Бланквилл

Ник Блэкберд

Форма: Рассказ
Жанр: Ужасы
Объём: 197218 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Марк — молодой человек из Сан-Франциско, решивший уйти от однообразной городской жизни и отправиться в большое путешествие, которое давно планировал. Во время поездки он оказывается в небольшом и очень загадочном городке. Произошедшие там события наводят неподдельный страх, но выбраться оттуда может помочь лишь удача.
Добро пожаловать в Бланквилл.

Содержание
Запись 1
Запись 2
Запись 3
Запись 4
Запись 5
Запись 6
Запись 7
Запись 8
Запись 9
Запись 10
Запись 11
Запись 12
Примечания

Запись 1
По моим расчетам, сейчас должно быть девятнадцатое октября 2016 года. Я, Марк Уильям Хенсли, будучи в здравом уме и твердой памяти, помещаю в данную тетрадь свои пережитые и мало поддающиеся рациональному объяснению события и ошеломляющие впечатления, с точной достоверностью и в том порядке, в котором они происходили со мной на протяжении нескольких месяцев, благодаря своему специфическому складу ума, позволяющему мне запоминать многие вещи, вплоть до мелочей, и держать их в голове долгое время. Делаю это, чтобы пролить свет на ряд неординарных событий, случившихся в небольшом городке под названием Бланквилл; чтобы довести до общего сведения то, что мне, по воле случая, пришлось испытать на себе. Учитывая почти полную безнадежность моей ситуации, смею предположить, что записи эти могут никогда не дойти до внешнего мира и не поведать о загадочных инцидентах, но будучи оптимистически настроенным, даже в такой безвыходной ситуации, я надеюсь, что они окажутся за пределами Бланквилла, пускай даже без своего автора, но в нужных руках, предадутся всеобщей огласке и будут восприняты со всей серьезностью, с которой я сейчас пишу эти строки.
С детства я любил путешествовать, но самостоятельная жизнь требует средств для существования, поэтому после института я устроился на работу в офис и отложил свои планы побывать за пределами Сан-Франциско штат Калифорния на некоторое время. К тому моменту, как мне исполнилось двадцать восемь лет, я накопил достаточно денег, чтобы можно было какое-то время спокойно прожить без работы. К этому времени я в полной мере успел насладиться жизнью офисного планктона, разглядев ее со всех сторон, и понять, что она мне не доставляет никакой радости и не дает вкусить даже небольшой кусочек жизни молодого и амбициозного человека, которым я и являюсь. Оставив свою размеренную и монотонную городскую жизнь, я стал собираться в путешествие, которое давно и тщательно планировал, а первой моей длительной остановкой должен был стать Лос-Анджелес штат Калифорния.
Решив попробовать себя в роли автостопщика, а заодно и сэкономить немного денег, я отправился в путь. За несколько дней я побывал в четырех небольших городах, задерживаясь там на некоторое время, если не оставался ночевать. По мере оставшихся в запасе сил, после долгих, но интересных, а зачастую и темпераментных бесед, которые могли доходить до красноречивых споров с шоферами грузовиков, любезно соглашающихся подбросить меня до необходимой точки назначения, я старался осматривать место пребывания, знакомясь с наиболее выдающимися достопримечательностями населённых пунктов, не забывая закупаться припасами в дорогу и не проходя мимо магазинчиков с мелкой сувенирной продукцией.
На третий день пути, по сто первому шоссе, я добрался до небольшого городка под названием Гринфилд, штат Калифорния, где мне любезно предложил ночлег Билл – местный дальнобойщик, который и довез меня до места дислокации. За целый день пути и нахождения в одном положении у меня затекло все тело и, чтобы немного размять потерявшие былую чувствительность мышцы, я решил немного пройтись. От места моей ночевки до окраины города было примерно пять миль, поэтому я решил не останавливаться и осмотреть окрестности Гринфилда, привлекшие своей гористой местностью, ухоженными полями и красивыми сочно-зелеными лесами неподалеку. С главной дороги я решил свернуть на тропу, которая пролегала в тени раскидистых деревьев. Этот день завершающегося лета казался невероятно солнечным и теплым. Благоговейно гуляя по лесу, вдыхая свежий лесной аромат, я с интересом рассматривал причудливые узоры из сплетающихся между собой ветвей хвойных деревьев, пытаясь поймать взглядом периодически бегающих по ним местных жителей – белок, как вдруг мой слух поколебал посторонний и, до тех пор отсутствующий в воздухе, глухой хруст щебня у себя под ногами. Оглядевшись, я очень удивился своей рассеянности, что для меня совсем не свойственно: оказалось, что уже давно шел по аккуратно рассыпанной мелкой гальке, несмотря на то, что тропа находилась в отдалении от населенного пункта, даже от главной дороги, но, не придав этому большого значения, продолжил прогулку дальше. Эта тропинка оказалась довольно извилистой и с небольшим, но постепенно усиливающимся уклоном, поэтому вскоре начал чувствовать небольшую усталость от ходьбы в гору. В предвкушении завораживающего вида с вершины, который рисовало мое воображение, я шел вперед, пока не заметил, что солнце светило уже не так ярко и грозилось в скором времени скрыться за горизонтом, но я так и не добрался до конца этой возвышенности, а только глубже продвинулся в густую чащу леса. Подумав о том, что пора бы уже возвращаться обратно в Гринфилд, пока еще можно было разглядеть дорогу, я оглянулся вокруг: повсюду, насколько хватало глаз, меня окутывал внезапно опустившийся на землю густой туман, пока я погрузился в свои мысли и шел вперед, вдохновленный прогулкой; кое-где сквозь него проступали очертания часто стоящих друг к другу деревьев. Только сейчас, когда мог различать их силуэт, я заметил чересчур толстые стволы, которые вздымали кверху, протыкая светло-серую вату этого тумана, свои странные, кривые и массивные ветви, еще некоторое время назад имевшие вполне обычный и здоровый вид. Я развернулся и пошел в обратном направлении, но не почувствовал никакой разницы – дорога все так же вела вверх, но я продолжал идти, в постепенно угасающей надежде, что скоро выберусь из этой серой дымки. С каждым шагом мысли понемногу начинали спутываться в один угнетающий меня клубок, зарождая тревожные предположения, со временем превращаясь в большой снежный ком, катящийся с горы на встречу. Вся эта пугающая масса начинала меня тяготеть, переходя в панический страх. Спустя некоторое время, на пути попалась деревянная табличка, в которую чуть было не врезался из-за плохой видимости. Я достал из кармана куртки фонарик и, помогая второй рукой, водя ей по доске, словно пытаясь очистить табличку от пыли, смог прочитать: «Бланквилл. Население 10 420 человек». Озадачившись тем, куда мог повернуть, что оказался в этом месте, я залез в свой походный рюкзак и вынул из него бумажную карту, которую предусмотрительно взял с собой, поскольку мой смартфон не мог поймать здесь сеть; развернул ее и тщетно пытался определить свое местонахождение. Про такой город, как Бланквилл я слышал впервые, хотя изучал план местности со всем вниманием и дотошностью перед отъездом. Уткнувшись в карту, я простоял так какое-то время, но не получил ответа на интересующий меня вопрос – где же я сейчас нахожусь? Мертвая тишина, которая царила в этом престранно месте, была чересчур мертвой. Я не мог уловить ни малейшего намека даже на небольшое дуновение ветра, хотя вершины и ветви силуэтных исполинов мерно покачивались в еле проглядывающей вышине, из-за чего страх еще сильнее сковывал все тело и разум, прорастая во мне все глубже своими корнями. Складывалось ощущение, что туман продолжал сгущаться. Он был настолько плотный, что казалось, будто от него можно отломить кусочек и положить себе в карман, а самые маленькие его частички, словно вата, забили мои уши, отрезав тем самым мое слуховое восприятие от внешнего мира.
– Куда подевались все птицы? – начал я вслух озвучивать свои мысли, чтобы проверить некоторые догадки, крутя головой по сторонам. – Еще полчаса назад они активно выясняли отношения своими слегка раздражающими криками, а теперь их даже не видно, – оглянулся я вокруг. – Эй! Ау!
Мой слух оказался в полном порядке, всего лишь оглушающий эффект от необъяснимой и внезапно наступившей тишины. Я пытался вглядеться в неестественно серую даль туманной дороги, но вязкая дымка уже заволокла все вокруг на столько, что было тяжело увидеть пальцы вытянутой руки. Решив, что в любом случае нужно продолжать идти вперед, пока совсем не стемнело, я положил карту обратно в свой рюкзак и, светя под ноги карманным фонариком, пошел по дороге, которая через несколько шагов неожиданно начала хлюпать. Присев на корточки, я начал изучать природу неизвестного объекта на тропе, что издавал чавкающие звуки у меня под ногами – им оказался обычный мох. Он таил в себе чересчур много влаги и не в силах сдерживать ее в себе, попросту взрывался прозрачной жидкостью при малейшем его касании. Удостоверившись в безопасности дороги, я поднялся и продолжил движение вперед по направлению города Бланквилла. Как ни ускорял шаг, я не чувствовал никакой разницы в том, что продвинулся хоть на дюйм вперед. Словно ожившие каменные изваяния, громадные деревья все так же грозно возвышались, мерно покачиваясь в вышине, и отбрасывали мрачные силуэты своих стволов и ветвей, опуская свои отростки все ближе к земле, насколько это позволяла видеть туманная дымка. Через некоторое время меня обуяло паническое желание вернуться назад и взглянуть на табличку еще раз, чтобы убедиться в ее подлинности, поскольку мои тревожные мысли никак не давали покоя. Легкое дуновение прохладного ветерка вернуло меня обратно в реальный мир в ту же секунду, и я обернулся: вдалеке, казалось, в самом центре окутывающей пелены, виднелось слабое желтовато-теплое мерцание. Наконец мои страхи начинали рассеиваться вместе с туманом, по мере моего продвижения вперед к свету в конце этого однородно-серого туннеля.

Запись 2
По мере приближения к населенному пункту, слабый ветерок доносил до моего слуха легкое волнение вечернего города. Через некоторое время, силуэт понемногу начинал обрастать деталями, проявляя их все более отчетливо. Дорога стала уже совсем пологая потому, что я наконец-то достиг вершины этого холма. В наступивших сумерках моему взору предстал светлый, радующий своими красками, небольшой городок: дома георгианского периода аккуратно теснились рядом друг с другом под разными углами и на разных уровнях, осторожно касаясь соседа своими старомодными крышами, на которых ютились затейливые флюгеры и дымники печных труб; просторные лабиринты улочек перетекали в узкие и извилистые, круто сбегающие с холма в город; небольшие подстриженные деревца сидели на аккуратных газонах, украшенных цветами, которые становились сочными и насыщенными в лучах уходящего за горизонт солнца.
Эклектичный облик города увлек меня. Старинные, но живые и молодые дома зачаровывали, словно я попал в те далекие времена, и через несколько минут бремя усталости спало с моих плеч, а я, продолжая идти по одной из улиц, по которой спустился с холма, с интересом рассматривал все вокруг. Симметрично спланированные из красного кирпича здания сменялись деревянными домами колониального стиля, окрашенные каждый в свой цвет пастельного оттенка. Время словно обошло эти постройки стороной, не оставив свой отпечаток, или будто все было построено только вчера, настолько хорошо они выглядели. Небольшие вывески и цветные афиши гармонично вписывались в архитектурное пространство и смотрелись его дополнением. На одном из перекрестков стоял большой вертикальный рекламный щит, подсвеченный несколькими фонарями с боков. На нем располагался красивейший плакат, нарисованный вручную, как это делали в то время, когда еще не изобрели печатные машины: в центре, на круглом цирковом постаменте, сидел клоун в полосатом костюме и колпаке; он показывал фокусы собравшимся вокруг него четырем детям; девочка отвлеклась на выглядывающего из-за кулисы, одетого в такой же яркий костюм, второго клоуна; по бокам его овальной головы в разные стороны торчали огненно-красные волосы, а на носу был одет большой клоунский нос; правой рукой он протягивал красный шарик, взятый из связки, которую держал в другой. Этот плакат оповещал жителей о приезде в город цирка через несколько дней. Восхитившись запоминающимся произведением неизвестного мне художника еще раз, я двинулся дальше по Мэйн-стрит в центр городка. Тумана, в отличие от окраин Бланквилла, в городе не было. По улицам прогуливались редкие прохожие, со странным любопытством разглядывавшие меня, словно я только что сошел с того плаката на перекрестке. Один за другим в окнах вспыхивал и мерцал тусклый свет, показывая замысловатые силуэты в зашторенных проемах, словно в загадочном театре теней.
Пройдя немного вверх по улице, я увидел горящую красным светом вывеску «Мотель». Двухэтажная постройка имела уже более современную манеру исполнения: кирпичные стены второго этажа с большими окнами из красного дерева, около которых стояли небольшие мягкие диванчики, гармонично смотрелись с белой рельефной стеной первого, вдоль которой располагался газон с сидящими в нем маленькими стрижеными кустарниками; главная дверь находилась с другой стороны здания. Внутри мотеля было уютно и чисто, но складывалось ощущение, что стены и потолок необъяснимым образом тяготеют над тобой. Вдоль красной дорожки, стелящейся от самого входа и до рецепции, стояли большие керамические горшки для цветов, в виде ваз девятнадцатого века, возвышаясь над блестящим паркетным полом на невысокой узкой ножке. В этих красивых сосудах росли не менее прекрасные цветы, большие листья которых, словно водопад, свешивались вниз, чуть ли не до самого пола. Я подошел к стойке регистрации, где стояла молодая девушка с аккуратно собранными в хвост на затылке темными волосами, в черной приталенной жилетке, одетой поверх белой рубахи, и мило улыбалась.
– Добрый вечер, сэр! – звонким и приятным голосом поприветствовала она меня. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Добрый вечер! – начал я, – мне нужна комната на одну ночь.
– Свободных комнат у нас много.
– Отлично! Можно мне хорошую, но не очень дорогую, – улыбнулся я.
– Конечно, – ответила она мне тем же.
После всех обязательных процедур регистрации, я получил ключ от номера, а девушка вышла из-за стойки и пошла в сторону выхода.
– Следуйте за мной.
– А как же…
– Не волнуйтесь, – подхватила мой вопрос девушка, не дав мне закончить, – у нас редко бывают гости, а это мой мотель и я тут работаю одна, поэтому сама покажу вам ваш номер, а заодно немного ноги разомну, – улыбнулась она.
Через улицу, по железной лестнице с коваными перилами, мы поднялись на второй этаж. Мой номер оказался самым первым, поэтому далеко идти не пришлось. Запасным ключом владелица открыла замок белой деревянной двери, отворившейся после со скрипом вовнутрь, и вошла в комнату, щелкнув выключателем на стене. Номер, как я и думал, оказался маленький, но уютный. Холодный уличный свет, касающийся всех предметов, до которых только мог дотянуться, врываясь внутрь через большое окно, выходящее во внутренний двор мотеля, рассеялся. Полосатые обои были в некоторых местах уже совсем выцветшие, но это не сильно бросалось в глаза на фоне их бледно-охристого цвета. Кровать, аккуратно заправленная чистым постельным бельем, оказалась на пружинах, но на удивление была удобной и широкой. Небольшой старомодный деревянный шкаф с двумя дверцами стоял поодаль у противоположной стены. На маленькой тумбочке рядом с кроватью, на светлой деревянной ножке, стояла лампа с красивым абажуром в цвет обоев. Душевая комната была чистой и в исправном состоянии, но, к сожалению, не было горячей воды. Удовлетворившись номером, я поблагодарил девушку, дав ей немного чаевых, после чего она удалилась, а я начал располагаться. Из своей большой походной сумки я достал маленький рюкзак и начал складывать в него самое ценное и необходимое, чтобы было удобнее ходить по городу, не таская с собой все вещи. В мотеле, к моему сожалению, не оказалось ни столовой, ни кафе, поэтому, надев рюкзак на плечи и еще раз оглядев комнату, я вышел из номера, запер за собой дверь на ключ и пошел искать место, где бы мог немного перекусить и отдохнуть после дороги.
Кафе, на которое я почти сразу же наткнулся, называлось «Острый перец». Под полукруглой деревянной вывеской, на которой каллиграфическим шрифтом было вырезано название с характерной символикой заведения, около входа стоял небольшой рекламный щит. На нем мелом было написано: «Сегодня состоится турнир по покеру. Начало в 20.30». Я большой любитель настольных игр, особенно покера, поэтому объявление это заинтересовало меня даже больше, чем возможность удовлетворить свой голод, тем более, что я еще не на много опоздал к началу игры.
Теплая струя воздуха, пропитанная жареным мясом и выпивкой, ударила мне в лицо, сползла к ногам и выкатилась за дверь, словно изрядно выпивший горожанин, не заметивший меня, когда я открыл дверь в кафе. Внутри было очень оживленно. На меня обратил внимание только бармен за стойкой, которая располагалась слева от входа. Игравшую внутри приятную и веселую музыку разбавлял не громкий гомон зрителей, переговаривающихся между собой. Разномастное сборище горожан теснилось за ограничительной цепочкой, натянутой на таком расстоянии от игральных столов, чтобы можно было спокойно наблюдать, не мешая при этом участникам турнира. Я встал на цыпочки и заглянул через плечо крупному лысому мужчине в комбинезоне, одетому поверх красной клетчатой рубахи, пытаясь увидеть происходящее: одному из игроков на вид было около сорока лет, но морщинистые складки уже заметно покрывали его лоб; под длинным крючковатым носом росли густые и черные, как спадающие на плечи волосы, усы; напротив него, в белой футболке и со спокойным выражением лица, сидел парень, гораздо моложе своего оппонента, и делал ставку. Пройдя ко второму столу, где толпа была реже, я с увлечением стал наблюдать за игрой, позабыв про то, зачем пришел. Но через некоторое время мой желудок напомнил о себе, и я поспешил присесть за свободный деревянный обеденный столик возле окна. Несмотря на то, что в заведении было много народу, часть столиков в кафе пустовало.
Удобно устроившись, я пробежался глазами по интерьеру заведения: через столик от занятого мной на стене висела голова оленя с большими ветвистыми рогами; чуть ниже, крест-накрест, были прибиты два красивых ружья с металлическими украшениями над спусковыми крючками и резными прикладами; за деревянной барной стойкой, на стене, помимо стоявших на полках полупустых бутылок с алкоголем, висели различные памятные предметы охоты и рыбалки; бритый наголо бармен с закрученными усами, темно-зеленой рубахе в клетку с завернутыми рукавами, протирал белой тряпкой большой пивной стакан, периодически поглядывал в сторону играющих. Скользнув взглядом по собравшейся толпе, мое внимание привлек еще один круглый игральный стол, стоявший левее, у стены. За ним безучастно сидел старик, изначально показавшийся мне простым посетителем, но колода карт, которую он ловко перетасовывал, вытворяя с ними разные фокусы, выдавала в нем заядлого игрока. Черная бейсболка была глубоко натянута на голову и скрывала его глаза. Из-под козырька выглядывал кончик его острого носа с раздувающимися ноздрями, а поверх его черной рубахи была надета серая жилетка. От наблюдений меня отвлек чарующий голос официантки, которая подошла ко мне так незаметно, что я вздрогнул от неожиданности, когда она заговорила со мной.
– Добрый вечер, сэр! Вы уже ознакомились с нашим меню? – поразил мой слух звонкий голос.
Сверху вниз большими карими глазами на меня смотрела милая девушка с красивой улыбкой и аккуратной родинкой слева от маленького носика. Ее стройную фигуру подчеркивал, повязанный поверх белой рубашки с воротником и черной юбки, чистый белый фартук с карманом посередине. Собранные в хвост темные волосы, словно диадема, украшал небольшой белый головной убор, приколотый на специальные булавки. В маленьких ручках, тонкими пальчиками, она держала небольшой блокнот и записную ручку.
– Добрый… – ответил я немного растеряно, сам удивившись этому, – вечер. Нет, еще не успел ознакомиться.
– Тогда я подойду немного позже, а вы пока выбирайте, – указала она на меню, стоявшее в специальной подставке у окна, – у нас сегодня проходит небольшая акция – если вы берете два коктейля, третий получаете в подарок, – улыбнулась девушка.
– Принесите тогда мне один сразу, – не раздумывая, ответил я и улыбнулся в ответ.
– Хорошо, – ответила девушка и ушла.
Придя в себя, я взял меню с края стола, открыл и принялся его изучать. Для такого маленького городка, надо сказать, оно было богатым на выбор.
– Ваш коктейль, – прозвучал тот же звонкий голосок, едва я успел пролистать половину перечня приготовляемых заведением блюд.
Официантка, легонько присев, поставила на стол длинный стакан с прозрачно-коричневой жидкостью, в которой болтались кубики льда и несколько долек лайма.
– Спасибо, – ответил я, неотрывно глядя на нее.
Слегка смущенная девушка резко развернулась на носках, так, что ее не слишком длинная юбка легко дернулась, еще больше обнажив стройные ноги в темных чулках, и удалилась, стуча небольшими каблуками своих черных туфелек, а я вернулся к изучению меню. Через некоторое время я выбрал то, что хотел бы заказать и отложил карту блюд и напитков. Попивая свой коктейль, я вновь, с явным откровением, стал наблюдать за одиноко сидевшим стариком, который продолжал лихо вытворять разные трюки с картами. Приятный голос снова вырвал меня из лап глубоких размышлений, уже слегка усиленных алкоголем.
– Не обращайте на него внимания, – начала подошедшая ко мне официантка, бросив короткий взгляд в сторону третьего столика.
– Почему этот старик сидит в одиночестве?
– Такому серьезному человеку не стоит обращать внимание на такие незначительные вещи, – начала девушка, стараясь отвлечь меня неловкими комплиментами.
– Он что-то натворил, поэтому сидит в углу один, а другие не хотят с ним играть? – криво улыбнулся я.
– Он не стоит того, чтобы уделять ему время, – отрезала девушка, но легко улыбнулась.
– Но ведь он пришел сюда, чтобы поучаствовать. Разве не так? – продолжал я высказывать ей свое мнение, подбадриваемый коктейлем. – Каждый имеет право на то, чтобы показать себя, какой бы он ни был.
Девушка тяжело вздохнула, видимо поняв, что я не успокоюсь, пока не добьюсь удовлетворительного ответа, и слегка наклонилась ко мне, облокотившись на стол руками.
– Как же сильно он вас заинтересовал. Видите ли, многие люди не могут оценивать происходящее адекватно. Верят разным слухам и сплетням, какими бы нелепыми они ни были. Особенно это хорошо чувствуется в маленьких городах, таких, например, как наш. Всем известно, что сельские жители любят выдумывать, а потом верить в свои, уже приукрашенные кем-то, сказки, – голос девушки потерял былую уверенность и слегка дрогнул. – Сама я из большого города, а сюда приехала, чтобы помогать отцу, когда он купил здесь дом и начал заниматься земледелием. А про этого старика много всяких неприятных слухов ходит, и кто знает, насколько они правдивы.
– И вы мне, конечно, про них не расскажите? – поинтересовался я, чувствуя, как напиток жаром разливается по телу и все больше развязывает мне язык.
– Если бы могла, все равно не стала бы этого делать. Зачем я буду портить вам аппетит? То, что происходит в Бланквилле, остается в Бланквилле, – печально закончила девушка.
На щеках официантки появился яркий румянец. Ее длинные ресницы забились в возбуждении и девушка резко выпрямилась. Переминаясь с ноги на ногу, она тревожно сжимала в опущенных перед собой руках все тот же небольшой блокнот и записную ручку.
– Простите меня, я чересчур разболталась. Вы готовы сделать заказ? – неуверенно произнесла она, слегка опустив голову.
– Я… – замешкавшись с ответом, немного сбитый с толку резкой сменой темы разговора, – …да. Принесите пожалуйста бифштекс с картошкой фри и второй «Лонг-Айленд», – улыбнулся я, стараясь разрядить обстановку и развеять слегка сгустившиеся над нами облака непонимания и неловкости.
Официантка быстро записала заказ и поспешила ретироваться, так и не подняв головы и не взглянув в мою сторону. Я сидел и допивал свой коктейль, периодически вглядываясь в поглотивший дома на противоположной улице сумрак, чувствуя, как напиток все больше раскрепощает мое воображение и открывает множество новых дверей для путешествий по загадочным мирам своей фантасмагории. На мгновение, в оконном отражении, я увидел лицо того отрешенного от общества старика, с неестественно горящими глазами, таившими в себе нечто ужасное. Сейчас он стоял позади меня, злобно улыбаясь своими кривыми, желтыми зубами, и тянулся к моему плечу своей дрожащей старческой рукой с длинными ногтями на пальцах, которая на миг превратилась в скелет.
– Ваш заказ сэр! – вытащил меня из рук фантома, ставший настоящим спасательным кругом, знакомый женский голос.
Я слегка дернулся от неожиданной смены происходящего за один короткий промежуток времени. В ту же секунду повернул голову в сторону официантки: она уже ставила на стол тарелку с горячим блюдом, от которого шел аппетитный запах и полупрозрачный пар, но мой взгляд скользнул мимо, в направлении старика за третьим игровым столом: он сидел на том же месте и был занят перетасовыванием колоды карт.

Запись 3
Благодаря сытному и вкусному ужину мои мысли приходили в норму, несмотря на то, что уже плыли по прохладной, но пока еще спокойной реке под названием «Лонг-Айленд».
– Вам еще что-нибудь принести? – в который раз раздался звонкий голос официантки рядом со мной.
– Нет, спасибо. Все было очень вкусно! – улыбнулся я.
Девушка все еще избегала прямых взглядов со мной и держала глаза опущенными. Она поставила грязную посуду на поднос и ушла, а я продолжал свой вечер за стаканом коктейля, все больше погружаясь в опьяняющую пучину вкусного и крепкого напитка. Народ по-прежнему полукругом толпился за ограничительной цепочкой у игральных столов, изредка разбавляя свой приглушенный гомон аплодисментами, свистом и выкриками в адрес победителя тура и утешений в адрес проигравшего. Музыкальный автомат продолжал крутить спокойные и красивые мелодии, замолкая только при переключении дисков. Старик сидел в одиночестве и раскладывал карты, составляя различные комбинации. На столе, за которым он расположился, появился весьма интересный предмет – небольшой деревянный сундук с красивыми резными украшениями в виде загадочных узоров и символов.
– Ваш коктейль. По акции, – добавила официантка, видя мой непонимающий взгляд.
Я посмотрел на стакан в руке и удивился, как не заметно для себя в нем остались только кубики не до конца растаявшего льда и несколько долек лайма, и отметил, что с трудом стал ощущать длительность пройденного времени.
– Спасибо, – улыбнулся я, – вы как раз вовремя.
В этот раз девушка ответила мне своей обворожительной улыбкой и бросила на меня свой чувственный взгляд, от которого на душе становилось еще теплее, затем развернулась и направилась в сторону барной стойки.
– У меня к вам вопрос, – окликнул я ее почти сразу.
– Я вас слушаю? – обернулась она и пристально посмотрела на меня.
– Не составите ли вы мне компанию сегодня?
– Вполне возможно, – спустя несколько долгих секунд загадочно ответила девушка, заливисто рассмеялась, слегка откинув голову, резко отвернулась, на мгновение больше обнажив свои стройные ноги в чулках, и пошла дальше по своим делам.
Время, как бы я не старался его поймать, неумолимо шло вперед. Игроки за столами сменяли друг друга, музыкальный автомат, потрескивая и жужжа, переключал проигранные им диски, а мой третий коктейль заканчивался, давая это понять все более отчетливым шуршанием между собой кубиков льда. Я одним глотком опустошил стакан, вытер рот салфеткой и уже поднимался из-за стола, чтобы пойти расплатиться за ужин и направиться отдыхать в мотель, как мой слух вновь уловил приятный женский голос.
– Я готова составить вам компанию.
Все это время у меня не получалось найти взглядом приятные моему взору очертания стройной фигуры в черной юбке, белой рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами и повязанным за талию фартуком. Теперь же передо мной стояла девушка, одетая в темно сиреневый сарафан на тонких бретельках, открывавший изящные плечи и, чуть выше колен, стройные ноги. Волосы ее были распущены и темным водопадом ниспадали на плечи и спину. Несколько закручивающихся непослушных прядок с двух сторон падали на верхнюю часть грудных мышц, как бы указывая на пару вздымающихся при каждом вдохе холмиков. Я замер в изумлении.
– Мой рабочий день закончился и теперь я свободна, – продолжала знакомая незнакомка, – Вы уже уходите?
Я немного растерялся потому, что действительно собирался уходить.
– Нет, – отрезал я. – Хотел подойти к бару, чтобы заказать еще чего-нибудь.
– Я алкоголь не пью, только за очень редким исключением, поэтому если хотите, могу принести нам по чашечке кофе. Или вы предпочитаете чай? У нас есть очень вкусные сорта.
– Спасибо. Кофе тоже вполне подойдет, только не очень крепкий, чтобы можно было уснуть ночью, – улыбнулся я и плюхнулся обратно на сиденье.
Девушка некоторое время стояла и разговаривала с барменом, а после указала за столик, где я сидел. Мне стало немного неуютно от этого, поэтому я устремил свой взгляд в окно, тщетно пытаясь разглядеть погрузившиеся в пучину ночи улицы города по ту сторону стеклянного заграждения.
– Я заказала очень вкусный и не крепкий кофе, скоро нам его принесут, – аккуратно присаживаясь напротив меня, начала девушка. – Меня зовут Кэт.
– А я Марк. Приятно познакомиться, – словно зачарованный смотрел я на нее.
– Мне тоже, – улыбнулась девушка¬¬¬¬. – Что вас привело к нам в город, Марк?
– Честно говоря, сам не знаю, как попал сюда.
– Многие так говорят, когда первый раз приезжают в Бланквилл, – захохотала Кэт, продемонстрировав свою обворожительную и белоснежную улыбку.
– Буквально только что я приехал на попутке в Гринфилд, где и хотел остановиться на ночь. До захода солнца было еще достаточно времени, поэтому я решил прогуляться, осмотреть окрестности и взглянуть на открывающиеся живописные пейзажи с юго-западной стороны города. С главной дороги я свернул в небольшой лесок, чтобы подняться немного повыше и полюбоваться закатом с вершины холма, но видимо случайно свернул на дорогу, ведущую в Бланквилл, сам этого не заметив. Но сколько бы я не смотрел на карту, в попытках найти этот городок, все мои усилия увенчивались провалом, – пожал я плечами и заметил, что девушка почему-то, погрустнев, отвела от меня свой взгляд и устремила его вниз, слегка склонив голову. – А как давно вы приехали в этот город, Кэт?
– Когда мой отец купил здесь дом, мне было восемь лет. Мать бросила нас и уехала со своим любовником, поэтому мы остались вдвоем. Тогда я уже понимала, что происходит, может быть не так отчетливо, как взрослый, но все же знала о сложившейся ситуации между своими родителями. Отец захотел уехать из города и стать фермером, чтобы занять свои мысли, а заодно и начать собственный бизнес. Работа в офисе ему не нравилась, но всегда тянуло к природе и земледелию, плюс так мы могли больше времени проводить вместе. Он продал квартиру и купил в Бланквилле дом. С тех пор я и живу здесь.
– Из какого города вы с отцом приехали?
– Мы, – девушка прикусила губу, – из Лос-Анджелеса.
– Я как раз туда направляюсь, – восторженно отозвался я. – Завтра, как высплюсь, хотел отправиться в путь. Как вы смотрите на то, чтобы опустить формальности и перейти на «ты»? – поинтересовался я, чувствуя, как кровь начала активно двигаться по всему телу, подгоняемая алкоголем, выступая на щеках красным румянцем.
– Вполне положительно, – улыбнулась девушка.
– Как ты успеваешь работать в кафе и помогать отцу с земледелием, ведь эта работа должна занимать много времени, если делать из этого бизнес? Нужно ведь собрать достаточно урожая, чтобы его продать.
– Мой отец погиб несколько лет назад, – спокойно, но грустно ответила Кэт.
– Оу. Я сочувствую твоей утрате и приношу свои извинения.
– Ничего страшного, ты же не знал. Земледелием я продолжаю заниматься, но теперь уже не в промышленных масштабах, а только для себя. Если урожая получается немного больше, чем мне требуется, то делюсь им со своими соседями, так что свободного времени мне вполне хватает для выращивания фруктов и овощей и работы в кафе.
– Почему не уедешь обратно в город? Или тебя еще здесь что-то держит?
– Держит, – немного замешкавшись, ответила Кэт, вновь слегка понурив голову.
– Дом можно продать, – продолжал я свои рассуждения, стараясь воодушевить этими мыслями девушку, не обращая внимания на ее отказ, – а на вырученные деньги купить квартиру, даже может еще немного остаться на прочие расходы, а работа в городе всегда найдется.
– Не могу, – отрезала девушка и серьезно посмотрела на меня.
Небольшая прядь темных вьющихся волос упала на ее лицо. В эту же секунду Кэт убрала черный локон за ухо и, слегка смутившись, перевела взгляд на темное окно, в котором отражались мы, часть интерьера кафе и посетителей.
– Прости, – виновато произнес я, поняв, что этот разговор не может привести ни к чему хорошему.
Подошел бармен и принес нам по чашечке ароматного горячего кофе. Они обменялись друг с другом загадочным взглядом, и мужчина ушел обратно за свое рабочее место, не забыв обделить и меня своим пронизывающим взором. Кэт придвинулась к чашке и, вдохнув аромат черного молотого кофе с добавлением корицы, взбитых сливок и жженого сахара, немного повеселела и заерзала на месте.
– Эта моя любимая песня, – пояснила она мне и прикрыла веки. – В детстве я любила ее слушать на папином кассетном приемнике в машине, когда мы отвозили наш урожай на реализацию.
Играла неизвестная мне мелодия, но она действительно была очень приятной на слух, вместе с ее сладкозвучным бархатным женским вокалом. Мне она тоже понравилась, и я с наслаждением предался ее веселым, но в то же время спокойным ритмам. Мы молча сидели, пока играла музыка, и, покачивая головой и обмениваясь улыбками, погружались в пучину душевного умиротворения. После того, как композиция подошла к концу, мы продолжили нашу беседу, попивая вкусный кофе.
– Ты говорила, – начал я, – что у вас в городке очень суеверный народ и верят во всякие странности, и что много разного рода сплетен ходит про того старика, что сидит в одиночестве.
– Ты поэтому пригласил меня – чтобы расспросить про этого старика? Заинтриговал мой маленький рассказ? – Кэт, откинув голову назад, неуверенно выдавила из себя заливистый, но приглушенный смех, в котором чувствовалась нотка беспокойства.
– Ты не хотела мне портить аппетит рассказом, но теперь-то я уже поел, – улыбнулся я, когда она перестала смеяться. – А вообще не только из-за этого. Я здесь совсем недавно, но город произвел на меня очень приятное впечатление своей интересной архитектурой, расположением домов, какими-то неестественно-сочными красками, загадочными людьми, чистым воздухом, но больше всего, – я почувствовал, как кровь сильным потоком, словно буря эмоций бушующего «девятого вала», прилила к моему лицу, – мое сердце поразила прекрасная девушка, которая сидит сейчас напротив меня.
Кэт будто заранее знала, что я собираюсь ей сказать, не сильно-то удивилась моему выплеснувшемуся красноречивому откровению. Она поставила чашку на блюдце на стол, смущенно улыбнулась, показав свои белые зубки, слегка наклонила голову вниз, и тут я увидел, как ее щеки наполняются легким румянцем, постепенно переходя в цвет спелого красного яблока.
– Сильно закончил, – начала она спустя короткую паузу, дав своим щекам немного остыть. – Ты мне тоже понравился, честно. Обычно я не начинаю откровенничать с посетителями, тем более при первой встрече, не то, что ты, но с тобой я почувствовала себя по-особенному. Я не могу тебе сейчас многого объяснить и рассказать, но хочу лишь предупредить, – девушка слегка дернулась, словно поперхнулась чем-то, кашлянула и подалась вперед, ближе ко мне.
– С тобой все нормально? – волнующе поинтересовался я, придвинувшись к ней в ответ.
– Да, спасибо, все хорошо. Я хотела сказать…, – она снова закашлялась, закрыв рот рукой, будто говорить ей мешал застрявший в горле комок, а потом выдавила из себя слова, смотря куда-то вниз, – … держись… подальше … от того старика.
После этого Кэт откинулась на спинку диванчика, закрыла глаза и блаженно выдохнула накопленный в легких воздух. Ее грудь плавно и высоко вздымалась, пока девушка восстанавливала свое дыхание глубокими вдохами. Затем она медленно промокнула со лба выступивший пот салфеткой, которую взяла с края стола во время своего непонятного и странного приступа, опрокинув при этом всю подставку. Побагровевшее в тот момент от напряжения лицо, постепенно приобретало нормальную окраску. Девушка старалась не придавать значения этой загадочной вспышке. В тот момент ее голос перестал быть прежним и сделался более грубым, низким и не совсем внятным, словно это говорила вовсе не она. Меня обуял непонятный страх, который я изо всех сил старался сдерживать и не давать ему хоть как-то проявить себя.
– С тобой точно все хорошо? – спустя некоторое время поинтересовался я, пристально наблюдая за Кэт и стараясь погасить волнение в голосе, отчетливо выдававшее мой испуг.
– Да, – ответила девушка, открыв глаза и искренне улыбнувшись, – теперь все просто превосходно.
Она повернула голову и я заметил, как взгляд ее скользнул за столик того старика, который все так же сидел один и раскладывал карты на столе.
– Его зовут Уилфрид Батлер, – начала Кэт, после небольшой паузы, когда наши взгляды встретились на столько, что теперь я мог разглядеть ее карие, словно две большие бусины, глаза, которые не смогу забыть до самого конца, если он все же когда-нибудь наступит. Мое волнение понемногу начинало утихать. – Более шестидесяти лет назад Бланквилл с каждым днем становился все более успешным городком. Он процветал и быстро развивался, поставляя на рынки продовольствие, шкуры, древесину в больших количествах. Наше небольшое поселение наконец-то начинало разрастаться: строились новые дома, магазины и другие общественные места; появлялись новые семьи и новые люди. Наши украшения славились по всей стране и даже за ее пределами. Бланквилл посещали тысячи человек в год по делам, проездом, либо просто для того, чтобы полюбоваться нашими красотами и прикупить несколько сувениров себе на память или кому-нибудь в подарок. Но через некоторое время начали происходить странные вещи: животные покинули город, птицы облетали его стороной, урожай стал скуден, а что больше всего пугало и наводило ужас на местных жителей – стали пропадать молодые люди в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, – голос Кэт слегка дрогнул и стал чуть тише. – Долгое время никто не мог найти причину этих загадочных явлений и исчезновений. Полиция с группами добровольцев прочесывали окрестности не один месяц, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы указать на причину или на того, кто за этим стоит, но все попытки были напрасными. И вот как-то вечером, один из местных жителей по имени Мелвин Браун, прогуливаясь после работы, наткнулся на странные следы, которые привели его к поместью Батлеров. Там на берегу, под утесом Монтэр, через высокие заросли разной травы, он смог разглядеть, как потом на утро рассказал шерифу Джону, неясные силуэты странных существ, напоминавшие человека, но таковыми совсем не являлись. Естественно, шериф не поверил Мелвину, поскольку тот уже не раз попадался, будучи в нетрезвом состоянии, и придумывал нелепые истории. Следов, конечно же, как и малейших доказательств существования таковых, как и странных субъектов, нигде не оказалось, а заросший густой растительностью берег был недосягаем для его дальнейшего осмотра, по большей части из-за его ненадежной почвы ближе к воде. На следующий день, после своего повествования, Мелвин пропал, как сообщила позже шерифу Джону жена Брауна. Но поначалу никто не спохватился его искать – кто знает, где бедняга отключился, набравшись алкоголя накануне. Только через несколько дней Нора забила тревогу, но было уже поздно. Его тело так и не нашли.
– А после этого случая кто-нибудь еще видел такие же следы? – с любопытством интересовался я.
– К сожалению, – Кэт грустно покачала головой. – Этот день мне хорошо запомнился. Хотела бы я забыть все то, что тогда произошло, но не могу. В тот день отец повез товар один потому, что мне нездоровилось, и я осталась дома. Он должен был приехать в четыре часа дня, самое большое, но его не было ни в пять, ни в шесть. Я начала беспокоиться и приняла решение пойти на поиски, вдруг его снова попросили об услуге наши соседи, как это иногда происходило. Мой отец был добрым, отзывчивым и не отказывался от просьб о помощи, особенно нашим соседям, но в этот раз, расспросив всех наших знакомых, я не нашла ответа на интересующий меня вопрос, как и своего отца. Начинало смеркаться, но мне не хотелось оставаться дома одной, боясь, что бурные мысли поглотят меня целиком и не дадут покоя. Не знаю, сколько времени я бесцельно бродила по Бланквиллу, когда ноги привели меня к берегу озера Блэк-лейк, но было уже совсем темно, благо, что фонари стоят даже там. Тем временем над городом сгустились тучи и начал капать мелкий и холодный дождь. Глубокое озеро простирается на десятки миль на север от города у подножия утеса Монтэр, на котором стоит поместье Баттлеров. Не помню, как я оказалась неподалеку от этой скалы, когда услышала какие-то чавкающие звуки, переходившие в гортанное бормотание и хлюпанье. Доносившиеся звуки леденили душу и остались в моей памяти на всю жизнь. К сожалению, не в силах унять свое детское любопытство, я пошла в ту сторону, откуда доносился шум. Там, где трава была прижата к земле, я наткнулась на странные следы, видимо о которых упоминал пропавший без вести Мелвин Браун. Я встала на цыпочки и пыталась разглядеть источники этого противного звука, по моим расчетам находившиеся не намного дальше от моего местонахождения, где высокая трава переходила в заросли дикорастущих кустарников у воды. Волнение нарастало с каждой минутой внизу живота, но ничего, кроме этой зелени, мне увидеть не удалось. Через какое-то время эти голоса стихли, и мне показалось, что их обладатели заметили маленькую девочку в зеленой гуще разнообразных растений и начали движение в мою сторону. Сердце упало в пятки от страха. В тот момент злополучный край берега обвалился под левой ногой, скрывшись в непроглядной глубине озера, чуть было, не свалив меня в холодную воду. Не медля ни минуты, я со всех ног бросилась бежать оттуда подальше, так ничего не разглядев и ни разу не обернувшись.
– Завораживающая история, даже мурашки по коже, – иронично улыбнулся я.
– Ты мне не веришь?
– Почему…верю, но…
– Зачем тогда так упорно хотел, чтобы я тебе рассказала про Уилфрида, если говорила, что многое в этой истории остается загадкой, в которую трудно поверить?
– Меня дома в детстве постоянно разыгрывали двоюродные брат с сестрой, когда приезжали к нам на долгое время. Пришлось быстро повзрослеть и научиться отличать выдумку от правды, ставя ментальную защиту, позже узнал, как она называется, правда, от физических ударов защищаться не получалось.
– Очень трогательный рассказ, но боюсь, что ты так и не научился отличать выдумку от правды.
– Не подумай ничего плохого, я просто реалист. Не верю в сверхъестественные силы – доброжелательно пожал я плечами.
– Нет, ты просто твердолобый, дальше своего носа не видишь, у отца такой же характер был, а еще ты лишен фантазии.
– Зато это позволяет не отвлекаться на внешние факторы и сосредоточиться на своих целях, – парировал я заключение Кэт.
Мы молча сидели некоторое время, не решаясь нарушить молчание. Я чувствовал искреннюю обиду девушки и пытался поверить в рассказ, хоть он и казался мне на тот момент абсурдным и лишенным здравого смысла.
– Как ты думаешь, – начал я задавать наводящие вопросы, вспомнив последнюю часть повествования, – кому принадлежали те следы?
– Случилось чудо, и ты вдруг поверил моим словам? – колко ответила Кэт.
– Не совсем, но хочу научиться этому, слушая твой красивый голос.
Я заметил, что щеки девушки начали наливаться румянцем, а негодование в ее глазах постепенно спадать, но еще несколько минут мы сидели не говоря ни слова.
– Ну-у…, – начала девушка, взглянув на свою руку, словно, чтобы убедиться в нормальности своих тонких белых пальчиков, – … трудно однозначно назвать природу этих следов. В их очертаниях чувствовалось человеческое начало, но в остальном они были животного происхождения: расширяясь к кончикам длинных и костлявых пальцев, можно было угадать росшие между ними перепонки, а углубления, оставленные у самого края конечностей, намекали на наличие небольших, но смею предположить, острых когтей. В общем, повстречать их владельца вживую я бы не хотела, – Кэт положила руку на стол и вновь посмотрела на меня. – Я была ребенком. Мой отец тогда попал в аварию и погиб, но в тот вечер, конечно, я этого еще не знала, но видимо чувствовала, что с моим единственным родителем произошла беда, старясь не верить своей внутренней интуиции, поэтому была на грани нервного расстройства. К этому можно прибавить пробравший меня до самых костей страх, испытанный на озере, плюс, поднявшаяся еще утром, температура могла сыграть с маленькой девочкой злую шутку, поэтому мало ли, что мне могло привидеться или послышаться тем вечером. Обо всем этом сложно судить однозначно, так что все это остается для меня загадкой, и по сей день.
– Прости, я очень сочувствую твоей утрате, – виновато произнес я.
– Ничего, все в порядке, и хватит уже извиняться, – спокойно ответила она мне.
– Как ты потом справлялась со всем, одна?
– При живом отце у нас со всеми соседями были очень дружеские отношения, но приютить меня смогли только Оливеры. У них я пробыла, пока не достигла совершеннолетия и не научилась всему, чтобы жить самостоятельно, а после этого переехала обратно в свой, уже теперь, дом. Вела небольшое хозяйство, помогала по дому нашим друзьям, а они платили мне за труды, кто сколько мог. Когда немного освоилась во взрослой жизни, начала искать нормальную работу, пробуя себя в разных сферах деятельности, пока не попала в это кафе. Мне тут очень понравилось, поэтому и осталась здесь.
– Да, – согласился я, – здесь очень хорошо и уютно. Ты держишься молодцом, несмотря на все трудности, что свалились тебе на плечи. Кроме того, что ты красивая, ты еще и очень сильная девушка – это большой плюс, – Кэт смущенно улыбнулась при этих словах. – А после того случая тебе еще хоть раз встречались эти следы или звуки?
– Спасибо за приятный комплемент. Нет, – Кэт покачала головой, – больше этих следов и звуков я не встречала, но даже рада этому. А вот таинственные исчезновения продолжались стабильно – один раз в месяц.
– А что это за поместье, про которое ты упоминала ранее? – продолжал я свои расспросы, подстегиваемый разыгравшимся любопытством.
– В непосредственной близости от лесного бора, этот большой и старый дом расположился на невысоком утесе Монтэр, который уходит своими каменными корнями глубоко в озеро Блэк-лейк. На сегодняшний день от берега, и вплоть до самых ворот владения Батлеров, поднимаются густые заросли бурьяна и дикорастущих кустарников. Рассказывали, что в былые времена, когда поместье не окружало такое количество растительности, оно величественно стояло на этом холме, являя собой классический пример архитектуры колониального периода, считавшийся еще несколько десятков лет назад одним из красивейших памятников архитектуры Бланквилла, открывая вид, с западной части здания, на весь город, вплоть до самых его окраин. Построил дом прапрапрадед Уилфрида – Кристофер Батлер, чтобы приезжать сюда для уединения, но стал родоначальником нашего небольшого городка, более двух сотен лет тому назад. К сожалению, о Бланквилле заговорили только при дедушке Уилфрида – Генри Батлере. Более шестидесяти лет назад город был на пике своего процветания, поскольку старик основал здесь несколько компаний – деревообрабатывающую и по обработке шкур. Он был очень хорошим человеком: всегда старался помогать тем, кто в этом нуждался, был жизнерадостным, общительным и доброжелательным. После открытия мануфактур дела шли отлично у всех: Генри Батлер радовался прибыли, а местные жители работе и потоку приезжих, поскольку могли дополнительно заработать на продаже сувениров, либо недорого сдавать комнаты тем, кто оставался на несколько дней. Через пару лет успешной работы, он решил устроить себе длительный отпуск и ушел в плаванье на своем корабле, а вернулся каким-то другим: стал хмур и малообщителен, даже в его внешности, казалось, произошли какие-то изменения. Успехи компаний с каждым годом становились все хуже, но Генри это будто вовсе не тревожило. Именно с тех самых пор, как он вернулся, бесследно стали пропадать молодые люди и девушки, – Кэт замолчала на какое-то время, но я не прерывал этой паузы. – Может быть, совпадение – скажешь ты. Кто знает, но уж слишком много странного и загадочного в этой истории. Из-за этих начавшихся происшествий, через семнадцать лет, в Бланквилле осталось совсем не много молодежи, а кто мог – уезжали отсюда со своими семьями. В последние годы, Генри стал больше времени проводить в своем поместье и меньше появляться на людях. Посадил на цепь собак во дворе, чтобы они отпугивали непрошенных гостей, что было ему совсем не свойственно, поскольку двери его дома всегда были открыты для каждого. Однажды, когда, как обычно в последнее время, Генри в больших количествах закупал продукты и загружал все свои покупки в автомобиль, его шарф, который странно смотрелся обмотанным вокруг его головы теплым осенним вечером, видимо зацепился за что-то и свалился, вместе с солнцезащитными очками. Люди шли с работы домой в это самое время. Страх и ужас настигли в тот момент невольно бросивших на Генри свой взгляд: кожа потеряла былые краски, как они потом с ужасом в голосе рассказывали другим, и стала отсвечивать тусклым зеленовато-голубым оттенком, переливаясь в свете заходящего за горизонт солнца; глаза его округлились и стали больше обычных; рот приобрел какие-то неестественно-большие размеры, беря свое начало со щек. Не обращая внимания на испуганные вопли и бешеные взгляды остолбеневших прохожих, он второпях натянул шарф и очки, погрузил последний ящик в машину и умчался в сторону своего поместья. Слухи, об увиденном в центре города существе, с молниеносной скоростью разлетелись по Бланквиллу и через несколько часов уже все знали об этом происшествии. В этот же день, ближе к полуночи, вокруг поместья собралась большая толпа, вооруженная кто чем: ружьями, палками, топорами, вилами и другими предметами быта. Обезумевшие от страха горожане ворвались в дом, сметая все на своем пути, даже не пожалев грозно лающих собак, посчитав их такими же противоестественными тварями, как и их хозяин. К тому моменту владельца поместья, или того существа, которое никак не могло быть Генри Батлером, несмотря на некоторое сходство с ним, уже и след простыл. Обыскав весь дом, жители ничего подозрительного не обнаружили, что могло бы пролить свет на все произошедшее и увиденное. На следующий день на общем городском собрании, не найдя нужных улик и подходящих объяснений, решили забыть про этот инцидент, а поместье сравнять с землей. Но закон не позволил им этого сделать: местная юридическая фирма огласила завещание Генри Батлера, которое он написал вскоре после того, как вернулся из своего морского путешествия. Старик хоть и был бездетным, но наследник у него, все же, нашелся – внук, про которого все уже забыли, поскольку тот давно не жил в Бланквилле. Ему-то это поместье и должно было достаться после кончины или прижизненного отказа от владения домом и передачи его своему преемнику по собственному желанию. Именно такой документ и поступил в местную юридическую фирму с подлинной подписью Генри Батлера, которую после обеда подтвердил его адвокат, в день ужасающего разоблачения, поэтому поместье осталось не тронутым. Таившиеся в вековых стенах леденящие кровь загадки наводили на местных жителей панический страх и ужас, заставляя тем самым обходить дом стороной. Как нестранно, но вскоре после пропажи старика, загадочные исчезновения молодых ребят прекратились, и горожане облегченно вздохнули. Жизнь, казалось, налаживалась: Бланквилл вновь, понемногу, возобновлял поставки продовольствия и сырья на рынки страны, а молодые вновь начали жениться и заводить детей. С того страшного случая прошло десять лет. Жители уже совсем позабыли про мерзкое существо, которое видели около магазина продуктов, только изредка вздрагивали от мысли неразгаданных исчезновений, заглядывая в комнату к своим детям. Постепенно, стараясь как можно реже вспоминать, про семейство Батлеров почти забыли, несмотря на стоящее напоминание на холме, которое дополнительно отгородили высоким деревянным забором, чтобы любопытные дети не совали туда свой нос, как тут появляется Уилфрид Батлер, – Кэт бросила презрительный взгляд в его сторону.
Девушка вновь сделала паузу в своем рассказе и взяла обеими руками теплый кофе, делая короткие глотки и задумчиво глядя куда-то в одну точку, опустив свой взгляд на стол. Я старался ее не торопить с продолжением, но мне не терпелось узнать, что же произошло потом, когда Уилфрид стал новым владельцем поместья.
– Расскажешь продолжение истории? – нетерпеливо, но деликатно спросил я, все больше увлекаясь этой историей.
– Почему тебе так сильно хочется знать все местные байки, если все равно не веришь в такое? – парировала Кэт мой вопрос своим, когда будто очнулась ото сна.
– В какой-то момент твоего рассказа, стена, которая отгораживала пространство в моем сознании, где обитает фантазия, рухнула, и я увидел все словно твоими глазами. После такого сложно оставаться реалистом. К тому же, ты красиво рассказываешь, интригуя и завораживая своим волшебным голосом, делая эффектные паузы в нужных местах, акцентируя в этот момент все внимание на своих прекрасных и глубоких, словно океан, глазах и пронзительном взгляде, – спокойно ответил я.
– А ты умеешь польстить лишний раз, – улыбнулась слегка смущенная девушка со вновь вспыхнувшими румянцем щеками. – Ну, хорошо, я расскажу, но ты должен мне пообещать, что забудешь про Бланквилл и обо всем услышанном.
Но я не смог забыть, более того, вспоминаю этот рассказ все чаще, находясь наедине со своими мыслями, отказываясь верить происходящему. На тот момент, когда Кэт поставила мне это условие, я подумал, что она немного драматизирует, преувеличивая содержание данного повествования, но посмотрев на ее серьезное лицо, понял, что должен согласиться и честно выполнить свое обещание, которое потом нарушу не один раз.
– Хорошо, я тебе обещаю, – улыбнулся я.
– Я полагаюсь на твою порядочность, Марк, – поставив чашку, Кэт склонилась над столиком. – Уилфрид Батлер закрытый человек и не очень-то любит, как некогда в последнее время его дед, общаться, особенно с незнакомыми людьми, и раскрывать перед ними свою личность, а в Бланквилле, на тот момент, он никого не знал. По городу ходил с надменным видом, бросая пренебрежительные взгляды на любого прохожего, а на поводке с ним постоянно, казалось с таким же видом, прогуливался черный, словно сажа, кот, каких-то неестественно-больших размеров, с гладкой и жесткой шерстью и горящими, словно огонь во тьме, желтыми глазами. Любые попытки подружиться с Уилфридом не увенчивались ни малейшим успехом. Тем временем на город свалилась новая напасть, леденящая душу всех жителей, вводя в безумие и беспамятство молодые семьи – начали пропадать дети, – глаза девушки внезапно стали влажными, но слез на ее лице не было.
У меня стал ком в горле от этих слов, а по всему телу пробежали мурашки, хоть я и не считал себя пугливым. Закашлявшись, я сделал большой глоток уже остывшего кофе, опустошив чашку. Новая волна ужаса вновь захлестнула меня, заставив поежиться и вздрогнуть, не в силах скрыть свое волнение.
– Ты в порядке? – сделала паузу Кэт, заметив мою реакцию.
– Я в норме, просто что-то в горле застряло.
– Да, точно, – девушка бросила на меня саркастичный взгляд, – ну, смотри, – и с этими словами продолжила с того места, на котором остановилась. – Внушающее ужас совпадение – вновь скажешь ты, но примерно раз в полгода, в течение нескольких лет, в Бланквилле пропадал ребенок, а бывало и не один, не достигший трех лет. Я уверенно могу сказать, что это не случайность. Люди провели параллели между новыми и старыми кошмарными событиями, не веря в их самопроизвольность, и нашли точку пересечения всех загадок – поместье Батлеров. В доме было решено провести тщательный обыск, в надежде отыскать хоть какие-нибудь доказательства причастности Уилфрида к странным исчезновениям детей, а может быть и молодых людей десять лет назад, и наказать виновного по всей строгости закона. Но все оказалось тщетно. Жителям оставалось только ломать голову над необъяснимой чередой инцидентов, проверяя, чтобы все окна и двери в их домах были крепко заперты на ночь. На одном из общих собраний решили создать дозорную команду и патрулировать улицы вечером и по возможности по ночам, но от нависшей, словно призрак, над городом проблемы избавиться так и не смогли – дети все равно пропадали. Идею с обходом улиц, в скором времени, решили свернуть, чтобы заботиться лучше о своих семьях и быть с ними рядом, – Кэт сделала паузу, чтобы промочить горло.
– Ужасная и очень запутанная история, которая осталась без ответа? – вопрошающе начал я. – Получается, что нет косвенных доказательств того, что этот старик причастен ко всему?
– Официальных, к сожалению, нет, но у меня есть кое-какие. Я решила провести свое собственное расследование и лично обыскать его поместье.

