извлечённые рассказы

Юрий Сотников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 34835 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

ИЗВЛЕЧЁННЫЕ РАССКАЗЫ из повестей и романов

...Из них двоих кого же я люблю больше?! Ну конечно, рыжую прорву с открытым ротом, которая весело хохочет над шутками своих товарищей и случайных знакомых, заставляя меня страдать от удалой её общительности, когда хотелось бы мне запереться с жёнушкой в тёмный чулан, и там до скончания нашего века услаждать негу да семейный покой.
Но вот в жизни моей вызывающим светочем заблестел золотой Янко, призывая к бунту искрами надраенных зубов; и есть он дружески безмятежный провокатор, что становится ужасно от его фанатической веры.
Незаметно втёрся Янко в моё доверие, исподволь моей половиной стал - он сердце ночное, когда я сплю от дневных трудов; он душа маетная, в которую прячу я тревоги бестолковой жизни. Разве это Янка построил цирк для моего пацана? для всей окрестной детворы? он просто выкрал идею, добрый скорпион.
Жжёт; жжёт у меня в груди от его милосердных укусов, и всё больше завидухи зреет слева под костюмом, потому что народ наш за Янкой подымается, его красная футболка на тугих плечах полыхает как знамя далеко впереди.
Я желаю подобного товарища, друга даже; а будь я сластолюбцем, то яро хотел Янку в любовники. Только великая гордыня духа удерживает меня в шаге от бесчестия, и слава господу, я никогда не позволю себе сделать шажок этот. Наверное, любая дружба втихую покрывает страсть да желание. Но настоящий мужик без страха глядит в тайники души, а слабак легко подчиняется сладкой немощи. Я спросил у деда Пимена о своих терзаниях, не постыдны ль они. – Дурень, - ответил мне старик. – Жопошники, кто сраки друг дружке подставляет. А вы с Янкой души свои.-
Жаль, что с нами нет Серафима. Выживет ли? яркий и великодушный, чтобы вослед за ним поверить в будущее. Янка вроде бы верит; дед Пимен творит осязаемую правду своими ежедневными нотациями, а то и ночью засиживается в беседах с мужиками и собой, с господом. Зиновий тоже лишь притворяется разочарованным в жизни, а покажи кто ему путеводную звезду - да под верой, под зароком - и он без раздумий поползёт на костях хоть к самому краю света. Муслим - это просто чудесный семьянин да работяга. Есть в моих товарищах тын, или кол, или стрежень, об которые можно опереться, когда бьют поддых и в затылок - когда окружили безоружную пехоту враги конные, да в сабли.
А что есть во мне, кроме застенчивой трусости? я в темноте под одеялкой сам стыдюсь её. Если соседи поймают меня в кустах с поджатым хвостом - страх большой. Если Олёна увидит в глазах моих подлый розжиг паники - великий позор. А коли сыну придётся гнуть к земле голову за отцовское предательство - то лучше бы я не родился, а матушка меня вместе с памятью ножиком выскоблила, скормила бродячим собакам...
==========================================================================
А мне к вечеру душновато в доме стало. То ли печь до шкварок протопил – или, может, пришла пора знакомиться с новыми людьми, а не потешать судьбу в одиночестве. И вот, дождавшись помутнения дня, когда в его глазах уже не было ни одной трезвой солнечной слезинки, я подмигнул сумеркам, флиртуя напропалую, и вышел из ворот.
Письмоносец ветер гнал по переулку обрывки бумаг с напечатанными буквами; одна тайная телеграмма прилипла мокрым охвостьем к моему каблуку, и как я ни корил себя за подлое любопытство, оно оказалось сильнее благих намерений. Вот что было писано в этом послании:
– Здравствуй, милый, любимый, ненаглядный! Каждое утро просыпаюсь со счастьем, что ты есть на свете. Я ненавижу тебя, очень люблю, проклинаю и хочу видеть твои добрые глаза, слышать ласковый голос. Но нет рядом никого, будто зрения и слуха лишилась. И жизни.
Я с праздником хочу тебя поздравить – я верю, я люблю, ты не бросай письмо моё, оставь на память. Глупые и нежные строчки.
Потому что остался во мне другой ты, тот любимый, с которым ко мне рай заоблачный на землю спустился... Тебя два, я знаю. Второй гордец и эгоист, второй – тяжёлое уродство. Первый! я обожаю тебя, теперь живу только тобой! Первый, первенький, первоклассник.
Я потеряю письмо. Его ведь не отправить. Некому. У каждого в жизни были страдания. Мне больно, пусть поболит и у нашедшего.
Сердцем поделится.-
Я прочитал письмо, с собой стал разговаривать. – По-моему, это очень радостное и весёлое послание. Словарный диктант из портфеля третьеклассницы. Она пишет в два года назад, самой себе или соседскому мальчишке. Почему слова такие? они очень умны, маленькие школьники.
А мне в ответ душа моя толкует: – Ты, Еремей, не духом мыслишь ныне, а плотью равнодушной. В строках сего писания страдательный мотив и боль любви. Не прячься в железовый панцырь, а сердце распахни для доб¬рых дел и милосердствуй к ближним. Влюбись в свой сон, в фантазию, в мечту, узнай единственную Еву, миротворицу, и вы вдвоём по праву первородства построите храм счастья...
Но плоть, с душой в бирюльки не играя, сказала прямо ей: – Заткнись. Я себя любить хочу, а не безликое человечество. Мне бабу взять за плечи, опрокинуть навзничь и пить, задохнувшись запахом перебродившего нутра. Посмотрю в её мутнеющие глаза и напитаю своей силой, чтобы захлебнулась от похоти и умерла вместе со мной. Вот тогда я прокляну спокойную вечность и вознесу хвалу за каждую минуту, прожитую на земле...
=========================================================================
На парусящих горличьих крыльях нарисованы белые широкие галуны-не кисточкой,кистью малярной-и форсит птица повседневным мундиром подводника,аль красуется в кителе морского капитана,волка северных широт.Ей нужен простор,ветер вольный,штормы наперекор-но сегодня по синему небу барашки плывут,белые агнецы.Что им теперь делать со мной за убийство?Судить-сказал бы на людях полковой милицейский майор,укоризненно хмуря брови.А в душе он легонько вздохнёт,благодаря меня тайно,и пальцем тронет тугую застёжку кобуры,петлю тюремную.Но плохо придётся тому начальнику,который в открытую похерит закон,поддавшись сердечным чувствам,хотя у каждого человека в мире сём,будь он бесом иль ангелом,случаются минуты,пусть даже мгновения искренности и достоинства в одиночестве или прилюдно.Отказываясь от казни позорных душегубов государство обеляет лишь себя самоё,взваливая на простого человека неподъёмную духовную ношу самосуда.Милейший ты;ты,ты,ты, и ты-кого я сейчас вижу перед собой-ответь мне без фальши:сегодня даруешь ли жизнь бывшему человеку,в детстве так названому по праву рождения человеческой матерью,если вчера растерзал он в лохмотья твоё дитя-твоё,твоё,твоё и твоё,не чужое.Ответь бухгалтер,строитель,духовник,правитель,философ.Какую меру нам дал великий господь для благородства и милосердия?не молчи,всеявый,мне тяжко сейчас.Тебе легко-ты в лицах трёх един-отец и сын,и дух святой,и боле;а человек останется один,с самим собой переживая горе.Вселенная не зла и не добра,лишь равнодушна к отмиранью клеток,людские судьбы для неё игра,а жизнь да смерть-театр марионеток.Их незачем оплакивать теперь.Мир никогда не сможет жить иначе.Но почему от клеточных потерь большой вселенской болью сердце плачет?В голове мутная плень,приставшая к черепу каша,запёклый на стенках рис.Тупо в затылке,пригорели все буквы от мыслей,от дум-именно буквы,именно пригорели-и добавить бы чуть водички пустых разговоров,бесед,болтовни,размешать чтоб полегчело-но нет той живительной влаги.
Есть.Как же я забыл.Бражка уже подошла,и мой завитаминоз кончился.Зубы есть и куснуть что.
Выпив сладостно кружечку,я стал перед зеркалом,скрестил руки.Точно как палач,крепко упёртый в эшафот.-Ну что скажешь?
Отражение моё сидело на кресле.Холодно,зыбко,тревожно.Так ёрзают на дне рождения нежданые гости.-Зря ты.Нужно было в милицию сдать.
-Его б посадили,а он жить не должен.
-Это лишь бог решает.Бойся церковной анафемы.
-Кто меня смеет проклясть,если сам он точно не знает,что там-за порогом,за смертным пределом?от сердца всё верно.Кого я сотворил,с тем и живу.-И ехидно ему:-А ты всерьёз верующий,или просто свои грехи божьим страхом врачуешь?
Он не обиделсяосерчал;а хитро так:-Может,вера не только небесный господь.Но и обычное людское покаяние.
-Надеждой на раскаянье нелюдей мы сами впихиваем убийские заряды в детишков тельца.а ублюдки только выдёргивают чеку.-Я отхлебнул ещё.Жёсткая кость от вишни попала на больной зуб.-Какая сука могла придумать,выпестовать,взлелеять это уродское лицемерие?!Ты!!
========================================================================
Шаманил лес, отговаривая болезную белую ночь. Шептал ей на ушко заговорные слова, и сухие ветки вплетались в седые космы умирающей старухи – сучья накручивали реденькие волосы и мокрели, напитываясь потной влагой снежной агонии.
