Креветки на обед

Маргарита Крымская

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 24685 знаков с пробелами
Раздел: "Отнюдь не прозаическое"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Памяти Александры Б.

Александра была одной из тех немногих моих подруг, с которыми у меня образовалась беспрерывная внутренняя связь, не зависящая ни от времени, ни от частоты общения, кое неизбежно, в связи с тем, пятым и десятым, могло прерываться на месяцы, а иногда и на годы. У нас никогда не возникало нужды посвящать друг друга в каждодневные радости и печали, и мы обе это ценили, ибо этих радостей и печалей за день накапливалось столько (ох уж эта бурная актёрская жизнь!), что, если бы мы поддавались искушению систематично ими делиться, у нас не оставалось бы никакого времени ни на других людей, ни на себя. Но когда мы всё-таки выбирали момент, чтобы увидеться и поговорить, этот момент незаметно превращался в резиновый шар и раздувался до размера или нескольких часов, или целого дня, или даже недели. И вот тогда... град всевозможных новостей и праздник душевных секретов приобретали такой масштаб, что, казалось, жизнь состояла из них и только из них.
В одно субботнее утро я проснулась с мыслями об Александре, явившейся ко мне во сне. Впрочем, она явилась не одна, а вместе со своими детьми: двадцатилетним сыном Антоном и двенадцатилетними близнецами Ильёй и Анной. Я отчётливо видела их стоящими в церковном холле, где совершался обряд венчания Антона с его суженой Натальей (что в реальности имело место несколько месяцев назад), которые почему-то были одеты отнюдь не в светлые тона, соответствующие данному обряду, а во всё чёрное. К тому же, священник, как оказалось, не венчал их, а заунывным голосом отпевал их отлетевшие к богу души.
- Прекратите! Ради бога, прекратите! Это же свадьба, а не похороны! – возмутилась Александра, и, буквально набросившись на священника, начала неистово трясти его за плечи.
Но священник, спокойно отодвинув её в сторону, продолжал совершать свой печальный ритуал. Испуганные и недоумённые глаза Александры обратились за поддержкой к глазам брачующихся, но они, эти две пары счастливых глаз, были сосредоточены на маленьком отверстии в высоком церковном потолке, из которого тонкой струйкой сочился розово-фиолетовый свет, падающий прямо на Александру. Она невольно взглянула вверх и, будто мгновенно обожжённая этим розово-фиолетовым лучом, закричала не своим голосом...
Я лежала и думала об этом нелепом сновидении, пытаясь воспроизвести детали и расшифровать их скрытые значения. Но меня отвлёк телефонный звонок, которому я ничуть не удивилась: звонил ни кто иной как Александра. В её голосе не улавливалось ни тревоги, ни боли, причинённой какой-нибудь ужасной катастрофой, которая, как мне казалось, вполне могла бы быть причиной того, что мои восприимчивые подсознательные рецепторы нарисовали, как следствие, такую странную ночную картину.
- Надеюсь, ты сегодня не занята, - сказала она совершенно ровным голосом. – Надеюсь, потому что у меня сегодня на обед – креветки. Приедешь?
Упоминание креветок, любительницей коих я была с давних пор, вызвало во мне не только обильное слюноотделение, но и желание расхохотаться (чего я не сделала, на всякий случай), ибо значение того, что я увидела во сне, в одно мгновение перестало быть скрытым.
«Ну, конечно! – подумала я. - Самые настоящие похороны креветок! Они же такие розово-фиолетовые! Вот она, истина!»
- Что за глупый вопрос! – воскликнула я, сглатывая слюну.
- Ну, вот и отлично, - сказала Александра, абсолютно точно знавшая, что происходит на другом конце провода, и выдавшая это знание маленьким смешком. – Приезжай к полудню. Поедим, поболтаем. Есть о чём.
В полдень, ни секунды не заставляя меня ждать у входных дверей большого загородного дома, уже пропахшего обещанным обедом, Александра материализовалась на пороге и затрясла меня за плечи почти так же, как священника в моём сновидении.
- Ты просто негодяйка! Только креветками тебя и можно заманить!
Мы обе расхохотались и обнялись. Однако, в хохоте Александры я уловила что-то неестественное, натужное. Пока мы шли через дом, чтобы выйти в сад, я отметила, что она изрядно поседела и выглядела намного старше, чем несколько месяцев назад, на свадьбе Антона, и что её большие голубые глаза утратили присущие им искорки игривости и стали серыми и заметно опухшими, как бывает после продолжительного употребления алкоголя или недельной бессонницы в сочетании с неуёмными рыданиями.
- Ты в порядке, Саш? – осторожно спросила я.
И действительно осторожно, ибо знала, что, несмотря на пошаливавшее сердце, к своему здоровью Александра никогда не относилась серьёзно, и подобные вопросы её не только раздражали, но и могли спровоцировать лавину гнева, спастись от коей было возможно только бегством. А бежать, естественно, никуда не хотелось!
- Я знаю, что плохо выгляжу, - ответила она, встретив мой вопрошающий взгляд своим, суровым и предупреждающим. – Я просто устала. Дети до понедельника у папаши, так что у меня есть время прийти в себя.
Мы вышли в сад и сели за стол, приветствующий нас бутылкой белого вина и двумя салатницами с варёными креветками, которые пахли так аппетитно, что я тут же забыла обо всём на свете, кроме салфеток, спасающих мою одежду от неизбежных брызг и перевоплощения аппетитного запаха в самую обыкновенную вонь.
- Я знала, что ты не откажешься от приглашения, - сыронизировала Александра, разливая вино по бокалам, и в её глазах мелькнули те самые искорки, которые ещё минуту назад казались погасшими навсегда и на крючок которых, как я была уверена, ловился любой нормальный мужчина с нормальным зрением. Но искорки резко уступили место прежней суровости: - Хочу кое-чем с тобой поделиться. Ты единственный человек, который меня не осудит. Уверена в этом.
Некоторое время трапеза проходила в полном молчании, что меня начинало беспокоить, ибо Александре не были присущи такого рода паузы перед бомбардировкой новостями, будь они о её новом любовнике, или об очередной жестокой схватке с её бывшим мужем, разозлённым её просьбами о финансовой помощи детям, или... Чего бы ни касались эти новости, они обрушивались на меня без промедления! Но на этот раз – не медлила только растущая гора креветочной шелухи. Заподозрив недоброе и то, что новости касались более важных вещей, чем бывший муж или какой-нибудь «свежий улов», попавшийся на её роковой крючок, я решила начать разговор первой и спросила как бы между прочим:
- Ну, так что там за новости? Кого-то встретила?
- Да, - ответила она так, как будто ожидала этот вопрос.
«Ох ты, господи, как же я ошиблась! – подумала я. – Вся эта серьёзность... А она просто-напросто влюблена!»
Мне хотелось улыбнуться, ибо я, как всегда, от всей души радовалась за подругу, но, встретившись с её хмурым взглядом, отложила эту затею до лучших времён. Так же, как и салатницу с недоеденными креветками, которые вдруг показались мне несвежими и горькими. Я откинулась на спинку стула и молча начала ждать, когда же, наконец, Александра освободит меня от роящихся в мозгу всевозможных догадок, а себя – от какого-то тяжёлого душевного груза, который всё больше и больше становился очевидным.
- Ладно, - начала она. – Обещай, что не будешь меня перебивать и не скажешь ни слова, пока я не закончу рассказ. И, самое главное, перестань на меня пялиться! Просто слушай.
Возражений с моей стороны, конечно же, не последовало, ибо я всегда знала, что мои пронизывающие насквозь глаза могут заставить человека чувствовать себя по меньшей мере неуютно. Обратившись в слух, я рассматривала креветочную шелуху, этикетку на бутылке вина, поверхность стола и всё, что попадалось на глаза, но только не лицо Александры, которая, тяжело вздохнув, начала свой рассказ...

«После того, как Антон с Натальей поженились, я предложила им жить здесь, со мной. Дом большой, места хватает. К тому же, я была не в состоянии даже представить, как я смогла бы жить, не видя Антона каждый день. Ты же знаешь, как я его люблю!
Наталью я тоже полюбила, и сразу. Хорошая девочка. Учится на психолога. Мы с ней очень много разговаривали, о жизни, о людях, о ней, обо мне. И, знаешь, она увидела во мне гораздо больше, чем другие. И поняла меня гораздо лучше. Не знаю, почему. Возможно – приобретённые знания, а возможно – врождённая интуиция. Я никогда об этом не говорила, но она уловила, как мне всё-таки тяжело без сцены и нашей нормальной актёрской жизни! Такая юная... но поняла без лишних слов, как больно осознавать, что жизнь моя уже почти на исходе, а я не добилась ничего, кроме уважения соседей за хорошо воспитанных детей. Она угадала, что, при всей моей любви к ним, в глубине души я мечтала вырваться из клетки обязанностей, в которую добровольно сама себя и заключила, и полетать, хоть немного, хоть какое-то время...
И вот однажды, она мне рассказала о своём дальнем родственнике, её тётки двоюродном брате, или что-то в этом роде. Он приблизительно моего возраста, актёр, режиссёр и драматург. Григорий. Наталья предложила пригласить его в гости и подружиться. Сказала, что наверняка у него в коллекции есть какая-нибудь пьеска для двоих, и мы с ним могли бы сделать спектакль. Я подумала, что это блестящая идея! Наталья очень обрадовалась моему воодушевлению, и мы начали обговаривать детали этой будущей встречи. А потом она сказала мне, очень осторожно, что плохо только то, что Григорий – гомосексуалист. На это я рассмеялась, потому что влюбляться в мои планы не входило. К тому же, как мне казалось, с таким мужчиной гораздо легче работать. А это всё, чего мне тогда хотелось.
Через пару дней Григорий переступил порог этого дома. Красивый, умный, и фантастически обаятельный! А главное – мужик мужиком! Если бы не знала, никогда бы не угадала в нём смену ориентации.
Он принёс несколько своих работ, и мы остановились на одной пьеске для двоих. Очень смешная вещица, о том, как «гомик» серьёзно влюбился в женщину. Роль для меня оказалась просто потрясающей! В общем, начались ежедневные репетиции. Репетировали по пять или шесть часов в день, а потом ужинали, разговаривали о пьесе, о жизни, о том, о сём. Иногда Григорий оставался на ночь. Слава богу, свободных комнат хватает. Как же я была счастлива, что он появился в моей жизни! Я снова ощутила себя живым человеком, а главное – актрисой!
А через какое-то время... произошла большая неожиданность. В одну ночь, когда мне никак не удавалось заснуть, я сидела на кухне, пила вино и думала о наших репетициях. Понимаешь, три четверти действия заключались в том, что он... ну, как сказать... трогал меня руками. Мне это доставляло удовольствие. Да. Но суть в том, что ему – тоже! Я это заметила. И вот тогда, на кухне, я начала представлять себя с ним, в постели... Фантазировала, а потом анализировала эти фантазии. И понимала, что они рождаются отнюдь не от того, что происходит в пьесе, а от отношения Григория ко мне. Я ему явно нравилась! Я чувствовала, и даже была уверена в том, что у него, как это ни странно, возникали такие же фантазии и желания, как и у меня. И я всё больше и больше в этом убеждалась, когда смотрела ему в глаза, на репетициях и после...
И вот, в одну ночь, когда он остался в доме, я больше не смогла сопротивляться своей природе и пошла к нему. Он не спал. Я села на краешек кровати и... представь себе, начала болтать всякую ерунду! Говорила, говорила, безостановочно. Мне было не столь важно, о чём я говорю, сколь то, что я просто сижу рядом с ним. Я вдруг ощутила себя глупенькой девчонкой, школьницей, которая впервые оказалась наедине с нравящимся ей мальчишкой. Со мной такое было только однажды: когда я встретила Роберта. И вот тогда, наблюдая за собой со стороны и слыша всю ахинею, вылетающую из моего рта, я отчётливо поняла, что пришла к Григорию не за сексом. Секс оказался ни при чём. Я просто влюбилась, по-настоящему... Я продолжала говорить, и в полутьме видела его чувственные губы. Он улыбался, то ли мне, то ли моей детской наивности. И ни разу ко мне не прикоснулся. Я даже ощутила, что ему неприятен мой ночной визит. Но, ощутив это, я не смогла себя заставить встать и уйти. Вместо этого, я расплакалась и рассказала ему и о своих еженощных фантазиях, и о своих чувствах к нему. Не знаю, на что я надеялась. Наверное, на то, что он за несколько минут перевоплотится в нормального мужика и объявит мне о своей любви! Ну, как же, я ведь такая неотразимая! «Гомик» или нет, никто не может устоять против моих чар!.. Какая дура...
А он сказал, довольно сухо: «Александра, послушай. Я буду откровенен. Ты меня сейчас очень сильно напрягаешь. Давай сделаем так: или ты сейчас уходишь в свою спальню и мы забываем обо всём, что сейчас произошло, или нашей дружбе наступает конец. Будет жаль, если ты выберешь второе».
Я, конечно, расплакалась ещё сильнее, но встала и ушла. А наутро мы вели себя так, как будто ночью ничего не случилось. Дети ничего не заподозрили, слава богу. Но Наталья... Она не проронила ни слова на эту тему, но я читала в её глазах, что она всё знает, понимает и не одобряет сложившуюся ситуацию. Возможно, она что-то случайно услышала в ту ночь, а возможно – просто догадалась. Умная же девочка.
Наши репетиции продолжались. Совместные ужины и ночёвки Григория тоже. Но в его комнату с тех пор я ни разу не вошла. Ещё чего! Мне хватило позора, и с лихвой!.. И всё же, могу поклясться, когда я смотрела в его глаза, я видела в них любовь. Нет, не обыкновенную земную любовь, включающую в себя похоть, а то светлое чувство, которое... которое можно сравнить только с любовью к богу! Оно – за гранью понимания, понимаешь? Слов для такого чувства нет. По крайней мере, у меня. Боже, как он на меня смотрел!..
Была суббота, около полудня. Мы с Григорием были погружены в репетицию, как обычно, близнецы мои занимались математикой, а Наталья готовила обед. Только Антона не было дома. Он поехал на машине к другу, за вином. Я никогда особо не вникала в его дела, но знаю, что они занимались импортом, и Антон каждые две недели привозил домой ящик вина, для нас. Ну, вот. Через какое-то время обед был готов, и мы все собрались здесь, за этим самым столом. Догадайся, что Наталья приготовила... Креветки!
Мы сидели и спокойно обедали, разговаривали, смеялись, о чём-то спорили... И вдруг в доме зазвонил телефон. Плохие новости. Антон столкнулся с грузовиком. Машина – вдребезги, но он жив, в больнице. Состояние критическое. Естественно, мы бросили свои креветки и рванулись в больницу. Григорий поехал с нами. Он не отходил от меня ни на шаг, и не выпускал мою руку из своей. Когда мы приехали в больницу, к Антону нас не пустили, а только сказали, что он в коме, что травмы серьёзные (сломанная шея и потеря правого глаза) и что никто точно не знает, очнётся он или нет. Мы сидели там до полуночи, в надежде услышать хорошие новости. Но новостей не было, ни хороших, ни плохих, и нам посоветовали ехать домой, потому как Антону мы ничем помочь не могли, а себя изнуряли ожиданием и психозом. Зачем, когда ждать можно было и дома? Всё правильно. И мы уехали. Мне, конечно, очень не хотелось. Ты понимаешь...
Когда мы вернулись сюда, Наталья убрала со стола, а потом начала уборку на кухне. Наверное, чтобы чем-то себя занять и не плакать. А я, Анна, Илья и Григорий сидели здесь. Сидели в ступоре. Никто не разговаривал. Не знаю, который был час, когда зазвонил телефон. Мы, все кто сидел за столом, не шевелились. А телефон звонил и звонил. Я не выдержала и крикнула: «Наталья, сними трубку!!!» Но телефон продолжал звонить. Я встала и почувствовала, что у меня немеют ноги. Но до телефона всё-таки дошла. Наталья стояла перед этим звонящим ужасом на коленях и молилась. Я схватила трубку, а она быстро встала и пулей вылетела в сад, присоединившись ко всем остальным...
Когда я вернулась сюда, все, естественно, пялились на меня в ожидании новостей. Ну, что я могла им сказать? Я сказала, как есть: «Ну, что ж... Теперь нам придётся научиться жить без Антона».
Наталья завопила, как раненый зверёныш. Близнецы тоже. А я... Знаешь, стояла совершенно немая и опустошённая. Не могла поверить в то, что Антона больше нет. А с другой стороны, где-то на подсознательном уровне, радовалась этому. Потому что не хотела, чтобы он жил калекой. Вот так я стояла и стояла. И не ощущала ни-че-го. Не могла даже заплакать. Совсем. И тут... Григорий схватил меня на руки и понёс в спальню. В мою. Раздел меня, положил в кровать. А потом разделся сам и лёг рядом. Он не проронил ни слова. Сначала он гладил меня по рукам, по животу. А потом начал целовать. Сначала осторожно, нежно, а потом... Потом эта нежность перешла в такую страсть, что даже бревно не смогло бы не откликнуться! А я лежала именно таким бревном. Перед глазами у меня было не красивое лицо Григория, а лицо моего изуродованного сына. Вся его жизнь, от рождения и до... до конца, разворачивалась событиями, деталями... Но в один момент, когда Григорий уже лежал на мне, слившись с моей плотью, я как будто заставила себя собрать все обрывки памяти об Антоне, сложить их в прочный мешок и выбросить в пучину забвения... И мне вдруг стало так легко, и так хорошо. Я смотрела в любимые глаза и впитывала их живительный свет. Я ощущала каждый жест, каждое движение желанного тела, переходящее в прикосновение души к душе... И я стонала от удовольствия, и даже кричала. Мне было всё равно, услышит это кто-нибудь или нет. Я не думала об этом. Я просто наслаждалась жизнью, и чувствовала себя счастливой...
А на пороге моей спальни стояла Наталья, с почерневшим лицом, опухшая от слёз, и наблюдала... С отвращением, со злобой... Ну, конечно, её можно было понять. Она молода... Никакого ума и никаких знаний не хватит, чтобы постигнуть и правильно оценить происшедшее. А объяснять... зачем? Она стояла и стояла, как прикованная к порогу и к нашему с Григорием наслаждению...
После похорон Антона она сразу же переехала к своим родителям, и больше я её не видела и не слышала. Роберт решил, что с детьми нужно видеться чаще, и теперь забирает их к себе на выходные. А мы с Григорием возобновили репетиции, и через пару недель, думаю, спектакль будет готов.
Но дело не в этом. Понимаешь, Григорий ведёт себя так, как будто в ту ночь ничего не случилось! Я пыталась поговорить с ним об этом, разобраться, но он отмахивается. Говорит: «Не выдумывай, Александра. Тебе это приснилось. Я не мог сделать ничего подобного, тем более, в ночь смерти твоего ребёнка!» Почему от так говорит? Почему ведёт себя таким образом? Ты можешь объяснить? Он говорит и делает одно, а в его глазах... всё та же любовь. Я вижу это. И я не понимаю...»

Александра подождала, пока мои глаза закончат изучать всякого рода дефекты на поверхности стола и взглянут ей в лицо. Дождавшись, она молча возобновила обеденную трапезу. Я сделала то же самое. Однако, разделываться с оставшимися креветками мне было непросто: они всё время выскальзывали из моих заметно дрожавших рук.
«Неужели она действительно ожидает, что я сейчас буду обсуждать услышанное? – подумала я. – Неужели она думает, что я сейчас с лёгкостью начну разбирать и анализировать её сомнительные отношения с каким-то человеком, которого не знаю и который мне совершенно безразличен, после того, как услышала о смерти её сына, которого так хорошо знала?! А она не соизволила даже позвонить и сообщить...»
- Не суди меня, - перебила мои мысли Александра. – Да ты и не судишь, я знаю. Даже за то, что я до сих пор не пролила ни одной слезинки из-за Антона. Не знаю, почему так. Возможно, не было рядом правильной жилетки, чтобы поплакаться.
Мне стало стыдно. За то, что, вопреки уверенности подруги, я всё-таки её осудила. Мне стало стыдно за то, что я противилась моему натуральному желанию заключить её в объятья и стать той самой правильной жилеткой, позволив Александре выплакать всю свою боль, неимоверную боль, которую она одним махом втолкнула в своё сердце, ставшее тюремной камерой, ключи от которой были потеряны навсегда. Возможно, её физическая близость с Григорием в ту ночь была не более, чем умышленной потерей этих ключей, и он, умный человек, всего лишь помог её осуществить... Мне стало стыдно и за все слова соболезнования, которые я не говорила, но глотала вместе с креветками, кои несомненно являлись самым лучшим и самым ужасным напоминанием о той страшной ночи...
Когда наши салатницы, наконец, были опустошены, Александра проводила меня до входной двери. Я была уверена, что она не возражает против моей молчаливой задумчивости, ибо, зная меня давно и глубоко, она знала, что, прежде чем я приду к какому-то заключению, мне нужно взять паузу, чтобы всё тщательно проанализировать.
