Авторы онлайн:
Виталий Пажитнов
Степан Хаустов

Небесная сотня.

Никита Янев

Форма: Очерк
Жанр: Публицистика
Объём: 28830 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Не генезис, а сепарация.

Небесная сотня.

1.

Вопрос Бога не так прост. Это должна быть сложнейшая система, типа индуизма и европарламента, с мирами и бюрократией, а не то что: с той стороны – соты, с этой – мёд, или наоборот, как кому.

Короче, есть 3 опыта: жизни, судьбы и ДНК, и они, как ключ, портал, будучи вложены, как матрёшка, друг в друга, побегут цихрами, из пункта А в пункт Б, как Гена Янев, Лев Толстой и начальничек.

Или отнюдь нет, простотки, нисоткуда никуда просто пожить для себя. И то не то, и то не то сделаются на постапокалиптике, потому что отмазаться – тоже подставить, а подставиться – подставить родичей.

Не знаю, ну, провидение всегда что-то подсказывает в плане поприща, как красивая одноклассница двоечнику.

Там всё очень быстро делается, всё в год поменяется, как в анекдоте из твиттера. - «Хочу тебя познакомить с мужчиной». - «Сколько у него читателей в твиттере»? - «Машина, квартира, фирма». - «Сколько. У него. Читателей. В твиттере»?

Поэтому, как скифы в прериях, с камышовой трубкой в Днепру, Гена Янев уже задумывается надолго, как стриж на проводе: а дальше чё, после электричества?

И сразу такую картинку ему посылает провидение, как Садко, заморский гость в гостях у морского царя, как фантастический сериал.

Они пусть тут култыхаются со следствиями своей капризности, как престарелые кокетки и сострадательные, а Гена Янев, как Робин Гуд постапокалиптики, похлопочет ключа активации, как пожилой рак-отшельник и галлюцинация.

А потом они встретятся, двоечник и красавица, и будут долго трясти друг друга за руки: от, бля, совпадение.

Я не то, чтобы от этого бегу, я просто не знаю, что с этим делать. Жизнь в каждой своей точке конечна и божественна. Все линии пересечения – я, не я – я, а – яяяяяяя.

И чё мне с ним делать? Этим телячьим восторгом жизни? И тут, конечно, провидение выручает, как русалка утопленника, с этим своим западлом косвенности.

Гена Янев в 11, 22, 33, 44 из пункта А в пункт Б, от войны, ненависти, несчастья, счастья к дружбе, любви, вере, Богу, шёл, как диагноз и лечение, как ключ активации мяса в портал.

И он, конечно, строил потом, в 12, 24, 36, 48, общину верных, мастерскую возле жизни, дом в деревне, пьесу на ладони, как сериал, и сам уже возле был, как галлюцинация, и думал: обт, вот он, ужас косвенности.

Здесь даже без допуска 0,05 % совпадение при чистоте эксперимента: 1 × 100000007. И тут поступают новые данные: 1 × ∞. Это про точку и все точки, ужас косвенности и телячий восторг жизни.

И металлический голос из динамика: отдыхай. Ну, левую ногу расслабь, как на построении. И давай, собирайся в новую командировку. Ты понимаешь, да?

Как они переносятся, и где они сохраняются, как соты и мёд? Но это должен быть чип, величиной с привидение, и единственный способ его вживить, как Штирлиц на задании, это им стать.

Гена Янев не отталкивал империю, он пришёл в мир с дедовщиной и подгузниками, и судьбу поля от Франции до Канады с тоской в животе, принимал, как свою. И ему не надо было объяснять про начальника и совок, про Крым и советскую армию, где засада, и где психоделика.

Но пока не доберёшься до себя без двойников, будешь всё время подставлять товарища под комелёк, как Ильич на субботнике, в знаменитой фреске детства.

Как зэк на зоне, с артистизмом и тоской, что нигде нет единственности. Будучи сам единственной единственностью, и боясь её разменять на неединственность, как соты и мёд, как засада и подстава, как я и яяяяяяя.

Это наш набросок для будущей работы на острове, где одни бодхисатвы и аватары, как на атомной подводной лодке, которая утонула и везде летает, как небесная сотня и Норд-Ост.

В своём теле туда редко кого пускают, как сериал и галлюцинацию. Это надо дослужиться во многих поколениях, как Гена Янев и Сталкеровы Мартышки.

Дотрындеться и домочиться во все строны, что в будущее, что в прошлое, как Лев Толстой и цунами, Лермонтов и психоделика, Пушкин и спецназ, Мандельштам Шаламов и исподнее, Сталкер и обнажёнка.

И стоишь ты, такой, на цветке, как Гена Янев на крыльце, перед отбоем, с сигаретой. Земляк, прикурить не найдётся? - подплывает подводная лодка с заданием, как невеста и психоделика, с белыми мышцами и железной тоской.

И ты, такой, с нежностью беспризорника: бля, фуф, наконец-то, обт, формулируешь. И потом нашим сигнализируешь, пока она со светящимися мечами, в поле с конём бледным мочится.

Но наши: луё-моё, по-русски не понимаю, им говнистостью надавило, и они прикинулись патриотами и зомби, и в ладони хлопают.

И ты, такой, как единственность, как целочка на воздушном шаре, между порталом и мясом, как совпадение, зубами скрипишь.

Как пулемёт, захлебнувшийся в атаке: бля, бля, б**. Как же им донести про я и яяяяяяя? А потом видишь, что ничё не надо. Надо опять уходить, как постапокалиптика. Они всё равно не вонмут, пока сами не дотрындятся и не домочатся в 100000007 поколениях, как совпадение.

2.

Время, на самом деле, наоборот, идёт не от большого взрыва, а к большому взрыву, точке, бесконечно малой, её ещё можно назвать Богом, всем во всём, которой никогда не достигнешь, но всё же, она в тебе есть, причём, в тебе, а не в местности, хотя, чем местность хуже?

Просто, она – крупица пространства, интеглирующая местность, на которой можно возводить все остальные конструкции: Сатья-югу, Кали-югу, писательский анархизм, государственное строительство.

Это наше кредо – правительство разрушает, апеллируя к низменным инстинктам: комфорту, выживанью, погруженью в нирвану. Писатель ищет точку я, на которой все остальные яяяяяяя, как соты и мёд.

И тогда потом решает: бля, зона – диагноз, община верных – лекарство, в поколении дедов. Психушка – диагноз, мастерская возле жизни – леченье, в поколении отцов. Шоу – диагноз, дом в деревне – леченье, в поколении детей. Интернет – диагноз, пьеса на ладони – леченье, в поколении внуков. И т. д.

Диагноз всегда один – никто никого не любит, не жалеет, ничего ничего не значит, ничего никогда не было, не есть и не будет. Великое по херу, которое подо всем дымится, как гамно на морозе. Которое транслируют по всем госканалам круглые сутки.

От которого не спасут, ни спецназ, ни фальшивые маски фриков, потому что оно внутри, на месте точки я, большого взрыва, Бога, дымится.

Лечение всегда одно: вся местность – в тебе, и время – точка. А вот это непонятно. Они тебя пытают, как сердце Бонивура, и они, на самом деле, в твоей пьесе?

А теперь представьте спираль, которая расширяется, как метагалактика. Это и есть время. Если посмотреть на время снаружи, то оно как взрыв, как правительство, как анархия. Спираль, которая развернулась.

Если посмотреть на время изнутри, то оно как точка, спираль, которая сжалась, и всё понимает, как писатель.

Как говорил дядя Толя, милиционер на пенсии, по уходу за бабой Полей, в деревне Бельково, Стрелецкого сельсовета, Мценского района, Орловской области: дай, до твоих лет доживу, зверюга.

Маленькому мальчику Гены Яневу с болгарскими чёрными глазами. Они тогда уже про всё это знали: дядя Толя, баба Поля, Гена Янев, Курукшетра, Кали-юга, Сатья-юга.

Но надо же было дотрындеться и домочиться до точки, как мировая история и всеобщий апокалипсис. А не то, что: луё-моё, по-русски не понимаю, как целочка на воздушном шаре, как гопники и мажоры по телевизору, как фрики и троллинг.

Я, собственно, написал этот период, когда перечитывал очерк «Время», и там такая фраза: «Время – спираль, как ты над собой самим зависаешь на витке спирали, как прошлое над будущим».

Хотел переделать, потому что: как это – прошлое зависает над будущим? Но по опыту знаю: такие оговорки – не оговорки. Они точные, как снайпер.

Просто, если не понимаешь, то недоумеваешь, как троллинг, что за субъективная реальность? Таким образом, время – это не сворачивание и разворачивание спиралей на войне и на работе.

Время это психика, пук и яркость, писательство, как ты-точка с собой самим на спирали разговариваешь.

3.

Что это не у них аффект и эмпатия про Пуси Райт и Крым, а у меня психоз и страх, что они запутались и не выберутся.

Фрики и троллинг засохнут, как пестики, пыльца и тычинки, без мухи, бабочки и кисточки селекционера в домашних тапочках на босу ногу. И вот они засыхают, а я боюсь судорог, изнутри наблюдения.
И ещё. Ес
ть 2 интеллигентских положенья. Так им и надо. Это 1. И 2: а я здесь не при чём. Нас потащит судьба века со своим катарсисом.

6 лет прогонять судьбу будущего века и год катарсиса. Мой выбор ясен. Треть года уже прошла. Ох же их и колбасит! В третьей трети они будут оглядываться: где мы были? В припадке или в потусторонней реальности? И почему нам не стыдно? Потому что вам никогда не стыдно, в этом всё дело.

30 лет назад надо было избить сынка узбека, который отслужил полгода, чтобы стать кандидатом, который отслужил год, Гены Яневу и советской армии.

Ровно 30 лет назад, вплоть до месяцев, часов и дней совпаденье, вот вам и весь Крым и Пуси Райт.

60 лет назад надо было зачмить другого, чтобы не бояться, папы, и он выпил наркотик 1 раз в армии. Ровно 60 лет назад, вплоть до месяцев, часов и дней совпаденье.

90 лет назад надо было расписаться на трупе, чтобы выжить, деду, Афанасию Ивановичу Фарафонову, и он пропал без вести на фронте.

Ну и всё, а дальше вы знаете. Мог затусить с приятелями по пиву, но надавило лакейщиной. Очнулся на краю каньона, кругом рыла, и прыгнул.

Теперь поняли, почему я про 2 спирали? До смерти спираль раскручивается, как пружина. После смерти спираль сворачивается, как выстрел.

Вообще-то это одно время. Поэтому я говорил так примитивно: ты и ты. Специально, нарошно, для экспрессионизма.

Ты в точке, на которой вся спираль уместилась, и ты на краю каньона экстраполируешь рыла. Они, конечно, сами по себе рыла, потому что их выбор – затроллить или не затроллить проблему.

Но ведь ты в точке, а они сквозь тебя проходят, как Иисус в Каннах. И ты смотришь, а ты лежишь, растерзанный фриками на кусочки с печальной улыбкой Моны Лизы.

Итак, время. Точка? Вектор? Цикл? Спираль? Община верных? Мастерская возле жизни? Дом в деревне? Пьеса на ладони? Зона? Психушка? Шоу? Интернет?

Сидит баба Яга на пригорке и ножки в ручье мочит. Пока 100000007 раз не пройдёшь через все параллельные реальности и межгалактические пустоты, будешь, как фрики и троллинг, расписываться на трупе, чтобы выжить.

И ни одна сука не сможет, ни упрекнуть, ни напомнить, что ты уже 100000007 раз умер во всех параллельных вселенных, потому что ты выбрал – не помнить.
Но если ты – Гена Янев, то ты сразу родился с мыслью, почему? И ещё в пренотале приготовил ловушку ловушке.

Одни закольцевали реальность, и возвращаются всё время, как вечное возвращенье. Другие прорвались в одном поступке за всю жизнь во время сквозь дурную бесконечность.