Северная звезда ударила в бубен. Тогда тихое прежде безмолвие заплясало круговертью, поднимая в воздух многотонные пласты снега: оголилась чёрная смерзь земли.
Шлёпая по ней расстёгнутыми сапогами, Еремей скользко дошёл к своему дому; постучался, будто в нём есть живая душа.
А и есть. Сидит на холодной печи дядька домовой, и стуча зубами от пристывшего в комнатах мороза, зябнется под заплатанную шерстяную курточку, жжёную углями во многих местах – стянул из Умкиного сундучка. И на спине дыры,и на шее, а в животе не только прорехи, но и бурчит желудок от голода. Словно постился весь год барабашка, а не жалкую эту неделю, когда разругались молчком ласковые прежде хозяева – Олёна увела к бабке сынишку, а Еремей с тоски бражничал у товарищей. А разве бывает к тому причина? да ведь любую грусть и тревогу внезапную можно развеять доброй беседой, если правдиво открыться друг дружке. Но гордыня обуяла супругов любящих – а уж как они умеют любить, барабашка слышал каждую ночь да день божий: и от зависти сонный ходил, не высыпался.
...В субботу прошлую он тоже вздремнул среди дня, сморено, и не видел как по дому пробежала синяя мышь, расписаная грубым невежей, совершенным недоучкой из художественной школы. Этот мастак хвалился, что знает все новые движения в искусстве, и потому Еремей легко впустил его в хату, надеясь на красоту богемной жизни.
Ничего в хорошее не изменилось. Олёнка так и ступает по зале, посупив брови; искоса взглядывает в лоб мужу, избегая его безудержных глаз – ей понять хочется, чего же Ерёмушке мало, и когда милую душу истрепали тревогой дикие русалочьи пляски.
A тут ещё чёрная кошка вдогонку за синей мышью: ну всё, всё из рук валится, и надо бы сорной метлой вытрясти к чертям городского мазилу, художника-уж больно заманчивы красы его. Поживали ладком, растили дитя, желали второго без всякой опаски. Но давно где-то гульнул Еремей греховной блажью, иногда встрепенётся в небо лететь... может, и жизнь совместная теперь не заладится.
Перед сном муж вышел в комнату с разговорами к мудрому человеку. –Что ты рисуешь, мил дружок?'
А на холсте пятна, пятнушки и многоцветье линий.
- Это радужное королевство. – Ответил художник погодя, словно и рот раскрыть ему в тягость; уже до безмочия сполонила беднягу мечта.
- Значит, там король есть? – Еремей разочарованно губы надул, будто из одной кабалы попал в другую неволю.
- Никого нет. – Красописец наконец-то оглянулся, задрав от пола свою рыжую бородку. – Дорога туда забыта, потеряна; а найдёт её только страшный упрямец, у которого с дьяволом родство.
Тут Олёнка своего мужика сзади за горло обхватила, и свело ему дыханье от молящих слов: – Не верь лицедею, ангел мой! в масляных кляксах беленый холст и в пустых разговорах нищая душа. Полжизни он прожил наедине с мечтами, без семьи, и теперь доказывает людям незряшность свою...
Пересохла Еремеева глотка с похмелья, или от воспоминаний. Скребанул по ведру грязной кружкой, пусто. И в чайнике сухие опивки.
- Сгоняй за водой, – буркнул он, сердясь на себя, но домовой дядька только глубже уткнулся в воротник, надыхивая к животу тёплый воздух.
Грякнув дужкой, сам ушёл Ерёма к колонке.
Светло. Горят на небе колотые глаза; пищит белый снег, уминаемый сапогами. Густая ночь, как варенье малиновое в алюминиевом зимнем тазу; каплет шепотливой струйкой вода, подпаивая старую рябину. Два снегиря на одной ветке уснули большими ягодами, и жмутся боками, раздувая тепло в подмёрзшей крови. Когда в ведро шмякнулась толстая струя, отбив себе задницу, один из них проснулся, испуганно повертел балабошкой по сторонам, назад, даже шею вывернул. Но не увидев опаски, клюнул красную рябинку пару раз и спрятался в серую кацавейку. Вода перетекла через край, смочила губы Еремея, и свалилась в наледь, смывая снежную крошь.
- голубчик, дай испить.
- Пей, ночь, только ангину не застуди. Ты ведь каждую зиму болеешь, сопливишься слякотью и лёгочной мокротой.
- а как не болеть, когда в дождь промокаю, и следом вьюга приходит с лютым морозом: гремят засовы – открывай, хозяйка.
- Я вот тоже страдаю душой. Чего-то не хватает в семейной жизни. От Олёны скрываю тоску я. Всегда улыбаюсь, словно клоун в цирке, но смех мой такой же рисованый. Три года прошло. Зиновий говорит – стаж, а моё сердце уже тлеет от рутины жёлтых будней, похожих на цыплят. Бегают они друг за дружкой бестолково. Цели хочу! цели.
