Иеуш

Джон Мили

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 33350 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

иеуш

"Иеуш и Берия детей имели не много, и потому они
были в одном счёте при доме отца..."
(1-ая Паралипоменон, гл. 23)

«На эту фразу в Ветхом Завете я набрел случайно много лет назад, имея привычку читать Библию на ночь, причём открывая на любом месте, как Бог на душу положит. Помню, сначала не понял; несколько раз перечитал и снова не понял. Далее промучился бестолку ночь, ковыряясь в её потаённом смысле, и, так чувствую, от собственного умственного бессилия прострадал бы всю оставшуюся жизнь (там, наверху, надеюсь, разъяснили бы), если бы не встретил тут одного балбеса; после этой встречи всё мне с ней, наконец, стало ясно, и вопрос для меня был закрыт. Рассказываю.

Я отдыхал от трудов - надо сказать, немалых - по изданию книжки, даже и не интересной мне, как профессионалу, а внутренне посторонней и чуждой (что-то
о Боге и революции); при этом автор её, человек, бесспорно, неглупый, а в
чём-то, может, и талантливый, просто затрахал меня своими претензиями на
нечто большее, чем там, в этой книжке, реально присутствовало; вёл себя, как дикий невоспитанный ребенок, портя мне кровь и остатки нервов. Несколько
раз я прерывал работу и посылал его подальше; однако, он не обижался и не уходил; в его арсенале на этот случай было всё: от запугивания и махания контрактом перед носом до льстивых слов о величии моего редакторского гения. Короче, сбагрил я книгу, отделался от инвалида-с-детства-на-голову-автора, которого к тому времени уже не в шутку ненавидел и готов был убить. Уехал.

В этой глухой деревушке на берегу озера, среди невообразимого великолепия окружающей природы (тут тебе и высоченные горы, и глубокие ущелья, и
долины, и зелёные сплошные леса, полные разной живности, и быстрые водные потоки, ворочающие огромные камни - всё, все что нужно для краткого, но полноценного отдохновения от людей и цивилизации), я чувствовал себя прекрасно. Устроившись в доме у одного местного жителя за более чем скромную плату, ещё и с питанием, целыми днями бродил по горам, купался в озере и рыбалил со своим хозяином.
Оставалась парочка дней до отъезда. Я уже заранее горевал, прощался с
дивными этими местами и давал себе явно невыполнимое обещание приехать сюда вскорости на подольше, ходил, что называется, в тоске и собирал
красивые камушки для сына соседки. Вот так, находясь в горном распадке,
подняв обломок кварцита и рассматривая, как он переливается на солнце разноцветными искрами, случайно оторвал взгляд и заметил на дальней вершине крохотную человеческую фигурку. Природная дальнозоркость позволила мне увидеть, как фигурка машет смешными кукольными ручонками. Сначала не отнеся эти её движения к своей персоне, продолжил любование камнем, но и через пару минут фигурка всё ещё дергалась. На всякий случай я тоже поднял руку в немом приветствии, слегка повёл ею в воздухе. Фигурка ответила ускоренной жестикуляцией, так что у меня не оставалось более сомнений насчёт того, к кому она обращена. Подумав, что с человечком, может, что-то произошло и нужна моя помощь, я бросил камень в рюкзак и поспешил в его сторону. Дистанция была приличная. По мере того, как я приближался, довольно широкая каменистая тропа становилась всё уже; наконец, распадок закончился, и она, превратившись в совсем уже узенькую и петляя между деревьями и здоровенными каменными глыбами, начала резко подниматься в гору. Я уже несколько запыхался, сильно снизил темп подъёма, а до вершины было ещё далеко. Странно, но за всё время я не услышал ни одного крика человечка, хотя расстояние, по моим прикидкам, давно позволяло это сделать, а кричать
в экстренной ситуации, с которой, по-видимому, я имел дело, вещь абсолютно нормальная и вполне позволительная. Мог быть, правда, ещё вариант, что он ранен, истекает кровью, умирает. Подумав так, я с удвоенной энергией продолжал взбираться, и теперь, очень уставший, стоял перед отвесной скалой, венчающей гору, задрав голову вверх, изучал её, с виду неприступную, намечая всё же план приступа. Человечек мог быть только там, нужно было торопиться. Чтобы его подбодрить, я крикнул, в том смысле, что, мол, держись, иду, и полез на скалу. Скалолаз я неважный, хоть когда-то и ходил с альпинистами; однако, как человек ещё не старый и физически крепкий, как-то смог и залез, всего каких-нибудь пару раз имея шансы сорваться вниз.
Наверху, на довольно большой ровной площадке, куда я перевалился и плюхнулся навзничь, последним невозможным усилием подтянувшись на руках, никого не было. Валялся, отдыхая, и так думал про себя, что не мог ведь я перепутать и забраться не на ту гору; шаг за шагом вспоминал путь... Нет, всё было правильно, никак не мог. И значит, человечек ушел. Я вскочил на ноги. С головокружительной высоты (и не подозревал, что поднялся так высоко) открывался совершенно сумасшедший завораживающий вид на окрестности: целая горная страна, изумительные пейзажи, ландшафты... На одной из вершин, на расстоянии порядка километра по прямой и, примерно, на той же высоте, что и я, стояла человеческая фигурка и махала мне руками.
Вы не можете себе даже представить, какое звериное бешенство, какая дичайшая ярость меня тогда охватили. Пользуясь тем, что я человек культурный, порядочный и совестливый, никогда не уйду и не брошу в беде, эта сволочь (я видел, в грязной какой-то хламиде, типа плаща) откровенно меня разыграла. Оскорблённый до глубины души, я жаждал мщения. И немедленно. Откуда только силы взялись; не помня себя, кубарем скатился вниз, весь изодранный, в кровавых царапинах и занозах, промчался лесом и тут же стал карабкаться вверх. Нужно ли говорить, что, когда я, еле жив, на пределе человеческих сил, заполз на вершину, его там не оказалось.
Поздно ночью, весь измятый, изломанный, словно долго били, припёрся в
деревню, и, потребовав себе для начала стакан водки, рассказал хозяину о
случившемся. Интересным образом, хозяин не удивился, а, извинившись передо
мной за то, что не предупредил, рассказал, с кем я сегодня имел дело.
Оказывается, эту дрянь хорошо знают в здешних местах. Когда-то, лет шесть-семь назад, он приехал сюда в качестве туриста, и, влюбившись в горы и окружающую природу, не уехал домой, не смог, а остался. Когда кончились деньги (а работы здесь никакой), ушёл в горы. С тех пор натурально одичал, неизвестно, чем и как живёт, где находит себе пропитание, особенно зимой, когда снег и зверские холода. Эту привычку махать руками, якобы, звать на помощь, взял относительно недавно. Несколько человек из-за него уже попереломали себе руки-ноги, один убился до смерти. В прошлом году попытались его поймать, власти снарядили целую экспедицию, но не удалось, хорошо прячется. Настоящее имя его никто не знает, не помнит, а в народе зовут Иеуш. Почему - тоже неизвестно.
Я внимательно выслушал эти сведения. За ужином, затем принимая ванну, смазывая себе ссадины и ушибы на теле, ложась в постель, всё думал, думал.
С одной стороны, ведь несчастный, по сути, человек - духи гор захватили его душу и не отпускают, с другой - угроза для общества, и немалая. Страшно подумать, и я мог сегодня убиться, точно таким же манером, как та его безвинная жертва... Короче, уже перед сном принял решение на отлов. Со всех сторон посмотреть, это - реальная помощь, как людям, так и самому несчастному. И потом, кто, если не я?.. Эх-ма, ничтоже сумняшеся!
Наутро решение моё только ещё более окрепло. Хозяин сообщил, что этой
ночью в горах сорвался с дороги в пропасть целый туристический автобус, никто не выжил. Причины, конечно, могли быть разные, подумал я, но одна из них - Иеуш. Перед глазами живо встала картинка: как в ночи на придорожном валуне появляется эта образина в своей тряпке - почему-то мне виделось, с обезьяньим лицом и на четвереньках, - вдруг встаёт на задние лапы, скалит зубы и машет шофёру. От неожиданности и страха шофёр крутит баранку не в ту сторону. Дальше как в кино: красивый полёт автобуса, удар, куча изломанного железа и разбросанные там и сям по дну пропасти окровавленные трупы...
Собирался я тщательно, стараясь ничего не забыть: веревки, полиспасты, специальные крюки и альпенштоки; далее, лассо, большой кусок рыболовной
сети, гарпунное ружье на мелкую рыбу, что-то ещё. Хозяин, снабдивший меня всем этим снаряжением, но категорически, якобы по религиозным соображениям, отказавшийся сопровождать, перекрестил на дорожку. На поимку беглого туриста у меня в распоряжении был один единственный сегодняшний день, назавтра я уезжал.
Итак, согнувшись под тяжестью барахла, еле поместившегося при укладке в
один громадный рюкзачище на спину и небольшой пакет с провизией в руки, я вышел из дому и направил стопы свои в горы. Путь мой пролегал на восток: сначала по ущелью, переходящему в узкую горную расщелину, потом, по другой стороне гряды, к каньону с водопадом и множеством пещер (место это, по словам хозяина, издревле называлось Домом Отца, причины того он не знал, похоже, люди здесь не утруждали себя вопросами), где, предположительно, мог скрываться этот чудак и убийца. Правда, именно там его и не нашла прошлогодняя экспедиция, но, возможно, я буду удачливее её.
Через пять часов непрерывной ходьбы, шагая споро и поглядывая по сторонам,
достиг начала каньона, где сделал свой первый привал. Всматриваясь в открывавшуюся отсюда панораму и оценивая объём предстоящей работы, параллельно освежился умело упакованной, и потому всё ещё холодной, бутылочкой пива и подкрепился кусочком вяленой лосятины с домашней булочкой. Затем приступил.
Вся восточная сторона каньона представляла собой сплошную стену древних отвесных скал, с многочисленными, на различной высоте и тёмными, дырками пещер. Я обследовал их все по порядку, не тратя много времени на каждую и перебираясь из одной в другую с максимальной быстротой. Хотя среди них были разные - и большие, состоявшие из цепочек залов, уходящих на неизмеримую глубину, и совсем крошечные, просто выработки в породе, - высокая скорость обусловливалась характером поставленной перед собой задачи, а именно: уже на входе обнаружить следы присутствия человека, или некоего существа, в которое он превратился, и только потом уже детально обследовать объект. И действительно, в одной из пещерок, двухзальной, той, что ближе к водопаду и потому необычайно шумной, в метре от входа я увидел крест, вырезанный на стене каким-то острым предметом, а во второй, дальней, зале - кучку обглоданных костей. Небрежность, с которой был "нарисован" крест, позволяла предположить, что он не являлся предметом культового поклонения, а сделан был, скорее, для проверки качества и остроты режущей кромки; по виду и тщательности обгладывания кости, похоже, были давнего, возможно, голодного, периода жизни существа. Что радовало: в любом случае оно, существо, здесь было, а значит, могло однажды вернуться. Впрочем, за недостатком времени дожидаться не имело смысла, и я продолжил поиски.
По ту сторону водопада не нашел ничего. Нужно было перебираться на другую сторону каньона, где визуально пещеры не просматривались, но ведь входы могли быть и закамуфлированы, и, кажется, в одном месте дальнозорким взглядом своим я увидел следы камуфляжа на приливе скалы. Будто горный козёл, прыгая с камня на камень, то и дело попадая под осыпи, и с грохотом скользя вниз, находил в себе силы подняться, и снова упрямо карабкался вверх. Наконец, очутился перед предполагаемым входом в пещеру.
Теперь представьте себе мою радость в момент, когда ожидания и долготерпение вознаграждены; вход был, действительно, самым тщательным образом, и тонко, закамуфлирован под цвет камня с помощью плотной сетки, сплетенной из местных трав и лишайника. Совершенно не удивительно, что люди из экспедиции прошли мимо, ничего не заметив. В целях безопасности я сначала достал ружьё и изготовился к бою, только потом осторожно откинул сетку.
- Иеуш, - строго позвал я в темноту, - а ну, выходи!
- Брат мой! - изумленно-радостный, совсем человеческий вопль в ответ; я чуть не свалился с камня, на котором стоял. - Как я рад тебя видеть!
Ко мне на свет божий вышел некто, маленького росточка, очень худой и грязный, в бывшем когда-то белом, а теперь в грязных разводах и рваном плаще, весь, включая лицо, заросший лохмами спутанных сальных волос. Судя по речи, когда-то он пребывал в человеческом облике, однако со временем его утерял. И потом, при всей радости, какой я ему, к чёрту, брат?.. Я не спешил опускать ружьё.
- Заходи, заходи же, брат, - некто втащил меня внутрь пещеры, засуетился, предлагая небольшой чурбан вместо стула, - я ждал тебя. Устраивайся поудобней.
Сетку он зацепил за какой-то гвоздь, свет лился снаружи, почти все было видно. Осматриваясь, я с удивлением крутил головой.
Пещера представляла из себя большой зал овальной формы с совершенно круглыми на вид стенами, образуемыми сплошным разноцветным ковром из цепких вьющихся растений. Посреди неё, на явно насыпной земле, росли два дерева одинаковой высоты, очень похожие друг на друга, но всё же разные: одно, усыпанное мелкими зелёными плодами, и с резными листочками, а ствол обвит зелёной же чешуйчатой лентой; второе - с листьями иной конфигурации и плодами редкими, крупными, ярко-желтого цвета. У левой стенки, прямо на полу, валялась широкая травяная циновка с травяной же подушечкой, а у дальней - располагалась как бы кухня, с очагом, большим чурбаком вместо стола, и несколькими чурбачками-стульчиками вокруг. Вот вся спартанская обстановка жилища.
Пока я занимался осмотром пещеры: вставал и разглядывал, гладил листочки дерев, нюхал плоды, удивлялся, как сюда попали, ещё и растут (откуда в нужном количестве свет и тепло, вода для полива?), Иеуш возился на «кухне», что-то разделывал, резал, крошил, и, наконец, пригласил за накрытый стол, где стояли две каменные чаши с каким-то напитком и еще одна, побольше, с чем-то, похожим на овощной салат. Я, в свою очередь, тоже достал и разложил принесённую с собой провизию. Мы молча зачавкали, потому как, оказалось, оба были очень голодны. Напиток по вкусу напоминал мой любимый мультивитамин, и салат, не имея, на мой взгляд, вкусового аналога, оказался необычайно хорош, я стрескал свою порцию с наслаждением. Он отведал моего провианта, кажется, тоже остался доволен. После еды дружно отвалились спинами на живую мягкую стенку. Рядом со мной, прислонённое, стояло ружье; Иеуш грязными обломанными ногтями ковырялся в своих тёмно-желтых зубах. Помолчали.
Я искоса посматривал на гостеприимного дикаря. Теперь он не казался мне
таким безобразным: пышная шапка чёрных, клоками, волос; длинная, кое-где
с проседью борода; буйно заросшее щетиной, но уже, несомненно, лицо, сейчас несколько грустноватое; живые мыслящие глаза... Закончив очистку зубов
от набившегося между ними мяса, он шумно прочистил нос и заговорил.
Вкратце передаю содержание его где-то, примерно, трёхчасового рассказа, изредка перебиваемого моими вопросами. Надо же, это оказался вполне литературный язык; удивительно, и как сумел сохранить?..

