Охота на мамонта. (Часть 2)

Олег Ёлшин

Форма: Роман
Жанр: Мистика
Объём: 219093 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Часть 2

- 10 –

Прошло несколько дней, сотни часов, миллионы секунд, мгновений, каждое из которых отдавалось в ее сознании призрачным шепотом чужих людей. Ей уже не нужно было их видеть, достаточно было знать, что они рядом. Лежа в постели, она читала их мысли по шагам за закрытым окошком, по занавескам на окнах, по огонькам из квартир домов. Эти дома разговаривали с нею, делясь историями жильцов. Стоило выйти на улицу - город начинал ей шептать свои волнения, проблемы, рассказывать новости. Каждая улица была нескончаемым рассказом о себе и людях, живших здесь уже сотни лет. Только одного она не знала – будущего. Ее сознание не могло проникнуть в эту тайну. Оно было скрыто от нее за завесой времени, преодолеть которую ей было не дано, только прожить. Прожить испытательный срок, который, казалось, не имел конца. Сейчас голова ее, как огромный компьютер, была начинена информацией обо всех людях, живущих рядом. Это был гигантский банк данных. Только поделиться этим ей было не с кем, и избавиться тоже. А еще странное условие висело над ней. Она не понимала, чего от нее хотят. И зачем ее спасли, зачем нужна кому-то – тоже не понимала. Помнила только одно – “срок – без срока”. Временами казалось, что нырнула под воду и теперь должна была задержать дыхание и не дышать целую вечность. А что потом?...
Так прошли несколько дней ее странной и такой необычной жизни. Или не жизни вовсе. А она снова и снова думала и мучилась, пытаясь себя понять:
- Почему эти люди не дают ей покоя? Почему они мучают ее? Сбежать? Куда? Находиться в четырех стенах невыносимо. Это то же, что терпеть непрерывную боль. Попытаться от нее избавиться? Но чем больше делаешь это, тем становится больнее. И невозможно закрыть уши и не слышать никого. Значит просто нужно найти тот предел. Интересно, где он, и есть ли он вообще? А если его нет, и этот навязчивый гул преследует и настигает, и не дает заснуть, мешает думать, не позволяет остановиться, оглядеться. Все становилось невыносимым. Хотелось выть, мычать, рвать на себе волосы, только бы не слышать никого. Она очень устала.
И однажды вспомнила о напитке, который ей налил бомжик Фимка. А еще вспомнила, как на какое-то время он притупил ее чувства, заглушил, помог, дал отдохнуть от этого наваждения. И сейчас ей требовалась передышка. Она стремительно оделась, взяла сумочку и нырнула в этот город, как в прорубь, стараясь никого не замечать…
- Коньяк! – бросила она официанту, который внимательно рассматривал эту необычную женщину. С ней явно что-то происходило, была она чем-то взволнована и вела себя странно.
- Какой коньяк? – вежливо спросил он, показав карту вин и прочих напитков. Она нервно изучила названия и вдруг задала вопрос:
- А какой коньяк пил Наполеон?
Тот уставился на нее так, словно перед ним была сумасшедшая или просто, Жозефина. Придя в себя, произнес:
- Наполеон.
- Да-да, Наполеон! Так какой он пил коньяк?
- “Наполеон” и пил,… я так думаю, - неуверенно ответил он.
- Несите.
- Что выберете из закуски?
- Несите ваш “Наполеон”! – перебила она его. Когда он поставил перед ней бокал, она, не задумываясь, опрокинула его, поморщилась и вдруг произнесла:
- Какая гадость.
- Простите!? – не понял официант.
- Какого года ваш “Наполеон”?
- Ну, как же, пятилетней выдержки. Самый…
- А постарее ничего нет?
Тот задумался, посмотрев в карту вин:
- Есть 12-летний. Только он стоит…
- Двухсотлетний… Мне нужен коньяк, которому 200 лет! – чем совершенно огорошила официанта.
- Конечно, гадость! – внезапно услышали они голос какого-то человека. Тот стоял неподалеку и улыбался. Одежда его была потрепанная, залатанная и кое-где откровенно просвечивала дырами. А из правого ботинка, через отверстие торчал голый большой палец. Голый, потому что, по-видимому, носки он не носил.
- И не мог Наполеон пить коньяк “Наполеон”, - продолжил он. - Вы должны знать это, молодой человек, а еще должны знать, что император пил Корвуазье. Официант выпучил глаза, а человек тем временем достал из-за пазухи бутылку и поставил на стол.
- Штопор неси! – нагло произнес он.
- У нас нельзя со своими напитками, - пробормотал тот.
- Сколько стоит твой “Наполеон”? – с пониманием поинтересовался тот.
- Две… три… семь тысяч.
- Держи, - и он протянул ему две смятые, жеваные купюры достоинством 5 тысяч. – Сдачи не надо! И считай, что эту бутылку принес нам ты. А свою бурду оставь себе. Понял?
- Понял…
- Штопор неси, - повторил он.
- Вы хотите открывать коньяк… штопором?
Тот смерил его презрительным взглядом и произнес:
- Двести лет назад, юноша, не было никаких винтов, только пробка. Настоящая пробка!
- Коньяк Карвуазье! – с любовью повторил он, когда официант удалился. Это был ни кто иной, как Фимка. Бомжик Фимка.
- А-а-а! Пришел меня спаивать! – махнула она рукой, все еще ощущая во рту неприятный привкус.
- Деньги откуда? У своего олигарха стащил?
- Запомни первое, - уверенно произнес тот, не обращая внимание на ее реплику. - В ресторанах, а особенно таких, нужно заказывать коньяк только бутылками, но не бокалами. И непременно просить, чтобы открывали ее при тебе. Мне не нужно, чтобы ты отправилась на тот свет раньше времени. Ну что, не отравилась?
Лея уже понемногу отходила от выпитого суррогата. Фимка открыл штопором, который успел поднести официант, бутылку, трепетно поставил ее на стол, уставился на нее и гордо произнес:
- Корвуазье! 1811 год. Запомни второе! Тогда еще коньяка Наполеона не было и быть не могло! Это потом, когда Император распробовал напиток и назвали эту марку в его честь…
- Наливай! – в нетерпении перебила его она. Потом схватила бокал и залпом его опорожнила до самого дна.
- Ну, кто так пьет? Нет, ну вы только посмотрите на нее, коньяк 200-летней выдержки, а пьет, как бормотуху в подворотне. Ну и замашки у вас, девушка! Где вы этому научились? Нужно погреть бокал в руках, понюхать, ощутить аромат, цвет… Запомни третье! Все нужно делать красиво, даже спиваться!
Но она уже его не слышала. В мозгах появилась долгожданная тишина, которой в этот момент она и наслаждалась. Абсолютная тишина! Коньяк ей помог!
После продолжительной паузы очнулась и услышала голос Фимки:
- Урок окончен. По маленькой?
- Наливай! – вяло махнула она рукой. Взяв бокал, подняла его к глазам и, прищурившись, сквозь него посмотрела на Фимку.
- Ты решил меня споить одной бутылкой?
Тот засмеялся.
- Почему же одной? У нас масса этого добра. В соседней комнатке, милая девушка, находится, не кто иной, как любитель Корвуазье. Тот самый его почитатель со всеми регалиями и званиями. Ему и поставляют этот замечательный коньяк. А он не жаден. Позабыл о своем величии и балует нас.
- Тоже завис? – удивилась она, - прошло уже две сотни лет.
- Да, дорогая. И надолго. А как ты думаешь? До рекорда Палыча ему, конечно, далековато, но, все равно долго еще придется ходить с могилки на могилку. Сама понимаешь - войну прощают солдатам, но не Императорам.
- Понимаю, понимаю, - произнесла она и снова выпила. – У вас там прямо цветник,… вернее, рассадник, - и взглянула на Фимку.
- И как ты докатился до такой жизни? – сурово спросила она, в упор на него уставившись. – На себя посмотри. Не стыдно на тот свет являться в таком виде? Как на помойку!
От таких слов он поперхнулся, но промолчал и снова налил ей бокал. Она незамедлительно выпила, продолжая сверлить его глазами. А он смотрел на нее с интересом, о чем-то думая.
- Теперь себе! – засмеялась она. Коньяк придавал ей силы и невероятное веселье.
- Можешь не предлагать, бесполезно, - улыбнулся он. А она продолжала:
- И как же ты собираешься избавиться от своей проблемы?
- Очень просто, - ответил тот, подливая в бокал и внимательно наблюдая, как она пригубила. Только теперь Лея заметила, как по его лицу пробежала тень, лоб сморщился в морщинах, глаза прищурились. Словно это он пил коньяк, а не она.
- Вот так, наливаю кому-нибудь и смотрю, как тот делает это. Осталось еще полторы тысячи бутылок.
Лея снова отпила и по лицу Фимки поняла, чего это наблюдение ему стоило. Он помнил вкус этого пойла, он ощущал его аромат, крепость. В этот момент в горле у Фимки горел неугасимый огонь выпитого когда-то давно, и сейчас его мутило уже не от самого коньяка, но от его отсутствия. Это была настоящая ломка.
- Память, странная штука, - очнулся Фимка после очередного ее глотка. – Она не дает покоя. Гложет!
Девушка снова отпила, а Фимка громко крякнул, затряс головой и махнул рукой, сжатой в кулак: - Хорошо! Нет! Ну, хорошо же пошла, зараза!
Она чуть не подавилась от такой реакции, но ей стало весело и интересно. Это была какая-то незнакомая терапия. В какой-то момент ощутила себя садисткой, которая пила воду, а рядом находился человек, умирающий от жажды. Она отставила бокал и уставилась на него.
- Ты мне скажи! Как здоровый, взрослый, умный мужчина мог утопить себя в бочке с водкой? – воскликнула она. - Как можно было превратить себя в такое ничтожество? Мужик ты или кто?
По его лицу пробежала гримаса удивления, недоумения, а потом обиды. Он уставился на нее и хотел, было, ответить. Потом, отражаясь в ее больших глазах, увидел себя, словно в зеркале и проворчал:
- Не всегда я был таким.
Теперь в его взгляде застыли отчаяние и боль.
- Прости, - прошептала она. Но он отвернулся, и мышцы на его лице напряглись. Она даже заметила, как капля пробежала по его щеке.
- Ну, пожалуйста, извини меня, - повторила она. – Я не хотела… Я пьяна… Хочешь, я выпью всю эту чертову бутылку?… Или разобью ее? А хочешь, я куплю тебе новые ботинки? Или носки? Давай тебя прилично оденем. А ну-ка быстренько вставай, - уже завелась Лея, - давай, давай, пойдем отсюда, - и потащила его за рукав к выходу. Фимка почти не сопротивлялся. Он был ниже ее ростом, и со стороны могло показаться, что взрослая дочь ведет за руку своего подвыпившего папашу. Лея мгновенно протрезвела, а он безвольно плелся следом за ней.
Они долго выбирали одежду. Лея зачем-то таскала с собой большую сумму из нерастраченных денег Оксаны, и сейчас привела его в дорогой магазин. Продавцы смотрели на эту парочку с удивлением, но этим двоим было на них наплевать. Через час Фимка выглядел, как добропорядочный господин в пиджаке и галстуке. Рубашка в полоску стройнила его полноватую фигуру, в манжетах сверкали дорогие запонки, а на ногах изящно сидели лайковые ботиночки, под которыми были, естественно, самые дорогие носки.
- Смотри! – воскликнула она, подведя его к зеркальной витрине магазина. Он замер в оцепенении, в упор разглядывая незнакомого мужчину в ее отражении. Он не верил своим глазам и как-то замялся:
- А можно…
- Можно…
Она достала из сумки бутылку с остатками коньяка, который прихватила из ресторана и протянула ему.
- Это?
- Нет! Нет! – в ужасе воскликнул он. – А… у тебя деньги еще остались? – вдруг каким-то детским голосом задал он свой вопрос. – Я малость поиздержался.
- Конечно! – воскликнула она. – Конечно, есть.
- А можно… мороженого?
- Мороженого? – переспросила она.
- Да! Купи мне, пожалуйста, мороженое. Здесь есть маленькое заведение. Осталось еще с давних времен. Меня мама иногда водила туда в детстве. А потом я сына приводил туда. Мы можем пойти в кафе-мороженое?
- Ну, конечно, - ответила она. – Пойдем, пойдем, мой хороший. Будет тебе мороженое. Будет, все будет…

- Знаешь, я был когда-то актером и играл в театре. У меня даже были две эпизодические роли в кино.
Фимка развалился в удобном кресле, перед ним стояла вазочка с остатками шоколадного мороженого и бокал с настоящим Лимонадом, а не какой-то заморской бурдой. Так он захотел сам.
- Хочу Лимонад! – капризно заявил он официанту, как только им протянули меню. А теперь он вспоминал:
- У нас был замечательный театр. Все были молоды. Все были влюблены и талантливы. Мы выходили на сцену и играли, мы жили на этой сцене. И казалось, что конца этому не будет никогда. Ведь играют же некоторые актеры до самой старости, а некоторые театры живут целые столетия. Но наступили 90-е. Наш главный режиссер, он же директор, сориентировался, так сказать, почувствовал время, новую волну и продал театр. Вернее, его здание. А нас выкинул на улицу. Сейчас там ресторан, он находится там и поныне. На месте партера пьют водку и жрут, а на сцене (ее почти не изменили, только немного уменьшили) танцуют голые девки и показывают стриптиз. Вроде бы все хорошо - и здание живо, и приходят люди-зрители, только театра больше нет.
Он взял ложечку и собрал со дна остатки мороженого. Лея хотела подозвать официанта, но он жестом ее остановил.
- Потом скитался по разным театрам. По городам и весям, но там происходило все то же. Люди делали деньги. Театр со своей вешалкой оказался на помойке времени. Работал на стройке, торговал тряпьем, собирал металлолом, пустые бутылки, потом… Черт его знает, что я делал потом. Да и наши ребята из театра жили так же,… те, кто не уехал отсюда. А кто заработал деньги - тот кем-то стал. Кем-то? Да никем! Никем не стал. На кой черт им эти деньги, когда раньше они были актерами, играли в театре. В театре!!! Никем. Пустой остаток жизни. Только теперь это осознаешь…
Он долго молча глядел в пустоту. Потом продолжил:
- Водка, это такая штука, дорогая, которая помогает забыть. Сама понимаешь, - кивнул на бутылку, торчащую из ее пакета. – Водка - она спасает. Надолго или навсегда – пока живешь. Потом от меня ушла жена и забрала сына. Я оставил им квартиру и стал жить у мамы. Виделись мы редко. И правильно делали. Зато какими глазами он потом смотрел на могильную фотографию своего отца. Сын помнил того отца, который когда-то выходил на сцену и творил. Он был маленьким, но все запомнил! А водка, она помогала долгие годы не вспоминать и проданный театр, и сцену, и самого себя… Мама умерла, и я остался совсем один.
Потом Фимка долго молчал, глядя в пустоту. Вдруг его глаза загорелись:
- Но я не сдался! Я начал писать стихи! И какие стихи! Правда, они были никому не нужны, но главное, что я научился это делать! А потом… Произошла странная вещь. Иногда после выпитой рюмки являлись удивительные рифмы и образы. Словно ты достаешь их не из-за пазухи, и не вылавливаешь со дна бокала, а из далекого-далекого места, с другой планеты. Стоит протянуть руку - ты за мгновение преодолеваешь этот космический путь и прикасаешься к самому сокровенному. Это был какой-то открытый канал, связь с космосом, с далекой галактикой, с тайниками, где хранились все знания и умения человечества. Если ты художник, твоей рукой начинает овладевать неведомая сила, если композитор – неземная музыка, нота за нотой капает на клавиатуру с небес, а ты подбираешь, подхватываешь, материализуешь ее, становишься сверхпроводником!... Ты знаешь, в чем гений Моцарта или Пушкина? Этих колоссов, которые до сих пор будоражат умы людей? Да эти ребята просто списывали! Нагло списывали! Они проторили дорожку к тому волшебному ручейку и пили из него, наливая в свои бокалы. Уже захлебывались и снова пили! Ты знаешь, что Моцарт писал без черновиков. Только начисто! В этом и был его великий гений – протянуть руку и достать. Просто нужно найти туда путь. Все просто. И я тоже на какое-то время приложился к источнику, стоя у того ручья. Это было незабываемое время! Слово за словом рождались вереницы, сплетенные поэзией, образов, видений, полных смысла и жизни. То был восторг. За это можно было отдать все … Но однажды дверца закрылась. Сколько я ни ломился, сколько ни пил, не молился, снова пил – путь туда был закрыт... Перепил. Нельзя на пьяную голову создавать великое, вечное. За все нужно платить! А назад пути уже не было - только вперед. Поэтому снова пил...
Потом влюбился. Она нашла меня в каком-то кабаке и безоглядно пошла за мной. Была лет на тридцать моложе. Вместе мы прожили несколько месяцев. Все это время я любил ее, а она мне все наливала и наливала, я и не возражал. А когда после очередного возлияния отписал ей квартиру, сразу же оказался на помойке. Девушка оказалась непростой. Такой у нее был бизнес. И до сих пор она продолжает спаивать влюбленных дураков. Такая работа. Ничего личного - бизнес. Просто бизнес. Два года я просидел на улице, а потом эта комната. Все!
Он устал. Он сидел, молчал и смотрел куда-то вдаль.
- Жалко одного. Последние стихи так и застряли у меня в глотке. Так их и не дописал. Все эти бутылки, которые мне еще искупать, ничто по-сравнению с этими строками. А канал для меня закрыт и по сей день…
Лея потянулась к пакету и достала бутылку. Открыла ее и прямо из горлышка отпила. Коньяк больно обжег горло, но стало легче. Фимка сморщился и крякнул. Неожиданно резко произнес:
- Завязывай с этим.
Сейчас он не был похож на того папочку, которого совсем недавно она вела из ресторана, и на разодетого франта, который щеголял обновками, и на лакомку, поедающего мороженое. Глаза его горели, он серьезно, даже гневно, смотрел на нее.
- Что? – не поняла она. - А как же ваше пари?
- Завязывай, говорю, - зло повторил он. - А пари? Все это только игра. Сам разберусь – без тебя, – помолчал немного и добавил:
- Ты мне в дочери годишься… И еще… Спасибо тебе.
- За что? – удивилась она.
- За все... Умеешь ты слушать.
Потом он заметил на себе ее трогательный, нежный, полный участия и сострадания взгляд, улыбнулся и весело произнес:
- А хочешь посмотреть еще на одного страдальца?
Он больше не мог видеть, как его жалеют. Он сказал то, что никому раньше не говорил. Но теперь, выплеснув все это на несчастную девушку, весело смотрел, пытаясь отвлечь ее от своей непростой истории.
- Пошли, теперь я тебя гуляю! – воскликнул он. – Любишь ночью бродить по кладбищу? - и добавил с улыбкой: - Ведьма ты, наша! Будет весело – обещаю!

- 11 –

- Вот мы и дома! – воскликнул он, широко разведя руки в стороны и радостно улыбаясь. Они проехали через весь город, который успел погрузиться во мрак, потом нашли в заборе незаметную прореху и оказались на территории большого кладбища. Повсюду в сырой мгле мерцали фонари, отсвечивая памятники и монументы, которые зловещими тенями лежали на снегу, а Фимка весело перебегал от могилки к могилке что-то ища. Лея в ужасе поежилась, продолжая за ним наблюдать. Она замерзла, а Фимка в своем новом костюме холода и не замечал. Он пританцовывал, перелезая через низенькие ограды, похлопывал надгробья, словно с кем-то здороваясь. Потом вспомнил о ней и крикнул:
- Иди же сюда. Давай! Ну, что ты, глупая. Рано или поздно все окажетесь здесь! – и засмеялся. От этой фразы ей стало дурно.
- А вот и мой дружок! – воскликнул он, показывая на камень, на котором был изображен человек лет сорока.
- Заслуженный артист! Сыграл массу ролей в театре и кино. Почил, так сказать, на взлете, в совсем еще юном возрасте – не было и сорока пяти.
- От чего? – спросила она.
- На него упал кран, - захохотал Фимка, но, заметив ее изумление, добавил:
- На стройке – его плохо закрепили. А Колька мимо тащил ведро с раствором.
- Кого закрепили? Какой раствор? – не поняла она.
- Раствор цемента и песка, девушка. Какой же еще? А закрепили плохо кран, как ты понимаешь! Или не понимаешь?
- А причем здесь цемент – он же был артистом. Заслуженным!
- На стройке работал наш бедолага. Последние годы, как ролей не стало, а в театрах начали гнать всякую лабудень, ушел на стройку. Принципиально ушел! Не хотел мараться! А тут этот кран так кстати. Все проблемы махом и решил… Он уже там!... ТАМ! – и Фимка поднял указательный палец. Я имею ввиду Кольку, а не кран. Ну, ты понимаешь? – и ехидно улыбнулся. Разговаривал с он ней, как с последней дурой, но был счастлив находиться в этом месте.
- А вот еще! Посмотри! Какой персонаж! Известный аферист! Любитель брачных дел. “Разводил” богатеньких матрон на деньги, а потом сбегал. Талант, умница! ГИТИС закончил! Герой-любовник. А как играл! И Хлестакова, и Волконского! Большой талант. Титан! Монумент! Глыба! В 90-е подался в бизнес. Гениальный парень! Доигрался, красавчик… Одна богатенькая вдова его разыскала и наслала на него своих парней. Ну, те и постарались. Хоронили его потом всем театром… Вернее, с теми, кто о нем вспомнил и еще остался... А вот еще… Бедняга! Спился! Ранимая, тонкая душа! Не выдержал нового времени. Не стал сниматься в рекламе и прочей ерунде. Сидел себе и тихо пил. И ушел тоже тихо-тихо. Спи, Ванек, спи родной. Нежная душа была у человека.
Вот еще парень. Интересная судьба. Когда из театра поперли, не стал искать другой площадки и терять время. Быстро заработал свой первый миллион, (иностранных рублей, естественно) потом второй. Пошел на третий, но в один прекрасный день достал пистолет и застрелился. С трудом его сюда на погост и определили. Теперь, встречаемся иногда. Болтается уже десять лет. Завис, конкретно завис. Я его спрашиваю – зачем? Ну, зачем? А он отвечает: “Тошно”! Не понимаю я таких людей. Не мог немного потерпеть? Не понимаю…
Потом Фимка долго водил ее по забытым, заброшенным могилкам, продолжая что-то рассказывать. Его экскурсии не было конца. Здесь находились актеры и певцы, бандиты и самоубийцы, художники и поэты. Все они когда-то работали в одном театре. Потом их разбросала жизнь, но вновь соединила в этом печальном месте.
- Не хватает только сцены, можно было бы разбудить этих усопших и сыграть целый спектакль. Только о чем? – подумала она
- Да и зачем? – услышал Фимка ее мысли. – На кой черт сегодня что-то играть? Не к чему это. Пустое.
Потом снова уставился на могилы.
- Здесь наш уголок. Все наши, все родимые. Немного осталось в живых на земле грешной. А теперь посмотри сюда, - гордо произнес он, замолчал и уставился на маленький камень, на котором в свете ночного фонаря отсвечивала фотография.
- Узнаешь? – спросил он. На ней было видно лицо совсем еще молодого человека. Звали его Ефим Григорьевич, а ниже стояла короткая надпись: “Актер и Поэт. Вечная память тебе, дружище”. Фимка был при жизни обаятельным человеком. Глаза его светились задорным огнем, за его спиной на портрете была видна кулиса, и дальше сцена, а он произносил какой-то монолог. Эту фотографию и запечатлели навсегда на каменной плите его друзья-актеры.
- Интересно, что он думает и что ощущает, стоя на собственной могиле?
Она посмотрела на него, но тот молчал.
- Интересно, если бы он знал тогда, что это мгновение навеки застынет на его плите – что он подумал, что сказал бы в своем монологе и как сыграл бы роль? – мелькнула дикая мысль в ее голове.
- Так или иначе, какая-нибудь фотография все равно окажется здесь, - философски заметил Фимка, снова прочитав ее мысли. А она уже вслух ответила:
- Никогда больше не буду фотографироваться! – и поежилась.
- И выкину все старые, - добавила она и подумала. Тихо-тихо подумала:
- Если останусь жива! – вспомнив о своем положении. Прислушалась и в ужасе застыла на месте:
- Что это? – закричала она.
А неподалеку раздался чей-то стон:
- Ну, когда же? Ну, сколько еще?
- Так, спокойно, тихо! – схватил ее Фимка за руку. А она уже собиралась бежать из этого гиблого места. - Привыкай. Ничего страшного. Свеженький. Видишь его? – спросил он.
- Вижу! – остолбенела она.
- Видишь, видишь, - повторил он мерным голосом, успокаивая.
Там был человек, который стоял у могилы и раскачивался на легком ветру.
- Этот еще не понял. Два дня всего прошло. Вот и мерзнет здесь.
Вдруг Фимка посмотрел на нее и удивился: - Неужели видишь? Ну, ты ведьма! То есть, я хотел сказать, ты молодчина, умница! Всего-то несколько дней с нами, а уже прозрела!
- Я не с вами! – закричала она, - и оставьте меня в покое!
- Нет, нет, не с нами! – спохватился он. – Просто, научилась видеть и открыла свои большие, красивые глазища… Но, как быстро! – поразился он. - Такое приходит намного позже! Ну, ты… Это Он тебе такое дал. Точно Он! Ты избранная! И за что Он тебя так полюбил? – изумился Фимка, - на моем веку такое впервые!
Успокоившись, произнес:
- Значит, будет еще интереснее! Пойдем! - и потащил ее за руку в дальнюю часть кладбища. Они прошли пару сотен метров, свет от фонарей сюда едва доходил, и фигуры их меркли в сумерках ночи.
- Иди сюда и не высовывайся! – прошептал он, затолкав ее в какой-то памятник, который был вылеплен в форме арки и молча уставился вдаль. Так они стояли несколько минут.
- Сейчас придет. Его время! – прошептал он.
Через несколько минут появилась большая, округлая фигура. Она медленно шла между могилами, очевидно, кого-то ища. Это был Палыч! Она узнала его. Он остановился и замер. Его тучный силуэт зловеще навис над каким-то надгробьем… И тут Лея чуть не закричала. Прямо перед Палычем возникло небольшое облако, а как на экране в объемном кино появилась фигура человека, который сидел за рулем автомобиля. Его раскачивало из стороны в сторону, он, едва держась за руль, уронил тяжелую голову, а впереди возникла яркая вспышка света. И удар! Человек за рулем пробил головой лобовое стекло. Его туловище, как тряпка, повисло, переломившись пополам, и осталось висеть – часть на капоте, а нижняя часть в салоне. Короткая судорога и человек замер. Замер навеки!
- Видела? – восторженно прошептал Фимка. Лея молча кивнула и с ужасом продолжила смотреть на Палыча. Тот утробно замычал и пошел дальше. У другой могилы появилась в серебряном свете женщина с кухонным ножом в руке. Она размахивала им перед пьяным лицом какого-то мужчины, а потом вонзила ему в грудь по самую рукоятку. Потом был человек, который просыпался в своей постели, а рука его тянулась к стакану, стоявшему у изголовья. Он хватал его, а в нем была налита какая-то жидкость. Но рука дрогнула, и спасительное зелье разлилось по подушке. Человек отчаянно застонал. Он кусал наволочку, извивался, выл. Наконец, судорога парализовала все его тело, и он затих. Навеки, навсегда. А Палыч вдруг испустил нечеловеческий вопль:
- Пьянь. Твари! Гады! Причем тут я?! Убогие, уроды!...
Дальше следовали выражения, от которых захотелось закрыть уши, закрыть глаза, и не слышать ничего, не видеть. А он вопил на все кладбище, как раненый зверь: - При чем тут я!!! А-а-а-а!
Потом пьяный человек захлебывался в реке. У него не было сил выплыть - не хватало воздуха. И тонущее тело постепенно опускалось на самое дно, запутываясь в тине. Потом нетрезвая рука огромного детины задевала невзначай голову ребенка, и тот неловко падал, ударяясь виском о край стола. Женщины, взрослые мужчины, совсем еще юные парни и девчонки. Они падали с балконов, били друг друга насмерть, давили машинами, стреляли, душили. Снова фигуры в судороге, а потом в параличе, не в силах избавиться от невероятной ломки. А огромная тень Палыча металась от могилы к могиле, и вой его разносился на всю округу.
Вдруг Фимка выскочил из памятника и танцующей походкой направился к нему. Его галстук развевался на ветру, он размахивал короткими ручонками, стараясь привлечь внимание. Он забрался на какую-то плиту и начал танцевать чечетку. Потом закричал:
- Палыч! Дорогой! Сколько тебе еще осталось? Не устал?! Ах ты, шалун эдакий! Ах проказник! Не перетрудись там, родимый!
Тот замер и всем туловищем повернулся к нему. В глазах его застыл ужас и невероятные страдания, сменившиеся на гнев и ярость. Он был разъярен.
- Ну, ты тварь! – заорал он, - какое твое собачье дело, гаденыш. Ща я тебя!
- А костюмчик-то казенный! – захохотал Фимка, пританцовывая. – Нельзя, не положено! Зависнешь, жирный боров, по самое “мама не горюй”! – и продолжил хохотать. Палыч замер и на секунду задумался. Потом зловеще промычал:
- Тебя я не трону, алкаш. Ты не мой клиент! А вот эту стерву! Ну, ты глянь, и ее сюда приволок! Держись, шалава!
Больше Лея не помнила ничего. Только чувствовала руку Фимки, который тащил ее за собой в стремительном беге или полете. Она не понимала, что это было. И только ледяной ветер свистел в ушах. А сзади раздавался вой озверевшего Палыча. Он, как кабан, несся за ними, а топот его копыт, то есть, ног, выбивал барабанную дробь по замерзшей земле, звучным эхом отдаваясь на многие километры. - Как слон! Как мамонт! – мелькнуло в ее голове. Но звук становился все тише и тише, пока не замолк совсем. Вдруг мимо пролетел огромный осколок гранита, Фимка рукой накрыл ее голову, и они на мгновение замерли. Кошмар был позади.
- Ненавижу урода! – услышала она Фимку. – Сколько невинного люда положил!
- Лея высвободилась из его рук, обернулась и закричала:
- Что это было?!!
- Что именно девушка имеет ввиду? – весело отозвался тот, - было там или было здесь и сейчас?
- Там… то-есть, здесь, сейчас! Что было сейчас, и как мы здесь оказались?
- А ты не поняла?
Перед их глазами раскинулось в свете прожекторов здание Университета, огромная Москва предстала в ночной красе, а внизу мерно струилась вскрывшаяся река. Они стояли на смотровой площадке и глядели вдаль – Фимка с удовольствием, а Лея с недоумением. Она моментально забыла о кошмаре на кладбище, а в голове ее продолжал шуметь ветер. Пронзительный ветер!
- Нет! Не поняла! Я не поняла! – воскликнула она.
- Дорогая, можешь себя поздравить, ты только что летела.
Лея в смятении широко открыла глаза и в ужасе посмотрела на него, потом вниз, и от высоты у нее закружилась голова. Он подхватил ее за талию и держал, пока она не пришла в себя.
- Летела? – прошептала она, наконец, очнувшись.
- Да, летела… Сигаретку дай?... Что, нет? Не куришь? Ну и ладно, и правильно. И мне бросать пора, - и радостно заорал:
- Глупая!!! Ты летела! Только что! Сама! Как ведьма! А я…просто тебе немножко помогал.
- А Палыч? – вздрогнула она.
- Жирный боров - твой Палыч. Ползать ему по этой земле и грязь жевать еще не одно столетие. Ненавижу!
- Я тебе не верю, - прошептала она.
- Не верь, - как-то легко согласился он. - А как же девушка оказалась здесь? – проворчал примирительно он. – А это не важно, как девушка здесь оказалась. Оказалась и все. Забыли, - улыбнулся он, успокаивая ее и ёрничая. – Устала, дорогая. Устала, хорошая моя. Сейчас отдохнем. Деньги остались? – нахально спросил он.
- Не знаю, - ответила она, - посмотри в сумочке, - она едва держалась на ногах. Тем временем, он по-хозяйски открыл ее сумку, вытащил нужную купюру и уверенно махнул рукой. Такси, завидев господина в приличном костюме с молодой хорошенькой девицей под ручку, мгновенно сорвалось с места и через пару секунд замерло перед ними.
- Поехали!
- Куда?
- Вперед!
- Я хочу к людям, - в полуобморочном состоянии шептала она, - к людям, я хочу к живым людям.
Больше она не слышала ничего. Ее трясло, ее знобило, а Фимка, обнимая заботливой рукой, успокаивал:
- Еще немного и будем в маленьком Раю. Там люди, настоящие люди. Поспи немного, отдохни. Вот ведь, невинная душа…
И только фонарики мелькали за окошком, весенние лужи радостно брызгались во все стороны, зазевавшиеся прохожие отпрыгивали, чертыхаясь, а они все неслись, и не хотелось думать ни о чем.

- 12 –

- Я дальше не поеду! – воскликнул водитель, в ужасе посмотрев сквозь лобовое стекло.
- Да ладно, тебе! Милейше местечко, - настаивал Фимка, - еще пару сотен метров и приехали!
- Не поеду, я сказал! Не поеду и все. Выходите!
Она очнулась, не понимая, где они. Фимка тем временем расплатился с капризным водителем, и они вышли из такси. Вокруг находились какие-то строения из старого рыжего кирпича, огороженные заборами. Неподалеку стояли брошенные строительные машины, заржавевший кран и что-то еще. Промышленная зона – поняла она. А Фимка уже энергично тянул ее за собой.
- Замерзла, девочка, сейчас согреешься, сейчас будем дома. Пробравшись в темноте по каким-то задворкам, звякнув металлической дверью, они погрузились во мрак.
- Еще пару шагов, - успокаивал ее Фимка. Пара шагов оказались нескончаемым лабиринтом, который они преодолевали целую вечность. Он за руку тащил ее в полной темноте, она спотыкалась, чуть не падала, сил больше не оставалось. После бесконечного дня, после коньяка, экскурсии по кладбищу, после странного побега оттуда, она валилась с ног, до сих пор не отдавая себе отчета, что с ней приключилось. Наконец, Фимка раскрыл какую-то дверь, та дико скрипнула, и вдалеке показался крошечный огонек света. Стало теплее. Здесь, в этом странном помещении были люди, слышались голоса, смех, а запах стоял, как на помойке.
- Фимка! Старый хрыч! – радостно воскликнула какая-то женщина. - Ты куда пропал, мерзавец! Ну, паразит! Иди же сюда! Иди дорогой.
Лея застыла на месте, и пока Фимка здоровался с кем-то, осматривала помещение и его обитателей. Было жутко. Старые кирпичные стены едва отсвечивали скудным светом слабенькую лампочку над головами. Повсюду валялись какие-то топчаны, инструменты, старые разорванные телогрейки. Постепенно глаза ее привыкли к темноте, и она разглядела троих людей. Двое сидели на ящиках, перед маленьким столиком, за которым до их прихода они играли в карты. А неподалеку на дырявой раскладушке спал какой-то человек. Он на миг повернулся, издал нечленораздельный возглас, помахал Фимке рукой, и голова его свалились на подобие подушки. Фимка продолжил восторженно обмениваться приветствиями. Очевидно, его здесь знали хорошо.
- Снова карты, снова игра, - подумала она.
- Что за принцесса? – наконец воскликнула женщина, глядя на нее. - Ты только посмотри! А наш-то, каков! Разоделся, как барон… рубашечка, галстук… Запонки! Фимка, а где ботинки, которые я тебе подарила? Может, ты еще и носки надел?
- А-то! – гордо ответил Фимка.
- Ограбил биржевого маклера? А девушка. Не слишком ли молода для тебя, старый пьянчуга? Денег у тебя на такую красотку хватит?
- Денег, - пробормотал человек рядом с ней. – Ты еще задай милой девице циничный вопрос, сколько она стоит.
- Спокойно, - перебил его Фимка. – Нисколько она не стоит. Это моя… племянница.
И от его реплики эти двое громко захохотали. Лее стало жутко. Даже там, на кладбище ей не было так страшно, как здесь. Нависавший над головой тяжелый потолок придавливал ее к бетонному полу, окон не было совсем, только жалкий свет лампочки освещал этот склеп и людей, которые черными тенями раскачивались из стороны в сторону, громко смеясь. Их искаженные жуткими гримасами лица корчились, и она чувствовала на себе их взгляды. Сейчас они напоминали ей обитателей потустороннего, загробного мира.
- Снова мертвецы, - в ужасе подумала она. Но Фимка, услышав ее мысли, произнес:
- Дорогая, познакомься с моими приятелями. Это не то, что ты подумала. Мои близкие друзья, так сказать, боевые товарищи, сколько вместе по помойкам пройдено - Гера и Афонька, а там в некотором забытьи и прострации, по причине небольшого подпития и головной боли, пребывает Пашка.
- Очень приятно, - выдавила она из себя.
- Афанасий Петрович, - вдруг галантно представился мужчина за столом.
- Петрович! – с сарказмом повторила Гера. - Вспомнил, как батюшку звали? Раскатал губища, старый козел.
- Не козел, а Петрович, и ничего я не раскатывал, - спокойно возразил тот, – между прочим, кандидат наук.
- В прошлом, - съязвила женщина.
- Кандидатов наук в прошлом не бывает! – гордо заявил он.
- Кандидат несуществующих наук, - поправил ее Фимка. – В прошлом философ, доцент. Так его теперь и называем.
- Гера Васильевна, - с достоинством произнесла женщина и посмотрела на козла–доцента. - Тоже, между прочим, не пальцем деланная. Поварихой в пельменной сорок лет отпахала. Таких вот как ты полвека и кормила.
- А, - отмахнулся Петрович, - все это лишь еда!
- Ну, начал, - возмутилась женщина. Потом засуетилась. - Чего, стоите? Присаживайтесь. Мы только закончим! Ща, я его сделаю! - азартно добавила она.
- Это кто кого сделает? – возмутился доцент.
- Кто? Я и сделаю, - засмеялась она, сдавая карты. Играли они в очко. Перед ними на столике была разложена мелочь, и они делали ставки. Спустя какое-то время доцент постучал ладонью по карманам и грустно замер.
- Ну! Что я говорила! Давай сюда! – и сгребла все его копейки со стола. - Все что ли?
Тот на всякий случай порылся в карманах, но, не найдя ничего, спокойно уставился на нее.
- Подумаешь! Всего лишь деньги.
А Фимка и Гера с улыбкой переглянулись.
- Опять продулся, Афонька! – засмеялся Фима.
- Ну и что? – спокойно возразил тот, скрывая плохое настроение, - деньги и все. Фикция, воздух!
- Ну, конечно, это мы такие меркантильные, а ты у нас святой.
- Не святой. Просто человек. Человек с мировоззрениями, а не с понятиями.
- Что же ты так расстроился? – поддела его Гера.
- Деньги ничто, пыль, грязь - их так же легко достать, как и потерять. Сдал три десятка бутылок и все.
- Их еще найти нужно, эти бутылки. А кто сегодня на лавочке в парке сидел и сачковал, пока я по урнам шарила? Доцент сидел. Кому же еще. А мамочка пахала.
Тот с достоинством возразил:
- Я не сачковал, а думал! Думал, женщина! Это ты понимаешь? Да и зачем они нужны вообще, - кивнул он на горсть монет в ее руке. – “Все, что человеку нужно – стоит немного. Или не стоит ничего”. Сенека, между прочим, сказал.
- Вот ты и жрать сегодня будешь “между прочим”! – воскликнула она, – и громко засмеялась.
- Ну, совесть имейте, господа! – очнулся Пашка. – Поспать дайте!
- Так, женщина! Хватит! Давай, доставай, хлеб насущный! – зло воскликнул доцент, и его невозмутимый тон куда-то исчез. А Гера больше не подтрунивала. Она отошла и вернулась с какими то пакетами. Потом развернула газетку и начала раскладывать нехитрую трапезу. Досталось и Лее. Та с ужасом посмотрела на все это, но Гера, перехватив ее взгляд, произнесла:
- Ты не стесняйся, дочка. Все здесь не с помойки. Все куплено, все нормально.
- Стерильно! – потер руки доцент и набросился на еду.
- По маленькой? – спросила Гера. Тут же за столом возник Пашка, который только что спал, но теперь бодро сидел рядом, а в руке его был зажат стакан. Скорее всего, с ним он и отдыхал. Гера разлила водку, посмотрела на Фимку и спросила:
- Тебе, дорогой, как всегда?
- Конечно! – уверенно ответил тот и прикрыл пустой стакан ладонью. Все выпили, а Фимку, глядя на них, передернуло. Судорога пробежала по его лицу, он схватил со стола картошку, затряс головой и запихнул ее в рот. Все начали смеяться, а Фимка, бравируя и ерничая, закричал:
- Ну, ты мать, даешь! Где такую … купила. На углу?
А та уже хохотала, и слезы текли по ее щекам.
- Клоун! Ну, клоун! Еще по маленькой! – воскликнула она. Снова выпили. Фимка выдохнул, точно хотел задуть пылающий костер. Глаза его покраснели. Он поднял кулак и саданул им по столу, крякнул, замер и выпучил глаза. Теперь уже хохотали все, даже Лея!
- Еще по одной! – не унимался доцент. Быстро налил и опрокинул стакан. Все снова уставились на Фимку. Тот вскочил и затрясся, схватившись за голову. Потом ударил кулаком в грудь, взвыл и задыхающимся голосом прошипел:
- Вот пошла, так пошла! Ну, родимая!
Остальные снова зашлись дружным хохотом.
- Еще! – смеялся доцент. Он выпил и снова уставился на Фимку. А того уже выворачивало наизнанку. Остальные непрерывно хохотали. Смеялась и Лея, хотя знала, чего ему это стоило. Но Фимка делал все с таким удовольствием и бравадой (по-видимому, это был его коронный номер), что удержаться не было сил. Наконец он пришел в себя. Крикнул:
- Ну, чего зачастили! А перекурить, а закусить? Давайте, налегайте. Схватил соленый огурец и впился в него зубами. Остальные последовали его примеру, продолжая всхлипывать от недавнего приступа смеха.
- Ну, клоун! Ну, насмешил! – икала Гера, давясь едой.
Спустя какое-то время Пашка с завистью взглянул на Фимку и спросил:
- Вот я не понимаю. Я в толк не возьму, как ты не выпивая ни грамма, можешь получать такой кайф? Научи! Ведь, нахаляву же! Ни копейки не истратив! Ну, Фимка, давай! В чем твой секрет?
Он все жевал и восхищенно смотрел на Фимку. А тот, снисходительно улыбаясь, молчал, качая головой. Наконец, рассудительно произнес:
- Выпьешь с мое, узнаешь!
- Вот ведь, какой. Не говорит, молчит, собака, и все.
Потом Фимка поднял руку, и все замерли. Он сам разлил по стаканам зловонный напиток, внимательно посмотрел на Лею, которая не отпила ни грамма, довольный кивнул и встал! Фимка хотел что-то сказать.
- За нее! – шепотом произнес он, кивнув в сторону Леи. Потом уставился на свой стакан, долго смотрел на него. Тот внезапно сдвинулся с места, подъехал к краю стола и свалился на бетонный пол. Раздался звук битого стекла, Фимка в последний раз громко крякнул, вытер мокрый лоб рукавом и понюхал горбушку хлеба.
- Все! – закричал он.
- Ну, фокусник! Как же я его люблю! – проворчала Гера, утирая слезы. Посмотрела на Лею. - Он мне одного старого приятеля напоминает. Тоже Фимой звали. Ефимом Григорьевичем! – с уважением и грустью произнесла она. - Помер два года назад. Вот на этой раскладушке и помер.
Лея посмотрела на раскладушку, потом перевела взгляд на Пашку, который только что на ней спал. Тот чуть не подавился.
- Чего? – нетрезво уставился он на нее.
- А ничаго! – перехватил Фимка. - Будешь пить, тоже скоро помрешь. Сроку тебе отмерено всего 2 года. Еще не поздно остановиться.
- Да хватит каркать, годы мои считать. Сколько тебя знаю, столько бормочешь всякую ерунду.
- Не каркать, а говорить, - серьезно возразил Фимка. - И не шучу я. Два года! Всего два! Вот на этой раскладушке. А мог бы еще лет десять-пятнадцать протянуть...
- Зачем? – невозмутимо пробормотал доцент. Пашка отошел от стола и молча улегся на какой-то топчан. На эту тему ему говорить не хотелось, а водка закончилась.
- Закончилась, - грустно пробормотала Гера.
- Это всего лишь водка, - крякнул Афонька, посмотрев на Лею, и произнес:
- Что смотрите так, милое создание? Не нравится вам наша пещера?
- Пещера? – переспросила она и вдруг уверенно произнесла:
- Это не пещера.
- Да? – удивился доцент, - Почему? Мы это место давно так называем.
- Нет, - горячо возразила она, - пещера должна быть другой. Совсем не такой.
- А какой? – прищурился доцент, с интересом на нее посмотрев.
- В пещере должны жить пещерные люди, - серьезно ответила она.
- А мы кто, по-твоему, дочка? – засмеялась Гера.
- Вы?... – и замолчала, - люди. Просто люди этого города.
- Да уж, - пробормотал издалека Пашка. – Это точно, мы люди. Человеки!
- Конечно, люди! – перехватил ее доцент. - Во всяком случае, себя к таким и причисляю, а остальные, там, наверху, – просто тупое алчное стадо. Бойся мещан! – громогласно провозгласил он. – Они думают, что у них есть все, а у них нет ничего, все здесь, у нас, в этой пещере! – гордо заявил он.
- Чего у тебя есть? – толкнула его Гера.
- Все! Все что нужно человеку. Остальное ерунда. Прочее - дьявольская игра, бессмыслица жалкая и пустая. А у меня есть все! – гордо повторил он.
- У тебя даже водки не осталось, - сказала Гера, убирая пустую бутылку со стола.
- Ерунда, - махнул он рукой, - всего лишь водка!
- Вот подхватишь какую-нибудь заразу, и нечем будет заплатить врачу - тогда я на тебя посмотрю.
- Ну и что?
- Так помрешь же!
- Значит, так тому и быть. В конце-концов, это всего лишь жизнь. Игра!
- Придурок! – добродушно проворчала Гера.
- Я слышал, у тебя проблемы? – спросил Фимка Геру.
- Ты про дочь? – удивилась она. – Кто тебе сказал? Хотя, ты всегда знаешь про наши беды.
- Вот, я не понимаю! – завелся Пашка. – На кой черт она тебе нужна? Тебя поперли из квартиры, на порог не пускают, внуков видеть не дают. А ты говоришь – дочь! Какая она тебе дочь?
- Во-первых, из квартиры меня попросила не она, а ее муж-алкаш. А дочь сейчас слепнет. И если не найти эти 3 тыщщи баксов, лишится зрения совсем! – в сердцах воскликнула Гера. - Да! Мне нужны эти чертовы деньги! Срочно, сегодня, сейчас, - в отчаянии добавила она.
- Нет, ну как это называется? – не унимался Пашка. – Дочь пустила ее по миру, видеть не хочет, а эта мыкается по углам и ищет, где найти такие деньжищи. Ты в своем уме? Это нормально? Как это называть?
- Я, что, должна бросить родную дочь в такую минуту? Чтобы она ослепла? Кому она такая будет нужна? Своему алкашу? Да и негде мне жить там. Четыре человека в однокомнатной квартире! Нормально?
- Этому поступку, Пашка, определения нет, - мудро заявил доцент, - идиотизм, да и только.
- Это называется материнская любовь, - грустно возразил Фимка.
- Чего? – завелся Пашка, - какая любовь? – ее дочь предала, посадила в пещеру, а мать должна сбиться с ног и искать деньги? Бред! Ну, полный бред! Фимка, ты что? – негодовал Пашка.
- Просто, любовь к родному человеку, - тихо повторил он.
- Ты мыслишь абстрактными понятиями, дружище, - трезво изрек Афонька. - Любовь, это лишь химические процессы в наших головах… Хотя, в твоих словах есть доля истины. Любовь, необъяснимое явление. Наверное, люди не могут сегодня понять, что это такое, а наука не готова объяснить, поэтому вся твоя любовь – иллюзия, мираж. Хотя в этом что-то есть. Несомненно, есть!… Любовь!... А ну, пошла отсюда! – вдруг крикнул он, сняв ботинок и кинув его в угол. Лея замерла, увидев крысу, которая прошмыгнула мимо и скрылась в дыре стены. Доцент спокойным тоном продолжил: - А знаешь, Гера. Будь у меня такие деньги, отдал бы тебе, не задумываясь. Хочешь, завтра же пойду в город и пока не найду нужные тысячи пустых бутылок – не вернусь. Миллионы бутылок! Клянусь. Для тебя сделаю все!
- Да, ладно, - засмеялся Фимка. – Ты и десятка найти не сможешь с твоим зрением и ленью.
Лея смотрела на этих людей, бросая взгляды по сторонам, где никому не нужные предметы отбрасывали нелепые тени от тусклой лампочки. Страшно в этом низком темном подвале ей больше не было. Сидела и думала, что эти, никому не нужные люди, в таком жутком месте почему-то говорят о любви. Вспомнила дом Артурчика. Там тоже были люди, они тоже смотрели фильм о любви, только была она какой-то странной, жуткой, а здесь… Просто любовь. Любовь и все. Странно! А может остаться в этой пещере? Стать такой же, как они? - и снова оглянулась.
- Найду! Спорим? Для Геры разобьюсь, но сделаю все! – серьезно убеждал доцент. А Гера пронзительно смотрела куда-то вдаль, не слушая его, наконец, пробормотала:
- Я сама их достану. Знаю, что нужно делать. Завтра в парке и раздобуду. Выхода другого нет, - и в ее глазах мелькнул злой огонек. Вдруг Пашка слез с топчана и начал надевать старую, дырявую телогрейку.
- Ты куда? – спросил Фимка. Тот, помолчав, произнес:
- Хватит молоть всякую чушь. Если делать дело, значит делать. Пойду, угоню недорогую “копейку”. Отдам ее приятелям – старые связи еще остались. Сделаем, Гера, все сделаем, не бабское это дело. Если тебе нужно, значит, все будет! Не вопрос…
Все уставились на него, ничего не говоря, понимая, что из этой прогулки он может и не вернуться. Потом Гера произнесла:
- Пашенька, ты уверен? Может, не стоит? Я бабка старая, мне терять нечего…
Но Пашка уже решительно направился к выходу, задел головой лампочку, и темный склеп начал раскачиваться, мелькая причудливыми тенями.
- Постойте! - неожиданно воскликнула Лея. Потом потянулась к сумке, и Фимка едва успел схватить ее за руку.
– Спокойно! – произнес он. - Думай, что делаешь! – и, заметив в ее глазах решимость, произнес:
- Я сам!
Нахально вынув из ее рук сумку, забрался в отделение, где находились деньги, и начал отсчитывать необходимую сумму.
- Держи, дорогая! Это тебе! От меня! – и бросил пачку купюр на стол. Лея оторопело на него смотрела. Она только что едва не нарушила то странное условие. Все остолбенели. Первым очнулась Гера. Она схватила деньги и уставилась на Фимку, потом перевела взгляд на Лею.
- Не бери в голову, деньги мои. И не благодари, - строго перебил ее Фимка. Пашка тем временем вернулся к своему топчану, сбросив с себя телогрейку, лег и проворчал:
- Сколько же водки можно было купить! Мама дорогая!
Сказал это тоном человека, который всего мгновение назад вовсе не собирался рисковать собой ради Геры, идя на преступление. Все с облегчением засмеялись.
- Дурак, ты Пашка, - проворчал Фимка. - А пить бросай! Два года осталось! Ты меня понял? Всего два!
- Да иди ты!
Гера тем временем, придя в себя, засуетилась.
- Сейчас же пойду, отнесу ей. Сейчас и побегу.
- Сейчас ее алкаш не пустит тебя на порог. А если деньги увидит, отберет и за пару недель пропьет. Завтра, дорогая, все завтра, - остановил ее Фимка. А Лея все смотрела на этих людей. Пашка, отвалившись на своем топчане, косо посматривал на Геру. Он был доволен, хотя виду не подавал. Он радовался за свою подругу по несчастью. Доцент тоже сидел и улыбался. То ли от того, что не придется ему собирать миллионы бутылок по всему городу, то ли от чего-то еще.
- Твоя правда, Фимка! – воскликнула Гера, кладя деньги под газетку на стол. (В этом подвале их прятать было не нужно - не от кого.)
- Такое нужно отметить! – воскликнула Гера. - Кто сбегает за бутылкой? – и достала из своей сумки двести рублей. Доцент тут же потупил глаза, Пашка притворился спящим. И только рука, сжимавшая стакан, торчала наготове из-под грязненького, ватного одеяла.
- Тогда играем, кто проиграет – тому бежать…
Вдруг дверь скрипнула, и из темного угла комнаты появилась незнакомая девушка. Одета она была по такой погоде странно, легкий плащик прикрывал ее от холодной весны, под которым видна была лишь летняя блузка, обтягивающая стройную фигуру, и короткая юбочка. На ногах были надеты длинные сапоги. Казалось, она случайно сюда попала, сейчас вспорхнет, как ночная бабочка, по ошибке залетевшая не в то окно, и исчезнет, растворится в холодной ночи. Но девушка неожиданно низким голосом произнесла:
- Выпить не осталось? Замерзла до ужаса!
- А вот и Машка. Тебе и бежать! На деньги.
- Нет, одна не пойду. Лениво. И почему сразу - Машка?
- Тогда пересидим до завтра. Поздно уже, - хитро сказал доцент. Машка разочарованно на них посмотрела. Тут Лея почему-то встала и произнесла:
- Пойдемте, я с вами схожу.
- Вот это дело, вот это ты молодец, - проснулся Павел. А девушки уже открыли скрипучую дверь, скрываясь в темном лабиринте подвала.
- Я ничего не вижу, - произнесла Лея. Девушка взяла ее за руку и повела за собой.
- Новенькая что-ли? – после небольшой паузы спросила она.
- Нет, не новенькая, - весело отозвалась Лея.
- С кем работаешь?
- В каком смысле? – не поняла она. – Ни с кем. Сама по себе.
- Как сама? – удивилась Машка. – Разве можно одной?... И, почем?
- Что почем?
- Час у тебя сколько стоит?
- Нет, вы меня неправильно поняли, - засмеялась Лея. – Я этим не занимаюсь. Я с Фимкой пришла.
- А-а-а, Фимка! – воскликнула Машка, - хороший мужик. А зачем он тебе?
- Так, приятель, - ответила Лея.
- Чем промышляешь, если не секрет?
- Не знаю, пока не решила.
- Не знаешь? Хочешь, устрою к нам. Если без экзотики, две тысячи в час или восемь за ночь. Половину отдаем парням, половину себе. Транспорт их. Если что – всегда прикроют.
- Нет, спасибо, - ответила Лея и с искренним интересом спросила:
- Зачем вы этим занимаетесь?
Машка удивленно произнесла:
- Ну, жить как-то нужно, ребенка кормить. Я в свой Северодранск не вернусь. Сына туда матери забросила, а теперь деньги посылаю - там делать нечего - дыра. Сама что ли не знаешь?
- Можно устроиться на фирму, можно придумать что-нибудь еще – вы симпатичная девушка.
- Симпатичная. Я у шефа секретаршей работала за зарплату. Когда после работы ко мне являлся, копейки отстегивал по настроению, а приходил – когда ему было удобно, как от жены мог сбежать. А работа все та же. Только там сиди и жди милости. Симпатичная. Одна моя подруга, тоже симпатичная, попала в ансамбль. Голос у нее от Бога! Сначала была счастлива! Гастроли, поездки, концерты. Потом начались корпоративы для крутых клиентов. Вечером поют, ночью этих же зрителей и обслуживают, а деньги продюсеру. Везде одно и то же. Только здесь я знаю точно, что получу свою тысячу в час, а там ненормированный рабочий день, надейся на шефа, на продюсера, на дядю, на кого-то еще. Нет, это не по мне. А работа одна и та же. Кому мы еще нужны. Пока молодые – будем крутиться. Ты-то чем занимаешься?
- Пока не знаю.
- Ну, надумаешь, познакомлю со своим парнем, он прикроет и место даст на точке. Решай, дорогая. А ты ничего – у тебя получится.
- Спасибо, - поблагодарила Лея за комплимент.
Наконец, они выбрались наверх, где яркие веселые фонарики освещали улицу. Стало легче, и она вдохнула полной грудью.
- Нет! Пожалуй, в той пещере она не останется. Там нет окон, и не один луч солнца никогда не проникнет в темное место, в крошечный закоулок, где люди по воле случая или по прихоти судьбы доживают свои жизни. Словно, у них тоже испытательный срок, и они за что-то расплачиваются. Доживают испытательный срок… Доживают или живут?...
Неподалеку появился освещенный ларек.
- Куда же мы? – вдруг спросила Лея, посмотрев на часы. – Уже ночь, нам никто водку не продаст. Ведь запрещено.
Машка засмеялась:
- Ты откуда такая свалилась? Вон ларек. Там и отоваримся. Пошли.
Из темноты появились две машины - одна полицейская, другая черная иномарка. Из первой вышли два человека в форме и подошли к девушкам:
- А Машка, привет! – воскликнул один из них. – Работаешь?
- Нет, мальчики, закончила. Вон бутылку купим и на покой.
- Ладно, иди. А ты стой, - обратился он к Лее.
- Она со мной! – заступилась Машка.
- Сказали тебе, иди! Значит, иди, – ответил второй.
- Ну, и кто твой папочка? – спросил первый, подождав, пока Машка отойдет, с интересом уставившись на Лею.
- Нет у меня никакого папочки, - вежливо ответила она.
- Сама пришла на точку? – удивился тот.
- Сама, - не поняв, о чем идет разговор.
- Сама и плати, - проворчал первый.
- За точку нужно платить, малышка, - добавил второй.
- Мне нечем платить, - воскликнула она, вспомнив, что ее сумка осталась у Фимки. Вдруг опомнилась: - А за что платить?
- Не понимает! – возмутился первый.
- А девочка - ничего! – воскликнул второй, приглядевшись внимательнее. - Еще не заработала? Ну, пойдем в машинку – можно и натурой… А ты хорошенькая... Новенькая?
Тут Лея все поняла. Она растерянно огляделась по сторонам, но помощи ждать было не от кого. Машка стояла поодаль у киоска и глядела на нее растерянно. Фимка находился глубоко под землей, замурованный в темную пещеру. Даже Ильюшеньки не было рядом, даже дикаря с копьем. С надеждой подняла глаза к небу, но только Луна освещала ее хрупкую фигурку рядом с этими крупными мужчинами, которые чего-то от нее хотели. Чего, было понятно по их улыбкам и взглядам, которыми они скользили по ней, уже мысленно снимая с нее одежду. А в машине виднелся еще один человек в форме. Значит, всего их будет трое. Трое, а она одна! И даже спасительного солнца не было над головой. А пока дождешься рассвета…
Вдруг произошла странная вещь. Эти двое, выпучив глаза, замерли на месте. Потом начали отходить спинами к машине, а из их искривленных ртов послышались проклятия:
- Э! Ты чего так смотришь! Ненормальная! С ума сошла! Ты кто такая? Ты что делаешь, безумная? Чего уставилась! Ведьма! А, ну ее!!! - сначала они медленно отступали, не в силах отвести глаз, потом, как по команде, развернулись и стремительно помчались прочь. Добрались до машины, быстро запрыгнули в нее и сорвались с места. А неподалеку в другой машине медленно опустилось окно, откуда показалось лицо Казановы. Тот проводил взглядом машину полиции, сплюнул от досады, обернулся на эту странную девушку, завел мотор и тоже умчался. Но Лея этого не заметила. В этот момент она стояла посреди улицы и дико смеялась. Это была истерика. Она безумно хохотала, и на нее страшно было смотреть. Сейчас в ней открылось второе дыхание, и она была способна на все. А еще ей было невероятно весело от вида этих двух сильных, вооруженных мужчин, которые только что от нее сбежали в ужасе и недоумении. Машка неожиданно появилась рядом, держа в руках бутылку. Она все видела, ничего не понимала и с восторгом смотрела на Лею, затем пробормотала:
- Это чего было? Это ты как? Это что?
Рядом, с ее сумочкой в руках, возник Фимка. Он не мог ее бросить в трудную минуту и, почуяв неладное, явился на помощь. Но в помощи его подопечная, по-видимому, не нуждалась.
- Черт! Вот черт! Получилось! - ликовала она, снова почувствовав невероятную силу. – Нет, ну ты видел? Фимка? Ты видел, как я их? – и снова залилась громким хохотом. Фимка с восторгом смотрел на нее, а Машка с неподдельным ужасом. Тогда Фимка тихо произнес:
- Маш, знаешь, ты иди одна, мы пойдем погуляем, неси им свою бутылку, а то они уже заждались.
И Машка растворилась в сумерках ночи.
- Да, ты настоящая ведьма! – воскликнул Фимка, любуясь ею. А Лея, постепенно приходя в себя, перестала смеяться, став серьезной и с детским любопытством спросила:
- А кто такие ведьмы?
Фимка задумался, с интересом наблюдая за ней, прищурился и ответил:
- Всего рассказывать не буду, скажу лишь одно - это девушки…, хотя девушкам может быть и не одна сотня лет…, эти девушки с удовольствием используют свои способности и силы. Ведьмы - и все тут.
- Стать ведьмой? - задумалась она, и глаза загорелись, а Фимка без труда прочитал ее мысли.
- Только добавлю - за все, дорогая, нужно платить. Свести тебя с одним человеком? Человечком! – и хитро улыбнулся, - или не человеком вовсе.
- С Ним? – робко произнесла она.
- Нет, не с Ним, с Другим. Будешь иногда выполнять некоторые его поручения. За точку нужно платить – тебе ведь только что сказали. А правила везде одни. Дальше ты обретешь бессмертие и гуляй-не-хочу, отрывайся по полной программе, никаких тебе испытательных сроков, никаких условий. Только частица твоей души всегда будет храниться в маленьком сейфе и останется там навсегда, а так… Полная свобода действий!
- Нет, - резко ответила она, метнув на него гневный взгляд. – Нет! – повторила она, представив себе нечто ужасное, сверкнула глазами и отпрянула. Только теперь Фимка почувствовал, что от взгляда этой девушки можно отлететь на значительное расстояние. Он задумался, серьезно с восхищением на нее посмотрел и произнес:
- А ведь я знал, что ты так ответишь, дочка…
- Пошли! – неожиданно позвал он, весело переменив тон.
- Куда? – так же весело отозвалась она. От ее усталости не осталось и следа.
- Провожу тебя. Негоже юной девице шляться по ночам одной!
- Я сама провожу кого угодно! – засмеялась она.
- Мадам! Простите, мадмуазель! – и подставил ей локоть, за который она тут же, смеясь, ухватилась. Он поправил галстук и галантно повел ее по мостовой. Они сделали всего несколько шагов, а Фимка уже понял, что его маленькие шажки не поспевают, и вряд ли ему удастся станцевать танго на площадях города с этой удивительной, юной, длинноногой красавицей. А она словно летела, и невероятный восторг сиял в ее глазах. Фимка отскочил и ударил по консервной банке, которая с жутким грохотом покатилась по асфальту. Лея догнала этот футбольный мяч, тоже пнула его, и теперь эти двое мчались, продолжая играть, а редкие прохожие с удивлением на них взирали.
- Фимка, то, что ты говорил Пашке, это правда? Про те два года? – спустя какое-то время крикнула она издалека.
- Абсолютная! – парировал он, ударив банку ногой.
- Значит, ты знаешь будущее? – снова крикнул она.
- Да, дорогая! – отозвался он.
- А что будет со мной? – и она замедлила бег. Но Фимка продолжал нестись, легкомысленно пиная банку.
- Это не в моей компетенции, дорогая, твой вопрос пока только решается. Не знаю, - крикнул он.
- А чего хотят от меня? Что я должна сделать?
- И этого я не знаю. Это твоя судьба, твоя история – тебе ее и придумывать. - Он с такой легкостью отвечал на ее вопросы, словно говорил о погоде или просил сигарету, и Лея даже остановилась.
- Дорогая, в конце концов, все это только игра! Не бери в голову! Живи себе и ни о чем не думай, так можно сойти с ума! Лови! - и с силой пнул банку. Казалось, сейчас эта игра была важнее, чем все пустые разговоры, и она тоже с силой ее отбила, а из окна дома высунулась какая-то женщина и закричала:
- С ума посходили. А ну-ка идите отсюда. Бродяги, дикари.
Лея подняла голову и гордо заявила:
- Мы не дикари!
- А кто же вы? Дикари и есть!
- Мы человеки. Просто человеки, - и с хохотом понеслась дальше... Устав, побрела медленнее, глядя на небо и звезды. Остановилась и задала вопрос:
- Фимка, кто такой Ильюшенька? Ты знаешь его прошлое?
- Почему ты спрашиваешь, дорогая? – и хитро улыбнулся.
Но она промолчала и тогда он ответил:
- Конечно, знаю. Кстати, он просил тебе передать привет, если ты, конечно, вспомнишь о нем. Ты вспомнила. Тебе привет!
- Спасибо!... А… как он относится к женщинам? – спросила и внимательно на него посмотрела.
- Он их ненавидит, - снова улыбнулся Фимка.
- Неужели он…
- Нет, конечно, нет. Он нормальный мужик… вернее, был таким когда-то. Только ему не повезло с женой. Попалась некая особа, которая не изменяла ему разве что с утюгом или с табуреткой. Из бедненькой мещанской семейки. Но какая красавица! Ильюшенька вытащил ее в Свет, дал все. А у той глаза и загорелись. Бойтесь мещан! – громко воскликнул Фимка. - Была младше его годков на 20. Отрывалась по полной! А он часто уезжал - теперь это называют командировкой. У отца были заводы в Сибири. Там было большое дело. А она… Да, что там говорить.
- Продолжай! – попросила она, и он удивленно на нее посмотрел. Помолчал, но снова заговорил. Говорил он медленно, тщательно подбирая слова:
- Знаешь, милая, есть такие женщины,… их называют кукушками,… у которых жизнь проходит только на стороне. Лучшие наряды, дорогие украшения они будут надевать, только выходя из дома, все впечатления черпать извне, ловить на себе взгляды случайных знакомых или вовсе незнакомых людей. А муж, что муж… Муж - это неинтересно.
- Но, как они создают семью, воспитывают детей?
- А никак! Им наплевать на то, что уже имеют. Брак для них – коммерческий проект, не более того, а получив желаемое, всегда будут таскаться налево. Эти кукушки не способны ничего отдавать - в этом смысл их существования – научены они только брать! За пару комплиментов, тешащих их самолюбие, готовы прыгнуть в постель к первому встречному. Они даже не осознают, насколько не интересны, занимаясь любовью. Потому что, заниматься ею нельзя – можно только любить или не любить. А им понять этого не дано! И ведут они себя в койке, как мумии… Прости за интимные подробности. И не ради денег или дорогих подарков делают это, хотя не гнушаются ничем. Главное, чтобы любили их, только их и никого другого, чтобы восхищались ими, носили на руках, превозносили! А потом удивляются, почему любовники вскорости бросают их, получив желаемое. И не догадываются, что, любить таких, как они, нельзя, разве что, как говорится, справить нужду и идти своей дорогой… Извини за пошлость…
- Но как Ильюшенька этого не понимал? – воскликнула она.
- Влюбился, дурак, и ничего не видел. Был слеп. Стоит полюбить такую, можно заработать целую кучу комплексов и чувствовать собственную неполноценность, а потом и вовсе перестать быть мужиком. Только с настоящей женщиной мужчина способен подняться высоко и…
Фимка мечтательно поднял глаза к небу:
… и полететь. Да-да, девочка моя! Именно! Полететь!
- Сказка от волшебника Фимки! – улыбнулась она. Он тоже улыбнулся, глядя на нее.
- Не веришь? Ты мне не веришь!? – снисходительно повторил он, потом стал серьезен:
- А эта особа даже не брезговала его друзьями. И когда Ильюшечка обо всем узнал, застукав ее с одним из своих старинных приятелей… Сначала хотел убить негодяя, вызвать его на дуэль. Но когда понял, что негодяев великое множество - весь московский свет – плюнул и развелся. Зачем-то оставил ей значительную часть своего состояния! Немыслимое благородство! Как-то быстро раскис, стал размазней, бросил дела, наплевал на себя, опустился и скоро помер от какой-то пустяшной болячки. Видимо, того и хотел. Здоровый, красивый, сильный мужик. Вот так!
- Ненавидит женщин, - тихо повторила она, - просто он не встретил настоящей женщины, вот и все.
Фимка посмотрел на нее, наклонив голову, и заговорщицки спросил:
- А что? Почему ты о нем спросила?
- Ничего! – и она снова подняла глаза к звездному небу.
Но он мудро заметил:
- Надеюсь, ты понимаешь, что ему уже 150 лет, и, мягко говоря, он давно уже не живет на этом свете? Помер твой Ильюшенька!
- Не твое дело! – гневно сверкнула она глазами.
- Понял. Понял и умолкаю. Девушка сходит с ума. У девушки весна, интересуется покойничками.
- Ты замолчишь, или тебе помочь? - и она уставилась на него в упор. Фимка тут же присел и отвернулся, словно в него летел булыжник. Потом робко через плечо спросил:
- Все?
- Все, - благосклонно ответила она. – Нет, не все. Интересно было бы посмотреть на эту особу.
- Жену? – улыбнулся Фимка.
- Да.
- Ты ее видела, дорогая… Это наша Королева. Изольда Карловна! Только страшненькая и старенькая, с чужой физиономией, но со своей жизнью и судьбой. Пережила его годков на 50. Стерва! Вот и встретились.
Лея, сраженная этим, молча, с удивлением на него посмотрела.
- Да уж, пути Господни неисповедимы, - добавил он и тоже посмотрел на звездное небо, которое таинственно мерцало в кромешной темноте ночи.

