Побеждая львов
Александр Кобзев
Форма: Рассказ
Жанр: Документальная проза Объём: 25782 знаков с пробелами Раздел: "Жизнь по правде" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Рассказ полностью основан на реальных событиях.
Случай, описанный в рассказе (то есть, попытка ограбить инкассаторскую машину), произошёл около 1970 года. 1. — Мама, мамочка, я больше никогда не буду воровать! Даже если сильно-сильно есть захочу. Мама молчала, только слеза катилась по правой щеке. — Мамочка… я больше… — слёзы наполнили глаза мальчика. — Серёжа, сыночек… сейчас всем трудно живётся. Девочкам, у которых ты украл, ещё тяжелее — папа погиб на войне. Их мама болеет, уж месяц не встаёт с постели. Девочки сами варят, стирают, в очереди за хлебом стоят. А я сама заработать могу. Папа у тебя есть, пусть он пока не с нами… — Они такие противные — рыжие! — пытался оправдаться мальчик. – А у младшей девчонки всё время сопли текут! — Ну и что? Ты сам таким был. Тебе конфеты редко достаются? Эти девочки впервые в жизни попробовали. И то ты отобрал. Не делай этого… ради меня, если ты меня любишь… Ты же любишь меня? — Да, конечно… когда ты не стыдишь меня… — А я тебя всегда люблю! — Даже если я украду или обману тебя? По маминым щекам обильно потекли слёзы: — Даже если украдёшь… Но постарайся больше не делать этого… Тогда мальчик решил открыть страшную тайну: — Мама, я дедову медаль из комода достал… Мальчишки дразнят, что я сын тюремщика. Я просто хотел одеть медаль и сказать, что это папкина… Они её отобрали… Говорят, что я вру, а медаль украл… Глаза мамы стали необычайно грустными. Но она пересилила себя и чужим голосом произнесла: — Эта медаль — самая большая память, что от твоего дедушки осталась, — слёзы долго текли из маминых глаз. Наконец, она вытерла лицо и обняла сына. — Ничего, всё уладится, мальчишки медаль вернут, они понимают, какая это память. Просто поиграют — и вернут. — Мамочка, ты меня люби, ты меня люби-и… я постараюсь никогда не огорчать тебя! — кричал мальчик: — Я постараюсь тебя всегда любить, — но мамы не было… она исчезла, как исчезают, растворяются в обильных слезах все предметы. — Я буду любить тебя всегда, только не покидай меня! Серый вскочил. Мамочка, мама. Милая мама… Не покидай меня… На улице светло… Э, пацаны! Где медаль? … М-да, чуть не проспал! Серый застелил кровать покрывалом. Чтобы не увидели: подушка-то мокрая. Плакал, что ли — как баба? Увидят — засмеют. — Дрыхнешь, салага? Кто обещал разбудить на рассвете, — можно бы и по морде сапогом влепить, да после такого сна стало жалко всех людей на свете, даже тётку с пистолетом, которую он сегодня зарэжэт. Мужики нехотя вставали. Не хочут расставаться с ночными мечтами? Клюв, двадцатилетний салага с вострым носом и вечной ухмылкой на губах, да Каланча, которому больше пошла бы повязка дружинника на рукаве, а не залатанная роба. После отсидки они остались на БАМе. И теперь втроём в лето 1971 года работали на маленьком клочке великой Байкальской магистрали. — Каланча, не вздумай в комнате пердеть, — Серому снова стало всех жалко, и он сказал даже ласково: — Здесь вроде как люди культурные и нежные живут, давай уж как-нибудь на свежем воздухе воняй. Пока парни зевали, потягивались и отходили от сна, Серый по-боевому сосредоточился: былая армейская выправка давала о себе знать. — Неожиданностей нам не нужно. Всё должно быть ювелирно. Давайте ещё раз попробуем. — Сколько можно?! Всё уже на двадцать раз… Серый не был педантом, но мотать ещё срок из-за маленькой промашки ох как не хотелось. — Хорошо бы втроём разом ломануться… Жаль, двери в автобусе узкие! Я захожу не торопясь, мой третий шаг — как сигнал: сразу заскакиваете. И тут… — Серый настолько явственно ощутил, каким мощным должен быть рывок, что стол застонал под ударом его кулака. — Я бью ножом — вы своих мочите! Завтракали молча. В груди тошнотворный холодок… Серый через силу заставил себя съесть завтрак. — Слышь, салага, Серый хитрый: себе бабу выбрал, а нам мужиков оставил… — Эта баба похлеще десятка мужиков! Говорят, спортсменка, а стреляет — не хуже Чингачгука. Мне — самый трудный подвиг. А тебе, салага, кассир-инвалид. Не боись, фрицы ему на фронте плечо прострелили — справишься. Запомни: немцы прострелили правое плечо, правое, в случае чего мочи ему по левой руке. Тебе, Каланча, с шофером проблем не будет: он на своей седушке, как птичка в клетке. Время ещё оставалось. Под впечатлением сна хотелось поплакать на чьём-нибудь плече, но раскисать на глазах у мужиков нельзя, иначе всё насмарку. Он просто лёг на скрипучую кровать и отвернулся к стене. Отогнал ночное воспоминание. Не раскисать! — приказал себе по-армейскому, но сладкое детское воспоминание так желанно заполняло сознание, что он готов был оставить планы ограбить инкассаторский автобус, который развозил доблестным труженикам Байкало-Амурской магистрали, а попросту — бывшим зэкам, зарплату. Серый ещё раз оценил шансы. Шофёр, простоватый на вид паренёк — ему бы силос кидать, а не баранку крутить. Кассир-инвалид — отвоевался, несчастный. Вот только не вышла бы осечка с бабой-охранником. На вид — женщина добрая, нежная. А с любым мужиком без оружия справится. На улице засигналил автобус. Серый мгновенно вскочил и кинулся тормошить дружков. — Уснули, гады! Урою вас, как дело сделаем! Бегом на старт! Повторяю: мой третий шаг — вы в миг в автобус. Ты мочи шофёра, ты — выключай левую руку бухгалтера. — Да уж назубок запомнил… — вяло протянул Клюв. Вместо автобуса оказалась бронированная каракатица. Что за дребедень? — придётся склоняться в три погибели, и развернуться негде будет… Неужели откладывать до следующего раза? — Вот дрянь-то наше дело… Не выйдет ничего! В этот раз не стоит… Чует сердце… — сказал тихо, чтобы в машине не услышали. Но, похоже, не услышали и подельники… или только показалось, что сказал… на самом деле промолчал… Согнувшись, Серый протиснулся в машину… Даже с облегчением подумал, что не в этот раз… Не убивать охранницу, не бежать через тайгу, не прятаться от ментов. Шаг, другой… Сзади, толкаясь и сопя, ввалили Каланча и Клюв. Глухие тетери!!! Неужели не врубились! — и уже криком: — В другой раз, тетери!!! Но кассир-инвалид настолько ловко замкнул наручники на запястьях салаги, что тот даже не понял, что произошло, и всё пытался выключить левую руку “бухгалтера”. Вместо парнишки-шофера оказался огромный бугай с “калашником”, который сразу сгрёб Каланчу. Тогда Серый, не дожидаясь расправы, кинулся бежать в лес, а позади, настигая, шумно дышал кто-то огромный. От бессилия он не смог перепрыгнуть совсем небольшое бревёшко, споткнулся и проснулся в холодном поту… — Будто впервые на дело иду… Зато убивать никогда и в мыслях не было. Но здесь особый случай: вооруженная охрана, — будто оправдываясь, убеждал себя Серый. Инкассаторский автобус запаздывал. Злость всё больше завладевала мужиками. Каждый переживал предстоящие смертоубийства — все в этом деле новички, хоть, бахвалясь, были безрассудными разбойниками и убивцами. Наконец, показался автобус. Всё было, как всегда: старый автобус остановился прямо напротив окна, через минуту открылись двери автобуса. Как всегда, их было трое: водитель, кассир, охранница… Серый не торопясь зашел в открытую дверь автобуса… первый шаг… Позади он спиной чувствовал поддержку. У охранницы едва заметно двигаются губы… Что она говорит не слышу не слышу! Ноги ватны… Но — шаг второй… Мгновенно послышались шаги подоспевших дружков… Пора! Заточка в рукаве. Достать — доля секунды… Сердце колотилось… Надо бы унять волнение, например, спеть вполголоса Мурку. Шаг третий… Но вместо Мурки мама поёт колыбельную про доброго малыша и ангела у изголовья… Тепло, спокойно, и ничего больше не нужно. Даже обида на мальчишек, которые отобрали дедову медаль, прошла: мама обязательно всё уладит, она успокоит и никогда не будет ничего плохого именно потому, что мама передо мною… Мамочка, у тебя такой нежный голос, такие светлые волосы с ореолом из утреннего солнца. Мягкие руки, чистое лицо… И голос… И доброта! — Мама… мамочка… Сзади кто-то грубо толкнул. В необычайном смятении он повернулся к дружкам, которые вдвоём неуклюже протиснулись в дверь, заполнив тесное пространство. Миг — Каланча возле водителя, Клюв стоял подле кассира. Взведённые пружины, они ждали лишь команду. — Чо столпились? Куда прёшь?! Порядка не знаете? По одному положено заходить, — гаркнул Сергей. — А как же… — обиженно загундосил Клюв. — Не поняли, что ли? — по одному заходить! Повиновались… Было видно, что после волнений готовы не только автобус захватить, но и его самого в придачу. Сергей получил деньги и вышел. Потом и остальные зашли получать… Уехал автобус. С ним уплыла возможность зараз получить большущие деньги. Сергей швырнул деньги в тумбочку и плюхнулся на пружинистую кровать. Сначала Каланча, потом и Клюв, начали упрекать. Не просто упрекать — наезжать. — Как ты меня сегодня обозвал? А сам-то — зассал? Сергей не отвечал. — Прям как баба! Кинул нас?! Чтобы отвязаться, он вынужден был сказать: — Мужики, — он подумал, что этот довод будет самым выигрышным: — я узнал эту женщину (у него не повернулся язык сказать: тётку). Таким нельзя делать зло, даже если на кону миллионы. — Кого ты там узнал? Няньку, что ли? — в голосе салаги вызов и агрессия. — Сам говорил, что кроме матери, никого не пожалеешь. — Она мне почти мать… — и, чтобы прекратить лишние разговоры, мощно хлопнул кулаком по столу. Так, что со стола попадали пустые кружки. Дружки поворчали и успокоились. А Сергей долго наслаждался покоем, хоть бы и под градом насмешек. Но не хотелось даже указывать на подобающее салаге место. Что-то произошло — неизведанное… Но он взаправду увидал свою мамочку, родную и любимую… И услышал то ли материнский голос, то ли ангельскую песнь. 2. Негромкий стук в дверь отвлёк Зою Сидоровну от утренней молитвы. Перед дверью стоял мужчина лет тридцати в наглаженной клетчатой рубашке с длинным рукавом. Тщательно выбритое лицо и виноватая улыбка не смогли заслонить в памяти секундную, но яростную готовность этого человека убить без жалости. Это был хищник. Интуиция Зои, выкованная полувоенной жизнью, никогда не подводила. Но хищник был то ли присмирённый, то ли затаившийся. Он вручил Зое букет хризантем. — Можно пройти? После приглашения мужчина разулся и стал доставать из брезентовой сумки сгущёнку, разные консервы, шоколад. — Вам посылка из Москвы, — раскладывая на столе продукты, говорил мужчина. — Откуда? Почему… — от неожиданности Зоя решила, что это как-то связано с рождением внука Жени: вчера вечером от сына получила радостную телеграмму. — Ничего не спрашивай, мать. Так надо! — Я ничего не возьму, пока не объясните, в чём дело. Странный гость долго молчал, потом начал говорить. — Вообще-то эта посылка от моей мамы — для меня. Подкармливает мамочка непутёвого сына. Я вот решил вам… На память, значит. Зоя хотела протестовать, но он опередил: — Мне шоколад не полагается, провинился я. Перед мамой и, — гость склонил голову, — перед тобою. Да разве лишение лакомств — наказание для взрослого мужчины? Зоя Сидоровна заставила мужчину пройти и усадила за стол. — У меня тоже есть чем угостить. Зоя заварила гостю крепкого, как он просил, чаю, поставила вазочки с мёдом, постряпанные на помин сдобные булочки и своё любимое лакомство — совсем ещё горячую картошку в мундирах. Потом разложила на тарелке принесённый странным гостем шоколад. Он долго не решался заговорить. Наконец, произнёс: — Мать, прости меня… Я чуть не загубил вас. Зоя не испугалась этого здорового и крепкого мужчину. Но настороженность, её постоянная спутница в опасной работе, вновь заняла свой пост. Она не показывала вид, напротив, открыто и добродушно улыбнулась разбойнику. — Не убил, и слава Богу. Думаешь, я не знала об этом? — Но как?! В чём ваша сила? Вы просто женщина! — немного комично выглядело, как рослый мужчина называл сорокапятилетнюю женщину то на “ты”, то на “вы”. — Только не говори, что в той пукалке, которая была в кобуре. Не пистолет делает человека сильным! Уж кто-кто, а я это точно знаю! Сергей был сыт, но из уважения к женщине пододвинул тарелку и чистил клубящуюся паром картошку. Наступила минутная тишина. Каждый вспоминал то памятное утро… Вроде бы ничего не произошло… К работе Зоя подготовилась по-военному быстро, чтобы осталось время на молитву. Служебный автобус развозил зарплату по станциям и разъездам СМП-274 Ангарскстроя. Суммы немалые. Двадцать минут, как миновали Вихоревку. Показался небольшой двухколейный разъезд с двумя строениями. На таких разъездах работали вахтовым методом вольнопоселенцы. Это были рабочие по укладке путей и обслуживанию участка. Лишь дважды в неделю к ним приезжала автолавка с хлебом, крупой, консервами и прочим необходимым для таёжного быта товаром… Зоя обычно не вникала в разговоры водителя и кассира, устремив всё внимание на молитву. «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей…», «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небеснаго водворится…» А после… Просто в автобус вошли… как бы даже ворвались, трое мужчин… По инструкции непременно полагается заходить по одному… Но ощущение множественности, сопряжённое с ледяной опасностью не оставляло весь последующий день. Впереди был целый день тряски по ухабам, полуденный зной… Да-да, их было трое: безусый мальчишка, другой был бы похож на деревенского кузнеца, если бы не ошарашенный взгляд. Но в пугающей близости — безжалостное, со зверским оскалом лицо, ставшее вдруг растерянным и по-мальчишески доверчивым. Тихое «Мама, мамочка…» — и властная команда: «Кому сказано, по одному входить!» Получив деньги, он ещё раз удивлённо посмотрел в глаза Зои и выскочил на траву. Сергей улыбнулся и каким-то виноватым тоном произнёс: — Я вас в тот раз чуть не порешил… Мы распределили, кто кого убивать будет. У меня в рукаве наготове нож, в другом — заточка. Мы заскочили в автобус, я ринулся к вам и вдруг… увидел свою маму. Зоя ещё некоторое время испытывала тревогу… но молитва, как в тот день, придавала уверенности. — Пей, не стесняйся. Всё в прошлом. Ничего плохого не произошло — и слава Богу! Сильный мужчина лет на пятнадцать младше Зои Сидоровны, привыкший все дела решать кулаком, сидел на краешке стула и как-то стыдливо подцеплял ложечкой мёд. — Моя мама живёт в Москве. Это самая прекрасная женщина, а я… — он зажмурил глаза, чтобы не выпустить наружу слёзы. Потом открыл глаза и долго смотрел на Зою Сидоровну. Наконец произнёс: — Ты на мою маму вовсе не похожа, разве что волосы волнистые, да красота этакая русская. Зоя вспомнила, где она видела такие же глаза, жгучие и умные, скрывавшие разрушительную силу, глубину потаенной мудрости и величайшее смирение титана. Это был взгляд льва с иконы преподобного Герасима Иорданского. — Моя мама — прекраснейшая женщина… как вы… Я так люблю свою маму. Не смотрите, что срок отмотал, да руки в наколках… — Сергей не стеснялся слёз и вытирал глаза носовым платком, не прячась и не отворачиваясь. — Мать, прости меня… Когда гость собрался уходить, Зоя Сидоровна вручила ему баночку с мёдом. — Оставь, мать, маленький я, что ли? — Маленький – не маленький, а простуда не спрашивает… Не грипп ли начинается? Действительно, в носу Сергея словно перец был насыпан, даже глаза слезились. 3. ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ Зоя Сидоровна постучала в дверь новой квартиры. Её сын Николай жил здесь уже месяц. Когда в квартире было побелено-покрашено, а мебель заняла свои места, приехала Зинаида с восьмилетним Женей. Дверь открыл внук. — Бабушка пришла! — Женька крепко обнял “бабу Зою”, потом ручонками схватил за руку и потянул в комнату. Зоя вручила внуку большой самолёт. Мальчик схватил его и побежал на улицу. Потом вернулся и крепко обнял бабушку. — Я же говорил, что буду лётчиком! Баба, это самый лучший самолёт, настоящий! Знаешь, как здорово он летает! — мальчик продемонстрировал сначала бочку, потом петлю Нестерова. После обеда Зоя Сидоровна и внук Женька пошли гулять. — Баба, правда, что зимой в Сибири очень-очень холодно? — Бывает иногда, сам увидишь. Выйдешь на улицу, жгучий мороз сразу твой носик откусит, — и бабушка легонько ущипнула Женьку за нос. — Но ты настоящий мужчина! Теперь ты сам сибиряк! — Здесь твоя родина? — Нет, я родилась в старинном городе Яранске. — Я — ранен? — любознательный мальчик всегда пытался доискиваться до происхождения вещей и слов. — И потому такое название? — Город стоит на берегу реки Ярань. Это переводится с марийского языка — “хватит”. — Хватит! Ярань! Хватит! — Много лет назад гнали монголо-татар с русских земель. Прогнали до этой реки и — хватит. Дальше побежите сами. И они бежали… В этом городе много старинных храмов. Зоя Сидоровна не стала говорить Жене, что там похоронен её отец, что коммунисты посадили её в тюрьму ещё девчонкой. Теперь рядом будут жить, зимние вечера долгие, много расскажет, чтобы внук хранил память о своих корнях. Чтобы Женя не увидел грусти в глазах, “баба Зоя” сказала: — Давай-ка в тир зайдём! — Давай! У дальней стены тира, опасаясь метких стрелков, затаились зайцы, лисицы и волки. В верхнем ряду выстроились вражеские солдаты, танки, корабли и самолёты. Разноцветные вертушки и мишени призывно сверкали яркими красками. Но главное — на стене в обитом жестью коробе стояло около десятка самых настоящих винтовок. Дедушка-продавец погладил Женю по голове. — Что, малыш, пострелять хочешь? Из-за серьёзного ранения под Сталинградом Иван Трофимович работал сначала сторожем на заводе. Теперь вот — продаёт в тире пульки. Работа — инвалиду под силу, зато вроде как начатое под Сталинградом дело продолжает — укрепляет боеготовность молодого поколения. — Прижимай приклад к плечу покрепче! — сказала Зоя Сидоровна. Иван Трофимович этак свысока посмотрел на бойкую моложавую женщину. — Какие слова-то, барышня, знаешь! Но когда Зоя начала рассказывать Жене о стрелковом искусстве, потом, не целясь, попала в самую маленькую мишень, дед даже очки снял от неожиданности. Его физиономия была такая забавная, что Женя рассмеялся. Зоя с Женькой шли по весёлому парку с каруселями. Навстречу вприпрыжку бежал будущий одноклассник сосед Пашка. Женя был очень доволен, что идёт рядом с бабушкой. Было чем гордиться: бабушка в чёрном берете, кожаной портупее, с красивой эмблемой на рукаве, а на груди блестели две медали. День был солнечным, медали так и сияли — ярче солнца. — Баба, ты правда никого не боишься? — Не боюсь. — А вдруг на тебя разбойники набросятся? — Разбойников немного испугаюсь. Но я смогу постоять за себя. — Знаю, баба, — у тебя самый настоящий пистолет. — Не в пистолете дело. Я верю, что Бог всегда поможет. — А тебе Бог помогал? — Конечно! — Расскажи, баба! — Обязательно расскажу. Женя приготовился слушать, но бабушка сказала: — Женя, непременно выучи молитву “Живый в помощи”. — Зачем? — Затем, что я всегда говорю: Живый в помощи Вышняго… Яко ангелом Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих… Вот Бог и хранил меня всегда, во все дни моей жизни. И будет всегда хранить, если даже со мной что-то приключится. — Приключится? А приключения у тебя были? — Самые настоящие — трудные и опасные. Какое бы опасное задание не было, Бог всегда мне помогает. Возле большого здания остановилась машина. — Ин-касса-тор, — прочитал Женя. Из машины вышел человек в красивой форме. В кобуре на поясе наверняка был пистолет. — Баба, кто этот дяденька? — потихоньку, чтобы не услышал человек в форме, спросил Женя. — У тебя такая же форма, только для девочек — с юбочкой. — Женечка, мне на несколько минут надо заглянуть сюда — по работе. Зайдём? — Баба, можно, я посижу на скамеечке, здесь так хорошо. — Только никуда не отходи. Женя увидел бегущего человека. Рослый мужчина пытался привлечь внимание Зои, но та уже заходила в здание. Незнакомец подошёл и подал руку Женьке. — Меня зовут дядей Серёжей. А тебя? — Женя. — Ты, наверное, сын тёти Зои? — Она не тётя, а бабушка. — Вот как! Она, оказывается, уже бабушка? Куда же она пошла? — Она на минутку зашла в этот дом и сейчас выйдет. Дядя Серёжа потрепал вихрастые волосы мальчика — Я стрелять умею! — мальчик показал дяденьке пистолет — чтобы знал, что не дастся в руки чужака так просто. — У тебя пистолет совсем как у бабушки, — похвалил Сергей малыша. — Мы с бабой ходили в настоящий большой тир. Я из самого настоящего ружья по настоящей мишени стрелял! — Попал? — Попал… в большого тигра. И в танк! — В следующий раз в самое маленькое яблочко попадёшь! Подошла Зоя Сидоровна. Она приветливо улыбнулась бывшему разбойнику. Она давно поняла, насколько это открытый и добрый человек. Несколько раз он приходил в её общежитие, приносил макароны, консервы, шоколад — посылки из Москвы. Всегда был приветливым и жизнерадостным. Потом она сменила место жительства и несколько лет не встречала его. — Дорогая Зоя Сидоровна! — Сергей склонил голову перед женщиной. — Я признателен вам. Вы спасли меня. Женя подошёл к бабушке и восхищённо посмотрел в её добрые глаза. Вот как! Она и дяденек спасает! — У меня сынишка такой же растёт, чуточку поменьше. Жена прекрасная! Ничего бы не было, оступись я тогда, — Сергей поцеловал мягкую руку женщины. — Затмение на меня нашло! Это сейчас я понимаю, что навечно скрыться невозможно даже в самой глухой тайге… Да и что за жизнь — по лесам да по хатам скитаться, как зверь! С каким-то просветлённым взором он посмотрел на небо и сказал: — Представляете, в тот миг я перед собой воочию увидел лицо моей мамы. Думаете, я сумасшедший? Или мне приснилось? — Нет, я вовсе так не думаю! — Вот и моя мама тоже говорит. Она добрая женщина… как вы… Пока Зоя решала некие дела в белой двухэтажной конторе, Сергей успел куда-то сбегать. — Это вам, — Сергей протянул Зое флакончик с духами. На мягкое протестующее движение руки он ответил новым подарком: — И малышу сюрприз, — Сергей подал мальчику коробку. — Хотя какой это малыш? Он настоящий мужчина! Женя осторожно открыл крышку и увидел десяток моделей самолётов, не смея поверить, что это для него. — Спасибо… — Не мне спасибо говори. Это заслуга твоей бабушки. Женя недоуменно посмотрел на любимую бабу Зою. Из коробки вылетел самый красивый, самый геройский самолёт и полетел над скамейками, тротуарами, клумбами, высоким крыльцом. Всё выше, выше… Приземлился возле бабушкиных ног. И снова взмыл в синее-синее небо выше гор и облаков. 4. НАШИ ДНИ — Сергей приходил ещё несколько раз, — продолжил Евгений рассказ. — Он с благодарностью, даже с любовью, относился к бабушке. Всегда приносил гостинцы, которые получал из Москвы от своей мамы. И каждый раз говорил о чуде, когда, крепко сжимая в руке нож, вбежал в автобус, но вместо женщины в форме вдруг увидел родную мать… Я сам об этом слышал. Вечер был тёплым и безветренным. После полёта к Телецкому озеру на маленьком патрульном вертолёте Авиалесоохраны мы отдыхали у Евгения в палисаднике. Перед нами на столике лежал открытый семейный альбом. На фотографии — Евгений в лётной форме на фоне уже знакомого ярко-красного вертолёта “Robinson”. — Потом Сергей уехал на родину… Тогда я не мог понять всю глубину Божией премудрости. Я ещё раз открыл альбом на первой странице… Женщина в красивой форме с открытым добрым лицом. Рядом — восьмилетний мальчик Женька. Он держит большой самолёт. Тот самый, подумал я… — Когда я был маленьким, бабушка Зоя рассказывала обо всём на свете. О путешественниках и учёных, о великих полководцах и лётчиках. Много говорила о вере. Бабушка была очень верующей: ходила в церковь, читала молитвы. В начале восьмидесятых мы уехали в Якутск, потом на Алтай, потому виделись не часто. В девяносто восьмом она приехала жить к нам в Карлушку. Необыкновенная женщина: добрая, отзывчивая, скромная. Она была активной, бодрой, работала в огороде, ходила за грибами, рыбачила. Не раз ездила в Братск. Вот такой была моя бабушка Зоя. Евгений открыл альбом на странице, что ещё ждёт свою фотографию. В калитку забежал его пятилетний сынишка Миша. В руке мальчика был самый настоящий корабль с большими белыми парусами. Море штормило, парусник раскачивался так, что едва не достигал неба. — Что, сыночек, в Африку плывёшь? — В Африку! Миша забрался к Евгению на колени и прижался к отцу. Как они похожи, думал я. И представлял, как в далёкие годы такой же маленький крепкий мужичок Женька Ямшитов раздавал соседским мальчишкам пули и пустые гильзы, которые баба Зоя приносила со стрельбищ. Как он мерился силами со стррашным разбойником Сергеем, который не стал больше разбойником, потому что баба Зоя победила его некой особенной таинственной благодатью. PS. Рассказ полностью основан на реальных событиях и написан со слов Евгения Николаевича Ямшитова, лётчика Авиалесоохраны, внука Зои Сидоровны. Вымышлен лишь эпизод подготовки к преступлению (как бы я мог узнать, о чём думали готовые на убийство преступники?). Зоя Сидоровна Ямшитова родилась в 1927 году. С 1998 года жила в Республике Алтай (село Карлушка Майминского района). Умерла Зоя Сидоровна в 2004 году в возрасте 77 лет. Случай, описанный в рассказе (то есть, попытка ограбить инкассаторский автобус), произошёл около 1970 года. Примечание. СМП — строительно-монтажный поезд, аналог СМУ. © Александр Кобзев, 2019 Дата публикации: 05.05.2019 19:27:58 Просмотров: 1993 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |