Цифры. Индиго.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 24919 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Содержание.

1. Цифры
2. Инопланетяне.
3. 11 измеренье.
4. Военный и блондинка.
5. Чудо о змие.
6. Индиго.
7. 2012.
8. Романы.
9. Как с луя.
10. Адреналин.
11. Записная книжка.
12. Майка Пупкова.

Индиго.

Про «Джип» и «по херу».

Теперь я перескачу к 10-м. Экстрасенсы, которые хвастаются друг перед другом, что лечат правительство. Лакейщину нужно избыть. Чем её можно избыть? Только юродством.

Это Годунов у Пушкина испугался совести, Грозный в летописи обосрался конкретной угрозы. Я сейчас говорю не про конкретных начальников, а про конкретное населенье.

А теперь надо вернуться к 2000-м. Режиссёр, снявший «Сочинение ко дню победы», 10 лет сидел без работы, а потом стал снимать сериалы и стал ангажированным. Он годится для иллюстрации, потому что опять не попал, потому что талантливый.

Таланта мало. Надо жажда жизни, чтобы была по фигу совесть. Или юродство лакейщины начальников и подчинённых. Чтобы попадать или не попадать. А так, ни то, ни сё.

Обычная статистика, за год 10 тыс. посещений. Это тираж. Всё. Все остальные журналы я бросил, потому что – сами. Я устал, что всё исходит от тебя, это нечестно и не чисто.

А потом, видно наступила тема. А в теме важно не делать лишних движений и не отвлекаться на детали, а то изойдёшь на фу-фу. Это катастрофа.

Теперь про тему. Есть квантовая физика с её информационным полем и голограммой. Есть веды с их днём Брахмы и секундой Брахмы.

И есть «Маяк» на Урале, предприятие по переработке ядерных отходов, где ядерных отходов со всего мира хватит, чтобы похоронить несколько галактик.

Вы выходите из «Джипа» и идёте по полю, и думаете про то, что надо, чтобы все вышли из «Джипов» и пошли по полю. Вы знаете, что это невозможно, потому что самое популярное выражение в разговорном русском языке, по херу.

Я, конечно, не выхожу из «Джипа», я никогда из него не выйду, потому что я никогда в него не входил. Но у меня есть опыт лучше. Например, остров Соловки в Белом море.

Например, как я на нём оказался? Мы схлеснулись с тёщей Орфеевой Эвридикой, кто больше родину-мать любит, центр или периферия. Потом она стала всё делать, раз она в центре.

Со мной сложнее, с 10 лет я был в клинче, меня можно было загнать сильнее, но нельзя было, чтобы я из него вышел. В чём заключался клинч? В том, что я на абсолютной периферии. Можно было много биографических фактов про 10, 20, 30, 40 лет вспомнить, но сейчас дело не в этом.

На Соловках много таких было. Целая община. Я понял, что это нормально. А ещё я увидел, что скоро их разгонят, потому что люди хотят счастья и не хотят несчастья. Это человеческая природа. Это про «Джип». И это уже было, как говорил доктор Живаго в «Докторе Живаго».

Теперь про себя. Я знал, что будут ещё Марья Родина и Майка Пупкова. 3 женщины-парки, Орфеева Эвридика, Марья Родина, Майка Пупкова, тёща, жена, дочка, музы, меценаты, братья, богини судьбы.

Потом Марья Родина поломалась, что она больше не может быть на периферии. Надо было помочь, но я не мог выйти из клинча всё больше. И чем больше меня в него загоняли всякие житейские несчастья, тем сильнее я не мог из него выйти. Это естественно, впрочем.

Я знал, что ещё Майка Пупкова. 12 лет уходят на каждую богиню. К этому нельзя подготовиться. Ведь ты хочешь, чтобы периферия была в каждом центре, а для этого надо стать абсолютной периферией.

Это всё про линейную и про кольцевую концепцию истории и про «Джип» и по херу.

Индиго.

