Дождливое лето

Юрий Берг

Форма: Очерк
Жанр: Просто о жизни
Объём: 104299 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Путевые заметки на фоне дождливого лета

Предисловие

Перво-наперво, я хочу познакомить тебя, мой читатель, с героями этой повести.
Их имена поначалу покажутся тебе странными: Зюля, Ара...
Не принимай это близко к сердцу, мой терпеливый друг!
Зулейка и Ара – давнишние друзья, и между собой они именно так называют друг друга.
Что же до их настоящих имён, то давай договоримся: будем скромны, и не станем их выдавать.
Если они когда-нибудь захотят раскрыть своё инкогнито, то сделают это сами.
Пользуясь правами их друга, я записал истории, рассказанные мне Арой.
В этой маленькой повести он делится с тобой впечатлениями от ещё не полностью прожитого лета.
А теперь забирайся с ногами в своё любимое кресло и слушай, как шумит за окнами дождь.

Глава первая:
Ара приехал!

-Приехал! Наконец-то! – Зюля виснет на шее Ары, спрыгнувшего с вагонной подножки.
-Соскучилась, Зулейка-джан?
Зулейка взволнованно хлопает ресницами и улыбается. Ара довольно покручивает ус и поглядывает на близкие горы: «Как там вы жили всё это время без меня?»
...Горы молчат. У гор – мужской характер, им не до сантиментов.
«Ну да ладно, скоро встретимся», - думает Ара, направляясь к стоянке такси.
...Через десять минут он уже распаковывает чемодан. В доме ничего не изменилось: сиреневый уют, картины на стенах, всё та же коллекция разнокалиберных сов на полке серванта. Налетевший с канала ветер шевелит шторы, со двора доносятся крики турченят, гоняющих по траве мяч.
-Ара, обедать! – зовёт из кухни Зулейка, и он, шлёпая задниками домашних тапочек, степенно шествует к столу...

...Мой поезд был ещё на полпути к Розенхайму, в моих ушах ещё не смолк шум Мюнхенского вокзала, а я уже размечтался: Зулейка, горы, «янтарный плова с косточком граната», гладь канала с его вечно галдящим населением: с неразлучной парой лебедей, эскортирующих серенького птенчика, с толстыми утками, опасливо поглядывающими в сторону грациозных великанов, с снующими водяными курочками, выискивающими что-то съестное в прибрежном мелководье...
...Всё так и случилось: радостные причитания встречающей Зюли, объятия, и это, традиционное: «Как доехал?». Вокзал встретил всё теми же развороченными ещё в прошлом году перронами, - «маленьким БАМом», устроенным местными железнодорожниками в безумной надежде когда-нибудь закончить этот долгострой; всё так же висели над городом великолепные Альпы и их снежные вершины всё так же манили к себе кажущейся доступностью. Тот же, привычный уют Зюлиного дома, с любовью накрытый на кухне обеденный стол, дымящийся в лягане плов и пустившая слезу бутылка холодного баварского "броя"...
...В пять по полудню Зюля встрепенулась:
-Хочешь побывать на сельском празднике пива?
Ну какой же уважающий себя журналист откажется пощёлкать камерой на таком экзотическом мероприятии?
-Да, конечно!
-Тогда собирайся, едем!
...Вы были когда-нибудь на празднике пива? Если не были, то знайте, что самый лучший, самый главный из всех подобных – ежегодный международный фестиваль в Мюнхене.
Это – Октобэрфест! Праздник грандиозен, и в этом его прелесть, и это его минус: невозможно простому любителю пива «объять необъятное», – с кружкой пива по Терезенвизе не побегаешь, везде не побываешь, ничего не увидишь!
А если пиву предпочесть фотокамеру, то: «Зачэм, д,Арагой, к нам прыехал?»
Совместить приятное с полезным,- поснимать и попить пива одновременно, пообщаться с аборигенами и жизнь глубинной Баварии познать, – для этого мы и «рванули» в живописный городишко с красивым названием
"Гросскаролиненфельд".
...Представьте себе опрятную провинциальную улочку, по которой с оркестром движутся в сторону местного луга сотни четыре добропорядочных бюргеров, наряженных по такому случаю в национальные баварские костюмы и униформу всевозможных добровольных обществ, – от альпийских стрелков до
пожарных. Во главе каждой колонны, походкой «свободной от бедра», дефилируют знаменосцы с флагамм этих обществ.
...Мой аппарат уже «красный», но объектив всё ещё выхватывает интересные планы, и палец всё жмёт и жмёт на кнопку спуска.
...Проходит колонна альпийских стрелков. Это, конечно не те солдаты Вермахта, что воевали в 1942-1943 годах в горах Кавказа. Большинство членов стрелкового клуба – нынешние спортсмены. Окружённая почётным караулом, во главе их колонны шествует ежегодно избираемая "королева" ферайна, увешенная золотыми и серебрянными медалями стрелков.
...«Куда идём мы с Пятачком? Большой, бо-о-о-льшой секрет!»
Это у наших сказочных героев «большой секрет». А у бюргеров никаких секретов нет: они идут ПИТЬ ПИВО!
...А на лугу к этому времени всё уже готово: белоснежный шатёр на две тысячи персон гостеприимно раскрыл двери, и колонны «демонстрантов» походным маршем вливаются в его чрево.
Отдельного рассказа требует описание этого чудо-шатра: это что-то! Несчётное количество длинных, на 10 персон, столов, составлено таким образом, чтобы к ним был удобный подход... официанток: для экономии места лавки стоят так тесно, что сидя на одной из них я ощущаю спиной жаркое соседство очередного любителя пива.
У торцевой стены оборудована сцена метров сорока длинной, задником которой служит художественное полотно с изображением альпийского пейзажа: горные вершины, альпийский луг с пасущимися овечкам-коровками, домик с резными наличниками и, конечно, танцующие тирольцы в коротких замшевых штанишках.
Во всю длину, (а это около ста метров), устроены прилавки с «пыщей»: здесь же жарится рыба на вертелах, традиционные для таких случаев цыплята-гриль и белые баварские колбаски, тушится свинина под соусом, горками лежат огромного размера «брецели» – это такие крендели, посыпанные крупной солью, размером с кепку настоящего джигита,– лакомство для любителей подсоленного пива. Тут же жарится картошка «фри», а в лотках из нержавейки тихо портится недолговечный картофельный салат.
Вдоль стены высится пирамида дубовых бочек с тем самым, ради чего всё это затевалось: каждый год, в мае, немцы празднуют праздник Мартовского Пива, и местные пивовары представляют своё знаменитое «AuerBräu».
По традиции праздник открывает местный бургомистр, облачённый по такому случаю в узкие замшевые шорты на помочах, грубые тирольские ботинки и высокие шерстяные гетры: право открыть первую бочку принадлежит ему.
...Это что-то вроде национального спорта: процесс откупоривания бочки прост и сложен одновременно. Бургомистр должен вбить бронзовый кран в бочку с пивом, сделав при этом не более трёх ударов специальной колотушкой.
Наш бургомистр оказался настоящим Мастером – он сделал это двумя ударами!
...Янтарного цвета струя с шумом бьёт в подставленные кружки: по традиции пиво из первой бочки раздаётся местным знаменитостям и «передовикам капиталистического труда». Бургомистр самолично наполняет литровые кружки, называемые в Германии «масы».
...Снимаю процесс. У Первой Бочки выстроилась шеренга знаменосцев, вовсю работает пресса.
Все оживлены: первое пиво бургомистр раздаёт «на шару».
Подняв полные кружки, счастливчики кричат «Хох!» и тут же начинается Праздник!
...Оркестр наяривает что-то бравурное, официантки стоят в очереди к пяти молодцам, орудующим у открытых только что бочек.
Субтильного телосложения девушка в «трахте» (так называется в Баварии женский национальный костюм, состоящий из длинной юбки колоколом и глубоко декольтированной блузки), – одним движением подхватывает с оцинкованного прилавка и несёт в зал сразу ДВЕНАДЦАТЬ «масов». Это – двенадцать литров! Так она будет бегать, обслуживая свои столы, восемь часов подряд, без перерывов и перекуров! Сильные в математике читатели могут подсчитать, сколько тонн пива перенесёт за вечер эта барышня: вам такое без тренировки не повторить!
В Германии существует такая профессия – «официантки на праздниках пива». Ничем особым не приметные девушки бригадами ездят из города в город, обслуживая эти праздники. И хорошо зарабатывают при этом: чаевые – основа их дохода.
Информация для любознательных: «мас» пива стоит от 3,90 до 9,90 Евро (в зависимости от того, где и в какое время года проводится праздник. Самое дорогое пиво – на Октобэрфесте в Мюнхене).
Сдачу просить у девушки неприлично, вот так и зарабатывают они свои трудовые десять центов на каждой кружке.
К слову, у меня вопрос: сколько литров пива, по-вашему, сможет выпить среднестатистический бюргер за один вечер?
Отвечу так: много, целых три!
Вы смеётесь, мои уважаемые читатели?
Да, НАШИ выпьют больше. Могу предположить, что не менее шести литров!
Но это же НАШИ! Тренированные ДО ТОГО всем тем, что шипит и горит!
А немцы, они в этом деле слабаки: лично видел «в усмерть» упившегося мужичину, принявшего на грудь ШЕСТЬ бутылок ПИВА! Зато гонору у них – хоть отбавляй: они считают нас не культурными. Мы ведь «много пьём»!
...Я много не пил: был «при исполнении». Зря, что ли, фотоаппарат с собой ношу? Но один «мас» в тот вечер я всё-таки одолел, тем более, что пиво было великолепным!

Глава вторая:
Авторский вечер Ары и Зюли,
или
Два в одном

Встреча с читателями, особенно – долгожданная, – это, я вам скажу, не фунт изюму! Здесь надо и «прикид» продумать до мелочей, и подумать как себя подать, а самое главное – надо заново перечитать всё то, чем захотел читателя-почитателя угостить.
И вот, потея и краснея как школьник, писатель, или, что ещё безнадёжнее – поэт, начинает вымарывать из ранее написанного целые куски, искренне недоумевая, как это он мог такую ерунду написать?! Уж не под наркозом ли?
Наконец всё исправлено, ненужное зачёркнуто, что-то добавлено, что-то усилено и, вот он, момент торжества – автор вытирает трудовой пот с очень высокого лба и говорит : «Гениально!»
Дрожащей рукой он засовывает в папку сложенные стопкой листы и нетвёрдой походкой отправляется на литературный эшафот.
Вот так было и у меня: 16 мая, Мюнхен, «Дом Востока Германии».
Это наш первый совместный бенефис: мы с Зюлей, поэтессой, журналистом, театроведом (для экономии места – с очень талантливым человеком), даём сеанс одновременной игры на нервах наших слушателей.
Немного о гостеприимном доме: несколькоэтажное здание в стиле «барокко» в центре Мюнхена, на берегу то ли горной реки, то ли канала, предназначенного для сброса сточных вод. Зелень плакучих ив, серый осклизлый камень, меланхоличная тишина патриархальной улочки: ну, прямо уголок Старого Арбата!
Входим в небольшой холл, из которого ведут две двери: первая – в кафе на первом этаже, вторая – куда-то наверх. Объявлений о нашем вечере нет, куда податься бедным авторам – не ясно: встречные при вопросе «а где тут у вас русские поэты стихи читают?» лишь испуганно шарахаются в сторону.
Ошибаемся этажом, поднявшись на третий. Наконец выясняем: нам – на второй! Идём по длинному коридору, заглядывая во все комнаты подряд – комнатушки напоминают по своим размерам моё давнишнее студенческое общежитие: «больше трёх не собираться!»
Тишина, покой, мёртвый сезон: вокруг – никого! Наконец, методом исключения, выбираем одну, самую просторную комнату и решительно сбрасываем с себя пиджаки: ни шагу назад, за нами Москва!
Минут через тридцать в комнату заглядывает человек. Туманный взгляд, шаркающая походка и плохой немецкий выдают в нём нашего брата-эмигранта, значит мы не ошиблись, вечер будет здесь!
Вскоре появляется запыхавшаяся, но, как всегда, прекрасная Маша – хозяйка сегодняшнего литературного представления.
Первый вопрос, заданный ею:
-Нашли?
-Нашли, нашли, - успокаиваем мы.
Тем временем зал наполняется. Волнуюсь, хватит ли всем стульев.
Хватило! Пришло ровно столько народа, сколько было стульев, а их было целых двадцать штук!
Оказывается, русское телевидение сыграло с нами в этот вечер злую шутку: очередной мыльный телесериал приклеил задницы потенциальных «любителей поэзии» к подушкам любимых кресел и диванов.
Пересилив отвращение к самим себе, решаем всё-таки начинать вечер: опоздавших не ждём!
Начинаю я: проза, стихи, «поговорим за жизнь» и снова стихи.
В разгар моего токования в зале появляется несравненный Лео Гиммельсон. На нём пиджак цвета спелого лимона, утяжелённый тремя русскими медалями. С ним – небесное существо женского пола, летящая походка которой выдаёт в ней танцовщицу: к нам на вечер пришла балерина и поэтесса Светлана Дион.
Пиджак Лео, а ещё более – появление в зале Светланы выбивает меня из колеи: я начинаю петь.
Нет, конечно я и раньше пел – под душем, например, или после пятой рюмки чего-нибудь покрепче, чем чай... А тут решил выпендриться. И запел.
К счастью, слова я не смог перепутал лишь по той причине, что они у меня были на бумажке записаны. А слушатели подумали, что так было задумано с самого начала, и стали мне аплодировать.
Короче: полный ажиотаж ! Дамы просят автограф, мужчины предлагают сфотографироваться на память, а Бэлла дёргает меня за рукав и цедит сквозь зубы:
- Ты выступаешь уже больше часа! Заканчивай, гад! – и нежно улыбается при этом.
Воспользовавшись моим замешательством, Зюля начинает что-то читать, и уже через минуту зал вповалку лежит у её ног: редкие смешки постепенно переходят в дружную ржачку! Видя, насколько это опасно, Зюля ограничивается чтением трёх стихотворений, после чего обессилевшая публика долго не отпускает её, требуя продолжения банкета.
Но, коварная неумолима! И литературный вечер плавно перетекает в музыкальный – это Зюля пригласила на «сцену» квартет из Приена.
...Это было что-то! Две сладкоголосые Сирены довели всех тех, кто их слышал, до состояния полной неадекватности, а пленники прекрасных дев, оказавшиеся к тому же их мужьями (ну точно, как в «Одиссее» Гомера!), обученные за долгие годы сладкого рабства игре на баяне и балалайке, довершили процесс зомбирования: публика нервно вскрикивала, притопывала и прихлопывала, а некоторые, из числа самых экзальтированных бросались на сцену и дарили выступавшим цветы.
На этом творческий вечер не закончился. Он плавно перетёк, а, точнее – переехал в зал, где открыла свой авторский вечер Светлана Дион.
Первое моё впечатление от увиденного: «это Вы тут танцуете?»
А удивляться было от чего. В небольшом зале на экран проецировали фильм. И там танцевала Балерина с Большой Буквы. Танцевала она очень хорошо, и это подтвердила Главный Специалист по танцам всех времён и народов – Зулейка-джан.
Потом были стихи, которые читала Дион. Если бы она только СТИХИ читала, то я бы сразу сказал, что она, конечно, пишет хорошо. А так – пришлось выбирать между стихами и танцами.
Я выбрал танцы.
Забегая вперёд: через неделю, читая роман Светланы «Попрошайка любви», я вновь встретил её стихи. Среди них попадались довольно приличные, но были и слабые: извиняло их то, что написаны они были от лица героев.
А сам роман – хорош!
Представьте себе психологически – исторический детектив, круто замешанный на эзотерике: тут вам и переселение душ, и кровавое отмщение, и «эликсир возвращения из мёртвых», и русская мафия, охотящаяся за этим эликсиром, и любовь до гробовой доски в прямом смысле этого слова, и предательство. И всё это «в одном стакане», а «стаканчик» сделан просто здорово: прекрасный образец полиграфического искусства весом около килограмма!
Название для романа Светлана придумала просто замечательное: «Попрошайка любви» – это она так о ДУШЕ! Действительно, чего просят наши души, пока мы живём? Только ЛЮБВИ! Большой и чистой. И, чтобы всегда, везде и постоянно.
Но, я немного отвлёкся: тепло попрощавшись с гостями вечера и со Светланой, мы с Зюлей торопимся уйти – нам надо успеть на последнюю электричку, идущую в сторону Зальцбурга.

Глава третья:
Едем в Зальцбург!

Воскресное утро.
Я – в ожидании завтрака.
На кухне, как и было обещано, хлопочет Зулейка: в кастрюльке что-то кипит и пузырится, в сковороде что-то шипит и брызжет жиром, из бара извлечена и манит своей доступностью бутылка коньяка, а из раскрытого настежь окна веет свежим альпийским ветерком, да ещё утки, в бреющем полёте пересекающие воздушное пространство над двором, с шумно шлёпаются в зеленоватую воду канала.
Тут же вспоминаются строки из Зюлиного письма:

Дарагой мой Ара-джан,
Ты приедишь поезд.
Что гатовить – баклажан?
Мясо с овощ, то эсть?
Или куриц с курага
Запихать в духовка?
Или, может, пирога?
Или суп с перловка?
Хочешь, сделаю толму
Как в Нахичеване?
Кушай хшош и бастурму,
Лежа на диване.
Или лучше нежный плов
С косточком граната?
Всё для джаным, будь здаров
И живи багата.
Или хочешь халадец
Из башка свинины?
Чтоб для твой радной сэрдец
Были иминыны.
А какой салат-малат
Кушать пожелаешь?
Будишь пить ни лиманат,
Мой сикрет не знаешь.
Я кысель тебе свару
Из трава такова,
Выпьешь кружка – и к утру
Сразу же здарова.
Пригатовлю для тибе
Чай и фрукты-мрукты.
Будишь кушать у мине
Лучшие прадукты...
Ну, пока, мой Ара-джан,
Приижай скорей-ка!
Ждет тебя из дальний стран
Верный твой Зулейка.

Пока всё идёт, как и обещала: «янтарный плова» уже был, и «кысель», и «фрукты-мрукты».
Вот, уже и ответ мой припомнился, что накануне отъезда отправил:

Разлюбэзный мой зазноб,
Милый мой Зулейка,
Пэсня я тибэ спаю,
Словна канарэйка!
От балшой моя душа
Шлю тибэ привэты,
Я всигда на твой вапрос
Нахадил атветы.
Ты, патея у очаг,
Всем даш многа фору,
От палезный твой еда
Смерт пришла запору!
Вай! Ты знаиш, съесть магу
Жареный барашик,
Под душисты твой вино
И под пений пташек.
Правда, я савсэм ни тот:
Продал я парковка,
Так что кушат я типер,
Постный суп с марковка.
Зуля-джан, хачу кысел!
Как всегда – порэжэ,
Панимаиш, я джигит
Нэ такой, как преждэ!
Забодал кишка гастрит,
Дохну от исжога,
Грип, колит, ридикулит
И нэ ходят нога.
Был ужэ давно кино -
Цэлая ниделя!
Всё аналыз свой сдаю,
Пысаю в пастеля.
Забодал мине савсэм
Стогий тот диета,
Баба я давно забыл,
Сил на б**дка нета!
Захател набратца сыл,
Корен грыз женьшений,
Но у гордост мой мужской
Никакой двыжений!
Думал я, с проблем моя
Сам могу ни сладит,
Можит, надо корен та
Мэж нога приладит?
Халадэц бы твой намял,
Или суп из «Rippe»,
Но свины я ни нашол,
Здох тот свын от грыпа!
Джан, я с грыпом нэ шучу,
Этат грып – свынячий!
Панымаиш, злой хажу,
Как собак бродячий!
Ты спрасил, что буду пыть?
Нэ пойми привратно:
Пыть готов и нашатыр,
Если он бисплатно!
Так что жди, моя зазноб,
Шей панам из фэтра,
Я ж плахой аналыз сдам,
Как схожу «до вэтра».

...Завтракаем, чем Бог послал и собираемся в дорогу: сегодня у нас по программе австрийский Зальцбург! Ехать до него на электричке полтора часа, и я устраиваюсь в полупустом вагоне с комфортом – сразу на двух сидениях. Но, поспать не удалось. Уже сквозь дрёму замечаю, что взгляд Зюли приобретает мечтательно-задумчивое выражение и она что-то там строчит в свой блокнот.
Интересуюсь.
Зюля, прыская в кулачок, показывает своё «творение».
-Ах, так ты так?! – задаю вопрос, – ну-ка, «дайте в руки мне гармонь, золотые планки»!
...Так мы и ехали – вырывая друг у друга бумагу и строча стихи. И вот что получилось:

Пысьмо от Зюля-джан

Здравствуй, Ара дарагой!
Ночим сон мне снился:
Ты не смог попасть дамой,
В дверь не поместился!
Ты тогда на помощ звал
Ваша хаусмастер,
Штоб он срочна разбирал
Весь тибе на части.

И от ужаса такой
Всё в мине вспатела,
Патаму, что дарагой,
Ты мне нужен цела!
Нэт усы типэр на вэк,
(Я их так любила!)
Нихароший чиловэк
Брил тибя бэз мыла!

Соскочила я с диван
И клялась при этам,
Што сиводня, Ара-джан,
Сядиш на диета.
Отвечай, красавэц мой,
Я валнуюсь очин:
Ты папал к сибе дамой?
Всё! Спакойнай ночи!

Телеграм от Ара-джан

Зуля мой, пышу сквоз слёз,
Только что вирнулся.
Слава Богу, паравоз
Мой нэ навирнулся!
После отпуск я балной,
Сам-своя жалею,
Стал моя жывот балшой,
Скора акалею!
Ты водыл туда-суда,
Сам диньга платила,
Ара кушал твой еда
Прямо с жару, с пыла!
На твоём тахта лежал
С «Мастэр-Маргарита»,
Ты мне фрукты подавал
В малэньким корыта.
«Арарат»-коньяк в стакан
Лил сибэ нимножка,
Под твой пэсен баклажан
Ел с бараний ножка.
А культурный твой програм?
Это была что-тта!!!
Мэста нэт в мой телеграм,
Твой хвалыт забота!
Слёз мой капаит в стакан,
До свиданий, Зуля!
Ждёт тибя твой Ара-джан
Пасредин ыюля!

Атвэт от Зюлейка

Я тибя так долго ждал,
Ты приехал чтоба
Миня «Птычка» називал
И «Моя зазноба».
Чтоба ты давольна был
Я старался очен,
Бастурма тибя кармил
Дажэ поздней ночем.
Толька ты, мой Ара-джан,
Взял, уехал снова!
Я типер из Андижан
Пазаву другова.
И не жды типэр миня
Пасрэдин июля.
Не приедит никогда
Твой зазноба Зюля!

Так ты угрожаиш?

Панимаиш, абижаш!
После слов такова
Нэ спасаит даже хаш
И янтарный плова.
Если ты приедиш нэт,
Будиш мне нэ мыла.
Станит плакат Интэрнэт
На твоя магила!
Ясна мне, как тры рубля:
Я тобою брэжу!
А не станиш ты моя,
Я тибя зарэжу!
Так что думай, Зуля-джан,
Не помри в расцвэте!
А то будит «Анды-джан»
За твой труп в отвэте!

Сам дурак!

Вах – вах – вах! Мине убит?
Этта нэ годицца!
Будиш плоха гаварит,
Пазваню палиций!
Станиш жит турма-мурма,
Кушат пыридача,
Прынесу тибэ хурма,
Мне нэ нада сдача!

Паслэдний телеграм

Ты грозил напрасна мне
Зюля – бэстолковка,
У минэ кунак в тюрмэ
Варыт суп в сталовка.
Он сказал, что можна жит
И в тюряга дажа,
В уважаемый ходит,
Ведь разбой – не кража!

Буду спать турма-мурма
В одыночный комнат,
А твоя гнилой хурма
Долго буду помнит!
Плоха знаиш ты миня,
Женщин подкалодный,
Бойся Ару, как огня,
Как Сыбир холодный!

У миня есть тры кынжал,
По пол-мэтэр каждый,
Ара слово сибэ дал:
Ты помрёш однажды!
А пока прощай, мой джан,
Сладкий, словна груша.
Едет Ара в Эриван
Чтоба бить баклуша!

Атвет тибе, нигодный,
от «женщин подколодный»

Ара, ты какой-та злой,
Чуть чего – «зарэжу».
Что-то стал с твоим мозгой!
Пей каньяк пареже.

Ты зачем мине назвал
«женщин подколодный»?
Пюлювать на твой кынжал –
Я жыву свабодный.

Ты с Зулейкой не шути,
Мой характер – горный!
И Зулейка, как и ты,
Даже очень гордый!

Сам же, Ара, гаваришь,
Я – твой сладкий груша.
В Эриван зачэм тарчиш,
Груш не хочиш кушать?

Лучше будит нам чуть-чуть
Памирица снова.
Если нет – миня забудь!
Мой ПОСЛЕДНИЙ слова!

Пока мы развлекаемся подобным образом, электричка минует последнюю немецкую станцию, и мы уже в Австрии! Внешне – никаких изменений: те же поля-перелески, те же автомашины, бегущие по автобану наперегонки с поездом, те же вывески на немецком. Разницу мы почувствовали лишь в тот момент, когда попытались на привокзальной площади в Зальцбурге сесть в нужный нам троллейбус: наши железнодорожные билеты категории «туда и назад» оказались непригодными для проезда в городском транспорте. В Германии по такой категории билета мы смогли бы кататься целые сутки по городу, в который приехали, а здесь надо было раскошелиться на проездной билет, что мы и сделали, выложив ещё пятёрку евро.
...Зальцбург не терпит «заячьего скока». Зальцбург – город-музей, и, для того, чтобы побывать хотя бы в пяти из них, надо потратить, как минимум, пару дней. У нас был лишь один день, поэтому мы решили побывать в его «сердце» – в Старом городе. Город – исконно архиепископский, церковный. С первого
шага поражает обилие великолепных храмов и старинных бюргерских домов.
...В этой части Австрии поселения возникли ещё в каменном веке. Места эти были исконно соледобывающими, а наличие водного пути по реке Зальцах делало соляной промысел доходным делом. Период расцвета соледобычи, как ни странно, пришёлся на 800-400 г.г. до н.э. во времена кельтов. Затем, в 14 году до н.э. эти земли были завоёваны римлянами, основавшими на месте нынешнего Старого города колонию Ювавум, но, только через семь веков, после длинной череды войн и бедствий, в 696 году н.э. епископ Руперт основывает на руинах Ювавума монастыри Св.Петра и Ноннберг. В то время и впоследствии город время от времени является резиденцией баварских герцогов.
Заметный след в Зальцбурге оставил святитель германских земель Св. Бонифаций. Это он основывает епархию «Зальцбург», в которой первым епископом назначается аббат монастыря Св.Петра.
Первое документальное упоминание о городе под названием «Зальцбург» появляется в 755 г. в жизнеописании Св. Бонифация, но, лишь в середине 15-го века императором Фридрихом III городу присваиваются права имперского города.
Город богат своими знаменитостями. Здесь жили врач Парацельс, композиторы Вольфганг Амадей Моцарт и Михаэль Гайдн, дерижёр Герберт фон Караян. В результате войны между Баварией и Австрией (1806-1809) город впервые становится австрийским, но уже в 1810 году вновь оккупируется Баварией, в результате чего утрачивает последние, ещё оставшиеся в нём сокровища искусства, которые на протяжении многих веков собирали в монастырях и храмах князья-епископы. Спустя пять лет город опять входит в состав Австрии и остаётся австрийским до 1938 года. В результате аншлюса 1938 года он становится административно-территориальной единицей фашистской Германии. Новая страница в истории города началась после вступления в него в 1945 году войск американской армии.
...Пробежав «галопом по Европам», остановимся на том самом месте Старого города, куда нас от вокзала привез троллейбус шестого маршрута: миновав Городской Мост (Staatsbrücke) выходим на остановке «Ратуша». Отсюда мы пойдём пешком, это уже центральная часть Старого города.
Живописными переулками выходим на Гетрайдегассе, длинную старинную улицу – главную улицу средневекового бюргерского центра. Главная достапримечательность этой узкой улицы – старинные вывески над входами в маленькие магазинчики, забитыми товарами для туристов: ювелирные поделки, резьба по дереву, чеканка по меди, тирольские шляпы с приколотыми пучками козьих волос, отдалённо напоминающих огромные кисточки для бритья. Тут же ютятся лавчонки художников и местных умельцев. Вывески будто соревнуются в изысканности художественного литья и раскраски. Попадаются даже позолоченные, но в большинстве – тонкое медное кружево.
...У стены – маленький вернисаж. Рослый китаец рисует пером и гуашью, тут же предлагая прохожим свои работы. Цены не маленькие: акварель размером с почтовую открытку предлагает себя за 10 евро.
Подходим, рассматривая выставленные работы.
Обращает на себя внимание чудесная акварель: городской пейзаж, часть этой самой улицы. Кажется, что картина выполнена одним росчерком пера, а краски лишь подчёркивают изящество воздушных линий.
На ценнике – цифра 20. Видя мой интерес, китаец подходит ближе.
-Нравится?
-Очень! – отвечаю ему.
Художник, услышав мой немецкий, расплывается в улыбке:
-Ты из России? – спрашивает он, сразу перейдя на «ты».
-Да, из России, но живу в Германии.
- Я отдам её тебе за 12 евро, – говорит он.
-Зюля, хочешь подарок? – обращаюсь я к спутнице, и, не дожидаясь ответа, киваю китайцу.
Художник аккуратно сворачивает ватман, и, протягивая его мне, тихо говорит:
-Я люблю Россию!
...Минуя Домскую площадь, ныряем под арку и выходим на площадь Соборного Совета. Впечатление – не описать! За спиной громада Домского собора – в его стенах одновременно могут поместиться 10 000 прихожан, а фрески восьмиугольного центрального купола парят на высоте 71 метр. Прямо перед нами, заслоняя половину неба, над площадью высятся отвесные стены крепостного холма Мёнхсберг. На его вершине расположена главная городская достапримечательность, его визитная карточка – крепость Хоензальцбург: нам туда!
К фуникулёру, поднимающему посетителей в замок, ведёт переулок. Перед нами дилемма – в какой из двух сворачивать? Идём вправо в надежде, что это и есть нужный, но оказываемся в тупике.
Но что это за тупик?!
Благодаря случаю, мы оказываемся на территории древнейшего христианского кладбища, приютившегося в узкой расщелине между отвесным скальным массивом и стенами действующего бенедиктинского монастыря Св. Петра, основанного ещё в седьмом веке! Вокруг кованные чугунные решётки фамильных склепов, могилы, кресты. Кладбище очень старое. Оно основано в раннехристианский период. Среди множества захоронений именитых граждан есть надгробные плиты с именами композитора Михаэля Гайдна и архитектора Домского собора Сантино Солари. Склепы вырублены в скале, и, идя вдоль длинного ряда каменных гротов, неожиданно обнаруживаем вход в небольшую капеллу, откуда узкий коридор с множеством ступеней ведёт куда-то вверх. Это – древние, ещё при римлянах созданные катакомбы. В них прятались от преследований и совершали обряды первые христиане.
Делаю несколько снимков из прорубленных в скале окон – отсюда, сверху, монастырь Св. Петра – как на ладони!
Пора спускаться вниз, нам надо попасть в крепость.
...Фуникулёр быстро идёт вверх. Такое ощущение, что не ты поднимаешься в кабинке вверх, а это земля проваливается глубоко вниз, открывая всё новые горизонты!
Выходим из фуникулёра и попадаем в бастион «Заячий ров». Верхняя площадка бастиона превращена в оживлённое кафе: почти все столики заняты. С трудом находим свободный, делаем заказ: Зюле – кофе, Аре – пиво. Пока официант управляется с заказом, проходит минут десять. За это время успеваю «отщёлкать» не менее дюжины пейзажей: виды отсюда, из крепости, просто потрясающие! Внизу, у подножия холма раскинулся Старый город, дальше – излучина реки Зальцах, мосты, жилые кварталы, маковки соборов, гора Капуцинов на противоположном берегу реки и море, море зелени!
С противоположной, северной стороны бастиона открывается великолепный вид на Альпы. Зелёные предгорья, серые каменистые отроги и серебристые снежные вершины – рай для путешественников, туристов и альпинистов.
Отдохнув, отправляемся дальше.
Вход в крепость находится на высоте около десяти метров над уровнем кронверка и к нему ведёт узкая лестница.
...Немного истории. Крепость была заложена в 1077 году архиепископом Гебхардом. До 17-го века её расширяли и укрепляли, а сегодняшний вид крепость приобрела в 15-м веке. Назначение крепости было сугубо мирным: во время осад неприятелем в её стенах укрывались жители города. На сегодняшний день крепость является самым большим и наилучшим образом сохранившимся укреплённым сооружением Европы.
Практически все князья-епископы, правившие этими землями, внесли свой вклад в строительство и расширение крепостных сооружений. Внутреннее убранство помещений до сих пор вызывает чувство уважения и восторга. В музее крепости можно увидеть образцы вооружений от средних веков до конца девятнадцатого века, а так же обстановку того времени.
Прочитав историческую справку, мы потопали осматривать музей. Сказать, что мы «посмотрели и ушли», - значило бы погрешить против истины: мы с Зюлей добросовестно исследовали всё, что имело двери или хотя бы стены, а я всё снимал, снимал, снимал... К слову, за неделю я сделал пол тысячи снимков!
Выбравшись из крепости, мы с удивлением обнаружили, что пробыли в ней почти четыре часа! Солнце уже катилось к западу, потихоньку падая за крепостные стены, тени стали длинными, напоминая о том, что пора и по домам...
По дороге к троллейбусу останавливаюсь у небольшого антикварного магазина: в его витрине выставлено старинное зеркало. Прекрасная возможность сделать «портрет в интерьере», и мы с Зюлей позируем сами себе в зеркальном отражении.
День кончается, мы едем домой...

Глава четвёртая:
О Розенхайме, Германе Геринге и «Мастере и Маргарите»

Утром Зюля отправилась на работу: несмотря на отпуск, сегодня она должна была «присутствовать».
Позавтракав в гордом одиночестве, я припал к компу: почта, фотографии, новости, и т.д.
В одиннадцать решил приготовить обед – скоро вернётся с работы Зюля.
Меню: отварной картофель с селёдочкой под зелёным лучком и укропчиком с кухонного подоконника: там, в лотках, произростает мини-огород – укропчик, петрушечка, лучок (у нас его почему-то называли «полевой» - наверное, за миниатюрность), базилик.
Через пол-часа появляется Зюля, в руках у неё корзина со съестными припасами – а я так мечтал похудеть!
После обеда – короткое совещание. Тема: «Что делаем дальше?»
Решили: идём на прогулку!
Перед тем, как выйти из дома, совершаю краткий экскурс в историю города. Оказывается, что Розенхайм, это – город в Баварии, который стоит на слиянии рек Инн и Мангфаль с географическими координатами — 47°51′ с. ш. 12°08′ в. д. / 47.85° с. ш. 12.133333° в. д. (такая точность – для тех, кто решит пешком добраться до этого славного города).
Впервые упоминается в 1234 как рынок.
Население города составляет около 60000 жителей, с окрестностями — до 125 000. Розенхайм расположен на высоте 446 м над уровнем моря и занимает площадь 37,22 км². Недалеко от города расположено живописное озеро Кимзее (об этом озере – в дальнейших публикациях этого цикла).
Известные миру исторические личности, в разное время жившие в нём:
-Зигфрид Фишбахер — известный иллюзионист;
-Герман Геринг — политический, государственный и военный деятель нацистской Германии;
-Мартин Томчик — немецкий автогонщик, серия DTM.

Не знаю, как вам, а мне из всех троих наиболее интересна личность «второго человека в Германии».
Вот краткий очерк о его деяниях :

Юность

Сын высокопоставленного чиновника, личного друга Отто фон Бисмарка, генерал-губернатора немецкой Юго-Западной Африки. После смерти отца опекуном его семьи стал богатый еврей Г. фон Эпенштейн. Образование получил в кадетском училище в Карлсруэ и в кадетском училище в Берлине — Лихтерфельде. В марте 1912 вступил в 112-й пехотный полк принца Вильгельма (Мюльхаузен) фанен-юнкером (кандидат в офицеры). В январе 1914 произведён в лейтенанты.

Ас Первой мировой войны

В начале Первой мировой войны участвовал в боях на Западном фронте в должности адъютанта пехотного батальона. В октябре 1914 добился перевода в 25-й авиационный отряд. Сначала летал в качестве наблюдателя, затем — пилота разведывательной и бомбардировочной авиации. С осени 1915 — лётчик-истребитель. Проявил себя бесстрашным авиатором, часто пренебрегал смертельной опасностью. С мая 1917 командир 27-й эскадрильи, в августе 1917 получил звание обер-лейтенант, с 3 июля 1918 — командир 1-й эскадрильи «Рихтгофен» — наиболее известного элитного авиасоединения германской армии.
За время боев сбил 22 самолёта противника и был награждён Железным крестом 1-го и 2-го класса, орденом Pour le Mérite (2 июня 1918) и др. С июля 1919 — в отпуске, в марте 1920 демобилизован в чине капитана (приказ о присвоении звания 8 июня 1920). Выступал с показательными полётами в Дании и Швеции, где познакомился с женой шведского офицера Карин фон Кацтов, на которой женился в 1923. В 1922 вернулся в Германию и поступил в Мюнхенский университет. Осенью 1922 Франция потребовала от Германии выдачи ей военных преступников, в числе которых был назван Геринг.

В нацистской партии. Руководитель СА

В ноябре 1922 встретился с А. Гитлером и стал активно участвовать в нацистском движении, член НСДАП. В январе 1923 Гитлер назначил его верховным руководителем СА. Один из создателей СА, руководил их превращением в мощную военизированную силу. В это же время у Геринга возникли натянутые отношения с другим руководителем СА — Э. Ремом. Участник «Пивного путча» 9 ноября 1923, во время которого шёл рядом с Гитлером. Был тяжело ранен двумя пулями в верхнюю часть правого бедра; в рану попала грязь, вызвавшая заражение. 10 ноября был выдан ордер на арест Геринга. В тяжёлом состоянии жена нелегально вывезла его в Австрию для лечения. Жил в Австрии, Италии, Швеции; тогда же Геринг, чтобы избавиться от сильных болей, стал принимать морфий, который вызвал нарушение психической деятельности. У Геринга развилась зависимость от наркотика, избавиться от неё ему стоило больших усилий (по другим данным он от неё не избавился вообще). Геринг был помещён в психиатрическую клинику, сначала в Лангбро, затем в Конрадсберге. Когда начался суд над Гитлером, Геринг пытался вернуться в Германию, но Гитлер через своего адвоката запретил ему делать это, чтобы «сберечь себя для национал-социализма». 5 апреля 1924 жена Геринга Карин добилась встречи с Гитлером в тюрьме; на встрече Гитлер вновь подтвердил, что Геринг является его ближайшим соратником.

Во главе рейхстага и полиции

В 1927 после амнистии участникам путча вернулся в Германию и назначен личным представителем Гитлера в Берлине. 20 мая 1928 избран депутатом Рейхстага, один из 12 депутатов-нацистов, спикер нацистской фракции. Являясь экспертом НСДАП по техническим вопросам, Геринг установил близкие связи со многими руководителями крупной, в том числе военной, промышленности Германии. После июльских выборов 1932, когда НСДАП, получив 230 мест в Рейхстаге, стала крупнейшей партией Германии, 30 августа избран председателем Рейхстага (и оставался им до 1945, хотя после «закона о полномочиях», принятого в марте 1933 г., роль Рейхстага стала чисто декоративной, а с 1942 г. он перестал собираться). На этом посту Геринг добился гегемонии НСДАП в Рейхстаге и принятия вотума недоверия правительству Ф. фон Папена. 30 января 1933 после формирования правительства Гитлера, оставаясь председателем Рейхстага, стал имперским министром без портфеля, осуществлявшим контроль за авиацией и Министерством внутренних дел Пруссии. 2 февраля 1933 лично возглавил полицию Пруссии и начал проведение в ней чистки (из прусской полиции было уволено 1457 чел.), назначив на все руководящие посты приверженцев НСДАП. После того как прусский ландтаг признал действия Геринга незаконными, он был 7 февраля распущен «в интересах защиты народа». Одновременно были запрещены собрания, «способные нарушить общественный порядок».
17 февраля своим «указом о стрельбе» Геринг разрешил полиции широко применять оружие для установления общественного порядка, а 22 февраля мобилизовал во вспомогательные силы полиции около 30 тысяч штурмовиков, придав им, таким образом, официальный статус. 24 февраля подведомственные Герингу полицейские силы совершили налёт на штаб-квартиру КПГ в Берлине — «Дом Карла Либкнехта» (хотя руководство КПГ покинуло её ещё раньше, перейдя частично на нелегальное положение). Политическими противниками обвинялся в тайной организации поджога Рейхстага 27 февраля 1933 г. На экстренном заседании Рейхстага Геринг заявил, что эта акция стала ответом коммунистов на проведённую 22 февраля конфискацию документов Компартии.

Главный егерь и лесничий рейха

Одним из назначений, которое Геринг получил, когда нацисты пришли к власти и которое доставляло ему огромное удовольствие, была должность «Главного егеря Германии» (рейхсъегермейстера, нем. Reichsjägermeister), к которой в 1940 г. добавилась ещё и должность «Главного лесничего Германии» (рейхсфорстмейстера, нем. Reichsforstmeister).
Если судить о Геринге отдельно по тому, что он сделал для животного и растительного мира Германии, то его можно приветствовать как «зелёного», активного борца за охрану природы и добившегося значительных успехов. За время его нахождения на посту было сделано:
-в лесах восстановили популяции зверей и птиц, которые были истреблены или находились на грани исчезновения;
-по его инициативе в Германию завезли лосей и бизонов из Швеции и Канады, диких уток, лебедей и разную дичь из Польши и Испании;
-в 1934 он ужесточил германские законы об охоте сделав обязательным для всех кандидатов в охотники проверку на владение оружием;
-выдача разрешений была сильно ограничена и каждый охотник должен был иметь обученную собаку для гарантии, что раненое животное будет найдено и добито;
-ввел высокие штрафы за отстрел добычи сверх положенной по разрешению квоты;
-запретил верховую охоту и охоту из автомобиля;
-запретил использование проволочных силков и стальных капканов;
-запретил применение света на ночной охоте;
-ужесточил наказание за браконьерство;
-запретил вивисекцию животных (первый в Германии).
Как главный лесничий он утвердил схемы зелёных посадок, которые должны были создать зеленые пояса вокруг всех крупных городов Рейха в качестве их «лёгких» и мест отдыха трудящегося населения.

Создание люфтваффе. Подготовка к войне

С 5 марта 1933 министр-президент Пруссии. 25 апреля 1933 создал государственную тайную полицию (гестапо) и стал её начальником (заместитель — Р. Дильс). 27 апреля 1933 встал во главе созданного Имперского министерства авиации, начав тайное возрождение ВВС, которые Германии было запрещено иметь по условиям Версальского мира. Однако имевший большое число партийных обязанностей Геринг переложил организацию люфтваффе на статс-секретаря Э. Мильха и начальника Командного управления генерала В. Бефера. 31 августа 1933 прямо из капитанов Геринг произведён в генералы пехоты. Один из инициаторов уничтожения высшего руководства СА во время «Ночи длинных ножей» 1934.
9 марта 1935 года Гитлер официально признал существование в Германии люфтваффе, и Геринг в этот же день был назначен их главнокомандующим (1 марта 1935 получил звание генерал авиации). Привлёк к руководству люфтваффе асов первой мировой войны, своих друзей по фронту, многие из которых оказались абсолютно не приспособленными к руководящей работе. В том числе, катастрофические последствия имело назначение на руководство техническими разработками генерала Э. Удета. 18 октября 1936 Геринг был назначен уполномоченным по 4-летнему плану, и в его руках было сосредоточено все руководство экономическими мероприятиями по подготовке Германии к войне — в ущерб Имперским министерствам экономики и финансов. В июле 1937 был создан огромный государственный концерн «Герман Геринг Верке», в ведение которого перешли многочисленные конфискованные у евреев заводы, а позже — заводы на оккупированных территориях. Сыграл решающую роль в организации кризиса Бломберга—Фрича. 4 февраля 1938 произведён в звание генерал-фельдмаршала авиации (нем. General-Feldmarschall der Flieger). Во время аншлюса Австрии Геринг по телефону осуществлял руководство и координацию действий австрийских нацистов, сыграв одну из главных ролей в присоединении этой страны к Германии. 4 сентября 1938 в соответствии с Законом об обороне назначен постоянным заместителем Гитлера в Совете министров по обороне рейха.

Вторая мировая война

После успешного завершения Польской кампании, где его люфтваффе сыграло очень важную роль, 30 сентября 1939 награждён Рыцарским крестом Железного креста. После разгрома Франции 19 июля 1940 Геринг был награждён Большим крестом Железного креста (он был единственным, кто имел такую награду в Третьем рейхе) и персонально для него было введено звание Рейхсмаршала (Рейхсмаршал Великой германской империи, нем. Reichsmarschall des Grossdeutschen Reiches). Законом 29 июня 1941 официально назначен наследником Гитлера на случай его смерти или в том случае, если он по какой-либо причине окажется не в состоянии выполнять свои обязанности «даже на короткий срок». 30 июля 1941 Геринг подписал представленный ему Рейнхардом Гейдрихом документ об «окончательном решении» еврейского вопроса, по которому предполагалось уничтожение почти 20 млн чел. Постепенно в ходе военных действий люфтваффе утратили своё превосходство в воздухе, и влияние Геринга в высших эшелонах власти стало падать. В это время Геринг стал все больше внимания уделять своей личной жизни. Он отстроил роскошный дворец «Каринхалл» в поместье Шенхейде (40 км², собрал в результате ограбления музеев Германии и оккупированных стран огромную коллекцию произведений искусства. Его грудь, увешанную орденами, сравнивали с витриной ювелирного магазина. Геринг вновь начал принимать наркотики. В 1942, после назначения на пост имперского министра вооружений и боеприпасов любимца Гитлера Альберта Шпеера, влияние Геринга на военную экономику, как уполномоченного по 4-летнему плану, начало постепенно сходить на «нет».
Несмотря на кажущуюся отрешенность, Геринг отлично понимал, что происходит. В начале 1942 года он сказал министру вооружений Шпееру: «Если после этой войны Германия сохранит границы 1933 года, можно будет сказать, что нам крупно повезло».
В конце 1942 Геринг клятвенно заверил Гитлера, что обеспечит бесперебойное снабжение окружённой под Сталинградом 6-й армии генерала Фридриха Паулюса всем необходимым, что было заведомо невозможно (в январе 1943 Паулюс капитулировал). После этого Геринг окончательно утратил доверие Гитлера, чему, кроме того, способствовала сложная интрига, затеянная Мартином Борманом против Геринга. Поздним летом 1944 люфтваффе практически распались. Потери были огромны и, что ещё важнее, погибло большинство асов, с которыми Германия начинала войну, а пополнение не могло заменить опытных лётчиков.

Разрыв с Гитлером

Гитлер публично объявил Геринга виновным в том, что он не смог организовать противовоздушную оборону страны. 23 апреля 1945, исходя из Закона 29 июня 1941, Геринг, после совещания с Г. Ламмерсом, Ф. Боулером и другими, обратился к Гитлеру по радио, прося его согласия на принятие им — Герингом — на себя функций руководителя правительства. Геринг объявил, что если он не получит ответ к 22 часам, то будет считать это согласием. В тот же день Геринг получил приказ Гитлера, запрещавший ему брать на себя инициативу, одновременно по приказу Мартина Бормана Геринг был арестован отрядом СС по обвинению в государственной измене. Через два дня Геринг был заменён на посту главнокомандующего люфтваффе генерал-фельдмаршалом Р. фон Греймом, лишён званий и наград. В своём Политическом завещании Гитлер 29 апреля исключил Геринга из НСДАП и официально назвал своим преемником вместо него гроссадмирала Карла Дёница. 29 апреля переведён в замок близ Берхтесгадена. 5 мая отряд СС передал охрану Геринга подразделениям люфтваффе, и Геринг был немедленно освобождён. 8 мая арестован американскими войсками в Берхтесгадене.

Нюрнбергский процесс и самоубийство

Добровольно вместе с семьей сдался в плен армии США. В качестве главного военного преступника привлечён к суду Международного военного трибунала в Нюрнберге, где являлся самым важным подсудимым. Приговорён к смертной казни через повешение. В своем последнем слове (31 августа 1946 г.) решения трибунала не признал:"Победитель всегда является судьей, а побежденный — осужденным. Я не признаю решения этого судилища… Я рад, что меня приговорили к казни… ибо тех, кто сидит в тюрьме, никогда не производят в мученики". Контрольная комиссия трибунала отклонила его прошение о замене смертной казни через повешение расстрелом. За 2 часа до исполнения приговора совершил самоубийство в своей камере.
С того момента, как Геринг убил себя в ночь казни, люди продолжают гадать, как это ему удалось. Кто передал ему яд? Доподлинно лишь известно следующее:
Казнь была назначена на два часа ночи 16 октября, дату держали в строжайшем секрете и от приговоренных и от прессы. 15 октября в 21час.30 мин., лечащий Геринга доктор Пфлюкер, в сопровождении лейтенанта охраны Маклиндена вошли в камеру Геринга. Как большинство охранников тюрьмы Маклинден не говорил по-немецки и не мог понять, что доктор говорил Герингу (Как он узнал дату казни?). Лейтенант проследил, как доктор передал Герингу пилюлю (снотворное), которую он принял в их присутствии. Пфлюкер и Маклинден были последними посетителями камеры №5, которые видели её узника живым.
На армейском расследовании, последний кто охранял Геринга - рядовой Джонсон свидетельствовал:

«Было ровно 22 час. 44 мин., т.к. я посмотрел в этот момент на часы. Примерно через две-три минуты он (Геринг) как будто оцепенел и с его губ сорвался сдавленный вздох».

На момент прибытия дежурного офицера и тюремного доктора, Геринг был уже мертв. Во рту были обнаружены остатки стекла. Военные медики определили отравление цианистым калием.
Все нацистские лидеры и министры в последние дни войны имели при себе стандартные стеклянные ампулы с цианистым калием, которые Гитлер раздал даже своим секретарям и стенографистам.
Комендант тюремного блока полковник Эндрюс был настроен категорично – ни в коем случае не допустить, чтобы кто-нибудь из плененных военных преступников, которых он охранял, ушел из жизни до суда. Предупредительные меры были особо ужесточены после самоубийства Роберта Лея. Но Геринг был так уверен, что его яд не найдут, что за четыре (!) дня до своей предполагаемой смерти написал письмо полковнику Эндрюсу с разъяснениями. Это было одно из трех писем, вложенных в один конверт, который нашли у него в постели после смерти. Первое письмо содержало длинное обращение к германскому народу с оправданием его действий и отрицанием обвинений союзников. Второе было коротким и являлось нежным прощанием с женой и дочкой.
Обращение Геринга к немецкому народу американцы забрали себе и с тех пор так и не предоставили его для публикации. Прощальное письмо передали жене Эмме. Третье письмо было таким:

Нюрнберг, 11 октября 1946г.
КОМЕНДАНТУ
Я всегда имел при себе капсулу с ядом с того самого момента, когда меня взяли под арест. Когда меня привезли в Мондорф, я имел три капсулы. Первую я оставил в одежде, так чтобы ее нашли при обыске. Вторую я клал под вешалкой, когда раздевался, и забирал одеваясь. Я делал это и в Мондорфе, и здесь, в камере, так удачно, что не смотря на частые и тщательные обыски, ее не нашли. Во время заседаний суда я прятал ее в своих сапогах. Третья капсула все еще находится в моем чемоданчике, спрятанная в круглой баночке с кремом для кожи. .... Нельзя винить тех, кто меня обыскивал, т.к. найти капсулу было практически невозможно. Так уж получилось.
Герман Геринг
P.S. Доктор Гилберт (прим: тюремный психилог) сообщил мне, что контрольная коллегия отказала в замене способа казни на расстрел.

Эта версия у большинства современных исследователей вызывает большие сомнения, т.к. они считают, что 11 месяцев водить тюремщиков за нос Геринг не мог. Однако: «третья» капсула все-таки была изъята из его чемодана, а лейтенант Джек Уиллис (начальник склада личных вещей заключенных) попал под подозрение, тем более, что у него были найдены личные золотые вещи Геринга, которые можно было считать «оплатой».
Заслуживает внимание и такой факт, что не смотря на беспрецедентные меры коменданта тюремного блока полковника Эндрюса, надзор за заключенными нацистами в нюрнбергской тюрьме вовсе не был таким абсолютным, как ему казалось. Альберт Шпеер, через много лет, признался: «У меня был тюбик зубной пасты с ядом внутри все время, пока я находился в Нюрнберге. А потом я взял его с собой в тюрьму Шпандау. Никому и в голову не пришло заглянуть в него.»
По результатам военного расследования американцами было сделано предположение, что яд Геринг прятал под ободком стульчака унитаза.
Почти сразу после самоубийства Геринга появляется новая версия. Участник Нюрнбергского процесса со стороны советского обвинения М.Ю. Рагинский в своих воспоминаниях писал:

«Некоторое время спустя австрийский журналист Блейбтрей выступил с сенсационным сообщением о том, что будто бы он ухитрился до начала заседания пройти в зал и прикрепить к скамье подсудимых при помощи жевательной резинки ампулу с ядом, которым Геринг потом отравился. Журналист на этой сенсации немало заработал, но то была примитивная ложь: зайти в зал до начала судебного заседания, тем более лицу, не принадлежавшему к составу трибунала или к аппарату Главных обвинителей, имевших специальные пропуска, было абсолютно невозможно.»

Данная версия всерьез даже не рассматривалась, т.к. на момент проведения процесса зал судебных заседаний был действительно строго охраняемым объектом.
О следующей появившейся версии по передаче яда все тот - же автор далее пишет:

«Обергрупенфюрер СС Бах-Зелевски, выпущенный из тюрьмы, попытался отнять «лавры» у журналиста. Встретившись с Герингом в тюремном коридоре, он якобы сумел передать кусочек туалетного мыла, где была запрятана ампула цианистого калия. Однако Бах-Зелевски тоже сказал неправду. И не без определенного умысла. На Нюрнбергском процессе обергруппенфюрер СС дал очень важные показания…… Подсудимые объявили его предателем, вот и придумал Бах-Зелевски легенду, чтобы задним числом в какой-то мере реабилитировать себя в глазах гитлеровских последышей.»

Сам М.Ю. Рагинский считает, что яд был передан Герингу через офицера американской охраны за солидную взятку. А передала его жена Геринга, которая приезжала к мужу за несколько дней до назначенной даты исполнения приговора.
В 2005 году появляется очередная новая версия, согласно которой яд был передан Герингу его бывшим охранником Гербертом Стиверсом. Об этом он, незадолго до своей смерти, признался журналистам. Он полагает, что посмертное письмо Геринга Эндрюсу – благородный жест Геринга, что бы отвести от него подозрения.
Точно установить обстоятельства, при которых Геринг получил яд, так и не удалось. Возможностей для этого у него было более чем достаточно, т.к. помимо уже озвученных версий, Геринг ежедневно общался со многими адвокатами, они передавали ему различные бумаги и, конечно, без затруднений могли передать и ампулу с цианистым калием.
В обстановке секретности тело кремировано в Мюнхене вместе с остальными приговоренными по решению трибунала. В 2006 англичанами был поставлен фильм «Нюрнберг: Последнее противостояние Геринга» (Nuremberg: Goering’s Last Stand).

Интересные факты

Геринг активно поддерживал версию о том, что он был прямым потомком французского короля Людовика Святого.
Младший брат Геринга, Альберт Геринг (1900—1966), был ярым противником нацистского режима, помогал евреям, не раз заявлял о своём отрицательном отношении к брату. По иронии, после войны, вернувшись в Германию, Геринг-младший был вынужден работать на мелких должностях, страдая от принадлежности к семье бывшего рейхсмаршала.
Конфискованый американцами золотой маршальский жезл рейсхмаршала находится в музее вооружённых сил США в Вашингтоне.

Вот такая история. Как говорится, «жил грешно, да умер смешно».

Этот день запомнился мне ещё одним событием.

Я, наконец-то, посмотрел фильм «Мастер и Маргарита»! (генеральные продюсеры: Антон Златопольский, Валерий Тодоровский, режиссёр-постановщик и автор сценария: Владимир Бортко).
Честно говоря, я всё время откладывал просмотр, как бы предчувствуя, что после пятикратного прочтения первоисточника мне будет трудно смириться с тем, что кто-то «увидел» в «Мастере и Маргарите» что-то не так, как это сдела я.
И я оказался прав – фильм мне не понравился.
Во-первых, мне не понравился подбор актёров на роли.
В первую очередь это касается Воланда (Олег Басилашвили). По моему мнению, он прекрасно справился с ролью, но в его актёрской внешности нет и капли демонического.
Александр Абдулов показался мне неубедительным в роли Фагота: да, рыцарь пострадал за свою неудачную шутку, превратившись по воле тёмных сил в Фагота, но в фильме актёр «передёргивает» играя «смешного» демона, уж слишком клоунадным у него получился этот герой.
Множество «режиссёрских находок», как мне показалось, приблизили этот фильм к политическому памфлету, сделав его менее трагичным, чем сам роман.
Ничем, на мой взгляд, не оправдано появление в фильме «человека во френче», которого блистательно играет Валентин Гафт. У Булгакова в романе нет этого персонажа, да ещё и «косящего» под Лаврентия Павловича – с его грузинским акцентом и знаменитым пенсне.
Бал у Сатаны.
Помните, какие физические муки испытывала Маргарита в романе у Булгакова во время этого бала? У неё ОТ ПОЦЕЛУЕВ ГОСТЕЙ БАЛА РАСПУХЛО И НЕСТЕРПИМО БОЛЕЛО КОЛЕНО!
Что мы видим в фильме? «Испанский сапожок», который с милой улыбочкой надевает ей на ноги Фагот! Да ещё терновый венец, напоминающий скорее моток колючей проволоки – это уже на голову несчастной Маргарите!
Зачем это делает режиссёр фильма?
Да чтобы у зрителя слезу прошибло в этот момент, ведь как иначе передать то, что чувствовала Маргарита? А никак. Не смог придумать режиссёр ничего более подходящего для такого случая.
А кот Бегемот? Это «что-то» в напяленной на актёра хламидке из искусственного меха? Уж лучше бы вставили в картину доброкачественную анимацию, и то было бы достовернее!
И ещё масса других несовпадений: например, упущены некоторые эпизоды из оригинального романа – оглашение Понтием Пилатом смертного приговора перед толпой народа, сон Никанора Ивановича, консультация буфетчика с врачом после посещения «нехорошей квартиры», эпизод с Маргаритой в троллейбусе по дороге в Александровский сад, столкновение Маргариты с освещённым диском во время полёта, разговор Маргариты с мальчиком после разгрома квартиры Латунского (также было упущено большинство деталей полёта Маргариты из квартиры Латунского на озеро, кроме встречи с Наташей на борове), разговор с Козлоногим за бокалом шампанского (скромно были представлены детали сцены шабаша, так, например, не было толстомордых лягушек, светящихся гнилушек, перелёта Маргариты на другой берег. Эпизода посвящения Маргариты в ведьмы в романе нет, (это находка авторов фильма), игра Воланда и Кота Бегемота в шахматы (фигуры шахмат, согласно роману Булгакова, живые), эпизод наблюдения Воландом и Маргаритой за происходящим в глобусе, лес с попугаями и полёт Маргариты на Бале сатаны, эпизоды с Абадонной, увлечённый разговор Бегемота, Геллы и Воланда после бала, встреча Афрания с Низой, разговор Воланда, Коровьева и Бегемота после пожара в Грибоедове.
Воланду в романе не больше 50-ти лет, а Олегу Басилашвили – около 75-ти. У Азазелло цвет волос — рыжий, а у Александра Филиппенко в этой роли – т ёмный. Глаза Воланда разного цвета и один из них всегда смотрит прямо, у Басилашвили в этой роли глаза здоровые и одного цвета.
Местами в текст внесены нелогичные правки. В 9-й серии Пилат ведет разговор с Матвеем: "А теперь мне нужен пергамент...", "И последнее хотите отнять?", "Я не сказал - отдай, я сказал - покажи.". В сцене допроса Семплиярова, тот говорит о маге в маске (как это и было в романе), хотя в фильме Воланд появляется в театре без оной.
В сцене допроса Иешуа, тот представляется Га Нозри, а не Га Ноцри.
В 8-й серии Коровьев подает Мастеру явно металлический кубок (по тексту - стеклянный стакан), Мастер роняет его на ковер, Коровьев замечает: "к счастью, к счастью...", хотя ничего не разбилось.

Вот таким я его и увидел, этот фильм. Значит, не зря я долгое время не хотел его смотреть, боясь разочароваться.
Так оно и получилось.

Примечание:
- при написании этой главы использовались материалы из «Википедии»
http://ru.wikipedia.org/wiki/Геринг%2C_Герм ан_Вильгельм
http://ru.wikipedia.org/wiki/Мастер_и_Марга рита_(телесериал%2C_2005)

Глава пятая:
Вечер поэзии Исайя Шпицера

Сегодня у нас «выход в свет» – мы приглашены на творческий вечер Исая Шпицера.
Как, вы не знаете, кто такой Исай Шпицер?
Да это же главный пчеловод русской диаспоры в Мюнхене! Забегая вперёд, хочу похвастать: я ВИДЕЛ этот самый знаменитый шпицеровский мёд! Попробовать не удалось – Зюля его «на чёрный день» припрятала.
А ещё он – живой классик русской литературы и поэзии. Вы опять в недоумении: «как это так: классик, да ещё и живой? Так не бывает,- скажете вы, - ведь настоящих классиков читать-то начинают только после их смерти!»
Я тоже недоумеваю по этому поводу. У нас ведь классиками как раньше становились? По разнарядке Министерства Культуры. Во всяком случае, во времена недоразвитого социализма с нечеловеческим лицом. А когда в Москве решили, что социализму пора сделать пластическую операцию на предмет приобретения «человеческого» лица, то времени на поиски новых классиков от литературы не стало вовсе: все были заняты в «операционной». Клиент, правда, не дожил во время ночной операции до утра – его в Беловежской Пуще три хирурга из России, Украины и Белоруссии дружно зарезали прямо на столе, и, говорят, это был довольно-таки приличный стол!
И выпивки, и закуски им хватило на долго. Они ещё тогда в Казахстан, тамошнему президенту звонили: «Приезжай, братан, мы столько сами не выпьем!»
Ну да ладно, я что-то отвлёкся.
...Вы и впрямь думаете, что лучшие смехотворцы СССР выходили из стен авиационных институтов и институтов железнодорожного транспорта? Не правда это, вас обманули! Только выпускникам экономических факультетов различных ВУЗов удавалось по-настоящему рассмешить народ. Помните Анатолия Борисовича Чубайса? Ленинградский инженерно-экономический институт им.Пальмиро Тольятти!
Он-то и рассмешил вместе с Кириенко и Немцовым всю Россию, причём – до слёз рассмешил! Дефолт1998 года, это же их рук дело!
...Наш герой народ не обманывал. Он честно щёлкал с восьми до пяти косточками бухгалтерских счетов и до боли в руках крутил ручку своего железного «Феликса», выдумывая финансовые планы предприятия и всякую другую умную чепуху, а по вечерам писал очень смешные истории для Ленконцерта и театра «Эксперимент», получая за это такие гонорары, что даже его родные, привыкшие к юмору и сатире кормильца, сгибались в три погибели от смеха, узнав размер этих сумм.
Прада, театр поставил таки пьесу Шпицера «Смехоторий», и наутро после премьеры Исай проснулся знаменитым ...экономистом.
Узнав, кто Исай по образованию, его сразу приняли в Профессиональный комитет драматургов Ленинграда, попутно поручив вести финансовую работу этой организации.
Как и все живые классики, настоящее признание на родине он получил, живя в эмиграции, а свежий воздух пасеки и монотонное жужжание перепончатокрылых навеяли смешные мысли, ставшие потом новыми книжками стихов.
...Знаете, почему еврейский народ такой весёлый? Это оттого, чтобы не плакать. Это оттого, чтобы наши обидчики не радовались при виде наших слёз. Это наша национальная месть тем, кто поднял на нас руку или раскрыл свой похабный рот! Чем крепче нас бьют, тем громче мы смеёмся!
Но, вернёмся в день сегодняшний, который сулил нам с Зюлей удовольствие от общения с творчеством Исая Шпицера.
...Мы приехали в Мюнхен примерно за час до начала творческого вечера.
Город, а особенно его центр, напоминает чем-то Москву: толпы иногородних, забитые покупателями магазины, битком набитые городские автобусы, иностранная речь на каждом шагу, продавцы цветов, уличные музыканты, столики уличных кафе, прохаживающиеся со скучающим видом полицейские патрули...
Выйдя из метро, мы остановились в нерешительности: зная адрес, мы не могли понять, в какую сторону нам идти, а спросить у прохожих сразу не получилось – никто не знал, где находится Якобсплац.
Пошли наугад, и мне вскоре повезло: пожилая супружеская пара, при вопросе «где находится Якобплац?» оживилась и стала объяснять, что «это тут, за углом, - там, где Новая синагога».
К слову сказать, на этой же Якобсплац находится знаменитый на весь мир Музей Кино и не менее известный Музей Мюнхена, но мюнхенцы вспомнили в эту минуту лишь о новой синагоге.
Кстати, она-то нам и была нужна, точнее, не сама синагога, а её Культурный Центр, в залах которого и должен был начаться тот самый авторский вечер.
Теперь немного о том, как мне удалось попасть в здание Центра: даже в приснопамятные советские времена меня не проверяли на оборонных объектах так тщательно, как при входе в это здание.
Представьте себе следующую картину: я делаю шаг в сторону входных дверей, стеклянные створки разъезжаются и я попадаю в небольшой тамбур с такими же дверями напротив. Делаю «на автомате» шаг вперёд в надежде, что следующие двери гостеприимно пропустят меня в отделанный мрамором вестибюль, да не тут-то было: «граница на замке»!
Зато, где-то сбоку, раздаётся голос:
-Вам куда?
Поворачиваю голову и вижу, что в боковой стене устроено окно с микрофоном и лотком типа «дай сюда-получи обратно».
За стеклом сидит молодой человек серьёзной наружности, который повторяет вопрос:
-Вам куда?
-Да я, это.. Мне бы на литературный вечер... Приглашённый я! – торпливо сообщаю охраннику.
-На какой вечер? – охранник невозмутим.
-К всемирно известному поэту и писателю Исаю Шпицеру! – бодро докладываю я.
Охранник покачивается в кресле и изучающе смотрит:
-Что в сумке?
-Фотокамера, - тороплюсь с ответом, расстёгивая молнию фоторюкзака и показываю лежащий в гнезде «NIKON».
-Вы член общины? - спрашивает он после паузы.
-Нет, я приезжий, из земли Гессен.
-Покажите паспорт, - требует охранник.
Кладу паспорт в лоток.
Далее начинается цирк:
-Вы еврей?
-Да.
-В паспорте об этом ничего не сказано, - бдительный страж испытывающе глядит мне в глаза.
-А у меня на лице ничего не сказано? – спрашиваю я, чувствуя, что сейчас кулаком пробью пуленепробиваемое стекло.
Охранник с сомнением смотрит, потом кладёт паспорт в лоток:
-Вы знаете, куда надо пройти?
-Знаю, знаю, - стараюсь поскорее отделаться от стража, хотя на самом-то деле не имею ни малейшего представления об этом и надеюсь только на то, что мой журналистский нюх выведет меня к нужной двери.
-Проходите, - охранник давит на кнопку, и двери наконец раскрываются, впуская меня внутрь.
Что было потом?
Потом началось то действо, ради которого мы и приехали.
Небольшой зал был заполнен примерно наполовину. В зале – в основном дамы предпенсионного возраста, чьё цветастое общество жидко разбавлено представителями сильного пола. По всему видно – бывшая советская интеллигенция.
На небольшой сцене – стол с микрофоном, на заднике – белое полотно экрана.
На сцене появляется Исай, представлять его никто не собирается: в Мюнхене он известен если не всем «русским», то большинству – его стихи известны, он часто печатается в местных русских газетах и журналах.
Тепло встреченный, он начинает читать.
Про себя отмечаю, что такой тип мужчин должен нравиться женщинам: среднего роста, с густой седой шевелюрой и тонкими чертами «кавказского» лица, с пронзительным взглядом из-под стёкол модных очков, одним словом – джигит!
Некоторые из прочитанных им стихов я хочу показать вам, мои дорогие читатели, чтобы и вы получили такое же удовольствие от тонкой, умной и самоироничной поэзии Шпицера.

Стоял июль во всём зелёном -
во цвете сил.
Наш мир на пятачке балконном
не тесен был.
Прохладою дышал тот вечер,
сошедший с гор.
При нервном пламени двух свечек
был разговор
как врачеватель нам в смятенье
да и к тому ж -
спаситель зыбкого общенья
двух робких душ.
Когда же растворился вечер
в тиши ночной,
внимали мы шептанью свечек
между собой.

***

Здравствуй, Первое апреля –
Красный день календаря.
Над не застланной постелью
Занимается заря.
По-над лесом пролетает
Красной армии пилот.
Чистит зубы пролетарий,
Пролетарка водку пьёт.
Выметает сор из хаты,
Загоняет живность в хлев,
Где сидели делегаты
И всю ночь вели дебаты
О судьбы КПРФ.
Бригадир колхозный Федя
На меже нашёл приют.
В дальней роще три медведя
Новый гимн взахлёб поют.
Соловей им подпевает.
Фильм идёт по НТВ:
Путин бицепсом играет
И шагает по Москве.
Он указы, как подарки,
Раздаёт почём ни зря.
За решеткой олигархи
Славят эру Октября.
Всюду зелено и сине -
Красота - ядрена вошь!
Над бескрайнею Россией
Пролился валютный дождь.
Думцы бегают по лужам.
Центы брызгами летят.
Доллары над ГУМом кружат -
Будет праздник у девчат.
На мели сидит Емеля,
На Емеле – какаду.
Здравствуй, Первое апреля -
Нет забавней дня в году.

***

Кто в одиночестве стал сам себе обузой
В ком день и ночь бурлит желанья ток.
«Ищите женщину», советуют французы,
В таких делах прекрасно зная толк.

Ищите женщину, какую не встречали...
А если всё же вам не повезёт.
Не лейте горьких слёз, не пьянствуйте в печали.
В конце концов, вас женщина найдёт.

***

Я не ханжа, не ортодокс,
По мне хоть то, хоть это.
Люблю смотреть я женский бокс -
В нём много от балета.

Есть в боксе том и свой резон:
Под свист и вой фанатов
«Па субресо», «па де сизо»
Двух дам среди канатов.

В движеньях их - особый шарм,
Изящество и нежность.
А что друг дружке по мордам -
Во всём свои издержки

Четыре строки

Мужчина, женщина - два антипода.
И тема эта, в общем-то, извечная.
Вот - женщина. Она ж дитя природы.
А чей дитя мужчина? Женщины.

Вот женщина...
(Галине)

Вот – женщина. Она в постели спит.
Но женщина в той женщине не спит,
Она неясным трепетом томится,
А спящей кажется – ей это снится.

За окнами луна над морем ворожит
На пенной гуще сонного прибоя.
Спит женщина. Её душа не спит
И даже по ночам ей не даёт покоя.

О наслаждении

Стремимся к наслаждениям с рожденья,
Порой без понимания того,
Как часто ожиданье наслажденья
Превыше наслажденья самого.

Особенное, и, я бы сказал – почётное место в творчестве Исая Шпицера занимает тема Гавриила Гликмана, известного скульптора и художника, вынужденного из-за преследований властей в 1980 году покинуть СССР и поселиться в Мюнхене, где он прожил почти четверть века.
Исай Шпицер был дружен с известным скульптором, был частым гостем у него дома. Вот тогда-то и начал Исай собирать и записывать рассказы Гликмана.
Один из них Исай прочитал на этом вечере. Называется он «Еврейский портной» из Гродно Гавриила Гликмана».
Это рассказ о том, как после многих лет мучительных поисков и раздумий, Гавриил Гликман всего за один час написал свою знаменитую картину «Еврейский портной».
Вот этот рассказ: его текст я привожу здесь по Интернет-публикации в «Международной Еврейской Газете»,
http://jig.ru/index4.php/2008/02/19/evreisk ii-portnoi-gavriila-glikmana.html)

Уж извините, начну издалека. 1939 год. Ленинград. Похороны Ильи Яковлевича Гинцбурга, выдающегося скульптора, академика. Гроб с телом Гинцбурга установлен в Академии художеств. Похоронную комиссию возглавляет Манизер Матвей Генрихович, профессор академии.
Проститься с покойным пришло много людей. Среди них и я, в то время студент академии, ученик Манизера. И здесь, у гроба мне вспомнилось недавнее знакомство с Ильей Яковлевичем. Он преподавал в этой же академии. Узнав, что я ученик Манизера, Илья Яковлевич воскликнул:
«Молодой человек, как вам повезло, вы – у Манизера! Не могли бы вы показать мне ваши работы?» – «С радостью», – ответил я.
Гинцбург пришел в мою мастерскую, и я показал ему свои работы: барельефы, скульптурные портреты, статуэтки. Надо сказать, что сам он был большим мастером жанровых фигурок, жизненно ярких и непосредственных. Многие из них и сейчас находятся в экспозиции Русского музея. Очевидно, мои работы ему понравились, так как он пригласил меня к себе домой.
И вот я в гостях у академика в его квартире в Доме ученых. Он попросил меня рассказать о себе. Я сказал, что родом из Бешенковичей, небольшого местечка под Витебском, что вылепил свою первую работу из глины, когда мне было восемь лет. Это была голова Сократа. Я нашел ее в какой-то книжке. С этого все и началось. Потом был Витебск, где я в художественной школе мальчиком наблюдал, как работали Шагал и Малевич.
Он слушал меня с интересом. Затем рассказал, что и он из Беларуси, из Гродно. Что тогда это был небольшой городок, где жили евреи-ремесленники: сапожники, шорники, портные…
При слове «портные» глаза его загорелись. На лице появилась лукавая улыбка, весь он как-то поджался. И неожиданно для меня этот маленького роста старый человек запрыгнул на стол, сел на него и… превратился в портного. Это было чудесное перевоплощение. Передо мной на обеденном столе сидел не великий скульптор и академик, ученик самого Марка Антокольского, а подслеповатый еврейский портной, каких немало видел я в своих Бешенковичах.
«А знаете, – сказал он мне, когда мы с ним пили чай, сидя за столом, на котором он только что лицедействовал, – то, что я вам сейчас показал, я показывал Льву Николаевичу Толстому».
И рассказал мне такую историю:
«Было это в конце 90-х годов. Илья Репин, с которым мы были дружны, предложил мне поехать к Толстому. Я знал, что Репин в Ясной Поляне свой человек. Он много писал и лепил Толстого, и тот высоко ценил его творчество. Как же я мог отказаться? Мы приехали в Ясную Поляну. Лев Николаевич встретил нас радостно. Илья Ефимович представил меня ему и рассказал о цели нашего приезда – сделать скульптурные портреты хозяина. Толстой не возражал. Даже предложил пойти с ним, как он сказал, «за первоклассной глиной». Мы взяли лопаты и тачку и пошли за Толстым. Он привёл нас на участок. Глина там была жирная, мягкая и коричневого цвета, как шоколад.
Мы с Репиным были довольны – знали, что с такой глиной работать будет легко. Накопали глины, привезли домой. Нам соорудили подставки типа станков, мы сделали деревянные каркасы и стали их прокладывать глиной. Каждый лепил «своего» Толстого. Как его видел. Кстати, тот репинский бюст в натуральную величину сейчас находится в экспозиции в музее Ясной Поляны.
Когда я закончил прокладку, я вдруг почувствовал большую усталость. Очевидно, сказались и дорога, и волнение от встречи со знаменитым писателем, и напряжение от работы. Увидев, что я едва стою на ногах, Лев Николаевич показал мне мою комнату, где бы я мог отдохнуть.
Там я лег на кровать и буквально провалился в сон. Проснулся от ощущения, что кто-то в комнате есть. Я открыл глаза и в сумраке комнаты разглядел Толстого. Он виновато сказал: «Илья, извините. Мне, право, неловко, что вас потревожил. Но вот Илья Ефимович сказал, что вы обладаете искусством подражания. А я так охоч до изображения людей. Не могли бы вы что-нибудь показать моим гостям?»
Я говорю: «Лев Николаевич, это ж детская забава, это студенческие игры наши, и ничего более. Мне даже как-то стыдно…» Но он сказал: «Илья, ну я вас прошу». И вышел из комнаты.
Конечно же, я не мог отказать в просьбе Льву Николаевичу. Я спустился в гостиную. Она была ярко освещена, горели лампы и свечи. В зале было человек пятнадцать незнакомых мне людей. Надо сказать, что к Толстому постоянно приезжали литераторы, ученые, артисты, музыканты… Он представил меня гостям. Затем, обратился ко мне: «Ну пожалуйста» – и показал на столик, который кто-то заранее поставил в центре зала. Лев Николаевич сел совсем близко. Я недовольно посмотрел на Репина. Он спросил: «Ты, наверно, сердишься на меня?» Я пожал плечами – мол, что теперь поделаешь.
Охватив присутствующих взглядом, я легко впрыгнул на стол и вспомнил себя студентом, когда я изображал разных людей. И вдруг большая и светлая гостиная сузилась и померкла в моих глазах до темной, грязной каморки еврейского портного. И я стал им. В моей правой вытянутой руке пощелкивали ножницы, пальцами левой руки я перебирал воображаемую ткань на коленях, мои глаза близоруко щурились. Я раскачивался в такт грустной еврейской мелодии, которую сам и напевал.
Я увидел, как люди замерли, глядя на меня. В гостиной стояла тишина. Я посмотрел на Льва Николаевича и увидел, как затряслись его широкие плечи, а из глаз, больших серых глаз потекли слезы. Слезы умиления и добра к тому образу, который мне удалось создать.
На следующее утро еще до завтрака Лев Николаевич предложил мне покататься на лошади. Ему вывели гнедого коня. Он легко вскочил на него. Затем сверху протянул мне руку и помог запрыгнуть к нему. И мы поскакали вдвоем на одном коне по лугам и полям, разрывая пелену утреннего тумана».
То, что рассказал мне Гинцбург, и что он мне показал, глубоко запало тогда в мою душу. Мне захотелось написать портного, но я не решался. Я даже боялся приступить к этой работе. Очевидно, образ не созрел еще до той степени, когда сам готов был «упасть» на полотно.
Прошли годы, десятки лет, в которые вместились и четыре фронтовых года, и ранения, и трудная послевоенная жизнь. В Ленинграде я был уже довольно популярным скульптором и живописцем. В 1962 году я поехал отдыхать в Репино, в Дом творчества композиторов. Это изумительное место на Карельском перешейке. Там у меня была комната с небольшой верандой. Я делал наброски и писал портреты музыкантов, певцов, композиторов. Кстати, тогда же там находился и Евгений Александрович Мравинский, с которым я был хорошо знаком. Я писал и его.
И вот как-то в одно из ранних утр, необыкновенно ясных и свежих, я, достаточно отдохнувший, освобожденный от городской суеты, вышел на веранду. Там лежали тюбики с красками, растворители, листы плотного картона. Я взял лист. Как сейчас помню его размеры –120х90. И прямо на полу, махнув пару раз кистью, набросал портного. Я писал его не более часа. Настолько ярко он предстал перед моим внутренним взором. Я видел его раскачивание, ритм его движения, его худое, почти бестелесное тело с тонкими руками и тонким корпусом. Это не было натуральным изображением человека, это была, я бы сказал, конструкция. Эти колени, на которых он кроит ткань, эта босая нога с огромным ногтем – все создавало этому образу особый колорит. Мне говорили, что это не просто портрет, это своего рода икона. Портной иконографичен. Это не ремесленник, это – лицедей.
Мне удалось в 1980 году этот портрет и некоторые другие свои работы привезти на Запад, в эмиграцию. Затем были выставки. На одной из них, в Роттердаме, «Портного» вместе с портретом Шостаковича и другими рисунками приобрел у меня один известный голландский коллекционер.
Я выставляю сейчас один из вариантов той картины. Вот такая история моего «Портного».
Когда Гавриил Давыдович закончил свой рассказ, я подумал вот о чем. Искусство существует спокон веку. И столько же остается неразгаданной тайна творчества, тайна вдохновения. Вдумайтесь в это слово – ВДОХНОВЕНИЕ. Что за чудодейственная сила вдыхает в душу Художника образы, мысли, слова, мелодии, ритмы, заставляющие нас видеть мир глазами Мастера и наши сердца биться в унисон его сердцебиению? Явление свыше? Несомненно. И все же, хорошо, что это остается тайной!
Исай Шпицер, Международная Еврейская газета

Немного отвлекаясь, хочу провести параллель между очерком и созвучным с ним стихотворением, ставшим потом известной песней Александра Розенбаума.
Помните эти строчки?

Тихо, как в раю,
Звезды над местечком высоки и ярки,
Я себе пою, я себе крою.
Опустилась ночь,
Отдохните дети, день был очень жарким,
За стежком стежок,
Грошик стал тяжел.
Ой вей
Было время, были силы, да уже не то,
Годы волосы скосили, вытерли мое пальто.
Был один еврей, так он сказал, что все проходит.
Солнце тоже, вей, садится на закате дня,
Но оно еще родится, жаль, что не в пример меня.
Кто же будет одевать их всех потом по моде?
Девочка моя,
Завтра утром ты ко мне вернешься,
Милая моя, фейгалэ моя.
Грустноглазая,
Папа в ушко майзу скажет,
Засмеешься - люди разные, и песни разные.
Ой вей
Будет день, и будет пища, жить не торопись,
Иногда богаче нищий, тот, что не успел скопить,
Тот, кого уже никто нигде ничем не держит.
Нитка, бархат да иголки - вот и все дела,
Да еще талмуд на полке, так бы жизнь и шла, и шла.
Только солнце вижу я все реже, реже.
Было время, были силы, да уже не то,
Годы волосы скосили, вытерли мое пальто.
Был один еврей, так он сказал, что все проходит.
Тихо, как в раю,
Звезды над местечком высоки и ярки,
Я себе пою, я себе крою.

Вот вам ещё один «Еврейский портной», вот вам пример преемственности в самом хорошем смысле!

В конце вечера – снимок на память. На нём Борис Рацер, Исай Шпицер и ваш покорный слуга.

Глава шестая:
Горы

К сожалению, я так и не стал альпинистом!
Я родился и вырос в тех местах, где горы можно было увидеть лишь на пачке папирос «Казбек», покупать которые изредка позволял себе отец, ибо по тем временам, когда он выкуривал в день по две пачки «Беломора», «Казбек» был для него непозволительной роскошью.
Воспоминания детства бередили мою душу: белой завистью я завидовал джигиту, что скакал на коне по картонной папиросной коробке на фоне белой горной вершины.
Однажды я увидел горы вблизи. Это был Памир - огромный, суровый горный край, откуда даже в пятидесятиградусную жару изредка тянуло свежим ветром. Тогда встреча с горами не состоялась – мой воинский начальник в последний момент из тактических соображений решил не посылать меня «на точку», расположенную на высоте 3 500 метров – в моём подразделении меня заменить было некем.
А жаль. Может быть, прошла бы у меня тогда «горная болезнь», и я, насмотревшись вдоволь на каменистое плато с единственным живым пятном, домиком-казармой и мачтами РЛС, буравящими тёмно-синее небо, на всю оставшуюся жизнь «наелся» бы горной романтики.
Не знаю...
Второй раз я увидел горы в Крыму, это было летом 1972- го.
Тогда мне снова не повезло: я смалодушничал, и не стал менять резиновые ласты ныряльщика на тесные ботинки с шипами.
Третий раз я увидел горы из иллюминатора самолёта, когда летел рейсом Ужгород – Киев, и тогда Карпаты показались мне игрушечными, словно сделанными из папье-маше.
И вот, наконец, моя детская мечта должна сбыться: мы с Зюлей отправляемся в Альпы!
Альпы – не Памир и даже не Тянь-Шань.
Альпы по сравнению с ними – совсем «домашние» – зелёные, уютные, исхоженные вдоль и поперёк. Но и здесь есть свои «Пики Коммунизма», белые снега которых не тают круглый год.
По прямой до гор всего-ничего, каких-то двенадцать километров, но без снаряжения на них не вскарабкаться, поэтому мы выбираем совсем лёгкий маршрут – сегодня мы покорим 1664–метровый Кампенванд, скалистый гребень которой хорошо виден изо всех точек долины реки Инн.
...До городка Ашау добираемся двумя поездами – сначала тем, что идёт из Мюнхена в Зальцбург с пересадкой в Прине, затем – на местном «паровозе» дальше, к подножию горы.
Почти сразу же за Розенхаймом начинается зона альпийских лугов.
Электричка идёт в гору, вертясь по стальному серпантину, и солнце попеременно заглядывает то в правое, то в левое окно вагона. По сторонам железнодорожного пути перелески сменяются свежескошенными лугами, где среди свежего сена, упакованного в голубые полиэтиленовые тубы, пасутся огромных размеров коричнево-белые бауэрские коровы.
Вот мелькнуло хозяйское подворье: двухэтажный каменный дом с пристроенным деревянным овином, в первом этаже которого, через раскрытые настежь ворота видны ряды пустых стойл – через несколько секунд поезд мчит нас мимо пригорка, на котором с видом утомлённых отпускников развалились на солнышке десяток упитанных коров.
Промелькнула островерхая сельская кирха, и снова потянулись луга с перелесками, прорезанные нитками ручьёв со скачущими по камням потоками чистой воды.
Минут через двадцать электричка подкатывает к перрону. Это Прин, город-порт, город богатых Буратино и загорающих на их яхтах Мальвин.
Он расположен на берегу живописного озера Кимзее, из-за своей величины названного "Баварским морем". Площадь озера составляет 80 кв.км., а наибольшая глубина – 74 м. Оно знаменитого ещё и тем, что его воду можно пить, а на одном из двух его островов, Херенкимзее, последним баварским королём Людвигом Вторым в 1878 году было начато строительство ещё одного Версаля: как бы соревнуясь со своим кумиром, «Королём-Солнышко» Людовиком Четырнадцатым, баварский красавец воздвиг уменьшенную копию парижского Версаля.
Я был там, и, несмотря на более чем почтенный возраст, дворец поражает воображение волшебной музыкой архитектурных форм и роскошью внутренней отделки. В первый и последний раз король был в замке весной 1881 года, проведя в нём всего десять дней.
...Людвиг Второй был странным королём: он любил одиночество и искусство, оказывал покровительство музыкантам, художникам и поэтам, содержал за счёт казны театры, и, что самое странное – почти не занимался государственными делами, за что вскоре и поплатился: 13 июня 1886 года, отправившись на прогулку из замка Нойшванштайн с профессором фон Гудденом, он внезапно пропал. Их обоих нашли мёртвыми тем же вечером: по официальной версии доктор пытался предотвратить самоубийство короля и при этом умер сам. Но эта версия вскоре подверглась сомнению. Точная картина произошедшего на берегу Штарнбергского озера осталась неизвестной.
Вывод: белая ворона – она и в Баварии, даже будучи королевских кровей, остаётся белой вороной!
Остров охраняется ЮНЕСКО, потому что на нём находится одна из самых больших в мире колоний летучих мышей.
Но, это так, к слову.
Нам в Прине нужно сделать пересадку – здесь начинается одноколейка горной железной дороги, и мы пересаживаемся в следующий поезд, составленный из двух моторных вагонов, которые я тут же окрестил «Тяни-Толкай».
Железнодорожной ветке 130 лет. Она построена на средства
Государственного советника барона Теодора фон Крамер-Клетта и до сих пор принадлежит его потомкам.
...В вагонах не повернуться: оба до отказа забиты детворой. Только потом понимаю причину столпотворения: в горном Ашау нет школы, вот дети и ездят за знаниями в Прин.
Отдельного рассказа требует описание этой поездки. Представьте себе высокогорные альпийские луга с разбросанными по ним одинокими тирольскими хуторами.
Медленно, с усилием преодолевая подъёмы, поезд взбирается всё выше и выше, всего только раз притормозив у дощатого навеса, заменяющего здание вокзала. Несколько других, аналогичных «станций» поезд минует без остановок: посигналив для порядка и не узрев ни встречающих, ни провожающих, машинист даёт газу и поезд ползёт дальше.
Наконец, десятикилометровый отрезок позади, и поезд тормозит у полосатого тупика: дальше пути нет!
Шумной толпой школьники вываливаются из вагонов, увлекая и нас под безжалостно-яркое горное солнце. Постепенно толпа рассасывается, и мы с Зюлей остаёмся одни на пристанционной автобусной остановке: маршрутный автобус подойдёт через двадцать минут.
Распаковываю фоторюкзак: горы начинаются сразу за станцией, и меня от них отделяет лишь чей-то луг, на котором с раннего утра пыхтит тракторишко, вороша валки скошенной травы.
Выбираю отличные планы: вот велосипедное стадо на перроне, и оно отлично смотрится на фоне красных вагонов; тут, на маленькой площади, собрались в кружок и щебечут девчонки, а там, чуть подалее, белеет стенами местная кирха, и две пожилые дамы в «трахтах» торопятся поскорее попасть в её благодатную тень.
...Подкатывает автобус. Ехать нам недалеко, и юный «Сусанин», у которого мы попутно наводим справки, выходит вместе с нами, показывая рукой направление, в котором нужно идти, а сам, поправив на спине неподъёмный ранец с книжками, бодро семенит домой.
Мы переходим улицу, затем сворачиваем к приземистому зданию с мощными каменными стенами и за его углом обнаруживаем нужную нам вывеску: мы пришли, перед нами «Бергбан»!
...Немного истории: нижняя станция канатной дороги построена сравнительно недавно – в 1957 году. Она расположена на 620 метров выше уровня озера Кимзее. Верхняя станция находится на высоте 1500 метров, а протяжённость дороги составляет 2480 метров.
...Гондола фуникулёра плывёт вверх.
Ощущение примерно такое же, как при взлёте самолёта: конечно, не так стремительно, конечно – без неприятных ощущений внизу живота, но всё же...
Красная черепица крыш падает куда-то вниз, и пасущиеся овечки с высоты кажутся клочками ваты, разбросанной по зелёной скатерти луга, а острые верхушки сосен, минуту назад грозящие воткнуться в пол гондолы, провалились и стали стремительно удаляться.
...Уже полностью открылась взору белая подкова замка Хоенашау, стоящего на 50-метровой скале с конца 12 столетия. Сегодня замок принадлежит государству. На южном склоне горы, обращённом к Кимзее, с 2007 года действует соколиное хозяйство. Организовал его один из жителей Ашау – большой любитель птиц и соколиной охоты, сменивший спокойную работу за прилавком веломагазина на беспокойную профессию орнитолога.
В хозяйстве живут пятнадцать птиц: ястребы-канюки, белоголовые орланы, беркуты, а парочка соколов по имени Гарри и Салли уже успела сняться в художественном фильме. Каждое первое воскресение месяца в заповеднике устраивают театрализованные представления – в костюмах разных эпох, ловчие на лошадях выезжают на соколиную охоту.
Мюнхенский Терапевтический Центр использует заповедник в медицинских целях: здесь лечат больных, страдающих очень редким заболеванием – птицебоязнью.
...Картинка под нами уже напоминает макет, выполненный в масштабе 1:100, но тут внезапно, перед самой гондолой возникает скальная стенка, и, резко пойдя вверх, мы переваливаем через острый гребень, оставив его в десяти метрах под собой.
...Чем выше поднимается гондола, тем великолепнее становится вид, что разворачивается позади нас.
Долина, расчерченная квадратами полей и нитками дорог, вместе с многочисленными городками и рекой отодвигается всё дальше и дальше, и уже невозможно разглядеть бегущие по дорогам машины, и не слышно призывного звона церковного колокола, а гондола всё плывёт и плывёт, и кажется, что так будет целую вечность...
...Странно, до удивления странно видеть висящие над пропастью сосны: из щели, почти горизонтально разрезавшей скалу, торчит дерево, а рядом – ещё несколько: кривенькие стволики, чахлые лапки ветвей, - но цепляются за жизнь, тянутся к солцу, живут! И вдруг – мазок белым, потом ещё один, и вот уже сменились краски: не стало зелёного, остался лишь серый да белый – кругом лежит снег! Пластами сбегает он со склонов, цепляется за каждый встречный камень, живёт своей тихой жизнью в тени скал, не хочет сдаваться, не хочет признавать того, что на дворе уже середина мая, и внизу, в долине, двадцать пять по Цельсию! Но кое-где на белом уже проступила чёрная сыпь – в таких местах снег рыхлый, и из-под него бегут струйки талой воды. Соединяясь, они становятся ручейками, которые с весёлым гомоном скатываются в шумные горные речки.
...Кажется, что мы парим в воздухе не менее часа, хотя на самом деле прошло всего 14 минут, как мы в пути, и вот гондола вплывает в портал верхней станции.
Выходим.
Хорошо утоптанная тропа тянется по гребню и упирается в... Ресторан!
На красновато-коричневом фоне стены красуется надпись белым: «Зоннен Альм» (Солнечный луг в Альпах).
Цивилизация давно проникла в эти горы, и здесь можно встретить не мало подобных заведений. В подтверждение моих слов, пройдя примерно пару километров по гребню, мы вышли к подножию пятидесятиметровой скальной стенки, вблизи которой примостился ещё один общепит: пиво нескольких сортов, традиционные сосиски, яичница с беконом, кофе и свежая выпечка. И это уже на 1600-х метрах!
...Стоим, раззинув рты: на юг, до самого горизонта, сливаясь в невообразимой дали с небом, тянется долина реки Инн. Отсюда красночерепичные городки кажутся игрушечными, а голубое пятно озера Кимзее – не больше детской ладони!
С противоположной, северной стороны, разворачивается изумительный вид на Центральные Альпы и Высокие Татры: отсюда, как на ладони, видны белоснежные вершины трёх каменных великанов – Большой Венеции, Дикого Короля и Большого Звонаря.
...Перед дорогой решаем отдохнуть и присаживаемся за столик на террасе ресторана. Пока Зюля достаёт из рюкзака заготовленные с утра бутерброды, я разглядываю публику.
...На солидном маунтинбайке подкатывает мужчина необыкновенно сочных габаритов, ставит велик в «стойло» и скрывается в дверях рестарана. Немногим позже нам удаётся поговорить с ним: каждую субботу, по узкому серпантину, он приезжает сюда, съедает завтрак, а потом, с чувством выполненного долга, той же дорогой спускается вниз, в Ашау.
Как говорится: «У богатых свои причуды»! Не знаю, поможет ли ему такой вид отдыха похудеть, но развлечься ему наверняка удаётся: он «ловит кейф» от сознания того, что посторонние люди с уважением и с не малым удивлением относятся к его причуде!
...Только я отвёл свой взгляд от толстяка, как тут же появился новый объект наблюдений: в небе возник параплан! Да ещё так близко, всего в каких-то ста метрах. Красное, изогнутое крыло несёт парашютиста, вопреки закону притяжения постепенно поднимая всё выше и выше. Ловя тёплые потоки воздуха, поднимающиеся от нагретой солнцем долины, парашютист долго планирует, а я щёлкаю камерой да с завистью смотрю вслед: рождённый ползать, летать не может! Это Горький про меня, думаю, написал!
...Некрасивых гор нет!
Потрясает цвет неба – ультрамарин, насыщенность которого по-настоящему можно оценить лишь в горах! Белые, исхлёстанные ветром и дождём скалы невозможно назвать «мёртвыми» – они тёплые на ощупь! Ослепительно –яркое солнце (если бы не тёмные очки, наверняка у меня были бы проблемы с глазами), и, вдруг, налетевший откуда-то порыв ледяного ветра: всё это – ГОРЫ!
...Медленно идём вдоль обрыва. Тропа постепенно забирает вправо и вверх, и, внезапно, упирается в снежный карниз. Низ спрессованного снега девственно чист, а края и часть «крыши» уже оплавлена солнцем и сочится водяной капелью. Тропа в этом месте раскисла, но у самого края обрыва оголилась щербатая полоска скалы, по которой мы, с большой осторожностью, стараясь не смотреть вниз, пробираемся вперёд.
Миновав опасный участок, выходим к новому препятствию: лавина, когда-то скатившаяся в обрыв, оставила здесь кусок своего хвоста. Высота снежного покрова больше метра, но снег уже утоптан теми, кто прошёл здесь раньше нас. Края снежного языка обтаяли и из-под него течёт талая вода, ручейком убегающая вниз. С трудом взбираемся наверх, и, утопая в снежной каше по щиколотку, продолжаем свой путь.
Вскоре тропа становится шире, обрыв заканчивается и преходит в крутой горный склон, усыпанный скальными обломками. С другой стороны к тропе вплотную подступают невысокие скалы, поросшие кустарником и карликовыми соснами.
Наконец, мы выходим к цели: крутой двухсотметровый откос переходит в пятидесятиметровую гранитную стену, протянувшуюся почти на километр. Это и есть Кампенванд.
Верх хребта изломан так, что напоминает зубы сказочного дракона. Подобраться поближе невозможно: весь склон укрыт снегом!
...Издали разглядываю стенку и склон. И вдруг...
Что это?
Показалось?
Припадаю к окуляру камеры: так и есть! По глубокому снегу, от стены идёт связка альпинистов. Осторожно, зигзагами, обходя опасные участки, они медленно движутся вниз.
Сразу вспомнился Василий Суриков со своей картиной «Переход Суворова через Альпы».
Думаю, соврал художник, изобразив солдат во главе с фельдмаршалом, съезжающими на пятых точках с горы. Это вам не с Воробьёвых гор катиться. Здесь всё серьёзно! Разбиться даже на небольшом склоне – раз плюнуть! Поехал снег под ногами, не успел напарник закрепиться, вот и поминай, как звали!
Но, как бы там на самом деле ни было, память о себе Суворов оставил в Альпах навсегда: в Австрии его чтят, как национального героя.
Поднимаю взгляд – в сиреневом небе, угнездившись на самом краю хребта, парит в высоте огромный стальной крест!
Появление его связано с не совсем обычной историей.
...После Первой Мировой, жители небольшого горного селения Хёзельванг решили поставить здесь крест в память о погибших земляках, что и было сделано в 1923 году. С большим трудом альпинисты смонтировали на самом верху крест. Он был деревянный, и, от попадания молнии во время грозы, однажды сгорел. В 1951 году жители той самой деревушки, - а их тогда было всего 830, - решили увековечить память жертв теперь уже двух Мировых войн.
Были собраны деньги и изготовлен новый крест. Этот крест считается самым большим в Баварских Альпах: его высота 12 метров, а весит он 54 центнера и виден невооружённым глазом на расстоянии 20 км! Поднимали на гору и монтировали его вручную, без применения механизмов. По праздничным дням здесь царит волшебная феерия: в ночном небе, на высоте почти 1800 метров, горит огромный крест!
...Оборачиваюсь на шум, доносящийся откуда-то сверху. Метрах в тридцати, чуть ли не задевая верхушки скал, проносится звено вертолётов Бундесвера. Оно и понятно: неподалёку стык трёх бывших границ – Германии, Италии, Австрии, и, хотя формально границ уже не существует, патрулирование, а заодно и отработка задач, проводятся ежедневно.
...Внимание привлекает необычное сооружение. Летнее жилище местных пастухов, - приземистый домик, сложенный из огромных валунов и кусков базальта, с маленькой дверью и иконкой Богоматери над ней.
Необычность постройки заключается в том, что строители примостили домик между двух скальных пластов, вставших в этом месте «на ребро». Такому домику, да с такой защитой не страшны ни ветры, ни снежные лавины!
...Я уже писал выше о том, как мы во второй раз за один день встретили ещё один образец экстремальной немецкой предприимчивости: на краю маленького плато, сплошь покрытого жёлтыми полевыми цветами, устроилось дощато-бревенчатое, потемневшее от времени сооружение с гордой вывеской «Гастхоф», что по-русски означает «Отель».
Снаружи, под большим зонтом – два выносных столика; один уже занят: средних лет пара принялась за еду. Дама пьёт кофе и от души затягивается сигаретой, мужчина расправляется с яичницей и потягивает пиво из литровой кружки.
Чуть дальше, уже на самом краю плато, там, где оно круто обрывается в сторону озера, стоит часовенка, срубленная из тонких сосновых стволов. Сбоку от неё – деревянный крест под резной жестяной крышей. На кресте – распятый Иисус, под ним ещё одна фигурка, отлитая из бронзы – Дева Мария с младенцем на руках. Часовня и этот крест стоят в память о тех, кто погиб в Альпах. Присаживаемся на скамью перед часовней и молча сидим, отдавая дань памяти тем, кто не вернулся из гор.
...Через час начинаем путь назад, к верхней станции подъёмника.
Только сейчас я почувствовал, как гудят ноги, непривычные к ходьбе по горам. Но, душа поёт! Ещё бы: столько впечатлений, столько эмоций, столько снимков!
...Спустившись, идём пешком на железнодорожную станцию, - благо, она всего в трёх километрах от нижней станции подъёмника.
По пути попадается совершенно пустой в это время гаштет: посетители придут вечером, а пока хозяйка развлекает себя разговором с официанткой.
Присаживаемся за один из столиков во дворе и делаем заказ. Зюля довольствуется чашкой кофе, мне приносят местное пиво «Хольцкирхнер» (Деревянный причётник). Название странное, но пиво отменное: холодное, бочковое, с тонким привкусом хмеля.
Как впрочем, любое баварское!
Отдохнув, бредём дальше. Оживление наступает внезапно: из ворот чьего-то дома медленно выплывает огромный кабриолет! Блестя бежево-белыми боками и сверкая хромом, Mercedes-Benz 300 выпуска 1958 года тормозит, давая нам возможность пройти. Мы с Зюлей восхищённо цокаем языками, показывая всем свои видом, что нам нравится этот раритет.
Хозяин машины, – толстый, добродушный бауэр, – доволен произведенным эффектом:

-Эту машину я восстановил своими руками, – говорит он и приветливо машет рукой.
...Поздним вечером смотрюсь в зеркало, не понимая, отчего мне так хреново. В нём я вижу незнакомого мужика с воспалёнными белками глаз и пунцово-красной кожей рук и лица. До меня «доходит»: это я, дотла сгоревший под «ласковым» горным солнцем!

Глава седьмая:
Пиво решает всё!

Этот день не обещал стать необычным: всё та же морось с самого утра, всё те же тяжёлые, с серо-сизым подбрюшьем облака, опухшие от накопившейся в них влаги; так же, как и вчера, на минутку выглядывает солнце: посмотрит вниз, на раскисшую землю, на непричёсанную, примятую траву, и, не услышав привычного птичьего щебета, быстро уходит восвояси, словно говоря этим: «я вернусь к вам лишь тогда, когда закончится это мокрое безобразие!»
Да, лето в этом году подкачало!
...Раздумывая над каверзами природы, стою у открытого окна и слушаю, как шелестит дождь.
«Конечно, - думаю я, - был прав тот, кто написал ставшее крылатым выражение: «У природы нет плохой погоды, всякая погода – благодать!».
«Пусть себе идёт, - философствую я, - пусть досыта напьются этим летом трава и деревья, пусть будет хорошим урожай у крестьян, пусть они вовремя соберут всё то, что выросло, выкормилось на тучных лугах, стало молоком, колбасой, мясом...»
Добрый я в такую погоду.
Меланхоличный.
В такую погоду меня можно брать живьём голыми руками – сопротивляться нет сил!
В голове непривычно пусто. Идеи затаились, ожидая того момента, когда их воплощению будет способствовать настроение и (опять!) – погода.
Ещё вчера, строя планы, мы с Зюлей собирались съездить в Зальцбург: во мне, ещё с прошлого приезда, засела «idée fixe» - доснять одну из его старинных улочек, знаменитую на весь мир своими магазинными вывесками.
Конечно, можно снимать и в дождь, в этом тоже есть своя прелесть, но мне нужен свет; мне нужно, чтобы все эти вывески, прилавки, стёкла витрин заиграли золотом и серебром, чтобы они отражали и множили лица восхищённых прохожих, чтобы небо в узкой щели между крышами домов было синим-синим и на его фоне, в вышине, плыла колокольня храма Святого Власия, а за ней, на заднике этой воображаемой мною картины зеленел бы крутой бок горы Райнберг.
Ах, мечты, мечты!
Как часто, вместо того, чтобы воплотиться в жизнь, сделать нас чуточку счастливее и с удовольствием потерев потом руки, сказать: «Эх, хорошо-то как!», вы издали показываете неприличную комбинацию из трёх пальцев и удаляетесь прочь!
...А дождь всё идёт, и пресытившаяся земля уже не в силах её впитать. Хорошо сейчас тем, кто живёт на Канале!
Многочисленное утиное семейство деловито роется на каменистом мелководье, выискивая съестное, и, в ожидании подаяния, зорко поглядывает по сторонам: не идёт ли кто двуногий с кульком, полным засохших хлебных корок?
Засунув голову под крыло и став похожими на огромные чашки от чайного сервиза, дремлют на воде лебеди.
Шуршит камыш, потревоженный набежавшим откуда-то ветром, да вторит ему стук капель падающей с неба воды.
...Словно подслушав мои мысли, дождь внезапно прекращается.
Еще какое-то время продолжает капать с крыши: это стекают с черепицы последние струйки воды.
Несмело заговорил скворец, – разведчик погоды, – приглашая пернатую братию разделить с ним недолгое счастье наступившего затишья. И вот, уже зазвенел разноголосый хор, и, разбуженное птицами, выглянуло заспанное солнце, и уже через полчаса опять пошло-поехало: стало трудно дышать от водяных испарений и красный столбик термометра быстро пополз к отметке «30».
«Не попить ли нам холодного пивка?» - спросил я у себя, а вслух подумал:
-Зюля, хорошо бы было узнать, как поживает Фил.
Пока Зюля будет искать оставленную где-то «трубу», пока она будет дозваниваться и разговаривать, - вначале со своей племянницей Заей, а потом и с Филом, я расскажу вам, кто такой Фил и почему меня интересует то, как он поживает.
Не скрою, я испытываю чувство мужской солидарности, по-этому не взыщите, если в рассказе о том, что приключилось с Филом, вы почувствуете её присутствие.
...Вот уже третью неделю, как Фил отлучён от всех частей роскошного тела своей супруги.
Началось всё с того, что Фил стал вести здоровый образ жизни: он бросил курить!
На радостях, что продержался без курева целую неделю, Фил решил это дело отметить. Для этого нужен был «второй», который и был тотчас же найден в лице закадычного дружбана и соседа по имени Вовчик.
Так, как у Фила дела с трудоустройством временно не решались, а Вовчик, как глава какой-то фирмы мог себе позволить руководить ею из дома по телефону, то праздник жизни подзатянулся, и, когда пошла вторая неделя мужского братания, Зая не выдержала: она закатила Филу скандал!
Рассерженный Фил, обидевшись на непонятливую Заю, совершил непозволительную глупость: впервые в своей жизни он сел за руль в нетрезвом виде. И не просто сел, а с шумом хлопнул дверцей своей «япошки» и умчал в ночную мглу.
Можно представить, что перенесла в тот вечер Зая!
Фил же, покатавшись по городу и совершенно случайно никого не сбив и никуда не въехав, глубокой ночью вернулся домой, а встав ото сна, ничего из вчерашнего припомнить не смог.
В наказание за поездку в непотребном виде, а так же в целях профилактики раннего склероза на почве алкоголизма, Филу был заявлен решительный протест с перспективой развода, и, как вытекающее из этого правило – отлучение от жаркого Заиного тела.
Тогда Фил подумал и сказал:
-Ну и пусть! Разменяю одну сорокалетнюю на две двадцатилетние улучшенной планировки в разных концах города!
Обиженная таким поворотом дела, Зая ответила:
-Ты об этом ещё пожалеешь! – и хлопнула дверью спальни.
-Надо их помирить, - сказал я Зюле, узнав подробности этой ужасной истории.
И вот, сегодня, припомнив всё, я произнёс:
-Зюля, хорошо бы было узнать, как поживает Фил.
Из разговора Зюли с Заей стало понятно, что Зая томима нехорошими предчувствиями, а Фил не прочь проветрить свою машину.
На том и порешили: через час встречаемся и едем в Прин.
Зачем? – спросите вы.
А просто так.
Попить пива.

Послесловие

Конечно, лето ещё не кончилось!
И у тебя, мой читатель, и у меня, я надеюсь, будет в этом году ещё немало безоблачных дней.
У кого-то впереди отпуск и мечты о тёплом море и белом песочке пляжа, ещё не загаженного некультурными гражданами, у кого-то море работы и перспектива стать начальником отдела.
Кто-то собирается закончить ремонт,и, наконец, зажить как все приличные люди, а у кого-то (и их абсолютное большинство), есть одна заветная мечта, которая, может быть, исполнится этим летом, несмотря на плохую погоду: они хотят быть счастливыми.
Чтобы все домашние были здоровы, чтобы дети выучились, чтобы у всех была работа и зарплата вовремя, а не за прошлый год, чтобы в стране был мир и спокойствие, и чтобы по радио чаще передавали ту песню, в которой есть такие добрые и такие умные слова:

У природы нет плохой погоды -
Каждая погода благодать.
Дождь ли снег - любое время года
Надо благодарно принимать,
Отзвуки душевной непогоды,
В сердце одиночества печать,
И бессонниц горестные всходы
Надо благодарно принимать,
Надо благодарно принимать.

Бавария
Лето 2009г.

© Юрий Берг, 2010
Дата публикации: 14.04.2010 22:58:00
Просмотров: 3470

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Кира Ратова [2010-04-18 19:24:59]

Интересно. Правильно всё, размеренно, немного пресновато, перчика бы добавить слегка , какой-нибудь Лезининщины что-ли???. Вообщем, Берговщинки не доложили. ИМХО))))))

Ответить