Глубинка
Нил Аду
Форма: Рассказ
Жанр: Антиутопия Объём: 12408 знаков с пробелами Раздел: "Откровенный стёб" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Видавшая виды бежевая «копейка» доперестроечного года выпуска с вызывающе чернеющей свежей грунтовкой «чужой» правой передней дверью обиженно чихнула и остановилась посреди дороги. По счастью, эта непредвиденная остановка не помешала движению. Да ему и трудно было помешать, ввиду полного отсутствия такового. На трассе местного значения «Капитоново – Рябиновка» автомобили появлялись не чаще одного-двух в час. Так что, счастье оказалось весьма относительным. Рассчитывать на помощь проезжающих мимо автолюбителей здесь явно не приходилось. Иван Николаевич Даль, хозяин машины, с трудом подавил желание неприлично выругаться. Образованный человек, без пяти минут кандидат исторических наук, - напомнил он себе, - не должен опускаться до сквернословия даже в тех случаях, когда его никто не слышит. Ивану Николаевичу очень хотелось добавить к этой фразе несколько слов о родстве со знаменитым автором «Словаря живого великорусского языка», но он, как добросовестный историк, не любил оперировать неподтверждёнными сведениями. Проследить свою родословную дальше прадеда, Николая Михайловича, уроженца села Рябиновка Н-ской губернии, Ивану Николаевичу так и не удалось. Бурное, богатое на события начало двадцатого столетия легкомысленно относилось к своему богатству и мало заботилось о сохранности документов, а то и вовсе стремилось к обратному. Фамилия прадеда вроде бы намекала на не вполне пролетарское его происхождение, но с другой стороны, фамилии в те смутные времена менялись легко и безболезненно, как премьер-министры в нынешней России. Может быть, именно из-за желания выяснить свою родословную юный Ваня Даль ещё в восьмом классе решил стать историком, и уж точно по причине нехватки документов начала века и их противоречивости он выбрал в качестве специализации более раннюю Екатерининскую эпоху. А вот в чём он точно не был специалистом, так это в автомобильных двигателях. Машина досталась ему в наследство от тестя два года назад, и за это время Иван Николаевич научился размораживать замки и ставить запаску. Забираться внутрь механизма он не осмеливался даже в своих мечтах. А точнее говоря, в этом направлении его мечты никогда и не распространялись. Так что, разобраться без посторонней помощи в причинах поломки он при всём желании не смог бы. Впрочем, как раз причину угадать было не так уж и сложно. Сразу после последней заправки на М-ском шоссе движок начал капризничать. Но какой конкретно агрегат вышел из строя – тут Иван Николаевич не рискнул бы строить даже предположения. И он в очередной раз укорил себя за то, что решился на одиночное путешествие на родину предков. Последний раз он наведывался сюда ещё мальчишкой, когда его красавица-«копейка» ещё с конвейера не сошла. А потом прабабка Анастасия Фёдоровна преставилась, и мотаться за триста вёрст из города в её опустевшую избу стало совсем уж бессмысленно и довольно накладно. И если бы не жена, вдруг решившая, что фамильный особняк нужно срочно осмотреть на предмет возможной продажи, Ивану Николаевичу и в голову не пришло бы отложить работу над диссертацией о дворянах – участниках Пугачёвского бунта и трястись вот уже скоро шесть часов по так называемым дорогам российской глубинки. Несчастная жертва бездорожья и разгильдяйства опасливо проверила ногой край глубокой, но основательно заросшей травой колеи и впервые за последние двести километров оказалась на твёрдой земле. Справившись с приступом головокружения от непривычной неподвижности опоры, Иван Николаевич пробежался взглядом вдоль исполинских зарослей борщевика и облегчённо вздохнул. Тёмные пятна на горизонте не могли оказаться ничем иным, как населённым пунктом – скорее всего, Малаховкой, если только он не разучился читать карту. А значит, не всё так плохо, как могло бы быть, заглохни двигатель несколькими минутами раньше. Иван Николаевич смутно помнил, что представляла из себя Малаховка двадцать пять лет назад. В тот раз они с отцом путешествовали на заднем сидении рейсового автобуса, забитого пассажирами и ручной кладью настолько, что невозможно было разглядеть пейзаж за окном. Но народу здесь тогда вышло из автобуса довольно много, а вошло, кажется, ещё больше, и оставшуюся часть пути Ваня Даль любовался огромным выцветшим полосатым тюком, заслонившим от него все прелести окружающего мира. Будущему историку совсем не понравилось такое отсутствие визуальной информации, и он периодически пытался отпихнуть от себя и тюк, и его дородную хозяйку, но силы были явно не равны. Теперь же давние воспоминания вселили в Ивана Николаевича внушительный заряд оптимизма. В таком густонаселённом… э-э-э… населённом пункте ему обязательно помогут отбуксировать неисправный автомобиль до ближайшей мастерской, хорошо бы, также отыскавшейся в этой самой Малаховке. Ободряемый такими предположениями, незадачливый путешественник поспешил навстречу цивилизации, уже не испытывая позывов поупражняться в использовании живого великорусского языка, а наоборот, добродушно насвистывая «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. Не сказать, чтобы он как-то особенно сильно любил классическую музыку, но раз уж не удалось избавиться от мальчишеской привычки свистеть на ходу, так нужно хотя бы за репертуаром следить. А то, не приведи господь, привяжется какой-нибудь «Мумий тролль» или того хуже «Ленинград», и как потом встречным прохожим в глаза смотреть? Однако краснеть за репертуар пока было не перед кем. Иван Николаевич уже досеменил по глинистой дороге до самой околицы, но так никого по пути и не встретил. А потому как дистанция была солидной, а запас классических мелодий быстро иссяк, он, постепенно снижая планку от «Тореодора» и «Марша Радецкого» до «Из-за острова на стрежень» и «Гордого Варяга», решился под конец на совсем уже простонародное «Пора-пора-порадуемся на своём веку», но на середине фразы «Куда вас, сударь, к чёрту занесло?» вдруг остановился и задумался. Ивану Николаевичу, разумеется, приходилось слышать о запустении российской деревни. Он и не рассчитывал увидеть здесь двухэтажные коттеджи с тарелками спутниковых антенн на крыше и иномарками во дворе. Но хотя бы какие-то другие следы цивилизации, кроме покосившихся столбов с обрезанными под самые чашечки изоляторов проводами, он всё же встретить надеялся. Да и избы выглядели ненамного лучше столбов, такие же покосившиеся и почерневшие. А самое странное, что прохожих по мере приближения к центру поселения всё как-то не прибавлялось. Сидевшую на приваленном к забору бревне древнюю старушку в некогда чёрном и примерно в те же времена казавшимся драповом пальто, шерстяном платке и валенках неопределимого возраста, Иван Николаевич беспокоить постеснялся. Неизвестно, слышит ли она вообще что-либо, а терять время на бесполезные односторонние переговоры ему не хотелось. А больше никого в обозримом пространстве не наблюдалось. Как вымерли все. Или не как, а действительно вымерли? К счастью, худшие опасения Ивана Николаевича не подтвердились. Непонятно из-за какого угла на дорогу нетвёрдой походкой вышел довольно помятого вида абориген в олимпийке, явно пошитой ещё к Московской олимпиаде, трениках, традиционно обвисших на коленях и полукедах тоже отслуживших не первый десяток лет. Густая, нечесаная шевелюра и почти такая же по объёму борода плохо сочетались со спортивным стилем одежды, но Иван Николаевич не стал осуждать сельского жителя за эклектику, поскольку и сам одевался не безупречно. К тому же, у него была более важная тема для разговора. Вот только как правильно обратиться к этому спортсмену? - Добрый день, э-э… уважаемый! – привыкший взвешивать свои слова историк выбрал в итоге нейтральный вариант обращения. – Скажите, пожалуйста, нет ли у вас тут случайно автомастерской? Уважаемый угрюмо посмотрел на него, развернулся и молча пошёл туда, откуда только что вышел на дорогу, оставив Ивана Николаевича в полном недоумении. - Глухой он, что ли? – вслух подумал историк. - Нет, батюшка, Фёдор не глухой, - неожиданно ответила на его мысли старушка с бревна. – Он немой. Оттого и в город не уезжает - боится. Там ведь много разговаривать нужно, а здесь мы его и без слов понимать привыкли. - Спасибо, уважаемая. А скажите… - начал было Иван Николаевич, но словоохотливая старушка перебила его: - Да что ты, милок, заладил: уважаемый, уважаемая! Анна Михайловна меня зовут. Можно просто – баба Аня. Сбитый с толку такой непосредственностью, Иван Николаевич задал совсем не тот вопрос, что интересовал его сейчас в первую очередь: - Скажите, баба Аня, а куда этот ваш Фёдор отправился? - Так известно куда – мерина своего запрягать, - охотно ответила старушка. – Кроме него ехать в больницу-то и некому. - А у вас, значит, кто-то приболел? – горожанин решил на всякий случай проявить интерес к проблемам поселян. - Ну, ты сказал, касатик! – хихикнула старушка, показав довольно сносно сохранившиеся зубы. – Ты лучше спроси, кто у нас тут здоровый. - Так, может быть, он и меня до больницы подбросит? – сообразил Иван Николаевич, догадываясь, что здесь его горю вряд ли помогут. - Подбросит, батюшка, подбросит – закивала баба Аня. – Тебя-то уж по всякому подбросит. Что-то в её словах не понравилось вдумчивому историку, но насущные проблемы не позволили ему проанализировать сказанное. - Спасибо, бабушка! – вежливо попрощался он. – Я пожалуй, пойду догоню Фёдора. - Да не волнуйся ты, касатик, он тебя теперь сам найдёт, - не желала расставаться старушка. – Лучше постой со мной, здесь место самое удобное. И опять Ивану Николаевичу слова старушки показались какими-то неправильными. Что-то она упорно недоговаривала. - Для чего удобное? – встревоженно спросил он. - Для драки удобное, сердешный, для драки, - всё так же добродушно ответила баба Аня. - А кто с кем драться-то будет? – теперь уже Иван Николаевич умышленно старался не обдумывать бабкины слова, чувствуя, что ничего хорошего он не надумает. - А ты бы, милок, чем болтать попусту, лучше имя своё назвал, - как будто невпопад сказала женщина. – Чтоб я, старая, знала, кого в молитвах поминать. Иван Михайлович машинально представился. - Так вот, Ванюша, обидел ты Фёдора-то нашего, - печально продолжила баба Аня. – Уж больно он не любит, когда напоминают, что у нас в деревне чего-то нет. Вообще-то он у нас непьющий, но в таком случае всегда напивается. Но если сразу же подерётся с обидчиком, то тут же и отходит. Ты уж снова-то его не обижай! Сделай милость, подерись с ним. Теперь, наконец, Иван Николаевич понял все старушкины недомолвки. И почувствовал себя крайне неуютно. - Да не хочу я с ним драться! – возмущённо сказал он. – Пусть себе другого противника ищет. - Так, мил человек, где ж ему другого противника найти? – участливо сказала старушка. – У нас в деревне всего трое мужиков и осталось. Но Васька Никифоров занятой очень. Если не пьян вусмерть, значит, самогон гонит. Некогда ему драться. А дед Степан и трезвый-то на ногах еле стоит. Куда ему с молодым тягаться. А Фёдору-то без драки жизнь совсем постылая. Одна надежда – на проезжих. - Да не согласен я! – продолжал негодовать кандидат в кандидаты исторических наук. – Мне тоже драться некогда. Я к вечеру в Рябиновке должен быть. Но бабку было не переубедить. - Полно тебе упрямиться, касатик! – укоризненно сказала она. – Опоздал ты уже в Рябиновку. Почему бы, раз такое дело, меня, старую, не уважить? У нас ведь тут развлечений мало. Кино уж сколько лет не привозили. А тут – всё равно, как фильм посмотрела. Баба Аня неожиданно ловко нагнулась и вытащила из-за бревна другую деревяшку, потоньше. - Ты, Ванюша, возьми-ка лучше оглоблю, - теперь голос её стал ласковым, совсем материнским. – Я её тут на всякий случай держала. Без оглобли тебе с Фёдором всё одно не сладить. Да и он, чай, не с пустыми руками вернётся. - Ну, с богом! – перекрестила она Ивана Николаевича, сунув ему в руки палку. – А за машину свою не беспокойся. У нас чужого не берут. Как оклемаешься, приезжай и забирай свой автомобиль. Хорошему человеку у нас всегда рады. Иван Николаевич хотел ещё что-то возразить, но из-за угла уже появился Фёдор, радостно заулыбавшийся при виде оглобли в руках у супостата. Уже не таясь, он достал из-за широкой спины большую и на удивление новую совковую лопату. А без пяти минут кандидат исторических наук, запоздало поднимая оглоблю для защиты от удара, так же запоздало подумал, что его любимые дворяне-пугачёвцы всё-таки были в чём-то не правы. © Нил Аду, 2008 Дата публикации: 31.08.2008 15:32:49 Просмотров: 3215 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |