Безмолвие. Глава 4 Водопад
Александр Кобзев
|
Форма: Повесть
Жанр: Психологическая проза Объём: 13393 знаков с пробелами Раздел: "Безмолвие" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Я миновал последние дома, разулся и стал босыми ногами на песок. С наслаждением. Мой друг, мой брат, отправимся в погоню За приключениями — босиком: ведь это лучшая ладья на свете! Это такой ритуал: плетёнки — в рюкзачок, босые ноги прикасаются к нагретой дороге. И — мой друг, мой брат… раньше я читал сие стихотворение Леона де Грейффа полностью. Теперь — лишь четыре строки. Потому что! От посёлка можно пройти намного ближе — по тропке, сначала вдоль дороги, потом тропа взмывает вверх, а там — рукой подать. Но я решил сделать крюк и направился к водопаду. Иду не торопясь, останавливаюсь часто. Хорошо вокруг! Сосны, сосны… любимые с детства сосны. Как здорово, что не остался в городе! Иначе перспективы: стать книжным червячком, милым тиранчиком… С растущим брюшком крепнет решимость драться за диктаторское кресло… Преуспеть в подхалимстве — по-другому глухую оборону хозяев мира не пробить! Студентки-первокурсницы шушукаются за спиной, старшекурсницы презирают, называют крысой поганой. А Жанна непременно научила бы обращаться со студентами, как с дармовой… Ах, опять… Прибавляю в гору шаг, продираюсь сквозь густющие заросли кустарника, чтобы меньше места глупым мыслям оставлять. Но по бездорожью чрез цепкий кустарник много не пробежишь. Останавливаюсь с предчувствием чего-то нового. Хоть и запыхался, с усладой впитываю манящую глубину горных ландшафтов. Зелёный шёпот сосен, гул шмеля, многогласие птичьих аккордов… Эй! Я пою! — хочу крикнуть на всю округу, но голос покажется диким диссонансом в гармонии небес. Заставляю себя пройти мимо первых маслят — пусть подрастут. Справа серая скала, по трещинам бадан, как небрежный орнамент. Бегом на солнечный пригорок. И внезапность небесного простора после отвесных скал! Достаю книгу из почти пустого рюкзачка и удобно располагаюсь под одинокой сосной. Тоже ритуал: половину пути отмечать чтением лучших стихов. Бабочка света, красота ускользает, едва прикоснусь к её розе… Я оторвал взор от страницы и увидел… Бабочка села на босую ногу. Всего-то простая крапивница. Но бабочка расправила крылья; на них оказался необычной яркости рисунок! Что, биолог-зубрилка! Впервые видишь? Бабочка отдыхает… Или желает поведать неведомое чудо? Бабочка вспорхнула и доверчиво-близко села на раскрытую книгу. Разноцветные крылышки затрепетали от радости. Я боялся пошевелиться, чтобы ненароком не спугнуть. — Из какого мира, волшебница, пожаловала? Этот мир погряз в суете. Но в наших силах сделать мир прекрасным! Бабочка утвердительно распахнула таинственный взор, закрыв начало стихотворения. — Ничего, я знаю наизусть. Я читал стихотворение по памяти, посматривая на весточку, а, может, вестницу, иного мира: И гонюсь я за ней, ослепший… И то там, то здесь настигаю… Бабочка улетела, оставив на память невесомое очарование. Я лежал среди травы, наблюдая за облачком, пока оно не растворилось в вышине. Достал тетрадку с набросками. Наткнулся на сказочку о птице. Эту сказку я начал писать больше месяца назад. Но после краткого вдохновения работа застопорилась. Вот и сейчас я несколько раз перечитал начало, и хоть бы одна мысль возникла… Наоборот — желание вычёркивать и исправлять. … Почему-то некоторые люди уверены, что птицы поют специально ради людей, — я зачеркнул фразу и стал размышлять, как назвать птицу. Ничего не придумал, оставил прочерк и стал читать дальше. — Её купили в зоомагазине, чтобы она услаждала слух праздных посетителей кафе. Но птица всегда молчала, как может молчать лишь камень бездыханный. — Вернуть назад! В магазин! — взвизгнула хозяйка кафе. Хозяин был категоричен: — Чего мелочиться? Свернуть голову — и дело с концом! — Давайте просто выпустим её, — попросила дочь хозяев, которой тоже не было дела до несчастной птицы, но всё же девушка сохранила жалость. На улице не холодно, но заканчивался октябрь… Так птица оказалась поздней осенью на улице. Птица непременно должна спастись. Но как? Лететь на юг? — поздно! Снова в клетку? Только так можно остаться в живых в стужу. А если… Я хотел написать, как после встречи с прекрасным птичьим принцем она запоёт прекрасную песню, но закрыл тетрадку и растворился в птичьих трелях, стрекоте кузнечиков и знойных ароматах трав. В ритм природе я