Водяной
Анатолий Агарков
Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика Объём: 32504 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Надо же так майдануться, чтобы фашизм с коммунизмом сравнивать. /на злобу дня/ Опять дорога, опять в пути... Что ж... может быть именной этой дороге суждено вывести к уготованному именно мне жизненному пути. А если нет…? В мире еще много дорог, готовых вести дальше, если сердце снова позовет в путь.... Меня зовут Анатолий. Анатолий Агарков. Слышали про такого? Наверное, нет – я стараюсь не говорить громко. Фактически, вообще издаю мало шума: я – тихий человек. Когда говорю, меня переспрашивают. Когда смеюсь, никто не скажет, что оглушительно. Когда плачу, чувствую слезы на лице, но не издаю звуков. Вот я такой – привыкайте: разговор будет долгим. Я собирался в пещеру Титичных гор – и вот я здесь. Найдя вход, был вынужден ползти на карачках до известного грота, где закончилось мое второе путешествие к этим горам и началось удивительное в страну, поцелованную временем. И вот он (грот) – внушительная почти круглая пещера с высоким сводом. С облегчением встал на ноги. Запахи прошлогоднего лета коснулись ноздрей – зеленой листвы, цветов и дождя. Когда-то здесь жили древние люди, и эхо шагов настораживало даже пугало, как отголосок былых времен. Я обыскал каждый дюйм подземного помещения: весь пол закован в лед, с потолка свисают сосульки – ни намека на клад Пугачева. Так и сказал ему (гроту), душевно страдая: - Здесь нет никакого клада! Однако мне не хотелось проигрывать. Несколько раз обошел по периметру, щупая стены и недоумевая, что же мне искать, что нащупывать – люк? потайной ход? нацарапанный знак? Думай, чекист - приказал себе. Медленно передвигаясь по ледяному полу, вел рукой по основанию стены, ища хоть какой-то символ, хоть малейший намек на то, что делать дальше. Боковым зрением заметил какое-то движение подо льдом, но проигнорировал его. Потом вернулся, нагнулся и стал изучать, подсвечивая фонариком. Не сразу, но понял – это пузырьки воздуха стремительно пролетают в потоке под прозрачным льдом. И куда они исчезают? - Природа не будет так глупа, чтобы разместить дверь к своему драгоценному королевству на поверхности, - сделал открытие и озвучил себе. Природа могла быть довольна своим мастерством: понял – вот он, заветный вход, и нежелание лезть под лед пробрало до самых костей. Но для чего-то же взял с собой заступ. Перед тем как пустить его в дело, тщательно изучил толщину льда, как будто он был одним из архитектурных элементов пещерной конструкции. Я был на границе миров. Интуиция с прежним опытом подсказывали – поток вышвырнет меня в иную реальность. Но все же - где именно? На каком обороте витка земной истории? Как угадать? Страшно? До жути. Даже холода не чувствую. Снял с себя всю одежду, сел на кромку льда, опустив ноги в прорубь. Чувствую стремительный поток воды, уносящийся под стену. Это же верная смерть – куда лезешь ты, шизофреник? Желудок свело от страха, сердце ныло нехорошим предчувствием, и я готов был захныкать от мысли, что мне все же придется это сделать. И остановиться уже не могу – давно отдал себя на волю случая. - Господи, вразуми безумца! – крикнул и, оттолкнувшись, скользнул в полынью. В одно мгновение меня затянуло в туннель, пронесло водоворотами, помяло и поцарапало о стены. Был момент, когда грудь начало жечь от недостатка воздуха, а перед глазами вдруг заплясала засасывающая чернота. Но тут солнце блеснуло – я хватил воздуха ртом и ухнул с вершины в пучину. Спиной – да так больно! Даже теперь неприятно вспоминать мои тогдашние впечатления. После стремительного тоннеля и шумного водопада стихия вдруг успокоилась - пещера пропала, надо мной было небо, а вокруг вода. Теперь движение ее было медленным и торжественным, даже немного жутковатым в своем величии. Меня несло по реке, как… ну, что там, в проруби-то плавает. Вся ширь ее открылась перед взором – чистая быстрина, бело-зеленый заберег кувшинок, камыши, осока, дальше лес. Безлюдным показался новый мир. Некоторое время, пока выбирался со стремнины, мотало во все стороны, словно лодку, попавшую в бурю. Ближе к берегу течение почти незаметно, но стебли кувшинок хватали как чьи-то руки, тянули вглубь. Приходилось часто нырять, ибо сил не хватало протиснуться между огромных листьев. В стене камышей открылся широкий проход к берегу. - Туда, - шепнул себе прокусанными губами. Нырнул и в полусумраке воды увидел змею перед лицом – черную с зеленоватым отливом треугольной головы. Она, даже не шелохнувшись, продолжала пристально смотреть мне в глаза. А ужалит – подумалось – за беззащитные гениталии…. Разъяренный, смущенный, испуганный рванул на поверхность и вытащил на себе целый клубок водорослей. Конвульсивно дергаясь всем телом, пытался избавиться от них, но тщетно – бился, бился, пока не понял, что угодил в сеть. Еще были силы – пытался вывернуться из нее, пытался порвать и ничего не хотел думать о том, что у реки есть дно. Должно быть, страх лишил разума. Устал – затих. Где вы, пиявки? Кушайте меня на здоровье, пока кровь горяча. - Смотрите-ка! Я поднял голову над водой. На берегу, как пень одинокий, торчал человек. Он был в подбитом мехом плаще – не современном, с рукавами, а как бурка у Чапая – и держал в руке копье наконечником в мою сторону. - Чуда-юда какая-то…. Эй, подите сюда! Сквозь водоросли, облепившие лицо, различил грубоватый и глуповатый лик, заросший густой черной бородой. Волосы у человека были чуть светлее и заметно – пострижены. На поясе висел длинный кинжал. Средневековый рыбак? Тем временем, приблизились и другие. - Чего тут у тебя? – раздался хриплый бас. – Эй, смотри, водяной никак запутался в сетях! Голоса, смешки…. Всего их трое было – столпившихся на берегу. Они были похожи на медведей – бородатые, в меховых плащах. - Может, Падающей Водой принесло? Наступило молчание. - Ты прав – пойди, распутай его. На лице того, к кому обращались, появилась почти блаженная улыбка: - Не ты ли хвастал, что храбрейший из храбрых? Ответом было лишь недовольно ворчание, но, тем не менее, храбрейший из храбрых воткнул в землю копье, вошел в воду и сделал несколько шагов в мою сторону. - Эй, - оглянулся он на товарищей. – Я достану, моим будет. - Твоим, если за сеть заплатишь. Я к тому времени утвердился ногами на дне, но выпрямиться сеть не давала – дрожал скрюченный то ли от страха, то ли от холода. От людей ждал помощи – боялся гадюки. И увидел гнездо в кусте камыша – белые яйца, похожие на речную гальку. Вряд ли гадюки кладутся здесь, но охотиться могут. И тут же заметил возле куста отблеск змеиной чешуи в солнечных лучах. Вот тогда я опять испугался. Мне показалось, что она способна плеваться ядовитой слюной, и потихонечку завыл от страха и беспомощности. Кроме того, чувствовал боль и ломоту во всем теле: проскочить в потоке узкий горный тоннель, шлепнуться с верхотуры, запутаться в рыболовецкой сети – все эти действия имели последствия. Мало-помалу спасатель ко мне приближался. Вот вода достигла его колен – он снял плащ, свернул и бросил на берег. Вытащил кинжал из ножен – широким лезвием скорее похожий на нож мясника. - Сеть придется резать, - хрипло крикнул он. Хозяин ее на берегу промолчал – лишь плотнее запахнул полы плаща. - Если водяной, я его прикончу, - он уже был в двух шагах от меня и, конечно же, разглядел, что никакой я не водяной. Потом нахмурился и попятился: - Это… у него гадюка на голове. А ведь я даже не почувствовал, как она туда забралась. Впрочем, там целая куча водорослей. И еще на плечах. А руки спутаны. И ноги тоже. Гадюка, свернувшись кольцом, шипела, не замолкая ни на секунду – пойди, мол, прочь, плохой человек, это моя добыча. Из открытой пасти торчали два зуба, с которых сочился яд. - Не сомневаюсь, что ты струсил, а гадюку придумал, - донеслось с берега. - Кто мешает подойти посмотреть? - спасатель язвительно улыбнулся, но скорее мне – не змее же. - Водяной со змеей – хороший улов. Если сварить их разом в котле, уха будет или похлебка? - Я ее камнем убью, - сказал третий и, правда, нашел булыгу на берегу. - Ты меткий, известно, но как убьешь змею, не убив водяного? - А ты собираешься варить его живым? - Конечно. Глаза рыбаков насмешливы – они уже втроем возле меня. А мне остается бояться и психовать. - Подразни ее копьем, - предлагает один. - Если она нырнет, то вынырнет где – неизвестно. Может, в заднице у тебя. - В воде с ней не справиться, – согласились товарищи. – Надо тащить сеть на берег. Некоторое время они возились со снастью – отвязали концы от камышей, затянули к берегу, сузив до размеров невода. Я уже перестал скулить, но боялся не только змеи, но и траления, в ходе которого мог быть успешно утоплен. И таки кувыркнули ногами вверх, и протащили мордой через грязь и песок. Но, слава Всевышнему - я не только не захлебнулся, но даже услышал что-то вроде извинений. - Мы сделали все, чтобы этого не было. Шаг за шагом исследуя сеть, рыболовы искали змею. Приободрились, не найдя. - Мужики! – воскликнул один. – А это же не водяной. Он протянул руку, указывая на меня. Остальные закивали в знак согласия. - Мужики! – заговорил он снова, набрав в легкие побольше воздуха. – Давайте не будем его делить, пусть будет общим рабом. Другой ткнул копьем в клубок водорослей у меня на голове. - Сначала надо посмотреть – нет ли под ним змеи. Медленно и осторожно они распутали на мне сеть. И вот на свободе я – смертельно уставший, с ломотой во всем теле, особенно ногах и спине. Оставив попытки подбить меня на самодоставку, рыболовы из двух копий и свернутой сети соорудили вполне сносные носилки. По дороге советовали: - Подумай о том, кто ты такой и каким трудом заплачено за твое спасение. И если говорить начистоту – не найдется готовый заплатить за тебя, быть тебе рабом до скончания жизни. Ты все молчишь, но хоть слушаешь? Я разглядывал их, стараясь понять, в какую эпоху меня занесло. Бронзовый нож, наконечник копья – что это? бронзовый век? Речь их понятна – славяне, видать. Три рыболова как братья похожи. Сеть из пеньковой нитки…. Вот и вся информация. В поселке землянок рыболовов с уловом встретили изумленно-радостными возгласами мужчины, женщины, старики и дети – душ с полста, никак не меньше. Остановили братьев: - Дайте разглядеть. Лишь к полудню в поселок вернулась тишина – все возвратились на свои места. Никто не захотел меня купить, лишив рыболовов надежды на прибыль. Немой, неходячий – стал и для них обузой. Какой-то очень сильный мужик, заподозрил что-то – грубо схватил меня за плечо и, ругаясь, спросил, из-за какой такой болезни я держу свой язык на привязи. А я будто тюк или труп лежу и молчу – беспомощный, неподвижный. Кстати, что с моей речью? Будто напрочь забыл, как она производится – только звуки ничтожные, стоны, мычание… Бил озноб не от холода, но от боли в конечностях и спине. И никак не мог собраться с мыслями – может, в этом причина моей немоты? Меня оставили там, где остановились – только носилки разобрали, опрокинув ношу на землю. Боль полыхнула в спине – все-таки позвоночник! Сгрузили – забыли. Никто не собирался меня кормить, смотреть мои раны, переломы, ушибы. Зачем же тогда спасали? Услышал фразу: - Сдохнет – скормим свиньям. Перспектива! Девочка лет девяти поодаль остановилась. Увидев мой взгляд на себе, она вздрогнула. А я ощутил неловкость, почти досаду – не от беспомощности, а от наготы. - Как тебя зовут? – спросил и сам удивился: речь-то вернулась! - Жанка. Длинные черные волосы спадали на ее плечи. Кожа лица белее мрамора, а зеленые глаза казались бездонными. Серое платье с чужого плеча укрывало ее до ступней. - У тебя нет тряпки, чтобы прикрыться? – сказал, наблюдая за ее реакцией. Она покачала головой. - Я – раб твоего отца? И снова единственным ответом было покачивание головой. - Я поправлюсь, и буду работать. Не надо меня свиньям. Разве люди едят людоедов? Девочка опустила голову. Блестящие глаза исчезли под длинными черными прядями. Не меняя позы, она не произносила ни звука – оставалась настолько безучастной, что я подумал: передо мной обыкновенная дурочка. - Но ведь ты понимаешь, что я говорю? - Да, - вздрогнув, прошептала она. Я с трудом приподнялся на локте: - Принеси мне покушать. Девочка снова вздрогнула. - Я поймаю лягушку, ты ее съешь? - Если поджаришь на огне. Чуть спустя жестом полным отвращения сунул запеченную квакушку в рот. Достаточно было одного неосторожного слова или смешка, чтобы нарушить эту ужасную трапезу. Более того – меня, наверное, вырвало. Почувствовал сытость после второй попрыгушки и вместе с ней жажду – так бывает всегда. А девочка сама сообразила – принесла в завернутом кульком листе лопуха несколько глотков речной воды. Вкус ее я уже знал. После еды боли вернулись – руки ломило, крючило ноги, спина полыхала паяльной лампой. Я весь дрожал, не хватало дыхания. Тем не менее, приложив ладонь к груди и кивнув головой, выразил свою благодарность кормилице. Она скромно потупила глаза. - Будем дружить? - сказал я. – Мне нужен друг. Она кивнула, и я с того дня больше не думал о свиньях. А в первый много часов подряд боролся не только с болью, но и усталостью – уверенный в том, что, как только усну, кто-нибудь из свиноводов перережет мне горло и скормит, кому обещал. Впрочем, из наблюдений вскорости заключил – люди землянок не более опасны, чем их ленивые собаки. Другое дело, что не очень-то гостеприимны – но, может быть, они за человека меня не считают? Водяным прозвали. День закончился, ночь миновала, а я все еще был жив. Даже поспал, а меня не убили. По причине, которой не мог понять, все обитатели поселка меня просто не замечали – лежит и лежит; сдохнет – свиньям корм. Кроме Жанки, конечно. Однажды она принесла в горшочке горячего молока с медом. А потом кем-то выброшенный плащ, пропахший собачьей мочой. Жизнь налаживалась. Девочка частенько сиживала подле меня с рукодельем – сети вязала сученой из пеньки ниткой. У нее был клубок, челнок и какое-то приспособление, на которое наматывалась готовая сетка. За несколько минут, освоив нехитрое ремесло, я стал ей полезен. Однажды грубый мужик увидел челнок в моих руках и сделал рабом. Перенес меня под громадный тополь, который спасал от дождя и жары, загрузил работой, приносил еду. В первый раз – кусок вяленого мяса, твердого, как деревяшка, и такого соленого, что щипало язык. Хозяин (так теперь буду звать его) вытер еду рукавом прежде, чем предложить. Я грыз ее целый день. Дали штаны и рубаху до пят – отнюдь не застиранные: к запаху привыкнуть не смог. На мое рукоделье смотреть приходили. А потом снова забыли. Тревога, страдание и стыд, одолевавшие меня с первого дня мучительного состояния, понемногу рассеялись – остались немощь и боль. И тайная радость, что я жив, несмотря на все мерзости, пережитые за последние дни. Была и досада – ведь сам себя вырвал из цивильной жизни, расстался со всеми, кого любил, стал немощным (а может, калекой?) и потерял свободу. Но вместе с ней горел маленький и слабый фитилек, пламя которого согревало. Я верил: Бог меня хранит, Судьба благоволит, удача не оставит – здоровье поправится, и дела пойдут в гору. С Жанкою мы дружили: она единственная знала мою тайну – я только с ней разговаривал. Почему молчал? Мне было то ли стыдно, то ли страшно, то ли…. Ну, не хотел я с ними общаться. - Ты знаешь какие-нибудь песни, малышка? Девочка подняла на меня глаза. Да, ей хотелось петь! Шум водопада, листвы в кроне тополя, птичий щебет – все это сливалось в красивую мелодию, и девочка принялась напевать медленную песенку, хлопая в ладоши после каждой строки. Это была монотонная грустная песня, и слова непонятны. А может, и не было слов – одни какие-то восклицания. Но ее чистый голосок в унисон окружающим звукам глубоко тронул душу. - Подожди-ка! – неожиданно воскликнула Жанка. – А ты ведь еще так и не сказал, как тебя зовут! У всех есть имена, кроме рабов. - А я не видел в селении рабов. Она колокольчиком рассмеялась. - Они быстро становятся членами семьи, в которой работают – мужчины мужьями, женщины женами. А настоящие рабы есть только в городе. - Далеко до него? - Скоро узнаешь – тебя хотят подарить нашему родственнику. Он – башмачник. - Я не хочу быть