яяяяяяя. Роман. Часть 5. Инопланетяне.
Никита Янев
Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза Объём: 41728 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Содержание. 1. Друг. 2. Как на божественной драме жизни. 3. Телепортация. 4. Роман про приключения героев. 5. Инопланетяне. 6. 1+1=1. 7. Сны. 8. День рождения. 9. Федорчук. 10.Загробная компенсация. 11.Юродствовать общину. 12.Оживить мёртвое дитя. 2006 - 2010. Инопланетяне. Пьеса. «Гляди, от нас остались чёрные дыры, Нас больше нет, есть только чёрные дыры». Башлачёв. «Познай себя. Это ты». Надпись на фронтоне храма Аполлона в Дельфах. Действующие лица. Текстильные куклы Марины Яневой. Архистратиг Фёдор Михалыч. Смерть Марины Михайловны Цирлиной. Новая Офелия. Казанова. Фарафонов. Бздо. Израилич. Ню. Слабоумный мальчик Витя Пляскин. Сцена 1. Ф. М. Бог сумасшедший. На всё смотрит и ничего не меняет, как юродивый старичок. Я бы на его месте зачеркнул всё и начал сначала. С другой стороны, если знаешь, что опять потом всё будет, то лучше терпеть дальше. Папа, мама, страна советов, жена, дочка, тёща, остров на верёвке, который, то всплывёт, то потонет. И виноваты во всём он и я. Я даже нас стал путать, жёлтая вода внутри хромосомы, космический ветер. Смерть. Технологии, раньше убивали сотни, теперь миллионы. Все ходят возле кнопки и кто-то может нечаянно перепутать себя с Богом. Не знать – счастье. Знать – несчастье. Мы не маньяки. Литература в школе, зараза хуже героина. Все решают кроссворды, как быть успешным. Везде кнопка. Мне страшно. Офелия. Стоп. Надо начать сначала. Где-то ошибка. Давай, попробуй. Бог - младенец в люльке. Инопланетяне прилетели, посмотрели, и обратно улетели, им не понравилось. А потом смотрели сквозь глаза на звёздах и скучали. Как монета сквозь лёд жёлтым светится, что она там, а мы здесь. Казанова. От них остались гофрированные и полотые, космонавты через 2 недели, со следами помёта вокруг люльки-дота, слепленного из слюней и грязи, 3 см от потолка, чтобы ни одна сука не просунула руку, крапива выше сливы и кот Муся. В этом месте, 2 остановки от Мценска на электричке, билеты не проверяют. Где меня в детстве били, что ничего никогда не было, не есть и не будет, а я хотел влюбиться. Сцена 2. Фарафонов. Счастье всё время новое. В армии счастьем было, как говорили с Олей Сербовой в скифо-сармато-казацких прериях на Приазовщине после смены на заводе «Автоцветлит» за городом, что в жизни бывает то, что не бывает. Причём, она имела в виду в основном любовь, как всякая женщина и человек, ищущий в жизни счастья. Я тогда и сам не знал, что я имел в виду. Бздо. Потом это выяснилось, в институте после тусовки, когда неизвестно откуда взялись стихи. «Когда бы ты, рождён для странных зрелищ, был глубиной невидимого взят, взгляни оттуда, разве не для сна, прекрасного как явь и сильного как небо, из пепла бы ты снова возродился». И это было счастье во время, первое из этого рода литературных счастьев, которых много потом было. Израилич. Мария говорит, в научно-популярной передаче по «Хрентиви» «Чёрное небо белое» рассказывали про чёрные дыры. Она приходит с работы, ложится пластом и щёлкает по пол суток, пока я 30 лет смотрю в одну точку и счастье вспоминаю, как мною глядели оттуда сюда. Ню. Мария говорит, математики вычислили математически, теперь это надо доказать эмпирически, что чёрные дыры – точки искривления пространства. Взорванная звезда, как воронка всасывает в себя всё, что с той стороны. Никита отвечает, той стороны нет, только эта. Мир не плоский, потому что эта сторона часть той. Другими словами, эта сторона часть той, а этой нет. Мария говорит, вот поэтому я и вышла за тебя замуж. В. П. Мы отсекаем, чтобы взять себе, но никаких нас нет. На острове после завода я закрывал глаза и погружался в какую-то кому на год. А когда очнулся, то ничего не помнил, потому что несколько лет не занимался литературой. И сразу оказалось, что это я так записывал, чтобы запомнить получше. И выбрал такую форму из философской формулы и беллетристических событий, её ещё зовут эссе, когда последний раз писал перед смертью. Ф. М. Потом, когда я снова ожил, я думал не о славе и не о деньгах. Я думал как ныряльщики, когда ныряют, как я смогу проткнуть эту толщу другой жизни. И как я не сойду с ума. И задерживал дыханье. Сначала на 11 секунд, потом на несколько лет. И это было набольшее счастье, не знаю, что дальше будет. Кажется, что ничего, но так всегда кажется. Там есть перерыв после старой работы перед новой, иногда в несколько лет, потому что жизнь не поспевает за чёрной дырой с её виденьями, как космический ветер превращается в жёлтую воду внутри хромосомы. Смерть. Я подрабатывала грузчиком в одной фирме и писала свои романы. За это время демократия превратилась в диктатуру. Это был всенародный выбор, чтобы отсекать несчастье от счастья. Но как всегда вышло мимо, как в чёрной дыре, точке искривления пространства. Потому что выросли наши дети, которые сначала ничего не выбрали, а потом выбрали настоящее счастье вместо ненастоящего. Офелия. Всякое поколение отталкивается от родительского и притягивается к дедовскому. Бабушка Майки Пупковой, дочки, Орфеева Эвридика, так боится несчастья, что счастлива всё время. Другая бабушка, Янева