Рыбный день (Фебелла)

Евгений Пейсахович

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 4282 знаков с пробелами
Раздел: "Фебеллистика"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Было без скольки-то минут пять, когда я вышел к морю у ультрарелигиозного пляжа, на котором по расписанию (через день) загорают и плещутся отдельно мальчики, отдельно девочки. Мальчики с развевающимися по ветру бородами. Девочки безбородые, и загоревшие у них только лица и руки. Во всяком случае – насколько можно увидеть. Хотя лучше не смотреть – зачем расстраиваться?
Короче, выхожу с пляжной стоянки, помавая кастинговым удилищем с инерционной катушкой. Горжусь собой. Никто тут инерционными катушками не пользуется, только я, неповторимый, особенный, мудрый и слегка уставший от жизни. И вдруг – ты только глянь – в предутренней тьме играет какая-то попца из переносного агрегата, а рядом с агрегатом мутно белеет мужская жопа (разрешённая в РФ). И из-под неё кто-то стонет, заглушая попцу.
Вот не знаю. Не уверен. Может быть, дама. Может быть. Рядом дом отдыха ЦАhАЛа, и дамы там тоже бывают. Откуда мне знать, как они страстно стонут? Они, может быть, все там баритонально стонут, потому что служба не сахар.
Не, конечно, меня не касается. Просто могли бы поукромней место найти, чтоб стонать. Хотя, такое тоже возможно, им бы не так интересно было. Не так напряжённо. И время – перед рассветом.
Минут через пятнадцать – двадцать забрезжит, через полчаса почти совсем светло станет. И мне, мудрому, слегка уставшему от жизни, включая половую, интересно – хватит им этого времени, чтобы всласть настонаться, или не хватит.
Не знаю, чем там кончилось. Жизнью я умудрён, но не настолько, чтобы всё знать заранее.
В общем, если говорить о главном, ничего я в итоге не поймал, кроме какого-то убогого малька, который обрадовал бы любого здешнего пенсионера, если тот выходец из Союза Советских, где по четвергам бывал рыбный день. Меня только расстроил. Крючок из такого вытащить – целое цирковое представление с матом.
Ну, в горести своей поехал часам к десяти на барахолку. Она тут по четвергам вирусы распространяет, когда не запрещено. Так-то всё у меня в этой жизни есть из того, что можно купить, но на хлам посмотреть всегда интересно.
И вот стоит такой фургончик с распахнутой жопой (разрешенной в РФ). Набит всяким хламом. И перед фургончиком дед неопределимого возраста (на вид где-то лет двести десять – двести пятнадцать). Бодрый при этом. И уговаривает какую-то даму чего-нибудь купить. Я б не удивился, если б дама начала стонать баритоном.
- У меня, - говорит дед, - нет цены. Скажи, за сколько тебе продать. Скажи – один шекель.
Тут я встреваю в интимный процесс и спрашиваю, потрясая почти что медной почти что чеканкой с почти что рыбой, которая напомнила мне того малька, из которого я пять минут крючок выковыривал:
- А я могу сказать – один шекель?
- Двадцать шекелей, - немедленно отзывается дед.
Процесс требует торговли, а иначе никакого интереса, никаких страстных стонов и вообще удовольствия.
Я молча вытаскиваю бумажку в двадцать шекелей и отдаю деду.
Он к своим двумстам годам и так сократился в росте где-то до метра пятидесяти, а мои двадцать шекелей сгорбили его ещё больше. Дед знает, что никто у него эту картинку и за пять шекелей не купит. И нам надо было сойтись на восьми и страстно застонать солидарно, и лишиться последних сил. А тут вдруг такое. Коммерческий успех, конечно, - но кому он в двести с лишним лет нужен?
Дед пытается всучить мне в довесок ещё какую-то выцветшую олеографию под треснувшим стеклом и ещё неразборчивые от времени закорюки, тоже под стеклом, хотя почему-то целым. Он объясняет, что закорюками написано благословение дома. Было написано, во всяком случае. Маненько выцвело, но в рабочем состоянии.
Я отказываюсь. Дед сокращается в росте ещё сантиметров на пять, лезет в глубины фургончика и возвращается со сдачей – десять шекелей. Он не то чтобы ненавидит меня, но презирает. Я не просил никакую сдачу, но иначе как бы он выразил презрение ко мне, негодяю?
В районе полудня, страстно обсасывая жареное куриное крыло, я вдруг понял, что в пять утра был молод, наивен и глуп. Там же не просто мутно белела в песке чья-то жопа (разрешённая в РФ). Не просто так кто-то под жопой стонал баритоном. Это кто-то кому-то что-то продавал. Не так важно, что, кому и почём. Важно, что я, мудрый, уставший от жизни, в том числе половой, не понимаю – кто ж там, мать его, был продавец, а кто покупатель.

© Евгений Пейсахович, 2021
Дата публикации: 29.07.2021 17:13:13
Просмотров: 716

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.