Запись 4
Прежде, мне не доводилось испытывать такого страха от простых историй, но эту рассказывала мне сидевшая напротив девушка, с которой все это произошло на самом деле. Нельзя столь чувственно рассказывать придуманную на ходу историю, не пережив даже половины этих моментов, поэтому у меня не было повода, чтобы усомниться в подлинности слов и не поверить своей рассказчице. Но все же, иногда здравый смысл давал о себе знать, и я слушал, поддаваясь первобытным инстинктам, и верил словам девушки, задавая себе вопросы, заставлявшие меня кое в чем сомневаться, пока не убедился в достоверности некоторых моментов лично, став одной из фигур на шахматной доске. Но честно признаться, я не верю в мистику и магию даже сейчас. Считаю, что всем происходящим событиям можно найти рациональное объяснение. Возможно это рок современных молодых людей, выросших в больших городах на компьютерных играх и комиксах, которые погружают тебя в ту несуществующую реальность, открывая возможность ощутить близость невероятных, удивительных и совершенных героев тех миров и вселенных, дав понять, что все это хорошая выдумка и такого быть просто не может, к сожалению, или к счастью.
– Уилфрид уехал на несколько месяцев из Бланквилла, – продолжала рассказ Кэт. – Весть об этом разлетелась по всему городу из того самого продуктового магазинчика, куда наш второй путешественник заходил перед своим отбытием. Жители гадали о том, что за очередная напасть свалится на их головы после этой поездки, или же наоборот, вдруг избавить от всех необъяснимых происшествий, а заодно и от ненавистного всем Уилфрида. Пока все вздыхали с облегчением, когда он уехал, я решила не терять времени зря и действовать без промедлений, поставив перед собой цель – самым тщательным образом проверить дом, поэтому надо было найти инструменты для этого дела. К счастью, у меня в Лос-Анджелесе был хороший знакомый, один из жителей Бланквилла, кстати, покинувший город много лет назад. Тогда он работал в полиции и, после долгих расспросов, согласился взять на работе чемоданчик криминалиста для меня. К сожалению, чтобы его заполучить, мне пришлось соврать Фрэнку, поскольку он не понаслышке знал про поместье Батлеров и не согласился бы мне помочь, зная всю правду. Через несколько дней мы встретились с ним в кафе, недалеко от пятой автомагистрали, где я забрала чемоданчик и еще несколько вещей. На следующий день, не выспавшаяся из-за терзаемого всю ночь волнения перед задуманным мною делом, которое неизвестно чем могло закончиться, но полная сил, я приступила к осуществлению своей цели, как только солнце скрылось за горизонтом, забрав с собой последние лучи. Первая ночь моего расследования не дала никаких результатов. Мне удалось обследовать только восточную часть дома первого этажа. Следующим вечером я пробралась в поместье через окно с западной части, которое, к моему счастью, тоже оказалось не запертым. После нескольких часов осмотра этого крыла дома с фонариком, я решила еще раз все проверить при помощи ультрафиолета. Почти сразу же, под голубым свечением лампы, я разглядела на полу пятна. Немного поколебавшись, я собралась с духом и пошла за этими, проявляющимся вдоль всего коридора, лужами. Кроме них, на каменном полу, стали проступать еле уловимые следы, напоминавшие мне те, которые, будучи маленькой, видела на берегу холма в тот злополучный день, когда погиб мой отец. Меня взяла дрожь. Мгновение спустя страх окончательно овладел мной. Хотелось убежать прочь из этого дома, но, словно окаменев, я не могла пошевелиться. Придя в себя через несколько минут, я, все же, собралась с духом и пошла дальше в том направлении, куда вели размазанные по полу лужи и слабозаметные следы, и через некоторое время очутилась на заднем дворе дома. Ведь чтобы докопаться до истины, в прямом и переносном смыслах, нужно взглянуть в лицо опасности, что, буквально, я и сделала. На земле пятна приняли более четкие контуры, но были совсем еле видны. Они вели к задней части одиноко стоящей постройки под раскидистыми лапами деревьев в самом конце внутреннего сада – склепу. Страх вновь начал сковывать мое тело от мысли о том, что я могу там найти, но борясь со всеми своими эмоциями, я пошла по следам. За склепом ничего подозрительного не оказалось. Я вздохнула с облегчением. Но тут, под лучами ультрафиолета, я заметила, что пятен становится все больше и они сгущаются в одном месте, проступая отчетливее через рыхлую землю в метре от стены небольшого сооружения. Я достала из кармана налобный фонарик, чтобы освободить руки, и одела его, а после полезла за лопатой в рюкзак за спиной. Через несколько минут, сама не понимая, что я делаю, начала копать, пока не наткнулась на что-то твердое. Я бросила инструмент, встала на колени и начала откидывать влажную землю голыми руками. Мое сердце упало в пятки. Из глаз покатились слезы. Мне хотелось кричать от неподдельного ужаса, который, словно отравленный кинжал, вонзился в мое тело и спер дыхание, когда моему взору открылась жуткая находка. Такого невообразимого испуга я еще никогда не испытывала. По сравнению с этим, все ранее испытанные страхи были цветочками. В вырытой мною яме, из земли выступали человеческие кости, некоторые из которых были закопаны совсем недавно, об этом говорила еще свежая кровь на белых маленьких останках, – Кэт взяла салфетку со стола и промокнула влажные глаза, не стараясь скрыть слезы в этот раз.
Я не знал, стоит ли мне остановить девушку или дать возможность выговориться, продолжив слушать этот поистине ужасающий рассказ, поэтому сидел в молчании и бросал на нее лишь сочувственные взгляды. Она отвернулась и несколько минут смотрела в темную пустоту окна. Я взял Кэт за руку.
– Прости, я не выдержала, – сказала она уже спокойным голосом, повернув голову.
– Не за что извиняться, Кэт. Ты прошла через такое – это естественная реакция. Извиняться должен я, за то, что попросил снова вспомнить обо всем и в очередной раз пережить это в своих воспоминаниях.
– Мне это все снится каждую ночь в кошмарных снах, а воспоминания потом еще полдня не дают мне покоя, – грустно ответила она, глядя на меня покрасневшими от слез глазами. – Хочешь узнать, что было дальше?
– Если сможешь продолжить, и тебе не будет тяжело рассказывать, то я дослушаю рассказ до конца.
– Передо мною – продолжила Кэт с того места, где ее рассказ прервался, – открылась, жуткая картина: груда маленьких черепков лежала поверх других, слегка пожелтевших от времени, костей, – Кэт сжала мою руку. – Начал моросить дождь. Второпях я засыпала свою находку землей, чтобы не оставлять останки в оскверненном состоянии, несмотря на их бесчеловечное погребение, скидала все свои вещи в рюкзак и побежала вон из этого проклятого места. Вывернув из-за угла склепа, я налетела на какой-то объект, которого раньше там не было, и по инерции повалилась на землю. От удара мой фонарик слетел с головы, и я осталась без источника света во мраке ночи, на некоторое время, один на один с человекоподобными очертаниями того барьера на моем пути. Мое часто бьющееся сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Слезы, вперемешку с холодными мелкими каплями дождя, катились по испачканному землей лицу. Я потеряла дар речи и, словно рыба, безмолвно открывала рот, сидя на мокром газоне. Молния озарила небо, острым мечом разрезав плотную черноту облаков, и отсветом показала мне лицо незнакомца – это был Уилфрид Батлер собственной персоной. Не выказывая ни малейшего удивления, он стоял в черном кожаном плаще с поднятым воротником, убрав руки в карманы. – «Ты нашла, что так хотела увидеть», – сказал он мне спокойным тоном. – «Теперь уходи, но при условии, что ты прекратишь свои расследования, и тут я тебя больше никогда не увижу». – После этих слов он еще некоторое время стоял и смотрел на меня сверху вниз неуловимым в темноте жестким и безжизненным взглядом, не проронив ни слова, а потом развернулся и просто ушел. Не зная, что мне делать, я сидела на земле и мокла под усиливающимся дождем, пока Уилфрид не скрылся в дверях своего дома, ни разу не обернувшись. Подобрав с земли еще горевший фонарик, я со всех ног бросилась прочь. Не помню, как выбралась из поместья и шла по улицам Бланквила. Опомнилась только тогда, когда ноги привели меня сюда, в кафе. На тот момент оно работало круглосуточно. Вымокшая до нитки, насмерть перепуганная и подавленная, дрожащим голосом я кое-как объяснила нашему бармену, что хочу заказать чашку горячего кофе и, вцепившись в свой рюкзак, присела на диван, просидев в одном положении несколько часов и даже не притронувшись к напитку. Когда Дэн в очередной раз подошел ко мне, чтобы поинтересоваться, почему я так выгляжу и что со мной случилось, то я ничего внятного не смогла ему рассказать, хоть и очень хотела, словно мой язык отказывался мне подчиняться, когда начинала делиться пережитым в ту ночь. Выдавив из себя только какие-то бессвязные бормотания, я в истерике выбежала из кафе и направилась к себе домой. Всю оставшуюся ночь, до самого обеда, не смогла сомкнуть глаз, ожидая очередного пугающего до дрожи события. Только когда тучи немного рассеялись, и солнце пробило сквозь пасмурную серость свои тусклые лучи, я смогла уснуть и чуть-чуть поспать. Неделю я не появлялась на работе, отключила телефон, игнорировала визиты Дэна и перестала выходить на улицу, готовясь к тому, что скоро за мной придет тот, в чей дом я недавно проникла без разрешения и устроила в нем обыск. Но ничего не происходило. Я соврала всем, кто меня видел той ночью, о том, что произошло на самом деле. До сих пор я плохо сплю, часами ворочаясь перед тем, как забыться сном, и просыпаюсь от малейшего шороха. Кошмары, в которых я сталкиваюсь с разным, но всегда ужасающим лицом одного и того же человека, после отвратительных и противоестественных действий с теми, кого он похитил, мучают меня постоянно. Каждый день, вот уже шестнадцать лет, вспоминаю обо всем, не в силах стереть это из памяти. Я никому еще не рассказывала этой истории, Марк, – Кэт посмотрела на меня влажными, полными трепета, в то же время волнения, ужаса и надежды глазами. Я не выдержал этого напора, и по моей щеке прокатилась скупая мужская слеза.

Запись 5
Мы еще некоторое время сидели молча, держась за руки, и смотрели друг на друга. Я был поражен этой длинной и полной волнения, боли и страха, историей, рассказанной мне Кэт о своей нелегкой участи и жизни в Бланквилле. От моего сомнения в произошедшее с девушкой и неверия в труднообъяснимые вещи, к концу повествования, не осталось и следа. Хотя какая-то часть, все же, отрицательно относилась ко всему услышанному, но через некоторое время и она исчезнет.
– Почему ты столько времени хранила это в тайне и никому не рассказывала? – начал я, прервав наше молчание.
– Я… у меня не получалось никому рассказать. Будто что-то меня сдерживало все это время. Понимаешь?
Но на тот момент я ничего не понимал, убеждая себя в том, что всему есть свое логическое объяснение. В случае Кэт – это страх перед пережитым и перед неизвестностью, которая поджидает, словно бесшумный убийца за углом, угнетая тебя одним только взглядом, который ты чувствуешь на себе всей его тяжестью, зная об этом, но сделать ничего не можешь. Конечно, я этого не стал говорить, чтобы не обидеть девушку, но мысленно прокручивал множество разных, даже нелепых, объяснений.
– Почему именно сейчас?
– Я не знаю. Не задавай вопросы, на которые не хочешь знать ответ. Марк, – посмотрела она на меня, – прошу тебя, только не влезай ни в какие дела Бланквилла, особенно в касающиеся семьи Батлеров. Я наконец-то смогла открыться и рассказать о гнетущем меня, эти долгие и мучительные годы, происшествии, тяжелым грузом давящим мне на плечи. Но сейчас я чувствую небывалую легкость, которую не испытывала уже очень давно. У меня словно камень с души свалился, и думаю, это что-то должно значить. Пожалуйста, не испорти этого, позволь мне запомнить этот момент и насладиться им. Ты мне нравишься, поэтому я хочу, чтобы ты уехал отсюда, как можно быстрее. Пообещай, что не будешь делать глупостей и сделаешь все так, как я тебя прошу.
– Но я…
– Пообещай! – перебила она меня.
– Хорошо, – не найдя других слов в тот момент, ответил я.
Пытаясь вникнуть в последние сказанные слова Кэт, я нахмурился и сидел молча, задумчиво смотря в темное окно, не отпуская ее рук. Мы просидели так, не проронив ни слова, какое-то время, каждый думая о своем. Мое настроение странным образом ухудшилось, не совсем поняв из-за чего именно.
– Прости меня, Марк, – теперь она прервала наше безмолвие, уже более спокойным и трепетным голосом. – Просто еще так много всего я не могу тебе рассказать. Мне с тобой очень хорошо. Такое бывает очень редко, когда при первой встрече с человеком тебе так спокойно и легко, как сейчас мне. Я бы хотела сохранить эти ощущения и давно позабытые чувства, – она выдернула свои руки из моих. – Прошу, не пытайся понять, останавливать, ходить или искать меня, а главное помни то, что пообещал недавно.
После этих слов Кэт встала, посмотрела на меня мокрыми глазами и спешно покинула заведение. Я опешил от всего услышанного. В непонимании и растерянности, что сейчас только что произошло, остался сидеть в одиночестве, стараясь хоть как-то все осмыслить. В конце концов, окончательно потерявшись в своих размышлениях, решил заказать себе еще один коктейль «Лонг-Айленд».
Быстро расправившись с порцией прозрачно-коричневой жидкости и закусив дольками лайма, я понял, что должен сделать. В баре по-прежнему было людно и шумно, несмотря на поздний час.
– Добрый вечер, сэр. У вас свободно? – подошел я за третий игровой столик.
Старик поднял голову: из глубины его впалых, неестественно больших и круглых глаз на меня пристально смотрели две маленькие точки; крючковатый нос был не таким вытянутым, как это казалось издалека, а крылья носа непомерно раздуты; несколько складок залегло у переносицы из-за нахмуренных бровей.
– Смотря с какой целью интересуешься? – спустя не долгое молчание хрипловатым голосом грубо ответил старик.
– Я бы хотел сыграть с вами. Покер – моя слабость, а вам, как я погляжу, не с кем играть. К тому же говорят, что вы – мастер в этом деле, – начал я льстить, пытаясь войти в доверие своего собеседника, – а мой азарт подсказывает мне, что я должен попытать удачу, раз повезло попасть на такое мероприятие. Не хочется упускать такую возможность.
– А ты очень наблюдательный, как я погляжу, – саркастично проговорил старик, – и языком молоть тоже умеешь. А что ты еще слышал, парень?
– Что в Бланквиле живут азартные люди, такие, как я, и любят обыгрывать приезжих, – криво улыбнулся я.
Старик оценивающе взглянул на меня сверху вниз и обратно. Затем неторопливым жестом руки предложил присесть напротив него за один столик, лукаво ухмыляясь в этот момент.
– Значит, думаешь обыграть меня?
– Хочу попробовать. Я сам очень азартный человек, а в покер играю с детства.
– С детства… Азартный, говоришь, – старик задумчиво качался на стуле взад-вперед, тихо повторяя за мной некоторые слова, словно попугай, и вызывая внутри меня жгучую неприязнь к самому себе. – А играть умеешь так же хорошо, как и языком трепаться?
– Несколько лет подряд я был чемпионом. В компании, в которой работал, – спокойно отвечал я, стараясь не реагировать на колкие замечания, – мы собирались…
– Это еще ничего не значит, – перебил меня старик, нахмурив брови. – Настоящие игроки и профессионалы ищут себе подобных, ходят на соревнования, общаются с чемпионами, следят за новостями, а не сидят каждый раз вечером в компании одних и тех же друзей, отпуская разные шуточки и попивая виски, несерьезно подходя к делу, – выпалил он, словно прочитав мои мысли.
– Я неоднократно был на крупных соревнованиях по покеру, даже принимал участие. Меня зовут Марк, – белее серьезным тоном отвечал я.
Старик кинул пренебрежительный взгляд на протянутую мною руку, но не поддержал приветственного жеста, а демонстративно положил обе своих руки на стол перед собой и слегка облокотился.
– Уилфрид, – хитрая ухмылка появилась на его лице, обнажив желтоватые зубы. – Я вижу, ты настроен весьма решительно. Это мне нравится больше, чем пустая болтовня. Ты же понимаешь, что ставки, которые делают все эти неудачники, – старик кивнул в сторону играющих, – не стоят ровным счетом ничего, поскольку часто проходят дружеские матчи среди любителей, которые не готовы потратить лишнего, тем более в нашем маленьком городке. Но мы с тобой азартные люди. Как насчет того, чтобы сделать игру более интересной?
– Смотря, что вы хотите предложить?
– Ставки. Реальные ставки с реальными деньгами, а не фишки с пустыми обещаниями.
– Я согласен, – недолго думая, ответил я, поскольку другого выбора сблизиться со стариком, чтобы каким-то образом выпытать из него всю нужную информацию, у меня не было.
Возле нашего стола, тем временем, начали собираться зрители, с удивлением глядя на меня и перешептываясь между собой, изредка, с опаской, косясь на Уилфрида. Мой соперник достал из кармана пачку денег и с глухим стуком положил ее на стол. Я понял, что ставки будут не маленькие и мне придется рискнуть и выложить почти весь свой капитал, если я не хочу проиграть еще до того, как игра начнется, обнажив тем самым свой страх и потеряв часть своего достоинства. Я взял рюкзак, достал оттуда приоткрытый желтый конверт и положил его со своей стороны стола, не убирая с него руки.
– Я принимаю ваш вызов.
– Вот это я понимаю настрой, – одобрительно закачал головой старик.
Я посерьезнел, понимая, что если сейчас проиграю, то мое путешествие подойдет к концу и мне придется добираться до дома автостопом, чтобы сэкономить денег на скромный перекус пару раз в день, а по приезду брать деньги в долг на неопределенный срок, пока буду искать работу, а это значит большие финансовые трудности.
– Будем играть или языком чесать? – нахмурился я.
– Вот это мне нравится! – словно змей зашипел от возбуждения Уилфрид.
Я попытался отогнать все эти негативные мысли, мешающие мне сосредоточиться на предстоящей игре и трезво оценивать ситуацию. Между тем вокруг нашего столика собрались, казалось, абсолютно все посетители заведения.
Старик открыл узорчатый деревянный лакированный футляр, который стоял справа от него на краю круглой суконной крышки стола, и достал оттуда, поблескивающие в свете ламп, красивые пластиковые игральные карты. После, ловко перемешал их своими длинными и костлявыми пальцами несколькими способами, предварительно дав мне их осмотреть. Поделил колоду на две части и поместил их в две ячейки «башмака» для раздачи карт, который он не задолго поставил рядом с футляром. Такой же красивый и изящный, он был выполнен в той же манере и из того же материала. Уилфрид нажал на кнопку сзади. Заработал встроенный моторчик и две стопки одной колоды быстро, одна карта за другой, начали исчезать внутри. Когда последняя из карт скрылась в глубине небольшой машинки, старик опустил рычажок сбоку, и они опустились, показав край «рубашки» в полукруглой прорези по центру нижней части «башмака». Достав из сумки с пола большую шкатулку из деревянного набора, старик открыл крышку и положил свою пачку купюр. Я нехотя последовал его примеру и поместил конверт, с заранее обговоренной суммой, внутрь ящика. После чего, Уилфрид закрыл сундучок и поставил его рядом с остальными предметами своей коллекции так, чтобы ничего не мешало игре, но и не упало на пол. Затем он разменял всю сумму на очень красивые керамические фишки разного номинала, общей суммой в тринадцать тысяч долларов. Мы некоторое время сидели молча, пристально смотря друг другу в глаза. Казалось, что звуки стихли, свет погас, кроме большой круглой лампы над столом, погрузив все вокруг в густой мрак нашего общего подсознания.
– Ну что, начнем? – прервал гипнотическое молчание Уилфрид.
– Начнем, – отрезал я.
Первая партия началась с обязательных ставок. Флоп, терн и ривер мы выкладывали сами, по очереди, предварительно разыграв фишку дилера. Старик сдавал карты первым. Игра оказалась гораздо тяжелее и напряженнее, чем я думал, но очень интересной и захватывающей, с чем нельзя поспорить. Никогда еще с таким азартом я не играл в покер. Комбинации перебивали одна другую, не давая, казалось, сопернику никаких шансов на победу. Одна пара, две пары, стрит, флеш, фул хауз, стрит-флеш. Я упивался игрой, как наркоман, который жаждет очередной дозы по завершению партии. О картах соперника можно судить по его определенным характерным чертам, но Уилфрид отлично скрывал свои эмоции и владел определенным рядом стратегических приемов, точно пуская их в ход, поэтому было трудно вычислить его блеф. Как говорил Феликс: «Ставь на черное, ставь на красное. Все равно выигрывает зеро». Но я все же намеривался выиграть, пойдя на риск. Ставки росли, как и количество фишек в центре стола, поочередно перебегая от одного игрока к другому.
Толпа не затихала ни на минуту, раздражая своим однородным гудением, не давая полностью сосредоточиться в самые напряженные моменты нашей схватки. К счастью, в кафе играли ободряющие, но спокойные и приятные слуху музыкальные композиции конца, примерно, прошлого века, поэтому мне удавалось переключить на музыку свое внимание и отвлечься от суеты вокруг, беря себя в руки. Спустя примерно два часа острой, словно перец, игры, мы решили сделать перерыв, чтобы размяться и перевести дух. Я протолкался через толпу зрителей, за ограничительной цепочкой вокруг стола, к барной стойке и заказал холодной воды с газом и несколькими дольками лайма, а затем вышел на улицу, чтобы подышать освежающим ночным воздухом. Около входа стояло еще несколько человек. Усатый мужчина в синей полосатой футболке с воротником подошел ко мне поближе.
– Отличная игра, – забубнил он старческим голосом.
– Спасибо.
– Такие мероприятия проходили у нас примерно раз в месяц, – он осекся. – Каждый раз Уилфрид сидит один с самого начала и до конца. Глядя на него, можно сказать, что у него сегодня праздник. Обычно никто с ним не желает играть, но он все равно продолжает приходить и сидеть один, пока все не закончится. По понятным причинам.
– Мне стоит интересоваться по каким именно? – черство спросил я, не найдя в себе желания сейчас любезничать.
– Думаю, вы и так уже много знаете, мистер. Я видел, как вы долго сидели с нашей Кэт и о чем-то разговаривали. Вы рисковый и азартный человек, это видно, но я бы на вашем месте послушался Кэт. По понятным причинам.
Я еще не успел до конца прийти в себя после всех сыгранных партий. Усталость и нервное напряжение давали о себе знать, поэтому мне не хотелось сейчас вести пылкие дискуссии и заниматься выяснением тайного смысла всех его слов.
– Добро пожаловать в Бланквилл, – глухо пробормотал тот и зашел в кафе.
Не понимая, что именно хотел мне сказать усатый мужчина, я еще какое-то время стоял на улице, всматриваясь вдаль темных улиц городка, еле освещенных тусклым желтоватым светом фонарей, и допивал свой холодный и кисловатый напиток, щекотавший нос и горло.

Запись 6
К концу, как я предположил, третьего часа нашей игры, у старика осталась небольшая стопка фишек номиналом пятьсот, сто и несколько фишек номиналом одна тысяча. До меня понемногу начинало доходить, что игра подходит к концу и завершиться она должна этой партией. По выражению лица Уилфрида нельзя было сказать, что он сильно расстроен тем, что проиграл почти всю свою сумму. Дилером на раз был я.
– Двести, – поставил он малый блайнд.
– Четыреста, – сделал я ставку для большого блайнда.
Через небольшую прорезь снизу «башмака» я аккуратно достал каждому по две карты в закрытую. Приподняв края своих, лежащих друг на друге, карт, я увидел две королевы – бубны и пики. Уилфрид оставался все таким же спокойным, невозмутимым и холодным, как и в начале игры.
– Поднимаю на пятьсот, – кинул он на стол фишки.
– Уравниваю и повышаю еще на пятьсот.
– Поддерживаю.
Первый круг торгов закончился быстро. Я разложил флоп из трех карт в открытую – десятка трефы, король червы и шестерка пики. Пошел второй круг.
– Восемьсот, – прозвучал уверенный голос Уилфида.
– Удваиваю, – принял я ставку.
– Поддерживаю и удваиваю, – после небольшой паузы ответил он.
– Уравниваю, – внес я в наш банк фишки.
Второй круг торгов закончился спустя, казалось, целую вечность, хотя прошло от силы десять минут. Напряжение, словно капли на запотевшем окне, вновь начинало понемногу накапливаться в воздухе. Я наблюдал за хорошо скрываемыми эмоциями своего оппонента, не торопясь предпринимать каких-либо поспешных действий. У меня в голове промелькнула мысль, что наш поединок может затянуться еще на несколько часов, и кто знает, в чью пользу может все закончиться. Из «башмака» я достал следующую карту и положил ее «рубашкой» вниз – дама трефы. Начался третий круг – терн. У Уилфрида к этому времени осталось несколько фишек номиналом тысяча, пятьсот и одна номиналом сто.
– Полторы, – не спеша сделал ставку старик, еще раз взглянув на две своих карты.
– Удваиваю, – поддержал я.
– Уравниваю и ставлю еще сто сверху, – деловито положил в банк Уилфрид последнюю фишку.
– Поддерживаю, – легко улыбнулся я. – Думаю, игра закончена?
– Ты не думай, лучше открывай ривер, парень, – грозно посмотрел он на меня.
Моя улыбка сползла с лица так же быстро, как и появилась. На мгновение мне стало не по себе: волнение острым ножом повернулось у меня в животе и медленно поднималось наверх. Я вытянул из «башмака» последнюю, пятую карту и положил ее рядом с другими на середину стола, рядом со стопкой фишек – дама червы. Никто не шелохнулся. Все затихло, даже музыкальный автомат, прерывая тишину только треском сменяемого им диска. Затаив дыхание, зрители ожидали следующих наших действий.
– Вскрываемся? – нарушил я длительное молчание.
– Что? – с удивлением, негодованием и недоброй ухмылкой на лице посмотрел на меня Уилфрид. – Чтобы меня вскрыть, тебе потребуется поставить всю свою сумму, парень. Все до единой фишки.
Я опешил, а все мое нутро будто сжалось внутри. Капельки пота выступили на лбу и по одной скатывались вниз по лицу. Вытерев их рукавом своей рубахи, я сидел и прикидывал, действительно ли у старика хорошая карта или он блефует, но если и блефует, то делает он это мастерски, ведь если начал, то нужно идти до конца.
– Затруднительное положение у нас получается. Вы предлагаете мне поставить весь свой выигрыш, против … – я замялся, не зная, что предположить, – вашей …
– Моего поместья, – твердо закончил Уилфрид, перебив меня.
Пауза длилась какое-то время, пока автомат доигрывал блюзовую мелодию. В этот момент я ненароком вспомнил последнюю часть рассказа Кэт, и моя разгоряченная игрой кровь внезапно похолодела. Ужин начал проситься наружу, но я взял себя в руки, стараясь не показать свою слабую человеческую сторону.
– Я, пожалуй, пас.
– А я хочу продолжить! – громко возразил старик, ударив ладонью по столу. – У меня есть, чем ответить твоей жалкой кучке фишек! Поместье гораздо больше стоит, чем эта сумма на столе. Ты не можешь пасовать сейчас. Игра продолжается! Все честно. Или хочешь показать свой страх перед этими честными людьми и убежать, поджав хвост, как дворовый пес? – начал подстрекать меня Уилфрид продолжить игру. – Давай поступим следующим образом – если выигрываю я, то часть суммы получишь обратно, даже больше, чем было у тебя изначально. В одних трусах не уйдешь отсюда – даю тебе слово. Мне хочется довершить наш с тобою поединок, поскольку давно не было такой превосходной игры в покер. Ну что, по рукам?
Во мне снова появилась уверенность, огнем разлившись по моим венам, когда, в суете брызжущих через край эмоций я смог разглядеть лицо истинной и добродетельной цели.
– Идет! – с азартом выпалил я эти слова.
– Тогда, вскрываемся, – с животной улыбкой на лице сказал Уилфрид и положил свои карты «рубашкой вниз» – король пики и король бубны. – Фулл хаус.
– Каре, – вскрылся я.
Внутреннее напряжение исчезло, дав волю новым, положительным эмоциям, мощным потоком ворвавшись в кафе и смыв всю натянутую атмосферу. Я наконец-то выдохнул с облегчением. Народ вокруг загудел и начал переговариваться между собой, создавая вокруг меня и моего соперника неблагозвучный гомон, который эхом множества голосов разлетался по заведению. Никто не спешил расходиться, а продолжали толпиться вокруг нашего стола, казалось, только больше сгустив сборище разномастного люда.
– Поздравляю, парень, – протянул мне руку Уилфрид, привстав из-за стола.
На лице старика не было ни тени разочарования и огорчения, наоборот, уголки его рта были растянуты в доброжелательной улыбке, не обнажая в этот раз некрасивые зубы. Я попытался сдержать неприятные ощущения, которые родились во мне, когда по телу пробежал легкий нервный импульс, пока жал руку проигравшему. Если бы только я послушал Кэт, то смог бы покинуть Бланквилл раз и навсегда.
– Спасибо, но вы можете продолжать дальше жить в своём поместье, – начал я. – Мне оно не нужно. Я завтра с утра все равно уеду. А игра была по-настоящему великолепна, с этим я согласен.
– Я проиграл свое имение в честной борьбе достойному противнику. Мои моральные принципы не дадут мне отказаться от своего слова. С честью оставляю свой титул и выигрыш тебе, парень, – явно забыв мое имя, говорил старик. – Можешь распоряжаться домом, как тебе это будет угодно. Все необходимые бумаги на него ты найдешь внутри. Я все равно хотел на старости лет выехать за пределы Бланквилла, а то уже на слишком длительный срок задержался тут, а наследников у меня все равно нет, так что поместье отныне принадлежит тебе. Поздравляю.
С этими словами старик Уилфрид Батлер вышел из-за стола и направился в сторону выхода. Люди, с выражением какого-то непонимания на лице, расступались перед ним, образовывая живой коридор, и провожали его загадочными взглядами. Старик ни на кого не обращал внимания. Легкой поступью, с высоко поднятой головой и благоговейной улыбкой на лице, следовал он к выходу. Ни разу не оглянувшись, старик медленно распахнул деревянную дверь и растворился в сумраке ночи, выйдя вон. Тогда я видел его в последний раз. Не обращая на это странное действие никакого внимания, я начал собираться: достал из резной шкатулки свой честно заработанный выигрыш и положил его в рюкзак, обратив внимание, что Уилфрид оставил весь свой набор на столе. Недолго думая, я аккуратно и компактно сложил все предметы, один в один, и засунул их в свою сумку. Радуясь своему триумфу и немалому выигрышу в этой тяжелой схватке, я подошел к бару, чтобы заказать еще один коктейль напоследок, а заодно отпраздновать победу и снять остатки скопившегося во время игры напряжения.
– Это тебе, парень, – протянул мне бармен полную бутылку дорогого виски, как только я подошел к бару. – За наш счет. Это самый лучший, что у нас есть. Поздравляю с победой.
– Спасибо, – обрадовался я. – Можно мне еще стакан, в таком случае.
– Конечно, но мы закрываемся, так что стакан тоже можешь забрать.
– Спасибо еще раз, – поблагодарив Дэна, который только кивнул мне в ответ, я направился к выходу.
Первым делом я пошел в мотель, чтобы забрать оставленные там вещи. Быстро пройдя по пустынным и тусклым ночным улочкам от одного места до другого, летая по коридорам своей фантазии и предвкушая увидеть очертания настоящего старинного поместье, про которое я только слышал, оказался у входа в гостиницу. Кроме своего азарта и склонности к настольным играм, я еще питал страсть и привязанность к заброшенным, разрушенным или старым зданиям. Я любил ходить по таким местам часами, стараясь при этом найти какую-нибудь интересную и необычную вещицу себе на память, изучать, делать зарисовки и пометки себе в тетрадь. А поместье, как раз, является одним из такого рода построек. На какой-то момент я даже подумал, что не хочу завтра уезжать из Бланквилла, поскольку у меня теперь появился свой дом здесь и сумма, позволяющая мне продлить по времени свое путешествие, минимум в два раза. К тому же, мысли о Кэт постоянно крутились у меня в голове. Я хотел, как можно быстрее увидеть ее снова и рассказать о моем знакомстве с Уилфридом, несмотря на то, что не сдержал своего слова, и что теперь мы сможем вместе раскрыть все тайны, которые так мешают ей спать по ночам, устроив в поместье очень тщательный осмотр. Это ведь искренне добродетельный поступок.
Когда я рассчитывался за номер и отдавал ключи девушке-портье, в мотель, в расстроенных чувствах и в нервном напряжении, забежала Кэт. Мы встретились на полпути от выхода. С нее на ковер тонкими ручейками стекала вода. На улице пошел дождь, хотя некоторое время назад, пока я шел в отель, ночное небо было усыпано весело мерцающими звездами, а облаков не было видно в радиусе многих миль. Я был очень рад ее видеть, но моя улыбка, как и хорошее настроение, пропали в мгновение, как только я взглянул в ее красные от слез глаза.
– Что ты наделал? – начала девушка сразу, как только я подошел к ней.
– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, – замялся я с ответом.
– Ты мне обещал, а сам...
Кэт не выдержала и новый поток слезы, словно струйки с ее мокрой одежды, брызнули из глаз, катясь по лицу. Она стояла передо мной в промокшей насквозь кофточке, одетой поверх сиреневого платья, кроссовках на босу ногу, вместо прелестных туфелек, и плакала, закрывая лицо своими маленькими ручками. Я попытался обнять девушку и прижать к себе, но она сразу же оттолкнула меня, словно я причинил ей боль, как только к ней прикоснулся.
– Ты думал, я не узнаю?
– Да о чем ты говоришь вообще? – повысил я слегка голос.
– Ты сказал, что не будешь влезать в дела этого города, уедешь и забудешь про него, а сам продался этому ужасному человеку! И это после всей истории, которую я тебе рассказала и после данного тобой обещания. Как ты мог, Марк? Неужели ты не сделал никак выводов из услышанного? Неужели ты неспособен держать свое слово, в конце концов?
– А, вон ты о чем. Ты так загадочно рассказывала свою запутанную историю, что мне захотелось тебе помочь в ней разобраться, – парировал я ее натиск.
– Ничем ты не сможешь помочь. Не нужно было ничего тебе рассказывать. Это я виновата. Прости меня.
С этими словами Кэт резко развернулась и выбежала на улицу. Все произошло так быстро, что я не успел ничего возразить и еще какое-то время в растерянности стоял и смотрел на входную дверь, пытаясь вникнуть в суть всего сказанного, но уже через секунду опомнился и выскочил следом за девушкой на влажный и прохладный воздух. Из большой разверзшейся темной бездны, в далекой вышине неба, густым потоком падали на землю крупные капли дождя, превращаясь в одну большую водную стену, скрывающую все в радиусе нескольких футов, поэтому определить направление, в котором скрылась Кэт, мне не представилось возможным. Немного постояв на свежем воздухе, вдыхая полной грудью чистый и приятный озоновый аромат улицы, я пришел к мысли, что не знаю дороги к моему новому дому, поэтому мне пришлось вернуться внутрь и спросить, как пройти к месту моей ночевки у девушки на рецепции.
– Как выйдите из мотеля, вам нужно будет повернуть налево, – рассказывала мне дорогу администраторша приятным голосом, – на Мэйн-стрит и идти до конца улицы. Потом еще раз свернуть налево. Там будет одна дорога в сторону утеса Монтэр, вы не ошибетесь. В такую погоду и в такое мрачное место?
– Да. Люблю гулять под дождем, а это мрачное место теперь принадлежит мне, – девушка выпучила свои и без того большие карие глаза, но у меня не было желания продолжать разговор, может быть завтра, а сегодня мне хотелось отдохнуть, уж слишком много произошло за один день. – До свидания, – улыбнулся я на прощание и пошел в сторону выхода.
– До свидания, – немного погодя раздался мне вслед милый голос девушки-портье.
Я остановился на полпути от выхода, снял с плеч свой уже походный рюкзак и, немного пошарив в нем, достал оттуда полную бутылку виски. Затем закинул сумку обратно себе за плечи, открыл бутылку и сделал большой глоток прямо из горлышка. Тепло алкогольного напитка прокатилось по всему телу. Обернувшись и помахав напоследок девушке за стойкой регистрации, я вышел за дверь и направился в свое новое владение, которое думал переименовать в поместье Хенсли.

Запись 7
Дождь без остановки лил, как из ведра, но я продолжал не спеша идти дальше к своему поместью, попивая виски и рассуждать вслух на разные темы, разговаривая сам с собой. Черное небо стало уже светлее на один тон, а редкие уличные фонари все так же вели меня по дороге своим тусклым освещением, указывая верный путь. Ноги уже начинали заплетаться, когда в поле моего зрения попал возвышающийся на холме дом; толи из-за слишком насыщенного и длинного дня, свалившегося на меня сильной усталостью, а может быть потому, что пока я шел, успел выпить почти одну третью бутылки виски. Вскоре, одинокая дорога, пролегающая мимо заброшенных и полуразрушенных одноэтажных домов примерно в полумиле от моего местонахождения, привела к высоким кованным, как и вся ограда, воротам. Я без труда сбросил не застегнутую на замок цепь и открыл ограду, скрепя ржавыми петлями. Старинные ночники, на побитых временем квадратных кирпичных колоннах на входе, еле теплились, грустно подмигивая друг другу. По проложенной булыжниками широкой дорожке я дошел до дверей дома и поднялся на просторное крыльцо, не сильно вдаваясь в подробности окружения, что скрывала своим темным плащом раннее утро. Дождь не переставал идти, но стал значительно реже. Я провозился с поиском ключей какое-то время, пока не обнаружил их в заднем кармане своих джинсов, а потом еще с их попаданием нужной стороной в замочную скважину, чтобы открыть замок. Сделав несколько поворотов ключа, я отпер высокую деревянную дверь. Внутри было темно, но сухо, что меня очень обрадовало. Раздалось эхо, когда я захлопнул входную дверь, дав понять, что дом гораздо больше, чем он кажется снаружи. Я очень устал и хотел спать, поэтому решил отложить осмотр поместья на грядущий день. Светя себе под ноги фонариком, на который наткнулся у себя в сумке, пока искал ключи, я поднялся по просторной, раздваивающейся примерно на середине, лестнице на второй этаж, в поисках подходящего места для сна. Я шел по, поглощенному густой темнотой, коридору. Старые доски пола поскрипывали у меня под ногами, раздаваясь в разных частях дома еле уловимым эхом. Наконец-то, я наткнулся на деревянную дверь на стене справа – к моему счастью, это оказалась спальня. Недолго думая, я сбросил с себя насквозь мокрую верхнюю одежду, камнем повалился на кровать и тут же заснул.
Когда я открыл глаза, лучи солнца уже вовсю пробивались через грязные окна. Не знаю, который был час и сколько я проспал потому, что мой смартфон разрядился, а другого способа узнать время у меня не было, поскольку часов в комнате не нашлось. Меня мучила жажда, желудок начинал возмущаться нехваткой пищи и я решил пойти поискать кухню, в надежде, что продукты на завтрак в доме найдутся. Я достал из рюкзака чистую сухую одежду и вышел из комнаты. Ступени угрожающе скрипели, когда я спускался по лестнице на первый этаж, глухим эхом раздаваясь в глубине дома, хотя не издавали ни единого звука, когда поднимался по ним в первый раз, как мне это показалось. Холл оказался очень просторный. Стены отделаны деревом коричневого цвета. В небольших арках, которые обрамляют декоративные колонны из того же материала, висят запыленные картины. Справа от меня расположился большой и красивый камин прошлых веков, покрытый значительным количеством паутины на тот момент, нежели висевшие на стенах произведения искусства. На каминной полке стояли какие-то предметы, но их было трудно разглядеть из-за толстого слоя пыли и все той же паутины. Коридор слева от главного входа привел меня на кухню. Там оказалось значительно чище, в отличие от той части холла, где я только что был, а холодильник был полон консервов; овощи я нашел в нижних ящиках: морковь, картошка, лук. Рядом, в пространстве между столом, были засунуты сложенные картонные коробки. Из того, что было в холодильнике, я приготовил себе завтрак, а пошарив в двустворчатых шкафах, висевших на противоположной стене, нашел из чего можно сварить кофе. Плотно позавтракав, я решил заняться более тщательным осмотром всего поместья.
Дом этот был построено более двухсот лет тому назад, о чем, кроме рассказа Кэт, говорит свойственная тому времени архитектура здания, трещины на торце, обвалившаяся штукатурка на арках окон, плющи на задней части сооружения и рукописи, которые я нашел позже в одной из комнат, переделанной под кабинет. Хорошо, что в то время заметки велись особо тщательно потому, что удалось узнать некоторые интересующие меня, как любителя древности, детали. С каждым новым жильцом благородная внешняя строгость и внутреннее убранство здания подвергались корректировке владельцев, не слишком озабоченных цельностью архитектурного облика. Каждому хотелось привнести свой вклад во внешность здания, приукрасить его, сделать еще величественнее. Так были достроены несколько маленьких башенок, ближе к центру дома, а еще одна располагалась в западной части, одиноко, но в то же время внушительно, гордо, но слегка мрачновато, возвышаясь над поместьем. Нельзя сказать, что первоначальное великолепие дома исчезло, скорее оно стало более выразительным, проходя через меняющееся время и достойно храня в себе тайны прошлого, сливаясь в одном прекрасном архитектурном шедевре. Холл объединяет западное крыло здания с восточным. Изначально построенный в 1781 году дом в два этажа являл собой типичный образец колониального стиля простой и строгой планировки. Фасад его увенчивают четыре массивные колонны, верхние части которых заканчиваются не сильно замысловатыми капителями, доделанными позже одним из владельцев поместья. Лужайкой и садом не занимались уже очень долгое время, поэтому они пришли в запустение, как и все остальное хозяйство. В целом, несмотря на все это, сооружение произвело на меня положительное впечатление, без какого-либо рода негативных ощущений. Поместье располагается на утесе Монтэр, с которого открывается вид на Бланквилл с одной стороны, удивительный и завораживающий простор большого озера Блэк-лейк с обрамляющими ее зелеными берегами – с другой. С остальных сторон, дом бережно укутывает небольшой густо заросший лес с огромными дубами, елями и вязами, роскошные кроны которых, угрожающе, но в то же время величественно, нависают над крышей старого сооружения. Весь этот вид заколдовывал и притягивал, а нераскрытая, на тот момент, пелена тайн этого поместья придавала ему некую мрачную торжественность, которая вполне могла быть сохранившейся в глубине столетий чертой былого величия.
Я насчитал в доме пятнадцать комнат. Самые большие расположились внизу, по три в каждой части здания, если не считать просторного холла. На заднем дворе в буйно разросшихся кустах сирени, колючих диких роз и терновника, плюща и еще какой-то травы, под большими лапами елей находилось еще одно еле заметное сооружение, крышу которого я случайно разглядел. Если бы не знал, что за домом есть еще одна постройка, то не придал бы значения мутному отсвету от грязной кровли, попавшему мне на глаза от лучей заходящего солнца. Я решил обследовать его завтра при свете дня, а сегодня, пока еще не совсем стемнело, разобрать комнату, в которой буду спать. Вещей в ней было не так много: старый невысокий комод из четырех ящиков, старый деревянный резной стол, старый высокий двустворчатый шкаф, из одного гарнитура с комодом, и большая двухместная кровать с балдахином на красивых резных стойках. В шкафу и комоде я нашел интересные вещи, некоторые из которых показались мне очень диковинными. Их смело можно было отнести к прошлому веку. Кроме одежды я обнаружил несколько подсвечников, половину средней картонной коробки свечей, пустую керосиновую лампу, старые книги, рукописи, а венцом моей находки стал красивый позолоченный и украшенный камнями кинжал. Выглядел он очень внушительно и дорого, особенно на фоне дешевых и бесполезных старых вещей, несмотря на то, что на его эфесе не хватало одного камня. Через некоторое время солнце окончательно скрылось за горизонтом, оставив меня наедине с мрачными тенями в глубинах комнаты. Я совсем забыл поискать электрический щиток, чтобы проверить, почему в доме нет электричества, поэтому найденными в первом ящике комода спичками зажег наполовину сгоревшую свечу в старом железном подсвечнике с ручкой, стоявшую на столе. Но света от нее мне недоставало, поэтому я решил использовать один из найденных мною трехглавых подсвечников и зажечь еще свечей.
При теплом приятном освещении я попытался изучить свои находки, в частности старые книги, когда меня отвлек какой-то посторонний шум, заставив вздрогнуть и поежиться. Я весь напрягся, пытаясь сильнее обострить одно из моих чувств – слух, но так и не смог точно определить, откуда доносился звук: толи из коридора, толи с первого этажа. Сердце часто забилось в груди. Как я выяснил ранее, в доме, кроме меня, никого не было. Это было немного странно, ведь не мог же старик так поспешно ретироваться из города после нашей вчерашней игры, даже не захватив свои вещи? Но, однако, меня посетила мысль о том, что это Уилфрид вернулся обратно в поместье и отвлек меня от чтения. Сухой ком в горле не давал спокойно вздохнуть. Я открыл недопитую мною бутылку виски и плеснул в стакан. Набравшись немного смелости, я вышел в темный и пустой коридор, взяв с собой фонарик и найденное оружие, предварительно обнажив лезвие. Я стоял и прислушивался к разносившемуся по дому эху, которое говорило о каком-то явном движении. Потом подошел к центральной лестнице и взглянул вниз.
– Уилфрид, это вы? – закричал я в непроглядную темень первого этажа, но ответа не последовало. – Если кто-то тут есть, выходи, не то хуже будет! У меня с собой есть оружие и я готов пустить его в ход, если понадобиться.
Но мой вопрос и предупреждения остались без ответа. В темноте никого разглядеть не удавалось, но порой я чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, наблюдающий за мной из мрачных уголков этого загадочного дома.
Звуки не утихали, а все так же, монотонным эхом, разносились по дому, то затихая, то вновь усиливаясь. Я стал вслушиваться, пытаясь понять их природу и найти им хоть какое-то разумное объяснение. Казалось, что этот шум медленно поднимался по лестнице, а затем резко уносился обратно вниз, рассеиваясь в мрачных коридорах дома, отражаясь от его стен, стоило мне только коснуться своим слухом его естества, словно он играл со мной в салки. Время от времени он становился более отчетливым, и тогда, в общей его бесформенной субстанции, можно было распознать что-то похожее на шарканье старческих ног по запыленному полу или какое-то плавное движение, но нельзя было утверждать этого наверняка. Наконец уловив сердцевину этих звуков, мои ассоциации привели меня к тому, что я различил какой-то скрежет, но спустя несколько секунд он опустился до предательски тихого шелестения. После, я услышал, как прохладный ночной августовский ветер завывает в щелях и оконных рамах, играя с массивными ветвями старых деревьев, и предположил, что мое волнение напрасно – это всего лишь ветка одной из вековой ели, которая раскачивается на ветру и задевает крышу дома, создавая такой пугающий эффект. Таким образом, немного успокоив свою разыгравшуюся фантазию и удовлетворив беспокойство этим объяснением, я пошел обратно в спальню, но сделав несколько шагов, уловил над головой какое-то отчетливое движение. Я резко вскинул голову, а затем обернулся, но ничего разглядеть у меня не получалось. В каком-то бессилии крутился я на месте, словно волчок, и лихорадочно светил своим фонариком во все части коридора. Сердце мое упало в пятки. Я не видел в этой густой темноте ничего, что могло бы колыхать воздух у меня над головой, но до слуха ясно доносилось какое-то шевеление рядом, пугая внезапным появлением и неясностью своей природы. Внезапно в свете луча промелькнула какая-то размытая тень. Я попятился назад и прижался спиной к стене коридора, стараясь осветить как можно больше пространства вокруг себя, в тщетных попытках поймать взглядом то существо, от которого у меня побежали мурашки по коже, а волосы встали дыбом. Наконец-то, луч фонаря остановился на силуэте, сидящем на противоположной от меня стене – это была крохотная летучая мышь. Я понемногу начал приходить в себя, когда тайна непрошенного гостя раскрылась, и направился в спальню, захлопнув за собой дверь. Не сказать, что я боялся летучих мышей, просто на тот момент не был готов к ловле этого дикого зверя, поэтому отложил затею на следующую ночь, если в ней будет такая необходимость и мышь продолжит беспокоить меня своим присутствием в дальнейшем. Я налил себе еще немного виски в стакан и одним глотком осушил его. Не в силах более изучать свои находки, я решил лечь спать, ведь чем быстрее усну, тем скорее встанет солнце и развеет мрак всех комнат. Но уснуть не мог долгое время, прислушиваясь к разным голосам этого дома.
На следующий день я решил придерживаться плана, главным пунктом которого было обследование той одинокой постройки, расположившейся на заднем дворе поместья. Трудность заключалась в том, чтобы добраться до нее через сильно заросший кустами и травой сад, который потребует от меня больших усилий в достижении конечной цели. Днем ранее, при осмотре дома, я наткнулся на кладовку на первом этаже, в которой, к счастью для себя, нашел все необходимые инструменты для истребления буйной растительности: ножницы для стрижки деревьев, топор, тяпку и лопату.
Половину дня я потратил на борьбу с зарослями кустарников, которые, словно гигантские щупальца осьминога, распластали свои ветви и корни на все, за что только могли зацепиться. Наконец я добрался до входа в склеп, но столкнулся с очередной трудностью – замок, находящийся по центру вытянутой и закругляющейся кверху двустворчатой двери, был очень странной конструкции и формы: по центру круглой выемки находится углубление в форме шестиконечной звезды, от краев которой тянутся тонкие ложбинки. Дверцы отлиты из какого-то прочного металла, неизвестного мне. Как и все сооружение, они были сделаны с расчетом на века. По всей их площади, роскошным ковром, стелятся украшения в виде внушительного и детального, больше абстрактного, рисунка с необычными узорами, отлитыми из того же сплава, а некоторая часть этой композиции походила на резной орнамент коробок игрального набора Уилфрида, взятых мной после игры. Поиски петель, на которых эти замысловатые дверцы должны были открываться, не увенчались успехом. Я только лишний раз убедился в том, что эта металлическая конструкция крепко вставлена в каменные своды стен сооружения, поэтому с отворением прохода я провозился намного дольше, чем мне думалось. Внезапно я вспомнил ту часть рассказа Кэт, в которой принимал участие этот склеп. На мгновение мне сделалось дурно. Волнение комком начинало подступать к горлу, но я, все же, решил лично проверить свои мысли, которые, множеством различных догадок, роились у меня в голове от повествования девушки. Земля, хоть еще и не успела остыть, оказалась твердой в той части, поэтому лопата втыкалась с трудом, загребая небольшие горсти грунта. Провозился я очень долго, в надежде найти хотя бы малейшие доказательства из истории Кэт. В скором времени мои труды были вознаграждены – лопата уткнулась во что-то твердое. Я бросил ее и дальше стал копать голыми руками. Находкой оказался сундук. Я слегка удивился ему потому, что планировал увидеть совершенно другое, но в то же время был рад именно такой находке, поскольку она была гораздо приятнее, чем маленькие черепки. Я чувствовал себя настоящим кладоискателем. Сундук оказался выполнен из такого же материала, что и дверцы в склеп. Замочная скважина тоже была необычная, но она имела более привычный для обычного замка вид. Поломав голову над своей находкой, я сильнее разжег в себе любопытство расхитителя гробниц. Вспомнив, что вчера в поместье на первом этаже видел большую библиотеку, я решил попытать удачу в поисках ключей и информации об этих странных замках именно там. Солнце тем временем, уже наполовину скрылось за горизонтом. Нераскрытые тайны и загадочные находки разожгли во мне интерес исследователя, и я вновь позабыл проверить электричество в доме. Коробка свечей, найденная в спальне до этого, говорила о том, что освещения в доме нет уже долгое время, поэтому, может быть, нет смысла искать щитовую, подумал я тогда и оказался прав, а эти свечи мне очень помогли в дальнейшем.
Ближе к полуночи, засидевшись за чтением в библиотеке и с расстроенными чувствами из-за тщетных попыток отыскать малейшие намеки о местонахождение ключей в завалах старых книг, рукописей и различных предметов неизвестного назначения, до меня вновь стало доноситься эхо странных звуков, изрядно напугавшие прошлой ночью. Свое найденное оружия я оставил в спальне, а инструменты, которыми орудовал в саду, уже убрал на место в шкафчик. Этот шум, как мне показалось, в этот раз был более отчетлив. Объяснения, успокоившие меня тогда, сделали это и сейчас, но я не торопился идти по темным коридорам пустого дома в спальню наверх. Я вспомнил про летучую мышь, и мое волнение совсем утихло, но просидел в библиотеке до самого рассвета, увлекая себя все сильнее поисками ответов. Не в силах сопротивляться озорному богу Морфею, который весело кружился вокруг меня, брызгая в глаза маковым настоем, от которого веки тяжелели, словно делаясь металлическими или каменными, и тянулись к земле, я медленно побрел в спальню, шаркая ногами по полу.
Проснулся я ближе к обеду. Умывшись и позавтракав, я сразу же пошел обратно в библиотеку, в надежде, что сегодня мне удастся найти какие-нибудь ответы или зацепки для разгадки тайн. День выдался ветреный и пасмурный. Под большим письменным столом, на котором и без моего вмешательства до этого был полный беспорядок, я нашел еще одну, почти полную, коробку свечей, дающую полное понимание о плачевном состоянии электричества в доме. «Если решу остаться в Бланквилле и привести в порядок свой новообретенный дом, то надо будет первым делом нанять команду электриков, чтобы сделали электричество везде», – подумал я тогда и зажег несколько свечей, чтобы было легче осматривать пыльное помещение со множеством различных книг.
По мере угасания бледного и тусклого дневного света, я зажигал все больше свечей и ставил их в разные части этой большой комнаты, стараясь осветить всю ее целиком. Внешний вид помещения ясно давал понять, что в нем давно никого не было, и еще дольше никто не проводил уборку: паутина, словно праздничная гирлянда, украшала углы своими замысловатыми узорами и свисала со шкафов, грязных порванных штор и огромной люстры в центре потолка; повсюду, где только можно было, толстым слоем легла многолетняя пыль. Она летела с книг, когда я снимал их с полок и, попадая мне в нос, вызывала естественную реакцию организма, эхом проносясь по дому. В ответ на мой защитный рефлекс по удалению раздражителей из моих дыхательных путей, дом отвечал мне все теми же ночными звуками, которые раздавались весь сегодняшний день. Я уже привык к ним и, твердо закрепив в голове свое объяснение, нашедшее в первую полноценную ночь в поместье, был совершенно спокоен и уже не обращал на них никакого внимания, продолжая работать над своей, странным образом появившейся у меня в голове, теорией и разбирать завалы в библиотеке. Провозившись почти до самого рассвета и вновь не обнаружив ни единой зацепки, намека или упоминания об этих необычных замочных скважинах и ключах, я пошел спать.
Следующий день был такой же безрадостно-серый, а я продолжал убирать в библиотеке, где было много диковинных предметов, предназначение которых я не берусь даже предполагать; загадочных и ужасных книг, не только по своему оглавлению, но и виду. Разобрав почти весь беспорядок, я собрал в стопку на столе несколько интересующих меня древних сборников и сел знакомиться с их содержанием. В небольших пометках на отдельных листках, вставленных в самом начале книг, я узнал, что некоторые из этой пачки были когда-то запрещены, от чего мое любопытство только возросло к ним. Чтобы не сильно напрягать свои и без того уставшие глаза и не пропустить ни одной детали на жутких иллюстрациях, я зажег еще несколько свечей в канделябре, хоть еще и был день. Первая книга, которую я взял, рассказывала о каких-то древних и, казалось, мифических поселениях, об их жизни и обрядах. Она была самой старой из всего представленного перечня и написана на латыни, как я предположил, но к каждой странице прилагалась бумажка с переводом, а ее переплет был деревянным, с вырезанным на нем диковинным орнаментом и неясными словами. Большая часть понятного для чтения текста потеряла свою четкость, а некоторые буквы были вовсе затерты, поэтому приходилось подолгу вчитываться в слова. Увлекшись изучением написанного на одном из листков, я поднес его к свече и не заметил, как моя рука оказалась над огнем. Обожженный ярким пламенем, я вскрикнул, дернулся и уронил подсвечник на пол, глубоко под стол, разжав пальцы и выронив листок. Выругавшись, нехотя полез за уроненным предметом. Подсвечник я нашел быстро, но когда вылезал из-под стола, то случайно бросил взгляд наверх, обнаружив на дне выдвижного ящика отверстие размером чуть меньше толщины пальца взрослого человека. Поначалу я подумал, что мне это только показалось, но проведя рукой по поверхности крышки, убедился в том, что зрение меня не подвело. Недолго думая, взял со стола ручку для письма, просунул ее в дырку, примерно на полдюйма, и почувствовал, как она уперлась во что-то, хотя этот ящик я проверял и он был пуст. Применив небольшое усилие, я с легкостью вогнал инструмент для письма почти наполовину внутрь ящика. До меня сразу дошло, что тут может быть потайное дно. Я решил взглянуть и оказался прав, когда полностью достал ящик из стола. Убрав второе дно, в тайнике я нашел небольшую тетрадь в твердом переплете, на котором был вытеснен тот же символ, что я видел на замке в склеп – шестиконечная звезда, заключенная в круг, но на концах этого были нарисованы еще какие-то знаки, помещенные каждый в свою окружность. Немного поразмыслив, я с осторожностью и большим любопытством достал находку, убрал ящик обратно в стол и сел за изучение тетради. Она оказалась не такой старой, как много другое. Небольшая часть, из написанного кривым почерком, рассказывала о каких-то экспериментах, о некоторых моментах жизни владельца тетради и о тайниках, скрытых в доме. Другую часть текста мне не удалось прочитать потому, что она была написана на другом языке. На смену буквенным записям приходили рисунки замысловатых механизмов, в которых я сразу же узнал необычные замки, с которыми я столкнулся ранее; описание их работы, материала, а потом снова непонятные символы, больше походившие на заклинания. На последних страницах этого дневника я нашел информацию о том, как можно открыть потайной сейф в поместье, находящийся в небольшой тайной комнате на втором этаже дома. К описанию, на отдельном листке, была приложена карта, где можно найти это помещение и инструкция, как в нее попасть. Я откинулся на спинку старого резного деревянного, но очень удобного кресла, оббитого красивым мягким материалом, и стал всматриваться в темную глубину дома, которая открывалась за распахнутыми настежь высокими двустворчатыми дверьми библиотеки-кабинета, обдумывая свой дальнейший план действий. Эхо посторонних звуков сегодня в доме слышно не было. Тишину нарушало только пламя весело потрескивающих множества свечей, зажженных мною в комнате, поскольку был уже вечер. Собравшись с мыслями, я решил сейчас же пойти и проверить, правда ли в доме есть еще какая-то комната, которую я не видел.
Я погасил все ненужные свечи, оставив гореть только те, что были в трехглавом подсвечнике, и пошел наверх. Пламя канделябра покачивалось и предательски затухало, когда я поднимался по лестнице на второй этаж. Ступени все так же угрожающе скрипели под ногами, глухим эхом раздаваясь в мрачной глубине дома. Карта вела меня в конец противоположной от моей спальни, западной, части поместья, где я был всего один раз в самый первый день моего пребывания здесь. Идя по коридору и настороженно всматриваясь в темное пространство впереди, мне казалось, что висевшие вдоль стен портреты пристально смотрят, не отрывая своих немигающих глаз от нарушившего их покой непрошенного гостя, и внимательно наблюдют за моими действиями. Ощутив таинственное присутствие кого-то рядом, я переложил карту в руку, которой держал канделябр, и обнажил лезвие красивого кинжала, который на этот раз взял с собой. Глядя по сторонам и стараясь осветить каждый темный уголок коридора, я дошел до нужного места.
Действительно, там, где на карте, вдоль стены, красной линией был обозначен вход, я обнаружил потайную дверь. Она была так тщательно и умело замаскирована, что человек, незнающий о ее существовании, вряд ли обнаружит проход. Просветы комнаты прятались под резные украшения, сливаясь в один рисунок с теми, которые расположились вдоль всей стены, обрамляя просторные ее части, выделенные для картин. Потайной вход становился доступным для использования при помощи определенных комбинаций: сначала с двери убиралась верхняя планка, путем нажатия на один из завитков орнамента на ней; после убиралась маленькая колонна справа, путем не хитрых манипуляций с деревянной капителью, а затем и левая, таким же образом; дверь, в свою очередь, открывалась путем нажатия на кнопку в стене под левой колонной. Все было продумано до мелочей. Немного замявшись, когда холодный, влажный и неприятный воздух, отдаваемый плесенью и запустением, подул на меня и чуть не погасил все свечи, я вошел внутрь.
В комнате не было окон. Вязкий и густой мрак заполнял каждый дюйм пространства, но свет догорающих свечей помог мне разглядеть находившиеся здесь предметы: рыбацкие сети, удочки, несколько спасательный кругов, буйки, небольшой якорь, наполовину сгнивший деревянный штурвал и пара весел; несколько висящих полок с какими-то предметами; небольшой комод, который, казалось, занимает большую часть этой маленькой комнаты и чей-то портрет, расположившийся над ним. Все было покрыто большим слоем пыли и огромным количеством паутины, находящейся повсюду. Я поставил канделябр на комод, взял из-под мышки тетрадь и открыл нужную страницу. Картина оказалась замаскированной дверцей, которая открывалась нажатием на маленькую кнопочку сзади рамы, раскрывая доступ к сейфу. Оставалось всего лишь ввести нужный код: 2 8 8 9. Крышка небольшого сейфа в стене была отперта. Я замер, полный решимости не останавливаться на полпути и открыть дверцу, но мои руки не поднимались. Собравшись с духом, я опустил рычаг-ручку сейфа вниз, отворил крышку и заглянул внутрь: там, весь в пыли, лежал небольшой тряпичный сверток и еще один старый кожаный дневник. Этот дом действительно полон тайн и секретов.

Запись 8
До спальни, со страхом и волнением, не переставая ощущать чье-то присутствие рядом и пристальные взгляды с портретов, я уже добирался на ощупь потому, что огонь в подсвечнике потух. Дойдя до комнаты, первым делом я поспешил найти и зажечь целые свечи, вставив их в два канделябра, один из которых перенес на маленькую тумбочку возле кровати, и приступил к тщательному изучению своей находки. За пределами стен дома, на улице, где-то вдали слышались раскаты грома. Первым объектом моих исследований стал небольшой тряпичный сверток – там оказался ключ. Он имел необычную форму, под стать замку, который он открывал: от круглой головки, с объемным изображением какого-то существа без носа, круглыми глазами и неестественно большим ртом, шли два, разные по своей длине, штока, концы которых венчали отличные друг от друга, плоские рабочие части ключа. Я встал с кровати и подошел к комоду, на котором стоял сундук, решив проверить его работоспособность и свои догадки. Ключ с легкостью вошел в замочную скважину, и я повернул его на сто восемьдесят градусов против часовой стрелки. Почти сразу же из верхних частей боковых сторон выехали толстые квадратные палки. Никогда еще не видел такого диковинного механизма. С трепетом я открыл крышку и обнаружил внутри тяжелый, украшенный орнаментом, какими-то символами и большим драгоценным камнем сверху, который красиво переливался в свете свечей, предмет округлой формы с большой и объемной шестиконечной звездой с другой стороны, являя собой целый небольшой механизм открывания другого загадочного замка. Повертев ключ в руках, я решил более подробно рассмотреть его днем, и начал убирать обратно, когда на дне сундука обнаружил еще один предмет – очередной дневник. В семье Батлеров страсть к ведению дневника, явно передавалась по наследству.
«Запись от 5 июня 1960 года. Меня зовут Генри Батлер. Я являюсь капитаном небольшого судна, на котором решил отправиться в путешествие по маршруту: Тихий океан, Карибское море, Атлантический океан, Северный Ледовитый океан и снова Тихий океан. Я набрал команду из опытных моряков и сегодня мы отплыли», – прочитал я первые строки открытого на первой странице дневника, когда достал его из сундука.
Любопытство взяло надо мною верх. Я удобно устроился на кровати, в положении полулежа, и принялся читать этот документ. Дневник был полностью исписан, поэтому на его изучение мне пришлось потратить несколько дней. Через пару часов, после начала чтения, усталость начинала брать верх надо мной, утяжеляя мои веки и легкой пеленой застилая глаза. Я решил поддаться естественным влечениям организма, когда земля переходит во владения богини ночи Нюкты, погасил свечи и лег спать.
На следующее утро, после завтрака, я сразу же продолжил чтение дневника. Поначалу, записи в нем велись почти каждый день, но потом все реже, доходя порой до одного раза в неделю и даже меньше – месяца. Они рассказывали о происходящем на корабле, о запланированных, и не только, остановках, о происшествиях, которые случались с капитаном и его бесстрашной командой. Я знакомился с каждой пометкой, чтобы ненароком не пропустить какой-нибудь важный момент, который смог бы пролить свет на некоторые тайны семьи Батлеров, но ко второму дню этого чтива, я ничего такого не встретил и начал уже скучать от занудных и ничем непримечательных записей. Поглядывая на предмет, лежащий в открытом сундуке, я все же не торопился применять его по назначению, может быть из-за страха перед неизвестным, мысли о котором заставляют поежиться, и снова принуждал себя каждый раз погружаться в скучное чтение. К счастью, в скором времени мое терпение было вознаграждено ближе к вечеру следующего дня.
«Запись от 4 июля 1962 года. Уже больше месяца плывем в открытом море. Земли нигде не видно. Мы со штурманом по многу раз проверяли маршрут следования. Предположение – бермудский треугольник. Вероятность этого очень велика. Этого не должно было произойти, но надежда еще есть, ведь она всегда умирает последней. Наше путешествие должно было пролегать мимо этого загадочного места, несмотря на то, что в его существование никто из нас не верит, но нужно было перестраховаться, поэтому путь был проложен в обход. Видимо где-то была допущена непростительная ошибка, приведшая к таким последствиям. Команда начинает паниковать. Продовольствие на исходе».
Здесь запись прерывается, а следующая внесена спустя двухнедельный перерыв. Впрочем, это не показалось мне очень странным, поскольку такое встречалось и ранее в дневнике, но почерк изменился – стал крив, а буквы плясали, словно писал их человек, который еще учился излагать свои мысли на бумаге. Я подумал, что записи продолжил кто-то другой из команды, но это был все тот же Генри Батлер, а содержание последующих заметок сильно поменялось и заставляло испытать внутренний страх и волнение.
«Запись от 19 июля 1962 года. В произошедшее с нами за эти две недели трудно поверить, и я сам до сих пор пытаюсь все осмыслить, не сон ли это был, поскольку не верю в чудеса и другие необъяснимые явления, но следующее касается именно этого. 5 июля наш корабль потерпел крушение. Из-за очень густого тумана, который опустился в то утро. Была очень плохая видимость. Мы наткнулись на что-то и получили пробоину в корпусе нашего судна. Повреждение было сильным, поэтому мы не смогли закрыть дыру. Вода прибывала с каждой секундой и в короткие сроки все трюмы наполнились холодной водой. Корабль камнем ушел на дно, погружаясь в морские глубины на глазах у тех, кто еще оставался наплаву. Некоторые из членов команды погибли сразу же, кому не повезло находиться в том же отсеке, куда пришелся удар. После нескольких дней дрейфа на обломках и вещах, которые остались плавать на поверхности, обессилившие и замерзшие, один за другим, команда отправлялась вслед за кораблем на дно, кормить рыб. Вот подошла и моя очередь. Погружаясь в пучину холодных, мрачных и таящих в себе неизведанное глубин, я чувствовал, как мои легкие постепенно наполняются ледяной и очень соленой водой. Не знаю, поверит ли кто-нибудь моему рассказу, если удастся завладеть вниманием слушателей, когда доберемся до берега, или кому-то доведется найти этот дневник и читать эти записи, во что верится еще меньше, но клянусь, что следующие строки я ничуть не выдумал. Почти на самом дне стоит невероятной красоты город, в котором обитают совершенно невероятные существа, спасшие всю мою команду вместе со мной, когда мы ушли под воду. Эти жители глубин напоминают людей, а точнее гибрид между рыбой, лягушкой и человеком. Их кожа переливается зелено-голубоватым цветом, а кое-где покрыта чешуей. Конечности у них удлиненные, как и пальцы, которые соединяются между собой перепонками. Вдоль позвоночника растет колючий, как у ершей, спинной плавник, заходящий на голову. На руках и ногах, у некоторых, тоже имеются маленькие плавники, как и по бокам головы у большинства, заместо ушей. Голова у них вытянутая и по форме приближена к овалу. Большие и круглые глаза посажены дальше друг от друга, нежели у человека, но ближе к передней части лица, чем у рыбы. Рот в два раза больше человеческого и полон острых зубов, а на месте носа две небольшие дырочки. Еле заметные жабры периодически открываются, чтобы набрать в легкие кислород…»
Изумившись написанным, я сделал паузу и отложил дневник, чтобы немного осмыслить прочитанные строки. Вдруг, в памяти всплыло металлическое изображение, которое видел на днях, и посмотрел на красивый ящичек с замысловатым замком. Немного погодя, я встал с кровати, подошел к столу, засунул руку в сундук и вытащил его содержимое. Меня будто громом поразило. Я был полностью ошеломлен – описание Генри неких подводных жителей полностью соответствовало изображению, за исключением нескольких мелочей, с которого я не сводил глаз несколько минут. После чего, я вспомнил про рассказ Кэт и удивился своим мыслям, не веря самому себе. Пытаясь сопоставить все эти вещи, я положил ключ обратно в сундук и вернулся на кровать, чтобы продолжить чтение.
«…Когда я уже был готов отойти в мир иной, а тело мое начали сотрясать конвульсии, сквозь пелену своих глаз я увидел одного из этих существ, которое подплыло ко мне почти вплотную, и засунуло в рот какой-то предмет. Я нехотя и не без легкого отвращения, проглотил эту мягкую желеобразную субстанцию, не отдавая уже отчет о своих действиях, все равно терять было нечего на тот момент, и через секунду я мог спокойно дышать под водой, набирая полную грудь кислорода, в малом проценте находящимся в воде. Страх сковал все мое тело, когда сознание проявилось, а передо мной плавало неизвестное мне существо, которое, к тому же, спасло мне жизнь. Я попытался с ним заговорить, но оно молча последовало в темную глубину моря, маня меня за собой. Я не мог сопротивляться своему любопытству, поэтому следовал за этим существом до самого дна, где нас поджидали его собратья. На самой глубине не было так ужасающе темно, как в разделявшей толще воды дно, с той частью, куда человек может добраться с мощным прожектором: всюду были расставлены диковинные морские водоросли и кристаллы, большие и маленькие; они красиво флюоресцировали, излучая голубоватое свечение; некоторые глубоководные растения, вбирая рассеянные дневные лучи, непонятно каким образом достигающие самого дна, светились ярким, желтовато-белым светом. Поэтому город под водой и всех его обитателей можно было спокойно разглядеть в полной мере. Ждавшие нас стражники, жестами указали мне на высокую башню, куда под их конвоем мы и направились. Те, что были верхом на огромных и очень красивых морских коньках, быстро уплыли вперед. У всех подводных жителей, что сопровождали меня, было при себе оружие, сделанное, как я позже узнал, из выдающихся частей меч-рыбы, рыбы-пилы и других крупных морских животных, из которых возможно получить средство атаки и защиты.
Место, куда меня привели – настоящий мраморный дворец, сияющий своим великолепием и чистотой; украшенный жемчугом, ракушками, разными красивыми морскими камнями; по периметру и на высоких колоннах, в вазах из хрусталя, растут морские цветы; редкие и радующие глаз водоросли, как те, что видел ранее, так и другие, поражающие своим цветом и красотой. Я оказался в большом зале, где на внушительном троне, украшенным не менее богато, чем все помещение, разными морскими камнями и невиданными мною ранее скелетами глубоководных жителей, сидел король рыболюдов, как они сами себя называют. Его голову венчало подобие короны из драгоценностей подводного мира, а в левой руке он держал длинный посох, свитый из ракушек и водорослей, верхушку которого украшали маленькие замысловатые черепки, увенчанные большим драгоценным камнем сверху. Там я встретил свою команду, целую и невредимую, шокированную происходящим не меньше, чем я.
Проникающий с поверхности дневной свет, через расставленные морские дендриты в каждой части толщи океана, как узнал позже, дребезжащими и очень тусклыми лучами доходит до дворца и вкрадывается в большие вытянутые окна. Затем он отражается от огромных кристаллов, расположенных по всему периметру залы, как и в городе, преломляется и становится во много раз ярче, рассеивая глубоководный мрак, переливаясь разными цветами.
– Добро пожаловать в Алтану, – с акцентом, периодически издавая хлюпающие звуки, человеческим языком заговорил правитель, вставая с трона. – Меня зовут Рунх и я рад приветствовать вас.
Мы переглянулись между собой, не совсем веря своим ушам и глазам.
– М-мы тоже приветствуем тебя, Рунх, – неуверенно начал я. – Не сочтите нас грубыми, но кто вы такие?
– Мы жители Алтаны одного из древнейших городов на планете. Города на глубине океана, в том месте, о котором вы мало знаете и стараетесь его избегать. На глубине, до которой трудно добраться человеку, точнее сказать, невозможно, поэтому вы ничего о нас не знаете. Мы живем тут уже тысячи лет. Наш мир сохранил чистоту и первозданность, которую вы, люди, погубили.
– Что вы от нас хотите?
– Я предлагаю вам жизнь. Мы гуманный народ и не убиваем тех, кто пришел в наши владения с миром. Пойдемте, я покажу вам город.
Наша процессия, во главе с правителем Алтаны и под присмотром стражи, отправилась на экскурсию по загадочному и очень красивому глубоководному городу. Пока мы прогуливались, если можно так сказать про подводное перемещение от одной постройки к другой, по Алтане, все больше дивясь необычной архитектуре рыболюдов, король Рунх рассказывал нам историю своего народа. О том, как тысячи лет назад зародилась и претерпевала изменения их цивилизация. Я был ошеломлен его рассказом, как и все остальные члены моей команды. Не зря бытует мнение о том, что все люди вышли из водных глубин. Кто-то эволюционировал, а кто-то остался жить под водой, развиваясь в своей первоначальной и родной стихии, претерпевая различные изменения за все эти долгие годы. Рунх рассказал о том, что их организм выстроился таким образом, что они могли жить во много раз дольше обычного человека, но утратили свойство к продолжению рода. Рассказал о том, что и в подводном царстве бывают войны, не такие большие и масштабные, как на суше, но происходят.
– На города случаются набеги бандитов, – рассказывал Рунх. – Они называют себя «фримены». Это рыболюды, которые собрались в отдельную группу, желая тем самым выделиться и не быть как все остальные. Они отказываются принимать те правила и нормы, по которым мы живем в наших поселениях. Их у нас не много, как и наших законов, но «фримены» живут по-своему, и никто не может их переубедить и наставить на верный путь. Кроме разбоя и грабежей они не пренебрегают еще и убийствами, когда хотят показать, что они пойдут на все, лишь бы их оставили в покое и не говорили, как и что им нужно делать. Наша численность, таким образом, начинает сокращаться. Кроме этого, некоторые рыболюды, жившие мирно, но подвергшиеся нападению, под угрозой уничтожения, примыкают к бандам, чтобы выжить. Но кто-то делает это по своему собственному желанию, глядя на образ жизни «фрименов». Поэтому, когда какое-нибудь судно тонет в наших водах, мы спасаем команду и заключаем с ними сделку, – закончил Рунх и хитро улыбнулся, показав свои белые и острые зубы.
– Откуда вы знаете наш язык? – поинтересовался я.
– Я знаю много разных языков, как и многие другие жители. Утопленники попадают в мои владения с разными умениями, принципами, верованиями и языками, которым и учат потом всех желающих, – рассказывал правитель Алтаны.
Условия сделки, про которые ранее упоминал Рунх, заключаются в том, что рыболюды оставляют утопленникам утраченную жизнь, а взамен, в течение времени, пока те не потеряют свой человеческий облик и не станут похожими на своих подводных братьев, должны отправлять к ним на дно по одной особи человеческого рода разного пола, для пополнения численности населения рыболюдов. Делать это нужно каждое полнолуние, а жертва должна достигнуть совершеннолетия и не быть старше тридцати лет. По истечении срока, когда тот, с кем заключается сделка, окончательно скидывает свое человеческое обличие, он возвращается в просторы морских глубин потому, что ему становится невозможно жить среди людей, не только из-за своего внешнего отличия от прямоходящих, но и потому, что перевоплощенному становится дискомфортно на суше. Превращение в рыболюда у всех занимает разное время, основываясь на жизни того человека, которому суждено покинуть сушу и начать передвигаться под водой.
После долгой экскурсии по Алтане, нас отвели обратно во дворец, поместив в другой зал, но не уступающему по красоте тронному, и дали время немного отдохнуть, набраться сил и подумать над их предложением, угостив своими деликатесами, которые съесть, будучи людьми, так и не смогли. Мы с командой обсудили каждый пункт договора и решили, все-таки, принять сделку, пусть даже условия противоречат нашим моральным и человеческим принципам. Жить очень хочется, а побыть кем-то другим, избавиться от зависимости денег и долго жить – заманчиво, пусть даже для этого требуется сбросить белую кожу, подобно змее во время линьки, и переступить через себя.
Надо сказать, что время в Алтане идет совершенно иначе, гораздо медленней, чем наверху. Мы объявили о своем решение правителю Рунху спустя, примерно, несколько человеческих часов. Он одобрительно покачал головой и велел своим подданным принести для нас, уже заранее приготовленные, переливающиеся зелено-голубым цветом, небольшие жемчужины, которые мы должны были проглотить в знак согласия и, тем самым, закрепить условия сделки. Непослушание каралось расправой, и кто знает, каким образом. Этого мы выяснять не хотели и беспрекословно повиновались. После того, как все жемчужины были съедены, нас отпустили, чтобы мы свободно погуляли по Алтане без сопровождения, ближе познакомились с жизнью и занятиями рыболюдов, пока их рабочие будут ремонтировать наш корабль и поднимать его на поверхность, вместе со всеми предметами, которые каким-то чудом уцелели, включая эту тетрадь. Местные жители не обращали на нас особого внимания, словно мы ничем не отличались от них. Занимались примерно тем же самым, чем и люди на суше, только с изменением места и его особенностей. Абсолютно каждый здесь был занят делом. Словно в одном большом живом механизме, все выполняли работу, согласно своим данным и физическим показателям. Так, например, особи мужского пола более крепкого телосложения занимались военным делом, другие занимались строительством, третьи, более высокого ранга – управлением. Женщины, в основном, были заняты торговлей на рынках, которые у них тоже имеются. Там продавалась различная еда, местного происхождения и на любой вкус, непонятные для нас предметы и украшения. Рассчитывались они жемчужинами, ракушками и еще какими-то маленькими объектами разной формы, которые, видимо, были их валютой. Есть у этих жителей и подобие ферм, где выращиваются подводные растения, разводятся разные глубоководные живности. Имеются даже места отдыха на разный вкус, куда мы, по правде говоря, не решились зайти.
Через несколько дней наше судно было наплаву. Нас проводили, дав в дорогу запасов пресной воды и продовольствия, в виде морепродуктов, и еще раз напомнили про договор, который мы заключили с ними. Как потом выяснили, мы пробыли в Алтане больше недели».
Дальше записи в дневнике, казалось, заканчивались, но перевернув страницу, я нашел их продолжение. Снова складывалось такое ощущение, что писал уже другой человек потому, что подчерк сильно изменился – был размашист и крив, но не плясал, как до этого.
«Запись от 2 октября 1983 года. Прошло уже больше двадцати лет, как я прибыл обратно в Бланквилл, но только сейчас, когда с трудом держу в руках письменный инструмент, решил взяться за свой старый дневник, чтобы сделать еще несколько записей, возможно, последних.
Моя кожа потеряла человеческий цвет и огрубела. Мышцы стали усыхать и становиться более эластичными. Я чувствую, как мои внутренние органы тоже претерпевают какие-то изменения, что приносит нестерпимую боль внутри. Между пальцев начали расти перепонки, что, честно говоря, усложняет процесс письма. От всех зеркал в доме я избавился потому, что внешний вид существа, которое смотрит оттуда, при моем появлении рядом с отражающей гладью, сильно меня пугает. Я перестал себя узнавать. Появилась сильная тяга к воде. Хорошо, что у подножия холма есть глубокое озеро, в котором я часто плаваю. Но, несмотря на все это, я стал хорошо себя чувствовать: бодрость и юношеская энергия вновь наполняют каждую клеточку моего меняющегося тела. Сейчас мне шестьдесят девять лет, но чувствую себя на двадцать.
По возвращении в родной городок Бланквилл, жители с восторгом приветствовали меня и задавали множество разных вопросов, на которые я с большой охотой отвечал. Про крушение моего судна, нашу встречу с рыболюдами и заключенный с ними договор – конечно же умолчал. Меня до сих пор мучает совесть и чувство вины перед теми, кого последствия этой сделки коснулись напрямую. Но с другой стороны – вся эта новая жизнь дает возможность стать частью прекрасного общества и прожить с ними очень долгую жизнь, пускай в другой среде и с необычным обликом. В конце концов, оставшаяся человеческая натура внутри этой оболочки, поможет свыкнуться с новым телом и жить дальше, на благо своего нового народа.
Со временем, стал замечал, что горожане начали странно поглядывать на меня при встрече, с плохо скрываемым отвращением и страхом в глазах, словно от меня дурно пахло. Поначалу это задевало, но потом до меня дошло, что начался процесс перевоплощения, пускай не заметный с первого взгляда, но ощущающийся на инстинктивном уровне. Если бы не знал всех тайных подробностей, то сам бы, смотрясь в зеркало, не понимал, почему же я стал такой странный, хотя никаких внешних признаков видно не было. Чем больше изменялась моя внешность, тем меньше я появлялся в обществе и поддерживал общение с кем-либо, даже с очень близкими знакомыми. Пришлось купить несколько собак и посадить их на цепь около дома, чтобы они отпугивали непрошеных гостей. Свои компании мне пришлось прикрыть потому, что не в силах был полноценно руководить ими, и постепенно они перестали приносить прибыль, а назначить на свое место никого не мог, поскольку подходящего кандидата найти мне не удалось. Единственный, кого бы хотел видеть на своем посту – внук Уилфрид. Но он был далеко отсюда, и я не хотел, чтобы он видел меня таким, запомнив своего деда чудовищем. К тому же, нужен был кто-то опытный в делах управления, чтобы обучил Уилфрида и компания не села сразу на мель.
Дорогой Уилфрид, если ты это читаешь, я хочу попросить прощения, что пришлось тебя увезти из Бланквилла, ведь ты был так привязан к этому поместью. Тебе было тогда семнадцать лет, а это много для меня значило в те годы. Если ты полностью прочел этот дневник, то знаешь, почему я так с тобой поступил. Мне бы пришлось тебя отдать, а я хотел сохранить тебе нормальную, человеческую жизнь. Ты ведь еще так молод. К сожалению, мне как-то пришло письмо от одного из членов команды. Он рассказывал, что спустя девятнадцать лет после того происшествия, с его сыном начали происходить такие же изменения, как и с ним. Это, оказалось, каким-то образом передается по наследству, что от нас утоили рыболюды, при заключении договора. К сожалению, я не знаю, насколько далеко это распространяется и как быстро проявляется. Правитель Рунх говорил, что у всех по-разному, но ничего не упоминал про родных. Надеюсь, все же, что тебя это не коснулось, но если, все-таки, ты приедешь в Бланквилл в надежде отыскать ответы на появившиеся вопросы, то сможешь их найти в этом дневнике. Я оставлю координаты, где его можно будет разыскать. Если сможешь, прости меня. Если бы я только знал, то не стал бы соглашаться на ту сделку.
Сегодня нужно срочно уезжать из города потому, что меня видели в таком облике, когда ездил в центр за припасами. Маскировка была раскрыта, когда шарф случайно зацепился за что-то, пока я грузил ящики в машину, и свалился, открыв проходящим в этот момент людям мое лицо. Я почувствовал себя монстром, когда услышал испуганные крики и панику среди этих прохожих. Изменилась ведь только моя внешность, личность осталась прежней. Впрочем, этого следовало ожидать, ведь люди, все-таки, глупые и пугливые создания, с поверхностным и зачастую стереотипным мышлением, которое настраивает враждебно к тому, чего их мозг понять не в состоянии. Поэтому в Бланквилле мне оставаться больше нельзя потому, что за мной, скорее всего, уже идут. Я больше не чувствую себя человеком, принадлежащему этому обществу. Мое место отныне в Алтане, среди моего нового народа. Надеюсь, что у тебя все в порядке, и мы там не встретимся, если конечно сможем узнать друг друга, в случае воплощения моих самых скверных предположений.
Все свои накопления и поместье я завещаю тебе. Живи в радость, сколько тебе начертано судьбой и не поминай лихом. Еще раз хочу попросить прощения дорогой мой Уилфрид. Прости меня и прощай.
Твой дед, Генри Джонас Батлер».

