Память
Марина Чекина
|
Форма: Цикл стихов
Жанр: Поэзия (другие жанры) Объём: 537 строк Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Смертный медальон
Через шесть десятков с лишним лет – Как воскресший отклик тех времён, Как далёкой битвы близкий свет – Сохранился смертный медальон. И слова, что проще – никуда: "Передайте: улица и дом…" "Муся, расстаёмся навсегда, Погибая, помню обо всём…" А ещё: "За Родину!", и вслед, Как всегда "За Сталина, за Власть! " Лишь на пару-тройку горьких лет Муся письмеца не дождалась… * * * САМЫЙ МОЛОДОЙ Сказал напарник как-то: - Перекурим… Присели… И в тот день случилось мне Историю услышать вот такую, Нередкую, быть может, на войне. * * * Стоял апрель, ещё почти в начале, И шли позиционные бои. Мы у леска прозрачного застряли, Как будто в землю вязкую вросли. Лежал снежок в оврагах и низинах, Но почки начинали набухать… В такую пору – не тянуть резину, А в поле бы, на трактор да пахать! Но чертов "немец" не даёт покоя - То стихнет перестрелка - то опять! Не тишина - затишье перед боем... Да, впрочем, что там долго объяснять. Весна ведь – время, знаешь сам, какое – Воспоминанья ярче и острей. Так хочется разделаться с бедою – И по домам… А тут – в болоте прей! В тот день с утра всё небо затянуло Белесоватой тусклой пеленой, С низины сквозняком холодным дуло И колотун – на месте не постой! Но некогда стоять – ведь у солдата И в передышку есть немало дел. Я протирал снаряды, а ребята Ствол чистили… И каждый, как умел, Старался. И не для тепла – для дела – В бою ведь не бывает мелочей. И вдруг: - Пошамать времечко приспело! – Раздался голос, уж, не помню, чей. По-моему, Володи Хворостенко – Весёлый парень был у нас такой. Все смотрят на меня – припёрли к стенке: Кому идти? – Я самый молодой… В то время наша кухня полевая От нас стояла, этак, вёрст за шесть. Туда-сюда по грязи отмахаешь – Пить не захочешь, а не то, что есть… Как говорят, руками и ногами Я упирался… Да, куда там – вмиг Надели термос, подтолкнули сами… И я пошел по лесу напрямик. На мокрых кочках столько оступался, Корягам скользким счёт я потерял. А уж, когда оврагом пробирался – Тут всех святых, признаюсь, поминал… Но выбрался и вышел на дорогу, И сразу побыстрее зашагал. Вот так я и дотопал понемногу. Друзьям привет от наших передал. Дошёл до кухни, и по полной норме Мне повар щи да кашу навалил, Во флягу, как положено по форме, Отмерив сколько надо, нацедил. Обратно шёл, ссутулившись устало, И тихо было, как не на войне… Но лишь подумал так – загрохотало Там, впереди. На нашей стороне. И я пошёл быстрее – словно, что-то Толкало в спину, гнало и несло, Чуть не ввалился второпях в болото И шёл, и шёл, шагая тяжело… И вдруг я встал… и замер, словно громом На этой вот опушке поражён… А в горле крик застыл тяжелым комом: Вот здесь кусты, а вот – пологий склон… А здесь орудье было… Но на склоне – Лишь чёрный ствол, присыпанный землёй… Всю боль свою излил я в слабом стоне, Я – из расчёта – самый молодой… В лицо пахнуло сумраком студёным… Уже во тьме воронка не видна… И флягу я поднёс к губам сведённым – Один – за всех – я выпил всё до дна… *** БЫЛА СТРАНА... Была страна сильна в своём единстве, Как ни стремятся это отрицать, И обвиняют в подлости и свинстве Своих же деда, и отца, и мать… Буржуям – жупел, шило в мягком месте. Далёкий свет – для всех людей труда. Пример геройства, доблести и чести, И мужества, и славы – навсегда. У многих вызывала злость и ярость, И в человеке пробуждался зверь. Любили, ненавидели, боялись… Зато не презирали, как теперь. *** ОН ПАЛЬЦЕМ БЕЗ ОДНОЙ ФАЛАНГИ ВЕРТИТ... Он пальцем без одной фаланги вертит И голосит, склоняя чью-то мать. Мол, это на войне, смотрите, черти – Я инвалид!