- Я ждал тебя, брат, - повторил Иеуш. - Знал, что придешь, не зря же верил и верю. Приготовься, должен многое тебе рассказать: и как, и откуда я здесь, и почему. История, доложу, интересная; правда, как посмотреть... Да ты поймешь.
Родом я... Впрочем, неважно... из мира. Литературный критик по профессии и, одновременно, философ (сердце моё часто забилось: вот, ведь, подвезло… коллега!), разумеется, бывший, писал и, главное, печатался. Много думал, размышлял; тематика, в основном, наболевшая - человеческая, прикладная. В издательствах и редакциях вовсю говорили о проникновении в суть вещей, пророчили большое будущее. Да мне оно было не нужно; удовольствие от своих писаний получал неимоверное. При этом полнейший атеист: все в руках человека, какой там ещё Бог, ну и т.д. А жена, заметь, верующая; противоречия на этой почве, чуть не ежедневные стычки...
После очередной книжки задумал я отдохнуть. Приятель напел о райском
сем уголке, о тишине и о воздухе, о природе, о зелёных горних долинах и снежных остроконечных вершинах, и ещё рассказал об удивительной дешевизне проживания, что и явилось, натурально, решающим моментом. Короче, поехал. Места здесь, сам знаешь, необыкновенные. Подолгу гулял, купался, рыбачил,
всемерно оздоровлялся и получал удовольствие. Мысли в такой красоте приходят… у-у… пальчики оближешь! - на пару опусов хватит. Прилежно записывал, накапливал материал. Незадолго до отъезда полез в чемодан и среди вещей обнаружил Библию. Не мытьем, называется, так катаньем… жена положила, на всякий случай. Ну, и чёрт с ней… казалось бы, пусть себе валяется... Нет, в тот же вечер перед сном открыл; так, чтобы посмеяться над всем этим религиозным бредом, а затем закрыть навсегда. Начал, как полагается, сначала: как создавались, чего там дальше... хихикал про себя и потирал ручки – вот ужо врежу глупой жене!.. Далеко не ушел, заснул на абзаце о райском саду в Эдеме.
И, представь себе, вижу сон. Будто иду куда-то - не сам, а влеком неведомой силой, упираюсь даже, а иду, - и прихожу в чудесное место в горах: ущелье
или каньон, водопад, пещеры... И слышу голос, грозный такой, сердитый; и
одно только слово он произнес: "здесь". На том просыпаюсь.
Раннее утро, солнце только встало. Пар над озером, горы в туманной, как водится, дымке, зелень кругом... Красота! Вспоминаю дурацкий сон и… начинаю собирать рюкзак. Причём, кладу туда всё подряд, по наитию, включая совсем, казалось бы, не нужные, для пусть и длительной, но прогулки, вещи; ворую зачем-то у хозяина горное снаряжение. Затем выхожу и иду в отключке; но не туда, куда, к примеру, хочу, а на восток, всё время на восток. Куда-то карабкаюсь, срываюсь вниз и разбиваюсь в кровь, и снова ползу на брюхе по горам. Наконец, выхожу сюда.
- Смотри. - Иеуш вывел меня на площадку перед пещерой. Солнце садилось,
в его лучах весь каньон горел изнутри дьявольским багровым светом – преисподняя да и только! Над водопадом радуга, казалось, в полнеба, с довлеющим в палитре кроваво-красным оттенком... Поневоле мне стало немножечко жутковато.
- Гляди же! - воскликнул Иеуш и театрально раскинул руки. - Любуйся!
Мы постояли, наблюдая заход солнца; вот, оно скрылось за горой. Зрелище
медленно погружающегося во тьму каньона напоминало картину кораблекрушения, происходящего у меня на глазах; через несколько минут только всё ещё светлое небо и под ним слегка колышущийся океан черноты.
Снова зашли в пещеру. Иеуш дернул за какую-то палку; на круглом своде образовалось отверстие, через которое внутрь хлынули одновременно свет и потоки воды; по невидимым желобкам вода сливалась вниз и подходила к деревьям и растениям.
- Откуда вода? - спросил я.
- Дождевая, - коротко ответил он. - Наверху дождехранилище, очень удобно.
Но, давай продолжу.
Я не возражал.
Итак, я пришел сюда. То, что увидел, полностью соответствовало картинке
из сна. "Здесь", - вновь зазвучало у меня в ушах. Только здесь, восторженно
встрепенувшись, согласилась моя душа, только здесь буду жить.
Не в силах сойти с места, первую ночь я провел там же, откуда открылся чудесный вид, прямо на земле. Наблюдал закат, любовался звездами; они здесь такие большие, лучистые, чуть позже увидишь. И спалось мне в ту ночь удивительно хорошо. Наутро отправился подыскивать себе жилище. Важное дело!
Не торопясь, осматривал пещеру за пещерой, слушал и доверялся только звучавшему во мне иногда внутреннему голосу.
В этот день не нашёл; на следующий - искал уже на другой стороне водопада, и тоже не нашёл. Стоя на выходе последней из замеченных мною пещер, вглядывался в сплошные, скалистые, без единой дыры, стены противоположной стороны каньона. Неужто обман? - подумалось горько. И в тот же момент орлиным взором своим (дальнозоркость имею с детства, пояснил Иеуш) увидел и скалу, и прилив в скале, и едва заметный вход. Вторую ночь я спал уже здесь, в своём и Его доме. И был счастлив, как никогда. Потому как поверил, представляешь, только тут поверил в Него, сразу и навсегда.
Через пару дней, которые провел в состоянии полной и восторженной прострации, бродя по окрестностям, гладя деревья и камни и благословляя ниспосланную мне удачу, съестные припасы мои закончились. Нужно было думать о хлебе насущном. Возвращаться назад в мир я не собирался, об этом и речи быть не могло; значит, надежда только на Бога и на себя. Поначалу мне, дитю цивилизации, не приученному к самостоятельной жизни, было трудно. Плоды дерев и корешки растений, произраставших здесь в изобилии, но в которых совершенно не разбирался, птичка, которую волей случая поймал голыми руками и сожрал, кажется, прямо с перьями - такая пища плохо отзывалась на моём желудке. Мучился то поносами, то запорами, всемерно страдал, но, даже катаясь по земле от острых резей в животе, не думал о смерти, знал, что пронесёт и привыкну.
Так оно и случилось. Постепенно научился я отличать съедобное от непригодного в пищу, научился плести и вязать силки для промысла мелких млекопитающих и птиц, разводить огонь… другому многому научился.
Да... И всё было хорошо. А лучшее - то, к чему однажды пришёл и понял.
Книга была со мной; читал, наслаждался и поражался Его мудрости. И всё
время возвращался к фразе в ней, ты помнишь: "И взял Господь Бог человека и поселил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его". В рай, то есть. Проникся и понял я простую истину, что я есть тот человек в раю, и призвание свое, хоть не до конца ещё, но понял. А случилось это, как нашёл я два деревца посреди каньона, на дне. И было веление свыше; выкопал их и пересадил в жилище. Видишь их, вот они. И немедля дали они плоды, а я их, слушаясь Книгу, не ел. Долго не ел, поливал только.
Не покладая рук, в поте лица своего работал я, ухаживал и возделывал свой
сад. Без устали ходил пред Богом разными путями; Он указывал мне, где какой есть непорядок, а я устранял, делал правильно и хорошо.
Прошло лето, потом осень. Наступила зима. Горы покрылись снегом, мороз
на дворе трескучий, а в пещере моей тепло и уютно. Очаг горит непрерывно,
дров много; и съестного полно, запасов наделал превеликое множество. Сижу себе, знай, почитываю. Всё перечитал, и заново начал, потому, что не всё себе уяснил и не всё в душе уложилось.
Тем временем, снова весна, лето; труды полевые и радости от трудов. Опять зима, и духовные уже радости, от непрерывного общения с Книгой. Бывали, правда, и трудные времена... - замялся он на секунду (я вспомнил об обглоданных дочиста костях в пещере). Так прошло несколько лет, быстро прошли.
И вот однажды, под утро, вижу я сон. Снова Голос - уже не сердитый, но ласковый - догадываешься, Чей? - говорит мне: «Теперь ешь, но только от того, что с мелочью». «Нельзя же мне, Отче, - вздрогнул я, - Книга не разрешает". "Ничего, ешь, сейчас можно", - ответил Он. Встал я тогда, и, не долго думая, вкусил плодов зелёненьких и мелких, а в знак содеянного перевязал ствол верёвочкой. И открылось мне знание всякого Добра и Зла. Промежду прочим, и смысл задумки великой Божьей: "не только возделывать сад, но и хранить его", ясен стал. Понял я, мгновенно произошло, что у каждого человека свой райский сад на земле, и обязан он не только возделывать сад, но и охранять его от чужих рук и нехороших помыслов. Поняв это и затвердив, очертил я границы личного отныне своего рая, с намерением никого туда не пускать - не только каньон, но и другие окрестные земли вошли туда. Может, пожадничал – много труднее стало, на возделывание земли времени толком не остается. Защита границ, знаешь, дело ответственное… с утра до ночи бегаю по горам, кручусь, как белка в колесе, весь в мыле. Помощник мне - во как... позарез! - нужен. Готов поделиться Эдемом… Так думаю, и на двоих хватит. Тем более, прочёл я, перечитал множество раз, место это в Книге: "Иеуш и Берия детей имели не много, и потому они были в одном счете при Доме Отца". (Тут я вздрогнул). Дети-то есть?.. Нету. Вот, видишь, как у меня. Про нас это с тобой, возлюбленный брат мой Берия. Соглашайся помощником, равновеликим хозяином; в братском раю нашем проживём счастливо, сколько сможем, а знак будет (он кивнул на второе дерево) - так и вечно...

Иеуш смотрел на меня умоляюще; кажется, еще секунда и бухнулся бы на колени. Чтобы избежать этого вовсе, или, по крайней мере, оттянуть неприятный момент, я попросил у него времени на раздумье, и встал у входа в пещеру.
Весь каньон был погружен в непроглядную тьму, на небе в неисчислимом множестве горели звезды. Мысли во взбудораженной голове бегали, как пьяные
тараканы, бестолково тыкались усиками и спотыкались друг об друга.
Завтра мне уезжать, - я заставлял себя размышлять, - а этот сумасшедший
будет по-прежнему изводить людей. С другой стороны, я понимал, что найденная не мною, а Иеушем, разгадка так долго мучившей меня библейской метафоры не случайная в моей жизни вещь, а закономерный, хотя, может, и не окончательный, её итог. В тот момент, наверное, я тоже был немножечко сумасшедшим. Такой искус!.. Душа заходилась в тоске и разрывалась между разумным началом (с этой точки зрения я просто обязан был взять его за шкирку и сдать куда следует) и природной (добавлю, часто втайне желанной) склонностью к безумию.
Поколебавшись, я выбрал второе. Такого случая оторваться, думал я тогда,
больше не будет. Простит ли жена?.. Неважно. Главное, я б себе не простил никогда!

Примерно, через год нас с Иеушем было не отличить. Такой же обросший и
внешне мало напоминающий человека, я уже научился у него всему необходимому в первобытной жизни. Бодро прыгал с камня на камень, с горы на гору, неся охрану границ; собирал плоды и ягоды в самодельное лукошко; с помощью самодельных же лука и копья охотился на разную дичь. Зима прошла в совместном, весьма плодотворном, чтении Книги и в дружеских беседах. Книга будила ум, будоражила чувства; мы с Иеушем много и горячо спорили, но никогда не выходили за рамки. Со временем мы стали друг другу как, действительно, родные братья; я заботился о нём не с меньшей любовью, чем он обо мне: подкладывал лакомые кусочки во время еды, чесал спинку и пятки, самодельной деревянной расческой расчесывал длинные волосы. Когда он болел и лежал с высокой температурой (а бывало это довольно часто, поскольку, как понимаю, здоровья он стал за эти годы хилого, так скажем, никакого), подолгу, по нескольку дней, гонялся по горам за круторогими баранами, и всё-таки заваливал, кормил брата целебной бараньей печенкой. Регулярные совместные операции по изгнанию с территории нарушителей ненадолго, правда, но отваживали следующих от посягательств на наш Эдем.
Ровно через два года, день в день, после моего заселения, был и мне Голос
с дозволением поесть от дерева. Плоды мелкие и зелёные сильно горчили, но многое, дотоле во мне только глухо и невнятно ворчавшее, сразу стало ясным
и предельно понятным. Между остальным прочим, нашло разрешение и выход то моё смутное, я знал, негуманное, но, при всей моей братней любви, очень острое, искушение: отобрать у Иеуша Дом Отца. Да, понял я окончательно, поев ещё немного плодов, время пришло: Боливар наш не выдержит долее, сдохнет от внутреннего перенапряга. Пусть будет у Иеуша свой рай, я ему выделю, но… поменьше, по слабым его силёнкам. Физически ещё крепкий, с Домом управлюсь сам. Да будет так.
И я пошел, доложил Иеушу итоги своих размышлений. Гневу его не было
пределов; он топал ногами и орал, в том смысле, что я подлец и иуда, и не
имею права с ним так поступать. Тем не менее, пользуясь правом сильного, и
не откладывая в долгий ящик, я очертил ему его новые границы, с категорическим запрещением, под страхом сурового наказания, нарушать мои, и выкинул
его вещи из пещеры. С любопытством я наблюдал, как Иеуш вил новое своё
гнездышко в пещере по ту сторону каньона; точь-в-точь как больной муравьишка, с трудом сновал туда-сюда, таская на себе бревна и заготавливая припасы. Обходя дозором границы, несколько раз встречались на межевой линии; он только хмуро от меня отворачивался, выглядел уже совсем плохо. Однажды, не скрывая своего ко мне отвращения, попросил косточек от плодов для посадки. Я отказал, предложив самому поискать саженцы. Прекрасно при этом знал, что, конечно же, не найдет: куда ему… критик долбаный!..
У меня же дела шли отлично, лучше всех. Сад был добротно возделан, пещера от добра просто ломилась; несколько наглецов, посмевших вторгнуться в мои пределы, получили по заслугам; Книга, отобранная у Иеуша, продолжала дарить бездну духовных удовольствий.

Прошло еще несколько лет. Я почти забыл о существовании соседа, его было не видно, не слышно. Может, помер, без всякого сожаления думал я, а может, не выдержал, сошёл с ума и уехал. Спокойно охотился и собирал плоды на его территории, постепенно приходившей в запустение.
Юбилей пятилетнего своего пребывания в Доме встречал, подчиняясь предчувствию: готовился к вышнему дозволению отъесть от второго древа. Особенно тщательно поливал, окучивал, протирал листочки. Настроение было
приподнятым: всего пару дней как удалось отправить к праотцам большущий свадебный кортеж. До сих пор в глазах тускнеющий взгляд невесты в бывшем шикарном кипенно-белом, а сейчас грязном и изодранном платье, истекающей кровью из пробитой во многих местах головы и переломанных бёдер. А не нарушай!.. имей своё и не нарушай!.. Вспоминая, смаковал подробности: ужас в глазах беспечного шофёра передней машины, когда я появился вдруг из-за поворота и тут же птицей взлетел на скалу; бесконечные людские вопли, звуки яростно, но бесполезно визжащих тормозов и, сразу следом, глухих ударов и корежущегося железа - другие автомобили, плотно и на большой скорости идущие сзади, спихивали друг друга в пропасть. Последнему помог я сам, взобравшись повыше и спустив на него лавину заранее приготовленной каменной осыпи. Потом долго бродил понизу, фотографируя в памяти итоги произошедшей - для кого-то, только не для меня - трагедии, причём, что характерно, исключительно моими усилиями и стараниями. Да, всё было сделано на хорошем художественном уровне, я мог быть собою доволен.
Ложась в постель, устраивал голову на подушке повыше, чтобы уши были открыты - не дай Бог прозевать Голос!.. И действительно, находясь уже в глубоком сне, услышал, но не Его, а людские множественные голоса, явственней же всего разобрал иеушев. "Здесь, - говорил он, сильно задыхаясь, - здесь он, дьявол!.." Не успел удивиться, как в пещеру ворвались вооруженные люди и схватили меня, что называется, тёпленького.

Сволочь, ну, не сволочь ли Иеуш!.. Свидетельствую: тогда же - это пока
меня вязали, - не гнушаясь ничем, торговался, выторговывал себе у начальника главные райские места. Нёс всякую чушь и околесицу, при этом по-чёрному меня костерил и обзывал. Мол, злодей и разбойник, силой отобрал у него Дом (а я к нему, слабаку, вы же знаете, и пальцем не прикасался!); мол, крови на нём не мерено, и все свои преступления совершал, находясь в полном рассудке (это я-то в рассудке?.. спросите любого, хоть доктора). Берия, говорил Иеуш (и потом повторял повсюду), закоренел в лютой ненависти своей к людям, потому достоин лютой же смерти. И предлагал ещё начальнику на выбор: спалить, ободрав предварительно кожу - это раз; колесовать на каком-то необыкновенно жутком колесе, не понял точно, на каком - два; и третье - сварить заживо в собачьем дерьме, подогревая оное не сразу, а постепенно. При любом способе вызывался провести экзекуцию лично и незамедлительно, лучше прямо сейчас. (Палач и садюга! Ещё и дурак: где там, в горах, он нашел бы столько требуемого дерьма? Это здесь не проблема: из окон палаты хорошо видно, сколько их тут, собак, бегает и какими кучами они тут испражняются).
Хоть мне тогда и заткнули рот кляпом, а всё равно сказал начальнику, что я
по поводу Иеуша думаю. А именно: что, в отличие от меня, предатель и педераст, и не достоин Эдема; что жрать ему зелёненьких - не пережрать, всё равно идиот, и идиотом помрет; что, критикуй не критикуй, а если б не он, все люди в мире, сколько их есть, были бы достойными и счастливыми... ну, и ещё что-то в этом же роде.
А себе сказал, когда тащили, спокойно и молча: "Крепись! Многое предстоит
тебе пережить, но главное ты уже знаешь: Дом Отца повсюду, и границы его произвольны. Что тебе горы?.. Куда не утащат - вот Он! Обороняй, защищай пределы; будь достоин Его, борись и не пускай. И так, сколько сил хватит..." Могу похвалиться: в этом Доме всего ничего, а двоих санитаров уже не пустил».

P.S. Показал записки новому соседу. Оказался тот самый автор… ну, что кровь
мне портил. По прибытии рассказал, что, мол, здесь из-за новой книжки. Что
самочинно пришёл, мол, к великой идее: через Бога внутри революции - к диктатуре воровского Закона. Никто, мол, не печатает, а все называют безумцем. Неправда это: хоть явный псих и балбес, но умный - несомненно! Потому как быстро воспринял позицию и одобрил. Назвал его Иеушем. По причине: тоже чокнутый литератор, бездетен и дальнозорок. А я привык к имени, сподручней ругаться. Поделили время, на охрану границ выступаем теперь по очереди. Моя смена преимущественно ночная (основание: личная просьба). По прошествии испытательного срока (знак окончания: Голос в ночи) выделяю ему участок непаханного больничного сада, так сказать, райский уголок, и кое-что из семенного фонда - пусть себе сажает, все равно потом отберу. Качество посадок контролирую лично, или опосредованно, как он хочет. Братом Иеуша считать не буду, только собратом. Поскольку… всё равно в одном счёте.

© Джон Мили, 2016
Дата публикации: 25.02.2016 19:52:54
Просмотров: 2386

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Игорь Елисеев [2018-03-30 14:12:25]

Замечательно. Необычно. Очень понравилось

Ответить

Джон Мили [2018-03-31 23:26:20]

Спасибо, Игорь. )