Вот если бы со всем миром сразиться. Мужиков своих на борьбу воззвать для переделки подлых душ. Мы часто об этом с Янкой спорим, но болтовня сама сущим не обернётся – её в железо оковать надо и с флагом посадить на коня.-
===========================================================================
Огонёк я в ногах поджёг,но он разгорался медленно,зевая на нас дымком- то ли от сырости,то ль не проснулся ещё.Умка вдыхнул одним глотком два моих бутерброда с колбасой да сыром- прежде мне предложив,но я сыто отказался- потом он ладошкой обтёрся,и большое спасибо.-А теперь,Ерёмушкин,расскажи мне про подводного зайца.
-Про кого?? - удивлениюю моему нет предела.-Брешешь, сынок.Зайцы не плавают даже на поверхности.Ты ведь читал книжку про деда Пимена,как он полноводной весной их с лодки спасал?
-Читал.Ну и что?!- малыш вспрыгнул на коленки,разогнав синими материнскими фарами чёрную темноту у моих жёлтых ослепших глаз.- Это потому,что у зайцев не было батиската!
-Батискафа,наверное,- поправился я ,умащивая локоть под голову.Какой уж тут сон,если нашей подводной лодкой командует вислоухий и косой капитан.- Ты будь зайцем, ныряй под воду,да уклоняйся от айсбергов у штурвала. Понял?
-Служу отечеству!- рьяно отрапортовал Умка,хлопая ушами о погоны.- А ты?
-Я буду бобром,главным механиком.
И началось светопредставление: -Заяц,спускай глубоководный аппарат!- кричит бобёр,подгрызая деревянные стапеля,но ушастый ничего не слышит ,а только стучит кулачками по шлемофону.Медведь содрал с его головы тяжёлую каску,показав в чистую воду грязным пальцем: - Косой,тебя бобёр зовёт.
-Зачем?
-Сам спроси.
Заяц подбежал спешно к купающимся бобрятам,но их отец,вынырнув,заматерился грубо: - Что ты возишься,олух? сейчас батискаф без тебя покатится на дно и просто утонет.Садись за управление!
Страшно стало косому.Толпа зверей,собравшись на крутом береговом откосе,улюлюкала храбрость и отвагу- а заяц всё не мог открыть ключом дверцу подводной лодки.Он дёргал ручку,та не поддавалась; он улыбался трусливо до безобразия,и два передних зуба кровью прокусили нижнюю губу.Если бы не зайчиха да дети,если бы не лесные почести,можно броситься в чащу и скрыться ото всех на свете.Под давящими слезами зайца батискаф отворился,и наконец,можно было тихо геройски утонуть.
Бобёр глухо кричал за стеклом,вразнобой орали на берегу-и флаги лесных семейств возносились знаменосцами.Выше всех трепал ветер белое полотнище зайцев с большим портретом героя.Чуть ниже на голубом улыбалась зубастая бобриная морда.Все звери ликовали,и только волчий вожак завистливо крутил головой по сторонам.- Когда серая стая прогнала из леса охотников,нас так не встречали,- шептал он себе под нос .- А ведь мы шкурой расплатились за своё мужество,неблагодарные звери.Зато заяц для общества нуль- ну ползёт в корыте под воду,рыб тухлых увидит с мочёными корягами- и вдруг ему дай дорогу.Шиш не хотел?!- взвыл волк от обиды,и его услышали соседи.
-Ты чего,а? Заболел?
Смутился серый за свою чёрную зависть: - Почудилось, ребята.Старые раны ноют.- А сам подумал нехотя,что возможно косой продвигает к цели природную науку,да и захлопал в ладоши вместе со всеми,пробубнив: - Плыви через тернии водорослей к звёздам морским.
Батискаф последний раз стукнулся по неровным перекатам стапелей - и ухнул в воду сначала до окошка,а после сам весь пропал.Звери ахнули.
Тут заплакал бы,кто увидел как бесится заяц один в опаянной железной коробке.Его сердечко обвисло к пяткам на тоненькой жилке; вместе с неуправляемым штурвалом крутилась жирная муха,привычная к перегрузкам.За окном шныряли стайки любопытных хариусов,с поцелуями бросаясь на стекло.Форели плавали балет,ввинчиваясь хвостами под лёгкую музычку ротанов,гудевших на дудках.Нерестящие горбуши ,облепив липкие бока батискафа,рты разевали от приступов родовых схваток. Красная икра завалила даже аварийный люк.
-мамочка…- промямлил ошалевший заяц,и в обморок бухнулся.
А вокруг множество красивых цветов: лотосы хороводятся, и кажут язык,попинаясь цапнуть руками за мягкое место; кувшинки выбрали якоря и подгребают ближе всех,на худеньких кнехтах подтягивая белые лилии; надутые щёки зелёной лягушки пыхтят как кузнечные меха.
-Ерёмушкин! Он спасётся?- дёргает меня за рукав тревожливый Умка,душевно печалясь за храброго зайца.В голосе его появилась опасная хрипотца от недостатка кислорода на глубине.
-Не писай,малыш! прорвёмся!- жестоко кручу я тугой штурвал.К берегу,к родимому берегу.И вот уже слышны крики ликованья: - Заяц вернулся! Из плавания!- Понесли сороки по воздуху весть .Ещё подводной лодки макушка не вынырнула; только сильные медведи без устали тянули тугие канаты,успокаивая зайчиху:- Здесь он,на привязи. Живой не утоп.
С воды появился бобёр.Отфыркнулся; чихнул,усы сломав:- Быстрее,пожалуйста,а то заяц в окошко машет-наверно,задыхается.
Медведи рванули что было мочи ,вгрызаясь в лямки ,и батискаф с чмоканьем вылетел на берег.Звери живо сгрудились возле маленького окна,в котором бился полоумный косой,возняя по стеклу свои круглые глазищи.
-Открывайте скореееее!- взвыла плачущая зайчиха,а рядом ныли малые дети её.Тут же упала наземь оконная рама,содранная крепкими когтями волчьего вожака; мышь возмутительно пискнула,и заяц от волнения хлопнулся в обморок- ушами на берегу,а хвостом в батискафе.
Через минуту его хмарь развеялась,полегчало.Народ лесной зайку под руки держит и славит во всю честь.
-Ура!!!- Сроду подобных дел в лесомани не случалось,и вдруг прорвало зверей на технику.Все разговоры только об подводном мире и космосе,куда многие из них ещё сплавают и слетают.Волк совсем стрехался- горлопанит,что шкурником жить стыдно,и готов он лететь на ракете в даль безвозвратную.Медведи гужком танцуют,лоси рыгочут от радости,а мелочь пузатая затеялась гимны петь.
Особо любознательные да дельные гулеванили с бобром-они понимали,кто настоящий герой этого праздника.И тот всё до косточки объяснил,растолковал им до махонького шурупа.
-Теперь звери вместе соберутся,построят ракету- и в космос!- обрадованно пляшет Умка вокруг жиденького костра.- А заяц опять капитаном будет.
=======================================================================
В это время поблизости от нас устроили селяне свою потеху.Они,кто беззлобно-а кто с душевной корыстью-ёрничали над простоватым с виду земляком,которого парнем назвать не повернётся язык,меж зубов застрянет.Но и от девчат этот великовозрастный мужичок бегает сломя голову всю сознательную жизнь.Пробовали его напоить,и уж было подсунули к бойкой молодке-да он снова уберёг себя.Вот и нынче вяло отбрёхивался на хулиганские выкрики мужиков.Те веселяще подзучивали его,оря ещё сильнее при громком смехе бесстыдных баб.Молодые девки криво моргали друг дружке,прятали улыбки,и гребли сенцо быстробыстро,будто не слыша скабрёзных подначек.А то вдруг обратит кто внимание,влекнёт девчонку в опасный разговор-да и саму тут же высмеют.Хуже ли,замуж отдадут за того же мужичка:были уже случаи,когда походя женихов да невест выговаривали.Не дай бог на дорожке остановиться хоть с кем важным ли,захудалым-через час деревенька всё будет знать,слышать всё,и к вечеру с кольцами обженят.
Надоело мужичку.К отцу убежал прятаться.Батька на машину взлез,а сын ему снизу завилки кидает под ноги.-Погоди,не части,-просит старый,утираясь едва от набёгшего пота.Но мужичок слов тех не слышит,а вернее притворствует-и крестится,хрестится вилами,хвастая силу.
Вот уже кузов до верха набит.А то свалится больше,чем домой отвезёшь:-Хватит,сынок,-осел тихонечко старый,привалясь к борту,-ты трогай,я здесь пригляжу.-Но чихпых не заводится,движок придремал.-А толкни ж грузовик под горку,и запустишь с разбега.
Мужичок скребанул пятернёй в башке,развал на груди тельняшку,и пошёл толкать сзаду свою машинку,оставив зажигание на сносях.Так вышло,что от лёгкого мужицкого пинка,да двух подзатыльников после,грузовик,на два шага катнув,от обиды завёлся.И пьянея свободой,рьяной волей почти,он понёс старого бедного отца вокруг света,заглатывая ароматы неизведанные прежде,дурманящие.Его единственная фара раздулась как шар дирижабля,смело вращаясь на ржавом болту.А то,чего он не видел по недостатку зрения,кипело в ушах разнообразными звуками,громобой прямо.
В этом месте жаль-но под колёса попал колчавый высохший ручей-автомобиль подпрыгнул,и заглох.Стала слышна тишина;крик-убивают!!!-отца,который свалился меж кузовом да кабиной,а не может выбраться,хиленький.Ойёйёй,айяйяй,и с ними весёлый хохот;мне же было жаль неудачника-я между делом написал откровенные стишки и сунул их той нескладной бабе,коей он втихаря сымпатизировал:-ты зря,бабёнка,людям жалишься:в твоём саду живёт жарптица-небесным журавлём не маясь,лови обычную синицу;и на судьбу не стоит сетовать,умерь девчоночьи страдания-я как мужик тебе советую на парня обратить внимание;он за тобой хвостом волочится,оберегая от напастей,ему семейной жизни хочется-с тобою маленького счастья;тебе ж на парня наплевать,и этот шут совсем не нужен,а ведь ему лишь разик дать-и он бы стал примерным мужем;взгляни на парня без упрёка,не укоряй его напрасно,ты доброй будь а не жестокой-любовью одарив и лаской;ты покажи ему запретное,погладить дай,там где не гладил он-не будь,молодка,бабой вредною,не будь ползучею ты гадиной;в тебе ведь много материнского,родного и животворящего-бросай свиданья кобелинские,и заживи понастоящему.-
===========================================================================
Скворчали сверчки, будто постное масло на сковородке - щемяще и нежно. Толком не разобрав этой лунной мелодии, Серафим толкнулся от прохладной земли, и тягуче выплыл в звёздный свет из темноты, из рук старика. Еремей, обкусив зубами паутинку, тянувшую след, подумал что придёт время, когда мальчишка не вернётся назад.
Пролетая над спящим Дарьиным холмом, Серафим повстречал в сгустке зреющего орешника недрёмного дзинь-духа. Был светлым цвет его одежды, и карий глаз один, а правый жёлтый - с Луны, наверное, светился.
- привет, парнишка, - промычал сей дух, но Серафимка тех слов не услышал, а разглядел лишь белый клуб пара, вытянувший жало из его рта к небесному куполу. Дзинь-дух схватился жилистыми руками за эту длинную лею как за стропу парашюта , и потянул на себя край неба, разворачивая с ним вместе земную ось.
- Что ты делаешь?! - Серафим закричал, не боясь разбудить поселковые окрести. - Мы все погибнем!!
- глупыш... - рассмеялся дзиньдух, и смех дерзкий был приятен как сладкая пастила вприкуску со зрелыми кавунами. – глуупыыышшш, - повторил дух тягуче. - разве ты не знаешь, что так зачиняется новый день?
Серафимка отряхнул с себя дремотные наваждения, и нырнул глубоко вверх, укрывшись за влажными простынями диких облаков. Он держал путь на далёкую воюющую землю; а туда же по лесному взгорку железным шагом на лошадях ехали бесстрашные рыцари, и в свете полной луны золотились как новенькие дукаты. Молчали они; только латы погрякивали, да скрипели свинокожие перевязи.
Суетливый был у них заводила ротный. То шагов за сто отскочит, врагов вымеряя; то назад вернётся по мелкой тропке, тылы проверить. Павлиньи перья на шлеме полыхали огнём, а в расшитый чепрак коня искусный меч вполз как древесная змея. И затаился под узорной вязью коврика, приснул от тепла да горячего конского пота. Рыцарь спешил воевать недовольников своего короля, и вместе с ним за сиятельного сюзерена выступили в карательный поход толстые бароны, утончённые графы и властительные князья. За хвостами их коней тащились с оружием мелкие дворяне, грызясь из-за случайной ласки господ.
Луна шабашила уже много ночей подряд, без перекуров, сдавая смену солнцу. Серебряные колокольцы королевской облавы звенели в полях, лесах, на смертных крестах голодных деревень; и кто остался из селян - прятался в крапивных зарослях кладбищ, питаясь с вороньём. Распухшие трупы королевских сбиров воняли на всю округу, став поводом расправы с нищим краем. Каратели везли верёвки для висельников.-
Прибавляется утро серым подаянием, и макушки бунтарских кострищ тускнеют на склонах. А между рёбер холмов в долину вползают легионы восторженной знати, бряцающей саблями да палашами. Они словно пришли в древний цирк на кровавое представление, и сознавая воинское превосходство над восставшими трудниками, разговаривали во весь голос, осмеивая бунт. Кабальники зябко отрывались от костров и обречённо проклинали втихомолку буйных командиров: надо было раньше склонить шеи под монаршую милость. Всё было вчера: такое длинное утро, что казалось день не кончится, жизнь не сгинет. Но сегодня настигли псы королевские – шныряя, вынюхивая, грозясь.
Мужики засыкали костры. К бою. Ласка жёлтокрасных небес трогала крючья самодельных пик, резаки длинных сенокосников. Роса намоталась на вилы. Из шатра совета вышел мужицкий лекарь и тоскливо сказал самым ярым: - командиры нас предали, ночью ушли.- -
В лихом полупьяном бреду вынеслись всадники из мелколесья, и подгуживая коней рукоятями сабель, полетели к окопам бешеные. С усов слетала пена; они выплёвывали сопливые сгустки вчерашней крови, рычали матерную брань - глаза их заплыли от песка да ветра, открывая только узкие щёлки.
Командир скакал рядом со знаменосцем. Руку правую свесил вниз, нагнетая в неё и саблю всю оставшую кровь. Он был трезвее да злее других; скрипел зубами, пережёвывая куски разрываемых снарядами товарищей вместе с брызгами конячьих лепехов.
- Растаскивайте лааву по флаааангам! по флааангам!! - заорал командир, когда увидел лица пеших ополченцев, белые от ужаса. Солдаты роняли винтовки, закрывая головы руками, чтоб не зреть блеска сабельных узоров. Если по острому лезвию скатить красный платок, то на землю упадут два лоскута щёлка. Если саблей рубануть человека, то он разрежется от амуниции прямо по пуговицам, и коли лезво не застрянет в жёстких костях крестца, дале мужик развалится сам. А из пары почерёвков будут торчать белые рёбра да сухожилия, коричного цвета лёгкие, синеватые кишки - и чёрную жижку сглотнёт утроба голодной земли.- - -
Боеприпасы у селян кончались. Всё чаще из их окопов слышна ругань - твою мать! - а в обратку от бронемашин с беспамятной солдатнёй - мать твою! - и эхо вхолостую стрижёт длинную бороду тёмных туч. С неба летят дождевые капли словно опилки волосьев; ливень носится на передовой растерянно и незряче, как слепец потерявший поводыря.
В первой линии окопов, принявших смертельные розги броневых пушек да пулемётов, живых нет. Горбатятся на сопревшем поле убитые мужики в грязных рубахах. Только облезлый пёс скулит к селу, волоча перебитую заднюю ногу; а сам хозяин его выворотил на пашне разорванное брюхо кверху. У другого селянина отвалилась голова под осколками снаряда, и куда он теперь с одной жопой - глаза в позвоночник глядят, воет рот хуже сирены.
Есть культи пострашнее: вон экипаж лежит у подбитой машины. Догорает. Уже, видать, в аду побывали трое из них - из обрывков чадящей кожи скалятся чёрные черепа с жёлтыми зубами, визжат от невыносимой боли. А четвёртого танкиста, механика, или черти пожалели, иль ангелы прокляли. Серый турман его души метается по небу - кровью истеку, войну остановите, жизнь вернись - голубью кричит, а человеком нет, не может уже.
Которые бабы детей да стариков увели, те по погребам сидят - но многие с мужами остались. Серые от смерти, в падь земную приникли и светоч подземный тихо зовут: - выйди на люди, хоть миг покажись, какое ты будущее, чтобы не зазря умирать. Может, в детишках воскреснет жизнь. То они сейчас по подвалам сидят малолетние, словно огурцы да помидорки в кадушках - солят рёвом и страхом свои раны за пазухой у взрослых; а как вырастут да памятью окрепнут, мощей не будет нечестивых добра их сильнее. Готовьтесь ироды, начало только.-
============================================================================
В пять часов пополудни на площади за церковью собрались прихожане всех вер. Сверху майдан походил на поле ромашек - белых рубашек; они плотно усеяли землю, разделившись надвое. Поповских было много больше.
- Миряне! Братья и сёстры!
Отец Михаил влез на крышу легковой машины, словно попирая частнособственные законы мощью возрождённой религии. - Каким словом мне вознести ко свету ваши обманутые души? Как напоить горящие ненавистью сердца из живительного источника радости? Я ведь и сам не знаю, что за судьба отмерена каждому из вас. Мне неизвестны тайные тропы мирской политики, которую выращивают и лелеют властительные мужи на кровавых плантациях государственной злобы. Секретные козни жаждущих величия денежных воротил тоже упрятаны за семью замками. Опутав тяжёлой золотой сетью обездоленные страны и нищие континенты, запалив огонь войны, безбожники думают, что прибрали к рукам и человеческие души. В звериный клубок власти и денег змеёй вползла вера. Вера во всеобщее космополитское братство, в единобожие православного и мусульманина, иудея и католика. Подобная фальшивая святость убивает истинную свободу человека, дитя божьего. Хоть мы и едины в своём огромном отечестве, но у каждого есть своя малая родина, на которой ему повелел жить господь. В годину великих бед мы объединяемся братьями и сёстрами для отпора проклятому врагу, но обороняя одно великое отечество, каждый из нас помнит о своей тёплой, уютной родимушке - где дом и семья, старики родители и вызревающее хлебное поле. Пусть из теснины хаоса, предательства, да неверия чужаки перебежали к нам, моля о мире. Пусть - мы с добром приняли их. Но злом отплатили они за гостеприимство. Гробами наших детей с далёкой войны, кражами на подворьях, воровством из православной церкви. Чужаки приволокли сюда свои законы, которые до сего дня глубоко прятали в сундуках. А хотим ли мы, хозяева этой земли, жить рабами по чужому уставу? Знаю ваш ответ, и потому говорю за всех – не хотим. Но мы не желаем и кровавой бойни, пусть уходят подобру. Да восславится господь!
