Детские шалости

Джон Мили

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 14112 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Я – известный, можно даже сказать, знаменитый писатель, автор многих и многих книжек. Работаю, в основном, в жанре кровавого триллера, хотя сам по себе человек очень спокойный и уравновешенный. Те, кто меня знают, знают и
то, что я, что называется, и мухи не обижу. Дети мои выросли и, как водится, разъехались кто куда, а мы живем себе с женой тихо и мирно, никого не трогаем. Доходов от моей писательской деятельности хватает с головой (популярность моя такова, что рукописи из рук рвут и печатают прямо «с листа»); помогаем своим отпрыскам, покупаем им машины, квартиры и дачи; слава Богу, внуков уже с пяток и ожидается еще прибавление. Собственно, с этим прибавлением и связано было то, что, не успев закончить очередной роман, и не отдохнув как следует, я согласился на следующий. Издательство богатое, очень просили; а среднему сыну надо расширяться. Почему нет, думал я, садясь за работу, от меня не убудет. Фантазия с детства буйная, может быть, даже чересчур; подпущу им побольше кровушки, оченно будут довольны.

Дело как-то сразу не пошло. Умудренный долголетним опытом, я не слишком расстраивался. Так бывает: помучаешься с недельку-другую, а потом вроде
как из фонтана прыснет, в месяц управишься. Но прошло уже больше месяца, а – ничего: как заперло, ни тпру, ни ну!.. Сроки меня сильно не поджимали, время было; однако... хотя бы начать что ли. Каждое утро я исправно садился к столу, набрасывал какую-то чушь, а ближе к вечеру так же исправно рвал написанное. По мере того как шли день за днем, внутри начинало нарастать раздражение, на себя, разумеется; я уже с тревогой думал о том, что, кажется, не надо было браться. Эта, пока еще глухая, тревога привела меня к тому, что однажды, после очередной и опять неудачной попытки взять роман приступом, я попробовал использовать свой старый приём. Он состоит в следующем: берется любое свое, отвергнутое по каким-то причинам, старое произведение и видоизменяется; при этом додумываются какие-то мысли и мыслишки, у переименованных героев по-новому сводятся концы с концами, и в таком, желательно, малоузнаваемом, виде оно вновь предлагается издательству.

Я поковырялся в пыльной стопке своих древних рукописей. Все – барахло:
ранние, чуть ли не юношеские повести, рассказы, новеллы. С такими, я знал, работать бесполезно - наивняк и очень сырые, все равно ничего не сделаешь. Расстроенный, вытащил одну, самую тоненькую, от нечего делать открыл, решив проглядеть. Постепенно вчитался и так, не отрываясь, дошел до конца.
Речь в написанном лет сорок назад рассказе шла о мальчике и девочке. Сначала они хорошо учились, помогали отстающим и непрерывно совершали добрые дела, по типу тимуровских, а также конфликтовали со своими косными и узколобыми родителями; потом выросли, полюбили друг друга и нечаянно согрешили; от этого неумышленного поступка у них должен был родиться ребенок, но родители настояли на аборте, а добрая (или злая?) тётя в больнице их переубедила, и они, в результате, вместе сбегают из дому, где-то в степях работают и рожают дитя. Далее, дитё себе растет, а они живут в любви и согласии, пока не появляется третий – негодяй и подлец. Он обманом завладевает сердцем красавицы и рушит дружную семью. Через много-много лет терзаний да страданий, в течении которых у их первенца появляется сводная сестра, а потом и два брата, а неутешный поначалу отец, в свою очередь, женится вновь и рожает дочь, они случайно встречаются на Кубе (оба в командировке) и, уже, считай, пожилыми людьми, сходятся опять. Рассказ заканчивался тем, что, по возвращении домой, они узнают сразу о двух смертях: насильственной - подлеца и естественной, по болезни - второй жены, что, конечно же, разрешает затянувшийся моральный конфликт и объединенная семья живет себе дальше долго и счастливо.
Закончив читать, я чуть не прослезился от своей тогдашней молодой дурости; этот рассказ мог считаться ее образцом. Хотя... с другой стороны, выбирать-то не из чего, другие «произведения», я так подозревал, будут примерно такими же или еще хуже. Подумал-подумал, решил попробовать.

Создать триллер из явной галиматьи – задача не для средних умов. Я размышлял примерно в таком направлении, что теперь нужно бы оттолкнуться от обратного. Сохранив атмосферу и колорит тех давних времен, очень знакомых и, можно сказать, родных большому слою выживавшей уже из ума читательской массы - моих сверстников (некоторые куски очень даже и ничего, вполне жизненные), поменять знак и полярность героев. Кому-то, из тех, кто поумнее, будет откровенно смешно (такие пусть не читают), а большинству – очень даже и страшно. Это когда в запомнившейся им привычной и сонной атмосфере советского застоя по улицам городов забегают юные монстрики в пионерских галстуках, под разными лозунгами начнут втихую резать народ и пить кровь чужих младенцев; как потом они подрастут и, уже ненавидя друг друга, будут заниматься садистической любовью с применением специальных средств; как потом укокают своих косных и узколобых родителей (родители таковы везде и во все времена) и сбегут от ответственности в степя, где из самых зловещих намерений будут растить сына - еще большего, чем они, зверюгу; а потом, хитрым обманом завладев сердцем простого мужика, она превратит этого мужика в самого чёрта, который подожжет на хуторе все, что только горит, и заполыхает; и вот, в багровых отблесках пламени пляску святого Витта исполняют доярки и комбайнеры, а последних в этот момент насилует обезумевший от внутреннего бандитского раздрызга главный герой, оставшийся без партнерши... а на Кубе, куда он потом убегает от преследований за съеденную живьём собственную дочь, рожденную в кровосмесительном браке с собственной двоюродной сестрой, он встречает ее, убегающую от домогательств их сына-дьявола и его родившихся вдогонку братьев и сестер-дьяволят; там встречаются с Кастро – он жуткий злодей, и не расстается с автоматом...

Вытерев испарину с лысины – жуткие картинки так и метались у меня перед
глазами, - я решил передохнуть, и, в качестве подготовки к воссозданию бытового фона тех лет, вспомнить своих давно умерших родителей и семьи своих друзей, обстановку нашей тогдашней квартиры, нашу и другие домашние библиотеки, где пацаном я был счастлив, вечно среди своих любимых приключенческих и детективных книжек...
Я лег на диван, закрыл глаза и начал вспоминать. Но, как назло, вылезало совсем не то, что нужно. Ни с того, ни с сего я вспомнил, как, где-то в классе пятом-шестом, мучил пойманную мной на оконном стекле муху: отрывал ей лапки и крылышки, а потом, еще живую, жег горящей спичкой, а обугленный трупик буквально растер по полу. Затем почему-то вспомнилась и живо встала перед глазами та сцена, когда, примерно в то же время, мы с пацанами поймали в чужом и темном подъезде незнакомую девочку и, зажав ей рот, чтобы не орала, содрали с нее платье и трусики, и долго повсюду лапали, и я весь горел и сгорал, и тогда случилась у меня первая невольная эякуляция, и я замывал потом пятна под рукомойником, и случайно вошла мама, и внимательно так поглядела на меня, голого. А я весь дрожал, и ночами всё вспоминал эту девочку, вернее, ее тело, и не было стыдно, а хотелось еще, и я без устали блудил руками. А потом я встретил ее в кино, на почти что вечернем сеансе, она была с девчонками, и незаметно шел за ними, а когда они распрощались возле ее дома и она вошла в свой подъезд, расхрабрился, и нагнал ее там на лестнице, но тут где-то вверху стукнула дверь, я испугался и убежал... Потом я вспомнил этих здоровенных баб-уголовниц, которые жили рядом с городом в специальном посёлке, но без всякой колючей проволоки и охраны. Я специально пошел туда, поскольку кто-то уже ходил, и я слышал, что они там все голодные и хотят. Так оно и получилось: две проходившие мимо бабы увидели, как я на них смотрю, завели в свой барак и вроде как изнасиловали. Голые они были очень некрасивые: толстые и сиськи у них висели; но мне было все равно; и они сначала пихали мне свои сиськи в рот и заставляли гладить их между ног, а потом перевязали мне яички моим же пионерским галстуком, и сами брали в рот, и чмокали, а я весь горел, истекал, и внизу был весь мокрый, но хотел еще и еще. А потом вошла еще одна, совсем уж старуха, сказала: «бабы, я быстренько», нагнулась и засунула себе в попу; было уже неприятно, но я закрыл глаза, и вроде как ничего. Помню, долго потом внизу всё болело, но я ходил гордый, что настоящий мужчина, и рассказывал ближнему кругу. Больше, правда, туда не ходил, ходили другие, а один пацан, говорили, вот так, то есть, от этого самого, взял да помер.
Нет, странные накатили воспоминания, и, главное, чередой, подряд, и прервать невозможно... Как, будучи с другом в гостях за городом, по просьбе старушки-хозяйки, его бабушки, убивал к ужину кроликов: он держал за уши, а я молотком по башке – бац!.. - кровь во все стороны – сразу отпрыгнуть надо, чтобы не измазаться, - и готово; ел потом тушёную крольчатину, было вкусно... Как в
пионерлагере воровали у местных и давили цыплят: берешь так за тоненькую шейку - пищат, резко так поворачиваешь - хрясь!.. добро бы сожрали, а то так они и протухли в земле, куда, умники, закопали до вечера... А еще, на пруду камнями забили утку; она орала как резаная, а мы швыряли и швыряли, пока я не попал ей прямо в голову и она не затихла посередине; всё равно нам ничего не досталось, никто не полез в этот гнилой пруд, потому что там вроде бы водились змеи... Еще... Еще, в седьмом классе затравили новенькую, переведенную к нам из другой школы. Она была какая-то недоделанная, то есть, чересчур молчаливая и стеснительная, и мы ее за это обзывали «псишкой» и не давали проходу, толкали, щипали и ставили ей кляксы в тетрадки; а она все сносила, а потом, действительно, попала в психушку... А в старших классах, когда уже вовсю курили в уборной, забежавшего туда пятиклашку решили тоже научить, а он не хотел, плакал и отбивался; тогда сделали так: двое держали, а двое под хохот пускали ему дым прямо в рот и в нос, покуда он чуть совсем не задохнулся, посинел весь от жуткого кашля... Еще... Ох, много было еще всяческих гадостей и мерзостей. И все это только в детстве. В юности, вспомнить, и того чище, а в молодости – уж совсем... Почитай, только с началом, так называемой, поры зрелости дело пошло на спад; хотя и тут случалось, да еще как... крупняк: предательство и подстава.
И я так подумал: чего я буду со своими дурацкими пионерами затеваться? Опишу лучше свои личные похождения; читателям, может, станет понятно, а заодно, надеюсь, и страшно: сколько же всего грязного за свою жизнь успевают натворить, так называемые, в их глазах, «благополучные» люди, в большинстве своём точно такие же, как они сами. Да, страх этот особого рода, вечный страх саморазрушения личности, но он будет, пожалуй, посильнее да подейственней для души, чем глубинный и постыднейший интерес к чужим крови и смерти.
Короче, пролистав свою жизнь и отобрав наиболее показательные эпизоды своих морально-нравственных падений, я начал писать. Неожиданно оказалось
интересно заниматься своеобразным мазохизмом, находить и вскрывать как собственные застарелые гнойники, так и толком еще не затянувшиеся, относительно свежие и потому чрезвычайно вонючие раны. Я работал не покладая рук; и вскорости первая часть автобиографического романа, которую я, пока условно, назвал «Детские шалости», была готова, я отослал ее в издательство.

Через несколько дней они заявились ко мне домой, и, потрясая моей рукописью, сказали... Боже, чего только я не наслушался! Что, дескать, я изменил себе и что текста слабее у меня еще не было. «Где убийства, - они спрашивали, размахивая руками, - где кровь? где большая кровь?.. Где те страхи и ужасы, коими всегда отличался и знаменит?.. Что за жалкие потуги на морализаторство, совершенно не уместные в жанре...» Они кричали, ломали и воздевали руки. Они увещевали и давили на мозг. Они издевались: неужто, мол, сам Достоевский?.. а может, Толстой и иже?.. Закончили тем, чтоб сейчас же, немедленно. А то - оргвыводы: неустойка, и все такое...
Я разозлился, я разозлился страшно. «Ах, так, уроды... – орал я на них, когда ушли и я, вне себя от ярости, находился один в кабинете, - значица, вам нужна кровь? Опять, значица, убийства и нечеловеческое насилие во всех формах. Хорошо же, вы получите их...»

Я тут же снова сел за работу. Для писателя моего уровня не составляло ровным счетом никакого труда переделать и приспособить уже написанное под кого (или, скорее, под что) угодно.
Так, в ситуации с мухой, перед тем как сжечь, я совал ей в гипотетическое влагалище заостренную ножом спичку. В сцене с девочкой мы волокли ее на
чердак, привязывали, и, за неимением в стае хотя бы одного полноценно стоящего члена, предлагали ее случившемуся здесь грязному бомжу, а потом все вместе убивали. На жирных спинах баб-уголовниц я при каждом половом акте ставил ножом по жирному же кровавому кресту, а по окончании процесса отрезал у них сиськи. Кроликам перед смертью выкалывал глаза. Еще живую утку начинял динамитом и на веревке подводил к стоящей в пруду, в надводном положении, подлодке председателя вражеского колхоза. Будучи единогласно избранным главарём школьной банды малолетних убийц, я приказал затравить «новенькую» сворой собак, а скрыть ее труп нам помогали школьный сторож, вечно пьяный дядя Паша, и его любовница, завуч по учебной работе, моя несравненная учительница русского языка и литературы Настасья Филипповна... Первая часть романа заканчивалась зверским изнасилованием, а затем убийством пятиклассника Петеньки Иванова, в свои относительно небольшие годы уже законченного филиппинского шпиона и наркомана, со своей голопузой шайкой конкурирующего с нами в торговле женским мясом (а также марихуаной, предметами искусства и обогащённым ураном) на Запад.

Они примчались, как только я им позвонил. Хоть и торопились, читали здесь
же, запивая приготовленным женой, по моей просьбе паршивым, кофе. По мере
прочтения их довольные лица расплывались все больше и больше. «Здорово, как раз то, что нужно, - весело сказали они, оторвавшись. – Только одно пожелание: перед кончиной Петеньку надо бы расчленить».

© Джон Мили, 2014
Дата публикации: 16.12.2014 22:20:51
Просмотров: 2671

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.