Париж, кратковременное возвращение в молодость

Вионор Меретуков

Форма: Рассказ
Жанр: Психологическая проза
Объём: 12348 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

…Девушку звали Аннет. Трудно сказать, сколько ей было лет. На вид – восемнадцать. Хотя, на самом деле, может, и все двадцать пять.

Ночью она так стонала, что постояльцы из соседних номеров переполошились и принялись стучать в стены. Но пьяному Самсону все было нипочем, и он, пока полностью не насладился ощущениями, возможными только в Париже, не прекратил занятий любовью.

Девчонка попалась что надо, эдакий сорванец с жадными губами, крепкой маленькой грудью, мускулистыми мальчишескими ягодицами и ненасытностью пантеры. Она выдоила Самсона, как стельную корову. Он был так пуст, что гудел изнутри.

Как Аннет оказалась в его постели, Самсон так никогда и не узнал.

Самсон помнил только, что в тот свой первый, после долгого перерыва, парижский вечер он очень много пил в каких-то дешевых маленьких кафе, часто меняя их и ходя кругами вокруг одной и той же площади Республики, и как попал к себе в номер, не имел ни малейшего представления...

Зачем он так много пил?.. Что с ним произошло? Сорвался с цепи? Обрел свободу?

...После прилета в Париж Самсон велел отвезти себя в какой-нибудь небольшой отель, недалеко от центра, в нешумном месте, где были бы тихие, покойные переулки, старинная церковь и небольшой парк.

«Что-нибудь попроще, поскромней, Нисельсон...»

Статс-секретарь бросил на своего патрона короткий взгляд. Самсону уже были забронированы президентские апартаменты в отеле «Риц». Но каприз короля выполнил беспрекословно.

Нисельсон хорошо изучил характер человека, к которому был искренно привязан.

Из машины, пока они ехали из аэропорта, граф куда-то позвонил, и все уладилось быстрее, чем в три минуты.

Маленький отель, скорее даже пансион, недалеко от Лионского вокзала, как нельзя лучше подходил к настроению короля.

Отпустив графа и охранника, Самсон принялся за осмотр номера.

Привыкший к роскоши, он с восторгом первооткрывателя разглядывал большую деревянную кровать посреди спальни, скромный столик, на котором по-хозяйски разлеглась библия, открытая (дальнозоркий Самсон углядел) на «Плачах Иеремии», и рядом – телефонный аппарат, треснувший у основания и скрепленный скотчем, ночники с плафонами разного размера, разного цвета и разной формы, плешивый ковер на деревянном крашеном полу, люстру с тремя рожками и одной лампой, разумеется, ради экономии – не поставишь же в счет постояльцам потраченную ими электроэнергию.

В углу какой-то подозрительный телевизор на тоненьких ножках, рядом стенной шкаф с покосившейся и, по всей видимости, не закрывающейся дверцей, пред ним стул эпохи позднего модерна, такой легко-воздушный, что, казалось, он сделан из спичек, и развалится, если на него хорошенько дунуть.

В гостиной, отделанной с той же умеренной пышностью, стояли три кресла преклонного возраста и кушетка, которая, по всей вероятности, была старше кресел лет на двести и на которой без труда можно было представить себе возлежащую на ней в ожидании императора ветреную Жозефину, и большой расшатанный стол с искусственными хризантемами в безвкусной глиняной вазе. На стенах в шахматном порядке были развешены эстампы с видами современного Парижа.

Самсон подошел к окну, поднял раму и выглянул наружу. Второй этаж. Невысоко. Если надо будет по какой-либо причине срочно покидать номер, то сделать это будет несложно.

Самсон перевел взгляд вниз. Аккуратный дворик с кустами малины... Король усмехнулся, вспомнив свои опасные проказы, свои любовные маневры, лазанье по балконам, страстную Ингрид, которая царапалась как дикая кошка. Ах, бедная глупышка, нельзя жить подле королей и опрометчиво пренебрегать противоядиями...

Дворик был заключен в кирпичную ограду. За оградой, в оба конца безлюдной улицы, тянулись ряды одинаковых трехэтажных домов, выкрашенных в унылый серо-голубой цвет.

Итак, подумал Самсон, роль парка исполняет вот этот дворик, размером с носовой платок. Каналья Нисельсон! А где же церковь? Самсон вытянул шею и, повертев головой из стороны в сторону, узрел в самом конце улицы миниатюрную церквушку, своими азиатскими «луковками» напоминавшую православный храм.

Туалетной комнатой король остался доволен. Все без каких-либо излишеств, модных нововведений и прикрас, по-солдатски скромно и, как говорится, функционально. Над эмалированным умывальником малюсенькое захватанное пальцами зеркало, в котором – Самсон наклонился – поместились нос, часть лба и верхняя губа венценосца. Вполне достаточно, чтобы понять, что в зеркале ты видишь не какого-то постороннего субъекта, а себя. Можно бриться, игнорируя зеркало, не глядя в опротивевшую за столько-то лет физиономию, с удовлетворением подумал Самсон, так делали, по слухам, древние греки, и у них это неплохо получалось. И всё-таки концом махрового полотенца брезгливый Самсон протер поверхность второй реальности.

Окно под потолком с настолько завлекательно торчащим шпингалетом, что так и тянет перекинуть через него веревку и повеситься.

Фарфоровый унитаз во всей своей бесстыдной наготе – без сиденья. Будто только что доставлен из магазина, торгующего подержанными туалетными аксессуарами.

Король обрадовался: значит, придется вспомнить далекую беззаботную юность, когда не сидели часами на подогретом стульчаке, почитывая приключенческие романы, а с опасностью для жизни, согнувшись в три погибели, «орлом» зависали над толчком, как над бездонной пропастью. Бачок, естественно, над головой. Цепочка с металлическим колечком.

В памяти возник рассказ Поля о трагическом происшествии, в котором фигурировали вот такой же бачок, цепочка, сам рассказчик и очень полезная английская пословица, которая в переводе на французский звучала примерно так: «Прежде чем дернуть за веревку, посмотри, к чему она привязана».

Поль не посмотрел и в результате едва не лишился жизни, угодив в больницу, где его голову в течение двух недель обкладывали холодными компрессами. И он еще легко отделался.

А дело было так. По ошибке Поль был приглашен на обед к дальним родственникам со стороны матери, которые не имели ни малейшего представления, чем занимается сын уважаемой мадам Голицын и не менее уважаемого мсье Бертье.

Знай они, что у этого славного малого с приятными манерами и пронзительно синими глазами (кто бы мог подумать, что от беспробудного пьянства!) только что вышла книжечка со скандальными стихами, в которых воспевались его отнюдь не платонические симпатии к некоему шелудивому псу, не видать Полю ни их шикарного обеденного стола с лососевой икрой, копчеными угрями, страсбургским паштетом, омарами в ванильном соусе, устрицами, о которых речь ниже, ни коллекционных вин пятнадцатилетней выдержки, ни пахнущей сивухой настоящей московской водки, изготовленной где-то в глубинах Беловежской пущи мастеровитыми поляками, ни пахнущих фиалкой тягучих бельгийских ликеров.

Родственники были истово привержены старине, что выражалось у них в крайне критическом отношении ко всему новому и нежелании что-либо менять в доме, больше похожем на небольшой средневековый замок, чем на виллу состоятельных буржуа.

Залы и комнаты были полны вышедшими из обихода реалиями, место которым либо на мусорной свалке, либо в реставрационных мастерских какого-нибудь провинциального музея мебели.

Туалетная комната, в чем скоро убедился Поль, была, вероятно, оборудована в соответствие с модой, царившей в области искусства голубого и белого сантехнического фаянса в те отдаленные времена, которые предшествовали подписанию Версальского мирного договора.

Во время обеда Поль, обожавший морских тварей, набросился на устриц.

Он поглощал их десятками и от жадности не заметил, что устрицы не свежие, а когда заметил, было поздно: у обжоры схватил живот.

Поль терпел, сколько мог. За столом говорили, вспоминал он позже, всё больше о падении нравов и неуважительном отношении нынешней молодежи к старикам. Говорили долго, нудно, с продолжительными паузами, солидными вздохами и наклонами седых и лысых голов.

Что удерживало его за столом, Поль понять не мог. Может, внезапно открывшееся в нем родственное чувство? Или присутствие за столом хорошенькой кузины Надин, которая со всей определенностью дала понять Полю, что страх перед кровосмесительством ее не остановит? Боязнь, что его не пригласят в следующий раз, когда устрицы будут посвежей и ими будет наслаждаться кто-то другой?

Наконец он почувствовал, что еще мгновение и произойдет непоправимое. Дрожащий как в лихорадке, с бисеринками пота на побледневшем лбу, провожаемый недоуменными взглядами почтенных дядюшек и тетушек, Поль подскочил на стуле, пулей вылетел из-за стола и, цедя заплетающимся языком извинения, устремился вон из столовой.

В туалете он первым делом увидел, что на унитазе отсутствует стульчак.

Бормоча, что «так будет даже лучше, так будет сподручней», он содрал с себя брюки и, издав возглас удовлетворения, взгромоздился на унитаз. Принял, так сказать, требуемую позу. Позу орла-стервятника, который с горы, господствующей над местностью, по-хозяйски озирает квадратные мили своих владений и с точностью до дюйма определяет дислокацию съедобного врага.

Поль успел вовремя. Если бы он промедлил хотя бы секунду, случилась бы катастрофа. Теперь можно было не спешить.

Он уперся взглядом в стену, на которой в простой деревянной раме висел портрет хозяина дома в форме капрала Иностранного легиона. Справа от портрета, на гвозде, вбитом в кирпичную кладку отопительной печи, висели добротные офицерские сапоги, начищенные до зеркального блеска. Вероятно, трофейные, подумал Поль. Стал бы бывший капрал украшать сортир собственными!

В углу лежала каска, похожая на перевернутый тазик для бритья, – такими пользовались в девятнадцатом столетии постояльцы недорогих гостиниц с удобствами во дворе. Поль отметил про себя, что каска не могла быть применена как часть бритвенных принадлежностей, ибо была пулей или маленьким осколком пробита в двух местах.

Значит, понял Поль, она служит для украшения и каждодневно напоминает ветерану о тех счастливых для него временах, когда вокруг рвалась шрапнель, а он, распялив рот в истошном крике и наложив полные подштанники, в грохоте сражения летел в атаку на неприятеля. Возможно даже, подумал Поль, вид этих предметов активизирует у хозяина деятельность кишечника и способствует полному и правильному его опорожнению.

С наслаждением опроставшись, Поль понял, что попал в солдатский рай, пахнущий свиной кожей, дегтем, свежим навозом и еле теплящейся паровозной топкой. Полю стало так хорошо, что он закрыл глаза и замурлыкал какую-то песенку. Когда подошло время, он рукой нащупал цепочку и что есть силы дернул ее вниз.

(На самом деле Поль опрометчиво дернул висевшую рядом с цепочкой бечевку, которая была привязана к ящику, полному бутылок с вином. Прохладная крышка сливного бачка хозяину дома показалась подходящим местом для хранения там двадцати бутылок красного бургундского урожая 1976 года).

Если бы в этот момент вышеприведенная английская пословица пришла Полю на память, его голова осталась бы в целости и сохранности.

Но Поль проявил непростительное легкомыслие, и деревянный ящик с бутылками с высоты полутора метров обрушился с крышки сливного бачка прямо на голову несчастного раззявы.

Потом Поль рассказывал Самсону, что второго такого стремительного перехода от блаженства к страданиям он не переживет.

Мораль в этой истории отсутствует, подумал Самсон. Если не считать приведенную выше английскую пословицу...

Пожелтевшее от времени биде пробудило в памяти Самсона картинки из той же далекой парижской юности, связанные с визитами проституток. Проституткам очень нравилось, что у него дома, в ванной комнате, есть биде, и они всегда там подмывались. До и после. Подмываясь при открытой двери, девицы любили вести с ним беседы на отвлеченные темы. Например, о еде и выпивке. Но больше о еде. Во времена его молодости проститутки почему-то всегда были голодны.

Вернувшись в комнату, король еще раз огляделся. «Суровый быт», – подумал он.
Нисельсон в своем желании угодить явно переусердствовал.

Самсон посмотрел на чемоданы, стоявшие у двери, и вздохнул. Зачем ему чемоданы, набитые галстуками, смокингами, шарфами, сорочками, штиблетами, плащами с белой шелковой подкладкой и прочим барахлом? Зачем ему вещи, которые он, возможно, уже никогда не наденет? Зачем всё это?..

(Фрагмент романа «Лента Мёбиуса»)

.

© Вионор Меретуков, 2009
Дата публикации: 31.12.2009 18:04:50
Просмотров: 2612

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.