Вовка-2

Юрий Сотников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 13553 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

рассказ второй
Кто ты
Он уже вторую неделю ходит ко мне. Не каждый день, конечно, а лишь когда отпускают санитары на прогулку. У него с этим больших проблем нет: вовка безобиден, безопасен, и мне кажется что бесхарактерен. Его оптимизм, по-моему, не от общения с людьми – потому что нам, людям, очень трудно сохранить друг с другом постоянно ровные отношения – а просто от радости миру и солнцу. Как в той песне про солнечный круг да небо вокруг - как будто на свете не осталось больше жестокого оружия, безумных войн, голода; и этот мальчишка сидит и счастливо рисует – правда, не на песке, а у меня за столом.
Я в детстве часто боялся, когда видел вдруг подобных дурачков, что мне придётся с кем-нибудь из них сидеть за одной партой, а тем более жить вместе в квартире. Как за ними ухаживать, если попросят?
И с вовкой первые парочку дней я тревожился – не придётся ли подтирать ему задницу. Ладно бы ещё в самом деле пацан, а то ведь взрослый мужик – мне тогда уже легче будет выгнать его из дома, чем так напрягаться. Но всё оказалось проще: он хоть и стыдливо, но попросился в туалет, а потом я сказал ему вымыть руки. Безропотно, как приёмный щенок под хозяйским душем, он держал ладони под струйкой воды из рукомойника, вверх-вниз теребя пимпочку – сам же в это время поглядывал на тесто, которое я готовил для оладьев.
Он действительно мне интересен, а иначе я б не принял его второй раз. Я по нутру своему одиночка, и мне нравятся такие же люди как сам. Володька ни капельки не надоедлив: я всего лишь включаю ему тихую музыку, и он может часами под неё рисовать одно-единственное зелёное солнце, исправляя и дополняя, или лепить свой трёхэтажный пластилиновый дом с настежь распахнутыми окошками.
- Володя, а почему солнце зелёное?
- Мне нлавится этот тсвет.
Ему нравятся все яркие цвета. И если бы не эта казённая серая обмундировка – штаны, пиджачок да ботинки – если бы у него были лишние денежки на приодеться – а лишних нет, он копит на музыку – то вовка стал бы заметнее всех на улице, с высоты, с колокольни. К его рыжему чубу здорово подойдёт оранжевая рубашка с белыми брюками; ну а на ноги, конечно, не эти тяжёлые бахилы, которыми запросто покалечить можно – а лёгкие сандалии, желательно на липучках чтоб ему проще расстёгивать.
Я секретно улыбаюсь самому себе в зеркало, потому что у меня уже начинает зарождаться мысль о подарках.
- Когда у тебя день рождения?
- Не знаю, мне не говолили.
Ах! как я люблю их делать. Особенно неждано-негадано, когда и близко нет никаких праздников. К дню рождения или новому году человеку любимому да близкому подарит каждый – и всё это ожидаемо, муторно, скушно. Какие-то цветастые пакеты из магазина, коробочки с бантиками и букет в целлофане. Сё не любовь, и не дружба – а только лишь внешняя мишура отношений. По настоящему счастлив лишь тот, кому все подарки, и поцелуи с обьятиями, вручаются не по картонному календарю, а по наитию блаженного сердца, внутри которого плещется не прохладная кровь но амброзия райских услад.
- Скажи, вовка, а ты этот костюм первый раз примерял в магазине, или вам одежду сразу домой привозят?
- Нет. Да. Я слазу дома оделся. Мне наса воспитательниса помогла.
Зато получать подарки я терпеть не могу. Потому что если дарят откровенную дешёвку, чтобы отделаться, то выходит что человек не дорожит отношениями со мной, гребуя прибавить деньжат. И внезапно раскрывается всей некрасивой душой, как будто у него пузо было на молнии и она случайно, постыдно распахнулась. А с другой стороны, ещё стыже принимать дорогие вещи: потому что так невыносимо щедры бывают только бедные люди – и вдруг они купили мне это из самых последних крох своего бюджета. Но у них ведь малые дети, старенькие родители – эх! ну зачем вы, ребята,..

Вовка, я думаю, любит подарки, потому что он любопытен как маленький пацан. Я писал вчера статью для журнала – задумчив, суров и молчащ – так он полчаса тихонько сидел возле меня, провожая взглядом наверное каждую букву, и представляя что же за ней следует, такой мелкой, в нашей огромной жизни. Потом, когда я уже набросал на бумагу свои основные тезы, и свободно отвлёкся от мозгового напряга, он посмотрел мне в глаза как будто неграмотный крестьянин в широко открытый рот революционного ленина:
- Это буквы? из сколы?
- Да, вовочка.- Я вздохнул счастливо утомлённо, и забросил руки за голову, открыв его взору чахотошную грудную клетку диванного горластого вождя. Мало кто ещё глядел на меня так восхищённо. Если только бабы во время любовной неги; но вслух я этого не сказал, а вместо стал его поучать:- Понимаешь, вовка, грамота обязательно нужна взрослым людям. Вот ты немножко инопланетянин – словно с луны – и поэтому не учишься в земной школе. А ведь она даёт нам такие знания, которые мы никогда не распознаем наяву.- Я встал с дивана и прошёлся босыми ногами по полу.- Между прочим, этот пол на самом деле немножечко круглый, и доски на нём чуточку согнутые – специально для того, чтобы им удобней ложиться на нашу планету, которая тоже шарообразная.- Жалко, что у меня нет глобуса, а то бы я показал на нём.- К тому же земля наша вертится, вовка, и мы вертимся вместе с ней. А если ей скорости прибавить, то у нас голова закружится, и мы с тобой свалимся в мировой космос!
Он смотрел на меня восторженными глазами первоклашки, для которого первый учитель становится навсегда великим фокусником. На лбу его, казалось, было написано огненно: - как хорошо что я с тобой познакомился!
- Если земля клуглая как сал, то потсему я с неё не скатываюсь?
Всё-таки сомнения в нём ещё оставались, и он по-детски ожидал насмешливого подвоха от высшего образования над своей неграмотностью. Так дурачок иногда, бывает, смешит всех до колик – а потом вдруг зло обижается, понимая, что уже давно хохочут не над его весёлыми ужимками, но над ним самим, дурачком.
- Потому что мы прицеплены к ней незаметными крепкими нитками. Ты вот собак в конуре видел?
- В конуле не видел.- Он пожал плечьми, вспоминая.- Они на улитсэ бегают.
- Всё равно: побегают как уличные шавки, а потом возвращаются в свой двор, к своей миске, и снова становятся порядочными хозяйскими собаками. Потому что их тянет к себе родина.- Огого, аксиому вывел; я чуть над собой не засмеялся.- Так и мы сердцем привязаны к матушке-земле, и теперь никуда уже не скатимся.
Вовка вздохнул мечтательно; в глазах его плескануло солёным – то ли жирной селёдкой, а может скудной слезой:- А ты моле знаес? Оно плавда больсое?
- Мооооооре ... - Я протянул его как мог далеко, да всё равно не достал до края.- Оно огромадное, вовка. Чистое словно наша речка, только без берегов.- Мне надо было объяснить ему примерно, чтобы он понял.- Вот представь: ты нырнул и вынырнул – а вдруг вокруг ни травы-деревьев, ни бережка. Одна лишь вода – и пусто. Страшно?
- Стласно. А как зэ я выйду домой?
- А никак, вовочка – если только спасут. Некоторые так и остаются в море навсегда: живут там, детишек рожают – их теперь называют атлантами.
Дитё; истинное дитё. Что ему ни грузи в голову, а он всё как губка впитывает верующе. Будь в нём таком разум, он бы с добром стал великим святым, а со злом отъявленным палачом.

Вовка удивительно добр ко всему живущему на свете – без корысти, не ждя в ответ равноценной отдачи, от природы ль, от бога. На днях я занялся своим огородом. Посадить в этот год ничего уже не успел – а так, перекапываю затверделую землю под будущий урожай. И вовочка мне помогает: он же бычок силы немереной. Всё что ему нужно – двухлитровая крынка кислушки и сдобная булка с изюмом, побольше – этой заправки ему хватает на целый день работы. Он будто трактор: заливаешь ему полубак и паши хоть до вечера. Но уж когда солнце садится, то обязательно, хозяин, стол накрой от щедрот, да без жадобы. Вовка очень не любит, если хозяева не едят рядом с ним то же самое, а в рот ему заглядывают, словно считая проглоченные куски – тогда он смущается, почти не ест а отщипывает по крохам, и другой раз в сей дом не придёт. Причём, когда его спрашивают – почему, за что ты на них – он, не умея притворяться и лгать, так честно и отвечает:- Потому сто они меня задные.
Вовка очень интересно строит слова в своих предложениях: и всегда так складно выходит, что некоторые в посёлке даже переняли его инопланетную привычку фантазировать буквы и фразы – только нарошно редко у кого получается, этим жить надо.
- О чём задумался, вовка?
- Они похозы на нас как две пакли.
- Кто?
- Мулавьи.
Они устроили колонию прямо посреди огорода. В зарослях диких кустов поначалу незаметно было, а сейчас гляжу – огромная высокая куча пречёрной земли торчит как траурный тюрбан заживо погребённого янычара. Или может быть это та самая говорящая голова сказочного богатыря, которая – направо пойдёшь, и налево, но коня всё равно потеряешь.
- Вот это да! Что будем делать, вова?
Мне лишняя забота, а ему развлечение. Он насажал насекомых в ладонь и качает их вверх-вниз словно на карусели.- Убивать их нельзя, потому сто зывые.
Будь я один, то обязательно б разорил муравейник, под предлогом что они мне мешают. Но ведь и я им мешаю своими огурцами да помидорами; к тому же их там целый семейный мильён против меня одного, неженатого; и они давно здесь живут, а я только приехал на днях. Стало перед вовкой мне стыдно: выходит, что чем разумнее человек, тем он жесточе и эгоист. Фу, какое позорище.
Я крепко забил по углам этой кучки деревянные колышки в землю, и пошёл копать дальше, попросив вовку обратать весь муравейник мягкой проволокой.- Вовочка, справишься?
- Сплавлюсь, блатуска.
Не знаю, кто его научил называться братушкой – наверное, поддатые мужики в какой-нибудь кафетерной забегаловке, где вовку подкармливала добрая буфетчица – не помню точно тот день, когда он меня так назвал – быть может, он и до этого говорил своего блатуску, а я просто не разобрал его сипилявенький голосок – но мне очень понравилось это моё вместо имени, и только от вовки, потому что ото всех других подобное обращение неприятно, вроде снисходительного потрёпывания за плечо. А у него получается истинно дружески, без фамильярности.
То ли на вовку, на меня ли, а может оглядывая огород в поисках подходящей поклёвки, на тонкой сливовой ветке кособочится воробей, раскачиваясь в разные стороны словно канатоходец. Но скорее всего, ему интересна бурая тушка улитки, которая растянулась в ползке на узкой садовой тропинке. Она неспешно двигает вперёд упитанное тельце, подслеповато оглядывая и ещё для верности щупая рожками ближние кустики. К ней, шестилапо переваливаясь как боцман на берегу, подходит чёрный жук – скарабейный навозник.
Улитка почувствовала его тяжёлые шаги – для неё земля затряслась словно железный мост под колонной гружёных самосвалов – но спрятаться было некуда, и она выставила перед собой трясущиеся от страха рожки. Жук, похожий на шофёра в промасленном хитиновом комбинезоне, обошёл её всю кругом, будто проверяя не спустили ль колёса, и удивлённо спросил:
- а где же твой дом?- но в вопросе его так ненавязчиво слышится: - где ты гуляла всю ночь? – что улитка позеленела от глубокого стыдного срама. Она прячет глаза и не дышит почти; да только чуткий нюхач скарабей, натаскавший свой нос под навозом, с первого вдоха всё понимает:- Ты, конечно, пила виноградное зелье. И наверно, якшалась с противными гусеницами. Какое большое горе для твоих престарелых родителей!
- чтоб их ёжик без ножек сожрал!..- Молодая слизнячка не выдержала жучиной насмешки и выплеснула всю накопленную желчь прямо на дорогу. В ней плавали останки безудержной ночки.- Все улитки как люди: женятся, деток заводят – а мне из дому выйти нельзя. Постоянно таскаю с собой этот горб, даже к другу на танцы...-
Вот так, наблюдая за птицами, насекомыми и животными, я копался в земле уже целый час. Не сказать, чтобы я не замечал вовкиной проволочной бахромы вокруг муравейника – он укатал его сверху донизу всей алюминиевой бухтой, которую получил от меня – но так было интересно и чуточку смешно смотреть издалека на его выснутый от усердия кончик языка, и чем всё закончится.
Он первый подошёл ко мне:- У меня не хватило пловолоки.
Я оглянулся на муравейник, взглянул на запачканого трудягу помощника, и рассмеялся:- Володя, солнце моё чумазое! Да ведь ты совсем скрыл от муравьёв белый свет. Они же ничего там не видят – одну темноту. Как они будут без солнышка кушать, учиться, работать? Надо обратно их распелёнывать.
- Я не знааал,- вздохнул он, раскатав губы как нашкодивший мальчишка.
Мы освободили муравьёв; набросали подальше от них срубленый на огороде валежник; и вот сидим возле заполыхавшего костра, потягивая молоко из большого кувшина и заедая его сладкой булкой.
Люблю смотреть на огонь. Ночью он интереснее, он похож на яркое окно во мрачном лесу, которое гостеприимно манит и слащит отдохнуть после недельных скитаний без крова, без пищи. Но и днём хорошо: потому что огонь это самая чувственная стихия из всех природных – вода холодна, равнодушна, и ей всегда указуемо место – лужа, котлован, русло; ветер бесшабашен и с ним нельзя подружиться даже на короткое время – он вечный бродяга, сбежавший предатель. А объятья огня горячи да щедры – он согреет, приготовит поесть, и за свою доброту требует всего лишь, чтобы приглядывали за ним бережно, не позволяя шкодить.
- Хорошо тебе здесь, вовочка?
- Отсень холосо.- И я вижу, как его довольное лицо от улыбки расплывается в булочное тесто, сплошь конопатое от веснушек изюма.

© Юрий Сотников, 2015
Дата публикации: 06.06.2015 11:22:09
Просмотров: 2148

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.