Третьи, в каждой минутке, как пук и яркость, как перед концом света, во время конца света, после конца света, спасают, спасают, спасают, и уже не знают, где Гена Янев, а где не Гена Янев.

И баба Яга не у дел, как горчичники и банки, при хиллерах и нейрохирургах, на пенсии по инвалидности в 45, как военный лётчик, ножки в ручье мочит на острове Соловки в Белом море. И это тоже Гена Янев, один из, и - точка.

Итак, в чём же ловушка и в чём спасенье? В моделируемой вселенной? В поступке? Будем про Гену Янева, как про беллетристику нон-фикшн.

Застучал Гасилина и Старостина в 11, ударил узбека до крови в 19, подружка сделала аборт в 22, сказал Орфеевой Эвридике в 30, чтобы она выпила 50 таблеток Феназипама, Мария прошептала, брат, брат, в 40, одними губами на тонущей субмарине, а он не подал руку, хоть сидел рядом в кресле-шезлонге.

Это нельзя перебить конкретным поступком, закинуть автомат за спину и уползти за линию фронта со штык-ножом в зубах. Это должно быть всё время.

Ловушка должна быть не против ловушки, ловушка должна быть против себя, понял Гена Янев ещё в пренотале, потому что Гена Янев – и есть ловушка, что он всё время, как точка.

Если не всё время, чего же он тогда за свою жопу трясётся, как целочка на воздушном шаре?

Они же всё равно пройдут сквозь, как фрики и троллинг, как Иисус в Кане Галилейстей, как сквозь точку.

И баба Яга ноги в ручье мочит, озябшие и сморщенные от влаги, на пенсии по инвалидности в 45 лет с эпилептического бочку жизни, что она тоже Гена Янев, раз здесь всё – голограмма.

Точка плюс вектор плюс цикл равно спираль, равно Гена Янев. Гена Янев плюс большой взрыв плюс квантовое поле плюс клиническая смерть равно спасенье.

Орфеева Эвридика, женщина-гора, тёща, спаслась, как спаслась? Да она 30 лет службу тащила за себя и за того парня, как папа Карло и русский народ.

Марья Родина, жена, сталкер, спаслась точно так же, только по-другому. То же самое Майка Пупкова, аватара, дочка.

Валентина Афанасьевна Янева и Григорий Афанасьевич Янев, папа и мама, община верных, мастерская возле жизни, дом в деревне, пьеса на ладони, подводная лодка «Курск», остров Соловки в Белом море, Норд-Ост, Беслан, небесная сотня. Тут мы подходим к тому парню с его проблемой. А какая у него проблема?

Короче, я долго думал, что мне делать? Долго, дохерища, 50 лет. Не участвовать? Противостать? Самоубиться?

А потом смотрю: Гена Янев не переставал это делать с пренотала, как точка, всякую секунду, и восхитился.

Восхищенья, вот чего ему не хватало. Всё это так просто, как фрики и троллинг, чего же он исписал столько листов даром? Гена Янев и восхищенье.

Чё-то я не понял юмора про слезинку ребёнка. 100000007 закланных в жертву это восхищенье? Стоп. Достоевский, как фрики и троллинг, буффонировал тоску, как Чехов и чистилище, что: возвращаю билет. Кому?

100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, которые 100000007 закланных в жертву рожают, потому что на спирали, что так, что так – восхищенье. Только так: проклятье – из бабы Яги в закуточку, а так: благословенье – из точки.

Да, нет, и так и так – восхищенье, просто Гена Янев не должен придуряться, что, луё-моё, по-русски не понимаю, как фрики и троллинг.

Гена Янев должен восхищаться всё время, как целочка на воздушном шаре, с эпилептического бочку жизни, как военный пенсионер, как баба Яга в ручье: ох, ну, ни луя себе подача.

Как он обходит все ловушки, как беллетристика и нон-фикшн, как точка и Гена Янев, как пантократор и надрочка, как небесная сотня, ядерная подлодка «Курск», Беслан, Норд-Ост, остров Соловки.

А сам такой нежный, как пупок, и маленький, как щенок. Вот молоток. Может, и нас спасёт? И он спасает, спасает, как папа Карло и русский народ.

4.

Происходящее, надо рифмовать, на самом деле, не с концом прошлого поколения, а с концом прошлого века.

Чтобы вычесть, и получишь сухой остаток, как Ванга: что будет, не чтобы предсказывать судьбы, а чтобы лечить лекарством чисто лекарственно, как лекарь.

Для краткости: Пуси Райт и Крым. Фрики, которые троллили местность, раскрылись: что на месте их ничего нет, даже проволоки и механизмов.

Все растерялись: кем же они будут в поле? Да тем же, кем и были, бляхамухажопа: яяяяяяя и я, сотами и мёдом, телепатией, телепортацией, телекинезом. Впрочем, это мы забежали в судьбы будущего века, как баба Ванга.

Я попытался срифмовать с 1984 годом сначала, и у меня получилось, потому что: скоко тебе 90 лет и личная судьба.

Ударил узбека, молодого, СА, до крови, чтобы стать кандидатом. Это и есть Пуси Райт и Крым: расписаться на трупе, чтобы выжить.

Если срифмовать с 1914 годом, то получится вообще феерично. Год там на Брусиловские прорывы. Дальше патриотические оргии переходят в резню и гражданскую. Как же нам спасти поле?

И вот у нас есть: писатель и правительство, анархист и организация. Что делала организация целое поколенье, если не сказать – век?

Реструктурировала местность из поля в автономии под видом антитерроризма: Крым, Абхазия, Чечня, Осетия, Дагестан, теперь Харьков, Донецк, Луганск.

Занималась анархизмом и терроризмом при попустительстве мажоров, которые и есть правительство, которым всё равно какого быть цвета в предложенных обстоятельствах: коричневого, красного, белого, чёрного, зелёного. Они всё равно своего: трёшкамицубисидачаницца, не упустят.

И гопников, которым какую не закинут приманку: чёрные, евреи, америкосы, бандеровцы – они всё равно не узнают, что их вампирят фрики в штатском, которых нету.

Что делал писатель, не побоюсь этого слова – всегда, до скончанья и после скончанья? Строил, как одержимый, при всём своём анархизме. Мы уже договорились, что поле это – яяяяяяя.

Писатель должен был до я добраться, дотрындеться и домочиться, после которого ничего нету: только провода и машинка. И на нём строить квантовое поле, Кали-югу, большой взрыв, чисто спасатель.

Здесь нужно конкретно: год 1914 – 1915 – показывать буффонаду, как Макбет всех предал. И оставшиеся 5 лет до национальной катастрофы спасать куски поля, пока они реструктурируются в автономии под воздействием фриков и правительства.

Как? Ведь в поле же живут люди. И на них китайская конница, американский спецназ, мусульманское землячество, новоевропейская кинодрама скачут, как конь бледный.

Но они: не фрики и троллинг, а яяяяяяя, которые на себе телепатию, телекинез, телепортацию тащат.

Которые на себе 3 поколения постапокалиптики и экклезиаста строят, как спасательный остров. Дальше мы не заглядываем, хотя могли бы: Кали-юга и Сатья-юга одновременно.

Нам важно показать механизмы – почему правительство топит, а писатель спасает. Потому что правительсто – мажоры при фриках - населенье, а писатель – чмошник при юродивых – народе.

И здесь фрики вам не помеха, вы просто не должны сотрудничать с ними, как правительство и писатель, как организация и анархист, как чмошники и мажоры.

И тогда фрики вымочаливают яяяяяяя о сущности светов, как вампиры, чтобы я вымочалить. И тут вы на острове плывёте, дышите в губы и вдуваете душу, как железо и начинка, как жених и невеста, как спасатель.

Ну, знаете: я – часть той силы, которая вечно хочет зла и вечно приносит благо, как пантократор и надрочка, как Кали-юга и Сатья-юга, как чистилище жизни. Слышали, наверно.

Хоть вы: луёмоёпорусскинепонимаю, чтобы было не так страшно перейти вброд великую бездну жизни, задыхаясь в тоске по несбывшемуся, как фрики и троллинг, для трёшкимицубисидачиниццы, которые и есть ловушка для детей, внуков и правнуков.

На этом вас ловят: гопники, мажоры, чмошники, юродивые. Пока не пройдёшь чистилище жизни – не поймёшь, кто ты: не главный, главный, без главного, со всем главным, как индеец, инопланетянин, мутант, послеконцасветец.

Накладываете координаты, и вам становится интересно, как в сериале, как в жанре нон-фикшн, как реал в виртуале, как в новом веке: не 1914, а 2014.

Прошла уже треть года, мажоры выбрали ресурсы и закинули дезу для гражданской войны, как раньше. Но гражданской войны не случится, потому что местности живут своей жизнью, как землячества, цехи, роды, жанры.

И тут, о, трагедия и драма, Гамлета, Макбета и Эдипа. Колонии рушатся, как Бастилия, а центр стоит, как свечка, потому что он – везде, как писатель.

Пришли, затопили печку, насобирали грибов, наловили рыбы, почистили картошку, поужинали, покурили, поспали, с собакой погуляли по замёрзшим озёрам.

И вот уже клюв открыли и в одну точку 30 лет глядите, как мама и русский народ, на галлюцинацию, как там папа и санскритский народ головой о стенку бьются, чтобы пройти сквозь стенку. И звуки начинают литься.

5.

Там всё зарифмовано. Чёрное море, Белое море, баркас, карбас. Я с юга, всё время шёл на север, пока не дошёл до края и не заглянул за край, что там всё то же самое. Тогда успокоился, стал на любом месте, как на своей груди.

Крым отняли, теперь в Крым все поедут, Соловки больше не нужны. Снова - дорогое место, без гопников и мажоров, с одними чмошниками и юродивыми, типа утопии.

В 11 лет Гена Янев один в комнате в Мелитополе остался, в 22 лет один в комнате в Строгине остался, в 33 лет один в комнате на Соловках остался, в 44 лет один в комнате в Мытищах остался. Так появились: поэзия, философия, проза, драма.

Не вообще-то, но вообще-то тоже, что всё тяжелее, а не легче, и только потом подтянулись наши. Ну, наши, наши.

Мандельштам Шаламов, Сталкерова Мартышка, Гоголь Пушкинович Толстовово-Достоевскин, Гены Яневы-2,3,4.

Дело-то простое. В поколении прапрапрадедов диагноз – дворяне, леченье – романтизм. В поколении прапрадедов диагноз – разночинцы, леченье – позитивизм. В поколении прадедов диагноз – крестьяне, леченье – нигилизм.

В поколении дедов диагноз – зона, леченье – община верных. В поколении отцов диагноз – психушка, лечение – мастерская возле жизни. В поколении детей диагноз - шоу, лечение – дом в деревне.

В поколении детей детей диагноз – интернет, лечение – пьеса на ладони. В поколении детей детей детей диагноз – куски поля, лечение – пук и яркость. В поколении детей детей детей детей диагноз – размыканье, леченье – яяяяяяя.

Диагноз всегда отчаянье: никто никого не любит, не жалеет, ничего ничего не значит, ничего никогда не было, не есть и не будет.

Леченье всегда: в ренессансе, апокалипсисе, экклезиасте - революция, социальность, реакция, землячество, цех, род, жанр, минутка, портал.
Новая форма, найденная сначала самим, через отчаяние, опытным путём, а потом отыскано подтверждение у авторов Гены Яневым.

Там одно поколение пропало. Пропавшее поколение – серебряный век, 1900 – 1930. Собственно, поэтому наступила революция, что реакцию удались продлить на 2 поколения. Испугались террористов и нигилистов.

Это всё имеет отношение к нам. Почему сейчас не пропадёт и реакция закончится? История рифмуется и логарифмируется.

И слетели штифты, слишком динамичный переход от ренессанса к апокалипсису, чтобы можно было на фук издеваться над временем.

Три апокалиптических поколения: 1930-е – 1960-е, 1960-е – 1990-е, 1990-е – 2020-е, гопническое, мажорское, чмошное. И следующее, экклезиастическое, юродивое: 2020-е – 2050-е.

Пусть не пугают наклейки. Психологизм типа: даже антигерои – люди. Лучше фрики, чем вурдалаки. Сталин явно гопник. Брежнев явно мажор. Жутин явно фрик.

А ещё, смотрите: всегда парочки, во всех 3 поколеньях: Ленин – Сталин, Хрущёв – Брежнев, Ельцин – Путин, реформа – реакция. Это значит, что они - не свои, они - народные, и закономерные, как паровоз.

В классическом экшене Люка Бессона «Леон» персонажи Рено, Гарри Олдмена, Натали Портман: герой, фрик и жертва.

Герой – профессиональный киллер, фрик – маньяк-убийца, полицейский чин, жертва – выжившая. Не потому что киллер пожалел, а наркоман не пожалел, а потому что она – есть, а киллера и фрика нет, и киллер заступился, чтобы быть. Дальше жанр и звёздная игра.

Это я к чему? А вот, смотрите. Если пожалеете и заступитесь за небесную сотню и юродивых, то – будете, а если не пожалеете, то – не будете.
Вот это - то гражданство, на чём стоите вы, как на поле, как на себе, а не трёшкамицубисидачаницца и не гражданская.

Вот почему наше поколение внутренне противоречивое, оно не на своём месте, оно на месте того пропавшего поколения век назад: чмошное и апокалиптическое. И юродивое и экклезиастическое одновременно.

(Гена Янев до 50 лет путал Сталкера и Сталкерову Мартышку. Это такие же разные вещи, как конь бледный и аватара).

Через нас прошёл шов времён. То есть мы ещё в апокалипсисе, но уже в экклезиасте, ещё чмошники, но уже юродивые, ещё апокалиптика, но уже постапокалиптика, как Гена Янев.

Живут на чужом месте, живут чужую жизнь, как фрики, могут прикидываться чмошниками, гопниками, мажорами для трёшкимицубисидачиниццы.

Я почему всё время долблю про Гену Янева, маленького мальчика из чужого родного южного города Мелитополя. Он писал в 1994 эссе, когда один фрик взял 30% на выборах: пошлют строчить в маму в Мелитополе, потому что война на юге неизбежна.

Через 20 лет послали. Не Гену Янева. И мама 10 как умерла. И лежала под роскошным южным парком, разросшимся из кладбища. А папа сидел на соседней акации и свистел, как пеленг, с раскрытым клювом.

За Гену Янева всегда заступались. В Мелитополе, когда Гасилин и Старостин нос разбили в 1976, что все будут, а Гены Янева не будет. В пренотале: отрицательный и положительный резус крови у лона и у плода, почти стопроцентное отторженье в 1965. Когда сопротивление в 2014.

И войска отступили, и фрик стал колоться на трещинки и осколочки, как крошка Цахес. А Гена Янев такой скромный, пожилой, некрасивый стоял: нам бы пенсию по инвалидности с эпилептического бочку жизни с парками.

Орфеевой Эвридикой, Майкой Пупковой, Марией Родиной, женой, дочкой, тёщей, общиной верных, мастерской возле жизни, домом в деревне, пьесой на ладони, Ренессансной мадонной, Постсуицидальной реанимацией, Саамом, Ирокезом, их жёнами, их мужьями, их детьми, Соловьёвым, Верой Верной на острове.

На острове, по дороге на рыбалку, разговаривал с руками, за заслуги, что было за кого заступаться, а больше ничего. Тот, кто помнил.

А если бы не было, то, возможно, не получилось так удачно. Опять в какое-то дерьмо вляпались. Заслужил, заслужил.

И наступление отступило, и войска на зимние квартиры отвели, а Гена Янев такой скромный, пожилой, некрасивый стоял, как Натали Портман с фикусом, без зубов, как киберпанк.

