Цхинвали (реквием…). Глава 4

Сергей Стукало

Форма: Повесть
Жанр: Документальная проза
Объём: 24080 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Глава 4. Цхинвали. Мужчины, беседа

Я напишу: "Завет мой - Справедливость!"
И враг прочтет: "Пощады больше нет!"...
Убийству я придам манящую красивость,
И в душу мстителя вопьется страстный бред.
(Максимилиан Волошин, "АНГЕЛ МЩЕНЬЯ" (1906 г.))

За окном послышался звук затормозившей машины. Офицеры оглянулись.
— Твой УАЗ подъехал! — улыбнулся капитан и, чиркнув сложенной щепотью по горлу, добавил. — Пора бы и нам "пора"…
— Мне командировку отметить надо… — вздохнул майор и, помахав ладонью, отогнал от себя выпущенное капитаном облако сигаретного дыма. — Долго тут такие мероприятия тянутся?
— Кто ж его знает? — пожал плечами земляк. — Как масть ляжет.
Он глубоко затянулся, выпустил струю дыма (в этот раз в сторону), ткнул носком ботинка оставленный у ног портфель и вдруг просиял:
— Идея! Сейчас мы тебе командировочку отметим!
Капитан загасил окурок, осторожно поместил его в переполненную баночку и легко спрыгнул с подоконника. Полторы минуты спустя он вскрыл извлеченную из портфеля трёхлитровую банку с домашним коньяком и вложил в руки восхищённого его предусмотрительностью Сан Саныча выуженную оттуда же затянутую в выгоревший брезент армейскую фляжку.
— Подержи, брат, да смотри, чтобы руки не дрожали!
Закрыв банку с коньяком и приняв у земляка наполовину наполненную флягу, пояснил:
— Это — твои отметки "прибыл-убыл"! Готовь предписание! Я сейчас!
Завинтив горловину фляжки, капитан энергично потряс ею возле уха. Прислушавшись к раздавшимся звукам, удовлетворенно хмыкнул и решительно двинулся к двери зала заслушиваний. Зажав объект торга под мышкой, приоткрыл дверь, сложил руки рупором и уверенным голосом рявкнул:
— Начальника строевой части — на выход! Срочный пакет из Штаба округа!
В зале сначала всё замерло, затем зашевелилось, заёрзало, зашепталось… Военного человека всегда возбуждает сам факт того, что рядом, безо всяческого его участия, происходит нечто любопытное. Масса эмоций, и, при этом, никакого риска.
Упитанный лысеющий майор, начальник строевой части, выкатился из зала заслушиваний взъерошенным потным колобком.
— Кто? Что? Где пакет? — окинул он коридор потерянным взглядом и нахмурился.

Успевший вернуться к дверям строевой части десантник доброжелательно оскалился и, словно пастушьим колокольчиком, призывно помахал многозначительно булькающей фляжкой.
Строевик сразу же успокоился, взгляд его прояснился и приобрёл осмысленное выражение.
— Командировку надо отметить? — блеснул он неожиданной прозорливостью.
Сан Саныч кивнул, а капитан мотнул подбородком, по-гусарски щёлкнул каблуками и, упав на колено, нарочито-киношным жестом царского гонца вручил Колобку фляжку:
— Государь-надёжа, не вели казнить челом бьющих, а изволь пробу снять с напитка молодильного!!!
— Ручку можно не целовать! — язвительно заметил строевик и вынул из кармана внушительную связку ключей и металлических печатей.

* * *
Импровизированный ужин в расположении десантников был прост, но обилен. Разогретый в эмалированной кастрюльке шашлык на удивление хорошо лёг на дождавшийся своего часа домашний коньяк.
После тяжелого, насыщенного не самыми приятными событиями дня, спиртное действовало с основательностью и неотвратимостью кувалды, вырвавшейся из рук не рассчитавшего своих сил кузнеца. В головах подвыпивших земляков, словно проснувшийся дух Шаляпина, бродило гулкое эхо не сумевших найти выхода эмоций:
— Ты мне вот что скажи, — пытал майора размякший от выпитого капитан, — неужели все грузины такие отмороженные?
— Сам-то ты, Серёга, в такое веришь?
— Не верю, конечно! Но я даже среди афганских душманов настолько законченных идиотов не встречал!!!
— Успокойся! Таких сюда специально отбирали — вполне осмысленная акция по выдавливанию прорусски настроенного населения. И методы соответствующие: устрашение, создание неприемлемых для жизни условий, физическое уничтожение. В Грузии меняется государственное устройство, и новая власть, вполне естественным порядком, избавляется от тех, кто неизбежно окажется в активной оппозиции.
— Саня!!! Но ведь это — фашизм! Гамсахурдиа ведет себя как новоявленный фюрер! Я его интервью читал: он, совершенно не скрываясь, ставит задачи по "очищению нации"! Откуда он вообще такой взялся?
— Как, откуда? Из тюряги, естественно. Начал с изнасилования однокурсницы. Потом вспомнил, что родился в семье несостоявшегося нобелевского лауреата и перекрасился в диссидента. Теперь — без пяти минут президент "независимой Грузии".
— Чудны дела твои, Господи … — только и развёл руками десантник.
Отработанным движением он крутнул зверского вида нож, вяло поковырялся им в кастрюльке с шашлыком. Определившись, наколол кусок мяса поувесистее и отправил его в рот. После пары жевательных движений капитана посетила очередная мысль. Он на мгновение замер, а затем энергично сглотнул (чего там мелочиться, если известно, что желудок крокодила переваривает гвозди, а желудок десантника — фаршированного гвоздями крокодила?). Разрешив таким образом проблему занятости рта, он, привлекая внимание земляка, постучал рукояткой ножа по крышке заменявшего стол зелёного армейского ящика. Ящик отозвался гулким эхом, а капитан выдал целую серию мучающих его вопросов:
— А нормальные, нормальные-то люди среди грузин встречаются? Наверняка и такие есть? Чего они молчат? Почему этого идиота не свергнут? У тебя, кстати, друзья среди них есть? — поинтересовался он и потерянно добавил. — Знаешь, пока сюда не попал, считал грузин исключительно миролюбивой и доброжелательной нацией...
— Друзья, Серёга, конечно же, есть. Как без друзей? Только с полной уверенностью что-то утверждать в отношении любой отдельно взятой нации, я бы не стал… Придурков и у нас, и у грузин хватает. Я здесь всяких видел... Есть такие, кто безоружных солдат и ветхих старух убивает, а есть и вполне вменяемые люди. Три года назад как было? Вышел солдат за КПП, прошёл двести метров — в сосиску пьяный. Грузины вином накачали… Очень они тогда военных любили. А сейчас? На днях солдату из тбилисской бригады связи, в ста метрах от забора, нож под лопатку сунули. В госпитале еле откачали…
Сан Саныч взял у десантника нож, взвесил на ладони, хмыкнул, несколько раз не менее искусно, чем его земляк, крутнул над головой. Улыбнувшись, вернул владельцу, явно удивлённому неожиданными для связиста навыками.
— И офицеров в Грузии раньше уважали, — продолжил он, — а теперь, пока муж на службе — грузинские менты его жену насилуют. В порядке паспортного контроля... И счёт таким случаям идёт не на первый десяток! На службу, как зайцы, прячась, в гражданке ездим. Чтобы "страстей не накалять". Население, видите ли, завидев форму, сильно огорчается! Недавно в Штаб округа подполковник из Армении ехал. Интендант, на сверку. Он не в курсе был, что по Тбилиси в форме ходить нельзя. Ну и проехался в метро. На тот свет. Какой-то отморозок с криком "Сакартвела гамарджос!" — зарубил его топором. Прямо в вагоне. Мужик Афган прошёл, землетрус спитакский пережил, а тут — развалили голову пополам, и амба. Две дочки сиротами остались...
— Глупая смерть… Теперь каждый грузин с собой в метро топор таскает?
— Один нашелся…
Прожевав кусок шашлыка, и отрезая тем же "свирепым" ножом горбушку, майор вздохнул:
— Сейчас в Тбилиси человеку в форме отказываются продавать хлеб… Пожилые грузинки (заметь, Серёга — пожилые!) в очереди в хлебных магазинах исходят на крик, утверждая, что Москва вывезла весь урожай грузинских яблок на Украину — теперь им нечего купить детям! И все в эту глупость верят! А ты видел, что бывает с урожаем яблок на Украине? Его просто невозможно собрать — деревья ломаются! — Сан Саныч вздохнул, не чокаясь, опрокинул в себя коньяк, поморщился. — После этого случая прихожу домой, а за мной сосед-грузин увязался. Телевизор починить просит. Я ему в ответ — про хлеб… Не поверишь — теперь не знаю куда этот хлеб девать. Каждый день по две-три буханки соседи приносят. При этом я — единственный военный и единственный русский на девятиэтажный двенадцатиподъездный дом. Вот так и живём: в своем доме — одно отношение, на улице — совсем другое.
— Однако… Как такое одно с другим уживается? — десантник сокрушенно покачал головой и жестом показал, что закурит. Сан Саныч, соглашаясь, кивнул. — Нереально звучит, — вздохнул капитан. — Как сказки для умственно неполноценных…
— Это что! В деревнях, южнее Тбилиси и в районе Сагареджо, нас, в самый разгар гонений на русских и осетин, принимали так, что до сих пор вспомнить приятно.
— В командировку ездил? А там-то что случилось?
— Представь себе — ничего! Нынешняя грузинская власть отказалась платить Краснодарскому краю за поставки хлеба и мяса. В итоге в Тбилиси начался продуктовый дефицит, чуть ли не голод. Одно время по карточкам из ЖЭКа выдавали по 125 граммов макаронных изделий на человека в месяц. Вот мы с друзьями и мотались за город на заработки. Организовали ватагу и пару раз съездили как мини-продотряд в вояж по сёлам. По принципу натурального обмена: мы им — ремонт телевизоров и сварные работы, они нам — продукты. Самое смешное, что замполит, который у нас был и за водилу, и за переводчика, даже не скрывал, что он осетин.
— Неужто без эксцессов обошлось?
— Словечка кривого не слышали!

Капитан разлил ещё по одной стопке, и земляки, вполне довольные собой и разговором, незамедлительно их опорожнили.
— Ты обратил внимание, Саня, — поморщившись, выдохнул десантник, — когда говоришь о приятном, то и коньяк душевнее пьётся? Расскажи-ка ещё чего хорошего, а?..
— О грузинах?
— О грузинах! Дай, хоть душой отмякнуть, а то, глядя на тех, которые здесь, звереть начинаю.
— Тогда слушай! Есть у нас при штабном узле головная ретрансляционная точка. В Коджори. Через неё идёт почти половина действующих связей, в том числе и те, которые я здесь налаживал. Сам Коджори — дачный посёлок в двадцати двух километрах езды по крутому серпантину. Живёт в нём, в основном, бывшая партийная элита и прочие местные тузы. А точка наша стоит на горочке, как раз над этим посёлком. Как только со связью "затык", то машину, чтобы меня туда забросить, сразу находят, а назад, как всё сделано — "добирайся, как хочешь". При этом, заметь, туда я попадаю в форме. Вечером домой хочется, опять же — с утра на службу. Вот и добираюсь пешим ходом, на ночь глядя, на свой страх и риск. Один раз до самого Тбилиси на своих двоих пёр — ни одна сволочь не остановилась. Некоторые, проезжая мимо, проклятия шлют, а то и задавить норовят — скачу от них, как таракан от тапка… Но большинство просто боятся брать: свои сожрут, если узнают. Обычно же, не сразу, но находились, кто до ближайшего метро подбрасывал. Притормозят, оглядятся (не видит ли кто) и показывают: "Давай, садись бегом!" Потом, пока везут, просят фуражку снять и сесть пониже. Так, чтобы погон не было видно. Едут, бледные от собственной храбрости, и трясутся. Денег, правда, ни разу не брали. Среди тех, кто всегда подбирает — художник. Зурабом Константиновичем звать. Один из секретарей в местном Союзе художников. Так вот, именно он, всегда демонстративно останавливается. Выйдет из машины, вальяжно так. Не торопясь, как важной персоне, дверцу откроет... Чтобы, значит, все проезжающие его поступок видели. Раз пять или шесть за эту зиму подвозил…
— Правильный мужик!
— А то! Как-то я к нему в студию заезжал: сильно рисует. Чем-то Сарьяна напомнил. Но, знаешь, Сарьян да и вообще модернисты — слишком не моё, не задело. А вот скульптуры у этого грузина — сумасшедшей силы! Всё жаловался, что не принимают его в Грузии как живописца, и вынужден на жизнь зарабатывать кладбищенскими памятниками. На Кавказе мавзолеи и крутые надгробия — товар востребованный. Я ему как-то сдуру сказал, что его скульптуры кажутся мне гораздо сильнее картин. Обиделся. Хотя, казалось бы, что ему мнение какого-то вояки? Сказал, что в Москву уедет. Насовсем. Там будет работать.
— Так обиделся? — улыбнулся десантник.
— Вряд ли. Просто ловить ему здесь больше нечего. Впрочем, и русским, и осетинам, и всем другим, кому Боженька дал талант и приличную профессию — тоже здесь ничего не светит. Уедут в Россию, или в какие Америки с Европами да Израилями. Судя по всему, местный беспредел — это надолго.
— Думаешь, все кто сможет, свалят? В России или на Западе ведь надо ещё работу найти да и обустроиться на новом месте, и жить начать — ой как непросто!
— Ну, в этом-то вопросе, Серж, что у них, что у наших земляков проблем нет. Сначала уедут самые яркие и талантливые. Устроятся, встанут на ноги. А потом, за ними, и другие потянутся: родня, друзья, просто знакомые… Кавказцы и азиаты — народ дружный.
— Эдаким макаром, с ними вместе, в Россию и всякая нечисть понаедет?
— Не без этого… Но посмотри на Штаты — на ком они поднялась? Любая светлая голова, любой профессионал, для принимающей стороны — благо… Думаю, что и заигрывающие с новой Тбилисской властью таланты — и те уедут! Даже те, кто в фаворе, как автор Гимна свободной Грузии! Вот, кстати, будет номер!!! Ещё та пощёчина для новой грузинской власти.
— Автор гимна? Кто такой?
— Есть такой — Сосо Павлиашвили. Молодой. Кривляка и позёр, но очень музыкален и талантлив.
— Павлиашвили? Не слыхал о таком… Как думаешь, Саня: если из страны уедет даже автор её Гимна, а с ним все талантливые актёры и художники, инженеры, врачи, — оставшиеся задумаются? Или так и будут про "Сакартвела гамарджос" выпучив глаза орать?
— Хрен их знает, — пожал плечами Сан Саныч. — Поживём, увидим…

* * *
Через два часа шашлык, пара баночек тушёнки, пучок дикого чеснока и каравай свежего хлеба иссякли. Иссяк и первоначальный энтузиазм земляков. Осталось более литра неплохого коньяка и вопрос определения Сан Саныча на ночь.
Дневальный по лагерю, без лишних напоминаний, вызвал машину Сан Саныча и сделал вид, что нисколько не интересуется нарочито твёрдой походкой отцов-командиров, закатного цвета румянцем их лиц и внезапно прорезавшейся стальной озабоченностью во взоре.

Дорогу до гостиницы показывал усевшийся на место старшего машины капитан.
— Серёга, — поинтересовался забравшийся на заднее сиденье и громко хлопнувший выворачивавшейся из рук дверцей Сан Саныч, — а почему с грузинами совместные патрули организовали, а с осетинами — нет?
— Всё просто — грузины местную милицию официально отменили. Так что её как бы и нет. Честно говоря, не хотел бы я заниматься "наведением конституционного порядка" и "бродить дозором" где-либо ни с теми, ни с другими. Грузинов лучше вообще отсюда убрать от греха подальше. Пока они тут дурью маются да беспредельничают, и с осетинами взаимодействовать — ещё та головная боль. У каждого из них — до десятка свежеубиенных родственников. Поди, оставь такого без присмотра… С дисциплиной у горячих кавказских парней всегда не очень — пальнёт в какого охамевшего грузина, а виноваты оба будем…
— Странное дело получается, Серёга. Дров наломали грузины, осетины им ответили, а единственная способная прекратить беспредел сторона — Россия — не мычит и не телится. Такое ощущение, что там, наверху, норовят страну к тотальной гражданской войне подтолкнуть…
— Вот и я о том же… Москва, наверное, от большого ума, озадачила нас изъятием оружия у местных осетин и грузин. Да ещё под контролем силовиков конфликтующих сторон. Из Москвы, что ни распоряжение — голимая подстава! У осетин столько друзей и родственников намолотили, что, если у кого из местных грузин найдут оружие — тут же и порешат. Не удержатся, факт! Да и смешно это. Убивали осетин грузинские менты, а теперь эти же менты будут у них охотничьи ружья и добытые на складах гражданской обороны ППШ отбирать! Издевательство!!! Как ты себе представляешь тот факт, что у грузинских силовиков все данные на разоруженных осетин останутся? Мы, рано или поздно, уйдём, а грузины вернутся. Со списками и адресами. "Горбатый" совсем свихнулся: сначала до драки внутри страны довёл, а теперь передравшихся друг другу сдаёт! Чтобы крови побольше было! Не зря моя бабка говорила: кровавая отметина у него на лбу — к большой крови!

Некоторое время земляки молчали, но перед самой гостиницей Сан Саныча опять осенило:
— Слушай, Серёга, а куда грузинские патрули ночью деваются?
— Не знаю!.. — равнодушно пожал плечами земляк. — Большинство, думаю, в свой лагерь убирается. Но кое-кто — у местных грузин ночует. Во всяком случае, в гостях у них их частенько видели. Опять же — берутся откуда-то те, кто по ночам стрельбу устраивает? Кстати, при местном интенданте попридержи язык. У особисты подозревают, что он с грузинскими ментами не только шуры-муры на тему "купи-продай" разводит, но и информацию им сливает.
— Зачем? — осоловело вытаращился Сан Саныч.
— Зачем — не знаю, но денег у него подозрительно много, да и с грузинами он якшается постоянно — сам видел. И любопытен сверх всякой меры.
— Ну, это ещё не факт. И не доказательство. Деньги у любого интенданта водятся, — усомнился Сан Саныч.

* * *
Вопрос с ночлегом решился на удивление просто: Дмитрич — проживавший в этой же гостинице полупьяный полковник-интендант — собственноручно занёс данные майора в книгу учёта постояльцев и, узнав, что у земляков имеется при себе коньяк — мгновенно организовал закуску, стол и компанию. Надо полагать, он это дело любил.
Час спустя капитан покинул спонтанно возникшие посиделки, в которые включилась добрая половина постояльцев. Он попрощался с Сан Санычем и погрозил пальцем остающемуся на охране гостинички молодому десантнику. Со второй попытки земляку майора удалось открыть дверь УАЗика, он плюхнулся на жалобно скрипнувшее сиденье и укатил, по его же выражению — "чуток морду лица поплющить".

Справка №4. Цитаты

Джеймс Беккер (бывший госсекретарь США, "Экспресс- Хроника" №52(229) 1991г.):
"В Грузии установился тоталитарный режим".

Журнал "Совет аналиса" №3,1992г., США:
"Звиадизм в Грузии привел к грузино-осетинской войне в 1989-1992 годах. Жестокие избиения, расстрелы и варварские пытки паяльной лампой стали обычными методами истребления осетин в Южной Осетии и во всех внутренних районах Грузии; пыток, с которыми не сравнимы даже жестокости инквизиции и немецких фашистов".

Эдуард Шеварднадзе (президент Грузии, 1 декабря 1992 года):
"Если война, то должна быть война... Все должны понять, что это грузинская земля, и здесь будут те порядки, которые установит грузинское государство".

Джаба Иоселиани чрезвычайно высоко оценил вклад Э. Шеварднадзе в разрушение СССР (интервью "Независимой газете", 18.06.92 г., незадолго до начала грузинско-абхазской войны):
"Шеварднадзе разрушил империю "изнутри и сверху", "прокравшись" туда".

Станислав Лакоба (председатель Верховного Совета Абхазии):
"Такое впечатление, что Россия готова пожертвовать своими национальными интересами ради... территориальной целостности Грузии". ("Правда", 19 ноября 1994 года).

Егор Лигачёв:
"На XIX партконференции я ему [Ельцину] всё и высказал. Но кроме уже крылатой фразы “Борис, ты не прав!” я … ещё кое-что сказал, правда, об этом почему-то все забыли. “Борис, — сказал я, — ты обладаешь энергией, но твоя энергия не созидательная, а разрушительная”. К сожалению, я не ошибся"… "если бы не предатели, то за 15 лет нам бы удалось сделать то, что не смогли за 70. И я в этом не сомневаюсь... Без бессмысленных жертв и личных трагедий многих наших граждан".

Виктор Черкесов (бывший полпред Президента РФ в Северо-Западном федеральном округе, затем — директор Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков):
Диссиденты — лишь первое звено заговора, имеющего целью окончательный распад российской государственности и погружение народов нашей страны в водоворот социальных, военных, криминальных, демографических и даже антропологических катастроф… …нас может ожидать судьба многих африканских народов — …полное обнуление, погружение в хаос и разноплеменной геноцид".

Приведем отдельные высказывания первого президента "демократической" Грузии Звиада Гамсахурдиа (бывший диссидент и литературный переводчик с группы романских языков, идейный лидер грузинской оппозиции), которые воспринимались отравленной его речами и лозунгами оголтелой толпой, его сторонниками и молчаливыми попутчиками как руководство к действию:

"Сила на нашей стороне, грузинская нация с нами, и мы расправимся со всеми предателями, всех призовем к надлежащему порядку и всех этих врагов, приютившихся тут негрузин, выгоним из Грузии" (14 ноября 1990 года, речь на сессии Верховного Совета Республики Грузия).

"Продажное правительство, продажные функционеры, которое продали нашу страну, наш народ, прямо кусками продали грузинскую землю негрузинскому населению. Негрузинское население размножается катастрофическими темпами" (из выступления на митинге в селе Ахалсопели Кварельского района, Газета "Известия", №313, 1990г.).

"Осетины — прямые агенты Кремля и террористы, у осетин нет права на эту землю. Они — новые здесь люди" (16.03.1991 года, газета "Советская культура", статья "Лидер с коричневым оттенком"

.

"Армяне и азербайджанцы — эти составляющие вместе двадцать процентов населения Грузии, — это угроза грузинской нации. Большинство из них — враги" (6.12.1990 года, интервью газете "Таймс"

.

Мераб Константинович Мамардашвили (1930-1990, доктор философских наук, философ с мировым именем, родился в Грузии, в городе Гори 15 сентября 1930 года в семье военного. Последние десять лет перед своей кончиной жил в Тбилиси и работал в Институте философии Грузии. Мераб Мамардашвили был одним из немногих грузинских интеллигентов, кто имел смелость высказать свое, идущее вразрез политикой грузинских властей, отношение к происходящему). Мераб Мамардашвили, в отличие от нынешних и бывших руководителей независимой Грузии — был её настоящим патриотом. Он, не кривя душой, всегда говорил правду и всегда был чист перед своей совестью:

"Мне непонятно, когда люди из правозащитного движения возводят в систему нарушения гражданских прав. Каким образом человек, причисляющий себя к Хельсинскому движению [речь идёт о Звиаде Гамсахурдия], может абсолютно не иметь ни малейшего представления, что такое право человека. Здесь налицо безграмотность и полный нравственный дальтонизм, мобилизующий в других невежество и тёмные страсти. Мне не понятно, когда именем Ильи Чавчавадзе, именем Мераба Костава размахивают люди с менталитетом и замашками убийц Чавчавадзе и мучителей Костава. Если об этом не будет сказано вслух, то беда Грузии очень скоро постучится в дверь".

" …у нас по социологическим исследованиям получается, что подавляющая часть грузинского народа желает избрать президентом Звиада Гамсахурдиа. Но это ложь. Если Грузия выберет президентом Гамсахурдиа, я пойду против своего народа... Я не хочу в это верить".

"Крики улицы нельзя принимать за мнение общества, народа, который решает какие-то весомые задачи. Улица, конечно, увлекает, вооружает надеждой обывателя. А в качестве обывателя выступаем все мы, особенно горожане, интеллигенты, не обладающие политическим опытом".

"Многие жалуются, что голос интеллигенции не слышен, особенно у нас, где темперамент в избытке перемешивается с грузинским индивидуализмом. Ведь каждый грузин — государство сам по себе, каждый царь. Он не может подчиняться кому-то другому. Это и уберегло Грузию от полного рабства, её никогда нельзя было покорить, потому что для этого надо было истребить всех. С другой стороны, что и губило Грузию в смысле единого государства".

"Пока не поздно, надо браться за руки и выходить на улицу. Если грузины не захотят протестовать, значит, они выродились. Для многих других единственный выход — уйти во внутреннюю эмиграцию... Я не боюсь гражданской смерти. В свое время, моими угнетателями были сами грузины, ложь, агрессивное невежество и самоуправство правящей части моего собственного народа. Именно от них я и мне подобные уходили во внутреннюю эмиграцию".

"Мы должны научиться ощущать нарушения своего человеческого достоинства. К сожалению, многие мои сограждане больше чувствительны к оскорблениям национальной чести, но не унижению человеческого достоинства, наносимого рабством и несправедливостью, ложью и низостью".

© Сергей Стукало, 2008
Дата публикации: 13.08.2008 15:27:50
Просмотров: 2325

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.