тайная

Игорь Горев

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 9240 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Тайная …

Разморенное долгим днём, притомлённое солнце неспешно погружалось в сиреневые холмы. Тени потяжелели, приподнимаясь над землёй.
Не только тени, но любой звук становился выпуклым и, единожды родившись, беспричинно бродил в полусонном воздухе, постепенно теряясь между обмазанных глиной стен. Уподобляясь в том тускнеющему, гаснущему солнцу.
Многоязычный, неумолкающий говор большого города потихоньку умолкал. Гортанные выкрики, призывные и звонкие, спустились из-под крыш, где прыгали с утра до вечера, и теперь не покидали хозяйских губ дальше, чем на вытянутую руку. И даже ослы, беспокойно и беспричинно дребезжащие днём, опустили свои понурые глаза и упорно рассматривали что-то у себя под копытами.
За белыми стенами неохотно побрёхивали псы. И то, скорее, делали вид, чем из какого-то особого желания: «Видите ли, я на службе!» На них сверху, примостившись рядками, поглядывали распушённые воробьи, удивлённо покручивая клювами: зачем нарушать покой?
Каждая живая клеточка превращалась в чуткий слух.
Каждая самая мельчайшая песчинка отчётливо проявлялась из пыльной серой массы. Поэтому улочки под ногами приобрели особенную контрастность и выразительность. Другие же песчинки потерявши на время связь с землёй, поблёскивая в заходящих лучах медленно оседали вдоль шершавых стен.
Казалось, ничто не может быть тайным в этом выпукло-притихшем мире.
- Мы не скрываемся.
Последние лучи свободно проникали в небольшую низкую комнату, скромное убранство приобретало праздничное оранжево-золотистое свечение, отсвечивало бронзой на лицах собравшихся за общим столом людей. Лица были серьёзны, взгляды похожи на детские, с надеждой устремившиеся на своего любимого Учителя: ну ещё, пожалуйста, приоткрой нам завесу неизвестного!
Тишину золотого свечения комнаты нарушали приглушённые редкие голоса и шорох неторопливой трапезы.
Вдали, за невысокой стеной послышался шум голосов, похожий на накат волны. Голоса в комнате смолкли, прислушиваясь. С улицы кто-то негромко рассмеялся. И приглушённо рокоча, волна снова вернулась в море. Стало тихо.
Вечер надежно укутывал все звуки в дремотную вязкость.
- Не скрываемся? Для чего же эта таинственность? Нас так встречали! Столько радостных светлых лиц…
- В шуме можно не расслышать важное.
- Все хотят приобщиться…
Оранжевый зайчик заплясал на ладони поднятой вверх руки.
- Прислушайся…
За большим низким столом, накрытым к ужину, стало тихо. В углу виновато прожужжала муха и тоже смолкла. Далеко, далеко на границе слуха раздалась еле улавливаемая трещотка ночного сторожа.
Не услышав ничего странного, чего все ожидали услышать, лица присутствующих снова обратились на того, кто просил тишины.
- Тайну найдёт всякий, и там где солнечный свет – он ищет. Не мы таимся, но люди ищут в нас сокровенное. Сторож разве он скрывается? Он сам предупреждает всех: я иду! Глухой и увлечённый буду застигнуты врасплох: ох! напугал. Тот же, кто прозорливо внимал, различит первый, и среди слышащих обретёт славу пророка.
- И всё же почему мы вынуждены скрываться?
Это мой голос?! От неожиданности я даже приложил пальцы ко рту.
На меня исподлобья посмотрел широкоплечий бородатый мужчина:
- Ты порывист. Забыл, как пытались извратить слова Учителя в его же присутствии. Как тыкали буквой написанной и не внимали живому. Рыбу очищают от жабр и только после этого выносят на солнце.
- Я не рыба.
- Зато на вопросы скор!
За столом стало тесно. Слова и фразы летали, пересекаясь и сталкиваясь. Одни, похожие на свистящие камни, выпущенные из пращи. Другие зависали пылевым облаком, поднятым тысячью ног. Третьи застывали, неприступно выставляя вперёд башни с бойницами.
И лишь с воцарившимся полумраком, серым и лишённым прежней радости и красок заходящего солнца, наступила короткая, неловкая тишина.
- Нужно зажечь светильники. Стемнело.
- Я заметил, ты молчал, Учитель, не проронил ни слова!
- Так лучше слушать. Говорить нужно когда все молчат. Распалять язык хитросплетёнными фразами – отвлекаешься. Ты – рыбак и знаешь, что ловить нужно в скоплении – рыба неосмотрительно бежит за остальными и попадает в сети. Где рыба одинока и сетей нет, она ведёт себя чутко.
- Я правильно понял тебя: оставаясь в тайне, мы избежим сетей пустословия?
- Повторю, нет тайны ни в чём. И не всё постижимо. Сеть для рыбы – явь. И непостижима. Но наша речь не о рыбе.
- Да, ты однажды говорил о душе.
- Я говорил о человеке. Никто на земле не может быть ловцом душ лишь только в корыстных целях собственной правды.
- Ты говорил?..
- Говорил. А вы внимали? Укажите человеку вместилище души его в высоком духе. И ловцом да будет он сам. Не захочет, что ж – его выбор. А загнанная, да ещё чужой рукой будет так же жадно взирать сквозь ненавистные прутья, как когда-то стремилась в тихое пристанище. Зверю никогда не стать человеком. Даже живя рядом с ним.
- Зачем же мы собрались при закрытых дверях?
Опять я?..
- Чтобы открыть их. Всё тайное станет явным однажды. Любовь не умеет прятаться. И лживое сердце обязательно себя выдаст.
Тени сгустились. Дальше было много событий, происходящих в каком-то немом забытьи.
- Иди, сверши…
Два карих взгляда пересеклись. И нельзя было в полумраке различить их. Только неясный свет где-то глубоко.
Два моря, - подумал я. – Два ночных моря в свете луны, скрывшейся за тучами. И хотя ты не видишь волн, но чувствуешь всем своим естеством. Одно море спокойное, и хочется войти в него и плыть, доверительно покачиваясь в надёжных руках. Другое чёрное, с беспокойной рябью на поверхности, нырнёшь и можешь не вынырнуть из бездны вопросов…
Помню, были деревья. Какие-то пугающие шорохи. Корявые сучья оживают, шевелятся и наполняются дрожащим свечением. Из тьмы выныривают люди с факелами. Крики. Чей-то стон. Воздух кажется колючим от злобы, страхов и ещё чего-то и хочется бежать и бежать, раздирая в кровь кожу!
И снова город. Между стен мечутся тени людей. Широкий двор. Колонны. От них отделяются тёмно-бледные чудовища с высокими островерхими головами, с крыльями вместо плеч и громкими гортанными голосами. Тени чудовищ и людей сталкиваются, смешиваются и уже не разобрать: кто где – все так похожи…
Надо же – задремал! Среди белого дня. Со мной такое редко случается! – Я потянулся и выглянул в окно. Вечерело. За ветвями среди листвы тихо тлели последние лучи, приминая покрасневшими щеками тёмно-сиреневые подушки облаков.
Кажется, какой-то сон приснился? Уже и не вспомню. Странно, секунду назад он был почти реальностью. И раз… реальность погасла.
Захотелось разогнать смутное ощущение. Будто завис где-то между. Одна часть твоего я подсказывала: ты уже проснулся. Другая не протестовала, но и не хотела соглашаться – она ещё была там… Где-то там. Рука современного человека, привыкшего решать вопросы и дилеммы с помощью кнопки, нащупала пульт. Загоревшийся экран заменил свет уходящего дня, сразу возвращая, или вернее было бы сказать, силой с каким-то торжествующим злорадством окуная тебя в свой лучистый, насыщенный неживыми красками мир.
И этот мир вещал. Я слушал рассеянно, бездумно уставившись в экран. Передавали новости. Оптимистично бодрый имидж и голос телеведущего доверительно сообщал мне обо всем происходящем в «коробке». Делал он это ловко, подавая блюда в определенной очерёдности, сочетая холодное и горячее, остренькое и сенсационное. Так за взрывом в Секторе Газа он торжественно объявил: «Сегодня всё православное человечество отмечает Крещение… наш репортаж из Нижнего Новгорода…»
Вот те на?! Сегодня Крещение? А мы не окунулись!
Мы любили с другом окунуться зимой один – два раза в холодной жгучей воде. И не обязательно это происходило на Крещение. Но почему-то в этот день вода дарила особенную радость чистоты и какого-то внутреннего наполнения. И потребность любить обретала поистине вселенские масштабы, отрываясь от земли.
А в Нижнем – настоящая зима… - подумал я, глядя как в густых морозных испарениях прыгают неясные тени людей, и, не успев мысленно вдохнуть жгучий морозец, как тут же удивлённо прильнул к экрану.
Сон!
В слепящих лучах прожекторов и автомобильных фар бродили чьи-то тени. Тонкие, раздетые соседствовали с крылатыми обтекателями, похожими на ожившие ракеты. И первые были ведомыми и зябко выстраивались в очередь за вторыми. А те, важные собственной значимостью в происходящем, совершая сложные манёвры увлекали их за собой к чёрным купелям. Куда первые и ныряли. Все это сопровождалось звуками. Фыркающими и дребезжащими, наполненными весёлым задором приобщения, а так же гулким монотонным гудением, мощным и безоговорочно утверждающим: «Лишь только нами освящённые воды имеют небесную благодать».
Мне захотелось уже погасить театрализованное зрелище… И тут.
Какой-то, очень важно-приобщённый к высоким таинствам сан (судя по высоте головного убора), сложив персты на объёмном животе, поведал сокровенное. Попробую передать по памяти слово в слово: «Погружение в воду для верующего всегда символизирует погружение в грехи и смерть. А милостью Божией, с благодатью он восстаёт уже очищенным. Поэтому погружение на Руси всегда считалось радостным и великим событием».
Вот так и ни слова больше.
А сон мой… Как прекрасно, что не милостию земной освящаются воды всех купелей под небом! Аминь.

февраль 2008г.

© Игорь Горев, 2010
Дата публикации: 14.04.2010 09:41:54
Просмотров: 1775

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.