Из книги "Вкус жизни" - 2

Татьяна Игнатьева

Форма: Цикл стихов
Жанр: Философская лирика
Объём: 447 строк
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Самсон, раздирающий пасть Льва.*

Могучий Лев, ты был непревзойдён,
Пока России дух дремал, измучен.
Так под рукой Далилы спал Самсон,
Коварный подпуская близко случай.
Но, рыкая в небесный окоём,
Ты будешь схвачен властною рукою.
Ведь сердце, полыхавшее огнём,
Не выстудить фонтанною струею.
Замрешь в изломе пасти навсегда,
В озлобленном бессильном трепыханье.
И двадцатиметровая бразда
Прервет твоё последнее дыханье.
Мир ахнет, к небесам взлетит Vivat!
Прошепчет Карл кому-то: «Будь неладен!»
И эхо возвратит ему стократ!
А, в сущности, Самсон не кровожаден.
Ведь нам необходимо просто знать –
Утихли! И не только в поле шведы…
И блещет вечной радуги печать –
Как знамя прирастающей Победы!**
---

*Создан в честь победы под Полтавой, одержанной в день Св. Самсона.
Самсон олицетворяет Россию, лев – могучую, но поверженную Швецию.
**Здесь всегда можно увидеть радугу при ясной погоде.

***

Ave Maria.

У нотоносца по тонким струнам скрипичных нервов
Рассыплют зёрна бутоны звуков, слезинок перлы.
Проклюнут почки терновых жизней, и в мир вибраций
Взметнутся строчки, плеская волны аллитераций.
Зажжётся солнце от искры малой, растопит свечи.
Со взором бога взойдет усталый сын человечий
По бесконечным крутым ступеням судьбы опальной
К вершинам млечным, глубинам сочным зари астральной.
С уставших клавиш не смоешь пятен солёно-бурых.
Но смысл будет ему лишь внятен той сигнатуры.
Печать запрета срывая напрочь, откинет крышку.
За гранью пульса зайдётся сердце без передышки.
А он кистями взмахнёт певуче, смежит ресницы.
И в вечном храме земли и неба притихнут птицы.
И только выдох горячий – слушай, и ностальгия
Прольётся жаждой дождя по душам – Ave Maria.

***

Амадей.

Амадей опечален – хельбруннские розы увяли,
Клавесин лепестками усеян, над садом гроза.
И в сегодняшнем дне удержаться удастся едва ли,
Отказали у целого мира в пылу тормоза.
А ведь все начиналось с игры, с удивленья – «а может»,
Невзначай разогнало безудержный пламенный миг.
Только кто же осмелится гонку такую итожить,
Когда финиш на старте, и в юноше тлеет старик.
И мелькают сплошной чередою кричащие лица,
Гулко бьётся расстроенным сердцем в углу клавесин.
Тщетно странное средство с названием – кофе с корицей,
В полудиких бессонных ночах только страх господин.
Но спустя сотни лет, никаким утешеньям не сбыться.
Захлебнувшись клокочущим варевом старых затей,
Половецкими плясками мир сумасшедший кружится.
И смеётся, и плачет, глядящий в него, Амадей.

***

Кому ты, Гварнери, подаришь кусочек души,
Рождённый сегодня? В тягучем изгиба томленье
Таят обечайки немое надрывное пенье
Отчаянной жизни. И ты заклинаешь: «Дыши!»

В чьи властные руки, под чей покровительный кров,
Каких городов и дорог твоё чадо коснётся?
Безудержным эхом вдруг сердце твоё отзовётся
В груди генуэзца, взрывая кипящую кровь!

Мечта ли, предчувствие... Пусть высыхает слеза,
Пробившись нечаянно сквозь потаённость надежды.
Дель Джезу Канноне ждёт славная жизнь. Только прежде –
Вглядись через время в бездонные эти глаза.

Там след твоей ночи, тугой неусыпной поры,
Когда проклиная и славя свой дар, свою долю,
Ты вырвался птицей из вечного плена на волю.
Там чадо твоё и его неземные миры.

Куда ты, Гварнери, куда же ты рвёшься душой?
Неужто, свобода дороже объятий Минервы?
Послушай – звенят на колках одиночества нервы,
И скрипка всё плачет в ночи безутешной вдовой…
---
Дель Джезу Канноне – скрипка Никколо Паганини, созданная Гварнери.

***

Египетское.

Весов качнется день, качнется ночь.
И яблоко медового рассвета,
Горчинкой сердцевины разогрето,
От яблони откатывает прочь.
А дальше – затуманенный закат,
Как духа опустевшие глазницы,
И молний ослепительные спицы
У колесницы радужной Маат.
Что перетянет – сердце, иль перо,
Покой ли, грусть, обида, или ярость?
Почти что незамеченная малость.
Почти! Но все открылось…и – зеро.
И медленно Анубиса спина
Согнется, тенью падая под ноги.
Отпрянут озабоченные боги,
И в ниши их укутает стена.
А дальше – дальше б только не упасть,
Ступая по висячему канату.
Повязку на глаза и в уши вату,
Что б не учуять алчущую пасть.
Весы качнутся ночи сединой.
И яблоко рассвета неземного
В руках Амона вечно молодого
Поникнет червоточинкой-луной.
---
*Маат ("страусиное перо", богиня истины, правосудия и гармонии.
Анубис, бог - покровитель мёртвых.
Амон ("сокрытый", "потаённый", бог солнца.

***

Изида.

Изида. Чёрная, как ночь,
Как смоль зрачка застывшей лани,
Что в душу глянет – словно ранит,
И вмиг сорвавшись, мчится прочь.
Но вожделеньем и тоской
Зайдётся сердце, изнывая.
И рана, будто ножевая,
Вскипит, теряя кровь-покой.

Изида. Белая заря
Над жарким миром необъятным.
Где воздух тяжким духом ватным
К ногам спускается, горя.
И не жалея лепестков
Прозрачных лотосов дыханья,
Самум взметает изваянье
Царицы солнца и песков.

Изида. Губ горячих кровь
Ализариновым закатом.
Горит ночных небес агатом
На птичьих перьях вееров.
На дне сапфировых огней
В цветочном знойном аромате
Душа проявится в стигмате
Неуспокоенных камней.

Изида. Золотой налив
Плода под бархатною кожей.
Чем мягче в зрелости, тем строже.
И лик незримо молчалив.
Одной лишь каплей на ладонь,
Тем драгоценным словом-искрой –
Пожаром жизни, вихрем быстрым
Закружит звёзды посолонь.

Изида. Серебро луны
Под тайной чар зрачка Вселенной.
Коснётся сердца вдохновенно –
И все миры её видны.
Сгорю я в лунном том огне.
И то ль душой прошедшей жизни,
То ль будущей, мне в укоризну –
Опять придёт она ко мне…

***

Ночной город.

Под тусклое миганье фонарей,
Под воронов пугающие крики
Гламурной жизни веские улики
Сметает хмурой готики борей.
Закручивает вихри вдалеке
Опавших листьев, в ночь ему не спится.
И проводов оборванных ресницы
Все хлопают по площади-щеке.
Теней неуловимых паруса
Наполненные ветром в диком танце.
В глазницах зданий снов протуберанцы,
И во дворах бессонниц голоса.
Синематограф черно-белых дней.
Чертя наискосок дождём усталым
В экранах-окнах с флэш-зарёю алой,
Всё крутит фильмы вечности своей.

***

Босыми ногами по камешкам влажным,
По стылым травинкам, всё вверх по утесу
Взбираться, откидывать за спину косу,
Дышать травянистым пленительно бражным
Настоянным воздухом, щурясь, высоко
Привет посылать улетающим чайкам.
И сняв на ходу полинялую майку,
Взлететь и нырнуть в гладь зелёного ока,
Смеяться, лицо подставляя блаженству.
Забыть обо всём в середине вселенной
Под нежным сияющим маревом пенным.
И мир, и себя сознавать совершенством!

***

Аз Бога Ведаю.

Три светлых капли на ладонь.
А сердце рвётся добровольно
В преображающий огонь –
Аз Бога Ведаю…но больно.
Аз – белый коршун, алый снег.
Истоки – сумрачные слоги.
И давит плечи оберег,
И не кончаются дороги.
Бог – исчезающая высь.
Поют ли, плачут ли рассветы.
В его руках свечой зажглись
Необъяснимые ответы.
И Ведаю – не зная как,
Но видя сердцем и сгорая.
Ни смерть, ни рана и ни знак –
Ключ от покинутого рая.
Боль сердца – слишком щедрый дар.
А без неё – ну, что я значу!
И вновь в груди моей пожар.
Аз Бога Ведаю…и плачу.

***

О, Матушка...(монолог юного послушника)

О, Матушка Пречистая, ты плачешь!
Мне батюшка сказал, и все вокруг –
То знаменье большое – не иначе –
Явление благое!.. Ну, а вдруг?
А вдруг тебя обидели, посмели!
Соседский мальчик, что ко мне ходил –
Побил меня, ты помнишь – на неделе,
А после петушка мне подарил.
Потом два дня подряд у нас обедал.
Велит быть добрым батюшка. Ну, что ж,
Я буду. И еще он мне поведал,
Что ты меня в несчастьях бережёшь.
Спасибо, дорогая Матерь Божья!
Я так тебя люблю, я так люблю!
Мы все ведём себя неосторожно,
А ты защиту даришь нам свою,
Всем людям – и сынкам твоим, и дочкам.
…Я завтра раньше всех приду во храм.
И вытру слёзы маминым платочком,
И петушка тебе того отдам.

***

Мадонна и Ангелы. (По картине Адольфа Вильяма Бугро).

Младенец спит. И веки опуская,
Заботливо обняв его рукой,
Задумалась Мадонна молодая,
О доле его тягостной, людской.

И тут как тут – проворных крыльев шорох,
Белёсый свет от ангельских одежд,
Кружение миноров и мажоров,
И грёз полёт, и призрачность надежд.

И думы просветлённые Мадонны
Под музыку, идущую на взлёт,
О сыне – неотступны и бездонны.
Она, конечно, знает наперёд…

Пока играют Ангелы на скрипках
Простую колыбельную Тебе,
Здесь на земле, обманчивой и зыбкой,
Уже готова ночь в Твоей судьбе.

Уже готовы муки, искушенья,
Предательство и горький вой бича,
Сколочен Крест и, делу в завершенье –
Водой умыты руки палача.

Пока играют Ангелы – всё мнится:
Нет ни одной неправедной души.
Пока сосредоточенные лица
Склоняются над сном Твоим в тиши –

Блаженный час покоя будет вечен…
Но что рождает музыка во сне?
Ты спишь, пока ещё, вочеловечен.
И божеством пробудишься – к весне.

***

Жрец Соколиного Бога. (По картине Всеволода Иванова).

Вот и речка ледовой кольчугой
Убралась с наступленьем зимы.
И не выведет, скрытая вьюгой,
Нить следов на родные дымы.

Будет время – готовить дружине
Чёрным ворогам должный отпор.
Не срамились мы в этом доныне,
Не бросали ни меч, ни топор.

Жертва Богу священному – кролик,
Угощайся, мой друг, попируй!
Бога славного Хорса соколик –
Усмиритель ты ветреных струй.

Вороньё всё пугает бедою!
На моём-то веку и ни счесть –
Сколько тешились Солнце собою
Заслонить – не по праву та честь!

Сколь живот мне отмерен Богами,
Сколько мне заповедано знать –
На извечную битву с врагами
Обучать буду светлую рать.

А потом послужу Мирозданью
У высоких других берегов.
Не избыть на земле нашей брани,
Не смирить неуёмных Богов.

И взмывает неистовый ветер,
И пурга заметает века.
Только день всё по-прежнему светел,
Только ночь, словно крылья, легка.

Княже вскинет свою багряницу,
И священный засветится круг!
…Эка, чёрная силушка злится.
Будет битва жестока, мой друг.

***

Там.

Там по краю осыпающихся троп
Ветер камни обнимает по ночам,
И по горным несгибаемым плечам
Притаился под травинками озноб.

Там пожатия усталых крепких рук
Душу вывернут внезапно до слезы,
И суровые сердечные часы
Чуть собьются, выполняя верный круг.

Там не верится, что стылая заря
Не прольется больше жизнью через край,
Что единственный нерукотворный май
Будет выпит вкруговую нами зря.

Там сиянье неувиденных вершин
Затмевает всю земную круговерть.
И когда с тобою рядом встанет смерть,
Понимаешь, что на свете не один.

Там остаться невозможно и вовек
Не уйти, не оторвать теперь души.
Не заменят никакие муляжи
Самый горный, самый вечный в мире снег.

***

Солнцеворот.

Порадуй хоть маленьким скоком, воробышек!
Хоть пара иголочек резвого лучика
Проклюнется вдруг через частые тучи нам.
Уж было положено, было ворожено.

И Аннушка зимняя – радость нечаянна,
Вздохнула и скинула тьму обречения,
Вошла под покров золотого свечения,
Пречистое бремя нести нам венчаема.

Густыми опоками инея мшистого
Обложены ясеней станы высокие –
Щедрот урожайных предвестники. Соками
Одарит весна поле хлеба душистого.

И сходятся волки на свадьбы под елями,
И чистыми лунами вышито кружево
Сапфировых дебрей, и мира досужего
Душа чудеса создаёт акварелями.

Дождались сугробов и детские валенки.
Под солнцеворотом высокого терема
Ковшом новогодие млечным отмеряно.
Порадуй, воробышек, скоком хоть маленьким!

***

Вкус жизни.

Я замёрзшую клюковку к нёбу прижму языком,
Каплю крови осенних туманов, застывших до срока.
И она разольётся, меня напоив холодком,
Растревожит кислинкой греха, совершенством порока.

Словно юность забыла следы замести за собой.
Хорошо, или плохо – беспечна она неизменно.
И взрывается сердце, как ветреной первой весной.
И звезда зарождается дикой сверхновой вселенной.

Ну, а нам за гранитною кожей, бронёй тишины
Не почувствовать холода вещих даров снегопада.
Медвежата зимой никому никогда не видны,
Но они уже есть и увидеть им свет этот надо.

И снега прорываются к стылой тяжёлой земле,
Белогривой кошмой обнимая пролески за плечи.
Шестикрылой снежинкой любовь на амурной стреле,
Херувиму подобна, несётся весенней предтечей.

Паганини творит пентаграммы проворным смычком,
Разрывая гранитную кожу и сердце тревожа.
Я замёрзшую клюковку к нёбу прижму языком
И узнаю вкус жизни вчерашней и завтрашней, может.

***

Полнолуние.

Зелёный сплин, безумная тоска
Окутала полмира душным пледом.
Душа в смятенье, сон, покой неведом.
Как избавленья, ждёт зари мазка.

Торопит утро. Но луна полна
На беспросветном стылом небосклоне.
В налитой платиной большой короне
Глядит открыто хищно в пол-окна.

Еще она подвинется чуть-чуть,
И Близнецов надменно покидая,
В созвездье Рака властно восседая,
Нимало не закроется, отнюдь.

Пронзительно оглядывает тьму
Прицельно-гипнотическое дуло.
Как будто ненасытная акула
Обед желудку ищет своему.

И ядом разливается тоска,
Терзая душу горько, властно, пылко.
И бьётся птицей трепетная жилка
Разламывая череп у виска.

***

Ангел осени, сыплющий золото чистым песком
Из открытого сердца на долгие жёлтые ночи,
Посмотри – всё подёрнуто лёгким колючим ледком.
Всё остыло, рассыпалось снежным литым многоточьем.
Подорожную грамоту выдали долгой зиме.
Через всю необъятную жизнь ей от края до края
Мчаться в диком восторге на бело-крылатом коне,
Неусыпно сквозь вьюги до пены его загоняя.
Перестань сыпать золото, слышишь – идёт снегопад,
Как глубинная стая ставриды – незримо и плотно.
Если кто-то спугнёт золотое словцо невпопад –
Он лавиной сметёт. А снежинка с ладони щекотно
Будет таять, ломая лучи и стекать словно мёд,
На немые уста декабря запекаясь, ложиться.
Ангел, сыплющий золото, что же душа не поёт,
Или всё уже спела, прощаясь по осени птица?

***

О чём твои зимние слёзы, шиповник?
Вечерняя оттепель дарит печаль.
И стелет вселенский трудяга-хамовник
Холстины судьбы за белёсую даль.
И ухарем дерзким на тройке горячей
Лететь через весь окаянный предел
Завещано сердцу. А сердце незрячим
Рассыплется щепками сломанных стрел.
Так близко, за окнами, словно размыты
Прозрачными днями, движенья зимы.
По длинным ступеням сусального быта
Уходит, теряясь под пологом тьмы.
И нет опасенья, что встретится лихо.
Судьбы перепутья наследуем вновь.
А рядом, у сердца – всё греется тихо
И вдруг разразится слезами любовь.

***

Помнишь, Каин!

Помнишь ли покой родного дома!
Из окна так близко блик луны,
До последней ветки сад знакомый,
И волшебный привкус тишины.
Мама. И ложились в сердце сказки,
Растворяя ночи мумиё.
Не делила, всю дарила ласку
Нам с тобою, равным для неё.
И отец. Учитель и опора,
С ним прошли бок о бок мы не зря
Жизнь свою, он из любого спора
Нас с тобой вытаскивал, миря,
Неуклюже, но терпимо, строго.
Ты, как старший, был пример всегда.
Где же перешёл тебе дорогу,
Что так зверем скалится беда?
Не ропщу, и принял со смиреньем
Я свою судьбу. Но как гроза,
Словно жуткой бездны откровеньем
Были для меня твои глаза.
С той поры раскаянье и гложет,
И грызет тебя бессонный страх.
Ну, а виноват во всём, быть может,
Я, лежать оставшийся в горах
В самой отдалённой из окраин…
Дай, как в детстве, мне тебя обнять,
Брат родной, любимый вечно, Каин,
Только я сумел тебя понять.

© Татьяна Игнатьева, 2017
Дата публикации: 11.08.2017 08:18:15
Просмотров: 1796

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.