Флешмоб-3.
Никита Янев
Форма: Очерк
Жанр: Публицистика Объём: 8772 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
«На небе только и разговоров, что о море».
«Достучаться до небес». 1. Или наоборот, вам удаётся, не смотря ни на какие манипуляции фриков и бессердечие сфинксов, со своего планетоида номер 7-69 перебраться в течение жизни за счёт 100000007 флешмобов. Как в дом в деревне в метагалактику номер долуища со всякими флешмобами, типа любовь и дружба. А не на газовый гигант Жутин и Шириновский скатиться в забвение и безымянность. Гена Янев, такой, покоцанный, неинтересный, пожилой, без зуба, больная совесть, припадочная память, без нервов, аутист, мизантроп, социопат, телепат, телекин, телепорт. Про предыдущие пункты не будем, там всё ясно, суета сует и всяческая суета на постапокалиптике. Телепортация заключается в том, что он ежемгновенно: ах, пук и яркость, ой, бля, не умер, 100000007 раз за жизнь на свой планетоид 7-69 летает, и там окормляется, как лучшая половина и секс. Телепатия и телекинез, по сути, являются тем же, с той только оговоркой, что всякий феномен имеет свою специфику. Зачем нам нужна такая растяжка, как мина, струна, десантник в засаде и взрыв? А чтобы видеть. 2. Важно оговориться, вы всё время забываете о флешмобе, соткуда вы, с одной стороны. С другой стороны вы всё время об этом помните. В этом собственно отличие газового гиганта от планетоида номер – желеобразности, расплывчатости принципов. И последующие поступки во флешмобе лишь следствия такой манипулятивности: симуляции, спекуляции, аффекты. Планета забыла себя и мечется, как плазмоид, в нигде. Конечно, у неё есть шанец. Но это странный шанец. Чем она несчастнее, отчаянней, обречённее, тем она ближе к своему стержню. И все флешмобы превратятся в яяяяяяя мгновений. А Гена Янев, такой, покоцанный, неинтересный, пожилой, без зуба, больная совесть, припадочная память, без нервов, аутист, мизантроп, социопат, телепат, телекин, тепорт. 3. Останется дома, как пульт управления полётом, книга и дом в деревне, как собранный образ, потому что уже не надо идти на заданье, раз в него и так сбегаются все нитки, струны и связи, как взрыв. По ту сторону взрыва такое молчание и созерцанье, как на озере Светлое Орлово на острове Соловки в Белом море в приполярье. Крупный окунь сверкает опереньем на глубине 10 метров на яме, как лопата. Пока за ним следит Гена Янев с резинки с мормышкой на леске. Окунул лицо в воду, подвёл червя к рылу, и они друг друга тОмят, у кого у первого очко заиграет. 4. Косноязычие, граничащее с гугнивостью наступало. На корабле речи никуда нельзя было уплыть. Он как проржавевший бот на побережье на боку валялся. Как расформированная военная часть, о былом грезил. Зато, but, но, двуязычие наступало. Герой с двух сторон реальности находился, типа автор, как ретранслятор на взрыве. Трансляция продолжалась, не смотря ни на какие там Кали-юги. Транслировалась коммуникация, теле, как целое тело, как образ. Телепат, телекин, телепорт, передавал мысли, кино, реальность, с этой стороны взрыва, а сам страдал расстройством желудка, потому что зубы повыпадали ещё в армии. Это не трагедия, конечно, можно было бульон пить с хлебом. 5. Нельзя было сказать даже, что абсолютная реальность с той стороны взрыва, не с этой стороны взрыва, находилась, за счёт Гены Янева, конечно. Потому что когда герой терял сознанье от перенапряженья, и ему всё равно становилось, смотрят или не смотрят другие герои на его чмошество и мобильность. Косвенным образом на него находило спокойствие умирающего в образ. Потом проходило, конечно, когда очнулся, но он запомнил, как урка и политик, что не по барабану. 6. Я всегда думал, что это не моё дело, и что оно само. Я про деньги и славу, пенсию по инвалидности, институты. Но, видно, это и есть собственно жанр. Зазор между виртуалом и реалом, называемый в просторечье – астрал, потому что никакой он не зазор, скорей реал и виртуал – зазор. Короче, виртуал плюс реал равно астрал. И мы входим в сам жанр. Добро пожаловать, дети, welcome. Держитесь за руки крепко, а то улетите в открытый космос, и будете там 100000007 лет летать, как пустая бутылка. А теперь прослушайте курс лекций на крыле боевого самолёта «Ф-16», когда вы летите, как ракета, в цель из себя. Нужно пОнять поэтику, этимологию, терминологию астрала. Из каких зёрен эта икра, как квантовая физика и ловушка. Не на все вопросы есть ответы. Они подразумеваются. Вы их подразумевали скоко тебе 90 лет, а потом выплыл корабль спасенья, полный детей и женщин, как продолженье и нелинейная логика. И от вас, в общем-то, ничего не зависело, но вам было приятно наполнять все созерцаемые сюжеты своим смыслом. Самое главное, что потом так становилось, но вы уже ушли дальше, и вам даже порадоваться было некогда, как планетоид на дом в деревне, как подводная лодка на остров в море. И вы входили, как астрал в реал и виртуал входит, и в то же время их в себе заключает, как в положенье. Вам как бывшему человеку было важно отождествлять свою личность с каждой чертой, как киноман. 7. А ещё вы были очень похожи на батальон спецназа, заброшенный в глубокий тыл врага в схрон, что они менеджеры среднего звена, как агент под прикрытьем с легендой. И вы шли и свистели свист с удочкой по асфальту, что вы рыбак, хоть кругом ни одной лодки, потому что ни одной речки. Вам было очень грустно, как на расстреле. А потом вы стали видеть зренье. Вам было неловко, что вы такой, покоцанный, неинтересный, безработный. Но это было ваше зренье, и вам стало ловко. И вы старались включить все жанры в зренье, трагедию, драму, фарс, как мыльная опера и ситком. Это была жуткая эклектика, как 7 сезон в сериале, когда все на всех переженились по 3 раза, и умерли, и ожили, стали писателями, музыкантами, звёздами Голливуда, экстрасенсами. И такие, шли, как бригада, и всех спасали, а их потерянные дети заводили приёмные семьи, и их принимали случайно, и никто ничего не знал, что они родственники друг друга, кроме зренья, жанра, зрителя и автора, а автор вы. 8. Субкультуры это не цеховые сообщества, это землячества по родам и жанрам, типа экопоселенья и паркура, дауншифтинга и экстремального туризма. Семья – новое ключевое слово эпохи, в смысле – род и жанр, семь я. Это не этимология, конечно, но всё равно красиво, яяяяяяя. Этимология, скорее, семя, вот почему: род и жанр одновременно. И жанр начинает преобладать над родом. Вы – моя семья, всё равно про кого в мелодраме, мыльной опере, ситкоме: про приёмную семью лесби, про инопланетян, спасших человека, про вампиров и Кристен Стюарт в фэнтези и экшне. Потому что семя это не только кровь, но и кров, смысл. Буквально, сема и семя в праиндоевропейском одно и то же. И не только потому что ребёнок – смысл, в плане ДНК-библиотеки, но и потому что смысл – ребёнок, в плане 100000007 метагалактик. 9. С художественным тоже не всё в порядке, когда ты его одушевишь, как одежду. Это чистилище, надрочка, там не будет идеально, даже сносно может не быть. Но цель не в том, чтобы побыть, а в том, чтобы переделать, исправить. Что? Чистилище? Надрочку? Та ради Бога. Которому некомфортно в подвиге или комфортно в забвенье, он потом сам инструктором станет, типа метагалактики номер. Это мы придумали для кино, для жанра. 10. Вообще-то я специалист по живому и мёртвому, думал Гена Янев. Вообще-то всегда так было, сначала зачмят какого-то юродивого Мандельштама Шаламова, а потом дети зачмивших их книжки сосут в чулане, как молодые вампиры наркотик, потому что там смысл существованья. Но так, чтобы в одной эпохе, такого, не было. Должен был обернуться круг поколенья, чтобы конфликт отцов и детей развернулся. Что они для них выживали, а они не чувствуют, дряни, потому что чувствуют что-то другое. Теперь про семьи. У Гены Янева как раз всё чисто традиционно. Гена Янев и 3 женщины-парки, жена, дочь, тёща, как в землячестве, цехе, роде, жанре. Потом начинал разбираться и оказалось… У Соловьёвых на острове Соловки в Белом море, где Атлантида, всё разрасталось до едва видимых пределов: дети, мужья, жёны, семьи, дети детей и их дети, целый город. И тут Гены Янева наброски пригождались про эпохи, эоны, возраст, минутку. Как лекции про выживанье. Всё это в одном поколенье, как спасательный остров и острова с трупами на постапокалиптике. Подплывает, дышит в губы, как постельная сцена и искусственное дыханье, оставляет доппаёк и книгу и отталкивается спасательской рукой. Труп дёргается, как эпилептик, от возвращения жизни, сосёт из доппайка крошку, чтобы осталось на подольше, хмыкает на названье, «1+1=1», листает странницы и хлюпает носом, суки, от суки. И по постапокалиптике плывёт ещё один спасательный остров, как специалист по живому и мёртвому Гена Янев, без зарплаты, как дворняжка, зато с землячеством, цехом, родом, жанром, как флешмоб. Май 2015. © Никита Янев, 2015 Дата публикации: 21.05.2015 07:39:54 Просмотров: 2259 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |