ПНР -ГДР - ПНР. Путешествие советского человека

Светлана Оболенская

Форма: Очерк
Жанр: Заметки путешественника
Объём: 89238 знаков с пробелами
Раздел: "Мои путешествия"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Мы с Мариной пришли в Черемушкинский райком КПСС на заседание комиссии старых большевиков, которая будет проверять нашу благонадежность в связи с намечающейся туристической поездкой по маршруту ПНР-ГДР-ПНР(Польская народная республика - Германская демократическая республика - Польская народная республика). Время действия – февраль 1976 года, самый расцвет эпохи «застоя». Обе мы беспартийные, и нельзя сказать, чтобы чисты были, как стеклышко: Марина по 5 пункту проходит, а я бывшая дочь «врага народа». Родители реабилитированы давным-давно, но партийным органам о бдительности забывать негоже, и время от времени они мне это демонстрируют.
Собрались будущие наши попутчики в путешествии. Вызывают по одному. За длинным столом несколько представителей хорошо знакомого мне удивительного племени старых большевиков. Важные такие. Так и кажется, что у каждого в петлице, красная гвоздика. По-видимому, они устали – пропустили человек 10 уже. Разговор краток. Спрашивают:
- Вы в Институте истории работаете?
- Да. В Институте всеобщей истории.
- Как это – «всеобщей» истории?
- Мы изучаем историю западных стран.
- Ах, так… А зачем нам это нужно? Ну, может, и правильно. Надо ее по-нашему, с марксистско-ленинских позиций изучить. А почему вы не член КПСС?
Не успеваю рот раскрыть, вмешивается пожилой дядечка с богатой седой шевелюрой и висячими седыми усами.
- Да будет Вам, Сергей Петрович. – И, обращаясь ко мне, – Бывали уже за границей?
- Нет, не бывала.
- А как же Вы свои отпуска-то проводите?
Я молчу, мне смешно. Я ведь по определению «невыездная». Ну, так что, пустят на этот раз?
-Ну, поезжайте, поезжайте. А в следующий раз я Вам рекомендую средиземноморский круиз.
У Марины тоже все в порядке. Кандидатуры наши утвердили. Отъезд 19 февраля. За несколько дней до него - собрание группы. Знакомимся с нашим руководителем Владимиром Федоровичем, симпатичным молодым человеком, и двумя его заместительницами. Профсоюзные начальники инструктируют нас о правилах поведения за границей. Главное, держаться вместе, не отрываясь от группы, давать отпор любым провокациям. Замы руководителя собирают деньги на подарки для гидов и водителей автобуса, который нас повезет. Строго наказывают каждому положить в свой чемодан две бутылки водки, а кто может – пусть и больше возьмет.

* * *
Ранним утром 19 февраля мы приехали поездом в Брест, где предстояло разместиться в «Икарусе», пересечь границу и отправиться в ПНР – в Польшу, то есть. До отъезда оставалось два часа, и мы успели посетить музей истории Брестской крепости – не посетить, впрочем, а пробежать. В одном из залов я остановилась перед небольшой витриной, посвященной генералу Белинскому. Вот это встреча! Иван Осипович Белинский был соседом по квартире моей родственницы. Ей выделили когда-то маленькую комнатку в большой квартире генерала, в доме на Смоленском бульваре, где до войны жил знаменитый генерал Карбышев. Именно в год нашей поездки Ивану Осиповичу исполнялось 100 лет, и. ему был выделен специальный паек – очень хотели военные власти, чтобы был в СССР генерал в возрасте 100 лет. Так и вышло. Его потом по ТВ показывали.
А здесь, в музее Брестской крепости, я узнала, что Иван Осипович Белинский был крупнейшим специалистом в области военно-фортификационного дела и задолго до Октябрьской революции занимался строительством и укреплением фортов Брест-Литовской крепости.

Автобус вели, сменяя друг друга, два водителя высокого класса. Один из них, Юра, работал отлично, с нами почти не общался. Другой, Коля, довольно молодой человек, очень говорливый, представившийся нам как «водитель-гид», уже не раз водил экскурсионные автобусы по этому маршруту и давал объяснения, главным образом, о том, где что можно купить, куда с этой точки зрения следует заехать, а куда – не имеет смысла. Иногда принимался рассказывать плохие анекдоты и все время предлагал петь советские песни, поднимающие настроение. И нередко был чрезмерно весел по причине подпития.
Автобус помчался в Люблин. За окном открывался пейзаж, очень похожий на наш среднерусский. Грустные поля с одинокими группами деревьев, редкие перелески. Иногда на повороте дороги виднелись маленькие часовни с фигурой Мадонны. В деревнях Мадонны стояли над дверями домов в специальных углублениях. Фигурка украшена цветами, по краям – электрические лампочки. Проехали два-три маленьких городка с такими узкими улочками, что наш громоздкий Икарус с трудом протискивался по ним, замедляя ход.
В Люблин приехали к обеду. Нас встретил наш главный польский гид пан Павел, очень толстый, немолодой добродушный дядечка. Коля шумно приветствовал его и сказал, что это самый лучший гид из всех, с кем ему приходилось работать в Польше. Пан Павел был организатором нашего быта и времяпровождения в Польше. В Люблине он устроил нас в прекрасной современной гостинице "Уния". Мы с Мариной тут же вспомнили, что в Люблине в 1569 г. была заключена Люблинская уния об объединении Польши и Великого княжества Литовского в единое государство - Речь Посполитую.
Экскурсии в Люблине не было. Мы с Мариной просто погуляли по улицам. Уже темнело, город освещался плохо, битком набитые автобусы и троллейбусы двигались островками тусклого света. Мы зашли в два встретившиеся нам костела и посидели на узких скамьях. Две девочки лет по 16-ти забежали на минутку, перекрестились, пошептали что-то – может быть, сказала Марина, отметку хорошую просили – и, еле удерживаясь, чтобы не побежать, выскочили наружу, и там послышался их веселый смех.

На следующее утро на пути в Краков нам предстояло посещение Майданека. Здесь, в предместье Люблина, осенъю 1941г. 2 тыс. евреев, пригнанные из Люблинского гетто, построили концентрационный лагерь СС, который с 1943 г стал лагерем уничтожения. 360 тыс. чел. были замучены в Майданеке. Первыми узниками стали 5 тыс. советских военнопленных и польских мирных граждан. В 1944 г. вместе с нашими частями в освобождении Майданека участвовал К. Симонов. Он сохранил запись о том, что он увидел в этом лагере. Это потрясающая запись - его язык неровен, мысль словно спотыкается, не в силах осознать все увиденное. Говоря о национальной принадлежности заключенных, называя цифры, о советских узниках он говорит лишь вскользь. Ведь советским солдатам запрещалось сдаваться в плен, вот Симонов и не кричит об их участи. Между тем, главную часть заключенных Майданека составляли именно они.
Массовое уничтожение узников началось в 1942 г. 16 ноября была устроена специальная акция под циничным названием «Erntefest» (праздник урожая) - были убиты 18 тыс. евреев. А в 1943 г. убийства были поставлены «на поток» - построили крематорий…
Мы вошли в эту страшную мертвую зону. Теперь здесь музей. Нашим гидом был старик 78 лет, волновавшийся и даже заикавшийся, хотя водил экскурсии десятки раз. Ровные ряды бараков. Внутри на стенах тексты и фотографии, раскрывающие историю лагеря. Лежат личные вещи узников. Груда обуви, отобранной у заключенных, крошечные детские ботиночки…Мы вошли в огромный барак, восстановленный в том виде, каким он был тогда. Просторно и темно. Нары по стенам. Почему-то все говорили шепотом. Потом нам показали газовые камеры, крематорий, «пепельный холм» - гора из пепла сотен тысяч людей, сожженных в печах.
Наш гид показал на стоявшее в отдалении маленькое строение. На лавочке у входа курил трубку здоровый толстяк в ярко-красной спортивной куртке. Это был музейный сторож, бывший узник Майданека. Он пожелал жить на территории лагеря еще до организации музея. «Только не надо с ним говорить, - сказал наш гид, - он этого не любит».

Во второй половине дня - в Краков! Шесть часов пути в автобусе. Коля вышел из водительской кабины и, взяв микрофон, принялся стыдить нас – впервые видит такую группу, которая не хочет петь песни, чтобы скоротать долгий путь. Мы с Мариной, сидевшие в задних креслах, робко пытались возражать, ссылаясь на головную боль и на то, что тогда разговаривать нельзя будет. Но никто и внимания не обратил на наши пени, и все дружно затянули песню, потом другую.
Наша группа – человек 20 - состояла преимущественно из молодых людей, работавших в системе Академии наук, - научные сотрудники и обслуживающий персонал. Ехала модно одетая бойкая девушка, старшая медсестра в академической поликлинике – Владимир Федорович, которого все уже называли просто Володя, назначил ее своей заместительницей. Ехала молодая супружеская пара – по виду аспиранты; пожилая женщина, которая, как выяснилось с течением времени, была доктором химических наук. Когда это обстоятельство, почему-то ею тщательно скрываемое, было предано гласности, она сказала: «Да ладно, какой я доктор. Просто у меня руководитель был хороший». Володя, наш руководитель, предупредил, что передвигаться будем только все вместе в рамках экскурсий. Но будучи человеком вполне либеральным, он тут же закрыл глаза на все наши самостоятельные прогулки, и только средних лет дама с озабоченным лицом, во время наших трапез всегда сидевшая за отдельным столиком, иногда скорбно качала головой, наблюдая возвращение в гостиницу отдельных членов группы и, кажется, делала Володе по этому поводу замечания. Принадлежность дамы к органам госбезопасности сомнений не вызывала.
К счастью, хоровое пение утомило всех довольно скоро. За окнами сначала проплывали все те же небогатые поля и редкие деревья, все те же маленькие часовни на перекрестках, небольшие деревни. Потом пейзаж изменился - горы. Но уже начинало смеркаться. Все краски неба стали как будто размываться – серое, голубое, розовое сливалось и погружалось во тьму, и только редкие огоньки возникали и исчезали. И вот, наконец, показались огни Кракова.
Гостиница «Французская». Всякий раз при размещении в гостинице возникали сложности и конфликты. То вообще оказывалось, что заказано недостаточное количество мест, то возникали бурные споры между членами группы насчет того, кому достанутся одноместные, кому двухместные номера. Володя пытался установить очередь, но она редко соблюдалась. В гостинице «Французская» нам с Мариной достался двухместный номер. Но это были роскошные апартаменты – две большие комнаты, две кровати в одной комнате, широкая тахта в другой. Темно- красные обои, диван и кресла золоченые и обиты темно-красным бархатом, огромная lazenka - ванна, два телефона, телевизор. Жаль, что нам предстояло провести в этих апартаментах всего лишь одну ночь.
Мы поужинали и под неодобрительным взглядом нашей таинственной дамы, сидевшей в вестибюле, быстрым шагом вышли на улицу. Еще за ужином выяснилось, что центр Старого города – Рыночная площадь совсем недалеко от гостиницы. Было очень темно. Краков, как и Люблин, освещался очень скудно, и на узкой улочке, по которой мы шли, было пустынно и неуютно. Но мы все-таки вышли на площадь, и вдруг слева от нас откуда-то сверху раздался звук трубы. Мелодия звучала совсем недолго и резко оборвалась. Мы погуляли недолго – даже площадь была темной – и вернулись в свои темно-красные апартаменты.

Утром нас ожидала, однако, не экскурсия по Кракову, а поездка в Величко, в соляные копи. Мы не знали, что это такое, и экскурсия, казалось, будет мало интересная. Наши опасения не оправдались. Соляные копи Величко, упоминающиеся с середины XI в. в средневековых документах под именем Magnum Sol (Большая соль) – огромное сложное сооружение, созданное для добыче соли. На общей глубине 327 метров один над другим расположены 9 уровней – шахты, штреки, шурфы, камеры, подземные озера. В конце XVIII в. копи начали использовать в лечебных целях – лечили астму и бронхит, больные принимали соляные ванны. Сейчас здесь работает подземный санаторий для страдающих заболеваниями дыхательных путей. Лечение очень эффективно.
В конце XVIII в. Величко посетили первые «туристы». Здесь побывали Гёте, Шопен, Ян Матейко, Генрих Сенкевич, а из наших соотечественников – Дмитрий Менделеев. Теперь туристы посещают сравнительно небольшую часть копей – отрезок подземного пути длиной 2 километра на глубине 101 метр. Мы спустились туда по довольно крутой лестнице и вошли в огромный зал. Это часовня Благословенной Кинги, покровительницы копей. Ее создали рабочие в начале ХХ века. Высота этого зала - 10 метров. Здесь все из соли - алтарь, фигура Богородицы. Горные резчики изготовили на стенах барельефы на библейские темы. У стен соляные фигуры святых. Огромная люстра из кристаллической соли. Искусная подсветка делает этот зал особенно красивым. Свет словно переливается на стенах и потолке. В других камерах - скульптуры рабочих, маленькие фигуры бородатых гномов - духов Величко. Наверх нас подняли на лифте.
Приближался час обеда, однако пан Павел объявил, что сейчас нам предстоит еще одна небольшая, но очень интересная, особенно для советских туристов, экскурсия, и повез нас в музей Ленина. О, Господи! Мы и так устали, а тут еще и это! А Краков-то когда увидим? Может, отложим посещение святого места? Так думали мы тогда – вовсе не потому, что не признавали величия Ленина. Нет, прозрение было еще далеко впереди. Но, во-первых, мы действительно устали, а, во-вторых, все-таки «по ленинским местам» - очень скучно было, в зубах уже навязло. Ну, все же посетили. Ленин жил в Кракове два года, накануне первой мировой войны.

И вот, наконец, экскурсия по славному городу Кракову. Нашим гидом был пан Роман Павловский, маленького роста мужчина в ботинках на очень высоких каблуках, привлекательной наружности, любезный, шедший таким быстрым шагом, что мы еле за ним поспевали, стараясь протиснуться в середину группы, поближе к нему, потому что рассказывал он очень живо и интересно. Мы начали прогулку с Рыночной площади, которую накануне не могли разглядеть в темноте. Сейчас она была залита солнцем приближавшейся весны. Народу на площади было много, на вымощенной каменными плитами мостовой в огромном количестве гуляли голуби. Они брали корм с руки, это обычная забава туристов.
Посредине площади – Сукенницы, длинный пассаж, построенный в XIV и перестроенный в XVI в. Когда-то здесь сновали из складов в лавки суетливые приказчики, шумела торговля сукном, совершались крупные сделки. Теперь на первом этаже продают сувениры, на втором – художественный музей. Неподалеку высится круглая Ратушная башня.
Но главная краса Рыночной площади и, может быть, главная достопримечательность Кракова – костел девы Марии (XII-XIV вв.), который краковяне называют Мариацким костелом. Построенное в готических традициях, его узкое длинное тело напоминает корабль, а две башни словно улетают высоко в небо. Башни эти не одинаковой высоты. Существуют разные легенды, объясняющие эту странность. Пан Роман рассказал нам такую. Костел строили два брата, каждый свою башню. Старший брат завершал работу, а младший, более основательный, трудился медленнее. Зависть разделила их, старший боялся, как бы башня младшего брата не вышла лучше. Он убил его, и вторая башня так и осталась ниже первой. Высокая башня, заканчивающаяся восьмиугольником, увенчанным белой короной, была когда-то сторожевой. В 1241 г. на Польшу напали татары и стояли уже близ Кракова. Ночью, когда город спал, и только огонек свечи виднелся в амбразуре сторожевой башни, дозорный увидел приближающееся татарское войско и протрубил сигнал тревоги. Он не успел его закончить – упал, сраженный татарской стрелой. В память этого события в том самом окне каждый час трубач играет тот сигнал – Хейнал. Мелодия резко обрывается, остается недоигранной в память о гибели дозорного. У костела собираются туристы. Существует примета – если трубач помашет рукой, это к удаче. Пан Роман поставил нас так, чтобы нам хорошо был виден трубач, и, сыграв Хейнал, он помахал нам.
При входе в костел вышла заминка. Две группы туристов пытались протиснуться в двери и не сразу смогли войти. А дело в том, что входящий в храм католик должен стать на одно колено и перекреститься (не все, однако, выполняют этот обычай), и движение несколько замедляется. В храме кончалась утренняя служба, и пан Роман велел нам тихо сесть на задние скамьи. Когда служба кончилась, мы подошли совсем близко к удивительному алтарю. Он сделан из дерева. Украшающие его позднеготические деревянные скульптуры изготовлены мастером Витом Ствошем, а в росписи и алтаря и стен костела участвовал знаменитый польский живописец Ян Матейко.
Из алтаря вышел священник, к нему подошли две женщины. Они беседовали, а мы прошли вдоль богато украшенных стен храма. Чего только не было на стенах – богатые и совсем небогатые женские украшения, нечто вроде сумочек с лежащими в них записочками. Изготовленные из кости, металла или керамики изображения частей человеческого тела – рука, ухо и т.п. Все это знаки благодарности или памяти о чудесных исцелениях, произошедших здесь.
Трубач сыграл свою мелодию и помахал нам рукой ровно в 4 часа дня. Шел конец февраля, темнело довольно рано, и пан Роман оставшуюся часть экскурсии провел почти бегом. Предстояло посетить Вавель и Краковский университет.
Вавель – высокий холм на берегу Вислы. Исторический ансамбль, расположенный там, в 1978 г. решением ЮНЕСКО был внесен в список памятников мировой культуры (как и Мариацкий костел, и копи Величко, и город Краков в целом). Это Королевский замок, Кафедральный собор св. Станислава и Вацлава и система замковых укреплений. Замок оказался в этот день закрытым для туристов, и пан Роман, почти не скрывая радости, лишь коротко рассказал нам его историю и повел в Кафедральный собор. Здесь с XI до начала XVII в. проходила коронация польских властителей, здесь находится и их усыпальница, здесь похоронены также Т. Костюшко, С. Понятовский, Ю. Пилсудский, А. Мицкевич. Роскошно внутреннее убранство собора. Каждый уголок по-своему устроен и украшен. Когда мы вошли, шла служба. Мы услышали звуки органа, а потом несколько минут на фоне органа звучала молитва, пел одинокий мужской голос. Это было очень красиво и величественно. А все-таки Мариацкий костел показался нам интереснее. Мы с Мариной еще раз пришли туда вечером во время службы и сели недалеко от входа. Вошла группа ребят с лыжами в руках, за плечами рюкзаки, Осторожно поставили лыжи, перекрестились, постояли минуты три с сосредоточенными лицами, взяли лыжи и вышли.
Внизу под Вавельским холмом - старый город. Когда-то он был окружен оборонными стенами, от которых сохранился лишь бастион Барбакан и Флорианская арка. Здесь начало Королевской дороги (ныне Флорианская улица), выходящей на Рыночную площадь. А стены, окружавшие некогда Старый город и разобранные в XIX в., заменены высаженными на их месте платанами.
В этот вечер мы посмотрели еще знаменитый Краковский Ягеллонский университет.
- Alma mater cracovensus, - сказал пан Роман, - здесь мой сын учится. А другой уже кончил.
- А кто они, кем будут?
- Ах, если б я знал. Два горячих сладких парня. Гроза студенток.
Краковский университет был основан в 1364 г польским королем Казимиром Великим, а в XIV в. преобразован по образцу Парижского университета королем Ягайло. Вот почему его называют Ягеллонским университетом. Это старейший университет в Польше и один из первых государственных университетов в Европе. Самым знаменитым его студентом, а затем преподавателем был Николай Коперник.
Краковский университет пережил тяжелые времена. В 1939 г. гитлеровцы закрыли его. Вот что рассказал нам пан Роман. Немцы пригласили 186 профессоров, чтобы объявить о закрытии университета. 186 профессоров явились в назначенное время в актовый зал, а здание оцепили эсэсовцы. Только один профессор опоздал и, подойдя к дверям, попросил пропустить его. Его не пропустили. Он один и уцелел, остальные были арестованы прямо в зале.
Краковский университет – это целый ансамбль средневековых зданий. Но стремительность экскурсионного бега привела к тому, что мне запомнился только очень красивый внутренний дворик, окруженный галереями в мавританском стиле.
На следующее утро мы простились с Краковом. Этот город - словно произведение искусства. Костелы, где звучит великая музыка, Вавель, Ягеллонский университет, Рыночная площадь, где тысячи голубей берут корм с рук человека. И здесь каждый час дозорный трубит Хейнал, словно предупреждая нас всех об опасности – так это видится из сегодняшнего дня, когда чуть ли не каждый день взрываются бомбы террористов.
Два дня в Кракове – это очень мало. Не было времени просто побродить по узким улочкам Старого города, смешаться с толпой на Рыночной площади и попытаться пообщаться с поляками – Марина немного знала польский. Впрочем, что я говорю - попытаться пообщаться – да разве это возможно было? Правда, под бдительным оком начальства произошло запланированное общение с польской молодежью – но об этом любопытном общении я расскажу позже.

Из волшебной красоты Кракова в обитель мрака – Освенцим… Ну, что сказать об Освенциме? Без содрогания нельзя читать все, что написано об этом лагере смерти, где была создана и педантично выверена система изощренных способов мучить и убивать людей и где погибли свыше 4 миллионов человек. Всякий раз приходит в голову мысль о том, как безграничны возможности человека в унижении, мучительстве и уничтожении себе подобных, и что происходит в душах палачей, теряющих человеческий облик. Экскурсовод рассказал и показал нам: за стеной непрерывно работавшей топки крематория была устроена ванная комната, где принимал ванны начальник лагеря. Рационально, неправда ли? Думаю: как они и их дети могли продолжать жизнь? Видно, безграничны и возможности приспособления человека к обстоятельствам, и возможности преобразования души таким образом, что даже самое неестественное предстает возможным и естественным. Да мы и сами в собственной стране пережили подобное, только на свой, советский лад.
Запомнились ворота с издевательской надписью «Arbeit macht frei», ровные, аккуратные ряды бараков (много позже, во Франкфурте, аккуратные ряды двухэтажных домов в отдаленном районе города напомнили мне эти бараки); туалеты для узников, куда боялись ходить ночью, ибо освещения не было, а охранники требовали соблюдения чистоты, и всякая неаккуратность в туалете каралась жестокими наказаниями. Тонны волос в витрине за стеклом. Лагерные хозяйственники не успели их отправить по назначению - волосы поставляли предприятиям по 50 пфеннигов за килограмм…Но хватит об этом, иначе невозможно будет перестроиться и продолжать рассказ о путешествии.

Поместившись в автобус, мы поехали в город Вроцлав. Проезжая через одну деревню, мы обратили внимание на то, что вдоль фасада некоторых домиков тянется голубая полоса. Пан Павел объяснил – голубая полоса означает, что в доме есть невеста или невесты. А потом весь заоконный пейзаж утонул в тумане, который все густел и густел, так что мы заблудились недалеко от цели своего путешествия, и только местный житель, согласившийся поехать с нами, указал водителю верную дорогу и привез нас во Вроцлав, в гостиницу «Monopol». Был уже поздний вечер, но мы все-таки успели немного прогуляться и зайти в небольшой костел. На улицах царила почти полная темнота, точно так, как это было в Люблине и даже отчасти в Кракове.
Утром нас ждала в вестибюле гостиницы пани Ирена, замечательная «пани пшеводница» этого дня, влюбленная во Вроцлав и очень хорошо показавшая его нам.
Вроцлав удивительный город. Он стоит на 12-ти островах, которые омывает река Одер и ее рукава. 112 мостов соединяют части города и украшают его. Самая древняя часть города - Тумский остров. В IX-XI вв. здесь, на правом берегу Одера построили крепость, защищавшую переправу через реку – важную часть торгового пути с запада на восток. Здесь построили несколько храмов, а потом возвели Кафедральный собор Иоанна Крестителя. С посещения Кафедрального собора мы начали прогулку по Вроцлаву. Это первый в Польше готический храм (строительство было начато в 1358 г.). Он был создан по образцу Собора Парижской Богоматери и поражает своей мощью. Вошли внутрь, шла служба, и орган, тоже необыкновенно мощный, – самый большой в Польше, играл Баха. Под сводами храма божественная музыка звучала совсем не так, как звучит она в концертном зале. Все пространство храма было наполнено ею, она словно поднимала ввысь этот храм, приближала нас к Создателю.
А на другом берегу реки раскинулся Старый город. Во время войны он был сильно разрушен, но тщательно, любовно восстановлен. Он как бы стягивается вокруг Рыночной площади, украшенной настоящей жемчужиной готической архитектуры – Ратушей, построенной в XIV в. Она стоит на середине площади. Вытянутая вверх часть фасада затейливо украшена. Внизу расположен Свидницкий подвал, где когда-то подавали лучшее в Европе пиво. Пани Ирена говорит, что теперь в Ратуше устраивают важные городские приемы. Рыночную площадь окружают старинные каменные дома, - в готическом стиле и в стиле Ренессанс - все разные и все необыкновенно интересные. Тут же высится построенный в XVIII в. в стиле барокко ансамбль зданий Вроцлавского университета Мы восхищаемся красотой и своеобразием Вроцлава, а пани Ирена говорит:
- О, у вас в Москве есть свои необыкновенные угОлки, только вы уж привыкли и не замечаете.
- А что вы имеете в виду?
- О, много. Ну, там, где театр на Таганке, или Новодевичий монастырь.
- А Вы были в этом театре?
- Была.
- А в Большом?
-Да, но Таганка интереснее…
И мы распрощались с пани Иреной.
Вечером этого Вроцлавского дня, незадолго до того, как надо было идти к ужину, к нам постучалась Валя, первая помощница Володи, и спросила, не осталась ли у нас бутылочка водки. Завтра мы едем в Дрезден, автобус поведет Коля, и сегодня его обязательно надо «поощрить». Мы с Мариной тут же достали бутылку и спросили, не нужно ли еще.
- А у вас еще осталось? – удивилась Валя.
- Ну, конечно, ведь сказано было - каждому взять по две бутылки…
- Ну и ну, - засмеялась Валя. – Да почти ни у кого уже и нет. Вот по сусекам скребу. Ну, давайте на всякий случай еще одну, а остальные берегите.
Не знаю, как была употреблена наша водка, но только к ужину несколько навеселе явился Володя. И когда в небольшом зале гостиничного ресторана на сцене заиграли музыканты, и пара молодых поляков начала рядом со столиками танцевать рок-н-ролл, наш руководитель вдруг вскочил на сцену и принялся там выделывать не слишком удачные па. Следом за ним на сцену взобралась Нина, медсестра из академической поликлиники, в черном костюмчике, с прической а ля Брижитт Бардо. Она почему-то скинула высокие, до колен, сапожки, и составила пару Володе. Поляки, танцевавшие у столиков, остановились и с удивлением наблюдали за происходящим. Видно, уж очень смело наши танцоры смешивали движения рока с коленцами украинского гопака.

* * *
Итак, едем в Германию. Первый пункт нашего путешествия - Дрезден. Еще когда усаживались на свои места в автобусе, кто-то из мужчин заговорил:
- Ну, теперь надо держаться. И язык за зубами держать, и вообще.
Я недоумевала:
- Почему это?
- Да Вы что, не понимаете, куда мы едем? Это же страна врагов.
- ГДР?
- ГДР или ФРГ – все одно и то же. Немцы.
Не стала я спорить – показалось бесполезным.
После этого неприятного впечатления и вся дорога оказалась неприятной. Пан Павел и Коля, основательно подвыпивший и, к счастью, оказавшийся не за рулем, – нашу с Мариной водку, небось, пил вместе с Володей – наперебой рассказывали непристойные анекдоты. Послышался ропот экскурсантов. Володя попросил Колю замолчать.
И дальше не все было удачно. Пан Павел покинул автобус на границе, а в Дрездене нас встретила новая опекунша, молодая женщина по имени Виолетта, с первых минут смотревшая на нас с таким пренебрежением, что оставалось только удивляться, зачем она согласилась вообще работать с такими недостойными клиентами. Она повела нас ужинать в ресторан «Am Zwinger». Нас не ждали. Ресторан вообще закрывался, и мы простояли у дверей больше получаса. Виолетта пошла куда-то звонить и, вернувшись, объявила с таким видом, словно виноваты в произошедшем мы, что нас согласились все же покормить, но, как говорят в России, «чем Бог послал». Бог послал нам что-то в высшей степени невкусное и к тому же остывшее. Но делать нечего, мы поужинали и отправились в гостиницу с красивым названием «Lilienstein».
Дрезден… В памяти поколений немцев он останется, наверное, как жертва страшной бомбардировки, осуществленной англо-американской авиацией в ночь с 13 на 14 февраля 1945 г. Сейчас, особенно в связи с 60-летием этого трагического события, столько версий выдают СМИ, столько спекуляций возникает, что трудно составить себе представление об истинных масштабах и причинах трагедии. Число жертв? Цифры колеблются от 35 до 300 тысяч. Погибли не только жители Дрездена, но и тысячи беженцев, военнопленных, остарбайтеров. А причина – месть англичан за бомбежки Лондона в начале войны? Цель - разрушить транспортные узлы и помешать переброске немецких войск с запада, из Италии и Норвегии, на восточный фронт?
Здесь не место для размышлений об этом. Но мысль о бессмысленных ужасных жертвах не покидала меня в Дрездене, и наш дрезденский гид фрау Эмилия к своим объяснениям постоянно прибавляла слова: «Все это было ВПОЛНЕ разрушено». Она показала нам развалины церкви Фрауэнкирхе, оставленные в назидание потомству (теперь, однако, Фрауэнкирхе восстановливается). В отдаленных районах города тогда еще не убраны были и другие следы войны.

Жемчужина Дрездена, жемчужина саксонского барокко – Цвингер. Туда мы и отправились, осмотрев Театральную площадь, знаменитое здание оперного театра, Земперопер, построенное в середине XIX в., еще не восстановленное тогда окончательно, и постояв на узеньком пятачке мостовой, где полтораста лет тому назад стоял Наполеон.
Ансамбль дворцовых павильонов Цвингер был построен в 1710-1722 гг. в годы правления Августа Сильного, курфюрста Саксонского и короля Польши. Современник Петра 1 и его союзник в Шведской войне, он был покровителем искусств, но оставил Саксонию нищей и в военном деле не прославился. А прославился необыкновенной силой (мог двумя пальцами поднять с земли ружье) и многочисленными любовными историями. Но что нам до этого!
Архитектура барочных сооружений Цвингера чрезвычайно сложна и причудлива. Фрау Эмилия объясняла нам ее очень неинтересно и сухо, не забывая периодически повторять, что та или иная часть ансамбля была «вполне разрушена». И мы просто любовались красотой и стройностью чудесного архитектурного ансамбля. Четыре здания, связанные между собой переходами, окаймляют просторный прямоугольник внутреннего двора. Начали их строить для оранжереи, но затем замысел изменился, и здесь был создан комплекс научных музеев - библиотека, коллекция гравюр, кунсткамера и математический кабинет. В этих зданиях и теперь расположены музеи.
Цвингер сильно пострадал во время войны, но был восстановлен в 1955-1962 гг. Удивительным образом во время адской бомбардировки нетронутым оказалось одно из самых замечательных творений создателей Цвингера - грот «Купальня нимф». В центре бьют фонтаны, а по стенам в овальных углублениях - прекрасные статуи .
Фрау Эмилия приглашала нас посетить в Цвингере музей оружия и доспехов, музей старинных измерительных приборов, выставку мейсенского фарфора. Но, конечно, самое главное, что предстояло нам посмотреть в Цвингере на следующий день – главное сокровище Дрездена, знаменитая картинная галерея «Die Alte Meister». И мы отказались от музеев и только прошлись по знаменитой Брюлевской террасе, протянувшейся вдоль берега Эльбы. Отсюда открывался чудесный вид на другой берег реки, поднимавшийся откосом вверх и напоминавший о том, что совсем близко находится Саксонская Швейцария, куда мы и отправились во второй половине дня. Нам предстоял романтический ужин в охотничьем домике в Саксонской Швейцарии.
Саксонская Швейцария – это песчаниковые горы высотой 500-700 метров, известные причудливыми формами рельефа – словно башни, арки, иглы – и красивыми ущельями, пробитыми водами рукавов Эльбы. Красота необыкновенная, мы любовались ею на пути к Охотничьему домику – так называется маленький уютный ресторанчик у подножья горы. На столиках горели свечи, и небольшой зал тонул в полутьме. Впрочем, народу было довольно много, играла негромкая музыка. Пары вставали из-за столиков и танцевали. Мы сидели вчетвером – Марина, я и два геолога – Вадим и его спутница Лиза. К Лизе подошел незнакомый молодой человек и пригласил ее на танец. А мы с Вадимом заговорили о Германии. С самого начала нашего ужина я заметила, что он тревожно озирается и весь напряжен, словно ожидает какого-то подвоха. Я спросила:
- Вадим, а чего Вы такой нервный сегодня?
- Я нервный с того момента, как мы границу этой страны пересекли.
- А почему?
- А Вы не понимаете? Тут любая провокация возможна. Что не говорите, а этот народ – наши враги.
- Да Вы что! Война уж 30 с лишним лет как кончилась.
- У меня на войне отца убили – в последний день в Берлине, снайпер из чердачного окна точно попал. А ведь надобности не было – все уже было решено.
- У меня брат погиб в 41 году под Ленинградом. Но нельзя же на этих воспоминаниях сегодня строить отношения с немцами.
- Государство пусть строит мирные отношения с этой ГДР, а мы не должны ничего забывать. Да Вы посмотрите, как они нас принимают. Чаю попросишь – удивленная улыбка. Какой чай? Пиво пейте.
- Да Вы пиво, наверное, любите.
- Конечно, люблю, И пиво у них замечательное. Но это дела не меняет. А эта Виолетта противная? Вот представительница этого народа! А вы что – немцев любите?
Ну что на это ответить? Это такой обычный и такой нелепый вопрос. Или надо замолчать, или подробно раскрыть свое отношение к национальному вопросу. К счастью, Лиза вернулась к столику, и они с Вадимом пошли танцевать. Уже совсем стемнело, и обратный путь, который длился 4 часа, прошел в полной темноте. В какой-то момент погас свет и в автобусе, и Володя предложил для поднятия настроения петь. Мы с Мариной охнули – у нее разболелась голова. Но я подумала, что лучший способ преодолеть в себе неудовольствие – самим принять участие в пении. А тут как раз песню выбирали. Я крикнула: «Вы слыхали, как поют дрозды?». И мы запели про этих дроздов: «Вы слыхали, как поют дрозды? Нет, не те дрозды, не полевые, а дрозды - волшебники дрозды, певчие избранники России...»

И, наконец, утром следующего дня – Дрезденская картинная галерея, встреча с Сикстинской мадонной Рафаэля. Я не буду говорить об этой второй встрече, потому что видела картины Дрезденской галереи в 1955 г. в Москве, когда в Музее изобразительных искусств была устроена их выставка перед возвращением в ГДР спасенных во время войны картин. Та давняя встреча была для меня важнее встречи в Дрездене. Полотна Тициана, Тинторетто, Джорджоне, Веронезе, Рембрандта – все это было прекрасно. Но мне и до сих пор кажется, что тогда, в 55 году, это была выставка одной картины – Сикстинской мадонны Рафаэля. Помню, что картина висела одна, отдельно, и к ней нужно было подниматься по широкой лестнице. Большое полотно в золотой раме. Два пухлых ангелочка внизу, наверху совсем будничные зеленые занавески на колечках, не запомнившиеся фигуры св. Сикста и св. Варвары по бокам - это я увидела сначала, не понимая, зачем эти детали. Но когда я взглянула на фигуру и лицо Мадонны, все во мне перевернулось. Я не могла оторвать взгляда от милого скорбного и светлого лица. Я все всматривалась и всматривалась, и мне казалось – да нет, я уверена, что так оно и было, - выражение лица менялось волшебным образом – как будто она говорила со мной без слов. Она знала все, что предстоит ей и младенцу. Лицо выражало и мягкую грусть, и твердость, уверенность, что так все и должно быть. Она смотрела не на дитя, а прямо мне в глаза смотрела, объясняя все это, и шла к нам по облакам своими легкими босыми ножками, одновременно и прижимая к себе свое дитя и протягивая его людям.
Но что я говорю свои жалкие слова… Многие русские художники, писатели, поэты видели Сикстинскую мадонну и писали о ней. Жуковский, Белинский, Брюллов, Фет…Но лучше всех написал о ней, по-моему, В.Вересаев, и я приведу здесь его большую запись, сделанную во время посещения Дрездена:
«Сегодня утром я шел по улице старого Дрездена. На душе было неприятно и неловко: шел я смотреть ее, прославленную Сикстинскую мадонну. Ею все восхищаются. Между тем бесчисленные снимки с картины, которые мне приходилось видеть, оставляли меня в недоумении, чем тут можно восхищаться. Мне нравились только два ангелочка внизу. И вот, — я знал, — я буду почтительно стоять перед картиною, и всматриваться без конца, и стараться натащить на себя соответственное настроение. А задорный бесенок будет подсмеиваться в душе и говорить: «Ничего я не стыжусь, не нравится, да и баста!»
Я вошел в Цвингер. Большие залы, сверху донизу увешанные картинами. Глаза разбегаются, не знаешь, на что смотреть, и ищешь в путеводителе спасительных звездочек, отмечающих «достойное». Вот небольшая дверь в угловую северную комнату. Перед глазами мелькнули знакомые контуры, яркие краски одежд... Она! С неприятным, почти враждебным чувством я вошел в комнату. Одиноко, в большой, идущей от пола золотой раме, похожей на иконостас, высилась у стены картина. Слева, из окна, полузанавешенного малиновою портьерою, падал свет. На диванчике и у стены сидели и стояли люди, тупо-почтительно глазея на картину. «Товарищи по несчастью!» — подумал я, смеясь в душе. Но сейчас же поспешил задушить в себе смех и с серьезным, созерцающим видом остановился у стены.
И вдруг — незаметно, нечувствительно — все вокруг как будто стало исчезать. Исчезли люди и стены. Исчез вычурный иконостас. Все больше затуманивались, словно стыдясь себя и чувствуя свою ненужность на картине, старик Сикст и кокетливая Варвара. И среди этого тумана резко выделялись два лица — Младенца и Матери. И перед их жизнью все окружающее было бледным и мертвым... Он, поджав губы, большими, страшно большими и страшно черными глазами пристально смотрел поверх голов вдаль. Эти глаза видели вдали все: видели вставших на защиту порядка фарисеев, и предателя-друга, и умывающего руки чиновника-судью, и народ, кричавший: «Распни его!» Да, он видел этим проникающим взглядом, как будет стоять под терновым венцом, исполосованный плетьми, с лицом, исковерканным обидою, животною мукою, как там, через несколько зал, на маленькой картине Гвидо Рени... И рядом с ним — она, серьезная и задумчивая, с круглым девическим лицом, со лбом, отуманенным дымкою предчувствия. Я смотрел, смотрел, и мне казалось: она живая, и дымка то надвигается, то сходит с ее молодого, милого лица... А в уме бессмысленно повторялось начало прочитанной внизу подписи. «Сделано Рафаэлем для черных монахов».
А дымка проносилась и снова надвигалась на чистый девический лоб. И такая вся она была полная жизни, полная любви к жизни и к земле... И все-таки она не прижимала сына к себе, не старалась защитить от будущего. Она, напротив, грудью поворачивала его навстречу будущему. И серьезное, сосредоточенное лицо ее говорило: «Настали тяжелые времена, и не видеть нам радости. Но нужно великое дело, и благо ему, что он это дело берет на себя!» И лицо ее светилось благоволением к его подвигу и величавою гордостью. А когда свершится подвиг... когда он свершится, ее сердце разорвется от материнской муки и изойдет кровью. И она знала это...
Вечером я сидел на Брюловской террасе. На душе было так, как будто в жизни случилось что-то очень важное и особенное. В воздухе веяло апрельскою прохладою, по ту сторону Эльбы береговой откос зеленел апрельскою травкою. Запад был затянут оранжевою дымкою, город окутывался голубоватым туманом...
Я сидел, и вдруг светлая, поднимающая душу радость охватила меня — радость и гордость за человечество, которое сумело воплотить и вознести на высоту такое материнство. И пускай в мертвом тумане слышатся только робкие всхлипывания и слова упрека, — есть Она, есть там, в этом фантастическом четырехугольнике Цвингера. И пока она есть, жить на свете весело и почетно. И мне, неверующему, хотелось молиться ей. Темнело. Я шел через площадь. На небе рисовались два черные, как будто закоптелые шпица церкви св. Софии. Вот он и молчаливый Цвингер. Окна темны, внутри тишина и безлюдье. И мне стало странно: неужели и в той комнате может быть темно, неужели ее лицо не светится?»

Лейпциг. Старинный саксонский торговый город. Еще в XVI в. он получил право проводить у себя ярмарки. Это и сейчас крупнейший ярмарочный центр. Виднеющиеся повсюду сдвоенные буквы MM – символ Лейпцигской ярмарки образцов (Mustermesse). Самыми знаменитыми и значительными являются, конечно, ежегодные книжные ярмарки. И не случайно. С XVII-XVIII вв. Лейпциг стал настоящей европейской столицей книгопечатания и книгоиздательства, и этот аспект его жизни сохраняется и поныне. В XVIII в. он стал и настоящей столицей музыкальной жизни германских земель. Между прочим, Гёте в «Фаусте» устами одного из студентов назвал Лейпциг маленьким Парижем.
Мы приехали в Лейпциг к вечеру. У нас была хорошая гостиница, и номер был отличный, но утром нас разбудил сильный шум на улице. Я выглянула в окно. Почти под самыми окнами проходила трамвайная линия. В этот ранний час началось движение, и почти не умолкали трамвайные звонки. Здесь была остановка, и на ней скопилось столько народу, что, казалось, людям не выбраться отсюда. Но когда подошел трамвай, пассажиры спокойно начали входить в него, не толкаясь и не торопясь, и когда вагон был заполнен, но вовсе не забит, трамвай двинулся. Нарушая утреннюю тишину своим звонком, тотчас подошел следующий. И так продолжалось до тех пор, пока остановка не опустела – без малейших признаков паники. Ну и ну, - подумали мы, вспомнив, конечно, родную Москву. Именно в этот день, повинуясь общему обычаю немцев и вспоминая утреннюю посадку на трамвай, мы неподвижно стояли на тротуаре, дожидаясь зеленого огня светофора, хотя никакого транспорта на улице не было.
Утром Виолетта вышла в холл со слезами на глазах, сказала, что она плохо себя чувствует и с нами по городу не поедет. Ну и славно, - тайно обрадовались мы и отправились на экскурсию с Лейпцигским гидом фрау Мартой.
Экскурсия была очень насыщенная. Первым ее пунктом был винный погребок «У Ауэрбаха» (Am Auerbach) в подвальном помещении большого магазина Медлер-пассаж. Гёте увековечил этот погребок в «Фаусте», изобразив пирушку студентов в этом погребке и явление Фауста в сопровождении Мефистофеля, заколдовавшего студентов. Гёте учился в Лейпцигском университете и хорошо знал это место. Он и сцену эту написал, сидя в погребке «У Ауэрбаха». Здесь стоит скульптура, изображающая студентов и Мефистофеля.
Старый город. Он окружен кольцом старинных узких улочек(Ring), которые вливаются в Рыночную площадь Alter Markt (Старый рынок). В центре ее высится Старая Ратуша – окруженное массивной колоннадой здание XVI в. в стиле Ренессанс. По краям площади - торговые постройки – ярмарочные склады, в одном из которых была открыта первая в Лейпциге кофейня (до сих пор здесь работает!), и жилые дома XVI-XVIII вв.
И рядом знаменитая средневековая готическая церковь св. Фомы, Thomaskirche,. Здесь читал проповеди Лютер. А с 1723 и до кончины в 1750 г. служил капельмейстером и органистом великий Бах. Не так-то легко он получил это место. И конкуренты были, и должность оказалась не совсем привычная – предстояло заниматься педагогической деятельностью, ибо при церкви существовал знаменитый хор мальчиков. Но Бах был принят и прославил Thomaskirche и своей игрой на органе, и своими великими произведениями церковной музыки. Здесь покоится его прах, а рядом с церковью стоит открытый в 1843 г. памятник великому композитору. В день открытия этого памятника на органе в церкви играл Мендельсон. Бах изображен в полный рост. Камзол с вывернутым карманом и расстегнутой пуговицей напоминает, что создатель бессмертной музыки отнюдь не был богат.
Мы вошли в церковь. Какое счастье - в эти часы там проходила репетиция концерта хора мальчиков, и нам удалось послушать их ангельское пение. Но очень недолго – попросили покинуть помещение.
Затем нас повезли в музей Георгия Димитрова в громадном тяжелом здании Имперского суда. Здесь в 1933 г. проходил суд над коммунистами, обвиненными в поджоге рейхстага. Димитров был одним из трех обвиняемых и блистал на процессе обличительными антиправительственными речами. (А я помню, между прочим, как нам в школе в 33-м году рассказывали про этот процесс и как мой отец ликовал, когда в 1934 г. Димитрова удалось вывезти из Германии в СССР). Но мы с Мариной увидели в вестибюле объявление о выставке картин Тулуз-Лотрека в художественной галерее, помещавшейся в этом же здании, и улизнули туда. Галерея оказалась замечательная. Лукас Кранах Старший, Дюрер, Рафаэль, Тинторетто, Рембрандт. Такое богатство! Но времени было мало, и мы лишь пробежались по залам.
В тот же день посетили грандиозный памятник, возведенный к столетию Битвы народов, происходившей в 1813 г. недалеко от Лейпцига. Это монументальное сооружение было открыто в 1913 г. Подумать только! Прошло меньше года, и в Европе началась новая «битва народов», перевернувшая мировую историю, кардинально изменившая человеческое сознание – первая мировая война!
В Лейпциге мне предстояло деловое свидание с профессором Вальтером Марковым. Надо было передать ему сборник статей «Французский ежегодник», в котором не раз печатались статьи этого немецкого историка, специалиста по истории Франции. Между тем, в Москве нам было строго указано, что встречи с кем-либо отдельно от группы допускаются только в исключительных случаях с разрешения руководителя. Разрешение Володя мне дал, но четко оговорил время, когда надлежало вернуться. Я уложилась в указанное время – не столько из страха перед нарушением дисциплины, сколько из-за того, что мне стало плохо, когда я поднималась на скоростном лифте на 25 этаж недавно построенного Лейпцигского университета им Карла Маркса. И беседа со старым профессором была из-за этого скомкана, и не удалось посмотреть университет, который хотел показать Вальтер Марков… Еле добралась до гостиницы и всю вторую половину дня пролежала в постели.
А наутро – в Берлин

На пути – Потсдам. Как жаль, что и здесь наше пребывание было коротким, как и в других местах. Мы пообедали в этом маленьком приятном городке и отправились на экскурсию в Сан-Суси. Трудно передать впечатление необыкновенной, роскошной красоты, напоминающей о веке Просвещения, о блестящем XVIII столетии и одном из его замечательных представителей – прусском короле Фридрихе II, недаром названном Фридрихом Великим. Во время экскурсии во дворце Сан-Суси нам показали небольшой бюст этого короля, выполненный по его посмертной маске. С недоумением я услышала, как Дина М., член нашей группы, сказала, взглянув на бюст: «Типичное лицо фашиста…»
Прежде чем вспомнить свои впечатления о Сан-Суси, я приведу здесь рассказ нашего Потсдамского гида. Работая сегодня над текстом своего воспоминания, я пыталась найти подтверждение его рассказа, но не нашла. А хочется верить, что так оно и было, тем более, что и имена были названы, и копии документов демонстрировались посетителям. Когда в апреле 1945 года советские войска подошли к Потсдаму, и сокровищам Сан-Суси угрожала опасность уничтожения, полковник Советской армии Е.Ф. Лучувейт, командовавший частями, двигавшимися на Потсдам, по собственной инициативе обратился к гитлеровскому командованию (разумеется, и к своему тоже) с предложением исключить Потсдам из зоны военных действий. И он добился успеха! Потсдам почти не пострадал, а дворцово-парковый ансамбль Сан-Суси не пострадал совсем. Мало того, после взятия Потсдама Лучувейт добился приказа о том, чтобы все, что советские солдаты успели взять из дворца, в течение 48 часов было возвращено музею. И этот приказ был выполнен !
Дворцово-парковый ансамбль Сан-Суси (sans sousi - без забот) был создан в 1745-1762 гг. по замыслу короля, сыгравшего главную роль в создании этого шедевра архитектуры, скульптуры, живописи, садово-паркового искусства.
Старейшая часть ансамбля – созданный по плану короля дворец, летняя резиденция Фридриха II, где он хотел, вдали от государственных дел и официальной жизни, предаваться любимым занятиям – философии, искусству, музыке. Это вытянутое в длину одноэтажное здание в стиле рококо возвышается над шестью террасами, построенными амфитеатром. Между террасами, задуманными как виноградники, широкие лестницы причудливых очертаний, по которым можно спуститься к подножию, где сооружен вытянутый в длину вдоль дворца водоем с фонтаном, окруженный скульптурами.
Центральную часть дворца составляет большой круглый павильон. Высокие окна служат дверями, через которые можно выйти к террасам. От центрального павильона в обе стороны тянутся 200 комнат, расположенных в 2 ряда.
Вестибюль, поражающий красотой росписи высокого потолка, – богиня Флора разбрасывает цветы и фрукты; центральный павильон с выходом в парк; расположение комнат – всё это в общих чертах было спланировано королем. Он сам обдумывал и внутреннее убранство дворца.
Парк Сан-Суси был создан на болотистом месте, преображенном руками немецких мастеров в роскошное творение садово-паркового искусства XVIII века. Он украшен скульптурами (их больше четырехсот) и затейливыми зданиями и сооружениями. Грот Нептуна, китайский чайный павильон, римские купальни, искусственные руины на искусственно насыпанном возвышении, вилла Шарлоттенхоф в итальянском стиле с террасой, известной своим эффектом эха. Если стать лицом к стене и говорить шепотом, речь говорящего слышна на другом конце террасы.
Конечно, красоту парка и террас у дворца мы не могли оценить во всей полноте – кончался февраль. Не было еще летней роскоши, которая превращает Сан-Суси в одно из красивейших мест Европы.
Последним, что нам показали в Потсдаме, был дворец Цецилиенхоф, построенный накануне первой мировой войны, а после второй мировой войны послуживший местом встречи глав держав - победительниц – Трумэна, Эттли и Сталина. В августе 1945 г. они подписали здесь Потсдамское соглашение, определившее послевоенную судьбу поверженной Германии.

Три дня в Берлине, последнем пункте нашего путешествия в Германии. Мы въехали в город в объезд Западного Берлина. С любопытством и каким-то тайным страхом смотрела я на белую бетонную стену с колючей проволокой по верху. В ней было что-то неестественное и потому пугающее, как зловещий знак непонимания между людьми, знак неизбежных будущих бедствий. Между тем, соседи в автобусе воспринимали ее совсем иначе. Две женщины на креслах перед нами вели беседу
- Молодцы они все-таки. Поняли, что иначе с этой западной сволочью не справиться, за одну ночь, говорят, построили.
Печально знаменитая Берлинская стена была возведена действительно за одну ночь. Утром 13 августа 1961 г. жители Берлина проснулись в другом мире. Колючая проволока, проложенная по границе между Западным Берлином и восточной, ГДР-овской частью города, перегородила улицы и трамвайные рельсы, разрезала берлинское метро. Инфраструктура огромного города была нарушена. Близкие родственники, общавшиеся ежедневно, лишились этой возможности.
«Это кость в горле Советского Союза» - говорил о Западном Берлине Хрущев. А в своих воспоминаниях писал: «Что я должен был делать? Только в июле 1961 года ГДР покинули более 30 тысяч жителей, причем лучших и наиболее старательных. Нетрудно было рассчитать, что восточногерманская экономика потерпит крах, если мы не предпримем какие-либо меры против массового бегства». Бежали из ГДР не случайно. Каждый житель социалистической Германии, побывав в Западном Берлине, мог без труда убедиться в преимуществах проклятого капитализма.
Берлинская стена не просто разделила Восточный и Западный Берлин. Она разделила две системы – социализм и капитализм, и две стороны света – Запад и Восток. Сегодня трудно себе представить, что такое вообще оказалось возможным.
А сколько бед принесла жителям Германии Берлинская стена, простоявшая почти 28 лет, сколько человеческих жизней унесли не прекращавшиеся попытки жителей Восточной Германии преодолеть ее, бежать на Запад!
Но все непросто в этой жизни. Вот уже больше 15 лет прошло с того дня, как на волне нашей перестройки Берлинская стена была разрушена – причем так же стремительно, как возведена. Восстановлена была единая Германия! Всеобщим ликованием сопровождался этот поистине исторический акт.
И вот к 15-летию падения Берлинской стены и воссоединения Германии в ФРГ был проведен социологический опрос. Результаты ошеломляют. Оказывается, 25% жителей западной части Германии, хотели бы выдворить 15 миллионов восточных немцев из Федеративной Республики. Они недовольны слишком широким объемом финансирования «отсталого» Востока. Но и 12 % восточных немцев не хотят жить в объединенной Германии. Они считают, что их проблемы - безработица и низкий уровень жизни, не решены, и финансовые вливания в восточные земли слишком малы.
Не срастается…Однако здесь не место обсуждать, какими тяжкими последствиями оборачиваются исторические ошибки правителей.

В Берлине нас разместили в новенькой комфортабельной гостинице «Der Stadt Berlin». Как ни просила я поселить меня в номере на невысоком этаже – отправили на 18-й, и это было убийственно. Всякий раз вверх или вниз – пытка, кружится голова, тошнит. (Не понимаю, почему много лет спустя, когда в Москве наш Институт перевели в высотное здание Президиума Академии наук, я совершенно спокойно поднималась и спускалась на лифте на 20-й этаж.)
Первая экскурсия в Берлине была в Трептов-парк. Возложили цветы к знаменитому памятнику советского солдата работы Е. Вучетича., прослушали рассказ злой Виолетты (она была нашим гидом в Берлине) о здешнем мемориальном кладбище. В пяти братских могилах лежат пять тысяч советских солдат. И еще в одной могиле похоронены солдаты и офицеры всех рангов – по одному человеку – от рядового до генерала. Плакучие березы склоняют свои ветви над могилами
После Трептов-парка автобус прокатил нас по городу. То, что сохранилось от довоенного Берлина, показалось мало интересным – серые, скучные угрюмые дома. Радовала глаз прекрасная Unter den Linden – старинная центральная улица столицы. Во времена Фридриха Великого здесь располагался самый знаменитый в Пруссии бульвар, обсаженный липами. По обеим сторонам бульвара пролегали дороги, которые впоследствии стали важнейшей транспортной артерией столицы единой Германской империи. Липы на бульваре, посаженные впервые в XVII в., дважды вырубали в ХХ веке - в 1936 г., когда строили метро и шла подготовка к Олимпийским играм в Берлине, и в 1944 -1945 гг. – когда холодной зимой жители германской столицы добывали себе дрова. Но липы по традиции высаживали вновь и вновь.
Странное впечатление производила эта прекрасная улица теперь. Вдали виднелись здание рейхстага и монументальные Бранденбургские ворота. Приближаться к ним запрещалось, ибо там, за стеной шумел таинственный и заманчивый Западный Берлин. Жители ГДР, сказала Виолетта, не могут пройти туда ни при каких обстоятельствах. Жителям Западного Берлина разрешено посещать родственников на Востоке, но только по специальным пропускам, причем они обязаны покинуть Восточный Берлин до 24-х часов. Мы постояли в отдалении, поглазели на стену и ушли.
В 1976 г. далеко не все следы войны были стерты в столице Германской демократической республики. Не все достопримечательности Берлина приняли тот вид, который они имели когда-то. Мы отчетливо это поняли при посещении знаменитого Пергамона, Пергамского музея, составляющего лишь часть былой гордости Германии и Берлина – Берлинского музейного острова (Museeninsel). Музейный остров не восстановлен полностью до сих пор, его торжественное открытие намечено лишь на 2010 год.
Замысел создать комплекс музеев на острове на реке Шпрее возник в XVIII веке. Уже в который раз вспоминаем мы великий век Просвещения, сыгравший огромную роль не только во Франции, где родилась идеология Просвещения, но и здесь, в Германии, для ее замечательной культуры. Строить музеи стали, однако, лишь в 1824 г. и до 1930 г. построили здесь пять музеев. Я не стану их перечислять и скажу только о Пергамском музее, построенном в 1930 г. для того, чтобы разместить исключительно ценные находки археологов, сделанные на рубеже XIX и ХХ веков.
Самое сильное впечатление на меня произвели в Пергамском музее, который является хранилищем антиков, ворота богини Иштар и Пергамский алтарь Зевса. Ворота Иштар были обнаружены при раскопках древнего Вавилона, начатых археологами в 1899 г. примерно в сотне километров южнее Багдада. Раскопки эти продолжались 14 лет и принесли необыкновенно обширные и важные результаты. На глубине 15 метров под землей обнаружили развалины Вавилона и среди них - сказочной красоты остатки ворот храма вавилонской богини Иштар. На них обратил внимание немецкий ученый Кольдевей, и находки эти перевезли в Берлин.
Ворота богини Иштар – это высокая, величественная полукруглая арка, по бокам которой тянутся стены из кирпича, покрытого яркой голубой, желтой, белой и черной глазурью. На стенах барельефы, изображающие животных. Главное место в украшении стен занимают изображения льва – символа богини Иштар – и изображения быков и сказочных странных существ – драконов Сиррушей (узкое вытянутое туловище, покрытое чешуей, чешуйчатый хвост и чешуйчатая шея со змеиной головой. Пасть закрыта, но из нее виднеется раздвоенный язык. Передние лапы похожи на кошачьи, задние – птичьи). Это символы двух других богов. Изображения этих животных повторяются на стенах около 500 раз. Особенно красив шагающий вдоль стены лев. Открытка с изображением этого льва красуется у меня на книжной полке
Пергамский алтарь. Эту часть экскурсии вела Виолетта. По-видимому, Пергамский алтарь составлял ее специальность в экскурсионном деле, потому что рассказывала она подробно и интересно. Даже прочитала запись И.С.Тургенева о его впечатлениях. Не очень, правда, эмоционален был ее рассказ, между тем этот замечательный памятник древнего искусства производит сильное эмоциональное впечатление. Пергамский алтарь Зевса (180 г. до н.э.) был обнаружен в Турции. Фрагменты его знаменитого фриза случайно нашел в 1864 г немецкий инженер Хуман. Раскопки начали только в 1878 г., и с согласия турецких властей вывезли ценнейшие находки в Берлин. Там в течение 20 лет фрагменты алтаря реставрировали и собирали в единое целое. Во время второй мировой войны Пергамский алтарь хранился в специальном бункере, а после войны был вывезен в СССР, помещен в Эрмитаж. В 1958 г. его возвратили в Берлин.
Пергамский алтарь, полностью восстановленный и отреставрированный во всех частях, выставлен в огромном высоком зале со стеклянной крышей. В центре широкая мраморная лестница ведет к верхней его части и завершается рядом колонн. С трех сторон это сооружение опоясывает фриз, на котором горельефы представляют единую картину битвы богов и гигантов.
Гиганты – сыновья богини Геи, существа с человеческими туловищами и ногами змей, сражаются с богами, которых возглавляет сам Зевс. Вооруженный молнией, он запечатлен поражающим вождя гигантов. Около Зевса – богиня Афина, схватившая за волосы молодого крылатого гиганта, и Гея, молящая о пощаде для сына. Можно долго разглядывать отдельные части этого горельефного фриза, но воспринимается он как нечто единое, мощное, как картина великой битвы, в которой разум побеждает грубую силу. Удивительным образом передана в камне динамика страшной битвы, выразительны и лица и тела ее участников, исполненные силы, ненависти, решимости. Когда я смотрела на этот фриз, мне казалось, что здесь уместно было бы звучание музыки Вагнера.

Вся вторая половина дня, начавшегося в Пергамском музее, пропала для меня. Опять проклятый лифт на 18 этаж, голова кружится, тошнит. Марина пошла вместе со всеми в знаменитый Zoo, старейший берлинский зоопарк, а вечером группа отправилась в театр смотреть спектакль «Tzar und Zimmermann». Что это такое? – думала я. Кто такой этот таинственный Циммерман? Невежество мое… Это была комическая опера немецкого композитора А. Лорцинга «Царь и плотник» (Zimmermann не имя, по- русски это «плотник»!). А я лежала с головной болью в номере гостиницы, комфортабельном, но суровостью интерьера и цветом окрашенных светло-серой краской стен напоминавшем мне какой-то не виданный мною, конечно, бункер. Думала: как поднимусь на следующее утро?
Однако поднялась. Это был последний день в Берлине, свободное время, покупки. Близ гостиницы на Александерплатц расположен большой универсальный магазин Kaufhof. Туда мы и устремились. Смешно теперь вспомнить, какое огромное значение имели тогда эти покупки за границей, как радовалась я, когда мне удалось купить для дочери красивый летний костюмчик и туфли, как мы повсюду искали модные тогда «батники». При посещении Kaufhof′а я встретилась с единственным в Германии проявлением недоброжелательства. Я встала в небольшую очередь к прилавку, где продавали недорогие красивые свитеры. Совершенно так же, как это бывало в родных московских магазинах, наступил момент, когда свитеры эти стали кончаться, и я выписала себе чуть ли не последний. Заплатив деньги в кассу, вернулась к прилавку и увидела, что мой свитер отдают другой, немецкой покупательнице. Я чуть ли не рукой ухватилась за свою покупку, а продавщица, взглянув на меня с неудовольствием, стала объяснять моей сопернице, что ничего не поделаешь, «эти русские»… Она не подозревала, что я понимаю по-немецки. Я не стала вмешиваться в разговор, свитер достался мне, но нелюбезная Freulein почти швырнула мне его.
В этот день мы обедали в ресторане в здании Ратуши – Roter Rathaus, расположенной тут же, на Александерплатц.. В зале ресторана было очень неуютно и просто грязно, и обед был плохой. В блокноте, где я записывала свои впечатления, в этом месте такая запись: «Немецкая еда». Приведу ее для интереса.
«Завтрак. Очень невкусный чай, колбаса, сыр, яйцо всмятку, хлеб, масло, джем.
Обед. Бульон с яйцом или что-то очень невкусное, кислое, типа харчо. Много мяса в кислом соусе, картошка. Десерт: вкусное мороженое; напитки на выбор – компот, лимонад, пиво. (Все, конечно, выбирали пиво, а его не люблю. Официанты поражались этой странности моего вкуса).
Ужин. Опять проклятый суп, опять мясо. Десерт»
Мороженое и здесь в ресторане Красной Ратуши, было очень вкусное.
Вечером, когда мы пришли туда же на ужин, в Ратуше разворачивался карнавал. Шла последняя неделя перед постом. И хотя никаких массовых карнавальных шествий, которые там происходят сейчас, в социалистической Германии быть не могло, отказаться от традиций немцы, конечно, были не в силах. Мы сидели в отдельном помещении и не видели карнавала, но мимо нас проходили в большой зал очень веселые молодые люди, многие в карнавальных костюмах. Несколько ребят были в тельняшках, а один парнишка был одет в шорты и тельняшку, а через плечо у него висела на бечевке гирлянда из рулонов туалетной бумаги разного цвета. Спускаясь по лестнице к выходу, на лестничной площадке мы увидели стоявшую перед большим зеркалом даму в вечернем платье, с раскрашенным лицом и в маске.
Рано утром 1 марта мы покидали Берлин и уезжали из Германии обратно в Польшу. Все уже сидели в автобусе, а две дамы – заместительницы руководителя, сквозь зубы благодарили спесивую, высокомерную и истеричную Виолетту. Она расплакалась, когда ей вручили подарки – скатерть, вышитую гладью, и мельхиоровую конфетницу – и порывалась войти в автобус, чтобы со всеми прощаться.. Осталась ли водка-то для пана Павла, с которым нам предстояло еще встретиться? Впрочем, у нас с Мариной в чемоданах было еще по бутылке.
Поехали в Польшу через Франкфурт-на-Одере. Путь был долгий, и водитель Коля опять выступал в своем репертуаре. Странная смесь полезных знаний и невежества, некультурности. Речевые обороты его были таковы: «Здесь мы остановимся, - говорил он, - потому что-таки надо посмотреть мАмориальное кладбище». Когда пересекали границу и въехали в Польшу, все облегченно вздохнули. Почему? Немецкие пограничники были очень любезны, улыбались нам, махали рукой отъезжающему автобусу. «Смотрите, как ловко они притворяются», - сказал, глядя в окно, знакомый геолог.
* * *

Мы приехали в Познань и остановились в мотеле Novotel, только что построенном в большом парке в 3-х километрах от центра города. Нас встретил толстый и добродушный пан Павел. Когда мы выходили из автобуса, он сказал: «Ну, приехали, холера ясная?» Все засмеялись и стали его обнимать. А он, желая показать нам разницу в приеме в Германии и у него, в Польше, в первые дни этой второй части нашего пребывания в Польше, особенно заботился о нашем питании, кормил необыкновенно обильно и вкусно, каждый раз после очередной трапезы спрашивая, так ли было в Германии. К тому же, приближался великий пост, и в эти предпостные дни полагалось, как он объяснял, чуть ли не объедаться. В первый день в Познани на обед был вкуснейший грибной суп-пюре с гренками, а на второе – «свинская нОга», как сказал пан Павел, то есть свиной окорок с тушеной капустой. В Германии тоже капусту давали в виде гарнира, но здесь она и в самом деле была вкуснее. И ужин тоже вкуснейший – селедка в сбитой сметане с луком, свинина с картофелем-фри и булочки – с изюмом, миндалем, с ванильным и сливочным кремом, и чай – «сколько хочешь» - так говорили не случайно, потому что в Германии официанты очень удивлялись нашему пристрастию к чаю и давали понять, что пиво гораздо лучше чая.
Поляки гордятся Познанью, это «колыбель Польши», - сказала пани Ядвига, Именно здесь, на берегах реки Варты, где теперь стоит город, жили поляне, от имени которых произошло название Польши. В X-XI вв. в Познани была резиденция польских властителей. Первый польский князь Мешко I в 966 г. принял крещение недалеко от Познани, в Гнезно, а его сын, Болеслав Храбрый, был провозглашен здесь польским королем. Познань была административным и военным центром страны до тех пор, пока столицу не перенесли в Краков.
Сначала пани Ядвига повезла нас в старинное магнатское имение - Курник. Курникский замок - один из нескольких старинных замков, принадлежавших богатым семействам и несколько раз переходившим из рук в руки на протяжении столетий. Курник был построен в XV в, перестроен в XVII-м и принял нынешний свой вид после перестройки в XIX в. Одним из наиболее интересных и просвещенных его владельцев был Титус Дзялыньский,. большой польский патриот. Он собрал в своем замке сохранившуюся и поныне уникальную библиотеку книг и рукописей – польских или имеющих отношение к Польше. Пани Ядвига показала нам комнату, на потолке которой выведена арабская вязь, означающая: «Нет Бога, кроме Аллаха». И это в сугубо католической стране! А дело в том, что мусульманская Турция была единственным государством, не признавшим разделы Польши, и надпись эта служила своеобразным выражением признательности ей.
Стены многих комнат увешаны портретами предков и членов семьи Дзялыньских. В одной из комнат – большой потрет дамы в белом платье - Теофилии Дзялыньской, хозяйки Курника в XVIII в. Предание гласит, что до сих пор по ночам дама в белом бродит по комнатам замка. Впрочем, сказала пани Ядвига, в каждом замке должно быть привидение, своя «белая дама», иначе какой же это замок…
Последний хозяин Курника в 1925 г. передал замок и парк в собственность государства.
Вторая половина Познанского дня была посвящена самому городу. Мы отправились в его исторический центр – Старый Рынок на Тумском острове. В центре площади возвышается великолепная Ратуша. Она строилась и перестраивалась с XIII по XVI вв., сначала была невысокой в два этажа. А потом к ней пристроили третий этаж и высокую башню – в знак независимости торгового города Познань. Это очень красивое здание в стиле Ренессанс. По всему фасаду на трех этажах тянутся лоджии с полукруглыми арками наверху, а еще выше, у основания башни – городские часы. Каждый день ровно в полдень там открываются резные ворота и появляются золотые фигуры двух козлов. Они 12 раз бодаются рогами и затем скрываются в дверях. Ядвига привела нас к Ратуше как раз в полдень, мы и козлов золотых видели и группу ребятишек из детского сада, которую воспитательница привела сюда посмотреть на это представление. Козлы эти – символ города Познань, потому что его жители, сказала Ядвига., отличаются независимым характером и упорством в достижении цели.
Напротив Ратуши – старинный фонтан Прозерпины и тут же позорный столб – каменная колонна с железными цепями – здесь в средние века наказывали и казнили преступников. Ряд небольших трехэтажных старых домов тянется вдоль южной стороны площади. Это дома построили торговцы солью и рыбой. Сначала они торговали на лотках в крытой галерее, а потом пристроили над рядами жилые помещения. На площади Ратуши есть и богатые дома. Одно из самых красивых зданий (XVIII в.) – дворец Дзялыньских, владельцев Курникского замка.
Потом мы посетили Кафедральный собор – Базилику св. Петра и Павла. Это самое старое здание в Познани. Впервые храм был возведен здесь в Х в., когда было основано первое польское епископство. Но с тех давних пор он был разрушен и подвергался перестройке несколько раз. Вторая мировая война тоже не пощадила познанскую святыню. Однако Кафедральный собор восстановлен с сохранением готических черт XV века. Очень хорош он внутри. Туристам прежде всего показывают золотую каплицу – усыпальницу первых польских правителей – Мешко I и Болеслава Храброго. Впрочем, точных доказательств того, что именно их прах покоится здесь, нет, но все равно это польская святыня.
Вечером этого дня состоялась встреча нашей группы с трудящимися Познани. Такая же встреча должна была быть и в Германии, но там трудящиеся не пришли. А здесь пришли – несколько молодых парней и девушек. Слава Богу, встреча эта не носила протокольного характера. Никаких речей. А просто сели за стол, подали по рюмке сухого вина и кофе. Володя, правда, вытащил откуда-то водку, но все было вполне прилично. Танцевали, пели. Рядом с нами сидели две молодые девушки - Халина и Гражина. Обе они неплохо говорили по-русски, учили русский в школе. Мы с Мариной разговорились с ними. Мы вспоминали о Германии, откуда только что приехали, и Гражина, чуть-чуть помрачнев, сказала:
- Вот вам понравилось в Германии. Говорите, что враждебных чувств там не испытывали. А у нас по-другому. Война прошла через сердце каждого поляка, и забыть это мы не сможем никогда
Потом она опять оживилась и задала нам вопрос, который поверг нас в веселое смущение:
- Как это вы в такие важные дни уехали из Москвы?
- А какие это дни? - удивились мы. – Может, что-то случилось, а мы здесь не знаем?
- У вас в Москве XXV съезд Коммунистической партии!
- Разве?
Девушки были очень удивлены и даже шокированы. А мы и не думали про этот съезд. Что он мог изменить и в нашей маленькой жизни да и в жизни страны? Утверждались «Основные направления экономического развития на 1976-1980 годы»…
Но про XXV съезд КПСС нам еще раз напомнили на другой день. Мы ехали из Познани в Варшаву, и по дороге у нас была остановка в г. Ловиче, где нам показали замечательный этнографический музей. Там, в Ловиче, мы обедали. И когда вышли из кафе, чтобы садиться в автобус, увидели, что на маленькой площади у автобусной остановки происходит какой-то митинг. Два знаменосца в национальных польских костюмах держали флаги, один – государственный флаг ПНР, другой – государственный флаг СССР. Что это за митинг? – поинтересовались мы. Оказалось, что митинг посвящен XXV съезду КПСС в Москве. Вот это да!
Между прочим, в этот день на пути в Варшаву мы встретились с проявлением недоброжелательства. Автобус медленно двигался по очень узкой улочке какого-то маленького города, а на тротуаре небольшая группа молодых ребят собралась перейти на другую сторону. Наш водитель предупреждаюше загудел. Ребята остановились, и один из них крикнул: «О! Дорогие наши друзья!» В этих словах звучала откровенная издевка.

По дороге в Варшаву в автобусе вспыхнул небольшой конфликт. Заехать в Желязову Волю, на родину Шопена, или не заезжать? В Варшаву хотелось попасть как можно скорее по двум причинам. Женская часть группы надеялась совершить главные покупки на оставшиеся злотые именно в Варшаве, на рынке, где, по слухам, можно было купить всё и очень дешево. Мужская часть была заинтересована в другом. В Варшаве возможно было «факультативное» посещение ресторана, где был стриптиз. Мужчины берегли деньги на это необыкновенное мероприятие. Подумать только! Советский человек получает возможность прикоснуться к сладкому разврату разлагающегося западного мира. Пусть это происходило в социалистической Польше. Как говорил один польский ученый, приезжавший в Москву, «лагерь у нас с вами один, но в нашем бараке повеселее».
Мы с Мариной молчали. Но одна девушка, сотрудница НИИ, на «зеленой стоянке» громко объявила, что она не сядет в автобус, если руководство не согласится заехать в Желязову Волю. Тут и мы с Мариной поддержали Катерину, и Володя, презрев ропот большинства, скрепя сердце, согласился.
Желязова Воля находится в 22-х километрах от польской столицы. Живописное место на речке с романтическим названием Утрата. Здесь родился Фредерик Шопен. Его отец был французским учителем в доме местного помещика и женился на родственнице хозяина, служившей экономкой. «Открыл» Желязову Волю русский композитор Милий Балакирев, поклонник творчества Шопена. Его усилиями здесь был поставлен обелиск, а позднее, в 1894 г воздвигнут и памятник Шопену. Балакирев приезжал на церемонию открытия.
В небольшом одноэтажном доме с низкими потолками и скрипучими деревянными половицами родился великий польский композитор. Дом этот был разрушен во время первой мировой войны и восстановлен в 1926 г. А вторая мировая война его пощадила. Теперь здесь устроен музей, и в музыкальном зале стоит рояль, на котором играли и играют знаменитые музыканты. Во время летних воскресных концертов открывают окна в богатый сад, где на скамейках сидят слушатели. Во время экскурсии по дому в Желязовой Воле включается магнитофонная запись, содержащая не только объяснения, но и музыку Шопена. Нам достались мазурки. Все это было очень красиво и поэтично. Но я услышала разговор двух наших путешественниц. «Есть у нас такие любители, - говорила одна из них, - вот и заехали сюда, неизвестно зачем». Мы и были эти преступные любители неизвестно чего.

Варшава…Мелодия этого города - героико-патриотическая. Это главное мое впечатление. А «мелодия» - наверное, потому, что повсюду здесь живет музыка Шопена, память о нем. Впрочем, первые бытовые впечатления в Варшаве были не особенно приятные. Гостиница Metropol, в которую нас поместили, показалась не слишком опрятной. В номере не очень чисто, в ванной – обмылок вместо мыла, и раковина треснутая, нет туалетной бумаги. В ресторане «Дикий кабан», где мы ужинали по приезде, было тесно и душно, сильно накурено. И кормили в Варшаве довольно скудно. Это имело почти смешное объяснение. Пан Павел поведал, что, желая с размахом встретить нас при возвращении из Германии, он слишком много потратил денег в Познани (тут я вспомнила вкусную «свинскую нОгу»), и теперь денег не хватало. «Да ведь все равно, - сказал он, - как это у вас называется - великий пост…».
С этими бытовыми впечатлениями вполне соотносилось долгожданное посещение Варшавского рынка. Сейчас он, конечно, не мог бы поразить воображение, но тогда для советского человека это было нечто. Чего только не было на этом рынке! На лотках и в фанерных киосках горы разнообразной обуви, платья (в том числе вечерние и подвенечные), блузки, желанные батники (я купила дочке два батника), зонтики, сумочки, трикотаж, кружева ручной вязки, джинсы, которые примеряют тут же у лотков, какое-то сомнительного вида подержанное женское белье - всё на свете было тут. Вдоль рядов ходили женщины, продававшие в мисочках из фольги горячую картошку с подливой. И наши дамы целиком погрузились в мир дешевых покупок, мир того, чего не было у нас на родине!
Следующий день был посвящен осмотру города. Варшава расположена на берегах Вислы. На левом берегу историческая часть столицы, Старый город, где сосредоточены все достопримечательности, на правом – другая часть города – Прага, средоточие промышленных предприятий и жилых районов. Мы, конечно, познакомились только со Старым городом. Старо Място, Старувка – площадь, имеющая форму правильного прямоугольника, к которому по строгим перпендикулярам стекаются узенькие улочки. Таково было средневековое правило строительства Рыночной площади. Дома, окружающие ее, узкие, с готическими крышами, тесно лепятся друг к другу, и кажется – они так и стоят здесь столетиями. А ведь все это, как сейчас сказали бы, «новодел». Подлинное Старо Място было разрушено во время войны. Немцы дважды наносили польской столице разрушения. Первый раз в самом начале войны, когда варшавяне пыталась сопротивляться. А второй раз - после легендарного восстания 1944 г., когда они старались стереть город с лица земли и почти преуспели в своем варварском намерении – в 1945 г. Варшава лежала в руинах.
Долгие споры - восстанавливать разрушенное Старо Място, или нет, кончились все же решением восстановить, и это было сделано поистине героическими усилиями архитекторов, строителей, реставраторов. Это была искуснейшая тщательная работа, осуществлявшаяся по сохранившимся планам, рисункам, документам, воспоминаниям.
Вокруг Старого Города - фрагменты старых крепостных стен, и высится Барбакан – сторожевая башня. От площади мы пошли по Свентояньской улице (Как интересно называются улицы Варшавы - Маршалковская, Аллеи Иерузалемские, Краковское предместье…) и остановились перед главным Варшавским костелом – Кафедральным собором св. Яна. И тут наш гид пан Владимир стал рассказывать о Варшавском восстании в августе 1944 г. Я слушала с сердечным трепетом – вспоминала потрясший меня гениальный фильм Анджея Вайды «Пепел и алмаз».
Рядом с собором св. Яна во время восстания шли последние бои, здесь сражались обреченные уже героические польские мальчики. И немцы вынуждены были отступить! Все понимали, однако, что они вернутся. В костел вошли его защитники и стали собираться люди. Заперли двери изнутри. Началась служба. Немцы сперва обстреливали костел, но служба продолжалась. Тогда они начинили динамитом танк и направили его на стену церкви. Раздался взрыв, в стене образовалась большая пробоина, рухнули своды храма. Погибли все, кто был в костеле. Теперь он давно восстановлен, и в стену его вмонтирована гусеница танка. Мы вошли внутрь, и пан Владимир показал нам фотографию священника, который в Освенциме спас предназначенного для казни руководителя лагерного Сопротивления. Священник поменялся с ним местом и погиб в газовой камере. Показали документальный фильм о разрушенной Варшаве. Из 1 млн. 300 тыс. ее жителей остались в живых лишь 30 тыс., вернувшихся туда после освобождения города.
Потом мы поехали в чудной красоты парк Лазенки. Пруды, озера, и повсюду плакучие ивы – символ Польши. В удивительном памятнике Шопену работы скульптора Вацлава Шимановского, поставленном в Лазенках, пальцы композитора изваяны в виде ивовых ветвей История этого памятника такова. Скульптор создал его еще в начале ХХ в. и подал прошение царю Николаю II о его установке в Варшаве. Разрешения не получил. Памятник поставили только в 1926 г. Во время второй мировой войны немцы взорвали его, а на постаменте на другой день появилась надпись: «Кто меня снял, не знаю… но знаю, почему, - чтобы я не сыграл ему похоронный марш». Памятник восстановили только в 1958 г. В Лазенках по воскресеньям бывают концерты на свежем воздухе. Публика размещается на садовых скамейках. Играют Шопена.
После обеда, в котором вследствие экономии пана Павла отсутствовали закуска, десерт и напитки, нас повезли в музей, где была выставка современного искусства. Но там не оказалось на месте экскурсовода, нужно было его ждать, и мы понуро стояли в фойе. Все устали, и в музей не очень хотелось идти. Марина спросила пана Павла, который отвечал за наше времяпровождение и был смущен случившейся неувязкой, далеко ли отсюда то место, где было Варшавское гетто. «А мы сейчас туда поедем», - откликнулся он, и это было последнее, что довелось нам увидеть в Варшаве. Собственно, смотреть там было особенно нечего. На месте разрушенного гетто разбит сквер, и ровными рядами стоят совершенно советского, черемушкинского вида «хрущобы». В знаменитом фильме Поланского «Пианист» сцены в гетто сняты не в Варшаве, а в павильонах Голливуда. Трагедиям, произошедшим здесь, посвящен памятник мученикам гетто – большая мраморная стела с барельефами.
История Варшавского гетто – одна из многих трагических и героических страниц в истории второй мировой войны. Она поражает цифрами – здесь погибли более 300 тысяч евреев, поражает безумным варварством и жестокостью палачей, поражает, увы, и позицией многих поляков, часто сотрудничавших с немцами при создании гетто и во время героического восстания в гетто в апреле 1943 г. равнодушно наблюдавших, как оно горит. Восстание длилось почти месяц, и еще долго после жестокого его подавления и полного разрушения гетто, вплоть до осени, случались акты сопротивления – стычки среди развалин, в канализационных трубах…
Тех, кто остался в живых после восстания, отправили в Освенцим и Треблинку, и там последних свидетелей отчаянной смелой попытки евреев вырваться на свободу поглотили газовые камеры и огонь крематория.

Вечером был прощальный ужин. На другой день мы уезжали домой. Пан Павел все же постарался: подали горячий свекольный отвар и блинные пирожки с мясом, затем тушеное мясо с зеленой фасолью (какой же это пост?), невиданное лакомство - кока-колу и чай с тортом. После ужина некоторые мужчины во главе с Володей отправились в ресторан смотреть стриптиз, Марина - в кино; шел «Амаркорд» Феллини. У нас его не показывали. А у меня осталось всего 4 злотых, на кино не хватало, и я осталась в гостинице

* * *
Утром собрались у автобуса. Вести его в этот день должен был Коля, но накануне вечером он так напился, прощаясь с паном Павлом, что о том, чтобы сесть за руль, не могло быть и речи. Второй водитель, Юра отказывался работать не в свою очередь, но потом, конечно, занял все-таки водительское место, а Колю уложили спать в кабине.
Когда мы пересекли границу и в Бресте ожидали таможенного досмотра, произошел инцидент, живо напомнивший, что мы уже на своей социалистической родине. Чуть позже нас подошел автобус, который привез группу из Алма-Аты. Тоже возвращались домой. Их оставили в том зале, где ожидали своей очереди и мы. Ждали довольно долго. Наконец, появились таможенники во главе с каким-то, по-видимому, ответственным товарищем, который обратился к нам с такой примерно речью:
- Вас предупреждали при отъезде, что во избежание провокаций лучше не вступать в какие-либо частные контакты с иностранцами. Но какие-то контакты все же могли случиться, и ничего страшного в этом нет. Вы ведь посетили братские социалистические страны. Но нас беспокоит, не появились ли у вас какие-нибудь запрещенные к ввозу предметы, запрещенные у нас книги или, не дай Бог, иностранная валюта. Я предупреждаю: если нечто подобное будет обнаружено, вас ждут неприятности, и лучше сейчас предъявите сами такого рода вещи.
Все молчали.
- Ну, приступайте, - сказал оратор.
Таможенники начали досмотр с казахской группы и очень скоро обнаружили у мужчины средних лет нечто преступное. Это была шариковая ручка, в которой, при приведении ее в рабочее положение, обнаруживалось изображение голой женщины.
- Ну, вот, - сказал мужчина, державший речь, - как вы думаете, что это такое? Предмет порнографии, что строго запрещено к ввозу. Пройдемте со мной, - обратился он к бедному владельцу ручки и увел его из зала.
Все затрепетали. Мужчины из нашей группы явно волновались, особенно Володя, нервно шагавший по залу. Все замерли, когда ввели провинившегося.
- Мы составили протокол, - обратился к присутствующим сопровождавший его «таможенник», - но решили не давать ему законного хода. Однако вынуждены все же сообщить об этом по месту работы товарища. Казахская группа может идти.
И взволнованные казахи быстро удалились.
Ну, что теперь будет с нашими мужчинами? Не случайно же они волновались…Но ничего не произошло, наши вещи и осматривать не стали, сказали: «Проходите, не задерживайтесь». Я увидела, что Володя вдруг густо покраснел, а его Гб-шная помощница укоризненно на него взглянула и покачала головой.
А ночью, в вагоне поезда Брест-Москва я услышала сквозь тонкую стенку разговор в соседнем купе, где собрались некоторые члены группы во главе с руководителем. Там выпивали, смеялись и делились впечатлениями.
- Ребята, - доносился голос Володи, почему-то смущенный, - вы про стриптиз, что ли? Так у меня никаких таких мыслей не было. Жаль только, что только одна выступала. Она мне как сестра была, чесслово. Это ведь искусство, красота – понимаете? Вы что! Да ничего грязного, неприличного не было, просто они в этом на шаг вперед от нас ушли…
- А ручка-то у тебя была, Володя? – спросил кто-то. – Здорово ты струхнул.
Все засмеялись.
- Ну, ручка, что ручка, - гудел Володя. – Будет вам.
Утром в Москве мы попрощались и больше никогда не виделись. Только однажды, несколько лет спустя, я встретила Володю на улице. Он меня не узнал, да и я не стремилась к общению. Была ранняя весна, снег еще не сошел, а он шел без шапки, в расстегнутом пальто и широко улыбался в пространство. Видно, был занят своими приятными мыслями. Я подумала, что нам достался все-таки очень хороший руководитель в той поездке ПНГ-ГДР-ПНР.

* * *

Приятнейший момент – раздавать подарки, привезенные из путешествия. Я пришла к приятелю, и мы пили чай Pickwick в пакетиках. Сейчас он продается на каждом, можно сказать, углу, а тогда это был экзотический подарок любителю и знатоку чая. С нами был еще молодой человек, жадно расспрашивавший: ну, как там, ну, что там?
Я рассказывала какие-то мелочи, смешные моменты. Не могла же я подробно, как сделала это здесь, описывать наше путешествие. А главные впечатления от увиденного я тогда передать не сумела. Сформулировать это главное попыталась много позже, когда впечатления отложились и рассортировались.
Польша – страна костелов. Это не мое определение, я где-то его вычитала, но могла бы повторить. И в закончившуюся, слава Богу, эпоху строительства социализма она осталась католической страной, где даже неверующие высоко чтят католицизм как ветвь мировой культуры. И никакая борьба против церкви и антирелигиозная пропаганда, равная той, что была у нас в годы Советской власти, особенно в начале ее установления, в Польше была бы немыслима. Мы поняли это, наблюдая действительно огромное количество костелов, где собираются люди всех возрастов. И часовни на перекрестках проселочных дорог, и мадонны над дверями деревенских домов – все это свидетельствует о глубокой религиозности польского народа. И второе впечатление от Польши, о котором я уже говорила – это внутренний героико-патриотический настрой в сердце поляков, рождающий не просто внимательное, но трепетное отношение к прошлому, Это не удивительно. История Польши поистине трагична. Три ее раздела, происходившие в XVIII в., когда народ и государство насильственно разрывали на части, создала этот настрой и стремление к свободе.
А что сказать о Германии? Мне с детства близки и понятны немецкая культура и немецкий язык. История Германии в XIX в соотношении и сопоставлении с историей России - моя специальность историка. И я знаю, что в отношении к Германии в России с конца XIX в., после франко-прусской войны 1870-1871 гг., и особенно в ХХ в., всегда звучал, помимо всего прочего, такой вопрос: как это сочетается – страна Гегеля и Канта, Гёте и Шиллера, Баха и Бетховена - и агрессивное пруссачество, стремление к мировому господству, и варварство гитлеровской Германии, печи Освенцима? Я и сама ставлю перед собой такой вопрос. Но не место здесь, в рассказе о путешествии, пытаться его решить.
Может быть, несмотря на все то ужасное, что совершила и что пережила Германия, жив и не умирает дух ее великих людей? Такая совершенно нерациональная мысль приходила мне в голову там, в Германии, когда мы бродили по парку Сан-Суси, любовались Цвингером или замирали в восторге перед горельефами Пергамского алтаря, так тщательно и любовно сохраненными немецкими учеными и мастерами. А, может быть, это рафаэлевская Сикстинская мадонна, которую немцы хранят у себя в Дрездене, помогает им сохранить себя как великую нацию, носительницу великой европейской культуры? Все это, наверное, излишне пафосно и не по-современному романтично. Но таково было мое общее впечатление от увиденного в Германии - страна великой культуры, умирающей и вновь возрождающейся из руин.
Мне очень хочтся, чтобы те, кто прочитает это мое воспоминание, сравнили его с воспоминанием о своих вольных путешествиях, совершенных в наши дни. Стоит задуматься над тем, что новая эпоха в жизни нашей страны, в адрес которой со всех сторон слышатся ставшие уже общим местом проклятия, дала гражданам России такие возможности, о которых мое поколение не могло и мечтать.

© Светлана Оболенская, 2008
Дата публикации: 01.08.2008 23:57:26
Просмотров: 4272

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Ирина Горбачева [2009-01-28 18:25:27]

С таким удовольствием прочла Ваши воспоминания. Прошлась по таким знакомым улочкам любимой Варшавы, "жила на Праге", Берлин посетили, как раз во время разрушения Берлинской стены. Её кусочек храню. Позже стали подделки продавать. И от Фр.на Одере, до Фр.на Майне объездили и на машине и поездом... А вот на родину предков - Краков, попасть не смогли. Спасибо за прогулку по молодости. Добра Вам и счастья. Ирина

Ответить