Страх.., или Пункт седьмой.

Анатолий Шлёма

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 52923 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Страх.

“Друзьям-геологам, тем кто отрабатывал бассейн реки Нижняя-Тунгуска, во второй половине 70-х, начале 80-х, - посвящается.».

...А по ночам — мозг навострится, ждет.
Слух так открыт, так взвинчен тишиною,
что скрипнет дверь иль книга упадет,
и — взрыв! и — все! и — кончено со мною! Б. Ахмадулина.

1.

МИ-2, по второму кругу, заходил на посадку, но, как и в первый раз, подходящего места, где можно было бы сесть, не наблюдалось. Кругом была тайга, кругом густо росли сосны и ёлки, лиственницы и кедры, берёзы и пихты. И хотя было одно небольшое полусухое, кочковатое болотце, где можно было бы сесть, но перспектива найти там чистую питьевую воду, была нулевая. А куда без воды? Как поется в известной песне: «и не туды, и не сюды». Сергей Верхотуров, еще раз убедившись, что все бесполезно, ткнул пальцем в карту и показал «летуну»:
Вот здесь.
То место, куда указал Сергей - была недавно закрытая и заброшенная буровая, а значит там, наверняка, была вертолётная площадка, на которую садились вертолёты и гораздо посолиднее «двойки», и там, тоже наверняка, была вода. Хотя буровая находилась, судя по карте, километров на пять дальше, от того удобного места, где лучше всего было бы «затабориться» (разбить базовый лагерь), другого выхода не было.
У начальника геологического отряда Полякова, когда он отправлял первую группу, чтобы найти и предварительно обустроить место под новый лагерь, была большая надежда на зимник, прорубленный в тайге, по водоразделу, - дорогу, по которой зимой перевозили различные грузы. На громадных таежных просторах, доставка грузов летом велась по рекам — на баржах, а зимой - по зимникам, караванами из мощных «Уралов», тягачей и вездеходов. Но эти надежды на зимник, увы, не оправдались. Там, где нужно было сесть, - это сделать было не возможно — слишком близко росли деревья, а там, где было можно — были только сырые распадки и просто совершенно не пригожие для жилья, замшелые болота, со множеством, разбросанных по ним, осколков «зеркал» мелких луж и топких трясин. Ставить лагерь в распадке или на таком болоте — это гиблое дело. Поляков прямо так и сказал Сергею: - Вначале вода и удобное место, для посадки вертолёта, остальное потом.
Сергея впервые назначили старшим группы и он сильно хотел не «лохануться», не опростоволоситься перед ребятами, как правило, бывалыми таёжниками и, конечно же, перед самим Поляковым, ведь тот сам сильно рисковал, отправляя старшим группы человека отработавшего всего два сезона в тайге. Сергей, как-то очень быстро научился ориентироваться на местности, с вертолёта и по карте, ходить по компасу, и просто по солнцу, мерить расстояния шагами (парами шагов), в общем, освоил полевую грамоту, необходимую всем, кто решился стать геологом, жить и работать в тайге. Без этого там просто не выжить - в самом прямом смысле слова.
В группе, кроме Сергея, было еще двое: рабочий-горняк, - спец по копке шурфов и канав, - и МНС, - младший научный сотрудник, - одного из Восточно-Сибирских НИИ. Рабочий-горняк — опытный таёжник, но страшный пессимист и зануда, по имени Владимир и фамилии Петров, хотя, на самом деле, был китаец, - так иногда бывает. Другой, тоже Владимир, искал и изучал останки доисторических животных, живших, как выясняется, в изобилии в этих местах, когда-то очень давно, на стыке Верхнего Ордовика и Нижнего Кембрия, - а, может — наоборот, - он был совсем еще молодой парнишка, вчерашний студент.
Просторная вертолетная площадка, добротно сделанная из длинных бревен, была в отличном состоянии. Вертолет уверенно на неё сел и все, выстроившись в цепочку, под сильным напором воздуха от вращающихся винтов, начали быстро его разгружать. В начале из него выпрыгнули две черные собаки и сразу же отбежали куда-то в сторону, в тайгу, а потом, по цепочке полетели: спальники, палатки, рюкзаки, коробки и ящики с провизией, кухонная утварь, мешки со всякой всячиной, топоры и лопаты, ломы и кувалды, ящики с документацией и приборами, ружья, взрывчатка и прочее, и прочее, что необходимо геологу для работы в тайге.
Наконец, все было выгружено и когда шум винтов и сильный воздушный поток прекратился, вертолет улетел, все собрались в одно место, сели прямо на бревна вертолетной площадки и дружно закурили «Беломор». В тайге, для курения, выдавали исключительно папиросы «Беломор» и ни каких сигарет вообще, из противопожарных соображений. Папиросы быстро тухнут, а сигареты долго тлеют, даже сами по себе, без затяжек.
Сергей быстро, в уме, набросал короткий план и, обращаясь к обоим Вовикам, скомандовал:
- Вы — найдите воду и место для костра. А я пойду обследую буровую, может там и затаборимся.
Обустройство табора, в условиях тайги, хотя бы всего для очень короткого пребывания и ночлега — это дело не простое, но обязательное, долгое и кропотливое. И плюнув на сапог, и затушив окурок, он отправился в сторону построек, окружавших по периметру площадку, вокруг самой буровой вышки. По всему было видно, что здесь еще недавно, были люди. Кругом валялись следы их, как будто, совсем недавнего присутствия: множество окурков, выгоревшие, смятые пустые пачки «Беломора», обрывки журналов, газет и другой бумаги, рваные, старые бумажные и тряпошные мешки, старая, выгоревшая и рваная рабочая одежда и обувь, пустые консервные банки, которые странным образом, более всего хорошо сохранились... Сначала Сергей отметил, что на площадке стояло много цистерн с горюче-смазочными материалами, в большинстве которых осталось ещё много солярки и масел. Это впечатляет, когда ты знаешь, что в округе, на сотни километров, нет никого жилья, никакого человеческого присутствия, а тут такое богатство. Когда он зашел в помещение где стояли дизель-генераторы, то он удивился еще сильнее: там двумя рядами, по пять штук в ряд, стояли почти новенькие мощные импортные машины. По всему было видно, что всё оборудование находилось в рабочем состоянии. Сергей знал, что вывозить все это добро на «Большую землю» - дело очень хлопотное и затратное, проще все бросить, дешевле будет. Но, простое человеческое чувство досады ему не давало покоя и переполняло его через край. Он молча ходил вокруг всего этого добра и только глубоко вздыхал и сокрушенно качал головой...
Кругом валялось много всякого железа: трубы различного диаметра, шарошки, буровой инструмент, штанги, стальные тросы и канаты, обрывки цепей, пустые бочки и много всякой железной мелочи: гвозди, болты, гайки, шайбы, обрывки и целые бухты катаной проволоки... Вся площадка напоминала картину, как после налета вражеской авиации...
Но бытовые и подсобные помещения, которые стояли поодаль от всего этого шумного хозяйства и горючего материала, тоже, как генераторы, довольно прилично выглядели. Конечно, окна и двери во многих помещениях были местами сильно повреждены, но стены и крыша везде хорошо сохранились, а это самое главное, потому что, в любом случае, это лучше, чем палатка. В двух комнатах, даже, сохранились нары! Это большая удача. Иначе их пришлось бы делать самим из множества мелких стволов деревьев. Ну не спать же на земле! Лежать на мелких бревнышках - это не так комфортно бокам, на ровной поверхности спать гораздо приятней...
Вернулись Вовики и тоже с интересом стали все обследовать. Но очень скоро они занялись тем, что стали выбирать каждый себе место получше, под ночлег, мест было много. При этом они громко переговаривались друг с другом из разных отсеков и постоянно чем-то гремели, что-то переворачивая, восклицая и друг перед другом хвастаясь своими “ценными» находками. Наконец, пройдя по всем помещениям, Сергей определил: что, кто и где будет располагаться и они все вместе пошли на вертолетную площадку за вещами и прочим грузом, который надо было обязательно перенести под крышу, вдруг ночью будет дождь.
К обеду вернулись собаки. Они, видимо, тоже закончили обследование окрестностей буровой. Теперь это их территория и никто, ни какая другая живая душа, кроме Человека, на её не имеет права ступить, без их разрешения, и даже к ней приблизиться. Старший, более крупный, Шурик — еще в расцвете сил, матёрый самец, второй - Черныш, поменьше, совсем молодой, и поэтому еще совсем глупый, но очень забавный подросток-щенок. Оба совершенно черного цвета, потому, что Шурик «отец» Черныша. Существует такое поверье, что всё таежное зверьё, почему-то сильнее боится собак черной масти. Байки, наверное... Набегавшись вдоволь, они улеглись рядом, но чуть в стороне от людей, занятых очень приятным, для всех собак и, конечно, людей делом, а именно: обедом. Они очень хорошо воспитаны, они не клянчат, виляя хвостом и, кружась у ног, выпрашивая у людей подачки. Они научены гордо ждать своего времени часами, когда им люди сами что-нибудь не бросят или поднесут в их личных, именных мисках. «Собака — друг человека». Но, в тайге, собака, - собака лайка, - человеку больше, чем друг. Здесь, в тайге, они гораздо больше и лучше человека, знают и понимают, что и как, их только надо самим научиться правильно понимать. Один очень бывалый охотник любил говорить так: собака в тайге: и друг, и помощник, и зимой грелка, и сторож и охранник, и, наконец, как «живая консерва», намекая на то, что в трудной ситуации её можно съесть. И мне кажется, что они, собаки, - об этом знают...
Вечером, по рации, в урочный час связи, Поляков одобрил решение Сергея затабориться на заброшенной буровой. Но велел, на другой день, хорошо обследовать зимник на предмет того, что бы найти и расширить место для посадки вертолета, для высадки второго основного звена, которое будет работать по другому, более удаленному участку, с очень перспективной магнитной аномалией. Сергей стал прикидывать что нужно будет взять завтра в маршрут, кроме обычного: котелков, прочей посуды, продуктов, курева, патронов и ружей, средства от комаров. Он достал из полевой сумки блокнот и начал писать в столбик:
1. Пила двуручка.
2. Три топора.
3. Лопата — штыковая, лопата — подборка.
4. Лоток, надо будет обследовать и промыть ручей.
5. Один спальник, возможно кому-то придется там заночевать.
6. Взрывчатка (три шашки), детонаторы (пять штук), шнур огнепроводный (бикфордов — два метра), шнур детонирующий (двадцать метров). Крупные деревья было легче и проще взрывать, чем мучиться и долго их пилить пилой.
7. Для себя: полевая сумка, документация по перспективному участку, карты, компас, винтовка, шлиховые и бороздовые мешочки, для проб...
Он немного задумался: - Что же еще?.. Но, не стал долго этим заморачивиться и, не закончив строчку, «огласил весь список» для всех. Вовики, молча согласились и пошли готовить свои рюкзаки, и все остальное, по списку. Сергей тоже стал готовить свой рюкзак. Но одна мысль все время, как назойливая муха, крутилась и блуждала в его голове, одна догадка сверлила его мозг, не давая ему спокойно собираться... Что, же? Что же ещё?... Сергей, скорее чувствовал, чем понимал, что надо что-то ещё и, что это, “что-то еще”, прежде всего касается его самого... И что же это?...
Накануне, перед отлетом, он постирал штормовку. Та, за лето, уже настолько пропиталась солью от пота, что стала совершенно грубой и стояла «колом», как невыделанная звериная шкура. Утром одевать, а потом весь день в ней ходить, было уже крайне неприятно, плюс к тому она даже стала скверно пахнуть старой селедкой. Перед стиркой, он вынул из внутреннего кармана свой ЗИП: «запасные части, инструменты и принадлежности», - на самом деле, это был самодельный кошелек, на молнии, сшитый из рабочей рукавицы. В нем было все, что необходимо, если ты, по какой-либо причине, остался в тайге один, намок под дождем или при переправе через реку, потерялся или заплутал. В кошельке были: коробок спичек, пропитанных в горячем парафине, чтоб не сырели; маленькое зеркальце, чтобы было удобно вынимать соринку из глаза; иголка с заправленной длинной ниткой, чтобы можно было и зашить, что-либо, или выковырять занозу; моток тонкой трансформаторной проволоки и гвоздь, - на всякий случай; моток лески и рыболовные крючки, разной величины, ну, - это понятно; и самое главное, - маленький, пластмассовый, потому и очень легкий, компас «Турист — 2». Настоящий геологический, большой, алюминиевый компас, у него всегда лежал в полевой сумке. А этот был на всякий случай и потому, что он был, - этого случая никогда не случалось, срабатывал “его величество, закон подлости». Всё это добро было аккуратно завернуто в целофан, оберегая содержимое от сырости...

2.

Ближе к обеду, удобное, ровное место, под вертолетную площадку и место под палаточный лагерь, было найдено. Зимник в этом месте был наиболее широк и просторен, свободен от высоких деревьев. Конечно, ещё надо было поработать топором и пилой, вырубить вкруг площадки кустарник и мелколесье, а так же спилить, - а может и взорвать, - с пяток крупных, высоких деревьев, но это мелочи. А, главное, рядом протекал, хоть и совсем небольшой, но очень чистый ручей.
Тут же, быстро установили небольшую, двухместную, палатку и сложили в неё все, что надо было спасти от дождя. Дождя еще не было, но по всему было видно, что скоро будет. Вовики остались готовить обед, собаки, те сразу же, сами куда-то разбежались, еще по пути, по своим обычным собачьим делам: в поиске приключений и какой-либо дичи. А Сергей, взяв винтовку, старую, но надежную «мелкашку», топор, полевую сумку и налегке, без рюкзака, отправился «в разведку». Уходя, он громко свистнул, приглашая с собой кого-нибудь из собак, но, видимо, никого из них поблизости не было и на его свист никто не откликнулся. Сегодня он хотел успеть еще много чего сделать, но самое главное - наметить маршруты и точки копки шурфов и канав, в перспективном месте - как указано на карте:. И он пошел искать это самое перспективное место. Ему очень не хотелось «облажаться» перед всеми, и перед Поляковым особенно, и поэтому он решил, что сегодня ему надо не только много успеть сделать, но и сделать это обязательно качественно... А еще, его подгоняла мысль, что этому всему может помешать дождь. Сделать многое - это только пол-дела, главное, что это всё обязательно надо было бы сделать до вечера, или, хотя бы, до сумерек, чтобы успеть засветло - до наступления ночи, вернуться назад, в лагерь, на буровую. ...А еще приготовить ужин.., высушить одежду и сапоги, обсохнуть самому и только потом залезть в свой любимый теплый спальник – самый лучший «друг» всех геологов...
Удача была на стороне Сергея: он быстро нашел нужный ориентир и удобное место подхода к линии копки шурфов. Место было, практически ровное, почти сплошь заросшее кедром (кедрачем), значит шурфы будут сухие и чистые, ровные и аккуратные, без грязи и мутной жижи. Еще раз себя проверив по карте и компасу, он затесал с четырех сторон крайнее, от зимника, дерево, обозначив таким образом начало пути и довольный, с размаху, глубоко воткнул в него топор: - Здесь!
...Дождь, таки, начался. Но, не то чтобы настоящий дождь, а так мелкая, скорее водяная пыль, - «моросячка», но все таки. Все работы в тайге в дождь - запрещены, главным образом по соображениям безопасности: все вокруг становится не только мокрым, но и скользким, возможны падения, а в тайге много старых валёжин с множеством торчащих из них, в разные стороны, острых сучьев. Но это обстоятельство сейчас его особо не смущало, он думал только об одном: надо быстро и качественно сделать дело и это главное. Отметив на карте место захода на линию, он выдернул топор и быстро зашагал назад, к палатке, подгоняемый предчувствием удачи...
Подходя, Сергей, ещё из далека, заметил, что собаки уже вернулись: кому хочется бегать по мокрому лесу. Над догоравшим костром, котелка уже не было, а вместо него висел сильно закопчённый чайник, значит обед уже готов: - Вот и ладушки, быстро пообедаем и в путь, - с удовлетворением, про себя, отметил Сергей. Так и сделали...
...Сергей, с картой в одной руке и компасом в другой, шел впереди всех и мерил шагами расстояния: ровно 123 пары шагов, в 200 метрах, - проверенно не раз, - от шурфа, к шурфу. Отшагав нужное расстояние, он останавливался, ждал когда к нему подойдет кто-нибудь из Вовиков и молча указывал ему на близ стоящее дерево: «Здесь», и быстро шел дальше, предварительно наметив себе, - по компасу, - хорошо заметный ориентир. Вовики же намечали это место копки шурфа, затесывая указанное дерево с четырёх сторон и быстро шли следом за Сергеем. А так же они, по ходу намечали тропу затесами с двух сторон на стоящих на пути деревьях. Работали молча: все всё хорошо понимали, знали и умели, не в первый раз...
Таким образом, прошагав около трех километров, выйдя на предполагаемый поворот пересечения линий, Сергей остановился, подождал отставших от него Вовиков, еще раз внимательно сверил карту с местностью, и, повернув почти на 90 градусов, снова двинулся вперед, про себя считая «пары»: один, два, три, четыре.., десять, двадцать, сто.., стоп, «здесь» и снова вперёд... Всего надо было наметить ещё десять шурфов и две канавы, - почти три километра, плюс к тем трем, что до поворота, итого: почти шесть... Обозначив на карте последнюю точку, Сергей отметил про себя: получился равнобедренный треугольник.., путь по гипотенузе, от палатки сюда, был бы почти в два раза короче...
Откуда-то, - вдоволь набегавшись, - появились собаки и отдышавшись, и повиляв хвостами, виновато сели рядом, у его ног, будто ожидая от него какой-то команды. Это был плохой признак, знак, примета: возможно где-то рядом какая-то опасность. Например: дикий зверь, возможно волк или медведь, но скорее всего, просто запах их недавнего здесь пребывания, иначе бы было много шума, потому, что, - по любому, - собаки бы устроили невероятно громкий лай. Но Сергей был сильно занят своими делами и не обратил на это ни какого внимания. - Жаль, мало времени осталось, а то можно бы было ещё наметить и короткий путь подхода к палатке... - Экая досада!, - про себя подумал Сергей и сев на старую валежину, достал из кармана свой Беломор. Закурив, он стал ждать когда к нему подойдут Вовики, все время думая: как бы и это, все таки, успеть сделать сегодня?.. Прикинув возможные варианты и немного поколебавшись, он всё же решился на один, из двух возможных. И хотя он хорошо понимал, что этот его выбор, эта его идея, этот его вариант — это чистая авантюра и так в тайге поступать не принято, но... Но соблазн быстро и эффектно закончить дело и потом об этом доложить Полякову, взял верх и его победил: - Всё! Решено! И когда подошли Вовики он им быстро и решительно приказал:
- Оставьте мне топор, а сами возвращайтесь назад на буровую, а я налегке намечу короткий путь к палатке, в ней и заночую.
Отдав им винтовку и планшет с картой и компасом, добавил:
- Это вам, - на всякий случай, - а я пойду по своему «Туристу - 2».
Володя, тот, что МНС, попытался возразить:
- Ты точно знаешь, что делаешь?, - но Сергей уже «закусил удила»: - Точно! Не теряйте времени, валяйте и не забудьте завтра захватить ещё одну палатку, продукты на два дня и рацию. Пошли, пошли! Вперёд!.. И заберите с собой собак...

3.