башмачником. Девочка вздохнула и пожала плечами. - А что ты хочешь? Ты даже не можешь ходить и сидеть. Только руками работать. - Хочу быть вашим правителем – я много знаю и у меня имя есть. По вашим законам не могу быть рабом – меня зовут Анатолий. Жанка снова запела, и новая песенка звучала воинственно. - Звучит неплохо. Это чей язык? Кто тебя научил? Девочка невольно покраснела под моим пристальным взглядом. - Я не знаю. Эти слова рождаются сами внутри меня именно так, как они звучат. - Тогда в чем смысл твоих песен? - Это новый мир, другая жизнь…. В ней достаточно захотеть, чтобы все считали тебя свободным. Мысль догнала: - Ты не здесь рождена? Ты рабой была? А теперь? - А теперь я жена старшего сына хозяина. При первых всполохах утренней зари ветерок бежал от леса к реке, вздымая гнилостные испарения нечистот поселка. Вечерний бриз приносил сладковатый запах тины и камыша. В эти мгновения я просыпался и отходил ко сну. У меня был кров из листвы и сухая трава под лежанку, я научился ползать в кусты по нужде. Если бы у меня ходили ноги, я мог стать членом семьи и жить в землянке бок о бок с немытыми и вонючими ее обитателями. Сама мысль ужасала. Тем не менее, не желал быть больным и слабым – превозмогая боль, тренировал спину с ногами, мечтая когда-нибудь встать. Сидеть я уже научился. Иногда мною занималась Жанка. Когда она приказывала, в ее зеленых глазах вспыхивал огонь, не допускавший ни возражения, ни отсрочки, и появлялась какая-то внезапная суровость, из-за которой она казалась старше, чем была на самом деле. И даже старше меня, не отважившегося на возражения. В такие моменты и боль притуплялась, и многое удавалось. Иногда она пела на родном языке, и хотя слова песен были непонятны, в них словно чувствовался запах леса, журчание ручья, шорох ветра в листве деревьев. Жанка могла часами сидеть и вязать сеть, и на лице ее не отражалось никаких чувств – ни малейшего волнения, ни интереса. Я приставал к ней с расспросами. Пытал по поводу религии, но, похоже, она даже не понимала, о чем идет речь. В каком же я веке? – черт его раздери! У них даже идолов нет. И рабство какое-то ненастоящее. Суровы? – да! Но не жестоки. Заболел – вынесли из землянки, положили в тенек – жди судьбы. Так же они умирали. Жизнь в деревне землянок текла размеренно. Каждое утро, позавтракав скопом, но каждый свое, ее обитатели расходились с невозмутимыми выражениями на лицах – кто в лес, кто на реку, кто занимался ремонтом или строительством жилья, кто правил снасти или оружие. Правителя не было – да и надобности в нем, похоже, тоже. Свары бывали редко и только среди отдельных личностей, никогда не перерастая в массовые потасовки. Лес и река кишели дичью – еды всем хватало, так что делить было нечего. Женщины – через одну беременны, но детей не сказать, что много. Возможно, зимы были голодными – слабые не выживали. К чему это я? Не смотря на прыжок в прорубь, я по-прежнему тот человек, который не любит сюрпризов и неожиданностей – все как хочу, все по плану. Каждая минута рассчитана для дела. Ну и что, что рабом считают, что ноги в отказе, что сети вяжу, на еду зарабатывая – голова-то иными мыслями занята. А мысли такие – хочу стать лидером у этих людей. Только еще не решил каким – светским или духовным? Допустим, светским…. Заведу охрану, обложу налогом, заставлю построить себе избу. Все будут приветствовать меня при встрече или делать вид, что рады видеть. В глаза взгляды уважительные, обожающие… в спину – ненавидящие, предостерегающие. Буду наказывать – власть, знаете ли, надо доказывать. Хотя я терпеть не могу насилия – предпочитаю решать все умом. То есть просто загноблю и все. М-да… Проблем с этой светской властью! Меня передернуло непроизвольно. А дни текли тем же муторным чередом и серой обыденностью. Я лежал под тополем, сонно наблюдая, что происходит в поселке – его обитатели мне казались насекомыми, занимающиеся бессмысленным существованием – и репетировал суровые жесты и взгляды будущего их начальника. Вспоминал самые отвязные ругательства, которые