Полигон. Часть 3

Виталий Шелестов

Форма: Повесть
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 33943 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

В пятом часу пополудни Васька-Колчан обычно начинал поскрёбывать шею и устало морщиться, всем видом показывая, что земное вращение — штука необратимая, и посему сколько ни щеголяй трудовыми подвигами, личное время всё равно неизбежно. Весь Полигонарий также принимает условия, выдвинутые законами астрономии, супротив которых, по выражению классика, "всё одно что плотник супротив столяра". Цикличность будничных процессов здесь несколько отличается по своей форме от общепринятой, но что поделать: бытие определяет не только сознание, но и побудительные мотивы. В Ваське не каждодневно трепетало сознание собственного долга перед семьёй и обществом, он резонно полагал, что должное и желаемое могут вполне мирно и чинно сосуществовать, ежели совмещать их поочерёдно и в соответствии с теми же законами астрономии: не ищи приключений на свой тыл — и он тебя не подведёт. Не в пример, скажем, Третьяку: у того само понятие "совмещение" ассоциируется разве что с эротикой, да и то в искажённом виде…
Словно по команде, почти одновременно затихла и одноковшовая "землеройка" напарника — Робина Шагаряна, у которого помимо казённой техники здесь находился возле КП "Урал" с коляской. На этом двухцилиндровом "харлее" они втроём с Подшиваловым ездят сюда на работу и обратно по домам. В иные дни Робин бескорыстно доставляет коллег аккурат к парадному (подъездам домов), но это бывает не часто. Встречаются же по утрам в условленном месте — перекрёстке на выезде из города. С топливом проблем никаких: Егорыч в жилкоммунхозе человек уважаемый, и канистры в его пристройке-загашнике пустуют редко. У Васьки, впрочем, и самого в подвальчике имеется раздрызганный "ижак", но по причине давности эксплуатации и отсутствии карбюратора с передаточной коробкой ездить на нём можно только в снах…
— Колчан! ― окликнул Ваську проходивший мимо Болт. — Ты Митюхи тут нигде не наблюдал?
Васька покачал головой:
— Сегодня как будто вообще на глаза не попадался. Похоже, без твоего ведома девочек клеить намылился.
Болт как будто пропустил мимо ушей его последнюю реплику и, отмахнувшись, побрёл дальше. Васька отвинтил снизу радиаторную заглушку и подождал, пока не сольётся вода. Стояла осень, в любое время суток можно было ожидать заморозков, а коммунхоз, голь перекатная, тосол выписывал только на начальничьи машины. Вот и приходилось каждое утро таскаться с вёдрами от колонки к бульдозеру. Васька уже давно не скрипел зубами по этому поводу, резонно соображая, что зубам легче не станет, а начальство, хоть и сменяемое чуть ли не ежеквартально по разным причинам, будет по-прежнему класть с пробором на чаяния таких, как он, работяг. Качать права по нынешним временам — штука неблагодарная, особенно для тех, у кого рыло в сметане: враз за шкирку и ногой под зад, шуруй голубей на паперти кормить. Научились уже оппозиции шерсть начёсывать, зная, что никакие стороны горизонта — ни запад, ни юг, — нынче помощь не окажут (да и не оказывали по существу никогда, кроме как вяканьем о конституционных правах да посылками с вышедшими из срока годности собачьими консервами).
К нему подошёл Хрящ.
− Ну чё, ковшовая натура, держи презент от всего ударного коллектива… − Он протянул Ваське зашарпанный, но вполне пригодный разводной ключ. – У Третьяка на коленях вымолил, его находка.
− Дак стало быть, втроём сегодня компановаться будем? – Васька со смесью удивления и недоверия покрутил туда-сюда червячную передачу в презенте. – Ведь не поверю, что шайболов наш сделал это по зову сердца.
− Представь себе, ещё и добавил: уж коль руки, дескать, мои (в смысле, его), растут из тазобедренной чашечки, им не привыкнуть к честной добыче, так пускай хоть в нужную колею струментик пристроен будет.
− Да, ему такие вещицы пригодятся разве что при отбивании от крыс, и то в светлое время суток. А ежели ещё и под кайфом будет, то самому себе гаек накрутит, − не туда и против резьбы…
− Васьк… − неожиданно и почему-то снизив на пол октавы голос выговорил Хрящ. – А ты давно Митюху-то видел?
Колчан выпрямился. Нет, это не наваждение, тут что-то посущественнее и неспроста. Никогда до сей поры его про этого малохольного на головку паренька не спрашивали, а тут и получаса не прошло, как стал он центром всеобщего внимания, и похоже не только здесь, раз сам Подшивалов ещё в обед его персоной также интересовался.
− Может, мне хоть скажешь, − нахмурившись, повёл он глазами в сторону собеседника, − чего такое тут свершилось, если сегодня этим бедолагой мне всю плешь проели. Гринь, ты же знаешь…
− Погодь… − перебил его Хрящ, подняв ладонь. Он случайно зацепил взглядом подъездную грунтовую дорогу; сюда, к Полигону, дымил «козлик», ему хорошо знакомый. – Похоже, ты и прав, чего-то свершилось…
Колчан обернулся в сторону, куда с тревогой глядел Хрящ.
− Любопытственно… И в конце дня к тому же.

Когда Скаринкин вылезал из машины, встречать его вышли не только администрация в лице Подшивалова, но и ещё четверо: Шагарян, а за ним по цепочке Таисия, Колчан и быстро озирающийся почему-то Хрящ. И по тому, как неторопливо, вперив глаза себе под ноги, сжав губы и глубоко вдыхая воздух, участковый двигался навстречу, все разом поняли, что произошло нечто серьёзное и непоправимое, и касается оно их всех. Таисия, обычно в таких случаях сыпавшая остротами и подначками, на сей раз застыла на месте в нескольких шагах от капитана и не издавала ни звука, словно окаменевшая. Егорыч, чтобы как-то унять смятение, вынул из кармана куртки носовой платок и принялся усердно сморкаться, косо поглядывая на остальных. Хрящ, подойдя к участковому вплотную, перестал озираться и тоскливо уставился куда-то вдаль. Лишь Роберт с Васькой казались на общем фоне относительно спокойными: совесть чиста, дорога проста, шуруем бок-о-бок, что шаг – то верста…
Некоторое время простояли в полной тишине, затем Скаринкин, глубоко вздохнув, медленно произнёс:
− Подобрали вашего… молодой который… В заброшенном саду лежал.
Таисью тут же шатнуло, ей пришлось прислониться к капоту.
− Чего с ним? Живой хоть?
− Вроде жить будет… − Участковый снял фуражку и вытер ладонью пот со лба. – Хотя состояньице – врагу не пожелаешь, в полнейшей коме малый находится. Похоже, и понять не успел, кто и как его по голове сзади оприходовал. Открытая черепно-мозговая с проникающими и всё такое.
− О Гос-споди… − прошептала Таисия, приложив руки к груди.
− Час назад только «скорая» в райбольницу его увезла, − продолжал участковый. – Сказали, примерно с полудня там пролежал, если судить по запёкшейся крови.
− Уж этот-то кому мог дорогу перейти?
− А кто нашёл его? – поинтересовался Егорыч. – И как, интересно, он там оказался? Что за сад?
− Я и нашёл, − поморщившись, ответил Скаринкин. – Осматривал вокруг продмага на случай чего, и наткнулся… И вот ещё что. Рядом с ним сумка валялась. Что в ней было, догадываетесь?
− Полагаем, не взрывчатка? – подал голос Колчан.
− Да закрой ты дымоход, коптилка гусеничная! – в сердцах воскликнула Таисия. – Валентиныч, не тяни, мы здесь не на телевикторине, чего там было-то?
− В общем, лежали в сумке несколько товаров, что были утащены давеча при краже из магазина: пара бутылок коньяка, консервированная ветчина, коробки шоколадных конфет и по мелочёвке.
− Ё-перный бабай… − ошарашенно пробормотал Егорыч. Колчан присвистнул, все опять стихли.
Хрящ, стоявший несколько поодаль, снова принялся шарить глазами вокруг. Случившееся для него не оказалось неожиданностью.
Колчан, прикурив, вышел на середину и обратился к участковому:
− Вы хотите сказать, Николай Валентинович, что Митюха грабанул сельмаг и все эти сколько там дней ошивался возле него с награбленным. И уличили злоумышленника только после того, как его кто-то умело подкузьмил. Причём тут же на месте, чтоб далеко не искали. И конечно, без комиссара Мегрэ теперь никак. Барану ясно, что это подстава, причём убогая, в расчёте на лохариков из тундрового стойбища.
− Здесь и без того такая тундра, что никаким самолётом не облететь! – раздражённо урезонил его Скаринкин. – Столько умников развелось за последнее время, все жизни учат, а сами – в говне по уши. Кто тебе говорит, что ваш Митюха, как вы его кличете, виноват? Я за другим сюда приехал.
− Будем рады помочь, − промямлил Егорыч. – Только не знаем, с чего начать. Ты подскажи.
− Ну а может, у кого есть какие-то соображения? Вы же, в конце концов, с ним лучше знакомы всё-таки. – Скаринкин понимал, что случай не из тех, где можно нащупать благодатную почву для скорейшего расследования, но хоть какие-то зацепки должны же быть: оба злодеяния в Назаровке несомненно между собой связаны. – Кто с ним общался больше других?
Тут все переглянулись.
− Хрящ с Болтом, кто же ещё… − тихо и как будто удивляясь этому факту проговорила Таисия. – Он у них постоянно в адъютантах заряжал.
Капитан Скаринкин тяжело вздохнул. Покачал головой.
− Я никогда не мог понять, отчего вам так по душе кликухи друг на дружку хомутить. Ладно бы ещё детворой были, так ведь за сорок-пятьдесят годков людям, житуха столькому научила, что впору с другими делиться, чтоб ваших ошибок не повторяли, умнели на вашем примере… Так нет! Живёте на авось, сегодняшним днём, на всё вам класть с пробором, кликухами обросли, что собаки безродные…
− Если б я была собакою, − веско перебила его Таисия, − здесь бы не околачивалась. Удрала бы в лес или степь, там свободнее и чище дышать. Однако поскольку я существо двуногое и разумное, никто не даст мне этого сделать. Эволюция, революция и конституция. Этим трём красавицам на законы природы начхать, вот и крутят нами как хотят… Ладно, попортили кислород и будет. Валентиныч, подскажи чего дальше делать.
− А чего подсказывать, где эти ваши болты-хрящи…
− Васьк! – окликнула Таисия Колчанова. – Ты же недавно с ними обоими шушукался. Чё пасть захлопнул, когда не надо – ты прям как с трибуны, а как до дела доходит – от винта. Ведь Хря… тьфу, Гринька вместе с тобой сюда подходил.
− Вот я и понять не могу, − виновато развёл руками Колчан. – Только что вроде рядом стоял…

VI

Как и следовало ожидать, Болта в его с Митюхой «камчадальской» норе не оказалось. Это лишний раз подтверждало версию Хряща о не последней роли первого в этом всё быстрее раскручивающемся дельце. Хрящ на всякий случай пошарил внутри, но ничего заслуженного не приметил. Он понимал, что Болт не станет идиотствовать, храня краденое «по месту жительства»: Полигон и сам по себе идеален для такой цели, в любом отвале или ямине можно замаскировать для постороннего глаза какой угодно скарб. Он, Хрящ, и сам не раз так практиковался. Но здесь, похоже, случай особый: Болтика использовали в качестве внешнего раздражителя, дабы по собственной инициативе на свой глупый кумполок побольше грозы намагничивал. А уж сокровищница продмаговская где-нибудь в паре километрах отсюда в каком-нибудь ельничке лежит себе и грустит аки засидевшаяся в девках клуша-бесприданница. Хотя и вероятность того, что Болту неизвестно её местонахождение, тоже была, иначе бы тут не околачивался, а временно упорхнул «в академический отпуск», как уже не раз бывало. Впрочем, для отвода глаз можно их кое-кому тут и помозолить…
От «камчатки», расположенной в охвостье Полигона, в самом отдалении от «портала», убраться с территории незамеченным можно было только одним путём – по крутому склону через густо заросшую балку, образовавшуюся, вероятно, ещё при расчистке территории под проектируемую свалку много лет назад: снимали грунт, чтобы ссыпать и утрамбовать на выделенном рабочем участке складирования. Природа-мать не оставила без внимания исковерканное цивилизацией урочище, и теперь низина балки в летнюю пору представляла собой непроходимые джунгли, подпитываемые невесть откуда появившимся родничком, посылавшим жизнь и влагу не только растительному окрестному сообществу. И если Болт решил дать под шумок тягу подобру-поздорову, у него был только этот путь, разве что не окопался где-нибудь поблизости, подобно тушканчику, и теперь в полном затишье шевелит ноздрями, тварь грызливая. Хрящ знал достаточно утоптанную не только «камчадалами» тропинку, спускавшуюся по заросшему откосу к ручью; её часто использовали в качестве шухерно-аварийного хода, когда Полигон инспектировали нежелательные официальные лица. Однако подойдя к краю бровки, откуда она начиналась, Хрящ сразу же понял, что со вчерашнего дня ею никто не пользовался. После полудня моросило, и на глинистой насыпи намётанному глазу ничего не стоило узреть даже оставленные птичьи иероглифы. На сей раз и тропинка и прилегающий к ней давно заброшенный без промысла участок были явно нетронутыми. В других же на этом участке местах без риска разбрызгать по откосам спинной мозг исчезнуть было попросту невозможно: склоны были настолько круты, почти отвесны, что при одном взгляде с краю всё вокруг начинало в глазах пританцовывать. Разве что спуститься по верёвке, да где и за что её тут сверху зачалишь…
Хрящ понимал, что даже если и удастся выщемить Болта, ситуации это не исправит, а возможно, даже ещё и усугубит и без того дрянное положение дел. Беда с Митюхой и последовавший очень скоро за ней приезд Скаринкина явственно указывают на такой же скорый приезд лавочки уже совсем иного пошиба; говорильня отойдёт в историю и, как нетрудно предсказать, вступит в силу Его Величество Закон с его поступательно-карательным механизмом легализованного принуждения и, за редким исключением, необратимых последствий. Что же заставило его незаметно улизнуть с «портала» при известии о Митюхе и рвануть вслед законченному подонку? Ведь не страх же за собственное нутро: чувство сие давно уже не забирало Григория Василевского в свою охапку, оно перегорело, словно лампочка высокого накала, в бараках и каждодневных заботах о хлебе насущном, так почему-то тяжело добываемом. А уж грязные делишки тут всем рожи в несколько слоёв намазюкали.
И совсем уж не праведный гнев торопил призвать к ответу нагадившего по всей округе Болта, которого теперь уже навряд ли кто здесь увидит. Почему же тогда он, Григорий, вдруг сорвался будто заяц и ретировался на отшиб, никому ничего не сказав? Может, какой-то внутренний голосок попытался намекнуть, что, дескать, недурно бы вильнуть в сторонку, дабы избегнуть попадания в коловорот событий, никак не совпадающих с его интересами? Кто же ты, Хрящ, в таком случае, если не сучий потрох и скурвленный обмылок!..
Он медленно и тяжело присел на валявшееся рядом поленце, нашарил в карманах курево, чиркнул спичкой, после чего долго сидел, подперев голову обеими руками и неподвижно уставившись себе под ноги. Через какое-то время к нему подошёл Поэт и, тихо вздыхая, стал рядом, как обычно, чтя своим наполовину астральным присутствием обстановку. Но Хрящ, похоже, ничего и никого не хотел видеть вокруг; Поэт, выдержав регламент почтительности, тихонько растворился в уже потемневшем пространстве Полигона.

Следующее утро выдалось пасмурным и сырым; временами накатывала морось, тут же распыляемая порывами циклонического ветра, и оттого многим казалось, будто кто-то злорадно балуется, пережимая напор воды в огромном шланге, протянутом над свалкой и близлежащими окрестностями. Таисия, хмурясь, набрала из колонки воды и неторопливо двинулась с наполненным ведром к себе в помещение. Перед тем как пролезть в него, она с прищуром огляделась вокруг, поёжилась и плотнее запахнулась в ватник. «Зима-то вон уже, нахрапом катит, − подумалось тут же. – И как с Микичишной быть, ума не приварю. Хошь не хошь, а как-то через Егорыча, что ли, а то и участкового надо решать. Куда ей тут в морозы…»
Мысли о надвигающейся зиме почему-то обходили стороной обитателей Полигона. Наверное, большинству было где временно перемариноваться, а для гвардии вроде Поэта или Хряща времена года отличаются разве что продолжительностью дня и ночи; температурный фактор здесь – понятие абстрактное, а часто и арифметическое: при минус двадцати принимаешь сорок, становится плюс двадцать. Одежонка у них что зимой что летом незаменима и консервативна. А «герой труда и спирта» хоть при какой погоде готов в одном исподнем улюлюкать по кочкам и ухабам, только бы опять же известная перспектива впереди маячила. Что же касалось самой Таисии, её планы после вчерашнего разговора с участковым несколько поколебались в плане гордыни, и Скаринкин посулился замолвить пару слов своему корешу-зоотехнику из ближайшего свинокомплекса, где можно хотя бы временно помахать лопатами и вилами не за так, плюс койко-место в общаге…
Микитишна почему-то сегодня была на удивление бодра: поднявшись с топчана, сама облачилась в утеплённый дождевик и резиновые боты, и теперь собиралась на утреннюю облегчительную процедуру, благо в нескольких метрах от их землянки Третьяк с Митюхой проковыряли в спрессованном бульдозером мусоре специальный жёлоб для дам, по которому вся органика уплывает на безопасное расстояние и не озонирует на общем специфическом фоне.
− Всё нормалёк, мать? – привычно громко обратилась к ней Таисия, поскольку той давно овладела возрастная глухомань. – Помощь нужна где?.. Я говорю, помочь дойти?!
Микитишна, подёргивая головным тиком, издала булькающие звуки, что в несложном переводе значило отказ; шипение же из её беззубого рта трактовалось как просьба о помощи.
− Хозяин – барин, − проворчала Таисия и занялась стряпнёй. Здесь, в помещении, имелся ещё вполне ходовой примус, не требующий особых материальных и топливных затрат, Егорыч выделит сколько попросишь. Есть и спецпогребок, вырытый самолично и придавленный канализационным люком, где хранятся концентраты и соленья. Хозяйственные руки ощутимы в блиндаже повсюду: кругом чисто, прибрано, нехитрый скарб всегда под рукой и на своём месте. Не то что у остальной братии: лежанки-топчаны в глине и мазуте, посуда насекомыми засижена, тряпки смердят, повсюду хлам, − сами черти разбежались бы от такой декорации!..
Однако мысли блуждали вокруг вчерашнего вечера. Теперь выходит, главные подозреваемые они тут все в деле магазинной кражи, а ежели постараться, и бедолагу Митюху запросто могут сверхурочно подоткнуть. Не Скаринкин, конечно, просто дело запросто могут передать по инстанции выше, что весьма вероятно, если учесть тяжесть содеянного. А в райпрокуратуре могут такие волки ошиваться, которым ничегошеньки не будет стоить поднажать операм, чтоб поскорее закрыли дельце, и лучших козлов отпущения, кроме как бомжи-полигонщики, здесь и не подобрать. И даже если Митюха придёт в себя, едва ли сможет назвать, кто его изувечил, ударили-то по всем приметам сзади. А уж мотив деяния выставить проще пареной репы: рассорились при делёжке, а то и просто убрали, чтоб не сдал с потрохами в случае поимки.
Сама Таисия допускала, что в обоих случаях могли фигурировать обитатели здешней коммуны. Иначе чего ради два ханурика вчера испарились при виде участкового? Тут, правда, можно было допустить саму конспиративность как таковую – следствие их незаконного положения в целом, или какие другие огрехи… Но всё же против факта не попрёшь: исчезновение обоих даёт все основания подозревать их первыми. А уж в случае чего катушка раскрутится по полной, захватив остальных, включая и её с Микитишной. Как говорится, «попал под каток – кусай локоток».
И всё-таки в отношении Хряща у неё никак в голове не укладывалось, что тот и есть возможный подельник-крыса, огрёбший весь довольно убогий, надо признать, куш, да и мотанувший восвояси, огрев при этом несмышлёного партнёра по чердаку. Ну не мог он такого отчебучить, не в его это натуре, − а вот поди ж докажи это кому постороннему! Особенно брюхатым и горластым чинушам, коих за последние годы расплодилось, что колорадских жуков; по всему видать, рассчитывают рёвом поутробнее снискать почтительное всепослушание нижестоящих. Тенденция, надо сказать, прослеживается отовсюду, куда ни забрасывала судьба Таисию Аверьянову; оттого и не пыталась отстаивать свои хиленькие права, сутками убивая время в ожидании приёмов в кулуарах всевозможных администраций. Терпение, оно тоже не безгранично…
… А Витюша с Оленькой почти каждую ночь приходят. Покамест не зовут к себе, ну и ладно; стало быть, неплохо им там, хоть мамкина поддержка никогда не лишняя…

Через какое-то время Таисия, перекусив сама и чинно усадив Микитишну похлебать, выглянула из блиндажа. Так и есть: Поэта ежели поблизости глазами не наблюдать, то ощутим он порой бывает ещё сильнее. Просто чудо гипотетическое: ни единого звука, а уже тут как тут, будто вешка столбовая, − ишь, бородёнкой пошевеливает.
− Ну как? – осторожно кивнула ему Таисия. – Не заявлялся?
Вопрос касался исчезнувшего Хряща. Поэт слабо поморщился, что явствовало бесполезность вопроса. Он вообще никогда не выдавал ни утверждения, ни отрицания в ответах; неопределённость в них была прямым следствием его натуры. И с течением времени язык жестов и мимики овладевал им всё больше, вытесняя членораздельную речь и ставя под удар эволюцию Дарвина и происхождение видов.
Таисия вздохнула: похоже, ей давно пора у глухонемых переводчицей наниматься. Эдак скоро и сама замашет-забулькает, как прибабахнутая.
− Может, чего пожуёшь? – поинтересовалась она. – А то чаёк ещё не остыл, печенюшки дам.
Последовала та же реакция: дескать, всухомятку не проскочит, а вот ежели плеснула бы – тогда и пожевать не грех.
Таисия поджала губы: самое времечко свободу культивировать, здесь и так она со всех сторон прёт. И тут она заметила Егорыча, стоявшего на гусенице пустующего пока экскаватора и быстро машущего в их сторону. Даже на расстоянии было заметно, что он не на шутку встревожен.
− Однако… − Таисия снова повернулась к Поэту. – Ты здесь у нас теперь самый шустрый, так что гони на всех парах и разузнай, чего случилось, а то пока я со своим артритом доковыляю, коммунизм наступит.
И снова она подивилась лёгкости и беззвучию, с какой тот двинулся к «порталу»; казалось, к ногам были приделаны воздушные подушки.

VII

Милицейский «рафик» остановился у кирпичного здания контрольного пункта, и из машины вышли пятеро омоновцев во главе со старшим лейтенантом – рослым молодцеватым брюнетом с насмешливым взглядом бывалого служаки. Все были экипированы по-будничному: пятнистые утеплённые робы, надраенные до сияния берцы, синтетические дубинки из чёрного полимера и наручники, болтающиеся у бёдер.
− Гаврилыч! – окликнул водителя старлей. – Если увидишь пытавшихся незаметно улизнуть – сигналь. Я не думаю, что их тут будет много. По агентурным данным – штук пять или шесть.
− Данные свежие? – поинтересовался водитель.
− Ну… мне выдали час назад, перед посадкой, а шефу, наверное, ещё вчера.
Старлей подошёл к зданию и отворил дверь:
− Есть кто дома?
Навстречу вышел угрюмый Колчан.
− Честь имею. Какие проблемы?
− Это у вас тут они, проблемы-то. Для того и прибыли, чтоб устранить. Вы, простите, кто будете?
− Работаю здесь. Вон, за углом бульдог мой железный.
− Ага… Документики какие-то при себе имеются?
Васька взял из шкафчика сумку и достал оттуда паспорт с правами. Протянул:
− Неплохо бы и на ваши одним глазком…
Старлей с прищуром глянул на него.
− Зря ёрничаем. Дельце тут на вашу богадельню серьёзное может нарисоваться. Впрочем, если так желаем официальности – оперуполномоченный старший лейтенант Гаранин.
− Оч-чень рад. Младший бульдозерист ефрейтор Колчанов. Про дельце знаем в подробностях, только стопудóво, что здесь никто к нему не примазан, потеряете кучу времени. Кстати, как-то слишком легко вы экипированы для серьёзного дельца. А ну как на засаду тóркнетесь?
− Не очкуй, младший ефрейтор, отобьёмся без потерь, за то и платят. А уж насчёт примазанности – без твоих рекомендаций, будь добр… Кто здесь у вас старший?
− В смысле, по работе?
− От-т, гляньте на него… − тонко улыбаясь, изумился Гаранин. – Нет, Гюльчатай, по общежитию свободных женщин Востока, блин!.. Гаврилыч, может прихватим острячка попутно? Пусть в «обезьяннике» язычок оттачивает, аудитории там хватит.
− А я что?.. – без всякого смятения пожал плечами Васька. – Оскорбил кого или сопротивление оказываю? Уточнил только… Вон старшой, сюда топает. – Он мотнул головой в сторону Полигона.
К хоззоне неторопливо приближались Егорыч с Таисией. Каждый нёс в руке по большой сумке, у Таисии за плечами был пристроен рюкзак.
Гаранин усмехнулся:
− Уже и проводы с почётным эскортом. Они что, решили, мы в круиз отправляемся? Повезём эти баулы как бесплатное приложение к актам задержания?
− Не волнуйся, дорогой, много места они не займут, − раздался голос с небольшим южным акцентом. Все обернулись на него и узрели Робина, вышедшего из-за угла постройки.
− Ну как же, без лиц кавказской национальности мы тут просто капитулируем, − скривившись, протянул Гаранин, иронично разглядывая приближавшегося к нему Шагаряна.
− Да, я из Армении, − спокойно ответил Робин, протягивая ему тоже паспорт и водительское удостоверение. – Будешь меня депортировать, хозяин жизни?
− Это уж как доведётся, − мельком глянув на документы, не оставался в долгу старлей, однако было заметно, что спеси у него слегка поубавилось. – Ты, мне сказали, тут за старшего? – обратился он к подошедшему Егорычу.
− А разве мы на базаре капусту для закваски себе выбираем? – небрежно поинтересовался тот.
− Не понял.
− Так ведь в неё тычут для проверки на качество, милай. Да и не припомню, чтобы мы когда-то за брудершафт выпивали. Дошло?
− Вот что, отец, − разозлившись, выпалил Гаранин, − экспромт устраивать будешь в домашнем кругу, а здесь перед тобой должностное лицо при исполнении. Потому будь любезен отвечать на вопросы и оказывать содействие работникам охраны правопорядка. Я смотрю, развёл ты тут целый социальный приют на паритетных началах, и за это я могу запросто упечь тебя вместе со всеми. И если не хочешь продолжать трудовую деятельность вдали от крова родного…
− Слышь, гражданин поручик, − перебила его Таисия, осторожно подёргивая за рукав куртки. – Все давно поняли, чего вам тут надо. Только покуда ты чесал помелом и грудью пёр не в том направлении, все разбежались кто куда. Хошь спросить, кто я такая? Та, кого ищете: бомжиха, без ксивы и домашнего телефона. А это, − она кивнула на сумки с рюкзаком, − всё, что имею при себе. Вопросы будут?
Столь откровенная прямота, видимо, слегка ошарашила представителей силовых структур, которые больше привыкли к догонялкам и сопротивлялкам. Таисия же, воспользовавшись небольшим тайм-аутом, продолжила:
− И решила я таки помочь вам, хлопчики, в вашем тяжком насущном хлебушке. Там, − она указала рукой в сторону раскрывающего свои объятия Полигона, − ежели держаться правой стороны, увидите с краю у бровки воткнутую вешку – такую с человечий рост жердинку с повязанной жёлтой тряпицей. Это как ориентир. Супротив неё метрах в тридцати увидите похожее на землянку помещеньице. В нём будет сидеть или лежать божий одуванчик Полина Никитична Заболоцкая, которая без вашего молодецкого ухаживания прямо увянет на месте.
− Я провожу, − вызвался Колчан. – Двоих надо.
Гаранин, поколебавшись, отрядил с ним людей, после чего хмуро спросил у Таисии:
− Остальных, как я понимаю, искать уже бесполезно?
− Как знать, − пожала она плечами. – Может, и получится. Только дальше я вам уже не союзница…

Когда все оперативники разбрелись по Полигону, и у въезда остались, кроме «рафика» с водителем, Таисия с Егорычем, последний, отведя её немного в сторонку, тихо сообщил:
− Тебе привет от Гришука. Он же Хрящ, если помнишь.
− Видел его? – удивлённо прошептала Таисия. – Когда, где?
− Вчерась, поздно вечером. Домой ко мне притопал, уставший – еле на ногах держался. Я говорю, ночуй у меня, место есть, да где там уговоришь. Ты же знаешь его… И главное, Тайк. Видел он, как Болта повязали. У Навлицкого, рядом с прокатным пунктом. Тот и вякнуть не успел… Теперь кумекаешь, чего так быстро пятнистые сюда заявились?
− Да уж… Всё равно, рано или поздно от этого не ушли бы. Непонятно другое: если Гришук не был повязан с Болтом, чего ему приспичило ходули накручивать, да ещё при Скаринкине?
Егорыч вздохнул.
− В том-то и дело, что был. Только на другом дельце. В Ветрино они финский лодочный мотор умакнули, а спихнуть не получилось – без документации никто в округе и близко не хотел к нему подходить. А кто-то из дайверов и вовсе в райотдел капнул. В общем, оба в одной связке болтались, как альпинисты над пропастью. А мотор так и лежит полуразобранный в балке, что с другой стороны отсюда. По запцацкам решили толкать, выбора не оставалось.
− Вот же идиоты… А ты откуда всё это знаешь?
− Да разговор имели приватный, без посторонних. Гришук сам явился через пару суток после назаровского случая и выложил всё как на духý. До того Болт к нему заходил и слегка маху дал – трепанул не то, что следовало. Вот мы и решили сообща под колпак его подвести, пока он сам тут всех не сдал с потрохами. Не успели, как видишь…
Внезапно их беседа была прервана донёсшимся с Пятака шумом; все глянули в ту сторону и узрели картину первобытной охоты на дикого зверя. По мусорным кучам и отвалам Гаранин с двумя подручными пытались настигнуть скачущего во всю прыть, словно мустанг в прерии, Третьяка. Даже со стороны было заметно, что шансы у блюстителей правопорядка мизерные: оступаясь и проваливаясь едва ли не на каждой пяди хлама, омоновцы в своих кованых юфтевых крагах выглядели хромоногими инвалидами в сравнении с рассекающим столь привычную для себя пересечённую местность героем скользких дорожек. Впечатление усиливала полу-нагота бегуна: судя по всему, застигнутый врасплох Третьяк успел лишь натянуть штаны с кедами и прихватить верхнюю одёжку. Теперь же он на ходу облачал свой расписной торс и с азартным бесшабашием подвывал: «А-а т-только п-пуля к-казака… а-а в-во степи дог-гонит!..»
− Вот это экземпляр! – подбирая выпавшую изо рта сигарету, промолвил водитель. – Жаль, на видео заснять нету возможности, любую хронику украсило бы. Неужто упустят парни, а?
− Без вариантов, − заметил вновь подошедший Колчан. – И это он ещё не похмелился…
Третьяк тем временем достиг края площадки, резко обрывающейся метров на пятнадцать к основанию, заложенному ещё при расчистке местности под объект. Спрыгивать вниз было явным безумием, и потому Гаранин, переключившийся на спокойный шаг, зловеще улыбался, отстёгивая с себя наручники. Двое других разошлись веером по обе стороны от него, заключив таким образом беглеца в полукольцо. Третьяк, понаблюдав их манёвр, оглушительно свистнул, изобразил красноречивый жест посредством согнутой и сжатой в кулак руки, как это делают боксёры при хуке снизу, и как ни в чём не бывало сиганул с обрыва.
Колчан рассмеялся. Троица преследователей, всё ещё не веря в фиаско, подбежала к обрыву и некоторое время ошеломлённо поглядывала вслед уже исчезающему в примыкавшем к Полигону с западной стороны редколесье прыгуну. Третьяк же, целый и невредимый, отбежал на некоторое расстояние, повернулся назад и, сложив рупором ладони, истошно провопил:
− С-суки мутные! Чешите репы, пароход на мели!..
После чего развернулся и демонстративным шагом двинулся восвояси…
Тем временем ещё двое омоновцев подводили к машине Микитишну, осторожно поддерживая её под локотки. Водитель сокрушённо покачал головой:
− Чего делается… И где вы только её раскопали?
− Где… Аист в узелке доставил. Сказал, коль рожать людей перестали, так помереть им хоть не давайте, − проворчала Таисия, отодвигая дверцу салона, чтобы помочь Микитишне туда взобраться.
Гаранин, похоже, не сильно был обескуражен неудачей с Третьяком. Возвращаясь к машине, он с увлечением докладывал кому-то по мобильнику:
− …И предположить не мог, что здесь такая колония могла существовать. Одних конурок по типу блиндажей не меньше пяти насчитал. Куда там нашим партизанам в войну: так замаскированы, что в метре будешь стоять – не усечёшь. В одном даже радиоприёмник с подключённым динамиком стоит. А насчёт кухонных причиндал, так наш общепит просто отдыхает рядом. Ей-богу не удивлюсь, если тут обнаружат водопровод, канализацию… Хорошо-хорошо, уже закругляемся. Акт в отделе составлю… Пока, увидимся.
− Цицерон… − пробормотала Таисия, усаживаясь в салоне рядом с Микитишной и пристраивая сумки с рюкзаком в ногах.
− Мне как, тоже в «пенал» садиться? – скромно поинтересовался Егорыч. – А то вон первые мусоровозы уже на подходе, приёмкой заниматься надо.
− Занимайся, − снисходительно процедил Гаранин, глядя куда-то поверх его. – Будет время, навещу, весьма мне тут понравилось. Прямо глоток оазиса посреди пустыни…
… Неподалёку, у обочины подъездной грунтовки, стояла одинокая фигура Поэта. Он вовсе не прятался, просто оказывал собравшимся почтение своим присутствием. Вероятно, оперативникам и в голову не пришло иметь на него виды, − настолько не вязался его облик с общим контентом происходящего. Если они и обращали на него внимание, то, скорее всего, принимали за безобидного местного жителя, случайно заглянувшего проведать знакомого. А те, кто его тут знал, естественно, не собирались выдавать из гуманных или же каких иных соображений.
А возможно Поэт, несмотря на кажущуюся отрешённость, глубже кого бы то ни было понимал и осознавал случившееся, которое не в силах был изменить, и теперь с привычной безмятежностью созерцал то пространство, где его, будто пылинку, относило течением всё дальше.

2008

© Виталий Шелестов, 2017
Дата публикации: 09.01.2017 17:07:38
Просмотров: 1983

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.