаем. То же самое происходит с Зико и Шубой.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-04-11 02:55:35]
Усталые, непобеждённые возвращаемся домой, чтобы на следующий день встретившись, предложить:
- Ну что, за горку?
В своих спектаклях бывали мы на стадионе, всех побеждали в соревнованиях. Наведывались в соседние деревни, ездили в Челябинск, куда-то на море. Только к очкарику путешествовать во времени мои друзья никак не соглашались.
На зиму артисты брали отпуск, с нетерпением ожидая тёплых дней. Но однажды весной Грицай сказал:
- Хватит заниматься детством.
И за горку не пошёл.
Нам с Гошкой жаль было театра, но у двоих не получалось. Пригласили Сашку Колыбельникова (по-уличному – Галчонок) в артисты. Но тот на первом представлении так «сымитировал» мне удар в глаз, что искры полетели, и всплыл синяк. Распинав мягкое место, отправил дебютанта прочь. Так распалась наша труппа.

3

Мой хромоногий друг Балуев Георгий сильно переживал закрытие театра – лишь на его спектаклях он мог себя представить здоровым парнем без жизненных проблем. Дело в том, что Гошка и его мать были бездомными. Ну, не было у людей своего угла - квартиры или хотя бы комнатушки в коммуналке. Не было и родственников, готовых приютить. Не знаю, откуда, но однажды они появились в нашем краю, поселились квартирантами у деда Калмыка. Потом бабка Калиниха (законная супружница хозяина и хозяйка дома) подловила мужа с квартиранткой в подлой измене. Гошка с матерью были выставлены за дверь - куда-то уехали.
После этого забузил дед Калмык. Был он жилистый и сильный, и, несмотря на преклонный возраст, ему нужна была женщина. А бабка его, Калиниха, какая женщина – смех, да и только! Старая, беспардонно толстая - всех сил её хватало добраться от постели до стола. При этом она так надсадно дышала, что казалось - пришёл её последний час. Не только супружеские, вообще никакие обязанности по дому она не выполняла – ни готовила и ни убирала. Поругались старики, подулись, помирились и решили вернуть квартирантов.
Дед знал, куда они уехали, смотался и привёз. Только теперь, прелюбодействуя, он не только не таился от жены, но даже и от Гошки. Это очень расстраивало моего друга. Потому что с годами, дед силой мужской крепчал, а головой слабел. Он мог схватить свою квартирантку даже и в моём присутствии, задрать юбку ну и …. Вы понимаете. Я выскакивал из гостей, как ошпаренный. Гошка такой же, но из своего дома.
Почти каждый вечер он приходил ко мне и подолгу сиживал.
Мама однажды заметила:
- Что, телевизор сломался?
Гошка стеснительный был парень, намёки сразу понимал:
- Толян, пойдем гулять.
И мы гуляли, если, конечно, не было дождя на улице, и не трещал мороз. Но я был слишком деятельным, чтобы просто так слоняться, а Гошка мечтал о счастливой взрослой жизни – детство-то у него украли. Так родился наш сочинительский дуэт.
Нет, мы не пустословили с прологом – вот, когда я вырасту…. Мы переносились в мечтах в далёкие страны, в минувшие времена. Рассказывали друг другу о том, как бы поступили, случись то-то и то…. По улицам гуляли, как влюблённые, по очереди впрягаясь в сюжет. О себе что говорить – сочинитель с малолетства. Но как у Гошки получалось здорово! Он умел подмечать и озвучивать такие детали, которые могли только мелькнуть в моей голове и не скатиться на язык. В соавторстве у нас получался красивый, убедительный рассказ.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-04-14 02:01:39]
Например, из «Борьбы за огонь» Ж. Рони-старшего вспомнили пещеру под валунами, в которой герои спасались от огромного льва и его подружки – саблезубой тигрицы. Мы этот грот немножко окомфортили – провели туда родник (вода нужна при длительных осадах), придумали балкон, откуда метали стрелы, копья и булыжники на головы врагов. Охотились на зверей и из их шкур шили одежды, а из костей делали наконечники для стрел и дротиков. Отбивались от набегов диких людей – ужасных людоедов. Жарили в мечтах бизонье мясо и давились слюной на тёмных бугорских улицах.
Потом мы стали спартанскими парнями: я – Сандро, а он – Витто. Даже его хромоте нашлась причина – удар мотыги бородатого илота. Ему дочь несла в котомке завтрак, а мы с Гошкой (нет, с Витто) его отняли. Мы убежали из Спарты в поисках приключений и страшно изголодались, а тут она….
Котомку отняли и стали насыщаться. На её вопли с поля прибежал отец. У нас был на двоих один лишь меч, и Витто дрался голыми руками. Илот вогнал ему в бедро мотыгу, а я отсёк крестьянину башку. Рану Гошке перевязали, но она загноилась, и надо было спешить домой.
Ночь. За рекой горели огни Спарты. Мы проникли в грот, чтобы спрятать меч. За бегство из отряда нас ожидало бичевание, но была лазейка (и мы на неё надеялись) – храм Артемиды. Укрывшегося там никто не имел права трогать, даже строгая стража эфоров.
Меч спрятали в известной нише. В этот момент послышался звук шагов, и блики факелов заплясали на потолке и стенах грота. Вошли две девушки.
- Вот видишь – пусто. Никаких фавнов козлоногих нет. А ты боялась. Пошли обратно.
Девушки повернулись к выходу, но тут мы заступили им дорогу. Та, напротив которой стоял я, была вылитая Таня из Нагорного – моя первая любовь. Я описал её, ничего не приукрашивая. Гошка тоже нарисовал словесный портрет той, которой хотел понравиться. Здорово он походил на соседку Раю. Так вот о ком в душе вздыхает мой друг!
Взять силой спартанскую девушку не под силу даже спартанскому юноше. На этом я стоял твёрдо, хотя Гошке обратного хотелось. Моя спартанская Таня вырвалась и убежала. А свою Раю он таки прижучил. Тогда, по моей воле, из Спарты очень быстро прибыл отряд, из которого мы убежали - нас повязали. В храм Артемиды не попали, а легли на алтарь Зевса, и хлысты его служителей вспороли кожу на наших спинах.
- Мало крови, мало! – бесновался жрец Громовержца.
Гошка забыл о неудавшемся любовном приключении и живописал, как брызги крови марали его белую хламиду.
Потом перенеслись в Римскую империю. Мы были гладиаторами. Много славных подвигов совершили на арене Колизея, и народ Рима даровал нам свободу. Мы нанялись в легионеры. Гошка зачем-то притащил в рассказ льва. У меня это трудно увязывалось – железный строй центурии, и лёва под ногами – ну, ни к селу, ни к городу. Сколько раз я покушался на него, но Гошка начеку – каждый раз прерывал меня, перехватывая нить рассказа.
Однажды в африканской пустыне нас окружили полчища врагов – был страшный бой, весь легион погиб, нас с Гошкою в беспамятстве взяли в плен. Опять рабство, снова гладиаторские бои - теперь в усладу жителей проклятого Карфагена. Гошка друга своего хвостатого с того света притащил – оказывается, и он в плену. На арене амфитеатра нам битва предстояла с ним, а мы друг друга узнали и втроём разогнали стражу, пробились в порт, похитили корабль, до Рима добрались. Поход на Карфаген Сенат нам поручил возглавить, и наши легионы город взяли. Вернулись триумфаторами, свергли Сенат и стали императорами. Весь мир склонился римскому орлу. А мы подрались из-за Клеопатры.
Потом, чтобы не спорить и не ссориться договорились, что сочинять будем вдвоём, но об одном человеке. И рассказ вести по очереди, не перебивая: один загоняет героя в передряги, другой силой своего воображения вытаскивает. А потом сам загоняет в другую неприятность и передаёт слово соавтору.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-04-17 02:38:05]
В средние века мы были сыном барона. Рассказ начинался с того, что он победил на рыцарском турнире и с венком вернулся в родной замок. Тем временем старый барон надумал второй раз жениться – привёл молодку из мещан. На свадебные торжества под видом бродячих музыкантов в замок разбойники проникли - ночью перепившуюся стражу перебили. В жестокой сече погиб отец-барон. Наш герой спас мачеху-невесту.
Став владельцем замка и поместья, он реформировал крепостные отношения – крестьяне стали арендаторами. По праздникам в деревнях проводились состязания – их победители получали право служить в рыцарской дружине.
Гошка хотел юного барона женить на несостоявшейся мачехе. От греха подальше увёл я нашего героя в крестовый поход. Балуйчик Христово воинство от сарацин на Константинополь повернул. Далее совсем интересно получилось.
Император Византии влюбился в греческую танцовщицу, женился на ней вопреки молве людской и воле знати. Помер порфироносец - а может, траванули? Его вдову на острове в Дарданеллах в замок под стражу заключили, на девять месяцев – вдруг сына императора под сердцем носит. Тут как раз в столицу Византии нагрянули освободители гроба Господня.
Барон наш (Антуаном звали) повесил щит на двери константинопольского дома – мол, всё моё и нечего сюда соваться. Хозяин жилища как раз и был первым владельцем рабыни-танцовщицы, так пленившей Великого императора. Купчишка этот сам запал на девушку – не рад был сватовству порфироносца. Стал Антуана вином подпаивать да подбивать освободить красавицу из заточения - все сокровища из тайников достал.
Сговорились, галеру снарядили, поплыли, напали, перебили и освободили. Только барон слова не сдержал - сам влюбился в бывшую императрицу. Посадил её в карету и повёз во Францию. По дороге умер скоропостижно, отравленный собственным шутом горбатым Филей. Слуги бароновы передрались с его рыцарями, а подлый убийца под шумок, прихватив сокровища, смотался с красавицей во Фландрию. Но Гошка его там поймал и сжёг на костре.
Америку мы открывали вместе с Колумбом. Только наш герой был на стороне обиженных индейцев. Однажды вступил в поединок с испанцем, пытавшимся младенца бросить в огонь. Смертельный удар шпаги спас краснокожего малыша и закрыл для изгоя дорогу в форт. Он жил в диких джунглях, питаясь плодами, охотой и рыбалкой. Потом попал индейцам в плен. Совет племени приговорил его к смерти. Но вождь был мудрым человеком. Он поднялся и сказал:
- Найдётся ли, кто не желает смерти бледнолицему?
Тогда вперёд вышла мать спасённого ребёнка и заявила, что хочет, чтобы белый человек жил, и она готова стать его женой, так как её муж погиб в сражении.
Оставшись в племени, наш герой посвятил индейцев во многие премудрости - научил их не бояться бледнолицых и воевать с ними их же оружием. Подняв восстание краснокожих, он освободил остров от присутствия испанцев. Индейцы захватили корабль и стали пиратами. Грабили все суда и поселения европейцев, изгнали их, в конце концов, из Нового Света.
Наш Робинзон остров не покинул, а приручил соплеменников Пятницы и стал их мудрым управителем. Океанское течение после каждой бури пригоняло к берегу покинутые экипажем корабли - их даже целое кладбище скопилось. Множество полезных вещей можно было там найти - и мы находили.
Потом были наполеоновские войны, мировые. За пару месяцев до холодов мы перелопатили Всемирную историю от первобытных дней до нынешних времён.
Не остались равнодушны и к истории родной страны. Тьма-тьмущая татар нашла погибель под русскими мечами. Устоял в осаде Киев, не горела Москва. А Господин Великий Новгород, с нашей подачи, овладел Прибалтикой, воссоединил раздробленную Русь. Его струги свободно плавали по Волге. Ему платили дань властители Золотой Орды. Крымский хан бегал по горящему Бахчисараю от запорожских казаков. Сам турецкий султан слал в Сечь дары.


Ответить
Анатолий Агарков [2021-04-20 02:21:20]
Но лучше других удалась тема заселения русскими Америки в восемнадцатом веке. Остров Кадьяк стал форпостом давления двуглавого орла на Великий океан и Новый Свет. Императрица слала нам крепостных в поддержку, а мы их тут же делали вольнонаёмными. И алеутов, и краснокожих жителей Аляски и западного побережья Северной Америки. Они толпами собирались у досок с объявлениями – «требуются». Мы создавали промысловые и рыболовецкие бригады. Валили лес. Строили суда и города. Торговали со всем миром. Наши магазины были в Шанхае. В Бомбее на боевом дежурстве стоял фрегат под Андреевским стягом, охраняя интересы «Русско-американской пушной компании». Мы подбирались к кокосовым островам. Но тут настали холода, и наш дуэт распался.

4

Как-то попала нам с Вовкой Нуждиным на глаза книга в библиотеке – «Наследник из Калькутты». Не помню, на кого записали её, но заспорили – каждый хотел первым прочитать. Договорились: день он читает, день я – за раз всю-то не осилить. Жалко, что закончилась – такая книга!
Вовка предложил:
- Давай напишем продолжение.
Я согласился. И начали писать в тетрадке тонкой, по прежней схеме – день он пишет, день я, по норме. Норма - листок. Сначала мне казалось – интересно. Потом выловил «Наследника» в библиотечном книговороте, прочитал один, спокойно, и понял - ерунда.
- Ерунда, - говорю Вовке, - получается. Всё не то и не так – не будут нас читать, лишь курам посмеяться.
- Давай продолжение «Острова сокровищ» напишем, - не сдавался брат мой по перу.
- Давай.
Пишем. Чувствую, опять не то. Идём из школы, сочиняем – всё вроде интересно получается, и Стивенсон не стал бы обижаться. А возьмёшься за перо – куда что пропадает? Мысли, как спугнутые жиды – порх! – и пусто в голове. Слова, как гестаповец из партизана - тянешь, тянешь. Фразы какие-то убогие. Не то, что опубликовать – самому читать противно. Вообщем, не увлекло. Пробовали белиберду какую-то фантастическую сочинять, продолжали «Борьбу за огонь».
Потом Вовка предложил:
- Давай писать про наши приключения – как жили краснокожими в лесу.
Попробовали и, знаете, зацепило - получаться, вроде, стало. Вовка, хвастун, всё сбивался на то, каким он мудрым был вождём, как процветало племя в дни его правления. Мне здесь бахвалиться нечем - только день был в лидерах и то с позором свергнут. Так я больше о природе - мол, сосны вековые шумели, смыкая кроны, лютики цвели и птички пели, «…. когда могучие команчи встали на тропу войны,….».
«Великие команчи» в восторг пришли от нашей писанины - стали советовать, подсказывать, уточнять и добавлять.
Гошка заявил:
- Я тоже буду писать.
Взял рукопись и три дня не возвращал. А когда прочли его творение, то исключили из пишущей братвы - он перекатал страницу из нашего же сочинения «Джон Сильвер – одноногий пират».
Потом как-то Нуждасик показал рукопись своей подружке. Надюха отнеслась к нашему творчеству с пониманием и по-деловому. Не поскупилась на общую тетрадь в кожаном переплёте, в которую стала переписывать приключения команчей своим каллиграфическим почерком. Заодно и ошибки исправляла.


Ответить

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18