где-либо когда слышал, надеясь запугать ими простодушных обитателей землянок. Еще мне хотелось иметь свирепый вид и мерзкий голос. Эти мечты и мысли вносили какую-то приятную тревогу в душу калеки-раба. Я должен стать их правителем! Ведь я на целую милю умнее всех живущих здесь, взятых скопом. Они должны меня слушаться. Слишком тупыми и тормознутыми казались все эти люди, чтобы противиться. Ну, а тех, кто поумней, следует выявить и приручить. Да, именно с этого и надо начать – найти преданных сторонников. - Послушай, - как-то ненастным днем Жанку попросил, - ты не можешь для меня развести огонь? Конечности зябнут. Девочка покачала головой: - Хозяина надо спросить. Я решился – пора начинать: - Ну-ка зови его сюда – человек же я, а не зверь. Интересно, как они добывают огонь – искрой высекаемой? трением дерева? или борются как уламры? С каким бы удовлетворением полежал сейчас у костра, вздохнул запах дыма. Дождь ли идет, светит ли солнце, огонь – добрый кум, возвращает силы, создает уют под открытым небом. А еще фляжка выпивки, некстати (?) подумалось. Жанка убежала за свекром, а я размечтался – научу их готовить настойку. Явился хозяин мой суровый – сурово взглянул, сурово спросил: - Ты выучился нашим словам – правильно она говорит? - Правильно, - ответил я, кивнув головой. – А теперь послушай-ка человека, который повсюду почти побывал и почти все повидал. Заставляете меня вязать сети, хотите подарить башмачнику, кормите впроголодь – впрочем, спасибо, что кормите, а не скормили. Однако лучше было бы использовать мои знания, а не руки. Хотите, я научу вас готовить веселящий напиток – выпил, и ноги сами пускаются в пляс. Небо дало вам в руки случай стать счастливыми. Вы сто тридцать раз закинете в реку свою сеть, а такого еще раз не выловите. Глаза хозяина моего на мгновение остекленели: видимо, с такой интенсивностью он обдумывал информацию, что даже позабыл жить. Потом шевельнулся: - Ты не врешь? - Можешь проверить. Хозяин с удивлением рассматривал разговорившегося раба. - Нечего удивляться – принесите мне ягод, каких только соберете. Но сначала одежду неношеную, а эту, - вытащил из-под себя Жанкин подарок – сожгите. Хозяин ушел и скоро вернулся с холщовой парой – штаны и рубашка. - Вот, - сказал он, - для тебя. Надевай! Тряпье я с себя стянул, но обновы примерять не спешил. - Отнесите к воде – мне надо помыться. Хозяин кинулся буквально исполнять мое указание. - Э, брат, - остановил его я, - так ты меня всего изломаешь. Зови других мужиков, делайте носилки. Клянусь – чем больше заботы вы проявите, тем крепче будет напиток и веселей голова. Бородатый плут скорчил забавную рожу и помчался за рыболовами. И как мне не претила сомнительная роль шута, не удержался и захохотал. Жанка вторила серебряным колокольчиком. Я помыт, переодет, в полутора метрах от меня горит веселый костерок, а рядом гора всевозможных ягод и горшок ведер на пять – самый большой на все селение, обитатели которого собрались вокруг и с любопытством взирают. Приказал женщинам сыпать ягоды в горшок и мять толкушками – слой за слоем, чтобы сок появился. Потом сосуд заполнили водой. - Все? - Нет. Нужно заклинание. Хозяин мой облизнулся: - А ну, друг, скажи это слово, рождающее веселящий напиток. - Никто не может знать его, кроме колдуна. У вас есть такой? - Чур, меня! – зашептались в кругу. - Теперь будет! Я – знаток белой магии, которая связана с таинственными свойствами всего сущего. Повадил руками над котлом, пошевелил губами, зажмурив глаза: - А теперь накройте его и ступайте по своим делам. Когда народится новая луна, веселящий напиток будет готов. - Что это значит? – требовательно спросил мой хозяин. - Это значит, горшок зачал младенца, и ему надо дозреть. Я буду за ним приглядывать, а вы меня кормить и носить валежник для костра – веселящему напитку нужно тепло. - Я полагал, что мы сейчас будем пить, - сказал мой хозяин. - Если будешь ворчать, он прокиснет, - остудил его я. Хозяин с мрачным видом удалился. Остальные тоже были разочарованы. - Думаю, - сказал Жанке, - хватит тебе вязать сети: будешь помощницей. - Ты сделаешь меня колдуном? – обрадовалась девочка. - Я научу тебя многим полезным вещам. Только обещай, что никому не расскажешь о них, пока я здесь: эти знания не всем можно доверить. Обещаешь? Погладил девочку по густым, грязным и спутанным волосам. - Твой народ учить да учить: он непоседлив, упрям, своеволен – ему нужна твердая рука. Ты поможешь мне ими править? Ты ведь прирожденный командир. Раззадорившись, внушал молчаливой собеседнице идею грядущих преобразований – кроме собак и свиней легко приручаются кони и козы, еще утки и кролики. А жить надо в избах – не под землей, а на ней. Я научу их строить. Родилась новая мысль – у меня будет колхоз! Идея понравилась – не управлять, а направлять. Здорово, черт возьми! Будем выращивать плоды-овощи-злаки, и возить в город на продажу. Ах, если бы не моя немощь, каких делов можно натворить! - Отличное место – река, лес, поле – будто создано для процветания колхоза «Светлый путь»! Такие дела завернем! Ты только верь мне и помогай. Ты не боишься? - Нет-нет, - Жанка головой помотала. Выглядела она бледненькой, но глаза горели настроением – ей не хватало озорства, характерного для детей ее возраста. Надо подкормить помощницу – решил. Потребовал трехразовое питание, и в первый же полдень Жанка притащила от хозяина печеную рыбу. Умяли с юной помощницей обед и задремали в тени под тополем. Жизнь повернулась другим коленкором! На третий день настойка ягодная зашипела, запузырилась и покрылась пеной. Я попробовал ложкой из березовой коры и сплюнул. - Ишачья моча! Сахару не хватает. Жанку просветил: - Нас убьют, если что-нибудь не придумаем. - А что придумать? – побелевшими губами прошептала девочка. – Жаль, конечно… как-то оно наперекосяк пошло… лучше бы мы сети вязали. - Хоп! Я придумал – сходи в лес, принеси мухоморов: такие красные грибы с белыми пятнышками. Знаешь? - Да, но… от них болеют и умирают, - совсем растерялась Жанка. – Так нельзя. - Помрут, не убьют. Но не помрут – я же колдун, а ты моя помощница и должна мне верить. Иди – принеси. Девочка перестала упираться и побрела в лес. Принесла в подоле пять больших шляпок весьма ядовитых грибов. - Ты только не клади их целыми – догадаются. - Маленькая, а уже умная, - согласился с доводом. – Давай нащипим их кусочками. Я так думаю, все, что растет от Бога – он не захочет, никто не умрет. - А кто это? - Хочешь, расскажу? С именем Господа на устах мы укрепили настойку ягодную мухомором. И славно так прокатило! Когда время пришло, стойбище так назюзюкалось – и плясали, и пели, и, блаженно улыбаясь, вели бесконечные разговоры. Никого не оставил равнодушным веселящий напиток: от стара до мала все сияли – вот что поганки с людьми делают. - Пейте, ага…,- подливал я им в чаши, благосклонно кивая. - Ты красивый, - полезла какая-то баба целоваться. - Красота мужчины в характере, а не в том, куда ты руками лезешь, - остудил ее я. Ни я, ни Жанка приготовленную нами гадость не пили, но, должно быть, нанюхались и разговорились. - Не жалеешь, что девочкой родилась? - Мужчиной жить тяжело. А мне сейчас достаточно прикинутся дурочкой и никто не трогает. Умничка! И молодец, что поверила мне – впереди у нас великие свершения. Если я стану королем, сделаю ее принцессой. - Хочешь принцессой быть? Есть шанс. Пока другие упивались, мы с помощницей объедались – было из чего выбирать. И в какой-то момент вдруг понял, как преуспеть в этом благословенном мире. Надо составить кодекс законов и заставить всех поклясться их выполнять – за чарку веселящего напитка селяне мне в чем угодно присягнут. Вот только почему хорошая мысля всегда приходит опосля? Блин! Как минимум две недели потеряю до следующей попойки. Потом еще подумал и довольный гоготнул. Ну, в каком-то смысле…. И еще. В пьяном разговоре кто-то обмолвился о местах выхода Силы – на него прицыкнули, но я услышал и спросил – о чем это? - Кому надо, тот про места выхода Силы знает, - сказал болтун и приложил палец к губам. Я задумался – и, наверное, это главный итог