Нам просто надо знать для себя секрет, почему не надо бояться. Их дети уже юродивые, больше Гена Янев, чем Гена Янев.

Их родители, конечно: инопланетяне, губы бантиком, с незаметной внешностью воров; мутанты, луё-моё, по-русски не понимаю; индейцы в резервации, которым всегда крутят кино фрики и троллинг.

Гена Янев прошлой осенью запутался в одном бараке в базовом лагере, когда они все пришли дружить, будь нашим вождём, так это я должен им кино крутить?

Они не поверят никто, что они чмошники и юродивые. Поэтому они всё время пьют нирвану и смотрят кино, они боятся ответственности, что они могут погубить, а они только пригубили.

В дверь постучали: пей с нами, пей, за грибами, на рыбалку иди, шашлыки, мангалы, шансон.

10 лет назад в 2004 Гена Янев им не поверил на острове и уехал в базовый лагерь жить отдельно и фору отрабатывать, но они его и здесь достали, как машина времени.

Минус небесная сотня на святом острове Соловки, который должен спасать на постапокалиптике, равно место паломничества и туризма, мажорства и гопничества. Они пожили для себя и вернулись к тому же самому: фрикам и троллингу.

Здесь тоже в базовом лагере, одном бараке на 4 квартиры в пригороде Мегаполисе-Апокалипсисе, надо было книгу писать.

Они не смогут вампирить долго и пойдут трещинами. Гена Янев, конечно, справился. Он им не поверил, фрикам и троллингу, и небесную сотню спасал, как герой Рено, который заступился за Гену Янева.

Я всегда писал так. Это как акула кругами ходит вокруг фридайвинга. Куснёт, куснёт, потом урвёт кусманище, и успокоится с застывшими глазками, как плейстоцен, это она тему переваривает.

Рассказики, набросочки, и рассказище, в котором всё сошлось: элегии, трактаты, романы, драмы. И сытое молчание месяц или год. И там внутри подготавливается новая форма, как киберпанк.

Гена Янев в событиях, Гена Янев с подключёнными проводками, Гена Янев в матрице. Гена Янев – фрик, Гена Янев – герой, Гена Янев – жертва, Гена Янев – режиссёр. Гена Янев в исполнении Гарри Олдмена, Гена Янев в исполнении Рено, Гена Янев в исполнении Натали Портман, Гена Янев в исполнении Люка Бессона.

6.

Конечно, я сообщаюсь, но мне нужны паузы, я тугодум. Поэтому это странное сообщение, с пропуском хода всегда. И под формат соцсетей и журнальных сообществ не подходит.

Где информационность, актуальность, сиюминутность – главная фишка ускользающего бытия и главного. По сути, бесконечный и всё больше банальный комментарий тусовки, света, большого света, полусвета, слухов, сплетен о свете.

Но здесь странный перевёртыш. Шоу и шоу о шоу. Светский свет и белый свет. Являясь носителем белого света, вы всё время на задворках мировой истории и в чмошниках.

И это нормально, потому что это по-прежнему страшная новость, что при младенце Христе, что в большом взрыве, что свет родился.

По сути, литература всегда была такой зачуханной сводкой, богословием и анархией связи, но поскольку наслаждения утончились, все знают, что жизнь это слава о славе.

Поэтому следующий ход Гены Янева, просто уходить всё время, раз они так зачухали провиденье, как золотую рыбку на посылках, что все в забвенье, и по кайфу.

Можно сказать даже, что всегда так было, что в Сатья-юге, что в Двапара-юге, что в Трета-юге, что в Кали-юге, просто пропорция между белым светом и светским светом огрублялась и утончалась из поколения в поколение в каждом носителе с железом и начинкой.

И это формула времени. Не генезис, а сепарация. Чем зачуханней чмошник, тем затролленней фрик. Чем тусованней светский свет, тем неподвижней белый свет. Он всё ближе к центру, как пук и яркость.

Апрель 2014.

© Никита Янев, 2014
Дата публикации: 25.07.2014 17:23:32
Просмотров: 2579

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.