должностюшка

Юрий Сотников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 20100 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

О том как поссорились, а потом помирились Сергей Петрович с Петром Сергеевичем

Жили-поживали.
Хотя почему жили? они и сейчас ещё в силе да радости, а иногда их посещают маленькие беды, с которыми они походя справляются.
Зовут их Сергеем Петровичем с Петром Сергеевичем. Такая тёзкость имени и отчества, наверное предполагает в их внешности какую-то тавтологию. И они действительно похожи. Лицо Сергея Петровича напоминает смеющуюся луну, когда она спрятавшись ночью за облаками, хохочет над зазевавшимися в лужу поздними путниками, и вдруг появляется с целым букетом звёзд; а Пётр Сергеевич это улыбчивое солнце, сначала бьющее сверху по макушкам без белых панамок, а потом насылающее для свежести грибной дождь. У обоих товарищей широкий лоб до самого затылка: только вот поредевшие волосы один зачёсывает направо, пластмассовой расчёской – другой сгоняет их в левую сторону деревянным гребешком.
- Петруша! – зовёт своего мужа русая Марья Семёновна, когда поспевают под крышкой его любимые пельмени под майонезом.
- Сергуня! – нежно поёт белокурая Марина Артёмовна, подавая к мужнему обеду зажаристые драники со сметанкой.
Пётр и Сергей подружились ещё с института. Не знаю кто из них, но кто-то: проронил вдруг в компании слово – рыбалка – а тот, который не кто-то, сразу же поддержал его словами о поплавках, лесках, грузилах. И тогда наконец-то они взглянули друг на дружку блестящими от азарта глазами, хотя до этого смотрели на всё, сопровождающее учёбу, сонными зрачками двух снулых рыб.
У них и кабинеты в областном департаменте почти рядышком, только что напротив друг друга.
Пётр Сергеевич сегодня едва лишь прикоснулся ключами к своему замку, забренчал – как тут же из своей приоткрытой двери, будто из алькова вельможи, выглянул Сергей Петрович, маленький паж, и тихо шепнул:- петруха, иди сюда.
- Да подожди, дай хоть раздеться,- отозвался Пётр громким голосом, не догадываясь о торжестве сего момента.
- иди сюда, остальное потом,- заговорщицки кивнул за спину Сергей, словно бы на пять минут похеривая весь неважнецкий мир.
Пётр Сергеевич оглянулся по сторонам. Он немного недоумёл своего таинственного приятеля, потому что в департаменте всё было по-прежнему: так же сновали по коридорам суетливые бумажные клерки – частенько выходили покурить в туалет чиновники мелкие, быстрые – иногда вальяжно выползали на божий свет крупные бюрократы, неуклюжие но хваткие.
Войдя к товарищу и распахнув молнию спортивной куртки, которая надевалась только для видимости спортоты, он сразу стал Петрушей с изрядным брюшком.- Ну чего тебе?
- Новость слышал?- теперь уже в полный голос спросил Сергуня, сознавая себя вопиющим хозяином в своём кабинете.
- Ну так, краем уха,- отозвался Пётр, стыдясь признаться, что ни сном ни духом. В таком здании да не знать новостей – это сущий позор для начальника. У каждого уважаемого гражданина из департамента должен быть свой наушник, клеврет и напёрсник – можно в едином лице.
- И что ты об этом думаешь?- Сергей открыл потайную дверцу и загрякал бутылочкой, потом рюмочкой; по комнате поплыл запах копчёной колбаски.
- Да всё останется по-прежнему. Нас эти изменения не коснутся.
Внешне Пётр Сергеевич оставался спокоен, но внутри его уже забурлили козни, интриги и подковёрные игры. Для него это было так же интересно и захватывающе, как поменять причёску с одной стороны на другую – а вдруг он станет красивее и в его обаяние влюбится одна из секретарш департамента – есть тут такая, Аллочка в алой юбочке. Ах, как давно он не блудил от жены – да и было ль то время, не сон ли.