… И матюгом опять. Пьянюсенький, замызганный, и рядом – Его дружки – вполне ему под стать. Сержант – мальчишка с изумлённым взглядом – Не знает даже, что и отвечать… А что тут скажешь этому «герою»? Быть может, правда – как узнать теперь? Ведь свято всё, что связано с войною – Тут: хочешь – верь, а нет – поди – проверь… Взвивался в небо Алексей Маресьев, Две деревяшки втиснув в рычаги. И сколько жизней сложено, как песни – Без рук, без глаз, без слуха, без ноги… А этот – вдруг, и, правда, был на фронте, И не по книжкам с битвами знаком… Но только крикнуть хочется: не троньте, Вы, нашу память – грязным языком! * * * Отец на снимке, сделанном в блокаду… Отец на снимке, сделанном в блокаду, Совсем мальчишка – нет и двадцати. Он стережёт подходы к Ленинграду На минном заградителе «Марти». Как много их, охваченных метелью, Осталось на свинцовом рубеже. А те, что в страшной битве уцелели – Те, возмужав, состарились уже. Что вяжет воедино поколенья: Детей – с отцами, с дедами – отцов? Ведь нерушимо это единенье, Как неизменно Времени лицо… Как ни стремятся мир перекорёжить Новейшего столетья дикари, Был светел день, который нами прожит. И завтрашний – встаёт в лучах зари… *** Лечь под танк… Лечь под танк… И лечь на амбразуру. Так, чтоб точно, чтоб наверняка… Это – не словесные фигуры – Не докинет слабая рука… Не прикроет от осколков каска, Даже если кинуть наугад – Слишком тяжела бывает связка, Так и так – осколки долетят… Потому – надёжнее вплотную, Без сомнений, в самый аккурат!... Я склонюсь – и землю поцелую: Тот, кто в ней – и в самом деле – свят! * * * НОВГОРОДСКАЯ СОФИЯ У варварства в любые времена – Одно лицо и помыслы лихие… Фашистами была превращена В конюшню – Новгородская София. Когда центральный купол был снесён, А остальные чудом уцелели – Глаза святых – свидетелей времён – Смиренно с этих древних стен глядели. Но люди не смирились, не сдались, Вернув с боями край испепелённый, Немедля восстанавливать взялись Свой город, так жестоко разорённый. И не во имя веры – неспроста – Храм Божий возрождали атеисты, А чтоб жила на свете красота, И купола сияли в небе чистом. Чтоб мы могли с волнением прочесть Старинной вязью писаные строки, И чувствовали мы, что это здесь – Земли Российской корни и истоки. *** Смертный медальон Через шесть десятков с лишним лет – Как воскресший отклик тех времён, Как далёкой битвы близкий свет – Сохранился смертный медальон. И слова, что проще – никуда: "Передайте: улица и дом…" "Муся, расстаёмся навсегда, Погибая, помню обо всём…" А ещё: "За Родину!", и вслед, Как всегда "За Сталина, за Власть! " Лишь на пару-тройку горьких лет Муся письмеца не дождалась… * * * ИСТОРИЯ - ПЕЧАЛЬНАЯ НАУКА История – печальная наука, Её законы – чисто эфемерны: Ни слова, ни события, ни звука Проверить невозможно достоверно. Ещё живёт на свете поколенье, Что помнит всё, до чёрточки, до точки – А ведь уже возникли искаженья – И это, к сожаленью, лишь цветочки. А уж, потом, когда никто не сможет, Сказать ни слова в оправданье истин, Покроются, как флёром, наглой ложью, В том октябре попадавшие листья… И выдумки, что выгодны кому-то, В момент растиражируются в мире, И то, что было, в сущности: «как будто» – Предстанет в виде «дважды два – четыре». И никого разубедить не смогут Ничьи слова, ничья ни в чем порука… Летит Земля – и скатертью дорога! История – печальная наука! *** Ленинградский метроном Синхронность биенья слабеющих наших сердец Была