сплетня
Юрий Сотников
|
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 8447 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
ДУША Я мужик не языкатый. Умею хранить секреты и сплетни. Мне хорошо понятно, что тайны и грязь могут принести кому-нибудь сильную боль, а то и беду. Но иногда очень трудно удержаться, чтобы не сболтнуть чужим людям любопытную молву, особенно если она интересная, или больше не о чем разговаривать а молчать с человеком трудно. Вот и доверяются секреты из слабых душ на сильные языки. Я однажды вот так трепанул одну гадость: щедро, с маху, выпив до этого пару стаканов крепенькой водки; и собеседник казался мне божьим ангелом, сложившим крылья у стенки на время общения со мной. Но уже через минуту я проклял себя за язык, умоляя судьбу повернуть время вспять – всего лишь на миг, на мгновение! – потому что этот ангел начал выпытывать у меня подробности сплетни, тряся рогами и виляя от нетерпения истасканым хвостом. Вот тут я понял, что ему это нужно, что он обязательно дальше, в самый ад передаст мои откровенные признания – а я-то, дурень, считал его совершенно равнодушным человечком, которому нет дела до чужих личных тайн. Я скуксился как выжатый помидор, от коего осталась только красная кожура на щеках, а мякоть тухлой кровью растеклась по полу. Пытаясь сбить его нюх со следа, я переводил разговор на другие темы, я менял интонации со смеха почти на плач; но он всё равно с упорством цеплялся за те мои последние слова – то мягко и коварно, то снова пытливо и рьяно. Это была не моя тайна: и я бы сейчас отдал ему тысячу своих за одну чужую – но он не соглашался на этот неравноценный обмен, потому что нутром почувствовал мою боль и мой ужас – теперь он хотел стать миллиардером моих секретов. Честное слово – хотелось в петлю. Я представлял себе завтрашний день, похмелье, потом отрезвление всех мыслей, а особенно памяти: уже весь предступающий мир грудился надо мной проклятьем, как будто я в самом деле двухтысячелетний иуда. И не важно, что я предал всего одного человека – важно, что предательство все эти годы жило во мне, пока я своей единой душой вновь и вновь перерождался во многих телах. Мне казалось что это я – я, я, Я – тогда давно отдал на заклание Исуса. Я не расскажу вам, как всё закончилось. Это тоже чужая тайна. Но я помню об этом великие лета – я знаю как мелкая гадость, вошь на сердце, может распалить терзающую муку. До голгофы, до смерти. ========= Душа Бывает так, и очень часто, что горластый подлый человечек своим криком переорывает все справедливые доводы тихого великодушного человека. Он кричит, на весь белый свет разверзнув глотку, и не ясно, сознаёт ли он свою лицемерную подлость или может быть действительно свято верует в непогрешимость придуманной лжи. Великодушный человек тихонько стоит и слушает: то ли он смеётся в душе над фальшивым кривлянием подлости, то ль удивляется яростной силе порка, который в открытую, прямо на людях перевёртывая истину с ног на голову, сокрушает правильную праведную добродетель. В таких случаях большой человек трудно противостоит мелкому человечку. Потому что его добрый характер жиздется на спокойствии – он не умеет кричать, тем более оря во всю мощь – он и не смеет ударить, сознавая великую силу собственной правды, и что кулаки её многопудовы, смертельны. Это и есть милосердие: но оно почему-то получается извращённым, фальшивым, и благое чувство к чужим заплутавшим людям оборачивается вдруг – как волк в овечьей шкуре – ненавистью к самому себе, даже презрением – пусть мол в меня плюют, оскорбляют, увечат душу, лишь бы не сделать никому из этих людей больно, лишь бы остаться сильным и упёртым в своей пестуемой добродетели. =========================== Всегда, куда бы я ни шёл – я вижу впереди цель. У неё нет очертаний, чётких размеров – но даже её туманная, и опасная дымка всё равно манит меня. Дорога может быть непрямой – это неважно. Если она зигзагами, оврагами, буераками, то так ещё интересней идти. Потому что на ровном отрезке пути всё вокруг видно, и не бывает неожиданностей. А свалившись в какую-нибудь пропасть на нехоженой тропе, я могу наткнуться на заблудившегося во времени динозавра – и даже быть съеденным им, вернувшись в огромном желудке к первым векам мироздания. И когда динозавр опростается мной – там, на неведомых дорожках – то из меня, из моей не очень пахучей кучки, снова обязательно прорастёт новая жизнь. Уверен – не худшая, чем сейчас я живу. ======================== Моя кошка ужасная трусиха. Она с самого рождения целых семь лет уже дома сидит, не выходя из квартиры. А у животных один год помноживается на семь. Выходит, она пятьдесят лет живёт в полном притворе, лишь по комнатам бродя белой тенью. И даже когда я хотел познакомить её с соседским котом, то она от него убежала. Хотя тот её пальцем не тронул, хвостом не приобнял. Я спросил у своей кошки – почему ты живёшь как в тюрьме? А она на меня посмотрела с усмешкой: – ты тоже не очень-то любишь свободу; уходя с рюкзаком за плечами по полям, по лесам да по кладбищам, всегда ведь домой возвращаешься; а что есть твой маленький город и его тихие окрестности? – такая ж тюрьма; вот если бы ты бродил по планете, а ещё лучше во всей вселенной, тогда мог бы хвастаться, что ты свободен и волен как дух. Какая умная кошка – подумалось мне – и как она всё до гроша понимает. Глупая ты – отвечаю я ей. – Вольным я стану лишь после смерти, когда не нужно мне будет таскать на себе тяжёлые грузы телесной обузы. Когда муравьи, черви и жуки будут безнаказанно ползать по моему тощему скелету – по носу с остатками хрящей, который прежде с любопытством совал себя во все оказии дня, по шее исполосованной скальпелем, которая крутила-вертела головой во все стороны, предоставляя той удовольствие и наслаждение от созерцания разных прекрасностей жизни, по бессильным гниющим рукам, которые обнимали и тискали самую волшебную красоту на земле изо всех созданных матью природой, по дырявому в сукровице животу, который попробовал многие вкуснейшие яства земной кухни, по висящему как сопля синему писюну, который стоя торчком сладостно ублажал вдохновенные пышнотелые прелести, по безвольным протухшим ногам, которые легко носили мощное тело на дорогах, просёлках и тропах – вот когда всё это будет со мной, тогда душа моя как огромный миллиарднопарсековый невод развернётся во всей вселенной, вобрав в себя весь белый свет, и станет той самой пока незнаемой, великой душой господа. ========================== Бывают такие удивительно счастливые дни, когда прёт удача и любовь, и радость в сердце. Но особенно любовь – причём не локальная, к женщине или родичу, а необъятная вселенская, так что хочется обнять весь мир, и хоть он действительно необъятен для маленького тела, но душа, вдруг почему-то отчего-то сделавшаяся огромной, уже вмещает в себя всё миллиардное человечество. Я тут написал дурацкое слово – локальная; хотя именно любовь к женщине или к матери может даровать такое же прекрасное чувство ко всему на свете живущему. И в такой вот миг случается, что мне хочется во всём этом возлюблении, почти откровенном божественном, покаяться перед людьми за все свои вины и прегрешения, чтобы между нашим душевным влечением друг к другу, благородным и милосердным, больше не оставалось никаких недомолвок козней интриг. Я каюсь за прошлое, я клянусь за будущее, я купаюсь в солёном безумном катарсисе слёз от великодушного наплыва нынешних искренних грёз – и друзья и враги мои рядом тоже тонут в своих же грёзных слезах – ах какой он хороший, а мы и не ведали. Ну, теперь заживём – думаем все мы. Но проходит всего лишь мгновение, бздюх: и вдруг ёбс по башке – а что будет завтра? сумеем ли мы сохранить эту радость, влеченье, любовь – или вновь из какой-нибудь мелочи мелко поссоримся, средне ругнёмся, а потом крупно возненавидим друг друга. Ведь все люди разны, и этот обворожительный миг единения был всего лишь совпадением ожиданий, обстоятельств и чувств – ну просто вот так случилось, бог подшутил или дьявол попутал, что у всех человеков рядом со мной вдруг возникла в душе эйфория великой любови, родства, и цивилизаций. Только дольше мига так красиво жизнь продолжаться не может – тогда нужно, чтобы все мы были клонами друг друга, одинаково претворялись судьбой словно сборище роботов, и вообще из нас надобно вытащить сердце, сердца. Это был бы ад человека – и выходит, что все наши мечтанья о вечной людской благости безо зла, это адово пекло земное, в котором страшнее сгореть чем в небесном. © Юрий Сотников, 2016 Дата публикации: 20.10.2016 11:10:43 Просмотров: 1944 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|