Вовка-10
Юрий Сотников
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 12685 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
десятый рассказ Ёлка 29-ого, поздно вечером, я шепнул мечтающему Володьке тихонько на ушко:- пойдёшь со мной в дрёму темнучую?- как взрослый опытный интриган юному верующему заговорщику. После этих слов я нарошно потушил в зале свет, и только два фонаря за окнами тускло светили нам, отдавая всю яркость уличному блестящему снегу. Вовкины глаза засияли голубоватыми огоньками неведомого мира, который вдруг открылся нам обоим волшебным ожиданием сказки.- А затсем? - За ёлкой, конечно.- Я снова включил лампу под потолком, уже не грустя от прозы комнатных будней.- Мы ведь будем встречать новый год. - Новый год?!- Он, переполненный чувствами, положил себе обе ладони на лоб, а если б в них была кастрюля, то он бы от радости и макароны себе опрокинул на голову.- А ты меня плигласаес на плазник? - Обязательно. Как своего дружка.- Тут я хитро поглядел на его взволнованную рожицу Винни-пуха, которого позвали на торт со сгущёнкой и мёдом.- Если ты свободен в ближайшую пятницу. - А меня отпустят к тебе плазновать?- Вовка засуетился; он очень боялся загадывать наперёд, чтобы потом не сбылось – наверно, его часто обманывали. Я успокоил, зная, что вытащу его из этой темницы:- Не волнуйся, уговорим твоих строгих хозяев. Из дома мы вышли ближе к полуночи. Мне не хотелось показываться на глаза какому-нибудь запоздалому прохожему, хотя уже все наши соседи сходили за ёлками в лес, и многие, не стесняясь, белым днём несли их по улице. В посёлке никогда не было ёлочного базара, потому что почти в каждом палисаднике росла своя ель – а кто очень хотел порадовать стариков да детишек, тот тащил ароматную колючку и домой. Зато весной, опять же все вместе, с песнями да гулянками работали на лесопосадках. Вот такая у нас круговерть зелёной природы. Мои узкие лыжи постоянно проваливались в подледеневший снег, кособочились на разные стороны, и я послал Володькины снегоступы торить дорожку – решив, что в обратный путь с мешком пойду первым. - Сто ты говолис?!- крикнул он мне, когда ему что-то почудилось. - Тише, дурачок,- поспешил я, чтоб закрыть ему рот; потому как ничего на свете не боюсь, кроме публичного стыда, если меня вдруг поймают на позорном деле. Даже Тарас Бульба, оплывая в кипящем огне кровавым сургучом и улетая под небо чёрным пеплом, боялся не мучительных пыток, а позора перед людьми. Так то Тарас; а мы обыкновенные воры – нам ещё стыже. И маленький топорик в рюкзаке за плечами то и дело стучал по спине, словно напоминая мне – воруешь, брат. Я, наверное, в темноте был похож на полунощного татя, который гнался за бедным беззащитным прохожим – за Вовкой – чтоб его обобрать, а то и похуже. - Не спеши, Володька, я умаялся ехать на этих дровах.- Мой глас вопиющего прозвучал как в пустыне: дружок уже умчался на довольно далёкую лесную тропу, и там по торной дорожке скакал будто снежный архар. Ох, и козлик. И вот, наконец, наша ёлочка. Её узнаёшь с первого взгляда: сплетенье веточек впереди образует улыбку, и под светом нашего фонарика над ней тут и там вспыхивают новогодние шары разноцветных глаз. А шапка снега на её голове очень похожа на снегурочкину белую беретку. - Милая, разреши мы тебя возьмём.- Мне неловко перед ней, да и вообще перед всеми деревьями, которые приходится рубить хоть по срочной надобности, или по блажи. И я опять придумываю отговорку:- Тебе будет хорошо у нас – тепло и уютно. А когда закончится праздник, то душа твоя вселится в новое дерево, ещё лучше прежнего. - Потсему ты с ним лазговаливаес? Оно зывое?- Володькины руки вцепились в ствол этой колючей Дездемоны, не давая сказать ей ни слова пощады. - Все живые, и даже вот этот топор.- Я рубанул ближе к корню, сразу снеся полствола; потеряв половину жизненных соков, ёлка завалилась на Вовку. Обрезанная и спелёнутая, она стала похожа на пленного одноногого будёновца. Назад по утоптанной лыжне мы доволокли её вдвое быстрее. Но на часах уже было три, а утром Вовку ровно в девять надо было сдавать с рук на руки. Поэтому быстренько размуздохавшись и съев по куску пирога с компотом, мы радостно легли спать. Володька всю ночь брыкался – я видел, я писять вставал – и скорее всего, катался на лошади. Но так как я точно его сна не знаю, то расскажу про свой. Мне приснился леший в холодном лесу. Будто крадусь я за ёлкой под мёрзлой луной, похожей на надкусанную масляную лепёшку; а сверху на меня кто-то колкие веточки да иголки за воротник сыплет. Ну, думаю - дятел. От кого ещё зимой опилки с дерева падают. Оглянулся вверх - вовсе нет дятла; а вместо него между голых ветвей волосатый мужичок сидит, да покряхтывает. Наверное, от холода, потому что уж очень легко одет, в одну свою дублёную шкуру. - Чего уставился? иди своей дорогой.- Какой же это мужик, если голосок пронзительный, петушиный, дрожащий. И трепетный как хрусталь на морозе. Пацан ещё. - Есть хочешь?- Я сразу понял, на чём его можно споймать, пожалеть в эту лютую стужу. Он сразу бросился по веткам вниз, не обращая вниманья на колкие сучья штыков и на штыки колких сучьев, что больно трепали его справа да слева, да в зад. Оголодал бедняга. Подбежал близко, только в руки не даваясь, и глаза его удивительно надёжливые в мои нежно уставились:- А что у тебя в рюкзаке? А у меня в рюкзаке ничего нет. Кабы всё заранее знать, так я б в городской управе сидел, а там своих дураков хватает. - Пуст я,- говорю ему с таким сожалением, будто от малолетнего сосунка свою материнскую грудь отрываю. Вижу, как он вхолостую сухими слюнями от голода чмокает, и моё сердце рвётся на части - на желудочек, предсердие и аорту. Поник он, будто одинокий стебель прежде зелёного лопуха, весь в репьистых колючках.- Чего ж ты с отцом до весны в своём логове не заснул, лешачок? - Помер отец мой. В капкане охотничьем пол-лапы срубил, а потом на культе заражение началось.- Из правого глаза капнула злая слеза, но тут же обратилась в злую ледышку и зло шмякнулась об снег.- А ты тожжже охотник?- если б в вопросе была буква эр, он бы прорычал её мне под нос, а с жи прошипел лишь. Поэтому я быстренько, видя его недружелюбное настроение, успокоил:- Нет. Я здешний Робингуд. Подкармливаю птиц и животных. Пойдём со мной,- и хотел взять лешака за руку. Так он с места сиганул от меня метра на три, в воздухе перевернувшись на четвереньки, и вздыбил от ярости шерсть:- Куда? В зоопаррррк!!?- а вместо парка получился рррык. - Ты с ума сошёл? Я же добрый...- и как-то на руках, где-то волоком, а то и пинками притащил его в свой дом. Он оттаял, причесал свою косматую шкуру; и когда я к нему обернулся - глядь – предо мною Володька стоит. Поутру, где-то в десять с небольшим, мы уже целый час ругались с доктором в его сумасшедшем кабинете. Сумасшедший доктор сумасшедше орал на меня: - Я его вам больше не дам! Потому что вы всегда берёте без спроса! - Он не вещь, а человек, и всегда идёт сам.- Я знаю, что если орать в ответ, то можно нарваться на энергетическую истерику. У меня были знакомые, которые именно так выматывали людям нервы, сами всласть подряжая свои сердечные аккумуляторы. - В том-то и дело, что вещь! У него нет мозгов, а вы этим пользуетесь! Если вам не хватает товарищей, то ищите их среди нормальных людей.- Он стал затухать: ну не вечно ж любое пламя, а дровец я ему не подкидывал.- Почему вы не женитесь? Вы вообще-то сам нормальный?- Доктор, кривенько улыбаясь то ли от ехидства, то ль от своей трусливой грубости, опустил глаза и начал слепо шарить по бумажкам. Мне очень понравилась эта резкость суждений: теперь если он будет считать, что оскорбил меня – быстрее сдастся. Главное, убедить его, что такое унизительное клеймо смывается только кровью. - Вы намекаете, доктор, что я насилую Вовку?- Нарошно сделав шаг к нему, я взялся рукой за правый карман. Пусть думает, будто у меня там нож.- Вы жестоко поплатитесь за свою клевету. Голос мой и вся сцена были настолько похожи на наигранный спектакль, что я бы захохотал; но приходилось сдерживаться из последних сил. А доктор, который видно и в театр никогда не ходил, испуганно отступал к окну:- я совсем не то хотел сказать, вы меня неправильно поняли,- и теперь он был похож на белого гуся, что вытягивает к облаку шею в поисках опаздывающего спасенья. - Доктор. Я даю слово мужика, что приду и спалю ваш дом ночью. И пусть вы сгорите там на хер, если Вовка лишится новогоднего праздника. Брехня. Не спалил бы. Но сказано было таким угрожающим тоном, что я сам себе поверил – и может, спалил бы, чтобы не бросаться словами. Он опустил голову в бумаги, будто что-то пися; постучал ручкой об лист, рисуя кляксы на белом.- Оставьте мне, пожалуйста, расписку, что вы как самый близкий родственник ответите за всё, если случится беда. Так Володька оказался у меня дома 31-ого-ого-ого! декабря. Вот он сидит – чистит луковицу. - Осторожнее, не поранься. Давай помогу. Эх ты, горе луковое. - А потсему луковое? - Потому что, родившись, думали подарочек будет, радость неизмеримая, когда ждёшь в день рожденья чудес – но обёртку содрали, а под нею дешёвенький пшик.- Если б он меня мог понять, то обиделся. Славбо, неразумен бедняга.- И вот лью я над тобой фальшивые слёзки горючие, как будто стригу синьёра Чипполино для винегрета, а он брыкается, брызгает соком, страшась искупаться в подсолнечном масле. - Нитсего не понимаю, сто ты говолис. Я неплавильно тсисю? - Ты лучше достань огурцы из банки. Потом вымой свеклу от земли да песка, откуси ей все длинные хвостики, и сложи кочерыжки в кастрюлю, горячей засыпав водой. - Неаааа, я знаю – водой заливают. Так одна бабуска говолит. - Не дерзи, а то с толку собьёшься. В другую кастрюльку уклади осторожненько яйца, залей – как ты, грамотей, говоришь – да поставь на огонь, для салата. Он у меня сегодня на все руки и ноги.- Вовка, там голубцы закипели – сделай газку потише.- Володя, принеси, пожалуйста, картохи из погреба.- Вовочка, что будем на ёлку вешать вместо звезды? Игрушек-то нету у нас. Я про все эти украшения вспомнил в самый последний момент, когда лишние деньги в кармане закончились. И теперь стоит зелёная, в лесной красоте своей голая, без блестящих одёжек. - А давай из бумаги вылезэм. У нас в доме так делали воспитательнитсы. - Согласен. Ты вырезай игрушки из красивых журналов, а я понавешаю конфет, бубликов и мандаринчиков на верёвке. Какая всё-таки прекрасная волшебная сказка – наступающий праздник нового года. Маленькому мне очень нравилась духовитая колючая ёлка: я обожал мандариновую суету вокруг неё и густой ежовый запах морозной хвои. Начинался мой праздник с того, что батя устанавливал железную крестовину на пол, доставал с полки топор, и с весёлой улыбкой клоуна, а не мясника, зачинал подрубать еловый комель. Я заглядывал в крестовую дырку – там было темно; туда почти до локтя влезала моя худенькая рука, белый снег с синеватым отливом малокровия, а обратно как фокусник я вытаскивал её - ржавую кость. Но никто не ругал меня за детскую шалость – и мама смеялась, и сестрёнки хихикали, а отец дед мороз хохотал. Первой на голову ёлке сажали звезду, которая острыми своими углами походила на красную птицу, сияя от жёлтых фонариков, где лапы и клюв, и где хвост. Со звездой ёлка превращалась в коренастого будёновца, героя гражданской войны, особенно после того, как её широкую грудь мы обвешали орденами блестящих шаров и опоясали портупеей разноцветного серпантина. А командирским наганом с боевыми гранатами послужили хлопушки. Мне тут же захотелось поиграть в солдатиков. Внезапно весь мой мир сузился до одной этой ёлки – она вместила в себя пространство и время. Круглые зеркала стеклянных шаров отражали неведомые глубины странных волшебных комнат, и тусклых призраков от слияния света и тени, и меня самого – длинноносого пухлощёкого карлика. Я казался себе сказочным троллем, а оловянные солдаты стали моими марионетками. Подошли ко мне вальяжным вразвалочку шагом матросы:- привет, капитан!- и выглядели они, по меньшей мере, чёрными анархистами, а в прожжённых карманах бушлатов распахнутых, и за поясом тоже, звенели там нагло бутылочки рома. Подползли пограничники тихенько, псы без намордников:- салют, командир! предъяви документы!- но я их боюсь, я совсем ещё маленький, и из всех документов при мне только метрика, а овчарские псы уже оскалили морды, ужасаясь тому, что съедят. Но тут вылетают будёновцы конники прямо с ветвей:- не дрейфь, эскадронный, все наши с тобой!- брызгала пена с коней и с усов, да грякали сабли об шпоры звеня, и лихой командарм из седла соскочил, целовал меня крепко:- Живи!!!.. - С Новым годом, Володя! - С Новым годом, блатуска! © Юрий Сотников, 2015 Дата публикации: 11.11.2015 11:26:06 Просмотров: 2089 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |