Месть Костыля

Михаил Марусин

Форма: Рассказ
Жанр: Документальная проза
Объём: 18419 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Быль от начала и до конца.

Когда-то Балашов, кстати Саратовской области, и сам был областным центром, благодаря чему активно развивался. Пробыв таковым около пяти лет, славный город, кстати малая родина автора, утратил статус административного пупа Черноземья. С тех пор минуло более полувека, но и в конце 80-х в городе насчитывалось порядка ста тысяч ещё непуганых бандитскими войнами граждан. Ещё не закрылись предприятия, ещё не обмелел Хопёр, ещё не пошатнулись моральные устои, потому и не было на улицах города курящих женщин, гарлемоидных рэпофилов и салонов интимной стрижки.

Чернозём развращает. Что палку воткни, что окурок втопчи – прорастут. Плюс всеобщая занятость и гарантированные оклады за перетаскивание железки из угла в угол. Пили все и помногу. Закуска радовала: местная ливерная колбаса стоила 50 копеек за кило, помидоры и яблоки обходились даром, если закрыть глаза на порванные по неосторожности штаны – в конце 80-х жители частного сектора уже обносили заборы колючей проволокой, благо недостатка в ней не было: тюрьма, колония строгого режима, воинская часть и оборонный завод – всё находилось в шаговой доступности.

Потомственный маляр и фронтовой медбрат по бабушке Иван Костылёв проснулся довольно поздно: вот уже две недели он находился в отпуске. За четырнадцать дней холостяцкого загула немудрено пропить все отпускные сбережения – смотреть бы в оба, чтобы из дома не начал выносить. А смотреть было некому. Костылёв открыл унаследованный от бабушки – фанерный, округлый, с зеркалом на двери и ямообразной крышей – шифоньер, снял с перекладины пиджачный костюм, да так – с плечиками, табачными крошками и прошлогодней квитанцией за свет – и понёс в комиссионку.

Надо сказать, в комиссионке сразу денег не выдают, а только оценивают товар и оставляют на реализацию. Вот и ванин костюм оценили в двенадцать рублей, выдали бумажку и на всякий случай пригрозили милицией, если ванин мятежный дух через минуту будет обнаружен в нафталиновом святилище. Ванька был не шибко образованным, чешуёй мудрости тоже не блистал, но инстинкт не пропьёшь: через минуту он был за углом, у телефона-автомата, где и был замечен Адамом Жуковым, промышлявшим сбором двухкопеечных монет у населения.

Между нами, никакого Адама Жукова за двадцать пять лет до этой встречи родители не проектировали. А создали они Адольфа Джугашвиляйна, ибо сами были Джугашвиляйнами, поволжскими немцами, что и сыночку завещали. Но как-то не сложилось у нынешнего Адама с тогдашней имь-фамильей. Сначала он боялся имени, потом фамилии, а получая паспорт, изменил и то, и другое, оставив только отчество: Корбутович, за что и был величаем «Горбатычем», а затем «Капутычем» или «Агдам-Кагорычем».

– Костыль, ты откуда и куда? – фольксдойчевский тенор звучал в спину Ивана почти умоляюще.
– О, здорово, Капутыч, – Иван, обернувшись, разглядывал старого знакомого: помятое лицо Адама выражало суровую, арийскую скорбь. Ловить было нечего, а «как дела» или «давай покурим» не входили в планы Ивана.

Впрочем, у обоих приятелей не было чётких планов на позднее утро. Была одна задача, а планов никаких. Иван не хотел возвращаться в прокуренный скворечник на пятом этаже, где ждали только мыши под ванной, немытая посуда на реликтово-грязной плите и непропитый телевизор, настроенный на два государственных канала. Адам четвёртый день оплакивал увольнение без пособия из телеателье. Он тоже был холост, и к тому же так одинок в двоюродном отечестве. Родители его год назад переехали к немецким родственникам в Казахстан, оставив сыну кирпичную однушку и перспективу наконец-то взяться за ум.

Приятели закурили. Угощал Капутыч – он жил рядом с горкомовским магазинчиком и водил дружбу с тамошней продавщицей Леной. Капутыч иногда починял ей телевизор и холодильник, за что Лена периодически оставляла ему блок-два сигарет «Ява-100», которых в массовой продаже не было. Именно Лену Капутыч считал хоть и косвенной, но виновницей своей несостоявшейся женитьбы. А дело было так:

В те времена набирала обороты мода на экстрасенсов. Кашпировский и Чумак не покидали голубые экраны, газеты пестрели заряженными фотографиями и примерами чудесного исцеления. А тут – Светка.
Он встретил её на первомайской демонстрации. Мальчишки-третьеклассники, забавлявшиеся тем, что пугали девочек, протыкая их воздушные шарики бутылочными осколками, атаковали милую, золотоволосую, четырнадцатилетнюю фею. Адам отогнал их, чем снискал один из тех взглядов, за которые в былые времена бились на турнирах и брали крепости. Так они и познакомились.
Адаму шёл двадцать третий год, но это обстоятельство не смущало ни его, ни златокудрую восьмиклассницу Светлану. Особенно на даче её родителей, когда нижнее бельё разлеталось в радиусе километра и только страх быть застигнутыми мешал выстонать, выкричать на всю округу распирающее обоих блаженство. Они ждали светкиного шестнадцатилетия, чтобы зачать пропуск в ранний, но законный брак. А тут – Кашпировский.
Нет, Светка не забеременела по телевизору. И у Адама не выросла грудь. Просто вздумалось Капутычу пошутить:
– Что, блин, этот Кашпировский – я и сам экстрасенс!
– Ага, наколдуй, чтобы менструй долбанул, а то два дня задержка, – Светка потянулась ища глазами настенные часы – родители работали до шести вечера.
– Прошлый месяц было то же самое, не боись.
Положив руку на светкин живот, Адам развивал тему:
– Я серьёзно, Свет.
В его голове уже созрел роковой план двухактового действа, в котором одна из главных ролей была отведена продавщице Лене.
– И я не шучу, устала каждый месяц бояться. Слабо наколдовать?
Адам изобразил лёгкую обиду.
– Сейчас просто некогда, завтра докажу.
– Если не можешь остановить время, хотя бы намекни, где мой лифчик…
На следующий день они встретились после шести вечера и отправились к Адаму. По пути Адам поднял выброшенный кем-то автобусный, четырёхкопеечный билет.
– Зачем он тебе, Адик?
– Коллекционирую, – ответствовал Капутыч, – пойдём через магзик, дома жрать нечего.
В горкомовском магазинчике было тесновато. Адам и Светлана минут пять топтали пятачок между прилавков. Причём, Светлана делала это скучая и за компанию с Адамом, скрупулёзно выбирающим продукты и напитки. Наконец-то посторонние вышли и Адик обратился к продавщице:
– Две палки сырокопчёной, три кило говядины, килограмм сыра, два «Жигулёвского», воон те конфеты… самые лучшие?.. ну пару кило, наверное… банку огурцов, пачку печенья и растворимый кофе.
– Двадцать два – пятьдесят шесть, – отчеканила продавщица.
Адам небрежно швырнул на тарелочку мятый автобусный билет.
– Сдачи не надо!..
Нагрузившись продуктами, они вышли из магазина и отправились к Адику. Света шумно вдыхала-выдыхала, Адам нёс тяжёлые пакеты, изредка перехватывая из руки в руку.
Нельзя сказать, что Адама не распирало желание рассказать Светлане, как ловко он её разыграл. Тем более, представление обошлось ему в целый аванс. Но он решил повременить до завтра. А в глазах Светланы, юного, златокудрого цветка Венеры, теперь мелькали вполне земные блага: машина, шуба… две, кооперативная квартира, двухэтажный коттедж, взятка декану мединститута…
Ночью она не спала, утром не пошла в школу, а вечером они встретились и он, смеясь и балагуря, уронил её с небес на самую, что ни на есть, землю. Их полуторагодовалый роман закончился бесславной, прилюдной пощёчиной. Светлана его так и не простила.

Иван докурил первым – он больше думал. Открыв, было, рот для протокольного «ну, бывай», он вдохнул и закашлялся: в горло залетела мошка. Громко отхаркиваясь, он покорно подставил спину поспешившему на помощь Капутычу. Пока один усердно долбил по спине второго, из-за угла подал голос третий участник событий – духовой оркестр.
Звучал традиционный Шопен, выплывала процессия – люди с белыми повязками, виновница-бабушка в открытом гробике, весёлые дети, две собачонки и автобус «Кубань» – инопланетное чудовище, которому в середине 90-х придут на смену многочисленные «Спринтеры», брошенные соплеменниками Капутыча ещё при отступлении из Восточной Пруссии.
Костыль, забыв о мошке, повернулся к Капутычу и попросил ещё одну сигарету. Тот угостил, и за компанию, а так же от природной вредности, тоже закурил. Иван думал. Мысли буквально формировались на его лице. Недоумение, горечь, лукавство, победное шествие, эйфория – он творил. Капутыч каким-то шестым нюхом понял, что Ивану лучше не мешать. И оказался прав: брату по несчастью хватило двадцати секунд для принятия нужного решения.
– Слышь, ты Маринку давно видел? – спросил Костыль, туша окурок о ладонь.
– Вчера, а что?
– А то… пошли!
И они пошли. Капутыч еле поспевал за Костылём, перманентно анализируя и обрабатывая торопливый инструктаж. План был гениален, хотя и отдавал фильмом «Любовь и голуби».

Маринка когда-то была ванькиной зазнобой, но с женитьбой и у него не срослось. Им было по семнадцать, когда в Балашове два дня свирепствовал октябрьский ураган, сорвавший две крыши, перевернувший милицейский уазик и поваливший десятки деревьев.
Ванька – статный, пушистоусый и патлатый гитарист – в то время повадился сиживать в «метро» - так местная молодёжь называла канализационный люк во дворе третьей школы. Там, на трёхметровой глубине, расположившись на тёплых трубах, Иван пел девчонкам песни и учился курить взатяг.
Марина – скрипичная гордость музучилища – склонилась над мёртвым воробышком, когда крышка люка зашевелилась и отползла в сторону. Ей бы скрипично испугаться и убежать, но она стояла и смотрела, как из подземелья появилась голова с длинными, ржавыми волосами, а за ней и туловище, обтянутое грязной курткой с косыми молниями.
– Зд-д-расьте… – только и промолвила Марина.
– Привет! – ответствовал Иван, и вылез весь.
Он был на голову выше и на три языка болтливей.
– Что это за город?
– Балашов, конечно!
– Я это… странствующий шахтёр я. Путешествую под землёй с отбойным молотком. Где вынырну – там вынырну. Недавно во Франции очутился, а вообще-то хочу в Китай.
– Да ладно, не бывает такого! – Марина засмеялась и получше рассмотрела подземное чудовище. Иван, отряхиваясь, уже вещал вторую серию:
– На самом деле я работаю пугaльщиком на фабрике кошачьих консервов.
– Кем-кем?
– Ну, пугaльщик, ударение на «а» – очень редкая и престижная должность.
Они неспешно перешагивали поваленные деревья, направляясь к дому Марины.
– Я подхожу к клетке и пугаю партию ящериц – у тех отваливаются хвосты, из которых делают кошачий корм. А пока у них отрастают новые хвосты, я пугаю следующих…
Он очаровал её в первый же вечер знакомства. Их роман длился целую неделю, пока дед Марины, на минуточку – прокурор города, не застал их в собственном кабинете, на полу между пианино и двухсотлитровым аквариумом. Через неделю Ивану исполнилось восемнадцать – он успел к осеннему призыву.

Друганы отдышались у окна между третьим и четвёртым этажами. На третьем должен был остаться Иван, на четвёртом жила Марина, туда и предстояло отправиться Адаму. Вдруг Костыль хлопнул себя по лбу, болезненно поморщившись при этом, и увлёк озадаченного Капутыча вниз.
– Ты чё, Ванёк? Переду…
– Да погоди ты, сейчас всё будет.
Они торопливо вышли из подъезда и поспешили к одиноко стоящему гаражу, подле которого был высажен лук.
– Намазывай, – Иван протянул нордическому Адику пучок луковых перьев.
– В смысле? – Капутыч захлопал рыжими ресницами.
– Под глазами намазывай, чё непонятно? Ну, слёзы чтобы текли.
– А без этого… – попытался возразить непонятливый Адик.
– С этим! Намазывай.
Капутыч старательно натёр луком кожу под глазами. И без того бледное лицо украсили зеленоватые разводы, но слёзы не заставили долго ждать.
– Давай, в темпе, пока не выдохлось!
Приятели, почти бегом, одновременно втиснулись в дверь подъезда. Капутыч поскакал трёхступенчатым галопом наверх, а Костыль дотрусил до третьего этажа и затаился…

– Да не тяни, что дальше-то?
– А что дальше? Ну, сказал – она в слёзы. Спросила: точно ли он? – да, говорю, он. Лично на опознание ходил.
– Погодь, я же типа в больнице умер.
– Да какая разница? Ну ходил на опознание, не ходил – кого волнует, если ты всё равно помер? Спросил на пузырь – дала на литр. Мне положено, с горя-то.
Друзья уходили огородами и гаражами, минуя окна Маринки.
– Здрасьте, дядь Лёш!
– Здра…
– Здорово, здорово, – буркнул дядя Лёша, водитель заводского автофургона, сын прокурора города и, кстати, маринкин отец.
Это было попадалово.
Костыль и Капутыч, не сговариваясь, нырнули за гараж, как будто это ещё могло что-то исправить.
– Твааайу маать!.. – зафальцетил нараспев Иван, – что теперь делать?
– Что-что… сам виноват: зачем пошли этой дорогой? Помереть нормально – и то не можешь.
– Сам попробуй – помереть среди бела дня, и чтобы ни с кем не увидеться. Ладно, пошли до Ленки.
Приятели купили две бутылки горкомовской «Пшеничной» и отправились в «зелёный ресторан» – так в Балашове называли (и называют) старое кладбище в начале «Собачьего Хутора» – одного из районов города. Собственно, «Собачий Хутор» был продолжением «Козловки» и смотрел через овраг на «Сученку» – вот такая занимательная топонимика.

Последнее захоронение на кладбище датировалось началом 50-х. Со стороны улицы Челюскинцев до сих пор высится бетонная стела – памятник какой-то заслуженной учительнице. А под стелой – провал, перекрытый плитами, которые легко сдвигаются, особенно после третьего стакана. Именно в этом провале легендарная банда Кабанова в 70-х прятала награбленное. В конце 80-х в нём хранили гранёные стаканы.
Надо сказать, наш первый шаг в Европу – пластмассовые стаканчики – в то время ещё не были распространены в Черноземье. Это потом, в 90-х, они разноцветились новогодними игрушками на каждом дереве парка имени Куйбышева. И врёт Каневский из программы «Следствие Вели…» – по крайней мере в Балашове никто не возвращал стаканы, взятые из автомата с газировкой для иных целей.
Был второй час дня и джентльмены поспели к ланчу.

– Вот скажи-ка, фриц, какая у тебя мечта?
Иван смотрел в горлышко пустой бутылки, направленной донышком на Капутыча. Тот, не ответив, последовал за собственным телом в заросли черноплодной рябины. Отжурчав и открякав, Адик вернулся к столику и застал Ивана разговаривающим с берёзой. Не в силах понять загадочной русской души, Адик прилёг на лавку, закурил и уставился в небо. Солнце прошло зенит, вместе с настроением поднимался лёгкий ветерок.
– А я, фриц, хочу, чтобы всё в мире было по чесноку, понимаешь?
Костыль, отлепившись от бересты, задумчиво смотрел на вторую, непочатую бутылку.
– В смысле? Взаправду помереть? – приподнялся Капутыч.
– Не, ты не понимаешь, – Иван присел на лавочку, – ты кармического закона не понимаешь!
– Какого закона?
– Не важно. Вот, смотри: я теперь к Маринке – ни ногой. Так?
– Так. И я.
– Тебе там и делать нечего. А теперь я для неё кто?
– Кто?
Друзья промолчали. На столике было выцарапано несколько вариантов ответа.
– Я хочу справедливости, Капутыч! Кто его звал, скажи?
– Кого?
– Хрена моего! Дядь Лёшу, ёптить!
– Так всё равно…
– Не всё равно. Понимаешь, вот я сижу, например, и знаю, что Маринка меня оплакивает, вспоминает только самое лучшее, фотки рассматривает… и тепло у меня вот тут, – Ваня постучал в грудной отдел заляпанной томатом тельняшки, – понимаешь?
– Понимаешь… – эхом отозвался немец.
– А тут этот… слушай, фриц, у меня план созрел…

Дядя Лёша развозил заводчан на работу и по домам. Он управлял крытым фургоном. Спереди на тенте красовалась белая надпись: «ЛЮДИ». Воистину страшную месть изобрёл Ваня Костылёв.
Спрятав бутылку в бандитском схроне имени заслуженной учительницы, Иван и Адам отправились в ЖЭК, а именно – к Ивану на работу. За ЖЭКом высился кирпичный склад прошлого века, красных колеров. В этом складе хранились краски, растворители и прочие мётлы. Последние, впрочем, Костыля и Капутыча не интересовали. Ими могла воспользоваться разве только Изольда Сидоровна, иванова начальница, но старая ведьма после обеда на работе не появлялась, потому и сторож в это время суток был классово близок лазутчикам – спал мертвецки.
– Я беру зелёную, ты белую. Погодь, кисточку найду.
Обретя искомое, друзья отправились к гаражам за маринкиным домом. Там, во дворике, дядя Лёша обычно оставлял свой фургон. Нужно было успеть до вечернего выезда.
Большая часть мужского поголовья ещё работала, а женщины и дети в гаражах не больно-то появлялись. На то и был расчёт бескомпромиссной кармической длани в ивановом воплощении. Добравшись до фургона, мстители распределили обязанности: Адам подавал краску Ивану, а тот вершил правосудие. Через пять минут дело было завершено: подписав к слову «ЛЮДИ» букву «Б» и переправив «Ю» на «Я», Иван спрыгнул с пыльной, горячей кабины. Отошёл, полюбовался: получилось неплохо, буковка к буковке. Открытым голосованием краску решили при случае сбыть и деньги пропить, а кисточку выбросили по пути на кладбище.

Вернувшись в «зелёный ресторан», отмщённые выудили бутылку, поставили на её место краску, задвинули плиту и стали ждать вечера. Разумеется, принимая нервоуспокаивающее и времяподгоняющее средство. На этом кладбищенская сага обрывается, так как минуты прояснения не сопоставимы с тотальным провалом. Было пробуждение под луной на чьей-то могиле, среди ворон и крестов. Был побег и жуткий топот сзади – Иван драпал от Адама, о котором напрочь забыл, и тот, представ настигающим призраком, гнался за ним через сонный город, пока овраг не разлучил их.

А дядя Лёша тем временем отвёз людей по домам. И никто не заметил, и сам дядя Лёша не заметил, что управляет бл*довозом. И было утро, и был рейс, и только возвращаясь домой досыпать, дядя Лёша напоролся на гаишников: по городу уже ползли весёлые слухи. И был протокол, и был мат, с которым дядя Лёша, на глазах гаишников и загибающейся от смеха толпы зевак, пытался затереть надпись, да не затёр. Пришлось вырезать ножичком, что не спасло его от возмездия прозревших заводчан, сопряжённого с умеренным рукоприкладством и рыбалочным бойкотом.

Все дамы успешно вышли замуж – одна с переменой гражданства, а одна даже счастливо.
Капутыч уехал в Москву, устроился дворником на Казанском вокзале, затем перевёлся на Ярославский, а ныне заправляет благотворительной ночлежкой на Комсомольской площади.
Костыль подался на Украину, затем на Север.

Я это к чему вообще? А к тому, что почти всё это – истинная правда, за исключением имён собственных и некоторых биографических обстоятельств. И огурцы в горкомовском магазинчике не продавались. Просто люблю я их, огурчики. Бывало, откроешь баночку… но об этом в следующий раз.

© Михаил Марусин, 2016
Дата публикации: 14.06.2016 16:43:53
Просмотров: 2139

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.