- Приезжай в следующую субботу, - сказала она, выпуская меня из дома, и в её глазах промелькнули те самые игривые искорки, которые всегда сопровождают мои воспоминания о ней и о нашей дружбе. – Мы будем одни, как сегодня. Роберт забирает детей с самого утра, а Григорий по субботам сейчас не приходит. Приезжай. Мне очень хочется услышать, что ты обо всём этом думаешь.
Она поспешно и как-то неуклюже поцеловала меня в щёку и захлопнула дверь.
Я стояла у двери, не в состоянии шелохнуться, разбитая вдребезги, как машина Антона. В моих висках стучало его испуганное сердце, предчувствовавшее смерть. И какая-то невидимая рука отчаяния, которое невозможно было собрать в прочный мешок и выбросить, всё сильней и сильней сдавливала мне горло... А когда мои глаза не выдержали, наконец, напора изнутри, рождённого осознанием величайшего горя Александры, и наполнились слезами, я развернулась и позвонила в дверь. На этот раз мне хотелось сделать то, что было необходимым: быть не просто слушателем и советчиком, а быть тем, кем я на самом деле являлась – настоящим другом. Я должна, обязана была стать той самой правильной жилеткой для Александры! И я звонила в дверь. Ещё и ещё. Но тишина по другую сторону говорила только об одном: дверь не откроется.
«Наверное, она больше не хочет разговаривать, - подумала я. – Наверное, устала...»

Ровно через неделю, субботним полднем, я набрала номер Александры, чтобы уточнить время моего визита. Но трубку, к моему удивлению, снял её бывший муж Роберт.
- А Сашки нет, - сдержанно сказал он. - Сашка умерла. В прошлую субботу. По крайней мере, так утверждают врачи. Обширный инфаркт, а скорую вызвать было некому. Я привёз детей только в понедельник утром, и нашёл её в коридоре, недалеко от двери.
Остальное я уже не слышала. Телефонная трубка упала на пол, и мысли разъярённым пчелиным роем загудели в моей голове:
«Кто, кто виноват? Я, которая не оказалась рядом, в день гибели Антона? Или Григорий, который своими объятьями не дал её боли в ту ночь выплеснуться криками и слезами? Кто? Кто?!! Или эти проклятые креветки со своим проклятым холестерином?!!»
В этот момент до моих ноздрей донёсся знакомый запах, и у меня пропала уверенность в том, что я не сплю.
«Нет, всё это – один большой кошмарный сон», - думала я.
Но мои ноги, не умеющие думать, машинально понесли меня в сторону этого запаха – на кухню. Мой муж сидел за столом и ждал, когда я присоединюсь к приготовленному им обеду.
- Сюрприз! – воскликнул он с такой довольной улыбкой, как будто сбылась его самая заветная мечта и он, следователь по профессии, раскрыл самое загадочное преступление из всех, какие когда либо имели место на нашей планете. – Я подумал, что мы давно не ели креветок, вот и решил тебя порадовать! Ну? Ты рада?
- Ну, конечно, - немедля ответила я, присаживаясь к столу. – Спасибо.
Я придвинула к себе тарелку и мысленно помолилась, чтобы мой муж, обычно занятый мыслями, связанными с работой, молча поглощал еду и не задавал мне ни единого вопроса. К счастью, моя молитва была услышана. Задумчивый и чем-то озадаченный, он методично очищал креветки от шелухи и забрасывал их в рот. А я... Я сидела и почти ничего не видящими глазами смотрела в свою тарелку. Пялилась, как любила говорить Александра. И пред моим взором представали не креветки, а совсем иное: счастливый Антон, венчающийся с Натальей; залитая кровью машина; изуродованное лицо двадцатилетнего мальчишки в гробу; лицо Александры в момент наслаждения близостью с Григорием; и её губы в минуту инфаркта, там, возле двери, приобретающие тот самый розово-фиолетовый цвет, какого была та струйка света, сочившегося из маленького отверстия церковного потолка...
Я встряхнула головой, чтобы сбросить это наваждение и вернуться в реальность. И в ней, в этой мерзостной реальности, я не увидела ничего, кроме груды варёных демонов, которые пялились на меня своими знающими, злыми глазками, насквозь пронизывающими мою осиротевшую душу...
К моему горлу подступило безудержное отвращение, породившее самые обыкновенные рвотные спазмы. И с тех пор к креветкам я не прикасалась.

© Маргарита Крымская, 2011
Дата публикации: 14.12.2011 20:59:17
Просмотров: 2219

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.