Речь к дочке. Это очень тяжело. Это самое тяжёлое сейчас на свете. Быть учителем. Посредник между старыми и новыми.

Диагноз тот же, что у цифры и у буквы. Цифра – Бог, соразмерность частей и целого. Буква – Бог, как часть видела целое, галлюцинация.

У Достоевского спросил редактор, круглый стол овальной формы, нехорошо, Фёдор Михалыч. Да, надо исправить, сказал Достоевский, и не исправил.

Эпилептик знает, что в галлюцинации главное - галлюцинация, а не изображение галлюцинации, поэтому неправильность едва ли не важнее правильности.

И тем важнее неправильность, чем страшнее главный диагноз – без целого. Катастрофа, апокалипсис не потом, а сейчас. Говно в голове.

В «Дао де дзине», так сложно, так глубоко Дао, нельзя передать, ни одна буква и ни одна цифра не подходит.

Но если нет «лучше» и «хуже», бери первые попавшиеся, и они будут лучше всех, потому что они первые после катастрофы – целые.

Я немного подрехтовал «Дао де дзин». Такой наказ будущему учителю. И главное, все будут плеваться и блеваться, потому что нет целого.

И на вершине – полная жопа. И единственная поддержка – знаешь, как узнать, лечишь ты или нет?

Помнишь, на острове. Остров уже уплывал в новое, и говорил, ну, ты что медлишь, друг? А меня колбасило, что надо уходить в старое, потому что там остались люди.

Прошло 12 лет, и пришла весть с острова, что у них вообще не осталось нового, что оно всё куда-то делось вместе с людьми и целым.

А я ничего не делал, вообще, я только галлюцинировал, как Достоевский, что часть – целое, и что видит галлюцинация, и больше ничего.

Галлюцинация видела, что надо разговаривать, как галлюцинация, когда нет ни целого, ни части, ни лечения. И постепенно начиналась новая история.

Ты рассказывала на уроке индиго, что был остров, он по-разному называется, и разное летоисчисленье. Разные цифры и буквы.

Лемурия, Атлантида, Гиперборея, Азия, Европа. 6 млрд. 7 лет, 100000007 лет до нашей эры, 10007 лет, 1007 лет, 307 лет. И индиго кивали, что, да, они знают.

И ты говорила, но это не главное, главное, лечение целого частью, галлюцинация, болезнь, лечение. И индиго кивали, да, да, мы знаем.

Ты запиралась в учительской, курила и плакала. Вообще-то ты блефовала, потому что ты здесь, а не там, на апокалипсисе.

А потом, докуривая, подумала, а вообще-то, наверное, ты уже там. И индиго говорили в закрытую дверь, Анна Геннадьевна, мы вас видим, вы плачете.

И ты начинала урок. Вообще-то, у Христа не было такого выбора, скипать или не скипать. Это потом придумали кормящиеся возле церкви.

И у Иуды не было такого выбора, за идеологию он, или нет. За кого он, за сильное государство или за слабое?

Всё было расписано, как по нотам, и все были по местам, что сейчас будут забивать на зоне ногами очередного чмошника, и он будет смотреть сверху, как они себя калечат и лечат.

И индиго кивали, да, да, мы знаем. И ты говорила, вы как рефрен. Если вы всё время здесь были, что же вы так долго не приходили?

И индиго говорили, ну вы даёте, Анна Геннадьевна, а часть и целое? А Достоевский и «Дао де дзин»? А квантовая физика и веды?

Ведь судьбу надо избыть, только тогда она станет не карма, а лечение. Вы разве не знаете? Почему не знаю, знаю. Отвечала ты. Ну-ка, садитесь на места.

Теперь я вам расскажу, как лечить. Вы не знаете? Нет, нет, отвечали они. Короче, галлюцинация всегда про время, дети. Что вы говорите из будущего про прошлое.

Время это не буква и не цифра. Цифра это соразмерность частей и целого. Буква это галлюцинация, лечение.

Время это как Бог себя убирает, и получается время, что Бога нет, есть только вы. Вы знаете, что это тяжело, поэтому старые умерли?

И ещё, русская литература, неправильность, галлюцинация. То, что я буду вам преподавать. То, что старые это вы. И что чмошников на зоне забили ногами.

И что Бог всё время вас ждал, но вы всё никак не могли придти, потому что старые люди не могли стать новыми, потому что они боялись страшного и не боялись не страшного.

А на зоне самое страшное – не страшное. Как Бог смотрит, как его забивают ногами Боги. Если вы это увидели в галлюцинации - всё остальное время вы будете лечить.

И возвращаться всё дальше в прошлое, пока не вернётесь в то время, когда Бог придумал время. И тогда вы мгновенно вернётесь в своё время, и станете возвращаться.

«Это и есть мой предмет, русская литература, вы поняли»?

«Да, конечно, что же здесь непонятного, Анна Геннадьевна».

«∞ - 40 = ∞. 1+1=1. Яяяяяяя. Бог Бога Богом о Бога чистит».

«Молодец. Как тебя зовут»?

«Гена Янев-100000007».

За 40 и под 50.

Вертолёты в твоей голове.

Б.Г.

Вы пишете про последние 20 лет, а я ничего не чувствую.

Из письма редактора.

1.

Вот претензия, вы пишете про последние 20 лет, а я ничего не чувствую. 50 ˣ 50. Или я не умею писать, или вы не умеете чувствовать. Но я не про это.

За 40 и под 50 расставались на острове жизни в море смерти, и держались за руки, и всё вспоминали, их ждали атомная подводная лодка и вертолёт спецназа.

Они были как ключ, и поэтому они их ждали, и волновались, как обдолбанные, что не успеют до конца света и вознесенья.

Передаём этот ключ вам, представьте 4 судьбы. Орфеева Эвридика из поколения отцов. Мария и Никита из поколения детей. Майка Пупкова из поколения внуков.

Все приняли решенье. Никита молился так перед сном. Господи, помоги, чтобы Мария выдержала. Господи, помоги, чтобы у Ани получилось. Господи, помоги, чтобы бабушка пожила. Господи, помоги помочь. Господи, помоги, чтобы зажило. В-сущности, вот и всё про судьбы.

Просто, берёте, и впускаете то, что есть в свою судьбу. Я долго думал, а что есть? Нет, понятно, есть только 2 выбора. Жизнь, как вертолёт спецназа, - смерть - и жизнь, как подводная лодка.

Про второй выбор я могу сказать только косвенно или книжно. Косвенный вариант. Вы едете в джипе и вам по херу. Книжный вариант. Бессмертие как забвение.

Второй выбор очень мощный. Вы в домике и вам по фигу. Поэтому вы не чувствуете. Если вы почувствуете, вас выметет, как взрывной волной, в ничего.

Несчастье – счастье, потому что посвященье. Несчастье родителей, военный и блондинка минус трёшка, мицубиси, дача, Ницца равно наркоман и одинокая.

Несчастье Гены Янева, их сына, врождённое, так, что имя даже взял другое, чтобы выбраться, а потом увидел, что выбраться нельзя, надо только больше засовываться.

Один не справится. И так появились в нашем очерке Мария и Никита на острове жизни, который плывёт в море смерти по полю от Франции до Канады с тоской в животе во время глобальной катастрофы, которая и есть человеческая природа.

А за ними барражируют вертолёт спецназа, что жизнь это успешно выполненное заданье всегда, и атомная подводная лодка, что смерть это жизнь после жизни, и что можно было помогать ещё при жизни, вообще-то.

И что Мария помогала Никите, потому что женщина любит мужчину, а Никита помогал тем, кто не чувствует, а вдруг они в последний момент почувствуют, потому что мужчина любит Бога. Фуф, аж взмок.

Поэтому за островом барражировал вертолёт спецназа со сброшенной верёвочной лестницей, за которую рукой держался Никита, и плакал, как Ван Гог перед тем, как застрелиться, что ничего не получилось. А может быть, всё получилось? Просто они ничего не почувствовали, а потом после 3 войн почувствовали.