пиршества для меня. В селении же вот что сотворилось. Один мужик в реке на мелководье захлебнулся, где и курицу не утопить. Другой с дерева упал, переломался – не жилец. Остальные драку учинили – то ли стенка на стенку, то ли каждый за себя. Друг друга по мордасам били, одного до смерти запинали – испокон веку такого здесь не было. На следующий день оклемались, подсчитали потери, крякая, поскребли сферы лохматые и ко мне – надо бы повторить. - Анархия кончилась, - объявил селянам. – Командовать парадом буду я. И начал новый порядок устанавливать. Бывшего своего хозяина назначил заместителем. Он подумал, но так и не понял, гордиться ли ему оказанной честью или вовсе наоборот. На всякий случай принес мне новехонький плащ, соответствующий моему статусу председателя. И дальше все пошло просто замечательно – я объявлял о формировании бригад, а он назначал бригадиров. Артельно стали трудиться рыбаки, охотники, собиратели меда, ягод, птичьих яиц и прочих даров природы. И славно трудились! Женщин организовали в поваров, мастериц пошива верхней одежды, заготовительниц зимних запасов. Результаты труда стали общими – вместе питались, запасали продукты, мастерили утварь. Подобное предполагалось. Но как быть с избами? Я – малоподвижен, у них опыта нет, инструмента. Но бригаду создали и стали валить деревья бронзовыми топорами. Жили, работали, но сомнения множились – зачем это нужно, если нет веселящего напитка? И как эти сомнения рассеять, не очень понятно. Не получается структуры власти, как аппарата насилия: сказано – сделано, не сделано – а-та-та. У нас пока: сделают и смотрят на меня – когда же, начальник, веселящий напиток? И что делать? На Родине моей родной считается – если решение не найдено вечером, оно обязательно само явится утром в виде некой мудрости. Но если следовать желаниям подданных, то утром могло явиться разве только похмелье. Собрал бригадиров на совет. - Ну, смелей, проявляйте разумную инициативу! Они откуда-то догадались, что бывает за инициативу, и дружно так замолчали. Запустил угрозу: - Здесь кто-то должности не соответствует? Намек поняли, и все принялись энергично советовать, как нам организовать работу, не поощряя людей на выпивку. - Надо пороть неисполнительных бригадиров! – наконец просиял самый затюканный, а потому изворотливый. – А те будут пороть людишек своих. Зам мой набычился: - С тебя и начнем – выпорем прямо сейчас, на совете. А мне идея понравилась – она давала право завести карающий орган, который мог стать и моей охраной. Сейчас прольется чья-то кровь… но я промолчал. Зато пробило на откровения бывшего моего хозяина, обычно сдержанного – видимо накопилось. - Не понимаю! – прошипел он. – Почему веселящий напиток под запретом? Ягоды кончились или наш уважаемый правитель забыл заклятие? Он закатил глаза и сел. Рыкнул я: - Повторяю для безграмотных - веселящий напиток только в праздники. - Но когда же он будет? Бабы еще ягоды не толкли! Я открыл рот и закрыл. До меня вдруг дошло, в каком жутком одиночестве я среди бригадиров – всем нужен веселящий напиток, а я чего-то вдруг упираюсь. Они тут комедь предо мною ломают, в бригады организовались – ждут, а я упрямлюсь. Может, зря? - Нажраться хотите? Ну, хорошо - завтра ставим напиток. Назавтра случилась революция. Искали горшок, а нашли его полным напитка – и отбродившим, и, должно быть, приправленным мухоморами. Селение тут же упилось до риз со всеми известными выкрутасами. Я лежал под тополем – одинокий, несчастный. За реформами забыл о своей помощнице, и Жанка, подлючка маленькая, предала меня – к гадалке ходить не надо. Что теперь будет со мной и затеей? Ждал самого худшего, но народ, проспавшись, связал плот из бревен для моего дворца, уложил меня – в гребцах зам председателя и три известных рыболова. Напутствуя, с берега кричали: - Забери, река, то, что дала – нам без надобности. Такие дела. А. Агарков санаторий «Урал» апрель 2015 г © Анатолий Агарков, 2015 Дата публикации: 10.04.2015 15:36:15 Просмотров: 2436 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |