Игра

Римма Глебова

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 15380 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

трагифарс

трагифарс

Мужчины вокруг – безумцы,
И жизнь без них – пустота.
/Дина Немировская/

Она выбежала на улицу. Махнула рукой проезжавшему пустому такси. «Куда?» - спросил хмурый водитель. «Туда!». Тот глянул на нее в зеркало. Явно собирался покрутить пальцем у виска. «На кладбище!».
Она бежала по асфальтовой аллее, с зажатым телефоном в руке, оглядываясь по сторонам. Вот оно! Свежевырытая могила, немногочисленная толпа... нет, не толпа, очень мало людей, человек шесть-семь... шепчутся, переговариваются, оглядываются, словно ждут кого-то... Зашептались, склоняя головы друг к другу.
Она подошла. Очень простой, как бы сколоченный на скорую руку, длинный гроб... Будто именно ждали, когда она придет, гроб начали медленно, не торопясь, закрывать крышкой... «Подождите! Одну минуту!». Крышку сразу убрали. Она наклонилась... Лет под сорок. Спокойное лицо. Крупный рот в усмешке. Как живой. Глаза закрыты. Ровный цвет лица. Как живой. Она склонилась ниже, закрыв тело собой. Просунула телефон ему под изголовье. Чуть коснулась губами прохладного лба. Почудилось на секунду, что веки дрогнули... и углубилась усмешка. Почудилось, почудилось. Потому что так хотелось. Чтобы встал и засмеялся. Засмеялся точно так, как в заключение их последнего разговора. Его смех она слышала много раз, веселый он был, всегда. Шутил, подначивал, порой даже будто насмехался. Говорил, что она наивная молодая дурочка. И поэтому она ему нравится. Ему надоели умудренные опытом многознающие дамочки.

Они уже вот-вот должны были встретиться, увидеться. Он всё оттягивал. Завтра, послезавтра, на будущей неделе. Сначала он так говорил, а потом и она. Завтра. Послезавтра. Через неделю. Он сказал: «Боишься, красавица моя?». После этих слов она, действительно, начала бояться. Вдруг не покажется ему красавицей? И еще... ей подумалось, что, когда она согласится, то он обязательно опять откажется.

Его-то она уже видела. Так ей казалось. С этой полуусмешкой на губах, с большими, чуть нависающими над глазами, веками, высокий – выше всех своих собеседников, – он стоял в фойе кинотеатра, в окружении нескольких мужчин и женщин, лицом к ней, что-то рассказывал и поглядывал поверх голов на неё. Засмеялся как-то нарочито громко. Между передними зубами у него была заметная щербинка, и его смех и эта щербинка придавали ему мальчишеское озорство. В эту минуту ей показалось, что это он, её телефонный собеседник, и голос очень похож, и... примерно таким она его представляла себе, высоким и смеющимся именно так. Фотографиями они не обменивались – он не прислал, и она тоже. Очень скоро перешли с компьютерных писем на телефонные разговоры. А переписка началась чисто случайно, она уже и не помнила, как и с чего. Но разговаривать с ним оказалось интереснее, он был остроумен, порой даже язвителен. Голос у него был... нет таких больше голосов на свете – глубокий, то нежный, то резкий, с насмешливыми интонациями... Что-то артистическое было в его голосе. Не дешевое актерское, а тонко-артистическое. И вот он, перед ней – тот самый, его она видела фойе кинотеатра, а потом так и представляла.

Она спохватилась – зачем телефон ему положила под голову, это же неудобно... И быстро переложила черный маленький аппаратик под его сложенные на груди руки, и прикрыла руки покрывалом. Всё это недолгое время, минуты три, она слышала за спиной усиливающийся шепот, ей даже почудился зажатый смешок, словно кто-то хотел засмеяться, а ему прикрыли рот. Выпрямилась, оглянулась, отошла в сторону. Хотя ей хотелось смотреть и смотреть на него.
Она отошла еще на шаг и оказалась рядом с женщиной в надвинутой на лоб черной шляпке с коротенькой маленькой вуалью, и в черной блузке. Та смотрела в упор пристальным, испепеляющим взглядом, словно прожечь насквозь хотела. И вдруг спросила, без церемоний, тонким высоким голосом: «Вы кто?».
Она не нашлась, что ответить. «Почему вы не отвечаете?» - не отступала та. Видно, была из тех, кто всегда настоит на своем. «Никто», - ответила она. «Тогда зачем пришли?» - прошипело из-под шляпки. «А вы кто? И зачем пришли?» - парировала она. Он много раз говорил ей, что нельзя никому поддаваться, и всегда нужно играть на своем поле, а не на чужом.
Удивительно, но женщина в шляпке смешалась и ничего не ответила. «Ну, значит, и вы никто. И какое вам до меня дело?» - почти громко сказала она, и тут же услышала шепот в свое ухо. «Она его любовница... бывшая. И считает себя почти женой, точнее, сейчас почти вдовой. Но он с год, как с ней расстался. А в последнее время у него завелась красавица какая-то, он сам мне говорил...». «А вы кто?» - она повернулась к мужчине в ярком полосатом пиджаке, со светлыми ласковыми глазами. «Я его друг», - с гордостью ответил он громче красивым чувственным баритоном и мягко взял ее за локоть, чуть пожимая, как бы ободряя, и вместе с тем желая вызвать доверие. «А если друг, что же вы сплетничаете у самого гроба?». Из его глаз исчезла ласка, и мужчина слегка отодвинулся. «Зря вы так, - сказал он, понижая опять голос почти до шепота. - Я же сразу понял, что вы – та самая красавица... Я последний, кто разговаривал с ним... Гелий мне сказал, что написал завещание и оформил его, как положено. И сказал, кому завещание. А оно, солидное, я точно знаю... Ведь это вы Элина? Элина Гродецкая?». «Да... это я. Но... откуда? Я ему ни разу не говорила свое имя... Знаете, что? Оставьте меня. Не нужно мне ваших сказок, и вообще ничего не нужно. Я пришла попрощаться и больше ничего знать не хочу».

Она отошла, оставив его с разочарованным выражением на гладком, чисто выбритом лице, с маленьким черным островком волос под нижней губой. Пусть думает, что хочет. И это я говорила с ним последняя, а не этот холеный хлыщ. Значит, Гелий... Гелий его имя. Как же это мы разговаривали, не зная имен? Теперь это понять невозможно. Хотя... он-то, оказывается, знал. Как, откуда?.. Столько загадок он оставил. Кажется, все расходятся... И дамочка в шляпе... с «другом» под ручку. Ну, чего он оглядывается?.. Не насплетничался? Чего он хотел от нее?

Все ушли. Она осталась наедине со свежим холмом, с несколькими букетами на рыхлой рыжей земле. Она не принесла ему цветов, только телефон. Он прислал телефон с посыльным, в заклеенной коробочке. С запиской внутри. Она сделала всё, как он велел. Он просил звонить ему. Она поймет, когда. Вчера ей позвонил кто-то и красивым баритоном, с грустью сообщил, что завтра похороны ее знакомого, там-то и во столько. Зачем-то спросил ее адрес, она машинально назвала. Наверно, этот «друг» и позвонил. Она не поверила ему, но вечером пришел посыльный. В записке было... что болезнь неизлечима, и он ждать и медленно умирать не желает. Трогательно прощался, в самых нежных словах. Но не сожалел, что не успели встретиться. Написал «так лучше». Он оберегал ее от лишних страданий. Только не учел, что ей-то как раз сейчас хуже. Она теперь будет вспоминать его лицо с закрытыми глазами, и оно никогда не уйдет из ее памяти.

Она подошла близко к холмику. Взяла горсть земли и просыпала ее между пальцами. Однажды они могли встретиться. Она вдруг предложила ему: «Давай, пойдем завтра в театр. Нет, сегодня!». Она испугалась, что до завтра или она, или он передумает. А он после паузы сказал: «А какой спектакль сегодня?..». Но тут же быстро добавил: «Нет, я в театр не хочу. Нет, не стоит. Вся жизнь...» - он умолк, не закончив фразу. Она ничего не поняла, просто удивилась. Решила, что просто он не хочет встретиться, опять «время не пришло», и когда же оно придет, их время. Но в ответ сказала ему: «Да, я тоже не очень люблю... Там всё искусственное, там всё игра, ничего настоящего». Он перевел разговор на другое, и больше они о встрече в последнее время не говорили. Только на прошлой неделе, при последнем разговоре... действительно, последнем, как оказалось, он сказал, что сожалеет. Но не пояснил, о чем. И голос у него был глухой, словно он очень устал. А через три дня телефонный звонок баритона, потом посыльный...

Она оглянулась. Никого, тишина. Достала из кармана куртки свой мобильник, дрожащим пальцем потыкала в цифры, уже давно выученные наизусть. Раздался отдаленный звонок... как из-под земли... Она опустилась на колени и приникла к холмику, всё так держа свой телефон в руке, у самого лица. Звонок слышался оттуда, из глубины. Вдруг он оборвался, и она услышала: «Привет, красавица!». Голос звучал почти как всегда, только чуть глуше. «П-п-ривет..» - ответила она, не понимая, это происходит в самом деле, или она сейчас повредилась рассудком. И с трудом выдавила: «Как ты?..». «Я хорошо. Только холодно немного... и воздуха мало...». Она оглянулась. Надо позвать кого-нибудь... Он живой. Ей же сразу показалось, что он живой. Он задыхается там... Никого вокруг не было. Только кусты колеблются на пустой аллее... Она перевела взгляд на холмик. Не доносилось больше ни звука. Там, где изголовье, два букета как-то приподняты, словно прикрывают что-то... трубочку какую-то... Она потянулась туда, выронив свой мобильник на ближний букет, но тут снова прозвучал его, уже совсем отдаленный голос: «Элина... я задыхаюсь... помоги...». Она потеряла сознание и упала лицом на рыхлую землю, рядом с телефоном, из которого голос что-то продолжал говорить...

К ней уже бежали люди, дама в черной шляпке, друг с перекошенным лицом, и другие... Ее поднимали, усаживали под куст, хлопали по щекам, подносили ватку с нашатырем, что-то быстро делали с холмиком, спеша и переругиваясь. «Ну, артист!» - кто-то сказал возмущенно и выругался. «А мы – не идиоты? - зло спросил другой голос. - Купились, дураки, на шикарный ужин в ресторане!». «Завтра у него спектакль! А он сможет играть?» - забеспокоился высокий женский голосок. «Будем надеяться... что мне не придется его заменять... Но я всегда готов, ты же знаешь», - с ноткой удовлетворенности, сказал баритон.

Она не видела, что делалось вокруг, и ничего не слышала. Так, в полубессознательном состоянии, ее усадили в чью-то машину, и отвезли домой, в сумочке нашли ключи, внесли в квартиру и уложили на диван. Нашелся на столе в записной книжке телефон какой-то Марии, оказалось – сестра, и та скоро приехала.

Три дня с высокой температурой и в безразличном состоянии. Вызванный на дом врач сказал: нервный срыв, но никакой явной болезни. От сестры было мало толку, только бесполезная и надоедливая суета. Когда сестра на пятый день уехала, Элина нашла в прихожей, в кармане куртки свой телефон – он был испачкан в земле, она протерла аппарат влажной тряпкой и положила на стол. Телефон тут же зазвонил. Может, он и раньше звонил, но она из спальни не слышала.
Чей-то приятный баритон интересовался ее здоровьем. «Я здорова, - ответила Элина. - А в чем дело? Вы кто?». Тут баритон пустился в какие-то объяснения, она ничего не поняла, поняла только, что некто Гелий хочет ей позвонить, но не решается. «Пусть звонит», - равнодушно ответила она. «Дело в том, что... Гелий очень занят сейчас... репетирует. Он приглашает вас на спектакль, он пришлет билет, вы придете?». «Не знаю...». Она выключила телефон. Налила себе чаю и долго думала над остывающей чашкой. Всё расставлялось по своим местам. Этот звонок словно разбудил её. Она вспомнила всё, что произошло на кладбище, и всё, что говорилось возле неё, когда она была в тумане, но слышала каждое слово, и теперь все слова всплыли, как из темного омута. «Замечательно! - она, со слезами на глазах, рассмеялась. - Чудная игра с чудным сюжетом... и даже с завещанием, для достоверности».

Присланный билет был в первый ряд партера, середина, прямо напротив сцены. Элина, в элегантном черном платье, с черным жемчугом на шее и таким же браслетом, с черной бархатной лентой на светлых волосах, привлекла внимание многих зрителей, когда проходила по проходу партера и усаживалась на свое место. Большой букет был обернут непрозрачной бумагой, она положила его под кресло.
Спектакль был драматический, даже трагический. Главный герой играл превосходно и естественно, без излишнего надрыва. «Талант – он и есть талант», - полушепотом сказал господин в соседнем кресле и покосился на Элину. Она согласно кивнула. В самом конце героя убили, ножом в сердце. Он с громким стоном упал, и весь зал откликнулся стоном и последующей тишиной. Еще несколько минут на сцене что-то происходило – оставшиеся в живых выясняли отношения и ставили точки «над i ». Занавес закрылся и тут же снова открылся. Главный герой стоял у самого края сцены, во весь свой высокий рост, и улыбался, была видна заметная щербинка меж передними зубами, пот катился по его лицу, малиновое пятно на белой рубашке казалось весьма натуральной кровью. Аплодисменты, свист... творилось что-то невообразимое. Сцену закидали цветами, особенно восторженные женщины – они буквально лезли на сцену.

Она встала, не спеша приблизилась – два шага всего лишь понадобилось, чтобы оказаться рядом, почти у его ног. Как раз возник промежуток между беснующимися дамочками, и она протянула вверх букет, сорвав с него бумагу. Он наклонился, нежно посмотрел ей в глаза и послал воздушный поцелуй. Взял букет... «А-ах!..» - раздалось от стоящих на сцене и возле сцены, а потом и прокатилось по рядам. Крупные красные розы перевязаны широкой атласной черной траурной лентой с большим бантом – это было видно всем. Из середины букета выдвигалась пышная черная роза, и её толстый зеленый стебель был обвязан тоже черным бантом. Артист ушел, не оглядываясь, с опущенным букетом в руке, за кулисы. Лента развязалась и волочилась черной змейкой за ним по полу. Артист второй роли склонился со сцены к Элине. «Как вы могли? - спросил он сердитым баритоном. Но в глазах его горел огонек. - Я понимаю вас, - понизил он голос. - Но ведь не таким же способом!». «А у вас есть другой?» - парировала она. «Можно, я вам позвоню?» - спросил он. «Звоните, - разрешила она. - Хотите вместе искать способ?». Он расхохотался. «Однако, вы артистка!» «Не более, чем вы все!». Тут занавес стал закрываться, и он оступил вглубь сцены.
На улице он догнал её.
- Гелию плохо, - объявил он. - Пьет коньяк. Из бутылки. Говорит, что умрет непременно сегодня ночью. Поскольку похоронные цветы уже присланы.
- Да что вы? Вы, артисты, не умираете, разве понарошку. Для вас вся жизнь – игра. И люди – игра. Вы бесчувственные. Вы злые.
- Вы правы. Я даже спорить не буду. Потому что тоже виноват перед вами. Пойдемте куда-нибудь...
- Зачем?
- Пить коньяк. Мы и его позовем, хотите?
- Вы полагаете, он в состоянии еще пить?
- Конечно! Вы его не знаете!
- Да. Я его не знаю. Зовите! Звоните! Только с условием, пусть букет прихватит. Мы устроим ему веселые похороны.

... Поздно ночью по улице шла троица. Двое шли впереди в обнимку, поддерживая друг друга. Третий плелся, покачиваясь, позади, и рассыпал за собой лепестки роз. Двое впереди начали целоваться. Третий остановился и задумчиво смотрел на них.
- Месть – самое сладкое блюдо на свете, - пробормотал он. - И оно уже подано. Она его бросит сегодня же ночью. Она придет ко мне. Она уже отравилась игрой. Она поняла, в чем счастье и смысл жизни.
Дорожка из красных лепестков протянулась до дверей квартиры. Дверь за двоими захлопнулась, а третий остался. Сегодня он остался, завтра останетсся другой. Игра есть игра, лучшее занятие на свете.

------------------------

© Римма Глебова, 2010
Дата публикации: 05.06.2010 12:14:33
Просмотров: 2670

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Борис Михайлов [2010-06-05 21:38:27]

Великолепная новелла! Непредсказуемый сюжет, по духу чем-то напоминает Хичкока. Профессионально написан. впрочем автор профессиональный литератор.

Ответить