Так же за островом барражировала атомная подводная лодка, шлюпочная команда терпеливо курила, и поджидала Марию, пока Мария...

Да, и про автора. Я вчера вечером подумал. Надо написать рассказ завтра утром. «За 40 и под 50». Я никогда в жизни, ни разу за 33 года рабочего стажа не подготавливал сюжет, интригу, фабулу, образы, героев заранее. Может быть, поэтому они не хотели ничего почувствовать, что это не про них, а про него? Хотя, вряд ли.

Я просто испытывал максимальное несчастье, а потом счастье, когда наступало избавленье, как придурок. Теперь вы понимаете, почему барражировали спецназ и Морфлот? Ну, или почувствовали.

Да, ещё про спецназ и Морфлот. Это была экспериментальная атомная подводная лодка. Атомной она называлась только условно. Её удалось построить перед самой катастрофой.

Вы входите в атом, туда, где нуль-реальность за нуль-время в нуль-пространстве, как в смерть после успешно выполненного заданья, и чувствуете, вот где жизнь.

Надо ли говорить, что вертолёт спецназа был прикомандирован к атомной подводной лодке? Просто, расставанье всегда расставанье, а они привыкли всю жизнь быть вместе.

Вертолёт летел на заданье, такое, как обычно, успешно выполнить заданье. Никто бы не мог сказать, в чём оно заключалось, кроме Никиты. Поэтому он его и ждал по-мужски терпеливо, и трусился, как обдолбанный, что не успеет.

И Никита внутренне улыбался, куда ты хочешь успеть, придурок? Это как в русских народных сказках, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

И Мария вдруг почувствовала, увидела, поняла, и всё такое. И отжала мокрые волосы рукою, и подала ладошку, ну, до встречи. И всё завертелось.

Майка Пупкова и Орфеева Эвридика летели на транспортных звездолётах во владения серых, потому что Майка Пупкова любила эвакуированный класс, а Орфеева Эвридика любила Майку Пупкову.

Серые переговаривались на своём тарабарском, в котором - одно «по херу». «Нас аккуратно сопровождает на границе 4 и 5 измеренья, недоступного для тех, кто не знает, что несчастье - себе, а счастье - не себе, вертолёт спецназа без опознавательных знаков».

Спасибо автору, у которого автор никогда не спрашивал, что надо делать, а просто думал перед сном, хорошо бы завтра написать рассказ «За 40 и под 50».

2.

Майка Пупкова говорит на уроке. Это очень сложно объяснить. Это 2 противоположных положенья. Причём, в одном - почти все, в другом - почти никого.

Представьте, вы едете в джипе и вам по херу. А теперь представьте, что чмошника забивают ногами на зоне.

Так вот, первый выбор у второго на ладони, хоть в первом почти все, а во втором почти никого.

Это и есть русский классический роман 19 века, которых всего несколько за 2000 лет христианства, и раньше. Древнегреческая драма, ренессансная живопись, немецкая классическая музыка, русский роман.

Майка Пупкова работает учителем литературы. Серые оставили институты, потому что именно через них они подпитывались энергией от нас.

Вспомните Толстого, который 50 лет созидал институты, потом развенчивал институты, потом ему вообще были по фигу институты.

Он выломал в ближайшем от Астапово орешнике после смерти палку себе по росту, и как Христос Тютчева, пошёл проездиться по России, как Гоголь.

И так увлёкся, что когда Цой разбился, только крякнул. И выдал ему шпагу, как Гамлету и Болконскому, что до палочки-то надо дослужиться.

Так они компанией и бродили, как вертолёт спецназа, Толстой, Цой, Христос. Говорит Майка Пупкова на уроке. А серые косятся. Они тоже понимают своё шаткое положенье.

Транспортные звездолёты в 3 измеренье. Им доступно лишь 4 в технологиях. А вертолёт спецназа их контролиры на границе 4 и 5 измеренья, как царство Божье внутри и снаружи.