- 13 –

“Вы играли сегодня ночью с консервной банкой на улицах и площадях Москвы?”
Она вновь сидела перед компьютером и рисовала, и сочиняла страничку для тысяч и тысяч людей, которые ожидали ее новые сумасшествия. Совсем не спала. Ни спать, ни есть не хотелось, хотя не ела уже долгое время, не спала больше суток, но больше не удивлялась ничему. Все новые и новые подарки сыпались на нее с небес, под которыми уже вторую неделю она пребывала в своей необычной роли. Видимо, ей больше не требовалось ни еды, ни отдыха, а питалась она неведомой энергией, и глаза ее светились, излучая необыкновенную силу. И пока не закончилась эта длинная ночь, хотелось что-нибудь сделать. Для кого? Зачем?...
Но вот крыши домов озарились ярким солнечным светом, по улицам застучали шаги первых прохожих, несясь на работу, по делам, начиная день свой длинный, день бесконечный, который непременно закончится, а завтра начнется сначала. Но сколько этих дней оставалось у нее, она не знала, а потому жила только сегодня - сейчас. Закончив работу, посмотрела на экран и сразу же обнаружила гостей, которые ждали ее, притаившись за электронным углом. Снова вереницы сообщений поползли друг за другом, а незнакомцы и незнакомки, закутавшись в нелепые, электронные имена, уже катали железную банку по ночным улицам Москвы. День вчерашний для них прошел, но они хотели ухватить хотя бы частичку потерянного, оставшегося во снах развлечения, и нещадно пинали нелепый электронно-железный мяч, забивая вчерашний гол.
- Маленькая территория безумия, - подумала она. – А может быть, и не хватает этим людям немного безумия, чтобы хотя бы ненадолго они забыли обо всем, оторвались от земли, поднявшись на высоту. Потом непременно вернулись, но уже немножко другими…
- Она летала!
Конечно, поверить в это она не могла, с ужасом вспоминая мгновение, когда топот копыт Палыча стучал за спиной, а они все неслись, убегая. Нет! Этого быть не могло. Да и не любила она высоты. Все это только мираж, выдумка, сказка бомжика Фимки. Тот воспользовался ее испугом, полуобморочным состоянием и наговорил всякой чепухи! Разве способен человек летать? НЕТ!!! Пора возвращаться на землю!
Оглянулась на последние свои дни и почему-то вспомнила Артурчика и его дом, и фильм, который ждал исполнительницу на главную роль. А эта вакансия, скорее всего, еще была свободной.
- Что-то нужно делать! Что? – подскочила она на месте. Сегодня ночью в ней проснулись невероятные силы, и она была способна на все! - Бежать в полицию? - и вспомнила тех двоих в форме сегодня ночью у ворот в пещеру. – Нет, к ним она не пойдет. Но что-то необходимо сделать. Немедленно! Прямо сейчас. А условие? Плевать на условия. Она должна его остановить!
Сейчас она знала это точно, уже мысленно собираясь ехать в чертово логово.
- А план? План появится сам собой. Бояться нечего. Она должна ехать.
Эти мысли прервал громкий звонок телефона. Она сняла трубку и с удивлением услышала знакомый голос:
- Ты телевизор сегодня включала?
Это была Оксана. Странно, что она ей позвонила после того, что произошло, но та уверенно продолжала:
- Сейчас же включай! – и назвала канал. Там шли криминальные новости. Какой-то человек, сидя спиной к зрителям, что-то говорил, а лицо его было скрыто. Потом на экране возник Артурчик. Тот был в наручниках, ему пытались задавать какие-то вопросы, но он лишь коротко отвечал:
- Все вопросы к моему адвокату, - и почему-то улыбался. И снова спина этого человека и звуки его измененного голоса. Он давал интервью каналу как свидетель по делу о маньяке-режиссере, который в своих фильмах убивал главных героинь. Делал это уже несколько лет, сняв не один десяток фильмов, и теперь в передаче показывались лица красивых, жизнерадостных девушек, которые жили последние свои мгновения, а потом неожиданный финал и конец. Телевидение почему-то демонстрировало эти сцены, хотя было известно, что кадры документальные, но пунктуально, кадр за кадром, смаковало подробности. И снова лицо Артурчика, потом спина незнакомого человека.
- Этот человек, дай ему Бог здоровья, предоставил мне материалы…, - вещал голос незнакомца. - Ильюшенька! – поняла она. - Такой бред мог сказать только он один.
- Ты поняла!? – кричала в трубку Оксана. – Ты все поняла, подруга? А я, как последняя дура, чуть не вляпалась в эту историю! Ты спасла меня! Ты слышишь! Спасла! С меня Арманьяк!
- Лучше Наполеон! – пробормотала она, но больше ее не слушала. Коротко попрощавшись, бросила трубку. Кровь прилила к лицу. Снова этот большой ленивец поднялся со своего дивана и брал на себя ее проблемы. Снова он спасал ее. Она должна его увидеть. Сейчас! Немедленно! Должна поблагодарить этого удивительного человека, ненавидевшего женщин, который по странному стечению обстоятельств вновь оказался на ее пути.

Быстро добралась до старинного особняка и встала под его окнами. Дальше не знала, как ей поступить. Позвать его прямо отсюда, пройти в подъезд и подняться на второй этаж? Нет, в ту комнату она не пойдет. Снова подняла глаза и увидела Королеву. Та презрительно на нее смотрела, и Лея отвела взгляд. Она не понимала, что ей делать. Вдруг занавеска широко раскрылась, окно распахнулось, и появилось улыбающееся лицо Фимки. Он небрежно отпихнул Изольду Карловну, забрался на подоконник и уселся на нем, свесив ножки. Королева гневно на него оглянулась, но ничего не сказав, скрылась в глубине комнаты. А Лея невероятно обрадовалась этому человеку. Был он, как и вчера, в своем новом костюмчике, галстук небрежно был засунут в карман рубашки, правда, в его облике что-то изменилось. Что-то было не так.
- Туфли! – поняла она. - Коричневые лайковые туфельки, которые так хорошо смотрелись, теперь отсутствовали, а на ногах были надеты те самые старые ботинки, один из которых зиял круглой дырой, откуда торчал большой палец. Правда, носки он не снял, отчего вид его лучше не стал.
- Фимка! Ты пропил ботинки? – крикнула она, смеясь.
- Я не пью! – гордо заявил он. – И даже больше не закусываю! Решил сбросить пару килограммов! В таком-то костюме нужно соответствовать.
- А где…
- Дорогая, понимаешь… Гера обиделась. Я не мог ей отказать. Это ее подарок! Для меня ее ботинки – святое! Я два года их не снимал. Конечно, немножко порвал, но так даже лучше! Сейчас мода такая. Ты же знаешь - некоторые даже штанов не застегивают, те сваливаются до колен, а они ходят с голым задом. А у меня всего лишь дырка. Дырочка. Дырулька. Зато, какие носки! Твои носки! Это супер! Это… На несколько жизней хватит!
Замолчал и ехидно на нее посмотрел.
- Соскучилась, дорогая! Пришла навестить старика? А что, для покойничка я очень даже ничего смотрюсь.
После этих слов некоторые прохожие поднимали голову, с изумлением на него уставившись, потом на Лею. Но она не смущаясь, повернулась к ним и произнесла:
- А ведь он не шутит. Старик отдал концы еще пару лет назад.
Сверкнула глазами и засмеялась. Шоу начиналось! Прохожие в ужасе замерли и не могли отвести глаз от окон второго этажа. А Фимка, забравшись на подоконник, начал отбивать чечетку. Ему и сейчас не терпелось поработать на зрителя.
- Степ от покойничка! Чечетка с того света! Дай вам Бог, уважаемые, так танцевать, когда отправитесь в мир иной! Последняя гастроль!
Он танцевал так, словно делал это в последний раз. Он выделывал такие пируэты, которым могли бы позавидовать виртуозы из лучших танцевальных ансамблей страны. Да, что там, страны, всей планеты. Это была сказка по давно забытым гастролям и концертам, по спектаклям, где зритель то плакал, то вставал с мест, аплодируя и беснуясь, снова и снова вызывая на бис. А он все танцевал. И если вспомнить, сколько ему оставалось, а не осталось ничего, свое он уже давно оттанцевал и пропил, но теперь снова выводил танцевальные рулады на подоконнике, не стыдясь и не смущаясь никого. Он порхал в этом маленьком проеме окна, летал в остатке дней своих, которые ему по воле случая подарили, оставили по наследию времен далеких, грешных, которые он должен был искупать. А он танцевал! Потом замер и раскланялся. Он был счастлив, даже получил несколько робких аплодисментов. Снова поклонился. И снова. Он жаждал продолжения, он хотел танцевать на бис!
- Бис! - крикнула она, продолжая смеяться. - Браво! Бис!
Он сделал еще несколько па, свалился с подоконника в комнату, вскоре его счастливое лицо вновь появилось в проеме окна.
- Ну как?
- Молодец! – похвалила Лея и строго произнесла:
- Илью позови!
- Ты хотела сказать Ильюшеньку? Нашего старого ленивца? – театрально изумился он.
- Нет! – четко повторила она. - Я сказала Илью!
- Не нужно никого звать, - услышала она голос за спиной. – Пойдемте отсюда!
Ильюшенька стоял совершенно смущенный и робко глядел на собравшихся прохожих. А те с интересом уставились на эту парочку. Тогда он взял ее за руку и потащил за собой.
- Пойдемте же! – прошептал он.
- Не забудь, что ей много пить нельзя! – вдруг истерично закричал возмущенный папаша-Фимка, чем совершенно смутил ее кавалера. – Когда она выпьет, начинает приставать к мужикам! И чтобы в десять домой! Ты меня поняла? Ты слышишь меня?
Ильюшенька залился густой краской и обернулся, желая замолчать наглеца, но тот продолжал:
- А где цветы? Где конфетки? Что это за кавалер такой - на свидание идет с пустыми руками!? Дочка, сначала лучше познакомься, а потом прыгай к нему в постель! Может, он нас не стоит!? В десять домой! Слышишь, что я тебе сказал, в десять!
- В одиннадцать, папочка! – повернулась она и грозно на него посмотрела. – И ни минутой раньше! А если что-нибудь скажешь еще – мороженого не получишь! Вопросы есть?
- Нет! – Фимка стоял и широко улыбался, примирительно помахивая ладонью с растопыренными пальцами. Он с удовольствием наблюдал за этой девушкой и был искренне рад видеть ее снова. Внезапно чья-то рука схватила его за шиворот и втащила вглубь комнаты. Та же рука дернула занавеску и плотно ее зашторила. Прохожие, поняв, что все самое интересное позади, вспомнили о своих делах и отправились восвояси. А наша парочка уже скрылась, затерявшись в толпе, уходя подальше от этого места.
Какое-то время они шли молча наконец, Лея произнесла:
- Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали. Я имею в виду Артура.
- Всего лишь выполнил свое обещание, - сухо ответил тот.
- А если бы я вас не просила об этом?
- Вы должны понять - я не мессия и не герой, я не способен перевернуть этот мир. Не хочу и не собираюсь этого делать. Вы же знаете, сколько всего происходит и в вашем городе и повсюду.
- Тогда зачем вы помогли мне? Мы виделись всего лишь раз! – спросила она, и Ильюшенька смутился.
- Мне не составило большого труда занять место его компаньона с именем Пьер и сыграть эту роль, - уклончиво ответил он.
- Вы не ответили на мой вопрос, - улыбнулась она.
Ильюшенька неожиданно спросил:
- А зачем вы спрашивали Фимку о моем прошлом? Какое это имеет значение для вас?
- Он рассказал вам об этом? – возмущенно спросила она.
- Нам не нужно ничего рассказывать. Мы и так все знаем.
Она задумалась, немного помолчав.
- Наверное, хотела понять вас, - просто и честно ответила она.
- Зачем?
Лея не ответила, а он долго молчал, о чем-то думая. Она не знала о чем, но ничего не говорила.
- Это было давно, и сейчас не имеет никакого значения, – наконец пробормотал он. - Тем более что история долгая, стоит ли ворошить прошлое?
- Стоит! Мы никуда не торопимся! – сверкнула она глазами. Он посмотрел на нее, не в силах отвести взгляд, и в душе его что-то перевернулось. Целая гамма чувств, переживаний отразились на его лице. Он смотрел на нее, не отрываясь, о чем-то думая, потом горячо заговорил:
- Извольте… Постараюсь быть кратким…
Она впервые видела его таким. Этот спокойный, флегматичный человек сейчас совсем не напоминал того ленивого Ильюшеньку, который столетие просидел на своем диване.
- Когда-то давно… очень давно… видите ли… как вам это объяснить… я верил в любовь, - наконец сказал он. - Знаете, как это бывает? Встретился, увидел девушку, влюбился. Тогда мне было около сорока, но до этого мгновения никогда не испытывал ничего подобного. Жизнь заиграла новыми красками. Захотел для нее горы свернуть. Все делал по-другому, стал другим человеком, сильным, уверенным в себе. Не слушая никого, женился, и несколько лет был счастлив!... Часто приходилось уезжать по делам, но всегда, возвращаясь, летел к ней, мечтая о скорой встрече. А она, как оказалось позже, только и ждала следующего моего отъезда. Лишь потом понял, что это была не любовь, а страсть. Это совсем разные вещи. Страсть проходит, любовь остается навеки. А еще самолюбие. Ты думаешь, что любишь, а на самом деле любишь только самого себя. А когда узнаешь, что тебе изменили. Тебе?! Как такое возможно!? Не думаю, что любил ее когда-то. Просто был слеп. Ослеплен! Иногда столетия не хватает, чтобы понять это. Короткий бессмысленный эпизод в жизни. Но тогда, есть ли она вообще – эта любовь? А если нет – зачем все это! А мадам здесь не причем. Она вела себя естественно соответственно воспитанию, культуре, среде, из которой вышла.
- Вы ее оправдываете?
- Нет! – зло воскликнул он. - Она просто животное, но не она виновата. Мой отец говорил правильную вещь, но я его не слушал – избегай мещан! И он оказался прав.
- Мещан? – непонимающе воскликнула она.
- Да, было такое сословие, где люди жили исключительно ради денег и благополучия. Для них огромное значение имело - в каком доме ты живешь, что ешь, во что одет, в каком ресторане встречаешься с друзьями. Сколько нужно бросить денег цыганам, а сколько банкнот сжечь на глазах у остальных. Они могли часами говорить о еде, свезти в свой дом из лучших ресторанов Москвы осетров, икры и всякой заморской снеди, потом выпить дорогой водки и мордой в салат, забыв обо всем. Это просто животные. Отцы их семейств ничего не производили, имея лавки и торговые ряды, спекулировали чужим трудом. Там, у себя за конторкой могли удавиться не за рубль, а за копейку, но выехав за границу, миллионы швырять на ветер, прожигая жизнь и проигрывая ее в казино. Помните, как говорил о них Чехов? - “Плоть мещанская, выросшая на розгах, у рейнскового погреба, на подачках. Победить ее трудно, ужасно трудно”... На все в жизни они навесили ярлыки. А, значит, все у них имело цену. Их жены и дети, дочери, которые еще совсем юны, но уже готовятся лечь под старый мешок с деньгами и загубить свою жизнь, все они жили по одному закону – дороже себя продать. А, поэтому, женщины в этом сословии, появившись на свет с ценником в определенном месте, уже при рождении имели свой прейскурант цен. Проститутки ведут себя намного честнее. Они, хотя бы, называют это работой и берут за нее деньги. А у этих все скрыто под масками пародий на хорошие манеры, а на самом деле это обыкновенный обман и дурной тон.
- Разве у дворян не было тяги к роскоши, к безудержному веселью и балам, к любовницам, дуэлям? – спросила Лея.
- Это совсем другое! Культура. Наверное, в этом все дело. Делали они все тоже, но совсем по-другому. Они сохраняли в себе эту культуру. В них был некий стержень, на котором держались и страсти, и пороки, свойственные каждому человеку. Даже на дуэли они дрались по-другому, и умирали. А потому и армия была настоящей, и общество здоровым. Только в одном случае общество здорово - если им управляют дворяне. Бойтесь мещан! Прав был мой отец. Если мещане захватят власть, общество рухнет. Оно погрязнет в разврате, роскоши и нищете. Одни будут бриллиантами украшать свои клозеты, другие от нищеты и голода влачить жалкое существование, не в силах выбраться из нужды. Мещане - они, как термиты, пожирающие остов ствола дерева, корни которого еще живы, крона склоняется, отбрасывая тень на многие десятки метров, давая прохладу и тень, еще плоды свисают с многолетних ветвей, давая урожай, но дерево, посаженное сотни лет назад благородными руками, обречено! Разве люди, в короткий срок сколотившие состояния на примитивных спекуляциях, будут строить больницы или театры, консерватории, университеты? Это невозможно по своей сути. Зато миллионы будут тратить на забавы, подобные тараканьим бегам. Будут создавать целые тараканьи ипподромы, украшенные золотом и серебром. Устраивать соревнования, созывая всю Москву. Да, что там – международные бега. Будут выкупать друг у друга за баснословные деньги, за миллионы, лидеров гонки, не думая, что это всего лишь тараканы! Будут создавать целые команды рыжих усатых спортсменов. А вот на балет денег не дадут и на оперу тоже. Не интересен им балет! И книгу в руки не возьмут. Но кафе-шантан спонсируют и пачки купюр будут совать в чулки голым девицам, шлепая их по обнаженным ягодицам, а потом мордой в салат. В конце 19 века это сословие заполонило все пространство вокруг, заставив жить по новым законам и правилам. Помните, как в одной всем известной пьесе предприимчивые люди готовы были срубить Вишневый сад, разделив его на участки и квадратные метры земли. А старинный дворянский род уже загнивал на корню. Тогда все только начиналось, и если бы им дали волю, общество превратилось бы в стадо тупых, алчных рабов, преклоняющихся перед этими новыми русскими. Вот так!
Он перевел дух и теперь смотрел куда-то вдаль времен, заглядывая на глубину сознания, и мысли его витали в далеком прошлом. В этот момент он не видел никого, а глаза его были устремлены сквозь стены домов, сквозь толпы людей, проходящих мимо. Наконец, он посмотрел на Лею, сконцентрировался и тихо произнес:
- Конечно, это было давно. Сословие мещан ушло в прошлое. Их больше нет, да и дворян тоже нет. Я не знаю, как вы живете сегодня. Слышал только, что 70 лет власть принадлежала народу. А значит никому! Это абсурд, я в этом абсолютно убежден, а поэтому не выходил и не собираюсь выходить в ваш город и в вашу жизнь. Вы хотели меня понять? Извольте! Все пустое.
Пока он говорил, Лея неотрывно следила за выражением его лица, которое постоянно менялось. Оно было то устрашающе гневным, то наивным и трогательным, как у ребенка. Его глаза были полны боли и тоски по жизни прошедшей, по тому, к чему равнодушным он не был. И в какое-то мгновение Лея поневоле залюбовалось. Он был невероятно красив в своей откровенной исповеди. Какая-то невиданная сила скрывалась в душе этого тонкого, ранимого, интеллигентного человека.
- Сегодня таких не встретишь, - подумала она. Он был удивительно красив. А еще она абсолютно его понимала. Но вот он замолк, и снова маска равнодушия и апатии появилась на его лице.
- Но, спустя столько лет, вы снова вышли сюда? Зачем? – воскликнула она.
- Да! – он остановился, замер и уставился на нее. – Зачем я это сделал? – пробормотал он, снова на нее посмотрев и почему-то смутившись.
- А давайте я покажу вам мой город! – воскликнула она.
- Зачем? – вяло спросил он. – Чем вы хотите меня удивить? Кремлем, магазином Елисеева, Храмом Христа Спасителя, Галереей Третьякова? Я тысячи раз видел все это.
- Нет! Я покажу вам город, где вы еще никогда не были! Пойдемте же! – схватила она его за руку и потащила за собой, стремительно ведя по знакомым улицам. Тот послушно поплелся следом, изредка поглядывая по сторонам, но интереса не проявлял.
- Впрочем, даже не выходя из своей комнаты, вы видите все, ведь стены для вас не помеха и, скорее всего, знаете этот город лучше меня! Фима сказал, что вам даже известно будущее?
- Да-да, будущее, - вяло повторил он.
- Хотела спросить, как вы живете с тем, что знаете все об этих людях, слышите голоса, читаете мысли? Это так тяжело! Как вы это терпите? Как удается вам скрываться в своей комнате?
- Очень просто - нужно научиться не обращать внимания на прочих и замкнуться в себе. Внимание – великая штука. Если вы замечаете все вокруг, значит внимание рассеянное и подвластно любым ощущениям, идущим извне… Но, с другой стороны, если вы не можете сконцентрироваться на желаемом, а остальное отбросить прочь, – это великий Дар. Он дан лишь немногим избранным. Вы все видите, не остаетесь равнодушными и с этим живете. Но это не для меня.
- Не скучно?
- Нет, мне не скучно наедине с собой. Мне есть, что сказать самому себе. Человек – существо самодостаточное. В нем заложено все, что нужно для жизни. Зачем же кто-то еще?
- Чем вы занимаетесь?
- Думаю,… размышляю,… у меня есть некоторые идеи. Конечно, претворить их в жизнь мне уже не удастся, зато я могу мыслить, чувствовать, существовать, делать некоторые умозаключения. Кроме того, я вынужденно наблюдаю за людьми, которые проходят через нашу комнату. Это большой труд не брать на себя их проблемы, тяготы.
- Думаю! – вспомнила она “доцента” из подвала-пещеры. Тот тоже думал, пока Гера собирала пустые бутылки!
И вслух произнесла:
- Думали!? Целых сто лет!?
- Ну,… в общем-то,… да.
И тут ее осенило:
- А, может быть, от вас того и хотят, чтобы вы больше не думали, а что-нибудь сделали?
- Что? – рассеянно пробормотал он. - Не знаю я, чего от меня хотят! Не знаю…
- Вот и я не знаю! – вдруг вспомнила она.
- Так-то, Лея, дай вам Бог здоровья.
- Ильюшенька! – вдруг воскликнула она.
- Что!? – очнулся он и недовольно на нее посмотрел. – А не могли бы вы больше меня так не величать? – в отчаянии спросил он.
- Могла бы! Конечно же, могла бы! А не могли бы вы больше мне этого не говорить? В конце концов, странно желать человеку здоровья, который находится в таком положении!
- Да-да! Вы правы! Вы совершенно правы! Простите!
Потом энергично произнес:
- Показывайте ваш город. Извольте. Я готов!
- Смотрите! Просто смотрите! – весело отозвалась она, махнув рукой.
- Город – это люди! Совсем другие люди, которых вы знали когда-то давно, и живут они другой жизнью, мыслят по-другому. Неужели вам это не интересно!?
- Слишком быстро!
- Что быстро? – не поняла она.
- Двигаются они слишком быстро. Но почему они так спешат? Только иностранцы и приезжие идут, озираясь по сторонам. А эти куда-то торопятся! Зачем? Куда?... Слишком угрюмые… И потом, не кажется ли вам, Лея, что все они озабочены только одним?
- Немножко кажется.
- Немножко!? И еще, я хотел вас спросить, что такое бабки, бабло, тугрики и капуста? Помимо рублей у вас имеется еще несколько видов национальной валюты? – серьезно спросил он, внимательно разглядывая людей. Он действительно видел их впервые, и ничего о них не знал. Она только сейчас это поняла, подивившись его способности замыкаться в самом себе. На целое столетие! Но промолчала.
- Покажите мне в вашем городе то, что заслуживает внимания, - продолжал он, словно очнувшись от долгой спячки. - Как вам это объяснить? Что-нибудь настоящее! Стоящее!
- Что вы называете стоящим?
Он задумался.
- Покажите то место, где сквозь мостовую пробивается цветок… или хотя бы трава… Вы помните историю Третьякова? Это семейство долгие годы создавало коллекцию картин, а потом безвозмездно подарило ее городу. А Рябушинский, а Савва Мамонтов, а Морозов? Происходило ли нечто подобное в вашем городе за последнее время?
- Наверное,… да. Кстати о дворянах, насколько я помню, Третьяков не был дворянином, а когда царь в благодарность хотел наградить его этим званием, тот отказался. А Савва Морозов и вовсе вышел из крепостных. Значит, не только дворяне были способны на высокие, бескорыстные поступки?
- Есть исключения! Это были интеллигентные, высокообразованные семейства. Они были дворянами в душе. Им не нужны были ни титулы, ни звания. А знаете ли вы, что великий меценат Бахрушин, завещавший свои коллекции Историческому музею, отказался от дворянства?... Дворянин – это не титул, а способ существования! Состояние души!
- Осторожно! – воскликнула она, с силой дернув его за рукав, и Ильюшенька, человек огромных размеров, споткнувшись о бордюр, растянулся на асфальте. Мгновение назад он случайно ступил на проезжую часть, громко говоря и размахивая руками, а машина, проезжавшая мимо, дико сигналя, его чуть не сбила.
- Что это? – воскликнул он в недоумении, поднимаясь.
- Простите, я забыла вам рассказать о правилах на дороге. Это проезжая часть, а он ехал на зеленый свет. Он прав!
- Прав!? Он прав? – изумился Ильюшенька. - А что было бы с человеком… с нормальным человеком на моем месте, если бы вы его не одернули? Он мог погибнуть. Я ведь краем глаза видел, как этот кучер только что тронулся с места. Он прекрасно видел меня. Почему он не остановился? Это – дело его чести? Что я ему сделал, чем провинился перед ним? Я всего лишь случайно оказался на его пути. Случайно! Ведь это так естественно - остановиться. Это вопрос обыкновенной вежливости! – негодовал он.
- Простите меня! – повторила Лея, отряхивая его. Потом засмеялась.
- С почином вас! Русская поговорка – не зевай!
Они уже шли дальше, а Ильюшенька все больше горячился:
- Вы сказали - зеленый свет. Но почему этот проехал на красный! Почему? Правила писаны не для всех? Что подумают остальные – если можно ему, почему нельзя мне? Ведь я совершенно прав! И вы не сможете меня переубедить!... А почему все остановились?
- Перекрыли дорогу. Видимо, едет кто-то из…
- Понимаю. Я вас понимаю. А как они занимают свои посты?
- Их избирает народ.
- Народ. Сначала их избирает народ, а потом они этому народу закрывают дороги и не дают проехать. Я вас правильно понимаю? Добавить что-то еще?! – пробормотал он.
- Нет!
- Нет, - задумался он. - Все-таки, монархия – лучшая форма правления, чтобы мне не говорили. Если ты не калиф на час, а на столетия, подумаешь, что будут говорить о тебе в народе.
Вдруг его внимание привлекло неожиданное зрелище:
- Что это за дикие люди? – удивился он. На дороге замерли две машины, в одной из которых сидела девушка, закрыв дверцы и окна, а из другой выскочили несколько человек. Это были мужчины, все они были низенького роста. Они с яростью набросились на свою обидчицу, которая их немного подрезала, и в которую те сзади въехали, оставив пустяшную царапину на своем бампере. Теперь обступили ее машину, громко крича обидные слова, пинали ногами дверцу и требовали ее открыть. А рядом по дороге ехали машины, по тротуару сновали пешеходы, все мельком смотрели на это зрелище, но двигались вперед по своим делам. Ильюшенька внезапно подошел к одному из них и произнес:
- Уважаемый, дай вам Бог здоровья, зачем вы это делаете?
Тот посмотрел на него снизу вверх и произнес:
- Дорогой, вали отсюда!
- Вали? – непонимающе оглянулся он на Лею. Но та не успела перевести. – Давай, давай! Иди, куда шел.
И те снова принялись пинать машину девушки, что-то громко выкрикивая.
- А вам не кажется, что вы не уважительно ведете себя по отношении к женщине? – снова спросил он.
- Тебе что сказали иди, и чтобы тебя здесь не видели!
Стайка низкорослых уже окружила его со всех сторон, и один из них ударил его сзади коленом. Ильюшенька, не ожидая такого, замер, не зная, что ему делать.
- Бей его, - дальше шла брань на непереводимом языке. Ильюшенька недоуменно выдерживал удары, словно не чувствуя их. Иногда махал рукой, но не попадал. Они были очень маленькими и юркими. Почувствовав удар сзади по голове, обернулся. Позади него стоял человек с битой в руках. Тот был очень удивлен. После такого удара любой бы упал в беспамятстве, но это огромный человек почему-то стоял и спокойно с удивлением на него смотрел.
- Валим отсюда! – крикнул тот. И ватага низкорослых хулиганов кинулась к машине. Они завели мотор и уже хотели ретироваться. Ильюшенька, покраснев, затрясся всем телом. На лице его замерла чудовищная гримаса. Он в мгновение, перемахнув расстояние, отделяющее его от машины обидчиков, схватился на ее порог между колесами и сделал легкий рывок.
- Дай вам Бог здоровья, уважаемые! – яростно воскликнул он. Машина легко поднялась на двух колесах, накренилась и зависла под большим углом, удерживаемая руками гиганта. Небольшое усилие, и она окажется перевернутой, распластанная, на своей крыше. Лея в ужасе отпрянула. Она была потрясена такой невиданной силой и яростью этого человека.
- Но почему он ждет? Почему не заканчивает свое дело? – мелькнуло у нее в голове. Неожиданно Ильюшенька обмяк, руки его безвольно выпустили свою жертву. Машина грохнулась, подпрыгивая и визжа сигнализацией на всю улицу. Из нее выбрались испуганные хулиганы и бросились наутек. Ильюшенька, вяло отряхнув руки, развернулся и пошел к Лее. А она уже тащила его подальше от этого места. Вдалеке послышалась полицейская сирена, но все это оставалось далеко позади.
- Вы скоро станете завсегдатаем канала “Криминальные новости”, - наконец произнесла она.
- Кто эти дикие люди? – скептически спросил он.
- Это гости столицы, - невинно ответила она.
- Но почему они не ведут себя как гости? Почему так обращаются с женщиной и нападают на противника в численном преимуществе? Это бесчестно!
- Наверно, у них такие обычаи, - отмахнулась Лея. Сейчас она почему-то совсем не жалела этого человека, который, как оказалось, с легкостью мог постоять и за себя, и за другого. Но она так хотела показать ему совсем другой город, только не знала, с чего начать. А он с грустной улыбкой, видимо, читая ее мысли, внимательно посмотрел ей в глаза и произнес:
- Вы обещали показать мне ваш город – извольте! Я жду!
Он отомстил ей за Ильюшеньку. А ей было очень обидно, и она с досадой воскликнула:
- Но почему вы не замечаете, сколько в этом городе замечательных людей – актеров, врачей, учителей, ученых?...
Но он ее спокойно перебил, холодно ответив:
- Ни один врач не захочет лечить больного, узнав, что тому нечем платить. Даже если тот умирать будет – не станет. Ни один актер не станет из любви к искусству создавать великое, вечное. Только за гонорар. А потому и искусство это будет столь же великим. Учитель не будет учить детей, ученый создавать величайшие открытия. Их просто сочтут ненормальными, если они станут делать это из любви к профессии и к людям. Не обижайтесь, Лея. Я говорю вам то, что вижу. Конечно, есть исключения. Но мы долго будем бродить по закоулкам вашего города, ища таких людей.
- Конечно же, найдем, - горячо воскликнула она. - Непременно найдем.
- Но где, когда!? – возразил он. - Кстати, вы знаете, кто сидел за рулем той машины, которая в меня чуть не врезалась? Известный артист. Снимается в вашем современном кино. Только мышцы у него, как у Геракла, а играет он или убийц, или жандармов. А в свободное время носится по улицам, употребив некоторое количество горячительных напитков и прочей дряни, возомнив себя мессией, великой звездой. Не расстраивайтесь, милая девушка, но все это мне что-то напоминает. И ни один из этих людей ничего достойного не сделает и не создаст.
Люди из “пещеры”, - вспомнила она, но говорить о них не стала, а он сделал вид, что не услышал ее мыслей. И тут ее осенило:
- Пойдемте за мной! Пойдемте, я покажу вам кое-что еще.
Они спустились по лестнице, и перед ними возникли двери Метро. Он хотел открыть одну из них и пройти дальше. Здесь он никогда раньше не бывал, но без интереса заглядывал вглубь просторного подземелья. Лея его остановила:
- Подождите! Я давно заметила. Это такая игра! Это двери Метро. Метро, это огромная пещера, где ездят поезда. Они соединяют все районы Москвы. Люди ныряют туда, а поднимаются где-то далеко-далеко отсюда. Но дело не в этом. Это дверь! – повторила она. - Не спешите! А у этой двери есть удивительный закон - стоит ее придержать – следующий человек сделает то же самое. Точно сделает! Я наблюдала – все это действительно так! Не верите?
- Отчего же? – холодно произнес он, уставившись на людей, которые толкали двери, безжалостно их отпускали, и те, как из катапульты, обрушивалась на следующего, а потом эти люди безоглядно мчались дальше. Ильюшенька скептически на нее посмотрел, спрятав улыбку. Лея от досады замерла. Сегодня ей не везло, сегодня был не ее день. Вдруг произошла странная вещь. Какой-то парень, завидев позади себя симпатичную девушку, открыл злосчастную дверь, придержал ее, подождав, пока та пройдет. А следом шла вереница людей. Илья с интересом замер. А девушка, словно по инерции повторила это движение. За ней шли люди - старые и молодые, дети, их родители, знакомые и незнакомые, но все они делали одно и то же - вежливо, не глядя назад, придерживали дверь. Так продолжалось достаточно долго. Ильюшенька поднял брови, а Лея с восторгом произнесла:
- Это мое открытие. Я сделала его давно, но до сих пор оно работает.
- Необъяснимая вещь, - пробормотал он.
Они еще некоторое время стояли и наблюдали. Все повторялось снова и снова, пока не возникала небольшая пауза. А затем все с начала. Двери лупили, двери нещадно колотили людей, идущих друг за другом. Но всегда находился тот первый, который приостанавливал ее, смотрел назад и бережно передавал идущему следом.
- И это еще не все! – воскликнула она. – Необъяснимый закон действует на протяжении всего маршрута следования любого человека, заходящего сюда. Люди разбегаются по разным веткам, станциям, по всему городу, но где-то хранится информация о том, как они сюда зашли. Одни придержали эту волшебную дверь, другие нет! Что же будет с каждым из них на выходе? То же самое! Кто не бросил в лицо человеку эту дверь, тому непременно повезет, и ее придержат. Все возвращается. Удивительный закон! Хотите, проверим?... Илья!? Хотите?
Тот все это время с удивлением следил за людьми, на мгновение потеряв ее из виду, потом очнулся, с благодарностью на нее посмотрел, услышав свое имя. Свое нормальное имя. И она заметила, как улыбка засияла на лице этого большого ребенка, который, казалось, уже готов был играть в ее игры.
- Хочу! – воскликнул он. – Только, я вам не верю! И как вы собираетесь это сделать? Будете преследовать одного из них?
- Все просто. Идите за мной и открывайте свою дверь.
- Как мне с ней поступить?
- Как хотите! – засмеялась она, - только помните – все возвращается! - и первая бросилась в толпу людей. Она подала дверь какому-то мужчине, который с благодарностью на нее посмотрел, придержав ее следующему, и стала ждать своего спутника. А тот, подойдя к двери и, завидев, что за ним идет женщина с коляской, открыл ее, помог той проехать. Потом шла старушка. Он и ей придержал дверь, зная, что у той не хватит сил сделать нужное движение. Шли люди, пожилые, молодые, всякие, разные, но он уже, забыв обо всем, стоял, как привратник и, подпирая ладонью прозрачный пластик, держал дверь, пока не услышал голос Леи:
- Достаточно! Илья, достаточно! Ваша миссия выполнена! - и со смехом кинулась в пропасть метро, зияющую перед ними, с интересом наблюдая за этим неуклюжим человеком, который пытался кого-то не задеть, не толкнуть, не раздавить. (Людей в метро было великое множество.) Наблюдала за тем, как он, нелепо подняв руки, протискивался в тесный створ турникета. Ступив на эскалатор, одна его нога поехала вперед, а другая осталась на месте. Оказавшись в нелепом шпагате, он грохнулся на ступеньки, но, улыбаясь, невозмутимо встал. Наблюдала за тем, с каким удивлением взирал он на лепнину и статуи, на освещение станции.
- Сколько свечей зажгли, ну надо же. Как ярко! А какие люстры!
Наконец, они протиснулись в вагон. Там была невообразимая давка, и Лея немного отстала. Его толкали со всех сторон, он этого не замечал, только искал ее глазами, но не находил. Он был на голову выше остальных, а со всех сторон его сжимали незнакомые люди. Лея на следующей остановке пробралась поближе, и когда на нее надавила толпа входящих, она поневоле оказалась прижатой к этому человеку. Он смутился, не зная, как реагировать, а это хрупкое существо прикасалось к нему всем своим телом, и ее тепло передалось ему. И вдруг он почувствовал, как бьется ее сердце, а она его. Заметив, как пассажиры нещадно давят со всех сторон, он, словно, обнял ее, заключив в кольцо своих сильных рук, и больше не отпускал. Теперь она чувствовала только эти руки и тепло его дыхания. Он взглянул на нее. Лея больше не улыбалась, серьезно на него смотрела, широко раскрыв глаза. Руки, сильные руки, и тепло незнакомого мужчины. Он был, как гора, к которой она поневоле прислонилась. Сейчас он защищал ее от ветров и бурь, от всех невзгод, готовых обрушиться на ее хрупкое существо. Вокруг больше не было никого - ни людей, ни стука колес о железные рельсы, не слышались названия остановок, шума открывающихся дверей… Вспомнила того дикаря. Нет, не дикаря - человека из какой-то далекой-далекой жизни. У него тоже были сильные руки, он тоже напоминал скалу или гору, за которой хотелось спрятаться и ни о чем не думать. Потом забраться на самый край, оглядеться и сделать этот шаг. И… полететь! Полететь? Разве это возможно? Именно с такой горы можно научиться летать, теперь она в этом была совершенно уверена. Но только вместе с ним! Как жалко, что он не тот дикарь с копьем в руке и набедренной повязкой на теле! – снова подумала она. А вагон мерно покачивался, унося их в бесконечность лабиринта странной пещеры, под названием – Метро, и они в тесном объятии чувствовали, что этот короткий миг – целая вечность...
Люди куда-то исчезли, а эти двое все продолжали стоять, глядя друг на друга. Она первой опомнилась, аккуратно высвободившись из его рук, а он, немного смутившись, произнес:
- Приехали?
- Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны, - услышали они равнодушный голос диктора.
- Приехали, - ответила она и бросила на него робкий взгляд. Он стоял совершенно обемкураженный, глядя на нее.
- Вы забыли о нашем эксперименте! – воскликнула она смеясь и потащила его за собой. Снова эскалатор, снова ноги его разъезжаются, но он уже увереннее на них стоит, он, словно, учится ходить и держится все крепче. Поднявшись, Лея захотела идти к выходу, но он как-то замер и пробормотал:
- Безысходность! Полная безысходность.
Она остановилась, проследив за его взглядом, и поняла. Глаза его были устремлены к дверям, на которых было написано: “Нет выхода”.
- Тупик! – произнес он. - Стоило ли так долго ехать и держать кому-то дверь? Вот и ответ.
Она засмеялась:
- Нам не сюда. Идемте же!
Но он все оборачивался на эту надпись, которая произвела на него неизгладимое впечатление.
- Нет выхода, - зло бормотал он. – Тупик! Западня!
- Илья!
- Да!? - вздрогнул он.
- Это всего лишь дверь с дурацкой надписью! А теперь смотрите! Смотрите внимательно! – и она пристроилась за людьми в том месте, где на дверях было написано заветное слово: - “Выход”. Снова прозрачные пластиковые двери болтаются из стороны в сторону. Снова они нещадно колотят, безжалостно бьют людей. Но приходит ее черед, какая-то женщина аккуратно придерживает ей дверь и пропускает, а она повторяет это движение. Лея уже там, за прозрачной стеной стоит и улыбается, и машет ему рукой. Ильюшенька потрясен, он тоже направляется к выходу. А двери мечутся волчком, сметая людей, перемалывая их в фарш, затягивая на выход. Но вот его черед. Какой-то мужчина с силой ее останавливает, проходит вперед и ждет этого большого человека. Ильюшенька опешил, он с радостью и неподдельным восторгом смотрит на Лею, которая застыла где-то в глубине перехода и машет ему рукой. Она победила! Она открыла ему удивительный закон! В это мгновение он невероятно за нее рад. Он чувствует ее победу. Неожиданно тяжелая пластиковая дверь бьет его прямо по лбу. Ильюшенька чуть не падает, он удивлен. Постепенно собирается с мыслями и вспоминает - пока он стоял перед злосчастной дверью и ликовал, какой-то юркий паренек, обогнав его, проскочил в эту дверь, с силой ее качнул и исчез. Видимо, он получил свой пинок при входе в Метро и теперь мстительно передавал его кому-то еще. А Ильюшенька уже выходил в подземный переход, где его встречала Лея. А она стояла и смеялась:
- Есть такая русская поговорка: “Не зевай”, - воскликнула она, и снова засмеялась. Завидев ее смех и удивительную улыбку, он спорить не стал. Закон, так закон. Все получилось, все правильно, все работает.
- Мы еще будем кататься на Метро? – почему-то спросил он, идя с ней рядом. Они уже поднялись наверх, и весеннее солнце осветило их фигуры.
- Зачем? – спросила она.
- Не знаю!
- Если хочется кого-то обнять, можно сделать это где угодно, - прошептала она, чем совершенно его смутила. А, может быть, в толчее и шуме ему это только показалось. А, может, шаловливый ветерок навеял ему эти слова? Но читать ее мысли он не стал. Почему не стал?...
- Мне нравится ваш город!
- Да?! – удивилась она, вспомнив, сколько шишек и синяков тот оставил на нем сегодня.
- А “нравится” знаете почему? Потому что в нем живете Вы!

- 14 –

- Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила Королева, глядя на нее свысока. Она появилась неожиданно, нагло присела за ее столик и смотрела на Лею. От неожиданности та даже вздрогнула. Лея уже два дня не находила себе места, снова и снова вспоминая неуклюжего, большого человека, который оказался сущим ребенком, и постоянно думала о нем. Тогда, после их встречи, она опять проводила Ильюшеньку до места его заключения, молча попрощалась, проводив его взглядом до самых дверей, словно отвечала за него и вернулась в свой город, который продолжал ее одолевать. Потом бесцельно проводила время, слоняясь по улицам, но уже на все смотрела другими глазами. Глазами того человека, который так нелепо знакомился с ее городом. Эти воспоминания не давали покоя. Почему-то больше не преследовали мысли чужих людей, их проблемы, радости, беды. Она словно воспользовалась его советом, всецело сконцентрировав внимание на своих мыслях. Вот и сейчас сидела в маленьком кафе, где по такой теплой погоде уже выставили столики на улицу, и радостное солнце, согревая, не давало замерзнуть. Весна полноправно вступила в город, умыв тротуары от снега, растопила сосульки на крышах домов и уходить не собиралась. А она все сидела и думала – чего от него хотят? Что нужно сделать этому большому человеку, чтобы он стал свободным? И что нужно сделать ей для того, чтобы закончить этот бесконечный испытательный срок. Королева появилась неожиданно и, задав свой вопрос, зло на нее уставилась.
- Я вас не понимаю!? – очнулась Лея, завидев ее.
- Не понимаешь? Что же, объясню. Тебе в голову не приходит, что изволишь проводить время с чужим мужем!
- Он вам не муж, - произнесла она, покраснев. - Уже больше ста лет, как он свободен.
- Немыслимое хамство! И это она говорит мне! Потрясающе! Чтобы у меня из-под носа уводили мужа, пусть даже, бывшего! Наглость невероятная! У меня!!! И кто? Оборванка, которая от своей тупости и инфантильности не способна ни на что! Даже, когда ей выдали на руки все козыри, она шляется по подворотням и занимается ерундой.
- Это мое дело! – спокойно возразила Лея.
- И мое тоже! И муж мой. А не задумывалась ли ты, почему он столько лет сидит в той комнате и не способен поднять с места свой ленивый зад?
- Почему вы так о нем говорите? – удивилась Лея.
- А вот это уже не твое дело, ничтожество! Ты кем себя возомнила? Ты еще не поняла, что, пока я буду рядом, он и шагу не ступит в сторону, только будет пялиться на меня, вспоминая самые счастливые годы жизни. Он до сих пор любит меня, ты этого еще не поняла? – говорила она, глядя куда-то вдаль, забыв о Лее. - Он столько лет меня ждал, потом пристроился рядом, прилип, как пиявка, и теперь будет со мной вечно, пока я снова его не брошу. Но даже в следующую жизнь поплетется следом без оглядки. Кто такая ты, а кто я? Только настоящая женщина способна привязать мужика так, чтобы он, как раб, вожделел ее вечно. Больше ста лет любил и таскался следом. Даже ад ему покажется Раем, если я буду там. Ты думаешь, он замечает, как я выгляжу? Перед его глазами до сих пор стоит образ ослепительной красавицы, которой он и мизинца не стоил. Ты знаешь, какие у меня были мужики? А этот, просто ничтожество!...
Замолчала, уставилась на Лею, заметив, что та внимательно ее разглядывает.
- Что? – осеклась Королева.
Еще недавно Лея перебила бы эту наглую Королеву, но теперь почему-то сидела и внимательно на нее смотрела, о чем-то думая. Изольда Карловна попыталась прочесть ее мысли, захотела ее понять. Слышала, но не понимала совершенно ничего.
- Что? - снова повторила она. Вдруг услышала:
- Вы и сейчас очень красивы, Изольда Карловна!
- Издеваешься! – взорвалась Королева, - хочешь сказать, что я уродина!?
- Нет-нет! Вы действительно очень красивы, - мягко заговорила девушка, - насколько может быть красивой женщина в вашем возрасте. Как вам это объяснить… Дело даже не во внешности. В каждом человеке есть внутренняя красота, глубоко скрытая в душе. Когда вы думаете о чем-то, принимаете решения, когда размышляете, вы светитесь изнутри. У вас гордая осанка, умный, пронзительный взгляд. Вы уверены в себе. Поневоле, можно залюбоваться. Не каждая женщина, прожив столько лет, способна вести себя так. Особенно это заметно, когда вы хотите сделать что-то хорошее, доброе. Отдать частичку себя…
- Что? - прошептала Королева, - что ты бормочешь? Что за бред?
- А Ильюшеньке вы несомненно нужны! Очень нужны. Я уверена, что все это правда, он помнит вас и… наверное сохранил что-то в своей душе. И остальным людям вы тоже нужны, они советуются, считаются с вашим мнением, уважают!
Теперь Королева не понимала совершенно ничего, а эта нахалка сидела и смотрела на нее внимательно, с неподдельным интересом. По уродливому лицу Королевы пробежала тень изумления. На мгновение она задумалась, Лее даже показалось, что она чем-то напугана. Это был страх перед неожиданной новостью, которую ей сообщили, и к которой она оказалась не готова. С ней никогда так не разговаривали! Она впервые за свою долгую жизнь, или не жизнь вовсе, задумалась об этом. А Лея все сидела и смотрела. Нет, она не читала ее мысли. Эти люди из странной комнаты были для нее недосягаемы, но она чувствовала ее, понимала, и ей стало жалко эту женщину с обезображенным лицом. Но та, заметив ее взгляд, вдруг очнулась, зло произнесла:
- Ты все врешь, нахалка! Ты не поверила ни одному моему слову! И не знаешь, как он любил меня. Как просыпался и влюбленными глазами на меня смотрел. Ночи напролет не спал, ожидая, когда же я проснусь! Несколько лет не спал! Целую вечность. И в нетерпении ждал, когда снизойду до него и брошу кость, на которую он набросится, как голодный пес, как дворняжка. Потом будет жевать ее, обгладывать, шептать слова любви! А ты терпи и слушай! Я и терпела, но он любил и сейчас любит! Тебе это не дано понять! Ты никто!
- Вы совершенно правы! Я никто! Я песчинка на мостовой, которую каждый может растоптать ногами. Но дело не во мне. Зачем вы пришли, зачем говорите мне об этом? Если он вас любит, беспокоиться не о чем, согласитесь!?
Тут Изольда Карловна, покраснев, вспылила:
- Не твое дело! Ты больше не посмеешь к нему подходить. Ты меня поняла? Не посмеешь!
- А если он придет сам!? – спокойно произнесла Лея, глядя ей прямо в глаза. От этих слов Королева побелела.
- Издеваешься!? – заорала она. Изольда Карловна не привыкла, чтобы ей перечили. И не понимала, откуда у этой странной девушки такая уверенность… и наглость! Но, взяв себя в руки, тоже спокойно произнесла:
- Ты не знаешь, девочка, с кем имеешь дело, - потом улыбнулась. – Думаешь, что у тебя в голове мозги? Ты с кем играешь? Я тебя уничтожу… В два счета отправлю на тот свет. И сделаю это прямо сейчас! Смотри!
Она повернулась к дороге и уставилась на проезжую часть, что-то разглядывая.
- Видишь в-о-о-н ту мамашку с коляской, которая подходит к переходу. А там горит светофорчик! Потом зажжется зеленый свет, и она пойдет через дорогу. А дальше… Дальше появится псих, который подъедет к этой курице и собьет ее… Нет, не ее. Так не интересно. А вот колясочку ее и собьет. А там лежит маленький кулечек, крохотное живое существо, которому всего несколько месяцев от роду, маленький засранец, которого она бесконечно любит. А псих уже рядом. Что же ты ждешь? Иди, спасай его. Давай, избранная, иди, помогай! Давай, дорогая! - и захохотала на все кафе, а Лея всем телом вжалась в стул. Вдруг произнесла:
- Вы лукавите, Изольда Карловна, ничего не произойдет, - но Королева на нее спокойно, снисходительно посмотрела:
- Произойдет. Еще как произойдет, милая. И прямо сейчас. Только ты уже не успеешь! Значит, это будет на твоей совести!
Лея в ужасе уставилась на дорогу. Загорелся зеленый свет, а женщина с коляской ступила на проезжую часть. Но машины остановились. Они замерли, и никто не собирался ехать ей навстречу.
- Королева обманула! – мелькнуло у нее в сознании. – Она ничего не может. Да и возможно ли такое?
Вдруг услышала:
- Возможно! Еще как возможно!
И тут Лея в ужасе увидела, как вдалеке появилась машина, которая ехала посередине проезжей части, обходя по разделительной полосе остальных. Она не тормозила и продолжала мчаться дальше. А женщина уже подходила к середине дороги, ничего не замечая. Еще мгновение, и они столкнутся! Еще доля секунды и страшная машина черной зверюгой вонзится в коляску, разнесет ее в клочья! Лея содолгнулась, захотела закрыть глаза, но услышала:
- Я сказала - смотри!
Женщина на дороге замерла. Нет, она не заметила опасности, а из коляски появилась крошечная ручонка, которая тянулась к ней. Она тоже протянула руку и улыбнулась. Это была улыбка человека, который сейчас не замечал никого, кроме любимого ребенка, а в глазах ее застыли восторг и нежность к родному существу. И тут машина, дико сигналя, на полном ходу пролетела мимо, едва не задев коляску. Всего несколько сантиметров не хватило ей до цели. Женщина оцепенела, а из-под колес на коляску обрушился шквал мутной грязной воды.
- Ну, как? Для начала неплохо? – воскликнула Королева, глядя ей прямо в глаза. Лея от испуга замерла. Она не знала, что делать. Она была, как под гипнозом, а Королева сказала:
- Продолжим… Вон тот, в зеленой кепке - следующий претендент. Сейчас снова будет зеленый цвет, и он пойдет через дорогу. Ваша дорога – территория смерти! Что будет дальше, знаешь сама. Больше я не шучу, иди, спасай, спасательница.
Лея оторопело смотрела на человека в зеленой кепке. Она еще могла успеть, у нее еще оставалось время.
- Только за одну такую кепку давить его нужно. Давить, убогого, - ворчала Королева. Лея вскочила с места, уже не думая ни о чем, собираясь бежать, как увидела знакомую фигуру. Это он! Фимка!
Тот подошел к человеку в зеленой кепке, достал сигарету и попросил его прикурить. Лея замерла. А светофор уже уверенно светился зеленым цветом. Человек ступил на дорогу, желая идти дальше, но Фимка ловко подхватил его под руку, и сумасшедшая машина промчалась мимо, едва его не задев. Человек в кепке замахал руками и бросился обнимать Фимку. Он благодарил его за спасение. Фимка что-то ему сказал, тот с радостью протянул ему кепку, он взял ее, обнял незнакомца и направился в сторону кафе, нахлобучив ее на затылок. А Королева, крякнув от досады, засопела. Фимка тем временем приблизился и весело произнес:
- Развлекаетесь, девочки? И чем это вам, уважаемая Изольда Карловна не понравилась кепочка? По-моему, отличная вещица! А цвет-то какой? Да Лея? Да, моя хорошая?
Королева гневно сверкнула глазами, перевела взгляд на Лею и произнесла:
- Ты меня поняла? Еще раз тебя увижу рядом с ним!...
Встала и отправилась восвояси. А Лея от испуга и перенесенного шока вцепилась в спинку стула.
- Разборки? Мальчика не поделили? – засмеялся он. - Ты ее не бойся. Это она так, пугает. И ничего подобного не сделает, не ее тема. Брать на себя такое не каждому дано… Ну, что ты? – проворчал он и обнял ее за плечи, а она уткнулась в него и зарыдала.
- Вот дура! Вот неугомонная душа. Спасала зеленую кепку. Спасительница! И как ты останешься здесь без меня?
- Ты куда собрался? – отпрянула она, услышав эти слова.
- Никуда,… никуда не собрался. Не собрался и все, - пробормотал он, задумчиво глядя вдаль. Снял кепку, бросил ее в урну и произнес:
- А Карловна права! Кепка дрянь… Да, милая? Дрянь? Ну? Не молчи! Или не дрянь? Достать ее? Ну же? – тормошил он ее.
- Дрянь, - улыбнулась она, вытирая слезы.
- Ну, вот так-то, - довольный проворчал он.
- А Королеву не слушай, врет она все. Сама же, полвека назад отправившись на тот свет, и разыскала Ильюшеньку. Когда ей стукнуло сорок, а юный возраст прошел, красота поблекла, поизносилась. Только тогда и поняла, что никому не интересна. А еще с ужасом поняла, что нужна была только одному человеку, но и того уже давно на свете нет. Красавица испугалась, стало страшно. А впереди еще полжизни - целых сорок лет. Нет бы успокоиться, искупить старые грешки - взялась за новое, возомнив себя Королевой голубых кровей, и начала пить чужую кровь. А потом разыскала его в нашей комнате и присоседилась. Вот так!... Я только одного не могу понять, зачем тебе этот большой ленивец, дочка?
- Не твое дело!
- Ты не горячись, но этот человек…, как тебе объяснить? Он никогда не сможет… Не смейся!!! Не сможет летать! Так и будет висеть на твоей шее якорем. Есть такие люди, которым это не дано! Не дано и все!
- Опять сказки от поэта Фимки? – улыбнулась она.
- Если хочешь спросить о любви, спроси у поэта, - возразил он с улыбкой. - Любовь – это полет. Недаром говорят – “Они летели на крыльях любви”. Это так просто! Это естественно для каждого человека!
- Добрый сказочник, поэт и актер, который мечтает, витая в облаках!
- Нет! Но говорю о любви. Когда-нибудь ты вспомнишь мои слова, девочка. А пока - живи себе и радуйся. Жизнь удивительная штука, а у тебя она только начинается…
Посмотрев на дорогу, воскликнул:
- Далеко ли ушла наша красавица? Пойдем-ка ее догоним!
- Зачем? – вздрогнула Лея.
- Увидишь!

Королева стояла посреди улицы, о чем-то сосредоточенно размышляя, а Фимка и Лея замерли в некотором отдалении, не сводя с нее глаз. Та их не замечала, только уставилась в землю, что-то чертя по асфальту острым сапожком. А сапог этот напоминал ее нос, он тоже был длинным, изогнутым с острием на конце. А она все стояла и думала.
Ее внимание привлек свадебный кортеж, который остановился неподалеку. Оттуда высыпали нарядные люди. Они встали на бульваре, доставая бутылки с Шампанским и с грохотом открывая их. Веселье и шипучий напиток переливались через края. А в центре праздничной толпы стояли жених и невеста. Нет – новоиспеченные муж и жена, которые уже успели заехать в ЗАГС, выполнить почетные формальности и теперь носились в компании гостей по городу, останавливаясь в разных местах. Фотографировались, снова пили, забирались в машины, мчались дальше, опять вываливались на улицу, продолжая безудержно веселиться. Невеста была удивительно красива. Ее нежное личико светилось от счастья, одета она была в нежное воздушное платье, вернее, в наряд, который едва прикрывал ее юное тело, просвечиваясь и привлекая внимание к стройной фигурке. А позади, как и полагается, развевалась длинная фата. Это был сказочный цветок, который только успел распуститься, и теперь ждал принца, который придет и нежными руками его сорвет. Потом пригубит, вдохнет его аромат и растворится в божественном поцелуе. Принц держал ее за руку, не выпуская. Принц ценил каждое мгновение, которое выпало ему, и был счастлив и за нее, и за себя. Снова крики, залпы открываемых бутылок, шумные тосты и поцелуи.
Королева, впившись взглядом, следила за невестой. В ее глазах застыла безумная зависть, злоба и обида, словно у нее что-то отобрали. Словно это она должна была стоять на месте этой принцессы и быть настоящей Королевой, какой и подобает ей быть. Но на лице ее морщины, уродливый длинный нос и старость, навалившаяся на спину и плечи, а кривые ноги, подпирающее это уродство, уже в нетерпении переминались с одной на другую.
- Сейчас будет цирк! - в восторге потер руки Фимка. - Сейчас она такое устроит!
Тут молодожены, взявшись за руки, сорвались с места, отбежали от толпы и замерли в изящной позе влюбленных. Лицо девушки сияло от счастья и выпитого шампанского, глаза ее мужа светились восторгом и жаждой неутоленной любви. Эти двое в предвкушении вечера и ночи, и счастливого дня, который для них наступил или только начинался, незабываемого дня, который в памяти останется навеки и засияет где-то высоко маленькой ослепительной звездочкой в кромешной темноте космической ночи, напоминали маленьких детей. Они позировали, не стесняясь своего счастья, наслаждались юностью и красотой, а солнечные лучи и вспышки фотоаппаратов освещали их радостные лица. Фотография сделана, пора возвращаться к веселой, разряженной толпе гостей и ехать дальше. И вдруг на бегу по какому-то странному стечению обстоятельств белая фата, эта нежная спутница, символ невинности и чистоты, цепляется за скамейку и слетает с головы. В тот же миг по какому-то невероятному совпадению длинная прозрачная юбка цепляется за каблук, рвется на части и слетает со стройных ног. Королева злорадно смотрит на невесту. Она впилась в нее взглядом и не отпускает! Какой конфуз! Какая нелепица! Свадьба испорчена! В глазах ее сияет ядовитый восторг! А гости дружным хохотом встречают полуобнаженную невесту. Она растеряна! Она краснеет. Ее избранник сходит с ума. Королева тоже сходит с ума и улыбается кривым ртом, показывая редкие зубы. Уже хохочет дьявольским гоготом.
Но происходит невероятное. Красавица-невеста одним легким движением избавляется от белоснежной накидки - верхней части ее одеяния, отбрасывая все это в сторону, и теперь на ней остаются лишь крошечные трусики, словно изящная набедренная повязка, прикрывающая ее маленький секрет, и больше ничего! Ее прекрасная фигура отливает белизной, красотой и юностью. Ее грудь оголена. Она позирует, совсем не смущаясь, и делает это, как настоящая принцесса, как королева, а толпа взрывается диким восторгом и аплодисментами! Толпа ликует! Юное раздетое божество!
- Молодец! – с восторгом шепчет Фимка, - умница!
Случайные прохожие останавливаются, замирают, открыв рты, и тоже начинают хлопать. Люди достают телефоны и фотоаппараты, все снимая и снимая этот маленький невинный праздник. Они аплодируют Божественной красоте. Смеются, ликуют! Кто-то сотрясает бутылкой Шампанского, та с грохотом открывается, и шлейф белой пены, как фата, обрамляет юное существо. Девушка тоже смеется! Она смахивает брызги Шампанского, потом прыгает на руки к своему возлюбленному, и тот с драгоценной ношей уже мчится к машине кортежа. Двери захлопываются, тонированные стекла опускаются, а гром аплодисментов несется вдогонку. Все это должно было достаться счастливчику позже, потом, не сейчас! Но, раз уж так случилось – почему бы и нет? А из машины появляется смущенный водитель в белой рубашке и черной бабочке. Он разводит руками и медленно вразвалочку подходит к толпе гостей. Теперь эти аплодисменты достаются и ему. Праздник удался! И трогательная тишина…
Королева оцепенело смотрит на людей, она возмущена, она ничего не понимает, в ярости разворачивается и уходит прочь.
- Раззадорила ты ее, красавица! – хохочет Фимка. – Ну, ты молодец! Умница! Давно я ее не видел такой! Пошли! Пошли же! Самое интересное впереди, - и тащит ее за руку. У маленького кафе Королева приостановилась и со злостью уставилась на лица людей, сидящих на улице за столиками. Они что-то пили, разговаривали, смеялись. По большей части публика состояла из молодых. Здесь было много влюбленных парочек, которые лениво наслаждались теплым солнечным днем и приятным обществом. А Изольда Карловна, уже сосредоточившись, выбирала жертву.
Это она должна находиться на месте этих женщин! Это на нее в восхищении должны быть устремлены взоры этих особей мужского пола. Когда-то стоило ей только появиться в обществе, все они, позабыв о своих уродинах, глядели только на нее с восторгом и трепетом! И сейчас ее лицо перекосило от злобы. А еще ей не давал покоя недавний разговор. У нее уводить мужа! У НЕЕ! И кто!?
- Что она хочет сделать? – прошептала Лея. Они стояли в отдалении у соседнего дома.
- Сейчас увидишь! – ответил Фимка. – Это ее любимая фишка!
Вдруг несколько молодых женщин полезли в сумки или карманы и вытащили телефоны. А те уже светились какими-то сообщениями.
- Что? Что там? – снова не выдержала Лея. И, как по команде, женщины развернулись, со всего маху ударив по щеке своего спутника. Мужчины в изумлении замерли, а те одновременно встали. Одна даже плеснула вино из бокала мужчине напротив, еще одна бросила букет рассыпавшихся роз в лицо кавалеру. Потом женщины гордо и, не оборачиваясь, удалились.
- Эсемеська! – захохотал Фимка. А Лея уже мысленно прочитала ее текст по лицу одной из женщин:
“Твой мужик уже второй месяц спит со мной! Отдай его мне! Отдай!”
Лея посмотрела на Королеву. Холодная улыбка застыла на ее лице. Тонкие губы сжались, нос вздернулся. Королева перевела дух и отвернулась. Но, словно, вспомнив о чем-то, вновь сморщилась, а глаза ее засверкали. Загорелись, забегали, словно ища новую жертву. Нашла! И теперь неотрывно следила за ней. А шикарная дама уже выходила из роскошного особняка, направляясь к своей машине.
Это она должна сидеть в этой машине! Это ее красивую и молодую, в дорогих бриллиантах, в восхитительных нарядах сейчас где-то должен ждать настоящий мужчина! Мужик! Богатый, сильный, знаменитый! Умный, красивый!
И снова лицо ее покрылось морщинами, рот перекосило от злобы. А женщина, ничего не подозревая, села в машину, завела мотор, достала губную помаду и тронулась с места. Пока она красила губы, успела проехать всего несколько метров, как помада выпала из ее рук, машину тряхнуло, и громкий взрыв огласил улицу. А из-под колес в разные стороны полетели обрывки рваных покрышек. Женщина в ужасе выскочила на тротуар, а ноги ее ступили в огромные осколки битого стекла. Словно здесь разбили бутылку, которая была величиной с автобус. Королева засопела, прищурилась, довольно покачала головой, достала сигарету и с удовольствием затянулась. Потом широким жестом вынула ее изо рта, протянула руку в сторону и смахнула пепел, словно стряхивая плохое настроение. Подтянулась, подобралась, вздернула подбородок и гордо направилась восвояси. День удался!
Хорошо, что она не успела заметить, как через мгновение сразу две новенькие иномарки притормозили рядом. Оттуда выскочили мужчины – судя по их авто – богатые, сильные, успешные, может быть, даже знаменитые, и бесспорно умные и симпатичные. Они моментально предложили красотке помощь и окружили вниманием, которая та благосклонно приняла.
- Жалко! – проронила Лея.
- Кого? – удивился Фимка.
- Ее! – кивнула в сторону исчезнувшей Королевы.
- Да?
- Да. ДА! Очень жалко. Как ей плохо.
- Ты не ведьма - ты святая! – улыбнулся Фимка, прищурив глаза. А Лея покраснела, вспомнив о чем-то, на мгновение задумалась и произнесла:
- Все равно… Все равно, я его не отдам!
- Брось ты!
- Ревнуешь, старый пьянчужка?
- Да!

- 15 –

Прошло еще несколько дней. Лея мучительно проводила время, не находя, чем себя занять. Хотелось сделать что-то настоящее, значительное, как сказал Ильюшенька, стоящее, но что – она не знала. Больше не тяготилась взглядом сверху, хотя, постоянно ощущала на себе это пристальное внимание. Нет, она не привыкла и не смирилась с таким положением, но приняла, как данность, как правило большой игры, и теперь бродила по городу, сидела на скамеечках в скверах, не пряталась от людей в надоевшей квартире, знала только одно - она должна что-то сделать. Вечером возвращалась домой и наблюдала за тем, как люди переписываются на ее страничке. Зачем это делают, тоже не понимала. Почему они не ведут себя так на улице? Там проносятся мимо, не замечая друг друга, а здесь достают самое сокровенное и, доверяя это паутине сети, снова прячутся за странными именами.
- И почему они так боятся самих себя?
Совсем не спала. Сон остался в прошлом, в какой-то другой, забытой жизни, а теперь была жизнь эта… Жизнь или не жизнь?... Проходила ночь, наступало утро, и она снова выходила из квартиры, бесцельно шагая куда-то, внимательно оглядывая город и людей. Такое состояние напоминало невесомость. А еще, все ее мысли были обращены к большому, удивительному человеку, который снова и снова являлся в ее памяти в нелепом обличии. Зачем он ей нужен? Почему она постоянно думает о нем? Но образ этого человека, словно, преследовал ее, возникая перед глазами. Вот и сейчас, увидев вдалеке случайного прохожего, подумала, что тот очень похож на Ильюшеньку… Нет, на Илью… На Ильюшеньку! И на того и на другого сразу. Выглядел он нелепо, в небрежно смятом белом костюме. В таких ходят по набережной моря, праздно проводя время на курорте, где люди никуда не торопятся, глазеют по сторонам, ища себе пару на вечер, или просто осматривают достопримечательности и незнакомые места. Вот и этот озирался, словно кого-то искал и совсем не вписывался в серую толпу стремительно несущихся людей, едва не сбивающих друг друга с ног.
- Похож! Почему похож? Потому что был он на голову выше остальных. Потому что он никуда не торопился… Потому что она все время думала о нем, черт побери! Только зачем?! А этот совсем незнакомый ей человек…
И вдруг она громко засмеялась. Она хохотала так, что остановиться не могла. А человек этот с недоумением и обидой уставившись на нее, замер. Он не знал, что ему делать! А она все продолжала смеяться. Это был Ильюшенька. Настоящий, живой, насколько может быть живым человек в его положении, в белом костюме, с нелепо повязанным галстуком, в огромных сандалиях желтого цвета. Кто же еще мог появиться в таком наряде в это время года на улицах Москвы? А в руках он держал коробку конфет и букет цветов.
- Зачем все это? – и она снова залилась громким хохотом.
- Простите? – изумился он, подойдя. Но она уже остановиться не могла. Ильюшенька, действительно, выглядел очень комично. В этом белом пиджачке он был словно с другой планеты. Он покраснел, огляделся, не понимая, над чем она смеется, и гневно сверкнул глазами.
- Стойте! Стойте! – закричала она, выхватывая цветы и коробку конфет, которые тот собирался бросить оземь. - Ну, зачем же так?
- Как? – зло пробормотал он.
- На свидание собрались? Кому все это?
- Вам!
Впрочем, задавать этот вопрос было лишним. К кому же еще мог отправиться на встречу этот странный человек?
- Мне!? Фимка надоумил? – хитро прищурилась она. Он промолчал. Лея больше не смеялась, пронзительно на него смотрела своими большими глазами.
- Конфеты, цветы. Мне! Все это мне! Ну-у-у, спасибо! Значит, действительно, свидание!... В ресторан поведете, или как?!
- Нет…
- Нет! Значит, в ресторан не поведете!? А почему, позвольте спросить?
- Перестаньте! – воскликнул он, пытаясь отобрать у нее букет.
- Ну, уж нет! Это все мне! Что же вы, любезнейший, сначала дарите, а потом отбираете?... Так, почему не в ресторан?... А потому что Фимка сказал, что там я выпью и начну приставать к мужчинам! Так?
Он продолжал молчать.
- Какая прелесть! И вы ему поверили? Конечно, я именно такая женщина, которая вешается на первого встречного… за букетик цветов, коробочку шоколадных конфет и еще… пару комплиментов. Так кажется?
- Первого встречного? Зачем вы так? – наконец, он пришел в себя и теперь серьезно на нее смотрел. Смотрел с интересом, по-отечески, как смотрят на расшалившегося ребенка. Не дождавшись ответа, произнес:
- Я прекрасно знаю, что вы совсем другая, иначе бы не пришел.
- А зачем пришли? – вдруг тихо спросила она. Тут он смутился и пробормотал:
- Не знаю…
Теперь он долго смотрел в ее глаза и она тоже. Они глядели, не отрываясь, словно опять оказались в тесном вагоне метро, где были совершенно одни. И на этой улице они тоже были одни, не замечая толпы людей. Так продолжалось довольно долго. Впрочем, они не помнили, сколько это продолжалось. Лея опомнилась первая:
- Я очень рада, что вы пришли… Знаете, если бы вы и сегодня не появились, я бы…
- Что?
- Сошла с ума! Сама отправилась бы вас искать!
- Зачем?
- Не знаю!
- По-моему, мы оба сходим с ума, вам не кажется? Одного уже давно нет на этом свете, другая… У нас нет будущего, милая девушка, только эта улица и короткое мгновение жизни… да и то какой-то странной.
- У кого-то в жизни нет даже этого мгновения. Пролетают, пробегают, все мимо и мимо, и все куда-то не туда… Я очень рада видеть вас, Илья!.. Илья!... Такое короткое имя и такое большое! Как скала! – и она мечтательно закатила глаза. - Терпеть не могу эти конфеты!
Но Илья уже начинал привыкать к ее сумасбродству.
- Отлично! Превосходно! – он забрал у нее конфеты, подошел к какой-то старушке и произнес: - Матушка, не изволите принять от меня в дар эту коробку. Матушка шарахнулась от него, как от прокаженного. – Чего это? Зачем это? Сейчас полицию позову!
Смотрела она на коробку так, словно там лежала бомба.
- Не извольте беспокоиться, просто эта особа их терпеть не может! – и показал на Лею, которая стояла рядом и улыбалась. - Впрочем, как знаете.
Услышав такие слова, старушка мгновенно успокоилась, и коробка оказалась в ее руках.
- А может, и цветы для твоей превереды тоже дурно пахнут?
- Дурно! Еще как дурно! – уже заводился Илья.
- Нет, любезная! Пахнут они, то, что надо. Замечательно пахнут! – воскликнула Лея, и лицо ее утонуло в шикарном букете роз.
- Спасибо, дорогой, - ответила она, краем глаза глядя на старушку, которая продолжала стоять, ожидая чего-то еще. – Пойдем! – и потащила его за собой.
- Дай тебе Бог здоровья, дорогой! – услышали они на прощанье голос старушки. Лея прыснула, а Илья покраснел. Потом, правда, тоже снисходительно улыбнулся.
- И вам здоровья, любезная, - оглянулся он.
Спустя какое-то время Лея произнесла: - Вы хотели, чтобы я показала в моем городе что-то настоящее, стоящее? А теперь очередь ваша – сделайте что-то настоящее вы.
Ее глаза светились задорными огоньками, и это настроение передалось ему.
- Полноте, вздор все это!... Пойдемте, я приглашаю вас в ресторан.
- Нет!
- Почему, нет?
- Вы хотите есть?
- Честно говоря, я не делал этого уже лет сто.
- Я тоже… Я тоже не хочу есть!
- Тогда, чего же вы хотите?
Она посмотрела не него и горячо заговорила, словно долго готовила эту речь:
- Я знаю! Я точно знаю, что от нас хотят одного и того же. Я долго думала об этом! Насколько преступно посягать на свою жизнь, настолько же порочно, имея совершенное тело, разум, так бездарно ими распоряжаться. Это равносильно самоубийству, только медленному. Это великий грех… Вы должны что-то сделать! Илья! Вы слышите меня! Вы обязаны сделать ЭТО!
- Что же?… Искупаться в Неглинке, переплыть Москву реку во льдах, пройти по верхнему пролету вашего любимого моста или доказать теорему Ферма?
- Неглинку давно закатали в асфальт, а теорема Ферма уже доказана.
- Да что вы? Не прошло и трех сотен лет! – попытался отшутиться он. - Тем более... Тем более, если все уже доказано, чего же еще желать? – но, заметив ее серьезный взгляд, произнес: - Что я должен сделать?
- Полететь! – неожиданно для себя воскликнула она.
- Полететь? – нахмурился он. – Нет. Это не для меня.
- Я не в том смысле! Как вам объяснить?... Пойдемте!
- Снова в метро? Снова в вашу любимую пещеру?
- В пещеру, но совсем другую.
И стремительно повела его за собой. Сейчас каждое мгновение имело для нее важное значение. Она старалась успеть, не растерять, довести его до того удивительного места, где, может быть, и скрываются ответы на их вопросы. – А если он не поймет? Если он будет над ней смеяться? – мелькнуло у нее в голове.
Женщина у входа в музей сразу же ее узнала и улыбнулась:
- Сегодня нет дождя?
- К сожалению, нет, - ответила Лея и тоже улыбнулась. Купив билеты, уже нетерпеливо потащила его за собой.
- Вас здесь хорошо знают!... Вы тут, как у себя дома! – удивлялся Ильюшенька.
- Да-да, дома. В каком-то смысле вы правы, - и, не останавливаясь, вела его по лестнице на второй этаж. Перед ними появился мамонт – ее старый знакомый. Он занимал почетное место и ждал ее. Конечно же, ее! Так ей казалось. Сейчас она, забыв обо всем, молча смотрела по сторонам, растворяясь в просторном зале, трепетно осматривая знакомые экспонаты. Казалось, что даже воздух в этом зале другой, иполной грудью вдыхала забытый аромат лесов, полей и рек. Мысленно взбиралась на холм, видневшийся на заднем фоне картины. И снова этот мамонт.
- Почему - забытый!? – вдруг мелькнуло у нее в голове. Опомнившись, нашла взглядом Ильюшеньку. Тот, замерев, стоял перед картиной, на которой было нарисовано племя доисторических людей, не в силах отвести взгляд. Мимо проходили люди, говорили, смеялись, снова шли дальше, а этот стоял, словно истукан, и широко открытыми глазами продолжал смотреть. Лея вдруг подумала, что если бы он вел себя, как остальные, - бросила, оставила бы этого человека здесь, забыв о нем навсегда. Но он внимательно продолжал рассматривать полотно. Ильюшенька совершенно о ней забыл, не замечал никого, и только восторженными глазами смотрел прямо перед собой.
- У этого человека с ней одна группа крови! - подумала Лея. Ее отвлек знакомый служитель музея. Тот остановился рядом, с интересом наблюдая то за ней, то за ее странным спутником. Видимо, давно не было таких посетителей. Наконец произнес:
- Здравствуйте, милая девушка. Снова к нам?
Она поздоровалась.
- А знаете, я вас вспоминал!
- Да?
- Да-да! Удивительная вещь. Бывают же такие совпадения! Когда в прошлый раз вы ушли, я заметил одну странную вещь, - и он показал на картину, - посмотрите на эту дикарку!… Она удивительным образом похожа,… извините, на вас!
- Действительно похожа! – воскликнул Ильюшенька.
- Всего лишь плод воображения художника! Случайность! Это же картина! Вымысел! – снисходительно улыбнулась Лея.
- Не совсем так! Я хотел вам рассказать, что эти люди, точные копии тех, других, живших миллионы лет назад. Есть такие художники, которые по человеческим останкам – костям, черепам могут в точности воссоздать внешность человека. И люди на этой картине настоящие.
- У вас есть кости этих людей? – поинтересовался Ильюшенька.
- Конечно! Они в этом же зале. Но, прежде, чем вы осмотрите кости, давайте я вам расскажу кое-что о людях, - показав на двоих из племени. Снова улыбающееся лицо огромного дикаря в набедренной повязке, и лицо девушки рядом с ним, которую он держал за руку. Она, действительно, была поразительно похожа на Лею. - И как она в прошлый раз этого не заметила? – подумала девушка.
- Эти двое принадлежали к одному племени, - продолжал экскурсовод. - Их переломанные кости были найдены в одном месте. И это было не захоронение. Они лежали в нелепых позах, а найдены были под высокой скалой, которая нависала над равниной. Конечно, прошло уже много времени – миллионы лет, но рельеф той местности с тех пор почти не изменился. У нашего художника даже возникла мысль, что они были то ли сброшены со скалы, то ли упали оттуда.
- Здесь есть небольшое несоответствие, - возразила Лея. – Возраст человеческой цивилизации - десятки тысяч лет, но никак не миллионы!
Работник музея хитро усмехнулся:
- Кто вам это сказал? Впрочем, понятно, кто сказал, тот, кто придерживается теории Дарвина. Все подобные гипотезы находятся в одном русле. Но наука идет вперед. Скоро появятся новые данные, которые будут опровергать все! Они будут говорить о том, что человечеству миллионы лет. Сотни миллионов. Долгие годы эта тема в ученых кругах была запретной - кому-то это было нужно - так было всегда! И, тем не менее, время идет. А посему, эти люди могли потягаться силой даже с мамонтами, которые исчезли 65 миллионов лет назад. Вот так!
- А как же Дарвин? – спросила Лея.
- А что, Дарвин? На некотором этапе кому-то было выгодно проводить в жизнь подобную теорию создания человека.
- А как же та обезьяна, которая взяла в руки палку и превратилась в человека?! – не унималась она.
Экскурсовод снова улыбнулся.
- А может, все было совсем наоборот? Обезьяны, это не праотцы, а люди, которые изволили от лени и апатии бросить свою палку. То есть – деградировали и превратились в обезьян.
- Тогда, кто же создал человека? – спросила Лея.
- А вы не знаете? – удивился Ильюшенька.
- Деградировали! – прошептала Лея.
- Да-да! Есть масса удивительных фактов. Возьмем хотя бы наблюдения за обществом всего каких-то полтора столетия назад. Для сравнения - сколько сегодня в наших школах изучают иностранных языков?
- Один. Максимум два! – ответила Лея.
- Вы шутите!? – удивился ее спутник.
- А 150 лет назад крестьянские детки в церковно-приходской школе учили…
- Четыре языка! Минимум четыре! – перебил его Ильюшенька.
- Совершенно верно! Один из которых был латынью. Вы представляете?! Латынью! А математика! Какие знания давались раньше, а какие сейчас? С розгами или без них. В старинных допотопных школах, без калькуляторов и компьютеров ученики получали знания, которые доступны сегодня лишь в институтах! В высших учебных заведениях! А как они сдавали экзамены! А мы сегодня - ставим крестики, нолики, единички, отмечая нужный ответ!
- Как такое возможно? – удивился Ильюшенька. – Это же не рулетка и не пасьянс!?
- Мы развиваемся по странной модели, - продолжил экскурсовод. - Мы восхищаемся сооружениями, которые были созданы тысячи, миллионы лет назад, но сегодня не имеем технологий, чтобы добиться подобных результатов! И с каждым веком, с каждым годом, продолжаем это движение… Или падение… А эти! – и он показал на картину, - миллионы лет назад! Взгляните! Кто знает, что они знали и умели. Может быть, даже летать?!…
Экскурсовод еще долго говорил, но они его уже не слышали, внимательно разглядывая людей на картине, одна из которых внешностью удивительно напоминала Лею. Только была она совершенно голая, а ее рыжие волосы, отливая солнечным светом, развевались на легком ветру. Лее снова нестерпимо стало тесно в ее одежде, но она вовремя остановилась…
- Вот такая история. А история - очень интересная вещь! – снова услышали они голос экскурсовода. - Так вы будете осматривать их кости? – и показал на двух, улыбающихся с картины, первобытных людей.
- Нет! – не сговариваясь, хором ответили они и быстро попрощались.
Потом молча брели по улице, пока наконец не сели на скамейке в набольшем сквере неподалеку от музея. Ильюшенька долго смотрел куда-то вдаль, наконец, произнес:
- Потрясающе! Какое-то удивительное чувство свободы. Даже небо там выше, чем здесь. Совсем другое небо, и трава другая, и солнце!... Этим дикарям можно позавидовать!
- Это не дикари.
- Кто же они?
- Люди.
- Люди... Пусть будет так… Люди!… Может, это мы дикари?
- Понравилась картина?
- Да!... Но дело в том, что это не ваш город, не ваше время. Все это было в далеком прошлом, и людей этих давно уже нет в живых, остались только кости. Вам же сказали – кости! Не более того!
- А мы есть?
- Мы? Не знаю.
- Посмотрите на себя, на меня. Я есть?
- Вы удивительное существо, которое живет по каким-то своим законам. Откуда в вас столько сил? За что вы держитесь?
- Не знаю…
- Да, странная, чудесная картина… Если бы оказаться там, среди них, было бы очень просто сделать что-то настоящее, значительное, большое… А теперь.
- Что, теперь?
- Ничего… теперь ничего… Да и зачем? Пустое…
- Вы не должны так говорить! – гневно воскликнула она, - всегда есть выход! Каждое время дожидается своих героев, оно нуждается в них! Во все времена людям давалась возможность что-то сделать, сказать! Нужно только - захотеть!
- Бросьте!
- Нет, не брошу! Понравилось столетие сидеть на одном месте, бессмысленно прожигая время?
- Чего же вы от меня хотите? Что я должен сделать?
- Не знаю… Раздеться догола, взять в руку копье, убить мамонта… Не знаю!
- Да-да, милая девушка. Мамонта. Именно, мамонта - кого же еще… Посмотрите туда! – и он показал на небо, по которому проплывали небольшие облака.
– Да, красиво. Очень красиво! – с восторгом произнесла она, подняв голову.
- Эх! Забраться бы вон на то облачко, улечься, закутаться в его белую перину, посмотреть на мир сверху. Ничего не знать, ни о чем не думать.
- И захрапеть! Как на диване!
- На диване, - очнулся он. – Хорошая идея! - И вдруг прямо на ее глазах облако начало менять форму, оно было, словно вылеплено из теста, и уже начало вращаться, деформироваться, превращаясь в маленький пушистый диванчик, который даже цвет изменил, став голубым.
- Ну как? – улыбнулся он.
- Это сделали вы? – опешила она.
- В этом нет ничего сложного. Человеку дано многое. Человек способен почти на все… Как вы сказали – “стоит только захотеть”. Теперь попробуйте вы!
Она уставилась на облачко, и вдруг оно стало на глазах белеть, вытягиваться, пока не превратилось в рыбу. В белую рыбу!
- Потрясающе! Это сделала я!... А знаете, однажды, когда была гроза, мне показалось, что я в огромной черной туче проделала отверстие. А потом я управляла молниями. Мне это только показалось, но все было так достоверно… А однажды мне привиделось, что я летала…
- Ведьма! – засмеялся он.
- Ведьма? – расстроено повторила она. – Почему?
- Шучу. Вы удивительное существо, только пока не знаете, на что способны. Такое часто бывает. У вас все впереди!
- А у вас? У вас тоже все впереди!
- Ну, что вы, милое дитя!
- Не нужно строить из себя древнего старца. Вам это не идет!...
- Вы забыли, сколько мне лет!? – усмехнулся он.
- А знаете ли, господин старец, что на вид вам не дашь и сорока!? А вы знаете, что женщины на вас смотрят с удовольствием? И если бы не этот чудовищный костюм и желтые сандалии…
- Вы так считаете? – смутился он, глядя на свою обувь.
- Да-да! Именно! Так я считаю! Вы были бы неотразимы. Казанова мог бы позавидовать.
- Что же, мне надеть на себя... набедренную повязку?
- Почему бы и нет?
- С удовольствием смотрят женщины… А как смотрите вы?
Она улыбнулась, но промолчала.
- Сегодня вас провожаю я! – уверено тряхнул головой Илья.
Они еще долго бродили по городу, о чем-то говорили, смеялись, спорили, и им было как-то необычно хорошо вдвоем. Словно не было той комнаты, не было моста и ее проклятия, испытательного срока тоже не было, который висел над обоими. А, может, все это только сказка, выдумка, дикий розыгрыш? Впрочем, сейчас их это совершенно не интересовало. Остановившись у ее дома, она повернулась к нему и произнесла:
- Пришли, – и улыбнулась. Он тоже улыбнулся. Долго они стояли так и молчали. Она не предложила подняться и выпить чашечку чая, он не стремился проводить ее до дверей. Эти двое просто улыбались, и этой улыбки было вполне достаточно. Так иногда бывает. Оба знали это, понимали, а потому благодарны были друг другу за эту улыбку.
- До завтра? – наконец, прервал молчание он.
- Да! – отозвалась она и скрылась в подъезде, стремительно взлетев на свой этаж.