Валентина Афанасьевна, 30 лет смотрела в одну точку, стоило или не стоило рождаться, и пришла к выводу на каталке в операционной, строй общину, Генка, из себя, потом ещё подтянутся. Казанова. А я как бабушка, Фарафонова Пелагея Григорьевна, понимал, что счастье это перестоянное несчастье, и 30 лет головой о стенку бился, в которую всё улетает и ничего не прилетает. А дочка Майка Пупкова как бабушка Орфеева Эвридика с её органичными мотивами, как я перестрадала, когда узнала, что соседа Костю убили за доллары. А сосед Костя как перестрадал, когда узнал, что его убили за доллары? Фарафонов. Идёт с Лёлеком и Болеком по улице и думает, что все в пьесе. И это как четвёртый жанр у папы, после элегий, трактатов, романов, жанр драмы, хотя она не читала папу. Но в чёрной дыре как в океане, снаружи чёрная дыра и внутри чёрная дыра. Точка искривления пространства, в которой снаружи становится внутри. И она перерабатывает, как улитка, страдание в домик, мысли в кино. Бздо. Марья Родина снаружи как её скульптуры про то, что воздух живой, а люди мёртвые. А внутри как дружба Оли Сербовой и Гены Янева в скифо-сармато-казацких прериях, после смены на заводе «Автоцветлит», в центре мира, про то что первый фильм Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино» и нобелевская повесть Хемингуэя «Старик и море» это пипец. Израилич. Вообще-то она учительница в школе для богатых, и читает их сочинения, и жалуется на рутину и ЕГЭ. А гламурные одноклассницы ей говорят в маршрутке, почему она не закрашивает седые волосы и зачем она так похудела, и она плачет. А я ей говорю, разве это по-другому, чем в «Войне и мире»? Адьютантики со своим трупом и губкой для обуви в кейсе, которые всех подставили, а себя выпятили, и капитан Тушин, который выиграл Шенграбенское сражение и получает пиз..лей за это. Ню. И я грущу, опять мне нырять под воду. И я даже не знаю, какая это вода. Может быть, она твёрже алмаза. И вынырну ли я? И когда я вынырну, что я там увижу? Как все сидят в театре и хлопают актёру. Дочка Майка Пупкова, её брат Лёлек и Болек, бабушка Пелагея Григорьевна Толмачёва, мама Валентина Афанасьевна Янева, жена Марья Родина, тёща Орфеева Эвридика. В. П. Актёр их единственная возможность посмотреть с той стороны, которой нету, на ту сторону, которая есть, и которая, на самом деле, часть той. Поэтому, важно не перепутать, а ещё важно, не смешать. Чем шире жанр, элегия, трактат, роман, драма, тем уже возможность проскочить сквозь игольное ушко смерти, аннигиляции, анестезии. На каталке в операционной сказать одним виденьям на другие, эти со мной. Словно ты единственная реальность, которая всё удостоверяет. Счастье, что оно счастье. Несчастье, что оно несчастье. А без тебя все бы запутались и сошли на нет. Ф.М. Космический ветер заблудился в искривлённом пространстве, в котором демократия всегда превращается в диктатуру, потому что боится несчастья и хочет гарантированного счастья. А в жёлтой воде внутри хромосомы никогда не родился бы ребёнок, потому что зачем пустоте ребёнок. Который притянется к дедушке, Гены Яневу, и оттолкнётся от мамы, Майки Пупковой, а я буду тихо усмехаться в усы с чёрной дыры. Сцена 3. Смерть. Этот камень очень тащит. Население из 150 млн., которое хочет так, а не сяк. Благополучно, а не неблагополучно. Но оно не знает себя, а я знаю себя. Что всё наоборот. Несчастье - счастье. Чмо - Бог. Что надо смочь это наоборот. Тогда откроется новое. Так было много раз. С каждым поколением. Но и внутри поколения всё было много раз. Я думала, что я слабая, но я сильная, когда улетает жалость, оживает Бог. Офелия. Перебирает гардероб, говорит, хочется чего-то новенького. Говорит, надо менять инфраструктуру. Раз там всё мертво, на ток-шоу, в психушке, на зоне, надо уходить в Интернет. Потом и там омертвеет. Обнажённые дамочки, которые разводят ноги и себя жалят, дядечки с брюшками, которые ни во что не верят, начальник, который в зеркале не отражается, твои дети. Казанова. Я говорю, предательство, непредательство, какая разница. Инопланетяне прилетели, посмотрели, и обратно улетели, им не понравилось. А потом со звёзд в глаза смотрели и скучали. Он говорит, это надо метафизически, географически, экономически. Посмотреть как из смерти, а потом рассказать, что эта сторона это та сторона, а этой стороны нет. Фарафонов. Конечно, они будут рубиться. 8 трупов, ужасная резня. Герцог Бекингем, Елизавета Английская, майор Шекспир, взявшись за руки, вкладывают деньги в дом в деревне и в возможность посмотреть оттуда сюда, как они себе не верят, а потом поверят. Шекспир, Елизавета Английская, герцог Бекингем, Джон Донн, сначала писали комедии, потом трагедии, потом драмы, потом жили в доме в деревне в Страстфорде-на-Эйвоне, и завещали жене кровать. Бздо. Потому что так привыкли, что через них кто-то глядит, что тосковали очень, когда связь прервалась. Потому что туземец в Папуа Новой Гвинее ударил мокрой дубиной по проводам, чтобы выбрать в жёны молнию. И стал шаманом, вызывающим дождь. А по ночам к нему приходила из соседнего дома ровесница тайком от мужа Чим-Буа-Буа. Потому что они с детства были привязаны, и варили клейстер для тараканов, и стали мужем и женой, но без обрядов. Израилич. А шаман, муж молнии, не имеет права иметь вторых жену и детей. Его дети дожди, косые дожди. Один раз в 7 месяцев. Их должно быть много, он должен всё время заниматься любовью с молнией. Никто не смеет отнять каплю дождя у племени джунглей, ему смерть. Они, конечно, знали про связь, но смотрели вот так. И я показываю как, растопырив пальцы к глазам. Бог хмыкает. Им это было даже выгодно. У Чимбуабуа все дети не боялись молнии. Ню. Так началась новая история. Вологодский мужик понял, что вся ответственность на нём, как Гераклит с его молнией, Парменид с его семенами в воздухе, Платон с его апориями, как Христос, который замолчал, когда начали в лицо плевать, чтобы не дискредитировать тему, как святой Филипп, который всё мог, как Маугли, и соборы строить, и себя закланывать. Оттолкнул землю рукой и пошёл на каторгу. Где все друг друга ненавидели, а внутри любили очень, потому что в открытом ледяном космосе. В. П. Трави дальше, говорит Бок, пахан на обломке звезды-звезды с уцелевшей зоной номер три нуля семь. Потому что в открытом ледяном космосе, как на острове Соловки, и как на плахе любимого палача Ивана Сталина, который за шторой стоит и хихикает, как его двойников душат, всё однолуйственно. Именно это перестаивает население 30 лет в поколении, а потом 3 года поёт рок про поколение перемен. А потом самые неверующие улетают, а самые верующие учат детей перестаивать. Ф. М. Бок встаёт на конечности и говорит своей гвардии, косорылым и сторуким мутантам, после аварии на Чернолуйской АЭС, кто этого тронет, тому пипец. Догада, блин. У него на голове 7 небес, на них душегубы со праведники обнимаются и льют кровь из глаз и кровавый пот, который капает на механизм. Каменные шестерни зачепляются и чёрная дыра № 0007, отряхивая налипшую слизь, встаёт с поседевших колен с той и с этой стороны зеркала внутри вологодского мужика. Сцена 4. Смерть. Бог волшебник. Берёт старую душу и в новое тело вселяет, как буддист-отшельник. Хромосомы-шромосомы не так соединились, иссекать будем, говорит доктор Антигонин в областной больнице для детей, специалист по этим болезням, 6 пальцев, одна нога длинней другой, горб, вина, обида, несчастье, счастье. Офелия. Летит космический ветер, в жёлтую воду внутри хромосомы залетает и кричит, ага, попались. А чего, попались, мы и сами ничего толком не знали. Как демократия за поколение превращается в диктатуру, а потом опять в демократию, потому что все хотят гарантированного счастья. Казанова. Сначала голосуют 70 % голосов за такое освобождение заложников, в котором смертники убили 2, а спасатели 150. Потом чиновники министерства культуры придумывают финт ушами, чтобы иностранцам было не обидно, что их ободрали. Пишут на кассах, стоимость билета 500 рублей, льготный 100. Льгота предоставляется гражданам РФ. Страна льготников. Фарафонов. Россия будет сырьевым придатком Запада, за это они будут глядеть сквозь пальцы как у нас здесь дядечка всех заткнул, одних шуганул, другим медаль дал, третьих на луну отправил, чтобы всё заработало. Бздо. Стоит очередь в турникеты на льготный тёщи, возле каждого турникета по пьющему дядьке в фуражке. Израилич. И бесконечная лента с земли на небо в точке искривления пространства, где Европа и Азия встретились, в чёрной дыре у меня в глазах в Мытищах. Ню. Можно было работать, как доктор Антигонин, и как Мария, и как менеджер Красноармейцев. А я работала как Мандельштам Шаламов и как Сталкерова Мартышка. Но здесь этого не надо. Но где этого надо? Ван Гог, который бегал резать уши в поле, который теперь на всех открытках. В. П. Мандельштам, который увидел, куда движется машина с отрежессированными казнями и дал внутреннее согласье умереть с гурьбой и гуртом. Очень похож на моего папу. Шаламов, который понял на зоне, что нельзя быть начальником, вот и весь вывод. И 4 тома «Колымских рассказов», почему нельзя. Самая сильная проза всех времён и народов. Очень похож на мою маму. Знаете, это тысячелетнее одиночество народа, который последний был призван, пока ещё шла речь о народе. Ф. М. Сталкерова Мартышка, мутант и без ножек, поприще для доктора Антигонина. У неё нет пола. Её пол все вещи, девственная плева, сплошная линия горизонта, чувственное стихотворенье Тютчева, а смеяться не умеет. Она тоже согласилась, как начальник и доктор Антигонин. Доктор Антигонин, когда это понял про жёлтую воду внутри хромосомы и космический ветер, новую и старую душу, то пить стал. Смерть. Это как с начальником и населеньем. Пока населенье не согласится, начальник ничего не сделает. Это как на зоне, все должны ударить ножом труп, чтобы выжить. Единственный выход, художественный, пить, а потом работать, чтобы не думать. Папа, когда это понял, то стал колоться, а потом умер. Офелия. Менеджер Красноармейцев когда это понял, то стал читать жёлтую прессу, и прочёл там, что во всём виноваты писатели и евреи, и что надо быть эротичным, чтобы быть расторопным и немудрым, плеваться в припаркованные на проезде мажоры, но с нюхом, чтобы не нарваться. Казанова. Я один раз шёл на стройке в 7 классе в чужом родном южном городе Мелитополе с Колей Васильевым, разговаривали, гуляли. Потом пришёл домой, снял куртку, а у меня вся спина заплёвана. Почему? Спросил я себя 30 лет назад. Фарафонов. С тех пор я бьюсь головой о стенку, в