Инфаркт памяти

Юрий Абрамович

Форма: Повесть
Жанр: Психологическая проза
Объём: 19199 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Инфаркт миокарда нагрянул врасплох, хотя подобный удар от наступающей старости следовало ожидать, и даже предотвратить. Но как бы нам не был знаком опыт всего человечества, свои ошибки и грехи предпочитаем искупать собственной шкурой, в том числе, на операционном столе. Нарастающую боль в области ключиц, а потом и в запястьях, я почувствовал перед телевизором после очередного скандала, по-русски беспощадного и бессмысленного, устроенного женой, как всегда, по пустяковому поводу. Как обычно, момент был выбран точно, когда, по ее мнению, мне было «слишком хорошо»: шла трансляция важнейшего матча чемпионата мира по футболу. В течение бестолковой громкой перепалки на балконе были выкурены подряд 5-6 сигарет с досадой, вместо удовольствия, из-за отрыва от телевизора. Такого насилия в полночь, наконец, не выдержало даже мое вполне здоровое в ту пору сердце.
Как ни странно, но я сразу понял, в чем дело. Нечто подобное впервые случилось при похожих обстоятельствах несколько месяцев назад, но тогда боль отступила за несколько минут. Потом я удивился, когда дочка - врач сказала, что, возможно, болело сердце, которое до этого я никогда не чувствовал. Она дала аспирин и потребовала, чтобы я сходил к семейному врачу. Но по причине прогрессирующего склероза и медицинского невежества я про все забыл, или выбросил из головы, а лечиться, самостоятельно не научился. Тогда еще не отвык, что об этом всю жизнь заботилась жена. Микроинфаркт, как протест возмущенного организма, не был услышан.
В этот раз, когда боль стала невыносимой, я испугался по-настоящему и приковылял покорно в спальню к жене, чего в принципе она неожиданно добилась. Моя испытанная спутница всей тернистой жизни, заслуженная больная еще Советского Союза, сунула под язык что-то болеутоляющее, позвонила дочке, та - в скорую помощь. Дочка с сыном и бригада скорой помощи почему-то не в белых халатах, а в форме, больше похожие на полицейских, прибыли одновременно через 15 минут. Вполне на русском языке они предположили инфаркт, и, как был в трусах, затащили в машину. Через 20 минут я был в больнице Борзилай, а еще через 10 минут, подписав какие-то бумаги, - на операционном столе. Дочка мне объяснила, что бригаду врачей подняли со своих постелей, пока мы были в дороге.
Хирург оказался тоже русскоговорящим и словоохотливым, как это свойственно многим «нашим» израильтянам, не упускающим случая почесать бывший родной язык. Мне он любезно сообщил, что я буду жить, потому что даже по израильским меркам доставлен в его руки достаточно быстро, потом охотно объяснял на экране монитора суть проводимой процедуры под названием «центур» - прочистки и укрепления кровеносных сосудов от тромбов, достаточно, в моем случае, запущенных. Позже я узнал, что эта довольно нудная и долгая процедура стоит очень дорого, и оплачивается в моем статусе государством. Наверное, еще дороже стоила и огромной реанимационная палата, напичканная всякой мыслимой и не мыслимой для меня аппаратурой, с почти постоянной обслугой не менее, чем из трех человек. Дочка с сыном уехали только под утро после того, как меня в нее водворили.
Опасные болезни и неподвижное лежачее состояние наводят на воспоминания и размышления о бренности прожитой жизни. Ход мыслей направляется популярной медицинской литературой по болезни, которой снабжали меня сестрички. Среди них даже израильтянки старательно выговаривали русские слова. От дочки я знал, что в медицине становится модным и выгодным для карьеры знание русского языка.
Инфаркт миокарда – это сокрушительный удар по сердечной мышце, вызванный закупоркой кровеносных сосудов и перебоями в обеспечении ее кислородом. Такое же явление с сосудами, снабжающими кровью мозг, - это инсульт. Проходимость сосудов нарушается незаметно в течение бурного образа жизни: неразборчивым питанием, алкоголем, курением, но, главное, - нервными срывами, стрессами. В погоне за приключениями молодости, карьерой, деньгами, благами для себя и семьи здоровье было на последнем месте. В итоге - наказание Божье или природы за грехи наши тяжкие.
Теперь, выяснив столь удручающую нас уязвимость организма перед массой недугов, невольно обращаешь взор к бессмертной душе. «Хорошую религию придумали индусы». Почему индусы, Володя? Реинкарнация – наше родное еврейское изобретение. Мысленно продолжаю бесконечные споры со своей хорошей подругой. Чуткая, интеллигентная женщина, пишет стихи, сочиняет и поет романсы, одновременно свято чтит, правда, не очень соблюдает, еврейские традиции. Меня терпит, потому что я с почтением отношусь к иудаизму, как духовному достоянию евреев, и охотно ее слушаю. Но я активно возражаю против вмешательства религии в политику. А об этом моем «коньке» она не желает слышать вообще. Тора для нее непререкаемый авторитет. Малейшие мои сомнения вызывают у нас постоянные ссоры.
- Объясни, почему свои понятные осязаемые желания – говорю я, невольно заглядывая в ухоженный вырез ее кофточки, – мне надо предпочесть душе, которую не могу пощупать? Молиться и каяться во спасение души? Христиане надеются попасть в рай, молодой мусульманин – убийца рассчитывает не 72 девственниц. А что остается мне, бедному еврею? Утешаться, что моя душа достанется неведомому хорошему человеку из другой жизни? Ведь сам я исчезну? Или нет?
- Мне безразличны все гои. Они – идолопоклонники, пусть живут, как хотят, я их не трогаю, пусть они меня не трогают. Своих противных русских соседок я просто не замечаю. Всевышний дал нам душу, чтобы мы ее совершенствовали, восходили к Тшуве. Тело – это временная бренная оболочка. Надо заботиться о бессмертной душе, а не думать, как ты, только об утехах плоти.
- Но таких, как я, большинство евреев. Что будет с нами на том свете?
- Для этого после смерти вашим душам дается шанс вселиться в более достойную плоть и совершенствоваться на новом уровне.
- Я рад за свою душу. Но сам я, как личность, – это мои мысли, чувства, память о любимых женщинах, детях, внуках, друзьях, о своих победах и поражениях. Все это продукт химических процессов в моем мозгу, теле. Они умрут – что останется в моей бестелесной душе?
- Останется твоя еврейская душа с ее еврейской памятью.
- А что происходит с душами гоев? Их рай, ты говоришь, - блеф. Куда же деваются они?
- Это их проблемы, меня они не касаются. Б-г дает нам наши еврейские души. Только они могут встречаться в другой жизни.
- А с душами гоев – нет? Значит, Б-г выдает только евреям какие-то особые души? Слава Б-гу, об этом не знают антисемиты. Неужели это есть в Торе? Мне что-то не попадалось?
- Ты вообще об иудаизме ничего не знаешь. Кроме письменной Торы, есть устная, это миллион книг. Прочитай, потом можешь спорить.
С этим железным аргументом всех знатоков иудаизма спор кончается, она уже начинает сердиться. Но на этот раз впервые обижен и я. Ведь она знает, что в своей семье еврей я один, и что больше всех на свете я сейчас люблю детей, особенно своих внуков -гоев. Поэтому мне не нравится религиозное определение еврейства. Но я надеюсь, что еврейская память моей души проявится иначе. Вполне вероятно, что кто-то из моих умных и красивых внуков, чья родина – Израиль, женится не еврейке, и у меня будут правнуки евреи.
Да и подругу свою я не понимаю. Почти все ее лучшие стихи пронизаны ностальгией по России, воспоминаниями молодости – поры наших самых трепетных чувств и переживаний. Теперь она насильно и тщетно пытается это вытравить из своей памяти.
Впрочем, с ней мы давно согласились, что наши по-разному развитые полушарии мозга не должны мешать дружбе. Я где-то вычитал, что у людей чувственных сильнее развито правое полушарие, а у прагматиков – левое. По-моему, по этому признаку со времен исхода евреи делятся на религиозных и светских, национальных патриотов и космополитов. Но в Израиле мне везет на близких людей с эмоциональным складом характера. У меня это - жена, брат, лучший друг. Не зря они все по гороскопу Девы, а я – Телец. Я не очень верю гороскопам, но иногда нахожу поразительные совпадения.

Конечно, первым позвонил Эдик Соловей - самый преданный школьный и институтский друг. Звонить мне в больницу ему довелось первый раз в жизни:
- Ты что, с ума сошел! Как это случилось?
- Как и должно было быть. Я всегда говорил, что от вас с Милкой отличаюсь тем, что вы болеете всю жизнь, а я когда-нибудь заболею раз и навсегда.
- Не валяй дурака, от инфаркта в Израиле тебе умереть не дадут. Только, наконец, заставят взяться за ум: бросить курить, пить, соблюдать диету…
Эдик, возможно, единственный человек на свете, в чьей полной порядочности и совестливости я не сомневаюсь. Когда-то мы с ним ночами слушали «голоса из-за бугра» и дружно клеймили опостылевший режим. Но здесь наши политические взгляды разошлись. Соловей, как большинство русских евреев, - непоколебимый крайне «правый». Что значат понятия «правый» и «левый» в политике? Может быть, соответствующие полушария мозга? Но у Эдика, кроме повышенной возбудимости, слабое здоровье. От одних ненавистных имен Переса или Бронфмана у него повышается артериальное давление. Поэтому наши горячие споры приходилось сворачивать под укоризненным взглядом его жены Рины.
Нечто, подобное, я уже испытывал в Москве со своим сватом. Сын, зная мои полемические склонности, просил перед свадьбой, чтобы в разговорах с его больным тестем я воздерживался от резких политических высказываний. Мой новый родственник, бывший высокий московский чиновник, оказался верным ленинцем, и от одного имени Ельцина ему становилось плохо с сердцем.
Поначалу мы с Эдиком спорили до хрипоты. На правах «деда - ватика», он сразу запретил мне, новому «олиму», произносить слова палестинский народ и государство Палестина.
- Не вздумай сказать это еще где-то. Запомни раз и навсегда: такого народа нет, и такого государства никогда не будет.
- Но, слушай, это же не лично мое мнение. Насколько я знаю, это официальная государственная политика всех наших премьеров, и «левых», и «правых». Иначе их просто не пустили бы на порог ни Белого дома, ни европейских приемных, ни в Москве
- Плевать!... Эта позорная Европа… Подлая Россия всегда была и есть нашим врагом… Как были антисемиты, так и остались… Как они голосуют в ООН?! У нас один друг – Америка. А из наших премьеров делаете трусами вы, «левые».
- Я – не «левый», потому что не верю в мирные переговоры с бандитами. И полностью разделяю твои чувства. Но есть реальность, с которой надо считаться. Никуда мы от арабов не денемся, не выгоним и не уничтожим. Нам суждено с ними жить вместе и по соседству.
- Ни за что! Это еврейская земля! Израиль – наш единственный дом, а у арабов 22 государства, пусть едут туда. Ты ничего не понимаешь. Когда мы приехали, они нас бомбили! Я начинал работать землекопом. А ты приехал пенсионером на все готовое, тебя всем обеспечили. Ты должен молиться на это государство! А не нравится – перо в задницу, и езжай назад!
- Эдик, ты моих детей знаешь? ... - Да, я знаю, что ты очень уважаешь моего сына и дочь. Я как-то подсчитал, что вчетвером они платят налогов 20 тыс. шекелей. Это 5-6 наших пособий. Все 7 моих внуков будут служить в Армии. Я никогда никому не был ничего должен. И еще ты знаешь, что в жизни я все решал сам. И лучше всех знаешь, что еще там не терпел диктата даже на работе, здесь, в свободной стране – тем более. Так же мы не сможем диктовать арабам, где и как им жить, тем более, как себя называть.

Когда-то Соловьев, семью брата Эдика, многих близких друзей мы провожали со слезами на глазах. Они уезжали со всем скарбом, казалось, навсегда. Но уже через 7 лет мы с женой ехали с двумя чемоданами, двойным гражданством, российской пенсией уже из другой страны. Видимо, это до сих пор разделяет нас с первой волной алии. Мне кажется, что у них как-то трансформировалась память. Нет, воспоминания молодости священны, приобретенный менталитет несокрушим. Не зря общинные связи выходцев из СНГ не слабеют. Мне не понятна злая неприязнь только к России, русским, изливаемая во всех СМИ на чисто русском языке. И одновременно негасимая привязанность именно к русской культуре.

Приехали моя жена Мила с братом Эдиком и его женой Фирой. Впрочем, если быть точным, то следует сказать, что ко мне приехала Фира и привезла с собой мою жену и брата. Такое еврейское счастье выпало моему талантливому, но слабовольному брату в Израиле. Фира – директор известной не только в нашем городе частной физико-математической школы, которая уже 15 лет процветает под ее железной рукой. Мой брат у нее – учитель физики. А ведь в России, как положено, кормильцем семьи был он, элитный репетитор физики для поступающих в институт чад состоятельных родителей в своем Н.Новгороде.
Эдик, по своему обыкновению, начал с бурных восторгов от окружающей обстановки:
- Ну, теперь ты хоть понял, как тебе повезло на старости лет? Кто бы поверил в нищей России, что бедного олима – пенсионера лечат в таких условиях, как там члена правительства? Это непостижимо… маленькая страна… в короткий срок… такой уровень жизни!
Практичная Фира привычно прервала излияния мужа и стала деловито обсуждать с Милой не подлежащий возражениям распорядок моего выздоровления:
- Не пить, не курить. Соблюдать диету. Ничего острого, соленого… - и т.д., и т.п.
Эдику стало скучно, он нервно вытащил сигареты и зажигалку, начал тоскливо озираться.
Я его выручаю:
- По коридору налево и до упора, там есть дверь на балкон. Можно курить, обозревая Средиземное море во весь горизонт. – Эдик воздел руки вверх в знак благодарности то ли мне, то ли Всевышнему, за столь комфортные условия для курения в нашей замечательной стране.
А я грустно подумал, что вот теперь мы с братом не только перестали пить вместе из-за него, но и курить из-за меня. В течение разговора все поглядывали на моего соседа в противоположном углу палаты. Вернее, на пару стариков – марокканцев. Она сидела на кровати, видимо, очень больного мужа почти молча, не отрывая от него обе руки.
- В такой позе я их застал вчера вечером, когда меня сюда привезли из реанимации. Почитал, заснул поздно. Проснулся утром – они сидят так же. Не представляю, что она делала всю ночь? Неужели, так и просидела?
Мог ли я думать, что это невинное замечание станет позже последней каплей для жены, переполнившей чашу вражды и какой-то непостижимой для меня женской ненависти? Говорят, от любви до ненависти – один шаг. Видимо имеется в виду короткое счастье с печальным концом. Ну а, если были годы бурной любви, прожито 40 лет совместной большой семейной жизни, правда, не без ошибок молодости? В этом случае - это сотни мучительных шагов, годы изнурительных скандалов, тяжелый выбор между свободой и долгом перед детьми и внуками.

После больницы, дома жена сажает меня за обед. Все диетическое, я вздыхаю и покорно берусь за ложку. Все блюда оказываются абсолютно не солеными. Лезу за солонкой, но бдительная подруга где-то рядом. С силой выхватывает ее из рук, отшвыривает, с треском открывает входную дверь и сходу, набирая максимальные децибелы, кричит:
- Издеваешься! … Я, как дура, готовлю… Больше – шиш, готовь сам!
- Но мне и в больнице сестрички приносили соль, только по-доброму просили не сыпать много. – Упоминание больницы вызывает у нее новый взрыв ярости:
- Больница! Как ты меня там выставил с той женщиной - марокканкой! Как же, я плохая жена! А ты сам? Забыл, как ты мне стакана воды не подал, когда я лежала в гипсе?
Господи, это было 3 года назад. Мы тогда жили с семьей дочки в отдельной комнате с туалетом и душем. Она что-то растянула в ступне и ей наложили гипс.
- Какой воды? У тебя рядом было полно бутылок с соками и напитками. Вокруг тебя вились внуки…
- Причем внуки? Я ждала от тебя стакан воды!
- Ты просила, а я не подал?
- Почему я должна тебя просить? – она уже рыдает во весь голос…
Все. Это конец. Так жить нельзя. Я долго пытался, как поется в модной песенке, быть «таким, как она хочет». Ей этого мало, она требует, чтобы я угадывал, что она хочет. Но, главное, она за все 40 лет помнит только каждое плохое мгновение. Может быть, это какая-то болезнь памяти? Из жизни стерты все счастливые и радостные события, которых у нее было, я уверен, в десять раз больше, чем у любой подруги и родственницы. Но в памяти она, как Плюшкин, копит только все обиды и огорчения.
Да, она испытала не мало унижений от моей родни. Как же: «русская, из бедной семьи, специально нагуляла ребенка до свадьбы!». Да, она приобрела порок сердца. Но почему-то забыла, что я из-за нее фактически порвал с Семьей, вывез ее из родной провинции. У нее было лучшее лечение, регулярные курорты Крыма и Кавказа. Да, у меня были друзья, попойки, карты, даже женщины. Но у нас была любовь, которая все прощала, кроме нее и детей мне никто не был нужен. Что случилось в Израиле, кроме физиологических возрастных изменений? Попросту я оказался не нужным в прежнем качестве.

В первый раз я увидел ее в дни летних каникул в родном городе после 4 курса института. Мы со школьными друзьями, завидными по тем временам студентами, съехавшимися со всей страны, красовались на нашей центральной улице. А заодно присматривали девочек на нашу традиционную вечеринку, как всегда, у Эдика Соловья. Я помню чудное мгновенье: навстречу бодро порхало юное создание с осиной талией, юбкой колоколом а-ля Гурченко и отчаянно болтающимся в такт легкой походки модным «лисьим хвостиком» на голове. Девочка свежо отличалась девственным обаянием юности от моих озабоченных науками институтских подруг и столичных крашенных модниц. Я бросился вслед:
- Милая девушка, разрешите представиться бедному студенту - Юрий.
Наши местные девушки не пугливы и непосредственны:
- О, студент? Мила. Что-то мне сегодня везет на студентов – Она отвечала на ходу, не меняя походки.
- Да, нынче у нас такой сезон, слетелись в родные пенаты, как грачи у Саврасова, студентики из Ташкента, Москвы, Ленинграда, Томска.
- А мне не повезло. Только что вернулась ни с чем из Ленинграда, не добрала балл в институт Культуры, буду пока учиться заочно.
- Конечно, такая девушка, как Вы, не может заниматься ни чем, кроме культуры. А сегодня приглашаю Вас на творческую встречу с друзьями. Будет обмен опытом, вино, закуски и танцы под радиолу.
- Не знаю… - она остановилась возле ворот коммунального двора.
- Вы здесь живете? Какая прелесть, самый центр. Очень удобно ждать. Буду ровно в 7 вечера независимо от ответа. Она как-то загадочно улыбнулась и скрылась за калиткой
Ждал я ее напрасно, мимолетное видение не повторилось. Во дворе у Эдика сбор гостей был в полном разгаре. Без особого энтузиазма я отметил, что девушек у нас заметно больше. Но вот раздался восхищенный гул: явление Вальки Милодана в неотразимой выходной форме Ленинградского высшего военно-морского училища и рядом с ним… моя коварная фея Мила. Вот на кого я наехал! Ну, товарищ моряк, строители тоже не сдаются. С этого вечера мы гуляли втроем вплоть до проводов Вальки на вокзале. Эти последние студенческие каникулы были для нас и проводами с родным городом. Впереди всех ожидали манящие просторы огромной страны.

С Валькой мы не терялись по переписке. Знали только, что он, бороздя моря и океаны, почему-то так и не женился. Но увиделись только через 45 лет в Севастополе. По иронии судьбы это была наша последняя совместная поездка с женой за границу из Израиля. После нее мы оформили развод.

© Юрий Абрамович, 2009
Дата публикации: 05.02.2009 21:41:55
Просмотров: 2360

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.