Дождик, как раз, перестал моросить, немного просветлело и даже, сквозь легкую облачность, на юго-западе, - примерно, куда ему и надо было идти, - проявилось солнце, это был хороший ориентир: - Вот и ладушки. Вот и хорошо, - подумал Сергей и, плюнув на сапог, затушил папиросу. Потом, решительно встал, отряхнул со штанов папиросный пепел и, взяв топор, двинулся чуть правее, по направлению к солнцу. Он уверенно шел на солнце, по ходу, намечая свой путь затесами, совершенно не пользуясь компасом. Но так продолжалось недолго, небо снова заволокло и солнце опять спряталось за непроницаемые, серые тучи и Сергей, остановившись, полез в карман за компасом... Компаса не было. Он лихорадочно стал его искать по всем карманам, но его не было, ничего не было: ни кошелька «ЗИП», ни компаса в нем... И тут он вспомнил, что после стирки забыл его положить назад, в карман... Так вот, что ему вчера так сильно не давало покоя и так сильно напрягало: «Что же ещё?».., Вот, что должно было быть ещё в пункте № 7!..
- Экая досада! Надо возвращаться и возвращаться придется по затесам, - подумал он, но тут же снова заколебался. В нем было сильное, даже какое-то, по ребячьи страстное, желание: все намеченное на сегодня, закончить именно сегодня. Он немного постоял, размышляя... Но, этого желания в нем, все таки, оказалось больше, чем рассудительности, оно было сильнее и в конце-концов взяло верх над здравым смыслом, и простым, но строгим правилом тайги. Он решил, не смотря ни на что, идти, идти одному, без компаса и даже солнца, как ему казалось по самой верной и короткой прямой, которую он себе четко представлял, он был уверен, что направление он держит именно на зимник...
Торопясь он позабыл считать пары шагов и поэтому точно не знал сколько он прошел, но, всё таки, продолжал идти, как ему казалось в нужном направлении, все реже помечая тропу затесами на деревьях... Он напрочь забыл про правило «толчковой ноги», когда, на приличных расстояниях, человек неотвратимо начинает «закручивать дугу», непроизвольно сильнее отталкиваясь своей толчковой ногой и, в итоге, превращая свой путь в громадное кольцо...
Зимник "не подсекался"... Он остановился, и снова задумался: - Зимник где-то совсем рядом, - это точно, не мог же я на каких-то трех километрах так сильно схилять... С этими затесами я только зря теряю время, а уже скоро наступит вечер, а за ним и кромешные сумерки осенней ночи, ночи длинной, в сырой и холодной тайге... И он решился на еще одну, но теперь уже, - в случае неудачи, - не поправимую авантюру: решил искать зимник не делая затесы, быстро продвигаясь напролом, вперёд, в выбранном, - как ему казалось единственно верном, - направлении. Он, совершенно проигнорировал то, что потом назад уже дороги не найти... И Сергей, посмотрев на часы, решительно двинулся быстрым, быстрым шагом, - почти побежал, - где перешагивая, а где и перепрыгивая через валежины, и продираясь через кусты и заросли Чепурыжника-мордохлеста, совсем не замечая, и не обращая внимания на больно хлещущие его по лицу сосновые, еловые, но особенно колючие, можевеловые ветки...
Минут через пятнадцать бесполезной беготни, он снова остановился и стал, - теперь уже лихорадочно, почти панически, но все таки, - пытаться рассуждать: - Надо успокоиться, не паниковать!, - это он знал давно, от бывалых таежников. Но легко сказать успокойся и как это, оказывается, трудно самому сделать, попав в такую ситуацию... Собрав всю свою волю в кулак он все таки заставил себя остановиться, прекратить совершенно бессмысленную, скорее вредную беготню по сырой тайге, всё больше намокая и этим только усугубляя своё положение, сильнее и сильнее запутывая свои следы и путь возвращения назад... - Прежде всего надо правильно оценить ситуацию, а потом уж решать, что делать.
...Смеркалось... Как на зло, снова заморосил мелкий дождь, ещё более ухудшая сложившуюся ситуацию, в дополнение ко всему этому, весьма и весьма «деликатному» его положению. В тайге стало ещё более не уютнее от сумерек и сырости, но главная неуютность была в том, что ему становилось все тревожнее и как-то непривычно, но очень сильно не по себе. Сергей остановился под высокой, густой и размашистой ёлкой, под ней было совершенно сухо, он оперся об неё спиной и закурил. Кругом было всё спокойно и тихо, - ни звука. Но от этой тишины ему становилось только ещё тревожнее, ещё сильнее не по себе и, кажется, уже, почти по настоящему, страшно.
Заблудил, заплутал.., - эта мысль была главною и самой сильною, которая не давала другим мыслям прорваться к его разуму, - Какая стыдоба, какой позор! Как же будет стыдно смотреть в глаза Полякову и всем остальным, когда меня найдут... Наверное, для этого вызовут вертолёты, будут ходить по тайге и время от времени стрелять... Чёрт возьми, как будет стыдно!..
Наконец он докурил и уже не гася, как всегда, свой окурок, а лишь бросил его себе под ноги и только сильно вмял сапогом в сырой мох... И тут у него в голове, наконец, зародилась здравая мысль: - Пока еще совсем не стемнело, надо бы приготовить место под костер и под ночлег. И как же, всё таки, хорошо, что у него был топор, было курево и были спички... Елка хоть и была неплохим убежищем от небольшого дождя, благо он только моросил, но ночью мог и усилиться, а еще под ней рос только мох, который хоть и мягкий, но всегда тянет к себе сырость, а еще под ним, - мхом, - всегда холодно, поэтому понадобиться заготовить побольше лапника, чтобы хорошо устелить и утеплить место. А еще надо запастись дровами, ведь придется жечь костер всю ночь.., а может и не одну...
Хлопоты по устройству ночлега, его на время отвлекли от тяжелых дум. Пока он рубил еловый и пихтовый лапник, и устилал им место под ёлкой, рубил на дрова сухостой и ещё не сгнившие валежины, таскал их к месту предполагаемого кострища, его голова была занята делом и на "причитания" не было времени. Потом он принялся за кострище. Костер должен быть рядом с ёлкой, чтобы ему, сидя под нею, и не мокнуть под дождём, и одновременно быть не далеко от костра, чтобы можно было от него сушиться и греться. Однако, слишком близко к ёлке, костер разводить тоже нельзя, пламя будет высоким и может поджечь и саму ёлку, хвоя, даже совсем зелёная и, даже совсем мокрая, загорается вмиг, как порох и тогда пожар. А пожар в тайге - это не шутка: и самому можно "под раздачу попасть" и наделать уйму вреда, а, главное, - прилетят на вертолёте пожарники и тебя-то обязательно найдут. Но от этого радости мало: суд и очень приличный штраф, - как минимум. Этот вариант, - конечно, в самом крайнем случае, - считается выходом из положения, но только в самом-самом крайнем. - Нет! нет - до этого не дойдёт. Я, все таки, завтра сам найду дорогу к зимнику, обязательно найду! Так он думал про себя, - и себя же этим подбадривал, - продолжая устраивать себе ночёвку.