- Послушайте теперь и меня!! - перекричал Янко пока тихий ропот толпы, а мужики подняли его глотку как могли высоко на перекрещённых досках. - Горячие слова бросил вам церковный кровобой со своей трибуны. Будто убийцы ваших детей приехали с той войны, сопровождая солдатские гробы. Загляните в свои души, лицемеры! вы не жалели чужих растёрзанных детей, заколотых стариков, трусостью да подлостью подстрекая армию к ещё большим ужасам! Вы лишь проливали для собственного покоя крокодиловы слёзы, да шептали для божеской милости лживые молитвы. И поняли вы эту войну, лишь когда завыли над трупами любимых мужиков, которых сами – слышите, сами! - послали зарабатывать бешеные деньги на пиру проданной жизни. Вы нищета, назначенная властью под всепрощение её подлых грехов! А там, где приказам сопротивляется гордость да воля, где не купить за золото щедрость и мило-сердие, совесть людскую завоёвывают обманом бесы прехитренные в душах, и они уже сейчас смеются до животных коликов над вами. - Янко как мог шире распахнул народу свою глотку, и захохотал искренне, от сердца. - А вот так будут ржать черти в аду, подкидывая дровишки смолёны. – Янка уже не орал по толпе, но словно шептался с каждым. И селянину мнилось, что Яник говорит только с ним; уже понятливые стали переговариваться тихо, пытаясь объяснить соседям трудные слова. Затихли прежние горлохваты, хлюсты надвинули к носу кепки: пробирались наружу ползком, пряча уши, чтоб опасный ветер тревожащих речей не вдул пропаганду. А Янко снова задрал голову, кверху, к небу: - Если бы в моей грешной душе жил сущий господь, он бы вдохнул жизненную силу в мои уста, а сейчас я не могу достучаться в ваши сердца, пуская воздушные шарики. Мне нужно огромные камни сверху кидать, да нет сил с ними к небесам подняться. Серафимка бы смог, но он пожертвовал ради вас, чтобы вызволить всех людей из ужасного болота ненависти. Сбросьте кровавое ярмо страха, и в светлый миг озарения придут благие мысли, назначенная вам великая миссия. Она и есть ваша жизнь.
Не давая остыть Янкиной речи, на средину площади вышел капитан Круглов, нарочно гремя каблуками. - Что вам не в радость? посёлок наш добрый? чистота отношений соседских? Все праздники вместе, столы накрываются на улицах. Храмы наши тени друг на дружку отбрасывают, братаются; боги трясутся за души наши, а нам мало ада небесного, ещё и земную юдоль готовы превратить в геенну огненную. Знаю, душегубы, что в карманах у вас. Ножи. Топоры за поясом. Если вы не поймёте предательство своё, площадь эта зальётся кровью, к реке ручьи потекут, головы поплывут - чёрные и русые, седые да лысые. Черепушки безмозглые. Оглоеды и спиногрызы наши, вот эти детишки, лепешатники курносые, будут лежать со вспоротыми животами, и кишками синими цепляться за стебли трав. На храмы свои оглянитесь, что майдан окружили - не выпустят они нас с алтаря булыжного. Пока клятву не дадим, да злобу свою в жертву не принесём. Мы с Рафаилем уже приготовили добру своё подношение. - Май рукой махнул, и его мужики во главе с полковником выволокли на люди двух давешних церковных бродяг, а при них большой холщовый мешок. - В этой суме лежат кости украденного поросёнка, и твои, поп, золотые погремушки. Проникли ворюги ночью в церковь через незапертое подвальное окошко, и сегодня днём бесстыжие пировали на поляне Дарьиного сада, затравив огнём наш посёлок. Жаль, что третий сбежал, самый ярый - того бы не грех и повесить.
Его речь перебил ужасный рёв: огромный леший, набыча рогатую голову, сквозь строй мужиков тащил в одной руке словно тряпошную куклу - того бродягу, ускользнувшего. Теперь которого и человеком было трудно назвать, так его испохабил в клочья сердитый Бесник. Кинутый рядом с мешком, побирушка испустил дух; а леший, пригнувшись мощью к земле, встал возле Зиновия, и положил лапу ему на плечо. Зяма позорно уткнулся в грязные коричные копыта своими мокрыми глазами...

© Юрий Сотников, 2013
Дата публикации: 20.03.2013 13:19:42
Просмотров: 2638

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.