- 16 –

“До завтра” – гулко стучало в ее сознании. И почему люди непременно заканчивают это “сегодня”, чтобы потом ожидать эфемерного “завтра”, где все можно будет повторить, продолжить, начать сначала или потерять. А между “сегодня” и “завтра” непременно будет разлучница-ночь. Кто ее придумал? Зачем она нужна? Тоже очень короткий, но испытательный срок? Он испытывает на прочность, истязает, не дает заснуть. Впрочем, спать не хотелось вовсе. А если для кого-то это “завтра” не наступит? Но вот еще одна бессонная ночь позади, и наступает утро.
“До завтра”, – радостно стучало в ее сердце, звонко отдаваясь в висках, билось в потревоженном сознании. “До завтра”, – эхом отражалось от вчерашнего дня, от стен, окон домов, отголосков памяти. Какое это точное время и место для встречи - “До завтра”... Сейчас она не сомневалась, что стоит только выйти на улицу, шагнуть в город, и этот большой человек ее снова найдет. Куда бы она ни пошла, где бы ни остановилась, заходила бы в вагоны метро или ехала в автобусах, он легко ее разыщет, и они на какое-то время снова будут вместе… Пока не забрезжит вдали новое “завтра”. А наступит ли оно для них?... Не важно! Главное, что есть это сегодня, сейчас! Оно сверкает, отражаясь яркими лучами солнца от утренней мостовой, летит по небу крошечными облачками, отдается шагами прохожих и торопит их увидеться вновь. А потому она, словно с завязанными глазами, неслась безоглядно вперед, ожидая, когда же он окликнет ее, позовет, появится в немыслимом наряде и закроет своей огромной фигурой всю улицу, весь город, и даже солнце спрячется за его спиной. А она снова будет стоять и улыбаться, и хохотать, не в силах сдержать себя, разглядывая этого удивительного человека, каких сегодня не бывает и быть не может. А существует ли он?... Да! И сейчас она шла на встречу с ним…
Лея совсем не удивилась, только приятная дрожь пробежала по телу, когда за ее спиной притормозила машина, послышался звук открывающейся двери, и сильные руки увлекли ее за собой. Она упала на заднее сиденье, дверь закрылась, и они быстро помчались по улицам города. А на нее с переднего сидения смотрело улыбающееся лицо… Артурчика! А за локоть ее крепко держал человек, похожий на одного из его охранников.
- Здравствуй, детка! Думала, больше не увидимся? – услышала она его голос. - Не смотри ей в глаза! – бросил он охраннику. - Ты понял меня, ей нельзя смотреть в глаза. Красавчик сказал, что она ведьма!
- Откуда вы здесь? Вы сбежали из тюрьмы? – очнулась она.
- Глупая! Кто же меня посадит! Сажают таких как ты, еще всяких негодяев, а таких как я отпускают… под залог! - и он дико захохотал. Мужчина, державший ее за руку, поднес к ее лицу платок, пропитанный какой-то жидкостью, и она провалилась в пустоту. Больше не помнила ничего. Нет, помнила! Помнила, как бежит по зеленому полю совершенно голая, и только короткая повязка на бедрах, она смеется, оборачивается, а ее нагоняет огромный человек. Он тоже в одежде дикаря - почти безо всего, в руках нет копья, он хохочет, потом в прыжке настигает, и они кубарем сваливаются на высокую зеленую траву, сминая ее своими телами. А дикарь этот, или не дикарь, а человек, невероятно похож на Ильюшеньку… Нет! На Илью! Тот смотрит на нее, его глаза всего в каких-то сантиметрах от ее лица, и улыбается… Нет, не Илья!... Это лицо Артура, искаженное злорадной гримасой!
- Очнулась, красотка!? Очнулась! Очень хорошо. Ты же хотела сниматься в моем фильме!? Так что же? Бегай тут за тобой по всему городу, уговаривай! Предложение остается в силе! Декорации готовы! Приступим!
Она постепенно приходит в себя, с трудом фокусируя взгляд, осматривается по сторонам. Болит все тело, оно словно парализовано. Трудно пошевелить даже пальцами. Ужасная тяжесть в голове. Ее притащили в знакомый павильон, где щерились яркие прожектора и камеры, и бросили на знакомую кровать. Это и была та сцена, где должно будет произойти основное действие. В комнате кроме Артурчика никого, он выставляет свет, направляя прожектора, а на ее запястьях маленькие блестящие наручники, которые тоненькой прочной цепью прикованы к изголовью кровати. Эта цепочка блестящей змейкой извивается по белоснежной простыне, давая ей метра два свободы. Свободы – равной двум метрам! С ужасом замечает, что на ней странная одежда. Она чувствует ее прикосновение, от чего становится тошно – уж лучше совсем безо всего. Есть такая одежда, которая не одевает, а раздевает, снимает кожу, выворачивает наизнанку, превращая в существо, идущее на пытку, а инструменты пыточной на столике неподалеку. Все стерильно, все сияет белизной и ярким светом операционной, все готово к началу съемок удивительного кино. Артурчик замечает ее взляд.
- Понравилась работа моего костюмера? Тебе это очень к лицу… И к другим частям тела! - он смеется.
- Сейчас придет мой ассистент и начнем!
Через мгновение дверь открывается и появляется Казанова. Он серьезен. Спокойно проходит по комнате, садится поодаль, глядя на нее. Оценивает ее наряд. Нет, смотрит ей прямо в глаза, ничего не боясь. Сейчас он не боится ее взгляда, зная, что она в западне и никуда не денется.
- Сценарий прочитай! – бросает он Артурчику.
- Сценарий? – переспрашивает тот.
- Да, сценарий! – повторяет Казанова.
- Смеешься? Зачем тебе сценарий? Сегодня, вопреки правилам, мы будем снимать с последнего эпизода. Начнем с главного! С кульминации!
- Не понял? – переспрашивает Казанова.
- Приготовил тебе сюрприз! А сценарий финала прост – например, можно воспользоваться этим изящным инструментом, - и он берет в руки длинный скальпель, - если уметь с ним правильно обращаться, можно доставить массу удовольствия главной героине, помочь, так сказать, вжиться в роль. Этот крошечный прибор, как удивительная кисть, которая способна оставить чудесный рисунок на нежном теле. Несколько мазков, штрихов, и на ее спине или груди расцветет божественный цветок – роза или тюльпан, лилия. Может быть, - хризантема. Ты какие любишь?
Казанова молчит. Лея в ужасе понимает, что у нее нет сил бороться. Она в полуобморочном состоянии, она на цепи. Артурчик тем временем продолжает:
- К сожалению, краска будет только одного тона – красного. И почему кровь не бывает разных цветов? Например, голубой! Голубая кровь – это восхитительно! Представь - из вены на руке вытекает синяя кровь, потом она ручейками устремляется, попадая на живот, откуда из крошечных надрезов уже бьют фонтаны черной крови, а из груди каплями вытекает желтая… нет белая. Да, именно! Белая! Символ женщины и материнства! Ноги покрыты зелеными узорами, все это перемешивается, переплетается в божественном рисунке, подчеркивая красоту и гармонию женского тела. А из сердца хлещет та самая кровь, красная, или алая, которая будет подводить последнюю черту нашей композиции. Сюрреализм! Сальвадор Дали нервно разбивает свою палитру. У него никогда не было таких красок. И ничего подобного он написать не мог. А я могу. МОГУ!!!... А вот еще!
Лея пытается пошевелить рукой. Наконец ей удается прикрыться от глаз этих двоих, и она обнимает себя за плечи. Артурчик кладет скальпель и берет в руки длинные острые щипцы или ножницы… Что-то говорит. Она его уже не слушает, и Казанова тоже. Он чем-то озадачен. Лея отводит взгляд от этих двоих и смотрит вдаль, сквозь стол с инструментами, сквозь людей, сквозь стены. Понимает, что ей не вырваться отсюда. Это конец! Вдруг в голове мелькнуло:
– Испытательный срок! Если сейчас он закончится, значит - это ее судьба.
В это мгновение она отчетливо ощущала на себе взгляд сверху, который преследовал ее не один день. Все последнее время. Целую вечность этот взгляд словно вел ее за руку, помогал, не давая оступиться, следил за ней. А теперь на нее снова смотрят, но помочь не могут… Или не хотят? Она находится здесь, и эти люди рядом, надеяться не на кого, а еще эта цепочка. Свобода длиной в 2 метра и одно из орудий пыток, а дальше конец… Что же, не по своей вине она оказалась здесь! – и Лея перевела взгляд в открытое окно, где ярко светило солнце. - Нет ее вины в том, что она снова попала сюда, а раньше помогала подруге. Помогала? Это и есть кара за ее поступок? Помогала? Теперь все понятно! Значит, так тому и быть! Если справедливость такова, избавления нет. Это ее судьба – за нее уже все решили!
Вдруг посмотрела на Казанову, почувствовав, как тот, сверля взглядом, читал ее мысли. Он с восхищением смотрел на эту женщину, на совсем еще молодую девушку, одетую в безобразный, откровенный наряд, и о чем-то думал. О чем – она не знала.
- …а можно и просто придушить! – закончил речь Артурчик и снова засмеялся. – Начнем? – и в его глазах зажглись дьявольские огоньки.
- Мы так не договаривались, - вдруг спокойно произнес Казанова.
- Что? Не понял!?
- Мы говорили о съемках фильма, но никак о его финале.
- Какая разница? – не понял Артурчик, - начнем с конца! А потом попросим девушку сняться в начале… если, конечно, она не очень устанет! Ты же говорил, что она ведьма. А ведьмы бессмертны, значит, материала хватит не на один фильм! – и засмеялся от собственной шутки. Казанова тоже засмеялся.
- Конца не будет, - вдруг спокойно возразил он.
- Не понял? – удивился Артурчик.
- Не люблю насилие. Убого это, дружище, посягать на женскую красоту да еще так по-варварски. Женщина должна сама отдавать себя в порыве страсти. В этом и есть красота и смысл. А вытягивать кишки и наматывать их на руку – это убожество. А ты говоришь – Сальвадор Дали. Его сейчас стошнит от твоей затеи. Когда мы с ним в последний раз говорили о женской красоте…
- Ты знал Сальвадора Дали? Не придумывай, Казанова… Давай-ка начнем работать.
- Нет.
- Что нет?
- Сейчас ты ее освободишь, а там будет видно.
- Сейчас я ее придушу и дело с концом. Она меня в Бутырку закатала на пару с ее дружком. Ты забыл, во что мне обошлось выйти оттуда? Кстати, ты обещал познакомить меня с этим “французом”. Не забудь, - и направился к кровати, где сидела Лея. Вдруг, широко расправив руки, со всего маха грохнулся на пол от подножки, которую ему поставил Казанова. Удивленно озираясь, повернул голову и попытался встать. Но Казанова пристально на него уставился и Артурчик захрипел:
- Ты что?... Ты что делаешь?
Он держался рукой за горло, словно его душили. Он распластался на спине, как большой неповоротливый жук и не мог перевернуться, не мог встать, только нелепо шевелил лапами и клешнями, то есть, конечностями. Казанова, тем временем, не обращая внимания на Артурчика, взял со столика ключ от наручников и бросил Лее. Та, в миг расстегнув блестящий браслет, вернула их Казанове. Он защелкнул их на запястьях у Артурчика, коротко ей сказав:
- Одевайся!
К этому времени она уже успела прийти в себя, быстро нашла глазами свою одежду, висевшую у окна на стуле, и бросилась к ней. Яростно сорвала с себя, соскоблила все это уродство, оказавшись совершенно голой. Сделав это, глубоко вздохнула и замерла. Сейчас она не осознавала, что стоит без одежды, и Казанова удивленно на нее уставился. Потом уже внимательно, с любопытством пристально смотрел, не в силах отвернуться. По лицу его пробежала дрожь. Его перекосило, он мучительно созерцал и не мог отвести глаз. Сейчас он был словно на привязи, на коротенькой цепочке, которая сковывала его свободу. Все происходило лишь одно короткое мгновение. Лея зачем-то бросила взгляд в открытое окно, часто дышала, словно очищаясь от этой одежды, от безобразной сцены, которую только что пережила. Глядела туда, подняв глаза, разыскала солнце, которое заиграло по ее обнаженной фигуре. Это солнце освещало ее так, что казалось - все прожектора померкли, и только божественный контур неземной красоты женщины ослепительными золотыми искрами обрамлял ее фигуру. Казанова потрясенный, не шелохнулся, Артурчик притих и тоже краем глаза наблюдал за ней. Очнувшись, она схватила со стула одежду и стремительно начала одеваться, не обращая внимания на этих двоих, словно их здесь и не было. Для нее сейчас нагота была настолько естественна, как для младенца, который не так давно явился на свет, но еще не научился прятаться и стыдиться, или как для дикарки доисторического племени, которая став взрослой, удивительно красивой, так и не научилась или просто не захотела скрывать себя от глаз других. Ведь если есть красота – зачем ее скрывать? Для одних женщин есть дар – раздеваться, для других – одеваться. Что же – каждому свое. Наконец посмотрела на Казанову.
- Пошли! – пришел он в себя.
- Пошли, - просто ответила она ему.
- Я тебя найду, ведьма! Тебя и твоего дружка-придурка… И с тобой, красавчик, повидаемся. Мало не покажется! – прошипел Аотур.
- Заткнись и тихо сиди. Через 10 минут можешь звать своих братков. Ты меня понял?... Я не слышу, ты понял меня или нет? - и Казанова снова уставился на него, от чего тот прилип спиной к полу.
- Слышу, слышу, - с трудом прошипел он.
- Вот и хорошо! – и уверенно пнул ногой дверь, увлекая Лею за собой. Люди в зале и дальше на этажах, которые попадались навстречу, вежливо, с уважением кивали ему головой, тот махал в ответ рукой, ведя девушку прочь из этого дома. Наконец, они оказались в его машине, а через мгновение, преодолев открывшиеся ворота, вырвались на трассу. Только здесь Лея, широко открыв глаза, поняла, как ей было страшно. Страшно, противно и больно от того, что пришлось пережить. Казанова молча достал фляжку, протянул ей, и она лихорадочно сделала большой глоток виски. Кошмар был позади…

- Послушай, кто ты такая!? – они сидели за столиком в кафе, и Казанова гневно говорил, глядя ей прямо в лицо. – И откуда ты свалилась на наши головы!?
Она посмотрела на него и ответила: - Ведьма! Кажется, так вы представили меня вашим друзьям.
- Издеваешься? Какая ты ведьма? Ты видела хотя бы одну из них? Ты можешь себе представить, какие они, как живут, развлекаются, что вытворяют в постели… Ведьма! – усмехнулся он. – Ты не ведьма,… но ты чертовски красива!... Нет, ты уродина! У тебя тощие ноги, рыжие волосы, одеваешься ты невесть как, а грудь… В век высоких технологий! Неужели нельзя заплатить немного денег и сделать себе шикарный… А нос. Да ты просто уродина!... Но, ты дъявольски красива… Бред какой-то… Послушай, чего ты от меня хочешь?
- Я? - она молча смотрела на него и улыбалась, а он с трудом робко заглядывал в ее большие глаза, уже тонул в них, не выдерживая этого взгляда.
- Чего ты ко мне привязалась?
- Зачем вы мне помогли? – вдруг спросила она.
- Не хватало еще повесить на себя убийство! Не моя тема. Тут залог не возьмут – у нас такие номера не проходят, - отмахнулся он. – Скажи,… а я тебе совсем не нравлюсь?... Ну, как мужчина?
Она продолжила на него молча смотреть.
- Знаешь – это наглость. Меня любили более 2 тысяч женщин. А тут какая-то…
- А вы? – внезапно спросила она.
- Что я? – не понял он.
- Вы их любили?
- Я?... Конечно! А как же! Еще как любил! Все силы отдавал!
- Две тысячи женщин, и вы всех любили, - задумчиво произнесла Лея, - две тысячи! Но это значит – ни одной.
- Что ты имеешь в виду?
- Очень просто. Нельзя любить столько женщин. Любовь одна – а вы разделили ее на 2 тысячи частей.
- Бред какой-то. Не понимаю… Не важно! Послушай!... Будь со мной!
- Нет! – улыбнулась она.
- Почему?
- Потому!... Кажется я люблю другого, - просто ответила она и снова улыбнулась, глядя куда-то вдаль.
- Другого?... Как такое возможно? Может быть, Ильюшеньку – этого дегенерата с лицом интеллигента?
- Зачем вам это знать?
- Я прав?... Ты извращенка или сумасшедшая? Как можно любить этого… и не любить меня?
Он схватил ее за руку и горячо заговорил:
- Знаешь. Знаешь, рыжая бестия! Ты воистину ведьма! Ты единственная, кто меня отвергла. Нагло, откровенно отвергла! Меня!... Когда я тебя впервые увидел на том мосту, со мной что-то произошло. Как тебе объяснить? Много лет назад меня бросили в это немощное тельце и заставили в нем жить. Лишили самого главного. А потом появилась ты! За последние полтора столетия ты первая, кого я по-настоящему… хочу. Ты вернешь меня к жизни! Я снова стану мужчиной! Молодым, красивым! Я потрясающий любовник. Ты даже не представляешь, как будешь счастлива! А мне ты дашь неведомую силу. Это какое-то провидение!... Что?
- Нет.
- Нет?... Мне говорят нет!? Проклятие! Мне влюбиться в какую-то… Такое со мной впервые! А может, от меня и хотят, чтобы я нашел такую, как ты, и переспал с ней? Ведь не зря же я тебя так хочу.
- А может, от вас хотят, чтобы вы наконец полюбили?
- А я о чем говорю?
- Вы путаете понятия.
- Какие?
- Полюбить и переспать. Это не одно и то же.
- Чушь какая-то, что ты несешь? Не понимаю… А может…
Тут он внезапно оторвался от стула и подлетел на полметра кверху, потом вернулся на свой стул, который под ним с грохотом развалился, и оказался на полу. Рядом стоял Ильюшенька. Нет! Рядом стоял Илья! Он, как скала, нависал над ним и тяжело дышал. Наконец гневно произнес:
- Ты что с ней сделал, извращенец?
- Забыл правила приличий? – из под стола заверещал Казанова, - с ума сошел? Я на полвека старше тебя, сопляк! Если что-то не нравится – вызывай на дуэль! К барьеру, мерзавец! Через платок! В пяти шагах! К барьеру!
С этими словами Казанова попытался встать, но получив кулаком по голове, снова рухнул оземь. Илья поднял его и, как мешок, усадил на стуле рядом. Официант подбежал но, взглянув на раскрасневшегося Илью, робко перевел взгляд на Лею.
- Все хорошо, - ответила она. Ильюшенька бросил на стол купюру, тот взял ее, забрал сломанный стул и ретировался.
- Что этот негодяй с вами сделал? – в запале повторил свой вопрос Илья. – Что они от вас хотели?
- Ничего! – воскликнула Лея, встала и наклонилась к Казанове. Тот сидел, а голова его свисала, безвольно наклоненная к плечу. Он не приходил в себя.
- Ничего страшного! Все хорошо! – повторила она.
- Действительно, все хорошо?
- Да! Да, Илья! Все хорошо!... Вы его убили!??
- Это невозможно! Два раза не умирают. Просто валяет дурака, - и он прыснул ему в лицо воды, вынув из вазы цветы, стоящие на столике. Казанова дернул головой, открыл глаза и уставился на Лею. Он быстро приходил в себя.
- А все-таки ты ведьма! Во всяком случае, быстро учишься. Далеко пойдешь… Ладно, господа, гуляйте, наслаждайтесь, так сказать, жизнью, не буду вам мешать. А над моим предложением ты все-таки подумай. Хорошо?... Да?... Хорошо?...
- Нет, - тихо произнесла она и улыбнулась. Илья хотел было продолжить расправу, но тот быстро ретировался.
- С вами все в порядке?
- Да.
- Я не успел…
- Все хорошо.
- Что они с вами сделали? – в третий раз задал он свой вопрос.
- Ничего… Показали сценарий.
- И что?
- Он мне не понравился.
- И все?
- Да.

Потом они долго сидели и молчали. Илья был взволнован и с тревогой за ней наблюдал. Она с трудом скрывала свое настроение. Не хотелось вспоминать сегодняшнее утро - Илья не должен знать ничего, ему это ни к чему. Вдруг спросила:
- А почему вы не вызвали его на дуэль?
- Не знаю… Становлюсь современным человеком.
- Зачем?
- Время заразительно. Оно меняет людей.
- Есть такие люди, которые меняют время, и оно им подвластно.
- Конечно, вы правы. Есть, конечно же, есть. Во всяком случае, должны быть.
- У каждого времени есть свои герои.
- Вы знаете сегодня их имена?
Она промолчала.
- Это закон толпы, закон стада. Здесь действуют иные правила. Посмотрите на этих, едущих в своих машинах. Еще несколько минут назад некто пропускал женщину, придерживая ей дверь в подъезде, в магазине, в метро, а теперь, оказавшись на дороге, ее же и подрезает. За сантиметры свободного пути готов убить. Он стал другим человеком. И не большинство устанавливает эти правила. К сожалению, лидерами этой гонки становятся ничтожества и быдло. А причина одна – жадность. Еще недавно в вашем обществе люди были никем… то есть были равны. А потом все изменилось. Пришлось научиться работать локтями, пробивать себе дорогу. Кто в этом преуспел, тот и показывает сегодня пример.
- Жадность? – переспросила Лея, - древняя восточная мудрость – “жадность от бедности”.
- Конечно! А вы как думали – посмотрите на ваших богатеев - за десять-двадцать лет сколотивших гигантские состояния. Смогли они забыть о бедности? Нет! Она в их крови на всю жизнь.
- Так, что же делать – распускать кулаки или вызывать на дуэль?
- Есть два пути – уподобляться толпе или восстать. Третьего не дано.
- Что выбираете вы?
- Я не герой… Хотя… Простите, вы совершенно правы, я был бестактен.
- Но, отойдя в сторонку, и зная, что я вас не вижу, что бы вы сделали с Казановой?
- Сказать правду?
- Да.
- Еще вчера вызвал бы на дуэль.
- А сегодня?
- Я хотел вам кое-что рассказать. Я долго думал о нашем вчерашнем разговоре…
Продолжить ему не дали. К их столику быстро направлялся какой-то человек. Это был Фимка. Он подскочил, энергично схватил Илью за руку и затряс ее.
- Ильюшенька! – радостно воскликнул он. - Поздравляю! Ты дал по морде! Казанове! – и снова в восхищении пожал ему руку.
Илья покраснел, а Лея рассмеялась:
- Если ты не оставишь его в покое, тоже самое он сделает с тобой!
- Нет, ну вы только посмотрите, – продолжал Фимка. - Встал с дивана! Поднял свое ленивое тело… тельце… И дал по морде. И кто? Наш Ильюшенька! Сто лет сидел на одном месте, а тут…
Илья в гневе вскочил, а Фимка, рассмеявшись на весь зал и махнув на прощанье рукой, помчался к выходу.
- В морду! Ну, ты посмотри! Ну, каков! Фрейзер! Чисто, Фрейзер – иначе и не назовешь! В морду! – слышалось издалека. А Лея продолжала смеяться, но, заметив его взгляд, серьезно посмотрела ему в глаза и тихо произнесла:
- Вы что-то хотели сказать?... Я слушаю…
Какое-то время он приходил в себя, собираясь с мыслями. Было видно, что этот разговор имел для него большое значение. Потом произнес:
- Да, хотел. Я хотел вам сказать. Все дело в том, что…
Но тут прямо перед ними появилась фигура Филлипка. Лея не видела его с того самого дня, как Казанова привез ее в тот странный особняк, но сразу же его узнала. Филлипок схватил Ильюшеньку за руку, горячо пожал и произнес:
- Дал в морду! Молодец! Мужчина! Мужик! Добро пожаловать в клуб под названием – 21 век! – и посмотрев на Лею, неожиданно произнес:
- Остров купи.
- Остров?... Какой остров?... Ах, остров? - вспомнила она, - ваше пари. Да-да, я понимаю.
- Да, остров! Ну что, купишь?
- Я подумаю? – улыбнулась она.
- Я не шучу!
- Рублей двести у меня найдется! Хватит?
- Деньги, не твоя забота! Решим вопрос. Ну, что?
- Нет!
- Нет! - в сердцах повторил Илья. Он вскочил со стула и уже готов был растерзать Филлипка. Но, посмотрев на Лею, сдержался.
- Никогда не принимай скоропалительных решений. Ну что, купишь?
- Нет!
- А нужно было ответить – я подумаю.
- Хорошо, я подумаю, - согласилась она, поглядывая на Илью, понимая, что надолго того не хватит.
- Вот и хорошо. Вот это правильно. Переговоры переносятся. Покедова! – Потом снова повернулся к Илье, произнеся:
- Дал в морду! Вот это да! Кличко!!! Натурально, Кличко!!! Все! Давайте, ребята!.. В морду! - и исчез в дверях кафе. Илья опять долго приходил в себя. Он молчал, о чем-то думая. Лея его не торопила, ни о чем не спрашивала. Наконец произнесла:
- Такое впечатление, что это не город, где живут 20 миллионов, а деревушка с одной улицей, одним кафе, куда ходят одни и те же люди… Вы хотели мне о чем-то рассказать?
- Да уж. Не удивлюсь, если сейчас здесь появятся…
Над его головой послышалось резкое восклицание:
- Докатился! Допрыгался, ваше сиятельство! Потомственный дворянин в седьмом колене. Представитель древнего княжеского рода! Наследник многомиллионного состояния. Владелец пятнадцати тысяч душ, домов, заводов! А морды бьет, как подзаборный мужик! Папа был бы в восторге, увидев тебя таким!... Сидеть!
Ильюшенька хотел было встать, но Королева так на него зашипела, что он замер на месте. Хорошо, что в кафе никого не было, кроме официантов. Но эти были не в счет…
- И все из-за какой-то девки!
- И вам доброе утро, Изольда Карловна! – вежливо поздоровалась Лея, – сегодня замечательно выглядите! – весело добавила она. Королева возмущенно на нее уставилась, но при Ильюшеньке отвечать ничего не стала, сдержав себя.
- Казанова чем тебе не угодил? Изящный, воспитанный, высокообразованный господин. А какой мужчина! А ты? Не понимаешь, как смешон!? Посмотри на себя. Во что ты одет? Как ты выглядишь? Опустился! Шляешься по подворотням, бросаешься на людей, попадаешь под машины. Дошел до того, что как простолюдин, ездишь в метро… Ты ничтожество! Забыл, каким был со мной? Сколько лет я пыталась сделать из тебя настоящего мужика. Плюешь на себя, вспомни отца! Уважаемого человека! Настоящего дворянина! Видел бы он тебя сейчас… Мухаммед Али! - и она зло посмотрела на Лею, собираясь уйти.
- А тебя я предупреждала, дрянь. Допрыгаешься. Доиграешься! Свое получишь!
- И вам хорошего дня, Изольда Карловна! – вежливо попрощалась Лея. Королева ушла, а она внимательно смотрела на Ильюшеньку. Все это время он сидел и молчал, уставившись в стол. Он даже не пытался возразить женщине, к которой не имел отношения уже целую сотню лет. И сейчас продолжал молчать. Потом пробормотал:
- Кто следующий? – и оглядел пустое кафе.
- Пожалуй, сегодня вас провожаю я, - прошептала Лея.
- Я хотел…
- Не стоит. В другой раз. Давайте не сегодня, - перебила она его и встала. Сейчас ей не хотелось слушать его, а он больше и не пытался ничего сказать.
- Пожалуй, еще не одно столетие вам понадобится для того, чтобы… стать свободным.
Больше не проронила ни слова. Так они молча добрались до старинного особняка, где он проводил свою никчемную жизнь рядом со странными людьми, и они попрощались. Расставшись, оба с облегчением вздохнули. Сказать друг другу было нечего. Она напоследок посмотрела ему вслед. Но Ильюшенька, не оборачиваясь, скрылся за широкой дверью.
Уже хотела уйти, но еще одно событие привлекло ее внимание. Когда они появились на этой улице, дверь подъезда была открыта, а мадам-консьерж в старинной одежде подметала коврик, лежащий у порога. Она пропустила расстроенного Ильюшеньку, поздоровалась, и дверь за ней закрылась. В это мгновение на улице появился знакомый автомобиль. Лея уже видела эту машину сегодня утром, она ехала в ней, одурманенная и беспомощная. Снова за ней? – мелькнуло у нее в голове. Из машины выскочили двое – Артурчик и его охранник. Они уверенно поднялись по ступенькам особняка и открыли дверь, скрывшись в глубине подъезда.
- Нет, не за ней! За Ильей! – поняла она. - Артурчик хотел отомстить ему тоже! Значит, Казанова сообщил ему адрес. Лея не знала, что и думать. Она даже не знала – находится ли Ильюшенька в опасности. “Два раза умереть невозможно”. В любом случае, теперь попасть в ту странную квартиру на втором этаже этим двоим ничего не стоило. И почему на входе посадили ветхую старушку? Даже в таком месте непорядок. Больше она не успела ни о чем подумать. Дверь широко раскрылась, оттуда пулей вылетел огромный охранник, а следом за ним Артурчик. Эти двое, перемахнув через ступеньки высокого крыльца, плюхнулись на мостовую. В проеме снова появилась хрупкая фигура женщины-консьержа. Она посмотрела на них, поняла, что второй попытки проникновения на ее территорию не будет, снова подмела коврик и закрыла за собой дверь. А эти двое с трудом поднялись с земли, медленно обошли особняк, задирая головы, но ничего не обнаружив, сели в машину и уехали…

Господи, как они ей надоели! – думала она, возвращаясь домой. И все от нее чего-то хотят. Больше она не могла видеть этих людей-нелюдей. Казанову со своей любовью, Королеву, распираемую злобой, даже Фимку, у которого торчал большой палец из ботинка. (Уж лучше бы вовсе снял обувь и ходил босиком.) Особенно ее бесил этот большой несуразный человек, который из-за женщины, угробив свою жизнь, растоптал самого себя, сто лет просидел на диване, сегодня с кулаками набросился на Казанову, а теперь снова безвольно молчаливо терпел все ту же женщину, не в силах постоять за себя. Неужели хамство непобедимо? Неужели он не сможет ничего сделать, найти что-то настоящее, стоящее, и вечно будет преклоняться перед убожеством жизни этой. Но почему человек не может быть самим собой, не может или не хочет найти себя, сделать то, что он должен, что хочет? ХОЧЕТ!!! Нет! Пожалуй, этот не хочет ничего. Скоро он станет таким же, как все эти люди вокруг. Уж лучше пусть остается на своем диване. И теперь она пыталась забыть о сегодняшнем дне и об этих людях.
“Ты сделал сегодня то, что ХОТЕЛ?” – светилось на экране монитора. – “А ХОТЕЛ ли ты сегодня чего-нибудь настоящего, стоящего? Если да, - что заслуживало того, чтобы быть НАСТОЯЩИМ?”
Тысячи людей снова появлялись на ее страничке, давно ожидая ее. Тысячи писем летели друг за дружкой.
Стоящее… Настоящее… Хотел… Хотел… Хотел… А чего хотела она? И от этой мысли становилось дурно. Так просидела перед компьютером очень долго. Ночью позвонила Оксана.
- Привет подруга. Не поздно?
- Нет. Наоборот! – обрадовалась Лея. Как давно она не слышала ее голос и не разговаривала с нормальными людьми. Артурчик был не в счет. А подруга тем временем продолжала. Ей не терпелось поделиться новостями.
- Во-первых, я нашла мужика. Классного, богатого и даже молодого. Ему нет и пятидесяти. Я снова в том районе! - жизнерадостно вещал ее голос.
- Поздравляю! – только и успела ответить Лея.
- Во-вторых, как ты понимаешь, мне больше не придется торговать этими ужасными шляпами и панамами. Мой герой не потерпит этого, и магазин я продаю!
- Поздравляю! – повторила Лея.
- В-третьих… Ах, да! Чуть не забыла! Вчера звонил Артурчик. Он ищет тебя. А еще, ему нужен какой-то француз. Твой телефон я ему не дала – если нужно – найдешь его сама. Хотя, он не лучшая компания. А что за француз, подруга? Ты связалась с французом? Дорогая, времена иностранцев прошли. Сейчас у них кризис, они обмельчали, едут за деньгами к нам. Так что подумай! Ты меня слышишь? Гони всех французов к…
И добавила пару крепких словечек.
- Да! Измельчали. Ты права. Но, это было - в-четвертых – а что в-третьих? – спросила Лея.
- В третьих? А я и забыла, что было в-третьих… Ах, да! Реклама мне больше не нужна. Ну, сама понимаешь! Магазина больше не будет.
- Тебе вернуть деньги? – спросила она, с ужасом вспомнив, что почти все истратила.
- Какая ерунда, не бери в голову, забудь про эти копейки… О! Пришел! Ну, давай, не пропадай, подруга. Пока, пока, пока… Пойду ублажать своего мачо! Привет, дорогая! – и Оксана повесила трубку.
Вот и поговорила с нормальным человеком. А еще поняла, что снова оказалась без средств, вспомнив о деньгах. Через пару недель нужно платить за квартиру, на что-то жить, как-то жить… Удивительное чувство свободы! – подумала она, вынимая из сумочки остатки денег. Там лежали несколько тысяч и какая-то мелочь. Существование! Жить или существовать? Если ты не можешь придумать себе жизнь, остается только существовать! А кто живет? Казанова? Ильюшенька? Королева? Может быть, Артурчик? Или Оксана? Оксана теперь “живет” с мачо. Это единственное, что она знала точно. Больше ни про себя, ни про остальных не знала ничего... Нет, знала!!! Дикарь! Его подруга! Эти двое жили! Правда, миллионы лет назад - какой ужас!... Тогда, что же делать?!!!

- 17 –

Утром раздался телефонный звонок. С удивлением обнаружив на экране незнакомый номер, она не хотела подходить. Но все же ответила.
- Здравствуй, милая девочка! – вещал жизнерадостный голос. – Здравствуй, дорогая!
Сначала она не поняла, кто звонит.
- Не узнала? Богатым буду! – засмеялись в ответ.
- Фимка?
- Он самый!
Лея хотела сказать, чтобы ее оставили в покое, но не успела. Фимка жизнерадостно продолжал:
- Общий сбор! Попрошу на выход.
- Какой сбор? – не поняла она.
- Общий. А, поскольку ты приписана к нашей палате, сообщаю о мероприятиях на сегодняшний день.
- Фимка…
- И не вздумай возражать. В конце концов, хотя бы иногда нужно участвовать в общественной жизни коллектива. А коллеги давно заждались!
- Что я должна сделать?
- Вот! Правильный вопрос. Выходи – все объясню по дороге!
Она быстро собралась и спустилась на улицу. - Как они ей надоели!
Видеть никого из этих призраков она больше не хотела и не могла. - А может, отпроситься? А может, послать подальше всю эту компанию и Фимку в том числе. Но, увидев его, засмеялась. Смотреть без улыбки на него было невозможно. Фимка стоял посреди двора, где в большой луже купались воробьи, почуявшие скорое лето, ноги его по щиколотку тонули в грязно-мутной воде и были босы, а брюки закатаны до колен. Фимка с диким восторгом смотрел на весенних птиц и брызгался во все стороны, и топал, и плюхался, а воробьи, совсем не боясь, продолжали свое купанье. Сейчас он напоминал одну из этих птиц. И казалось, будь эта лужа размером больше, забрался бы в нее целиком.
- Так лучше? – спросил он, показывая свои ноги.
- Я не то имела ввиду. То есть,… я не о том подумала, - робко начала она. Но уже громче добавила: - В конце концов, хватит меня подслушивать! Где твои ботинки? Быстро надевай, простудишься!
- Понимаешь, дорогая... Гера…
- Я уже слышала. Обидится твоя Гера.
- Вот! Слышала! Ну, я и подумал - есть компромиссный вариант. Отвернись!
Она отвернулась.
- Так устраивает?
Лея повернулась и увидела на его ногах два разных ботинка. Один - без дырки – подарок Геры, другой, шикарный лайковый – подарок ее.
- Годится? – спросил он.
- Ну что с тобой поделаешь? Годится! Так и быть!
- Тогда пойдем.
И они направились пешком в сторону центра.
- Откуда ты узнал номер моего телефона?
- Ну, знаешь…
- Хорошо, но почему не определился твой?
- Дорогая, у нас не проходной двор. Ежели каждый начнет названивать… Короче, номер этот не для простых смертных. Так понятно?
- Понятно. А что за общий сбор?
- Вот! У нас ЧП! Рассказываю!... Как ты помнишь – мы играем. То есть, много времени проводим за картами. Любимое времяпровождение. И играем мы не на что-нибудь, а на интерес.
- Ну и?
- Обычно выигрывал Филлипок – этот шулер с огромным опытом и везением. Но вчера…
- Что?
- Что! Вчера невесть откуда вернулся Казанова. Совершенно измученный, огорченный, немножко побитый, и начал выигрывать. За всю ночь так ни разу не проиграл. Где он был – рассказывать не буду, кто его так взбесил и кто побил, тем более – все знаешь сама. А, как говорится, не везет в любви - повезет в картах. Короче, обыграл он всех! А дальше начинается самое интересное! Карточные долги полагается отдавать! Сегодня и будет расплата по счетам! Цирк!
- В каком смысле?
- Играем-то мы не на деньги, на кой черт они нам нужны, а играем на желания. И чего только не приходится выполнять! А желания выказывает победитель. Казанова перед игрой поставил следующие условия. Оглашаю регламент мероприятий, - и Фимка перевел дух.
- Итак, Палыч. С этим все просто. Палыч, это человек, который за свою убогую бессмысленную жизнь не выпил ни единой рюмки. Видимо, беспокоился о здоровье, хотел долго прожить. Казанова и назначил ему проигрыш – бутылка.
- И Палыч выпил целую бутылку коньяка?
- Щщас! Побегу я для него за коньяком, чтобы он подавился. Купил ему шкалик водки в ночном магазине… Тот выпил рюмку и… Короче, оказался Палыч слабаком, как я и предполагал. Не боец! Огромный боров до сих пор мертвецки пьян. С этим покончено. Дальше… А дальше - Королева. Казанова оказался не простым парнем. Он поставил ей условие практически невыполнимое. Если она проиграет – должна попросить прощения.
- У кого?
- У кого угодно. Но сделать это нужно искренне, по-настоящему! Ну, ты понимаешь!
- А что тут сложного?
- Т-а-а-а-к! Ни черта ты не понимаешь? Что значит для человека, который никогда не делал этого, решиться на подобное? Для нее это высшая кара!
- Не понимаю.
- Дура. Впрочем, таким, как ты, понять это не дано… За дуру извини. И наконец, Филлипок. Человек, который не проигрывал до вчерашнего дня в своей жизни ни единого раза.
- Что же досталось Филлипку?
- Вот! Филлипку, который в своем матрасе держит миллиарды иноземных вражеских рублей, (годовой бюджет целой страны) и не желает с ними расставаться, досталось условие очень простое – пожертвовать некоторую сумму, несколько миллионов на благотворительность. То есть, подарить.
- Ну и что? У него миллиарды! И потратить ему их уже не удастся.
- Да, дорогая. Тебе и этого не понять. Для Филлипка, который за рубль готов удавиться, выполнить такое равносильно самоубийству! Ты знаешь, на что он всегда играет? Исключительно на деньги. Только, когда выигрывает, а выигрывает он всегда, – заставляет нас эти суммы забирать. Отдать или подарить не может, а отделываться от них как-то нужно! Таким вот способом и избавляется.
- Так вот откуда у вас деньги?
- Вот оттуда. Нам проще – мы швыряем их на ветер. А он… И сегодня впервые в жизни он должен не потратить, а пожертвовать! Несколько миллионов! Слово-то какое – пожертвовать! А наш Казанова оказался парень не промах – попал в яблочко! Вот так!
- Это все?
- Да!
- А ты, а… Ильюшенька?
- Ильюшенька пренебрегает нашей компанией и почти никогда не играет, а я…
Он хитро на нее посмотрел:
- А я уже свой фант отыграл.
- Как?
- Мне досталось легкое условие, - и он мгновение помолчал, - Привести тебя.
- Меня?
- Да.
- Это Казанова тебе такое поручил?
- Да, Казанова. А что с меня взять еще?
- Зачем?
- Кто его знает?... Соскучился, - засмеялся Фимка, - не знаю. Ты перебаламутила весь наш маленький террариум. Теперь уже я ничего не понимаю.
- Фимка, ты же проиграл меня! Как ты мог? – и она остановилась.
- Милая, здесь нет ничего ужасного. Просто будешь зрителем, и все! А я буду рядом. Хорошо?
- Ну, хорошо. Конечно. Хорошо… А зачем вы играете? – вдруг спросила Лея. Фимка задумался.
- Что нам еще остается? В конце концов, все это только игра. Не наигрался в жизни, продолжаешь это делать там. А что еще?
- Нет, ничего… не знаю.
Показался знакомый особняк, и они умолкли. Двери подъезда открылись, и оттуда появились Казанова и Королева, а следом с двумя дипломатами шагал Филлипок. Королева о чем-то темпераментно говорила красавчику, но Лея ее не слышала. Они подошли поближе и Фимка спросил:
- Готовы? Мы ничего не пропустили? А где Ильюшенька?
- Разлегся на диване твой Ильюшенька, - проворчал Филлипок. - Сказал, что его это не касается.
- Понятно, - улыбнулся Фимка, - старый ленивец занял излюбленное местечко. Еще на сотню лет.
- Привел свою ведьму? – воскликнула Королева, зло посмотрев на Лею. – А без зрителей нельзя обойтись?
- Это к нему! – воскликнул Фимка, - кивнув на Казанову, - я только сделал свое дело.
- Так! Еще раз! Чего вы от меня хотите? – перебила Королева, - куда мне идти, что делать?
- Вон, за углом небольшой сквер, - произнес Казанова, - туда и пойдем, всего несколько шагов Изольда Карловна! – вежливо добавил он и подмигнул Лее. И компания из четырех человек двинулась вслед за ним.
- А нельзя обойтись без этого дурацкого шоу! – воскликнула Королева. – Устроили цирк.
Она продолжала что-то темпераментно говорить, но Лея уже ее не слышала. Ее догнал Филлипок, отпихнул Фимку, пристроившись рядом:
- Ну как?
- Что?
- Как что? – возмутился он, - остров купи! Мы же договаривались! Забыла?
- Ах, остров…
- Не ах, а купи. Остров купи. Слышишь, что я тебе говорю. Ну купи остров.
- Зачем? – не выдержала она.
- Как зачем? Заработаешь. Я тебе помогу. Тебя все равно скоро из квартиры попросят! А так появятся деньги, будет свой остров.
- Тяжело? – спросила она, показывая на его ношу.
- А ты как думала? А знаешь, как тяжело они мне доставались?... Ну, купи. Слышишь, настырная, что тебе стоит? А я, наконец, освобожусь от этого хлама.
- Вот как вы заговорили? – удивилась она.
- Я всегда так говорил. Деньги по своей сути - ничто. Это фантики, эквивалент удовольствия и низменных желаний. Но для ничтожных людишек они главное, основное. И они абсолютно зависимы от них. Даже не понимают главного – “То, что действительно необходимо человеку, - стоит немного или не стоит ничего.”
- Знаю. Сенека сказал.
- Правильно! Но они совершенно слепы и этого не знают.
- Тогда зачем эти деньги вам?
- Законный вопрос! Когда получается у этих ничтожеств их отобрать – ты чувствуешь себя властелином мира. А деньги - всего лишь мусор, инструмент.
- И вы желаете этого мне?
- Не надоело зависеть от всех? Деньги – хлам! Дело не в них. Купишь остров - купишь свое будущее, уедешь и живи, как дикарка! Как обезьяна. Питайся своими бананами.
- Я подумаю…
- Подумаю, - проворчал он, - думай, но не долго. Совесть имей! Поговорим еще...
- Изольда Карловна, это не честно. Карточные долги нужно отдавать, - услышали они голос Фимки. Компания остановилась у скамейки в сквере, Филлипок бережно поставил на нее дипломаты, а Королева уселась и теперь смотрела куда-то в сторону. И молчала.
- Карточные долги – святое! – воскликнул Филлипок. – Это закон. Если единожды его нарушить, все летит к чертям! Вся наша жизнь - игра, и у нее должны быть правила… и законы! А этот главный!
- Что вы хотите? – злобно спросила Королева.
- Всего лишь попросить прощения, извиниться и все, - вежливо отозвался Казанова.
- Перед кем? – уже почти кричала она.
- Да хоть перед ним! – воскликнул Фимка, показывая на приближающегося человека.
- За что???
- За то,… что вы поставили ему подножку.
- А я…
Все бросились на скамейку напротив, оставив Королеву в одиночестве. Тем временем человек интеллигентного вида, читая на ходу газету, поравнялся с ней и внезапно растянулся на земле, сбитый с ног сильным ударом женского сапога. Он лежал и с ужасом озирался по сторонам. Потом встал на четвереньки и посмотрел на нее.
- Что? Что это такое? Это вы?
- Королева покраснела, в первое мгновение на ее лице застыло выражение удовольствия, которое постепенно сменилось растерянностью. А остальные издалека неотрывно за ней следили и ждали. По лицу Королевы побежала судорога. Рот искривился, глаза прищурились. Теперь она зло смотрела на мужчину, который успел встать, изумленно на нее взирая.
- Что это было? – снова спросил он. – Вы что делаете?
И тут она выдавила:
- Ну,… извини…
Возглас получился какой-то писклявый, и был едва слышен.
Долгая пауза повисла в воздухе.
- Как извини? - не понял мужчина, - вы нарочно это сделали?
Она помолчала, потом зло прошипела:
- Тебе что сказано – извини, - и уже шепотом добавила: - Катись отсюда.
- Но, я не понимаю? – изумленно произнес мужчина.
- Так, а ну пшел вон отсюда! – не выдержала Королева. - Скотина!
В испуге оглянулась на остальных, взвизгнула и заорала уже на всю улицу:
- Я извинилась, придурок! Я только что извинилась! Все это видели. Тебе мало?... Ах, тебе мало? Да я…
- Сумасшедшая, - воскликнул мужчина и быстро засеменил прочь, прихрамывая на одну ногу.
- Фальстарт! - воскликнул хохоча Фимка, когда тот удалился. - Незачет! Не считается.
- Как не считается? – в отчаянии воскликнула Королева. Потом беспомощно оглядела зрителей, но те были непреклонны.
- Не считается, Изольда Карловна, - подвел черту Казанова. – Давайте-ка повторим. Спокойно соберемся с мыслями, возьмем себя в руки и попробуем еще раз.
- Разик! Еще разик!!! – добавил Фимка. Он был в восторге.
- А ты молчи! – прикрикнула на него Королева. Она вскочила со скамейки и нервно зашагала по тротуару, заложив руки за спину. На нее было страшно смотреть. Какая-то женщина, проходя мимо, изумленно на нее взглянула. Королева развернулась и прошипела:
- Чего пялишься, уродина.
- Ничего-ничего, красавица! – ответила женщина, улыбнулась и пошла дальше. Королева густо покраснела, но промолчала.
- Нет, не могу. Не буду! – призналась она.
- Так нельзя, это не по правилам, - произнес Казанова.
Она снова начала выписывать круги по мостовой.
- Извиниться, - воскликнул Фимка, - это же так просто. Легче не бывает. Давайте, уважаемая. Отвесите кому-нибудь подзатыльник, а потом извинитесь, пожалейте его. Ему же больно. Будьте человеком!
- Заткнись!
- Молчу-молчу.
Она захотела подойти к какому-то прохожему, но остановилась, замерла, и тот прошел мимо, не удостоив ее вниманием.
- Давайте же. Смелее! – подбадривал Филлипок.
- Я не могу! – взвизгнула она. - Казанова – ты мерзкий тип! Это наглость! Ты о чем думал, когда такое условие мне ставил? Мне – кристально чистому человеку, который в своей жизни и мухи не обидел. И мне просить прощения?
Она растерянно села на скамейку и, тяжело дыша, затихла. Лицо ее было перекошено невероятными страданиями. Так она какое-то время сидела, пока к ней не подошел случайный прохожий:
- Бабушка, вам плохо, вам помочь?
- Мне?... Да! Да, мне очень плохо! Мне нужна помощь! – вцепилась она в него.
- Что я могу для вас сделать?
- Можно… я дам вам по морде? – мягко спросила она.
- Простите?
- Ну, пожалуйста. Всего один разок. Вы же сказали, что можете помочь – значит… получайте по морде. Один раз. Нет - два! Два – лучше!
- Я не понимаю.
- Идиот, тебе и не надо ничего понимать. Сначала получишь, а потом я перед тобой извинюсь… Куда пошел, придурок? Я что сказала – извинюсь... Ах, скотина. Значит, не извинюсь, значит, просто так получай, - и кинулась на него с кулаками. Молодой мужчина, поняв, что имеет дело с сумасшедшей, бросился прочь. Фимка и Филлипок уже хохотали, не в силах остановиться, а Казанова спокойно, невозмутимо за ней наблюдал.
- Не принимается! – кричал Фимка. – Повторить! Не верю!!! Еще разок! Еще!
Королева уже завелась и теперь на полном серьезе начала бросаться на людей:
- Можно я тебе дам по морде? Не хочешь? А тебе? Или тебе? Немножко! Чуть-чуть! Я извинюсь. Правда извинюсь. А тебе, малохольный, надеть авоську на твою лысую башку. Нет? Почему? С ней ты будешь замечательно смотреться. А тебе, пацан? Эй, лахудра, иди-ка сюда, поправлю твою прическу. Зачем? Так будет намного лучше! Не поняла? Ты не поняла? Потому что дура. Иди, объясню!
Она уже рычала, а люди в ужасе шарахались в стороны. Бросилась на скамейку, хлопнув по ней обеими руками. От такого удара ей стало больно. Тогда она, заскочив на нее с ногами, острыми носками, каблуками начала нещадно ее колотить и топтать. И орать:
- Ну, извини!... Извини… Дрянь такая… Я тебе покажу! Извини!!!
- Репетиция! – вскричал Фимка, - Генеральный прогон!... Не верю!!! Я не верю!!! – и снова захохотал.
От скамейки начали отскакивать щепки, люди, проходящие мимо, смотрели на нее с изумлением, но обезумевшая Королева их не замечала, продолжая крушить скамейку.
- Хватит уже! Сумасшедшие! Что вы творите! – и с этими словами Лея кинулась к Изольде Карловне. Та по инерции хотела ее оттолкнуть, растоптать, уничтожить, начала кричать еще громче, но Лея нашла в себе силы, стащила ее со скамейки и крепко прижала к себе, схватив за руки и не отпуская.
- Все хорошо. Слышите. Все в порядке. Они идиоты. Просто идиоты. Нужно успокоиться. Все будет хорошо.
Королева как-то обмякла и безвольно повисла на ее руках. Лея аккуратно усадила ее на скамейку и обняла.
- Что она вам сделала? – оглянулась она на мужчин, которые уже подошли и внимательно смотрели то на нее, то на Королеву. И вдруг Изольда Карловна расплакалась. Фимка стал серьезен и произнес:
- Не получается? А в жизни вашей, уважаемая, все получалось?...
- Это жестоко, Фимка, неужели ты не понимаешь? – воскликнула Лея.
- А с остальными не жестоко? А когда она тебе свое условие выставляла, у нее все получалось? Жестоко не было?
- Условие!? – очнулась Королева, удивленно посмотрев на Лею, утирая слезы, словно увидела ее впервые. – Да-да условие, - пробормотала она, - ну, извини, детка. Это я так, не со зла…
Все замолчали и уставились на нее.
- Что вы сказали, Изольда Карловна? – после короткой паузы шепотом спросил Казанова. Мужчины стояли, с изумлением за ней наблюдая. Та уже пришла в себя и теперь зло на них глядела.
- Я не ослышался? – переспросил Фимка, - извини??? Детка???
- Засчитано! – торжественно объявил Филлипок! – Возражений нет?
- Нет! – подвел черту Казанова. – Возражений нет!
Королева со словами: - Хватит нежностей! - отстранила от себя Лею и посмотрела на остальных. - Ну, я покажу вам, засранцы. – и тихо спокойно добавила. – Ненавижу!... Поиграем. Еще как поиграем! Уж будьте уверены!
- Конечно, поиграем! И не раз! – повторил Филлипок. – А обижаться не стоит, уважаемая. Чего вы так завелись, это всего лишь игра!
- Очередь Филлипка! – торжественно произнес Казанова. – Готов?
- Как тебе сказать? – почесал затылок Филлипок. – В принципе, готов.
- Начинаем! – скомандовал Фимка. Он был в восторге и с радостью ждал продолжения. Все уставились на Филлипка, и тот направился к своим дипломатам, открыл один из них, где показались пачки денег, аккуратно перевязанные резиночками. Теперь Филлипок смотрел на них, не отрываясь. Он был словно под гипнозом. Он не мог отвести от них взгляд. Остальные тоже пристально уставились туда и завороженно смотрели. Вдруг услышали:
- Почем деньги?
Перед ними стоял паренек лет пятнадцати. Он с интересом взял одну пачку, покрутил ее в руках, словно это была жвачка или еще какая-нибудь мелочь, а не куча денег, и повторил вопрос:
- Почем ваши фантики?
- Фантики? – не понял Филлипок, потом выхватил у него пачку и положил на место. Захлопнул перед его носом крышку и произнес:
- Не продается!
- Да? – удивился парень. – Ну, как знаете, - и пошел дальше.
Теперь Филлипок сидел, вжавшись в скамейку, и размышлял. По лицу его потекла капля пота, глаза были сосредоточенными, злыми.
- Ну, что будем делать? – спросил Казанова.
- Как будем жертвовать? – поинтересовался Фимка. – Давай, начинай, люди ждут.
- Ага! Сейчас! Вот так возьму и два миллиона начну раздавать. Подарю! Я что сумасшедший?
- Можно перевести по безналу, - произнес Фимка, - можно оставить на скамейке и отойти. В чем проблема?
- Деньги нужно зарабатывать - это тяжелый труд, а я их просто так раздам? Что они такого сделали, чем заслужили? Кто они такие? Убогие! А я их тяжелым трудом зарабатывал, а теперь, значит, буду раздавать. Эти люди не заслуживают таких денег, - уже кричал он. - Пусть работают, пусть носом землю роют. Подарить! Два миллиона! Ха!
- Как же быть? – спокойно поинтересовался Казанова.
- За такие деньги нужно бороться, грызть булыжник на мостовой, пальцы стирать в кровь, а я их подарю. Развею по ветру! Сейчас!
Неожиданно вскочил, схватил чемоданы и кинулся к спасительному особняку.
- Куда? Стой! Так не по правилам! Стой, кому говорят! – летело вдогонку. Но он, подбежав к подъезду, остановился, повернулся и произнес:
- Оставайтесь здесь.
Все в недоумении проводили его взглядом, посмотрели на закрывающуюся дверь и стали ждать. Через пару минут на крыше двухэтажного особняка появилась его фигура. Он открыл один из дипломатов, достал толстую пачку денег, любовно вынул одну купюру, подержал и бросил вниз. Он провожал ее взглядом так, словно готов был отправиться вслед за ней. Погода была безветренной, и та, как бабочка, плавно спланировала, упав прямо в лужу. Все с интересом на нее посмотрели. Потом снова и снова Филлипок доставал по одной зеленой бумажке и бросал вниз, но толку никакого. Люди равнодушно проходили мимо, не замечая.
- Не жадничай! – крикнул Фимка. - Давай целую пачку!
- Ага! Щас! Целую пачку! Размечтался! – отозвался Филлипок, но достал уже несколько купюр и пустил их в свободный полет. Их постигла та же участь. Люди продолжали идти, не замечая, а зеленые бумажки сиротливо валялись на мостовой, и никому они были не нужны. Вдруг какой-то мальчик лет пяти, сидя коляске, протянул руку, поймал одну и с восторгом отдал ее маме.
- Что это? А ну-ка брось сейчас же! - воскликнула она, и рассмотрев, добавила: - Всякую дрянь подбирать!
Выкинув ее, пошла дальше. Филлипок не выдержав такого, с силой размахнулся и бросил целую пачку денег вниз. Те разлетелись в разные стороны и зеленой стайкой, переворачиваясь и кувыркаясь, устремились к земле. Они падали к ногам прохожих, попадали им в лица, те отмахивались, не глядя и не понимая, но кое-кто уже начинал приостанавливаться, замирая на месте. Где-то они уже видели это. Где? Точно не под ногами. И было это очень знакомым. Волшебные зеленые бумажки - что же они им напоминают? Вдруг один наклонился и схватил купюру, другой с интересом остановился рядом, огляделся, взглянул на крышу, и заметил Филлипка.
- Думал, настоящая? Смотри! – сказал он первому и показал наверх. Человек с купюрой в руках тоже увидел Филлипка, отбросил зеленый фантик и покрутил у виска:
- Сумасшедший? - крикнул он тому, - Псих?
- А я все-таки возьму, - ответил кто-то рядом, - как настоящие, внуку подарю.
- И я, пожалуй, возьму, почему бы и нет? - произнесла пожилая дама.
- Еще? – крикнул Филлипок.
- Спасибо! Не надо! Оставь свои фантики себе, - кричали люди, - В детстве не наигрался?
Филлипок со злости раскрыл сразу же несколько пачек и швырнул их вниз.
- Не наигрался, - рявкнул он.
И вдруг какой-то человек начал бегать по улице, лихорадочно их собирая. Делал он это молча, сосредоточенно, ни на кого не глядя. Сейчас он вытягивал лотерейный билет. Главное – успеть, главное оказаться первым, пока эти тупицы стоят и не понимают.
- Эй! Парень! Ты чего? А ну-ка стой! Куда тебе столько?
И тут началось. Теперь все бегали, наклонялись, подбирая заветные бумажки, больше не разглядывая, клали их в карман. Народу собиралось все больше. Некоторые с недоумением подходили, не понимая, смотрели на ползающих, бегающих, прыгающих людей, потом стремительно бросались в эту кучу-малу и делали то же самое. А Филлипок все бросал и бросал. Филлипок входил во вкус. Поражало одно - люди делали это совершенно молча. Не сговариваясь, делали одно и то же, и были поразительно друг на друга похожи. Иногда кто-то вскрикивал, если его случайно толкали, но умолкал, продолжая сосредоточенно шарить руками по мостовой. Людей становилось все больше. Уже сотня, уже другая. Начиналась давка.
Филлипок теперь работал, не покладая рук, он лихорадочно срывал резинки и виртуозно, как фокусник, подбрасывал пачки денег, которые рассыпались, зеленой стайкой устремляясь вниз. Лес рук поднимался над головами, кто-то еще пытался найти их на земле, наклонялся, падал, сбиваемый с ног, но продолжал ползать. А молчание превращалось в какой-то рык, в стон, в протяжный гул. Не было слов, и только зловещее мычание зависло в воздухе. На небольшой улице, зажатой со всех сторон старинными домами, уже собралось около тысячи, и теперь они напоминали сплошной ковер из тел, воздетых рук, голов, а Филлипок все продолжал бросать.
Лея обернулась, с беспокойством посмотрев на Фимку, но тот стоял, с удовольствием и азартом наблюдая. Королева сузила глаза и тоже пристально смотрела. Очевидно, это зрелище ей было по вкусу. Она уже забыла о недавнем своем мученическом поступке и теперь получала искреннее удовольствие. Чем быстрее собиралась толпа, тем больше зверели люди, они прыгали, кричали от боли и азарта, толкались, наступая друг на друга, кто-то падал, с трудом отползая в сторону, не в силах встать, но поднимался и вновь бросался туда. Некоторые, у кого уже не хватало сил, забирались в лужи, вылавливая оттуда заветные бумажки. Были они ужасно перепачканы грязью. Казанова спокойно посмотрел на Лею и спросил:
- Нравится?
- Нет, - коротко ответила она.
- Отвратительно, - произнес Казанова, - посмотрите, как ведут себя женщины. Они просто ужасны! Какая гадость!
- Не пора ли их остановить? – произнесла она.
- Думаю, теперь это невозможно. Посмотрите туда, - и кивнул в сторону крыши. – Его уже не удержишь.
Она перевела взгляд на Филлипка. Тот на мгновение перестал швырять деньги и теперь смотрел. Смотрел внимательно, не отводя глаз. Он возвышался над беснующейся толпой, казался исполином, огромной тенью нависая над людьми. Теперь она понимала его слова. Сейчас он чувствовал себя “властелином мира”.
Толпа продолжала бесноваться. Люди совершенно озверели. Они стеной толпились у особняка, кричали что было мочи, безжалостно наступали на поверженных врагов, и ловили заветные фантики. Лея снова заметила ту интеллигентного вида женщину с ребенком, которая поначалу выкинула купюру, приняв ее за фантик. Теперь она, оставив коляску неподалеку, была рядом с толпой и пыталась в нее запрыгнуть. Падала, но поднималась и снова шла на приступ. Иногда ей удавалось схватить летящую купюру, она прятала ее и вновь шла на штурм. Вдруг какой-то рослый мужчина, вывалившись из толпы, не устоял и, задев коляску, повалился вместе с ней на землю. Но поднимать ее не стал и снова бросился в бой. А ребенок выпал из нее, и, плача, ползал по земле. Лея бросилась к нему, усадила в коляску, потом увидела мамашу, которая была неподалеку. Ее снова вытолкнули из толпы, и теперь она ползала в луже, доставая оттуда деньги. Снова и снова погружала руки в мутную вязкую топь и вынимала их. О ребенке на какое-то время она забыла.
- Ну что же вы? Встаньте. Поднимитесь с колен! – воскликнула Лея, бросившись к ней.
- Подняться? – очнулась женщина. С беспокойством посмотрела на малыша, потом устало произнесла:
- Милая девушка, я работаю в библиотеке. Мой ребенок болен. А вы знаете, сколько стоит только одно лекарство - половина моей зарплаты. А вы говорите – встаньте с колен.
- Но ведь грязно. Вы вся перепачканная! Как же так можно?
- Грязно. Да, грязно. Кто же виноват, что эти деньги лежат в грязи? Отойдите, не мешайте. Если можете, подержите сына. Я заплачу. Не пачкайтесь. Я все сделаю сама. Потом поделим на двоих…
А толпа уже сходила с ума. Здесь собрались тысячи, десятки тысяч, и теперь они издавали ужасающие звуки. Только толпа может быть способна на такое. Гармония толпы! Теперь это были не отдельные люди, а единый мощный организм, который напоминал ревущего зверя, а зеленый дождь продолжал сыпаться с небес.
Лея, везя перед собой коляску, бросилась к Казанове.
- Его нужно остановить!
- Пора прекращать этот цирк, - поддержал ее Фимка. Он был серьезен и с жалостью и омерзением смотрел на толпу.
- Зачем?! – равнодушно произнес Казанова. – Впрочем, как хотите.
Королева хранила молчание, холодно презрительно осматривая толпу.
- Ну, идите же, снимите его с крыши! – снова закричала Лея.
- Как? – произнес Казанова. - Взгляни туда.
Тут она с ужасом поняла, что подойти к двери особняка уже невозможно. Тысячи тел черной массой закрывали все пространство вокруг.
- Что же делать?... Мужики вы или нет? – вдруг воскликнула она.
- Где здесь мужики? – очнулась Изольда Карловна, - эти что ли? Ты ошиблась, деточка.
Казанова покосился на нее, но ничего не сказал. Фимка тоже промолчал, не обращая на нее внимания, думая, что можно сделать.
- Тогда я сама. Держите коляску!
И кинулась в толпу людей. Ее сдавили со всех сторон разгоряченные тела. Сейчас она чувствовала, словно ее тяжелым прессом сжимают со всех сторон, что люди рядом выше ее ростом и начала задыхаться. Ее уже затирали вниз к мостовой. Стоит упасть - подняться уже не удастся – подумала она. Вдруг заметила на себе чей-то взгляд. Знакомые глаза. Они пристально на нее смотрели с высоты второго этажа. Ильюшенька! Потом увидела, как он, заскочив на подоконник, ловко оттолкнулся и прыгнул вниз. Через мгновение люди рядом куда-то исчезли. В толпе образовался узкий коридор. Огромный человек схватил ее, прижал к себе одной рукой, а другой, раздвигая черную толпу, пробивал дорогу. Все продолжалось несколько секунд, которые показались ей вечностью.
- Оставайтесь здесь! – приказал он, вытащив ее из толпы. Снял пиджак, сунув ей в руки, и снова бросился к стене особняка. Подойти к двери было невозможно. Он схватился за старинную лепнину, подтянулся, потом перехватывая руками, преодолел пару метров и повис в воздухе, болтая ногами. Ступить было некуда. Он висел, а до второго этажа оставалось еще столько же. Дома в старину строили высокие. Казалось, уже невозможно, цепляясь одними руками, одними пальцами за крошечные уступы, двинуться с места, и теперь он неминуемо должен был рухнуть на землю. Королева пристально за ним следила. Остальные тоже неотрывно глядели на него.
- Делаем ставки, господа! – воскликнул Казанова. – Двести тысяч на то, что он не дойдет и до второго этажа. Ну, давайте же!!! Кто еще!?... Ставлю пятьсот тысяч!
- Заткнись! – вдруг перебила его Изольда Карловна. Она прищурилась и теперь пронзительно смотрела на Ильюшеньку. А тот должен был неминуемо грохнуться оземь.
- Не надейтесь, уважаемая, - воскликнул Фимка, - до второго этажа доползет точно. Но Королева промолчала. Вдруг Ильюшенька начал раскачиваться из стороны в сторону, потом оторвался, пролетел какое-то расстояние, схватился за трубу, в которую по праздникам ставят флаг. Та немного прогнулась, но выдержала. Теперь он смог дотянуться до подоконника второго этажа. Легко подтянулся и запрыгнул. Лея облегченно вздохнула, но с ужасом заметила, что окно закрыто! Что дальше? Оставалось еще столько же, но теперь придется ползти по стене, где лепнины не было. Правда, рядом с окном виднелся огрызок водосточной трубы. Нижняя часть ее отсутствовала, оставалась та верхняя ее часть, которая вела на крышу. Он, не задумываясь, схватился за нее и полез дальше. Уже метр, уже второй. Труба угрожающе задрожала. Все притихли, затаив дыхание. Теперь Ильюшенька висел между вторым этажом и крышей, до которой оставалось еще метра два. Самые тяжелые метры впереди. Он замер, пытаясь сообразить, выдержит ли труба.
- Говорил же ленивцу, учись летать! А он…, - воскликнул Фимка.
- Прилюдно запрещено, забыл что ли? – возразил ему Казанова.
- Ну, хотя бы сделал вид, что держится…
В этот момент гигант неожиданно сделал усилие и подтянулся. Водосточная труба, которой было, наверное, столько же лет, сколько этому старинному зданию, снова завибрировала, задрожала, оторвалась и полетела вниз, с грохотом упав на мостовую. Все охнули. Ильюшенька теперь висел, цепляясь буквально за воздух, нет, за самые края кирпичей, касаясь их самыми кончиками пальцев. Еще немного и он упадет. Неминуемо упадет!
- Миллион! Даю миллион! – не выдержал Казанова.
- Заткнись! – снова рявкнула Королева. Теперь она следила за каждым его движением, сжав кулаки. И не понятно было, чего она желает больше. А проползти этот последний метр было уже невозможно - огромному человеку, с его ростом и весом, хватаясь лишь за сантиметры, выступающие из стены. Он висел, а ноги его беспомощно болтались. Он, словно, обнимал эту стену, а она холодным безразличием не принимала его. Она готовилась оттолкнуть этого человека, который осмелился так нагло себя вести, и с семиметровой высоты швырнуть его на тротуар.
- Нет! Не сможет! – прошептал Фимка.
И вдруг большой ленивец, собрал все свои силы, мышцы его напряглись, шея набухла, лицо налилось кровью, он сделал рывок, одними пальцами оттолкнувшись от злосчастной стены, и пролетел оставшееся расстояние. Это было невероятным! Он сотворил чудо. Наверное, целых сто лет безвольного сидения в этом доме он готовился к такому прыжку! Теперь он цеплялся за самый край выступа крыши. Легко подтянулся и через мгновение уже был наверху. Он сделал это!
- Он сделал это! – воскликнул Фимка.
А Королева, которая все время на него смотрела, вдруг прошептала:
- Таким я не видела его никогда! - потом перевела взгляд на Лею, - таким он никогда не был!!!
Филлипок к этому времени уже почти закончил свое жертвенное дело и, увидев рядом разъяренного Ильюшеньку, швырнул вниз последние пачки денег.
- Все! – воскликнул он, потирая руки, потом добавил:
- А давай-ка… сходим и притащим еще, – азартно воскликнул он. – Гулять, так гулять! Ради такого дела не жалко! Поможешь?
- Пошел отсюда, – зарычал гигант. Вдруг добавил, - дай тебе Бог здоровья!
От этого восклицания Филлипок отскочил в сторону, потом произнес:
- Пожалуй, ты прав. Оставим до следующего раза. Покедова! – и отправился к чердачному люку, исчезнув в черном проеме.
А внизу все только начиналось. Люди, поняв, что больше с небес не прольется зеленый дождь, продолжили, толпясь, собирать с земли остатки денег. Они ползали в лужах, наступали, уже бросались друг на друга, стервенели все больше и больше прямо на глазах. Вдруг кто-то прыгнул на соседа и выхватил грязную купюру из его рук. Остальные, увидев это, тут же последовали примеру. И теперь толпа тел, еще недавно вожделенно поднимающих руки, превратилась в огромную кучу-малу, где люди, уже не стыдясь и не понимая, что творят, забирались в чужие карманы, в сумки и кошельки, били друг друга, душили…
- Остановитесь! – не выдержала Лея, - что вы делаете?
- А что? Пять минут позора, зато потом обеспеченная жизнь... А вам не кажется, что они делают то же, что делали последние 20 лет? - невозмутимо произнес Казанова. - Сначала грабили государство, которое позволило им это, а потом, когда все разобрали, начали грабить друг друга…
- Так сказать, перераспределяясь средства, - воскликнул Филлипок, появившийся неизвестно откуда. – Обыкновенный закон рынка.
- Они убьют друг друга! – закричала Лея.
- И победит сильнейший! Закон рынка. А я что говорю? – довольно закончил Филлипок. – Вот вам идеальная рыночная модель! Так было во всех в цивилизованных государствах с рыночной экономикой…
- Замолчи! – сверкнула глазами Лея, и он отлетел на несколько метров.
- Потише, красавица! Глазами она своими зыркает…
- Ну придумайте же что-нибудь! Фимка? Ну давай же, - не слышала она его. А толпа все продолжала бесноваться, часть людей, кто были послабее - старики, женщины, слабые и немощные в бессилии отползали, спасаясь бегством, а молодые и крепкие продолжали бойню. Успела ретироваться и мамочка, забрав коляску с сыном.
Вдруг в считанные секунды небо потемнело и налилось свинцовой синевой. Сразу же с нескольких сторон появились огромные тучи, которые зловеще наступали на город. Уже солнце исчезло, не в силах пробиться сквозь эту завесу. Шквалистый ветер рванул что было сил, и маленький проем голубого неба, стремительно уменьшаясь в размерах, исчез совсем. Лея изумленно подняла глаза, не понимая, а Фимка произнес:
- Кажется, этот уже придумал! – и показал на крышу. Там виднелась гигантская фигура человека, который теперь совсем не напоминал того Ильюшеньку с дивана, где просидел целое столетие. Он пристально смотрел наверх, и глаза его горели. Тучи тем временем сомкнулись над головами и превратились в плотное черное полотно. Оно угрожающе медленно начало опускаться все ниже, уже касаясь высотных домов, и вдруг с небес хлынула вода. Нет, она упала. И это был не дождь, это были не капли - шквал воды, ураган воды, который мощным потоком накрывал центр города. Словно разверзлась черная пропасть, и черная вода ударила с черных небес. Ильюшенька стоял весь мокрый, продолжая смотреть наверх. Люди на улице, внезапно замерли, прекратив бойню, и тоже с удивлением уставились в небо. А небо это было теперь прямо над их головами, словно мокрая ночь явилась с небес, превращая улицу в кромешный ад. Сейчас они забыли обо всем, не прятались и не бежали, но застыли в ужасе и недоумении. Такого в их жизни не было никогда. Такого и быть не могло! Лее стало жутко, хотя она знала, откуда этот кошмар и кто это делает. Вдруг пришла в голову мысль, она посмотрела на небо, и сверкающие молнии одна за другой начали пробиваться сквозь кромешную мглу, яркие всполохи слепить глаза, падая все ближе и ближе. Стало светлее. Эти молнии были словно игрушечные, и она снова легко жонглировала ими, а те падали не по прихоти своей, но по ее желанию, никого не задевая и не губя. То была яркая зарница, которая ослепительными стрелами пробивала тучу, рассыпаясь то там, то здесь. Лея снова взглянула на крышу, увидев в ярком свете глаза великана. Он с восторгом на нее смотрел. Он продолжал низвергать с высоты водопады воды, но эти блестящие искорки были ему не подвластны! Подчинялись они только ей одной, и он понял это, любуясь ею. А она им. Его белая рубашка прилипла к телу, могучие мышцы буграми проступали сквозь тонкую ткань рубашки. Сейчас этот человек казался великаном, исполином на высокой горе, атлантом, подпирающим черное небо. Он был… И тут она поняла, кого он ей напоминает! Его! Дикого человека из далекого-далекого племени, который держал в руках копье и улыбался. И этот сейчас тоже улыбался, а лицо его в свете блистательных всполохов светилось, как маяк во время грозы и шторма, указывая заблудшим путь.
Прямо перед собой Лея увидела совершенно промокшее лицо Королевы. Она стояла в каких-то сантиметрах от нее, уставившись ей в глаза, а с нее ручьями стекала вода:
- А знаешь что? - воскликнула она. – Забирай его себе!... Теперь он твой! – больше не добавила ни слова, отвернувшись. Люди на улице стояли мокрой толпой, глядя наверх. Нет, не толпой! Не было в их глазах ужаса. Не было жалко на них смотреть. Они, словно обретя свои лица, стали такими разными – старыми и молодыми, женщинами и мужчинами, каждый с опытом прожитых лет, со своей судьбой, и с глазами, восторженно глядящими на небо. Такого они еще не видели никогда…
- Хватит! – услышала она испуганный возглас Казановы.
- Что? – не поняла Лея.
– Заканчивай. Он этого не любит.
- Кто? – не поняла она. Посмотрела на крышу. Илья, не оборачиваясь, быстро шел к чердачному люку и вскоре исчез.
- Я не понимаю?
- А тебе и не надо ничего понимать. Много на себя берете. Он сказал – заканчивайте, значит заканчивайте, - трусливо добавил красавец. Он стоял мокрый, жалкий и смотрел наверх.
- Но я никого не вижу!?
- А тебе и не нужно никого видеть!
Она растерянно оглянулась, заметила Илью, который из дверей особняка уже бежал к ней. Как она была счастлива его видеть.
- Ну, еще немножко! Последний разик! – неожиданно воскликнула она и несколько раскатов грома прыснули ослепительными зарницами.
- С ума сошла? – испуганно воскликнул Казанова, шарахнувшись в сторону.
- Ты с кем играешь, дочка? – засмеялся Фимка. – Заканчивай, дорогая. Как ребенок! Ей Богу!
- Все! Достаточно! – сказал Илья, взяв у нее из рук пиджак и накинув ей на плечи.
- Поиграли и хватит! – довольно проворчал Филлипок. – А ничего так поиграли! Очень даже ничего!... Мда!
Небо начало стремительно светлеть. Оно, низвергая водопады воды, словно прохудилось, уступая место теплу и свету, становясь прозрачным, а редкие капли еще падали с небес. Люди озирались, люди смотрели друг на друга, лица их были мокрыми, умытыми, и светились улыбками и восторгом. Ноги смело наступали в огромные лужи, уверенно топча зеленые фантики, которые так и не успели подобрать. О них просто забыли. Так не хотелось в этот миг смотреть под ноги, когда после чудесной грозы вновь появлялось яркое солнце. И это был не восход из-за тучи, из-за горы или горизонта - то было дивное явление, чудный рассвет, и его встречали. Кто-то начал аплодировать. Солнцу! А совсем недавно казалось, что оно не появится никогда. Но вот оно в ослепительных лучах утопило кромешную мглу и теперь согревало их мокрые тела и сердца.
- Все! Самое интересное позади. Покедова! – бросил Филлипок и скрылся в подъезде особняка. Остальные тоже последовали за ним. На улице, которую теперь медленно, задумчиво покидали люди, остались только эти двое, которые не знали, куда им идти, чего желать, что делать. Знали только одно – расставаться сейчас они не могли.
Так какое-то время молча смотрели друг на друга. Потом одновременно повернули головы и заметили в окне на втором этаже фигуру Королевы. Та стояла, скрестив руки на груди, и о чем-то думала. О чем, они не знали. Может быть, знал Илья, но он молчал. Потом взял Лею за руку и повел в тот самый сквер. Какое-то время они шли молча. Он произнес:
- Прошу прощения, но вы из-за меня совершенно промокли.
Он остановился, продолжая держать ее за руку, глядя ей прямо в глаза. Она тоже неотрывно на него смотрела, вдруг попросила:
- А можно еще?
- Что?
- Еще несколько капель этого дождя.
- Можно! – воскликнул он, и теплые капли посыпались на нее, согревая. Холодно не было. Снова показалось, что она совершенно голая, что стоит на широком зеленом лугу, нежное солнце светит в окошко маленькой тучи, а сильный загорелый человек держит ее за руку и улыбается… Нет, этот не улыбался, сейчас он серьезно на нее смотрел, и захотелось спрятаться, забраться в эти большие ладони, где будет уютно и тепло. Лея спросила:
- Помните… вчера вы хотели мне что-то рассказать?
- Да…
Он задумался, сейчас мысли его были где-то далеко-далеко, и только теплые руки оставались с ней. Наконец, заговорил:
- Я кажется понял... Находясь здесь и живя в этом удивительном мире, делать что-либо можно по двум причинам - со страха или из совести. Можно бояться, что останешься в нищете, что украдешь от беспросветности жизни этой, и тебя посадят в острог, что пройдешь путь свой бессмысленно, бесславно, и к концу окажешься никем,… или от великого стыда будешь смотреть на себя откуда-то сверху, больше не бояться, а если и бояться, то лишь самого себя и совести своей, которая всевидящим оком преследует дела твои и мысли и не дает покоя, не дает оступиться, толкая на безумные безрассудные поступки! В этом безумии и есть великий смысл!
Он замолчал. Она прикоснулась губами к его губам. Закрыла глаза, а теплый дождь все продолжал капать на спину и плечи, и на мгновение ей показалось, что они летят. Так вот о чем говорил Фимка! Такого с ней не было никогда. Это было удивительное ощущение свободы, невесомости, а сильные руки крепко держали ее, не выпуская, не давая упасть с этой высоты и разбиться…
И все-таки они рухнули на землю. Нет. Они никуда не улетали. Лея открыла глаза. Он с болью на нее посмотрел, потом воскликнул:
- Это невозможно!
- Почему? – прошептала она.
- Потому что мы живем в разных мирах. В двух измерениях. У меня нет будущего, а у вас впереди длинная прекрасная жизнь.
- Но мы здесь. Вы держите меня за руку. Я чувствую ваше дыхание, тепло. Неужели этого мало?
- Нет. Я не могу этого сделать. Мое время прошло. Прощайте…
Он ушел. Ушел, не оборачиваясь, а она долго смотрела ему вслед.
- Разбились. Те двое с картины - почему они разбились? Не умели летать? Чего-то испугались? Испугались себя…
Оглянулась. Теперь этот город принадлежал только ей одной. Больше в нем не осталось никого. Огромный, мокрый, пустынный город… Дома, тротуары, дороги… А там река… А дальше мост… Снова мост?... НЕТ!!!

© Олег Ёлшин, 2014
Дата публикации: 28.04.2014 12:04:38
Просмотров: 2362

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.