Когда он все закончил и осталось только разжечь костёр, сумерки уже почти полностью накрыли тайгу, но главное, хоть и ожидаемо, усилился дождь. Он пока еще не доставал до его вымощенного лапником места под ёлкой, но отдельные капли уже к нему долетали. Хорошо, что к этому времени, Сергей уже успел все самое неотложное сделать, а главное запасти дров на всю ночь. У него, на всякий случай, в кармане всегда лежала верёвка и он при помощи её, волоком, натаскал приличную кучу небольших стволов сухостоя, а их рубить на мелкие дрова не надо, их можно бросать в костёр целиком, от этого костер становится больше и жарче, и горит дольше, не надо всё время подбрасывать. Теперь только оставалось костёр разжечь и немного погодя, когда нагорит немного жару, можно бросать сухостой целыми бревнами. А ещё, чуть погодя, - когда нагорит жар, - в костёр можно кидать даже совсем сырые или, даже, свежесрубленные, зелёные стволы, желательно лиственницы или кедра, - от них жару больше и горят «за милую душу». Ёлка в костре тепла дает мало, только пламя, а хуже всего то, что она, когда горит, постоянно трещит, «стреляет» и «плюётся», в разные стороны, горящей смолой: попадёт на одежду, прожжет дырку, попадет на лапник, может быть пожар...
Разжечь в тайге костёр, даже в самый сильный дождь - сущий пустяк, для тех кто знает как. Главное добыть берёзовой коры, которую в тайге всегда легко можно найти и не важно она свежая, с еще живого дерева, или уже совсем старая, с давно сгнившей валёжины, - без разницы, гореть будет, даже совсем мокрая. А еще надо наломать сухих, мелких лиственничных веток, - их тоже можно всегда легко найти под каждой лиственницей или прямо на ней, с низу, они всегда совершенно сухие и от этого хрупкие, легко ломаются...
Сергей тщательно вытер свои мокрые, от дождя, руки и осторожно достал, из внутреннего кармана, спички. Спички были сухие и теплые, нагревшись от его тела. Теперь это копеечное «чудо», для него вдруг стало настоящим богатством. Он наклонился, чтобы капли дождя на них не попали и осторожно чиркнул... Спичка сразу же загорелась и он быстро поднес к ней кусок берёзовой коры и она тоже сразу же загорелась, шипя и постреливая мелкими искорками, стала сама собой медленно скручиваться в рулон, продолжая уверенно разгораться. Он подсунул её под ворох мелко наломанных лиственничных веток и так же, согнувшись, немного постоял над разгоравшимся костром, защищая его от дождя своим телом... - Ну, вот теперь можно подбросить и веток по крупнее...
Ветра не было, было тихо и только шум дождя, в кронах деревьев, негромко шептал свою нудную песню. Стало совсем темно, мрак кажется подступил еще ближе и теперь начинался прямо сразу же за костром, обозначавшем четкую границу между светом и тьмой... Сергей сел к нему спиной, чтобы подсушить промокшую, почти насквозь, штормовку и, за одно, самому немного согреться. Осень... И по ночам уже стало заметно холоднее, чем летом. Одно радовало, что не было комаров и другой летучей и кусачей нечисти, их время кончилось и теперь, до следующего лета, следующего сезона, можно от них отдохнуть и расслабиться... - Расслабиться... А будет ли теперь у него «следующий сезон»?... Не известно...
Суровая реальность снова стала перед ним в полный рост. Тревожные думы снова полезли в голову Сергея, опять в неё полезли вопросы, варианты, сомнения, надежды и снова вопросы и вопросы, каждый из которых заканчивался одинаково: - Как же я мог так опростоволоситься?, как же я мог?.. Самоуверенный спец, хренов! Хорошо, если я завтра найду дорогу к зимнику, а если нет?.. Мысль, что его всё равно найдут постепенно сменилась на мысль: а если нет, не найдут... Тогда что? Такое тоже бывает и не редко: то - не лётная погода, то летуны заняты чем-то другим — более важным.., или просто — невезуха, или голодный, или раненый медведь... И такое бывает... В прошлый сезон, в маршруте, двое маршрутных рабочих, из соседнего отряда, случайно встретились с таким, так один из них, с дуру, стал в медведя пулять из дробовика... Сам-то он потом убежал, - собаки помогли, - а его напарника медведь просто разорвал на части... - Тьфу ты, дурак вспомнил! Теперь эта мысль стала в его голове главной и никакую другую уже в неё не допускала, плотно засела... А еще в прошлом сезоне был случай с ним самим: тоже в маршруте, тоже в паре... Так случилось, что ружьё было у одного, а патроны у другого и когда напарник заметил идущего следом за ними медведя, правда небольшого, видимо недавно отлученного от матери, то оба сильно испугались и чуть ли не, в прямом смысле, «наложили» в штаны. Пока один другому передавал патроны, пока заряжали, подбежал Черныш, - тогда ещё совсем щенок, - медведь, увидя собаку, которая тоже его сильно испугалась, но все таки залаяла, стал на дыбы и, резко повернувшись, со всех своих лап, сам бросился наутек... Повезло. Но, для пущей острастки и для своего успокоения, все таки немного постреляли, в воздух, и только после этого, осторожно, всё время оглядываясь, пошли дальше, своим путем. Потом еще, наверное, дня три ходили, постоянно оглядываясь: а, что?, — страшно... А, еще, тоже в прошлый сезон, уже поздней осенью, тоже в паре, с Вовиком, - тем, что китаец, - как-то работали, недельки две, вдали от всех остальных. Ручей, из которого брали воду для питья и кухни, - и умывались там же, - был внизу, у подножья небольшого холма, на котором стояла палатка, метрах в пятидесяти. Однажды, утром, когда он привычно пошел умываться, то у самого ручья, на ещё не оттаявшем, покрытым инеем мху, - ночью был небольшой морозец, - вдруг обнаружил, хорошо отпечатавшиеся медвежьи следы. Следы были довольно крупного размера, шли вдоль ручья, вкруг холма. Тогда он, спокойно оценил обстановку и когда вернулся, то Вовику ничего не сказал: Вовик и так очень впечатлительный, пусть пока останется в неведении. Но Вовик — таёжник бывалый и тоже следы заметил и когда вернулся, бросив на нары своё полотенце, прямо спросил: - Ты видел!? - Видел, - коротко ответил Сергей и потом добавил: - Нам осталось каких-то три дня, как-нибудь перекантуем... Хотя сам крепко задумался: что ему, - медведю, - за препятствие наша палатка..?, приходи и бери ещё тепленьких... Но и тогда Бог миловал...
...Сергей посмотрел на часы: было, всего навсего, девять часов вечера - вся ночь впереди... Сзади штормовка почти уже высохла, а его спина согрелась, постепенно передавая тепло по всему телу... Сильно захотелось пить... Бессмысленная беготня по тайге забрала не только много сил, но и выгнала, с потом, много воды из организма. И хотя непрерывно шел мелкий дождь, нигде, никаких луж не появлялось, всё, как губка, впитывал мох. Он пошарил в карманах и нашел носовой платок. Расправив его, он несколько раз поводил им по мокрому мху и платок сразу же хорошо намок, быстро впитав дождевые капли с поверхности мха. Сначала он платок мочил об мох, потом сильно, чуть-ли не насухо, его выкручивал, получалось, как бы его полоскал, - мох в тайге абсолютно стерилен, - и так несколько раз. Наконец, посчитав, что платок уже чист, он хорошо им поелозив по мху, в новом месте, выкрутил из него воду прямо себе в рот. Получился вполне приличный глоток дождевой воды. Он знал, что ему, чтобы хорошо напиться, нужно сделать двенадцать глотков. В маршрутах бывает всяко: то воды хоть завались, сплошь речки, ручьи, большие озёра и маленькие озерца, а бывает, как назло, ничего. И тогда рад даже самой маленькой луже, даже болотной, - в тайге везде вода чистая, тоже, можно сказать, стерильная. С собой стаканов, конечно, никаких нет, есть только эмалированная кружка и алюминиевый котелок. Но специально для этого останавливаться и доставать их из рюкзака — лень и приходится пить или лежа на груди, упершись руками в землю, за одно моча одежду, или из лопаты. Обыкновенной лопаты для подборки грунта, в неё вмещается ровно двенадцать глотков воды, проверенно не единожды. Сначала хорошо потопчешься на одном месте, на болоте, натопчешь лунку, которая тут же заполняется водой, а потом зачерпываешь её лопатой и пьёшь. Бывает и так. Но сегодня не так, а значительно сложнее и хуже, но что делать?, хоть так...
4.
Костер разгорелся вовсю и уже хорошо стал доставать своим теплом до самого ствола елки. Сергей, очередной раз подбросив в него побольше валёжин, чтобы горели дольше, - поудобнее уселся на лапнике и оперся о дерево спиной, теперь так можно было сидеть долго и даже можно было попробовать вздремнуть. ...Но сон не шел в его голову. И тогда он, достав папиросы и закурив, снова стал думать: как же теперь ему быть?, что делать?, что же предпринять, чтобы уйти от своего невероятнно грандиозного и неизбежного позора, - как минимум?.. Но в его голову ничего нового, ничего путного, стоящего внимания, — не приходило. Мысли лихорадочно носились в его голове и путались, мешая здравомыслию. К тому же, здравые мысли, всё чаще и чаще, стали вытеснять совсем другие, лишние, не нужные, глупые и, даже, вредные мысли, мысли, рожденные неизвестностью и тревогой перед этой самой неизвестностью и просто обыкновенным животным страхом. Он, - страх, - с начала не заметно и медленно, но потом все уверенней и сильнее, быстрее и бесцеремоннее, - стал проникать во всё его тело, в его мысли, в его сущность: плоть и инстинкт - побеждали разум... Совсем ещё недавно, совершенно немыслемое, совершенно не возможное, все больше и больше, сильнее и сильнее устанавливало над ним своё господство, становилось всё более неотвратимым, как рок, как как небесная кара, как предсмертная мука... Он не знал, что ему делать и от этого незнания, от отсутствия четкого плана действий, даже простого, не четкого, а приблизительного плана действий, он все сильнее и сильнее ощущал себя беспомощным и ничтожным. От этого ощущения ему становилось ещё страшнее и уже какой-то дикий, животный ужас, круша все в нем всё рациональное, как лавина, как селевой поток, стал по хозяйски уверенно, а потом и просто нагло, заполнять всего его изнутри, всего его - полностью, поглощая и угнетая всю его волю и разум. - Вот дурак!, еще и собак всех отправил.., надо было бы хотя бы одну оставить, как бы она сейчас пригодилась, - мелькнула в его голове мысль и тут же быстро исчезла в ворохе других, хаотично в нем мечущихся, каких-то незнакомых, совсем ему чужих, но очень сильных, беспокойных и тревожных...
Дождик постепенно утих, а потом и совсем прекратился. Было тихо и от этой тишины ему становилось еще страшнее: - Не дай Бог, хрустнит сей час, за спиной, ветка или упадет, с кедрача, спелая шишка и.., и мне, наверное, будет хана, - подумал Сергей. И вдруг он, - неожиданно для самого себя, - резко вскочил, схватил топор и неистово, очень часто и с силой, - стал бить обухом по дереву, при этом громко крича что-то не членораздельное, совершенно не понятно что, но очень громко, как смертельно раненный дикий зверь, в последней попытке как-то спастись.
...Но, окружающая его тревожная тишина и мрачная, и мягкая, как поролоновая мочалка, темнота, безразлично, и тупо поглощали все его крики, и стук топора, - как огромная мокрая подушка, как вата. Это не принесло ему желанного освобождения от осознания безысходности его положения, и хоть малого облегчения от внезапно налетевшего на него сильного страха, и всё так же, оставляла его без желанного ответа на один и тот же вопрос: - Что делать?... Эта истерика продолжалась не долго, он просто устал и, быстро поняв бесполезность и даже глупость этой его выходки, немного постояв и отдышавшись, с сильного размаху, воткнул топор в ёлку. Потом посмотрел на часы, и снова сел, про себя подумав: - Что же это было со мной? Ко всему прочему, - как оказывается, - я ещё и большой трус..? Еще совсем недавно, сам бы никогда и ни кому не поверил, что.., но.., «вот вам и пожалуйста!»...
Было около полуночи... Чтобы попробовать снова, хоть как-то избавиться от налетевшего на него отчаянья, - почти паники, - Сергей решил принудительно, через силу, все таки, заставить себя думать о чем-нибудь другом, о чём угодно!, но только чтобы отвлечься, убежать, спрятаться, от этой невыносимой муки животного страха. Он решил вспоминать своё детство... В детстве он не боялся темноты и смело ходил в темный подвал их трехэтажного многоквартирного дома. У них там была своя сарайка, куда мать его часто посылала за какой-нибудь надобностью. То принести угля, то дров на растопку, то что-нибудь из домашних консерваций, которые мать в изобилие заготовляла за лето и осень, а порой просто так, чтобы самому, что-нибудь смастерить или наоборот, разобрать, на старом деревянном верстаке с такими же старыми, но рабочими тисками. В самом подвале света не было, свет был только в сарайке, но до неё надо было ещё добраться в кромешной темноте, по стеночке, пробираясь на ощупь, сделав два поворота налево и лишь открыв, тоже на ощупь, замок, найти выключатель и, только тогда, включить свет, в одной только сарайке. Путь назад надо было преодолевать в обратном порядке. Сергей вспомнил, что эту «процедуру» он тогда проделывал без особого труда, без особого над собой усилия, - только в самом начале, самые первые разы, у него возникали небольшие, легкие волнения. Потом все пошло легко, само-собой: даже без самого малого, напряга. Но однажды ему все таки было страшно...
В его доме жил еще один мальчик, этажом ниже. Он был на год младше и учился в другой школе, но это обстоятельство не помешало им стать друзьями, вместе пропадать во дворе играя вдвоём и с другими пацанами, из других подъездов. Витёк был очень болезненный мальчик, он очень часто болел: лежал по долгу, то в больнице, то дома и однажды Сергею сказали, что Витек умер... Это была для Сергея первая смерть, которая забрала у него ему очень дорогого, близкого человека. Конечно, до этого в его жизни были другие смерти близких или просто хорошо знакомых ему людей, но не такие, такие, которые его самого не сильно касались, не сильно его волновали. Например: те же соседи, или какие-то дальние родственники, даже смерть бабушки его не так сильно взволновала, потому, что она жила в другом городе и они встречались очень редко, к тому же она была очень строгой дамой и часто его наказывала за всякие, даже самые малые, провинности. А тут: - «Вона, на тебе!», - как любила говаривать сама бабушка. ... Витёк. Витёк был его первый товарищ. Детское восприятие, переживание очень сильное, но не долгое. Конечно, он, в начале, искренно и глубоко попереживал, но потом, - наверное уже через несколько дней, - почти все забыл, заиграл в своих множественных пацанских играх, других приятных и не очень занятиях и обязанностях. Только однажды, после Витькиной смерти, когда мать его послала за чем-то в сарайку, его снова сильно всколыхнуло свежее переживание, недавнего горя. Опускаясь по лестнице, в подвал, он вдруг вспомнил, как, совсем недавно, на первом этаже, у выходной двери, стояла крышка Витькиного гроба. Она была оббита красной материей и была не большая, детская, и тем самым вызывала больше переживаний, чем если бы это была крышка большого гробы , для взрослого. Но самое главное, что когда он привычно спустился в темный подвал, ему в начале стало как-то не по себе, а потом и по настоящему страшно: - А, вдруг он где-то здесь.., стоит где-то в темноте и за мной наблюдает... Но тогда Сергею хватило сил и мужества в себе этот страх перебороть и все таки пройти, привычным путем, до своей сарайки и обратно, но воспоминание этого «подвига» осталось, у него, на всю жизнь... - Что опять? Опять за старое? Что за глупости лезут в твою дурную голову, - про себя подумал Сергей, поймав сам себя на воспоминаниях на «запретную тему»... - Нет, надо сменить пластинку: детство — это ведь не только Витёк... А еще была юность, тоже очень веселое, порой даже очень забавное, время... Велосипед, прогулки на природе, речка, долгие купание с утра до вечера, первые вечеринки, дискотеки в местном ДК, первые свидания, поцелуи и первая близость... Первое, что вспомнилось — это Людка Шакина. Она была первою, с которой у него было все: впервые всё, всё! Где и как они познакомились — он уже не помнил, но хорошо помнил, что их роман сразу же стал развиваться очень стремительно и.., и очень скоро они уже были как муж и жена, но только наедине, а на людях только как влюбленная пара, пара двух близких друг-другу юных сердец и не более. Она сильно и страстно мечтала стать артисткой, и непременно великой, и непременно знаменитой на весь мир. Ему было не понятно и удивительно, как она быстро, почти мгновенно, могла «перевоплощаться», все время играя в какие-то странные, порой очень странные и ему непонятные ролевые игры, и на людях и даже наедине с ним, - он так быстро не умел. А главное, он не понимал— зачем? Людка, когда «не играла в предполагаемых обстоятельствах», в предполагаемую саму себя, была очень живой и очень простой, в общении, по натуре очень ему близких взглядов на жизнь. Но чего-то, все таки, у ней не было, чего-то у ней не хватало, чтобы она стала для него той единственной и неповторимой, той, что на всю жизнь. С ней ему было хорошо, легко и свободно: он получал от неё огромный заряд её неиссякаемой живой энергии, и конечно получал от неё возможность выхода своей, мужской энергии. Но, увы или к счастью, это продолжалось не долго. Её частые «перевоплощения», мгновенные переходы из одного состояние в другое, ему скоро стали надоедать, а потом и просто его раздражать. Отношения, так же стремительно, как и начинались, стали портиться, но они, по привычке, какое-то время, их сохраняли, скорее для окружающих их людей, чем для самих себя... Окончательный разрыв произошел тоже стремительно, почти в один миг...
Был поздний осенний вечер, точнее уже ночь, они возвращались домой пешком из дискотеки, - автобус не стали ждать, - и почти не разговаривали, только изредка перебрасывались ничего не значимыми короткими фразами. Так, как они пошли самым коротким путём, по прямой, то значительная часть их пути пролегала вдоль поселкового кладбища и они какое-то время, привычно и безразлично шли вдоль его, не обращая никакого особого, на это обстоятельство, внимания. Неожиданно она остановилась и сказала: - А, давай сходим на могилу брата, - у неё недавно погиб брат. Он согласился и они свернули на узкую дорожку, ведущую к могиле её брата, заросшую пожелтевшей, старой травой и редким низким кустарником. Светила луна и, хоть и не очень, но всё таки, дорожку достаточно хорошо было видно, и так же хорошо было видно оградки могил, слева и справа, - вдоль которых они молча проходили. Но, когда они подошли к могиле и она, открыв калитку, вошла внутрь оградки, и подошла к памятнику, - на котором с лицевой стороны была прикреплена керамическая фотография её брата, - на небо налетела небольшая тучка и на время закрыла лунный свет. Резко потемнело, однако, на это обстоятельство, Сергей никак не отреагировал, оно его никак не напрягло, потому, что ничего другого, более неопределенного, более неожиданного не происходило, и поэтому в нем не вызывало ни какой тревоги или подозрений, ничего не предвещало какой-либо неприятной неожиданности или чего-то такого сверхнеординарного... Было тихо... Она погладила ладонью изображение на фотографии и что-то, - наверное, обращаясь к брату, а может к нему, - очень тихо сказала... Что именно она сказала, Сергей не расслышал, а переспрашивать не стал, посчитал не уместным. И, вдруг, в этой совершеннейшей, мертвой тишине, видимо, на пределе всех своих возможностей, она дико заорала так громко, что он чуть не присел от неожиданности, как будто её укусила змея или большая мерзкая крыса. Она пулей подбежала к нему и крепко вцепилась в его мертвой хваткой, как утопающий хватает того, кто его пытается спасти. Он спросил у неё: - Что? Что случилось? С начала Сергей подумал, что она снова решила перед ним «перевоплотиться», однако, это уж было слишком: и не уместно, и не вовремя, и уж совсем глупо. Но она, как-будто, его не слышала и ничего не понимала, а только продолжала кричать и хватать его за одежду, будто хотела на его залезть, чтобы от чего-то такого, - только ей известного, страшно ужасного, - спастись, спрятаться, убежать... Её внезапный испуг, вызвавший в ней непонятный, но невероятно сильный страх, быстро стал передаваться и ему. Но он ещё, в отличие от неё, пока сохранял рассудок и пока продолжал находиться, что называется, в здравом уме и в ясной памяти. Подхватив её на руки, он, почти бегом, понесся назад, к дороге, подальше от этого странного, и, для неё, такого ужасного места... Уже на дороге, поставив её на асфальт, и прижав к себе её трясущуюся голову, он еще раз спросил: - Что? Что случилось? Что тебя так испугало?.. Но она не отвечала. Она его снова не слышала, будто была где-то от него далеко, далеко: то-ли глубоко в себе, то-ли просто где-то очень далеко от окружающей их реальности. Она только стояла, плотно к нему прижимаясь, правда, уже не крича, а лишь изредка всхлипывала и время от времени вздрагивала, но всё так же продолжая крепко его держать за одежду...
Что там произошло, что её так испугало - Сергею так и не удалось узнать, ни тогда, на дороге у кладбища, ни потом, когда они уже подошли к её дому и он в третий раз её спросил: Что?.... Но, она опять ничего ему не ответила, а только лишь, немного постояв, даже не взглянув на него, медленно, заторможено, как на замедленной съёмке, повернулась и просто ушла, не попрощавшись... После этого случая, их встречи совсем прекратились и он её практически больше не видел. Всего один только раз, - уже много месяцев спустя, на танцах, в ДК, - с каким-то из музыкантов. По всему было видно, что у них были близкие отношения...
5.
Как ни странно, но эти, как казалось, совсем не уместные сейчас
воспоминания, его, все таки, немного успокоили, получилось, что называется: «клин клином». А может он просто устал и его организм, по своей воле, сам собой, стал экономить силы, как физические, так и психические.
Костер продолжал гореть: крупные и длинные ветки горели целиком, вперемежку с более короткими, но довольно толстыми, сырыми стволами лиственницы, которые горели хоть и медленно, но за то долго, а главное, давали много горячего жару. Он полностью обсох и хорошо согрелся. Дождь давно прекратился, небо прояснилось и на нем даже появились звезды, но какие именно звезды, это было не понятно. Конечно, если бы было открытое место, то можно было бы легко найти, - сначала Большую медведицу, ковш которой точно указывает на Малую, точнее на её хвост, в котором и находится Полярная звезда, - а та, в свою очередь, точно указывает на Север... Но, увы, открытых пространств, по близости, нет, а летать или прыгать, хотя бы выше верхушек деревьев, он не умел. Остаётся только ждать утра и надеяться на то, что оно будет ясным и тогда Солнце точно укажет где Восток и ему только останется идти за своей тенью, чтобы подсечь зимник, а там, - если повезет, - сущие пустяки: или вправо — к буровой, или влево — к палатке. Но, это если он точно выйдет на предполагаемое место, а если нет, то придется еще изрядно, туда — назад, побегать по зимнику, но это уже не такая большая проблема, как сейчас... Вот и умные мысли появились, - подумал Сергей, - теперь главное окончательно успокоиться и дождаться утра.
Он, подкинув в костёр еще несколько коротких стволов лиственницы, удобнее уселся, плотно прислонясь спиной к стволу ёлки и, набросив на голову капюшон от штормовки, стал, стараясь ни о чем не думая, просто смотреть на пламя, оно его еще более успокаивало и, кажется, даже придавало ему какую-то надежду и уверенность в себе, надежду на завтрашнее утро... И он, закрыл глаза, про себя подумав: - Хорошо бы немного заснуть.., утро вечера мудренее... И он тут же, как по команде, стал быстро «отключаться» и вскоре заснул.., крепко заснул, но не надолго, - спать сидя — долго не получиться, - это последнее, что успел он подумать...

Пруха опять к нему повернулась лицом. Он проснулся именно тогда, когда солнце только-только, своим верхним краем, выглянуло из-за горизонта, а на небе ни туч, ни, даже, легких облаков не было. Теперь надо бы сделать все быстро! И он, тут же вскочил, разбросал, чуть тлеющие головешки почти полностью догорающего костра и выдернув топор из спасительницы ёлки, быстро пошел вслед своей тени, а точнее, тени от деревьев и уже, наверное через пол часа, вышел на зимник...
Ему снова захотелось громко, громко закричать. Но не от отчаянья, безысходности и страха, как вчера, а от великой радости, сильно распирающей его изнутри: от того, что теперь все самое плохое, что могло произойти, - позади и его репутация, и честь спасены... С направлением, в какую сторону идти, - он тоже угадал. И уже, еще через минут пятнадцать, стоял около палатки и курил, раздумывая: что же ему рассказать Вовикам?.. Все рассказывать он не хотел. Зачем?, ведь теперь это не важно, все позади и он сам для себя, из всего этого, сделал, - как говорят, - серьёзные выводы и уж теперь никогда, никогда-никогда, ни себе ни другим ничего подобного не позволит...
Палатка была приоткрыта, - а от кого закрывать?, - и он, отвернув полог и войдя вовнутрь, сразу же заметил , что в ней была «гостья». В палатку залетела маленькая серенькая птичка, с несколькими, - вперемешку, - белыми и ультрамариновыми перышками на крылышках. Она, сильно его испугавшись, все время издавая пронзительный писк, беспомощно заметалась из стороны в сторону, ища выхода, спасения. И тогда Сергей снова вышел и, чтобы её выпустить, совсем открыл полог палатки, привязав его конец к растяжке, и отойдя по дальше, стал ждать, когда она сама оттуда вылетит. Но она почему-то не вылетала: то-ли не понимала, что путь к спасению открыт, то-ли боялась, что это моя хитрая уловка, западня, что я её тут же, на выходе, сразу же и поймаю. То-ли... Но, тут его внимание привлекла другая, привычная, но почему-то сегодня, очень ему по новому приятная картинка: вдалеке, со стороны буровой, чётко нарисовались две фигуры.., это подходили Вовики... Птичка выпорхнула и быстро-быстро умчалась в сторону деревьев, что-то громко с посвистом чирикая, будто что-то ему говоря..., ему, кому же ещё?...

© Анатолий Шлёма, 2019
Дата публикации: 23.04.2019 12:48:29
Просмотров: 1946

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.