негромко напевал: Мальчик искал свой голос, спрятанный принцем-кузнечиком. Мальчик искал свой голос в росных цветочных венчиках.” Это стихотворение — обо мне — и почудилось так явственно, что я оглянулся — кто бы мог сказать… … среди звонких струй и певучих берёз, средь ровных сосен — только там! — Что — там? — вслух спросил я и испугался своего голоса в этом царстве кузнечиков и птиц. Никто не отозвался, но я знал, что непременно туда — к водопаду! К непрерывному плеску падающей воды. Ручей был совсем небольшим, не больше метра шириной. Если пройтись по каменистому дну — в редких местах вода дойдет до колен. Я направился туда, где вода каскадом с высоты устремляется на камни. Я хотел принять на грудь прохладную воду ручья, собирающего дань с горных родников и цветущих трав. Вода низвергалась с высоты лишь трёх с половиной метров. Но, растекаясь по скользким чёрно-серым камням, широкие каскады воды чуточку походили на те водопадища, что живут в памяти с детских лет. Водопады были частью моей жизни. Сначала яркие фотки в книгах и журналах. Я рассматривал картинки и не просто видел эти водопады мысленным взором — я видел себя стоящим в струях падающих громад воды после удушливой сырости тропических джунглей. Потом, когда с родителями-геологами мы переезжали в очередной горный район, это были пусть небольшие, но настоящие перекаты и водопады. Жанна (ах, опять некстати вспомнил её!), зная об этих детских впечатлениях, эксплуатировала мою слабость к диким пейзажам и высочайшим вершинам, вплетая свой образ в видеозаписи пошлых аутогенных тренировок, всяких релаксаций и слащавой музыки. Она лепила над моей кроватью фотографии; на каждой непременно она, окружённая тропическими островами, пейзажами и водопадами (всего-то доморощенный фотошоп). Теперь эти ассоциации приходилось не очень-то успешно изживать. Я прямо-таки должен учиться видеть мир по-новому: водопады и леса, люди и события должны восприниматься как-то иначе. Не как средство к пропитанию и удовлетворению нужд, не средство “культурного отдыха”, тем более не пища для удовлетворения страстей. Пока я решал, как нужно относиться к красоте и как отрешиться от всяческих наслоений, сквозь переплетения ветвей в водопадных струях я увидел девушку в ситцевом платье. Платье было выцветшим и старомодным, иначе и быть не может, других нарядов в жизни просто не бывает. А мир совершенно свободен от пошлости, грубости и тщеславия. Освещённая солнцем девушка стояла там, где вода выковала себе углубление и во все стороны фонтаном расплёскивала брызги из кипящего круглого озерца. Покрытый мхом скальный выступ был похож на мордочку бурундука. Девушка тоже заметила забавного каменного зверька. Она с весёлым смехом стала плескать веером брызг на смешливого бурундука. У неё не всегда получалось, и непослушные брызги осыпАли её лицо. Тогда она черпала ладошками воду и разбрасывала искристые брызги во все стороны. Порой она подбрасывала рассыпающуюся влагу вверх и подставляла под каскад капель чистое лицо. Мокрое платье прилипло к телу. Она смеялась так непринуждённо и звонко — не так, как обычно смеются люди. Необычный смех, и сама как-то чудно очутилась под этим водопадом. Я захотел, чтобы она меня заметила, и наступил на сухую сосновую ветку. Оглушительный треск заставил вздрогнуть даже меня. Она… будто ничего не произошло, продолжала разбрызгивать воду… может, и впрямь — ничего не произошло, никого нет, и просто юношеская мечта оживила чувства, знакомые лишь детям? Девушка увидела меня, лишь когда я подошёл к самому водопаду. Казалось, она не удивилась нашей встрече, хотя это произошло в десяти километрах от посёлка. Я говорил с этим виденьем, я произносил чудные слова и не ждал ответа. Я ни за что не вспомню этих слов, и, наверное, никогда больше не смогу так сказать… Было хорошо смотреть, как она улыбается в ответ. — Даже со мною случилось чудо, — и вновь решил, что это слишком осязаемая, но всё же мечта — безмолвная, бесплотная, но прекрасная. Когда она пошла в мою сторону, я увидел, что она заметно хромала. Но она ничего не говорила! Не знаю, сколько я стоял, но нельзя же просто стоять и молчать? Я пошёл по тропинке к озеру — куда же ещё идти? — чтобы показать ей отражение неба в зеркальной глади. Девушка просто шла за мною доверчиво-близко, ничего не спрашивая. Я так был поглощён сказкой о чудном виденьи, что остановился лишь когда продолжительное молчание сделалось источником вопросов. Глупец, неужели не ясно: она не слышит. Я пытался спросить, где её дом родной, ждут ли родители. Куда она направляется, почему идёт за мною. Идти больше десятка километров по бездорожью — как это объяснить? Я достал из рюкзачка карандаш и тетрадь для черновиков. Но первую фразу сформулировать никак не получалось. Всё это были вопросы-в-лоб. Это — как первое знакомство. У одних наготове десятки фраз и масса анекдотов, а у меня — пустота… Так это и есть первое знакомство. Только ситуация всё же иная. Наконец, я вывел в тетради: «Я не ожидал тебя встретить в этой глуши», — и подумал, что так говорят обычно тем, кого уже давно знают. Хотел зачеркнуть, но она уже писала ответ: «А я ждала тебя!» Наваждение какое-то! Или это женское кокетство, манипуляция мужской волей, или… «Я вправду тебя ждала!» — написала она, заметив недоумение. «Откуда ты узнала, что я приду?» — и снова собрался зачёркивать непонятно откуда взявшуюся глупость, но она взяла ручку и начала писать, перечеркивать свои аккуратные буквочки, снова писать. Она выводила буквы быстро, но старательно, как первоклассница. И даже выражение лица было таким, будто она писала сочинение на тему “Мои любимые лакомства”. Потом отдала мне тетрадь и посмотрела на меня так, будто перед ней обрыв, и она через миг будет прыгать, и то непонятное выражение испуга, восторга ли запылало на её лице. Я решил отложить все расспросы и смотрел на неё просто как на чудо, внезапно возникшее предо мною. Без имени, возраста и иных ненужных анкетных данных. Рядом с восторженным немым чудом ничто не имеет значения. Так мы шли по тропинке среди сосен, мне не было дела, куда мы идём, зачем… Просто шли, было тепло и радостно. Я стал читать по памяти самые любимые стихотворения, и мне казалось, что ничего в жизни не нужно. Вспомнил, что она не слышит, огорчился. Но глаза её выражали столько счастья, что я даже был рад, что её радость совсем не зависит от сотрясений воздуха, называемых звуками. Иногда она шла по тропинке впереди меня; я любовался её распущенными волосами, и даже той весьма заметной хромотой, что вызывает ассоциации с уродством, но я на это смотрел как-то просто — так и должно быть. Когда она шла позади меня, я часто оглядывался, украдкой оценивая её лицо. И вдруг понял, что для меня это — испытание: смогу ли я распутать клубок противоречивых чувств и понять, наконец, что слишком много случайностей произошло в один день. Я не выдержал и решил поделиться с ней поэзией, что переполняла меня. Я написал в тетрадке четверостишие: — Сделал бы я из голоса Колечко необычайное, Мог бы я в это колечко Спрятать свое молчание… и показал ей. Потом подумал, что глухонемые не могут читать поэзию так, как обычные люди. Интересно, как она воспринимает рифму? Лишь как странное совпадение нескольких последних букв в соседних строчках?.. Тогда наиболее красивыми с точки зрения безмолвия будут стихи, где полностью повторяются соседние строчки… Или поэтическое произведение для них не более чем обычный газетный текст с возвышенным содержанием? Или… Какими глупостями я заполняю голову… Её мир безмолвия, возможно, намного чище и мудрее?.. Мы остановились на солнечной полянке. Я вспомнил, что у меня с собой несколько пирожков. Я успел проголодаться. А она, наверное, сегодня совсем не ела? Я подал пакет с пирогами, а сам смотрел, возьмёт ли — так до сих пор верил в её бесплотность и был почти уверен, что она может обходиться без завтрака и обеда. Или, как Дюймовочка, довольствоваться маковым зёрнышком. Она действительно была голодна. Я не стал её смущать и стал смотреть на чистое небо. Теперь я был спокоен — это простая деревенская девушка, а не привидение. Потом мы шли по тропке над рекой. Она послушно шла за мною, как доверчивый ребёнок за своим отцом, полностью вверяя мне на крутых склонах свою нежную ладошку. А вдруг бы я оказался коварным разбойником? Или бесстыдным искусителем… — а не таким ли я порой бываю, несмотря на робость и наивность, в мечтах? Но она шла. И я умилялся, что она доверилась мне — спесивому эгоисту. Примечание. Цитируются стихотворения: Леон де Грейфф. «Малый марш», перевод С.Гончаренко Хуан Рамон Хименес. «Бабочка света…», перевод А.Гелескула Федерико Гарсиа Лорка. «Немой мальчик», перевод М.Самаева © Александр Кобзев, 2020 Дата публикации: 18.10.2020 05:03:18 Просмотров: 714 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|