Запись 9
Проснулся я на следующий день от сильного грома, который своей мощью сотряс окна в спальне. От глухого, громкого и пугающего эха, бегающего по дому, словно табун напуганных антилоп, я сквозь дремоту резко вскочил с кровати, силясь понять, где кончается пугающий сон и начинается зловещая реальность, и схватился за кинжал, лежавший на тумбочке рядом. Придя немного в себя и не обнаружив рядом никакой опасности, положил оружие обратно и вернулся в исходное положение. Сон мой тотчас же пропал, но я еще чувствовались манящие посылы к неизвестному путешествию по моему подсознанию, тщетно пытаясь вспомнить его страшные подробности. Я лежал на кровати, глядя в потолок и слушал слабый ритм начинающегося дождя, перебирая в мыслях последние отрывки из дневника Генри Батлера. Содержание этих заметок казалось абсолютно нереальным, но найденный в одном сундуке с книжицей ключ с таинственным изображением, заставлял задуматься об обратном.
За окнами разыгрывалась настоящая борьба стихий: грузных и зловещих облаков, с молодым, сильным и смелым ветром, который подобно Гераклу совершал очередной подвиг по искоренению злобного чудовища; он гонял тучи по всему небосклону мощными потоками, а грозные облака отвечали ему своими пугающими раскатами грома и ослепительными молниями, проливая на землю жидкую соединительную ткань живого организма, в виде крупных капель дождя, пока я занимался разными утренними делами.
Как только бушующая непогода за окнами немного утихла, я решил проверить свои очередные предположения относительно необычного предмета с шестью дополнительными лопастями снизу, которые, чуть было, не порезали мне руки, пока я занимался изучением загадочного объекта: концы выдвигались еще сильнее в стороны, подобно перочинному ножу, с характерным звуком, при нажатии на верхнюю часть ключа. Я отправился к склепу, захватив с собой необходимые предметы: канделябр с тремя свечами, коробок спичек, кинжал, ключ и еще несколько запасных свечей. Вновь я оказался прав в своих догадках, хоть они и были очевидными – найденный мною круглый предмет, с шестиконечной звездой на одной из сторон, в раскрытом состоянии без колебаний встал в выемку на двери мрачного сооружения. Я повернул его несколько раз против часовой стрелки и замок с грохотом отперся, но передо мной возникла новая трудность – открыть двустворчатые двери, чтобы попасть внутрь, оказалось не так-то просто. Казалось, будто они вросли в землю, долго и упорно не поддаваясь моим усилиям их отворить. Я провозился с ними довольно долго, как мне показалось. За это время ветер снова набрал силу, готовясь к очередному поединку с побежденными, но возвращающимися зловещими тучами, чтобы взять реванш в их нелегкой схватке. Через некоторое время, мои усилия увенчались успехом и, все же, я отварил тяжелые двери, после их капитуляции. Зловещая мгла подземелья разверзла передо мною свою большую, чудовищную и голодную пасть, дыхнув мне в лицо холодным, сырым и затхлым воздухом. Молния у меня за спиной озарила часть верхних ступеней, которые вели в непроглядную темноту склепа. Немного помедлив, я достал спички и зажег свечи в канделябре, параллельно начиная медленно погружаться в пучину безмолвия и вечного мрака, чтобы усиливающийся с каждой секундой ветер не погасил огонь. Но пламя свечей все равно волнительно колыхалось на ходу, грозясь вот-вот угаснуть, когда я уже был на полпути к неизвестной мне цели на самом дне сооружения.
Плотная и насыщенная мгла пугающего подземелья, дрогнув, слегка рассеялась, когда я зажег и расставил вдоль стен помещения еще несколько дополнительный свечей, которые предусмотрительно захватил с собой. Пространство внутри оказалось небольшим: до старых и наполовину сгнивших досок на потолке можно дотянуться рукой; стены обложены большими булыжниками, плотно уложенными друг к другу; на одинаково-свободном расстоянии на земляном полу стоят три каменных саркофага; у изголовья захоронений располагаются красивые надгробия, насколько подробно мне позволял их разглядеть свет канделябра в тот момент – на высеченные из валунов памятники прикреплены мраморные таблички с именами, годом рождения и смерти усопших. Я почувствовал себя главным героем в истории про Индиану Джонса. Решив тщательно осмотреть все, в поисках какой-нибудь очередной неразгаданной мною тайны, которые это поместье любит хранить, я с ужасом отпрянул назад от третьего надгробия, когда прочитал табличку: «Уилфрид Генри Батлер».
Пристально смотря на большую каменную крышку саркофага, будто она сейчас должна сама медленно открыться и показать мне свое содержимое, чтобы повергнуть в еще больший кошмар, я простоял на одном месте некоторое время, не в силах сделать ни малейшего движения, словно все мое тело парализовало, а к ногам привязали тяжелый груз. Я стоял как вкопанный, не веря своим глазам, но нашел в себе силы, чтобы подойти и еще раз убедиться в правильности прочитанного мною имени на табличке, но только глубже вкопал стремительно прорастающие зерна ужаса и страха в глубине своего сознания, которые слабыми отголосками доносились до моей пищеварительной системы. Мне стало дурно. Голова начала кружиться и я, быстро поднимаясь по ступенькам наверх, выбежал на свежий воздух. Свечи в канделябре затухли, а я разжал пальцы. Металлический подсвечник глухо ударился о почву. Я встал на четвереньки на мокрую траву, когда остатки моего давнишнего завтрака вырвались наружу. Крупные капли дождя падали на землю. Я поднялся и устремил лицо в грозное небо, которое, на этот раз, победило своего врага, и темные тучи торжественно кружились в страшном стихийном танце. Ощущая холодную влагу на коже лица, я начинал понимать, что это не сон, и что мокну под дождем около входа в зловещий склеп, где лежит тот, кого недавно обыграл в покер, выиграв у него это поместье. Еле заметный пар прозрачными клубами вырывался из моего рта, пока легкие наполнялись чистым воздухом, который я жадно глотал ртом, тяжело дыша. Простояв на улице какое-то время, я начал понемногу приходить в себя. Как только мое состояние немного улучшилось, а голова прояснилась, я решил вернуться обратно внутрь склепа, чтобы продолжить осмотр дальше.
Коробок спичек стал влажным, поскольку мои штаны сильно промокли от дождя, поэтому пришлось повозиться, чтобы зажечь свечи в канделябре. Я настороженно заглянул внутрь небольшого замкнутого пространства, когда спустился вниз, но не обнаружил там никаких изменений, которые, как предполагал, должны были произойти. Собравшись с духом, я занялся изучением надгробья, отделанного красивым орнаментом, какими-то непонятными мне изображениями и символами, напоминающими больше те, что были вырезаны на гробе Юзефа Сарду, от чего делалось совсем дурно, но я старался держать себя в руках. Монотонное гудение пламени от свечей успокаивало, и через некоторое время мой страх понемногу начинал утихать, ведь бывают в жизни разные совпадения, а отсутствие прочих пугающих факторов и происшествий все это время, пока тут нахожусь, вселяли в меня уверенность, делая более решительным, чтобы обследовать саркофаг изнутри. Крышка оказалась очень тяжелой, поэтому все мои попытки ее открыть были тщетными. Обдумывая разные варианты, у меня в памяти всплыл небольшой лом, который я видел в шкафчике для прочих хозяйственных инструментов, и, оставив подсвечник в склепе, отправился в дом.
Дождь с каждой минутой начинал усиливаться, пока бушующие в вышине облака продолжали свой мрачный победный танец под ритмы раскатов грома и сопровождающимся световым представлением в виде ярко сверкающих молний. Прокладывая свой путь почти на ощупь по темным коридорам и комнатам, я вдруг вспомнил про свой карманный фонарик, про который совсем позабыл в порыве предвкушения новых открытий. Он находился в моей спальне. После нескольких минут страха в пугающей темноте поместья в поисках дороги, изредка освещаемой отсветами из окон, я добрался до комнаты и взял со стола то, за чем пришел. Там же стояла бутылка виски, изрядно похудевшая с момента моей первой ночевки в доме. Я вылил остатки в стакан, стоявший рядом, осушил его содержимое одним глотком и пошел в кладовку на первый этаж. Пока в куче различных инструментов и прочей хозяйственно утвари я пытался найти лом, мне на глаза попалась кувалда, которую решил прихватить с собой. Наконец-то основной инструмент был найден, и я направился обратно в склеп.
Несмотря на наличие нужных мне орудий, с каменной крышкой саркофага я провозился достаточно долго, немного переоценив свои силы. В конце концов, она мне поддалась, и я смог сдвинуть ее с места, но тут же отпрянул назад, сбитый с ног омерзительным запахом, вырвавшимся изнутри. Он всей своей массой навалился на меня, ударив в нос с такой силой, что был способен отправить в нокаут даже приспособленного к такой вони человека. Хорошо, что я вовремя прикрыл нос рукой. Не в силах находиться в помещении, я сразу же выбежал на улицу вновь, и вдохнул полной грудью влажный и свежий воздух. Мой желудок был пуст, поскольку все его содержимое вышло немного раньше, в порыве сильного волнения, но попытки выбросить наружу еще что-нибудь не прошли мимо меня. Глубокое дыхание помогло мне успокоить свое нутро, и уже через несколько минут я спокойно стоял на улице. С момента моего последнего визита этого пугающего сооружения, на улице изрядно потемнело, если не брать в расчет дневную серость из-за темных густых облаков. Несмотря на это, я набрался смелости и решил продолжить осмотр дальше, поскольку не был суеверным и не верил в мистику на тот момент, а ложиться спать, когда на заднем дворе поместья в склепе в открытом саркофаге лежит полуразложившееся тело, вызывало дискомфорт. Поэтому я решил уладить все эти мрачные дела, пока усталость не взяла верх надо мной. Дождь на улице продолжал падать с неба все с такой же силой, сопровождаемый световым и звуковым представлением. Я побежал в дом, светя себе под ноги фонариком, в надежде найти то, из чего смог бы сделать подобие респиратора, чтобы спокойно продолжить исследовательские работы в склепе. Аптечки мне найти не удалось, зато попалось под руки чистое постельное белье и небольшой остаток марли в шкафу спальни. Я отрезал от куска ткани часть нужного мне размера и положил на его центр кусочек марли, на которую капнул какой-то мятный экстракт, найденный мною в ванной комнате. После этого загнул свободные концы тряпки к середине, разрезал края на две ленточки с каждой стороны, чтобы получились завязки и, надев эту конструкцию, пошел обратно в склеп.
Несколько долгих секунд с тупым выражением лица я стоял у саркофага и смотрел на ту часть тела, которая выглядывала из приоткрытой крышки. По началу я не поверил увиденному – тело умершего лежало лицом вниз. Я подумал, что это какая-то странная оплошность, которую допустили при захоронении, ведь не могут покойного похоронить таким неправильным образом. Мне, как человеку воспитанному и высоких моральных принципов, следовало исправить эту ошибку, к тому же, я хотел взглянуть в его лицо, в надежде, что оно еще сохранило хоть какие-то очертания усопшего, чтобы унять терзающее меня волнение. Конечно, это абсурд, такого быть просто не может, но ради собственного спокойствия, не без отвращения, но при всем уважении к мертвецу, решился на этот шаг. Я аккуратно отодвинул тяжелую крышку саркофага, сильнее открыв внутреннее пространство каменного гроба, чтобы она не мешала задуманному, но и не упала на землю потому, что один поднять и положить ее обратно – точно не смогу. Пугаясь своих собственных мыслей, я принялся за дело, жалея, что не поискал в дома какие-нибудь перчатки.
С толикой отвращения смотрел я на ту часть, которая раньше была лицом умершего: от него осталась лишь полуразложившаяся плоть, в некоторых местах обнажая белые кости. Но облегченно выдохнул, когда перевернул тело: в его оставшихся чертах, когда я не без труда представил себе его прижизненный облик, не было ничего схожего с тем человеком, у которого выиграл это поместье в недавней игре в покер. В левой руке покойника, покрытой наполовину сгнившей одеждой, я заметил какой-то предмет – небольшую тетрадь в черном кожаном переплете. Кто бы сомневался, что не будет очередного чтива на ночь глядя. Недолго думая потому, что хотелось уже поскорее покончить с этим, казалось, абсурдным делом, и уйти отсюда, я вырвал записную книжку из костлявой и гниющей руки, пальцы которой были крепко сжаты. На долю секунды мне показалось, что сейчас его пустые и темные глазницы вспыхнут ярким огнем живого мира, он откроет глаза, проснувшись от долгого сна, и вцепится в дневник снова. Но все мои опасения не более чем разыгравшаяся фантазия из-за давящих на психику стен замкнутого пространства, смешанного с бодрящим запахом неизвестного мне мятного экстракта.
С любопытством расхитителя гробниц, я решил посмотреть, что у него зажато в кулаке правой руки. С трудом разжав пальцы, я немного удивится находке, хоть она и не представляла особой ценности – это была обычная горсть земли. Не найдя внутри больше ничего, что могло бы привлечь мое внимание, я решил, что на сегодня с меня достаточно приключений, и что пора отсюда уходить. Я задвинул крышку саркофага до ее исходного положения, задул почти до конца сгоревшие свечи, которые стояли по периметру этого небольшого пространства, и пошел прочь из этого места, закрыв обратно на ключ двери в густую темноту склепа.
Тетрадь в мягкой обложке из черной кожи оказалась очередным дневником, который вел умерший. В отличие от найденных мною ранее схожих записей, эти были совершенно непонятными, а перевода и расшифровки к ним не прилагалось. Большая часть написанного в этой записной книжке были какие-то формулы и знаки неизвестного мне происхождения. Я решил заняться их изучением завтра, на свежую голову, поэтому удобно устроился на просторной кровати и закрыл глаза. Но долгое время мне не давало уснуть эхо посторонних звуков, которые вновь возобновились в доме. Я знал их происхождение, во всяком случае, я так думал, поэтому старался не обращать внимания, но их характер значительно изменился на этот раз: прослеживалось еле уловимое гудение и, словно, шарканье мягкой ткани по полу. Другими словами, это было уже не шарканье могучих еловых ветвей по крыше, а явное передвижение какого-то предмета по дому, плавное и соразмеренное движение, перетекающее в звук, напоминающее глухое и тихое шлепанье босых ног по каменному полу. Мне стало не по себе и я выглянул в коридор, держа в одной руке канделябр с зажженными свечами, а в другой – кинжал. Никого и ничего не попало в поле моего зрения, но звуки продолжали эхом доноситься до моего слуха. Рассекая темноту длинного коридора, я проверил сначала одну часть второго этажа, быстро пройдя по пустынным, холодным и мрачным помещениям, а затем пошел в противоположном направлении. Как и в самый первый раз, я замер в пугающем ожидании чего-то неизвестного у главной лестнице, ведущей на первый этаж. Страх снова начинал сковывал все мое тело, холодя кровь и пробегая по коже мурашками. На сколько позволяло мне зрение, я осмотрел просторный холл, но спускаться вниз не стал. Звуки в этой части были более отчетливы, окутывая со всех сторон, словно колючее и неудобное одеяло. Убедившись в отсутствии посторонних на первом этаже, я пошел по направлению западной части дома, в которой находится потайная комната с сейфом в стене, но желание поскорее добраться до своей спальни взяло надо мной верх, и я поспешил обратно в комнату, не желая прогуливаться ночью по другой части второго этажа, в поисках неизвестности.
Ветер завывал в щелях и окнах дома, колыхая воздух внутри своим холодным дыханием. Добравшись до кровати, я поставил канделябр с горящими свечами на тумбочку рядом, не торопясь их гасить, а свое оружие положил рядом с подушкой. Страх разогнал все мои мысли, и я тщетно пытался определить природу этих звуков, лежа под одеялом, до того, как все три свечи не догорели, а темноту за окнами не сменила холодная серость раннего утра.

Запись 10
Проснувшись и позавтракав, я решил сделать то, что не смог этой ночью – осмотреть западную часть второго этажа и весь первый, на наличие подозрительных вещей, которые бы дали мне рациональное объяснение звуков этой ночью. Я пробежался по всему дому, но ничего необычного, как и следов проникновения посторонних, не обнаружил. Успокоив свое волнение, хоть и не определил характер источника ночного шума, я принялся за изучение дневника, найденного мною ранее.
Значительная часть текста была на языке, которого я не знал, поэтому никакой новой вразумительной информации мне не удалось извлечь из тетради, хоть и потратил на это весь оставшийся день, копаясь в старинных книгах в библиотеке, в поисках значения этих знаков и символов. Мне пришло на ум, что в Бланквилле мог быть человек, которому бы удалось расшифровать мою находку, или хотя бы указать, в каком направлении стоит двигаться, чтобы разгадать скрытые тайны этого дневника. Последние лучи солнца уже растворились в темной вышине облаков, и я решил отправиться в спальню, не в силах больше ломать голову над загадками этой тетради.
Этой ночью я снова ворочался на кровати, отгоняя пугающие мысли, которые вновь наполняли мой разум все из-за тех же возобновившихся посторонних звуков. Пламя свечей в канделябре, стоящего рядом на тумбочке, успокаивающе колыхало воздух своим теплым свечением, и, не в состоянии больше сопротивляться усталости, я погрузился в тревожный и волнующий сон.
Глубоко проникшийся рассказами Кэт, различными находками и их содержанием, мрачным сооружением на заднем дворе дома, неизвестным и пугающим шумом, историей семьи Батлеров, мои сны этой ночью строились из кошмарных происшествий, связанных со всем, с чем мне пришлось столкнуться за все время пребывания в Бланквилле.
Несмотря на туманность и пелену подсознательных видений, которые происходят в мире, куда мы можем попасть лишь тогда, когда закрываем глаза, все случившиеся далее события были словно наяву. Последовательность картинок, сменяющих друг друга, строились в четком и закономерном порядке, отпечатавшись в моей памяти на всю мою долгую и мучительную жизнь.
Сквозь сон я почувствовал на себе чей-то тяжелый и пристальный взгляд. Я привстал на кровати и в дверях комнаты увидел черного, словно сажа, кота больших размеров. Он сидел на пороге и не сводил с меня своих желтых и поблескивающих в темноте глаз, добравшись, казалась, до самого моего естества. Дрожь прошла по моему телу, сменившись мурашками. Я быстро встал с кровати и внимательно начал разглядывать моего ночного гостя. Кот спокойно сидел и пристально наблюдал за моими действия, а затем, с присущей ему важностью, направился прочь, гордо вышагивая по коридору дома. Недолго думая, я направился вслед за ним. Несмотря на темноту комнат, я прекрасно видел черного кота без дополнительного источника освещения, словно овладел его ночным зрением. В полной тишине, я проследовал за ним через весь дом, сделав целый круг по второму этажу, а после спустился на первый. Мое любопытство взяло надо мной верх, поэтому я не отставал от своего сопровождающего. В холле, вместо большого камина, оказались точно такие же дверцы, как и в склепе, а стена отсутствовала, открывая передо мной чистое небо без облаков, с мерцающими звездами и неестественно большой и красной луной. Как только кот подошел к проему, дверцы тот час же с грохотом и оглушительным скрежетом отворились, прокатившись ужасным эхом по дому, а на полу оставив глубокие царапины. Сильный поток смрада дыхнул на меня изнутри разверзшегося темного прохода. Я не поморщился, поскольку все осязательные чувства исчезли, но я знал, что это зловонье – сочетания старого склепа с заплесневелыми стенами, старых гнилых досок и запаха мертвеца, который только что вылез из своей могилы. Кот скрылся в мрачной глубине входа. Поколебавшись секунду, я последовал за ним.
Длинная, каменная винтовая лестница вела вглубь подземелья, откуда раздавались приглушенные напевы нескольких голосов, становясь все более отчетливыми и басовитыми по мере приближения к их источнику. Голоса раздавались из бездны туннеля, по которому я спускался, но иногда казалось, словно они проникли в сознание так сильно, что звучали не снаружи, а внутри меня. Наконец-то я оказался на самой глубине катакомб. Каменный коридор, вдоль которого на стенах висели зажженные факелы, привел меня в небольшое и замкнутое помещение. В центре его, на возвышении, располагался мрачный алтарь, высеченный из большой глыбы, по краям которого тянулись желобки, образовывая уже знакомый мне рисунок, и уходили куда-то вглубь одной из стенок этого сооружения. Вокруг него стояло множество горящих свечей, наполняя все помещение светом, кроме пространства за алтарем, которое оказалось наполовину погруженно во мрак. На верхней его крышке, по бокам, стояло несколько зажженных канделябров. Рядом лежала раскрытая старинная книга с пожелтевшими страницами, кинжал замысловатой формы, а в центре каменной плиты – небольшой и шевелящийся сверток, замотанный в темную ткань. Слева стоял человек в темной мантии с большим капюшоном, скрывающим его лицо. Он произносил непонятные мне слова, периодически воздевая руки вверх. Из глубины темного пространства тоже доносился человеческий голос. До меня почти сразу дошло – это черная месса. Затем мрак дрогнул и темноту рассекли старые костлявые руки с длинными пальцами, проявив после и весь силуэт человека в таком же наряде, что и его помощник.
Я стоял, пораженный открывшимся передо мною страшным зрелищем, и не мог пошевелиться. Видеть весь этот ужас было невыносимо, но все попытки поскорее убраться отсюда складывались к замедленному бегу на одном месте. Хоть я и вкладывал в это все свои силы – движения назад не было. Я оставался стоять все там же, когда моему взору предстала вся эта отвратительная картина. Опомнился, когда стоял перед алтарем, с вложенным в мои руки ритуальным кинжалом. Все мои дальнейшие действия рождались благодаря направлениям холодных рук старца, впившихся мертвой хваткой в мои. Я зажмурился, изо всех сил сопротивляясь этим цепким, словно капкан, рукам. Кинжал мягко вонзился в ткань и с легкостью прошел в нее, скрыв в живом комке половину лезвия. Еле уловимый всхлип донесся до моего слуха. Я открыл глаза, но стоял уже склоненный над этой плитой. Сверток уже перестал дергаться. На его поверхности стали проступать темные пятна. По желобкам потекла красная жидкость. Напевы этих двух людей соединялись в леденящую кровь какофонию гортанных и звонких напевов, дурманящих мой разум, вводя в непонятное состояние. Только сейчас я заметил на столе несколько глубоких чаш по краям, с воткнутыми пучками каких-то тлеющих трав, от которых исходил густой дым. Все попытки вырваться, вынуждали меня испытывать боль во всем теле, настолько сильную, что был готов в любую секунду потерять сознание и рухнуть на земляной пол. Но какая-то непонятная сила удерживала меня здесь, заставляя участвовать в этих отвратительных и безобразных действиях. Заломленную и вытянутую левую руку пронзила новая боль. Я перевел взгляд в ту сторону, где стоял один из моих истязателей: старые пальцы сжимали в одной руке все тот же ритуальный нож, полосуя мою ладонь, а другой рукой ловил капли крови, тонкими струйками стекавшую в прорезанные желобки столешницы; второй человек, яростно скрутивший и крепко вцепившийся в меня, стоял с другой стороны и продолжал свои напевы. Помню странные, шаткие ощущения того мира, которые я воспринимал на подсознательном уровне, когда перед глазами начало все расплываться и кружиться, мелькая яркими пятнами вокруг меня. Тогда я уловил силуэт черного кота, с наслаждением лакающего остатки алой жидкости на крышке алтаря. Обрывки и нечеткие изображения, долетавшие до моего сознания, то, что не должен видеть обычный человек, различили разные фигурки маленьких беснующихся тварей внизу ступеней перед алтарем; короткие неясные фразы и все те же жуткие песнопения.
В ту же секунду я проснулся в поту, не зная больше от чего, толи от кошмарных сновидений, толи разбуженный своим же криком. Резко вскочив на кровати, я присел и начал ощупывать себя. Тело немного ныло и побаливало. Я взглянул на свою левую руку: порезов и шрамов на ней не обнаружил, но еле уловимые красноватые следы, в виде тонких линий, пронизывали ладонь и часть предплечья.

Запись 11
Утро выдалось тревожным, но осознание, что это был всего лишь сон, бездоказательная проверка второго этажа и тщательный осмотр камина на первом – успокоили меня и мои мысли. Уже в спокойном состоянии я сделал все свои утренние дела и решил вернуться к запланированным действиям на сегодняшний день – поход в город, чтобы попытаться отыскать знатока древности, любителя тайных и запретных учений и истории Бланквилла.
Вывернув на Мэйн-стрит, я шел по прямой, не узнавая облик еще недавно прекрасного и небольшого городка: большинство зданий было в полуразрушенном состоянии; часть строений было заброшено, а их двери и окна плотно заколочены досками. То ускоряя, то замедляя свой шаг, не веря своим глазам, по Третьей улице я дошел до мотеля, точнее до того, что от него осталось: груды потемневших красных кирпичей высятся на балконе второго этажа, где теперь виднеются внутренности почти всех заброшенных комнат; большинство окон разбито, а остальные – заколочены; штукатурка первого этажа почти вся обвалилась, оголив большие бетонные блоки; вывеска, с горящей некогда надписью «Мотель», в разбитом состоянии лежит на крыльце около заколоченной досками двери; небольшая лужайка перед зданием, с некогда аккуратно стриженным зеленым газоном, теперь поросла сорняками и кустарниками, которые, точно альпинисты, карабкались по остаткам стен, где могли зацепиться. Я подошел и заглянул в ближайшую зияющую черную дыру в разбитом окне первого этажа, встав на гору мусора рядом, но смог увидеть только темноту, через которую виднелись некоторые части былой красоты холла, сейчас такого серого и грязного. Я отказывался верить в этот городской пейзаж кисти какого-нибудь из современных художников, что любят рисовать постапокалиптические руины населенных пунктов. Меня не было в центре чуть больше недели. Что тут произошло, оставалось для меня загадкой на тот момент.
Я шел по Пятой улице в сторону Мэйн-стрит. Увидев большой рекламный щит, встретившийся и запомнившийся мне в самый первый день пребывания в Бланквилле, я поспешил к нему. Изображение, поразившее меня своей красотой, красочностью и необычным исполнением – отсутствовало. Вместо него красовались полусгнившие деревянные доски щита, поросшие мхом, на которых частями висели пожелтевшие от старости обрывки плакат. Я не узнавал Бланквилл. Все его краски и загадочная жизнь тех немногих горожан, что мне повстречались – исчезли. В городе царила серость, разруха и полное запустение, обнажая противоположную сторону этого городка, где по несчастию мне довелось оказаться.
Потрясенный открывшимся мне необъяснимым городским пейзажем, я погрузился в свои гнетущие мысли, изо всех сил пытаясь осознать, что это не очередной страшный кошмар, приснившийся этой ночью, на фоне моих пугающих приключений. Я шел дальше по Мэйн-стрит и чуть было не прошел мимо того кафе, «Острый перец», где проходило соревнование по покеру потому, что оно стало неузнаваемо и, словно стыдясь своих развалин, скрывалось за густыми зарослями разнообразной растительности. Протолкавшись через гущу высокой травы, дико разросшихся кустарников и сорняков, которые тянулись вверх, прорываясь через растрескавшийся асфальт, я оказался у входа. Из двери с прозрачным стеклом торчала большая ветка свалившегося неподалеку дуба, пробив при этом часть крыши в дальней части кафе. Я убрал остатки стекла, чтобы не пораниться, и аккуратно протиснулся внутрь под деревом. Не прикрученная к полу мебель была перевернута, разбита и валялась, где попало, разбросав по всему помещению свои останки. Всюду была грязь, паутина, части сломанных предметов, разрушенных стен и потолка. Из трещин в полу, кое-где даже на барной стойке и стенах, проглядывала зеленая растительность. Я огляделся. Мой взгляд упал на столик, где мы с Кэт сидели, и она рассказывала мне загадочные истории, в которые я не мог тогда поверить. На столе, из-под обломков оконной рамы, выглядывал белый клочок бумаги. Заметив это, я подошел ближе, чтобы достать его – это была скрепленная из нескольких листов записка от Кэт, адресованная мне. По сравнению с окружающими меня руинами и необъяснимым многолетним запустением, этот листок сохранил свою чистоту и первозданность, не обратив на себя взор времени. Мои ноги вдруг резко стали ватные, а все тело каким-то тяжелым. Найдя взглядом в противоположной части помещения не слишком заваленный мусором столик, я поспешил к нему. Убрав обломки и грязь, я плюхнулся на диван, подняв облако пыли, и принялся читать.
«Дорогой Марк! Я очень надеюсь, что ты найдешь это письмо. Ты должен все знать. Знать всю правду, которую я не могла тебе открыть раньше. Не проходит и дня, чтобы я не думала о тебе и о том, что ты сделал для жителей и больше всего – для меня. Я хотела тебя предостеречь, поэтому и оттолкнула, сказав, чтобы ты не лез в дела Бланквилла, уехал, как можно скорее и забыл про все. К сожалению, ты меня не послушал и сделал все по-своему. Ты не первый, кто попадает в сети к хитрому и отвратительному Уилфриду Батлеру, но первый, кто смог дойти до конца, кому я смогла открыться при первой встрече, пускай с большим усилием, и не полностью все рассказав.
После того, как Генри Батлер, а точнее то существо, которое выдавало себя за него, поскольку Генри, без его маскировок, давно уже никто не видел, покинул Бланквилл, никому ничего не сообщив, все странности и загадочные исчезновения молодых людей прекратились. Двенадцать лет люди жили спокойно, постепенно приходя в себя, строили новые дома, обзаводились семьями и заводили детей. Но потом в город пришла новая беда – Уилфрид Батлер. Мне на тот момент исполнилось восемнадцать лет. Поначалу жители сторонились нового владельца поместья, поскольку он чем-то напоминал своего деда: большие, но не такого размера, как у своего родственника в последние годы, круглые глаза, с отталкивающим взглядом; нездоровый цвет кожи; замкнутость, как последнее время у своего деда; надменность во всем, чего, правда, за Генри никогда никто не замечал. Но никаких странностей и пугающих происшествий не происходило сразу после его приезда. Внутреннее напряжение местных жителей понемногу начинало спадать, но они все равно недоверчиво косились на Уилфрида, когда видели его на улице, хоть и случалось это не так часто, но старались этого не показывать. Горожане свыклись с новым жильцом поместья Батлеров, даже в чем-то стали ему импонировать, как через пять лет с момента его приезда в город, стали происходить ужасающие вещи.
На тот момент я была замужем и у меня появилась замечательная семья. Мы с мужем долгое время жили вместе и очень любили друг друга. Ссорились мы редко, во многом старались помогать и поддерживать свою вторую половинку. Одним словом – жили в мире, любви и согласии. Поскольку дела у нас шли хорошо, то мы решили завести ребенка, и через некоторое время у меня родилась девочка. Мы назвали ее Кэндис. Но спустя несколько месяцев она пропала из дома ночью, пока мы с Биллом, наконец-то, смогли немножко поспать после обычной возни с маленьким ребенком, домашних дел и работы, которой на тот момент свалилось, как назло, много. Наутро мы подняли на уши весь Бланквилл. Искали почти целый месяц, проверив, казалось, каждый уголок города, но так и не смогли найти Кэндис. Мы с мужем были полностью разбиты этим горем. Не могли ни есть, ни пить, ни спать нормально, ни днем, ни ночью.
До этого, в нашем городке было несколько таких случаев, но я им не придавала особого значения, более того говорила мужу, мол, что же это за родители такие, что умудрились потерять своего ребенка. И вот эта беда пришла и в наш дом. Билл, не в силах сидеть, сложа руки, решил провести свое собственное расследование, и каждую ночь дежурил на улицах Бланквилла, в одиночку возобновив патрулирование города, а днем навязчиво мучил расспросами местных жителей, потеряв сон и покой. Патрулировать он ходил один, поскольку все остальные были заняты безопасностью своих семей, либо убивались горем от потери. Я перестала узнавать своего мужа: он стал просто одержим мыслью поймать и наказать преступника, а его взгляд стал холодным, диким и каким-то звериным.
Как-то раз, в свое очередное ночное дежурство, он стал свидетелем одной странной картины: Уилфрид Батлер шел по одинокой и слабо освещенной улице в свое поместье, постоянно оглядываясь по сторонам и держа подмышкой какой-то небольшой сверток, который, по мнению мужа, шевелился и издавал еле заметные звуки, похожие на плач младенца. А что самое интересное – старика постоянно сопровождал его домашний питомиц – черный, словно уголь, с мерцающими в ночи глазами, кот. Он не отставал от хозяина и постоянно вертел по сторонам головой, будто пытался разглядеть случайного прохожего, по великой случайности оказавшегося свидетелем их ночных похождений. Билл решил проследить за этой подозрительной парочкой до самого дома. Но ему этого было мало, поэтому он пошел еще дальше – пробрался внутрь.
«Они словно провалился под землю, когда я незаметно пролез через незапертое окно в холле», – рассказывал мне Билл, когда в измотанном состоянии вернулся домой под утро. «Я проверил везде, куда можно было бесшумно прокрасться. Никаких следов старика и кота я не обнаружил, хотя дороги улиц были влажными после вечернего дождя и должны были остаться отпечатки ног и лап на полу. Не могли же они мне померещиться. Тишина в доме стояла мертвая, поэтому я особенно аккуратно и настороженно двигался в полумраке комнат и коридоров. Хорошо, что у меня с собой был карманный фонарик. Отчаявшись, я решил, что воображение и усталость сыграли со мной злую шутку, а я зря проник без спроса в чужой дом, но когда направлялся к выходу, через который попал в поместье, то на столе в холле я наткнулся на окровавленную ткань. Рядом с небольшой серой тряпочкой лежал красивый кинжал, позолоченная рукоять которого была украшена камнями», – рассказывал мне Билл, доставая из кармана куртки красиво отделанный кинжал.
Я была ошеломлена рассказом своего мужа, но больше всего – его поступками и находкой. После долгих споров и ругани, мы, все-таки, решили избавиться от этого оружия и унести его подальше из нашего дома, во избежание неприятностей, поскольку во всех ужасных событиях могли обвинить случайным образом нас, если бы вдруг нашли эту улику, а возвращаться обратно в поместье – опасно, Уилфрид, должно быть, уже заметил пропажу. Решение было принято нами единогласно – выкинуть кинжал в озеро на окраине Бланквилла. Перед своим дежурством, под покровом ночи, мы вместе дошли до озера и выбросили злополучный нож. После, я отправилась домой, а Билл пошел вновь патрулировать улицы, несмотря на все мои уговоры этого не делать. Я ему говорила, чтобы оставил эту затею и остановился, пока не стало только хуже, но он меня не послушал и сделал все по-своему, как и ты, Марк. В тот день я видела своего мужа в последний раз – он не вернулся домой со своей ночной охоты. Несколько дней потом я искала Билла, но все попытки были тщетными. Во второй день моих поисков, придя домой, я обнаружила на полу в комнате тот самый красивый кинжал, который мы утопили в озере Блэк-лейк. На нем была свежая, еще не запекшаяся, алая кровь. Я тут же поняла, кому она может принадлежать. Было трудно пережить сразу несколько потерь любимых людей за такой короткий промежуток времени. Спустя долгие месяцы, я понемногу начала приходить в себя, надо ведь как-то жить дальше, но в один из дней вдруг осознала, что мне больше нечего терять, поскольку никак не могла оправиться от своего горя. Я набралась смелости и решила обследовать поместье сама, и через некоторое время пробралась в поместье Батлеров, о чем тебе уже рассказывала при нашей встрече в кафе. Кинжал я захватила с собой и положила туда, где, по словам Билла, он его нашел. Я была очень напугана событиями, произошедшими со мной в доме, и, словно лишившись языка, не могла никому ничего рассказать, пока в нашем городке не появился ты.
В конце концов, спустя годы этих ужасных событий, горожане больше не могли жить в страхе за свои семьи. Подозрения все больше падали на Уилфрида, поскольку и до него имя Батлеров, в последние годы прошлого века, приносило одни только неприятности, как выяснялось позже. Сомнения в его невиновности неоднократно подкрепляли странные вспышки света из окон поместья и непонятные звуки, доносившиеся с холма и пугающие тех, кто жил неподалеку. На другом конце Бланквилла проживала старуха Мэри, которая была предсказательницей и занималась различными ритуалами очищения, но и умела наводить порчу. Она интересовалась разного рода вещами, связанными с колдовством, но была безобидной пожилой женщиной и не пользовалась своими умениями, чтобы кому-нибудь навредить, если в этом не было крайней необходимости. Об этом все знали, поэтому ее никто не трогал, а наоборот, обращались с просьбой о помощи, как решили сделать и в этот раз. Но придя в дом к старухе, обнаружили постепенно разлагающееся тело несчастной женщины. Причину смерти, нашим медикам, несмотря на их опытность и все приобретенные за годы знания, определить не удалось. При осмотре покойницы, в крепко сжатой руке, обнаружили какой-то небольшой драгоценный камень, но выяснить, откуда он, так и не получилось. После, на следующий день, ее тело придали земле.
Однажды вечером, собравшись вместе, разъяренные родители и напуганные жители ворвались в поместье, как раз в то время, когда из окон дома были видны всплески красного и фиолетового свечения, и обнаружили Уилфрида за приготовлением каких-то зелий: он стоял в центре, начертанного алым цветом, магического круга, в одной из комнат на первом этаже; возле него находился небольшой столик с множеством стеклянных баночек, колбочек и пробирок, больших и маленьких, наполненных разнообразным содержимым, от твердого до жидкого, описывать которые я даже не хочу, а прямо перед ним на длинной ножке располагалась подставка с книгой под названием «Некрономикон». Хоть это и была всего лишь качественно сделанная цветная копия с несобранными в один блок листками, вставленными в кожаный переплет, а перетянутая ремнем кипа бумаг, содержание ее переведенных частей – ужасало. Колдуна сразу же схватили, пока он не успел опомниться от внезапно нагрянувших гостей, крепко связали и устроили тщательные обыск поместья. В доме нашли много разных книг с описанием ритуалов черной магии, приготовлением каких-то эликсиров и прочего чтива на эту тему, которое он не успел спрятать от посторонних глаз. При обыске самого Уилфрида, в кармане его необычного кожаного фартука, нашли личную тетрадь с записями, которая привлекла внимание жителей и была представлена к всеобщему прочтению: в ней говорилось о каких-то рыболюдах, о том, как Уилфрид разорвал связь между ними и своей семьей при помощи магии, но, заигравшись, не смог остановиться, и продолжал практиковаться в темных искусствах. Позже, все найденное сожгли, а колдуна линчевали на следующий день – приготовили средневековую смертную казнь через повешенье. После чего, над его телом несколько дней проводили обряд очищения, чтобы выгнать его злой дух из плоти. Не обошлось и без происшествий: не все могли выдержать зрелище, когда труп начинал конвульсивно дергаться, издавать страшные звуки, выкрикивать проклятия на разных языках и пытаться встать с дубового стола, к которому его приковали прочными кожаными ремнями и железными цепями. К сожалению, все это правда. Ты должен в это поверить, если еще этого не сделал.
У ныне покойной старухи Мэри была ученица по имени Бет. Она заинтересовалась тем, чем бабка с другого конца Бланквилла занималась, и пошла к ней, постигать эти искусства. С ней-то и произошло несчастье во время ритуала очищения, о котором она прочитала у покойной учительницы. Нервы девушки оказались слабыми, и они упала в обморок в тот самый момент, когда ее маленькая дочь Элизабет принесла маме стакан воды. Когда девочка подошла ближе, Уилфриду удалось завладеть ее разумом. Он велел ей, при погребении, вложить себе в руку горсть земли, взятую из центра города, и второй дневник со зловещими записями, который колдун прятал в тайной комнате у себя в поместье, но таким образом, чтобы девочку никто не заметил. Об этом Элизабет, со слезами на глазах, рассказывала, когда пришла в себя после похорон старика: «Он был у меня в голове, – плакала девочка. – Я чувствовала его рядом, внутри меня, но не могла избавиться. Он приказывал и управлял моими движениями и мыслями. Я чувствовала все его нехорошие чувства, желания и мысли – они очень плохие». Ритуал завершала еще одна наша старуха, сведущая в таких делах, но не так хорошо, как Бет. К сожалению, она пришла в сознание только после погребения Уилфрида, как и ее дочь, а бабка допустила непростительную ошибку – забыла вогнать кол в сердце колдуна, чтобы прервать его связь с магией и умертвить навечно. К сожалению, добраться до его тела не представлялось возможным, поскольку оно уже было закрыто в склепе, больше напоминающего бункер, а ключ от замка найти не смогли. Элизабет, через некоторое время после похорон старика, неожиданно стало очень плохо, и она скончалась. К этому моменту город стал призраком, вместе с его жителями, и скрывал свое существование от внешнего мира, пользуясь прикрытием в виде густого тумана, уже долгие годы. С тех пор, Бланквилл показывается на глаза людям из внешнего мира несколько раз в год, заводя сюда несчастных прохожих, по случайности оказавшихся на дороги в наш городок. К сожалению, покинуть пределы этого населенного пункта по своей воле тем, кто давно тут живет и тем, кто ступал на землю Батлеров, никак не получается, поскольку заколдованный туман возвращает их обратно в центр города. Есть всего лишь один способ снять это кошмарное проклятье и освободить всех жителей – по собственной воле заплатить очень высокую цену – стать новым хозяином поместья, направляемый хитрыми уловками Уилфрида, в течение долгого времени, сам того не подозревая, пока он не восстановит свои силы. А это значит, что нужно пожертвовать собой, взамен жизни колдуна, чары которого рассеяться, но только для ныне живущих здесь. Много кого старик пытался обманом заставить сделать это, но им не хватало мужества или здоровья, провести хотя бы одну ночь в доме.
Есть еще много нюансов, которые ты со временем поймешь, пока будешь заперт в этом проклятом месте. У меня мало времени, поэтому не смогу тебе их все перечислить сейчас.
Вот почему я так хотела, чтобы ты уехал из Бланквилла, как можно скорее, и забыл о нем, пока еще это можно было сделать. К сожалению, чары Уилфрида сковывают нам язык, чтобы мы не могли проболтаться и рассказать лишнее тем, кто впервые попал к нам в городок. Более того, они заставляют нас делать вещи, позволяющие завладеть доверием туристов. Но тогда, в кафе, я отчасти смогла преодолеть эту преграду. Во всяком случае, я очень надеюсь, что не плясала под «музыку» Уилфрида, чтобы заманить тебя в его поместье. Ты провел там чуть больше месяца. У меня никак не получалось предупредить тебя обо всем потому, что очередной барьер не давал проникнуть внутрь поместья, а внезапно появившееся жгучее желание двигаться куда-то на север – сводило с ума. На тот момент колдовство старика ослабело, и я могла говорить более свободно, чем при нашей первой встрече. Но преодолевая влечение, я села писать эту записку, чтобы ты знал обо всем, в надежде, что отыщешь ее. К сожалению, ты попал в тот склеп и сделал ужасное – перевернул тело покойного, чем помог ему возродиться вновь. За все это время у нас пропало несколько детей, которые, как мы полагаем, пошли на ужасные деяния Уилфрида.
Прости меня, Марк, мое время на исходе. Если сможешь, пожалуйста, прости. Я не выдержу, если потеряю еще одного человека, которого полюбила, пускай и за такое короткое время.
Твоя Кэт».

Запись 12
Не знаю, как долго я просидел в кафе, уткнувшись взглядом в одну точку через зияющую дыру в стене на улицы полуразрушенного города. Я перестал ощущать, какое сейчас время суток, но судя по освещенности – день, несмотря на серую и безжизненную пелену, которая окутала весь Бланквилл.
Опомнился я в тот момент, когда уже подбегал к поместью, тяжело дыша, и рывками отворял все попавшиеся мне на пути двери. Наконец, я очутился у входа в склеп с канделябром в левой руке, ломом в правой и позабытым мною фонариком в кармане. Отперев тяжелые дверцы, я, немного постояв на месте, спустился внутрь. Надо сказать, что на этот раз внутри не было так пугающе мрачно: несмотря на тусклый день, его свет не съедался зловещим подземельем, а входил в отваренные двери и рассыпался замысловатым узором, казалось, проникая в самые потаенные углы. Изо всех сил стараясь скрыть внутреннее напряжение, с тяжелым грузом на плечах и нехорошим предчувствием, я подошел к тому самому саркофагу, где на табличке было высечено имя «Уилфрид Генри Батлер». Затем, недолго думая, отварил каменную крышку гроба. На этот раз она тяжелым грохотом поразила небольшое пространство склепа, слегка меня оглушив. Я стоял на месте, словно вкопанный, тщетно пытаясь уловить очертания покойника внутри, через поднявшееся облако пыли. Тела Уилфрида Батлера, как и омерзительного зловония, которое оно источало, внутри не оказалось. Опершись о противоположную стену у входа, я сполз на пол, оцарапав себе всю спину, но целиком погрузившись в отчаяние и уныние, заметил этого гораздо позже.
Я сидел на земляном полу гробницы, прислонившись к холодной стене, и вновь уставился в одну точку, только на этот раз, на пустой каменный объект передо мной. Просидел в одном положении до позднего вечера, и очнулся, когда дневные замысловатые тени поглотил однородный ночной сумрак. Теперь я почти до конца осознавал всю реальность происходящего и ту ситуацию, в которой оказался. Теперь вся головоломка из тех пазлов, что мне удалось отыскать, складывалась в одну большую и скверную картину, где я теперь являюсь главным героем, вполне возможно, что отрицательным.
Я с большим трудом донес себя на подгибающихся ногах до спальни и плюхнулся всем своим весом на мягкую кровать. Опустошенный, как один из саркофагов в гробнице, изможденный и безрадостный, я лежал, не в силах пошевелить даже пальцем. Часть меня, словно была не здесь. Мой разум был при мне, но в то же время находился где-то в другом месте. Скованный и рассеянный он отчаянно пытался добраться до своего обладателя, но никак не мог. За окном уже совсем стемнело, но мне было лень вставать, чтобы зажечь свечи. Ощущение полного одиночества давило на меня большим и тяжелым камнем, пульсируя в моей голове отголосками письма Кэт, нагнетая головную боль. Я попытался уснуть, чтобы унять весь окружающий меня кошмар и проснуться от этого страшного сна в своей постели в доме на Бэй-стрит в родном Сан-Франциско.
Весь следующий день я потратил на многократные попытки покинуть Бланквилл, но все дороги, которые вели прочь из города, как и говорила Кэт, возвращали меня обратно в разные места в центре. Я окончательно потерял счет дням: не могу точно сказать, сколько времени прошло с того момента, как я осознал свою учесть; не могу точно сказать, сколько времени я уже нахожусь в Бланквилле. Интересный факт, я совершенно не чувствую ни жажды, ни голода тут. Погода установилась однообразно-серая. Иногда идет дождь, но солнце не выходит из-за сгустившихся над головой туч. Ночные и пугающие звуки в доме прекратились в тот день, когда я посетил центр города и узнал страшные подробности о моей дальнейшей участи.
Теперь у меня тоже появился свой дневник, один из тех, что я нашел в потайном сейфе, когда снова и снова осматривал поместье, в надежде найти новые тайны и ответы. Но нашел только пустую тетрадь. В нее я записал всю свою историю, вместе со всеми секретными ходами, ключами и кодами, картой, которую решил сделать, поскольку располагаю большим запасом времени, дабы скоротать дни, в надежде, что кому-нибудь он станет полезными. К сожалению, эта последняя страница в нем, а это последние строки, что я запишу. Других записных книжек или тетрадей пока найти мне не удалось. Не знаю, прочтет ли этот дневник кто-нибудь, но если да, то значит, что я каким-то образом выбрался отсюда, либо эти записи нашел какой-то случайный путник, на помощь которого я очень сильно полагаюсь.

***

День близился к концу, но солнце этим октябрьским днем все еще грело своим теплом, посылая на землю яркие и длинные лучи. Девушка, одетая совсем не по погоде, в грязной белой футболке, пыльных джинсах и старых кроссовках шла по лесной тропинке. Сальные волосы большими прядями падали на лицо. Силы ее покидали с каждым шагом, но собрав всю свою волю, она шла, в надежде, что в скором времени доберется до населенного пункта, где сможет найти ночлег, воду и еду. К счастью, через два часа изнурительного пути, удача улыбнулась девушке, и вдалеке показался размытый силуэт какого-то небольшого городка. Выйдя на главную дорогу, тяжелой поступью, она направилась в его направлении вдоль обочины. Проезжавший мимо фермерский мини-грузовик с пустой и просторной грузовой платформой, остановился впереди, в десяти ярдах от нее.
– Мисс, с вами все в порядке? – поинтересовался пожилой, но не старый мужчина в клетчатой рубахе, поверх которой был надет комбинезон, когда вышел из машины.
Девушка, будто не слыша и не замечая ничего вокруг, медленно направлялась в сторону фермера, словно зомби, и смотрела куда-то вдаль, через него и машину, не отвечая на вопросы.
– Мисс, вы меня слышите? С вами все х… – мужчина осекся и несколькими большими шагами оказался возле девушки.
Она потеряла сознание и начала падать, но фермер успел поймать бедняжку, подхватив девушку под руки, в самый последний момент перед тем, как она оказалась бы на земле. Затем он взял ее на руки и аккуратно положил в кузов, подложив под ноги принесенный из салона рюкзак. Проверив пульс, он начал рыться в сумке, чтобы найти какой-нибудь предмет для того, чтобы обмахать лежавшую без сознания, но девушка пришла в себя и открыла глаза.
– Мисс, – начал фермер, посмотрев ей в глаза. – Вы меня слышите? Вы упали в обморок. Как вы себя чувствуете?
– Вв... – еле шевелила сухими и потрескавшимися губами девушка, – …в-воды, – наконец с большим трудом проговорила она.
– Да, сейчас.
Фермер бегом направился в салон, чтобы взять оттуда бутылку с водой. Девушка с трудом привстала и с жадностью припала к сосуду, опустошив его до конца, казалось одним глотком.
– Видно, что вас очень сильно мучает жажда, – констатировал мужчина явные вещи. Откуда вы? Помните, как вас зовут?
Но девушка все молчала, бросая недоверчивые взгляды на своего спасителя.
– Меня зовут Фрэнк. Моя ферма находится здесь неподалеку. Я как раз туда направляюсь. Могу предложить вам горячий ужин и ночлег, а вы мне поведаете о своих приключениях. Договорились? – дружелюбно улыбнулся мужчина.
Девушка уже более мягко посмотрела на Фрэнка в ответ и подала руку, чтобы вылезти из кузова. Дойдя до салона, фермер помог ей забраться внутрь машины и захлопнул дверь, а сам сел рядом на место водителя.
– Мое имя вы знаете. А как вас зовут?
– Кэт.
Фрэнк достал последнюю бутылку прохладной и освежающей воды из маленького синего ящичка рядом с ручным тормозом и протянул девушке. Она открыла ее и сделала еще один большой глоток воды, наполовину опустошив бутылку, и откинула голову назад, на подголовник мягкого сиденья.
– Спасибо, – проговорила девушка и закрыла глаза.
– Не за что, Кэт, и приятно познакомиться. Раз мы нашли общий язык, то можно трогаться в путь, – улыбнулся Фрэнк и нажал на педаль газа.
Автомобиль с двумя пассажирами удалялся все дальше от небольшой лесной чащи в этой гористой местности, растворяясь за горизонтом, в лучах уходящего осеннего солнца.

Примечания
… он показывал фокусы собравшимся вокруг него четырем детям … (запись 2) – отсылка к произведению Стивена Кинга «Оно».
… буря эмоций бушующего «девятого вала»… (запись 3) – одна из самых знаменитых картин русского художника-мариниста Ивана Айвазовского.
… ощутить невероятных, удивительных и совершенных героев тех вселенных … (запись 4) – отсылка к комиксам про невероятного Халка, удивительного и совершенного человека-паука, компании «Марвел».
… Как говорил Феликс: «Ставь на черное, ставь на красное. Все равно выигрывает зеро» … (запись 5) – цитата из фильма «Блеф» 1976 года, с Адриано Челентано в главное роли.
… сидели молча, пристально смотря друг другу в глаза … (запись 5) – перед поединком, на ринге, двое соперников смотрят друг другу в глаза, ведя мысленную борьбу на психологическом уровне, пытаясь сломить соперника еще до начала боя своим устрашающим взглядом.
… озорному богу Морфею… (запись 7) – бог сновидений в греческой мифологии.
… брызгал мне в глаза маковым настоем … (запись 7) – маковый настой способствует здоровому и крепкому сну.
… очень соленой водой … (запись 7) – Соли в Атлантическом океане составляют 35,4% и это больше, чем в остальных океанах.
… переходит во владения богини ночи Нюкты … (запись 8) – в греческой мифологии это богиня, олицетворяющая ночь.
… дендриты … (запись 8) – сложнокристаллическое образование, расходящееся в разные стороны подобно дереву, тянущемуся к солнцу.
… напоминающими больше те, что покрывали гроб Юзефа Сарду … (запись 9) – один из главных вампиров сериала «Штамм», который обитал в красивом резном гробу. Создатели – Гильермо дель Торо и Чак Хоган.
… Я почувствовал себя главным героем в истории про Индиану Джонса … (запись 9) – вымышленный персонаж, герой серии приключенческих фильмов, книг, комиксов и компьютерных игр. Был создан режиссером и сценаристом Джорджем Лукасом в 1973 году. В фильме «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега» (1981 года), действие которого происходит в 1936 году, персонаж представляет собой смешанный образ охотников за сокровищами из фильмов 1930-х годов и приключенческой литературы того периода.
… который подобно Гераклу совершал очередной подвиг … (запись 9) – в древнегреческой мифологии – герой, сын бога Зевса и Алкмены, при рождении названный Алкидом. Прозвище «Геракл» означает «Слава Гере, богине брака и супружеской любви». Из многих своих подвигов, Геракл известен двенадцатью, которые совершил на службе у царя Эврисфея.

2016 год.

© Ник Блэкберд, 2017
Дата публикации: 07.01.2017 11:29:36
Просмотров: 1809

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.