обеспечена ритмом того метронома, Чей звук всем далёким от музыки – странно знакомым С тех пор остаётся, когда замолчал, наконец. И если не в лад начинали сердца трепетать, И если от слабости падали в брадикардию, Тик-так метронома в момент устранял аритмию, И биться сердца в унисон начинали опять. Когда же настолько слабела сердечная нить, Что вдруг умолкало в груди у кого-то биенье, И чья-то душа отлетала беззвучною тенью – Как колокол, тот метроном принимался звонить. * * * Беспамятство Не решаюсь писать почему-то, Слишком горькая, видимо, тема. Но для многих-то нынче, как будто, Наша память – совсем не проблема. По соседям карабкаясь выше, По-акульи хрустя челюстями, Криков здравого смысла не слыша, А историю зная – частями, Нахватались словечек: «совдепы», «Коммуняки», «совки» – и забыли, Как горели приволжские степи, И решалась судьба: или – или… То ли жить нашей Родине вечно, То ли сгинуть в позоре бесславном… Ах, как время, увы, быстротечно, Ах, как память порой неисправна… Вот и стали мешать обелиски На порушенной братской могиле… Наплевать присосавшимся к миске, Как «совдеповцы» Гитлера били, Как вставали тогда «коммуняки» В полный рост из окопов под пули, Шли «совки» в лобовые атаки… И ни тех, ни других – не согнули! Потому и пишу, чтобы дети, В чьих сердцах ещё что-то святое Остаётся, не жили на свете, Мёртвой хваткой вгрызаясь – в пустое! * * * Послевоенное рожденье Послевоенное рожденье, Но – искалеченный отец, Что обостряло ощущенье: Кровавой битве – не конец. И пролегает через сердце Любая кровь, чужая боль, Дух конкуренций, дух коммерций, Здесь вовсе не играют роль. Живою кожей ощущаю, Как надвигается беда, Причём, не менее большая, Чем та, далёкая, когда Затихли голуби под крышей, На грани мира и войны… И не дай, Бог, кому услышать Той, предвоенной тишины!… * * * "Граждане, при артобстреле…" Люди, худые и в теле, Под ноги смотрят бесстрастно: "Граждане, при артобстреле…" Где же сегодня опасно? Улица, рынок, кафешка… Взрывы, и взрывы, и взрывы… Люди – разменные пешки – Пьют иностранное пиво. Вот, дождались: секонд-хэндом Кто-то фарцует законно. Ждать ли тебе хэппи-энда, Город пятимиллионный? * * * Когда-нибудь… Когда-нибудь такой настанет миг, Наверное, для мира – роковой, Когда умрёт последний фронтовик Великой, незабытой, Мировой… И ляжет тяжким бременем на нас – Воспоминаний тяжесть – не своих. Неловко повторять чужой рассказ – И не услышать больше – лично их. * * * Памяти павших воинов Защищая людей от фашистской чумы, Полегли наши парни в эстонскую землю… Что творится теперь – я душой не приемлю! Даже если навеки рассорились мы, Даже если былые столпы сметены, Даже если в ходу золотые кумиры: Уваженье к убитым на поле войны – Неизменно в душе у доживших до мира. Надругаться над памятью павших бойцов – Это свойственно варварам и мародёрам, Растоптавшим деянья героев-отцов, И навеки себя очернившим позором. А фашистко-нацистскую гнусную суть От потомков не скроет словесная муть! * * * Петергофский Самсон Все дворцы, фонтаны и газоны – Были восстановлены опять. Только Петергофского Самсона – Так и не сумели отыскать. Так случилось: те, кого послали, Статую зарыли в глубь земли, Но внезапно под обстрел попали – И с собою тайну унесли. Там стоит теперь двойник Самсона, А оригинал – в земле зарыт… Могут любоваться – миллионы, На фонтаны, бьющие в зенит. * * * Мой микрорайон Даже верится не сразу в то, что здесь когда-то фронт Проходил, и дым струился в небо синее, чадя… А в домах послевоенных часто делают ремонт: Слишком быстро штукатурка раскисает от