А так хотелось на острове Большой Советский в Северном Ледовитом океане всем собраться. В месте силы, как говорится. Для общины верных, дома в деревне, мастерской возле жизни, пьесы на ладони.

Как 6 млрд. 7 лет до этого и всё остальное время. Пока Лемурия, Атлантида, Гиперборея, Азия, Европа. Для посвящения подростков, достигших половой зрелости, в лабиринты одиночества смерти я из ледниковых валунов.

Вы разгоняетесь по спирали и влепливаетесь во вспышку света, 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона 100000007 закланных в жертву рожают.

Такой ей сон во сне снится. И дальше, то, чем заканчиваются все рассказы Никиты. Если оно в финале, значит, оно всё время.

Если бы серые и институты, государство, армия, милиция, зона, искусство, церковь, наука, образование, медицина, могли забраться в сон во сне Майки Пупковой, они бы сразу, как опытные текстологи, лингвисты и контрразведчики догадались, что за вертолётик там маячит.

Но в том-то и дело, что 5 измеренье им недоступно. Как говорили в чужом родном ренессансном городе Мелитополе. Сравнил жопу с пальцем.

Поэтому они и оставили институты, чтобы хоть так контролиры. Потому что ясно, что Майка Пупкова, как портал и подпольщик, даст знать глазами на уроке, что наши всё время рядом.

И они сразу станут счастливы, как чмошник на зоне, которого забивают ногами, и несчастливы, как по херу в джипе.

Так же ясно, что серые ничего не могут с этим поделать. И более того даже. Некоторые из них начнут труситься, как обдолбанные, как грибник среди подосиновых, как рыбак во время хода селёдки на Тамарином причале на Соловках.

Когда вертолёт спецназа войдёт как портал 5 измеренья в инфраструктуру экзопланеты, на которую эвакуировали транспортные звездолёты серых наших родных, и заберёт тех, кому Майка Пупкова подавала знаки.

Серые только разведут руками, как начальник, который тоже подпитывается от нашей славы своим тщеславием, а на хера мы здесь тогда нужны, если все всё без нас решают?

Что им мог бы ответить автор на эту выдумку фантастов и эзотериков в ютубе? Вы, знаете, мне кажется, мы все – инопланетяне. Можно долго спорить, в какой мы парадигме, в кольцевой или в линейной?

А можно, как Достоевский воскликнуть в пароксизме боли и восторга, что все мы семена совсюду, со всех галактик. Которые собрали мудрой рукой, чтобы у вас всё было.

И у вас всё было. Дальше вы едете в джипе и на зоне. Говорит Майка Пупкова на уроке. И вертолёты, вертолёты.

3.

Может, я и прав был, нужно запомнить это положенье. Прав не в том, что я описал, в этом я не сомневаюсь.

А в том, что я у себя спрашивал 6 лет, когда все ушли в глухую несознанку в мёртвой точке поколенья. Прав ли я, прав ли я, ведь я же подставляю, как чмошник на зоне?

Просто потом, когда начинаешь делать, что написал, и сразу наступает, что они не чувствуют, причём с такими понтами, как будто чувствуют.

«Что не чувствуют»? «Зачем Ван Гог бесился». «А что чувствуют»? «3 войны». «А что было потом, Анна Геннадьевна»? «А то, что всегда бывает, дети».

Оба опыта совпали и оказались романом «Война и мир» про тысячелетний уклад народа. Беднейшие слои терпят нелепость всё время, потому что стоит пошатнуть чашку на краю стола, и всё покатится, на хер, в яму под нами.

Лев Толстой с палочкой ходит, как вертолёт спецназа, как 5 измеренье. И за ним, как крысы за дудочкой, как чудо за мистикой, как природа за солнцем, те, кто прошли внутрь атома, в нуль-реальность за нуль-время в нуль-пространстве.

В яркой вспышке света на утреннем построенье в казарме, когда серые одного забивают ногами перед строем, чтобы все знали, что это очень мощное, и мудрое, и страшное посвященье в то, что только ты сможешь. Говорит Майка Пупкова на уроке на экзопланете.

4.

Про Орфееву Эвридику надо сказать несколько слов. А то нехорошо, про всех всё, а про неё ничего.

Когда в поколении дедов русских мужчин выкосило 3 войнами по ранжиру, русские женщины в поколении отцов, как Эдита Пьеха, если я тебя придумала, стань таким, как я хочу, выходили замуж за полукровок и инородцев, чтобы генофонд поправить.

Которые все в 38 умирали, потому что эта русская мера, это я вам доложу. Или по херу в джипе, или чмошник на зоне.

Про которую ещё Пушкин в «Станционном смотрителе», что у русских 2 меры, мера мерная и мера преизбыточная.

А впрочем, при чём же здесь русские? Это же человеческая природа. На спецзаданье надо решить быстро, кем ты станешь, экзопланетой, звездой, 5 измереньем?

Ты решаешь отмазаться, и становишься экзопланетой. Ты решаешь подставиться, и становишься звездой. Ты решаешь подставить, и подставляешь себя.

Орфеева Эвридика работала домохозяйкой у Майки Пупковой. У серых все должны работать, только серые не должны работать, как депутаты.

И перечитала всю литературу, пересмотрела все фильмы, переслушала всю музыку, пока Майку Пупкову с работы ждала.

Надо сказать, что там со временем не лады были у серых. После конца света время шло назад. И единственное, что они могли сделать, с помощью мощных отражателей, замедлить течение времени.

Но Орфеева Эвридика всё равно помолодела и поправила здоровье с помощью оздоровительной методики. Нужно сказать, так же, в чём она состояла.

Но про это с другого бока. Многое из генофонда удалось сохранить. Слава Богу, в этом Орфеева Эвридика кое-что понимала, как Эдита Пьеха.

Вы налагаете на генофонд вывезенную инкогнито память, как «Слово о полку Игореве», которое 6 млрд. 7 лет в земле пролежало, пока его князь Мусин-Пушкин не выдал за своё произведенье.

И он начинаете аж пищать от микрорентген. А автор сожалел, что стучишься-стучишься 33 года головой о стену, в которую всё улетает, и ничего не прилетает.

Всех тщательно обыскивали во время эвакуации на транспортах серых. Но если вы сравните отчёты спецслужб серых, сколько изъято и сколько уничтожено, вы поймёте, как просочились записи назад в биосферу.

Так князь Мусин-Пушкин понял, что «Слово» нельзя уничтожить, его можно съесть, как пророк Иезеккиль Апокалипсис, когда он отряхнул «Слово о полку Игореве», завёрнутое в какую-то тряпку, от земли, и прочёл там свои мысли.

У серых вообще началась каша. Они друг друга запытали в застенках. Как получилось, что флешки с греческой драмой, ренессансной живописью, немецкой музыкой, русским романом попали к землемазым?

И последнее, вот когда Орфеева Эвридика поняла наконец зятя Никиту Послеконцасветцева, что не я всегда в центре, а я всегда на периферии. Это всё про методику.

Про то, как эпопея «Как у меня всё было» попала в подпольный Интернет на экзопланете. Серые должны были обязательно просматривать все флешки, конфискованные у эмигрантов, чтобы не утерять важных технологий.

Там на вертолётах спецназа было несколько серых. Сопоставьте эти факты, и вы поймёте Толстого. И никогда не будете больше говорить «я не чувствую» с понтами.

Вы будете говорить «я не чувствую» без понтов, потому что, какая разница, кто виноват, автор или читатель?

Как один ради другого 33 года бился головой о стену, как чмошник на зоне. А он, как по херу в джипе, ничего не почувствовал.

Короче, если говорить стихами, как поэты, дело не в понтах, а в порталах.

На звездЫ.

Смертная тоска, одна из смертных тоск. Сколько их было? 4. На самом деле, конечно, гораздо больше. Есть аффекты, а есть смертная тоска. Большая разница. Аффекты мобилизуются в рынки сбыта. Смертная тоска увидела войну.

Итак, 4, для символизма. Перед стихами, перед эссе, перед прозой, перед пьесами. Перед жанром. Перед семьёй, перед работой, перед островом, перед космосом. Война всё время. На войне все фигурки – фигурки тебя. Это не спорт и не искусство.

Это зона, психушка, ток-шоу, Интернет. Если сможешь перетопить войну в себе, выдержишь все унижения и не отомстишь, тогда они превратятся в жанр. Общину верных, дом в деревне, мастерскую возле жизни, пьесу на ладони.

Т. е., война не должна перейти наружу из тебя. Должна уйти на бумагу, в жанр, чтобы стало видно ловушку всем. Вот, собственно, и всё. Это всё равно что попросить прощения, потому что ясно, что мстил.

А как? Красавцы ничего не чувствуют, а ты как война 33 лет мандячишь в пустом тумане, что тоска. Так начинается новое. Что важно? Ну, это как у десантников. Чтобы ничего не колыхалось. Чтобы всё как влитое, ничего лишнего.

А ещё как держали за руки, Моисея, что ли? Чтобы победить, пока он молится. 33 лет, чтобы руки не опустил. Взывая к двойнику войны внутри. Что фигурки начали выяснять себя. Что они как после войны и после зачатия, идут голые среди трупов и плачут, что получилось.

Куда они идут? Если я скажу, на звезду, это будет не символизм. На звездЫ, вас, фигурки живут. Ну, хорошо, тоже вы, только отдельные. Им ведь важно перетопить войну в себе и тоже стать звездой.

Фу-ты, ну-ты, вы учились на Бога, а то стать звездой, стать звездой. Тоже мне, Меттерлинк. Опа, экспансия. Пустота борется с полнотой. Посередине вы, навроде полномочного представителя с дощечкой ксивы.

А что там, давайте посмотрим, где очки? А там ваши произведения, стихи, эссе, проза, пьесы, как вы перетопили войну в себе, и космос расширился.

Мыслящее человечество после всех аффектов, всех этих джипов, по херу, зон, чмошников, успело эвакуироваться на вас. А вы попёрдывали, как вулкан, и плакали, как дождь, что получилось, бляха-муха, получилось.

Дамочки, десантники, обнажёнка, роды в густом тумане двигались, ощетинившись аффектами. Смотри-ка, дышится.

А вы уже искали своего глазами невидимыми. И тут же находили. Опа, вот он. Исповедник с испуганными движениями, что опять будут бить.

Про старое и новое.

Если вам интересно про театр «Около», то их 2. Старый и новый. Про старый очень много в эпопее «Как у меня всё было». По-сути, это один из лейтмотивов. Про новый в пьесе «Телепортация». В сущности, это про старое и новое.

Старое подставляло и подставлялось, и поэтому искусство. Ходит и плачет всё время, как Лев Толстой перед смертью. Новое не подставляло и не подставлялось, и поэтому не искусство. Как красавцы, которые ничего не чувствуют.

«Ах, вот зачем нужна была жизнь? Чтобы всё почувствовать? Для искусства? Так вот как? Это были курсы повышения квалификации? А мы думали, нас заслали и бросили, как ненужное».

«Ах, ну что вы, я здесь всё время», отвечает космос вместе с искусством. «Просто это как проверка на гнилость, что всё по-настоящему. А потом вас на руки, и в медсанбат, ну-ка, отдохни, приляг. Ну, как, понравилось»?

«Какое там понравилось, людоедство какое-то». «Ну а ты-то научился»? «Я-то, да». «Ну, поздравляю, теперь ты вместо меня». «А ты»? «А я дальше».

Сентябрь 2011.

© Никита Янев, 2011
Дата публикации: 12.12.2011 14:03:29
Просмотров: 3010

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.