- Петюня, ты в своём ли уме?- Сергей Петрович даже покрутил у виска пустой рюмкой.- Именно нас они в первую очередь и касаются. Мы с тобой первые в списке.
Тут Петруша задрожал от страха. Он уже осерчал на себя за то что притворился знающим, потому что глухо заныло сердце, а таблеток с ним не было. Неужели увольняют? кого?
- Я, наверное, не понял тебя. Ты о чём мне рассказываешь?
Сергей Петрович сразу обрадовался сообщить:
- Вот балда – так ты не в курсе. Наш непосредственный уходит на пенсию, и на его место первые претенденты – мы. У всех остальных мало опыта.
- Фу ты ну ты!- облегчённо выдохнул Петруша; и выпив рюмку водки, довольно крякнул.- Я предполагал, что так будет.
- Не ври, об этом только вчера вечером сообщили директору, а утром дошло и до нас.- Сергуня немного обиделся: тоже ему приятель – всегда он вот так притворяется равнодушным, хотя внутри кипит как кастрюля с борщом.
Нагло наяривая колбаску, Петруха нагловато заметил:
- А я догадывался. Уж больно наш непосредственный суетился в последнее время, как мышь возле мышеловки. Я сразу понял – покойник, живые так себя не ведут.
- Зря ты его хоронишь.- Сергуня тоже опрокинул рюмочку.- Он ещё может завонять напоследок.
- Не волнуйся, я справлюсь. У меня репутация.
- Так у меня она тоже, и не меньше твоей.
Эгеге; они повнимательнее взглянули друг на дружку – а ведь и верно, теперь крепкие приятели враз стали соперниками, может быть даже непримиримыми. Потому что каждый начальствующий человек всегда мечтает о высшей карьере – с тех самых пор когда он в пелёнках ещё махоньким клерком, туалетной бумажкой, до зрелого возраста какого-нибудь заместителя, важного документа из толстенькой папки. А тут уже шла речь о заведующем комитета областного департамента, который не просто так ходит туда-сюда, но только по особым поручениям самого губернатора.
- Милый Сергуня,- ещё не уничижительно, но уже с ехидством произнёс Пётр Сергеевич, наливая себе вторую рюмочку, без разрешения, как будто чувствуя себя хозяином на всём этаже а не в своём кабинетике.- У меня стаж восемнадцать лет, на три года побольше тебя, и значит, я опытнее. Разумнее в таких делах.
Сергей Петрович сразу не нашёлся, что ответить наглому приятелю. Так бывает у стыдливых натур, когда на них начинают наезжать гонором, словно бы упрекая, иль намекая на жадность и хитрость.
И всё-таки через минутку он спохватился:
- Зато я чаще тебя ездил по командировкам; я знаю все наши районные объекты и там у меня остаются дружеские связи.
- Ты хочешь сказать – блат.- Пётр пару раз ковырнул в зубах спичкой, и чвыкнул на ковёр застрявший мосол от колбаски.- Мне он не нужен, Сергуня – я и так держу все жилки в руках.
Ещё минут пять они оба просидели в молчании: расстаться сразу после такого разговора было трудно, потому что это наводило на мысли о ссоре, а они ведь слыли среди людей добрыми товарищами. Но и долго молчать, пряча глаза в простенках шкафов, уже невозможно: что-то нехорошее меж ними произошло – а начать объясняться, значит, унизить себя. И каждый ждал, выжидал.
Когда стало невмоготу, поднялся Петро Сергеевич:- Ну ладно, Серёга, пойду я,- и протянул руку, словно замаливая приятельский грешок.
- Давай, увидимся,- облегчённо вздохнул Сергей Петрович, и натужно улыбнулся вослед.
Почти целый день оба выдумывали себе разные бумажные дела, не смея больше заглянуть в гости друг к другу: то приглашали каких-то ненужных секретарей, чтобы обсудить совершенно пустяшные дельца, которые могла бы решить и уборщица, или вахтёр – то спешно разъезжались на служебных машинах в разные концы города, может быть, надеясь разорвать их связующие нити.

Вечером Пётр Сергеевич конечно же рассказал Марье Семёновне про долгожданное назначение. Но не сразу.
Он ещё по дороге домой думал, как преподнести ей такой приятный сюрприз. Если всё брякнуть сходу, даже не разувшись, то потеряется в его душе ожидание праздника, исчезнет из сердца томление неги, похожее на подзабытое любовное наслаждение. Для него и вправду этот разговор был как нежное соитие с женой: он знал, что она его поддержит своим бабьим сердечком, и может быть, одарит любящей лаской.
Всё началось за ужином. Маруся вместо пельменей поставила перед ним глубокую миску с борщом, и плошку сметаны.
- А где же пельмешки?- как обиженный мальчишка надул губы Петруша.
- Охолонись чуточку, а то, не дай бог, случится заворот кишок. Их каждый день есть нельзя.
Марусенька, в общем-то, права: много теста кушать вредно. Но почему она не сказала это более ласковым голосом – а то сразу, охолонись. И Пётр Сергеевич самую капельку замкнулся в себе: но сделал вид, хитрюга, будто всерьёз оскорблён.
- Я сыт,- гордо сказал он, отодвигая от себя миску с борщом.
Мария Семёновна с ехидцей обернулась от телевизора, где тоже делала вид, хитрая лисичка, будто ей интересен старый сериальчик:- Это где же тебя накормили? уж не дома у Аллочки?
Петруша едва не поперхнулся; ему показалось, что на лысеющую голову свалилась люстра и загремела своими висюльками – настолько пронзительно звенела в доме тишина, словно набатная колокольня – караул! пожар! туши! – Откуда? кто? как? ведь про Аллочку знают только несколько дружков в департаменте, но они обещали молчать о секрете. Сергуня! больше некому – только ему теперь выгодно испохабить моральный лик уважаемого Петра Сергеевича.
Все эти мысли очень быстро промелькнули в хитрых извилинах бедного Петруши – как скорый поезд, а не улитка – и он уже знал, чем будет изворачиваться.
- Что?! Ты слишком много смотришь всех этих сериалов и слушаешь сплетни своих подружек!
Нападение – вот самая стойкая защита.
- Значит, я всё придумала?- Марья Семёновна, конечно, не особенно верила мужу в любовных делах, но ей хотелось быть красиво обманутой, чтобы было похоже на правду.- Тогда зачем ты то и дело шляешься к ней безо всякого повода?
Вот тут и пригодилась Петруше его главная новость; туз, козырь – который он сразу не выложил.
- Да затем, что она в курсе всех наших назначений! Меня собираются выдвигать на место начальника, заведовать комитетом – представляешь?!
- не может быть,..- тихонько охнула Маруся, выронив чашку с недопитым компотом.
- Может. И мой бывший дружок Сергуня пытается меня подсидеть.
Теперь уже в русой головке Марьи Семёновны замелькали догадки, намёки, отмазки – мудрые наития женской души. У неё снова прорезался звучный обвиняющий голос, только уже не в любимого Петрушу, перед которым ей горько и стыдно:
- Так вот для чего мне эта стерва Мариночка о тебе набрехала! Чтобы своего муженька в тёплое кресло пристроить. Вот сучка.
Марья Семёновна застыдилась. Хоть она и знала, что дыма без огня не бывает – что одно то, что эта Аллочка существует на свете, уже наводит на подозрения – но Петруша был очень убедителен и сильно хотелось верить ему. Извиниться она не смогла бы, женщина всё же – зато тут же сварила супругу домашние пельмешки, и подала к столу, щедро полив их соусом. А после ужина, конечно, были у них всякие нежности и разные наслаждения, которые позволяют себе слегка пожилые дяденьки и тётеньки в знак своего примирения.

Сергей Петрович пришёл домой позже Петра Сергеевича. У него случилась какая-то напруга на сердце; а оттуда давление мыслей и чувств перескочило на душу, и она тяжело завздыхала, перетерпивая-перемучивая себя – так вот чтобы не нести домой такую неуёмную тяжесть, он решил подвигаться по улицам, разнося себя и свою боль от фонаря к фонарю. У него такое уже бывало: в основном, когда ожидались всякие непонятные, и оттого пугающие новшества на работе. В отличие от Петра Сергеевича, который мог подладиться к самым либеральным идеалам и крутиться в их маховике за своего, Сергей Петрович считался консерватором и не любил менять даже костюмную тройку.
Вернувшись домой, он в коридоре устало плюхнулся на тумбочку с обувью. Прогулка его совсем не развеяла – он задумался о смысле своей жизни, а это уже попахивало горьким пессимизмом.
- Что с тобой, голубчик?- прильнула к его плечу драгоценная супруга в недорогом базарном халатике.
Он улыбнулся, чтобы не пугать Маришеньку:- Завидую я Петру, он намного легче меня.
Жена ответила тоже с улыбкой, становясь перед ним на коленки, разуть.- Глупости, в Петьке даже на глаз жира больше, а ты у меня стройненький.
- Да я не о том,- хохотнул Сергей Петрович. И спросил, глядя сбоку как цыплёнок на мамочку:- В чём, по-твоему, смысл жизни?
Маришенька очень удивилась; и даже смешливо потрогала Серёженькин лоб:- Температуришь, мой милый. Ложись-ка в постельку, а я ужин прямо туда принесу.
- Вот видишь – я уже болен, потому что заразился от кого-то неверием в себя. А Петруха такой ерунды никогда не спросит – его жизнь это карьера.- Сергей Петрович с надеждой заглянул в глаза Маришеньки:- Может быть уступить, родненькая?
Ему ох как не хотелось склочничать из-за новой должности: лучше бы всё шло своим чередом – и ни Петьке, чтобы самому не завидовать, и ни ему, чтобы Петька успокоился. Ведь так всё хорошо катилось по проложенной дорожке, и пусть бы до скончанья веков.
Но Маришка сказала:
- Ни в коем случае. Ты и так в каждой компании уступаешь. Если он просит поменяться палатками, то мы отдаём им нашу брезентовую, а они нам свою резиновую. Петька травит знакомым твои анекдоты, и заставляет тебя помолчать. Даже Машка кричит, да погромче, будто я не умею готовить уху.- И Марина вскочила с коленей, встрёпанная, покрасневшая:- Хватит уже!
- Прости, миленькая, не буду.
Вот и опять ему не хочется спорить, а мечтается о простом семейном покое, в котором только он, жена, и скромненький телевизор в углу на паях с холодильником в кухне; а по выходным можно долго, с самого утра, собираться в театр или на выставку, получая удовольствие всего лишь от примерки к старому костюму новых штиблет, а к новому голубенькому платью старой бесцветной помады, которая совсем не подходила под красную блузку а теперь вот оказалась в самый раз.
Сергей Петрович уже лежал в кроватке: вернее, сидел, укрытый до пояса одеялом – на коленях стоял поднос с горячим гороховым супом, любимым, и рисовыми котлетками, запечёнными в куриных шейках. Он испытывал удовольствие от этой еды и от своих мечтаний: как будто перед ним на тумбочке совсем не телевизор – а у них с Маринкой своя ложа в театре, он сидит на качалке под пледом, и смотрит на сцену, ввысь и вширь облечённую светами, голосами, и запахами женских парфюмов.
Вот Марина Артёмовна подходит к нему – то ли наяву, то ль в мечтах – и целует почему-то его бульбочкой нос.- Серёженька, милый…- шепчет она так ласково, словно бы они только что поженились; он больше не мучается из-за должности, не дрожит будто заяц пред волком – а сам густой, насыщенный временем и пространством как великий космос, идёт босиком по зелёному лугу, накрывая собой и землю, и рыбный пруд, и коров с колокольчиками.

Утром Сергей Петрович встретил Петра Сергеевича в департаменте. Слово департамент, конечно, звучит мощно – как монумент или парламент – но коридорчик в нём был узкий, и разойтись по кабинетам, сделав вид будто не заметили друг друга, почти невозможно. Если только склонить голову в пол и искать по щелям какого-нибудь завалящего мыша.
Сергей Петрович хотел было шагнуть назад, обратно на лестницу, в полусумрак души, пока они не встретились взглядами – да сзади уже подваливал суетящийся конторский народец. И вздохнув глубоко, унимая сердца биение да дрожь в коленцах, он пошёл навстречу этому чистому человеку, коего они с Маришкой так вчера обидели.
Но Пётр Сергеевич тот ещё жук, из беспозвоночных. Его пустым наветом не переломишь, потому что закалён он в подковёрных интригах, диванных кознях, и укрыт хитиновым панцирем отговорок, намёков да сплетен. Только слишком мягкие натуры, вроде мокриц, могут быть раздавлены случайным перстнем судьбы – а он заранее готовит себе пути отступления, в норку. И вот сейчас ему хотелось посмотреть на эту слабенькую мягенькую мокрицу, которая надеялась одним шевеленьем усиков столкнуть его с выбранного пути.
Пётр Сергеевич нарочно стоял в коридоре. Он ждал, выжидал. И чтобы не бросаться в глаза вечно подозрительным сослуживцам, он цеплял своими приветствиями каждого проходящего, долго тряс руку, а женщинам говорил комплименты о внешности. Но никто из них сему не удивлялся – во-первых, он и раньше был боек на язык, а к тому ещё все уже посвятились в предстоящее назначение, и решили, что будущий начальник просто слегка фамильярничает, упоённый новыми грёзами и надеждами.
Их встреча была необратима. Всё равно как встреча Солнца и Луны. Сергей Петрович сегодня немножечко грустен и лунолик, он кажется не от мира сего, потому что чувствует себя виноватым перед товарищем. Ему эта новая должность совсем не нужна – ведь это всё Машенька, а он бы лучше сидел на рыбалке со своим лучшим другом, и травил анекдоты, или разные другие истории. Но вот почему-то представляя себя в мире и покое в своей старой дружбе, он, не яво а чутким сердечным намёком, тревожился мыслью о том, что получи Пётр Сергеевич эту высокую должность, то он всё равно перестанет быть другом. Не поедет больше с ним на рыбалку, оправдываясь непомерной занятостью часов, дней и недель – а на самом деле просто тёша свою начальственную гордыню; не придёт больше в гости, жалуясь будто его супруга больна, нездорова мигренью – а всамделе он будет ждать приглашенья с высшего этажа, от самого губернатора. И Сергею Петровичу от этой неразрешимой душевной дилеммы хотелось пустить слезу.
Пётр Сергеевич, глядя на приближающегося к нему бывшего товарища, дружка, был сегодня землеподобен. Брови нахмурены, глаза мечут молнии, и весь его облик похож на бога-громовержца, вокруг которого, по словам древних астрологов, вертятся планеты и солнце, а может и сама вселенная. Он даже в нетерпении немного притоптывал каблуками по ковровой дорожке, словно бы тот самый ведущий конь в колеснице сиятельного Фаэтона. Ему уже мнилось, что именно он своим ражим трудом, своей выносливой двужильной холкой потащит на себе весь тяжкий ворох губернской работы – указаний, депеш, циркуляров – и сам губернатор, а то и повыше, повесит ему на грудь первозванный орден первозванного всех святых первозванных.
- Доброе утро, Пётр,- первым протянул Сергей свою вялую мягкую, но отважную ладошку. Он уже знал как поступит.
- Здравствуй.- Пётр вторым протянул свою ладонь, жёсткую но трусоватую. Он не ведал, чего ему ждать.
- Я прошу у тебя прощения за вчерашнюю обиду.- Лицо Сергея Петровича на глазах проявилось красным стыдом, как будто он перед тем тужился-тужился, и наконец-то его прорвало; он даже улыбнулся от радостного ожидания чего-то хорошего в самом себе.
А Пётр Сергеевич вдруг отчего-то вспотел: ему показалась ненужной и недружелюбной вся та компания, которую он собрал вокруг для рукопожатий и комплиментов; неловко засуетившись, он спешно отошёл с Сергеем Пет… - да нет, просто с Сергеем, подальше от всех.- Да ладно тебе, я уже не сержусь,- самую чуточку соврал он.
- Ты понимаешь, Петруша, это дурацкая должность нас сбила с толку. Мы ведь здесь с тобой живём как чиновники, а на улице после работы уже как люди, друзья. И жёны наши, когда мы им рассказываем о делах, становятся тоже чиновницами, хотя на рыбалке и в парке вместе с нами они настоящие подруги.- Сергей Петрович спешил – он такое сейчас в себе чувствовал, что глаза слепило от стыдной но радостной мокроты, и не было вокруг никого, только яркий свет и рай на душе.- Петька, родной мой, я отказываюсь от этой должности ради тебя – нет, в пользу тебя ради нашей дружбы.
Пётр Сергеевич не мог говорить, не мог связного словечка сказать в ответ – он только крепко и муторно, как добрый родственник у постели выздоравливающего больного, тискал мягкие ладони воскресшего дружка, и веруя свято, и не веря чутьчуть, что не обманет ли бог, что правда ли жизнь победила.- сергуня, милый, да зачем мне сдалась, эта несносная должность, одна маета от неё, скандалы, я их терпеть не могу, милый Сергуня.
- Пойдём погуляем по улице.- А пошли!- И свежий ветер с востока прохладно обдул их, распалённых от нежности к миру и от радостей вновь нарождающейся дружбы. Лёгким порывом им сбило причёски, обоим – справа налево и слева направо. В сквере у памятника маленьким перочинным ножичком они надрезали себе безымянные пальцы – как в юношестве – и выдавив кровь, скрепили ею свою заповедную клятву.

Вы скажете так не бывает, придумка? что дружба дружбой, но табачок всегда врозь? А вы просто верьте мне – веруя свято – и не верьте – чутьчуть.

© Юрий Сотников, 2017
Дата публикации: 05.03.2017 12:02:02
Просмотров: 1698

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.