дождя. Ну, не знали современных технологий – потому Штукатурили – и краской – сплошь в пастельные тона. Мир окраинный томится в ностальгическом дыму. А ночами часто снится непрожитая война… * * * Братские могилы Развезло, подойти невозможно без риска, Тёмно-серый гранит, нарисованный крест… Это братских могил по стране обелиски: Подобротней, попроще – зависит от мест. Наклонюсь и суровый гранит поцелую, Чуть притопленный в талой стоячей воде… Безымянными лёгшие в землю родную, Вас припомнят едва ль и на Страшном Суде… * * * Связующая нить То, что умирают ветераны – В сущности, естественный процесс… Это не цинично и не странно – Страшно то, что будет после – без… Без людей, запомнивших навеки, Как оно бывало, без вранья… И когда сомкнёт последний веки – Примем груз на плечи: ты и я… А по силам ли – покажет время. Сохраним ли правду или нет, Вынесем ли тягостное бремя Тех, не нами добытых, побед. Непонятно, дымом ли, туманом – Застилает мирный горизонт, Там, за ним – невидимые страны, Для кого-то – и сегодня – фронт. Память – это, самое святое – Сможет ли, сумеет сохранить? Чтоб за современной суетою Не порвать связующую нить… * * * Горькие вопросы А сколько ещё поколений сойдёт В планету свою, как в могилу, Чтоб вовсе из памяти выгнал народ Страну, что тогда победила? Уйдут ветераны, примкнувшие к ним – Блокадники, прочие "дети"… Развеется памяти яростный дым – Кому это надо на свете? Страна потребленья, не хуже других! Не то, что Союз заклеймённый… Герои? Погибли! И память о них Исчезнет, как наши знамёна. Покроется плесенью где-то в глуши Давно позабытых музеев… Кричи – не кричи и пиши – не пиши! О прошлом едва ли жалеем... А если когда-нибудь новая рать Придёт на руины державы, Сумеем найти мы, кого снаряжать Для доблести, чести и славы?.. Печальных вопросов – сегодня не счесть. Ответьте, что надо, что будет: И память, и доблесть, и слава, и честь – И гордые, чистые люди! * * * Блокадная буханка Мой дядька – душа нараспашку – Однажды спросил, после "ста": "Вот ты обучилась, племяшка, Наукам – теперь не проста! Скажи, рассуди: понапрасну Я мучаюсь тридцать годков, Как будто со мной ежечасно – Те трое простых пареньков? Пред кем я за это в ответе?" – Спросил с напряжением жил: "Убило ребят на рассвете – А я – только днём доложил… Взял хлеба сырую буханку: Их доля в комплекте с моей, Бушлат запахнул и ушанку – Ну, хлебушко! Душу согрей! И хлеб, мою грудь согревая, Довёл из Кронштадта, по льду, Туда, где маманя – живая, Но с голоду, будто, в бреду… Щепотку к губам подносила, Глотала, глуша забытьё, И словно, тех мальчиков сила Светилась в глазах у неё… Быть может, с той самой буханки И бабушка есть у тебя…" А пальцы, в ожогах и ранках, Метались, "бычок" теребя… * * * Солдату Мы падаем вниз и взмываем отвесно и круто: Мы снова – на той, на гражданской, на вечной войне. И сам не проверишь укладку своих парашютов – Потом на кого-то пенять – бесполезно вдвойне. Две крайние точки: герой или сволочь. А между: Огромная масса руды, недоделка, сырца… И очень зависит от сути вселённой надежды – Какие эмоции эти наполнят сердца. Останутся в памяти – прочерк меж датой и… датой, Вождей имена – проклинаем он или воспет… И бременем тяжким – вся кровь – на руках у солдата – Куда уже проще – он слова не скажет в ответ. Условны деления: Азия или Европа… И кто от тебя за какой-то неясной чертой?.. А самый святой – тот солдат из гнилого окопа, Кормивший тифозную вошь – своей кровью святой… * * * Георгиевская лента Ленточки георгиевской свет, Чёрно-золотое оперенье Орденов – свидетелей побед, Под знамён величественной сенью!.. "Дым и пламень" – символом войны, Доблестного подвига, геройства – Людям, что войной обожжены, Дарит чувство истинного свойства. Новая идея на миру: Дать кому попало, не по праву… И трепещет лента на ветру – Жалкий, полинявший символ славы. На антеннах мчащихся машин, В мусоре народного гулянья… Нет для профанации причин, Кровь и смерть – не повод для кривлянья. * * * Эпизод Как-то дед рассказал, вспоминать не любивший, О событиях тех, сорок первого года. То ли выпал момент, на такое пробивший, То ли май растревожил весенней погодой… Это был эпизод, лишь нечаянный случай, Сохранивший когда-то простого солдата, Что других был не хуже, и даже не лучше… А иначе и мы не родились бы с братом… За спиной – Ленинград, под ногами – Высоты, И последний снаряд досылается в жерло, Танки прут, и лишь двое – в живых – из расчёта… Только взрыв полоснул по натянутым нервам. В тесной щели меж бортом полуторки справа, И корявыми стенками ящиков – слева – Он очнулся в пути… Самолётов орава На бомбёжку зашла. А нога – от колена Колыхалась от тряски, и резкие боли Отзывались в нудящем, контуженном, теле… И навеки ушло то, что было дотоле, И держалась душа на последнем пределе. Та полуторка им подвозила снаряды, Развернулась – от танков, но всё же – в итоге: Средь останков – живой, шевельнувшийся, рядом – Был замечен и взят. Не убит по дороге. Даже ногу спасли – просто – стала короче, Ну, да ведь не в ногах – настоящая сила… Были дни впереди, и счастливые ночи, И душой отогреться ему пофартило… То ль влиянье судеб, то ли случайности выбор, Но сцепились события прочной цепочкой. А сложись чуть иначе – и мы не смогли бы Появиться на свет – и растаяли точкой… * * * Осколок Принёс фронтовик свою память прошедшей войны: Осколок металла, под кожей на левой ладони, Застрявший, прижившийся с тыльной её стороны – А доктор сказал: "Ничего, он прирос, не догонит! Живи, не волнуйся, мы резать не станем тебя, Чего – лишний раз, ты и так уже вынес с лихвою." И долгие годы, в весенние трубы трубя, Промчались незримо над буйной его головою. И как-то однажды, в февральский крутой гололёд, Сдержать не сумел он машину в пределах дороги, Но вновь повезло, и у смерти опять недолёт: Лишь бампер помял, да в коленях ушиб себе ноги. А дома заметил: осколок с ладони пропал. И даже смеялся, в святой простоте и не зная, Осколок, пусть даже он будет ничтожен и мал, Найдёт свою цель, по сосудам вслепую блуждая. Спустя четверть века достал до него, долетел – Осколок, с войны пролежавший, попал ему в сердце. Он умер в трамвае, зажатый десятками тел, И даже не сразу упал у водительской дверцы… * * * Акция Ко Дню Победы – акция: даренье, Как сувенир, Георгиевских лент. Кому – восторг, а мне – недоуменье, Не по душе такой эксперимент. Её прицепит к сумке иль к антенне – Не враг, не проходимец, не злодей – Но, походя, небрежно обесценив Геройский подвиг множества людей. И ленточка, что цвет пролитой крови Преобразила в чёрно-золотой, Не первый год, давно уже не внове – Становится верёвочкой простой. А в нашей, виды видевшей Отчизне, Уже высоких чувств – наперечёт, И убери символику из жизни – Так с чем тогда останется народ? А ленточка… Сперва трепещет бойко, Пока ещё имеет свежий вид… Но я уже видала: на помойке, Она, в грязи затоптана, лежит… Лежит… И очень многим – дела мало, Что ленточка – возвышенно-светла – Когда бы лишь на ордене сияла – То на помойке, так, не умерла!.. * * * © Марина Чекина, 2009 Дата публикации: 24.12.2009 00:08:18 Просмотров: 2761 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|