Первый опыт. Роман.... La Carte -IV
Олег Павловский
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 5702 знаков с пробелами Раздел: "Дыхание еще не прекратилось..." Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
. ПЕРВЫЙ ОПЫТ ...В маленьком городе, где твое детство застряло в густом саду, как лист в ветвях облетевшего розового куста, и это означает осень, и это нелепо, раз уж все нелепо в твоей судьбе, одна лишь пошлость закономерна, раз ты такое говно и все погибло, пропало и несчастный Тарзан – это только первая капля, первый разбитый елочный шарик в новогоднюю ночь, когда крошечный человечек целиком состоящий из «почему» и «где моя мама?» – впервые не решается спросить, почему в его сердце поселился траур... ...в маленьком городе, где дед сделал тебе деревянный меч, – он был еще жив, его не доконал маленький стальной осколок большой войны и испорченное сердце, – он сделал тебе меч, чем-то похожий на флажок железнодорожника и ты показывал его воображаемому паровозу в дальнем углу густо заросшего сада, и грозил ему, паровозу – ты еще боялся паровоза и соседских гусей, и петуха, что с таким шумом взлетел на голову приходящей молочнице, взлетел с очевидным желанием выклевать ее единственный глаз... осмелев, ты охотился на петуха с луком и стрелами, на которые пошли едва ли не самые ценные насаждения вконец заросшего сада... Петуха зарезали хозяева, и долго летал над сараями обезглавленный рыжий петух, и летали перья, и валялась на земле никчемная петушиная голова – жутко и красиво... ...ты бездарно расходовал стрелы, и они взлетали высоко над деревьями, и там только вспыхивали в бронзовом свете вечернего солнца... ...ты ловил бабочек, и, однажды, нежная зеленоватая капустница умерла, накрытая чайным стаканом на листке сирени, оставив геометрический ромбик яиц мелких, как жемчужины в старинном бабкином медальоне сердечком... что ж! Она сделала, что смогла, а чтобы она смогла еще сделать, запертая в чайном стакане начинающим вивисектором, который теперь только и делает, что пытается размножаться, хотя смертью ему ничто не грозит... Окунуться как в озеро в воздух поющий шмелями, пробежать по траве, по тропинке в саду босиком, где с шиповником розовым небо менялось ролями, как на сцене внезапно, и как в акварели легко... . . . . . . . Разве я знал тогда, что мне все равно придется встретиться с Краевским, с проклятым Краевским, скрученным нервными пальцами своего счастья в трубочку табачного листа… Теперь, судьбу свою итожа, не собираясь на покой, я знаю – был один похожий, он шел нетореной тропой. Он верил, что родятся дети от полыхания огня, и был за жизнь мою в ответе, но лишь похожим на меня. Он жил в душе моей, стократно в электризованном раю твердил: ты предал демократам больную Родину свою! Ты предал все, что было свято, что создавалось на века, поверил дедушке с Арбата и превратился в дурака. Ты думаешь, что это просто? Сквозные ночи напролет, суровый стих и окна РОСТа, когда поэзия поет? Когда она тебе, внимая, как не рожденное дитя... Когда подонки оплевали, и слюни брызгами летят? Разве ты – ты, знал тогда, что всю жизнь будешь писать один и тот же роман, одну и ту же картину, которая рассыплется на осколки как волшебное зеркало тролля, и чье-то сердце будет леденеть от холода и ненависти к тебе, и чьим-то глазам будет невозможно смотреть без слез на мир, который казался таким прекрасным, а стал таким, какой есть… Но сказка на этом не закончится и слезы, чужие слезы растопят лед твоего сердца и мир снова станет молодым как город, умытый первой июньской грозой… . . . . . . . Краевский лежал, не двигаясь, и ему очень хотелось умереть. За окном шаркала метла, и от этого ему было еще противнее. Раньше он любил шорох метлы, а теперь разлюбил и мучился, думая о том, что он, в сущности, никому не нужен без денег и без малейшей надежды убраться навсегда из прокуренной, пропитой комнаты, убогой скорлупы, гнилого нутра, где что ни день – только и делят краденое – дни и ночи, чужих, не любящих женщин, и говорят, говорят всегда одно и тоже, и все это ложь... ... и не замолкнет под окном метла, и он не высунется, не бросит сигарету Кате, дворничихе, в награду за все и за не злое, в общем, сердце этой скандалистки, и она не поймает ее на лету... ...давно она не скандалит, старая кляча... а недавно все это было и мостовая качалась в такт шагам, и тоненький голос старинного вальса оставленных – может быть специально! -- часов... остался, никак его не унять, и самое обидное, что это правда... …САМОЕ ОБИДНОЕ, ЧТО ПРАВДА ИДЕТ ЗА НАМИ, А МЫ ИДЕМ ЛГАТЬ, а она идет за нами, путается со всякой сволочью и не понять, где правда, где ложь нам – ничтожным существам с горячей кровью, с грешной и чистой-пречистой душой, любящим и, кажется, ни к чему более не способным, кроме любви ко всему сущему, к нашим родным, близким, друзьям и любимым, к страху – к их страху за нас, за себя, за наше завтра... и этот страх – правда, и боль эта – правда, и хоть застучись себе в грудь – храбрость твоя на час, речи твои прекрасны, пока не возьмет тебя страх перед памятью, перед своим бедным, ничтожным, потерянным счастьем, потому что это правда... и ты будешь хитрить, изменять, отрекаться от своей правды за кусок украденного счастья... ...но только бы манило, дрожало, боялось крошечное наше счастье, моя дорогая Синьорина, жалкое наше счастье жило в нас, изнуренных ночами, усталых днем, все годы платившее нам за ложь, за похмелье только собой – счастьем, которое пока еще с нами, наше горькое, гордое – я, – человек большого города, где к утру, когда пятый день недели первого лучшего месяца лета, вдруг начнется с мутных разводов на стеклах такси, с тумана и дождя – никто не придет к тебе и не скажет: – Сволочи, настоящие сволочи мы, бедный мой Краевский... . . . . . . . . © Олег Павловский, 2012 Дата публикации: 12.01.2012 00:51:39 Просмотров: 2874 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |