Перекресток. Часть вторая. Госпожа инспектор. Продолжение 8
Юрий Леж
|
Форма: Роман
Жанр: Фантастика Объём: 23557 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Продолжение романа. 20 Анаконда очнулась от странного певучего и мощного гула в голове, будто засунули её под медный колокол и ударили в него… раз, другой, третий… Не открывая глаз и пытаясь дышать как можно незаметнее, девушка попробовала определить лишь на слух и обоняние – где же она сейчас находится? Но тут вмешалась боль в вытянутых вверх и связанных где-то там, над головой, затекших руках. И тело странно покачнулось… кажется, она висела… под потолком? На связанных, вытянутых руках, не касаясь ногами пола? И еще слева в бедро резко веяло горячим, почти обжигающим воздухом, а справа била в ноздри тугая, могильная и холодная сырость. Сквозь едва заметно подрагивающие ресницы Анаконда уловила мрачные отблески огня… не электрического света, а живого, настоящего огня. Откуда-то – она так и не успела понять – пахнуло резким запахом раскаленного металла, и жуткая, острая, фантастическая в своей неправдоподобности боль возникла пульсирующим сгустком в правом боку, мгновенно распространяясь на все тело… и смрад паленого мяса заставил анархистку резко, во всю ширь распахнуть глаза… интуитивно, дико, по-животному хотелось кричать от нестерпимой боли, но, как во сне, горло оказалось перехвачено чем-то непонятным, будто заморожено новокаином, и не единого звука невозможно было издать, разве что невнятные, жалкие хрипы… Изо всех сил пытаясь хотя бы на вершок отстраниться от зловещего источника боли, действуя на инстинкте, заглушившим в эти мгновения разум, Анаконда, как ей показалось, извивалась всем телом, повешенным за руки, но на самом деле едва-едва смогла шевельнуться… зато увидела, постепенно возвращаясь из мира боли в реальный мир, сумрачное старинной кирпичной кладки подземелье без окон и дверей, освещенное невнятным светом раздуваемой где-то слева жаровни, и – непонятную фигуру в буром балахоне, похожем на монастырскую католическую рясу, какими их изображают в театре или на экране. На голову неизвестной набросил объемный бесформенный капюшон, и разглядеть что-то под ним анархистка просто не смогла бы, даже если сидела в удобном кресле и хорошо освещенной комнате… но сейчас она висела обнаженной, подтянутая к низкому потолку за связанные наверху, над головой, руки, и не касаясь ногами ледяного, покрытого странной влажной пленкой плесени пола. А загадочный визави в зловещей рясе и капюшоне слегка качнул головой, и вновь тело Анаконды обожгла боль, сопровождаемая запахом горящего мяса… «Зачем пытать, если я не могу сказать ни слова?..» – мелькнула в голове анархистки мысль и тут же исчезла, поглощенная адскими ощущениями… Она никак не могла вновь потерять сознание, наверное, отдохнула вполне достаточно между очередными порциями пыток, чтобы в полной мере почувствовать болезненные прикосновения постепенно остывающего металла к своему беззащитному телу. «Что не так?.. – неожиданно зародилась в мозгах анархистки мысль. – В чем я ошиблась, почему попала сюда... где же тот изначальный прокол…» Как ни странно, мысль эта придала Анаконде силы. Нет, девушка не смогла бороться даже с собственными ощущениями, но они отступили куда-то на периферию сознания, и боль перестала терзать своей свежестью и первозданностью, превращаясь в данность… данность на всю оставшуюся жизнь… «Всё началось с Теней… нет, с появления Кудесника со словами о Тенях в городе… – Анаконда мучительно вспоминала, стараясь просто не обращать внимания ни на собственную боль, ни на пристальный, сверлящий её обнаженное беспомощное тело взгляд из-под бурого капюшона… – Я, конечно, не очень-то поверила, но насторожилась… с Тенями не шутят, хотя… были бы тогда в городе настоящие Тени, никто бы не ушел живым из телецентра… А мы ушли. Сразу же, как только появился Кудесник со своей дурной вестью». Потом… что же было потом?.. все-таки, надо было идти в Промзону, и Анаконда в первую очередь бросилась к своему секретному, личному фактически, агенту, присматривающему за нужным для похода человечком. Они опоздали буквально на десяток-другой минут. Тот человек ушел в Промзону, причем, очень похоже, что сопровождал его кто-то из Теней, если верить описанию, и тому, что двоих очень неплохо подготовленных драбантов анархистки этот кто-то уложил двумя выстрелами. Впрочем, к тому, что проникать в Промзону придется без помощи отслеженного человечка, Анаконда было внутренне готова, вот только неожиданная помеха в лице непонятного осназовца: то ли Тени, то ли нет, – внушала опасения. Отвернувшись от убитых, она рассеянным, задумчивым взглядом оглядела дворик и указала на доминошный столик в дальнем углу: – Ладно, идем-ка вон, присядем, в ногах правды нет, – кивнула она Кудеснику и хозяину явки. – Надеюсь, тут никто полицию вызвать не додумался? – У нас полицейских не вызывают, – пожал плечами длинноусый агент. – Дворник, разве что, в труповозку позвонит, куда ж еще их девать? Да, небось, нынче в городе для труповозки работы и без того с лихвой… ну, пошли, что ж теперь-то… – Значит, ушел наш человечек… – сказала анархистка, устраиваясь поудобнее за столиком и оглядывая присевших рядом мужчин. – Пусть себе, мы же знаем – куда, точнее, само местечко, через которое он должен уйти, верно? – Толку-то? – пожал плечами длинноусый. – Говорил же вам, что исчезает он в этой… в этом местечке. Куда девается – сам черт не разберет… – Вот что, Кудя, – попросила Анаконда. – Сходи-ка ты к нашему любезному хозяину, у него ведь телефон дома есть?.. вот и хорошо, прозвони, вызови сюда Доминика… и еще – человек пять из моих, личных… будешь говорить, напомни им сегодняшний пароль: «Македонец»… так и скажи, мол, мне «македонец» нужен, пусть поторопятся… Как ни торопились драбанты, да и сам Доминик, известный в анархистских кругах, как волшебник по сейфам, замкам, шифрам, паролям и прочей конспиративной необходимой мелочевке, но больше часа прошло с момента их вызова к совершенно неприметному, одному из очень и очень многих домов в рабочем районе. Двоим из прибывших драбантов Анаконда поручила засаду в доме ушедшего в Промзону местного пролетария, совсем, кажется, еще молоденького парнишки. В квартирке его, правда, оказалась еще и престарелая родственница, и какая-то пострадавшая от дневного взрыва в клубе девчонка, но утихомиривать их не пришлось, обе вели себя, как мышки в норке, тихо и спокойно, а девица, та вообще лежала пластом без сознания, видно, крепко её приложило на взрыве. – Конечно, он вряд ли сюда вернется в ближайшее время, – задумчиво напутствовала драбантов анархистка. – Особенно, после такого отрыва… но – чем черт не шутит, пока бог спит… Она лично обошла маленькую квартирку, с внешней рассеянностью заглядывая в углы и шкафчики, проверила даже туалет и ванную, и напоследок сказала: – Особенно не расслабляйтесь, один пусть за вином все-таки сходит, но – никакой водки или коньяка, не говоря уж о чем другом покрепче… Драбанты дружно переглянулись, одновременно одобряя решение своей патронессы и определяясь, кому из них идти за вином. Для их комплекции и привычек бутылочка портвейна на всю ночь была, как слону дробинка, а все – веселее… а то в пустопорожнем сидении в засаде от скуки сдохнешь без вина, карт и девчонок… – От вина я бы тоже не отказался, – проворчал от дверей невысокий, лысоватый толстячок с маслеными глазками, одетый в непонятную хламиду, больше похожую на иудейский лапсердак, грязные, в краске и жирных пятнах, штаны с отвислыми коленями и задницей и короткие, растоптанные до безобразия сапоги. С таким внешним видом Доминику охотно подавали бы милостыню где-нибудь у провинциальной церквушки, если бы не светящийся в глазах острый ум и сложенные в привычную ехидную усмешку пухлые губки. – Твое вино от тебя не уйдет, – строго ответила Анаконда. – У тебя еще работа впереди и – не самая простая… – Хочешь сказать – по результатам и оплата? – съехидничал Доминик. – Так за мной результат не залежится, только дело давай, так что можешь сразу гвардейцев своих за коньячком засылать… – Никого мне засылать не надо, – рассерженно прорычала анархистка, выталкивая на лестничную клетку специалиста и выбираясь следом сама. – Сначала посмотришь на дело, а там и говорить будем… У монументальной, замшелой, старинной, трансформаторной будки в окружении зыркающих по сторонам драбантов, усатого сексота, Кудесника и самой Анаконды, толстячок даже слегка приуныл, мельком оглядев замок: – И ради этого меня нужно было звать? Сами могли бы справиться… Пара ловких движений отмычкой, неизвестно откуда появившейся в его руке, и Доминик со словами: «Вуаля! Ап! Прошу!» распахнул дверь. Вернее сказать, слегка приоткрыл, потому что тяжеленную металлическую дверь распахнуть также легко, как садовую калитку, не под силу было бы и любому из троих оставшихся драбантов. – Ну, всё, дальше я не ходок, – почему-то шепотом сказал длинноусый, подаваясь от дверей назад. – Дальше вы уж сами… – Все мы ходоки, – холодно улыбнулась Анаконда. – Был бы не нужен, показал издали и пошел бы домой, так что… – Мы так не договаривались… – успел было дернуться сексот, но тут же ощутил у себя под ребром твердый ствол пистолета. – А мы никак не договаривались, – усмехнулась анархистка, еще разок, для острастки, ткнув стволом длинноусого. – Так что – пошли дальше… А дальше… Непонятного назначения металлические шкафчики виднелись по углам в слабеньком освещении единственной лампочки «двадцатки» над той самой дверью, через которую они вошли внутрь. В центре маленького зала громоздилось нечто цилиндрическое, снабженное загадочными циферблатами с подвижными или мертво замершими стрелками. Пара огромных рубильников замерла в поднятом, верхнем положении в пазах-прорезях на поверхности металлического кожуха трансформатора. И всё это хозяйство непрерывно тихонечко гудело равнодушным, механическим гулом, а из ребристых вентиляционных щелей тянуло горячим воздухом с запашком разогретого машинного масла. – Так это что же – всё работает? – удивился, было, Доминик. – Не просто работает, – нервно сказала Анаконда, еще разок внимательно оглядывая маленькое помещение. – Вот там где-то, среди этого железа, спрятался нужный мне человечек… а ты, дорогой, поможешь мне этого человечка достать… – Как же там можно спрятаться?.. – успел удивиться толстячок, но тут же примолк, сообразив, что вовсе не умные разглагольствования готова сейчас выслушивать выведенная из равновесия атаманша. – Ладно, так ведь это все разбирать придется… а перед этим – отключить, я в сеть под напряжением не полезу. А если отключим, тут полрайона без света останется, небось, тут же электрики набегут… и хорошо, если только работяги… – За электриков не волнуйся, – хмыкнул Кудесник из-за спины одного драбанта. – О них найдется, кому позаботится, ты свое дело делай… – Тогда – давайте мне помогать, – решительно поддернул рукава лапсердака Доминик. – Я, конечно, за главного, но и грубая физическая сила будет очень нужна… начинаем… только это – фонари приготовьте, тут сейчас темно будет, как у негра в жопе… И толстячок весело расхохотался над заезженной, давно уже несмешной шуткой… …Через несколько часов, когда и на улице стало так же темно, как и внутри трансформаторной будки, усталый, с лоснящимся от пота лицом, чуть дергаными движениями и очень задумчивым взглядом толстячок, давно уже скинувший свой смешной лапсердак, и засучивший рукава уже старенького свитерочка, потянулся в карман штанов за сигаретами и разочарованно сказал: – Кажется, мы влипли… – Во что? – нервно уточнила теряющая терпение Анаконда, рассеянно подсвечивая по сторонам. Вокруг одиноко стоящей почти в центре зальчика стойки с непонятным блоком были беспорядочно раскиданы детали разобранного до основания трансформатора. Изрядно измазанные маслом, ржавчиной, какой-то краской драбанты, пользуясь передышкой, замерли в углу. Кудесник, будто растворившись в темноте, тоже где-то присутствовал, но его было не видно, как не видно и длинноусого, старательно прячущегося от взгляда Анаконды все это время, но все-таки, по мере сил своих, помогавшего в демонтаже оборудования. – Это... – Доминик широким жестом показал и на стойку, и на странный, казалось бы, влитый в пол люк идеально круглой формы, вокруг которых были разбросаны парочка кувалд, зубила, какое-то длинное, непонятное сверло. – Всё это – не человеческих рук дело… ты понимаешь?.. – А чьих? – хмыкнул неизвестно откуда Кудесник. – Ты как сказанешь, Доминик... инопланетян, что ли, тут нашел?.. – А хоть бы и инопланетян! Да только это не люди делали!!! – внезапно перешел на истерический визгливый крик толстячок. – Видишь – на стойке плата с экраном?!.. это – замок… понимаешь?.. замок… а я даже сообразить не могу, какой у него принцип действия!.. так люди не делают… любые люди!.. – Стоп! – резко оборвала его Анаконда. – Пусть нелюди, пусть инопланетяне, черти, ангелы или еще кто… но открыть этот люк: разрезать автогеном, взорвать, пробурить алмазным сверлом, – мы можем?.. – Взорвать? – также внезапно, как начал, прекратил истерику Доминик. – Взорвать, наверное, только чем? Не найдется у нас под рукой столько взрывчатки… а алмазным сверлом… я уже думал. Это на сутки, а то и больше работы, да и еще не факт, что такое сверло справится… Анархистка постаралась спрятать в полумраке глаза, чтобы не выдать своего бесконечного душевного разочарования. Она именно здесь, на обломках демонтированного трансформатора, вдруг поняла, что все обрывки документов, выписки из архивов, чудом уцелевшие дневники очевидцев подводили её именно сюда – к этому нечеловеческому люку в полу совсем обыкновенной, человеческой трансформаторной будочки. И не будет у нее теперь отсюда выхода… если… – Кудя, ты готов? – позвала наугад анархистка, незаметно для толстячка, драбантов и длинноусого вытаскивая из-под полы куртки пистолет и снимая его с предохранителя. – Всегда с радостью, – ответил из полумрака Кудесник, хотя никакой радости в голосе его Анаконда не ощутила, но теперь было уже не до раздумий. – Глянь-ка, а это что такое?.. – обратилась она к Доминику, указывая лучом фонарика на маслянистое пятно на самом краю люка. – Где?.. это? да это ерунда какая-то… Один, два, три и почему-то четыре выстрела в замкнутом, темном помещении оглушили всех. Пороховая гарь резко ударила по глазам, набежала слеза, и Анаконда смахнула её тыльной стороной ладони, в которой был зажат пистолет. Она первым же выстрелом в затылок пристрелила Доминика, единственной виной которого оказалось излишнее знание. За это же поплатился и длинноусый сексот, на которого Кудя почему-то истратил две пули. Ну, а последней Анаконда подвела черту жизни не самого доверенного, хоть и вполне достойного драбанта. – Выходи, Кудя, – позвала анархистка своего помощника, так и не появившегося из темноты. – Ты у меня «персона грата»… ты, да вот – они… – А этот?.. – ткнул стволом пистолета в сторону третьего, убитого, драбанта все-таки рискнувший появиться перед глазами Анаконды Кудесник. – А этот слишком много болтал лишнего, даже когда его об этом не спрашивали, – нервно отозвалась атаманша. – Но теперь это уже неважно… – А что важно?.. – Важно, что мы будем делать дальше, чтобы выжить, – мрачновато ответила Анаконда. …а дальше она оказалась висящей под потолком в непонятном, мрачном подвале, больше смахивающем на средневековое подземелье. И некто в буром балахоне с бесформенным капюшоном на голове, впивался пронзительным, прожигающим взглядом в её глаза, казалось, стараясь достать до самого дна анархистской души… И жутко, рывками, болел прижженный раскаленным металлом бок, и слезы непроизвольно катились из глаз, а руки, поднятые высоко над головой, уже перестали ощущаться, будто умершие первыми из всех частей её многострадального тела, но все это показалось Анаконде лишь преамбулой, легким и незначительным происшествием перед тем, чем грозил ей жутковатый взгляд из-под капюшона… … «нет же, нет, нет, нет, – билась в голове анархистки лихорадочная мысль. – Так не бывает. Так не должно быть… мы же ушли, ушли из этой трансформаторной… ушли… в ночь, в темноту… никто не знал – куда, да и не мог знать. Но то место, это же «нейтралка», там ничего плохого быть не может… потому что таковы правила игры…» Правила игры… их она запомнила едва ли не с детства, с первых осознанных разговоров с отцом, с первых запомнившихся контактов в гимназии… с первых… Сознание затуманивалось, укутываясь, как ватным одеялом, спасительным забытьем, и только боль изредка напоминала о себе, прорываясь сквозь плотную пелену, через границу небытия… Но даже в полубреду, сквозь плотно сомкнувшиеся веки Анаконда увидела невероятно яркую вспышку света, озарившего подземелье… Холодный пот на лбу легко стерся движением неповоротливой, затекшей в неудобной позе руки. В номере было тихо, темно и тепло. Из-за полураздвинутых портьер, из черноты ночного окна лился призрачный свет звезд. Затылок изо всех сил вжимался в повлажневшую от пота подушку. Анаконда открыла глаза. Будто стирая с лица липкую, невидимую паутину зловещего сновидения, провела ладонью по лбу, по щекам. Всё было так, как и должно было быть: номер в санатории, ночная, предрассветная тишина за окнами… вот только сон тревожил, не давал покоя. К чему бы он?.. Казалось, выбравшись из города уже сквозь плотное кольцо парашютистов, очутившись в прибежище городской элиты, в «убежище», гарантирующем жизнь и неприкосновенность всем, здесь находящимся, надо было успокоиться, выбросить из головы нервотрепку и ужасы последних дней, неудачу с Промзоной, отдохнуть от бытовых неудобств подготовки к налету на город… Рядышком, руку протяни, лежал неподвижно, будто труп, один из уцелевших драбантов. Пожалуй, ему, да еще его напарнику, вызванным тогда к трансформаторной будке, повезло… конечно, все мы смертны, но любой очень хочет оттянуть последний миг, особенно если тебе не исполнилось и тридцати. Вот оба они и оттянули. Да не просто оттянули, попали в уютное гнездышко, полное спиртного, девиц легкого поведения, шальной музыки. И при этом им совершенно не нужно заботиться здесь о сохранности тела своей атаманши. И она ни в чем их не ограничивала, разве что спать заставляла с собой, но и это было приятно, в постели Анаконда сто очков вперед могла дать любой профессионалке. «Черт возьми, и чего ж он не шевелится даже? – с легким раздражением подумала анархистка, спросонья присматриваясь в темноте к соседу по постели. – Может, помер?.. как там бывает – рвотой захлебнулся с перепою или еще чего… хотя, кажется, когда ложились, он вовсе был не пьян…» Вытянутые пальцы наткнулись на что-то липкое, неприятное, скользнули по соседней подушке. «Так и есть…» Анаконда брезгливо отряхнула пальцы, одновременно включая стоящий на тумбочке рядом с кроватью маленький ночничок… Драбант лежал навзничь, укрытый по грудь покрывалом, потому что анархистка без разговоров забрала себе перед сном общее одеяло, и не шевелился. Сначала Анаконда даже не поняла, в чем дело, и лишь секунду спустя осознала, что голова телохранителя отделена от туловища и лежит на подушке отдельно, только лишь приставленная к плечам. Окровавленная подушка чуть всхлипнула, стоило лишь коснуться её кончиками пальцев, кровь не только не успела застыть, свернуться, но и даже толком впитаться в перья и пух. Совершенно ошалевшая Анаконда приподнялась, бездумно усаживаясь на постели и внимательным, сумасшедшим взглядом разглядывая свои окровавленные пальцы. Что-то знакомое и неузнаваемое мелькнуло на периферии зрения, и анархистка отвлеклась от своих рук, глянула в сторону кресла… В нем сидел второй драбант, одетый, как для полуночной прогулки, в теплый свитер, пятнистые брюки, высокие, начищенные сапоги. Вот только куртка висела на подлокотнике кресла. Анаконда успела поморщиться, она за эти несколько дней столько раз напоминала своим телохранителям, чтоб ходили по её номеру без обуви… и только тут она смогла заметить в слабых отблесках ночничка, что свою собственную голову, аккуратно, будто по линейке, отделенную от туловища, драбант держит на коленях… И дикий, полный истерики, ужаса и непередаваемого веселья хохот потряс стены одного из лучших номеров санатория… – Что вы мне скажете, профессор? Задавший вопрос был, пожалуй, ровесником седенькому, невысокому и шустрому медицинскому светилу, академику, профессору, автору многих и многих трудов по судебной и не только психиатрии, можно даже сказать – основателю своего собственного, очень сильно отличающегося от предшественников направлению в этой таинственной области человеческих знаний. При этом поинтересовавшийся мнением профессора человек был полной его противоположностью. Высокий, с отлично сохранившейся военной выправкой, горделивой осанкой, хоть и седой, но аккуратно постриженной головой, скупой в движениях и словах. Любой, увидевший его, сразу же делал однозначный вывод: «Генерал!» и, вообщем-то, оказывался прав. – Вы бы еще попросили официальное заключение, ваше превосходительство, – собирая в горсть свою жиденькую бородку клинышком, чуть насмешливо отозвался профессор. – Бросьте, бросьте, – с легким раздражением перебил его генерал. – Мы с вами в одних чинах, да и нет смысла в этом… я пришел к вам не за официальными документами или актами экспертизы, а всего лишь, чтобы узнать мнение выдающего светила нашей психиатрии на этот случай… Профессор, сколь не любил он военных, а уж тем более военных секретных, закрытых от широкой публики и в тайне обделывающих свои не всегда чистоплотные дела, все-таки был падок на лесть, даже такую неприкрытую. – Что вам сказать, батенька? Человеческая психика все еще во многом загадочна и непредсказуема даже для меня… – задумчиво, будто рассуждая на семинаре в кругу учеников, сказал психиатр. – В том, что пациентка не симулирует, у меня сомнений нет, да и не возникали они, пожалуй, сразу, с первого взгляда. Поверьте моему опыту, батенька… Что с ней случилось? Почему она пребывает сразу в двух-трех мирах и изредка возвращается в наш, реальный и родной для нее мир – никто вам сказать не сможет. Рискну только предположить, что её кто-то очень сильно напугал. Хотя, положа руку на сердце, не представляю, кто и как смог бы напугать такую… х-м-м… девушку… Но, во всяком случае, в ближайшие месяцы, а то и годы, адекватного поведения от нее ожидать просто не приходится, хотя, думаю, сейчас для окружающих она не опасна… впрочем, буду настаивать, где только смогу, чтобы ее оставили в нашей больнице для дальнейших исследований… прелюбопытнейший, понимаете ли, случай… » – Напугал? Сильно? Вот даже как… – хрустнул костяшками пальцев генерал. – А вы знаете, профессор, наверное – как он это сделал, останется тайной от всех, а вот кто – я, кажется, догадываюсь… – Бог бы с ними, вашими догадками, – замахал руками на генерала профессор. – Слышать не хочу, а то снова набегут ваши помощнички, станут требовать всяких подписок о неразглашении и тому подобных глупостей… Вот только интересно, а зачем? зачем понадобилось кому-то доводить до такого состояния молодую женщину, будь она трижды противницей власти и соверши самые немыслимые преступления? – Зачем? хороший вопрос, профессор, – тонко, едва заметно улыбнулся генерал краешками губ. – Я думаю, вы и сами могли бы догадаться… но – подскажу, чтобы не мучить вас: «Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума…» И после короткой паузы, не успел еще психиатр до конца оценить откровенность собеседника, генерал добавил: – «Да вот беда: сойди с ума, И страшен будешь как чума, Как раз тебя запрут, Посадят на цепь дурака И сквозь решетку как зверка Дразнить тебя придут…» – Вы говорите страшные вещи… – тихонько, будто самому себе, сказал профессор. Не отвечая и не прощаясь, генерал резко и четко, по-военному, повернулся через левое плечо и быстро вышел из заваленного книгами и рукописями рабочего кабинета профессора… © Юрий Леж, 2012 Дата публикации: 19.01.2012 11:33:37 Просмотров: 2248 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|