Взгляд из прошлого

Дмитрий Белов-Леонтьев

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 17623 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Просыпаться по ночам стало входить в привычку. Эльвира Павловна была женщиной волевой, поэтому очередную побудку восприняла стоически. Все уже было готово к отражению атаки бессоницы. Стакан воды и таблетка несли дежурство на ночном столике.
К своим 82 годам это еще вполне «боеспособная старуха», как называли ее за глаза соседи. Ее комната содержалась в образцовом порядке. Отсутствие цветов объяснялось тем, что они ей еще на сцене надоели. Что ни говори, а 40 лет на сцене, да еще на главных ролях, впечатляют. Но мне кажется, что она просто не любила за ними ухаживать и смотреть, как они увядают. Все стены были увешаны ее портретами и фотографиями из спектаклей. Чтобы снизить градус пафоса, стоит упомянуть, что театр был кустанайский. Отсутствие пыли было тотальным. Когда вы к ней входили, если это вам, конечно, дозволялось, вас встречал запах как в операционной, казалось, что воздух здесь кварцевался.
Украшением комнаты служил ковер, какой-то невероятной пушистости. Каждый вновь прибывший застывал перед ним в нерешительности. Обойти его не было никакой возможности, а шествовать по нему не поднималась нога. К тому же, по его окончании возвышался невероятных размеров шкаф. Эльвира Павловна весьма умело пользовалась этим обстоятельством. Если посетитель был неугоден или неуместен, то потоптавшись в дверях и промямлив свой текст быстро ретировался. Но если вам повезло пересечь это чудо ткацкой работы, естественно с тапочками в руках, то вы понимали, за что люди полюбили ковры. Складывалось впечатление, что вы идете босиком по лугу.
Похоронив мужа, она вела почти затворнический образ жизни. Часть родственников была пережита, часть разогнана за разнузданность и попрошайничество,а часть сама отвернулась, устав от снобизма.Поклонники состарились вместе с ней, и их заботили куда более приземленные вещи, чем служение музе, которой они ее когда-то считали. Театр вообще быстро забывает вчерашних, но здравствующих кумиров. Вот если бы она умерла, тогда другое дело. Тут можно было бы и лестных слов наслушаться, и на скорбящие лица насмотреться, и на выручку от принесенных цветов полгода жить припеваючи. Правда, данное мероприятие подразумевало наличие виновника торжества, а они им становиться пока не спешила. Дни проходили в чтении мемуаров и классической литературы. Телевизор был настроен на канал «Культура» в адрес которого она периодически фыркала.
Детей у них с мужем не было. Она всегда боялась, что это помешает ее карьере. Тем более в театре, выбыв на полгода, репертуар ждать не будет. А если еще и располнеешь? Прощай девичьи роли, поклонники и все сопутствующее… Будучи женщиной практичной, после нескольких непродолжительных замужеств и бурных романов, она подобрала соответствующего мужа. Павел был простой парень, не чаявший в ней души, и прощающий все ее капризы. Он всю жизнь плыл по проложенному ею курсу, «взбрыкнув» один раз.
Когда им перевалило за сорок, вопрос о потомстве всплыл в очередной раз. Поскольку о собственных детях не могло быть и речи, по уже перечисленным причинам, Павел привел домой мальчугана. Как оказалось, в соседнем доме умерла вдова, и мальчик остался совсем один. Он был в штанишках на лямках и майке. Сразу видно, что казах, коренастый, слегка кривоногий, с соответствующими очертаниями лица. Глаза смотрели жалобно и виновато. Она сразу заметила этот взгляд. Параллельно звучал голос мужа, перечисляющий доводы в пользу усыновления. Мол, мальчик уже большой, он с ним давно общается, они смогут ему обеспечить достойную жизнь и воспитать человеком.
Идея с усыновлением ей не понравилась сразу. Во-первых, это заботы. Во-вторых, как воспримут это знакомые? У двух русских раскосый парень, еще поползут слухи, что ее «мямля» не доглядел. Павел и так не вписывался в ее компанию. К тому же, что это за фортели? Не спросил, не посоветовался, приперся и поставил перед фактом. Что это еще за вольности?! И потом, он сказал, что давно общается с мальчиком. А не его ли это ребенок? Она детей не хотела. Может он и завел на стороне? От этой мысли все внутри нее похолодело. Возмутила даже не сама мысль об измене, а то, что ей, да еще и с кем.
Сцена была некрасивая. Она театрально заламывала руки, говорила о том, что он хочет сломать ей жизнь. Хуже всего, что все это происходило при пареньке. Из ребенка он превратился в комочек. Похоже, он плохо понимал, в чем провинился, но догадывался что все дело в нем. Она сказала мужу отвести ребенка домой, и пусть им занимается государство, а может у него еще и родственники объявятся. Павел знал, что после женитьбы на русской против воли родителей, семья мальчика от них отказалась. Муж уводил мальчугана, держа за руку, а тот неуверенно переступая ножками, глядел на нее через плечо. Так смотрят собаки, когда их прогоняют, виляют хвостом, сжимаются и глядят в глаза с надеждой. Что-то в ней шевельнулось, но она отогнала это чувство. Муж куда-то периодически уезжал. Но, поскольку рамки приличия соблюдались, она не придавала этому особого значения.
Все началось после смерти мужа. Оказывается, чтобы почувствовать нехватку, нужно действительно потерять. Никакие прожитые на сцене чувства не идут в сравнение с реальностью.
Через полгода после смерти мужа, на могиле появился странный памятник. Кусок гранитной плиты, из которой вверх устремляются две руки. Одна была явно мужской, и сжимала руку меньших размеров, как бы ведя за собой. Поскольку детей у них не было, Эльвира Павловна решила, что это мужская и женская руки, символизирующие совместно пройденный с мужем путь. В принципе, она ничего не имела против, но памятник она не заказывала. Расспросы кладбищенских работников тоже не внесли ясность: пришел некто, представился другом семьи, привез и установил памятник, оплатив беспокойство парой бутылок водки. Опрос родственников тоже не выявил доброжелателя. Сошлись на том, что это некий почитатель таланта решил помочь актрисе, и таким образом выразить свою признательность. Артистическая натура Эльвиры Павловны приняла такое объяснение благосклонно.
В первый раз это случилось через неделю после обнаружения памятника. Она проснулась от того, что увидела глаза того мальчишки. Ребенок был такой же, в штанишках и маечке, и также уходя, глядел через плечо. Ничего не говорил, не делал, просто смотрел своими до жалости пронзительными глазами. Она сразу вспомнила эту сцену, как будто и не было этих тридцати с лишним лет. Сначала она списала все на нервы, поскольку как раз начала писать мемуары, и решила, что этот случай поднялся вместе с пластом того времени. Когда это стало повторяться с пугающим постоянством, а точнее каждую ночь, Эльвира Павловна встревожилась не на шутку. Телеканалы наперегонки показывали фильмы и хронику, где кто-то кого-то постоянно убивал, Что-то отнимал или за что-то мстил. В принципе, с просторов телевидения, любой неуравновешенный и озлобленный человек, получал готовый план действий на все случаи жизни. Когда первоначальный испуг улегся, она пошла по проторенному пути всех страждущих исцеления. Традиционная медицина сменилась восточной, затем передала Эльвиру Павловну в виде эстафетной палочки видящим, колдунам, парапсихологам, и финишировала она в том же состоянии, но существенно обогатив свои знания и опустошив сбережения.
В процессе избавления от ночной напасти у нее даже появился интерес. Она стала задумываться о первопричинах, почему это с ней происходит, за что, ну и тому подобные вопросы. Отвечала она себе всегда «честно», поэтому картина получалась благостная. Все темные пятна биографии комментировались двумя фразами: «не одна я такая» и «времена были такие». В общем-то, некоторое примирение с жизнью было достигнуто, но еженощные взгляды того мальчишки выводили из равновесия. Ее две железобетонные фразы никак не действовали на эту историю.
Поскольку средства борьбы с ночными воспоминаниями были исчерпаны, Эльвира Павловна стала представлять всевозможные варианты развития ситуации. А фантазия у нее была богатая. То ей представлялось, как они оставили мальчика у себя, дали ему образование. Он становился военным, летчиком или моряком. По окончании спектакля, он поднимается на сцену и дарит ей букет цветов, целует, и все видят какой у нее сын. Она не сильно задумывалась, как все об этом догадаются, и почему все решат, что это ее сын, а не какой-то персонаж богемной жизни. Иногда она представляла, что он погиб на ответственном задании. Смаковала свое неподдельное горе, видела себя в траурном платье. Отмечала, как прекрасен ее облик, и какими глазами смотрят на нее окружающие. Само собой картину дополняли статьи в газетах и посмертная звезда героя на алой подушечке. Артистическая натура позволяла прожить эмоции. Это был ее театр. После, она, конечно, укоряла себя за такие мысли, но все равно проигрывала несколько сюжетов. Если просыпались угрызения совести, то она резко меняла сценарий, представляя, что сын вырос преступником. О, тут варианты были нескончаемы. То он проигрывался в карты, и они распродавали имущество, чтобы спасти его. То он, преследуемый милицией, отстреливался из их квартиры, то выгнал их на улицу, отобрав жилье. Однажды, фантазия совсем заигралась. Сын убил ее в порыве гнева, и только абсурдность ситуации вернула ее к реальности. Не могла же она умереть и наблюдать за этим!
В принципе, это даже доставляло удовольствие, если бы перед этим не выбрасывало каждую ночь из объятий Морфея, в которые и так все сложнее стало погружаться. Проснувшись, она еще была беззащитна, не успевала надеть маску цинизма или непонимания. Его взгляд всегда был уколом в незащищенное сердце.
Решение пришло само собой . Она даже удивилась, как оно не посетило ее раньше. Нужно найти того мальчишку, и снять морок, который с ним связан. То, что она не знала, ни имени, ни фамилии мальчишки, ее ни сколько не смутило. Подняв старые связи, она выяснила, что паренька отдали в детский дом, находящийся в пригороде. Звали его Илияс Дайсенов. Она решила съездить туда и узнать, возможно, в архиве остались документы, касающиеся его дальнейшей судьбы.
Автобус в течение получаса доставил ее к окраине города. Расспросив сидевших на остановке женщин, она двинулась через поле, по петляющей тропинке. У раскрытых настежь железных ворот ее встретила стайка детишек. Они с интересом наблюдали за ней. Ребята постарше сидели в беседке, и делали вид, что ее появление их нисколько не интересует. Но по искоса бросаемым взглядам было понятно, что ее персона не осталась без внимания. Здесь не музей, и никто просто так сюда не приходит. Так и не увидев никого из взрослых, она выбрала малыша, на ее взгляд, посмышленее, и попросила проводить к директору. Подойдя к кабинету, она поблагодарила провожатого. Скользнув взглядом по табличке «Директор И.П. Иванов», она постучала в дверь, и, не дожидаясь приглашения, вошла.
За столом, в рубашке расстегнутой аж на три пуговицы, восседал, на вид, сорокалетний мужчина, с бобриком короткостриженых волос, на замечательно круглой голове. Он оторвался от бумаг, и медленно откинулся на спинку кресла. Спохватившись, он предложил ей сесть. Затем, взял ручку и начал крутить ее в руках, как бы предлагая ей самой начать разговор.
-Эльвира Павловна,- представилась она.
-Илияс Павлович. Чем обязан?
-В 1975 году в ваш детский дом доставили сироту – Илияса Дайсенова. Могу я узнать о его дальнейшей судьбе? Возможно, у вас остались какие-то документы.
- Конечно, можете,-ответил директор, продолжая крутить ручку и не смотря ей в глаза. Илияс окончил школу, потом поступил в институт. Долго работал с трудными подростками, и наконец, вернулся сюда и вот уже 5 лет работает здесь, - после некоторой паузы он выдохнул, - директором.
Только теперь он посмотрел на нее, и она узнала эти глаза. Уже несколько месяцев они преследуют ее, и спутать их было невозможно.
-Это вы?- только и смогла произнести она.
-Да, Эльвира Павловна,- ответил он.
-Но почему Иванов?- удивилась она. Это была фамилия ее покойного мужа. Она так и осталась с девичьей фамилией Раевская, пройдя через все замужества.
-Ваш муж дал мне свою фамилию и отчество. Он не смог меня усыновить официально, так как вы возражали, но он как-то договорился. До самой его смерти мы поддерживали очень теплые отношения. Я ему всем обязан в этой жизни и считаю его своим настоящим отцом.
-Но почему он мне ни разу не говорил об этом, даже не намекнул. Столько лет хранил от меня эту тайну, даже в могилу унес.
-Он вас очень любил и не хотел расстраивать, но он умел принимать мужские решения.
Последняя фраза показалась ей неким укором по отношению к ней, хотя ничего в его поведении не указывало на это. Наверное, в душе откликнулось то, что она и так о себе знала, но старалась не придавать этому значения. В конце концов, ей нечего делить с этим немолодым уже человеком, кроме памяти о муже.
Он предложил чаю. Потихоньку напряжение уходило. Она спрашивала, он отвечал. Илияс сейчас был связующей ниточкой с мужем, и Эльвира Павловна очень боялась ее оборвать. Оказалось, что Павла она почти не знала. В ее представлении это был любящий, но заурядный человек. Он оградил ее от всех проблем, включая бытовые, и в какой-то момент она стала воспринимать его как предмет обихода, как нечто само собой разумеющееся. Со временем муж даже стал зарабатывать приличные деньги, но ее не сильно интересовало, где и как. Все в их доме было подчинено ее карьере. Илияс рассказывал, как они с Павлом ездили на карьер купаться, и как тот учил его плавать, подложив одну руку под живот, и отчаянно жестикулируя второй. Со стороны это выглядело, как будто тонут оба. Она явственно представила этот солнечный день, фонтаны брызг, заливистый мальчишеский смех и счастливое лицо мужа. Оказывается, они и в Москву на ВДНХ ездили. Наверное, Павел прикрыл это путешествие командировкой. Удивительно было столько лет прожить с человеком, и увидеть его с другой стороны только после смерти. Их беседа затянулась до самого вечера.
Она так и не призналась Илиясу, что каждую ночь видит ту сцену, когда Павел уводит его из дома. Она уже поняла, что это муж передал ей заботу об этом уже взрослом человеке. И этот взгляд был еженощным призывом к этому. Они обменялись телефонами и договорились встретиться у нее дома в ближайшую субботу. Илияс записал адрес, хотя прекрасно его знал. Павел иногда брал его в гости, когда Эльвира Павловна была на гастролях.
Вернувшись домой, она долго не могла уснуть. Слишком много событий и эмоций вместилось в этот день. Сначала поплакала, хорошо так поплакала. Без кликушества, а тихонечко, всхлипывая горькой покаянной слезой. Подведенный баланс был явно не в ее пользу. Карьера, на которую было потрачено столько времени и сил, осыпалась осенней листвой. Радости материнства она сама себя лишила. Аспидный характер не позволил даже учеников оставить. Мужа считала никчемным человеком, а он, пожалуй, посчастливее ее будет. Она сегодня испытала укол ревности, когда слушала, как Илияс о нем отзывается. На похоронах Павла тоже много словоизлияний было, но она сочла это данью традиции – о покойниках либо хорошо, либо ничего. А о ней хоть кто-нибудь также отзовется? Вспомнит кто-то также искренне, увлажнив глаз? Сколько ей тех дней осталось? Камней за всю жизнь столько насобирала, что на постройку двух крепостей хватит, да только защищать нечего и не от кого – все, пора разбрасывать. Чуда не случилось, он опять ей приснился. Муж снова уводил мальчика за руку. Она рванулась к ним. Добежав, упала на колени и прижала ребенка к груди. Вся нерастраченная материнская любовь выплеснулась из нее разом. Она гладила Илияса, целовала, потом опять обнимала. Эльвира растворилась в желании отдать то, что так долго копилось в ней. Она не заметила, как исчез муж, а мальчик смотрел на нее во все глаза. В них было столько искренней безусловной любви. Так могут смотреть только маленькие дети. Они любят вас не за должности, деньги или возможности, а за сам факт вашего существования.
Утром Эльвира Павловна проснулась отдохнувшая и деятельная. План мероприятий составился сам собой. Она позвонила Илиясу и уточнила его паспортные данные. Он долго отнекивался и пытался проникнуть в ее замысел, но она умела быть непреклонной и настойчивой. Поход к нотариусу и оформление наследства на квартиру не отняли много времени. Затем, она отправилась на кладбище, где долго сидела у могилы мужа, о чем-то разговаривая. Потом заглянула к изготовителям памятников, о чем-то договорилась, и, с чувством выполненного долга, отправилась домой. Ночью ей приснился муж, такой, каким она увидела его в первый раз, высокий, нескладный и с обожающими глазами. Как много было в нем искренности, и как этого не хватало после его ухода. Ей так много нужно было ему рассказать…
Илияс приехал в субботу, как и договаривались. Букет роз и торт дополняли его костюм. Женщины провожали его заинтересованными взглядами. Он позвонил 2 раза, но дверь ему открыл мужчина.
-Эльвира Павловна дома?,- улыбаясь спросил Илияс, предвкушая как она обрадуется цветам и сладостям.
- Так померла она, третьего дня. Сегодня как раз и похороны. Если скорый на ногу. Так еще и поспеешь.
Он не помнил как слетел по лестнице, как добрался до кладбища. Опомнился только у ограды. Он опоздал… Рядом с памятником рыжел свежий холм земли. На деревянном кресте висела ее фотография, где она была в эффектной шляпке, а рядом стояли два венка, от театра и от друзей. Илияс сел на лавочку и навалился на столик. Медленно поднял глаза на памятник, который сам же когда-то заказал и установил, как бы говоря, извини отец, не доглядел. Неожиданно взгляд уперся в новую, выбитую золотом надпись – ОТЦУ ОТ СЫНА. Он посмотрел на свежую могилу и подумал - удивительная штука жизнь, иногда, ты приобретаешь потеряв…

© Дмитрий Белов-Леонтьев, 2014
Дата публикации: 05.02.2014 07:32:25
Просмотров: 2322

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.