Картинки съ выставки. Опусъ 2. Ля-миноръ

Евгений Пейсахович

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 9388 знаков с пробелами
Раздел: "Картинки съ выставки"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

1

Патрофилий худел медленно, но неуклонно. Выглядел так, будто по ошибке надел кожу на три размера больше, а переодеваться не захотел. Прежняя его сокрушающая сила испарялась вместе с плотью – так же неуклонно, но быстрей, чем. Обещания-угрозы он уже не выкрикивал в пространство, а бормотал себе под нос, чтобы, не дай бог, никто не услышал.
Вожделена наблюдала изменения, происходившие с мужем, отстраненно, почти равнодушно. Изредка напоминала ему, что надо выпить прописанные доктором Глыбковым таблетки, но никогда не настаивала. Молча жалела только о том, что доктор чересчур добр и не в меру честен – наотрез отказался дать рецепт на мышьяк.
Она уже не раздевалась в присутствии мужа, часто бывала рассеянной, расслабленной или раздраженной не в меру, но на новость о новой работе Патрофилия – сторожем сутки через трое – почему-то среагировала оживлённо и весело.
Он не обратил внимания. Даже то, что Вожделена, собираясь утром на службу, стала намного тщательнее и дольше красить уши, его не насторожило. Пока, сидя перед старомодным трюмо, она макала кисточку в разные краски и рисовала узоры – одной рукой оттягивала ухо, другой рисовала, – Патрофилий однообразно повторял ей, как надо вести себя на улице. Каждое утро одно и то же. С малыми вариациями.
- Нож не забудь взять. На автобусе не езди, садись на трамвай, это безопасней. На остановке не стой – жди подальше и спиной к стене.
- Я всё давно выучила, - однообразно отзывалась Вожделена. – Дай мне спокойно уши покрасить.
Узоры становились всё сложнее, замысловатее, ярче. Закончив с ними, она двумя лёгкими движениями накладывала бледно-зелёные тени на ноздри и уходила не попрощавшись, словно Патрофилий был пустым местом. Глухо хлопала тяжёлой дверью. И замыкала её снаружи ключом: крумс! Потом лифт натужно, будто нехотя, открывался и, проглотив пассажирку, со слабым стуком затворялся.

2

В основном они играли в приём у врача.
- Я просто люблю свою работу, - объяснял Глыбков.
Двухэтажный кирпичный коттедж, доставшийся ему по наследству, стоял на отшибе, на краю города; добираться было не очень удобно, зато туда не долетали снаряды и не доносился рёв бульдозеров, которые крушили отвалами и утюжили гусеницами еду. К тому же, лаборатория, где Глыбков брал у Вожделены анализ крови, мазки, ставил уколы и клизму, находилась в защищенном бетонным перекрытием подвале, а там даже рычания танковых колонн с медикаментами не было слышно.
На первом этаже он только выслушивал её жалобы, слушал сердце и лёгкие, измерял давление, рост и вес. Там же ставил её в старый сломанный рентгеновский аппарат – Вожделене нравилось прижиматься упругой грудью к его холодной передней стенке и задерживать дыхание. Работа у доктора спорилась. Вожделена лихорадочно чувствовала себя посвежевшей и поздоровевшей.

3

- Вчера целый район без чеснока оставили! - возвышение, сложенное наспех из дощатых поддонов, было неустойчивым, и мужчине, высокому, белокурому, вполне себе моложавому, приходилось балансировать, будто приплясывать.
- Эка невидаль, - высокомерно отозвался из жидкой, особей в двадцать, толпы непонятного возраста мужичошка в мятом засаленном пиджаке. – У нас, бывало, как неурожай, так мы весь год без чеснока горе мыкаем. А тут ишь ты, городские. Каждый день им чеснок подавай да тувалеты разные.
- Брось, Ароныч, - прогудел из-за мужичошкиной спины полномасштабный, хотя и высохший слегка, и сгорбленный, селянин в коричневой вязаной куртке с неловко нашитой чёрной заплатой на груди, - чеснок у нас в этом годе сочный уродился, сладкий. А тут люди мучаются.
- Тебе, контрацептиву, лишь бы спорить, - рассердился Ароныч. – Ты, когда чесночные бунты случались, ишшо за мамкин подол держался. А тоже мне тут, сказки сказыват.
Их прервал запыхавшийся пацан лет двенадцати. Выбежал из подворотни дома с рыжей намокшей штукатуркой, достиг молча, затормозил сбоку от поддонов и недетским встревоженным басом заорал:
- Робя! Тутычки бесплатно толпятся! Тама плотют, за домами! Айда, робя!
Толпа заворчала, заворочалась, солидарно качнулась и, убыстряя шаг и переходя на бег, бросилась через улицу в подворотню. Завизжали тормозами машины и гневно прозвенел взбешенный трамвай.
Рядом с поддонами остановился прохожий – в просторных серых полотняных штанах, скрывающих мощные ляжки, и коротком светлом плаще, распираемом пузом. Опершись на трубчатую чёрную трость, он поелозил по лысине синей вязаной шапкой с помпоном, будто решил слегка отполировать кожу на черепе, и более объявил, нежели сказал:
- Лично я материально не связан, и если вам угодно, можете продолжать. Хотя и будучи на склоне лет обречён на одиночество, я всё-таки потолплюсь. Бесплатно.
И потрогал свободной от трости рукой короткую седую, срощенную с усами, бородку-клинышек, словно хотел убедиться, что никуда она с подбородка не делась.
Утратив аудиторию, оратор стремительно постарел, стал ниже ростом, расплылся лицом и оброс буроватой недельной щетиной. Балансировать на шаткой трибуне из поддонов ради одного слушателя ему не хотелось.
- Я ошибся, - объяснил он уныло. – Откуда мне было знать, что они приезжие? Вчера весь наш район оставили без чеснока – а этим хоть бы хны. Помогите мне слезть отсюда.
- Охотно, - пузатый перехватил трость, чтобы протянуть ее оратору в качестве опоры, но задержался и добавил. – Только с одним условием: вы не станете дёргать меня за усы.
- Торжественно обещаю и клянусь, - торжественно пообещал и поклялся помогаемый.

4

- Очень скоро ты станешь вдовой, - предупредил Глыбков. – А лицензии на лечение вдов первого года у меня нет. Мы не будем видеться целый год.
Вожделена с трудом выплыла из сумеречного состояния затянувшегося оргазма и потрепала свои белокурые груди:
- Это суровое испытание. Не знаю, выдержу ли я его. А ты не можешь получить лицензию?
- Нет, - Глыбков огорчённо потряс головой. – Мужчинам не выдают. Вдовы первого года – слишком лёгкая добыча. Они нуждаются в утешении – любой врач подтвердит.
- Может быть, мне с ним развестись? – предположила Вожделена.
- Не успеешь, - огорчил её Глыбков. – Твой муж чересчур изнурён мытарствами. И череп у него сильно деформирован. Долго он не протянет. Уже можешь заказывать ритуальные услуги. Если заранее заказать с открытой датой, тебе скидку сделают. Десять процентов. А ещё у них там лотерея – «Весёлые финиши». Можно бесплатное место на хорошем кладбище выиграть. И гроб из карельской берёзы разыгрывают, чтоб клиентов привлечь.
- Нет, - нахмурилась Вожделена. – Я не собираюсь торговать телом. Его телом, во всяком случае.
- Подумай, - Глыбков оторвался от компьютера, в котором заполнял Вожделенин анамнез. – Десять процентов скидки. Плюс ещё пять процентов они мне заплатят за то, что я тебя к ним направил. Я тебе отдам. Пятнадцать процентов сэкономишь.
- Я не скупая, - рассердилась Вожделена. – И не жадная.
Она сорвала со стоячей вешалки в углу кабинета бюстгальтер, сноровисто надела его, защёлкнула на спине и добавила:
- Я рачительная. Завтра заказ оформлю.

5

- Я только сказал ему, что не люблю чеснок – и всё. Честное благородное. И вот – извольте видеть, – Мидик, Вожделенин сосед по этажу, ткнул пухлым пальцем в проплешины на усах, покрытые мелкими точками запекшейся крови. – На асфальт меня повалил и давай усы выдирать. Двумя руками рвал. А клялся, что не будет. Как после этого верить людям? Трость отобрал. И шапку мою затоптали.
Он стоял перед своей дверью и не мог попасть плоским ключом в замочную скважину – рука мелко дрожала.
- Давайте я, - предложила Вожделена. – Всё равно мне скоро вдовой становиться. Раз вы не любите чеснок, я принесу вам свежую луковицу.
- Понимаю, - сочувственно покивал Мидик, передавая соседке ключ, который в его руках всё равно не приносил пользы, - быть вдовой первого года – просто ужасно. Конечно, несите свежую луковицу. Вы ведь знаете, как это бывает. Можно пережить и понять. Можно понять и пережить. Или пережить и не понять. Понять и не пережить. Или... что вы делаете?!
Вожделена ласково положила ладонь на мягкую выпуклую щёку Мидика, погладила, вцепилась пальцами в нисходящий к бородке ус и дёрнула сильно.
Крик Мидика взвился к верхнему, двадцать четвёртому, этажу, рухнул на первый и там разбился вдребезги.
- Вот, - подытожила Вожделена. В одной руке она держала ключ от Мидиковой квартиры, а другую, с зажатыми между пальцами волосками усов, поднесла к его носу, - обманули дурака на четыре пятака. Погодите – я принесу вам свежую луковицу.
Слёзы медленно цедились из прикрытых Мидиковых глаз и переползали на ладони, которыми он прикрыл остатки усов. Мидик облокотился спиной на дверь, съехал вниз, на жёсткий ворсистый коврик, уткнулся лбом в согнутые колени и невнятно согласился:
- Несите свежую луковицу, я подожду.
- Ну то-то же, - возликовала Вожделена и вприпрыжку понеслась к своей двери, жалея, что расстояние не позволяет припрыгнуть больше четырёх коротких раз. Но возвращаться, чтобы утроить радость, не стала.
За дверью – она знала – её ждала вязкая духота приближающейся кончины изнурённого мытарствами мужа, похудевшего, ослабевшего, с обвисшей, на три размера больше, кожей и деформированным от возраста черепом.
Но обещанную соседу свежую луковицу всё равно надо было принести. И Вожделена спокойно, решительно, будто ничего необычного не происходит, вставила ключ в узкую замочную скважину: крумс! И распахнула дверь навстречу новым приключениям и невзгодам.

© Евгений Пейсахович, 2018
Дата публикации: 14.04.2018 11:09:40
Просмотров: 1619

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.