которую всё улетает и ничего не прилетает. Кому они мстили за непринятое решенье, начальник, Коля Васильев и менеджер Красноармейцев? И что это за решенье, быть мясом? Доктор Антигонин когда отсекает лишнее мясо, а потом напивается в препараторской, то кричит внутренно жёлтому ветру, что выел? Бздо. Папа, когда выпивал свою жменю таблеток, а потом умирал в одинокой квартиры в западной группе войск, видел такие виденья про Гену Янева, сына. В этих виденьях люди были как на скульптурах Родиной Марьи, люди мёртвые, а воздух живой. Израилич. Её словно обложили, как только она свою судьбу связала. Эпилепсии, вялотекущие онкологии, самоубийства, аневризма сонной артерии, неаневризма сонной артерии, диагноз, хромосомы-шромосомы не так соединились, иссекать будем. Это горло становилось всё уже. Была полная и жизнерадостная, стала нервная и худая. Ню. И она поняла художественное и настоящее. Как Сталкерова Мартышка, как Мандельштам Шаламов, как заложники. Готова или не готова она уже уходить в чёрную дыру. И она поняла, что не готова и стала готовиться. В. П. Я в 11 лет это понял, когда из западной группы войск приехал цинковый гроб и контейнер книг. И успокоился только когда подумал, ладно, что-нибудь придумаем, времени долуища. Сцена 5. Ф. М. Имя и описание подвига. Смерть. Орфеева Эвридика. Так боится несчастья, что счастлива всё время. Офелия. Папа. Перепутал несчастье и счастье, как Александр Македонский. Казанова. Мама. 30 лет в одну точку смотрела, стоило или не стоило рождаться. Фарафонов. Василий Иванович Чапаев. В акватории Белого моря на трещиной, наважьей, сельдяной рыбалке в доре плачет и смеётся, гармония, сука. У жены инсульт, у самого рак, год остался, у внука менингит. Бздо. Акакий Акакиевич Башмачкин, которому запретили ядерную бомбу делать и он запил от счастья, с утра стакан коньяка и весь день свободен. Израилич. Марья Родина, которая так устала, руку поднимет, а опустить забудет, так она и висит на воздухе как Христос распятый. Ню. Вера Верная, которая заходит в комнату без дверей и окон и её там корячит, что лучший способ нарваться, не нарываться. Потом выходит и светло улыбается, что талантливый администратор, решает вопросы, руки прохожим целует, говорит, хочешь маленького котёнка, как ты его назовёшь? В. П. Самуилыч, который от себя сбежал к Богу, любимой невесте. Ф. М. Седуксеныч, хитрый, когда надо обидеться, напивается, когда надо напиться, обижается. Смерть. Димедролыч, понял, что иероглифы не любят. Офелия. Соловьёв, который не будет больше смерти бояться. Казанова. Никита, 30 лет о стенку стучался, в которую всё улетает и ничего не прилетает, а потом стенка заплакала, что она - он. Фарафонов. Лёлек и Болек и Майка Пупкова, которые первые догадались, что люди мёртвые, а воздух живой, вот почему новые пары не рожают. Бздо. Как твой кулёчек, которого ты из себя иссекал, тебе расскажет, что ты враг народа, а он комсомолец. А потом его кулёчек ему расскажет, что на зоне все должны ударить ножом труп, чтобы выжить. Израилич. И всё равно кулёчек из себя иссекали, потому что у пустоты нашёлся ребёнок. Ню. Нам говорят на ток-шоу паханы и шестёрки, ваш русский ад слишком большой, ваш русский рай слишком маленький. Это как монета жёлтым из-под льда светится, что она там, а мы здесь, так что заткните язык в жопу. В. П. Из космического ветра в жёлтую воду внутри хромосомы прилетаем кулёчек, прилетаем, иссекаем. Лёлек и Болек и Майка Пупкова почти не при чём, папа и мама. Который будет сначала ухарем, потом расколовшимся, потом смертником, потом воскресшим, потом несчастным, потом счастливым, потом после всего, потом всем. Сцена 6. Ф.М. Для меня только одна загадка в жизни осталась. Куда какает Глаша? Но надо же чернил в ручку налить, вторую неделю без стержней, кризис. У кота Муси тоже рассказы про то, что его движения в чреслах от тоски, что не открывают окон, потому что четвёртую кошку загубить боятся, собаки, машины, люди, здесь не рай, а апокалипсис. Смерть. Итак, чернила налиты. Для меня только одна загадка в жизни осталась. Куда какает Глаша? Жизнь ужесточилась, соседям под ракушку нельзя, потому что соседи наступают и потом извиняются, что не посмотрели, и ей неудобно. Офелия. И по улице с поводком надо ходить, потому что все улетают на Мальдивы с мужчиной, и не все там предохраняются, и вот маленьких детей на улице много. Они же не знают, что Глаша про себя перед сном подумать боится, что приснится собака и её покусает. И вот они её боятся. А она на поводке не гадит. Что это такое, ты срёшь, а тебя держат. Казанова. Итак. Для меня только одна загадка в жизни осталась. Куда какает Глаша? Всё остальное я понял. Откуда берутся дети. Почему на зоне, в психушке, на ток-шоу все должны ударить ножом труп, чтобы выжить. Почему инопланетяне прилетели, посмотрели, и обратно улетели, им не понравилось. А потом из глаз смотрели и скучали. Фарафонов. Мы ведь проходили по биологии в 5 классе, что живое от неживого отличается всего тремя признаками, поглощение, деление, выделение, открыл Коперник. И тут я начинаю холодеть от догадки, как собака Глаша перед сном от испуга, что ей она приснится и покусает. Бздо. Пока враги окружали жизнь, она исчезла. Все гадали, где она вынырнет, как труп утопленника, ведь она уже была на зоне, в психушке, на ток-шоу. Вы уже, конечно, обо всём догадались. Я один раз захожу на веранду, а она в Интернете. Почему, говорю? Страшно, отвечает. Я думал она порнуху смотрит, а теперь всё ясно. Израилич. Жизнь грязненькая, говорил Розанов. Полюби нас чёрненькими, говорил русский народ. Если жизнь в поколении дедов ушла на зону, и страна превратилась в зону, в поколении отцов в психушку, и страна превратилась в психушку, в поколении детей на ток-шоу, и страна превратилась в ток-шоу, в поколении внуков в Интернет, и страна превратилась в луну, то я знаю, что мне делать. Ню. Я вошла на её сайт, и вот что я там увидела: «Фильм «Сталкер» поставлен как череда истерик. Писателя, а чего хочу я? Учёного, или сокровенное не позволит? Сталкера, они же ни во что не верят. Жены Сталкера, несчастье – счастье. А потом Мартышка читает чувственное стихотворение Тютчева и двигает предметы взглядом, потому что они её пол. Князь Мышкин говорил в «Идиоте», что люди родить не будут. У Ванги в пророчествах, что все люди станут клоны. В Библии Экклезиаст и Апокалипсис. У Шекспира, что бессовестная совесть, припадочная память, больные нервы. У Чехова и Толстого, что советская власть это конец света. У Бродского, что после конца света, всё в радость, даже хор краснознаменный. Я уже год голодаю и за собой наблюдаю, а кашу в унитаз спускаю незаметно». Сцена 7. В. П. Ну, можно было бы сказать, что тупые, ничего не понимают, тупые. Не понимают строчек, слов, букв, положений жизни. Как чмо стало Богом. Как война стала миром. Откуда же они поймут, ведь они же ещё не подставляли и не подставлялись. Да, нет. Дело не в этом. Ф. М. Это проклятие понимать приходит от папы и мамы, от первородного греха, от провалившихся реформ, от Сталина, от Гитлера, от Хиросимы. Мистика. Они боятся себя. Мистика. Они ещё не знают себя и уже боятся. Смерть. Мария, Фонарик, Катерина Ивановна, Бэла, Максим Максимыч, Акакий Акакич, Вера Верная, Соловьёв - учителя. Драматурги Гришковец, Коляда тоже учителя. Я бы тоже могла быть учитель. Но у меня были свои тараканы в голове. Или я найду себя, или я сойду с ума. Я не могла быть честным учителем, пока не узнаю себя. Но я не любила их, учеников, и ученикам тоже не могла быть интересна. Ведь ученики дети. Чему учит учитель? Да всё тому же, узнать себя. Офелия. Вера Верная, которая подожгла жизнь, а потом потушила, узнала себя, что она не жизнь, а они жизнь, и поэтому она должна только убирать и ставить подпорки, и стала начальник. Казанова. Соловьёв, испугался смерти и хотел от неё скрыться, хоть перед этим 50 лет учил, что надо быть героем, понял, что учить-то, в сущности, нечему. Что война кончается миром, потому что те, кто уцелели, понимают, что жизнь рядом со смертью сплошные таски. Хоть веслом рассекаешь волну, хоть до женщины докоснулся, хоть весь день разгружаешь машины. Фарафонов. И как этому можно научить, думал я в это время. Как этому можно научить? Бздо. Мария 20 лет любила, а потом надорвалась. Никита 30 лет стучался головой о стену, в которую всё улетает и ничего не прилетает. Как ты их научишь, если они просчитали, что им выгодно быть тупыми. Знать – несчастье. Не знать – счастье. Литература в школе – зараза хуже героина. Что знать? Себя! Израилич. Драматург Гришковец на подиуме раздевается до трусов и говорит, это я? Все смеются. Он доволен. Он хороший учитель, он заострил проблему, напомнил, но не попенял, потому что любит и уважает своих учеников. Ню. Драматург Коляда довёл катастрофу до катарсиса по всем канонам древнегреческого классического театра. И он хороший учитель. Хороший учитель, как алкоголик, знает, что должно хватить до следующего приступа отчаяния, потому что это пипец что такое, это ничего. В. П. Которое сидит в учениках и жрёт всё время, как крысы зимой в брошенном жилье всё изгрызают, что попадётся, мыло, газеты, стулья. Они только жрут, меня сожрут, начнут жрать другого, говорил писатель в «Сталкере». Ф. М. Максим Максимыч во внутреннем жилетном кармане всегда плоскую квадратную флягу из нержавейки возит, слегка изогнутую по рельефу груди. Потому что понимает, когда подступает, единственное спасение нырять в толщу. Смерть. Акакий Акакич раньше был физиком-ядерщиком, а потом вестники на шкафу приказали бросить эту херь и идти в школу. Офелия. Бэла работала учительницей литературы в школе для обречённых детей и стала задыхаться. Казанова. Фонарик вослед за учителем, хотела переходить вброд великую бездну жизни, задыхаясь в тоске по несбывшемуся, но вниз посмотрела, и с тех пор только плачет. Фарафонов. Катерина Ивановна всё время любить хотела, но пришли её дети на урок, и она поняла, что она их не любит. Бздо. Иисус Христос 30 лет смотрел в одну точку, стоило или не стоило рождаться, как мама после смерти папы, который как Александр Македонский перепутал несчастье и счастье. Израилич. Вышел на площадь и сказал, один у вас учитель. А когда плеваться стали, замолчал, чтобы не дискредитировать тему ставшими пустыми внутри словами. Ню. Лёлек и Болек и Майка Пупкова постепенно делают шаги и постепенно узнают, что постепенно чмо становится Богом, постепенно ученики становятся учитель, постепенно тупые узнают себя. В. П. Например, Лёлек и Болек будет преподавать курс режиссуры после того как станет министром финансов в одной утопической стране, которая через 1000 лет не знает, есть она или её нету, в колледже для душевно больных детей. И будет говорить на уроке. Сталин хихикает за шторой, когда его друзей забивают на допросах. Иван 4 пишет поминальный синодик, сколько он задушил. Дети будут видеть, что он их, действительно, любит, потому что он ставит вопрос ребром, и пытается из них выплыть вместе с ними, как из моря смерти на остров жизни. Ф. М. Майка Пупкова - директор. Понимает, что никто ничего не знает, и что жизнь всё расставит по своим местам, нельзя нажимать и нельзя бояться, надо как киноплёнка, идти в любое ущелье и нырять под любую воду, чтобы узнать, что было дальше. И надо всё время на месте оставаться из любви к детям, чтобы их всё время на столе ждали пушистый каравай и душистый чай после их игр жестоких. Смерть. И я жалею, что ушла из школы, потому что сейчас бы был приработок и всегда тема для новых сочинений. Но я должна была этим заниматься профессионально, и мне пришлось уйти из школы. Офелия. Пьеро над площадью на канате. Мальвина внизу с детьми. Арлекин с арбалетом. Классический и авангардный театр про ничего и всё, учительный, абсурдный, внутри и снаружи одно и то же, и кто здесь тупой, и кто здесь умный? Сцена 8. Казанова. Тема такая. Что всё начинает возвращаться. Рауль на дзен-буддистской «Ямахе» в окрестностях Петропавловска-Камчатского на границе Америки с Японией в поисках заброшенных аэродромов и драйва, обдумывает детали моего сайта и замерзает над зажигалкой. Фарафонов. Олег Пономарёв из армии через 25 лет. Мы твой дневник читали, который ты прятал под ангаром, и никто не признался, вот это была проза. Бздо. Как мы с братьями Литовцевыми ховали автомат под ангар на боевом посту и шли спать в казарму. Вот почему империя от Франции до Канады развалилась. Мы с братьями Литовцевыми ей не поверили, что для этого нужны такие жертвы, миллионы убитых задёшево, страна – зона и 2 часа на боевом посту. Израилич. Как Касымов заставлял Попсика взять в рот на боевом посту. Тот его послал. И он его ударил штык-ножом в спину. И его уволили с первой партией красногвардейцев, чтобы не было шуму, потому что комбат делал карьеру. Ню. Пока все делали вид, что они мебель на построенье, жизнь ушла дальше, как страничек Божий Лев Толстой, который сбежал из дома в 1910-м и больше не возвращался. Его до сих пор ищут с мигалками по ночам, чтобы задушить в подъезде, потому что он наша совесть, потому что без совести легче, а говорят, что наркоманов. В. П. Как Иван Выздога лежал в казарме и говорил мне, рано. А я боялся. Когда подняли ночью одного из братьев Литовцевых деды после отбоя, что кандидаты нюх потеряли, молодых не дрючат. Братья Литовцевы мне сказали, чё-то мы больше не верим. И мы решили за бутылкой глинтвейна, нехай так будет. Нас били, ничего не было, мы не били. И империя от Франции до Канады развалилась. Ф. М. Иван Выздога лежал в казарме и говорил мне, рано. Он знал, когда пора. Когда белорусские медведи украинского мишку задерут, то встанет молдавский мишка и русско-болгарский соловей и скажут, стой там, иди сюда, фиалка. Смерть. Вообще-то они все дружили, но тут вторглась история колесом железным и надо было делать выбор, на кого ты ставишь, на слабых или на сильных, на тех, кто подставляет, или на тех, кто подставляется. Офелия. Вообще-то жизнь благородна, но после всего. А если ты остановился на каком-то её этапе, то ты не можешь претендовать уже на всё её благородство. Казанова. Как Димедролыч надел вещмешок на плечи и вслед за остальными, Самуилычем, Седуксенычем, Соловьёвым, общиной, островом Соловки в Белом море, стал от себя уходить к Богу, и очнулся в Китае. Фарафонов. И прислал рассказ про любовь, мол, раз ты так, то и я так. Как он стал буддистским монахом, забрался на Джомолунгму и там 300 лет вымочаливал своё я об оболочку света, пока не вымочалил. Бздо. Тогда к нему подошёл Александр Македонский, который перепутал несчастье и счастье, и сказал, корешок, закурить не найдётся? Ты не знаешь, чья это такая прекрасная принцесса? Израилич. Проза автобиографична, проза документальна, потому что она сюжет и интрига как сюжетик вставляется в сюжет, как тэтэшник в кобуру, когда летит в ночь. Ню. Я весь год что-то делала, занималась рассылками, все в лицо плевали, я не сбросилась в канал как Добычин, когда его ловкие и шестёрки затравили, потому что не понимала, куда я дену Марью Родину, Майку Пупкову, Орфееву Эвридику. В. П. Потом я оглянулся, а смерть смотрит мне в спину с нескрываевым ужасом. Я снял одежду, я подумал, что там тоже слюни, а там выгравировано светящимися буквами, печатающийся автор, и подпись. Сцена 9. Ф. М. В сущности, Интернет это материализованная душа. Целое тело мира. Сократ родил поступок, про который красиво говорил Гамлет. (Какие сны в том смертном сне приснятся). Платон основал академию на месте сократовского мира. Аристотель науку, из которой потом Леонардо растирал краски для Мадонны, а Циолковский делал гофру для баллистических снарядов. Надо вернуться к миру Сократа и пойти ещё дальше. Там много наших зэков. Там Мандельштам Шаламов. Там Сталкерова Мартышка. Там корешки Данте. Там досократики. Мария уверена, что досократики это такие помидоры. Там семена в воздухе. Там вода всегда новая. Там молния. Туда вернулась наука и стала опытом. Туда вернулся народ и стал ребёнком. Туда вернулся Христос и стал Богом. Смерть. Но про этот мир нельзя говорить всерьёз, иначе всё теряется. Как быть, истина или есть, или её нет. Кому нужна истина, если она не ты. Если у каждого своя истина, то это уже не истина. Что делать? Демократия становится диктатурой, диктатура становится аристократией. Дядечки уговаривают тётечек, что им хорошо. Дети ещё не знают, кто они. Офелия. Я хотела там пожить, как в доме в деревне. Я понимаю, что это утопия. Я понимаю, что это проза. Я думала, что это Соловки. Я писала элегии, трактаты, романы, драмы. Я жила в 11 лет в деревне под Мценском. Когда я попала туда в 44, мне стало страшно. Я не хотела туда. Я не люблю возвращений. Казанова. У Маркеса, поезд расстрелянных, про который никто не помнит, и потом, действительно, дождь 100 лет, и все всё забыли. Я не люблю эту черту народа всё время выживать. Мандельштам, который решился быть с миллионами убитых задёшево, светом размолотых в луч скоростей, мне дороже. А потом бегал по пересылке под Владивостоком с глазами безумными, круглыми за бычком для сенечки, потому что чмо. Фарафонов. Всё равно дороже, тем более дороже. Этот мир начинает светиться только так. Туда дверь приоткрывается. Шаламов, который пишет «Колымские рассказы» между зоной и психушкой на этой звезде Бета Лямбда. И Солженицын, который печётся о благе народа с начальником и населеньем. Народа, который стоит перед казармой, писает в лужу возле крыльца и решает, кем он будет, чмом или сержантом. Бздо. И как только решил, сразу выбегают, хватают за руки и ведут под конвоем на звезду Бета Лямбда, про которую сказал Соловьёв, что все линии обнаженья и все дети бесконечности рядом с нею, тьфу, плевок со слюнями. А Гамлет не знал на что решиться: быть чмом - чмить будут, быть паханом за пахана в отместку - надо чмить, тоже в падлу. А на звезде Бета Лямбда тоже хер знает, что ты там встретишь, Сталкерову Мартышку, которые двигает стаканы любовью или ничего. Израилич. Просто вот ничего и всё, как стена. Я 30 лет стучался головой об эту стену, в которую всё улетает и ничего не прилетает, а потом смотрю, а она плачет. И мне было по барабану, есть истина или нет истины. Мне только было не по барабану, что сынки, которые хотели тусоваться, шли все в крови, как Христос, на острове Соловки в Белом море. Мне только было не по барабану, что где-то здесь дедушка, Фарафонов Афанасий Иванович, зарытый. Который погиб в 43 под Мценском и в то же время сквозь всё смотрит, как монах-отшельник. Ню. Я бы, конечно, могла наговорить кучу метафор, надо всё время оставаться, надо уходить всё время. Яркая вспышка от прямого попадания осколка. Мистика, что кто-то смотрит всё время. Но в то же время, я знаю, что надо прожить их жизнь в этом их мире, с их колымскими рассказами и двиганием стаканов любовью. И в то же время я знаю, что надо уходить в книгу, потому что на ток-шоу - единственный - только шнур в розетке, все остальные боятся, что их не будет. В. П. И в то же время я знаю, что надо оставаться в доме в деревне. Инопланетяне с Бета Лямбды когда прилетели, то посмотрели-посмотрели и обратно улетели. Им, если по честному, вообще не понравилось. Никто никого не любит, не жалеет, ничего ничего не значит, ничего никогда не было, не есть и не будет. А потом со звезды Бета Лямбда в глаза смотрели и скучали, такой феномен. Ф. М. Мама, папа, кот Муся, горфированные и полоротые, космонавты через 2 недели, со следами помёта вокруг люльки-дота, 3 см от потолка, чтобы ни одна сука не просунула руку, крапива выше сливы, смотрели не отрываясь мне в спину. Смерть. Я оглядывалась резко, чтобы увидеть ногу Бога, убегающего за угол, но видела только это место, в котором меня 33 года назад побили за то, что я хотела влюбиться. Офелия. А тосковала по другому месту. В котором туман всё время. Расстреливали, расстреливали, а потом задохнулись. Казанова. Как если бы чёрная вспышка осветилась во время попадания осколка фугаса в голову. Фарафонов. И стоит немец, и шевелит носком сапога, и говорит на немецком, лёгкая смерть. А у него за спиной стою я, и думаю. Херово. Хе-ро-во. На звезде Бета Лямбда. Сцена 10. Бздо. Инопланетяне прилетели, посмотрели, и обратно улетели, им не понравилось. Никто никого не любит, не жалеет, ничего ничего не значит, ничего никогда не было, не есть и не будет. А потом в глаза смотрели и скучали. Как монета жёлтым из-под льда светится, что она там, а мы здесь. Израилич. Пока враги окружали жизнь, она исчезла. Все гадали, где она вынырнет как труп утопленника. Ведь она уже была на зоне, в психушке, на ток-шоу. Дальше вы знаете. Ню. Мария сказала Никите, что она больше так не хочет, и он стал рассылать в Интернете элегии, трактаты, романы, драмы. У этих рассылок есть сюжет. Он такой: 18 лет. Он из него сделал роман. Краткая аннотация. Роман «1+1=1» начинается с дневника героя, заканчивается стихами автора. Это как завязка и развязка. Что было, что будет, на чём сердце успокоится. Внутри всё остальное, школа, армия, институт, семья, работа, литература. Не только как судьба героя и судьба страны, которых не будет, потому что будут другие герои и страны. А ещё как такая метафора, Бог. Про которую никто ничего сказать не может, пока не почувствует животом, пора. В. П. Могущий вместить да вместит. Мальчик Гена Янев становится сначала ухарем расколовшимся, потом смертником воскресшим, потом несчастным счастливым, потом после всего, потом всем. И придумывает имена своим героям, Гена Янев, Веня Атикин, Финлепсиныч, Никита, мысли, ∞ - 40 = ∞, 1+1=1, яяяяяяя, Бог Бога Богом о Бога чистит, элегии, трактаты, романы, драмы. Ф. М. А вообще-то это мама и папа. Валя с грудью и животом. Гриша как на образничке. И страна, которая жрёт своих сыновей и самоубивается. И летит пустая скала через космос. И летит кулёчек из космического ветра в жёлтую воду внутри хромосомы, чтобы всё узнать и стать Богом. Смерть. Они узнают друг друга, улыбаются, кивают и машут фальшиво по-доброму, как дедушка Гребенщиков из телевизора с отремонтированными зубами. Они уже всё поняли, что их будут казнить и расстреливать. Мало ли, что они поняли. Через 100 лет поговорим. Офелия. Бабушка Поля в 87 говорила Гены Яневу, что это она во всём виновата, что мир такой получился, и плакала. А он потом 30 лет головой о стенку стучался, в которую всё улетает и ничего не прилетает. А потом оглянулся, а она улыбается. Казанова. Ты чего улыбаешься? Анекдот вспомнила. Ворона спрашивает у воробья, ты кто? Орёл. А чё такой маленький? Болел. Сцена 11. Фарафонов. Прохожие говорят, чё-то у неё глаза не собачьи, на собаку Блажу Юродьеву. Догадались, догады. Бздо. Вот летит образ. Он ближе всего. Он я. 44 года. Как я с ним боролся. В школе, армии, институте, в семье, на работе, в литературе. Я выкладывал душу. И теперь я не знаю, где меня больше. И у меня ничего не осталось. А они говорят, что это тупик. Израилич. И что я ничего не заработал, кроме этих глаз, которые совсюду смотрят. Из пустого воздуха, наполненного романом-сайтом «1+1=1» со скульптурами Родиной Марьи про мёртвых людей и живой воздух и элегиями, трактатами, романами, драмами Никиты. Ню. Они не хотели быть мертвецами. Ну и не будьте ими. Я беру, вычитаю из 44 лет 33 года и получаю образ папы, ∞ - 40 = ∞. Я беру, вычитаю из 44 лет 22 года и получаю образ Майки Пупковой, 1+1=1. Я беру, вычитаю из 44 лет 11 лет и получаю образ Орфеевой Эвридики, яяяяяяя. Я беру, вычитаю из 44 лет 44 года и получаю образ Марьи Родиной, Бог Бога Богом о Бога чистит. И плачу. В. П. А они говорят, что у меня ничего нет и что это тупик, мама. Сцена 12. Ф. М. Веру Верную уволили из школы, интрига, зависть, кругом всё за деньги. А директор всё лето бесплатно принимает группы совсюду. За разбазаривание школьного имущества. Но прошло 10 лет, за это время искушение нищетой, что мы больше так не можем, превратилось в искушение корыстью, что мы слепоглухонемые для благополучья, а искушение корыстью превратилось в искушение искусством, что не надо близко. Демократия превратилась в диктатуру, а диктатура в аристократию. Смерть. И её выбрали мэром, потому что прочли книгу Никиты «Как у меня всё было» про то, что местный катер-работяга «Мыс Печак» называется на самом деле «Капитан Останин», который шёл заводить катер чужой, вмёрзший в шугу, и перевернулся на льдине. Ню. А Вера Верная - мэр острова Большой Советский в Северном Ледовитом океане, откуда все мы родом, заходит в комнату без дверей и окон и её там корячит, что лучший способ нарваться, не нарываться, потом выходит и улыбается, что талантливый администратор, решает вопросы, руки прохожим целует, говорит, хочешь маленького котёнка, как ты его назовёшь? Казанова. А он не автор, а волшебник, потому что знал, что так и будет, хоть никаких данных за это. Фарафонов. Никто никого не любит, не жалеет, ничего ничего не значит, ничего никогда не было, не есть и не будет. Бздо. А по острову ходят 2 подростка, все в крови, как Христос, и поддерживают друг друга, как мама, потому что им пришла охота тусоваться, а их избили. Израилич. Не на этом свете, так на том. Ню. Ещё на том свете в Интернете Вера Верная позвонит и скажет, тут недорого продают избушку на берегу Белого моря. И опять начнётся отход на север, хоть Мария уже не верит, что этот свет это тот свет, а этого света нет. А откуда мы возьмём деньги, и что мы там будем делать? Деньги мы возьмём за роман «1+1=1» со скульптурами Родиной Марьи про то, что люди мёртвые, а воздух живой и элегиями, трактатами, романами, драмами Никиты про то, что ∞ - 40 = ∞, 1+1=1, яяяяяяя, Бог Бога Богом о Бога чистит. В. П. А делать мы там будем вот что, на пенсии по инвалидности строить из себя общину. Это когда на этом свете не надо близко, а на том свете все сумасшедшие и ты за ними ухаживаешь. Теперь вы понимаете, почему Вера Верная позвонила? Как опытный администратор она понимала, что в одиночку она, может быть, и вытащит эту жопу, как Фортинбрас новый, но без информационной поддержки её просто в упор не увидят. Это когда ты идёшь на рыбалку, а по бокам Зосима и Савватий дудят в дудки, дорогу новому Филиппу в юбке, а мимо проходят туристы за руку и говорят на небесную славу, как красиво, всё живое. 2008 – 2010. © Никита Янев, 2010 Дата публикации: 08.12.2010 16:48:58 Просмотров: 2724 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |